Интерпретация – это понимание и толкование смысла чего-либо.
«Эдипов сюжет» в русской литературе
«Эдипов сюжет», основу которого составляет судьба героя, который невольно убил отца и вступил в брак с матерью, является одним из самых популярных сюжетов мирового фольклора и литературы.
Название сюжет получил по древнегреческому мифу, который всемирно известен в обработке Софокла «Царь Эдип». Произведение Софокла считается самой совершенной из античных трагедий. Истолкованиями мифа и его сюжетообразующего мотива занимаются ученые различных специальностей.
С.С. Аверинцев рассмотрел миф в контексте культурной традиции античности и показал, что мотив инцеста уже во времена Софокла имел архетипическую связь с идеями запретного/ложного знания, тиранической власти, обожествления как одного из видов религиозного кощунства. Инцест – деяние трагедийно-героическое, исключительное, амбивалентное по своей природе. Это деяние за собой влекло гибель преступника или новое возвышение героя, принявшего удар судьбы с мужеством – слепой изгнанник Эдип после смерти стал покровителем Афин.
«Эдипов сюжет» вписан в одну из ключевых архаико-мифологических схем литературы – миф о великом грешнике.
Древнерусские книжники с историей Эдипа могли познакомиться в домонгольски й период. Перевод Хроники Иоанна Малалы, византийского историка, вошел в состав разных хронологических компиляций. Однако его грубоватый пересказ далек от привычного изложения мифа и распространения в русской рукописной традиции не получил.
Во второй раз «Эдипов сюжет» пришел в древнерусскую словесность на рубеже 14-17 вв., вместе с переводными «повестями о кровосмесителе» - «Повестью о папе Григории» и «Сказанием о Иуде-предателе».
Для отечественной литературы мотив инцеста достаточно редок и всегда заимствован. Ряд текстов современной русской литературы в вопросах трактовки инцестуального конфликта основывается на отечественном опыте древнерусских повестей или народных баллад. Но в национальном менталитете присутствуют механизмы, которые тормозят и видоизменяют использование этого мотива. Базовое представление русского сознания – убежденность в изначальной правоте отцовского, родового начала, его превосходстве над молодым индивидуализмом. Как замечает Г.Д. Гачев, западноевропейскому «Эдипову сюжету», где сын побеждает отца, русская культура предпочитает «Рустамов сюжет», где отец убивает сына. И это представление оказывается под сомнением только в 20 в., в эпоху революций и Гражданской войны.
На рубеже веков в России интерес к «проблеме пола» был не меньшим, чем в Европе, но искать в текстах духовных вождей русского постмодернизма упоминаний о З. Фрейде было бы бесполезным занятием. А. Эткинд отмечает, что творцы и теоретики «Серебряного века» отвечали на многие вопросы, поставленные З. Фрейдом, но отвечали по-другому. Друг другу противостояли ключевых мифологизмы русского модернизма и фрейдизма – «Дионис» и «Эдип». Русские писатели начала 20 в., даже используя материалы фрейдистской теории, были меньше всего склонны к послушному ее иллюстрированию.
Блестящими примерами применения психоаналитических идей в литературной критике являются работы В. Ф. Ходасевича о А. Белом: «Аблеуховы – Летаевы – Коробкины» очерк о А. Белом в «Некрополе».
А. Пильняк. «Нижегородский откос»
Рассказ А. Пильняка «Нижегородский откос» является «русским» случаем изображения «Эдипова комплекса». Сюжетная схема произведения – любовь, преступающая дозволенные границы – в мировой литературе была известно задолго до З. Фрейда. История матери, которая волей судьбы стала любовницей своего сына, изображалась неоднократно в средневековой и ренессансной новеллистике. По своей природе эта сюжетная коллизия амбивалентна. Она может иллюстрировать тезис о изначальной женской порочности, быть примером Божьего милосердия, показывать наглядно, к чему может привести подавление в человеке естественной природы.
Б.А. Пильняк как певец первобытных инстинктов показал их власть над душой человека, посвятил много страниц изображению сильнейшего из этих инстинктов – материнского. В «Нижегородском откосе» отмечается отражение последнего гимназического года автора, проведенного в семье бездетного дяди в Нижнем Новгороде.
В этом плане еще боле автобиографичным является «Поокский рассказ», написанный в том же году и содержащий первые наброски «Нижегородского откоса». Автор с симпатией изображает судьбу фрау Леонтины Битнер. Она приехала в Россию в начале века с мужем и благодаря личным качествам не только смогла выжить в чужой стране в революционные годы, но и сумела реализовать главную свою страсть – жажду материнства, которого была лишена от природы. Леонтина взяла на воспитание внебрачных детей своего мужа и стала им матерью. В рассказе присутствует неразвитый мотив инцеста – любовь Леонтины и племянника ее мужа, жившего временно в их доме.
Наталья Клестова, героиня «Нижегородского откоса» - дальнейшая, более трагическая разработка того же характера, но помещенного в русскую интеллигентскую среду. Совпадают даже подробности внешнего облика – удивительная моложавость, медлительность, общая гамма портрета. В рассказе повествуется о счастливой жизни интеллигентной семьи. Но в эту «хорошую семью» вдруг входит что-то «неосознанное и непонятное» - противоестественная плотская любовь сына к собственной матери.
Публикация рассказа вызвала поток отрицательных отзывов. Критики были возмущены не только «неприличностью» темы, но и тем, чт драма семьи Клестов была так кощунственно сопоставлена с революционными событиями. В этом произведении «Эдипов сюжет» получает и историческую реализацию: сын сражается против отца на Гражданской войне, гибнут оба.
«Эдипов сюжет» встречается также в произведениях:
- С. Богданова «Сын Иокасты»;
- Ю. Волкова «Эдип Царь»;
- Н. Андреева «Принц Эдип».
