Политология

Оглавление № Наименование раздела Страницы Оглавление 1 1. Введение 2 2. Лекция №1 3 3. Лекция №2 8 4. Лекция №3 11 5. Лекция №4 17 6. Лекция №5 28 7. Лекция №6 32 8. Лекция №7 37 9. Лекция №8 43 10. Лекция №9 46 11. Лекция №10 51 12. Лекция №11 59 13 Лекция №12 65 14. Лекция №13 68 15. Лекция №14 71 16. Лекция №15 75 17. Лекция №16 82 18. Лекция №17 89 19. Лекция №18 94 20 Глоссарий 98 21. Литература 111 Введение Курс политологии (политической науки) входит в совокупность тех предметов гуманитарного цикла, которые совершенно необходимы выпускнику университета, современному профессионалу с высшим образованием, являющемуся не только специалистом в области производственных или социальных технологий, но и менеджером, организатором производства, лицом, принимающим управленческие и нормативные решения. Важную роль для лучшего понимания политической науки играют смежные социогуманитарные дисциплины – историография, культурология, философия, правоведение, экономическая теория, социология. Гражданин новой России должен знать ценности, сложившиеся во всемирной политической мысли, модели, сформулированные современной социально-политической наукой, осознавать возможность их актуализации в нашей стране с учетом российских исторических традиций и социокультурных реалий. Специалисту с высшим образованием необходимы умение анализировать социально-политические процессы, способность, на основе подобного анализа, занимать активную гражданскую позицию, принимать адекватные решения. К конспекту лекций прилагается глоссарий, который поможет понять значение многих устоявшихся терминов, используемых в социально-политической науке, а также список учебников и учебных пособий. Цели и задачи курса: • формирование представления об основных традициях и современных теоретических положениях политической науки; • ознакомление студентов с основами государственного устройства и политической системы РФ; • формирование у студентов представления о формах и методах политического участия, обоснование возможности и необходимости для каждого гражданина участвовать в строительстве новой российской государственности. Лекция № 1. Политика и наука о политике 1. Политика и наука о политике. 2. Методы политической науки. 3. Место политики в общественной жизни и место политологии в системе социогуманитарного знания. 1) Мы будем рассматривать политику как сферу общественной жизни, в которой происходит распределение властных полномочий. Входя в мир политики, мы решаем не только свои частные проблемы, но действуем, исходя из понимания их связи с задачами, далеко выходящими за рамки наших личных интересов, частных или бытовых отношений. Этими же проблемами озабочены люди, проживающие в одних с нами стране, регионе, местности, принадлежащие к одной с нами социальной группе. Момент связи частного и общего, интереса личности и интереса социальной целостности (сообщества), обязательно присутствует в любом виде политики. Именно мир политики в той или иной мере связан с существованием и функционированием государства, социального института, который решает проблемы и задачи, интересующие все общество, в связи с которым функционирует данная государственная структура. Для многих авторов, политика всегда связана с государством. Политика – и сфера общественной жизни, и социальная активность лиц и групп, и тип социальных отношений. Три важнейшие традиции в истории политических учений: религиозно-мифологическая, юридическая, политико-социологическая. Их мы рассмотрим ниже (см. лекция №2). На обыденном уровне вполне понятно, что три различных подхода рождают и очень разное представление о политике как объективно заданном предмете науки. Формируются различные научные картины (парадигмы) мира политики. Теологическая парадигма, воплощение религии и мифа как способов анализа политики, и поныне существует, отражая первую из названных традиций. Стремление превратить политику в сферу утверждения норм правды и справедливости (вовсе не обязательно революционными или откровенно утопическими путями), как и вполне обоснованное желание улучшить общественную жизнь неизбежно, и, поэтому, сохраняется этико-юридическая парадигма. В ранней социологии (вторая половина ХIХ в.) весьма распространены географические, биологизаторские, органицистские подходы. Общественная жизнь, по мнению их авторов, целиком детерминировались природно-климатической средой, биологическими факторами, или отождествлялась с гигантским организмом. Натуралистическая парадигма политической мысли «в чистом виде» ныне встречается редко: де-юре признавший нормы политкорректности мир не может принять ее очевидных интерпретаций – расизм, социал-дарвинизм и т.п. Социология преодолевает натуралистический и иные варианты редукционизма (упрощенчества) примерно 100 лет назад. Политико-социологический взгляд становится преобладающим, хотя, безусловно, не единственным. Политика рассматривается - в рамках политико-социологического подхода - как сфера общественной жизни, в которой происходит распределение властных полномочий между различными социальными группами Существует несколько групп определений самого термина «политика»: 1) субстанциональные, 2)социологические, 3)антропологические, 4)научно сконструированные. Субстанциональный подход предполагает выделение субстанции – т.е. первоосновы политического. Некоторая логическая и методологическая ограниченность данного похода не отменяет его принципиальное достоинство: политика становится самостоятельной сферой жизни общества. Важнейшая функция политики – определение целей общественного развития. Власть, в идеале, должна видеть новые перспективы общественного развития и интегрировать вокруг них общество, мобилизовать граждан (в современном демократическом обществе – не силовыми методами) на их достижение. Поэтому, еще одна задача властных институтов, с которой они справляются далеко не всегда – регулирование социальных конфликтов и поддержание целостности социума. Многие западные авторы, придерживающихся общелиберальных концепций, сторонники свободной экономики относят к функциям политики – распределение ценностей и благ. И, несомненно, функция власти – регулирование общественных процессов. Логика многообразных социологических подходов к политике – отрицание самостоятельности политики как сферы жизни социума. Эти определения не столько предложены социологами, сколько делают политику лишь отражением иных сторон жизни общества. Экономический подход: политика – отражение экономики, подход социальный: политика – лишь отражение в деятельности государства и иных политических институтов борьбы общественных групп за власть или только «игрушка» в руках самой влиятельной группы. Юридический (правовой) подход: политика – это только деятельность по принятию и реализации нормативных актов государством. Этические подходы предполагают рассмотрение политики как сферы достижения всеобщей справедливости. Антропологические подходы к политике рассматривают необходимость принятия решений, появление той или иной общественной иерархии, «пирамиды», на вершине которой - знатные, богатые или лучшие как естественное или органическое свойство человеческого общежития. Научно сконструированные подходы к политике сложились в западной социологии сравнительно недавно. Преобладание функционализма в социологии – общество рассматривается как система, т.е. совокупность элементов, каждый из которых выполняет свои функции, необходимые для жизнедеятельности всей системы, - нашло ясное отражение в дефинициях, предлагаемых исследователями, пришедшими в теорию политики из сциентистской (академической, строго научной) социологии: политика – это принятие решений, политика – это целеполагание и мобилизация на достижение целей, политика – это система взаимодействия политических институтов. На наш взгляд, можно выделить три подхода к предмету политической науки. Эти подходы предполагают и разные даты рождения дисциплины. Отнесение этих подходов к определенным культурам весьма условно, но, в некоторой степени, оправдано: 1) англо-американский (англосаксонский) или эмпирический (институциональный), 2) французский или политико-социологический, 3) немецкий или политико-философский. Реалии американской политической жизни второй половины позапрошлого века – проведение свободных выборов, существование газет с массовым тиражом, активное участие в принятии решений т.н. «групп давления» или лоббистов, представителей крупных корпораций, «проталкивающих», нередко незаконными методами, решения выгодные их фирмам, требовали определенного научного анализа. Итак, эмпирическая политическая реальность оказалась готовым предметом для науки. А отсутствие в Америке разработанных философских и, в частности, социально-философских традиций обусловливало преобладание эмпирических или, в лучшем случае, институциональных подходов: исследовались или реальная социально-политическая борьба или упрощенно понимаемый институциональный аппарат этой борьбы – партии, выборы, государственные органы. На рубеже ХIХ-ХХ вв. этот ранний институционализм был дополнен также несколько упрощенным психологическим подходом – американский бихевиоризм (теория поведения, в том числе - политического) сводил эмоциональную жизнь человека к набору стандартных реакций на внешние раздражители. Основоположник бихевиоризма как политологической концепции – американский исследователь рубежа ХIХ-ХХ вв. Чарльз Эдвард Мерриам (1874-1953). Необихевиоризм (Гаролд Лассуэл: 1902 - 1978) рассматривает политическое поведение как детерминированное не только внешним воздействием, но и внутренней системой мотивов, ценностных ориентаций, установок индивида. Ныне наиболее распространена политология именно в США, большая часть литературы выходит на английском. Еще более условна характеристика политико-социологического подхода как французского. Он сложился на рубеже ХIХ-ХХ вв., а среди его создателей - и немецкие, и итальянские, и русские социологи. Объективной исторической причиной активного развития в континентальной Европе именно этого подхода стало изменение политической жизни - формирование массовых партий, проведение всеобщих выборов, активное участие масс в политике стали нормой социально-политической жизни развитых западноевропейских стран лишь чуть более ста лет назад. Участие больших масс людей в политике как предмет еще не сложившейся отдельной дисциплины-политологии социологи исследовали сформировавшимся в своей, тоже очень молодой тогда, науке комплексом приемов. Социальное (в том числе, политическое) поведение лица и группы считалось детерминированным, или общественными условиями (экономическое положение и социальный статус), или социально-психологическими факторами (следование лидеру, подражание). Итальянские социологи, следуя своему классическому предшественнику Н. Макиавелли, выделили особую роль в политике «правящего класса», слоя людей, призванных к управлению государством. Политико-социологический подход основан на предположении, что политическая социология (политология) выделилась из социологии, зародившейся в середине ХIХ в., на рубеже ХIХ-ХХ вв. Немецкие авторы и русские социальные философы этого периода указали на роль в политике социокультурного фактора – совокупности норм и ценностей, а также рационально сформулированных интересов, несводимых к набору внешних стимулов. В целом немецкая традиция охарактеризована нами как философская: предметом политологии становится не только политическая данность, но и всё богатство политической мысли. Предмет политологии – любая, как исключительно теоретическая, так и практически востребованная, рефлексия по поводу политики. Анализ политической мысли и ее актуализации ведется не только с социологических или психологических, но и мировоззренческих, ценностных позиций, а первыми политологами становятся политические философы древности. Политология предполагает: 1) раскрытие природы политики как целостного общественного явления, имеющего следующую ключевую характеристику - структура политики включает комплекс элементов, связей, отношений, тенденций, закономерностей, перспектив; 2) выработку конвенциональных (в данном случае – социально приемлемых) критериев оценки политики. 2) Политическая наука активно использует ставшие уже традиционными для всех отраслей социогуманитарного знания исследовательские приемы: 1) исторический (генетический) и логический (систематический) методы в их единстве; 2) метод идеальных типов 3) сравнительно-исторический метод; 4)компаративный метод, компаративистика (от англ. to compare – сравнивать), сравнительные исследования. Исторический метод предполагает анализ каждого политического явления в его зарождении (генезисе) и историческом развитии. Логический метод не противостоит историческому, но строится на систематизации историко-эмпирического материала, отбрасывании несущественной информации. Логический метод позволяет выстроить политико-социологические модели – идеальные типы. Институциональный метод – исследование, прежде всего, органов власти, пришел в политологию из социологии. И, если в социологии он являлся способом анализа практически любого объективно сложившегося социального феномена, то в политологии преобладал анализ властных институтов. Институционализм анализировал органы власти с точки зрения их формальной структуры, функций и задач. После второй мировой войны институционализм трансформировался в неоинституционализм, рассмотрение политических институтов в сложившемся социокультурном контексте. Бихевиоризм или бихевиористский метод основан на анализе стимулов (мотивов) политического поведения лиц, групп, общества. Поведение при этом рассматривается лишь как реакция на внешние воздействия. Необихевиоризм рассматривает политическое поведение как детерминированное не только внешним воздействием, но и внутренней системой мотивов, ценностных ориентаций, установок индивида. Системный (структурно-функциональный) метод рассматривает политику как систему элементов, связанных структурой, состоящей, преимущественно, из информационных каналов, при этом каждый элемент выполняет ту или иную функцию, необходимую для стабильного существования всей системы. Взаимодействие властных структур и общества также понимается через призму «кибернетического» подхода: власть посылает управляющий сигнал и, получив информацию об общественной реакции на управляющее воздействие, корректирует его. Методы эмпирического политического анализа являются набором стандартных социологических технологий. Анализируются итоги выборов, данные опросов общественного мнения, материалы средств массовой коммуникации. 3) Взаимосвязь политики и экономики не вызывает сомнений. Для марксистской классики характерен прямолинейный экономический детерминизм («Политика, - по словам В.И. Ленина, - есть концентрированное выражение экономики»). Западная социологическая классика (например, Й.А. Шумпетер, С.М. Липсет) вынуждена была признать гораздо более сложную (нелинейную и даже не строго функциональную) зависимость политики и экономики. Для ряда течений в либерализме (экономический либерализм, либертарианство, неоконсерватизм, придерживающийся фритредерских взглядов) экономический детерминизм также характерен. Неокейнсианство, современные леволиберальные модели пытаются указать на иную логику связи политики и социально-экономической жизни. Политика – определение вектора общественного развития может играть, особенно в переломные и кризисные моменты жизни общества, определяющую роль по отношению к социально-экономическим реалиям. Историографический материал служит для политической науки эмпирической базой. В то же время, политическая социология указывает на существование внутренних тенденций и закономерностей общественно-исторического развития. Политологический и социологический анализ позволяет отбросить неизбежные «случайности» исторического процесса, рассматривать историю не как «спокойно разворачивающийся свиток событий», но и не как воплощение абсолютного божественного замысла о мире или «заговор всемирных темных сил». Социально-политический анализ позволяет выделить возможные альтернативные сценарии развития в прошлом, уйти от фаталистической формулы - «история не терпит сослагательного наклонения», понять роль отдельных лидеров и политических элит, социальной активности народов и масс. Юридическая наука предпочитает строго формализованный анализ правовых институтов и норм, стремится свести всю деятельность государства к принятию и реализации законов. Подобный формальный анализ действующих норм, принципов отношений между разными отраслями и уровнями власти обязателен и в политологии. Но, в то же время, политическая мысль свидетельствует об ограниченности лишь формального или институционального подхода. Общественные отношения регулируются не только формальными, записанными в текстах законов, нормами. Правовые нормы, пришедшие в противоречие со сложившейся политико-правовой культурой (неформализованными ценностями, привычками, обычаями, традициями) или противоречащие внутренней логике социально-политического развития, не будут востребованы обществом. В противоречие с логикой права могут прийти и сложившиеся ценностные ориентации политических элит и (или) массовых групп. Психологические подходы активно пришли в политическую науку еще в к.ХIХ в. Исследование политического поведения людей вне его социальной обусловленности стало реакцией на позитивистское рассмотрение человека как совокупности общественных отношений или порождения среды. Но стремление превратить политическую науку лишь в анализ поведения лиц и групп в обществе было столь же не состоятельно. Социально-политическая активность лиц и групп обусловлена не только их личностными эмоционально-психологическими чертами. Более того, развивающаяся социально-политическая реальность явно или неявно влияет на психологию человека. Политология и социология: распространена краткая формула взаимоотношений этих смежных дисциплин: политология изучает, как государство влияет на общество, а социология – как общество влияет на государство. Лекция № 2. Краткая характеристика всемирной истории политических учений 1. Общая характеристика патриархальной социально-политической жизни и социально-политической мысли. 2. Античная и средневековая политическая мысль. 3. Политическая мысль эпохи Возрождения и ранних буржуазных революций. 4. Политическая мысль ХIХ в. 1) История политических учений – это, преимущественно, не обслуживание правящих элит, а часть общечеловеческой культуры. При всей противоречивости политического развития, его субъектами всегда были и правящие слои, и интеллектуалы, и низшие классы. Мы выделяем три традиции в истории политической мысли: религиозно-мифологическую, юридическую, политико-социологическую. Эти традиции вполне самостоятельны, каждая из них имеет свой научный аппарат, свою собственную логику развития. Религиозно-мифологический анализ политики преобладал в традиционном обществе. Юридическое мировоззрение сложилось на заре Нового времени, в раннебуржуазную эпоху. Политико-социологический анализ властных отношений в обществе появился в Античности, преобразовался в целостную научную концепцию лишь около ста лет назад, ныне является господствующим. Дадим общую характеристику религиозно-мифологической традиции в истории политической мысли. Это комплекс представлений о власти и государстве в традиционном обществе. Для этих представлений характерна уверенность в сакральном происхождении власти и, безусловно, в существовании божественной санкции на власть. Большинство «традиционных политико-правовых культур» отличаются синкретизмом - целостностью знания и духовных практик. Это порождает несформированность социально-политической и правовой философии как отдельных дисциплин. Отсутствие сколько-нибудь значительного слоя «образованной публики» приводит к принципиальной невозможности социально-политической рефлексии. Прошлое рассматривается как исключительный мировоззренческий принцип. Поэтому, изменение социально-политического порядка отождествляется лишь с возвратом к «светлому прошлому». Протест, когда он имеет место, не является осознанным требованием нового политического и общественного устройства. В абсолютном большинстве случаев, невысказанные требования возврата к древней справедливости совмещаются с вегетативной жизнью погруженных в традицию низших слоев. 2) Демокрит, Сократ, Платон, Аристотель (V-IV вв. д.Р.Х.) исследовали реалии полисной жизни. Полис – это и общество, совместное «общежитие» граждан, и государство, политически организованный народ. Логика взгляда древнегреческих мыслителей на политику: соединение общества и государства в нерушимое целое. При этом Сократ и Платон отвергали рационалистический подход софистов – сторонников «естественного права», стремясь сохранить традиционные полисные ценности. Общество, в том числе, полис-политическое сообщество, живет по своим внутренним законам, а не в соответствии с умозрительными конструкциями, придуманными платными учителями мудрости. Идея естественного закона как отражения высшей справедливости существовала у Цицерона (106-43 гг.д.н.э.). Римские авторы ввели и сам термин jus natural (отсюда, общее название для многообразных и, нередко, противоречащих друг другу естественно-правовых концепций, - юснатурализм) - естественная справедливость. Общепризнанный современный перевод «jus natural» - естественное право, равные права, данные людям от рождения. Естественное право – данная в космосе справедливость, которую должны уважать земные властители. Религиозно-политические модели Средневековья. В европейской культуре, в том числе политико-правовой, попытка рационализации политики, теоретической рефлексии об общественном порядке сделана в христианстве. В христианстве сложились, нередко отвергаемые официальной церковью, идеи свободы и равенства людей. Виднейший «отец католической церкви» Августин Аврелий (354-430) исходил из предположения о том, что человек Божьей волей наделен свободой выбора между добром и злом. Поэтому, светская власть не всегда отождествляется с Земным градом, а христианская церковь - с Градом Божьим. Выбор делают и иерархи католической церкви-наместницы Божьей на земле, и светские кесари, и каждый человек. Следуя Августину, католические идеологи не отвергают принцип относительной независимости земных монархов в политических делах, отказываются, на словах, от непосредственного участия в политике. Следуя «учителю церкви» Августину, католические иерархи отстаивают независимость духовной сферы и духовных пастырей от земных владык. Реальная практика отношений церкви государства в дореформационный период (V-середина XVI вв.) представляла непрерывную борьбу двух традиций – папоцезаризма-претензий Ватикана на политическую власть и цезарепапизма-стремления наиболее влиятельных монархов полностью подчинить себе католическую церковь. Фома Аквинат (1225-1274) в эпоху Высокого Средневековья предпринял интересную попытку предельно рационализировать взаимоотношения политического тела-государства и Божьего града. Соглашаясь с идущими еще от Августина общехристианскими политико-философскими ориентирами – признание за христианином права на свободу личностного выбора, взгляд на государство как на земной аппарат достижения справедливости, охраны духовной жизни, Аквинат отстаивает приоритет Божественного закона, норм, данных Господом природе и человеку, над правом человеческим, т.е. правом, установленным монархом. Между Божественной нормой и земным законом и, несомненно, выше последнего, стоит естественное право. Право на справедливость – естественное право человека, данное Богом. Оно выше земного закона. Согласно метафизике Аквината, Бог создает инструментальные причины всего сущего - «божественный инструментарий», с помощью которого затем управляет миром. И сложившиеся законы природы Господь уже изменить не вправе. Бог, образно говоря, - абсолютный монарх. Но не тиран и деспот. Отсюда рождается «идеальный тип» абсолютной монархии, никогда в Средневековье и Новое время не актуализировавшийся. Абсолютный монарх, конечно же, соединяет власти. Но нормы, которые монарх принял как законодатель, он обязан соблюдать как правоприменитель – верховный судья и первый чиновник. 3) Социально-политическая доктрина раннего протестантизма. Реформация стала ответом не столько на реальные противоречия между доктриной и практикой официального Ватикана, сколько выражением, как всегда бывает в истории, весьма противоречивым, требований общественного развития. Концепция равенства людей перед Богом вне зависимости от их статуса, высказанная М.Лютером, стала одной из первых в истории доктрин равноправия, впоследствии использованная ранними либеральными идеологами для обоснования необходимости свержения феодальных порядков. Идея естественного права в новоевропейской интерпретации стала идеологией буржуазных революций. Люди наделены от природы равными правами, поэтому монархические и феодальные порядки нуждаются в радикальном разрушении – так можно кратко сформулировать пафос «свободы, равенства и братства». Идеологию «третьего сословия» в период становления буржуазных отношений (XVII-XVIII вв.) можно охарактеризовать как юридическое мировоззрение. Его различные интерпретации предложили Г. Гроций и Б. Спиноза (Нидерланды), Т. Гоббс и Дж. Локк (Англия), Ш.-Л. де Монтескье и Ж.-Ж. Руссо (Франция), С. Пуфендорф, Х. Томазий, Х. Вольф (Германия). Объединили этих, признанных на сегодня классиками политической философии и, нередко, противостоящих друг другу, мыслителей две общие идеи – упомянутая выше концепция естественного права и теория договорного происхождения общества и государства. Естественное право – совокупность абстрактных представлений о праве и справедливости, обоснованная ссылкой на нравственные ценности. Общественный договор – договор, заключаемый между людьми, находящимися в догосударственном, дообщественном, догражданском состоянии об учреждении общества и государства. В ходе Французской революции в политическую практику вошли и демократическая идея – абсолютный суверенитет народа, и ведущее положение либерализма – приоритет естественных прав человека. Создатели современной либеральной модели, французские политические мыслители Бенжамен Констан (1767-1830) и Алексис де Токвиль (1805-1859), немецкий автор Вильгельм фон Гумбольдт (1767-1835), английские либералы Джереми (Иеремия) Бентам (1748-1832) и Джон Стюарт Милль (1806-1873) окончательно разрешили проблему противостояния либерализма (свободы) и демократии (равенства) в пользу прав лица: права человека – безусловный принцип, интересы отдельного лица стоят над интересами государства и общества. Демократия, принятие решений «по большинству» – лишь относительный принцип, удобный способ принимать решения. 4) Идея рассмотрения общественно-политической жизни как органического, естественного процесса, в который не следует вмешиваться с абстрактными требованиями переустройства мироздания на разумных началах, неоднократно высказывалась в философской и правовой мысли. Но отрефлексированный традиционализм (консерватизм) складывается только в конце XVIII – начале XIХ вв. Его создатели – Эдмунд Берк (1729-1797, Англия), автор термина «консерватизм» французский публицист Р. Шатобриан, его соотечественники, работавшие в период Реставрации (1815-1830) Л. де Бональд, Ж. де Местр, немецкая историческая школа права (Г. Гуго - конец XVIII в.; К.-Ф. Савиньи, Г. Пухта, основные работы которых вышли в первой половине ХIХ в.), раннее русское славянофильство. Выстроить отношения общества и государства, политики, права с помощью теоретической модели стремились Георг Гегель (1770-1831) и Карл Маркс (1818-1883). Лекция № 3. Особенности русской социально-политической мысли 1. Политическая философия русского Средневековья. 2. Русский радикализм. 3. Русский консерватизм. 4. Русский либерализм. 5. Политическая философия русской эмиграции. 1) Древнерусская социальная, правовая и политическая мысль содержала общие для всех патриархальных обществ идеи: неравенство лиц перед властью и законом, зависимость прав и обязанностей лица от его статуса, приоритет церковного или властного веления над законом, активное участие церкви в общественной жизни. Но с принятием христианства, оформлением первых сборников законодательства («Русская Правда») нормы единства правды (права) и закона, отказа от произвольного употребления власти князем и боярами, самоценности каждой человеческой жизни, равенства людей, понимаемого, в то время, как, преимущественно, равенство перед Богом, приходят в тексты русских книжников. «Слово о законе и благодати» (1054 г.) киевского митрополита Иллариона, первого русского, а не греческого иерарха русской церкви, признано как первый отечественный текст, затрагивающий не только богословские, но и социально-политические проблемы. Феодосий Печорский (умер в 1074 г.) подчеркивает, что мирская власть стоит на страже церковных интересов. Нестор-летописец (середина ХI – начало ХII вв.), создатель первой отечественной «официальной историографии»-«Повести временных лет», отмечает, что Бог стоит на стороне благочестивого князя. Консервативный вариант теории естественного права разработан нестяжателями – Нилом Сорским (1433 – 1508), Вассианом Патрикеевым (начало XVI в.), Максимом Греком (умер в 1556 г.), Феодосием Косым (середина XVI в.), Федором Карповым (конец XV-начало XVI вв.). Идеи нестяжания, т.е. отказа от церковной собственности, разделения сфер влияния церкви и государства, обращение не к идеям византийской государственности, а к мистическому опыту византийских монахов-исихастов, т.е. молчальников, сторонников негативного богословия, внерационального единения с Божеством, позволяют рассматривать эту модель как отдаленную предтечу нравственной проповеди русского консерватизма. В конце XVIII – XIХ вв. сформировались три ведущие политико-философские парадигмы, которые лишь в ходе революционных кризисов начала ХХ в. трансформировались в партийно-программные идеологемы, частично заимствованные из доктрин и лозунгов западноевропейских единомышленников. Три течения, формировавшиеся в диалоге с Европой, - это радикализм, либерализм, консерватизм. 2) Во второй половине XIX в. в радикальную общественную мысль пришли социалистические идеи, а левые партии с социалистическими программами сформировались лишь в начале ХХ в. При всех недостатках русского революционаризма он, на наш взгляд, в XIX в. нёс сложную и противоречивую, но альтернативу – шанс на радикальное, «якобинское», буржуазное развитие. Политическая программа декабризма состоит из двух широко известных текстов – «Русской правды» П.И. Пестеля и «Конституции» Н.М. Муравьева. Не будучи «генетически» связан с французским радикализмом, Павел Иванович Пестель (1793-1826) занимал своеобразную политико-реалистическую позицию: преобразования в отсталой стране должна проводить сильная власть. Программа Никиты Михайловича Муравьева (1796-1843) спустя сто лет, в межреволюционный период, могла бы быть признана либеральной. В 1830-е годы складывается западничество. Его либеральное крыло разрабатывает целостную реформаторскую программу. Петрашевцы (М.В. Буташевич-Петрашевский, Н.А. Спешнев и др.) пытались перенести на русскую почву идеи французского утопического социализма. Но их политическая программа соответствовала требованиям сохранившегося и в Европе (революции 1848-1849 гг.) буржуазного радикализма: последовательный республиканизм и разделение властей, всеобщее избирательное право, отмена остатков аристократических привилегий. Левое западничество. Зарождение народнической идеологии. Александр Иванович Герцен (1812-1870; «Былое и думы», письма из Франции – «С того берега»). Ряд современных отечественных исследователей называют Герцена русским последователем Прудона («русский прудонизм» - А.Ф.Замалеев). С другой стороны исток Герцена (как и Прудона, Штирнера, Бакунина) – левое гегельянство. Опираясь на гегелевскую теорию гражданского общества, Герцен говорит о замене частной собственности владением. По словам Герцена, «диалектика Гегеля – алгебра революции». Ссылался Герцен также на Шеллинга (романтика) и Сен-Симона (социализм как организация общественной жизни на началах большей солидарности и справедливости). Определенные шаги к выходу из прямолинейного утопизма у Герцена есть, причем движется он в сторону позитивистского прочтения историко-материалистической схемы. Герцен стремится понять «человечество из исторического развития», писал он также и о том, что «нельзя освобождать людей во внешней жизни больше, чем они освободились изнутри». Выступает предтеча народников за федеративное устройство не только государства, но и общества. Революционный демократизм (В.Г. Белинский, Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский и др.) также проповедовал социально-утопические конструкции. У народничества семидесятых-восьмидесятых годов XIХ в. (П.Л. Лавров, П.Н. Ткачев) единство социально-утопических и революционно-демократических (радикально-буржуазных, по сути) идей позволило выстроить своеобразную парадигму «русского популизма», левой идеологии для общества отстающего буржуазного развития. Достижение европейских ценностей (рационализм, гуманизм, демократизм, выборность власти и ее ответственность перед согражданами, социальная справедливость), по мнению народников, возможно с опорой на давно сложившиеся и явно принадлежащие традиционному обществу нормы и институты (коллективизм, соборность, общинно-уравнительный социализм, небуржуазность, неприятие богатства и успеха). В народничестве сложилась и еще одна концепция – русский анархизм. Позаимствовав у П.-Ж. Прудона концепцию ненужности государства, Михаил Александрович Бакунин (1814-1876) и Петр Алексеевич Кропоткин (1842-1921) дополнили ее традиционными для русских левых популизмом («русский народ – народ-бунтарь и коллективист») и морализаторством (капитализм осуждается не за социально-экономическую неэффективность, как у марксистов и левых либералов, а с позиций нравственной критики). Народничество стало одним из истоков русской версии марксизма. Русский вариант ортодоксального марксизма разработал Георгий Валентинович Плеханов (1856-1918), который начинал как участник народнического движения. В духе предшествующей левой интеллектуальной традиции XVIII-XIХ вв. Г.В. Плеханов отстаивал идеи прямой демократии-панархии, т.е. всевластия народа. Сочетание правых идей (стремление к мистическому единению монарха и народа, византийский, имперский, стиль политики, не слишком замаскированный национализм внутри страны и почти неприкрытая внешняя агрессивность, оправдываемая межцивилизационным конфликтом России и Запада) и левых марксистских революционных моделей породили «революционный консерватизм», политическую доктрину И.В. Сталина. 3) Русский консерватизм не имеет одного непосредственного источника. Но следует отметить, что важнейшие консервативные идеи – традиционализм, отказ от рационального переустройства общества, приоритет морали и неформальных регуляторов социальной жизни над правом высказывались нередко мыслителями, решительно отвергавшими официальные церковь и государство. Собственно консервативную модель разработали параллельно с отцом европейского консерватизма, английским политическим философом конца XVIII в. Э. Берком, и независимо от него публицист Михаил Михайлович Щербатов (1733-1790) и классик отечественной историографии Николай Михайлович Карамзин (1766-1826). В отличие от многих европейских «единомышленников», русские протоконсерваторы не настаивали на сохранении дворянских привилегий и абсолютизма. М.М. Щербатов критиковал порядки и нравы, сложившиеся при Петре I и, особенно, Екатерине Великой, предлагал сохранять патриархальные единение народа и государя, симфонию духовной и светской властей. Н.М. Карамзин создал этатистскую парадигму русского консерватизма – настаивал на мистической охранительной роли самодержавия, требовал от интеллектуальной аристократии признания официозного патриотизма. Создателями нового и, в какой-то мере, новейшего русского консерватизма считают ранних славянофилов. Константин Сергеевич Аксаков (1817-1860), Алексей Степанович Хомяков (1804-1860), Иван Васильевич Киреевский (1806-1856), Юрий Федорович Самарин (1819-1876) в своей историософской концепции не только решительно отвергли петровские реформы как примитивное заимствование, разрушившее традиционный уклад русской жизни и ничего не давшее взамен. Как и западноевропейские консерваторы, они не принимали рационалистические идеи переустройства общественной жизни. Но, при этом, они отвергали концепцию «официальной народности» графа Сергея Семеновича Уварова, находились в нравственной и интеллектуальной оппозиции режиму Николая I, прямого наследника петровской воинствующей державности. Отметим, что теоретик славянофильства Ю.Ф. Самарин был среди архитекторов Великих реформ 1860-х гг. Положительно относился к освобождению крестьян и ведущий теоретик неославянофильства Николай Яковлевич Данилевский (1822-1885). В основе его политического проекта лежит красивая историософская модель – первая из концепций локальных цивилизаций. Идея множественности, разнокачественности, взаимной несводимости различных культур не вызывает сомнений. Весьма противоречивые выводы Н.Я. Данилевского о панславизме, перманентном конфликте, возможно – силовом, России и Запада, решительном отказе от всяких политических свобод и правовых для свободы гарантий, отстаивали в своих публицистических произведениях Ф.М. Достоевский и Ф.И. Тютчев. Близка по духу к этим взглядам также высказанная преимущественно в публицистике концепция «консервативного анархизма» Л.Н. Толстого. В данной концепции идея отказа от политики и права, любых общественных реформ в пользу личностного спасения через подвижничество и страдание вполне логично дополняется призывом к отказу от всякой, в том числе – монархической, государственности. Ультраконсервативные выводы из схемы культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского сделал Константин Николаевич Леонтьев (1831-1891). 4) Русский либерализм имеет несколько теоретических источников. Во-первых, идеи свободы, справедливости, гуманизма, ограничения власти требованиями Божьей или естественной справедливости встречаются в древней и средневековой русской политической философии. Вторым теоретическим источником стали идеи просвещенной монархии, высказанные как политической мыслью, так и некоторыми представителями верхов. И, наконец, в становлении русской либеральной традиции несомненна роль заимствований. Последовательно либеральный вариант концепции просвещенной монархии предложен Семеном Ефимовичем Десницким (1740-1789) и Яковом Павловичем Козельским (1729-1795). Я.П. Козельский отстаивал идеи своеобразного политического идеализма: естественные права человека, договорные отношения государства и общества, равенство граждан, отмена крепостного состояния, справедливое уравнение собственности. Русский либерализм прошел в XIХ-начале ХХ вв. три фазы. Правительственный либерализм первой четверти XIХ в. стал прямым наследником теории и, в какой-то мере, практики просвещенной монархии (Екатерина II, Александр I). Консервативный либерализм как целостная историософская и политико-правовая модель сформировался в пореформенный период. Новый или социальный либерализм появился в начале ХХ в. Ведущими представителями правительственного либерализма были Михаил Михайлович Сперанский (1772-1839), Николай Николаевич Новосильцов. Модель реформ, предложенная М.М. Сперанским, - это плавное преобразование России в конституционную монархию. Проекты Сперанского и, в еще более осторожной форме, Новосильцова предполагали добровольное ограничение власти монарха октроированной (самим монархом и дарованной) конституцией, создание двухпалатного парламента, строгое разграничение исполнительной, законодательной и судебной властей. Переходным этапом от несостоявшихся правительственных реформаторских проектов к консервативному, охранительному, государственническому либерализму стало либеральное западничество. Его представителем можно считать Петра Яковлевича Чаадаева (1794-1856), которого иногда прямо называют «первым западником». Решительно отвергая обращенную в прошлое консервативную утопию славянофилов, осуждая национально ориентированную власть и крепостничество, Чаадаев сохраняет просвещенческие иллюзии своих либеральных предшественников – выход лишь в реформах сверху, распространении гуманности и образования. Указать на самостоятельную роль общества в возможных преобразованиях смогли либеральные западники тридцатых-сороковых годов XIХ в. Классическое славянофильство являлось сложившейся историософской моделью. Западничество, а впоследствии вся освободительная общественная мысль и практика, распадалось на два крыла – революционные демократы и либералы. Один из видных либералов-западников Тимофей Николаевич Грановский (1813-1855), разделяя общую предшествующую либеральную традицию – постепенное самоограничение самодержавия октроированной конституцией и плавная отмена крепостничества «сверху», указывает на существование саморазвития общества, сложность и противоречивость идущего часто вне зависимости от воли и царей, и народов исторического процесса. Близкие идеи еще в годы царствования Александра I высказывал лицейский профессор нравственных и политических наук, которого слушал и А.С. Пушкин, Александр Петрович Куницын (1788–1841). Куницын – теоретик естественного права. Фактически в парадигме умеренного западничества сложилась так называемая «государственная» (юридическая, государственническая) школа отечественной историографии и юриспруденции (К.Д. Кавелин, А.Д. Градовский, С.М. Соловьев, Б.Н. Чичерин). Согласно их концепциям, Россия – это социокультурный тип, не отличающийся от Запада по направленности исторического прогресса: к расширению образования, достатка, свободы лиц, утверждению частной собственности и конституционализма. Но реалии исторического развития Руси предопределили два взаимосвязанных момента: отсталость и гипертрофированную роль государства. Они и порождают необходимость заимствования многих экономических и политических моделей, а также осторожных реформ «сверху». В отличие от классиков консервативной мысли либералы утверждали: отношения человека и общества, общества и государства нельзя выстроить лишь на религиозных и нравственных началах, требуется не только этические, личностные, но и формальные, правовые гарантии свободы. В отличие от многих левых авторов с их примитивным популизмом, либералы-государственники указывали на неготовность низов к свободной жизни. Создатели консервативного либерализма отстаивали, если изложить их концепцию в лапидарной форме, следующий путь реформ. Россия (второй половины XIХ в.) не готова к парламентаризму, партийному представительству, неограниченной свободе прессы, конституционной монархии в английском стиле, быстрому освобождению низов. Эти идеи, по, возможно, излишне резкому выражению Б.Н. Чичерина, отстаивает «уличный либерализм». Необходимы, напротив, постепенное освобождение крестьян, распространение на низы просвещения, которое одно способно в течение определенного исторического времени приучить их к новому «образу существования». Широкое развитие местного самоуправления в столь же осторожной, наименее конфликтной форме приучит и средние слои, и, постепенно осваивающие общую, равно как и политико-правовую культуру, низы к жизни в условиях народоправства. Протопарламент формируется поначалу путем цензовых и многоступенчатых выборов как совещательный орган, ограничивающий не монарха, а всевластие бюрократии. Но названные реформы получают не только религиозно-нравственную, но и законодательную, причем монархом данную, основу, то есть становятся путем к октроированному конституционализму. Завершил этот, по сути, синтез лучших сторон славянофильства (органичность, постепенность) и западничества (признание самоценности свободы и её формальных гарантий) уже в эмиграции, в тридцатые годы ХХ в., сформулировав модель либерального консерватизма, Петр Бернгардович Струве (1870-1944). П.Б. Струве уже не отвергал общепринятые в ХХ в. идеи демократии и представительства, настаивал на сочетании культуры, традиции и патриотизма, гарантий свободы каждого лица и сильной правомерной власти. Разумный симбиоз духовной традиции и осознанно принятой свободы отстаивал русский христианский либерализм революционного и эмигрантского периодов (С.Л. Франк, Е.Н. Трубецкой, Е.В. Спекторский). На рубеже ХIХ-ХХ вв. в России, как и на Западе, формируется новый или социальный либерализм. Предшественником и социального, и христианского либерализма является, на наш взгляд, политико-правовая концепция великого русского философа Владимира Сергеевича Соловьева (1853-1900). Отвергая социализм и анархизм, революционные радикализм и утопизм, Вл. Соловьев, одновременно с создателями западного социал-либерализма (Г. Самюэль, Э. Дюркгейм, Л. Дюги, Л. Буржуа, Ж. Клемансо, Д. Ллойд-Джордж, фабианство, катедер-социализм) и независимо от них формулирует основную для нового либерализма мысль: право на определенный, законом гарантированный, минимум благ – неотчуждаемое право каждого лица. Критикуя излишнюю осторожность правого либерализма (К. Кавелин, Б. Чичерин), Вл. Соловьев и еще один видный представитель русской леволиберальной традиции Сергей Андреевич Муромцев (1850-1910) настаивают на последовательном утверждении в России буржуазно-демократических свобод. Социал-либеральных позиций придерживались идеологи кадетской партии - П.И. Новгородцев, Л.И. Петражицкий. Г.Ф. Шершеневич, П.Н. Милюков. В этой же системе взглядов сформулирована идея «правовой солидарности» (М.М. Ковалевский, Н.И. Кареев) – модель диалога и взаимных уступок верхов и низов современного общества, обеспеченная институциональными механизмами (право на законом установленные минимум зарплаты и максимум рабочего дня, социальная защита лиц наемного труда, «примирительные камеры» - т.е. трехсторонние переговоры нанимателей, профсоюзов и властей во время стачек и т.п.) Фактически леволиберальных позиций придерживались и умеренные народники (Н.К. Михайловский, Б.А. Кистяковский, П.А. Сорокин). Взгляд на русских умеренных левых, как на людей, принимающих de facto общедемократические и либеральные ценности (нереволюционаризм, реформизм, самостоятельное значение гражданских прав и свобод, которые нельзя отменить даже волей большинства), встречается в современной отечественной и западной литературе (см., напр.: Келли А. Самоцензура и русская интеллигенция: 1905-1914 / Айлин Келли (Британия) //Вопросы философии. - 1990, №10. – С. 52-65) В эмиграции законченную модель социальных прав каждого лица сформулировал видный русский ученый и педагог Сергей Иосифович Гессен (1887 – 1950). С.