Значение слов

Лекция и вопросы по теме 5 Значение слов Как может слово — набор звуков или штрихов на бумаге — значить что-нибудь? Некоторые слова, например «стук», «шуршание», по своему звучанию немного напоминают те явления, на которые указывают; но обычно между именем вещи и самой вещью не бывает никакого сходства. Отношения между ними в общем и целом носят совершенно иной характер. Существует множество типов слов: одни служат именами вещей или людей, другие — качеств или действий, третьи отсылают к отношениям между вещами или событиями, четвертые именуют количество, место и время, а некоторые — вроде таких, как «и» или «от», — имеют значение только в качестве элемента более пространных утверждений или вопросов. По сути, все слова выполняют свои реальные функции именно таким образом: их настоящее значение зависит от значения предложений или утверждений. Слова, в основном, используются в устной и письменной речи, а не просто как ярлыки. Считая все это общеизвестным, зададимся, однако, вопросом: как возможно, что слово обладает значением? Некоторые слова можно определить посредством других слов, «квадрат», например, означает: «плоская равноугольная фигура с четырьмя равными сторонами». И большинство терминов в этом определении можно определить аналогичным образом. Но определение не может быть основой значения всех слов, иначе мы вечно двигались бы по кругу. В конечном счете мы должны выйти на слова, которые обладают значением непосредственно. В качестве простейшего примера возьмем слово «табак». Оно отсылает нас к виду растений, чье специальное латинское название большинству из нас неизвестно и чьи листья идут на изготовление сигар и сигарет. Всем нам знаком вид и запах табака, но само это слово относится не только к тем табачным изделиям, которые вы когда-то видели или которые находятся в поле вашего зрения в тот момент, когда вы его произносите, но ко всем вообще табачным изделиям, знаете вы или нет об их существовании. Вы могли усвоить это слово на нескольких наглядных примерах, но оно остается непонятным для вас, если вы думаете, что оно служит названием только этих, известных вам, примеров. Так что, если вы спросите: «Интересно, где в прошлом году выкурили больше табака — в Китае или в Западном полушарии?» — то ваш вопрос будет осмысленным и у него будет иметься ответ, даже если вы и не сможете его получить. Но смысл как самого вопроса, так и ответа на него определяется тем обстоятельством, что, когда вы произносите слово «табак», оно относится к каждой крупинке этого вещества в мире во все прошедшие и будущие времена, ко всякой сигарете или сигаре, выкуренной в прошлом году в Китае или на Кубе, и т. д. Другие слова этой фразы ограничивают сферу ее значения условиями определенных места и времени, но само слово «табак» может быть использовано для построения такого рода вопросов именно потому, что оно обладает этой огромной, хотя и конкретной сферой применения, превосходящей всякую возможность для вас знать обо всех экземплярах табачных изделий. Как же это возможно для слова? Как может простой звук или надпись обладать такой силой? Очевидно, не благодаря своему звучанию или виду. И не благодаря тому сравнительно небольшому числу случаев, когда вам приходилось иметь дело с табаком и одновременно слышать, произносить или записывать это слово. Нет, здесь есть что-то еще, и это нечто носит всеобщий характер, проявляясь в каждом употреблении слова, кто бы его ни использовал. Вы и я, которые никогда не встречались и не были знакомы друг с другом, поразному имели дело с табаком и относились к нему, — мы употребляем это слово в одном и том же значении. Если вы, и я прибегнем к этому слову, чтобы задать упомянутый вопрос насчет Китая и Западного полушария, то это будет один и тот же вопрос, у которого имеется один и тот же ответ. Далее, человек, говорящий по-китайски, может задать тот же вопрос, употребив данное слово из китайского языка с тем же значением. Каким бы ни было отношение слова «табак» к самому этому растительному материалу, слова из других языков имеют такое же. Отсюда совершенно естественно следует, что отношение слова «табак» ко всем табачным растениям, сигаретам и сигарам в прошлом, настоящем и будущем носит опосредованный характер. За словом, когда вы его употребляете, стоит что-то еще — понятие, идея, мысль, — что каким-то образом охватывает весь табак на свете. Однако это порождает новые проблемы. Во-первых, что