Общая характеристика и своеобразие русской литературы. Русская литература на рубеже веков

государственное бюджетное профессиональное образовательное учреждение «Жирновский нефтяной техникум» Учебная дисциплина «ЛИТЕРАТУРА» Краткий курс лекций для студентов, обучающихся по специальности 21.02.01. Разработка и эксплуатация нефтяных и газовых месторождений Жирновск 2020 СОДЕРЖАНИЕ 1 семестр Введение. Общая характеристика и своеобразие русской литературы Тема 1. А. С. Пушкин. Основные мотивы лирики. Поэма "Медный всадник" Тема 2. М.Ю. Лермонтов. Проблематика и поэтика произведений. Тема 3. Н.В. Гоголь. Особенности цикла рассказов «Петербургские повести» Тема 4. Культурно-историческое развитие России середины XIX века. А. Н. Островский. Драмы «Гроза» и «Бесприданница» Тема 5. И.А. Гончаров. Роман «Обломов». Оценка произведения критиками Тема 6. И.С. Тургенев. Художественный метод писателя. Роман «Отцы и дети»: идейное своеобразие и проблематика Тема 7. Н. С. Лесков. Повесть «Очарованный странник» Тема 8. М. Е. Салтыков-Щедрин. Роман «История одного города» Тема 9. Ф.М. Достоевский. Мировоззрение писателя. Роман «Преступление и наказание» Тема 10. Л.Н. Толстой. Художественные принципы писателя. «Севастопольские рассказы» Л. Толстого. Обзор творчества позднего периода Тема 11. История создания романа-эпопеи «Война и мир». Идея и проблематика Тема 12. А. П. Чехов. Специфика и поэтика творческого метода Тема 13. Драматургия А.П. Чехова. Специфика пьесы «Вишневый сад» Тема 14. Особенности русской поэзии второй половины XIX века. Ф. И. Тютчев и А.А.Фет: обзор творчества, темы и мотивы лирики Тема 15. А. К. Толстой. Художественные особенности лирики и крупных жанровых форм Тема 16. Н. А. Некрасов. Жизненный и творческий путь. Лирика Н. Некрасова: многообразие тем и мотивов. Поэма Н. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» 2 семестр 1. Русская литература на рубеже веков. «Серебряный век» русской поэзии как культурно-историческая эпоха 2. И.А. Бунин. Лирика и проза И. Бунина. Цикл «Темные аллеи» 3. А. И. Куприн. Проблематика и идейный смысл произведений «Гранатовый браслет» и «Олеся» 4. А.М. Горький. Отношение Горького к революции. Пьеса М. Горького «На дне» 5. А. А. Блок. Особенности художественного метода. Поэма «Двенадцать» 6. В. В. Маяковский. Поэтическая новизна художественного метода и стиля 7. Новокрестьянская поэзия в контексте 20-го века. С. А. Есенин. Жизненный и творческий путь. Особенности лирики. Поэма «Анна Снегина» 8. А. Платонов. Проблематика рассказа «В прекрасном и яростном мире» и повести «Котлован» 9. М. И. Цветаева и О.Э. Мандельштам. Художественные особенности лирики. 10. И. Э. Бабель. Цикл рассказов «Конармия» 11. М. А. Булгаков. Проблематика и поэтика романа М. Булгакова «Белая гвардия» 12. М. А. Шолохов. Цикл «Донские рассказы». Роман-эпопея «Тихий Дон»: столкновение двух миров 13. А. А. Ахматова. Своеобразие поэмы «Реквием» 14. Б.Л. Пастернак. Основные мотивы лирики Б. Пастернака. 15. А. Т. Твардовский. Лирический герой «фронтовой поэзии» А. Твардовского 16. А. И. Солженицын. Проблематика «лагерной» и «деревенской прозы» 17. «Три волны» эмиграции русских писателей. Традиции и новаторство в прозе, поэзии и драматургии 1950-1980-х годов. Нравственная проблематика пьес А. Вампилова 18.Общественно-культурная ситуация последних десятилетий ХХ - начала XXI века и ее отражение в литературе. Основные направления развития современной литературы: проза и поэзия (обзор). Введение. Общая характеристика литературы. Литература как вид искусства. Русская литература первой половины 19 века. 19 век называют «Золотым веком» русской поэзии и веком русской литературы в мировом масштабе. В начале века искусство окончательно отделяется от придворной поэзии и "альбомных" стихов, в истории русской литературы впервые появляются черты поэта-профессионала, лирика становится естественней, проще, человечней. Этот век подарил нам таких мастеров Не стоит забывать, что литературный скачок, осуществившийся в 19 веке, был подготовлен всем ходом литературного процесса 17-18 веков. 19 век – это время формирования русского литературного языка. Начался 19 век с расцвета сентиментализма и становления романтизма. Эти литературные направления нашли выражение, прежде всего, в поэзии. Сентиментализм: Доминантой «человеческой природы» сентиментализм объявил чувство, а не разум, что отличало его от классицизма. Сентиментализм идеалом человеческой деятельности полагал не «разумное» переустройство мира, а высвобождение и совершенствование «естественных» чувств. Его герой более индивидуализирован, его внутренний мир обогащается способностью сопереживать, чутко откликаться на происходящее вокруг. По происхождению и по убеждениям сентименталистский герой — демократ; богатый духовный мир простолюдина - одно из основных открытий и завоеваний сентиментализма. Карамзин: Эпоху сентиментализма в России открыли Публикация Карамзиным «Писем русского путешественника» и повести «Бедная Лиза». (еще в конце 18 в.) Поэзия Карамзина, развившаяся в русле европейского сентиментализма, кардинально отличалась от традиционной поэзии его времени, воспитанной на одах Ломоносова и Державина. Наиболее существенными были следующие отличия: 1) Карамзина интересует не внешний, физический мир, а внутренний, духовный мир человека. Его стихи говорят «на языке сердца», а не разума. 2) Объект поэзии Карамзина составляет «простая жизнь», и для её описания он использует простые поэтические формы — бедные рифмы, избегает обилия метафор и других тропов, популярных в стихах его предшественников. 3) Другое отличие поэтики Карамзина состоит в том, что мир для него принципиально не познаваем, поэт признаёт наличие разных точек зрения на один и тот же предмет. Реформа языка Карамзина: проза и поэзия Карамзина оказали решительное влияние на развитие русского литературного языка. 1) Карамзин целенаправленно отказался от использования церковнославянской лексики и грамматики, приводя язык своих произведений к обиходному языку своей эпохи и используя в качестве образца грамматику и синтаксис французского языка. 2) Карамзин ввёл в русский язык множество новых слов — как неологизмов («благотворительность», «влюблённость», «вольнодумство», «достопримечательность», «первоклассный», «человечный»), так и варваризмов («тротуар», «кучер»). 3). Также он одним из первых начал использовать букву Ё. Литературная победа «Арзамаса» над «Беседой» упрочила победу языковых изменений, которые ввёл Карамзин. Сентиментализм Карамзина оказал большое влияние на развитие русской литературы: от него отталкивался, в том числе, романтизм Жуковского, творчество Пушкина. Романтизм: идейное и художественное направление в культуре конца XVIII века — первой половины XIX века. Характеризуется утверждением самоценности духовно-творческой жизни личности, изображением сильных (зачастую бунтарских) страстей и характеров, одухотворённой и целительной природы. В XVIII веке романтическим называли всё странное, фантастическое, живописное и существующее в книгах, а не в действительности. В начале XIX века романтизм стал обозначением нового направления, противоположного классицизму и Просвещению. Романтизм утверждает культ природы, чувств и естественного в человеке. Востребованным оказывается образ «благородного дикаря», вооруженного «народной мудростью» и не испорченного цивилизацией. В русском романтизме появляется свобода от классических условностей, создается баллада, романтическая драма. Утверждается новое представление о сущности и значении поэзии, которая признается самостоятельной сферой жизни, выразительницей высших, идеальных стремлений человека; прежний взгляд, по которому поэзия представлялась пустой забавой, чем-то вполне служебным, оказывается уже невозможным. Основоположником русского романтизма является Жуковский: русский поэт, переводчик, критик. Сначала писал сентиментализм из-за близкого знакомства с Карамзиным, но в 1808 вместе с вышедшей из под его пера баллады «Людмила» (. переделка «Леноры» Г. А. Бюргера), русскую литературу входило новое, совершенно особое содержание — романтизм. Участвовал в ополчении. В 1816 стал чтецом при вдовствующей императрице Марии Фёдоровне. В 1817 он стал учителем русского языка принцессы Шарлотты — будущей императрицы Александры Фёдоровны, а осенью 1826 был назначен на должность «наставника» наследника престола, будущего императора Александра II. Вершиной русского романтизма можно считать поэзию Михаила Юрьевича Лермонтова. Во взглядах прогрессивной части российского общества 30-х гг. XIX в. проявились черты романтического миросозерцания, вызванные неудовлетворенностью современной действительностью. Это мировоззрение отличало глубокое разочарование, неприятие действительности, неверие в возможность прогресса. С другой стороны, романтикам было присуще стремление к возвышенным идеалам, желание полного разрешения противоречий бытия и понимание невозможности этого (разрыв между идеалом и действительностью). Творчество Лермонтова наиболее полно отражает романтическое мировоззрение, сформировавшееся в николаевскую эпоху. В его поэзии основной конфликт романтизма — противоречие между идеалом и действительностью — достигает крайнего напряжения, что существенно отличает его от поэтов-романтиков начала XIX в. Основным объектом лирики Лермонтова является внутренний мир человека — глубокий и противоречивый. нашего времени». Ключевая тема в творчестве Лермонтова- тема трагического одиночества личности во враждебном и несправедливом мире. Раскрытию этой темы и подчинено все богатство поэтических образов, мотивов, художественных