И. Гессен уже после Второй мировой войны принимал участие в разработке Всеобщей декларации прав человека, что показывает не только логическую и духовную, но даже непосредственную, «генетическую», связь классики русской философии свободы с теорией и политической практикой современного либерализма. 5) В эмиграции русские авторы, даже вышедшие из либерализма, предпочитали разрабатывать консервативную политическую философию. В этой парадигме находятся и евразийство, и сменовеховство, и неомонархизм. Общая логика евразийства – творческое, но явно тенденциозное, модернистское прочтение Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева. Россия превращается в особый евразийский (отсюда название доктрины) социокультурный тип, противостоящий и Западу, и Востоку. Сборник статей группы авторов-эмигрантов «Смена вех» (1921) прямо провозглашал отказ от противоборства с Советской властью. Объединило евразийцев и сменовеховцев, а также трагически завершившего свой человеческий и творческий путь видного философа и богослова отца Павла Флоренского (в сталинском лагере, незадолго до расстрела, на обрывках бумаги писал хвалебное эссе о наступившем торжестве тоталитарной идеократии как истинно русского правления) упрощенное восприятие Советской России (СССР) как исключительно наследницы России традиционалистской. Не лучшие социально-политические характеристики старой России (антидемократизм, всесилие бюрократии, особенно представляющей силовые ведомства, выдаваемые за государственность и решение геополитических задач) дополнялись даже в сталинском революционном консерватизме, а, тем более, в годы относительной либерализации режима, последовательным курсом на жесткую модернизацию России, распространение и внутри страны, и за ее пределами - в силовом, военном противоборстве или мирном сосуществовании-противостоянии – левых, интернационалистских, общегуманистических идей. П.А. Сорокин и Н.С. Тимашев, не разделяя «казенного» патриотизма евразийцев и сменовеховцев, полагали, что отказ от вооруженной борьбы с режимом, тем более, с привлечением армий и спецслужб враждебных России западных держав, будет благом для новой, лишь ненадолго оказавшейся под властью большевиков, России. Позиция Тимашева и Сорокина: несколько лет, возможно - десятилетий, бескризисного развития, и советский режим естественным путем трансформируется в мелкобуржуазный, а затем и в стабильный модернизировавшийся буржуазный строй. Модель неомонархизма, «правового авторитаризма», как единственного спасения от антидемократизма левого предложил Иван Александрович Ильин (1883-1954). Вполне адекватно Ильин оценил советский тоталитаризм как слияние, внеправовое и внерациональное, государства, лица, общества. Это мистическое единство уничтожает и общество, как самоорганизующуюся структуру, и человека, как ответственную личность, и государство, как правовой институт. Решительно настаивает Ильин на частной собственности и частном хозяйствовании, неприкосновенности частной жизни как основе личной духовной свободы. Николай Александрович Бердяев (1874-1948) ранее виднейших представителей западной социально-политической мысли Х. Ортеги-и-Гассета, Х. Арендт указал на массовое общество как исток тоталитарных режимов. Отрицая либерализм как буржуазную («потребительскую») идеологию, Н. Бердяев на всем своем достаточно длительном творческом пути отстаивал безусловную ценность свободы. От этом, в частности, пишут А.А. Щёлкин, Б.Ф. Сикорский и др. (См., напр.: Сикорский Б.Ф. Н.А. Бердяев о роли национального характера в судьбах России / Б.Ф. Сикорский // Социально-политический журнал. – 1993, №№ 9-10.– С.101-109) Весьма противоречивый, но вошедший в постмодернистскую политическую философию синтез либерализма и христианства (личностная свобода – абсолютная ценность, данная Богом), социальной справедливости и традиции встречается в работах С.Н. Булгакова (отец Сергий Булгаков) и С.Л. Франка, написанных в эмигрантский период их творчества. Лекция № 4. Анализ власти в социально-политической науке 1. Власть в философии и науке. 2. Субъект, объект, ресурсы власти. Легитимность и господство. 3. Три идеальных типа легитимного господства и теория бюрократии М.Вебера. Их развитие в новейшей политической социологии. 4. Теория политических элит. 5. Политическое лидерство. 1) Научный анализ феномена «власть» имеет длительную предысторию. Те или иные подходы к самой категории «власть» существовали у большинства из рассмотренных нами политических мыслителей. Мы постараемся свести эти многообразные подходы к нескольким парадигмам, сохраняющимся в современной социально-политической науке. Первая группа подходов – реляционизм (от англ. relation – отношение). Власть – это то или иное отношение между людьми. Психологические подходы стремятся найти источник появления властных отношений в эмоционально-психологических характеристиках людей. Психоаналитическая традиция при этом обращается к неосознанным мотивам поведения: во властных отношениях лицо актуализирует подавленные инстинкты (З. Фрейд), любую психическую энергию (К.-Г. Юнг). Модернизированные психоаналитические подходы (Э. Фромм, Т. Адорно, Г. Маркузе) ищут исток власти в авторитарных чертах характера лидеров и готовности многих людей любой ценой избежать свободы и ответственности за принятие решений. Волюнтаристские теории власти как способности навязать свою волю или как прямого насилия сложились, преимущественно, в немецкой политико-философской и социологической классике (Г. Гегель, М. Вебер, К. Маркс, Е. Дюринг, Л. Гумплович). К этому подходу примыкают все политико-реалистические школы. Инструментализм – взгляд на власть как на средство реализации своих целей характерен для ряда европейских мыслителей – Р. Иеринга, Э. Дюркгейма, Б. Рассела. Американская внебихевиористская традиция в философии и социологии представила наиболее разработанный вариант этого подхода. Общество существует лишь как активная деятельность и практическое взаимодействие лиц, власть должна эффективно действовать в зависимости от ситуации. Так можно в лапидарной форме выразить взгляд на власть Ч. Мерриама, Дж. Г. Мида, Р. Парка, Ч. Кули, Дж. Дьюи. Преобладание структурного функционализма в американской социологии вместе с приходом в социально-политическую науку кибернетических подходов привело к тому, что основным стал системный (иногда – структурно-функциональный) анализ власти. Формирование отношений властвования-подчинения рассматривается как неизбежное следствие сложности новейших общественных процессов. 2) Три ключевых элемента структуры власти - субъект (актор), объект (социум), ресурсы, с помощью которых субъект воздействует на объект. Ресурсы, по мнению многих авторов, - это все то, что одна группа может использовать для влияния на другую. Ресурсы могут быть прагматическими (утилитарными), принудительными (административно-силовыми), нормативными (институциональными). Согласно классической модели взаимоотношений субъекта и объекта власти, разработанной Максом Вебером (1864-1920), власть всегда включает две стороны: господство и легитимность. Господство – это «шанс встретить повиновение определенному приказу» (М.Вебер в работе «Социология государства»), потенциальная, а не актуальная власть. Господство становится властью только тогда, когда приказание встречает повиновение, согласие подчиниться. 3) М. Вебером предложена концепция трех идеальных типов властвования и легитимации власти (идеальный тип – это социологическая модель, конструкция, которая не существует в реальности, но может использоваться для анализа сложившихся общественно-политических феноменов). Легитимность – это признание, формальное или неформальное, авторитета власти подданными; принятие подвластными лицами и группами власти, признание её права управлять и согласие подчиняться. Три идеальных типа властвования и, соответственно, легитимации власти: 1) традиционный (патриархальный); 2)рациональный, легальный, бюрократический; 3) харизматический. Традиционный способ легитимации предполагает опору власти на традицию, обычай, прецедент. Власть в традиционных обществах многообразна: она может опираться и на неформализованные демократические процедуры, и авторитет яркого харизматического лидера. Легальное властвование, управление государством на основе четко зафиксированных в законе процедур, соблюдение требований демократизации общественной жизни и правовой государственности – возможный, но не единственный способ управления современным обществом. А вот рационализация управляющих процедур неизменно характеризует современное общество. При этом предельным, «экстремальным», вариантом рационализации является власть бюрократии – слоя профессиональных управленцев, оторванного от общества. Усложнение современной общественной жизни, по мнению М. Вебера, ведет к неизбежной бюрократизации. Термин бюрократия введен французским автором Винсентом де Гурмэ. В его представлении, бюрократия – сосредоточение власти в руках профессионалов (ныне подобная ситуация описывается как технократия). Теория «формальной организации» и «рациональной бюрократии» как целостная модель сформулирована М.Вебером. Характеристиками рациональной бюрократии являются: строгое разграничение полномочий и компетенции «по горизонтали» – между функциональными, отраслевыми службами и «по вертикали» – между уровнями управления; полное обособление выполняемых служебных обязанностей от личностных характеристик управленца, «отделение человека от должности»; подбор кадров на основе конкурса, приемных испытаний, иных рационализированных и формальных процедур (недопущение «блата»); защита статуса и компетенции управленцев (защита от произвольного увольнения, высокая заработная плата, гарантии карьерного роста и пенсии). В ХХ в. исследовали бюрократизм, опираясь на веберовскую модель и развивая ее, К. Мангейм, Р.К. Мертон, М. Дюверже, Ф. Селзник, П.М. Блау. В сер.-вт.пол.ХХв. сложились, и первая целостная модель технократии (книга Дж.Бернхема «Революция менеджеров» вышла в начале Второй мировой), и теория меритократии как власти лучших, описанная в книге М. Янга, вышедшей в конце пятидесятых годов ХХв., и критика западной бюрократии с неомарксистской и леволиберальной позиций. «Школа социальных систем» близка к перечисленным выше моделям, но дополняет их структурно-функциональным подходом. Создатели этой школы Г.Саймон и А.Этциони в пятидесятые-шестидесятые годы ХХв. стали рассматривать организацию как сложную систему социальных отношений, и проанализировали методы бюрократии по противостоянию технологическим и социальным инновациям. Харизматическое лидерство, по мнению М.Вебера, служит способом преодоления бюрократической рутины. Харизма (в дословном переводе с классического греческого - «Божий дар») присутствовала у религиозных и политических лидеров прошлого. Но она в патриархальном обществе неизбежно не рационализируется, а дополняется традицией. Модель харизматической власти, предложенная М. Вебером, - это рационализация («рутинизация») харизмы, ее «встраивание» в процедуры бюрократического управления. Модель, следует признать, весьма противоречиво, воплотилась в истории после смерти ее автора. Харизматический лидер получает мандат доверия в ходе всеобщих выборов (плебисцита, референдума). Поэтому модель носит название плебисцитарной или вождистской демократии. Получив вотум доверия снизу, харизматик берет под контроль бюрократическую иерархию. На практике подобный способ легитимации использовали нередко антидемократические режимы. Ведущие современные отечественные социологи Л. Ионин, А. Мигранян считают универсальным классический веберовский подход. Более интересный комплекс идей лежит в основе теории бюрократии Ю.Н. Давыдова и Т.А. Алексеевой. Классик советской социологии, покойный академик Ю.Н. Давыдов и ведущий московский политический философ Т.А. Алексеева успешно совмещают при анализе бюрократии три исследовательские программы (Подобный подход не следует считать противоречивой эклектикой. К. Мангейм совмещал марксистский и веберианский анализ). Давыдов, Алексеева, Гайденко при анализе бюрократии сочетают 1) марксистский социологический реализм, допускающий классовый анализ - бюрократия выражает интересы правящих общественных групп 2) веберианскую теорию избыточной рационализации, 3) структурный функционализм. Ведущие современные западные политические социологи принимают веберовскую концепцию как базовую (фундаментальную). Но и необходимость развития достаточно абстрактной и схематичной модели М. Вебера почти очевидна. Источники легитимности многообразны. Житейские причины доверия к явно антинародным и неэффективным режимам – апатия, страх, усталость, отсутствие признанной средними и массовыми слоями контрэлиты. Младший современник М. Вебера, великий немецкий социальный философ К. Ясперс указывает, что «сознание легитимности заставляет мириться с серьезными недостатками власти во избежание большего зла». По-человечески естественное желание «избежать худшего» зачастую заставляет мириться с террором и страхом как повседневным в обществе чувством при деспотических режимах. Доверие к властным институтам, структурам, процедурам в современном открытом обществе нельзя свести к рационально-бюрократическому варианту легитимного господства. Послевоенная западная политическая социология анализирует легитимность с использованием научного аппарата, которого ещё не было в начале ХХ в. – институциональный, функциональный, политико-системный подходы. Уже упоминавшиеся классики американской социально-политической науки Дэвид Истон и Сеймур Мартин Липсет, следуя общей парадигме структурного функционализма и системному подходу, выделили целый спектр источников легитимации. Авторитет власти может быть обусловлен идеологией (идеологическая легитимность, идеократия), признанием конкретного лидера, возможно не наделенного харизмой (персональная легитимность), уверенностью граждан развитых демократий в том, что сложившиеся политические институты и структуры, утвердившиеся нормы и процедуры деятельности последних являются наилучшими (структурная, процедурная, нормативная, институциональная легитимность). Д. Истон рассматривает власть как систему авторитарного распределения ценностей в обществе. В своей книге «Системный анализ политической жизни» (1965) Истон проанализировал источники легитимности, оставшиеся за рамками веберовской модели, – идеология, структуры, персональные качества, чаще (в отличие от концепции харизматического вождизма у М.Вебера) не экстраординарные. Персональная легитимность предполагает соответствие политического деятеля роли, которую он выполняет, т.е., основывается не только на харизме, но и на деловых качествах лидера. Дадим по Истону ещё два ключевых определения. Идеологическая легитимность – моральная убежденность индивидов в ценности общественно-политического строя и его принципов. Независимо от реалистичности той или другой идеологии, всякая система пропагандирует свою идеологию. При этом идеология должна быть предметом консенсуса, а не навязана гражданам. Структурная легитимность – преданность политическому механизму и нормам его функционирования (т.е., фактически, политическому режиму). Необходимо нахождение оптимальной структуры политической власти. Кроме того, Д. Истон анализирует долгосрочные и коньюктурные факторы доверия граждан к власти. Диффузная поддержка – долговременная поддержка, преимущественно, аффективная, политического строя, вне зависимости от результатов его деятельности. Специфическая поддержка – это преимущественно, инструментальная поддержка, в основе рациональная, сознательная, властей и способов их действий (Так, в краткой форме, излагает позицию Д.Истона один из ведущих современных петербургских политических социологов - см.: Елисеев С.М. Политическая социология: уч.пос. / С.М. Елисеев. – СПб: «Нестор-История», 2007. – С. 94-97). Современная немецкая исследовательница Б. Вестле (англ. – Westle, 1989, в кн.: «Политическая легитимность»), дополняя истоновский подход, выказывает следующие соображения. Диффузная (фундаментальная) поддержка характерна для конституционного строя. Диффузно-специфическая легитимность предполагает идеологическую уверенность, дополненную верой в коньюктурный успех. Специфически-диффузная – это инструментальная поддержка (уверенность в успешности, правильности и эффективности властных институтов и процедур), дополненная долгосрочным согласием с нормами. 4) Еще полтора века назад право богатых и знатных быть и власть предержащими не ставилось всерьез под сомнение ни обыденным, ни теоретическим политическим сознанием. Лишь в конце XIX в. западная социология создала целостные модели, в которых при весьма противоречивой аргументации обосновывается неизбежность формирования управляющего меньшинства. Гаэтано Моска (1858-1941) опубликовал в 1884 г. работу «Теория правления и парламентское правление», следующий текст, содержащий анализ теории правящего или политического класса, «Элементы политической науки», вышел в 1896г. Эти работы уже содержали основные положения классического элитизма, но итальянский исследователь не использовал сам закрепившийся в современной социально-политической науке термин «элита». Следуя, в целом, Н. Макиавелли, Г. Моска использует и ценностный подход: необходимо соответствие правящего слоя возложенным на него функциям. Создателем термина «элита» стал еще один итальянский мыслитель, также признаваемый одним из основоположников современной политической социологии, Вильфредо Парето (1848-1923). Понятие «элиты» Парето формулирует в «Трактате общей социологии» (1916). Парето использует популярные в социологии на рубеже позапрошлого-прошлого веков психологические подходы: попадание лица в элиту во многом объясняется его базовыми психологическими характеристиками (резидуа – остаток, подлинные, часто неосознанные, эмоционально-психологические черты конкретного лица). К элите Парето относит лиц с высочайшими достижениями в любой области социальной жизни. «История – кладбище аристократий», - говорил Парето, а замена элит идет по принципу ухудшения. Прямо следуя Н. Макиавелли, Парето делит элиту на львов (радикалов, выразителей сильной власти) и лис (хитрецов, умеющих льстить и массе, и оппонентам из неправящей элиты). Немецкий ученый Роберт Михельс (1876-1936) разработал теорию олигархии, дополняющую мысль о неизбежной всеобщей бюрократизации индустриального общества, принадлежащую М. Веберу. Сложная социальная организация порождает, соответственно, сложную организационно-управляющую структуру, в которой неизбежно формирование узкой правящей группы. Нежелание и неспособность простых людей брать на себя ответственность, необходимость профессионализации и бюрократизации управления, требование стабильности лидерства неизбежно порождают олигархию (власть немногих и, при этом, худших). Большинство, по мнению Михельса, служит лишь пьедесталом для господства меньшинства, олигархии. Михельс соглашался с Марксом в признании важности фактора классовой борьбы в развитии общества. Но отрицал ее роль как локомотива прогресса. «Каждая революция рождает новую олигархию», - так сформулировал Михельс «железный закон олигархии». Идеи, сходные с положениями Р. Михельса, высказал в опубликованной на французском языке в к. ХIХ в. работе «Демократия и политические партии» русский социолог Моисей Яковлевич Острогорский (1854-1919). Этот автор рассмотрел политические партии, как структуры, созданные, независимо от идейно-политических пристрастий, исключительно для борьбы за власть. Партии – это элитарно-олигархические структуры, ответственные за то, что парламенты превратились в место политических баталий, а не представительства народных интересов. Элитистский (а не классовый) подход, дополненный теорией социальной стратификации, стал в западной социально-политической науке преобладающим. Выделим несколько наиболее распространенных современных элитистских концепций. Макиавеллистская школа следует традиции Г. Моска и Р. Михельса. Среди новейших макиавеллистов упомянем Дж.Бернхема. К основоположникам модернизированной, ценностной, классической теории элит относят В. Парето, считая, при этом, Моска чистым макиавеллистом. В рамках ценностного подхода сформулируем теорию меритократии (власти лучших), известную еще с Античности. Тогда аристократией называли власть немногих, но лучших и в интересах всех. Среди основоположников и теоретиков современного меритократизма можно назвать английского социолога М. Янга, влиятельного американского социолога Д. Белла, представителя неоконсервативной теории элит Т. Дая. Своеобразную леволиберальную элитистскую концепцию создал сразу после второй мировой войны американский ученый Чарльз Райт Миллс (его последователем был другой американский политолог Ральф Милибанд). Отрицая марксистский, классовый подход и следуя, скорее, традиции Михельса-Острогорского, Ч.Р. Миллс критикует американскую элиту как сплоченную и замкнутую касту, выражающую интересы финансово-промышленной олигархии. Главным элитообразующим признаком леволибералы считают «командные высоты», занимаемые представителями элиты в обществе. Но, пожалуй, преобладает в западной науке, равно как активно исследуется социально-политической наукой новой России, теория демократического элитизма (или концепция плюрализма элит). В ней сосуществуют и либеральный подход (классик американского социально-политического бихевиоризма Г. Лассуэл в межвоенные годы), и структурно-функциональный анализ (Э. Гольтман, С. Келлер). Классиками демократического элитизма, наряду с Г. Лассуэлом, являются Й. Шумпетер и К. Мангейм. Общепризнанна классификация правящего слоя на элиту и контрэлиту. Пути пополнения элиты, функциональные черты общества, которому данная элитарная страта принадлежит, позволяют говорить об открытых и закрытых элитах. По источнику влияния (происхождение, с одной стороны, или статус, функции, заслуги – с другой) говорят о наследственной и ценностной элитах. Различное и в различной пропорции сочетание у представителей высших и средних слоев важнейших стратификационных факторов (доход, статус, образование, профессиональный престиж) позволяет говорить о высшей элите, непосредственно принимающей политические решения, и средней элите, верхней части среднего класса. Критериями элиты демократического общества являются ее эффективность, социальная и организационная представительность, организованность и интегрированность (не кастовость и корпоративизм, а сплоченность и внутри элиты, и элиты с гражданским обществом для успешного решения стоящих перед страной задач), горизонтальная (между элитами и внутри элиты) и вертикальная (пополнение элиты) мобильность. Важнейшими формами рекрутирования элит являются система гильдий и антрепренерская (предпринимательская) система (термины ввел современный американский политолог Б. Рокмэн). Характеристиками системы гильдий являются ограниченный круг претендентов на управленческие должности, большое число институциональных фильтров (формальных критериев), решающее значение мнения вышестоящего руководителя при назначении на должность. Антрепренерская система – это, прежде всего, система выборов органов самоуправления и представительной власти, а также - первых лиц администраций разного уровня, система выборов в общественных организациях разного типа, иногда - выборы на низшие и средние должности в частном секторе. В этих случаях - круг претендентов на выборную должность весьма широк, каналы попадания в этот круг многообразны, одной из важных характеристик претендента на выборную должность становится его личное умение или умение команды его помощников и советников создать образ лидера. «Итак, - отмечает ведущий современный отечественный специалист по анализу политических элит, профессор МГИМО Г.К. Ашин, - существующие демократические политические системы явно не дотягивают до критериев открытой элиты (элиты, способной к полностью равноправному диалогу с гражданским обществом – К.Г.), модель открытой элиты – скорее норматив, цель, которой они явно не достигли» (Ашин Г.К. Элитология. Уч.пос. / Г.К.Ашин. – М.: РОССПЭН, 2009. – С.472). Для приближения к принятому нормативу необходимо безусловное принятие, как на уровне воли политического класса, так и на уровне общественного сознания требований отрытого общества. Для него характерно существование реально функционирующих «лифтов социальной мобильности» и каналов диалога власти и общественности. 5) Политическое лидерство мы будем рассматривать как способ влияния на общество и принятия ключевых управленческих решений. При всем многообразии демократических механизмов, жизни современного гражданского общества по принципу самоорганизации, по-прежнему очень велика роль не только отношений «власть-общество», «элита-масса», государственных институтов и процедур, закона как общей нормы, представительных (действующих коллективно) органов управления, но и отдельных лиц, занимающих руководящие посты, лидеров, т.е. (в дословном переводе с английского) людей, ведущих за собой. Лидерство – стабильное высокое положение и связанное с ним влияние на общество или социальную группу руководящего лица или совокупности таких лиц, спецификой политического лидерства является способность принятия и проведения в жизнь общеобязательных властных решений. Лидерство существует даже в животном мире, лидерство неизбежно в малой группе. Формальное лидерство – отражение институционального (статусного, иерархического) аспекта властных отношений, неформальное лидерство отражает субъективный фактор, самостоятельную роль лидера в принятии политических решений. Лидер – символ возглавляемой им общности, реальный или символический интегратор (объединитель) для своих подчиненных (ведомых). Проблемы отбора людей, занимающих ключевые посты, функций, которыми следует наделить лидера, исследовались еще с глубокой древности. Подробную схему подготовки правителей разработал Платон. Геродот и Плутарх видели в лидерах творцов истории, древнекитайские авторы – «детей Неба», христианские идеологи и иерархи - Богом помазанных на Царствование. Решение общенациональных задач (развитие страны, защита ее суверенитета, утверждение господства права) отдавали в руки лидера-монарха на заре Нового времени Т. Гоббс, Н. Макиавелли, Ж. Боден. Труды Н. Макиавелли, последовательного сторонника сильной власти, высоко оценивали О. Кромвель, Н. Бонапарт, другие лидеры-харизматики. Разрушение в ХIХ в. легитимных (в данном случае – унаследованных по закону) монархий породило первые концепции лидеров, приходящих на смену «данным Богом» династиям. Анализируя и великих людей прошлого, и диктаторов настоящего (оба Наполеона) Томас Карлейль (1795-1881), Ральф Уолдо Эмерсон (1803-1882), позднее, Ф. Ницше сформулировали волюнтаристскую концепцию лидерства. Лидер наделяется чертами волевого сверхчеловека. Эта схема в еще более примитивной форме предлагается социал-дарвинизмом. Левые идеологи (К. Маркс, П.Л. Лавров, Н.К. Михайловский, Г.В. Плеханов, М. Горький) сформулировали концепцию активной роли лидеров – создателей социалистической идеологии, которые должны принести идеологию «освобождения труда» в массы. Классический марксизм указывает на следующую проблему: рабочий класс должен обезопасить себя от собственных чиновников. Ключевую роль вождей (неудачный перевод английского «лидер» – ведущий), т.е. узкой руководящей группы, в деятельности левой партии анализировал В.И. Ленин. В еще более последовательной форме данная идея стала обоснованием культа личности «вождя народов». Во второй половине ХIХ в. складываются социально-психологические модели, исследующие взаимодействие лидера и массы как феномен индивидуальной и коллективной эмоциональной жизни. Подражание лидеру является «способом существования» низов, по мнению одного из основоположников теории социализации Габриэля Тарда (1843-1904), Н.К. Михайловского, М.М. Ковалевского, Г. Лебона. Психологический анализ лиц, «дорвавшихся до кормушки власти», стал преобладающим еще в межвоенный период. Рассмотрение стремления человека к власти как механизма личностной психологической защиты встречается и у ведущих психоаналитиков З. Фрейда, Э. Фромма, и у бихевиористов – Ч. Мерриама, Г. Лассуэла. Ныне можно предположить, что социально-психологические подходы делят пальму первенства при анализе отношений «лидеры – массы» с концепциями власти символов или медиакратии (власти масс-медиа, современных средств информации). В известной лекции 1919 г. «Политика как призвание и как профессия» М. Вебер отметил: политика превращается в предприятие, политическая деятельность становится профессией. В основе господства и подчинения, по М. Веберу, привычка, вера, эмоции, рациональные соображения. По мнению классического немецкого социолога, последовательность смены «идеальных типов лидера» в модернизирующемся обществе: харизматик (появляется в переломные моменты) - охранитель – законодатель. Другой классик западной социологии Й. Шумпетер предложил рассматривать лидера как, преимущественно, администратора, менеджера, управленца еще в межвоенный период (Этот подход развивают Оппенгеймер, Фролих и др.) По мнению современного французского политолога Ж. Блонделя, лидерство – это власть лица или небольшой группы лиц, побуждающих нацию к действию. Рассмотрение лидерства как совокупности способов влияния на других людей, т.е. как разновидности власти, характерно для упомянутого французского автора, а также С. Каца, Эдингера и др. Эти исследователи допускают использование лидером принуждения для того, чтобы заставить подвластных повиноваться. Но любое лидерство, кроме откровенно силового и уже в силу этого не слишком стабильного, требует легитимности – авторитета у подданных, постоянного и долгосрочного доверия со стороны значительной части управляемых. Лидерство сводится, таким образом, перечисленными и многими другими западными авторами к политическому менеджменту, принятию и проведению в жизнь управленческих решений. Именно этот аспект лидерства, прежде всего, анализируют Р. Даль, Даунтон, Ребел. Лидерство становится отражением статусной должности и связанных с ней ролей. Руководство, по мнению ведущих отечественных политологов М.В. Ильина и Б.И. Коваля, отличается от лидерства. Руководство предполагает достаточно жесткую и формализованную систему отношений «господство-подчинение». Классификация лидеров совершенствуется вместе с развитием самих концепций лидерства. Распространено деление на обычных и великих правителей. Способы взаимоотношений с аппаратом и подвластными позволяют выделить лидеров авторитарного и демократического стилей руководства. Существуют четыре наиболее распространенные концепции природы лидерства – теория черт, факторно-аналитическая теория, ситуационная теория, теория конституентов, каждая из которых, по-видимому, отражает важный аспект проблемы. Многообразие подходов объясняется, в частности, сложной структурой лидерства: • Индивидуальные черты лидера; • Ресурсы, инструменты, влияние; • Ситуация, на которую воздействует лидер, и которая влияет на лидера. Автор теории черт, американский политолог Э. Богардус (работа «Лидеры и лидерство» вышла в 1934 г.), считал, что выдающиеся личностные характеристики, интеллектуальные, волевые, иные, делают человека лидером. Целый ряд исследователей, в той или иной мере следующих Э. Богардусу, попытались дать перечень качеств, присущих лидеру. Р. Каттел и Г. Стайс относят к числу таких качеств целостность характера и уверенность в себе, позволяющие влиять на окружающих, способность к генерированию идей, склонность к инновациям и предприимчивость, наличие сильной воли и способность не поддаваться эмоциям. Р. Манн дополнил этот перечень теми чертами характера, которые, согласно К. Г. Юнгу, присущи экстравертам – открытость, контактность, гибкость, способность к коммуникации и диалогу. Ситуационная концепция (Р. Стогдилл, Т. Хилтон, А. Голдиер) считает лидера порождением определенной ситуации и социокультурного окружения. Сложившиеся обстоятельства, исторические, социально-экономические, социокультурные, и вызывают к жизни лидера определенного типа, и диктуют последнему варианты поведения и принятия решений. Больше шансов на успех, по мнению Э. Фромма, Д. Рисмэна и др., имеет беспринципный коньюктурщик, использующий ситуацию. Факторно-аналитическая концепция разграничивает черты лидера как человека и индивидуальные характеристики руководителя, лица, принимающего важные для всего общества решения, добивающегося их выполнения. Сторонники факторно-аналитической концепции полагают, что цели и задачи, диктуемые ситуацией, способны сыграть решающую роль по отношению к личностным характеристикам лидера. Таким образом, факторно-аналитический подход соединяет характериологическую и ситуациционную концепции, отдав приоритет последней. Теория конституентов (т.е. последователей, причем, и сторонников, влиятельных лиц, активистов, избирателей, и всех, кто оказывает на конкретного лидера влияние; один из авторов – современный американский исследователь – Ф. Стэнфорд) является, по сути, модифицированной в современной социально-политической науке, древней истиной - «свита играет короля». Следуя этой модели, современные специалисты по политическим технологиям предпочитают начинать поиск кандидата на выборный пост с исследования предпочтений электората. Этот взгляд не позволяет строго объяснить инновационную деятельность и самостоятельную активность лидера. Неявно следуя нашему великому соотечественнику Л. Толстому, считавшему царей рабами истории, современный скандинавский автор Фред Гринстайн (р. – 1930г.) в книге «Личность и политика» прямо сводит роль лидера к исполнению воли высших сил. По мнению этого современного политолога, личные черты лидера интересны лишь психологам и психоаналитикам, их влияние «в общем раскладе» не велико, сложившийся имидж и умение принимать решения не связаны с эмоционально-психическим типом конкретного лидера. Ситуация и референтные группы предопределяют поведение любого, в том числе высокопоставленного, лица. Традиционные возражения звучали и звучат: • Формально принятая роль не отменяет специфики поведения и личностных установок лидеров-диктаторов (Р. Такер писал о Сталине – «диктатор постоянно играет роль») или лидеров-реформаторов (Ф.Д. Рузвельт и М.С. Горбачев делали исторический выбор); • Личность принимает решения, опираясь на собственный опыт и установки; • Влияние окружения и ситуации на лидера амбивалентно. Видные представители левой интеллектуальной традиции Э. Фромм и Т. Адорно в пятидесятые годы ХХ в. разработали модель двух «удачно» дополняющих друг друга типов авторитарной личности – 1) сильных лидеров, для которых власть - компенсаторный (защита от собственной неполноценности) механизм, и 2) готовых подчиниться, «снять с себя ответственность за происходящие в обществе кризисы», «бежать от свободы» выбора и принятия решений представителей массы. Данная модель применялась, преимущественно, для анализа деятельности харизматиков, лидеров антидемократических режимов. Бюрократизация, институционализация и профессионализация управленческой деятельности, достижение ныне в развитых демократиях определенного компромисса между массовым участием и активной ролью лидера, превращение выборов в конкурс обещаний или соревнование имиджей потребовали серьезной модификации названных выше подходов. Современный американский исследователь Шерон Ривера применяет при анализе лидерства репутационный анализ. В основе модели Ш. Риверы – экспертные оценки: необходимо опросить активных участников политического процесса. Именно они укажут на коллег, обладающих не только формально высокой иерархической позицией, но и неформальным влиянием. Дальнейшее развитие этого подхода находим у Р. Даля, предлагающего ответить на вопрос: «Кто правит?» Интерактивный анализ предполагает комплексное исследование лидерства: • Черты лидера; • Стоящие перед ним задачи • Систему отношений «лидер-конституенты». Гарольд Лассуэл в книге «Психопатология и политика» (1936) выделил три типа лидеров - администратор, агитатор, теоретик. А совершенствование психоаналитических и иных социально-психологических моделей лидерства позволило сформулировать новейшую модель четырех «идеальных типов» лидерства – знаменосца, пожарного, служителя и торговца. На практике, разумеется, политик может «менять маски». Но названные четыре типа отражают основные стили отношений лидера, элитарных групп и народа. Знаменосец направляет на новые свершения, при этом, возможно, на вполне необходимые реформы (М. Ганди, Ш. де Голль, Л. Валенса, Р. Рейган). Культ личности встречается и в открытых обществах, что подтверждают перечисленные выше примеры харизматиков (Впрочем, видный французский политический мыслитель Р. Арон считал де Голля не демократическим, а авторитарным лидером). Служитель (многие европейские левые) пытается выполнить запросы наибольшего числа общественных групп. Пожарный (Е. Примаков, ранний Путин - рубежа тысячелетий, примерно до 2003г.) преодолевает проблемы, вызванные «текущими», неизбежными кризисами. Торговец пытается «потушить пожар» или «направить на свершения», не обещая выполнить запросы многих групп из нижних и средних слоев, а найдя «пакт элит», согласие верхушечных группировок. Функции лидера сначала перечислим в самой общей форме: • Политическая диагностика; • Определение направления и программы действий, поиск социальных инноваций; • Мобилизация исполнителей, генерирование социального оптимизма. Конкретизация общих функций позволяет перечислить: • Принятие решений; • Социальные арбитраж и патронаж; • Налаживание взаимодействия элитарных и массовых групп; • Легитимация сложившихся институтов. Формирование новой элиты – это долгий процесс выращивания в недрах гражданского общества ответственных и профессиональных лидеров. Проблемами, наложившимися друг на друга и ведущими к резонансному разрушению социума, стали отсутствие контрэлиты в советское время и тот факт, что за четверть века реформ так и не сложилась ответственная контрэлита. Нынешние «партии власти» остаются партиями неономенклатуры. Практика политической борьбы не способствует формированию демократической элиты. Тем не менее, перечислим некоторые пути и факторы формирования новой элиты: • институционализация и профессионализация политического лидерства; • формирование рациональной бюрократии, ее последующая трансформация в так называемую «открытую бюрократию», способную к диалогу с гражданским обществом (см., например,: Ашин Г.К., Цит.соч.; Афанасьев М.Н. Невыносимая слабость государства: Очерки национальной политической теории / М.Н. Афанасьев. – М.: РОССПЭН, 2006. – 273с. – С. 22-44; • соблюдение закона как органами и отдельными представителями власти, так и гражданами, прекращение проповеди «богатства любой ценой», «взяток и воровства как двигателя модернизации», создание естественной для цивилизованного общества атмосферы непринятия норм и принципов преступного мира; • безусловное сохранение всех гарантированных Конституцией РФ прав и свобод, а также ростков гражданского общества, развитие начал федерализма, плюрализма, демократии, местного самоуправления, свободы СМК и иных форм общественного контроля за властью. Лекция № 5. Личность и политика 1. Политика и мораль. 2. Политическая социализация. 3. Политическое участие. 1) Аморальность любой власти, политической деятельности, права как норм, установленных волей государства, представляется очевидной как для далеких от общественной жизни обывателей, так и для многих выдающихся писателей и мыслителей. Власть, особенно в традиционных и тоталитарных обществах, бесконтрольна, абсолютна, безнравственна. Нередко эти черты власти проявляются и в современном правовом государстве. Политика – это почти всегда противостояние, перерастающее в открытые, подчас, насильственные, конфликты интересов или взглядов. «Всякая власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно», - злую и точную метафору высказал еще в позапрошлом веке английский мыслитель и общественный деятель лорд Актон (Эктон). Следует подчеркнуть, что проповедь нравственной политики, «честности, как лучшей политики» имеет не менее влиятельную традицию, чем идея полного отделения морали от политики. Многообразные подходы, отстаивающие необходимость нравственной политики, объединяют под названием – политический идеализм. Аргументация допустимости и даже неизбежности насилия в политике, строгого разграничения «сфер компетентности» этики и политической науки, политики и морали, т.е. политического реализма также весьма многообразна. Классическим выразителем идеи взаимной автономии политики и морали, а не сторонником, или, тем более, адептом цинизма политиканов был Николо Макиавелли. Сторонником «морального компромисса» в политике и для политиков был Макс Вебер. Он разделил этику убеждений и этику ответственности: первая руководствуется исключительно императивами абстрактной совести, вторая – реалиями. Соотношение между ними каждый государственный деятель определяет для себя в конкретной ситуации. Своеобразную идею институционализации нравственных требований в политике сформулировал, в частности, современный немецкий политолог Б. Сутор. 2) Освоение человеком норм и ценностей, которыми он руководствуется в политическом процессе, происходит путем политической социализации. Политическую социализацию в социально-политической науке обычно рассматривают как часть любой социализации, сложного процесса усвоения человеком норм, ценностей, социокультурных установок той социальной среды, в которой он живет. Классические теории социализации сложились в американской социологии. Западноевропейские и отечественные авторы, воспитанные в духе литературно-философской классики, в пер.пол.ХХв., с большей или меньшей степенью последовательности, превращали отношения «лицо-общество» в процесс одностороннего диктата или мистическое духовное взаимодействие. В американской социогуманитарной науке еще между войнами с преодолением бихевиористского редукционизма решался вопрос о налаживании системы социального контроля за «средним американцем», человеком, впитавшим «с молоком матери» жесткий, рационалистический, отчуждающий, но, несомненно, свободный стиль поведения в обществе. Среди авторов концепций социализации, в том числе – политической, ведущие американские социологии ушедшего века – У. Липпман, Т. Парсонс, Р. К. Мертон, Д. Истон. Термин «политическая социализация» появился в пятидесятые годы ХХв. Социологи в качестве важнейших проводников норм и ценностей рассматривают агентов и институты социализации. Институты социализации – это четко оформленные структуры, на которые обществом возложена функция социализации (образовательные учреждения, СМК). Агенты социализации (социализаторы)– конкретные лица, которые, как правило, и выполняют функции трансляции социальных ценностей, обучения ролевым и поведенческим установкам (педагоги, журналисты, активисты молодежных общественных и политических движений). Семья и малая группа – это, скорее, совокупности социализаторов, чем оформленные социализирующие институты. К типам политической социализации относятся 1)гармонический; 2)гегемонистский; 3)плюралистический; 4)конфликтный. Гармоническая социализация предполагает высокий уровень институциональной и процедурной легитимации политической системы. Гегемонистский тип социализации формируют те закрытые общества, в которых сильна ксенофобия, а поиск врагов – едва ли не единственный способ легитимации режима. Важнейшим социализирующим институтом становится индоктринация, пропагандистская машина. Плюралистическая демократия естественным образом формирует плюралистический вариант социализации, который предполагает активное конвенциональное участие в политике с целью защиты и наиболее полного выражения интересов различных социодемографических и иных групп. Конфликт характерен для модернизирующихся авторитарных и нестабильных демократических режимов. 3) Набор ролей и установок, непосредственно определяющих политическое участие, рассматриваются в социально-политической психологии. Политическая психология – раздел социальной психологии, анализирующий осознанные и неосознанные мотивы и установки, определяющие политическое поведение каждого индивида. Степень актуализации в практическом поведении идейно-политических установок и социально-экономических потребностей во многом детерминирована не только воспитанием или сложившимися обычаями, но и эмоционально-психологическими характеристиками человека. Целый ряд моделей психологического объяснения социальных действий человека разработан на рубеже XIX-XX вв. Определение неосознанных мотивов человеческого поведения ментальными структурами (архетипами) дано в психоанализе. Эмоционализм (Л.И. Петражицкий) рассматривает поведение, в том числе политическое, как отражение априори (до опыта, т.е. вне социализации) заданных эмоций, а точнее – интуиций, нравственных и правовых. Бихевиористские и необихевиористские модели сводили поведение человека к реакции на внешние раздражители, возможно, опосредованной внутренними установками конкретного лица. Гуманистическая психология стала рассматривать в качестве детерминанты поведения осознанные каждым человеком его собственные потребности (интересы). В межвоенный период складывается двойственный взгляд на политическое поведение – сочетание биологизаторства, а также упрощенного психологизма с персонализмом или ценностными подходами. Выделяется несколько уровней, на которых в индивидуальном сознании воспринимается политика. Архетипы – это некритически воспринятые, часто неосознанно усвоенные, коллективные воззрения и верования. Более подвижен и может быть усовершенствован набор привычек, сложившихся в ходе социализации установок, личностных мотиваций, ролей и функций. Важную роль играют личностные эмоциональные и характериологические черты. О политическом участии писали многие авторы, занимавшиеся проблемами политической социализации. На Западе широко известна модель идеальных типов социализации и последующего участия в общественной жизни, предложенная классиком американской социологии Робертом Кингом Мертоном и вполне применимая и для анализа политического поведения. Социолог анализирует «вечную» проблему соотношения целей и средств, и, на наш взгляд, совершенно верно указывает неизбежно возникающий в современном развитом «обществе равных возможностей» конфликт: рекомендованные этим обществом цели и доступные, конвенциональные (т.