представляет собой такой посредник? Где он находится: в вашем сознании или же вне его, а вы его каким-то образом улавливаете? По-видимому, это должно быть нечто, что все мы — и вы, и я, и человек, говорящий по-китайски, — можем уловить, чтобы иметь в виду одно и то же под нашими словами, обозначающими табак. Но как нам это удается, учитывая всю разницу в нашем восприятии данного слова и самого табака? Не правда ли, это так же трудно объяснить, как и нашу способность адресоваться посредством по-разному используемых слов к одному и тому же необозримому по количеству материалу? Не правда ли, вопрос о том, каким образом слово означает идею или понятие (чем бы они ни были), — это такая же проблема, как и вопрос, уже встававший перед нами прежде: каким образом слово означает растение или вещество? Но и это не все: проблема еще и в том, каким образом эта идея или понятие связаны со всеми экземплярами реальной табачной массы? Как понять то обстоятельство, что эта идея связана исключительно с табаком и более ни с чем? Похоже, мы только умножаем вопросы. Пытаясь объяснить взаимосвязь между словом «табак» и самим табаком, помещая между ними идею или понятие табака, мы всего лишь поставили себя перед необходимостью объяснить еще и взаимосвязи между словом и идеей, а также между идеей и самой вещью. Независимо от того, включили мы в наше рассмотрение идею и понятие или не включили, проблема, похоже, заключается в том, что каждый человек всякий раз использует какое-то слово сугубо по-своему — со своим специфическим произношением, почерком, в очень конкретном контексте, — но само это слово относится к чему-то универсальному, что любой другой конкретный человек тоже может подразумевать под этим же словом или другим словом из другого языка. Как может нечто столь специфическое и частное, как звук, с которым я произношу слово «табак», значить нечто столь общее, что я могу прибегнуть к этому слову, говоря: «Держу пари, через двести лет люди будут покуривать табачок уже на Марсе». Вы можете предположить, что такой универсальный элемент обеспечивается чем-то, что присутствует у всех нас в сознании, когда мы употребляем данное слово. Но что именно присутствует у всех нас в сознании? По собственному самоощущению, во всяком случае, мне не нужно ничего, кроме самого слова, чтобы подумать: «Табак год от года дорожает». При этом конечно же я могу представить себе некий образ — это может быть растущий табак или его сушеные листья, а может быть начинка сигареты. Однако это не поможет нам объяснить всеобщность значения данного слова, поскольку любой подобный образ — это всегда конкретный и частный образ. Это может быть образ цвета или запаха конкретного образца табака; и как же этим можно охватить все реальные и возможные случаи существования табака? Кроме того, даже если у вас в сознании и возникает какой-то определенный образ, когда вы слышите или произносите слово «табак», у всех прочих людей, наверное, будет свой и отличный от вашего образ подобного рода. Однако это не мешает всем нам пользоваться данным словом в одном и том же значении. Тайна значения в том, что оно, похоже, нигде не находится — ни в слове, ни в сознании, но и ни в отдельной идее или понятии связующих слово, сознание и вещи, о которых мы говорим. И тем не менее мы все время пользуемся языком, и он позволяет нам формулировать сложные мысли, охватывающие огромные сферы в пространстве и времени. Вы можете рассуждать о том, сколько жителей на Окинаве выше пяти футов ростом; о том, есть ли жизнь в других галактиках, — и те слабые звуки, которые вы произносите, образуют суждения, которые будут истинными или ложными в зависимости от сложных фактов, касающихся вещей столь отдаленных, что вы никогда, вероятнее всего, с ними не столкнетесь непосредственно. Возможно, вы сочтете, что я слишком преувеличиваю универсальный характер языка. В повседневной жизни мы пользуемся языком для выражения мыслей и утверждений гораздо более локальных и частных. Если я говорю: «Передайте соль», и вы мне ее предаете, то для этого не требуется того всеобщего значения слова «соль», которое присутствует в вопросе: «Когда в истории нашей галактики впервые образовалась соль из соединения натрия и хлора?» Обычно слова выступают своего рода инструментами общения между людьми. Когда на автобусной остановке вы видите знак, изображающий фигурку в юбке и указательную стрелку, вы понимаете, что он показывает, где