Введение в этическую проблематику
Выбери формат для чтения
Загружаем конспект в формате doc
Это займет всего пару минут! А пока ты можешь прочитать работу в формате Word 👇
Лекция 1 «Введение в этическую проблематику»
План лекции
1. Понятие морали
2. Обычай, мораль и право
3. Особенности морального сознания
Литература
1. Скворцов, А. А. Этика. Базовый курс: учеб. для бакалавров вузов / А. А. Скворцов; под общ. ред. А. А. Гусейнова. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Юрайт, 2015. – 310 с.
2. Гусейнов А. А. История этических учений. URL: http://sbiblio.com/biblio/archive/guseynov_istorija/ (дата обращения 01.09.2017).
1. Понятие морали
Само слово «мораль» происходит от латинского moralitas, moralis, mores – традиция, народный обычай). Мораль – это особая, культурно-нормативная форма внебиологической регуляции человеческих отношений, оценивающая их с точки зрения добра и зла.
Мораль является внебиологической формой регуляции человеческих отношений прежде всего потому, что она является атрибутом сложной социальной жизни и непосредственно зависит от культуры, в лоне которой она формируется. В известном смысле мораль можно назвать особым достоянием человека (наряду с разумностью и способностью к абстрактному мышлению, речью, эстетическим восприятием и т.п.), поскольку в природе совершенно нет места меркам добра и зла. Природа их не знает, поскольку животный мир не знает свободы и не может позволить себе делать выбор: невозможно представить себе животное, делающее выбор в пользу поведения, не сообразующегося с тем, что требует инстинкт – например, добровольно перешедшего на вегетарианскую диету медведя, имеющего возможность быть хищником. Медведь не может поступить иначе, чем так, как предписывает ему его конституция и место в биоценозе (поэтому, кстати, иногда встречающиеся комментарии в фильмах о дикой природе выглядят неуместными: гепард не «жестокий хищник», поедающий «беззащитную» антилопу – ни то, ни другое животное не имеют выбора действий в силу биологических обстоятельств, а потому и их оценка с позиций добра и зла невозможна).
В любом человеческом обществе мораль «покрывает» собой весь возможный спектр нравственных оценок, включая в себя представления об одобряемом, допустимом и запретном, причем представления о запретном возникали раньше всего остального. Этнография в 19-20 вв. обнаружила немало тому свидетельств, и запретное в архаических культурах стали называть словом «табу», заимствованным из полинезийских языков.
Табу – в первобытном обществе система запретов на совершение определенных действий (употребление каких-либо предметов, произнесение слов и т. п.), нарушение которых карается сверхъестественными силами. Табу регламентировали важнейшие стороны жизни человека и обеспечивали соблюдение брачных норм. Принято считать, что именно религиозно подкрепленные представления о табу послужили основой многих позднейших социальных и религиозных норм.
Как можно заметить, мораль развивалась, поскольку табу охватывает только запретное, тогда как речь идет о морали как о том, что включает в себя и допустимое, и одобряемое. Можно сказать, что исторически нормы оценки добра и зла менялись, и вместе с ними менялась мораль.
Для примеров того, насколько исторически существовавшие нормы морали могли отличаться от привычных нам, можно обратиться к истории.
Например, в Античности спартанские женщины славились своем добродетельностью (в те времена, как и сейчас, в числе первых добродетелей упоминали супружескую верность). Однако внимательный взгляд на сочинения античных историков позволит узнать, что источником всеобщего мнения о добродетельности спартанок могла быть как верность сама по себе, так и отсутствие в общественном сознании представлений о том, что факт копуляции замужней женщины с посторонним мужчиной непременно является изменой.