е. общепринятые) средства их достижения находятся в скрытом, а временами – явном, противоречии. Мертон (как и целый ряд других ведущих американских социологов-Т.Парсонс, А.Коэн, С.Верба) рассматривает девиантное, отклоняющееся, неконвенциональное поведение не как патологию, а как выход за рамки стандарта. Сходные процессы могут породить и конформизм, и девиацию. Альберт Коэн прямо отождествляет любое недевиантное поведение с конформизмом. Классик американской социологии Толкотт Парсонс (1902-1979) отмечает, что социально-политическая напряженность в ряде случаев может быть сведена на нет самими институтами. Мертон выделяет четыре возможных модели отношения лица к своей социально-политической активности: конформист, новатор, ритуалист, изолированный индивид (в традициях русской литературы и социологии его можно назвать нигилистом). Последний отвергает как рекомендованные обществом цели, так и средства их достижения и в кризисной ситуации может стать последователем той или иной экстремы. Ритуалист следует конвенциональным правилам поведения (социально одобренным средствам), но не приемлет навязанные обществом цели. Абсентеизм или аномическое (безответственное, но лишенное активного протеста) поведение вполне может, в ряде случаев, стать внешним проявлением ритуального конформизма. По Мертону, собственно конформист – это лицо, принявшее все конвенциональные нормы. Молчаливое консервативное большинство сытых западных обществ рекрутировано из этой, в общем-то, обывательской среды. Новатор принимает цели, но отвергает устоявшиеся механизмы их достижения и, по-видимому, будет активным сторонником реформ. Иногда появляется пятый вариант (как разновидность аномии и изоляции) – мятежный индивид, пребывающий в состоянии выбора, длительной нерешительности. На уязвимые места этой схемы указывалось не раз. Два наиболее часто возникавших вопроса, которые порождает модель Р.К.Мертона: какими факторами обусловлен выбор индивидом тех или иных возможностей; почему возможен разрыв между целями и средствами. Т.Парсонс называет несколько факторов, объясняющих социально-психологическую напряженность и ее возможную последующую актуализацию в девиантном и прямо неконвенциональном поведении: • Несоответствие целей и средств (по Мертону – это, если не единственный, то важнейший фактор); • Несоответствие самооценки и оценки со стороны социального окружения; • Неспособность индивида выработать определенные социальные и политические привязанности. Ещё раз отметим, что очень многие исследователи указывают на некоторые «передержки» классической схемы Парсонса–Мертона. Отклоняющееся поведение – далеко не единственная возможная реакция индивида или группы на социальную напряженность. Например. Л.Милбрайт указывает на то, что выражением общественного недовольства вполне могут стать и конвенциональные формы участия (голосование за оппозицию или членство в оппозиционных партиях и движениях, жесткий диалог с властью в легальных формах – стачка, мирное шествие с критическими лозунгами), а к не конвенциональному поведению этот автор относит любой протест. Вовлеченность в политику для представителей благополучных обществ объясняется ощущением угрозы, рационально осознанными интересами, а, иногда, субъективным ощущением своего социокультурного статуса, наличием свободного времени или другими «привходящими», случайными факторами. В идеале, участие в политике определяется комплексом причин – идеологических (мировоззренческих), нормативных (социокультурных), эмоционально-психологических. Но, несомненно, мобилизация требуется, прежде всего, закрытым обществам, где она принимает карикатурные формы. Средства манипулирования индивидуальным и общественным сознанием нередко используются и демократическими режимами. Даже не равный, но гарантированный доступ оппозиции к электронным СМИ делает выборные кампании «конкурсом словесных манипуляций». Неконвенциональные действия в ситуации, когда запрещена или резко ограничена любая политическая активность, зачастую, - единственный способ «обратной связи» делегитимизирующегося режима и народа. Современный отечественный исследователь Э.Я. Баталов выделяет следующие формы участия: ненасильственное легальное, ненасильственное нелегальное (гражданское неповиновение), насильственное. Конвенциональное участие в политике возможно в следующих формах: участие в выборах различного уровня, легальные собрания и манифестации, индивидуальное и коллективное обращение во властные структуры, а также в СМИ и к влиятельным представителям неполитических элитарных групп. Лекция № 6. Социокультурные и социальные основания политики 1. Политическая культура. 2. Роль этноконфессиональных факторов в политике. 3. Социальная стратификация и политическая жизнь. 1) Термин «политическая культура» введен немецким философом-просветителем И. Гердером еще в XVIIIв. Но целостный взгляд на политическую культуру как совокупность норм и ценностей, которыми руководствуется каждая личность, принадлежащая к данной культуре, в процессе политического участия сложился лишь после Второй мировой войны в американской политической науке (Г. Алмонд, Л. Пай, С. Верба, Г. Пауэлл). В конце пятидесятых годов ХХв. Г. Алмонд и Г. Пауэлл сформулировали субъективистское понимание политической культуры как совокупности личностных ориентаций, которыми человек руководствуется в процессе политического участия. Иной взгляд на политическую культуру как на совокупность объективно заданных норм и ценностей, т.е., фактически, как на общественный институт, менее распространен. Разрабатывая первую и ставшую достаточно распространенной модель политической культуры, Г. Алмонд выделил ориентационный (антропологический) и институциональный уровни анализа политической системы. При этом человек руководствуется когнитивными (сознательными), аффективными (эмоциональными, неосознанными) и ценностными ориентациями. По мнению современного американского автора С. Шилтона, именно модели политической культуры соединяют системный и институциональный подходы к политике. В 1963г. американские исследователи Габриэл Алмонд и Сидней Верба сформулировали классическую модель «идеальных типов» политической культуры. Модель основана на тщательном эмпирическом и количественном (научная строгость - сильная сторона американской социологии) анализе фактического социологического материала, собранного в ряде стран. Три типа, предложенных Алмондом и Вербой – это 1) приходская (патриархальная или традиционная); 2) подданническая культуры; и 3) партиципаторная (participation - англ. – участие), реже – активистская, культура или культура участия. Приходская, т.е. сложившаяся вокруг церковной общины, культура не предполагает не только участия в политике, но - даже интереса к ней, эта культура ориентируется на местные, локальные, «приходские» ценности. Культура подданного сочетает интерес к политике и неучастие во власти. Культура участия – это активная вовлеченность в политику. По мнению Алмонда и Вербы, гражданская культура – это сочетание всех трех типов с преобладанием участия. 2) Субъективная оценка лицом или группой своей этноконфессиональной принадлежности нередко становится явным и рождающим конфликты выражением политико-правовой культуры. Две сложившиеся модели отношений государства и нации как сложной, но, преимущественно, этноконфессиональной общности - это 1) этатистская (англосаксонская и романская от фр. еtat - государство); 2) этническая (немецкая). Согласно этатистской модели нация – это политически организованный народ, совокупность граждан государства. В соответствии с данной парадигмой надгосударственная структура, призванная помочь становлению нового, более справедливого мирового порядка, и не слишком успешно справляющаяся с этой задачей, названа – Объединенными нациями (калька с английского- Union Nations – русский перевод – Организация Объединенных наций (ООН). Этноцентристская (этническая) модель – это многообразные, возможно, весьма умеренные и гуманные, но ориентированные на единство «крови и почвы» концепции. Нация в этой парадигме может рассматриваться и как исключительно духовное или религиозное единство (во всем мире, как и в старой России, евреем считали и считают только правоверного иудея). В рамках обоих подходов может быть внедрена модель национально-культурной автономии. Ее авторы, представители левой гуманистической традиции, сформулировали весьма корректный с формально-правовой точки зрения подход, ныне вошедший в международно-правовые нормы, охраняющие свободу личности, и действующее внутригосударственное публичное законодательство. Лицо вправе свободно определять свою этноконфессиональную принадлежность или не указывать ее, что, безусловно, не влечет никаких отрицательных правовых последствий. При этом объединение граждан одной этноконфессиональной группы может сохранять свою культурную и религиозную самобытность (развитие языка, литературы и искусства, национальное образование, центры досуга, культовые учреждения), уважая действующие правовые нормы. Политическое участие, обусловленное религиозными причинами, нередко еще более конфликтно, чем национальное участие. Противостояние «чужому», обусловленное осознанно принятыми вне разума догматами, не допускает компромиссов. В условиях лишь межнационального, а не межконфессионального конфликта привычка к компромиссам, складываясь во взаимодействии элитарных групп наций-государств, постепенно распространяется на низы. Отметим, что роль религии в социально-политической жизни ныне столь же амбивалентна, как и роль социальных или национальных конфликтов. В подтверждение данного тезиса приведем практически хрестоматийные примеры. Новейший католицизм в латиноамериканских странах «третьего мира» сформулировал «теологию освобождения» (предшественник – бразильский епископ Дон Хельдер Камара, создатель - психолог и священник из Перу Густаво Гутьеррес, ведущие представители - бразильские священники и богословы отец Хон Собрино, отец Леон Ардо Бофу, Хозе Лоршейдер, Уго Ассман, аргентинец Х. Сегундо, убитый бандитами из ультраправых «эскадронов смерти» в Сальвадоре архиепископ Оскар Арнульфо Ромеро-и-Гальдалис). Г.Гутьеррес писал: «Теология освобождения считает своим долгом покончить с существующей несправедливостью и создать новее общество, нуждается в проверке практикой, т.е. в активном и эффективном участии в борьбе эксплуатируемых». Основные идеи «теологии освобождения»: • Сочетание католических догматов с некоторыми левопопулистскими и даже марксистскими положениями; • Участие рядовых католиков и даже клириков в социально-политической жизни, возможно и в герилье (партизанском движении против проамериканских диктатур и компрадоров); • Умеренная оппозиционность официальному Ватикану. Подобный социальный популизм не был принят официальной церковью. Но теоретики и практики новейшего неотомизма П. Тейяр де Шарден, Ж. Маритен, К. Войтыла (Иоанн-Павел II) в своих социально-политических концепциях отстаивали гуманистические и либеральные идеи. Покойный Папа Иоанн-Павел II, осуждая марксистские симпатии «теологии освобождения», поддержал многие ее тезисы. Ушедший понтифик, например, писал: «… зло неравенства и угнетение, поражающее миллионы, прямо противоречит Христову Евангелию…». Складывается либеральная католическая теология (Ганс Кюнг, Джон Картни Мерей и др.) Роль католицизма в Испании, Португалии, Италии, Латинской Америке, несомненно, противоречива. Католическая церковь в этих странах поддерживала авторитарные режимы. Диктаторы, прекрасно понимая роль религии, прямо провозглашавшей политическую лояльность («Всякая власть от Бога»), жестко преследовали лишь оппозиционную политическую активность церковных иерархов. В то же время во всех романо-язычных странах, а за прошедшие два десятилетия и в европейских странах бывшего «соцлагеря» католическая вера с её явно либерально-гуманистическими установками (свобода воли, гарантии небесного блаженства, лояльность Бога и Богоматери ко всякому верующему) способствовала относительно мирной - в большинстве случаев - демократизации общества. Отметим, что недавно покинувший свой пост католический понтифик Бенедикт занимает более консервативные позиции. Начиная со II Ватиканского Собора (1960-е гг.), современный неотомизм с большей или меньшей последовательностью придерживается следующих положений: • Ответственность богатых и влиятельных государств за помощь бедным, слаборазвитым странам и народам; • Ответственность церкви за благотворительность, использование церковного влияния на правящие группы и состоятельных людей для привлечения «сильных мира сего» к активной социальной политике; • Развитие классического для католиков учения о свободе воли. Межрелигиозные конфликты новейшего времени отражает сложившаяся в западной теологии и социально-политическом анализе роли религий в общественной жизни традиция – христианство после Освенцима (религия и религиозная мысль после Холокоста-гитлеровского антисемитского геноцида). Целостные гуманистические и общедемократические подходы сформулированы в протестантской либеральной теологии (Р.Бультманн, Юрген Мольтманн, К. Барт, Й. Вайс, А. Ричль, Х. Кокс). Карл Барт, равно как и германоязычные католические богословы Карл Ранер, Иоганн Баптист Метц, французский либеральный католик Роже Гароди, еврейские авторы Х. Тюрке, Хайам Маккоби, Эмиль Фэкенхейм, а также известные западные исследователи Юрген Мольман и Майкл Магарри рассматривают антииудейскую направленность Нового завета как идеологическую предтечу антисемитизма. Рудольф Бультманн (1884-1976), либеральный протестантский богослов, в своем мировоззрении пытается опираться на ницшеанские и хайдеггеровские эсхатологию и антигуманизм. Антропоцентризм, ставший базой ренессансной и просвещенческой культуры, отвергается. Смерть Бога, провозглашенная Ф. Ницще, а затем и М. Хайдеггером, становится у христианского мыслителя основанием для поиска нового понимания божества. Следуя Давиду Фридриху Штраусу, Р. Бультманн стремится перейти от евангельского Иисуса к историческому. Евангелие – явное искажение в угоду доктрине человеческого образа Иисуса, страдающего и ищущего мудреца, не чурающегося, в то же время, мирских чувств и радостей. Казнен римским наместником Христос не на потребу толпе, желающей распять пророка-обличителя, а как политический оппонент императорской власти. Р. Бультманн предлагает создать понимающую (герменевтическую) теологию, которая позволяет порвать характерный для ортодоксальной догматики «герменевтический круг»: Иисус – воплощение божества (в котором, согласно догмату, едины две природы), а воплощение божества абсолютно и лишено человеческих черт. Необходимо преодолеть этот логический круг, рождающий кризис рациональной протестантской теологии. Д.Ф.Штраус и Р.Бультманн считают возможным понять истинного Иисуса и принять «эсхатологическую весть о нем» (Р.Бультманн). И. Вайс и Альбрехт Ричль рассматривают историю Нового времени как воплощение социальных и этических евангельских заповедей. При всей кризисности общественного модерна нельзя не отметить и определенное сглаживание социальных конфликтов, рост достатка и образованности массовых социальных групп, деколонизацию, распространение демократии и активистской политической культуры. Х. Кокс в работах 1980-х годов полагает, что либеральная теология сделал свое дело и должна уступить место теологии постмодерна. Основная идея последней – дальнейшее изменение роли религии в мире. Теология постмодерна создается теми, кто жил в этом мире, но целиком ему не принадлежал, т.е. жизнью служил Богу, участвовал в общественной жизни и соблюдал заповеди (например, Мартин Лютер Кинг). В рамках религиозного постмодерна рождена «религия феминизма» (Фьоренца Шюсслер, Розмари Рютер, Мэри Дейли). По словам современного отечественного автора С.В. Лезова, Дитрих Бонхеффер, протестантский священник-антифашист, сторонник либеральной теологии, казненный в конце войны за участие в «заговоре Канариса», придерживался следующей схемы. Первый шаг к Богу – «ортопраксия» или страдание вместе с Богом лишь затем возможны теоретические построения. Карл Раннер отмечает, что христианство стремится жить в свободном и мирном обществе, создающем условия для религиозного плюрализма. По его словам, «создание однородной секулярной идеологии означало бы конец истории». Либеральные теологи ведут диалог с марксизмом. Признается факт социальной несправедливости современного общественного устройства и необходимость ее преодоления, И.Б.Мец отмечает: «Лишь в полном сознании своей социальной ответственности вера и церковь способны выработать критическое отношение к обществу». Исламская социально-политическая модернизация в ряде арабских и афро-азиатских стран (Малайзия, Турция, Иордания, Марокко, Пакистан, Казахстан, Кыргызстан и др.) происходит, пусть и с огромными трудностями, но, преимущественно, на неэкстремистских путях. Среди политиков в современной Палестине преобладают сторонники регулирования конфликта с евреями жесткими методами. Но в рамках палестинской теологии освобождения встречаются и пацифисты (например, Наим Стефан Атек). Лево-либеральные пути решения арабо-еврейского конфликта (единое арабо-еврейское государство с безусловным гражданским равноправием независимо от этноконфессиональной принадлежности каждого лица) поддерживали видные иудейские богословы Мартин Бубер и Иуда Магнес, которых иногда называют сионисты-пацифисты. Исследуя религиозные основы ближневосточного конфликта, Р.и Х. Рютеры, приходят к выводу о том что, либеральное крыло американских сионистов (сторонников самостоятельной еврейской государственности) выступают за секуляризованный Израиль, где нет фактического и юридического превосходства одной этноконфессиональной общины. Преодолеть этническую и религиозную исключительность, достичь мира с арабами призывает, например, живущий в США еврейский богослов Марк Эллис. Евреи-сторонники леволиберального решения арабо-еврейского конфликта, Р. Баум, Абба Эбан и др., указывают на злоупотребление символикой Холокоста со стороны израильских правых и предлагают отказаться от подобных спекуляций на тему реально имевшей место человеческой и национальной беды. Наиболее интересна и противоречива позиция собственных израильских евреев-религиозных ортодоксов. Ортодоксы осуждают сионизм как политическое движение с неправильной установкой на борьбу за самостоятельное еврейское государство (Израиль к любым успехам должен привести новый мессия. Христа за этого мессию приняли христиане, которые «по рождению» – секта в иудаизме). В текущей израильской политической жизни немногочисленные партии ортодоксов занимают крайне правые антиарабские позиции. 3) При всей важности социокультурной традиции, личностных мотивов или устоявшихся стереотипов, политика, что подтверждается и многими эмпирическими исследованиями, – это столкновения по поводу участия во власти различных социальных групп. А индивидуальное участие – это, в значительной мере, отражение, возможно искаженное, стремления улучшить собственные статусные характеристики и (или) перспективы. Социальная стратификация – это расслоение общества по четырем основным признакам: власть, доходы, образование, престиж. Сама по себе социальная группа – лишь потенциальный субъект политики. Побудительным мотивом для политической активности той или иной общности является наличие интересов, которые она может реализовать, лишь используя властные механизмы. Насколько эффективно будут защищены интересы данной общности, зависит не столько от ее потенциальной силы, сколько от активности, влияния, формальных и неформальных ресурсов тех «вторичных ассоциаций» (А. де Токвиль), партий, организаций, движений, групп давления, которые транслируют интересы социальной общности на политическом уровне. Система социально-политического представительства интересов общественных групп во властных отношениях – посредник между обществом и государством (подробнее об этом см. лекции №№ 8-9). Классическая теория стратификации и актуализации социального положения лица или группы в борьбе за власть сложилась в условиях развитого индустриального общества. Западные общества в конце ХIХ – первой половине ХХ вв. характеризовались четкой взаимосвязью статуса и социально-политической, а также идеологической позиции. Низшие слои, преимущественно, малоквалифицированные низкооплачиваемые лица наемного труда, разделяли левые, социалистические взгляды. «Старые средние слои», мелкие и средние собственники, рантье, придерживались тех или иных вариантов либеральной или консервативной идеологии. Праворадикальные политики, которые не могли найти поддержку как у относительно образованных и умеренных средних слоев, равно так и у «ангажированных» социалистами рабочих, вставали на путь «бонапартизма», привлечения на свою сторону «социального дна», маргинальных слоев. Кризисному, радикальному, а затем, возможно, внеконвенциональному, революционному, поведению могут способствовать и 1)недовольство низов своим сложившемся жизненным уровнем в сравнении со средними слоями и «богатеями», и 2)резкое ухудшение положения тех или иных социальных групп по отношению к сложившемуся, ставшему привычным, стандарту, и 3)«обманутые надежды», «неполученные выгоды». Лекция № 7. Политическое сознание и политическая идеология 1. Формы политического сознания. 2. «Большие идеологии». 3. Либерализм и социальный либерализм. 4. Консерватизм и неоконсерватизм. 5. Традиции и перспективы левых идеологических моделей. 1) Политическая сознание – это совокупность рациональных и внерефлексивных представлений о политике, обусловливающая принципы и способы участия лица или группы во властных отношениях. Политическое сознание выполняет ряд функций. Роль когнитивной функции – дать человеку и социальным группам возможность рационально познать мир политики. Прогностическая функция дает возможность проанализировать сценарии будущего развития. Идеологическая функция политического сознания позволяет лицам и группам рационально воспринять свои интересы, дает ценностные ориентиры политического поведения, обеспечивает мобилизацию лиц и групп. Коммуникативная функция позволяет обеспечить диалог между властью и обществом, элитарными и массовыми группами. Можно выделить и социализирующую функцию политического сознания, поскольку в большинстве случаев, трансляция норм и ценностей сложившейся политической культуры осуществляется на осознанном уровне. Идеологические конструкции, независимый анализ, их отражение в СМК и духовной культуре рождают эмпирическое политическое сознание и его откровенно упрощенную, «обывательскую» или обыденную версию. Эмпирическое политическое сознание – это практическое выражение политической теории и идеологии. По сути, эмпирическое политическое сознание – это специализированное политическое сознание политиков, общественных деятелей, журналистов, функционеров и активистов партий и движений. Обыденное политическое сознание или сознание массы включает, и явно упрощенные теоретические, и идеологические элементы. Идеологическую функцию политического сознания «берут на себя» государство и институты политической системы. Функционирование политического сознания как политической теории, т.е. выполнение им когнитивной и прогностической функций происходит «на стыке» науки, анализа и идеологии. Аналитические и научные центры, обслуживающие властные структуры или партии, готовят идеологизированный продукт, независимые исследователи и публицисты пытаются, по М. Веберу, быть «свободными от оценок». Коммуникация остается функцией СМК и духовных практик. Противоречивую и весьма неоднозначную роль в социально-политической жизни политическая философия играла практически всегда. Не претендуя на «истину в последней инстанции», выскажем почти очевидные соображения. Социальная и политическая философия, теоретические рефлексии по поводу общественно-политической жизни, имеют свою внутреннюю логику развития. Ложное или искаженное сознание в истории проявлялось многократно. Сам феномен искаженного сознания также с разных сторон подвергался научному анализу (В современной политико-социологической литературе близость идеологии и мифа, а также религиозного сознания рассматривается регулярно. См. напр.: Соловьев А.И. Политическая идеология: логика исторической эволюции / А.И. Соловьев // Полис, 2009, №2. - С. 9). Не используя само слово «идеология», ещё сам Н. Макиавелли указывал на то, что ложные теоретические и обыденные представления о должном общественном устройстве могут помочь правителю держать чернь в повиновении. А термин «идеология» введен французским философом А. Дестютом де Трасси в конце XVIII в. Де Трасси стремился систематизировать сложившиеся социально-философские модели и вошел в историю не столько своим анализом, оказавшимся не самым глубоким, сколько попыткой, пусть не слишком удачной, дать научное понимание идеологии. Два классика социологии - К. Маркс и К. Мангейм (Маннгейм, Манхейм) построили общепризнанную базовую модель идеологии. Критикуя модель Макиавелли - Маркса – Мангейма за рассмотрение идеологии исключительно как ложного сознания, современные социологии и политологи неизбежно используют их схему как отправную точку для своего анализа. По Марксу, идеология представляет собой «надстройку», производное от реальных социально-экономических интересов. Ложное сознание призвано лишь приукрасить реалии эксплуататорского общества. В книге «Идеология и утопия» (1929) К. Мангейм проанализировал две вынесенные в заголовок формы ложного сознания. Несомненной теоретической находкой Мангейма является новый взгляд на утопию, которая стала впервые рассматриваться как воплощенный вариант ложного сознания. К. Мангейм противопоставил утопию и идеологию. Идеология – ложное сознание, выражающее, преимущественно, интересы господствующих классов, элиты, которая и не стремится к воплощению идеальной модели. Утопия - столь же ложное представление об общественном идеале, но отражающее чаяния угнетенных низов и, возможно, воплощенное на практике. Мангейм подчеркнул, что дать той или иной разновидности ложного сознания строгую оценку можно лишь по отношению к прошлому. В будущем невозможно предсказать, какая мыслительная конструкция будет служить господствующим, а какая – угнетенным классам, какая – реализуется, а какая будет выполнять скорее декоративную функцию. До выхода работы Мангейма, утопия (в дословном переводе с классического греческого - «место, которого нет») – несуществующая идеальная форма общественного устройства, предложенные мыслителями самых разных эпох и культур. Подвергая вполне обоснованной критике реальные эксплуататорские общества, утописты, авторы утопий, создавали модели государств примитивной справедливости и отсутствия всякой личной свободы, предельной регламентации всех сторон общественной и личной жизни (отсутствие семьи, коллективное строго уравненное потребление и т.п.). Сохраняется и более традиционный взгляд, согласно которому утопия – просто радикальная форма политического сознания. Современный польский политический социолог Ежи Шацкий (работа – «Утопия и традиция») подчеркивает, что «утопичность»-историческая категория. Утопиям противостоит всякого рода консерватизм, поскольку утопия – решительное отрицание традиций. Утопия отрицает культ стихийности, утописты не допускают мысли, что действительность сама порождает идеал. По мнению Е. Щацкого, существуют утопии места, времени, политики. Утопии места и времени - просто «несбыточные мечты». Политические утопии могут, как и всякие идеи, овладевшие массовым сознанием, стать, по справедливому замечанию марксистской классики, – «материальной силой». Идеологический дискурс – реальное сосуществование и постоянное взаимодействие разнообразных идеологических течений. Спектр этого дискурса разнообразен: от дистанцирования до взаимодействия идеологий. 2) Осознанный хотя бы узкими группами поворот к буржуазной, индивидуалистической, универсалистской и рационалистической культуре породил в эпоху Возрождения и на заре Нового времени идеологические конструкции, уже напоминающие современные мировоззренческие модели. Появляются протолиберальная идеология и социалистические утопии. Сторонники сохранения существующих порядков, следуя патриархальной логике, рассматривали традицию как единственный мировоззренческий принцип. К началу XIХ в. складываются три «большие идеологии» – социализм, либерализм, консерватизм. История мировоззренческой борьбы за два ушедших века позволяет с некоторой долей уверенности сформулировать определенные тенденции в развитии наиболее влиятельных идеологий. Формирование «больших идеологий» сменяется их распадом или, во всяком случае, фрагментацией, конфликты возможны внутри каждой из идеологий. В практике социально-политической борьбы бывают периоды, когда идеология выходит на первый план, заставляя отказываться от компромиссов. Подобная ситуация сменяется преобладанием рутинных процессов компромисса, в ходе которых более важную роль играют коньюктурные интересы, а не идеологические ценности. Кризисные явления внутри какой-либо идеологии или даже всех ведущих идеологий, деидеологизация политики сменяются формированием новых влиятельных идеологических конструкций. ХIХ-ХХ вв. можно охарактеризовать как эпоху идеологизированной политической борьбы. ХХ в. иногда называют «веком идеологий». Для этого есть некоторые основания. Революционные потрясения конца XVIII – первой половины ХIХ вв. напоминали традиционный «бессмысленный и беспощадный бунт» низов. Идеологизированная дискуссия затрагивала очень немногочисленные образованные, верхние и средние слои. Социальные катаклизмы в условиях массового общества, т.е. наличия полуобразованной черни, сопровождаются идеологическими дискуссиями, пусть на самом примитивном, лозунгово-пропагандистском уровне. Модернизированные деспотии, в отличие от традиционных вариантов самовластия, опиравшихся на традицию или харизму жреца и монарха, активно использовали идеологемы для оправдания в глазах собственных низов и, реже, мирового общественного мнения. Во второй половине ХIХ в. на Западе сформировалось индустриальное общество. Социализм противостоит либерализму, что отражает реальное общественное противостояние классов – рабочих и буржуа. Формирование в развитом мире на рубеже ХIХ-ХХ вв. массовых партий привело к тому, что идеология окончательно превратилась в инструмент социально-политической мобилизации. Привлекая рядового избирателя, партия стремилась указать на связь социального статуса, мировоззрения и политической позиции. Примерно сто лет назад окончательное утверждение в развитом мире буржуазного стиля жизни, активное встраивание левых партий на правах умеренных реформаторов в действующую политическую систему привели к появлению первых моделей деидеологизации политики. Предположение о смерти идеологий вместе с исчезновением порождающих их интересов высказано еще в классическом марксизме. Мысль о движении европейской цивилизации ко всеобщей функциональной, ориентированной на эффективное достижение рациональных целей, политике сформулировал М. Вебер. Сочетание марксистского и веберовского подходов использовал К. Мангейм, сделавший вывод об упадке идеологий, утверждении в социально-политической жизни формализованной бюрократической рациональности. Реалии предвоенного периода и Второй мировой войны, по меньшей мере, поставили под сомнение ранние схемы деидеологизации политики. Но сам кризис «больших идеологий» не удалось опровергнуть. Его подтверждала жизнь. Практически весь мир после Второй мировой войны охватила так называемая «вторая волна демократизации». Ее яркие проявления - поражение наиболее агрессивных правонационалистических тоталитарных и авторитарных диктатур, разрушение колониальных империй, несомненная либерализация советского режима, устойчивое социально-политическое и экономическое развитие западных стран в пятидесятые-шестидесятые годы ХХ в. Влиятельные левые партии на Западе окончательно превратились в умеренных реформаторов, а массовые низшие слои, недолюбливая «большой бизнес и большое правительство», отказались от неконвенциональных способов политического участия. Истоки каждой из больших идеологий разнообразны. С долей условности мы разграничим их по исторической направленности: либерализм и социализм обращаются к будущему, консерватизм – к прошлому. Рассмотрение прошлого как единственного источника ценностей, последовательный внерационализм – черты практически любого патриархального общества. Новоевропейский консерватизм является вполне осознанной, хотя временами и замаскированной, схемой рационализации традиции. Модели рационального переустройства сложившихся общественных отношений предлагались мыслителями разных эпох и культур. Но в традиционном обществе эти модели, как правило, не рассматривают человека, ни как объект, ни как субъект преобразований. Формирование культуры индивидуализма, функционального рационализма и гуманизма, рожденной Ренессансом, Реформацией и Просвещением, позволило сформулировать идеологические конструкции, которые предлагают человеку перестроить мир для себя. Социалистическая и либеральная идеология, в их близком к современному понимании рожденные «веком Разума», воплотили все достоинства и недостатки нового и новейшего гуманизма. 3) Концепции естественного права и общественного договора, политико-правовое выражение новоевропейского гуманизма, стали важнейшим теоретическим источником либеральной, и одной из ключевых составляющих социалистической идеологий. Либерализм в XIХ в. оставался идеологией немногочисленных средних, т.е. буржуазных слоев и обуржуазившейся аристократии. В политической практике его оппонентами была не леворадикальная, внесистемная социалистическая оппозиция, а сложившийся к тому времени консерватизм. Классика либерализма ХIХ в. в силу исторических причин проявлялась в разных странах по-своему. Но набор идей, сложившийся тогда и воспринятый на Западе ныне всеми мало-мальски влиятельными политическими силами, остался неизменным. Государство должно брать на себя минимум функций. Это положение уже два века не меняется. Но, что следует считать минимумом, либерализм разных эпох понимает по-разному. Первоочередными правами человека являются гражданские и политические права. Социально-экономические возможности человека – в его руках. Лишь свобода частнохозяйственной деятельности обеспечит рост общественного богатства. Отсюда рождаются классический принцип фритредерства (free trade - англ. - свобода торговли) - «чем меньше государства, тем лучше». Ограничения на свободу человека налагают установленные государством законы и свобода окружающих лиц. При этом нормы, установленные государством, не должны противоречить естественным правам человека. Право на участие в управлении государством признается не только на практике, но и в теории за самодостаточными, т.е. состоятельными гражданами. На рубеже XIХ-ХХ вв. изменение общественной жизни развитого мира, активность левых партий заставили сначала теоретиков либерализма, а затем и либеральных политических деятелей обратиться к идеям социальных и демократических реформ. Между войнами новый или социальный либерализм существует как сложившееся направление в рамках единой либеральной идеологии. В этот же период появляется течение, названное классическим либерализмом. Чтобы подчеркнуть временное отличие от либерализма позапрошлого века его иногда называют либеральной неоклассикой или либертарианством. Ключевое отличие социал-либерализма и классического либерализма заключается в следующем. Новые либералы стали рассматривать социальные права человека как права естественные. Либеральная неоклассика стала одним из источников такого влиятельного ныне идеологического течения как неоконсерватизм. После Второй мировой войны либеральные идеи в развитом мире оказались «расхватаны»: весь комплекс социал-либеральных идей позаимствовали социал-демократы, склонность к экономической неоклассике проявили консерваторы. Ныне почти не осталось влиятельных либеральных партий. 4) Классический консерватизм сложился как реакция на Французскую революцию в начале XIХ в. Весь позапрошлый век консерватизм оставался идеологией уходящей аристократии. Как и либерализм, традиционализм XIХ в. мог актуализироваться в зависимости от специфики той или иной страны очень по-разному. Но целенаправленная защита интересов верхушки, отказ от любых реформ сопровождались набором демагогических лозунгов, востребованных почти два столетия спустя неоконсерватизмом. Осуждая либерализм за неприкрытую защиту интересов буржуа и проповедь «свободы умирать с голоду для черни», консерваторы полуторовековой давности отстаивали, разумеется, лишь на словах, своеобразный «консервативный» или «аристократический» социализм – защиту интересов низов. Выражая интересы явно сходившей с исторической сцены аристократии, консерваторы утверждали, что лишь «породистая» знать может быть подлинным выразителем интересов государства. Этот тезис позволял дополнить консервативную демагогию идеями активного вмешательства государства в экономику, национализма, открытой агрессивности. Логика создателей консерватизма – отказ от любых попыток рационального переустройства общества, проповедь аполитизма, недопущения в политику низов и, поэтому, последовательный антидемократизм. Весь позапрошлый век в верхах западного мира шел весьма естественный процесс слияния аристократии и крупной буржуазии. И столетие назад произошел интересный феномен: сложилось массовое общество, низы вышли на авансцену политики. А верхушка, состоявшаяся из обуржуазившейся знати и усвоивших аристократические манеры крупных предпринимателей, осознала себя элитой. Сохраняя «природный» антидемократизм, элита в условиях распространения права голоса на низшие слои стала апеллировать к массе. В ХХ в. национализм и антидемократизм породили столько чудовищ, что отказ от них для здравомыслящей части консервативных идеологов и политиков стал неизбежным. Признание элементарных общедемократических норм характерно и для новейшего неоконсерватизма. Консервативные партии, став партиями крупной буржуазии, признали фритредерскую экономическую логику. В XIХ в. было по-другому: консерваторы отстаивали идеи протекционизма (защиты национальной экономики). Но большинство консервативных партий для привлечения на свою сторону рядового избирателя стали активно использовать религиозную и националистическую демагогию, называя себя партиями всех верующих или всего народа. В ХХ в. национализм и антидемократизм породили столько чудовищ, что отказ от них для здравомыслящей части консервативных идеологов и политиков стал неизбежным. Признание элементарных общедемократических норм характерно и для новейшего неоконсерватизма. Шестидесятые-семидесятые годы прошлого века стали переходом от высокоразвитой промышленной к постиндустриальной или информационной экономике. В последней ключевую роль играют не промышленные отрасли, а небольшие и средние фирмы, создающие разного рода «виртуальный продукт». Основная часть работающих в них – представители высокооплачиваемых новых средних слоев. Государственное регулирование в высокотехнологичных отраслях экономики не столь эффективно, а жесткое налогообложение-основа любой умеренно-левой политики тормозит их развитие. Политика высоких социальных пособий и гарантированных рабочих мест также превратилась в тормоз экономического роста и научно-технического прогресса. Решить весь этот комплекс проблем «за счет низов» и был призван в начале восьмидесятых годов ушедшего века неоконсерватизм. Логика неоконсервативной экономической политики – денационализация экономики, снижение налогов, сокращение социальных пособий. Эти меры в определенной мере способствовали экономическому росту и утверждению высокотехнологичной постиндустриальной (информационной) экономики. 5) До Французской революции либеральные (свобода), демократические (равенство) и социалистические (братство) идеологемы были неразделимы. В XIХв. либерализм сделал акцент на свободе и правах человека. При этом человеческие права признавались лишь за высшими и средними слоями, составлявшими абсолютное меньшинство населения развитых западных стран. Поэтому демократия, понимаемая, преимущественно как демократия непосредственная, стала в XIХ в. лозунгом левых (социалистов). В трудах и радикальной практике левых общественных деятелей позапрошлого века нередко появлялись откровенно антидемократические модели – требования революционной диктатуры, подготовки и проведения социального переворота усилиями небольшой группы заговорщиков. Но грядущее справедливое общественное устройство мыслилось как та или иная безгосударственная модель прямого народовластия. Истоки социалистической идеологии – утопические социалистические модели XVI-XIХ вв., либерально-демократические идеалы буржуазных революций, целостные левые доктрины, сложившиеся в XIХ в. На рубеже XIХ-ХХ вв. социалистическая идеология стала активно распадаться на два течения – умеренное (социал-демократическое) и революционное (коммунистическое). В первой половине ХХ в. умеренно-левая социалистическая доктрина, сохраняя верность классическому марксистскому анализу капитализма как общества эксплуатации, стала решительно воспринимать либерально-демократические ценности. Социал-демократия отказалась от традиционной логики предшествующих европейских левых – провозглашения прямого народоправства. Активно интегрируясь в буржуазную политическую систему, социал-демократия принимала ее «правила игры». Отказавшись от революционного разрушения сложившихся социальных реалий, которое, несомненно, несет огромные отрицательные последствия, умеренно-левые идеологи и политики повели борьбу за реформирование существующих порядков. Создав массовые левые партии, умеренные социалисты отстаивали идеи всеобщего избирательного права, улучшения условий продажи рабочей силы, пацифизма, облегчения положения колоний. Радикальные левые партии с утверждением в нашей стране общества реального социализма пропагандировали советский революционный эксперимент. Левые радикалы сохраняли в своей пропаганде идеи разрушения сложившихся буржуазных порядков путем мирного или насильственного переворота. Отдельные социальные уступки рабочие сумели завоевать еще на рубеже XIХ-ХХ вв. Умеренно-левые правительства с большей или меньшей долей успеха проводили политику социальных компромиссов. Левые теоретики обосновывали модель создания ненасильственными методами более справедливого общества. Необходимость признания буржуазным государством не только политических, но и социальных прав низов отстаивали еще в начале ХХ в. а, тем более, в межвоенный период и умеренно-либеральные исследователи. В 1951 г. был официально учрежден Социалистический Интернационал (Социнтерн). Его предшественником был переживший многие кризисы, но всегда остававшийся местом интересного диалога левых из разных стран Второй Интернационал. Учредительный конгресс Социнтерна прошел во Франкфурте-на-Майне. Франкфуртская декларация «Цели и задачи Социнтерна» официально провозгласила объединяющую всех умеренных левых концепцию «третьего пути», демократического социализма, отличного от капитализма и коммунизма. Последние два с половиной десятилетия программой Социнтерна является де-факто Стокгольмская декларация, принятая в 1989г. Полностью отказавшись от марксистских идей, «исторического финализма», современная социал-демократия отстаивает идеи открытого общества в его наиболее демократичном и гуманном варианте. Основное общественное противостояние второй половины ХХ – начала ХХI вв.- борьба традиционализма (иногда прямо традиционалистских государств и общественных сил) и модерна (иногда функции лидеров модерна с большим количеством проблем берут на себя развитые страны). В идеологическом дискурсе противостояние «либерализм-социализм» сменяется противостоянием гуманизма, демократии, общечеловеческих ценностей и насилия, воинствующего отстаивания принципов, фундаментализма, терроризма. На Западе, как мы выше отметили, не осталось влиятельных либеральных партий, но демократия как открытая политическая конкуренция, права человека, иные ставшие традицией ценности открытых обществ принимаются как внеидеологические. Лекция № 8. Политическая система в социально-политической науке 1. Системный подход к социально-политической жизни. 2. Классификация политических систем. 3. СМК как элемент политической системы. 4. Корпоративизм и неокорпоративизм. 1) Системный взгляд на политику позволил избежать как социально-психологических упрощений, так и политико-философских абстракций. Первые модели политико-системного анализа предложены североамериканскими исследователями Д. Истоном (работа, так и названная «Политическая система» вышла в 1953 г.) и Г. Алмондом. По их общему мнению, почти безоговорочно вошедшему затем в англоязычную политическую социологию, политическая система – это механизм реагирования противоречивого конгломерата «общество-государство» на те импульсы, которые они посылают друг другу и сигналы, приходящие из внешней среды. У более последовательного сторонника структурного функционализма Д. Истона в основе политико-системного анализа – кибернетические подходы. Г. Алмонд, как мы уже отмечали, дополняет институциональный анализ социокультурным (работа Г. Алмонда, написанная в соавторстве с Дж. Бигхемом Пауэллом, «Сравнительная политика» вышла в 1966г.) По мнению Д. Истона, политическая система – это комплекс норм, действий, процедур, лиц и групп, посредством которого происходит авторитарное распределение ресурсов, согласование интересов, регулирование конфликтов. Легитимность политической системы, по Истону, - это признание гражданами предложенных механизмов распределения как обязательных. Согласно антропологическому подходу Алмонда, политическая система становится еще и совокупностью политических позиций, обусловленных как объективно существующими социально-экономическими интересами, так и сложившимися мифологемами и идеологемами, обычаями и привычками, архетипами и стереотипами. Ввод импульсов в политическую систему, по мнению западных исследователей, возможен как из внешней среды, так и из самой системы. Данные импульсы включают и требования, и несогласие, и поддержку. «Вывод», исходящие импульсы политической системы, которые либеральные исследователи стремятся «замаскировать» под результат общественного диалога – это, скорее, многообразие властных решений, принятие и реализация правил и норм, контроль за их соблюдением. Ключевыми функциями политической системы являются, по Алмонду, артикуляция (высказывание) и агрегирование (интегрирование) интересов. В идеале, разумеется, труднодостижимом, интегрирование интересов – это обобщение частных потребностей, придание запросам небольших групп должного веса в целях обеспечения общей стабильности системы. Каналами трансляции позитивного или негативного мнения общества были и остаются, при всех их недостатках, партии, группы влияния, средства массовой коммуникации (СМК), т.