находится помещение для дам. И разве, по большей своей части, язык не представляет собой просто систему подобных сигналов и ответных реакций? Что ж, пожалуй, так и есть, и мы, наверное, сначала именно так учимся употреблять слова: «папа», «мама», «нет», «хватит» и т. д. Но ведь этим дело не ограничивается, и не ясно, как простейшее общение с помощью пары слов, произносимых время от времени, может помочь нам понять использование языка при правильном или ошибочном описании мира, простирающегося далеко за пределы нашего непосредственного окружения. На самом деле, наверное, именно использование языка для решения крупномасштабных задач способно пролить свет на то, что происходит, когда мы пользуемся языком в сугубо частных ситуациях. Такое утверждение, как «соль находится на столе», имеет одно и то же значение, выполняет ли оно чисто практическую функцию во время обеда, или же выступает как элемент описания удаленной во времени и пространстве ситуации, или же представляет собой всего лишь гипотетическое описание некоей воображаемой возможности. Оно имеет одно и то же значение независимо как от того, ложно оно или истинно, так и от того, знает ли говорящий или слушатель, что оно истинно или ложно. Что бы ни происходило в данном обыденном практическом случае, в нем должно присутствовать также и нечто носящее достаточно общий характер, чтобы объяснять все другие, совершенно отличные от данного, случаи, где это утверждение несет одно и то же значение. Конечно, это важное обстоятельство, что язык — феномен социальный. Никто не выдумывает языка для самого себя. Когда детьми мы овладеваем языком, мы подключаемся к уже существующей системе, в рамках которой миллионы людей веками пользовались теми же словами для общения друг с другом. В моем употреблении слово «табак» обладает значением не само по себе, но, скорее, как частичка более широкого спектра употребления этого слова в моем родном языке. (Даже если бы я вознамерился изобрести свой собственный языковой шифр, в котором табак обозначался бы словечком «блибл», я мог бы сделать это, лишь определив для себя этот «блибл» в терминах значения общепринятого слова «табак».) И все равно мы должны еще объяснить, как в моем употреблении это слово обретает содержание, отличное от всех остальных его употреблений, о большинстве из которых я ничего не знаю, — однако помещение моих слов в этот более широкий контекст может, по-видимому, помочь объяснить их универсальное значение. Но и это не решает проблемы. Когда я использую слово, оно может обладать значением как частица моего родного языка; но каким образом использование этого слова всеми остальными людьми, говорящими на одном со мной языке, придает ему его универсальность, далеко превосходящую круг всех ситуаций, в которых оно реально использовалось? Не так уж велика разница с точки зрения проблемы отношения языка к миру, идет ли у нас речь об одном или о миллиардах высказываний. Значение слова содержит в себе все случаи его возможного использования — как истинного, так и ложного, — а не только действительно имевшие место; случаи его действительного использования — это лишь мизерная часть случаев возможных. Мы — слабые и ограниченные существа, но значения слов позволяют нам при помощи звуков и значков на бумаге мысленно охватывать весь мир и множество вещей в нем и даже придумывать такие вещи, которых не существует и, возможно, никогда не будет существовать. Проблема заключается в том, чтобы объяснить, как такое возможно: каким образом то, что мы говорим или пишем, что-то значит — включая и все слова в этой книге? Материал для размышлений 1) Эта глава начинается с вопроса Т. Нагеля: «Как может слово - набор звуков или штрихов на бумаге - значить что-нибудь?» О чем этот вопрос? Сопоставьте две фразы: 1) «слово “квадрат” означает: “плоская равноугольная фигура с четырьмя равными сторонами”»; 2) «знак, изображающий фигурку в юбке, означает помещение для дам». Есть ли разница (если «да», то в чем она заключается) между словом «означает» в первом и во втором случае? Слово - это знак (язык в целом представляет собой знаковую систему). Но и фигурка в юбке тоже знак. В чем разница между ними (в чем разница в употреблении понятия «знак», когда речь идет о слове и когда речь идет о графическом символе)? - Во втором случае знак является (служит, выполняет функцию)...чего? - Закончите фразу. 