Античный историк Плутарх (ок. 45 г. – ок. 127 г.) в сочинении «Изречения спартанских женщин» сообщает следующее:
Один человек велел спросить у спартанской женщины, склонна ли она вступить с ним в связь. Она ответила ему: «Еще девочкой я научилась слушаться отца и так и поступала всегда; став женщиной, я повинуюсь мужу; если этот человек делает мне честное предложение, пускай обратится с ним сперва к моему мужу». (Примечание: «...к моему мужу». – О свободе брачных отношений у спартанцев и пережитках там группового брака см. сравнение Ликурга – «Спартанец разрешал вступать в связь со своей женой тому, кто его об этом просил» (см. примеч. 19 к изречениям Ликурга). http://simposium.ru/node/1065
В следующем примере, наглядно демонстрирующим отличие некогда существующих представлений о добре и зле от ныне действующих, речь пойдет о практике т.н. «строительной жертвы». Под строительной жертвой археология понимает человеческое жертвоприношение, совершаемое в момент закладки какой-либо значимой постройки – крепости, моста, даже нового дома. Человека (ребенка, женщину, женщину с ребенком, мужчину или нескольких человек без различия пола), как правило, живым замуровывали в фундамент постройки, которая, благодаря этому, должна была стать крепче, надежнее и испытать меньше внешних опасностей. Этот обычай в древности был широко распространен среди не только народов Евразии – по-видимому, его география гораздо шире. Вот как его изображает писатель Томас Манн в романе «Иосиф и его братья», написанном по мотивам ветхозаветного сюжета из книги Бытия:
«Иаков узнал, что в начальную пору брака у этой четы был самый настоящий сынок, но его, по случаю постройки дома, они принесли в жертву, то есть живьем, в глиняном кувшине, в придачу к светильникам и чашкам, похоронили в подстенье, чтобы снискать дому и хозяйству удачу и процветанье». (Иосиф и его братья, Т.1, Былое Иакова, раздел 4, Ужин).
Помимо художественной литературы обычай строительной жертвы можно иллюстрировать и фактическим археологическим материалом: строительная жертва была совершена при закладке замка Маруока, построенного в Японии на о. Хонсю в к. 16 в. При его строительстве был совершен ритуал хитобасира (японский вариант строительной жертвы), когда в основание замка была замурована живая крестьянка. Как видно, этот, кажущийся нам варварским, обычай, практиковался в Японии до довольно позднего времени.
Тем не менее, при всей исторической изменчивости моральных норм, можно констатировать наличие в них некоторых константных (постоянных) характеристик. Прежде всего можно утверждать, что мораль основывается на понятии нормы, которая охватывает спектр оценок поступков с точки зрения максимума и минимума. Иначе говоря, моральная норма вмещает в себя, с одной стороны, идеал как максиму (предельный ориентир в поведении и в оценках) и необходимый минимум правил, делающих возможным социальную жизнь (раньше для этих целей нередко использовался термин «общежитие», подчеркивающий важность мира и добрососедства в социальных отношениях). Как видно, норма (и вообще мораль) невозможна без оценок, поэтому можно сказать, что к области морали относятся обычаи, предписания, поступки (используемые в качестве образцов), имеющие ценностный смысл (т.е. дающие предписания действовать определенным, соответствующим образцу, образом).
Всякая оценка и всякое следование образцу предполагает возможность выбора, и выше уже шла речь о том, что поведение животных, не имеющих альтернативы в своих действиях, не подпадает под оценку с моральной точки зрения. Т.о. очевидно, что свобода является и непременным условием морального сознания, и его «индикатором», поскольку в именно в области морали человек проявляет себя как разумное, сознательное и свободное существо. Человек свободен прежде в моральной сфере прежде всего потому, что его жизнь в эмпирическом (от греч. «опыт», вещественном, материальном) плане в общем-то несвободна и подчинена причинно-следственным связям почти в той же мере, что все прочее в природе. В моральной сфере, т.е. при оценке мира и себя в нем с точки зрения добра и зла, человек не только делает выбор в пользу того или другого, но и разрывает круг необходимости, череду причинно-следственных связей, опутавших его эмпирическое существование. Не секрет, что во имя идеала человек способен на невозможное – подвиг не совершается ради пустяка. Совершение невозможного, жертва всем, даже самым дорогим – собственной жизнью – ради идеала, ради добра, ради долга и того, что превыше всего материального – не является ли это разрыванием природных причинно-следственных связей, когда человек пренебрегает самым главным своим природным инстинктом – инстинктом самосохранения? История изобилует случаями, заставляющими изумленно наблюдать победу человеческого духа над необходимостью материального мира и его причинно-следственными связями, когда человек делал выбор в пользу невозможного и невыносимого.