е. основные институционализированные, формализованные вне государства элементы политической системы. 2) Определенная ограниченность политико-системного подхода ярко проявляется в многообразных попытках классификации политических систем. Немецкая традиция, восходящая, преимущественно, к М. Веберу, указывает на процесс профессионализации, рутинизации и бюрократизации принятия управленческих решений как на критерий перехода от традиционных политических систем к модернизированным. Современный французский социолог Жан Блондель выделил либеральные и нелиберальные (леворадикальные, популистские, традиционные и правоавторитарные) системы. Критериями стали соотношение равенства (антилиберализм) и свободы (либерализм), а также способы обеспечения равенства или поддержания стабильности в антидемократических режимах. В основе интересного, но не общепризнанного подхода Блонделя и более распространенного подхода Алмонда стандартное для западной социологии разделение обществ на открытые (либеральные, плюралистические) и закрытые (тоталитарные, монистические). На основании подобного разграничения Алмонд выделил три современные - англо-американскую (последовательно либеральную), континентальную европейскую (менее открытую), тоталитарную - и традиционную политические системы. Ограниченность этой схемы, как и алмондовской классификации политических культур несомненна. Но «кибернетическая» теория политических систем доказала и свою верифицируемость, и определенную эвристическую ценность. Основными подсистемами политической системы являются институциональная, информационно-коммуникативная, нормативно-регулятивная. Как и любая модель, данная классификация весьма условна. Отдельные элементы политической системы «растворены» в разных подсистемах. 3) СМК или СМИ (средства массовой информации), «масс-медиа», «медиа» – совокупность многообразных институтов и структур, имеющих в качестве своей главной задачи открытую публичную передачу любых сведений любым лицам с помощью современных средств коммуникации. Основными характеристиками СМК являются – неограниченность круга потребителей, использование современных коммуникационных средств (массовая печать, электроника) разделение коммуникатора (адресанта, субъекта, актора коммуникации) и адресата (коммуниканта, объекта информационного воздействия). Сложившиеся модели управления СМИ: 1. Государственное регулирование; 2. Рыночная модель; 3. Доверительное управление и социальная ответственность, которые предполагают: • Общественное (чаще госбюджетное) финансирование, • Наличие общественного (наблюдательного) совета, • Частоты и каналы вещания государственный орган управления СМИ отдает коммерческим теле-радио компаниям в доверительное управление. 4) Своеобразной формой диалога самых разных и вовсе не обязательно очень влиятельных общественных групп с государством и его органами давно стала деятельность так называемых групп давления (калька с английского - pressure groups, иные названия - группы влияния, заинтересованные группы). Деятельность таких групп получила название корпоративизм или лоббизм. Термином «неокорпоративизм» обозначают не столько новейший вариант корпоративизма, сколько сложившуюся в современной социально-политической науке концепцию лоббистской деятельности (Ф. Шмиттер, С.П. Перегудов и др.). По мнению Ф. Шмиттера, новейшие тенденции во взаимоотношениях общества и государства – не преодоление, а развитие корпоративизма. Корпоративизм в Европе переживает возрождение, но корпоративизм трактуется менее формализовано. По сфере деятельности группы делятся на политические, квазиполитические и неполитические. Политические группы целиком заняты «проталкиванием» через властные структуры выгодных тем или иным кругам решений, например, парламентское лобби. Его деятельность в современных западных государствах регулируется законом, что не исключает существования многочисленных каналов прямой и косвенной коррупции. Квазиполитические решают с использованием государственной власти некоторые из своих задач: профсоюзы, официальная церковь, зачастую не имея значительных финансовых ресурсов, сопоставимых с лоббистскими ресурсами крупных монополий, вполне способны заставить власть пойти на уступки. Массовая забастовка или отказ верующих голосовать за правящую партию – их вполне надежное оружие. Неполитические группы (исследовательские фонды, культурные ассоциации, немногочисленные конфессии) в силу слабости ресурсов влияния вытраивают отношения с властью лишь путем более корректного диалога. В основу классификации заинтересованных групп, равно как и политических партий, ведущий современный французский политический социолог М. Дюверже положил организационный принцип. Выстроенные снизу, «от корней травы», хотя и неизбежно получающие впоследствии забюрократизированный и оторванный от рядовых членов аппарат, группы являются массовыми (например, профсоюзы). Организации, выстроенные «сверху», создатели которых - влиятельная элитарная группа (её Дюверже назвал – нобилитет) можно охарактеризовать как кадровые (союзы крупных бизнесменов). Немецкий исследователь У. фон Алеман просто распределил группы по сферам деятельности – правозащитные, экономические, социальные, досуговые, культурные. Ж. Блондель попытался применить единый методологический аппарат к исследованию любой корпорации в любую эпоху. Поэтому, он выделил два идеальных типа групп – традиционные группы по обычаю и принадлежащие современному открытому гражданскому обществу ассоциации. Ассоциация может собрать людей с разными мировоззрениями и политическими взглядами, объединенных лишь «одной идеей», – пацифизм, экологизм, правозащита могут зачастую примирить социалистов и либералов, верующих и атеистов. Группа по обычаю включает людей посредством приписанного статуса. Это, и каста, и средневековый цех, и крестьянская община, и непотический клан. В странах «третьего мира» последние весьма влиятельны и, нередко, не институционализированы. Приобретая оформленность и закрепление своего статуса в законе, группа по обычаю трансформируется в институциональную группу. Ассоциация, или «свободная лига» (М. Острогорский), добровольное объединение «под проблему», на практике являются чаще всего группами защиты или поддержки. Группы защиты – это организации, осуществляющие социально-политическое представительство долгосрочных интересов своих членов. Наиболее распространенный вариант – профсоюзы или объединения предпринимателей. Группа поддержки создается для решения конкретных - коньюктурной (строительство или закрытие того или иного объекта) или более глобальной (экология, защита культурных ценностей и т.п.) - проблем. Каналами влияния для всех групп (а приведенные выше классификации достаточно условны) являются СМК и формирование общественного мнения, обращение к политическим партиям и движениям, прямой или опосредованный двумя уже названными механизмами диалог с властью. Эти каналы, вполне естественно, более доступны богатым и влиятельным группам. Однако, умелый пиар, «прикармливание» газетчиков интересной или скандальной информацией, диалог с чиновными и партийными бюрократами и, тем более, будущими и действующими парламентариями доступны и «крикливым», но малочисленным группам. Парламентское, да и местное, муниципальное представительство – должно отражать общегражданскую волю. Гражданин – это человек вообще, который пользуется естественными правами независимо от происхождения и статуса. Человек внутренне противоречив: группа защищает, скорее, сиюминутные интересы, а участие в политическом управлении, пусть даже лишь в форме более-менее регулярных выборов, - это, в идеале, определение «вектора развития общества». Традиционная модель либеральной демократии, о которой подробнее поговорим в соответствующем разделе, противостоит корпоративизму. Но формирующаяся в литературе и не без трудностей входящая в практику плюралистическая концепция демократии предполагает сочетание партийного и корпоративного представительства. Особую роль групповое представительство приобретает в силу того, что партии, что мы еще не раз отметим, утрачивают функции социально-политического представительства. Лекция № 9. Партии и партийные системы 1. Социальные функции партий. 2. Историческое развитие партий. 3. Классификация партий. 4. Современное состояние партийных систем. 1) К важнейшим функциям партий относятся: ◦ Артикуляция (высказывание), аккумуляция (сбор и систематизация), агрегация (выстраивание приоритетов), и трансляция (передача) во властные структуры социальных интересов; ◦ Согласование интересов в ходе выборной борьбы и «торга» внутри властных структур; ◦ Постановка общественных целей, выработка в ходе общественного диалога приемлемых для большинства общества задач развития; ◦ Политическая мобилизация (призыв к политическому участию) и социализация (политическое воспитание граждан); ◦ Рекрутирование и интеграция в политику правящего класса и активистов низшего-среднего звена. Партия – это институциолизированное объединение лиц, имеющих общие интересы и (или) взгляды, которое провозглашает своей основной целью активное участие в осуществлении политической власти. 2) В ХVIII-ХIХ вв. появляются цензовые выборы. В них, поначалу, принимает участие лишь несколько процентов подданных. Этот политико-правовой фактор, наряду с фактором социально-экономическим, формированием гражданского общества, включавшего «в те поры», лишь немногочисленные средние и образованные слои, подтолкнул становление протопартий. По мнению видных западных аналитиков С.М. Липсета и Ст. Роккана, кризис становления национальной государственности, а также перехода от традиционного общества к массовому, растянувшийся во многих странах на весь ХIХ в., сопровождался четырьмя универсальными социальными конфликтами, «разломами». В некоторых западных странах конфликты эти начались гораздо раньше (Англия), в некоторых серьезно трансформировались. В Северо-Американских штатах разлом прошел по вопросу рабства афроамериканского населения и, соответственно, выбора пути буржуазного развития. Для становления национальной самобытности ключевую роль играли первые два конфликта: 1) между центром, столицами, и окраинами (провинцией, периферией), а также между 2) государством и церковью. Собственно модернизационный конфликт сопровождался поначалу третьим разломом - столкновением буржуазного города и патриархального сельского населения. Четвертый конфликт – «буржуа – пролетарии» (лица наемного труда, лишенные собственности) стал основным кризисным расколом, породившим враждующие массовые партии. 3) Во второй половине ХIХ-начале ХХ вв. институционально закрепленной нормой в развитых странах становятся всеобщие выборы, что приводит к появлению массовых партий в современном понимании этого термина. Традиционно считается, что ими стали левые (лейбористы, социал-демократы, социалисты) партии, выражавшие интересы самого массового низшего слоя тогдашнего западного мира – лиц наемного труда. Но активно привлекать на свою сторону избирателей в условиях всеобщих выборов пришлось и партиям среднего слоя – либералам, и правым, консервативным партиям, выражавшим интересы наиболее сильных и влиятельных элитных групп, финансово-промышленной олигархии и окончательно слившейся с ней обуржуазившейся аристократии. В конце ХIХ – начале ХХ вв. правые партии легко могли привлечь на свою сторону низы, опираясь на объективно сложившиеся социальные разломы. За консерваторов (правых) голосовали провинция, крестьянские массы, рядовые верующие. В социально-классовой структуре развитого промышленного буржуазного общества сложился используемый и поныне спектр «право-лево». Историческим истоком самого термина является противостояние времен Французской революции: в Конвенте, революционном парламенте, сторонники умеренных преобразований сидели справа, радикалы, стремившиеся к решительным действиям, – слева. Рассмотрим идеальный тип партийно-идеологической классификации в развитом промышленном капитализме «слева – направо»: 1) Левыми радикалами являются партии, стремящиеся к решительному утверждению уравнительного социализма в государственной (большинство коммунистов) или безгосударственной (анархисты) форме. Левая экстрема отвергает представительную демократию и в теории исповедует непосредственное народоправство, которое на практике оборачивалось тоталитаризмом. 2) Умеренно-левые, левые демократы, социал-реформисты (лейбористы, социал-демократы, социалисты) сто лет назад настаивали на последовательном проведении социалистических преобразований при сохранении парламентской демократии. В Западной Европе в ходе ушедшего века они не раз были у власти. Побеждая на выборах под весьма радикальными лозунгами и оказавшись у правительственных рычагов, умеренно-левые быстро расставались с социалистическими иллюзиями. Начавшийся еще в конце ХIХ в. процесс их трансформации в умеренных и осторожных реформаторов, предпринимающих весьма здравые меры для постепенного улучшения положения низов, завершился. 3) Влиятельной леволиберальной или социал-либеральной партии в Западной Европе, по-видимому, никогда не было. 4) Последовательный либерализм (иногда даже используют оксюморон - радикальный либерализм) – фритредерство или либертарианство, т.е. полная свобода рынка, при безусловных гарантиях гражданских прав и свобод, также почти не получил политического оформления. 5) Правый (консервативный) либерализм, отдаленный предок современного неоконсерватизма, реализуется как правыми либералами, так и большинством здравомыслящих консерваторов (консервативные, демохристианские, народные партии). Его программа совмещает последовательную фритредерскую экономическую политику с демагогическими обещаниями заботы о низах, проповедь традиционной нравственности, национальной культуры, семьи, церкви и этатизм. 6) Правые (консерваторы) повторяют все основные праволиберальные идеи, дополняя их решительным антидемократизмом и национализмом. 7) Правый радикализм (итальянские фашисты, немецкие наци, испанская фаланга) в кризисных условиях воплощают худшие черты умеренно правой программы. Рыночная экономика при господстве государственно-монополистических трестов, социальные подачки низам совмещаются с созданием последовательно антидемократического режима, национализмом, внешнеполитической агрессивностью. В европейской истории эта схема актуализировалась весьма различными способами. Исходная схема, согласно которой группы с низким статусом склонны к левому радикализму и антидемократизму, а средние слои к либеральной или консервативной умеренности, «срабатывала» далеко не всегда. Французский социолог М. Дюверже сразу после Второй мировой войны выделил три модели внутриорганизационной партийной структуры: кадровая партия – массовая партия – полумассовая партия. Массовая партия имеет определенный уровень партийной дисциплины, официально принятые программу и устав. Актив опирается на членов партии, которых, скорее, можно считать «рядовыми активистами». Во время массовых мероприятий и предвыборных кампаний рядовые активисты взаимодействуют, прежде всего, с сочувствующими. Массовая партия выстраивает следующую схему партийной работы: актив – члены партии – сочувствующие – избиратели. Идеальным типом и реально существующей моделью кадровой партии являются две ведущие американские политические группы – демократы и республиканцы. Кадровая партия не имеет четкой структуры, официального членства, действующих как своеобразная норма жизни для членов партии Программы и Устава и ограничивает партийную деятельность выборами. Внутреннее устройство кадровых партий, по М. Дюверже, таково. Вместо избранного актива кадровые партии имеют лидерскую группу, названную нобилитетом (нотабли, нобили). Нобили – это и 1) лица, пользующиеся авторитетом в обществе, профессура, интеллектуалы, ведущие редакторы, журналисты, адвокаты, деятели культуры, другие лица свободных профессий, и 2) организаторы выборных кампаний, и 3) партийные спонсоры. Нобилитет фактически включает актив, который организует массовые мероприятия и предвыборную агитацию. Актив привлекает из числа сочувствующих тех, кого называют волонтерами (добровольцами), выполняющими «черновую» агитационную и массовую работу. Упрощенная схема кадровой партии: нобили – сочувствующие – избиратели. М. Дюверже указал лишь одну полумассовую партию – английские лейбористы на первом этапе своего существования. В начале ХХ в. (лейбористы учреждены в 1906 г.) английские левые были партией коллективного членства: английские профсоюзы – тред-юнионы, а не отдельные лица являлись членами партии. Лейбористская партия, несомненно, выражала тогда интересы рабочих, но управлялась, скорее, «нобилями», интеллектуальной левой верхушкой. Лейбористы давно сочетают индивидуальное и коллективное членство, ныне превратившись к тому же в современных массовых «левых прагматиков», как и вся европейская умеренно-социалистическая традиция. В Англии, стране классического буржуазного индивидуализма, левые сразу (в отличие от Франции и Германии, где социалисты и социал-демократы в конце ХIХ – начале ХХ вв. – революционная оппозиция) стали частью действующей политической системы и в 1929 г. впервые завоевали большинство в парламенте. На наш взгляд, полумассовыми можно назвать многочисленных новейших европейских правых и либералов. Они имеют сложившуюся партийную структуру, а не просто круг нобилей, ведут партийную работу не только на выборах, но и между ними (взаимодействие с профсоюзами, церковью, иными группами влияния). Соотечественник М. Дюверже Ж. Шарло, анализируя практику политической деятельности голлистов, назвал эту, «кадровую (партия верхов, консервативно настроенного нобилитета), мимикрирующую под массовую (четкая структура, формализованное членство, бонапартистское обращение к низам)», партию - партией избирателей. Этим путем идут многие правые партии, давно называющие себя народными (партия всего народа) или христианскими (партия всех христиан). Изменения в социально-политической реальности на рубеже тысячелетий заставили аналитиков выделить еще несколько типов партий. Большое распространение, причем в странах и развитых, и догоняющих, получили т.н. all catch party (англ. - «партия хватай всех»). Они чаще проповедуют правый, националистический, а не левый «социалистический» популизм. Несколько менее распространен, но также встречается вариант партии-картеля. Это объединение политиков-профессионалов, созданное «под выборы». Картель, приобретающий институциональные черты, иногда называют электорально-профессиональной партией. Анализ строения первичных парторганизаций позволил М. Дюверже выделить четыре идеальных типа: партии-комитеты, партии-секции, партии-ячейки, партии-милиции (ополчения). Партии-комитеты – это организационно размытые объединения нотаблей, не имеющие «первичек». Партии-секции – это классические массовые левые организации, а партии-ячейки – организации коммунистов. «Секция» отличается от «ячейки» менее строгими обязанностями членов партии, свободой фракций, наличием иных многочисленных каналов внутрипартийного диалога. Партии-ополчения – это те радикальные группы, которые имеют не только секции или ячейки, но и вооруженные отряды. Традиционно партии делятся на фракции. Выделим два идеальных типа фракций – фракция-клиентела и фракция, объединившаяся по программно-идеологическим мотивам. Словом «клиентела» называют любую совокупность - лиц, групп, организаций (т.е. клиентов) -, объединившуюся вокруг лидера-покровителя (патрона). 4) Классификация партийных систем обычно опирается на количественный признак. Уже не раз упомянутый французский классик М. Дюверже использовал формальный критерий-численность партий для классификации политических режимов. Стандартная количественная шкала: беспартийные–однопартийные– полуторопартийные – двухпартийные – двухсполовинойпартийные – трехпартийные и многопартийные системы. Ситуация одной партии, которая стабильно одерживает выборные успехи, и оппозиции, в течение десятилетий лишенной властного ресурса и столь же стабильно не успевающей консолидироваться и отмобилизовать протестный потенциал общества (ее и называем «полпартии», а всю систему из непрерывно правящей единственной партии и вечно оппозиционных полупартий - полуторопартийной), была весьма распространена и в развитых странах. Классическая двухпартийность существует в США. «Две с половиной» партии – это модель, включающая две влиятельные партии (объединения), дополненные еще одной партией, «третьей силой», резко уступающей двум ведущим группировкам. Даже в стандартных учебниках по политической науке ведется дискуссия о роли «третьей силы». Известный американский исследователь итальянского происхождения Дж. Сартори полагает, что «третья сила», лавирующая между двумя «гигантами», может получить звание «полупартии», только если она обладает «потенциалом для шантажа». Примеры подобного шантажа есть в новейшей политической истории. Классика «двухсполовиннойпартийности» - послевоенная Западная и современная единая Германия. На роль «половины партии» несколько десятилетий уверенно претендовали свободные демократы (Свободно-демократическая партия Германии. СвДП). В начале восьмидесятых годов прошлого века в Западную Германию пришла неоконсервативная волна, докатившаяся затем и до единой Германии. В тот период (начало 1980-х гг.) у власти в Германии была коалиция социал-демократов и свободных демократов, сформировавшая правительство, а в оппозиции были христианские (правые) партии. В послевоенной Федеративной Германии существует устойчивый парламентский режим – правительство, включая пост канцлера (премьер-министра), формируют партия или коалиция партий, имеющие большинство мест в бундестаге, нижней палате парламента. Свободные демократы разорвали отношения с левыми и вступили в коалицию с правыми. В результате без новых выборов к власти пришли демохристиане. Тогдашний лидер СвДП Г. Геншер, имевший пост вице-канцлера и министра иностранных дел в обоих кабинетах – и левоцентристском, и правоцентристском, получил прозвище - «делатель канцлеров». Примерно такую же игру вели в конце ХХ в. израильские религиозные ультраправые, но шантажировали лишь правый блок «Ликуд». Ныне немецкий свободные демократы утратили шантажный потенциал. Левая коалиция в современной единой Германии приобрела яркий цвет - «красно-зеленые». Зеленые – влиятельная партия экологистов, эсдеки формально остаются массовой рабочей, левой, т.е. – социалистической, «красной», партией. Христианские партии в ФРГ, поэтому, используют предвыборный лозунг – «будущее вместо красно-зеленого». Христиане в 2005-2009 гг. вновь как и в конец 1960-х гг. пошли на создание «большой коалиции», т.е. объединение с социал-демократами. И свободные демократы еще на рубеже прошлого - нынешнего веков пришли в состояние перманентного внутрипартийного политического кризиса - постоянно находятся в парламентской оппозиции. В рамках самой СвДП существует три течения – центристы, стремящиеся сохранить либеральную идентичность партии; социал-либералы, ищущие союза с умеренно-левыми («красно-зелеными»); консервативные либералы, стремящиеся к блоку с демохристианами. В Великобритании либеральные демократы и националистические партии, прежде всего, шотландцы, долгое время не имели шантажного потенциала. Поэтому многие аналитики считали британскую систему двухпартийной – лейбористы и консерваторы меняют друг друга у власти весь послевоенный период. На выборах весны 2010 г. либерал-демократы превратились во влиятельную третью силу, впервые войдя на правах «младшего партнера» в коалицию с консерваторами. Трехпартийная модель – «двое против одного при смене коалиций» встречается нередко. Содержательный анализ многопартийности предпринял упомянутый Дж. Сартори. Этот исследователь выделил 1) однопартийную систему, 2) систему партии-гегемона, 3) систему с преобладающей партией (мы охарактеризовали ее как полуторопартийную), 4) двухпартийную систему, 5) систему ограниченного плюрализма, 6) систему крайнего или поляризованного плюрализма, 7) атомизированную систему (это крайний вариант поляризации). Понимание однопартийности как отражения той или иной разновидности авторитаризма очень распространено. Возможно, не стоило различать авторитарную систему с одной партией и с партией-гегемоном. Наряду с признаваемой официозной партией, существуют другие организации, номинально считающиеся партиями-союзниками. Умеренный плюрализм распространен в странах Европы, Латинской Америке, многих государствах «третьего мира», идущих по пути политической модернизации. Лекция №10. Избирательное право и системы выборов 1. Развитие избирательного права. 2. Основные типы избирательных систем. 3. Мажоритарная система. 4. Пропорциональная система. 5. «Закон Дюверже». 6. Политический маркетинг. 1) Общая тенденция развития выборных систем не вызывает сомнений. При наличии в истории многократных «возвратных, реверсных, откатывающихся назад волн демократии» происходит расширение участия граждан в выборах. Весь позапрошлый век в развитых странах ознаменован постепенной отменой избирательных цензов. На исходе первой трети ХIХ в. в тех немногих странах, где выборы стали регулярными, участие в них принимали менее 5% населения. Британцы и французы признали право голоса за всеми гражданами-мужчинами в середине ХIХ в. При этом Франция избрала президентом Л. Бонапарта, вскоре создавшего II империю. В Англии принцип «один человек – один голос» бесповоротно утвердился лишь после Второй мировой войны. Снижение возрастного ценза и устранение гендерных предрассудков также шло весьма непросто. При наличии разнообразных переходных моделей, многочисленных примерах превращения выборов в фарс, подтасовок, давления на избирателей и прямого их подкупа, не только развитые, но и многие развивающиеся страны ныне безоговорочно приняли принцип – всеобщее, равное, прямое, тайное избирательное право (в нашей стране революционных времен начала ХХ в. говорили «четыреххвостка»). 2) Мы выделим три варианта избирательного закона, и более подробно рассмотрим два наиболее распространенных. Итак, варианты избирательных систем: мажоритарная, пропорциональная и преференциальная (система предпочтений или преференций). Сложная система учета мнений или предпочтений, «преференций», каждого избирателя «в чистом виде» почти не встречается. Редкое исключение – выборы Президента Индии. А это, поскольку у индусов де-юре британский парламентаризм, исключительно представительская должность. Главу индийского государства, что традиционно для парламентской модели, избирает специальная коллегия выборщиков. Элементы преференциализма, встроенные в одну из двух других моделей, напротив – явление весьма распространенное. Возможные варианты преференциализма, дополняющего пропорциональную модель, - система гибких и (или) открытых списков, а, мажоритарную – та или иная система передаваемого голоса. В системе партийных списков (это наиболее часто встречающийся пропорционализм) можно предоставить каждому избирателю право или вписать собственные кандидатуры, или ранжировать имеющийся список партийных лидеров по своему усмотрению. Собственно аутентичный вариант гибкого списка – свой единственный голос (правило «один гражданин – один голос» здесь строго соблюдено) избиратель актуализирует одним из двух способов. Гражданин вправе, или (1) просто проголосовать за партию, или (2) поставить свой значок (крестик, галочку и т.п.) напротив одного из партийных кандидатов. Далее выборные комиссии считают и указанные вторым способом преференции, корректируя в соответствии с ними, список партийных активистов. Усложняется подсчёт для избиркомов, но нет необходимости в, явно не слишком демократичных, праймериз (первичных внутрипартийных выборах). Также сторонники партии могут высказать своё мнение о партийных нобилях, не допуская кулуарное формирование партсписка. Открытый список – прямое совмещение на общегосударственных и (или) региональных выборах национального и внутрипартийного голосования (элиминируется необходимость в праймериз, демпфируется закрытый, а то и прямо коррупционный торг партийного кокуса). Бюллетень представляет собой список кандидатов в алфавитном порядке и с указанием партпринадлежности. Гражданин указывает одну персоналию, а далее: сначала – суммируют голоса по кандидатам, затем – по партиям. Партсписок выстраивается в соответствии с преференциями рядовых сторонников каждой партии. В мажоритарную систему или систему большинства (но это скорее бывает на выборах регионального или муниципального уровня) легко интегрируются те или иные многомандатные бюллетени: избиратель выбирает не единственного кандидата, а указывает, возможно, - в порядке своих предпочтений (1,2,3…), возможно, - без упорядочения, нескольких кандидатов. Но всё это весьма затрудняет подсчет для системы избирательных комиссий, которая, несмотря на участие в её работе партийных активистов, остается неповоротливой бюрократической машиной, а также усложняет выбор обывателя. Поэтому чаще всего в многомандатном округе используют модель единственного непередаваемого голоса (разновидность «мажоритарки», о которой скажем далее). Избиратель стандартным образом («крестик», «галочка») указывает в бюллетене своего единственного кандидата. Далее мандаты от округа (территории, всей страны) получают два – три – четыре победителя, набравших простое большинство. Система единственного передаваемого голоса также применяется на выборах в многомандатных округах. Она иногда встречается при формировании общенациональных представительных палат (нижняя палата - на Мальте и в Ирландии, верхняя – в Индии и Австралии). Иногда эту схему, созданную европейскими экспертами, называют – «австралийский бюллетень». Этасистема разработана в середине позапрошлого века. Независимо друг от друга её принципы сформулировали британский юрист Т. Хэр и математик, датчанин К. Андрэ. К этой, более сложной, модели на практике стали обращаться лишь спустя ещё примерно столетие. Явная проблема – нарушение важного формально-юридического принципа: «один гражданин – один голос». Гражданин обязан указать с № 1 – конкретную персоналию (иначе бюллетень не действителен). Затем избиратель вправе указать вторую-третью, возможно - четвёртую-пятую, преференции. Эту модель в развитых демократиях применяют редко из-за не очень корректной ситуации: один гражданин поставил лишь одну «галочку», другой – три или четыре. Редчайший вариант многомандатной модели – система ограниченного голоса. Ограничение подразумевает не «поражение в правах», принцип «один гражданин – он же один избиратель» не колебим. Ограниченность в следующем: у избирателя есть возможность назвать более одного кандидата, но менее установленного числа мандатов (пять мандатов, а избиратель может поставить три или менее «галочек»). Вновь видим ту же проблему: нарушается формально-юридическое равенство (кто-то назовёт лишь одного кандидата, кто-то – двух или трёх). Иногда такую схему прямо относят к преференциальным. Весьма затруднён подсчёт голосов в преференциально-многомандатных моделях. Бюллетени раскладываются по первым номерам. Затем определяется избирательная квота. Её вычисляют по формуле: V / (N+1), где V – общее число проголосовавших, N – число замещаемых мандатов. Избранными считаются кандидаты, получившие не менее квоты. А излишки голосов, оставшиеся сверх квоты у уже избранных парламентариев, передаются другим кандидатам в соответствии со вторыми преференциями. Тот, кто набрад квоту, считается избранным. Затем при необходимости рассматривают третьи преференции. 3) Мажоритарная система включает три разновидности: система относительного большинства, система абсолютного большинства, система квалифицированного большинства. Последняя (как и преференциализм) «в чистом виде» практически не используется. Логика системы относительного большинства, по которой избираются нижние законодательные палаты в США и Англии, такова. Страна разбита на набор округов (дистриктов) с примерно равной численностью избирателей, от каждого из округов выбирается один парламентарий. Выборы проходят в один тур, побеждает кандидат, набравший простое большинство голосов. Целостная модель абсолютного большинства стабилизировала шестдесят лет назад французскую политическую жизнь, а за последние четверть века – в определённой мере и итальянскую. Описанная в предыдущем абзаце модель дополняется вторым туром голосования (иногда появляется третий тур, а система ещё более усложняется). Во второй тур выходят два победителя по каждому из округов. Эта система имеет некоторые варианты, но в целом её логика сводится к следующему: в первом туре возможна абсолютная победа, если один из кандидатов получает более 50 % голосов, во втором туре - достаточно относительного большинства. Выборы признаются несостоявшимся (назначаются повторные выборы), если позиция «против всех кандидатов», т.н. кандидат «против всех», получил больше голосов, чем лидер среди реально существующих кандидатов. Весьма распространена бывает такая картина: победитель первого тура, лидировавший с большим отрывом от второго участника, в итоге проигрывает. Кандидат, занявший второе место, часто оказывается способен объединить очень разные силы. Зачастую применяется система двух- или многомандатных округов. Явный недостаток как относительного, так и абсолютного большинства – прямая потеря голосов, поданных против победившего кандидата. На выборах первого лица на общегосударственном или региональном уровне это рождает опасность общественного раскола. На парламентских выборах возможно фактическое искажение воли граждан. Демпфировать эту напряжённость можно, внедряя элементы преференционализма. Самое распространённый способ – альтернативное голосование. Избиратель в бюллетене указывает преференции – ранжирует свои предпочтения по №№ 1,2,3… В случае отсутствия абсолютного победителя по первым местам применяется довольно сложная, и, на практике, также искажающая подлинное волеизъявление, схема. Отбирается кандидат с наименьшим числом первых мест. Понятным образом он рассматривается как проигравший. А «бюллютни», где он первый, распределяются между остальными кандидатами по указанным в них вторыми предпочтениям. Затем ищут абсолютного победителя. Если его вновь нет, то отбрасывается последний из оставшихся кандидатов. Снова его бюллетени разносятся по оставшимся участнкам «выборной гонки», ориентируясь на вторые места. Так возможны несколько итераций. Квалифицированное большинство – это не просто половина голосов плюс один голос, а значительная (существенно больше, чем ½) доля голосов (как правило - 2/3 , крайне редко – ¾, редчайший вариант, встречающийся, скорее всего, в, сохраняющих формальную республиканскую конституцию, автократиях – 4/5). Сохраняется, скорее всего - с «пиночетовских» времён, эта ситуация в новейшей буржуазно-республиканской Чили. Нижния палата формируется по двухмандатным округам. Если оба партийных кандидата на двоих собрали 2/3 голосов, то они вдвоём и репрезентируют данный округ. Самая эксклюзивная разновидность «мажоритарки» - система двойного синхронного голоса. В любом территориальном округе каждый гражданин имеет «два голоса». Разумеется, галочку или крестик в «бюллютне» он ставит один раз. А в избирательном бюллетене каждая партия включает нескольких кандидатов. Весьма вероятный риск данной схемы – по партийному голосованию выиграла одна партия, а большинство набрал кандидат другой партии. Это возможно, если у партии-победительницы нет явного лидера-фаворита общественных настроений. Тогда приходится назначать перебаллотировку. Североамериканцы давно решили эту проблему посредством «праймериз», первичных выборов. В ходе последних каждая партия путём внутреннего голосования утверждает своего единого кандидата. А «двойной синхрон» изредка применяли в прошлом веке откровенно нестабильные и коррумпированные латиноамериканские демократии, где в силу внутрипартийной недоговороспособности, преступности, жуткой бедности, гражданских конфликтов праймериз не организовать. В недавнем прошлом один из субъектов Российской Федерации (Ленинградская область - ближние и дальние предместья Петербурга, сохранившая «старое» название и территориально-административную самостоятельность) показал интересный вариант «деквалифицированного большинства». В первом туре считался избранным кандидат, занявший первое место и получивший не менее тридцати процентов голосов. 4) Пропорциональная система также существует в двух вариантах: на общегосударственном (федеральном) и региональном уровнях. Общая логика пропорциональной системы: избиратель голосует не за конкретного кандидата, а за партию или избирательный блок (избирательное объединение). Мажоритарная система относительного большинства применяется в Англии и Америке с позапрошлого века и доныне. Пропорциональные (более сложные) схемы, сама идея которых появилась вместе с конституционализмом, рождаются в развитой Европе, когда юридической и фактической нормой стало всеобщее голосование. В ряде швейцарских кантонов пропорционализм утверждён в 1891-1892 гг., год спустя – в Бельгии, во второй половине первой декады прошлого века - в Скандинавии. По некоторым, возможно – спорным, оценкам существует более полутора сотен вариантов пропорционализма. В ХХ в. появляются полупропорциональные модели (ограниченный вотум, кумулятивный вотум, система единственного непередаваемого голоса). В них голосование по большинству дополняется элементами пропорционализма, что позволяет, избегая поляризации представительных палат, репрезентировать разнообразные меньшинства. В большинстве стран, где используют пропорционализм, наряду с названием партии указываются и фамилии её лидеров, возглавляющих партийный список. Каждая партия получает места в представительном властном органе в соответствии с процентной пропорцией (количеством) голосов, полученных ей на выборах. Кандидаты в избирательном списке партии ранжированы 1, 2, 3… Порядок расположения утверждают или на «праймериз», или решением партийной конференции. В большинстве случаев последняя или утверждает итоги первичных выборов, или список, согласованный партийной верхушкой. Как правило, влиятельные партии составляют список той же численности, что и вся выборная палата. Разумеется, избраны будут в пропорциональной схеме далеко не все. Распространено деление списка на общенациональную и региональные (земельные, областные) группы. Сначала проходят депутаты из «центра», затем - в соответствии с числом голосов, поданных за партию в каждом регионе, - заполняются территориальные квоты. В ряде стран запрещено использование «паровозов» («локомотивов»), когда выборный список партии возглавляет популярный общественный деятель, не собирающийся затем принять на себя обязанности парламентария. «Паровоз» просто тянет за собой список из менее влиятельных партийных активистов. Выбытие из списка персоналии не влечёт необходимости новых выборов. Место парламентария, освободившееся по неприятному стечению обстоятельств (смерть, тяжелая болезнь, личные проблемы, отставка) или в связи с его уходом на работу в администрацию или бизнес, занимает следующий в избирательном списке партийный активист. Общая схема распределения депутатских мандатов при пропорционализме – следующая. V – число граждан, принимавших участие в выборах во всей стране или по отдельной территории. N – общее число депутатских мандатов во всей выборной палате или в её региональном кокусе (депутации). а – количество голосов, поданных за партию А, искомое «х» – число мандатов для партии А. V/N (общее число избирателей разделить на число избираемых парламентариев) = Q, т. е. - «избирательное частное» или «избирательный делитель», «избирательный метр», «избирательная квота» (на сколько избирателей приходится один парламентарий – демократическая, выраженная в числе голосов, а не коррупционная, «цена» парламентского места). Должна быть соблюдена пропорция: х/N = а/V (доля мест партии в парламентской палате равна доле её голосов в сумме проголосовавших граждан). х = а: V/N (общее число поданных за партию голосов разделить на «избирательное частное»). При большом числе избирателей (на выборах в крупном государстве или масштабном регионе) определение «избительного метра» становится некоторой проблемой. Свыше полутора столетий как юристы, социологи, политологи, так и математики, экономисты, специалисты по теории игр и рациональному выбору ищут более точную модификацию метода вычисления избирательной квоты. Проскочить необходимо между «Сциллой и Харибдой». Схема не должна быть слишком сложной, она должна быть доступна не всегда высокообразованным избирателям, сотрудникам выборных комиссий с гуманитарными наклонностями. С другой стороны, сама логика пропорционализма заставляет искать сложные варианты расчётов с целью более справедливого распределения мандатов. Ещё в 1855 г. упомянутый Хэр предложил простой вариант, так и названный «естественная квота» или «квота Хэра». Выше она и описана. Явная проблема – невозможность сразу распределить все мандаты. Усложнение этой модели предложили Генри Друп (1868) и Эдуард Гогенбах-Бишоф (1888). Квота Друпа: Q = (V/( N + 1)) +1; Квота Гогенбах-Бишофа: Q = V/( N + 1). Данные схемы позволяют сразу распределить большее число мест в выборной палате. Неиспользованные голоса избирателей и незанятые депутатские кресла далее перераспределяют, как правило, одним из следующих способов. Метод наибольшего остатка предполагает, как следует из названия, передать мандаты партиям с самым большим остатком голосов. При использовании естественной квоты в выигрыше бывают малые партии. Они получают мандаты, нераспределённые при первой итерации. Возможное ограничение – наделение дополнительными мандатами лишь партий, чьи оставшиеся голоса превышают определённую часть квоты. Принцип наибольшей средней означает, что определяется медиана (среднее). Для каждой партии вычисляют медиану: собранные голоса делят на число полученых при первой итерации мандатов и добавляют единицу. Нераспределённые мандаты отдают по очереди партиям, имеющим наибольшую медиану. Схема выгоднее крупным влиятельным партиям. Метод делителей (наибольшей средней) – модель, позволяющая распределить все свободные депутатские мандаты. Существует несколько разновидностей этой модели. В 1882 г. бельгийский математик Виктор д’Ондт сформулировал названную его именем схему делителей (квота д’Ондта). Голоса, поданные за партийный список, последовательно делятся на натуральный ряд чисел (1, 2, 3, 4…) до N, где N – число замещаемых мандатов. Тогда получаем ряд из N чисел, последнее (наименьшее) из которых составляет квоту д’Ондта. Она намного меньше естественной квоты. Сколько раз квота д’Ондта укладывается в голосах определённой партии (или сколько членов ряда вплоть до стоящего под номером N получены в результате деления голосов данной партии), столько партия получает мандатов. Поданные за партию голоса «V» делим на s+1, где «s» – число уже полученных данной партией мандатов. На первом шаге явный перевес и получает партия-победитель, она имеет один мандат. На каждой итерации распределяем очередной мандат. Для простоты расчётов возьмём круглые цифры, но это не исказит модель: 111000 проголосовали, распределяем 10 мандатов (небольшой регион с представительной палатой, избираемой по партспискам – явление, распространённое в Европе и Латинской Америке). Три партии, имеющие региональный филиал, две партии борются за лидерство, третья – так называемая пол-партии, а всю схему традиционно называют – «две с поовиной партии». Итоги: партия «А» - 50000 голосов (45%), партия «В» - 42000 (38%), партия «С» - 19000 (17%). Каждая строка таблицы – очередная итерация. Их – десять по числу мандатов. Получает мандат на каждой итерации тот, у кого больше квота д’Ондта: V/(s+1). Лидер – 5 мест (50%), «второй призёр» - 4 (40%), аутсайдер – 1 (10%). Шаг (т.е. очередной мандат) А В С 1 (лидер получил первый мандат) 50000 42000 19000 2 (свой мандат получил второй призёр) 25000 42000 19000 3 25000 21000 19000 4 16666 21000 19000 5 (свой первый мандат получил аутсайдер) 16666 14000 19000 6 16666 14000 9500 7 12500 14000 9500 8 12500 10500 9500 9 10000 10500 9500 10 10000 8400 9500 Модель д’Ондта, явно более выгодная крупным влиятельным партиям, применяется во многих странах, как с устойчивой (Германия, Бельгия, Дания, Нидерланды, Япония), так и относительно недавней (Аргентина, Болгария, Польша, Чехия, Эстония) традицией представительного правления. Более сложные методы наибольшей средней устраняют явную несправедливость квоты д’Ондта – завышенное по сравнению с пропорцией число мандатов у лидеров, заниженное – у аутсайдеров. Метод наибольшей средней Империали начинает деление голосов сразу с двух: 2, 3, 4… Метод Сент-Лагю включает только нечётные числа: 1, 3, 5…, а датский метод предполагает шаг «3»: 1, 4, 7, 10… На каждом этапе, как и в схеме д’Ондта, очередной мандат передаётся партии, у которой полученное частное больше. Более справедливое распределение голосов между партиями, учет мнения большего числа граждан дополняются в пропорциональной системе серьезным недостатком. В рамках пропорционализма часто появляется значительное число мелких амбициозных партий, складывается патовая ситуация. Традиционным средством защиты является установление «заградительного барьера». Партия, набравшая меньше голосов, чем некоторый, указанный в избирательном законе, фиксированный процент, не допускается к распределению парламентских мандатов. Голоса аутсайдеров иногда просто аннулируют, иногда – распределяют между партиями, преодолевшими барьер, причем партии-лидеры, как правило, получают бонус: чем больший процент получила партия, преодолевшая барьер, тем больше голосов она получит и при «дележке наследства неудачников». «Заградительный барьер» может меняться: в разных странах континентальной Европы он составляет от 3 до 18%%, в Израиле – 3, 25%, в Японии – 2%. 5) Связь выборной модели и структуры партийной системы обычно анализируют, опираясь на т.н. закон Дюверже. Пропорциональное представительство приводит к формированию многочисленных, достаточно стабильных, независимых и не склонных к коалициям партий. Мажоритарная система в один тур (система относительного большинства) подталкивает к двухпартийной системе. Мажоритарная двухтуровая система рождает две стабильные коалиции партий. Есть, по мнению французского политолога, и обратная зависимость: двухпартийность ведет к тому, что утверждается система относительного большинства. Множество негибких партий стремятся к выборам по партийным спискам. 