средств, все многообразие мыслей, переживаний, чувств лирического героя. Важен в произведениях Лермонтова такой мотив, как, с одной стороны, — ощущение «необъятных сил» человеческой души, а с другой — ненужность, напрасность активной деятельности, самоотдачи. В разных его произведениях просматриваются темы родины, любви, поэта и поэзии, отражая особенности яркой индивидуальности и мировоззрения поэта. Тютчев: Философская лирика Ф. И. Тютчева является одновременно и завершением, и преодолением романтизма в России. Начав с одических произведений, он постепенно нашел свой собственный стиль. Это было чем-то вроде сплава русской одической поэзии XVIII века и традиции европейского романтизма. Кроме того он никогда не хотел видеть себя в роли профессионального литератора и даже пренебрегал результатами собственного творчества. Наряду с поэзией начала развиваться проза. Прозаики начала века находились под влиянием английских исторических романов В. Скотта, переводы которых пользовались огромной популярностью. Развитие русской прозы 19 века началось с прозаических произведений А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя. Ранняя поэзия А. С. Пушкина также развивалась в рамках романтизма. Его южная ссылка совпала с рядом исторических событий и в Пушкине зрела надежда на достижимость идеалов свободы и вольности (в лирике Пушкина получила отражение героика современной истории 1820-х гг.), но после нескольких лет холодных приемов его произведений вскоре он понял, что миром правят не мнения, а власти. В творчестве Пушкина романтического периода вызрело убеждение, что в мире действуют объективные законы, поколебать которые человек не в силах, как бы ни были отважны и прекрасны его помыслы. Это определило трагическую тональность пушкинской музы. Постепенно, в 30е годы, у Пушкина появляются первые «признаки» реализма. С середины 19 века происходит становление русской реалистической литературы, которая создается на фоне напряженной социально-политической обстановки, сложившейся в России во время правления Николая I. Назревает кризис крепостнической системы, сильны противоречия между властью и простым народом. Назрела необходимость создания реалистической литературы, остро реагирующей на общественно-политическую ситуацию в стране. Литераторы обращаются к общественно-политическим проблемам российской действительности. Преобладает общественно-политическая, философская проблематика. Литературу отличает особый психологизм. Реализм в искусстве, 1) правда жизни, воплощенная специфическими средствами искусства. 2) Исторически конкретная форма художественного сознания нового времени, начало которой ведут либо от Возрождения ("ренессансный реализм"), либо от Просвещения ("просветительский реализм"), либо с 30-х гг. 19 в. ("собственно реализм"). Ведущие принципы реализма 19 - 20 вв.: объективное отображение существенных сторон жизни в сочетании с высотой авторского идеала; воспроизведение типичных характеров, конфликтов, ситуаций при полноте их художественной индивидуализации (т.е. конкретизации как национальных, исторических, социальных примет, так и физических, интеллектуальных и духовных особенностей); предпочтение в способах изображения "форм самой жизни", но наряду с использованием, особенно в 20 в., условных форм (мифа, символа, притчи, гротеска); преобладающий интерес к проблеме "личность и общество" Гоголь не был мыслителем, но это был великий художник. О свойствах своего таланта сам он говорил: «У меня только то и выходило хорошо, что взято было мной из действительности, из данных, мне известных». Нельзя было проще и сильнее указать ту глубокую основу реализма, которая лежала в его таланте. Критический реализм — художественный метод и литературное направление, сложившееся в XIX веке. Главная его особенность — изображение человеческого характера в органической связи с социальными обстоятельствами, наряду с глубоким социальным анализом внутреннего мира человека. А.С. Пушкин и Н.В. Гоголь обозначили основные художественные типы, которые будут разрабатываться писателями на всем протяжении 19 века. Это художественный тип «лишнего человека», образцом которого является Евгений Онегин в романе А.С. Пушкина, и так называемый тип «маленького человека», который показан Н.В. Гоголем в его повести «Шинель», а также А.С. Пушкиным в повести «Станционный смотритель». Литература унаследовала от 18 века свою публицистичность и сатирический характер. В прозаической поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» писатель в острой сатирической манере показывает мошенника, который скупает мертвые души, различные типы помещиков, которые являются воплощением различных человеческих пороков. В этом же плане выдержана комедия «Ревизор». Полны сатирических образов и произведения А. С. Пушкина. Литература продолжает сатирически изображать российскую действительность. Тенденция изображения пороков и недостатков российского общества – характерная черта всей русской классической литературы. Она прослеживается в произведениях практически всех писателей 19 века. При этом многие писатели реализуют сатирическую тенденцию в гротескной (причудливой, комической, трагикомической) форме. Развивается жанр реалистического романа. Свои произведения создают И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, И.А. Гончаров. Развитие поэзии несколько затихает. Стоит отметить поэтические произведения Некрасова, который первым внес в поэзию социальную проблематику. Известна его поэма «Кому на Руси жить хорошо?», а также множество стихотворений, где осмысляется тяжелая и беспросветная жизнь народа. Литературный процесс конца 19 века открыл имена Н. С. Лескова, А.Н. Островского А.П. Чехова. Последний проявил себя мастером малого литературного жанра – рассказа, а также прекрасным драматургом. Конкурентом А.П. Чехова был Максим Горький. Завершение 19 века проходило под знаком становления предреволюционных настроений. Реалистическая традиция начинала угасать. Ей на смену пришла так называемая декадентская литература, отличительными чертами которой были мистицизм, религиозность, а также предчувствие перемен в общественно-политической жизни страны. Впоследствии декадентство переросло в символизм. С этого открывается новая страница в истории русской литературы. А. С. Пушкин (1799 – 1837) -Жизненный и творческий путь. -Основные темы и мотивы лирики А.С. Пушкина. - Поэма «Медный всадник». Проблема личности и государства в поэме. Жизнь и творчество Александр Сергеевич Пушкин родился 6 июня (по старому стилю - 26 мая) 1799 года в Москве, в небогатой дворянской семье, однако числившую в предках и бояр времен чуть ли не Александра Невского, и "царского арапа" Абрама Петровича Ганнибала. В детские годы великого поэта большое влияние на него оказал дядя, Василий Львович Пушкин, знавший несколько языков, знакомый с поэтами и сам не чуждый литературным занятиям. Маленького Александра воспитывали французы-гувернеры, он рано выучился читать и уже в детстве начал писать стихи, правда, по-французски; летние месяцы он проводил у бабушки под Москвой. 19 октября 1811 года открылся Царскосельский лицей, и одним из первых воспитанников лицея стал Александр Пушкин. Шесть лицейских лет коренным образом повлияли на него: он сформировался как поэт, свидетельством чему - высоко отмеченное Г.Р.Державиным стихотворение "Воспоминание в Царском Селе" и участие в литературном кружке "Арзамас", - а атмосфера свободомыслия и революционных идей во многом определили впоследствии гражданскую позицию многих лицеистов, в том числе и самого Пушкина. По окончании в 1817 году лицея Александр Сергеевич Пушкин получил назначение в Коллегию иностранных дел. Впрочем, чиновничья служба мало интересует поэта, и он окунается в бурную петербургскую жизнь, вступает в литературно-театральное общество "Зеленая лампа", сочиняет проникнутые идеалами свободы стихи и острые эпиграммы. Крупнейшим поэтическим произведением Пушкина стала поэма "Руслан и Людмила", опубликованная в 1820 году и вызвавшая яростные споры. Выпады против власть предержащих не остались без внимания, и в мае 1820 года, под видом служебного перемещения, поэта, по сути, высылают из столицы. Пушкин отправляется на Кавказ, потом в Крым, живет в Кишиневе и Одессе, встречается с будущими декабристами. В "южный" период творчества расцвел романтизм Пушкина, и произведения этих лет укрепили за ним славу первого русского поэта благодаря ярким характерам и непревзойденному мастерству, а также созвучности настроениям передовых общественных кругов. Написаны "Кинжал", "Кавказский пленник", "Демон", "Гаврилиада", "Цыганы", начат "Евгений Онегин". Но в творчестве поэта зреет кризис, связанный с разочарованием в просветительской идее торжества разума и раздумьями о трагических поражениях революционных движений в Европе. В июле 1824 года, как неблагонадежного и вследствие стычек с начальством, в частности с графом М.С.Воронцовым - за женой которого Е.К.