Примеры мужества и свободного выбора в пользу долга во множестве может показать история Великой Отечественной войны. Среди них можно найти подвиг гв. лейтенанта Александра Петровича Мамкина (1916 г. – 1944 г.), эвакуировавшего из расположения партизанского отряда воспитанников Полоцкого детского дома № 1, спасенных партизанами от использования немецкими оккупантами в качестве доноров (об операции белорусских партизан «Звездочка» можно прочесть здесь). А.П. Мамкин, многократно пересекавший линию фронта на легкомоторном самолете Р-5 в рейсах по снабжению партизанских отрядов, эвакуировал в советский тыл детей, спасшихся от смерти в немецком плену. В своем последнем полете, имея на борту земли двух тяжелораненых партизан, воспитательницу Полоцкого детдома и десять её воспитанников, Мамкин был подбит, и его самолет загорелся. Пилот мог выпрыгнуть с парашютом, однако решил бороться за жизни пассажиров. Когда пламя с моторного отсека перекинулось на кабину, на летчике загорелась одежда, щлемофон, стали оплавляться летные очки. Несмотря на ожоги и ноги, обгоревшие до костей, Мамкину все же удалось посадить машину в расположении частей Красной Армии. Никто из пассажиров не пострадал, а сам пилот через шесть дней скончался от полученных ожогов.
О таких историях трудно писать и нелегко говорить, потому что не найдется таких слов, которые были бы способны выразить то, что чувствует слушатель, неравнодушный к чужой боли и мужеству – и вовсе невозможно угадать то, что чувствовал сам герой и как он осознавал себя в тот момент. В контексте же того разговора, который ведется здесь, можно смело утверждать одно: в истории этого подвига человек являет себя как свободная личность, пренебрегшая всем ради долга и правого дела и принесшая невозможную и окончательную жертву во имя жизни других.
Конечно, этику лучше всего изучать на примерах, показывающих торжество человеческого духа над телом, но и без ее теоретического пласта нельзя обойтись. Теоретический разговор о ней осложняется тем, что этика – это сфера знаний, обремененная значительным влиянием эмпирической сферы в виде естественного языка и обыденных представлений о добре и зле. Так, термины «мораль» и «нравственность» обычно используют в качестве синонимов. Однако само наличие двух терминов, обозначающих одно явление, указывает на существование двух смысловых оттенков в понятии морали.
Нравственность – это обычаи, бессознательно усвоенные индивидом. В нравственности совпадают должное (предписания, т.е. то, как должно быть) и наличное (существующее, т.е. то, как есть на деле, фактическое поведение людей). Мораль, согласно философу Георгу Гегелю (1770 г. – 1831 г.), это как бы критическая оценка нравственности (обычаев, нравов, общепринятых моделей поведения). По Гегелю, в морали свободная личность сознательно ищет всеобщего закона (применимого ко всем), лежащего в основе нравов; иными словами, в морали мыслящий человек пытается найти некое универсальное основание для конкретных представлений о добре и зле.
2. Обычай, мораль и право
Когда речь идет о морали в социально-практическом плане, обычно рассматривают триаду мораль – обычай – право.
Поведение, опирающееся на моральные нормы, и поведение, опирающееся на обычай, на первый взгляд, сходны. В самом деле, и мораль, и обычай регулируют человеческие взаимоотношения. И мораль, и обычай не формализованы как законы (не институализированы, т.е. не оформлены в твердо установленные и поддерживаемые конкретными социальными институтами нормы), то есть моральные предписания и обычаи не исходят от какого-то особого учреждения, которое добивалось бы принудительного их исполнения. Но между поведением на основе обычая и моральным поведением есть существенные различия.
Обычай – это устойчивые, стереотипные способы массового поведения; иначе говоря, это исторически сложившийся стереотип поведения. Обычай, как правило, требует буквального исполнения, он не нуждается в индивидуальной интерпретации, в отличие от морали. Иными словами, обычай остается самим собой независимо от того, как его понимает человек, и не требует какого-то особого, личного отношения к себе. Обычай может требовать от представителей различных социальных групп и культур исполнения различных действий, иногда весьма схожих по сути, несмотря на множество внешних различий.