6) В рамках краткого пособия по социально-политической науке затронем еще некоторые аспекты предвыборной деятельности. Выдвижение кандидатов при партийных выборах традиционно является прерогативой партий. При этом в законе, как правило, формулируется ряд условий, которым партия должна отвечать для того, чтобы получить право на участие в выборах. Выдвижение кандидатов при мажоритарном голосовании также часто является делом партий. Самовыдвижение происходит на основании, или сбора подписей, или избирательного залога. Практика денежного залога, который возвращается в случае достижения некоторого барьера, отражает весьма неприятную реальность современного общества. Наличие за кандидатом влиятельных финансовых групп – это не только основа коррупции, но и показатель системности кандидата, его готовности, в случае избрания, не принимать слишком радикальные решения, т.е. «не раскачивать лодку», «играть по правилам». Сами выборные кампании в странах, как «первого», так и «второго-третьего» миров всё более превращаются в соревнование имиджей и конкурс обещаний. Предвыборная стратегия партий и кандидатов строится по законам политических маркетинга и рекламы. Как минимум две, «лежащие на поверхности», причины подобной ситуации: 1) изменилась социальная структура общества, в значительной мере утрачена традиционная связь между социальными группами и выражающими их интересы партиями; 2) сама общественная реальность стала менее стабильной, более пластичной и подвижной, политика, как и многие другие стороны социума, всё более становится набором символов. Политический маркетинг представляет собой набор приемов по изучению политического рынка, поведения избирателей, методов воздействия на них. Стратегия выборной борьбы предполагает долгосрочную работу с электоратом на любом уровне. Первыми задачами являются изучение избирателя, его «информационное прикармливание». Затем возможно очень осторожное сравнение кандидата с его оппонентами. Для не слишком известного кандидата или партии выборная кампания начинается по законам рекламы с «раскрутки», которая предполагает поначалу лишь формирование у избирателя позитивных стереотипов, а не осознанного желания голосовать. Затем возможно очень осторожное сравнение кандидата с его оппонентами. Многие западные руководства по политическим маркетингу и рекламе прямо советуют никогда не упоминать имя конкурента или название чужой партии. Основным «полем», по которому стоит работать «информационной тяжелой артиллерией», являются неопределившиеся, колеблющиеся избиратели (О роли политического юмора, путях распространения неформализованной политической информации (слухов), путях борьбы с их распространением (открытость власти, своевременное предоставление общественности полной, объективной, репрезентативной информации) подр.см.: Неформальная коммуникация: очерки теории и практики / А.В.Дмитриев, И.В.Макарова. – М.: Современная гуманитарная академия, 2008. – 165с.; Смех: социофилософский анализ / А.В.Дмитриев, А.А.Сычев. – М.: Альфа-М, 2009. – 591с.; Неформальная политическая коммуникация / А.В. Дмитриев, В.В. Латынов, А.Т. Хлопьев. - М, 1997; Левчик Д.А.. Политический «хэппенинг» // Социс. 1996, №8; Дмитриев А.В. Социология политического юмора / А.В. Дмитриев. – М, 1998). Лекция № 11. Государство как элемент политической системы 1. Государство: общая характеристика. 2. Форма государства. 3. Формы правления и политические режимы. 4. Формы государственного устройства. 1) В узком – исключительно политическом - значении, государство – это оформленная совокупность политических институтов (структура политического господства), наделенных верховной властью (суверенитетом). В широком значении, государство – это политически организованный народ, проживающий, как правило, на определенной территории и подчиняющийся суверенной публичной (т.е. не общественной, а стоящей над обществом) власти. В течение длительного исторического времени слово «народ» (совокупность граждан) в нашем определении можно было заменить словом «подданные». В политико-юридической литературе называются несколько моделей происхождения государства: теократическая, патриархальная, договорная, насильственная, антропологическая, позитивистская, марксистская. Теократическая модель рассматривает государство как порождение божественной воли. Патриархальная модель интерпретирует государственную власть как власть отца разветвленного семейства (Р. Филмор). Классический вариант конктрактуализма (О.Сидней, Дж.Локк) сложился в прямой полемике с патриархальной теорией. Теории насилия были весьма популярны у видных немецких социологов (Е. Дюринг, Л. Гумплович, К. Каутский, Ф. Оппенгеймер) на рубеже XIХ–ХХ вв. По мнению этих теоретиков, первые государства возникали как результат насильственного подчинения одного этноса другим. Этот же тезис естественности и неизбежности войны и насилия нередко используют и антропологические модели (природа человека требует жизни в иерархизированном сообществе). Ряд умеренно-левых и либеральных авторов, в основном, социологов, рубежа ХIХ-ХХ вв. (Э. Дюркгейм, Л. Дюги, Л. Буржуа, М.М. Ковалевский) стали рассматривать государство как выразителя и носителя общественной солидарности. Консервативные модели формирования национального государства, не отвергая, ни концепции насилия, ни роль антропологических факторов, ни естественноисторические причины генезиса политических институтов, обращают внимание на неизбежность межличностных и межэтнических конфликтов и, хотя бы потенциальную, возможность государства их регулировать. Особую роль государства как воплощения высших духовных ценностей подчеркивают многие выдающиеся мыслители, принадлежащие к умеренно-консервативной традиции просвещенного этатизма (Г. Гегель, А. де Токвиль, Б.Н. Чичерин, Дж. Джентиле). Марксистская и позитивистская концепции сложились во второй половине ХIХ в. (помимо классиков марксизма, Льюис Генри Морган (1818-1881), достаточно логично и последовательно указав на естественноисторические причины появления государства. Психологические факторы рождения государства указали британские классики – Дж. Локк сосредоточился на рациональных, Т. Гоббс – на эмоциональных. Конституционный (отличный от традиционалистски этатистского) взгляд на государство появился лишь в Новое время. Не столько обязательность общего закона, сколько наличие власти, ответственной перед той или иной формально более высокой инстанцией (Небо, карма, судьба, языческие Боги, монотеистический Бог), подталкивает рождение государства. Признаки любого государства (три обязательных – государственная территория; суверенная верховная власть; проживающий на этой территории и подчиняющийся данной власти, народ): • Публичная власть, т.е. власть, отделенная от общества и принимающая в соответствии с формальной (не обязательно законной) процедурой общеобязательные решения; • Суверенитет, т.е. верховная власть (полновластие) на определенной территории; • Монополия на легитимное (признанное обществом) применение силы; • Право на взимание налогов; • Обязательное наличие подданных или граждан, признающих (по самым различным мотивам) за государством перечисленные выше полномочия; • Признание де юре того, что государство выражает интересы всех подданных (граждан). Сущность и способности государства – легитимация-обеспечение общественного доверия; регулирование социальных отношений; мобилизация, и отдельных лиц, и массовых групп; легальное насилие; наличие обязательной для всеобщего уважения символики, которая выражает единство народа; восприятие запросов и вызовов – внешних и внутренних. Функции государства также опишем в абстрактной форме: • Политическое руководство; • Контроль за реализацией политических решений; • Рекрутирование элиты, мобилизация общностей, групп, лиц; их интеграция и социализация; • Обеспечение преемственности руководства и политики. Даже развитые современные правовые государства справляются с этими базовыми установками, мягко говоря, не блестяще. Функции делятся на внешние и внутренние. К внешним относят защиту собственной территории, прав и интересов своих граждан за рубежом, дипломатическую деятельность, налаживание взаимовыгодного взаимодействия с другими странами, интеграцию в мировое сообщество, участие в решении глобальных проблем. Внутренние функции государства обычно понимают как руководство, принятие решений, организацию в различных сферах общественной жизни. 2) Форма государства – это совокупность основных способов организации, устройства и осуществления государственной власти, выражающая сущность государства. Форма государства включает два аспекта: форма правления и форма государственного устройства. Форма правления – способ организации высших органов политической власти в государстве, отражающий их полномочия и порядок образования. Форма государственного устройства – это способ национального и административно-территориального устройства государства, отражающий характер взаимоотношений между составными частями государства, а также между центральными и местными органами власти. 3) Важнейшие формы правления – это монархия и республика. Монархия – форма правления, в которой формальным и (или) фактическим источником власти является одно лицо, получающее власть безотносительно к воле большинства. Власть монарха поначалу легитимизируется любым способом, кроме рационального. Ныне не только в европейских монархиях легитимность обусловлена законным порядком наследования: преобладает т.н. кастильская система – прямая нисходящая линия наследования для потомков мужского пола. Две ключевые разновидности монархии – абсолютная и ограниченная. Абсолютную монархию будем рассматривать как неконтролируемую исполнительная власть. Ограниченные монархии сводятся к одному из двух «идеальных типов» – дуалистические и конституционные (парламентарные). Вторая разновидность – это современный парламентский режим. Дуалистические монархии – это интересный феномен недавней политической истории. Общая черта дуализма – сочетание полновластного монарха и полноценного парламента, наделенного законодательными, а не совещательными функциями. Монарх выведен из системы разделения властей, возглавляет административную власть, будучи связан конституционной хартией. Республика – форма правления, характеризующаяся выборностью должностных лиц и властных органов (Две основные разновидности республик в истории – аристократическая и демократическая). Сложившееся ныне институциональное понимание республиканизма безусловно предполагает наличие 1) общенационального представительства, выбранного по «четыреххвостому закону» и 2) тем или иным путем, возможно непрямыми выборами, но обязательного избираемых главы государства (президента) и главы правительства (первый министр, Председатель кабинета (Совета) министров, ныне общепризнан термин - «премьер-министр» или «премьер», в Германии и Австрии по традиции говорят - «канцлер»). Современные политология и юриспруденция выделяют два варианта республиканизма – 1) парламентская республика (объединив ее с современными конституционными монархиями под рубрикой «парламентаризм», рассмотрим его в завершение данного вопроса) и 2) президентская республика (президенциализм, существующий в различных вариантах). Целостная и относительно эффективная президентская республика существует в США более двух веков. Важнейшие черты американского президенциализма закреплены законом и политической практикой: 1) последовательное проведение в жизнь принципа разделения властей; 2) прямые всенародные выборы Президента и второго лица в государстве – вице-президента, равно как и обеих палат конгресса, нижней – палаты представителей, верхней – Сената; в американской политической практике кандидат в президенты называет свое «второе я» после неформализованных внутрипартийных консультаций, избиратели голосуют за «тандем»: президент – вице-президент; 3) Президент, фактически и юридически, совмещает два поста – главы государства и главы правительства, президент - не только первое должностное лицо в государстве, он формирует, по американской законодательной формуле «с совета и согласия Сената», администрацию (кабинет министров) и возглавляет ее работу, лично курируя деятельность ведущих министров; 4) вице-президент вступает в президентскую должность (без всякой приставки и.о.) в случае стойкой неспособности президента выполнять свои функции (смерть, тяжелая болезнь), добровольной отставки президента или так называемого «импичмента», о котором ниже, еще одна официальная функция вице-президента – председательство на заседаниях Сената; 5) Президент не имеет права роспуска парламента, но имеет право отлагательного вето на принятые палатами законопроекты, которое может быть преодолено квалифицированным большинством голосов (две трети от общего числа депутатов) обеих палат; 6) Членов Верховного суда – высшей судебной инстанции назначает президент, но каждая кандидатура утверждается Сенатом, сами члены Верховного суда занимают свои кресла пожизненно, не ответственны ни перед Президентом, ни перед Конгрессом, подчиняются только закону. На процедуре импичмента остановимся отдельно. Строго говоря, импичмент – судебная процедура против сотрудника администрации (любого чиновника), возбужденная легислатурой. Разумеется, администраторы, даже высокого уровня, в случае правонарушения с их стороны, отвечают перед законом без парламентского решения. Поэтому в США и в новой России утвердилось иное значение слова «импичмент» – сложная процедура отстранения (отрешения от должности – формулировка из Конституции РФ) Президента, обязательно предполагающая наличие антипрезидентского решения не только квалифицированного большинства обеих палат парламента, но и высшей судебной инстанции. В практике американского президенциализма - внесение президентом законопроектов, активное взаимодействие с палатами с помощью неформальных контактов, Президент является верховным главнокомандующим и формулирует внешнеполитические приоритеты. Второй, более умеренный вариант президентской системы – это полупрезидентская республика, которая может существовать в двух моделях – а) президентско-парламентская и б) премьер-президентская система. Президентско-парламентская система включает следующие характеристики: 1) прямые выборы Президента и парламента; 2) право Президента назначать и смещать членов правительства, включая премьер-министра, который формально является вторым лицом в государстве; 3) Парламент утверждает предложенную президентом кандидатуру премьера, парламент может выразить недоверие премьеру и кабинету; 4) в случае конфликта между кабинетом и парламентом (неутверждение премьера или вотум недоверия правительству) Президент вправе применить две тактики – или «пряника», поиска нового, приемлемого для парламента, главы кабинета, или «кнута» – роспуска парламента и назначения новых всеобщих выборов; 5) если принять во внимание два факта а) нераспространенность данной схемы и б) ее действие, во всяком случае, де юре, в новой России, то следует добавить теоретическую возможность столь же затрудненного, как и в президенциализме, импичмента – он возможен согласно действующей Конституции РФ; 6) заключительная характеристика российского полупрезиденциализма – право Президента активно управлять с помощью указов, процедура отмены которых парламентом весьма затруднена, а также право отлагательного вето у Президента на тексты законопроектов, пришедшие из палат, которое преодолевается квалифицированным большинством голосов обеих палат. Премьер-президентская схема, наиболее целостный вариант которой существует во Французской V республике, отличается от модели, которую мы только что описали, двумя моментами: 1) законодательная деятельность Президента ограничена; 2) премьер-министр и кабинет, которые получили в парламенте вотум доверия, не могут быть смещены Президентом. Конфликт между парламентом и премьером возможен, поскольку право выразить, как доверие, так и недоверие кабинету министров у парламента остается. Арбитром в этом конфликте является Президент, который и здесь имеет две возможности – роспуск парламента с досрочными выборами или торг по кандидатурам в премьеры с действующей легислатурой. Парламентаризм иногда характеризуют как разделение эффективных административно-распорядительных и представительских функций в исполнительной власти. Важнейшая черта целостного парламентского режима – наличие строгого разграничения функций и полномочий между главой государства (президент или монарх) и премьер-министром. Первые имеют исключительно представительские функции, «царствуют, но не правят», вторые нередко выполняют многие функции не только первых министров, но и глав государств (внешняя и оборонная политика в современных Британии и Германии находится в руках глав правительств). Наиболее типичная и, несомненно, старейшая парламентарная монархия – Великобритания, эффективный парламентский режим с номинальным Президентом сложился в послевоенной Западной (ныне объединенной Федеративной) Германии. Вторая характеристика новейшего парламентарного режима – формирование кабинета министров партией (коалицией партий) имеющих парламентское большинство. При этом главе государства достается весьма важная, например, в случае поляризованного парламента, но вновь представительская роль – поручить формирование кабинета министров лидеру парламентского большинства и рекомендовать этому большинству его же собственного лидера. В современной литературе, содержащей сравнительные политические исследования, обычно отмечается тенденция роста роли премьеров в парламентских режимах. Но, пожалуй, вне всяких сомнений этот тезис применим к Англии всего ушедшего века, а также к послевоенным Германии и Австрии: премьер и оба канцлера де-факто стали главами государств. Во многих случаях, несомненно, исключительно политико-правовые, институциональные характеристики - форма государственного устройства и форма правления дают очень поверхностное представление о функционировании политической системы. Функциональные характеристики политики, реальные механизмы политической власти описываются термином – политический режим (совокупность методов, способов, приемов политической власти, ее функциональные, а не институциональные характеристики). Политический режим в рамках политической системы – это принципы организации ветвей и конкретных институтов власти, методы реального властвования. Не ключевые, но важные подробности. Президенты парламентских режимов, как правило, не выбираются с помощью всенародного голосования. Одно из немногих исключений – современная Австрия, имеющая немецкую схему с единственным отличием: федеральный президент Австрии (в отличие от аналогичной фигуры в ФРГ) избирается всенародно. Нормой для парламентарной республики является избрание Президента парламентом или особой избирательной коллегией, объединяющей депутатов общенациональной и местных легислатур, а также, возможно, иных, выборных или должностных лиц. Ныне главы государств (монархи и президенты, формальные и полновластные) наделены правом помилования. «Помиловка» (устоявшееся на антисоциальном арго название прошения о помиловании и возможного властного акта) не ставит под сомнение разделение властей и действующую в правомерных рамках уголовную юстицию, а является лишь гуманным актом «милости к падшим». Во многих случаях, несомненно, исключительно политико-правовые, институциональные характеристики - форма государственного устройства и форма правления дают очень поверхностное представление о функционировании политической системы. Функциональные характеристики политики, реальные механизмы политической власти описываются термином – политический режим (совокупность методов, способов, приемов политической власти, ее функциональные, а не институциональные характеристики). Политический режим в рамках политической системы – это принципы организации ветвей и конкретных институтов власти, методы реального властвования. Выделив демократические и антидемократические (авторитарные) режимы мы ограничим наш анализ прошедшим столетием. При этом традиционное общество живет при традиционном авторитарном режиме, который не будем анализировать подробно. Как разновидность авторитаризма рассматривают и абсолютные монархии Нового времени, охарактеризованные нами выше (п. 3). Демократия в нашем анализе (см.:лекция №13) – это современная либеральная демократия, дополненная некоторыми чертами демократии плюралистической. Современные варианты авторитаризма (см.: лекция №12) предполагают запрет на легальное политическое участие, отсутствие открытого гражданского общества и свободно избранного представительства. Ниже – две популярные в современной западной литературе типологии режимов: Типология политических режимов по Р.А. Далю Уровень политической конкуренции (соперничества элит) Низкая активность граждан (низкое участие) Высокая активность граждан (высокое участие) Высокий Соревнование олигархий Полиархия (подробнее см. –Лекция №13) Низкий Закрытая гегемония (авторитаризм) Гегемония участия (условная линейная функция «возрастания демократии» идет из левого нижнего угла таблицы в правый верхний) Типология демократических режимов по А. Лейпхарту Поведение правящих элит Гомогенное (однородное) общество Гетерогенное (многосоставное, разнородное) общество Сотрудничество Деполитизированная демократия (Норвегия) Со-общественная демократия (Др. скандинавские страны помимо Норвегии, Британия) Соперничество Центростремительная демократия (Италия, ряд мононациональных латиноамериканских стран) Центробежная демократия (Веймарская республика) 4) Обычно выделяют три формы государственного устройства: унитарное государство, федерация, конфедерация Конфедерация не является, по сути, государством, это – достаточно устойчивый союз нескольких независимых государств-субъектов конфедерации. Федерация – устойчивый союз самостоятельных образований (субъектов федерации), которые, в пределах своей, согласованной центральной и региональной властью, компетенции имеют широкую автономию (самоуправление), собственные выборные органы представительной власти и администрацию. Общепринятые характеристики федерации, как правило, закреплены в действующей на общефедеральном уровне конституционной хартии или Федеративном договоре. Перечисленные ниже три характеристики отличают федерацию от конфедерации (союза государств) и позволяют сделать безусловный вывод о том, что федерация – целостное государство с суверенной верховной властью: 1) приоритет федерального законодательства над законодательством субъектов федерации, 2) единство правоохранительной, прокурорской, юридической и судебной систем, 3) отсутствие права выхода из состава федерации (сецессии) у субъектов федерации. Субъекты федерации имеют некоторые признаки государственности. Выше мы назвали обязательный признак субъектов федерации – наличие собственных органов законодательства и администрации. В большинстве современных федераций субъекты имеют свое законодательство, включая конституционную хартию (устав), могут иметь собственное гражданство. Общим признаком федераций является наличие в федеральном парламенте палаты, как правило, высшей, которая состоит из представителей субъектов федерации и должна, в соответствии с законом, представлять региональные интересы. Современная Россия – не договорная, а конституционная федерация. В последние два десятилетия высказаны все общие рекомендации по совершенствованию федерализма, а вопрос следования им и причин их невыполнения остается весьма конфликтным: • Сохранение и совершенствование принципов 1) верховенства единого общефедерального законодательства и 2) единого гражданства; • Признание целостности всех субъектов и недопустимости одностороннего выхода и (или) изменения статуса; • Свобода передвижения ресурсов и обмена ресурсами (трудовыми, материально-финансовыми, экономическими, информационными и т.д.) Унитарное государство – форма государственного устройства, характеризующаяся отсутствием политической самостоятельности отдельных территорий. Муниципальная власть (местное самоуправление) – это не политика или законодательство, а самостоятельная деятельность граждан на определенной небольшой территории по решению своих насущных проблем. В современной литературе все чаще выделяется форма государства, находящаяся между унитаризмом и федерализмом – регионализм. Регионализм – это многообразная деятельность центральной и местных властей унитарного государства по расширению прав и полномочий крупных административных единиц. Последние, как правило, являются имеющими свою историко-культурную самобытность регионами. Федерации – это нередко весьма конфликтным путем преобразованные империи и конфедерации. Регионы, получающие автономию, появляются в государствах, которые еще недавно рассматривались как унитарные. Значительные автономные права имеют испанские и британские исторически сложившиеся области – они имеют собственные легислатуры, громко именуемые парламентами и наделенные некоторыми законодательными полномочиями по региональным вопросам. Лекция № 12. Тоталитаризм и авторитаризм: философский и социально-политический анализ 1. Истоки модернизированного деспотизма. 2. Тоталитаризм и авторитаризм. 3. Авторитарная модернизация. 1) Первым объективным фактором, породившим модернизированный деспотизм, является сам кризис процесса перехода от традиционного общества к индустриальному. Кризисы общественной модернизации породили массовый социальный протест, стремление к его подавлению авторитарными методами, а также усложнение, рационализацию, бюрократизацию управления, объективно способствовавшие отчуждению низших и даже средних слоев от процесса принятия политических решений. А логика развития социальной и правовой государственности требовала вовлечения масс в политику. Ряду развитых стран «первого эшелона буржуазного развития» удалось пойти путем активизации общественно-политического участия и поиска социальных компромиссов. Парадокс истории – становление современных деспотий было следствием утверждения в «развитом» и «догоняющем» мирах демократии. Выход масс на авансцену политики привел к разрушению традиционного стиля отношений аристократической верхушки, средних слоев и низов. На массовое общество как на социальный исток новейших диктатур указывали Х. Ортега-и-Гассет, Н.А. Бердяев, Х. Арендт. Тоталитаризм, как показано при достаточно логичной аргументации, прежде всего, Х. Арендт, - всегда порождение массового общества. Два режима, которые, несомненно, являются тоталитарными – гитлеровский и сталинский, родились из массового, причем, в определенной мере, осознанного протеста против неизбежных сложностей современного образа жизни. Гитлера к власти привели экстремистски настроенные разоряющиеся средние слои, Сталина – массовые деклассированные элементы. 2) Перечислим разновидности антидемократических режимов – традиционный, абсолютизм Нового времени, соревновательная олигархия, авторитарно-бюрократический, эгалитарно-авторитарный, инэгалитарно-авторитарный режимы. Соревновательная олигархия ныне – это худшая форма реально существующих выборных представительств. Выделим две разновидности бюрократических режимов – военные и популистские. Военная разновидность авторитарной бюрократии – это не обязательно (хотя зачастую так и бывает) наличие у власти военных, но, обязательно, - опора на армию. В слаборазвитых странах, особенно, африканских, армия часто становится единственной активной общественной силой. Три разновидности военных режимов: регулирующие, корректирующие, программные. Регулирующий режим стремится к стабилизации общественной жизни. Такие режимы приходят на смену выборному или авторитарному популизму. Важная характеристика корректирующего режима, отличающая его от «спасателей Отечества» - регулирующего режима - обещание провести свободные выборы после стабилизации обстановки. Программные военные режимы, ссылавшиеся на советский опыт реального социализма и обещавшие создать для своих сограждан справедливое общество, часто встречались в слаборазвитых странах тридцать-сорок лет назад. Ярким выражением авторитарно-эгалитарных режимов является реальный социализм. Любая страна догоняющего буржуазного развития сталкивалась с «ворохом» связанных в «Гордиев узел» проблем: высокий уровень эксплуатации, нежелание и неумение верхов создать эффективную буржуазную экономику, низкий уровень жизни низов, неспособность последних вести современный образ жизни. В нашей стране этот круг проблем пытались решить путем левоавторитарной модернизации. Авторитарный инэгалитаризм, т.е. правая, буржуазная диктатура, как и авторитарный эгалитаризм, на практике скатился к откровенно тоталитарным формам (нацизм, фашизм). Общей политической причиной тоталитарного «перерождения» авторитаризма является, как мы уже отметили, вызванное пропагандой массовое участие в политике. Вовлекая в политику массовое общество, опираясь на него, тоталитарный режим, естественно, стремится затем защитить себя от тех массовых групп, которые привели его к власти. Левые режимы искали врагов «внутри страны», проводили политику «больших скачков» и «великих реформ», правые – пошли путем внешней агрессии. Еще одна принципиальная особенность новейших тоталитарных деспотий – соединение общества и государства. Классическая работа, поставившая на «одну доску» сталинский и гитлеровский режимы, принадлежит немецкой исследовательнице Ханне Арендт, в тридцатые годы эмигрировавшей в Америку. Х. Арендт в работе «Истоки тоталитаризма» (1951 г., русский перевод – 1996 г.) дала анализ массового общества как важнейшего фактора становления новейшего деспотизма, а также объединила правую и левую разновидности тоталитаризма, указав ряд их общих признаков. В дальнейшем на Западе сложилась интересная научная традиция (К. Фридрих, З. Бжезинский, Ф. Хайек, Р. Арон и др.), которая определяет тоталитаризм, перечисляя набор его характерных черт: • Идеократия (власть идеологии) – подчинение всех сторон общественной жизни идеологическому диктату; • Наличие харизматического лидера; • Система тотального полицейского контроля, сопровождающаяся непрекращающимися попытками руководства силовых структур подчинить себе режим; • Предельный монизм всех сторон духовный жизни общества – многообразная цензура; • Монополия на власть одной партии, формально построенной как «партия секционного типа», но являющейся, де-факто, «несущей конструкцией тоталитарной системы»; • Государственно-монополистическая экономика, которая может выстраиваться, как по рыночной, так и по командной логике. Согласившись с тем, что этот набор факторов действительно объединял и красный, и черный тоталитаризм, укажем на не раз приводившийся в литературе уязвимый момент предложенной схемы. Все перечисленные черты можно отнести и к авторитарным режимам. Отдельные авторитарные режимы, не посягающие на бедственную для низов и сверхприбыльную для западных богачей и «домашних» компрадоров рыночную экономику, могли быть в плане политических репрессий очень жесткими и прямо зверскими – Пиночет, греческие «черные полковники», военные лидеры Турции, Тайваня, Южной Кореи, а также многие другие. Согласившись с моделью, предложенной ведущим петербургским специалистом по политической философии профессором В.А. Гуторовым, отметим, что тоталитаризм – это «предельный вариант» всех существовавших в истории репрессивных режимов. 3) Укажем на принципиальное отличие модернизационного авторитаризма от тоталитаризма. Тоталитаризм – целостный контроль государства над общественной и частной жизнью, как правило, но не всегда, сопровождающийся насилием. В авторитарных режимах моноэлита или пакт элит контролируют только политическую жизнь, комплексом силовых, пропагандистских и иных мер не допуская формирования влиятельной оппозиции. Экономическая, а, зачастую и духовная жизнь в авторитарном государстве идёт по законам саморазвивающегося гражданского общества. Это позволило некоторым диктатурам (Чили, Южная Корея, Тайвань, Сингапур) воспользоваться «историческим шансом» для проведения «модернизации сверху». Итак, специфика любого современного авторитаризма – его потенциальная, но далеко не всегда реализующаяся на практике способность проводить «реформы сверху». Логика режима авторитарной модернизации - силой загнать и, привыкшую к патриархальным способам эксплуатации низов, элиту, и, не приученные к весьма непривлекательному пролетарскому существованию, маргинальные слои в современную буржуазную жизнь. Лекция № 13. Теория демократии в политической науке 1. Формы и модели демократии. 2. Непосредственная и представительная демократия. 3. Полиархия. 1) Выделим: 1) исторические формы демократии; 2) теоретические модели демократии, созданные классической политической философией и современной социально-политической и юридической наукой; 3) реально сложившуюся на Западе и с трудом ассимилирующуюся в странах «второго-третьего» миров демократию - политическую практику, которая, мягко скажем, не идеальна, но содержит внутренние механизмы саморегуляции, самонастройки, которыми общество ещё должно суметь воспользоваться. Согласно видному американскому политологу Роберту Алану Далю (р. – 1915 г., профессор политических наук в Йеле), реально существующая политическая система может рассматриваться как форма демократии, если она отвечает следующему условию. Лица, признаваемые гражданами (это, вполне возможно, меньшинство населения), имеют права на равное политическое участие, получение относительно достоверной политической информации, тот или иной, как правило, неполный, контроль за принятием решений политическим классом. 2) Все многообразие существовавших в истории режимов, называвших себя демократиями, и теоретических моделей демократии можно разбить, конечно же, с долей условности, присущей всякой классификации, на две группы – 1) прямая, непосредственная, коллективистская, идентитарная демократия и 2) представительная, либеральная, парламентская демократия. Принципиальное отличие первой модели - прямое народоправство предполагает непосредственную власть народного коллектива, с которым идентифицирует себя каждый гражданин. Реальное развитие абсолютизма на Западе в XVI-XVIII вв. разрушило иллюзии о возможности Просвещенной или Истинной монархии. И аристократия, и зарождающиеся средние слои стремились более активно участвовать в управлении, иметь стабильные правовые гарантии свободы и собственности. Это неизбежно влекло распространение либеральных моделей - разделения властей, привлечения аристократов и богачей к управлению через механизмы совещательного, а затем и законодательного представительства. Обоснование права знатных и экономически привилегированных слоев на участие в управлении содержала классическая либеральная модель демократии, предложенная Дж.Локком, Ш.-Л. де Монтескье, Дж.Мэдисоном. Весьма печальный опыт Великой Французской революции привел к тому, что в ХIХ в. либералы нередко прямо отвергали демократию. И её концепции существовали у левых авторов, которые отстаивали те или иные схемы прямого народоправства. Коллективистскую модель демократии в новоевропейскую политическую мысль принесли авторы утопий. Утопические проекты, предложенные в эпоху Ренессанса и на заре Нового времени, формально сохраняли верховную власть в руках народного собрания. Но создателем целостной модели прямого народоправства – коллективистской демократии в Новой Европе стал Ж.-Ж. Руссо. Он идеализирует древнегреческую модель демократии – всевластие народного собрания, слияние гражданина с обществом, отсутствие прав лица, безусловное подчинение меньшинства большинству. Прямое народоправство рассматривали как общественный идеал две наиболее известных в ХIХ в. левые теории демократии – марксизм и анархизм. Антилиберальную модель непосредственной демократии предложили и некоторые консервативные теоретики. Наиболее часто упоминается имя видного немецкого консервативного политического философа К. Шмитта. Согласно его модели, следующей всей предшествующей «государственнической» традиции немецкой политической мысли, включающей, и Г. Гегеля, и М. Вебера, государство – воплощение, как народного духа, так и духа истории. Прямое народоправство, как мистическое единство всех представителей народа, в том числе – ушедших в мир иной, отстаивал и Н.А. Бердяев. Абстрактность или явная утопичность предложенных антииндивидуалистических схем несомненна. Либеральная и умеренно-правая буржуазная социология, анализируя реальное развитие современного общества, справедливо указала на его принципиальную сложность. Иерархическому, стратифицированному, полному противоречий обществу не обойтись без специального управленческого аппарата, сложных систем передачи информации и обратной связи. Несомненная историческая заслуга Ж.-Ж. Руссо, К. Маркса, К. Шмитта, Н.А. Бердяева как теоретиков демократии не в создании утопичных моделей. Теоретики идентитарной демократии справедливо указали на ограниченность реального парламентаризма – исключительно формальный характер народоправства, элитизм, отчуждение масс от управления. Рассматривать все эти недостатки как неизбежные, имманентно присущие парламентскому представительству, предлагают авторы элитистской модели демократии или соревновательного элитизма. Первым здесь является М. Вебер. Свою модель демократии этот классик социологии назвал плебисцитарной (от слова плебисцит – референдум) или вождистской демократией. М. Вебер, Р. Михельс, М.Я. Острогорский в начале ХХ в. указывали на элитистское вырождение массовых партий: из института социально-политического представительства партии легко превращаются в «избирательные машины», обеспечивающие попадание в парламент узкого круга своих лидеров. Австрийский социолог Йозеф Алоиз Шумпетер между войнами сформулировал определение демократии как открытой и честной конкуренции между несколькими элитарными группами. Признанные позитивные характеристики этой модели, которая, пока, на практике самая распространенная, - предсказуемость, стабильность и относительная эффективность власти; столь же очевидные недостатки – отстранение массовых групп от реального процесса принятия решений, бюрократизация и олигархизация власти. Политико-модернизационная теория демократии, предложенная группой видных западных социологов (С.М. Липсет, Д. Лернер, В. Джэкмэн, Д. Курт и др.), исходит из того, что для утверждения демократии требуется определенный уровень общественной модернизации. Сеймур Мартин Липсет прямо указывает на почти очевидный факт: чем больше нация преуспевает в рыночной модернизации экономики, тем выше шансы (хотя, безусловно, тут нет строгих гарантий) на установление стабильной современной демократии. Экономическая модель демократии основана на теории рационального выбора. Наследницей, скорее непрямой, классических коллективистских моделей стала модель партиципаторной демократии или, в дословном переводе, демократии участия (participation – англ. – участие). Ее идеи – это идеи новейших западных левых, а среди авторов - видные социологи Н. Пулантцас (Пуланзас), К. Пэйтмэн, Б. Барбер. Концепции современных левых содержат многие здравые положения – широкое самоуправление, в том числе производственное, экологизм, нереволюционное, постепенное уменьшение общественной роли высшей бюрократии и топ-менеджмента. Признание того, что индивидуализм и рационализм присущи не всем социокультурным типам, а соревновательный элитизм показал свою ограниченность, породило интегративную или коммунитарную концепцию демократии, предложенную многими современными западными авторами - Ч. Тейлор, М. Сандел, А. Этциони, А. Макинтайр, Д. Марч, Й. Олсен. Интегративисты полагают возможным совместить общее благо с признанием самоценности каждого лица. Политические институты, в том числе, демократия, права человека, закон, конвенциональное участие, предлагается – на Западе это, в значительной мере, достигнуто - рассматривать как общие ценности. Настаивают сторонники коммунитаризма, и здесь они явно приходят в противоречие с современным либеральным и неоконсервативным истэблишментом, на ответственности и компетентности элит, понимании ими интересов и возможностей сообщества. 3) Общая логика теории полиархии (плюралистической концепции демократии) – защита интересов малых групп. Многообразные общественные группы имеют свои, возможно, разнонаправленные интересы, которые должны быть согласованы и учтены. Многообразие элит, политической, партийной, элит «групп давления», приводит к формированию элиты по функциональному признаку, а не признакам заслуг, положения, знатности или власти. Это позволяет, в значительной мере, преодолеть «железный закон олигархии», используя свободные и конкурентные выборы как механизм взаимной ответственности элитарных групп друг перед другом, каждой из них - перед избирателями, равно как и ответственности граждан за свой выбор. Для характеристики политического режима современных западных стран нередко используется термин «полиархия», введенный упомянутым американским политологом Р. Далем. Само понятие, возможно не слишком удачное (то ли многовластие, то ли власть многих), определяется как правление меньшинства, избираемого народом на конкурентных выборах, и нередко используется в современной западной литературе. Р. Даль рассматривает демократию как идеальную норму, а реальные сообщества, как государства, так и общественные организации, претендующие на звание демократических, предлагает рассматривать как полиархии. «Многовластие» (дословный перевод с греческого слова – «полиархия») не означает равного доступа людей к власти. Полиархия предполагает то или иное участие во власти каждой группы и каждого лица, недопустимость с точки зрения, как строгих норм закона, так и устоявшейся нравственной традиции, произвольных (административных, внеправовых) ограничений на подобное участие. Не следуя строго Р. Далю и коммунитаристам, перечислим основные положения сложившегося плюралистического и интегративистского понимания демократии. Предполагается житейским, органическим путем достигнутый общественный консенсус по следующему описанному ниже, кругу вопросов. Признается многообразие общественных интересов, права каждой группы и каждого лица любыми ненасильственными и правомерными путями свои интересы отстаивать. Одним из таких путей является политическое участие во всех, не запрещенных законом, формах (свободные конкурентные выборы, использование любых средств информации, свобода собраний и объединений). Мирная манифестация протеста у той или иной правительственной резиденции – один из естественных способов подобного участия. Недопустимы лишь насильственные действия или открытые призывы к ним. Решение принимается большинством голосов, при этом гарантируются права каждой личности и права любого меньшинства. Лекция № 14. Гражданское общество и правовое государство 1. Правовая государственность в истории. 2. Права человека. 3. Правовое социальное государство. 4. Проблемы новейшей социальной государственности. 5. Гражданское общество и правовое государство: пути взаимодействия. 1) Античная и средневековая мысль не разделяла государство и общество. В Новое время концепции естественного права и общественного договора исходят из противоположности общества-сферы самоорганизации лиц и их союзов государству-сложившейся системе норм и учреждений. Дж. Локк, Томас Пейн, многие другие основоположники западноевропейского и североамериканского либерализма прямо настаивали на минимальном государстве. Преодоление абсолютизма, представлявшегося в теории соблюдением со стороны монарха как верховного судьи и администратора тех норм, которые он принял как верховный законодатель, вызвало к жизни сначала теорию, а затем и практику разделения властей. В несколько упрощенной форме важнейший аргумент в пользу системы «сдержек и противовесов» звучит так: недопустимо, чтобы одно лицо или один властный орган сосредотачивали в своих руках разработку норм (законодательство), их применение (исполнение, администрирование) и контроль за соблюдением (суд). Целостный подход к правовой государственности не меняется два столетия. Он сформулирован классиками немецкой политико-правовой и философской мысли И. Кантом и Г. Гегелем. Сам термин впервые использован немецкими авторами- современниками Гегеля – Карлом Велькертом и Робертом фон Молем. На рубеже XIX-ХХ вв. в рамках русской и немецкой, преимущественно неокантианской, философии права высказана твердая формула: конституционализм – путь к правовой государственности. 2) В рамках теории и практики конституционной государственности концепция прав человека перешла из юснатуралистической абстракции в практическую плоскость. И теория, и практика постепенного признания прав и свобод лица позволяют лучше понять т.н. «три поколения» прав человека: 1) гражданские, 2) политические, 3) социально-экономические (иногда в четвертое поколение выделяют экологические и культурные права, мы рассмотрим их как разновидность социальных прав). Наиболее красивая формула гражданских (или негативных) прав гласит: «Каждый человек имеет право на жизнь, свободу, собственность и стремление к счастью» (Т. Джефферсон). Политические права – это права на участие в государственном управлении, стандартный перечень политических свобод. Экономические права до середины ХХ в. рассматривались как часть гражданских прав. Ныне их рассматривают как некоторую отдельную область или включают в комплекс социальных (социально-экономических) прав. Социальные (или позитивные) права - это права на получение минимальных положительных услуг со стороны общества и государства. 3) Становление практики социального государства мы также рассмотрим в историческом контексте. Сам термин появился у немецких авторов Лоренца фон Штейна и Р. фон Моля в середине позапрошлого века. При этом социальное или «культурное» (австрийский социолог Л. Гумплович, русский юрист Г.Ф. Шершеневич) государство противопоставляли сто лет назад правовому. Ряд русских и немецких авторов, работавших на рубеже XIX-ХХ вв., близких неокантианству или этическому социализму (Р. Штаммлер, Г. Еллинек, Л.И. Петражицкий, И.А. Покровский, П.И. Новгородцев, В.М. Гессен и др.), преодолевают подобное противопоставление. Они начинают рассматривать социальные права как права естественные, неотчуждаемые, а государство, защищающее все три поколения прав человека, называют, «государство правовое и социалистическое» (Б.