Воронцовой Пушкин ухаживал, - поэта высылают в псковское имение Михайловское под надзор родителей. И здесь возникает ряд шедевров, таких как "Подражания Корану", "Я помню чудное мгновенье", "Пророк", трагедия "Борис Годунов". После разгрома восстания декабристов в сентябре 1826 года Пушкин вызван в Москву, где происходит беседа между ним и новым царем Николаем I. Хотя поэт и не скрывал от царя, что, окажись в декабре в Петербурге, тоже вышел бы на Сенатскую, тот объявил о своем покровительстве и об освобождении его от обычной цензуры и намекнул на перспективу либеральных реформ и возможное прощение осужденных, убеждая сотрудничать с властью в интересах прогресса. Пушкин решил пойти навстречу царю, полагая этот шаг соглашением на равных... В эти годы в творчестве Пушкина пробуждается интерес к истории России, к личности царя-преобразователя Петра I, примеру которого поэт призывает следовать нынешнего монарха. Он создает "Стансы", "Полтаву", начинает "Арапа Петра Великого". В 1830 году Пушкин повторно сватается к Наталии Николаевне Гончаровой и получает согласие на брак, а осенью того же года отправляется по имущественным делам в Болдино, где его на три месяца задерживают холерные карантины. Эта первая "болдинская осень" стала наивысшей точкой пушкинского творчества: достаточно назвать немногие произведения, вышедшие тогда из-под пера великого писателя - "Повести Белкина", "Маленькие трагедии", "Сказка о попе и работнике его Балде", "Бесы", "Элегия", "Прощание"... И вторая "болдинская осень", 1833 года, когда на обратном пути с Волги и Урала Пушкин вновь заехал в имение, по значению не уступает первой: "История Пугачева", "Медный всадник", "Сказка о рыбаке и рыбке", "Осень". Начатую в Болдине повесть "Пиковая дама" он срочно дописывает и печатает в журнале "Библиотека для чтения", платившем ему по высшим ставкам. Но Пушкин все равно испытывает крайнее стеснение в средствах: светские обязанности, рождение детей требуют немалых расходов, а последние книги большого дохода не принесли. И после гибели поэта его долги будут оплачены из казны... Кроме того, в 1836 году, несмотря на нападки реакционной прессы, несмотря на критику, заявляющую о конце эпохи Пушкина, он начинает издавать журнал "Современник", который тоже не улучшил финансовых дел. К концу 1836 года подспудно зревший конфликт между "вольнодумцем камер-юнкером Пушкиным" и враждебными ему высшим светом и бюрократической знатью вылился в анонимные письма, оскорбительные для чести жены поэта и его самого. В результате произошло открытое столкновение Пушкина с поклонником его жены, французским эмигрантом Дантесом, и утром 27 января (8 февраля - по новому стилю) в предместье Петербурга, на Черной речке, состоялась дуэль. Пушкин был ранен в живот и через двое суток умер. Гибель поэта стала национальной трагедией.: "Солнце русской Поэзии закатилось",- так сказал в некрологе В.Ф.Одоевский. Однако вклад пушкинского гения в русскую литературу поистине бесценен, и творческим завещанием великого поэта осталось его стихотворение "Я памятник себе воздвиг нерукотворный...". Именно эти строки выбиты на пьедестале одного из памятников Пушкину в Санкт-Петербург Основные мотивы лирики А. С. Пушкина. 1. Вольнолюбивая лирика. 2. Тема поэта и поэзии. 3. Философская лирика. 4. Пейзажная лирика. 5. Тема дружбы и любви. 6. Значение лирики А. С. Пушкина. В историю России А. С. Пушкин вошел как явление необычайное. Это не только величайший поэт, но и основоположник русского литературного языка, родоначальник новой русской литературы. “Муза Пушкина”, по словам В. Г. Белинского, “была вскормлена и воспитана творениями предшествующих поэтов”. На протяжении всего своего творческого пути поэт был с “веком наравне”, оставаясь великим оптимистом, светлым жизнелюбцем, великим гуманистом, объединяющим людей высокой нравственности, благородства, возвышенных чувств. Поэзия, драматургия, проза, критические статьи, заметки и письма — все виды литературы, к которым прикасался А. С. Пушкин, несут на себе печать его гения. Поэт оставил потомкам неувядаемые образы вольнолюбивой, философской, любовной, пейзажной лирики. Но никто не писал так много в прозе и стихах о Поэте, о его гражданской позиции, об отношениях с миром, как Пушкин. Он первый показал читающей публике “поэзию во всей ее очаровательной красоте”, научил уважать и любить литературу. 1. Вольнолюбивая лирика. Первая четверть XIX века — время появления новых политических идей, зарождения декабристского движения, подъема общественной мысли после победы в войне 1812 года. В 1812 году А. С. Пушкин поступает в Царскосельский лицей. Именно здесь начинается творческая жизнь юного поэта. Настроения, вызванные войной 1812 года, идеи освободительного движения были близки Пушкину и находили благодатную почву в среде лицеистов. На развитие свободомыслия Пушкина большое влияние оказали произведения Радищева, сочинения французских просветителей XVIII века, встречи с Чаадаевым, беседы с Карамзиным, общение с друзьями-лицеистами — Пущиным, Кюхельбекером, Дельвигом. Лицейские стихи Пушкина проникнуты пафосом свободы, мыслью о том, что народы благоденствуют только там, где нет рабства. Эта идея ярко выражена в стихотворении “Лицинию” (1815). Свободой Рим возрос, а рабством погублен! В петербургский период лирика Пушкина особенно насыщена свободолюбивыми политическими идеями и настроениями, ярче всего выраженными в оде “Вольность”, в стихах “К Чаадаеву” и “Деревня”. Ода “Вольность” (1817) с сокрушительной силой обличала самодержавие и деспотию, властвовавшие в России: Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ненавижу, Твою погибель, смерть детей С жестокой радостию вижу. Читают на твоем челе Печать проклятия народы, Ты ужас мира, стыд природы, Упрек ты Богу на земле. Поэт призывает “на тронах поразить порок” и к воцарению Закона: Владыки! вам венец и трон Дает Закон — а не природа; Стоите выше вы народа, Но вечный выше вас закон. Ненавидя тиранию, он восклицает: Тираны мира! трепещите! А вы, мужайтесь и внемлите, Восстаньте, падшие рабы! Ода “Вольность” написана стихом, близким к одам Ломоносова и Державина,— это высокий, торжественный стих, подчеркивающий важность темы. В стихотворении “К Чаадаеву” (1818) внутренний сюжет развивает мысль о гражданском взрослении человека. Любовь, надежда, тихая слава, одушевляющие юношу, уступают место самоотверженной борьбе с “самовластьем”: Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы, Мой друг, отчизне посвятим Души прекрасные порывы! Пушкин видит силы, препятствующие освобождению отчизны. “Гнет власти роковой” противостоит порывам “нетерпеливой души”. Лучшее время жизни поэт призывает посвятить отчизне: Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена! В стихотворении “Деревня” (1819) Пушкин страстно заклеймил основы крепостного строя — беззаконие, произвол, рабство, обнажил “страдание народов”. В стихотворении контрастно противопоставлены идиллическая первая часть и трагическая вторая. Первая часть “Деревни” — приготовление к гневному приговору, который произнесен во второй части. Поэт поначалу замечает “везде следы довольства и труда”, так как в деревне поэт приобщается к природе, к вольности, освобождается “от суетных оков”. Безграничность горизонта — естественный символ свободы. И только такой человек, которому деревня “открыла” свободу и которого сделала “другом человечества”, способен ужаснуться “барству дикому” и “рабству тощему”. Поэт негодует: О, если б голос мой умел сердца тревожить! Почто в груди моей горит бесплодный жар И не дан мне судьбой витийства грозный дар? Этот “грозный дар” мог бы заставить очнуться Россию, разбудить народ, приблизить свободу, которой достоин человек. Не призывом, а вопросом завершается стихотворение “Деревня”: Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный И рабство, падшее по манию царя, И над отечеством свободы просвещенной Взойдет ли наконец прекрасная заря? В элегии “К морю” жажда свободы-стихии сталкивается с трезвым сознанием “судьбы людей”, которые живут по своим законам. А пока поэту остается только одно — сохранить память о прекрасной неукротимой стихии: В леса, в пустыни молчаливы Перенесу, тобою полн, Твои скалы, твои заливы, И блеск, и тень, и говор волн. Тема свободы в самых разных вариациях проявляется и в стихотворениях “Зачем ты послан был и кто тебя послал?”, “К Языкову”, “Разговор книгопродавца с поэтом”, “Заступники кнута и плети” и др. На протяжении всей жизни А. С. Пушкин был верен идеалам декабризма. Он не скрывал своей духовной связи с декабристским движением. И поражение декабристов 14 декабря 1825 года не подорвало преданности поэта свободе. Друзьям-декабристам, сосланным в Сибирь, он пишет послание “Во глубине сибирских руд” (1827), в котором выражает веру в то, что Оковы тяжкие падут, Темницы рухнут — и свобода Вас примет радостно у входа, И братья меч вам отдадут. В стихотворении “Памятник”, подводя итог своей жизни, творчеству, поэт говорит, что потомки будут его помнить за то, что “в жестокий век восславил... свободу и милость к падшим призывал”. 