Обычай можно сравнить с ролевой игрой, которая мало требовательна к конкретным действующим лицам, но весьма придирчива по отношению к качественному исполнению роли. Чтобы убедиться в том, что по своему содержанию обычай мало зависит от личной интерпретации своего смысла конкретным человеком и даже от того, в лоне какой конкретно культуры он существует, достаточно взглянуть на свадебные обряды в различных культурах.
В традиционной русской культуре свадьба была невозможна без церковного освящения брака, т.е. без совершения таинства венчания. Торжественная обстановка богослужения, взаимные клятвы верности и любви, присутствие священнослужителя, призывающего благодать Божию на молодоженов – все это можно встретить в выхолощенном виде в современной светской свадьбе, совершаемой при т.н. «торжественной регистрации» брака. На ней церковь заменил зал в ЗАГСе, клятвы перед лицом Господа – подтверждение добровольности вступления в брак, имя Божие – имя закона Российской Федерации, а фигуру священника – сотрудница ЗАГСа, нередко в соответствующем «облачении» – с красной лентой через плечо. В дореволюционной России, а для православного христианина и сейчас, брак без венчания был невозможен, как невозможен он сейчас без свидетельствования добровольности вступления в него перед лицом чиновника, уполномоченного принимать эти свидетельства; как видно, легитимность брака зависит от того, соблюдается ли обычай (последовательность действий, или, иначе, стереотип поведения), независимо от того, как к этому относятся участники действа. Ровно то же самое можно сказать о брачных обычаях в других культурах – везде есть некая последовательность действий, без которых свадьба будет выглядеть неполноценной: сложно представить себе современную российскую свадьбу без надкусывания молодыми каравая, американскую – без платьев подружек невесты, подобранных в тон ее наряду, а бенгальскую (штат Бенгалия в Индии) – без двух рыб, украшенных в виде жениха и невесты. Как видно, смысл события, обставленного с внешней стороны столь различным образом, совершенно одинаков, и не зависит от того, как именно его понимают участвующие в нем лица – обычай просто должен быть выполнен.
Обычай находится в большей зависимости от общественного мнения, нежели мораль: нарушение обычая вызывает общественное осуждение. Действительно, без религиозного освящения брак не будет легитимным для людей, ставящих на первый план его традиционное понимание. Впрочем, не пригласить на свадьбу родственников, рассчитывающих на это, или не доверить проведение застолья тамаде тоже будет нарушением обычая «широко гулять» на свадьбу. Очевидно, что нарушение последних обычаев не делегитимизируют свадьбу, поскольку застолье и праздник по этому поводу не являются обязательными, хотя и остаются ожидаемыми.
Итак, если нарушение обычая вызывает общественное осуждение, то нарушение моральной нормы может пройти незаметно для окружающих – как, например, можно совершенно незаметно для окружающих совершить подлый поступок. С этой особенностью обычая связана его большая, по сравнению с моралью, внешняя оформленность. Обычай не затрагивает человеческой души и внутренних мотивов личности, он, в известной степени, «деятельность напоказ». Обычай не ставит перед человеком перспективной задачи личного совершенствования, что характерно для морального сознания, которое требует от человека быть лучше, чем он есть на самом деле. Требования морали («должное») часто расходятся с повседневной человеческой жизнью (существующим, наличным). Для совершенствования морального поступка порой надо преодолевать рутину повседневности, выходить за рамки привычного, обычного, повторяющегося, идти наперекор общественному мнению. Так, морально положительный поступок может быть невыгоден и неудобен.
В качестве примера можно привести простое соотношение обычного небрежного отношения к бытовом мусору (пачке сигарет, брошенной под ноги, мусор, оставленный после пикника в лесу), и требования морали быть ответственным за свою жизнь – т.е. не быть безразличным к состоянию окружающей среды. Для человека, выбравшего такое нравственное правило, не будет зазорным не только донести до урны свою обертку от мороженого, но и прихватить по пути чужую, брошенную под ноги. При всей кажущейся незначительности это правило имеет ярко выраженный моральный характер (не нужно думать, что моралькасается только возвышенного – самопожертвования и подобного); выше было сказано о том, что в морали свободная личность сознательно ищет всеобщего закона (применимого ко всем) – так разве нельзя назвать обязательство не мусорить там, где живешь, правилом, достойным быть универсальным, т.е. применимым ко всем без исключения? Остается только сожалеть о том, что ныне практически нет социальной рекламы, призывающей не бросать мусор под ноги, тогда как в СССР такая реклама была, и призывала она, среди прочего, даже складывать горелые спички обратно в коробок (и это при том, что спичка – деревянная, и не в пример пластику, экологически чиста и разлагается быстро).