А. Кистяковский). Еще раньше подобную мысль высказал Вл. Соловьев, считавший, что каждый человек имеет право на человеческое достоинство – «достойное человека существование». Термин «социальное правовое государство» введен в межвоенный период. Его автором считается немецкий исследователь Герман Геллер (1930). Современные международно-правовые нормы (Всеобщая декларация прав человека; Международный пакт о гражданских и политических правах, Международный пакт о социально-экономических и культурных правах; документы, принятые по гуманитарным вопросам Европейским Союзом) содержат, де юре, весь комплекс прав и свобод. Отличие современного социального государства от правового - в качестве неотъемлемых прав лица рассматриваются и социальные права. В остальном, правовая и социальная государственность характеризуются набором признаков, которые перечислим ниже: • Единство права и закона; • Безусловные гарантии прав отдельного лица и меньшинства; • Выборность представительной власти, первых лиц администрации, муниципальной власти при соблюдении общепризнанных выборных норм – всеобщее, равное, прямое, тайное голосование, отсутствие административного вмешательства в ход выборов, независимость избирательных комиссий, которые подчиняются только закону, судебное рассмотрение отказов в регистрации кандидатов и их списков, свободная агитация при равном доступе кандидатов к государственным СМИ; • Строгое разделение властей, суд и администрация подзаконны, парламент подчинен конституционной хартии, возможна судебная проверка конституционности парламентских решений высшей судебной инстанцией или специальным конституционным судом; • Для граждан и их ассоциаций, структур гражданского общества, действует принцип – «позволено все, что прямо законом не запрещено», административный отказ в праве заниматься любой деятельностью (общественной, коммерческой, иной) должен быть строго обоснован нормой закона, а по форме являться официальным мотивированным решением, которое легко может быть обжаловано в суде; • Для административных органов действует обратный принцип: исполнение лишь функций, прямо предписанных нормативно-правовыми актами; • Суд независим, несменяем и подчиняется только закону; • Действует реальный идеологический и политический плюрализм, отсутствует официальная идеология, государство отделено от церкви. 4) Проблемы новейшей социальной государственности последние три десятилетия активно анализируются. И в публицистике, и в научной аналитике уже «притчей во языцех» стали примеры распространения в богатых развитых странах патерналистских и рентных установок, а также социального иждивенчества. Высокие налоги, гарантии занятости, размер пособий, сопоставимый с заработком на непрестижной работе, превратились в дестимуляторы экономического роста и демотиваторы высокопроизводительного труда. В книге Р. Дарендорфа «Фрагменты нового либерализма» (1987) (См.: Дарендорф Р. От социального государства к цивилизованному сообществу/ Р. Дарендорф // Полис, 1993, №5) отмечается, что социальное государство становится все более дорогим. Растет бюрократизация, связанные с ней неэффективность расходования казенных средств и прямая коррупция. В то же время Р. Дарендорф отмечает, что принципиальная позиция умеренно-левых и либеральных кругов верна. Он пытается дать ответ на новейшие вызовы, брошенные социальному либерализму, и приходит к таким выводам: • Замысел социального государства – лишь свободные от нужды люди способны реально воспользоваться своим правами – равно как и метод – взаимная ответственность власти, бизнеса, общества – верны; • Необходимо обеспечить гражданам минимально необходимый уровень достойного существования, но не надо заботиться о равном благе для всех (в США аналогичную мысль последовательно проводит еще один классик современного социального либерализма – Дж. Роулз); • Нужны более строгие модели определения размеров и направлений использования социальных бюджетов; • Одним из твердых правил должна быть предельная адресность социальных услуг (и у нас, и на Западе есть явная проблема – льготы и дотации из государственной и муниципальной казны получают активные и мобильные представители средних слоев, а не склонные к патернализму и рентным установкам бедняки); • Социальная помощь в большей мере должны быть делом местного самоуправления, муниципалитетов, гражданских ассоциаций, а не государственной бюрократии («Меньше государства – больше децентрализации», - пишет Дарендорф). 5) Гражданское общество в политико-правовой мысли рассматривалось очень неоднозначно. Мы сделаем следующее, очевидно упрощающее, допущение. В Новое и новейшее время общая тенденция присутствует: социум, до того бывший, аморфной, погруженной в традицию, сакральность, иерархии, структурой, становится гражданским обществом, сферой самостоятельной деятельности индивидов и их ассоциаций, независимой от государства. По мнению Г.Гегеля, с некоторыми оговорками признаваемому ныне и умеренно-левой, и либеральной, и просвещенно-консервативной традициями, гражданское общество – комплекс частных лиц, классов, групп, корпораций, отношения между которыми регулируются гражданским правом и независимы от государства. Ранний европейский и североамериканский либерализм (Дж. Локк, А. Смит, А. Фергюсон, В. фон Гумбольдт, Т. Пейн, Дж. Мэдисон, Г. Торо) решительно попытался подчинить государство обществу. Модель «минимального государства», превращенного в «сферу услуг», впрочем, оказалась не очень жизнеспособной. Умеренные авторы, и либеральной, и консервативной, и социал-реформистской ориентации (Э. Берк, А. де Токвиль, Б. Констан, Дж. Ст. Милль, Дж. Дьюи, Р. Нибур, Дж. Кейнс, К. Поланьи и многие другие) в XIX-ХХ вв. попытались выстроить модель взаимоотношений между государством и обществом. Общая логика этой модели – приоритет прав человека, безусловная неприкосновенность частной собственности и частной жизни, наличие у общества и государства отношений, не столько подчиненности или конфликта, сколько диалога и взаимной ответственности. Крайне «правый», консервативной вариант описанной схемы предложен Г. Гегелем. Гегель подчиняет гражданское общество государству, считая, что для согласования противоречивых частных интересов требуется «социальный арбитр». Фактически, классический марксизм поставил проблему «пределов гражданского общества». Домарксова либеральная социально-политическая философия принимала как данность сведение всего многообразия частных интересов к преимущественно экономической жизни. Но при этом вполне допускалась самодеятельность индивидов и групп в любых сферах, особенно, в государственном управлении. По Марксу, анатомию (строение, внутреннюю структуру) гражданского общества следует искать в политической экономии. Один из основоположников неомарксизма, погибший в фашистских застенках лидер итальянской компартии Антонио Грамши, (умер – 1937) полагал, что гражданское общество охватывает лишь идеологическую и культурно-информационную сферу общественной жизни. По этому, явно противоречащему классическому марксизму, для которого характерен экономический детерминизм, пути и пошел склонный к красивым гуманистическим абстракциям неомарксизм. Гражданское общество и правовая государственность – это «две стороны одной медали», современного открытого массового общества. В гражданском обществе преобладают свободно установленные горизонтальные связи между индивидами и их ассоциациями. Гражданское общество признает основные ценности современной либеральной государственности и демократической политики. В духе этих ценностей оно воспитывает и массовые, и элитарные группы. Безусловное стремление гражданского общества «играть по правилам» утверждает политическую культуру диалога и компромисса, конвенционального участия в общественной жизни. Поэтому многие авторы, как либерально-консервативные, так и умеренно-левые, ныне рассматривают вопрос об отношениях гражданского общества и государства диалектически. «Неизбежный дуализм» общества и государства не является основанием для конфликта между ними. Наличие самостоятельного и ответственного гражданского общества – неизбежная предпосылка эффективного функционирования современной социальной правовой и демократической государственности. Сами институты гражданского общества обеспечивают «естественный ход» развития различных сторон социальной жизни. Лекция № 15. Политические кризисы и конфликты 1. Реформы и революции в политическом процессе. 2. Теория революций. 3. Новейшая социально-политическая конфликтология. 1) Периодически возникающее осознанное неприятие различными акторами социальных целей друг друга и представляет собой социальный конфликт. Переломное состояние общества, характеризующееся объективным обострением противоречий и ростом конфликтности, т.е. осознания конфликтов и готовности на них идти, рождает социальный кризис. Неоднозначная, но, несомненно, сложившаяся социально-историческая практика рассматривает две формы осуществления назревших общественных изменений – реформа и революция. По одному из определений, революция (в дословном переводе – переворот, переворачивание) – это быстрое, радикальное, как правило, силовое, изменение существующих институтов и норм, определяющих социально-политическую жизнь, сопровождающееся жестким конфликтом различных общественных групп. Радикальные (коренные) реформы - столь же коренные изменения, проходящие при определенном консенсусе хотя бы наиболее влиятельных общественных сил и, поэтому, без жестких столкновений, мы рассмотрим в следующей лекции. 2) Две революции конца XVIII в., Великая Французская и Американская война за независимость, несомненно, воспринимались как коренные политические перевороты. Консервативные и умеренно либеральные авторы в XIX в. решительно осудили Французскую революцию. Из этого критического анализа и стала складываться социология революции. А. де Токвиль в книге «Старый порядок и революция» (1849) указал на социально-психологические факторы, способствующие общественным потрясениям. Причиной неконвенциональных действий «улицы» является не сама степень нужды и гнета, а их восприятие массовыми группами. Реальная ситуация во Франции конца XVIII в. была вполне стабильной. Революционные события 1789 г., разрушение Бастилии, уступки монархии подтолкнули неоправданный рост общественных ожиданий. По мнению Токвиля, реформы могли бы решить общественные проблемы буржуазных преобразований во Франции с существенно меньшими социальными издержками. Либеральный позитивизм XIX в. противопоставил революционным идеям схему эволюционного естественного (органического) прогресса. Французские классики социальной психологии Г. Лебон и Г. Тард указали на «власть толпы» в периоды революционных потрясений. Люди, охваченные коллективным возбуждением, теряют способность к рациональному и адекватному поведению. Они легко следуют за демагогами, стремятся к «простым решениям». Практика многих общественных потрясений XIX-ХХ вв. подтверждает эту модель. В информационном обществе сознанием обывателя чаще всего манипулируют с помощью масс-медиа. В. Парето, создатель макиавеллистской теории элит, применил к анализу революций не социально-психологический, а политико-реалистический подход. Рассматривая любую идеологию как «производную» от общественных реалий, Парето подчеркнул, что «молодая, активная элита» или контрэлита, давая бой элите уходящей, использует именно идеологические конструкты. Следуя своему далекому предшественнику Н. Макиавелли, Парето указал на неизбежность быстрого и решительного применения силы элитарной группой, стремящейся удержаться у власти. С уверенностью можно сказать, что первую современную концепцию революции в книге «Социология революции» (1925) предложил П.А. Сорокин. Основываясь на сохранивших свое влияние в межвоенный период бихевиористских подходах, П. Сорокин сформулировал следующий тезис. Предреволюционный кризис означает для большинства людей или даже всего общества подавление, «репрессирование», базовых человеческих инстинктов – стремления к пище, собственности, свободе, личному и коллективному самосохранению. Другая сторона кризиса – вырождение правящей элиты. На этот аспект общественных потрясений указал еще В. Парето. А. де Токвиль сформулировал «золотой закон революции», согласно которому, самый быстрый путь к свободе ведёт к наихудшей форме рабства. Поэтому схематическая периодизация любой революции, предложенная Токвилем, выглядит так: от автократии к демократии, затем к охлократии, а на смену охлократии приходит тирания. П. Сорокин предложил схему, в которой революция проходит две стадии: сначала - переход от стабильного развития к революции, затем – обратно. Сначала революция ведет к дальнейшему подавлению базовых инстинктов. Разрушается экономическая жизнь, воцаряются разруха и голод, преступность и террор, как революционный, так и контрреволюционный. Дальнейшее подавление базовых инстинктов приводит к предельной усталости социума. В результате возрастает стремление к возвращению в русло стабильной общественной жизни. Этому стремлению и отвечает «обратная» волна революции. Она может проходить в форме, как прямого успеха контрреволюционных сил, так и осуществления второй или даже первой волной революционеров возврата к устоявшимся формам общественной жизни. Марксизм справедливо указал на ряд социально-экономических причин всякой революции. Их нельзя свести просто к разрушению баланса развитой экономики и отсталых социально-политических отношений. Сочетание массового оправданного недовольства и социального эгоизма верхов – надежный и почти всегда сухой «горючий материал» для социального взрыва. Вполне справедливо Ленин, вопреки Марксу, обосновал реальную возможность революционного взрыва в странах отстающего капитализма: объективная слабость буржуазии и стабильно низкий уровень жизни в подобных обществах снижают потенциал социального компромисса. Адекватно указали классики марксизма и на «элитарные» аспекты, способствовавшие началу всякой революции. Их не могли отбросить и осуждающие революции социологи. Несостоятельность старой элиты, «кризис верхов», не способных «управлять по старому» (В.И. Ленин), – необходимое условие революции. Новейшие западные социологические модели революции или продолжают традицию А. де Токвиля и П. Сорокина, или используют структурно-функциональные подходы. Еще между войнами в книге «Анатомия революции» модель П. Сорокина дополнил модифицированным марксистским подходом американский социолог К. Бринтон. В качестве факторов, способствующих революционному взрыву, он назвал, и рост социально-экономических противоречий, и усиление общественного недовольства, и распространение радикальных идей в маргинально-интеллектуальной среде. «Другой стороной медали» являются неумение элиты проводить реформы или их безнадежное запаздывание. Успех революции, по Бринтону, означает не только уничтожение старой элиты, но и раскол революционеров на умеренных и радикалов («бешеных»). Обнищание и маргинализация низов приводят к власти экстремистов. «Вершина революции» – разгул революционного террора. Дальнейший распад общественной жизни рождает апатию и усталость, революционные потрясения сменяются той или иной диктатурой. Джеймс Дэвис и Тэд Гурр сформулировали теорию относительной депривации как источника революционных потрясений. Депривация (от англ. deprivation – «лишенность») - неудовлетворенность лица или группы своим социальным статусом, вызванная сравнением с иной ситуацией, реальной или вымышленной, которая рассматривается как оптимальная. Проще говоря, депривация – это разрыв ожиданий и возможностей. Слово «относительная», используемое большинством отечественных авторов, указывает на то, что протестное недовольство вызвано, в преобладающем числе случаев, сравнением с положением элитарных и экономически привилегированных групп. Дж. Дэвис и Т. Гурр указали на три пути формирования завышенных ожиданий. Первый вариант заключается в следующем. В обществе распространяются новые представления о справедливости, достоинствах, правах. Реальные возможности удовлетворять эти запросы растут гораздо медленнее. Недовольство рождает «революцию пробудившихся надежд». Второй путь – банальное ухудшение жизненных стандартов, которое приводит к «революции отобранных выгод». Третий путь или «революция крушения прогресса» совмещает два предыдущих. «Крах прогресса» означает резкий и внезапный спад уровня жизни вследствие «включения» того или иного неожиданного фактора – война, экономический крах, стихийные бедствия. Ожидания и реальность приходят в резкий конфликт, который был бы мягче, в случае определенной готовности к потрясениям. Чарльз Тилли дополнил модель депривации анализом субъективной стороны революции в работе «От мобилизации к революции». По мнению Тилли, революцию рождают «четыре причины» - организованность, мобилизация, общие интересы и возможности. Движение протеста должно носить организованный характер. Поэтому, его могут возглавить лишь революционные группы с жесткой дисциплиной. Мобилизация происходит на основе общих интересов. Этот тезис спорен, волна протеста и во Франции, и в России была слишком стихийной. Но, следуя П. Сорокину, указавшему на то, что результаты революции редко совпадают с ожиданиями революционеров, Тилли подчеркнул: успех революции всегда связан с определенным стечением обстоятельств. Тилли указал на то, что у революции есть еще целый ряд аспектов, впрямую не указанных ни К. Марксом, ни П. Сорокиным, ни А. де Токвилем. Социальный взрыв почти всегда происходит, если у низов нет конвенциональных средств для протеста. Как правило, революции предшествуют, или нежелание верхов провести реформы, или увеличение давления на низы. Очень важную роль в том, что социальный конфликт перерастает в революцию, играют внешнеполитическая ситуация и позиция силовых структур. Утрата контроля над своей территорией, военное поражение дестабилизируют режим. Полная лояльность по отношению к действующей власти руководства и строевых сотрудников силовых ведомств увеличивает шансы режима на спасение. Указывает Ч. Тилли и на возможность самых разных вариантов передачи власти элитой контрэлите. Жесткое противостояние означает неизбежность устранение старого правящего класса. Нередки коалиции старой и новой элит, которые, скорее всего, более благоприятны для послереволюционной стабилизации. Структурно-функционалистскую модель революции, основываясь на идеях классика американской социологии Т. Парсонса, предложил Чалмерс Джонсон. По Парсонсу, общество – стабильная саморегулирующаяся система. Под воздействием внешних факторов общественные институты меняют свои функции и характер взаимодействия между собой, что позволяет сохранить стабильность всей системы. В соответствии с моделью Джонсона, необходимой предпосылкой революции является выход общества из состояния равновесия. Важнейшее рассогласование по Джонсону возникает не между экономикой и политикой, а между нормативно-ценностной, социокультурной системой - с одной стороны, политико-правовой и социально-экономической системами – с другой. Неустойчивость норм, ценностей, установок и стереотипов, а не абстрактного «менталитета» делает массовое сознание восприимчивым к политическим изменениям и тем силам, которые их пропагандируют. Спасти себя от полной делегитимации старый режим может быстрыми и успешными реформами, которые восстановят равновесие между общественными институтами. Если же власть оказывается неспособной к реформам, то возврат общества к равновесному состоянию осуществляет революция. 3) Целостные модели нереволюционного решения общественных проблем стали разрабатываться совсем недавно в рамках молодой научной дисциплины – конфликтологии. Первые конфликтологические модели появились на рубеже XIX-ХХ вв., конфликтология ныне выросла в отдельную научную дисциплину, работающую «на стыке» социологии, политологии, психологии. В рамках конфликтологии можно выделить две научных парадигмы – функционализм и структурализм. Разумеется, в каждой из этих обобщенных моделей могут быть прямо противоположные подходы. Например, к структурализму относят и К. Маркса, с его апологией революции (предельной формы общественного конфликта), и Р. Дарендорфа, последовательного сторонника реформ, осуществляемых в форме общественного компромисса. Но этих двух исследователей объединяет структуралистский взгляд на конфликт, т.е. рассмотрение конфликта как нормы общественной жизни, более того, как источника общественного развития, радикального или реформационного. Функционализм – прямо противоположный взгляд, согласно которому – общество является стабильной системой, а кризис и конфликт – случайные моменты. Вторая позиция по-прежнему популярна в академической социологии, в силу распространенности самой методологии функционализма, – общество рассматривается как стабильная система. Более интересен первый взгляд. К нему можно отнести и К. Маркса, и М. Вебера. Одним из первых предложил рассматривать конфликт, а не острые «несистемные» столкновения в рамках жестко стратифицированного по социальному или иным признакам общества, именно как исток развития ещё в начале прошлого века немецкий социальный философ Г. Зиммель. С формированием конфликтологии как отдельной дисциплины появляются работы Льюиса Козера (Коузера) «Функции социального конфликта» (1957) и «Завершение конфликта» (1970). Л. Козер видел исток конфликтов и в противостоянии ценностных систем, идей, мировоззрений, и в ограниченности любых ресурсов, несущих богатство, власть, престиж. Значимость конфликта в том, что он предотвращает застой общественной системы, открывает дорогу инновациям. Кеннет Боулдинг, автор работы «Конфликт и защита. Общая теория» (1963), описывает две модели конфликта – статическую и динамическую. Статическая модель в рамках общей структуралистской парадигмы западной конфликтологии рассматривает конфликт как столкновение двух или нескольких сторон, в котором каждая стремится занять позицию, несовместимую с интересами другой стороны. Динамическая модель следует бихевиористскому подходу. Поведение человека или группы в ходе конфликта рассматривается как реакция на внешние раздражители. Динамика конфликта превращается в набор стимул-реактивных действий. Уже признанный классиком Ральф Дарендорф, немецкий социолог, работающий ныне в Англии, в шестидесятые годы сформулировал структуралистский подход к конфликту на, по-видимому, наиболее понятном материале – противоречиях различных общественных страт или классов. Его работа и называлась «Социальные классы и классовые конфликты в индустриальных обществах». Дарендорф отвергает революционную версию марксизма и не приемлет неомарксистскую парадигму, для которых характерна своеобразная «поэтизация конфликта». Социальные конфликты могут разрешаться путем компромисса, рождать инновационные подходы, но бесконфликтное общество невозможно. Общая схема любого конфликта включает три стадии: предконфликтную стадию, собственно конфликт, разрешение конфликта. Предконфликтная стадия – вне зависимости от подлинных интересов сторон конфликта или субъективного их осознания – это формирование или появление объекта конфликта. Объектом могут быть и несовместимые системы ценностей, и тот или иной ресурс, и просто недовольство одной стороны по отношению к другой, и взаимное недовольство. Объективная предпосылка конфликта рождает фрустрацию – в той или иной степени осознанное разочарование, недовольство существующей ситуацией и желание, так же не всегда осознанное, ее изменить. Если конфликт носит не социальный, а лишь межличностный характер (внутрисемейный конфликт, конфликт в малой группе), то фрустрация, согласно наиболее распространенной психоаналитической модели, рассматривается как сублимированное (скрытое) недовольство и разочарование с неосознанными мотивами, требующее компенсации (восполнения). В социально-политических конфликтах фрустрационная агрессия также вполне может быть направлена на мнимого врага. Определение реального или мнимого оппонента, другой стороны в конфликте, называется также заимствованным из социальной психологии термином «идентификация». Истоком самого противостояния (собственно конфликта) является тот или иной инцидент, непосредственный повод. Зачастую, но не всегда, инцидентом оказываются те или иные действия, направленные на изменение поведения другой стороны. В политике, впрочем, роль инцидента может играть банальная провокация. Стороны конфликта предпринимают действия, направленные на достижение своих целей, реагируют на действия противоположной стороны. В конфликте выделяется апогей, высшая точка, после которой происходит снижение остроты столкновений. Разумеется, после периода затухания возможен и новый всплеск. Внешним признаком разрешения конфликта считается прекращение конфликтных, острых столкновений между сторонами. Наиболее приемлемый, но маловероятный вариант здесь – это устранение подлинной причины конфликта. Модели современной конфликтологии построены на поиске путей компромисса. Различают три основных вида политических конфликтов. Конфликт интересов возникает по поводу перераспределения общественных ресурсов. Можно предположить, что такие конфликты в развитых государствах разрешаются путем торга, перераспределения «общественного пирога». Конфликт ценностей характерен для полуразвитых и слаборазвитых государств, в которых не достигнут демократический консенсус, в обществе нет согласия по поводу базовых ценностей. Предполагается, что наиболее острыми являются конфликты идентификации. В них противоположная сторона рассматривается как «враждебная по духу». На практике наиболее распространенный вариант конфликтов идентификации – это конфликты на этноконфессиональной почве. Наиболее жесткой разновидностью социально-политического конфликта является политический кризис. Их традиционно разделяют на внешнеполитические и внутриполитические. Часто встречающиеся варианты внутриполитических кризисов – правительственный, парламентский, конституционный. Смысл правительственного кризиса – очевидная и обществу, и основным политическим акторам неэффективность действующей администрации. Парламентский кризис – это жесткое столкновение парламента и администрации, которое разрешается в пользу последней. В парламентских режимах весьма распространенным является парламентско-правительственный кризис, т.е. распад правящей коалиции в парламенте. Конституционный кризис имеет место, когда де-юре или де-факто прекращается действие Основного закона. Различные причины возникновения и способы актуализации политических кризисов позволяют выделить несколько их форм. Кризис легитимности означает утрату режимом доверия со стороны общества. Оборотная сторона утраты легитимности – кризис проникновения, «утрата обратной связи» верхов и низов, невыполнение властных распоряжений не только значительными массами людей, но и низшим звеном администрации. Кризис политического участия возникает вследствие того, что режим ставит искусственные препятствия на путях интеграции в политику активных социальных групп. Кризис распределения – это выход «на поверхность» того, что мы назвали относительной депривацией. Недовольство богатыми, знатными, властными и успешными людьми – естественное состояние любого социума. С евангельских времен известна просьба: «Боже, выбей мне глаз, только с условием, что соседу выбьешь оба!» Нежелание верхов считаться с интересами низов – также явление нормальное. Недовольство, выражающееся в форме жесткого протеста, имеет своим истоком сравнение реальности с ситуацией распределения, воспринимаемой как желательная и легко достижимая. Очень жесткий характер имеют идентификационные кризисы. По мнению многих исследователей, именно эти кризисы, а точнее, банальная ксенофобия (в дословном переводе с классического греческого – «боязнь чужого») - исток острых этноконфессиональных конфликтов. На наш взгляд, преувеличивать роль этих конфликтов не стоит: современный терроризм или чеченский конфликт имеют не социокультурную, а социально-экономическую природу. Основными моделями разрешения конфликта являются стратегия контроля и стратегия управления. Стратегия контроля основана на «превентивных мерах», попытке выявления и элиминирования конфликтогенных факторов. Речь, при этом, идет не о достижении бесконфликтных ситуаций, а о следовании старому правилу: «Кто предупрежден, тот – вооружен!». Вторая стратегия, стратегия управления, предполагает осуществление процедур и действий, направленных на модификацию поведения сторон конфликта и изменение среды конфликта. Стратегия контроля находит применение в рамках политики многих режимов, в том числе демократических. Но реалии политической жизни обусловливают пока преобладание управленческих стратегий. Три стороны этих стратегий – смягчение наиболее острых появлений конфликта, устранение причины конфликта, перевод конфликта в русло переговоров, направленных на поиск компромисса. Смягчение остроты конфликта требует серьезных усилий и затрат. Нередко оно предполагает применение того или иного давления или даже прямой силы. Подобные решения неизбежны, если имеет место межнациональный или международный вооруженный конфликт. По сути, здесь используется функциональное, «инженерное» решение. Попытка устранить причины конфликта – решение не инженерное, а гуманитарное. В его основе стремление наладить коммуникацию сторон конфликта, изменить характер восприятия сторонами самих себя, противоположной стороны, своих и чужих целей. Подход, который можно назвать менеджерским или рыночным предполагает взгляд на конфликт как на игру с «ненулевой суммой», т.е. игру, в которой возможен выигрыш обеих сторон. В отличие от гуманитарного подхода, нацеленного на «абстрактное» взаимопонимании, кризис-менеджер строит стратегию переговоров на «придумывании» общих интересов. Несомненно, многие конфликты в современном мире могут быть решены, если стороны найдут новые общие цели и кооперативные (совместные) стратегии их достижения. По мнению одного из ведущих западных специалистов по политической конфликтологии Д. Аптера, возможны три уровня столкновений: конфликт предпочтений (кооперация), конфликт интересов (конкуренция), конфликт ценностных ориентаций, принципов, или подлинный конфликт. Снизить противостояние до уровня столкновения интересов, а не позиций, принципов, ценностей – общая «заповедь» западных конфликтологов (Аптер, Р. Фишер, У. Юри и др.). Конфликт интересов рекомендуется снизить до уровня конфликта предпочтений, а конфликт предпочтений, как отметил, например, Аптер, можно свести к совместному поиску решений (кооперации). Поиск компромисса возможен в ходе переговоров. Зафиксируем основные правила переговорного процесса, отдавая себе отчет в том, что эти правила – не истина в последней инстанции. Первое и, возможно, наиболее труднодостижимое требование – отказ от клише и стереотипов, мифологизации и идеологизации, т.е. различных форм упрощенного или ложного сознания, которое, как правило, надежно скрывает и подлинный источник фрустрации, и возможность понять позицию оппонента. Второе условие для жестких межгосударственных и межнациональных конфликтов достигается, когда стороны основательно исчерпают силовые аргументы (их часто называют - «последний довод королей»). Когда исчерпан этот «последний аргумент», приходится начинать «играть по правилам», т.е. выработать приемлемые для всех сторон и соблюдаемые всеми сторонами нормы переговорного процесса, в частности, ограничив предмет переговоров. Еще одно (третье) необходимое условие успешных переговоров – сосредоточиться на интересах, а еще лучше – предпочтениях сторон, а не на позициях, принципах, установках. Четвертое правило гласит – делайте разграничение между проблемами, являющимися объектом конфликта, и сторонами конфликта, «отделяйте человека от проблем». Следствия из этого правила – не переходите на личности, обсуждайте те проблемы, которые стали предметом данных переговоров, «не сваливайте проблемы в кучу». Пятое правило – используйте объективные критерии оценки и своей, и чужой позиции, не прибегайте к весьма распространенным в политической борьбе «двойным стандартам». Если это не удается, то целесообразно привлечение третьей стороны – арбитра, посредника, третейского судьи. Смысл посредничества, которое должно быть объективным, высококомпетентным, ответственным, в выработке единых стандартов - критериев оценки позиций и действий сторон, а также в предложении взаимовыгодных вариантов. Арбитр или третейский судья – это формальная (арбитр) или неформальная (третейский судья) «высшая инстанция», решение которой, по заранее достигнутому взаимному согласию, будет принято всеми сторонами конфликта. Лекция № 16. Современная теория социально-политической модернизации 1. Процесс общественной модернизации: общая характеристика. 2. Теории политической модернизации. 3. Транзитология. 4. Волны демократического процесса. 5. Специфика политической модернизации в новой России. 1) Общей основой теории политической модернизации является социологическое учение о современном обществе. Западная социология на рубеже XIX-XX вв. строго противопоставила традиционное и современное общество. В развитии современного общества более поздние авторы обычно выделяют две стадии – индустриальную и постиндустриальную. Концепция конвергенции, т.е. определенного сходства буржуазного индустриального общества и реального социализма, существовавшего в Советской России, а после войны и в странах Восточной Европы, не является общепризнанной. Но мы будем исходить из её основного постулата, согласно которому, реальный социализм – вариант общественной модернизации. Современное общество в любом варианте – это (с чем согласятся неангажированные, не входящие в «идеологическую обслугу» современного истэблишмента, либеральные экономисты и социологи) общество эксплуатации, дегуманизации, аномии и отчуждения (Это не критически оценочные, а имманентные, объективно данные, характеристики). Оно и останется в обозримой перспективе таким. Но смягчить этот предельно жесткий стиль современной жизни с помощью, уходящих в противостоянии с модерном, традиций, скорее всего, не удастся. Некоторыми стабилизаторами, напротив, могут быть институционализированные нормы современного общества – признание самоценности прав, в том числе, социальных, каждого лица, выборность и ответственность верхов, признанные, и верхами, и низами иные механизмы общественного диалога. Процесс общественной модернизации шел с очень разным историческим темпом, но нигде и никогда не был органичным. При этом, процесс перехода от традиционного общества к современному - процесс общественной модернизации также является выражением объективного хода истории. И само общественное развитие не подчиняется желаниям элит, интеллектуалов и массы. Сложно назвать внеидеологические и внеоценочные характеристики современного общества. На наш взгляд, важнейшая из них – ориентированность на развитие, господство изобретений, новшеств, инноваций, отказ от традиции как единственного смыслообразующего, мировоззренческого принципа. Сочетание у того или иного социума большинства перечисленных ниже черт позволяет отнести данное сообщество к современному миру. Важным элементом социума, но вовсе не всегда главным, к тому же всегда не слишком ценным, становится отдельный индивид. Патриархальные общественные структуры имели разнообразные нормы, идеи, институты, которые, несомненно, ценились выше, чем жизнь, достоинство, интересы отдельного лица. Современное общество делает человека «атомом» в толпе модернизированной черни, придатком к конвейеру или компьютеру, включенному в глобальные информационные сети, но не может без этого «винтика» обойтись. Общая политическая характеристика любого традиционализма – наличие того или иного патриархального авторитаризма (примеры коллективистских демократий интересны, но эксклюзивны). Патриархальная заданность нормативно-ценностных ориентиров, функций, ролей человека его принадлежностью к культуре, статусом, происхождением в ходе модернизации сменяется характерным для современного общества многообразием жизненных возможностей. Последние, если отбросить идеологическую демагогию, скорее всего, никогда не будут строго равными. Но наличие выбора жизненных путей и ориентиров, образовательных, карьерных, личных, мировоззренческих, социально-политических, а также неизбежность ответственности за выбор –, скорее всего, реально существующая позитивная характеристика даже неудачных вариантов современного социума. При этом считается, что поведение человека рационально детерминируется набором стимулов или внутренними установками, а не совокупностью обычаев. Ценности неосознаваемой неграмотной массой патриархальной духовности сменяются в модернизированном обществе набором прогрессистских штампов. Эти штампы отвергают, чаще на словах, чем на деле, установку на принадлежность к этноконфессиональной или локальной группе, т.е. носят универсалистский характер. Выйдя за рамки устоявшегося взгляда на пути модерна, выделим «три волны» общественной модернизации – три страты очень неудачно модернизирующегося глобального сообщества. «Первый мир» или развитые западные страны (ныне сюда, иногда, не совсем точно записывают Японию) действительно ранее других обществ вступили на путь буржуазного прогресса. Он сопровождался очень острыми социальными конфликтами даже в странах протестантской культуры, которая дает мировоззренческую основу для быстрого буржуазного развития, «Божьей волей» поставив человека в предельно жесткие рамки неизбежного прогресса. Волей истории «второй и третий миры» оказались в положении догоняющих. «Второй мир» под давлением объективных обстоятельств вступил на путь т.н. «догоняющей модернизации». Ее основная черта - не столько заимствованный характер, сколько наличие комплексного общественного кризиса. «Первый мир» шел к своему развитому индустриальному состоянию вовсе не линейным или бесконфликтным путем. Но там формирование буржуазных средних слоев и класса пролетариев, лиц наемного труда, а затем их превращение в современное массовое общество оказалось растянуто на столетия. Во «втором мире» (Россия, Япония, Турция, многие страны Латинской Америки, Восточная и Центральная Европа, даже, в определенной мере – Германия) социально-политические и экономические противоречия оказались сто лет назад еще острее. Средние слои были немногочисленны и, нередко, не организованы, не существовало развитого гражданского общества. Становление массового общества опередило становление гражданского. Низшие слои маргинализировались в силу объективно сложившихся социально-экономических реалий: для обществ «догоняющего капитализма» характерна сверхэксплуатация. Страны догоняющего развития не имели, в отличие от стран «первого мира», и сложившихся институтов правовой государственности. А отсутствие демократических механизмов общественного диалога, помноженное на безответственность и социальный эгоизм вырождающейся аристократической элиты, подталкивало многочисленные маргинальные группы к неконвенциональному протесту. «Третий мир», страны, вступившие на путь модернизации лишь с освобождением от колониальной зависимости после Второй мировой войны, действительно является местом «навязанного прогресса». Но явно извне привнесенный, нередко на штыках метрополии, прогресс, не удается отменить. Исключения (Иран, Афганистан, ряд африканских стран) не отменяют правило: не готовые к современной жизни, ни в социально-экономическом, ни в политико-правовом, ни в социокультурном отношении, общества к этой жизни «с подачи» прежних хозяев все же решительно пошли. Ряд из них даже достигли определенных успехов. Западная социально-политическая и макроэкономическая наука, а ныне и многие отечественные авторы выделяют лишь два варианта модернизации: первичная или органичная, характерная для западного мира; вторичная, отраженная или догоняющая, характерная для «второго-третьего миров». 2) Политическая модернизация – это процесс создания политической системы, способной воспринимать и формулировать цели общественного развития, создавать институты обратной связи, рассматривать неизбежные модернизационные конфликты и кризисы как источник новых возможностей и путей развития. Теория политической модернизации стала формироваться в западной социологии именно тогда, когда с комплексом проблем создания новой государственности на сохраняющих сомнительную патриархальность осколках колониальных империй вплотную столкнулся «третий мир». Теоретики политической модернизации, преодолев объективистские или детерминистские модели ранней социологии развития, стали изучать логику изменения политико-правовой культуры, роль элит, средних слоев, массовых групп в процессе усвоения нового образа жизни. По мнению видного израильского социолога Ш. Эйзенштадта, политическая модернизация предполагает усложнение и дифференциацию властных отношений, функций, институтов, т.е. разделение властей, разграничение властных полномочий между центром, регионами, территориями. Другой стороной политического модерна является изменение приоритетов элит, рационализация управления, расширение политического участия. Можно выделить два этапа развития теории политической модернизации. Первый этап (50-60 гг. ушедшего века) характеризовался несколько упрощенными и излишне оптимистичными взглядами западных ученых-гуманитариев на развитие «третьего мира». Политическая модернизация воспринималась как внедрение в «третьем мире» западных институциональных моделей демократии и рассматривалась как неотъемлемая часть линейного процесса развития. Для либеральных исследователей был характерен технико-экономический детерминизм: политическая демократия рассматривалась как неизбежное следствие технологического прогресса и утверждения современной конкурентной рыночной экономики. На втором этапе развития теорий политической модернизации (три-четыре последние десятилетия) многочисленные реальные противоречия политической модернизации в развивающемся мире заставили западную политическую социологию уделить большее внимание моделям политической культуры: стало очевидно, что нормы и институты существуют в том или ином социокультурном контексте. В политической практике «третьего мира» распространенными стали модели не стандартного западного парламентского представительства, а выборы по «национальным или конфессиональным» спискам, прямо легальная, закрепленная в конституционных хартиях, или признанная с помощью неформального общественного консенсуса институционализация тех или иных «советов старейшин», «собраний религиозных авторитетов», т.е. структур патриархального общества. Г. Алмонд, Г. Пауэлл, Л. Пай выделили три критерия политической модернизации. Все эти либеральные авторы работают в функционалистской и политико-системной парадигме, сравнивая патриархальную и модернизированную политическую систему. На наш взгляд, патриархальность просто не может характеризоваться строгой системностью и функциональностью. Поэтому критериями служат 1) усложнение социально-политической жизни, 2) увеличение возможностей политического режима и 3) расширение политического участия. На первом этапе преобладали либеральные взгляды на модернизацию. Авторы подобных моделей, Р. Даль, Г. Алмонд, Л. Пай, считали, что модернизация имеет два основных критерия: вовлеченность масс в политику и дифференциация политической элиты. Некоторый недостаток этого взгляда: западный «однонаправленный» характер демократизации общества абсолютизируется. При всем многообразии исторических путей демократизации на Западе ее общая логика несомненна: расширение участия и «плюрализация», увеличение разнообразия привилегированных и элитарных групп, расширение конкуренции между ними. Либеральные социологи не могли не видеть всей противоречивости воплощения этой концепции в слаборазвитых странах и выдели четыре возможных идеальных типа (модели) развития политического плюрализма в отсталом обществе: 1) Лишь приоритетное развитие плюрализма элит, при некотором отставании «на полшага» роста участия дает шанс выйти на путь нормального представительства. 2) Быстрая дифференциация «начальства» при абсентеизме, апатии, аномии внизу рождает соревновательную олигархию или, при консолидации коррумпированных элит, – бюрократический авторитаризм. 3) Доминирование участия, почти неизбежно, неконвенционального, при отставании элиты в политическом развитии ведет к охлократии, которая чаще всего сменяется военным режимом. 4) Апатия низов при отсутствии модернизационного потенциала и у верхов также ведет к плачевным последствиям, вплоть до выпадения страны с подобной тупиковой моделью политического развития в «четвертый мир». Консервативное направление западной политической социологии развития также сложилось еще в пятидесятые годы ушедшего века. Неудачи постколониальной модернизации породили два теоретических следствия: 1) формирование теории «демократического транзита», т.е. перехода от того или иного авторитаризма к демократии; 2) научный успех консервативной теории развития, делающей ставку на «просвещенный авторитаризм» (авторитарная модернизация). Логика режима авторитарной модернизации - силой привести и, привыкшую к патриархальным способам эксплуатации низов, элиту, и, не приученные к весьма непривлекательному пролетарскому существованию, маргинальные слои в современную буржуазную жизнь. Лишь по мере роста достатка и образованности «просвещенная диктатура» уступает место свободным выборам. Теоретики консервативной модели модернизации для слаборазвитых стран С. Хантингтон, Х. Линц, Дж. Нельсон весьма реалистично оценили неготовность обществ массовой нищеты, неграмотности, всеобщего семейно-кланового патернализма к восприятию западных политических норм и институтов. В конце ХХ в. один из ведущих американских политических социологов Сэмюэль Хантингтон (1927-2008) отверг даже возможность «выживания» демократии на незападной почве и сделал «замечательные» неоконсервативные выводы об уникальности рационально-индивидуалистической западной цивилизации и её противостоянии иным культурам. 3) Итак, почти общепринятое признание двух факторов - нелинейности, противоречивости процесса распространения демократии в мире, а также неизбежности сложного перехода от «модернизации сверху» к расширению политического участия породили на рубеже 60-70 гг. ХХ в. новый раздел политической социологии – транзитологию (теория транзита, т.