2. Тема поэта и поэзии проходит через все творчество А. С. Пушкина, получая с годами различную трактовку, отражая изменения, происходящие в мировоззрении поэта. Знаменательно, что в своем первом печатном произведении, послании “К другу стихотворцу” (1814), Пушкин говорит о том, что не всякому дано быть настоящим поэтом: Арист, не тот поэт, кто рифмы плесть умеет И, перьями скрипя, бумаги не жалеет. Хорошие стихи не так легко писать... Да и судьба, уготованная истинному поэту, нелегка, и путь его тернист: Судьбой им не даны ни мраморны палаты, Ни чистым золотом набиты сундуки. Лачужка под землей, высоки чердаки - Вот пышны их дворцы, великолепны залы... Их жизнь — ряд горестей... Пушкину-лицеисту чужд образ казенного “угрюмого рифмотворца” (“К Галичу”, 1815), “скучного проповедника” (“Моему Аристарху”, 1815) и мил образ вольнолюбивого поэта-мыслителя, огненно-сурового обличителя пороков: Хочу воспеть свободу миру, На тронах поразить порок... После расправы с декабристами Пушкин пишет стихотворение “Пророк” (1826). Миссия пророка прекрасна и страшна одновременно: “Глаголом жечь сердца людей”. Очищать мир от скверны невозможно без страданий. Поэт — избранник, провидец и учитель, призванный служить своему народу, быть вещим, мудрым, поднимать на борьбу за правду и свободу. Мотив избранничества звучит здесь особенно сильно. Поэт выделяется из общей массы. Он выше ее. Но это избранничество покупается муками творчества, ценой великих страданий. И только “Бога глас” дарует герою его великий путь. Процесс преображения человека есть не что иное, как рождение поэта. “Открылись вещие зеницы” для того, чтобы видеть окружающий мир, “жало мудрыя змеи” дано вместо языка, а вместо трепетного сердца — “угль, пылающий огнем”. Но и этого недостаточно, чтобы стать избранником. Нужна еще высокая цель, идея, во имя которой творит поэт и которая оживляет, дает смысл всему тому, что он так чутко слышит и видит. “Бога глас” повелевает “жечь сердца людей” поэтическим словом, показывая подлинную правду жизни: Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей. Стихотворение имеет аллегорический смысл, но в данном случае поэт утверждает божественную природу поэзии, а это значит, что и ответственность поэт несет только перед Творцом. В стихотворении “Поэт” (1827) также появляется мотив божественного избрания поэта. И когда нисходит вдохновенье, “божественный глагол до слуха чуткого коснется”, поэт ощущает свою избранность, ему становятся чужды суетные забавы света: Бежит он, дикий и суровый, И звуков и смятенья полн, На берега пустынных волн, В широкошумные дубровы... В стихотворениях “Поэту”, “Поэт и толпа” Пушкин провозглашает идею свободы и независимости поэта от “толпы”, “черни”, понимая под этими словами “светскую чернь”, людей, глубоко равнодушных к истинной поэзии. Толпа не видит пользы в творчестве поэта, ведь оно не приносит никаких материальных благ: Как ветер, песнь его свободна, Зато как ветр она бесплодна: Какая польза нам от ней? Такое отношение “непосвященной” толпы вызывает раздражение поэта, и он с презрением бросает толпе: Молчи, бессмысленный народ, Поденщик, раб нужды, забот! Несносен мне твой ропот дерзкий, Ты червь земли, не сын небес... Подите прочь — какое дело Поэту мирному до вас! В разврате каменейте смело, Не оживит вас лиры глас! Поэзия — удел избранных: Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв. Так формулирует Пушкин цель, во имя которой поэт приходит в мир. “Звуки сладкие” и “молитвы”, красота и Бог — вот те ориентиры, которые ведут его по жизни. Тем же настроением проникнуто стихотворение “Поэту” (1830). Пушкин призывает поэта быть свободным от мнения толпы, которая никогда не поймет избранника: Поэт! не дорожи любовию народной. Восторженных похвал пройдет минутный шум; Услышишь суд глупца и смех толпы холодной, Но ты останься тверд, спокоен и угрюм. Пушкин призывает поэта быть требовательным к своему творчеству: Ты сам свой высший суд; Всех строже оценить умеешь ты свой труд... Размышляя о назначении поэзии в судьбе поэта, Пушкин сравнивает себя с эхом (стихотворение “Эхо”, 1831). Эхо откликается на все звуки жизни, оно, как и поэт, влюблено в мир: На всякий звук Свой отклик в воздухе пустом Родишь ты вдруг. В этих словах слышится готовность принять мир во всех его проявлениях, даже тогда, когда “нет отзыва”. Для поэта главное — служение вечным ценностям: добру, свободе, милосердию, а не прихоти “толпы” и “черни”. Именно об этом напишет Пушкин в стихотворении “Я памятник себе воздвиг нерукотворный...” (1836): И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокий век восславил я Свободу И милость к падшим призывал. Пушкин в этом стихотворении ставит поэзию выше славы царей и полководцев, ибо она ближе к Богу: Веленью Божию, о муза, будь послушна. Человек смертен, а творения его духа обретают вечную жизнь: Нет, весь я не умру — душа в заветной лире Мой прах переживет и тленья убежит. 3. Предметом поэзии Пушкина всегда была сама жизнь. В его стихах мы найдем все: и реальные портреты времени, и философские размышления о главных вопросах бытия, и вечное изменение природы, и движения человеческой души. Пушкин был больше чем прославленный поэт мирового масштаба. Это был историк, философ, литературный критик, великий человек, являющий собой эпоху. Жизнь поэта в лирике увидена “сквозь магический кристалл” прекрасного и человечного. Мера прекрасного для него заключалась в самой жизни, в ее гармонии. Пушкин чувствовал и понимал, сколь несчастлив человек, не сумевший построить свою жизнь по законам красоты. Философские раздумья поэта о смысле и цели существования, о жизни и смерти, о добре и зле звучат в стихотворениях “Брожу ли я вдоль улиц шумных...” (1829), “Телега жизни” (1823), “Анчар” (1828), “Сцена из Фауста” (1825), “О нет, мне жизнь не надоела...” и других. Поэта преследует неотвратимая грусть и тоска (“Зимняя дорога”), мучает душевная неудовлетворенность (“Воспоминание”, 1828; “Безумных лет угасшее веселье”, 1830), страшит предчувствие надвигающихся бед (“Предчувствие”, 1828). Но все эти невзгоды не привели к отчаянию и безысходности. В стихотворении “На холмах Грузии лежит ночная мгла...” поэт говорит: Печаль моя светла. В стихотворении “Элегия” (1830) трагические нотки первой части Мой путь уныл, Сулит мне труд и горе Грядущего волнующее море... сменяются порывом к жизни несмотря ни на что: Но не хочу, о други, умирать, Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать. В стихотворении “К Чаадаеву” (1818) отражены мечты Пушкина о переменах в России: Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена! Тема бесконечности бытия и преемственности поколений, нерасторжимой связи прошлого, настоящего и будущего звучит в стихотворении “...Вновь я посетил...” (1835), которое Пушкин написал во время своего последнего приезда в Михайловское. Созерцание родных мест, русской природы рождает в нем воспоминания и настраивает на философские размышления. Вид трех сосен, “молодой семьи”, “племени младого, незнакомого”, навеял Пушкину мысли о вечности бытия. Это не только радость вечного обновления жизни, но и уверенность в том, что человеку дано возрождение в следующих поколениях. В лирике 30-х годов, когда творческие силы поэта достигли высшего расцвета, переживания лирического героя Пушкина стали особенно разнообразны: сердечная тоска и светлое прозрение, боль одиночества и мысли о поэтическом призвании, наслаждение природой и нравственно-философские искания. Но лирику последних лет пронизывает печаль: Мне не спится, нет огня; Всюду мрак и сон докучный. Ход часов лишь однозвучный Раздается близ меня... Но поэт не поддается унынию и находит опору в “лелеющей душу гуманности”, видя в ней проявление общечеловеческого жизненного опыта: Здравствуй, племя Младое, незнакомое! не я Увижу твой могучий поздний возраст, Когда перерастешь моих знакомцев И старую главу их заслонишь От глаз прохожего. Но пусть мой внук Услышит ваш приветный шум... Пушкин был не только гениальным поэтом, но и зрелым человеком, гражданином, наделенным широтой философского, трезвостью политического и конкретностью исторического мышления. 4. Пейзажная лирика занимает важное место в поэтическом мире А. С. Пушкина. Он был первым русским поэтом, который не только сам познал и полюбил прекрасный мир природы, но и открыл его красоту читателям. Поэзия для Пушкина — это не только слияние с миром природы, но и полная гармония, растворенная в “вечной красоте” этого мира. Именно природа в ее вечном круговороте творит самого художника. В своих стихах поэт так же многозвучен и сложен, как природа. К романтическим произведениям А. С. Пушкина, содержащим картины природы, можно отнести такие стихотворения, как “Редеет облаков могучая гряда”, “Погасло дневное светило...”, “К морю” и другие. В стихотворении “Погасло дневное светило” (1820) поэт передает грустное состояние души лирического героя, стремящегося в своих воспоминаниях к “брегам печальным туманной родины”. Сумрак вечера превратил море в “угрюмый океан”, который навевает грусть, тоску и не излечивает “прежних сердца ран”. А в стихотворении “К морю” (1824) поэт рисует “торжественную красу” моря, вдохновляющую поэта: Как я любил твои отзывы, Глухие звуки, бездны глас, И тишину в вечерний час, И своенравные порывы! Свободной стихии моря противостоит “скучный, неподвижный брег”. Стихия моря олицетворяла свободу, приверженцем которой был Пушкин. Прощаясь со “свободной стихией”, поэт дает клятву в верности ей: Прощай же, море! Не забуду Твоей торжественной красы И долго, долго слышать буду Твой гул в вечерние часы... В стихотворении “Зимнее утро” (1829) отражена гармония состояния природы и настроения человека. Когда вечером “вьюга злилась”, подруга поэта “печальная сидела”, но с изменением погоды настроение тоже меняется. Здесь Пушкин рисует замечательную картину зимнего утра: Под голубыми небесами Великолепными коврами, Блестя на солнце, снег лежит, Прозрачный лес один чернеет, И ель сквозь иней зеленеет, И речка подо льдом блестит. А. С. Пушкин был настоящим поэтическим живописцем природы, он воспринимал ее зорким взглядом художника и тонким слухом музыканта. В стихотворении “Осень” (1833) А. С. Пушкин многозвучен и сложен, как и сама природа. Поэт не любит времен года, кажущихся ему однотонными, однообразными. Зато каждая строка, создающая образ любимого времени года — осени, наполнена любовью и восхищением: Унылая пора! очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса — Люблю я пышное природы увяданье, В багрец и в золото одетые леса... Поэту осень мила “красою тихою, блистающей смиренно”, “из годовых времен он рад лишь ей одной”. Осенью поэт испытывает подъем душевных, физических и поэтических сил: И забываю мир — и в сладкой тишине Я сладко усыплен моим воображеньем, И пробуждается поэзия во мне... И мысли в голове волнуются в отваге, И рифмы легкие навстречу им бегут, И пальцы просятся к перу, перо к бумаге, Минута — и стихи свободно потекут. “Гаснет краткий день”, но “пробуждается поэзия”. “Пробуждается поэзия” только тогда, когда сам поэт “жизни полон”. А. С. Пушкин написал стихотворение “...