Поэзия и проза. Теория стиха

Тема 5. Поэзия и проза. Теория стиха. План. 1. Поэзия как особый тип речи. 2. Проза как особый тип речи. 3. Характер организации поэтической речи. 4. Характер организации прозаической речи. Проблемой поэзии как особого типа речи занимается дисциплина под названием «стиховедение». Это часть литературоведения, так как ее предмет практически полностью входит в состав художественной литературы: стихотворное устройство речи является одним из основных признаков конститутивной литературности. Поэзия – ритмическая речь. Исторически понятие ритма изменчиво – от более жестких условий в традиционных культурах до свободного стиха в XX в. Единственное, что сохраняется, – деление текста на сравнимые между собой сегменты (стихи), и даже такого самого абстрактного формального разбиения достаточно, чтобы задать ритмичность. В принципе любой текст членится на некоторые сегменты, но в прозе смысловая разбивка преобладает над формально-звуковой, а в поэзии – наоборот. Ритмика стиха связана с фонетикой языка, с его звуковым составом. Этим отчасти обусловлены различные системы стихосложения: количественная в античной поэзии (правильное чередование долгих и кратких слогов), силлабическая в языках с фиксированным местом ударения (постоянное количество слогов в стихе сегменте), силлабо-тоническая в русской поэзии со свободным ударением (сочетание двух вышеуказанных принципов). В процессе исторического развития русского силлабо-тонического стиха нарастают факты несовпадения ритма (реального распределения ударных и безударных стихов) и метра (идеальной схемы этого распределения). Возрастает число пропущенных и «лишних» (сверхнормативных) ударений; возникают дольники – размеры на основе основных метров, но с систематичecкими ритмическими аномалиями. Ритм и метр, реальность и норма находятся в конфликтно-диалектическом отношении. Ю.М. Лотман высказал мысль о том, что исходной формой художественной речи была поэзия. Разумеется, в дохудожественном состоянии речь изначально прозаична (как ее усваивает, например, ребенок), но в становлении словесного искусства художественная речь должна быть четко отделена от нехудожественного языка, отмечена именно как художественнaя. Стихотворный ритм как раз и служит таким первичным знаком. (Одновременно действует и мнемонический фактор: художественная словесность возникает в бесписьменной цивилизации, ее тексты могут фиксироваться только в памяти людей, а для этого ритм служит подспорьем.) Лишь на более позднем этапе, когда противопоставление художественной и нехудожественной речи уже твердо усвоено, становится возможным возникновение художественной прозы как более сложного образования, чем поэзия. В прозе в снятом виде присутствует поэтический ритм, проза воспринимается на фоне поэзии; проза – это то, что не захотело быть стихами, в отличие от «сырой» прозы бытовой речи, в принципе не ведающей о стихах. Поэзия развивается в сторону все большей свободы от твердого метра, но еще раньше тем же путем пошла и проза, отпочковавшись от поэзии как более свободная форма художественной речи. Одним из аспектов взаимодействия семантики и ритмики в поэзии является семантика метра. В древней поэзии семантика и метрика жестко закреплялись за определенными жанрами: гекзаметр и героическое сказание – за эпопеей, элегический дистих и любовная жалоба – за элегией, ямб и поношение противника – за инвективой. В современной поэзии семантика и метрика связаны не кодифицированной традицией, а полуосознаваемой привычной ассоциацией: К.Ф. Тарановский и другие показали, например, как русский пятистопный хорей связывается с тематикой элегической медитации. Это называется семантическим ореолом метра. Для чего нужна стихотворная организация речи? В современной культуре стихи уже не служат для отделения литературы от не-литературы, для этого есть жанры, дифференцированная система распространения текстов и т. д. С другой стороны, мнемоническая функция поэзии в письменной цивилизации тоже ослаблена. Наконец, с точки зрения теории информации стихотворная организация речи – парадокс: текст делается более предсказуемым, т. е. менее информативным. Но чтобы текст можно было читать, он и не может быть стопроцентно непредсказуемым, в нем должны соотноситься в определенной пропорции информация и энтропия (избыточность). Для этого служит даже обычная грамматическая структура фразы с ее предсказуемостью формально соотнесенных членов; в художественной словесности такую же роль играет поэтический ритм. Более того, повторяющийся, ритмичный текст приводит в действие механизм автокоммуникации (Ю.