Реминисценция в литературе – это отсылка к другому произведению.
Образ Психеи и тема души в творчестве М. Цветаевой
Образ Психеи у Марины Цветаевой связан с темой души, которая является магистральной для творчества поэтессы. Душа является одним из важнейших понятий в поэтическом словаре М. Цветаевой, но оно при этом имеет нечеткие семантические границы, что отчасти связано с мощным фразеологическим шлейфом. Душа в картине мира Цветаевой всегда имеет приоритет над телом, и это отражает русскую языковую картину мира в целом. Сложные вопросы земного бытования, отношений между людьми осмыслялись поэтессой с помощью «двубальной» системы оценки, которая выставлялась в зависимости от того, что стало мотивом поступка – «душа» или же «не душа». В том случае, если побуждала к действию душа, оно оправдывалось, и наоборот, если «не душа» - действие осуждалось.
По представлениям древних греков, Психея – это душа человека, которая изображалась в виде девушки с крыльями бабочки.
И в этом контексте появление образа Психеи как символа души в творчестве Марины Цветаевой выглядит закономерным. Эта закономерность подтверждается также тем, что мотивы, которые встречаются в соответствующих стихотворениях, совмещались в литературной традиции с образом Психеи: Психея как «изгнанница небес», потусторонняя гостья, является героиней произведения Д. В. Давыдова «Душенька». В этом случае реминисценция известного сюжета сочетается с идеализацией образа.
Стихотворение О. Мандельштама «Когда Психея-жизнь спускается к теням» - это непосредственный подтекст последнего стихотворения М. Цветаевой.
Психея-жизнь встречается у ряда авторов, при этом даже описываются сходные ситуации, когда отсутствие Психеи доставляет смерть, а ее присутствие – вносит жизнь. Например, в новелле Л Куперуса «Психея» заточение Психеи в темнице ведет к смерти всего мира и человечества, а освобождение – к возрождению.
Образ души пронизывает все творчество М. Цветаевой. Однако образ Психеи в ее творчестве возник не сразу и продержался в нем не до конца.
Образ Психеи в стихотворении 1918 года как проекция на сюжет Апулея
Имя Психеи в творчестве М. Цветаевой впервые появляется в небольшом стихотворении, написанном в апреле 1918 года. Это стихотворение написано от лица Психеи, которая вернулась «домой» и стоит на пороге. Перед читателем предстает как бы мизансцена, в которой участвуют два лица, но слышен только голос героини. Психея говорит о том, что она не посторонняя, что ей тяжело быть с чужими. Свое пространство и чужое в стихотворении противопоставляется как земля и небо. Героиня при этом совершает путь из своего пространства в чужое. Настрадавшись, она хочет вернуться в свое пространство – небо, однако время разлуки, следы земных скитаний мешают возлюбленному ее признать.
Психея в античной мифологии – возлюбленная Амура, бога любви.
Это стихотворение – проекция на сюжет сказки Апулея. В ней Психея приходит в дом Амура и Венеры. Психея для Венеры является дважды самозванкой: самозваная невестка и самозваная «Венера». Этот мотив в сюжете Апулея является узловым, поэтому референция М. Цветаевой к нему – осознанная («Не самозванка – я пришла домой…»).
Венера через Меркурия объявляет, что ищет служанку Психею. Когда Психея приходит в дом, Венера заставляет ее работать, выполнять самые сложные поручения («И не служанка, мне не надо хлеба…»).
Психея напоминает Амуру о проведенных в волшебном дворце счастливых днях («Я страсть твоя, воскресный отдых твой…»).
Психея в поисках Амура скиталась по земле, искала убежища в храмах («Там на земле мне подавали грош и жерновов навешали на шею»). Здесь мотив жерновов соотносится с эпизодом в храме Цереры, где Психея навела порядок в орудиях для земледелия.
«Возлюбленный! – Ужель не узнаешь?» Прежняя красавица теперь выглядит как нищенка. Цветаева также могла иметь ввиду и против «почернения» Психеи, идущий от Лафонтена.
Однако эти отсылки искажают сюжетную схему апулеевской сказки, так как в оригинальной истории Психея «с повинной» пришла не к мужу, а к его матери. Не были столь драматичны страдания Психеи и на земле. Цветаева также преувеличила и значимость мотива не узнавания. Но здесь не узнавание можно интерпретировать как нежелание узнавать преступную супругу.
Для Цветаевой линия противостояния Венеры и Психеи второстепенна. Здесь две коллизии – «падение» и «восхождение» Психеи – сливаются в одну.
В контексте рассматриваемого стихотворения отсылка к образу Психеи может быть интерпретирована как раскаяние М. Цветаевой, ее желание вернуть мужа. И история Психеи здесь оказывается подходящим кодом для описания этой ситуации.
Вопрос о типах любви в контексте отношений Цветаевой с Эфроном получает самое насущное значение. Поэтесса не сомневалась в себе. Она в разлуке жила мечтами и воспоминаниями, но при этом очень боялась показаться мужу некрасивой. После всех страданий, тягот войны, разоренного быта, революций, Цветаева не была уверена в своей привлекательности. В стихотворении «Друзья мои! Родное триединство!..» Цветаева сравнивает себя с «древней Сивиллой», а надежда на встречу с мужем сопровождается ее страхом быть им неузнанной из-за изменившейся внешности.
Страхи героини в стихотворении не получают разрешения. Однако известно, что конец у апулеевской сказки – счастливый. Возлюбленный должен узнать любимую, освободить ее от последствий безрассудства, который были очищающими испытаниями. У Цветаевой эта тема «искупления грехов» находит слабое выражение, так как текст произведения нацелен именно на счастливый финал. Но нотки покаяния все же присутствуют.
Слово «самозванка» для поэтессы имело личный смысл, помимо очевидных апулеевских проекций. Цветаева ассоциировала себя с самозванкой Мариной Мнишек. Она была для поэтессы идеалом, который получил развитие в «Юношеских стиха». Но она отказывается от самозванчества и подхватывает тему стихотворения «Я пришла к тебе черной полночью…», написанного ранее и обращенного к С. Эфрону. Это стихотворение было написано после разрыва Цветаевой с С. Парнок. И это стихотворение имеет мотивные переклички со стихотворением от апреля 1918 года.
