Житие — это жанр церковной литературы, в котором описывается жизнь и деяния святых.
Новаторство в творчестве протопопа Аввакума
Протопоп Аввакум по праву считается одним из величайших писателей эпохи, которая предшествовала развитию национальной русской литературы. Классики 19 века – Л. Толстой, И. С. Тургенев, Н. С. Лесков и др. – восхищались словесным мастерством Аввакума, колоритностью, яркостью его художественной речи.
В литературном творчестве протопопа Аввакума нашли яркое выражение общие процессы истории литературного языка в 17 веке. Чередование, смешение, соотношение и взаимопроникновение книжно-славянского и народно-русского речевого стиля – важный и типичный для развития русского литературного языка процесс. И этот процесс был выразительно и разнообразно представлен в творчестве Аввакума в различных жанрах. Например, в «Житии» разговорно-бытовой сказ переплетен с книжно-церковной риторикой проповеди, обвинения и защиты. Произведение то принимает форму агиографической повести, то становится страстной защитительно-обвинительной речи по делу правоверных и никониан, Христа и дьявола, то превращается в народно-драматический сказ о жизни несчастного горемыки. В стиле Аввакума церковно-книжная речь, красноречие и просторечие вступают в совершенное новое взаимодействие.
«Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» — это уникальный памятник русской литературы XVII века. В отличие от других произведений той эпохи, «Житие» написано грубым языком и отличается нарочитой простотой. В этом произведении не отражены литературные нормы и каноны.
Народно-разговорные слова и фразы в сочинениях протопопа Аввакума объединяются в группы с ориентацией на центральные церковно-библейские образы и выражения. Эти подвижные и живые образы то проявляются открыто, то образуют только смысловой фон, порой совершенно ускользающий, а иногда явственно и неожиданной проявляющийся в словесной сфере, далекой от них. Таким образом, создается иллюзия постоянной семантической двупланности, образуется, по определению Аввакума, «приводная речь». Так, в отрывке из «Жития» «Я бы и Никона отступника простил, как бы он покаялся о блудни своей ко Христу; ино лиха не та птица» примененный к Никону образ птицы в метафорическом раскрытии соединяется с лексическим значением – блудни. Птица оказывается блудным сыном. Таким образом, соединяются разговорно-бытовой и церковно-книжный словесный ряд. Образ дикой птицы здесь сочетается с библейским образом блудного сына.
Проблема метафорических иносказаний, приравниваний, «приводной речи» важна для понимания «непрямых», скрытых значений, в церковно-славянском контексте часто связанных со словами и выражениями, имевших лексических «двойников» в просторечии, с совершенно другим семантическим значением. Позже, в 18 – начале 19 вв. многие из этих книжно-славянских выражений, вырванные из контекста, при переходе в просторечие изменили семантический облик. Поэтому «приводные» смыслы приходится восстанавливать из контекста.
Взаимодействие церковно-книжного и народно-разговорного стиля в творчестве Аввакума
Оригинальность творчества протопопа Аввакума обнаруживается и в области книжно-церковной лексики. Творчество Аввакума в основном направлено на перегруппировку образов, их столкновение с народно-разговорными выражениями, образование единых разговорно-книжных семантических систем. Своеобразие стиля протопопа Аввакума заключается в первую очередь в устранении резкой границы между торжественно-книжной и просторечно-разговорной группами слов, в неожиданных приемах их лексического и фразеологического взаимодействия и контаминации.
Например, при изображении душевного состояния «людей божиих» у Аввакума чаще всего используются глаголы «плакаться», «плакати», которые гармонируют с образом пути в «царствие небесное». В то же время глагол «плакать» употребляется при описании чувств «детей духовных» к Аввакуму, усилия картины их беззащитности, бедствий и выступая одним из главных обозначений жизненных страданий. Дар слез был дан всем истинным «духовным детям». А из «врагов божьих» глагольная форма «заплакал» употребляется только один раз к Пашкову, перед тем, как произнести речь Иуды.
В таком обилии слез, характерном для «мира святых», указаниях на их «плач» и «слезы» в стиле протопопа Аввакума заложен религиозно-символический смысл. Это один из способов словесного оформления мира в церковно-славянской фразеологии. Способность «питатися слезами», «плакать», «слезными струями измываттися» является одной из черт образа истинного христианина. И развитие церковно-книжного смысла слов «слезы», «плакать», «плач» у Аввакума воплощается в образе «плачевного жития».
Экспрессия святых слез, которая связана со словесным их выражением, иная, чем житейского плача «грешных». Для иллюстрации Аввакум дает стилистическое толкование библейских описаний плача Марии Магдалины и Христа над Лазарем. На основании этого Аввакум устанавливает антитезу «смиренного плакания» святых и «безчинного вопля и плача по-язычески» «грешных».
Как и другие древнерусские книжники, Аввакум черпает из церковно-библейского круга выражения своеобразного строения, составленные из групповых сращений слов. Однако у Аввакума оригинален характер использования таких фразеологических сращений, нередко сохраненных в слитности. Он их преобразует следующими способами:
- размещением по новым контекстам;
- способом смысловых «заражений» от необычного словесного соседства;
- стилистическим «подновлением» смысловой структуры фразы, сближения с разговорной лексикой;
- народно-разговорная реализация церковно-книжного образа.
Одним из приемов выхода за рамки церковно-книжной лексики, используемых Аввакумом, является форма сравнения. Чаще всего сближение словесных рядов в сравнении у Аввакума осуществляется с помощью глагола, оказывающегося семантическим центром двух фраз. Этот глагол как бы внутри себя реализует перелом двух значений. Сочетанию разных видов литературной речи в произведения Аввакума содействует диалог. С помощью диалога он вводит в повествование новые формы экспрессии, необычные синтаксические приемы, разговорно-фамильярная лексика. Иногда диалог с соотношениями реплик, формами отношения к повествованию создает игру слов и смыслов. Персонажи «Жития» узнаются по репликам, а их отношение к событиям и вещам прочно закреплено в определенных формулах. Аввакум только напоминает эти характерологические особенности образа.