2) «Когда на автобусной остановке Вы видите знак, изображающий фигурку в юбке и указательную стрелку, Вы понимаете, что он показывает, где находится помещение для дам. Разве язык, по больше своей части, не представляет собой просто систему подобных сигналов и ответных реакций?» Свой ответ сопоставьте с ответом Т.Нагеля: «Что ж, пожалуй, так оно и есть, и мы, наверное, сначала именно так учимся употреблять слова: «папа», «мама», «нет», «хватит» и т.д. Но ведь этим дело не ограничивается...» Если графический знак выполняет функцию сигнала (цель которого вызвать (пробудить, разрешить) либо пресечь (запретить) какую-либо реакцию), то можно сказать, что система дорожных знаков является (по сути своей) системой сигналов. Но нельзя сказать, что система дорожных знаков является языком. А про язык жестов - можно. Почему? В чем разница? Почему система дорожных знаков является сигнальной системой, а система словесных знаков образует (включается в) более сложную знаковую систему языка? Почему в одном случае набор знаков образует систему сигналов, а в другом - язык? В чем разница между содержанием, значением (смыслом), действием (поведением) знака в первом и во втором случае? Что нужно, чтобы знак стал сигналом, и что необходимо, чтобы знак стал языком (частью языкового пространства)? Есть ли между двумя видами этих знаков сходство? Если «да, то в чем оно заключается (как проявляется)? И, как следствие: что общего между языком и сигнальной системой? В каких случаях язык используется как язык (собственно в функции языка), а в каких - как система сигналов? Приведите примеры. В чем разница? Почему язык не может быть сведен к сигнальной системе (втиснут в нее)? (В чем избыточность языка?) Отношения в сигнальной системе (или, точнее, отношения, которые задает сигнальная система) строятся по принципу: «стимул - реакция» (назначение которого, как было сказано выше, вызвать (пробудить, разрешить) либо пресечь (запретить) какую-либо реакцию). Учитывая это, ответьте на вопрос: какую функцию выполняет сигнальная система (какую цель преследует)? - Принимая во внимание, что система сигналов (стимулов) используется для того, чтобы поощрить (побудить) кого-либо (например, ребенка в процессе воспитания и обучения; собаку в процессе дрессировки) к какой-либо реакции (действию) или же к воздержанию от них, можно сделать вывод, что сигнальная система в целом и принцип «стимул-реакция», в частности, служат (используется) для... Закончите мысль. Т. Нагель говорит, что поначалу мы учимся употреблять слова «папа», «мама», «нет», «хватит» и т.д. не как слова, а как систему подобных сигналов и ответных реакций на них. - К чему тогда сводится наше общение? Какие функции выполняет язык, функционирующий как система сигналов? Каковы качественные характеристики общения (коммуникации), понимаемого (воспринимаемого) только как система сигналов? Что исключается из такого общения (становится невозможным)? Примечание: если система сигналов задает одни реакции и блокирует другие (нежелательные с точки зрения этой системы), формируя длительные, устойчивые рефлексы (которые впоследствии складываются в целостный образ хорошо воспитанного человека или отлично выдрессированной собаки, в зависимости от того, о ком или о чем идет речь), она, тем самым, служит целям контроля, организации и управления человеческим (и не только) поведением. Ребенок, с этой точки зрения, использует словесные знаки именно так: как систему сигналов, способных вызвать в окружающих его людях нужную ему реакцию. Достаточно проследить за тем, с какой интонацией он произносит слова «папа», «мама»: иногда это просьба, иногда приказ, иногда - упрек, иногда - благодарность (за оказанную услугу, удовлетворение желания и т.п.), и очень редко - чистое общение. Следовательно, когда говорят, что маленькие дети - хорошие манипуляторы, это вовсе не означает наличия у них какой-то необыкновенной, сверхприродной психологической прозорливости. Это означает, что они не способны (пока еще) к общению в чистом виде (в собственном, не служебном смысле этого слова), поскольку язык для человека (на ранней стадии его развития) ничем не отличается от системы дорожных знаков и указателей, так как воспринимается (понимается) им только как одно из многочисленных средств манипуляции поведением других людей, к управлению которым(и) (имеется в виду: и поведениями, и людьми) сводится, тем самым, все общение. Это размышление заново побуждает нас поставить вопрос об отличии человеческого