Вновь я посетил...” (1835) во время своего последнего приезда в Михайловское. Созерцание знакомых, родных мест русской природы рождает в нем воспоминания и настраивает на философские размышления. Он рисует реальный пейзаж Михайловского, но не ради деталей, а для подготовки читателя к восприятию своих размышлений. Природа вдохновила поэта на написание этого стихотворения, навеяла Пушкину мысли о вечности бытия. Поэт обращается к потомкам с надеждой, с верой в их лучшее предназначение. Он завещает им те благородные стремления, высокие идеалы, служению которым была посвящена жизнь лучших умов его поколения. И финал стихотворения открывается строфой, в которой звучит радость: Здравствуй, племя Младое, незнакомое!.. Обращение поэта к свежей сосновой поросли передает эстафету воспоминаний — эту “связь времен” — грядущим поколениям. Стихотворение “...Вновь я посетил...” пронизано чувством связи разных эпох человеческой жизни, поколений, природы и человека. 5. Тема дружбы и любви. В лицее зарождается присущий Пушкину культ дружбы. На протяжении всей жизни поэта меняется содержание и значение дружбы. Что объединяет друзей? В стихотворении “Пирующие студенты” (1814) дружба для Пушкина — счастливый союз вольности, радости. Друзей объединяет беззаботное настроение. Пройдут годы, и в стихотворении <19 октября” (1825) дружба для поэта — защита от “сетей судьбы суровой” в годы одиночества. Мысль о друзьях, которых судьба разбросала по свету, помогла поэту пережить ссылку и преодолеть замкнутость “дома опального”. Дружба противостоит гонениям судьбы. ...Поэта дом опальный, О Пущин мой, ты первый посетил; Ты усладил изгнанья день печальный, Ты в день его лицея превратил. Ты, Горчаков, счастливец с первых дней, Хвала тебе — фортуны блеск холодный Не изменил души твоей свободной: Все тот же ты для чести и друзей. Мы встретились и братски обнялись. О Дельвиг мой: твой голос пробудил Сердечный жар, так долго усыпленный, И бодро я судьбу благословил. Дружба для Пушкина — щедрость душевная, благодарность, доброта. И выше уз дружбы для поэта нет ничего. Друзья мои, прекрасен наш союз! Он как душа неразделим и вечен — Неколебим, свободен и беспечен — Срастался он под сенью дружных муз. Куда бы нас ни бросила судьбина, И счастие куда б ни повело, Все те же мы нам целый мир чужбина; Отечество нам Царское Село. Тяжело переживал поэт неудачу восстания декабристов, среди которых было много его друзей и знакомых. “Повешенные повешены, — писал он, — но каторга ста двадцати друзей, братьев, товарищей ужасна”. Поэт пишет друзьям своим стихотворение “Во глубине сибирских руд...”, поддерживая их в трудные минуты, и послания “К Чаадаеву”, “И. И. Пущину”, “К Языкову” и другие. В стихотворении “19 октября” (1827) глубокое переживание за судьбы друзей вдохновляет Пушкина: Бог помочь вам, друзья мои, И в бурях, и в житейском горе, В краю чужом, в пустынном море, И в мрачных пропастях земли! Последней лицейской годовщине Пушкин посвящает стихотворение “Была пора: наш праздник молодой...”. Здесь сопоставлены начало жизни и ее конец; время меняет чувства, облик, историческую панораму века, но нерушима верность редеющему год от года лицейскому братству, его светлым мечтам и надеждам. Всему пора: уж двадцать пятый раз Мы празднуем лицея день заветный. Прошли года чредою незаметной, И как они переменили нас! Недаром — нет! — промчалась четверть века! Не сетуйте: таков судьбы закон; Вращается весь мир вкруг человека, — Ужель один недвижим будет он? Любовная лирика Пушкина — это искренность, благородство, восторг, восхищение, но не ветреность. Красота для поэта — “святыня” (стихотворение “Красавица”). В лицее любовь предстает поэту как одухотворяющее страдание (“Певец”, “К Морфею”, “Желание”). Мне дорого любви моей мученье — Пускай умру, но пусть умру любя! В период южной ссылки любовь — слияние со стихией жизни, природы, источник вдохновения (стихотворения “Редеет облаков летучая гряда”, “Ночь”). Любовная лирика Пушкина, отражая сложные перипетии жизни, радостные и горестные, приобретает высокую искренность и задушевность. Стихотворение “Я помню чудное мгновенье...” (1825) — гимн красоте и любви. Любовь не только обогащает, но и преображает человека. Это “чудное мгновенье” — стихия человеческого сердца. Любовь оказывается не убитой ни томленьями “грусти безнадежной”, ни “тревогой шумной суеты”. Она воскресает, и мгновенье оказывается сильнее, чем годы. И сердце бьется в упоенье, И для него воскресли вновь И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь. Явление “гения чистой красоты” внушило поэту и восхищение идеалом, и упоение любовью, и просветленное вдохновение. Без любви нет жизни, божества и вдохновенья. Грусть, разлука, страдания, безнадежность сопутствуют самым лучшим любовным стихам Пушкина, достигшим вершин сердечности и поэтичности: “Не пой, красавица, при мне...” (1828), “Я вас любил...” (1829), “На холмах Грузии...” (1829), “Что в имени тебе моем-?..” (1830), “Прощание” (1830). Эти стихи чаруют переливами подлинно человеческих чувств — безмолвных и безнадежных, отвергнутых, взаимных и торжествующих, но всегда безмерно нежных и чистых. Я вас любил безмолвно, безнадежно, То робостью, то ревностью томим; Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам Бог любимой быть другим. Каждым своим стихотворением о любви Пушкин как бы говорит, что любовь, даже безответная, неразделенная, — огромное счастье, облагораживающее человека. 6. Значение лирики А. С. Пушкина. Творчество А. С. Пушкина, многообразное по темам и жанрам, является совершенным отражением одного из величайших этапов русской истории. Окруженный толпой врагов, которые не могли простить ему смелую независимость, сдавленный железным контролем Николая I, он не сдался, не отступил и до конца продолжал следовать своей “дорогою свободной”. Он знал, что его подвиг смогут оценить будущие поколения и с думой о них создавал свои бессмертные произведения. В начале творческого пути в одном из стихотворений он вопрошал: Мои летучие посланья В потомстве будут ли цвести?.. А незадолго до смерти, как бы подводя итог своего творчества, выразил твердую уверенность в том, что к нему “не зарастет народная тропа”. Мечта Пушкина о “нерукотворном памятнике” сбылась, а его творчество во всех поколениях будет пробуждать “чувства добрые”. Лирика Пушкина дала все основания Гоголю сказать: “Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет”. Стихотворения А.С.Пушкина, анализ стихотворений. Поэма «Медный всадник». Александр Пушкин «Погасло дневное светило...» Погасло дневное светило; На море синее вечерний пал туман. Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Я вижу берег отдаленный, Земли полуденной волшебные края; С волненьем и тоской туда стремлюся я, Воспоминаньем упоенный... И чувствую: в очах родились слезы вновь; Душа кипит и замирает; Мечта знакомая вокруг меня летает; Я вспомнил прежних лет безумную любовь, И всё, чем я страдал, и всё, что сердцу мило, Желаний и надежд томительный обман... Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Лети, корабль, неси меня к пределам дальным По грозной прихоти обманчивых морей, Но только не к брегам печальным Туманной родины моей, Страны, где пламенем страстей Впервые чувства разгорались, Где музы нежные мне тайно улыбались, Где рано в бурях отцвела Моя потерянная младость, Где легкокрылая мне изменила радость И сердце хладное страданью предала. Искатель новых впечатлений, Я вас бежал, отечески края; Я вас бежал, питомцы наслаждений, Минутной младости минутные друзья; И вы, наперсницы порочных заблуждений, Которым без любви я жертвовал собой, Покоем, славою, свободой и душой, И вы забыты мной, изменницы младые, Подруги тайные моей весны златыя, И вы забыты мной... Но прежних сердца ран, Глубоких ран любви, ничто не излечило... Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан... Анализ стихотворения «Погасло дневное светило». Во время южной ссылки, отправляясь в 1820 году на военном бриге в Гурзуф, А.