Что касается права, то его требование обосновывает свой авторитет и свою принудительность ссылкой на государственную волю, закрепленную в законах, а соблюдение правовых норм предполагает меры государственного принуждения.
Право представляет собой «усеченный» вариант морали. Если мораль оценивает поведение с позиций соответствия критериям «хорошо» – «плохо», то право основывается на критериях «плохо» – «нейтрально». Так, право не говорит о том, что за «хорошее» положена награда (если, конечно, речь не идет о знаках почета, медали или ордене – они имеют свои статуты (от лат. statutum — постановление), содержащие описание заслуг, за которые вручаются); в широком смысле под словом «право» подразумевается «закон» как олицетворение справедливости и воздаяние за недостойные дела. Именно поэтому правокасается моментов, когда происходит «выпадение» человеческого поведения за пределы нейтральной оценки, и оно превращается в предосудительное и неодобряемое.
Тем не менее, право, как и обычай, тесно связано с моралью. Известно, что незнание закона не избавляет от ответственности – прежде всего потому, что закон карает несправедливость, уберечь человека от которой должна его совесть, т.е. персонифицированное олицетворение морали. Это обусловлено тем, что в основе правовых норм лежат так называемые нормы нравственности, известные всем еще из Библии: «не убий», «не укради», «не лжесвидетельствуй». В данном случае можно видеть, что право базируется на авторитете веры, а не закона. Постепенно произошла замена религиозного авторитета, обеспечивающего и поддерживающего норму, на авторитет власти, поддерживающий норму того же содержания свое силой и влиянием.
Очевидно, что ни мораль, ни обычай, ни право не существуют сами по себе, и нуждаются в «проводнике» своих указаний в мир. Если рассматривать мораль, обычай и право в понятиях субъекта и судящей инстанции (т.е. того, в чем происходит актуализация права), то картина будет такой:
субъект морали – личность, а высшая правовая инстанция – совесть;
субъект обычая – человеческое сообщество, группа, высшая инстанция – общественное мнение;
субъект права – государство, высшая инстанция – суд.
3. Особенности морального сознания
Моральное сознание носит ценностный характер, то есть любая моральная норма и действие, совершенное на ее основе, соотносятся с некоей абсолютной системой координат – благом, добром, справедливостью – и оцениваются в зависимости от того, насколько он близок к совершенству (тому, как должно быть).
Но мораль не есть только система представлений об абсолютном благе, моральное сознание понуждает человека стремиться к этому благу, оно как бы говорит «ты должен». Т.о. моральное сознание приобретает значение долженствования, поскольку оно предписывает одни действия или запрещает другие.
Моральная норма эффективно действует только в том случае, если в сознании представлены оба этих аспекта – и ценность как ориентир, и твердое намерение следовать тому, в чем она состоит и что утверждает.
Выше уже шла речь о том, что мораль охватывает весь спектр человеческого поведения; как видно из только что сказанного, она включает в себя и понятие абстрактной ценности (идеал), и конкретное намерение следовать ей в делах.
Соотношение ценности и долга можно описывать в различных выражениях. Для примера такого описания можно обратиться к творчеству философа Владимира Сергеевича Соловьева (1853 г. – 1900 г.), выделявшего в морали два аспекта. Первый, т.н. положительный аспект, он называл правилом справедливости; положительным он назван потому, что утверждает и предписывает нечто определенное (т.е. его можно сформулировать так: поступай так-то и так-то; например, за преступлением следует воздаяние, сообразное его тяжести). Второй аспект, отрицательный, назван правилом милосердия потому, что требует не делать чего-либо из того, что можно было бы сделать, если следовать правилу справедливости (не делай того или иного). Иными словами, правило милосердия требует великодушия и оберегает от того, чтобы справедливость стала жестокой. Примером действия правила милосердия является требование международного права сохранять в неприкосновенности во время войны жизнь военнопленного.