языка от сигнальной системы, каковой является система дорожных знаков и указателей: что (какие функции) обе системы могут выполнять одинаково хорошо? Какие задачи лучше будет выполнять именно сигнальная система? Какие функции (в организации человеческого, по своему качеству, общения) может выполнять только система языка? В каких ситуациях? Приведите примеры. (Другими словами: в чем ограниченность сигнальной системы по сравнению с системой языка? Утешить, ободрить человека сломленного горем; побудить испытать (пережить) вдохновение, восторг, эстетическое наслаждение; поделиться с другими своей радостью или поведать о своих печалях - возможно ли все это в рамках сигнальной системы? Ответ обоснуйте). 3) «Слово «табак» относится не только к тем табачным изделиям, которые Вы когда-то видели или которые находятся в поле Вашего зрения в тот момент, когда Вы его произносите, но ко всем вообще табачным изделиям, знаете Вы или нет об их существовании. Когда Вы произносите слово «табак», оно относится к каждой крупинке этого вещества в мире во все прошедшие и будущие времена, ко всякой сигарете или сигаре, выкуренной в прошлом году в Китае или на Кубе, и т.д.» Сопоставьте высказывание Т. Нагеля с размышлением американского социолога первой половины 20 в. Чарльза Райта Миллса и ответьте на вопросы: «В социологическом воображении индийский брамин середины 1850 г. располагается рядом с фермеромпервопроходцем из Иллинойса; английский джентльмен XVIII века — рядом с австралийским аборигеном и китайским крестьянином, жившим 100 лет назад, с современным политиком из Боливии и французским рыцарем-феодалом, с объявившей в 1914г. голодовку английской суфражисткой, голливудской звездой и римским патрицием. Писать о "человеке" значит писать обо всех этих мужчинах и женщинах — о Гете и живущей по соседству девчонке». А) Как эти два высказывания проясняют друг друга? (В чем они пересекаются?) Б) Какую проблему позволяют поставить (высветить)? В) Как проявляется (в чем заключается парадокс) универсальность(ти) слова? Чем она обеспечивается (благодаря чему становится возможной)? Несмотря на что? (Вопреки чему?) Г) Как универсальность слова связана (проявляется, раскрывается в) с отношением: 1) слова к вещи; 2) слова к понятию (идее); и 3) понятия (идеи) к предмету? Д) Загадка универсальности слова заключается в его особом отношении со временем (ко времени). В чем это проявляется? Иначе говоря: как раскрывается связь слова и времени? Какое значение (для прояснения характера этой (взаимо)связи) имеет универсальность слова? Как универсальность слова раскрывается на материале (проявляется посредством, через) проблемы времени, и наоборот? Как формулируется (какой предстает) проблема времени в контексте слова (в пространстве слова)? Или, как вопрошал поэт Иосиф Бродский: «Что слово делает со временем?» Почему? А также: благодаря чему? (С помощью чего?) Е) Какие выводы, имеющие этическое и социальное значение, отсюда следуют? Примечание: принято считать, что слова (например, имена существительные) обозначают предмет. Значит ли это, что существительное «стол» обозначает именно тот предмет, за которым я сейчас пишу? - Да. Следует ли из этого, что такой же предмет в кабинете моего отца этим словом («стол») обозначаться не может, потому что мы слово «стол» уже использовали (один раз) для обозначения того предмета, за которым я каждый день занимаюсь? - Нет. Слово обозначает и этот предмет, и другой, и еще один, не похожий на предыдущий (подобно тому, как обеденный стол не похож на письменный и т.п.). Слово (в отличие от имени, прозвища, клички) не является принадлежностью (собственностью), неотъемлемой индивидуальной характеристикой данного конкретного предмета. Нельзя даже сказать, что слово «стол» выражает данный конкретный предмет, потому что, будь оно так, оно являлось бы эксклюзивной особенностью только данного предмета и никакого другого, следовательно ни один стол в мире, кроме него, не мог бы называться этим именем (не мог бы использовать это имя для своего обозначения). Поэтому правильнее будет сказать, что слово обозначает не предмет (конкретную материальную вещь), а что-то еще, что, присутствуя и в этом предмете, и в любом другом, позволяет нам не ограничивать сферу применения данного слова рамками того предмета, который у нас есть в наличии (или даже рамками конкретной совокупности подобных предметов), а выражает собой сам (формообразующий) принцип организации такого рода предметов. Что он (этот принцип) собой представляет? Или так: что стоит между словом (понимаемым как «набор звуков или штрихов на бумаге») и предметом, что позволяет охватывать целый комплекс однородных вещей и явлений? Другими словами: возьмем для примера обеденный стол, письменный стол, туалетный столик, стол для жертвоприношений. Каждый из этих предметов (различных по своей форме, функциям и назначению) носит одно и то же имя: стол. Означает ли это, что любой из этих предметов, взятый в отдельности, выражает собой (целиком и полностью) понятие «стол»? Почему? Каждый из этих предметов (обеденный стол, письменный и т.