е. перехода от авторитарной политической системы к демократической). Основоположником дисциплины считают американского ученого Д. Растоу, среди ведущих авторов – крупнейшие современные политологи С. Хантингтон, А. Лейпхарт, Ф. Шмиттер, Г. О’Доннел. Анализ уже более чем двухвекового противоречивого, но неизбежного процесса распространения политического равенства (на подобную неизбежность указывал еще А. де Токвиль) позволяет выделить три пути демократизации. Эволюционный путь предполагает постепенное «отмирание» институтов авторитарного режима. Самым ярким примером здесь называют позднефранкистскую и постфранкистскую Испанию. Революционный путь прошла соседняя с Испанией и близкая к ней по невысокому - в сравнении с остальной Западной Европой - уровню социально-экономического развития Португалия. Военное завоевание оказалось путем к демократии для Германии. Италии, Японии. С. Хантингтон выделил три «идеальных типа» демократизации». На Западе распространена классическая линейная модель демократизации. Ее смысл – постепенное, возможно очень длительное, преобразование традиционного абсолютизма или дуализма в парламентский режим. Циклическая модель характерна для многих стран «третьего мира». Она предполагает чередование авторитарных и демократических режимов. Диалектическая модель с долей условности может считаться «образцом» для «второго мира». Наличие некоторых объективных предпосылок к демократии и готовой к социально-политическому участию, но в неконвенциональных формах, массы делает появление той или иной разновидности демократии неизбежным. А неизбежные ловушки «догонялок» с развитым миром рождают на выходе из нестабильной демократии жесткую диктатуру. Известный американский автор польского происхождения А. Пшеворский выделяет пять возможных сценариев демократического транзита. Они классифицируются в зависимости от жесткости общественных и внутриэлитных конфликтов: 1) Острота конфликтов делает неизбежной новую диктатуру. 2) Элитарные группы рассматривают демократию как временное решение. 3)Соревновательная олигархия имеет шанс трансформироваться в стабильное представительство, однако все конкурирующие элитарные группы стремятся к новой диктатуре. 4) Демократические институты могли бы стать действенными, но конфликтующие олигархические группы создают нежизнеспособные институты. 5) Демократические институты оказываются жизнеспособными. Выделим три этапа, которые неизбежны при любом варианте успешного демократического транзита – 1) кризис и распад авторитаризма, 2) установление демократии, 3) консолидация демократии. Кризис авторитарного режима, который может закончиться успешной консолидацией общества на основе демократических ценностей, должен носить комплексный характер. Если авторитарная диктатура разваливается вследствие лишь одного критического фактора (экономический кризис, смерть диктатора, предельная коррумпированность наиболее верных диктатору генералов и высокопоставленных чиновников), то весьма вероятен приход следующего «царственного людоеда». Подлинный распад авторитаризма, в том числе модернизационного, предполагает достижение обществом очевидного набора предпосылок успешного развития. Мы руководствуемся почти очевидным качественным, а не строго квонтифицированным (количественным) критерием: необходима целостная готовность общества к социально-политическим реформам. Экономика должна стать достаточно современной рыночной индустриальной или индустриально-аграрной, а, несомненно сдерживающий любую инновационную и предпринимательскую инициативу, режим – серьезным препятствием для дальнейшего технологического развития и экономического роста. Образованные и средние слои должны составлять - по очень условной оценке -значительно более четверти населения. Но и здесь важнее качество – социальная опора модернизации должна сложиться в протогражданское общество, быть готовой к самоорганизации, активным конвенциональным действиям, например, мирному неповиновению режиму, вполне вероятному снижению жизненного уровня в результате общественного кризиса. В целом, выскажем крамольную антидемократическую мысль, - проблему модернизации решают не массы. Необходима (в скобках, заметим, не сложившаяся в нашей стране) готовность к новому стилю жизни элитарных и средних слоев. Но бедная и откровенно маргинализированная масса – и это еще одно условие успешного транзита – не должна мешать демократизации. Второй этап предполагает несколько быстро идущих процессов преобразования внутри элиты. Сначала элита распадается на сторонников возврата к старому и реформаторов. Вверх берут последние. Они также быстро дифференцируются, пополняются представителями контрэлиты из числа интеллектуалов и средних слоев. Одним из каналов пополнения правящего слоя людьми и идеями становятся активно возникающие структуры гражданского общества – партии, профсоюзы, другие ассоциации, освобождающиеся от той или иной цензуры СМИ. Эмигрантская, нелегальная и полулегальная оппозиция становится открытой. Считается, что первые относительно свободные выборы проводит режим. В ряде переходных обществ так и было. Первые выборы проходили с рядом отклонений от стандартной «четыреххвостой» формулы. Сохранившийся бюрократический аппарат контролирует процесс выдвижения кандидатов, выборы проходят по многоступенчатой схеме, в силу несформированности избирательной системы и отсутствия сложившихся партий не используется пропорциональное голосование. На последнем стоит остановиться особо. Две стороны установления демократии – это создание достаточно стабильной системы конкурирующих партий и оформление институционального дизайна. В процессе подготовки и поведения первых свободных выборов начинает складываться система партий. Партии, оформленные элитарные группы, борющиеся за власть, «работают» одновременно, пусть и не слишком успешно, каналами представительства массовых интересов. Установление работоспособного механизма взаимодействия исполнительной и законодательной власти, достижение подлинной независимости суда от сиюминутных желаний низов и верхов, а также политической коньюктуры – ключевые элементы создания модернизированного дизайна политических институтов. Несомненно, администрация в условиях продолжающихся параллельно с демократизацией экономических реформ должна обладать некоторой независимостью при принятии текущих решений. Но любые попытки ограничения деятельности парламента, независимых СМК, оппозиционных партий, отмены или произвольного переноса сроков выборов под предлогом обеспечения стабильного хода модернизационных процессов являются «царской дорогой» к разгулу бюрократически-авторитарной коррупции. Считается, что стабильный институциональный дизайн складывается лишь в ходе следующего третьего этапа демократической модернизации, не слишком удачно названного консолидацией демократии. Речь идет не об укреплении (консолидации) самой демократии – это задача еще второго этапа. Консолидация демократии - утверждение норм гражданской политико-правовой культуры, добровольное и осознанное принятие обществом демократических ценностей свободы и ответственности. Многие страны, осуществляющие демократический транзит, «застряли» на втором этапе. Видный специалист по транзитологии, американский исследователь немецкого происхождения Ф. Шмиттер, выделил несколько моделей так называемых «гибридных режимов». Вариантами этих режимов являются диктабланда (диктократия, опекаемая демократия) или демократура (ограниченная или управляемая демократия). Опекаемая демократия предполагает существование ряда действующих демократических процедур при контроле со стороны сохраняющихся структур авторитарного режима. Опекаемая демократия означает существование институциональных недемократических процедур, что и составляет ее принципиальное отличие от ограниченной или управляемой демократии. Последняя соответствует формальным критериям «западнического» либерально-демократического представительства. В практике демократуры – внезаконное использование многих авторитарных процедур. 4) Рассмотреть не саму общественную модернизацию, а демократический транзит в историческом аспекте предложил в начале 90-х гг. ушедшего века ведущий американский политолог Самуэль Хантингтон (1927-2008). Первая волна демократизации включает практически весь ХIХв. А ее окончание – это реверсная (обратная) «волна» авторитарных переворотов в Европе и Азии, которая началась после Первой мировой войны. Вторая волна, помимо утверждения демократии в результате военного краха правого авторитаризма, включала массовую деколонизацию «третьего мира» и установление во многих освободившихся странах тех или иных национально-демократических режимов. Практикующие западные политиканы в шестидесятые-семидесятые годы ХХв. предпочитали поддерживать в слаборазвитых странах, не столько склонные к левому популизму национальные демократии, сколько провозглашавшие борьбу с советской, китайской или кубинской экспансией право-авторитарные режимы. Антидемократический реверс пришелся на эти годы и включал распад демократии даже в некоторых европейских странах (Греция, Турция). Начало третьей волны демократизации весьма условно датируется серединой семидесятых годов ушедшего века. Ее несомненным истоком стал целый комплекс вполне понятных исторических причин, сложившихся еще в ходе второго «антидемократического реверса» шестидесятых годов – полная деколонизация, нестабильность большинства авторитарных диктатур, не сумевших превратиться в режимы буржуазного модерна, провозглашение де-юре (когда признают и признают ли де-факто неизвестно) всего комплекса прав человека, гражданских, политических, социальных, в международно-правовых документах. Сама «третья волна демократизации» включает крах целого ряда европейских правых диктатур (Испания, Португалия, Греция, Турция) и режимов в странах «третьего мира», проводивших, чаще, на словах, изредка - на деле, правоавторитарную модернизацию сверху (Чили, Никарагуа, Гондурас, Филиппины, Перу, Южная Корея). К третьей волне относят и «бархатные революции» в Восточной Европе (конец 80-х гг. ХХ в.), и распад советского режима. Все государства «постсоветского пространства» провели в начале девяностых годов те или иные демократические или, во всяком случае, полусвободные выборы. Признавая всю дискуссионность своей позиции, отметим, что начало третьего тысячелетия явно ознаменовано новым реверсом («откатом») демократии. Его важнейшая составляющая – очевидный успех неоконсервативной идеологии даже в тех развитых странах, где у власти умеренно-левые или либеральные круги. Другой аспект нынешнего тупика всемирного транзита – отказ даже от видимости уважения каких-либо конвенциональных правил в столкновениях «первого» и «третьего» миров. Не претендуя на «истину в последней инстанции», выскажем почти очевидное соображение: элитарные круги «первого мира» волей истории поставлены во главе современных глобализационных и модернизационных процессов, но совершенно несостоятельны в этой роли. Еще одна сторона явного отката демократии – противоречивый ход процессов демократизации на постсоветском пространстве. Возврат к явному авторитаризму в целом ряде постсоветских государств (Беларусь, Центральная Азия) и утверждение весьма неэффективных вариантов демократуры в России, Украине, Армении, Грузии очевидны. Официозная пропаганда каждого из названных режимов говорит нечто другое. Так и американский официоз уверен, что Штаты принесли в Югославию и Ирак мир и свободу. И в завершение данного раздела выскажем ещё одну весьма дискуссионную мысль. Если мировая социально-экономическая система с 2008 г. оказалась в состоянии структурного (по имени крупнейшего отечественного экономиста – кондратьевского кризиса, кризиса не циклического, а рожденного «долгой кризисной волной), то институциональная ситуация явно формируется четвертым приливом демократии («цветные революции», «Арабская весна», серьезные политические сдвиги в Бразилии, Турции, Мьянме, Пакистане). 5) Специфика политико-модернизационного процесса в России вряд ли может быть поставлена под сомнение. Характерные черты любого постсоциализма – это, во-первых, необходимость сочетания экономической и политической модернизации, во-вторых, серьезная специфика социалистической экономики. Сложившиеся транзитологические и теоретико-модернизационные подходы предполагают «несовпадение» политической и экономической модернизации. Взгляд, согласно которому «раскручивание» догоняющей буржуазной экономики осуществляет авторитарная диктатура, не лишен оснований. Лишь по мере роста уровня жизни возможна передача авторитарным режимом власти переходной администрации, которая проводит первые свободные или полусвободные выборы. Альтернативная позиция допускает сценарий, при котором политическая демократизация предшествует жестким экономическим реформам. Еще одно отличие посткоммунистической трансформации – высокая этноконфессиональная неоднородность целого ряда стран: общая весьма жесткая логика догоняющей буржуазной модернизации дополнилась на территории бывших Союза и Югославии жестокими межнациональными и религиозными столкновениями. Известный американский исследователь голландского происхождения А. Лейпхарт не раз высказывал противоположный тезис. Многосоставное, т.е. полиэтническое и поликонфессиональное общество, лучше приспособлено к демократическому транзиту, т.к. в нем почти естественным путем сложились культура несогласия и привычка к общественному диалогу. Еще одна проблема посткоммунистического транзита – отсутствие серьезной международной помощи. Но подлинное отличие «нового русского транзита» – его посттоталитарный, а не поставторитарный характер. Пусть и не развитое, но частично сложившиеся, гражданское общество было в восточноевропейских странах и странах Балтии между войнами. Европейские социалистические режимы не смогли его полностью уничтожить. В нашей стране жалкие ростки самостоятельной общественной жизни Октябрь, гражданская война и легко достигший сталинского тоталитарного апогея лево-авторитарный режим уничтожили до основания. Лекция № 17. Теория глобальных проблем в социологии и политологии 1. Глобальная стратификация. 2. Глобальные проблемы современности. 3. Социальные конфликты в современном мире. 4. Пути решения глобальных проблем. 1) Противоречивое единство современного мира остается объектом не столько научных, сколько не слишком содержательных политикано-публицистических дискуссий. Мы рассмотрим современный мир как сложное глобальное единство. Он объединен, скорее, кризисами и конфликтами, чем общими условиями развития. Объективная логика модернизационного процесса привела к признаваемому многими исследователями распаду мирового сообщества на четыре страты, три из которых мы уже кратко охарактеризовали в предыдущей лекции. «Первый мир» характеризуется выходом на постиндустриальные пути развития. Высокие жизненные и потребительские стандарты, характерные для «первого мира», породили публицистическую формулу – «золотой миллиард», т.е. наиболее обеспеченная и благополучная «седьмая часть» человечества. Несомненно, что «первый мир» начал путь в сторону модерна раньше других. В позапрошлом веке этот мир характеризовался очень жесткими классовыми конфликтами. Примерно сто лет назад развитые страны обрели потенциал социального компромисса. Ныне развитый мир с точки зрения строгого социально-экономического подхода – это постиндустриальный или постмодернизированный социум. По ряду оценок, избыточная сытость «золотого миллиарда» имеет своим источником исключительно «ограбление» «третьего мира». Здесь присутствует доля истины, но конфликт еще сложнее. Наличие в западном обществе жестких, стереотипизированных, ментальных установок на идеал «человека, который сделал себя сам», пользуясь конвенциональными каналами повышения и поддержания своего статуса невозможно отвергнуть. Сытость достигается упорным трудом. Кроме того, отметим, что новые средние слои – значительная, но далеко не единственная страта в развитых странах. Характеристики «второго мира» понятны на историческом опыте нашей страны. И дореволюционная и новая, постсоветская Россия – воплощенный идеальный тип (т.е. актуализировавшаяся на практике теоретическая модель) неудачного капитализма. Экономика и социальная жизнь «второго мира» – ещё и ещё раз отметим, что наша страна этому яркий пример, - находится в «трех измерениях». Незавершенная промышленная модернизация, т.е. переход от патриархальности к современной буржуазной жизни, сопровождается приходом в этот отстающий мир на рубеже тысячелетий «третьей волны» модерна, постиндустриальной цивилизации. Догоняющая страна со всеми ее бедами оказывается разорванной между тремя «формациями» – патриархальностью, модерном, постмодерном. Общества догоняющего капитализма, которые переходят от индустриальной к постиндустриальной цивилизации, можно рассматривать уже как часть «первого мира», или, во всяком случае, как самую верхнюю страту «мира второго». Состояние «третьего мира» – это не обоснование тезиса о крахе модерна, а признание того факта, что «первый и второй миры» модернизировались естественным, а значит, весьма жестким, ходом социально-экономической жизни. Для ряда «новых индустриальных стран», вырвавшихся из «третьего мира» в верхнюю часть «второго», оказался возможен более осмысленный путь развития. «Третий мир» вступил на путь модерна после освобождения от колониальной зависимости. Социальная и социокультурная неподготовленность к современному развитию дополнялась навязанным колонизаторами и решительно воспринятым элитарными и интеллектуальными группами освободившихся стран стремлением к цивилизованной жизни. Сценариев было несколько – национальная демократия и авторитаризм, навязывание сверху низам буржуазного стиля жизни и поиски так называемого некапиталистического пути развития. Но ряд вариантов успешного прорыва во «второй мир» – формирование регионов и отраслей, живущих по-новому, был осуществлен. Подчеркнем, что, на наш взгляд, в «третий мир» невозможно попасть. Эта страта глобального социума распадается. Некоторые страны, начинавшие как медленно выбирающие из патриархальности аутсайдеры, ныне можно отнести к «верхней части» «второго мира» (Тайвань, Южная Корея, Малайзия, Сингапур и др.). Но слабейшие по модернизационному потенциалу страны из «третьего мира» выпадают в «четвертый», страту беднейших стран, которые без специальных усилий со стороны «первого и второго миров» не выберутся из нищеты. Для оценки «четвертого мира» используем числовой критерий. Среднедушевой доход составляет менее 100 $ на человека в год (!). 2) Современное глобальное сообщество объединено очень противоречивым ходом модернизации. Глобализация - объективное, «ходом вещей», распространение процесса развития на все регионы мира, зачастую, к модернизации не готовые. Деятельность транснациональных корпораций, управляемых финансовой элитой «первого мира», несомненно объединяет мир. Анклавы современной экономики, конкурентной, инновационной, высокоиндустриальной или постиндустриальной, можно найти и в слаборазвитых странах. Воплощение на практике моделей «волн демократического процесса» и политической модернизации показывает, что общие политические ценности и институты с огромным трудом, но все же «пробивают себе дорогу». Ныне единое понимание (это уже само по себе неплохо) того, что считать глобальными проблемами, сложилось. «Глобалисты» и «антиглобалисты» (современное самоназвание – «альтерглобалисты», т.е. сторонники иной глобализации), «модернизаторы» и «традиционалисты», расходятся в оценке причин и, соответственно, в вариантах предлагаемых решений. Но можно выделить общепризнанные характеристики глобальных проблем: 1. Затрагивают интересы всех стран и народов, каждого человека и всего человечества; 2. Имеют внутреннюю логику развития, неподвластны желаниям лиц и групп; 3. Несут реальную угрозу существованию цивилизации; 4. Могут быть разрешены лишь совместными усилиями глобального сообщества. В глобалистике наиболее распространена следующая классификация стоящих перед человечеством проблем: проблемы взаимоотношений общества и личности («человечество против человека»), проблемы международных отношений, проблемы взаимодействия человека и природы. Среди проблем, возникших на стыке «Человек – человечество», можно выделить демографическую проблему, распространение на целые регионы голода, нищеты, опасных болезней, комплексный социокультурный кризис человечества. Ряд исследователей, например, Э. Ласло, Дж. Биерман, считают, что пределы роста вызваны не столько ограниченностью ресурсов, сколько неспособностью человека «вписаться» в предельно жесткий стиль современной жизни. Многие социальные реалии подтверждают этот взгляд - и безответственность элитарных групп, и распространение девиантного поведения, и многочисленные межкультурные конфликты. Проблемы международных отношений еще более рельефны и, по-видимому, еще более трудно разрешимы. По-прежнему существует угроза жестких глобальных военных конфликтов. Несомненно, ныне более явными стали угроза терроризма, «расползание» ядерного оружия и других средств массового поражения, столкновение бессмысленного стремления «порулить миром» американских «новоправых» с деятельностью авторитарных коррумпированных режимов, возглавляющих антиамериканские «государства-изгои». Сохраняются многочисленные «тлеющие», а то и взрывающиеся, этноконфессиональные, локальные, приграничные конфликты. Комплекс проблем на стыке «человек-природа» - экологический кризис. Нет сомнений в том, что мир пришел к ситуации, когда экономическая деятельность человека противоречит сохранению, как окружающей среды, так и перспектив цивилизованной жизни. 3) Выделим ключевую проблему глобализации. Это «нормальный» социальный конфликт богача и бедняков. Несомненны как эксплуатация «первым» миром «третьего», так и бессмысленный протест «глобальной бедноты», выраженный формулой – «отнять и поделить». Это весьма жесткое противостояние и заменило геополитическую игру второй половины ХХ в. – противостояние двух сверхдержав, которых поддержали, в «общем-то» «первый и второй мир». Отметим, впрочем, что значительная часть «второго мира» всегда оставалась буржуазной. Признание реальности глобального кризиса, доказывающего единство мирового сообщества, произошло в западной науке лишь сорок - сорок пять лет назад. В 1968 г. создан Римский клуб, неформальное объединение ученых и общественных деятелей с либерально-гуманистических позиций критикующих официозный западный праволиберальный и неоконсервативный истэблишмент. Де юре, клуб действует как неправительственная зарегистрированная структура. В семидесятые-восьмидесятые годы ушедшего века близкие к клубу ученые подготовили и опубликовали ряд исследовательских работ, посвященных глобальным проблемам (доклады Римского клуба). Ныне достаточно очевидны теоретическая и эвристическая ограниченность как пессимизма, призывающего к «нулевому росту», так и технико-экономического оптимизма схемы «устойчивого развития». Технические решения или административные полумеры (налоги, штрафы за загрязнение) развитый мир находит. Однако, более важен «мировоззренческий» конфликт современного человека и природы. Примерно триста пятьдесят лет назад в европейской культуре сложился взгляд на мир по так называемой «субъект-объектной схеме». Человек посмотрел на мир «со стороны»: «Я-субъект» и мир как объект, данность, стали рассматриваться отдельно друг от друга. Человек стал переделывать мир «для себя». Подобный инструменталистский подход позволил создать все удобства современного потребительства. Преодоление инструменталистского стиля жизни возможно, по мнению некоторых исследователей (Р. Инглхарт), на путях утверждения постматериальных ценностей, т.е. отказа от стремления лишь к обладанию и потреблению. Масштабы нагрузки на окружающую среду в форме выбросов и отходов выше у развитого мира: там мощная обрабатывающая экономика и высокие потребительские стандарты. Но предельно нерациональное использование невозобновляемых ресурсов – «заслуга» компрадорской буржуазии и коррумпированной политической верхушки стран с экономикой, ориентированной на вывоз сырья. Для перехода к устойчивому развитию необходимо изменение потребительских и экологических норм поведения элиты и массовых групп в развитых странах. Но не менее важно изменение образа и стиля жизни в развивающемся мире. Правящим кругам и экономически привилегированным группам там необходимо освоение принципов современного управления и хозяйствования. А изменение жизненных ориентиров массовых групп в слаборазвитых странах – единственный путь выхода их на более приемлемые цивилизационные пути. Острый демографический кризис имеет ряд истоков. Но важнейший из них – все тот же неудачный приход цивилизации. Появление, пусть в ограниченном объеме, современной медицины (профилактические прививки, антибиотики, ряд других доступных даже в условиях не слишком развитого здравоохранения рецептов) снизили в полупатриархальном мире детскую смертность. А высокая рождаемость осталась в силу целого ряда причин. Полунатуральное непроизводительное хозяйство требует рабочих рук, культурные запреты и банальная малограмотность не позволяют прибегать к абортам и средствам контрацепции. И ключевую роль играет социокультурный или, точнее, социально-психологический фактор. Чтобы перестать «плодиться как котятам», низам в слаборазвитых странах необходимо принять «поганые» западные социокультурные установки – урбанистический стиль жизни, супружеский тип семьи, ориентация человека на личностный успех, а не воспроизводство себя в последующих поколениях. Здесь же ключ к решению проблем массовой нищеты. Необходимы не только гуманитарные подачки, хотя без помощи со стороны развитых стран беднейшим странам «четвертого мира» не выжить. Развитые страны и ТНК должны приходить в «третий мир» не с подачками или, тем более, бессмысленными силовыми акциями, а с долгосрочными инвестиционными проектами. Они к этому явно не готовы, но и здесь ответственность в равной мере лежит на обеих сторонах: низшие слои слаборазвитых стран пока не способны к современному стилю работы и жизни. Наличие массовых бедных и маргинальных слоев, не готовых к современному стилю жизни, становится препятствием на пути прихода нормальной экономики. Еще раз отметим, что этот конфликт, как и большинство политических конфликтов, рожден действиями «с двух сторон». Прийти во многие бедные страны с серьезными инвестиционными проектами, а не подачками, западная политическая и финансовая элита еще долго не будет готова. Массовые бедность и неготовность к современной жизни становятся «питательным бульоном» для фундаментализма, терроризма и экстремизма. Террор рождает неадекватные «ответные меры» - круг замыкается. Критическую роль играет межконфессиональное и социокультурное противостояние. Утверждение иных образовательных, трудовых, поведенческих стандартов станет ударом по самобытности. Скорее всего, это неизбежная плата за выход из порочного круга нищеты. Еще раз отметим, что совмещение традиции и модерна возможно (примеры - Япония, Турция, Индия). Но в целом, утверждение очень жесткого стиля современной экономики заставит большинство людей забыть о самобытности. Многим традициям придется занять место в музеях и трудах специалистов. 4) После многочисленных выступлений ученых, реального обострения многих проблем экологии произошли определенные сдвиги в сознании правящих кругов. Несомненна роль в постепенном переходе ко всемирному экологическому диалогу и некоторым практическим действиям по предотвращению экологической катастрофы ООН, которую даже из этих соображений не стоит «отправлять на свалку истории». В 1989 г. Генассамблея ООН рекомендовала провести на высшем уровне Конференцию по окружающей среде, которая состоялась спустя три года в Рио-де-Жанейро. Итоговый документ встречи в Рио «Повестка дня на ХХI в.» содержал признание взаимосвязи социально-экономических проблем слаборазвитых стран и экологического кризиса. Как развитые, так и развивающиеся страны брали на себя обязательства по сокращению выбросов в окружающую среду, более рациональному использованию невозобновляемых ресурсов. Развитые страны брали на себя строго заданные финансовые обязательства по помощи «третьему миру». Летом 2002 г. в Йоханнесбурге прошла следующая всемирная встреча глав государств и правительств, посвященная проблемам устойчивого развития. Приложением к решениям, принятым в 1992 и 2002 гг., стал т.н. Киотский протокол (1997 г.). Его смысл – определение максимально допустимого суммарного выброса в земную атмосферу углекислоты, основного продукта сжигания органического топлива и важнейшего источника «парникового эффекта». Предполагалось, что развитые страны распределят между собой квоты выбросов и возьмут на себя обязательства снизить свои выбросы до указанного уровня к 2008-2013 гг. Итоги более двух десятилетий, прошедших после встречи в Рио, далеко не обнадеживающие. Несомненны, как нежелание развитых стран выполнять свои обязательства, так и стремление элитарных групп в «третьем мире» уйти от ответственности за решение экологических проблем. Лекция № 18. Основы геополитики 1. Зарождение геополитики. 2. Современные геополитические модели. 3. Теория мировых систем М. Каплана. 4. Современная геополитическая ситуация. Место России в ней. 1) Логику политического реализма выказывали еще до нашей эры китайские легисты и греческий историк Фукидид. В новоевропейскую политическую мысль и практику политический реализм внес Н.Макиавелли. Его позицию дополнил Т.Гоббс. Смысл реализма – приоритет силы государства над нравственными ценностями или договором. Тогда же, на заре Нового времени, появилось и противоположное направление – политический идеализм, настаивавший на возможности мирного разрешения межгосударственных конфликтов, приоритете в межгосударственных, как и в любых социальных, отношениях нравственности и права. Подобная позиция вполне естественна, т.к. среди авторов политико-идеалистической модели – создатели новоевропейского либерального гуманизма – Г. Гроций и И. Кант. Все названные авторы были социальными мыслителями, а не аналитиками-социологами. В тот же период появляется геополитический взгляд на международные отношения. Его авторы – Ж. Боден и Ш.-Л.де Монтескье. Протогеополитики сформулировали первые постулаты этой дисциплины – зависимость внешнеполитической активности государства от природно-климатических и географических характеристик его территории. Близкая к современной практика межгосударственных взаимоотношений также появилась более трех с половиной веков назад. С 1648 г. (Вестфальский мир) де-юре и де-факто основным актором на международном поле считают суверенное национальное государство. Логика демократизации внутренней политики изменяла носителя суверенитета. Триста лет назад не подвергалось сомнению, что единственный обладатель суверенитета – это суверен, абсолютный монарх. Ныне де-юре сложно оспаривать тезис о том, что обладателем суверенитета является народ в лице избранных представителей и должностных лиц. Монархический принцип легитимизма (законной монархии) утвердил после разгрома узурпатора – Наполеона I Бонапарта Венский конгресс (1814-1815). Версальский мир (юридическое оформление миропорядка между двумя жестокими войнами – 1919 г.) провозгласил принцип «нация-государство», на практике вряд ли осуществимый. В мире, по некоторым оценкам, более 8000 (!) этнических групп, каждой из которых фактически не предоставить формальные признаки суверенитета или даже территориальной автономии. Межвоенная Лига наций и современная ООН не могут совместить две взаимоисключающие нормы – 1) нерушимость границ «наций-государств» и 2) право народов, политически организованных групп граждан, проживающих на определенной территории, на самостоятельное решение своей судьбы. Концепцию зависимости деятельности государства от природно-климатических реалий (базовый геополитический принцип) сформулировали в середине-второй половине ХIХ в. наши соотечественники. Л. И. Мечников, Н.Я. Данилевский, Ф.И. Тютчев, великие русские историки С.М. Соловьев, В.О. Ключевский. Идеи «крови и почвы» в романтическом ключе высказал Ф. Ницше, в технократическом – О. Шпенглер. Но создателями геополитики считают группу германоязычных авторов конца ХIХ-начала ХХ вв. Термин введен скандинавским исследователем Рудольфом Челленом, модель «расширения жизненного пространства» предложил Фридрих Ратцель, немецкая версия геополитики разработана Карлом Хаусхофером (1869-1945). К. Хаусхофер, прямо обосновывая агрессивную внешнюю политики второго и третьего рейхов, сформулировал целостную концепцию жизни динамично развивающегося государства как процесса постоянного расширения его территории. Хаусхоферу принадлежит также модель противостояния морских и континентальных держав, являвшаяся общей парадигмой всей геополитики первой половины ХХ в. В соответствии с этой моделью немецкий исследователь стремился к германо-российскому блоку, противостоящему англосаксам и французам. Модель классического «геополитического детерминизма», согласно которой два фактора – место государства на карте и его мощь предопределяют для него «правила игры», высказана в англоязычной геополитике. Современник Хаусхофера, английский ученый Джон Хэлфорд Маккиндер (1861-1947) строго сформулировал одну из первых геополитических моделей параллельно с немецкими «коллегами» и независимо от них. Теория Маккиндера изложена в докладе «Географическая ось истории» (1904). В этом тексте Х. Маккиндер выделил три геополитические региона, которые включали, фактически, всю ойкумену тогдашней цивилизации. Большая часть Земли, напомним, еще находилась в колониальной зависимости от ведущих западных держав. Маккиндер считал Российскую империю и прилегающие к ней евразийские территории осевым регионом. В 1915 г. еще один британский автор Дж. Фейргрив назвал евразийские просторы стандартным и поныне геополитическим термином «Хартленд» (heartland (англ.) – срединная земля, сердцевина). Вторая геополитическая зона, по мнению Маккиндера, включала в себя Германию, Австро-Венгрию, Турцию, Индию, Китай, т.е. прибрежные евразийские территории. Эти области Маккиндер назвал внутренним или окраинным полумесяцем. Ведущий американский геополитик того периода Николас Спайкмен (1893-1943) назвал этот регион еще одним вошедшим в геополитический научный аппарат термином «Римленд» (прибрежная земля). Третья область по Маккиндеру включала в себя ведущие морские державы (США, Англия, Япония, Канада) и менее влиятельные государства, расположенные на территориях, омываемых Мировым океаном (Австралия, Южная Африка). Эта геополитическая зона получила название «внешнего полумесяца». Англо-американская геополитика традиционно рассматривала проблемы военно-морской силы, столкновения морских и континентальных держав. Помимо упомянутых англоязычных авторов к этой традиции принадлежали специалисты по военно-морской истории в адмиральских чинах - американец А. Мэхэн и британец Ф. Коломб. Маккиндер, помимо трех названных геополитических зон выделил так называемый Мировой Остров. Мировой остров включает Хартленд и Римленд, т.е. Евразию и большую часть Африки (кроме вошедшей во внешний полумесяц ЮАР). Согласно схеме Маккиндера, тот, кто контролирует Восточную Европу, доминирует над Хартлендом, владелец Хартленда владеет и Мировым Островом, а тот, кто владеет Мировым Островом, тот доминирует над всем миром. Логика позиции Н. Спайкмена несколько иная. По мнению этого американского автора, «ключом к мировому господству» является не восточная область Евразии, Хартленд или Мировой остров, а Римленд – прибрежные регионы. 2) Из послевоенных западных геополитических концепций выделим схему недавно видного американского политического социолога С. Хантингтона (1927-2008). Он считает почти неизбежным столкновение западной цивилизации с исламской и конфуцианской культурами. Отметим, что позиция Хантингтона по отношению к нашей стране нетипична для американских новых правых. По мнению Хантингтона, Запад должен поддерживать партнерские отношения с Россией, поскольку именно успех прозападных элит в догоняющей стране позволит буржуазно-индивидуалистической культуре выстоять в глобальном противостоянии. Основной теоретической дискуссией в рамках анализа международных отношений долгое время оставалось противостояние идеализма и реализма. Европейскую традицию послевоенного политического реализма заложил классик французской социологии Раймон Арон. Международные отношения Арон почти по Гоббсу отождествлял с естественной борьбой «всех против всех». При этом Арон стремился применить к международным отношениям социологический подход, указывая на важность социально-экономических, социокультурных, нравственных факторов во внешней политике. На рубеже пятидесятых-шестидесятых годов ушедшего века реализм как основная модель международных отношений стал подвергаться критике влиятельной группой западных авторов, которых весьма условно объединили под рубрикой – «модернизм в теории международных отношений». Основываясь на послевоенных реалиях многочисленных международных конфликтов и несомненного роста взаимозависимости не только государств, но и живущих в них людей, сторонники модернистского подхода, американские исследователи Роберт Кеохейн (Коохейн) и Джозеф Най сформулировали теорию транснационализма (книга «Транснациональные отношения и мировая политика», 1971 г.) По их мнению, интернациональное, т.е. межгосударственное взаимодействие уступило место транснациональному, «надгосударственному». Модернисты признают следующий аспект формирующейся глобальной реальности: снижается роль традиционных национальных государств как политических акторов. Например, еще один видный американский сторонник модернизма Джеймс Розенау прямо указал на рост роли акторов «вне суверенитета», террористических движений, транснациональных корпораций, международных организаций, как межправительственных, так и созданных формирующимся «глобальным гражданским обществом». Дэвид Митрани сформулировал теорию интеграции, которая, как и либеральное направление теории модернизации, идеализирует ход глобальных процессов. Близкой позиции придерживаются Эрнст Хаас, Дэвид Моурс, создатели модели взаимозависимости, которая основана на рассмотрении мира, как, не столько политико-реалистических столкновений и торга, сколько складывающегося международного сообщества. В другую сторону «перегибают палку» сторонники неомарксизма, виднейшим среди которых является один из интеллектуальных лидеров альтерглобализма, американский политолог и экономист Иммануил Валлерстайн. Справедливо критикуя прогрессистский оптимизм интеграционистов, которых не совсем точно называют «сторонниками глобализации», «глобалистами», неомарксизм несколько преувеличивает роль конфликта развитого и развивающегося миров, центра и периферии мирового сообщества К тому же этот конфликт с присущим большинству марксистских подходов экономическим детерминизмом рассматривается лишь как неэквивалентный обмен, эксплуатация «первым миром» «третьего». По сути неомарксизм «закрывает глаза» на весьма кризисно, но «своим чередом» идущий процесс распространения норм и ценностей современной жизни далеко не только в ряде новых индустриальных стран. Диалог классики реализма с модерном породил в семидесятые годы ХХв. новую версию политического реализма, названную – «неореализм» или «структурный реализм». Его создатели – американские исследователи Кеннет Уолц (Уолтс) (книга «Теория международной политики», 1979г.) и Роберт Гилпин («Война и изменения в мировой политике»). Последний прямо возрождает реалистическую классику: отношения между государствами, по мнению Р. Гилпина, не изменились со времен Фукидида. Следуя сложившимся в классическом реализме представлениям о международной политике как месте столкновений государственных и блоковых интересов, К. Уолц занимает более гибкую позицию. Он признал появление новых акторов, зачастую, не менее влиятельных, чем национальные государства, а также противоречивое единство современного мира. По мнению Уолца, структура международных отношений, сложившаяся логика межгосударственного взаимодействия, играет самостоятельную роль, навязывая государствам «правила игры». 3) В структуралистской, т.е. близкой к неореализму парадигме, работал один из ведущих модернистов Мортон Каплан. Международная система, по мнению М.Каплана, это сложившаяся расстановка сил, обусловливающая взаимодействие различных акторов. Каплан выделил шесть типов международных систем – 1) система «баланса сил» («многополярный мир»), 2) свободная биполярная система, 3) жесткая биполярная система, 4) универсальная система, 5) иерархическая система, 6) система «вето». Система баланса сил, по Каплану, насчитывает не менее пяти ведущих государств – самостоятельных акторов. Между ними возможны союзы, как устойчивые, так и быстро распадающиеся. Между государствами и союзами возможны локальные столкновения. Государства стремятся выстроить достаточно устойчивые коалиции, т.к. лишь коалиционная победа позволит воспользоваться результатами успеха. Поражение коалиции гипотетически также не будет слишком тяжелым. Как видим, ситуация конца ХIХ - первой половины ХХ вв. описана этой моделью довольно точно. Но ход и результаты мировых войн на практике выглядели совсем не «по науке» - устойчивые коалиции вели бой «на уничтожение». Альтернативный вариант многополярности содержит система единичного вето. Она предполагает наличие у каждого актора столь мощного потенциала, что ему будут не нужны союзы. Вероятность того, что гипотетический многополярный мир будет местом столкновения атомов-государств, у каждого из которых есть «шантажный потенциал», невелика. Свободная биполярная система предполагает наличие многих акторов с разным статусом, неприсоединившихся стран, влиятельных международных организаций. Но есть две ведущие группировки во главе со сверхдержавами. Жесткая биполярная система предполагает устранение неприсоединившихся акторов и уменьшение роли международных организаций. В шестидесятые-семидесятые годы, несмотря на наличие многих локальных конфликтов, которые часто шли при прямом или косвенном участии сверхдержав, произошла «эрозия биполярности». Самостоятельность стали проявлять отдельные участники как социалистического, так и атлантического блоков. Универсальная и иерархическая системы представляют собой варианты «мирового правительства». Несколько упростив модель, можно сказать, что универсальная система предполагает превращение в Мировое правительство, универсального актора, нынешней ООН. Иерархия предполагает установление власти одного из акторов. Нынешняя крайне неудачная униполярность основана на несомненной иерархии, дополненной активными действиями многих «неуправляемых акторов». 4) Распад закрытого общества в рамках советской империи породил быстрый «уход на Запад» бывших союзников. Успех в «холодной войне» приписали себе западные, прежде всего американские, «новые правые». Подобные действия, присвоение заслуг истории ее не лучшими персонажами, и ознаменовали кризисное начало формирования нового этапа международных отношений. Ныне официальная внешнеполитическая позиция России – ориентация на многополярный мир. Многовекторность внешней политики поздней ельцинской (линия Примакова – И. Иванова), путинской и путинско-медведевской администраций достаточно корректна. Россия выстраивает отношения с Западом, стремясь интегрироваться в сообщество развитых стран, поддерживает устойчивые контакты с Пекином и Дели, участвует на правах одного из кураторов в ближневосточном процессе, играет роль посредника между Америкой и некоторыми из «государств-изгоев» (Иран, Северная Корея, Сирия). И ныне, в середине второго десятилетия ХХI в., двадцать пять лет существования новой России как одной из нормальных, рядовых, стран «второго мира», «неблестящего» капитализма, можно спокойно отметить. Глоссарий Абсентеизм (абсентизм) – уклонение от участия в голосовании, вызванное комплексом причин. Абсолютизм (абсолютная монархия) – разновидность монархии, форма государственного правления, при которой монарх обладает неограниченной властью в государстве и соединяет в одном лице административную, законодательную и судебную власть. При фактическом деспотизме многих реально существовавших вариантов абсолютизма следует помнить, что абсолютный монарх должен как верховный судья и первый чиновник (главный администратор) следовать нормам, которые он принял как законодатель. Автаркия – политическая и экономическая самоизоляция государства. Автономия (в дословном переводе с древнегреч. – «самозаконность») – широкое самоуправление региона (и данную самоуправляющуюся территорию называют автономией) в федерализме (см.) или регионализме, предполагающее существование собственных законодательства, администрации и легислатуры. Законы автономии не должны противоречить общефедеральным законам, в случае разночтений действует федеральный закон. Авторитет – общепризнанное влияние лица, организации или общественного института на различные сферы социума, основанное на подлинных или мнимых достоинствах, информированности, опыте. Авторитаризм – 1) в широком значении – любой антидемократический режим (абсолютные монархии, современные тоталитарные и авторитарные режимы); 2) в узком значении, на наш взгляд – основном: авторитаризм – это форма политического режима (отличающаяся, как от тоталитаризма, так и от демократии), при которой государство, в лице правящий элиты или коалиции элит, контролирует всю полноту политической власти, но не претендует на управление экономической, социальной, культурной жизнью. Агрегация интересов – согласование множества частных требований отдельных лиц и групп, их координация и иерархизация. Агрессия – силовое нарушение одним государством суверенитета другого государства. Де-факто, под актом агрессией понимают прямое вторжение вооруженных формирований, официально починенных тому или иному государству, на территорию другого. Администрация – органы исполнительной (распорядительной) власти. Аксиология политическая – теория политических норм и ценностей (см.). Актор – активно действующий субъект; в политической теории международных отношений этим термином называют практически любого действующего в мировой политике субъекта (блок, государство, ведущего политика, неконвенциональных участников). Анархизм – утопическая теория и основанная на ней, как правило, неконвенциональная политическая практика, настаивающие на отрицании любой государственности, рассмотрении общества как самоорганизующейся системы, живущей вне политики. Аномия – утрата индивидом и (или) социальной группой, а иногда и социумом чувства взаимной ответственности за свои социальные и политические действия. Аномия - почти неизбежный спутник современной общественной жизни, характеризующейся дегуманизацией и отчуждением. Артикуляция интересов – преобразование разнонаправленных интуиций отдельных представителей социальной группы в четко сформулированные предложения конкретных мер. Иногда не точно переводится как «озвучивание интересов». Бифуркационность - нахождение в ситуации, сценарии будущего развития в которой не просто многовариантны, а непредсказуемы. Бойкот – ненасильственная форма социального и политического протеста, выражающаяся в отказе от чего-либо: отказ покупать тот или иной товар – бойкот товара или фирмы (страны) – производителя; бойкот выборов – осознанный протест против действующего закона. Бонапартизм – характеристика большинства авторитарно-бюрократических режимов, а не Первой французской империи Н. Бонапарта. Смысл бонапартизма не столько в харизме лидера, сколько в примитивном социально-политическом торге. Диктатура держится у власти, не только опираясь на силовой и бюрократический аппарат, но и привлекая низы на свою сторону с помощью социальной демагогии и отдельных популистских подачек. Бюрократия – 1) слой профессиональных управленцев, для которого характерны формализм, забвение реальных общественных интересов; 2) система управления бюрократии; 3) в социально-политической науке термин «рациональная бюрократия», введенный М. Вебером, характеризует сложившуюся практику административного руководства в современном обществе, которая отличается иерархичностью, постоянством, функциональной четкостью, профессионализмом. Власть – отношения господства и подчинения, способность осуществлять свою волю вопреки сопротивлению (М. Вебер). Венчурность (от англ. venture - авантюра) – рискованный, «авантюристический» характер бизнеса в инновационных отраслях экономики. См. инновация. «Второй мир» - страны второго эшелона модернизации, страны отстающего буржуазного развития. Высокие технологии (хай-тек, хай-технолоджи) – наиболее передовые, инновационные технологии. Геноцид – целенаправленные действия того или иного актора, имеющие целью физическое уничтожение той или иной этноконфессиональной группы. Геополитика – теория, изучающая международные отношения через призму географического фактора. Современные геополитические концепции рассматривают «политический вес» государств в зависимости от уровня их социально-экономического развития. Глобалистика – система междисциплинарных знаний о жизненно важных общечеловеческих проблемах. Господство – «шанс встретить повиновение определенному приказу» (М. Вебер); господство – это потенциальная, а не гарантированно данная власть, господство становится властью в процессе легитимации (см.). Государство – политически организованный народ, наделенный территорией и подчиняющийся суверенной власти. В узком смысле слова: государство – центральный институт политической системы, издающий общеобязательные законы и обладающий монопольным правом на легитимное, т.