С. Пушкин написал элегию «Погасло дневное светило», которая ознаменовала собой новый романтический период в творчестве поэта. Главный мотив элегии — прощание с отрочеством и юностью, прощание с Петербургом. Лирический герой тоскует о былом, его душа не хочет забыть милые сердцу времена: И чувствую: в очах родились слезы вновь; Душа кипит и замирает; Мечта знакомая вокруг меня летает; Я вспомнил прежних лет безумную любовь, И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило, Желаний и надежд томительный обман… Отсюда выбранный жанр лирического произведения — элегия, в которой грустные размышления поэта нашли выражение в переживаниях, чувствах лирического героя. Важную роль играет в стихотворении мотив воспоминания: хотя светская, салонная жизнь обманула многие ожидания лирического героя, она не смогла убить ни «возвышающий обман» первой любви, ни радость поэтического вдохновения, ни тепло и сердечность дружеских уз. Лети, корабль, неси меня к пределам дальним По грозной прихоти обманчивых морей, Но только не к брегам печальным Туманной родины моей. Страны, где пламенем страстей Впервые чувства разгорались, Где музы нежные мне тайно улыбались. Где рано в бурях отцвела Моя потерянная младость, Где легкокрылая мне изменила радость И сердце хладное страданью предала. Пафос стихотворения романтический: все мысли приходят на ум лирическому герою: ночь, вдали от родных мест. Природа, окружающая поэта, также романтична: это и море ночное, и «послушное ветрило», и окутывающий водную гладь туман. Разрыв с прошлым не лишен сожалений, но в будущее поэт хотел бы взять с собой все самое лучшее. Искатель новых впечатлений, Я вас бежал, отечески края; Я вас бежал, питомцы наслаждений, Минутной младости минутные друзья. И вы, наперсницы порочных заблуждений, Которым без любви я жертвовал собой, Покоем, славою, свободой и душой, И вы забыты мной, изменницы младые, Подруги тайные моей весны златыя. Земля, отдаленный берег, который кажется лирическому герою в ночном сумраке, возрождает надежду на счастье, любовь. Поэтому его не страшит ни «угрюмый океан», ни шум «послушного ветрила». Элегические мотивы произведения вызывают не томление и меланхолию, а тихую грусть, умиротворение. Конкретно-реалистические детали переходят в обобщенно-символический план. Мечтания лирического героя неэгоистичны. Свою романтическую полноту они обретают на общенародной национальной основе: характерна связь пушкинской элегии с песнями русского фольклора. Подобно песенной традиции Пушкин трижды повторяет строки, которые становятся своеобразным рефреном всего произведения: Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан, Поэт использует художественно-выразительные средства, характерные для романтического произведения: эпитеты («к брегам печальным», «к пределам дальним»), метафоры («искатель новых впечатлений», «прежних сердца ран»), олицетворения («изменила радость», «волнуйся подо мной, угрюмый океан»). А употребление пиррихиев создает спокойную, мелодичную интонацию, передающую масштабность изображенной картины, ее обобщенный характер, а также напоминает медлительность, напевность русских народных песен. «Безумных лет угасшее веселье» Безумных лет угасшее веселье Мне тяжело, как смутное похмелье. Но, как вино — печаль минувших дней В моей душе чем старе, тем сильней. Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе Грядущего волнуемое море. Но не хочу, о други, умирать; Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать; И ведаю, мне будут наслажденья Меж горестей, забот и треволненья: Порой опять гармонией упьюсь, Над вымыслом слезами обольюсь, И может быть — на мой закат печальный Блеснет любовь улыбкою прощальной. Анализ стихотворения «Безумных лет угасшее веселье» А.С. Пушкин написал это стихотворение в 1830 году. Это было в Болдино, и именно тогда он находился под влиянием такого литературного жанра как реализм. Следовательно, преобладающим настроением в его стихотворениях, именно в тот период жизни, является озабоченность, тоска, грусть. Одним словом, под конец своей короткой, но плодовитой жизни, А.С. Пушкин стал реалистом. Стихотворение "Элегия" состоит из двух строф и, как ни странно, эти две строфы и составляют смысловой контраст этого произведения. В первых строках: Безумных лет угасшее веселье Мне тяжело, как смутное похмелье - поэт повествует о том, что он уже не так молод, как казалось бы. Оглядываясь назад, он видит прошлое веселье, от которого на душе ему тяжело, нелегко. Несмотря на всё, душу переполняет тоска по ушедшим дням, она усиливается чувством волнения и иллюзорного будущего, в котором видится "труд и горе". "Труд и горе" для А.С. Пушкина-это его творчество, а горе-это вдохновляющие события, впечатления. И поэт, несмотря на пройденные нелёгкие годы, верит и ждёт "грядущего волнуемое море". Для поэта, жить-значит мыслить, если он перестанет мыслить, то он умрёт: Но не хочу, о други, умирать; Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать; Мысли отвечают за разум, а страдания-за чувства. Обыкновенный человек живёт иллюзиями и видит будущее в тумане. А поэт-это полная противоположность обыкновенному человеку, то есть он, как пророк, с точностью предсказывает, что "будут наслажденья меж горестей, забот и треволненья…" Эти земные, человеческие радости поэта даруют новые творческие возможности: Порой опять гармонией упьюсь, Над вымыслом слезами обольюсь… Скорее всего, А.С. Пушкин гармонией называет момент вдохновенья, когда он может творить. А вымысел и слёзы-это само произведение, над которым он работает. "И может быть на мой закат печальный Блеснёт любовь улыбкою прощальной". В этой цитате создаётся образ его "музы вдохновенья". Он с нетерпеньем ждёт её, и надеется, что она придёт к нему, и он снова полюбит и будет любим. Доминирующая цель поэта-любовь, которая также, как и муза, является спутником жизни. "Элегия" по форме-монолог. Оно обращено к "другам"-то есть к единомышленникам, к тем, кто может его понять без каких-либо искажений. Это стихотворение написано в жанре элегии. Это можно понять из печальной и грустной интонации и тона, так что на душе сразу становится нелегко, даже тяжело. Элегия А.С. Пушкина-философская. Жанр элегии относится к классицизму, следовательно, это стихотворение должно быть насыщено старославянизмами. А.С. Пушкин не нарушил эту традицию и использовал в своём произведении старославянизмы, формы и обороты: Минувших-прошедших; Старе-старее; Грядущего-будущего, наступающего. «...Вновь я посетил…» . ..Вновь я посетил Тот уголок земли, где я провел Изгнанником два года незаметных. Уж десять лет ушло с тех пор - и много Переменилось в жизни для меня, И сам, покорный общему закону, Переменился я - но здесь опять Минувшее меня объемлет живо, И, кажется, вечор еще бродил Я в этих рощах. Вот опальный домик, Где жил я с бедной нянею моей. Уже старушки нет - уж за стеною Не слышу я шагов ее тяжелых, Ни кропотливого ее дозора. Вот холм лесистый, над которым часто Я сиживал недвижим - и глядел На озеро, воспоминая с грустью Иные берега, иные волны... Меж нив златых и пажитей зеленых Оно синея стелется широко; Через его неведомые воды Плывет рыбак и тянет за собой Убогой невод. По брегам отлогим Рассеяны деревни - там за ними Скривилась мельница, насилу крылья Ворочая при ветре... На границе Владений дедовских, на месте том, Где в гору подымается дорога, Изрытая дождями, три сосны Стоят - одна поодаль, две другие Друг к дружке близко,- здесь, когда их мимо Я проезжал верхом при свете лунном, Знакомым шумом шорох их вершин Меня приветствовал. По той дороге Теперь поехал я, и пред собою Увидел их опять. Они всё те же, Всё тот же их, знакомый уху шорох - Но около корней их устарелых (Где некогда всё было пусто, голо) Теперь младая роща разрослась, Зеленая семья; кусты теснятся Под сенью их как дети. А вдали Стоит один угрюмый их товарищ Как старый холостяк, и вкруг него По-прежнему всё пусто. Здравствуй, племя Младое, незнакомое! не я Увижу твой могучий поздний возраст, Когда перерастешь моих знакомцев И старую главу их заслонишь От глаз прохожего. Но пусть мой внук Услышит ваш приветный шум, когда, С приятельской беседы возвращаясь, Веселых и приятных мыслей полон, Пройдет он мимо вас во мраке ночи И обо мне вспомянет. Анализ стихотворения «...Вновь я посетил…»  В 1835 году Пушкин последний раз побывал в Михайловском – на похоронах матери. В том же году было написано стихотворение «Вновь я посетил…» - поэтический итог жизни. Стихотворение вбирает в себя весь жизненный опыт, но не повторяет его, а преображает. Этот стих относится к философской лирике. Пушкин размышляет о жизни, смерти, связи природы и человека.      В этом стихотворении часто используются дефисы и психологические паузы. И вообще, это стихотворение начинается с многоточия и это доказывает то, что все оно основано на воспоминании. Пушкин рассказывает в нем о том, как через десять лет приехал в Михайловское, но он уже не такой, каким был прежде, он изменился:     Уж десять лет ушло с тех пор – и много     Переменилось в жизни для меня,     И сам, покорный общему закону,     Переменился я…      Но в нем еще живы воспоминания об этом месте:     И, кажется, вечор еще бродил     Я в этих рощах.      Ему стоит только посмотреть на знакомые холмы, нивы, как он вспоминает о том, что недавно здесь «сиживал», он смотрит на озеро и вспоминает о южной ссылке в Крым и Одессу. Но в то же время «иные берега, иные волны» можно сравнить с берегами и волнами жизни, то есть жизнь сравнить с морем. Море может бушевать и, наоборот, быть спокойным, тихим и мирным. Так и жизнь может быть бурной и спокойной.      И вот, Пушкин «на границе владений дедовских». Он видит три сосны, слышит шорох и шум их вершин. Мы это тоже наблюдаем, благодаря аллитерации звука [ш]. Пушкин рад тому, что они все те же, что не изменились так же, как и он, «все тот же их знакомый уху шорох». Он видит молодую рощу, которая разрослась около их устарелых корней, которую он не знает и прежде не видел, но Александр Сергеевич ее приветствует и принимает. Поэт сравнивает эту рощу с зеленой семьей, с детьми. Это говорит о том, что жизнь продолжается, кто-то умирает, кто-то рождается, что смерть неизбежна, но ее нельзя боятся, страшиться, и она не отменяет бесконечной любви Пушкина к жизни.      В конце стихотворения звучит радостное приветствие: «Здравствуй, племя младое, незнакомое!». Так он приветствует молодую и незнакомую рощу. Он немного опечален из-за того, что ему не суждено ее увидеть в расцвете сил и лет:     Увижу твой могучий поздний возраст,     Когда перерастешь моих знакомцев     И старую главу их заслонишь     От глаз прохожего.      Но поэт уверен, что его внук как-то здесь пройдет, услышит их приветный шум и «обо мне вспомянет».      