д.) являет собой всего лишь частную ситуацию (к тому же одну из многих), в которых находит применение слово «стол». => Ни один из них не исчерпывает собой всего объема этого понятия. Предмет лишь частично (выборочно, неполно) отображает значение слова. Слово и предмет не равноценны (так как любой материальный объект предъявляет, показывает нам только часть из обозначаемого, подразумеваемого этим словом), поэтому слово не может выступать заместителем (заменителем) объекта. Поскольку объем слова не исчерпывается указанием на конкретный предмет, границы слова не совпадают с материальными границами конкретного предмета, следовательно, слово нельзя рассматривать как ярлык, исключительно для данной вещи предназначающийся. Но слово преодолевает не только пространственную, но и временную ограниченность предмета: предмет, стоящий в учительской и обозначаемый словом «стол» может сломаться, прекратить свое существование (или стать чем-то другим: превратиться во что-то иное, например, в дрова), но подверженность каждой материальной вещи тлению, ее подчинение неумолимо действующим в материальном мире процессам хаоса и распада, никак не отражается (не затрагивает) понятия предмета, выражаемого этим словом и лишь отчасти воплощенного (представленного) в данной конкретной вещи. То есть второй закон термодинамики бессилен над словом (понятием, идеей, мыслью в нем запечатленной). Более того, поскольку слово (например, табак) «охватывает все реальные и возможные случаи существования табака» (то есть когда мы произносим «слово “табак”, оно относится к каждой крупинке этого вещества в мире во все прошедшие и будущие времена»), то каждый раз, когда мы произносим это слово, пусть даже по отношению к конкретному предмету, с которым мы в данный момент имеем дело - мы называем (обозначаем) больше, чем данный предмет может собою выразить. Произнося одно только слово для того, чтобы именовать тот предмет, которым мы сейчас заняты, мы вместе с тем (одновременно с ним) обозначаем (намечаем, выражаемым) всю совокупность подобных предметов, имевших место в прошлом, настоящем и будущем. Следовательно, реальность слова (реальность, обозначаемая, выражаемая словом) не совпадает с реальностью той вещи (не тождественна ей, ею не исчерпывается), для обозначения которой оно используется в данный момент. Как пишет Т. Нагель: «Значение слова содержит в себе все случаи его возможного использования - как истинного, так и ложного, а не только действительно имевшие место; случаи его действительного использования - это лишь мизерная часть случаев возможных». Таким образом слово хранит в себе следы реальности (присутствия) разновременных предметов - минувших, нынешних и грядущих объектов нашего (в общечеловеческом смысле данного слова) опыта. Так, слово «табак», охватывая «своим значением весь табак на свете» - подразумевая «все табачные растения, сигареты и сигары в прошлом, настоящем и будущем» (поскольку в самом понятии «табак» не содержится указания на то, что мы должны «ограничить значение данного слова условиями определенных места и времени»), делает их тем самым со (рядо)положенными, одно - временными (со-временными) друг другу, выстраивая между ними иные временные отношения (развертывая их в ином временном порядке), чем это имеет место в реальной хронологии как строго фиксированной и необратимой последовательности событий. То есть, слово переустанавливает отношение обозначаемых им предметов со временем. Или так: за проблемой «взаимосвязи между словом и идеей, а также между идеей и самой вещью» (отношения слова к понятию→понятия к вещи) стоит проблема взаимоотношения каждого из них со временем. Но нас интересуют (взаимо) отношения слова, понятия (идеи), вещи (предмета) со временем, в которые они вступают (отношение, которое