Конечно, непросто вести разговор о ценностях «вообще» и говорить о них как об абстракции – кажется, что они могут быть только конкретными. Тем не менее, вполне возможно вести речь и содержательно нейтральной морали, которая, в силу своей нейтральности может быть названа универсальной, т.е. подходящей для всех возможных обстоятельств и ситуаций. Содержательно нейтральное, т.н. «золотое правило» морали, можно сформулировать таким образом: поступай так, как хотел бы чтобы поступали с тобой. В различных вариациях оно встречается и в авраамических религиях (основанных на Откровении), и в религиях Индостана, и в античной философии. В каждом своем варианте это «золотое правило» имеет свои текстуальные особенности, однако все они имеют общий момент, делающий акцент на том, что это правило является моральным «зеркалом» для человека, в котором отражаются все его дела и помыслы по отношению к другим. Нельзя не заметить, что в христианстве это принцип получил существенное развитие, перестав быть только зеркалом личного отношения к миру: христианство дало заповедь не только относиться к другому как к себе, но и любить его как самого себя (Мф. 22:39), причем ближним нужно считать всякого человека, кто бы он ни был, будь он хоть враг наш, и особенно когда он нуждается в помощи.
Помимо только что рассмотренного универсального морального принципа можно отметить и еще две характеристики морали, имеющие универсальный характер – это добровольность и уже упоминавшаяся свобода выбора. Очевидно, что нечто, совершенное по принуждению, не может вменяться в проступок. Например, ответственность за выполнение приказа несет не непосредственный его исполнитель, а тот, кто его отдал (если, конечно, речь не идет о заведомо преступном приказе). Соответственно, только свободный и осознанный поступок может быть квалифицирован как морально ценный. Впрочем, моральный тон поступка изменяет не только несвобода; корыстный интерес, тщеславие или угрозы тоже не позволяют правильно квалифицировать деяние с моральной точки зрения.
Квалификация (т.е. оценка) была бы бессмысленна без последствий, если обнаруживается несоответствие между тем, что получилось, и тем, как должно быть. Моральные санкции исходят со стороны совести и возникают в результате соотнесения фактического положения дел с идеалом; можно добавить, что совесть эффективно «работает» без внешнего давления. Конечно, можно представить себе ситуацию, когда к совести человека взывает другой человек – например, когда кондуктор в автобусе пытается усовестить юношу, не уступающего место беременной девушке, или когда преподаватель взывает к чувству собственного достоинства закоренелого лентяя и двоечника, пытаясь донести простую мысль – списывать стыдно. К сожалению, внешнее воздействие вовсе не гарантирует исправления и восстановления соответствия между существующим и должным – просто потому, что совесть есть внутренняя судящая способность, и, если человек сам не вменяет себе в обязанность действовать так, как следует, то всякое внешнее побуждение коснется его лишь поверхностно (об этом-то и говорит фразеологизм «как с гуся вода»).
Если же проступок социально опасен, то к моральному осуждению прибавляется санкция со стороны права. В этом случае включается репрессивный механизм, включающий в себя разнообразные воздействия – от неодобрения до изоляции от общества.
Полагаю, что внимательный читатель уже сделал для себя наблюдение, что мораль невозможна без свободы; иными словами, свобода воли – это корень нравственности. Благодаря свободе воли человек может быть по-настоящему автономен (независим) от внешних обстоятельств, природы, общественного мнения, и может превзойти природное в себе (например, инстинкт самосохранения). Свобода делает неважным сам результат поступка, ведь цель может быть и не достигнута (если обстоятельства окажутся сильнее воли). Даже если поступок не достигнет цели – главное не результат, а сам процесс. Действительно, как воин жертвует собой ради долга, лишь на малую толику приближая победу над врагом, как врач продолжает лечить смертельно больного человека – не ради исцеления, но ради облегчения страданий и выполнения долга сохранять, насколько это возможно, жизнь пациента, так и спортсмен следует букве правил и духу честности в соревновании не только ради победы.