М. Лотман), заставляя читателя обращать внимание уже не на сообщение, а на код текста, который становится не пассивным передатчиком сообщения, а самостоятельным фактором выработки новой информации. Организация поэтического текста отличается от организации текста прозаического, а тем более внелитературного, особым использованием звуковой ткани языка. Рифма – прямые повторы в конце или начале стиха – это лишь частный случай такого явления. Практикуются и другие приемы звуковой игры: ассонансы и аллитерации (повторы гласных или, наоборот, согласных). Далее, поэзии свойственно особое использование грамматических структур – в простейшем случае одних и тех же конструкций типа риторических вопросов, которыми текст «прошивается» насквозь. Есть и менее заметные для сознательного читательского восприятия закономерности – те, которые Р.О. Якобсон назвал «грамматикой поэзии». Это особое распределение грамматических форм – чисто реляционных, которые, казалось бы, служат только для связи слов между собой и не несут никакого семантического содержания. Так, две первые строфы сонета могут быть построены на одних грамматических формах, а две другие – на других; в стихотворении Лермонтова «Дума» Ю.М. Лотман обнаруживает динамическое распределение местоимений: местоимение «мы» переходит от субъектных к объектным формам. Эта «грамматика» почти бессознательная, мы не привыкли ощущать грамматические формы как нечто упорядоченное и обычно следим не за ними, а только за смыслом, за выбором слов, за правильностью конструкции. Однако на бессознательном уровне поэтического текста такие факторы «работают», чем и обусловлен «магический» эффект поэзии. В поэзии в отличие от прозы активизируется еще и зрительная форма текста. Поэзия – изначально устная форма речи, в ней сохранились следы устного исполнения (мелодика), однако же в современной книжной поэзии глубоко используются и графические средства воздействия на читателя. Простейшие из них – прямое подобие графической формы стихотворения форме описываемого предмета (сердца в любовной лирике Симеона Полоцкого, дождя у Аполлинера). В более тонких случаях графика стиха имитирует хаотичность, «недоупорядоченность» текста, побуждая читателя напряженно работать для ее упорядочивания. Такова диалектика: поэзия имитирует беспорядок, чтобы мы приложили больше сил для восстановления, может быть даже придумывания порядка. Поэты XX в. стали писать стихи без знаков препинания. Казалось бы, текст с пунктуацией более удобопонятен; зато текст без нее больше nровоцирует на понимание – он ставит перед нами задачу самостоятельно расставить недостающие знаки, разместить в тексте грамматические связи, приписать словам грамматические функции. В результате текст делается не менее, а более насыщенным смыслами – ведь, вообще говоря, отсутствующие связи можно восстанавливать по-разному. Еще более радикальный пример – поэма С. Малларме «Бросок костей никогда не отменит случая» в виде хаотической картины на нескольких страницах, где основная фраза набрана крупным шрифтом, а мельче напечатанные другие фразы как бы отпочковываются от нее то тут, то там. Возникает пространственная, древовидная или же звездообразная структура, которая отменяет принцип линейного чтения. Такой текст нельзя читать с начала до конца, в нем приходится как бы все время ходить окольными путями; его устройство – пространственное, а не временное. Это еще один из способов активизировать нашу деятельность интерпретации текста. Итак, общий принцип стихотворной речи – повышенная активизация всех уровней текста, которая покупается ценой искусственных ограничений и делает текст особо информативно емким. Именно поэтому поэтические тексты так хорошо запоминаются наизусть: мы ощущаем, что в них каждое слово глубоко значимо. Поэзия является для нас образцом бесконечно насыщенной смыслом речи, которую можно без конца перетолковывать. Литература: Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста (первая часть). Л., 1972; Томашевскuй Б.В. Теория литературы: Поэтика (любое издание); Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка (1924, 1965), а также в кн.: Тынянов Ю.Н. Литературный факт. М., 1993.