Идейный смысл этого стихотворения заключается в связи человека с природой, гармонии с ней, а также вязи разных поколений, эпох человеческой жизни. В этом стихотворении отразилась сущность пребывания человека в жизни. Но не многим дано ответить на этот вопрос в стихотворении. Только тот, кто сожжет понять, осознать и принять гармонию природы, почувствовать ее, вслушаться в каждый ее шорох и звук, почувствовать музыку природы, в силах ответить для себя на вопрос о пребывании человека в жизни, ценить и любить жизнь, как А.С.Пушкин: благодарно и безгранично и не испугаться неизбежной смерти! «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит..» Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит –    Летят за днями дни, и каждый час уносит    Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем    Предполагаем жить… И глядь – как раз – умрем.    На свете счастья нет, но есть покой и воля.    Давно завидная мечтается мне доля –    Давно, усталый раб, замыслил я побег    В обитель дальную трудов и чистых нег. Это одно из самых глубоких и сильных и самых простых по форме выражения стихотворений Пушкина философского жанра. Его предмет – тот же, что и предмет всяких высоких философских размышлений: жизнь, смерть. К морю Прощай, свободная стихия! В последний раз передо мной Ты катишь волны голубые И блещешь гордою красой. Как друга ропот заунывный, Как зов его в прощальный час, Твой грустный шум, твой шум призывный Услышал я в последний раз. Моей души предел желанный! Как часто по брегам твоим Бродил я тихий и туманный, Заветным умыслом томим! Как я любил твои отзывы, Глухие звуки, бездны глас И тишину в вечерний час, И своенравные порывы! Смиренный парус рыбарей, Твоею прихотью хранимый, Скользит отважно средь зыбей: Но ты взыграл, неодолимый, И стая тонет кораблей. Не удалось навек оставить Мне скучный, неподвижный брег, Тебя восторгами поздравить И по хребтам твоим направить Мой поэтической побег! Ты ждал, ты звал... я был окован; Вотще рвалась душа моя: Могучей страстью очарован, У берегов остался я... О чем жалеть? Куда бы ныне Я путь беспечный устремил? Один предмет в твоей пустыне Мою бы душу поразил. Одна скала, гробница славы... Там погружались в хладный сон Воспоминанья величавы: Там угасал Наполеон. Там он почил среди мучений. И вслед за ним, как бури шум, Другой от нас умчался гений, Другой властитель наших дум. Исчез, оплаканный свободой, Оставя миру свой венец. Шуми, взволнуйся непогодой: Он был, о море, твой певец. Твой образ был на нем означен, Он духом создан был твоим: Как ты, могущ, глубок и мрачен, Как ты, ничем неукротим. Мир опустел... Теперь куда же Меня б ты вынес, океан? Судьба людей повсюду та же: Где капля блага, там на страже Уж просвещенье иль тиран. Прощай же, море! Не забуду Твоей торжественной красы И долго, долго слышать буду Твой гул в вечерние часы. В леса, в пустыни молчаливы Перенесу, тобою полн, Твои скалы, твои заливы, И блеск, и тень, и говор волн. Летом 1824 г. А. С. Пушкин по наущению своих врагов был отправлен петербургским начальством в псковское село Михайловское. Еще в Одессе поэтом овладевали мрачные настроения. «Скучно … вот припев моей жизни» - писал он своему другу Дельвигу, при этом называя себя «ссылочным невольником». А тут еще предстояла разлука с морем, поддерживающим в Пушкине творческие силы на протяжении всей южной ссылки. Так появилось стихотворение «К морю». Прощание Пушкина с морем - это прощание двух стихий: поэтической стихии и стихии самой природы. Поэт восхищается «гордою красой» моря, в последний раз слышит его «грустный» и «призывный шум». Четвертая строфа - признание в любви к морю. Что же так любил Александр Сергеевич в «свободной стихии»? «Глухие звуки», «глас бездны», «тишину», «своенравные порывы» - все это было близко и самому Пушкину. Но желание слиться со стихией, «навек оставить скучный, неподвижный брег» осталось неосуществленным. «Вотще рвалась душа моя» - восклицает Пушкин, очарованный «могучей страстью» моря. Как с другом, как с братом ведет Пушкин свой прощальный разговор с морем. К «неукротимой» стихии он смело обращается на «ты»: «Ты ждал, ты звал …» И море отвечает ему, рождая в воображении образы и судьбы двух знаменитейших исторических личностей: французского полководца и английского поэта. Пушкин вспоминает о бесславной кончине «среди мучений» на острове Святой Елены великого Наполеона и о смерти лорда Байрона, участвовавшего в Греции в борьбе за освободительное движение. Смерть последнего поэт сравнивает с «шумом бури» и призывает море, чьим духом был создан Байрон, «взволноваться непогодой». «Оплаканного свободой» гения английской поэзии Пушкин называет «властителем дум» и певцом моря. С его гибелью мир становится пуст. Тринадцатая строфа вполне закономерно привносит в стихотворение политический мотив. Где бы ни встречал поэт благо, «на страже» всегда стоит тиран. И в этом судьба не только Пушкина, но и всех людей на свете. Вновь и вновь возвращаясь к прощанию с морем, поэт так и не смог с ним расстаться. Связано это было с тем, что «свободная стихия» жила в его сердце. Наполненный ею, уезжая в ссылку, Александр Сергеевич унес в себе - в своих мыслях и в своей душе - «скалы», «заливы», «блеск», «тень» и «говор волн». Разлука не состоялась, ведь на Пушкине, так же как и на Байроне, «был означен образ» моря. Стихотворение «К морю» - яркое и сильное по своей поэтической глубине - волновало умы и сердца не только современников Пушкина, но и его последователей. Марина Цветаева - поэт серебряного века - в очерке «Мой Пушкин» как никто другой описала свое впечатление от этого стихотворения. Будучи еще маленькой девочкой, никогда не видевшей моря, она полюбила море всем своим трепетным сердцем, прочитав однажды «К морю» Пушкина. Только море ее навсегда стало морем прощания. Вместе с поэтом XIX в. она «переносила» море в «леса» и «молчаливые пустыни», и никогда не давала «свободной стихии» остыть в своей душе. В Михайловском Пушкина ждала замкнутая жизнь, которую он заполнял чтением и творчеством. Но образ моря, воспетый им в одном из своих стихотворений, не позволял поэту впасть в уныние, помогая своим свободным и неукротимым духом осуществить новые гениальные замыслы. «Медный всадник». Петербургская повесть Предисловие Происшествие, описанное в сей повести, основано на истине. Подробности наводнения заимствованы из тогдашних журналов. Любопытные могут справиться с известием, составленным В. Н. Берхом. Вступление На берегу пустынных волн Стоял он, дум великих полн, И вдаль глядел. Пред ним широко Река неслася; бедный челн По ней стремился одиноко. По мшистым, топким берегам Чернели избы здесь и там, Приют убогого чухонца; И лес, неведомый лучам В тумане спрятанного солнца, Кругом шумел. И думал он: Отсель грозить мы будем шведу, Здесь будет город заложен На зло надменному соседу. Природой здесь нам суждено В Европу прорубить окно, Ногою твердой стать при море. Сюда по новым им волнам Все флаги в гости будут к нам, И запируем на просторе. Прошло сто лет, и юный град, Полнощных стран краса и диво, Из тьмы лесов, из топи блат Вознесся пышно, горделиво; Где прежде финский рыболов, Печальный пасынок природы, Один у низких берегов Бросал в неведомые воды Свой ветхой невод, ныне там По оживленным берегам Громады стройные теснятся Дворцов и башен; корабли Толпой со всех концов земли К богатым пристаням стремятся; В гранит оделася Нева; Мосты повисли над водами; Темно-зелеными садами Ее покрылись острова, И перед младшею столицей Померкла старая Москва, Как перед новою царицей Порфироносная вдова. Люблю тебя, Петра творенье, Люблю твой строгий, стройный вид, Невы державное теченье, Береговой ее гранит, Твоих оград узор чугунный, Твоих задумчивых ночей Прозрачный сумрак, блеск безлунный, Когда я в комнате моей Пишу, читаю без лампады, И ясны спящие громады Пустынных улиц, и светла Адмиралтейская игла, И, не пуская тьму ночную На золотые небеса, Одна заря сменить другую Спешит, дав ночи полчаса. Люблю зимы твоей жестокой Недвижный воздух и мороз, Бег санок вдоль Невы широкой, Девичьи лица ярче роз, И блеск, и шум, и говор балов, А в час пирушки холостой Шипенье пенистых бокалов И пунша пламень голубой. Люблю воинственную живость Потешных Марсовых полей, Пехотных ратей и коней Однообразную красивость, В их стройно зыблемом строю Лоскутья сих знамен победных, Сиянье шапок этих медных, На сквозь простреленных в бою. Люблю, военная столица, Твоей твердыни дым и гром, Когда полнощная царица Дарует сына в царской дом, Или победу над врагом Россия снова торжествует, Или, взломав свой синий лед, Нева к морям его несет И, чуя вешни дни, ликует. Красуйся, град Петров, и стой Неколебимо как Россия, Да умирится же с тобой И побежденная стихия; Вражду и плен старинный свой Пусть волны финские забудут И тщетной злобою не будут Тревожить вечный сон Петра! Была ужасная пора, Об ней свежо воспоминанье... Об ней, друзья мои, для вас Начну свое повествованье. Печален будет мой рассказ Часть первая Над омраченным Петроградом Дышал ноябрь осенним хладом. Плеская шумною волной В края своей ограды стройной, Нева металась, как больной В своей постеле беспокойной. Уж было поздно и темно; Сердито бился дождь в окно, И ветер дул, печально воя. В то время из гостей домой Пришел Евгений молодой... Мы будем нашего героя Звать этим именем. Оно Звучит приятно; с ним давно Мое перо к тому же дружно. Прозванья нам его не нужно, Хотя в минувши времена Оно, быть может, и блистало И под пером Карамзина В родных преданьях прозвучало; Но ныне светом и молвой Оно забыто. Наш герой Живет в Коломне; где-то служит, Дичится знатных и не тужит Ни о почиющей родне, Ни о забытой