е. признанное обществом, использование физического насилия. Государство правовое – государство, характеризующееся приоритетом права во всех сферах общественной жизни, наличием эффективных демократических механизмов, взаимной ответственностью общества, гражданина, власти. Государство социальное – государство, обеспечивающее гражданам достойные условия жизни. В настоящее время социальное государство рассматривается как такой вариант государства правового, в котором, наряду с гражданскими правами (право на свободную рыночную деятельность), политическими правами (право на участие в управлении государством) гарантированы и социальные, культурные, экологические права (право на определенный уровень социальной защиты, здоровую окружающую среду, сохранение культурных традиций). Гражданское общество - сфера самоорганизации и самодеятельности индивидов и их ассоциаций, независимая от государства, а также крупных монополий, официальной церкви, других влиятельных институционализированных структур. Гражданство – устойчивая политико-правовая связь частного (физического) лица с государством, предполагающая взаимные права, обязанности, ответственность. Группа влияния (группа интересов, группа давления, реже – корпорация, см.) – сообщество лиц со сходным социально-экономическим положением, объединившихся в формализованную или неформальную структуру с целью лоббирования своих общих интересов. Деидеологизация – 1) весьма противоречивый процесс изменения роли идеологии в общественной жизни, идущий в новой России. Процесс деидеологизации предполагает отказ от официальной государственной идеологии, внеидеологизм и внепартийность гуманитарного образования. 2) предложенная ведущими западными социологами в 50-60-е гг. ХХ в. концепция резкого уменьшения роли идеологии в условиях постиндустриального общества, которая ныне (с 80-х гг. прошлого века) сменилась своеобразной неоконсервативной реидеологизацией, «возвратом к идеологии». Демократия (в дословном переводе с классического греческого – народовластие, в России ХIХ в. нередко говорили - «народоправство») – 1) ряд исторически сложившихся моделей народоправства; 2) теоретические модели демократии; 3) сложившаяся в новейшее время на Западе форма политического режима, которая основана на представительстве, выборности и сменяемости законодателей и первых лиц администрации, косвенных формах ответственности должностных лиц и государственных институтов перед избирателями, безусловных гарантиях прав меньшинства и отдельного лица. Депривация - неудовлетворенность лица или группы своим социальным статусом, вызванная сравнением с иной ситуацией, реальной или вымышленной, которая рассматривается как оптимальная. Деспотия – неограниченная власть, основанная не столько на единовластии, сколько на произволе, отсутствии как формализованных, юридических, так и неформальных механизмов защиты прав общества и отдельных лиц. Диктатура – власть, опирающаяся в своих действиях на непосредственное насилие. Дискриминация – ограничение прав отдельных лиц и (или) групп по тому или иному признаку. Догоняющая модернизация – см. «второй мир». Дуализм – формы правления (дуалистическая монархия или так называемая «суперпрезидентская республика»), которая характеризуются тем, что глава государства де-факто, а иногда и де-юре выведен из системы разделения властей, но парламент является избранным законодательным представительством. Дуалистическая монархия – см. дуализм. Естественные права человека – равные для каждого лица возможности, обеспечивающие его жизнь, человеческое достоинство и свободу деятельности во всех сферах общественной жизни. См. также – теории естественного права, юснатруализм, Идеальный тип – социологическая или политологическая модель, которая не существует в реальности, но, при этом, может использоваться для анализа любой реально существующей общественно-политической ситуации. Идентитарная демократия – см. коллективистская демократия. Идеология – «ложное сознание» (К. Маркс) совокупность представлений о должном общественно-политическом устройстве, фактически выражающая интересы правящего слоя и (или) господствующей экономической группы. Избирательная квота (избирательный метр, т.е измеритель, избирательное частное) – наименьшее число голосов, дающее право на получение депутатского мандата. Избирательная система – 1) система социально-политических отношений, урегулированных как формально-юридическими (см.: избирательное право - (1), так и неформально-конвенциональными институтами, определяющая порядок формирования выборных органов и избрания должностных лиц; 2) формально-юридически и институционально установленная совокупность правил, в соответствии с которыми распределяются депутатские мандаты. Избирательное право – 1) совокупность формально-юридических норм, регулирующих организацию и проведение выборов: 2) гарантированная законом и неформально-конвенциональными нормами право граждан, как избирать должностных лиц, а также членов органов представительной и местной власти (активное избирательное право), так и быть избранными на эти должности и в эти органы (пассивное избирательное право). Имидж – сложившаяся в общественном (массовом) сознании совокупность стереотипов о том или ином политическом акторе. Империя – форма государства, сочетающая абсолютизм (иногда, в Новое время, – дуализм) и жесткую централизацию управления (унитаризм, см. – унитарное государство). Обязательные признаки империй – объединение разнородных этнических групп, обширная территория, развитый силовой и бюрократический аппарат для поддержания управляемости. Инвайронменталистика – теория защиты окружающей среды. Индоктринация – насильственное (с использованием прямого насилия к инакомыслящим или путем «промывки мозгов», действиями пропагандистского аппарата) навязывание идеологии. Инновация – изобретение в постиндустриальной экономике, новшество, которое должно дать фирме быструю отдачу и смениться следующим, столь же быстро внедряемым изобретением. Синонимом слова «инновация» в постиндустриальной экономике (но не понятия - «изобретение», характерного для промышленной экономики) служит термин «ноу-хау» (англ. know-how - знаю как). Институт политический – устойчивый комплекс норм, должностных лиц, структур, действующий, в большинстве случаев, но не обязательно, по формальным правилам и определяющий политические действия той или иной общности на разных уровнях политической жизни. Институцио(на)лизация (в отечественной литературе встречаются оба варианта написания) – организационное оформление социального института, объективно сложившейся системы регулирования общественно-политической жизни, в политический и правовой институт, действующий по закрепленным в законе нормам. Институциональный дизайн – сложившаяся система взаимоотношений между политическими партиями, избирательной процедуры и принципов взаимодействия между высшими властными институтами (глава государства, центральная администрация, общенациональная легислатура). Эта система должна быть, как формально закреплена в конституционной хартии, избирательном законодательстве, иных фундаментальных нормативных актах (законах), так и стать объектом неформального консенсуса между элитарными и массовыми группами. Если «правила игры» часто меняются или являются предметом постоянных «атак» со стороны достаточно влиятельных групп, то можно говорить о несложившемся, неустойчивом институциональном дизайне. Интеграция – объединение общества путем налаживания многочисленных каналов диалога между различными социальными группами. Наличие каналов общественной интеграции – несомненное достоинство открытых общественных систем. Интеграцию следует отличать от индоктринации и мобилизации общества, которые характерны для современных деспотий. Инэгалитаризм (прилагательное – инэгалитарный, см. также эгалитаризм) – В дословном переводе с французского – «отрицание равенства». Как правило, термин «инэгалитарный авторитаризм» используется для характеристики современных правоавторитарных деспотий, выражающих интересы наиболее реакционной части экономически привилегированных слоев и придерживающихся националистических, агрессивных позиций во внутренней и внешней политике. Истэблишмент – вошедший в социально-политическую науку публицистический синоним термина элита (см.) Класс – социальная группа, отличающаяся от других групп (классов) способом доступа к общественному богатству, и, соответственно, долей, которую при распределении богатств группа получает. В современной социально-политической науке все чаще используется как синоним слова страта (см.). Клиентела – сообщество лиц, зависимых от патрона, т.е. покровителя. В реалиях нашей страны и многих других стран неустойчивой демократии и олигархической рыночной экономики клиентела – группа представителей коммерческих, а, нередко, и криминальных кругов, объединяющаяся вокруг высокопоставленных лица или группы таких лиц и связанная с ними каналами прямой или косвенной коррупции. Коллективистская демократия – теоретическое обоснование непосредственной демократии (см.) Конвенционализм, конвенциональное участие в политике – участие в общепринятых, согласованных, преимущественно легальных и, безусловно, ненасильственных формах. Консенсус – политический, юридический, дипломатический термин, означающий договор, соглашение, согласие, компромисс, формальные или неформальные, достигнутые путем тех или иных специальных процедур. Консерватизм (консервировать – сохранять, в России ХIХ в. чаще говорили «охранительство») – одна из так называемых «больших идеологий», которая объективно служит интересам наиболее влиятельных элитарных групп современного общества. Консервативная идеология в качестве важнейшей ценности предполагает следование традициям, прошлое рассматривается как своеобразный мировоззренческий принцип. Консолидация демократии – согласно распространенной в современной западной социально-политической науке модели, длительный (30-40 лет) период утверждения в обществе, переходящем от авторитаризма или тоталитаризма к демократии, норм и ценностей демократической политической культуры и политической практики. Конституенты – сторонники политического лидера. Конституционализм – 1) юридическая доктрина современной правовой государственности (см. государство правовое, государство социальное). 2) ряд юснатуралистических доктрин (см. юснатурализм) рассматривают правовую государственность как недосягаемый идеал и считают конституционализм несовершенной актуализацией правового идеала. Конфедерация (конфедератизм, конфедерализм, конфедеративное государство) – форма государственного устройства, являющаяся, фактически, союзом независимых государств. Государства – субъекты конфедерации передают в ведение конфедерации только некоторые вопросы государственного управления, как правило, оборонную и внешнюю политику. Законодательство субъектов конфедерации (и это принципиальное отличие конфедерации от федерации) имеет по сравнению с законами конфедерации высшую юридическую силу. Конфликт политический – столкновение тех или иных политических акторов, вызванное несовпадением их интересов, ценностей или стереотипов. Несовпадение интересов (чаще – прямая ограниченность ресурсов) рождает конфликт интересов, столкновение ценностей, мировоззрений, принципов приводит к конфликту ценностей. Несовпадение стереотипов, столкновение наций, религий, культур, ксенофобия (неприятие всего чужого) рождают конфликты идентификаций. Корпоративизм – система общественно-политического устройства, заменяющая парламентское представительство диалогом между правящим классом и наиболее влиятельными лидерами корпораций. См. также неокорпоративизм. Корпорация (как социально-политический, а не экономико-юридический термин) – сообщество лиц со сходным профессиональным, социально-экономическим или социокультурным статусом. Коррупция (дословно – порча, испорченность, разложение в совр.ит.) – взаимодействие финансово-промышленной верхушки, политической элиты и, нередко, лидеров асоциального (криминального) сообщества по различным каналам, зачастую, не противоречащее формальной легальности, криминализация «политического класса», формирование, в результате названных процессов, олигархического слоя, превращающего государство и его институты в механизм реализации своих корыстных интересов, противоречащих интересам общества. Левые – устоявшаяся со времени Великой Французской революции метафора, используемая для обозначения общественных деятелей и мыслителей, выступающих за последовательные реформы (умеренные левые) или революционное разрушение (левые радикалы) сложившегося несправедливого общественного устройства. См. социализм Легальность – соответствие формализованным законным процедурам. Легислатура – орган представительной (законодательной) власти на уровне государства или региона (субъекта федерации). Легитимность – признание авторитета власти со стороны подданных или граждан. Легитимация – процесс признания подданными права на существование той или иной властной группы, утверждения в обществе авторитета органов и институтов власти. Либерализм – одна из так называемых «больших идеологий». Либерализм как политическая идеология выражает интересы средних слоев, многих интеллектуалов и наиболее прогрессивной части политической и финансовой элиты. В качестве безусловных ценностей либералы рассматривают права человека, правовую государственность, свободу личности. Либертарианство – экономический либерализм, проповедь «минимального государства», полного невмешательства государства в экономику, безусловной свободы деятельности наиболее влиятельных экономически привилегированных групп. Лидер (в дословном переводе с английского: leader - вождь, ведущий) – лицо, осуществляющее функции политического лидерства (см.) на общегосударственном или региональном уровне. Лидерство – стабильное высокое положение и связанное с ним влияние на общество или социальную группу руководящего лица или совокупности таких лиц, спецификой политического лидерства является способность принятия и проведения в жизнь общеобязательных властных решений. Важнейшей функцией лидерства, наряду с мобилизацией и интеграцией общества, все более становится политический менеджмент. Лоббизм (как модель, идеальный тип)– соответствующая признанным нормам права и морали деятельность, имеющая своей целью добиться закрепления в законах и иных нормативных актах частных интересов различных групп, организаций и отдельных лиц, не противоречащих общественным и государственным интересам. На практике лоббистская деятельность нередко становится составной частью коррупции. Лоббирование – лоббистская деятельность той или иной группы влияния. Локаут (англ. lock out - «выбросить вон») - массовое увольнение рабочих в условиях забастовки или предзабастовочной ситуации. Мажоритарная система (фр. majoritee - большинство) – избирательная система, в рамках которой граждане голосуют не за партии (иные политические объединения), а за отдельных кандидатов, независимых от партий или представляющих ту или иную партию. Избранным считается кандидат, получивший большинство голосов. Мандат – документ, удостоверяющий права и полномочия данного лица. Масса – см. массовое общество. Масс-медиа, медиа – см. средства массовой коммуникации. Массовое общество – складывающийся под воздействие модернизационных кризисов полуобразованный охлос (чернь, толпа, маргинальные слои) промышленной цивилизации, характеризующийся завышенными социально-политическими и потребительскими ожиданиями, готовностью следовать за харизматическим лидером, стать опорой антидемократических режимов. Маргинальность – неустойчивость социально-политического и экономического положения лица или группы. Маргинальность, как правило, но далеко не всегда, предполагает деклассированность, то есть потерю всякого социального статуса, и крайнюю бедность. Медиакратия (в дословном переводе – власть средств массовой информации, «масс-медиа») – власть средств информации в современном постиндустриальном (информационном) обществе. По мнению многих ведущих социологов, современное общество все более погружается в символьную, виртуальную, т.е. сконструированную массовой культурой, средствами информации, рекламой, социальную среду. Все это превращает политику из средства согласования противоречивых общественных интересов и определения путей развития общества в царство символов, имиджей, стереотипов, прямых или косвенных манипулятивных приемов. Не отрицая существование подобного противоречивого процесса, отметим, что его не стоит «демонизировать». Наличие виртуальной политической реальности не освобождает гражданина от ответственности за его личностный выбор. Меритократия (в дословном переводе с классического греческого - «власть лучших») – в современную социально-политическую науку термин, известный еще с Античности, ввел в пятидесятые годы ушедшего столетия английский социолог М. Янг. Меритократия предполагает власть ответственного и образованного меньшинства, отобранного по ценностным критериям, среди которых важнейший – готовность и умение управлять, принимать решения. Модернизация – весьма противоречивый, сопровождающийся кризисными явлениями, процесс перехода от традиционного общества к современному. Монархия – форма правления, в которой формальным и (или) фактическим источником власти является одно лицо, получающее власть безотносительно к воле большинства. Муниципалитет - орган местного самоуправления граждан на небольшой территории, не входящий в систему государственного управления. Как правило, муниципалитетом называют и небольшие территорию или поселение, где и осуществляется местное самоуправление. Народ – совокупность граждан государства, политический синоним социологического термина гражданское общество (см.). Нация – устойчивая социальная и политическая общность, сложившаяся в результате сочетания ряда факторов – этноконфессионального, территориального, социокультурного и экономического. Консервативно настроенные авторы указывают на этнические и культурные факторы превращения народности, этнической общности, в нацию, леволиберальные - делают акцент на территориальном, экономическом, политико-государственном единстве нации, сближая понятия «нация» и «народ». Неоконсерватизм – консерватизм позднеиндустриального и постиндустриального общества, идеология наиболее реакционной части современной западной элиты. Неоконсерватизм соединяет проповедь либертарианства с призывами беречь традиционные ценности (семья, церковь, государство), характерные для молчаливого большинства, обывателей, средних слоев, от разрушающего влияния «крикливого меньшинства», леволиберальных интеллектуалов. Неокорпоративизм – демократическая система согласования интересов крупных и влиятельных социальных групп (корпораций) с властью. В условиях кризиса избирательных систем рассматривается как своеобразная альтернатива последним. Неолиберализм – 1) более взвешенный, менее агрессивный вариант неоконсерватизма, являющийся интересной попыткой идеологически совместить соединившиеся в современной западной социально-политической практике ценности: либеральные – безусловное признание прав и свобод, социалистические - «государство всеобщего благоденствия» и консервативные – следование традициям. 2) новый или социальный либерализм, рассматривающий социальные, экологические, культурные права человека как столь же неотъемлемые, неотчуждаемые, важные для общества, как гражданские и политические права. Непосредственная (прямая) демократия – осуществление власти непосредственно народом, предполагающее безусловное подчинение индивида и меньшинства большинству, отсутствие профессионального аппарата управления («каждая кухарка сможет управлять государством»), соединение властей, сменяемость без длительных процедурных формальностей отдельных утвержденных народом должностных лиц. При явной утопичности подобной модели, она точно указывает на имманентные недостатки альтернативной, реально сложившейся, либеральной (парламентской, представительной) модели – формализм, элитизм, почти полное отстранение граждан от принятия решений. Непотизм – семейственность, предоставление политически значимых должностей, исходя из родственных связей. В разрушающихся традиционных обществах (ряд государств Азии и Африки, некоторые исламские страны) принимает форму жесткой борьбы кланов, племен (трайбализм), заменяя борьбу группировок внутри правящей элиты, характерную для «первого» и «второго» мира. Нобилитет (нобили, нотабли) – в классическом Риме так называли аристократию. В современной теории партий и заинтересованных групп по предложению М. Дюверже так называют группу высокопоставленных активистов партии или общественной организации. Иногда для характеристики партийной элиты используют термин «кокус». Общественно-политические движения - многочисленные организации, непосредственно не участвующие в борьбе за власть, но являющиеся субъектами (акторами) политического процесса. Общественное мнение – состояние массового сознания, проявляющееся в совокупности оценочных суждений о событиях и фактах действительности, проблемах государственной и общественной жизни различных групп или слоев населения. Общественность – совокупность граждан, сложившаяся под влиянием коньюктурных или долговременных обстоятельств в различных сферах социальной жизни, осознающая проблемный характер данных обстоятельств и возможность решения названных проблем методами, отвечающими признанным представлениям об общегуманистических ценностях. Ограниченная монархия – монархия, в которой власть монарха реально или номинально ограничена Конституцией, а парламент является избранным законодательным представительством. Существует в двух формах – ограниченная монархия парламентарного типа (см. также парламентаризм) и дуалистическая монархия (см. дуализм). Олигархия -, согласно классическому определению, – власть немногих и худших в государстве. Ныне, олигархия – это сосредоточение реальных властных рычагов в политике и экономике узкой группой лиц или тем или иным пактом (соглашением) таких групп. Олигополия – рыночная ситуация, в которой тот или иной сегмент рынка контролируется несколькими крупными концернами. Оппозиция – группа лиц, политическое движение, не обязательно формализованные, противостоящие позиции большинства или действующей власти. Организация политическая – это любое объединение, которое характеризуется той или иной степенью оформленности (институционализации), и участвует в принятии властных решений. Парламент – орган высшей законодательной (представительной) власти в современном конституционном государстве. Парламентаризм (в России сто лет назад говорили «ответственное министерство», т.е. правительство) – формы правления (парламентарная республика или ограниченная монархия парламентарного типа), в которых исполнительная власть несет ответственность перед парламентом, а полномочия главы государства (монарх или президент, как правило, избираемый не всенародно, а парламентом или специальной коллегией из парламентариев и других лиц) носят номинальный характер. Патрон, патронаж (фр. – руководитель, покровитель; покровительство) – в современной социально-политической литературе словом «патрон» называют высокопоставленного покровителя клиентелы, а отношения патрона и клиентелы именуют патронажно-клиентелскими связями, реже – патронажем. «Первый мир» – «ядро» (Й. Валлерстайн) мирового сообщества, высокоразвитые страны с постиндустриальной экономикой. Периферия – см. «третий мир». Полиархия – правление меньшинства, контролируемого большинством, причем инструменты данного контроля многообразны – регулярная выборность и сменяемость власти, свободы прессы, широкое развитие местного самоуправления и иных форм самоорганизации граждан. Согласно американскому политологу Р.А. Далю, автору термина «полиархия», демократия – это «недосягаемый идеал». Реально существующие выборные режимы следует рассматривать как полиархии, воплощенное стремление к демократическому идеалу. Политическая культура – совокупность норм и ценностей, которыми руководствуются в политической жизни индивиды и группы, сложившиеся традиции участия или неучастия общества в политической жизни. Политическая модернизация – противоречивый и сопровождающийся кризисами процесс утверждения в модернизирующемся (переходящем от традиционного к современному) обществе современных норм политического участия (возможно, поначалу, не в форме представительной демократии, а в форме того или иного «просвещенного авторитаризма»). Политическая партия – общественная организация, ставящая своей целью завоевание и удержание политической власти. В развитом промышленном обществе разработан «идеальный тип» партии, согласно которому: партия – это способ политического представительства социальных интересов той или иной общественной группы (класса, страты). И в классической, и в современной партологии (теории партий) преобладает понимание партии исключительно как «избирательной машины». Левые и либеральные теоретики указывают на то, что реально существующие партии не выполняют своей новой «идеальной общественной функции» – быть посредниками между властью и гражданским обществом. Политическая система – совокупность институтов и норм, объединенных в целостную структуру, выполняющая функции интеграции общества и государства, а также их адаптации к внешней среде. Политические технологии – набор стандартизированных методов проведения политических, прежде всего, выборных, кампаний. Эти методы включают изучение аудиторий, их сегментацию, разработку плана кампании, постоянный мониторинг за ее ведением, корректировку применяемых моделей, постоянную «обратную связь» с массовыми группами. Политический класс – см. элита политическая. Политический маркетинг – комплекс приемов по изучению политического рынка, поведения избирателей, а также методов воздействия на них. Политический менеджмент – приемы и способы определения сценариев возможного развития, изучения реально существующих властных ресурсов, принятия на основе описанного анализа эффективных политических решений. Профессионализация и бюрократизация властных функций, имманентные (неизбежные) спутники современной социально-политической жизни, требуют превращения лидера в политического менеджера, ответственного и квалифицированного управленца. Полупериферия – см. «второй мир». Популизм – 1) как публицистический термин слово «популизм» используется для характеристики любой демагогии, рассчитанной на массовые группы, и, изредка, практических действий в форме тех или иных «подачек» низам. 2) Популизм (в России – народничество) – это политико-идеологическая концепция, используемая левыми общественными движениями в странах «второго-третьего миров». Ее смысл в стремлении утвердить западные нормы политической и общественной жизни – демократия, равные возможности, гражданственность, диалог верхов и низов, социальные компромиссы, опираясь на институты, рожденные патриархальным обществом (родственные и патронажно-клиентелские связи, традиционный стиль жизни, неприятие социальной мобильности и инноваций). Постиндустриальное общество (постиндустриализм) - см. современное общество. Посткапитализм - см. современное общество. Правые – со времен Великой Французской революции этой устоявшейся метафорой называют социально-политические силы и идеологические круги, которые являются сторонниками сохранения существующих, как правило, предельно несправедливых, эксплуататорских порядков и выражают интересы наиболее реакционной части элиты. См. консерватизм, неоконсерватизм. Права человека – совокупность неотчуждаемых прав и свобод, обеспечивающих автономию личности и ограничивающих власть государства. Правящий класс – см. элита политическая. Представительная (парламентская, либеральная, плюралистическая) демократия – демократическая форма политического устройства, в которой граждане (народ) осуществляют свою власть через своих избранных представителей. Либеральная (ныне – плюралистическая) демократия – это теоретические модели, обосновывающие реально сложившуюся на Западе модель представительства. Смотри также – полиархия, демократия (3). Президент – избираемый, не обязательно всем народом, глава государства. Президенциализм – разновидность республиканской формы правления, предполагающая наличие сильной президентской власти. Президенциализм предполагает всенародное избрание главы государства и сосредоточение в руках президента значительных административных, а также нормотворческих полномочий. Президент де-факто (Франция. Россия) и даже де-юре (США) возглавляет исполнительную власть, а административные распоряжения Президента (Указы, Постановления, Ордонансы) имеют силу закона и могут быть отменены лишь после сложной судебной и (или) парламентской процедуры. Преференциальная система (от лат. praeferentia – предпочтение) – избирательная система, предполагающая достаточно сложный институциональный и неформальный механизм учёта мнений (преференций, предпочтений) каждого избирателя. Промышленный капитализм – первая фаза развития современного общества, которая характеризуется сочетанием быстрого экономического развития с периодическими жестокими кризисами. Постепенное внедрение в социально-политическую жизнь развитых стран либерально-демократических ценностей сопровождается острыми классовыми конфликтами. Пропорциональная система – избирательная система, при которой граждане голосуют не за конкретных кандидатов, а за избирательные списки партий (избирательных объединений). Последние получают депутатские мандаты в соответствии с той пропорцией (долей) избирателей, которые отдали им свои голоса. Радикалы – сторонники решительных, коренных общественных преобразований. Развитые страны – см. «первый мир». Разделение властей – закрепленное в законе (как правило, в конституционной хартии) институциональное разграничение функций, полномочий, ответственности между законодательной (представительной), исполнительной (административной, распорядительной) и судебной властью. Регионализм – активно формирующаяся форма государственного устройства, являющаяся промежуточной между унитаризмом (см. унитарное государство) и федерализмом. Современные федерации – это, в большинстве случаев, распавшиеся империи (Россия, Германия) или интегрированные конфедерации (США, Швейцария). Регионализм – это процесс широкой автономизации (см. - автономия) отдельных территорий в унитарных государствах. Режим – совокупность методов способов, приемов политической власти, ее функциональные, а не институциональные характеристики. Реидеологизация – см. деидеологизация (2) Рекрутирование политической элиты – система механизмов отбора в «правящий класс», на руководящие должности в государстве и обществе. Республика – форма правления, характеризующаяся выборностью должностных лиц и властных органов. Современное общество – общество, наделенное мощным потенциалом промышленного, научно-технического и иного прогресса, возможно, ценой дегуманизации и утраты духовных ценностей. Обязательное существование внутреннего потенциала развития отличает современное общество от традиционного. Синонимом слов «современное общество» в экономической теории и социологии служит термин «промышленный капитализм». Выделяют две стадии развития современности как социологической категории и социальной реальности: 1) индустриальное (промышленное) общество, возможно, в двух формах – промышленный капитализм и реальный социализм; 2) постиндустриальное, информационное общество (постиндустриализм), иногда рассматриваемое как посткапитализм. Характеристики постиндустриализма – формирование целых сфер и отраслей, существующих в форме виртуальной социальной реальности, превращение работы с информацией в важнейший сектор экономики. Социализация – усвоение лицом норм и ценностей, социальных ролей и образцов поведения, характерных для той или иной общности. Социализм – одна из «больших идеологий» и основанная на ней политическая практика, рассматривающая как безусловную ценность формальное равенство граждан, справедливость, «свободу от нищеты». Появившись как утопическая доктрина в традиционном обществе, в ХIХ в. социализм стал синонимом непосредственной демократии, в ХХ в. - идеологией низших слоев. Ныне идеи социальной справедливости восприняты социал-либерализмом и, до некоторой степени («государство всеобщего благоденствия», «вэлфер стэйт»), неоконсерватизмом. На Западе влиятельные левые партии все в большей мере опираются на средние слои и придерживаются неолиберальных (см. неолиберализм - 2) концепций. Классическая леворадикальная идеология в развитых странах трансформировалась в концепции широкого развития местного самоуправления, экологизма, антиглобализма. В странах «второго и третьего» миров левые ныне нередко используют консервативные идеологемы – противостояние вестернизации и сохранение самобытности. Социальная ответственность бизнеса – признание предпринимателями и топ- менеджментом того, что бизнес – это не только стремление к коммерческому успеху, но и служение обществу. Социально-этический маркетинг (социально-этичный маркетинг, социальный маркетинг) - это комплексное взаимодействие коммерческой фирмы, работающей на рынке, с клиентами, контрагентами, различными общественными институтами, основанное на признании решающей роли социальной ответственности фирмы. Социальный либерализм – см. неолиберализм (2). Спонсорство – вклад, в основном, финансовый (или – другими ресурсами – техникой и тому подобное) со стороны коммерческой фирмы в тот или иной социальный или культурный проект, в котором фирма непосредственно не участвует. Спонсорская поддержка, как правило, предполагает договор между спонсором и спонсируемым общественным объединением об обязательстве последнего создавать паблисити для спонсора. Средства массовой коммуникации (СМК или СМИ (средства массовой информации), «масс-медиа», «медиа») – совокупность многообразных институтов и структур, имеющих в качестве своей главной задачи открытую публичную передачу любых сведений любым лицам с помощью современных средств коммуникации. Статус социальный – отнесение лица к той или иной социально-политической позиции, а также уровню, характеризующему положение в группе или в обществе. Стереотип – сформировавшееся (сознательно сформированное или неосознанное сложившееся), как правило, упрощенное представление о том или ином реальном или виртуальном объекте. Стимул – внешний фактор мотивации. Стохастичность – вероятностность, одна из важнейших характеристик любых социальных процессов в постиндустриальном обществе. Страта – см. стратификация. Стратификация – социальное расслоение общества на основе нескольких важнейших стратообразующих признаков: уровень доходов, образовательный уровень, обладание властными ресурсами, статусные или престижные характеристики. Структура – совокупность устойчивых связей внутри объекта, обеспечивающих воспроизведение объекта в меняющихся условиях. Суверенитет – независимость и верховенство государственной власти на своей территории. Теория естественного права – многообразные концепции в классической и новейшей политико-правовой философии, которые основаны на предположении о том, что право – это совокупность абстрактных представлений о свободе, равенстве, правде, справедливости, которые выше закона как формального веления государственной власти. Тоталитаризм – форма политического режима, а, точнее, целостная социальная и экономико-политическая система, характеризующаяся предельной концентрацией власти, полным контролем властной группы, как правило, сплоченной и организованной, над всеми сторонами жизни человека и общества – экономикой, культурой, духовной жизнью общества и каждого лица. Точка бифуркации – см. бифуркационность. Традиционное (аграрное, доиндустриальное, патриархальное) общество – общество, не имеющее внутреннего потенциала для быстрого развития, что не исключает существования в отдельных традиционных обществах периодов быстрого роста и (или) существования высокой самобытной культуры. Традиционное общество может, при формационном взгляде на общественное развитие, включать три стадии – общинную, рабовладельческую, феодальную. Значительные анклавы традиционализма сохранились в странах «второго» и, особенно, «третьего», «четвертого» миров, то есть отстающих, слаборазвитых странах. Трайбализм – см. непотизм. «Третий мир» - публицистическое, но вошедшее в научную литературу название периферии нынешнего, находящегося в глубоком модернизационном кризисе, глобального сообщества. Это, преимущественно, страны, бывшие в колониальной зависимости от развитых стран «первого мира». Освободившись от колониального гнета после Второй мировой войны и вступив на путь общественной и политической модернизации, «третий мир» оказался, в силу комплекса факторов, его аутсайдером. Унитарное государство – форма государственного устройства, характеризующаяся отсутствием даже минимальной политической самостоятельности отдельных территорий. Утопия (в дословном переводе с классического греческого «место, которого нет») - идеальные схемы общественного устройства, предложенные мыслителями самых разных эпох и культур. Подвергая вполне обоснованной критике реально существующие эксплуататорские общества, утописты, авторы утопий, создавали модели государств примитивной справедливости и отсутствия всякой личной свободы, предельной регламентации всех сторон общественной и личной жизни (отсутствие семьи, коллективное строго уравненное потребление и т.п.). В новейшей социально-политической науке утвердился как почти общепризнанный взгляд немецкого социолога К. Мангейма, который противопоставил утопию и идеологию. Идеология – «ложное сознание», выражающее, преимущественно, интересы элиты, которая и не стремится к воплощению идеальной модели. Утопия - столь же ложное представление об общественном идеале, но отражающее чаяния низов и, возможно, воплощенное на практике. Фандрайзинг (фондрайзинг, фандрейзинг) – деятельность политической партии, ее выборного штаба, по сбору средств на выборную кампанию, ведущаяся, по преимуществу, средствами социально-политического ПР – создания привлекательного образа партии для потенциальных спонсоров (доноров). Федерализм, федеративное государство – см. федерация. Федерация - устойчивый союз самостоятельных образований (субъектов федерации), которые, в пределах своей, согласованной центральной и региональной властью, компетенции имеют широкую автономию (самоуправление, «самозаконность»), собственные выборные органы представительной власти и администрацию Безусловные характеристики федерации – 1) приоритет федерального законодательства над законодательством субъектов федерации, 2) единство правоохранительной, прокурорской, юридической и судебной систем, 3) отсутствие права выхода (сецессии) у субъектов федерации из состава федерации. Форма государства – это совокупность основных способов организации, устройства и осуществления государственной власти, выражающая его сущность, форма государства включает два аспекта: форма правления и форма государственного устройства. Форма государственного устройства – это способ национального и административно-территориального устройства государства, отражающий характер взаимоотношений между составными частями государства, а также между центральными и местными органами власти. Форма правления – способ организации высших органов политической власти в государстве, отражающий их полномочия и порядок образования. Фундаментальные законы – социально-политический, философский и публицистический термин, обозначающий сложившееся в современном конституционализме строгое юридическое понятие. Так называют совокупность законов являющихся Конституцией (Конституционной хартией, Основными законами) де-юре или де-факто (современные Великобритания и Израиль не имеют оформленных конституционных текстов). Эти законы не могут быть изменены рядовой легислатурой (парламентом), их действие выше веления любого органа власти. Хай-тек(х)нолоджи – см. высокие технологии. Харизма – реальные или мнимые экстраординарные качества политического лидера, позволяющие ему подчинить себе массы. «Четвертый мир» - «маргиналы», «дно» мирового сообщества, беднейшие государства, которые без специальных усилий «первого» и «второго» миров не смогут решить свои социально-экономические проблемы. Ценности политические – рассматриваемые политической аксиологией нормы, принципы, верования, идеалы, влияющие, прямо или опосредованно, на политическое поведение лиц и групп. Эгалитаризм – (в дословном переводе с французского «уравнительство») – идеологические и (или) политические требования всеобщего равенства, примитивной, «уравнивающей» справедливости. Экстремизм – приверженность крайним, предельно радикальным, неконвенциональным приемам и методам политической борьбы. Экстрема (разг.) – публицистический термин для обозначения экстремизма (см.) и его представителей. Электорат – тем или иным образом, быть может, предельно неформальным, структурированная совокупность граждан, имеющих право участвовать в выборах. Элита политическая (политический класс, правящий класс, истэблишмент) – социальные группы или их совокупность, занимающие «командные высоты» в обществе, обладающие почти монопольным правом принятия политических решений. Элитарная или элитистская демократия – концепция демократии, согласно которой граждане на демократических выборах выбирают лишь одну их группировок внутри правящей элиты. Этатизм – (в дословном переводе с французского – «государственничество») высокая степень огосударствления экономической и социально-политической жизни. Юридический позитивизм (легизм, нормативизм) - многообразные философско-правовые доктрины, отрицающие существование естественного права (см. также теория естественного права) и допускающие существование лишь позитивного (объективного) права, т.е. совокупности норм, в которых получают официальное государственное признание социально-правовые притязания человека и общества. Юснатурализм (от латинского jus natural - право естественное) – см. теория естественного права. Литература Основная литература Введение в политологию. Уч. для вузов / В.П. Пугачев, А.И. Соловьев. – [4-е изд., пер и доп.]. - М.: Аспект-пресс, 2008. – 447с. Елисеев С.М. Политическая социология: уч.пос. / С.М. Елисеев. – СПб: «Нестор-История», 2007. – 351с. Мухаев Р.Т. Политология. Уч. / Р.Т.Мухаев. –[3-е изд., пер и доп.]. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2008. – 495с. Политология. Уч. / А.Ю. Мельвиль и др. – М.: МГИМО (У) МИД РФ, 2009. - 624с. Дополнительная литература Артемов Г.П. Политическая социология. Уч.пос. / Г.П. Артемов. – М.: Логос, 2003. – 279с. Ачкасов В.А. Сравнительная политология / В.А. Ачкасов. – СПб: СПб социол. Об-во, фак-т социологии СПбГУ, 2002 – 183 с. Василик М.А., Вершинин М.С. Политология. Элементарный курс. Уч.пос. / М.А.Василик, М.С. Вершинин. - М.: Гардарики, 2001. – 270с. Введение в политологию: Словарь-справочник // Сост. Г.Л. Купряшина, Т.П. Лебедева, Г.И. Марченко и др./Под ред. проф. В.П. Пугачева. - М.: Аспект-Пресс, 1996. – 153с. Голосов Г.В. Сравнительная политология: Учебник / Г.В. Голосов. - СПб: Изд-во ЕУСПб, 2005. – 363с. Панарин А.С. Политология. уч. пос. / А.С. Панарин. - М.: МГУ, 2001. – 438с. Политология. Альбом схем / Сост. Е.В. Макаренков, В.И. Сушков. - М.: Юрист, 1998. – 201с. Политология (проблемы теории) / Отв. ред. проф. В.А. Гуторов. - СПб: Лань, 2009. – 384с. Политология. Уч. / Под ред. В.А. Ачкасова, В.А. Гуторова. – М.: Высш.обр., 2005 – 693с. Политология. Уч. для вузов / Под общ. ред. проф. М.А. Василика. – СПб: Борей-пресс, 2007. – 366с. Политология: кр. хрестоматия / сост. - д.с.н., проф. Б.А. Исаев. – СПб: Питер, 2008. – 216с. Политология [словарь-справочник] /Д.Е. Погорелый, В.Ю.Фесенко, К.В. Филиппов. – М.: Эксмо, 2008. – 318с. Политология в схемах и комментариях. Уч.пос. / Под ред. А.С. Тургаева. - СПб: Питер, 2005. – 297с.