они имеют к времени) не сами по себе (каждый в отдельности), а то отношение со временем (ко времени), которое они обретают в пространстве самого слова. Ибо загадка слова (тайна значения) проявляется в том, что оно «позволяет нам формулировать сложные мысли, охватывающие огромные сферы в пространстве и времени. Мы - слабые и ограниченные существа, но значения слов позволяют нам при помощи звуков и значков на бумаге мысленно охватывать весь мир и множество вещей в нем и даже придумывать такие вещи, которых не существует и, возможно, никогда не будет существовать. Вопрос заключается в том, чтобы объяснить, как такое возможно?» Но проблема не исчерпывается только этим: потому что время по-новому проявляет (иначе раскрывает) себя в слове. Слово трансформирует наши привычные представления о времени: попадая в пространство слова (пространство значения), течение, ход времени меняется, а само оно преобразуется (происходит обращение, преображение, претворение времени. Во что?). Это не единственный вывод, который можно сделать из замечания Т. Нагеля о значении слова и заключенных в нем возможностях. Слово, обладая способностью сохраняться во времени (Ср. у Т. Нагеля: «Никто не выдумывает языка для самого себя. Когда детьми мы овладеваем языком, мы подключаемся к уже существующей системе, в рамках которой миллионы людей веками пользовались теми же словами для общения друг с другом»), одновременно обладает способностью сохранять время в себе (или, вернее, сохранять следы своего (разновременного) присутствия во времени). Другими словами, оно обладает памятью: слово содержит в себе информацию не только о том, как менялось (наполнялось, расширялось и т.д.) его значение на протяжении некоторого исторического отрезка, но и о возможных контекстах его употребления, и даже о личностях - участниках (субъектах) коммуникации. Например, слова «чувиха» и «девушка» обозначают одно и то же существо женского пола, но описывают они его по-разному. И дело не (с)только в стилевой окраске: за разной коннотацией стоит разное отношение к называемому объекту, что, в свою очередь, предполагает не только разницу в моделях поведения, закрепленных за этим значением (продиктованных тем или иным отношением слова к предмету) - разница в словах указывает на разницу в личностях говорящих. То есть слово не столько обозначает предмет, сколько воссоздает тот контекст, в котором он существует (одновременная задавая (намечая) личности участников - субъектов отношений). Или так: слово обозначает не изолированный предмет (взятый сам по себе), а систему отношений, в которую он изначально вписан. Так, когда мы слышим слова «чувиха» и «девушка», «стул» и «стульчик», нашему пониманию оказывается доступно не только описание названного предмета, но вместе с тем (в то же время) и указание на отношение к нему со стороны говорящего, и, своего рода, абрис личности самого говорящего - субъекта речи. Обратите внимание, можно сказать: «слово обозначает не изолированный предмет, а предмет, изначально вписанный в (определенную) систему отношений». А можно сказать и подругому: «слово обозначает не изолированный предмет (взятый сам по себе), а систему отношений, в которую он изначально вписан». Что при этом меняется? Чем эти две фразы существенно отличаются друг от друга? Какая проблема (какие вопросы) при этом возникает? Какое из двух высказываний кажется Вам наиболее правильным (наиболее точным)? Почему? ЗАДАНИЕ: 1) Поразмышляйте над прочитанным (лекция + материал для размышлений). Дайте свой комментарий: что показалось Вам парадоксальным, вызвало удивление? Расскажите о Вашем опыте размышления над поставленными в тексте вопросами и проблемами. Опишите вопросы и возражения, которые возникали у Вас в ходе работы. Что дала Вам работа с этим материалом (что помогла понять, прояснить; что оставила неясным или, наоборот, усложнила)? 2) Прочитайте и поразмышляйте над фрагментом текста Стивена Лоу (смотреть в папке "Дополнительные материалы по теме"). Дайте свой комментарий: что показалось Вам парадоксальным, вызвало удивление? Расскажите о Вашем опыте размышления над поставленными в тексте вопросами и проблемами. Опишите вопросы и возражения, которые возникали у Вас в ходе работы. Что дала Вам работа с этим материалом (что помогла понять, прояснить; что оставила неясным или, наоборот, усложнила)? 3) Сопоставьте подходы Томаса Нагеля и Стивена Лоу: в чем особенность каждого из них?