старине. Итак, домой пришед, Евгений Стряхнул шинель, разделся, лег. Но долго он заснуть не мог В волненье разных размышлений. О чем же думал он? о том, Что был он беден, что трудом Он должен был себе доставить И независимость и честь; Что мог бы бог ему прибавить Ума и денег. Что ведь есть Такие праздные счастливцы, Ума недальнего, ленивцы, Которым жизнь куда легка! Что служит он всего два года; Он также думал, что погода Не унималась; что река Все прибывала; что едва ли С Невы мостов уже не сняли И что с Парашей будет он Дни на два, на три разлучен. Евгений тут вздохнул сердечно И размечтался, как поэт: "Жениться? Мне? зачем же нет? Оно и тяжело, конечно; Но что ж, я молод и здоров, Трудиться день и ночь готов; Уж кое-как себе устрою Приют смиренный и простой И в нем Парашу успокою. Пройдет, быть может, год-другой - Местечко получу, Параше Препоручу семейство наше И воспитание ребят... И станем жить, и так до гроба Рука с рукой дойдем мы оба, И внуки нас похоронят..." Так он мечтал. И грустно было Ему в ту ночь, и он желал, Чтоб ветер выл не так уныло И чтобы дождь в окно стучал Не так сердито... Cонны очи Он наконец закрыл. И вот Редеет мгла ненастной ночи И бледный день уж настает... Ужасный день! Нева всю ночь Рвалася к морю против бури, Не одолев их буйной дури... И спорить стало ей невмочь... Поутру над ее брегами Теснился кучами народ, Любуясь брызгами, горами И пеной разъяренных вод. Но силой ветров от залива Перегражденная Нева Обратно шла, гневна, бурлива, И затопляла острова, Погода пуще свирепела, Нева вздувалась и ревела, Котлом клокоча и клубясь, И вдруг, как зверь остервенясь, На город кинулась. Пред нею Все побежало, все вокруг Вдруг опустело - воды вдруг Втекли в подземные подвалы, К решеткам хлынули каналы, И всплыл Петрополь как тритон, По пояс в воду погружен. Осада! приступ! злые волны, Как воры, лезут в окна. Челны С разбега стекла бьют кормой. Лотки под мокрой пеленой, Обломки хижин, бревны, кровли, Товар запасливой торговли, Пожитки бледной нищеты, Грозой снесенные мосты, Гроба с размытого кладбища Плывут по улицам! Народ Зрит божий гнев и казни ждет. Увы! все гибнет: кров и пища! Где будет взять? В тот грозный год Покойный царь еще Россией Со славой правил. На балкон, Печален, смутен, вышел он И молвил: "С божией стихией Царям не совладеть". Он сел И в думе скорбными очами На злое бедствие глядел. Стояли стогны озерами, И в них широкими реками Вливались улицы. Дворец Казался островом печальным. Царь молвил - из конца в конец, По ближним улицам и дальным В опасный путь средь бурных вод Его пустились генералы(4) Спасать и страхом обуялый И дома тонущий народ. Тогда, на площади Петровой, Где дом в углу вознесся новый, Где над возвышенным крыльцом С подъятой лапой, как живые, Стоят два льва сторожевые, На звере мраморном верхом, Без шляпы, руки сжав крестом, Сидел недвижный, страшно бледный Евгений. Он страшился, бедный, Не за себя. Он не слыхал, Как подымался жадный вал, Ему подошвы подмывая, Как дождь ему в лицо хлестал, Как ветер, буйно завывая, С него и шляпу вдруг сорвал. Его отчаянные взоры На край один наведены Недвижно были. Словно горы, Из возмущенной глубины Вставали волны там и злились, Там буря выла, там носились Обломки... Боже, боже! там - Увы! близехонько к волнам, Почти у самого залива - Забор некрашеный, да ива И ветхий домик: там оне, Вдова и дочь, его Параша, Его мечта... Или во сне Он это видит? иль вся наша И жизнь ничто, как сон пустой, Насмешка неба над землей? И он, как будто околдован, Как будто к мрамору прикован, Сойти не может! Вкруг него Вода и больше ничего! И, обращен к нему спиною, В неколебимой вышине, Над возмущенною Невою Стоит с простертою рукою Кумир на бронзовом коне Часть вторая Но вот, насытясь разрушеньем И наглым буйством утомясь, Нева обратно повлеклась, Своим любуясь возмущеньем И покидая с небреженьем Свою добычу. Так злодей, С свирепой шайкою своей В село ворвавшись, ломит, режет, Крушит и грабит; вопли, скрежет, Насилье, брань, тревога, вой!.. И, грабежом отягощенны, Боясь погони, утомленны, Спешат разбойники домой, Добычу на пути роняя. Вода сбыла, и мостовая Открылась, и Евгений мой Спешит, душою замирая, В надежде, страхе и тоске К едва смирившейся реке. Но, торжеством победы полны, Еще кипели злобно волны, Как бы под ними тлел огонь, Еще их пена покрывала, И тяжело Нева дышала, Как с битвы прибежавший конь. Евгений смотрит: видит лодку; Он к ней бежит как на находку; Он перевозчика зовет - И перевозчик беззаботный Его за гривенник охотно Чрез волны страшные везет. И долго с бурными волнами Боролся опытный гребец, И скрыться вглубь меж их рядами Всечасно с дерзкими пловцами Готов был челн - и наконец Достиг он берега. Несчастный Знакомой улицей бежит В места знакомые. Глядит, Узнать не может. Вид ужасный! Все перед ним завалено; Что сброшено, что снесено; Скривились домики, другие Совсем обрушились, иные Волнами сдвинуты; кругом, Как будто в поле боевом, Тела валяются. Евгений Стремглав, не помня ничего, Изнемогая от мучений, Бежит туда, где ждет его Судьба с неведомым известьем, Как с запечатанным письмом. И вот бежит уж он предместьем, И вот залив, и близок дом... Что ж это?.. Он остановился. Пошел назад и воротился. Глядит... идет... еще глядит. Вот место, где их дом стоит; Вот ива. Были здесь вороты - Снесло их, видно. Где же дом? И, полон сумрачной заботы, Все ходит, ходит он кругом, Толкует громко сам с собою - И вдруг, ударя в лоб рукою, Захохотал. Ночная мгла На город трепетный сошла; Но долго жители не спали И меж собою толковали О дне минувшем. Утра луч Из-за усталых, бледных туч Блеснул над тихою столицей И не нашел уже следов Беды вчерашней; багряницей Уже прикрыто было зло. В порядок прежний все вошло. Уже по улицам свободным С своим бесчувствием холодным Ходил народ. Чиновный люд, Покинув свой ночной приют, На службу шел. Торгаш отважный, Не унывая, открывал Невой ограбленный подвал, Сбираясь свой убыток важный На ближнем выместить. С дворов Свозили лодки. Граф Хвостов, Поэт, любимый небесами, Уж пел бессмертными стихами Несчастье невских берегов. Но бедный, бедный мой Евгений ... Увы! его смятенный ум Против ужасных потрясений Не устоял. Мятежный шум Невы и ветров раздавался В его ушах. Ужасных дум Безмолвно полон, он скитался. Его терзал какой-то сон. Прошла неделя, месяц - он К себе домой не возвращался. Его пустынный уголок Отдал внаймы, как вышел срок, Хозяин бедному поэту. Евгений за своим добром Не приходил. Он скоро свету Стал чужд. Весь день бродил пешком, А спал на пристани; питался В окошко поданным куском. Одежда ветхая на нем Рвалась и тлела. Злые дети Бросали камни вслед ему. Нередко кучерские плети Его стегали, потому Что он не разбирал дороги Уж никогда; казалось - он Не примечал. Он оглушен Был шумом внутренней тревоги. И так он свой несчастный век Влачил, ни зверь ни человек, Ни то ни се, ни житель света, Ни призрак мертвый... Раз он спал У невской пристани. Дни лета Клонились к осени. Дышал Ненастный ветер. Мрачный вал Плескал на пристань, ропща пени И бьясь об гладкие ступени, Как челобитчик у дверей Ему не внемлющих судей. Бедняк проснулся. Мрачно было: Дождь капал, ветер выл уныло, И с ним вдали, во тьме ночной Перекликался часовой... Вскочил Евгений; вспомнил живо Он прошлый ужас; торопливо Он встал; пошел бродить, и вдруг Остановился - и вокруг Тихонько стал водить очами С боязнью дикой на лице. Он очутился под столбами Большого дома. На крыльце С подъятой лапой, как живые, Стояли львы сторожевые, И прямо в темной вышине Над огражденною скалою Кумир с простертою рукою Сидел на бронзовом коне. Евгений вздрогнул. Прояснились В нем страшно мысли. Он узнал И место, где потоп играл, Где волны хищные толпились, Бунтуя злобно вкруг него, И львов, и площадь, и того, Кто неподвижно возвышался Во мраке медною главой, Того, чьей волей роковой Под морем город основался... Ужасен он в окрестной мгле! Какая дума на челе! Какая сила в нем сокрыта! А в сем коне какой огонь! Куда ты скачешь, гордый конь, И где опустишь ты копыта? О мощный властелин судьбы! Не так ли ты над самой бездной На высоте, уздой железной Россию поднял на дыбы?(5) Кругом подножия кумира Безумец бедный обошел И взоры дикие навел На лик державца полумира. Стеснилась грудь его. Чело К решетке хладной прилегло, Глаза подернулись туманом, По сердцу пламень пробежал, Вскипела кровь. Он мрачен стал Пред горделивым истуканом И, зубы стиснув, пальцы сжав, Как обуянный силой черной, "Добро, строитель чудотворный! - Шепнул он, злобно задрожав, - Ужо тебе!.." И вдруг стремглав Бежать пустился. Показалось Ему, что грозного царя, Мгновенно гневом возгоря, Лицо тихонько обращалось... И он по площади пустой Бежит и слышит за собой - Как будто грома грохотанье - Тяжело-звонкое скаканье По потрясенной мостовой. И, озарен луною бледной, Простерши руку в вышине, За ним несется Всадник Медный На звонко-скачущем коне; И во всю ночь безумец бедный, Куда стопы ни обращал, За ним повсюду Всадник Медный С тяжелым топотом скакал. И с той поры, когда случалось Идти той площадью ему, В его лице изображалось Смятенье. К сердцу своему Он прижимал поспешно руку, Как бы его смиряя муку, Картуз изношенный сымал, Смущенных глаз не подымал И шел сторонкой. Остров малый На взморье виден. Иногда Причалит с неводом туда Рыбак на ловле запоздалый И бедный ужин свой варит, Или чиновник посетит, Гуляя в лодке в воскресенье, Пустынный остров. Не взросло Там ни былинки. Наводненье Туда, играя, занесло Домишко ветхой. Над водою Остался он как черный куст. Его прошедшею весною Свезли на барке. Был он пуст И весь разрушен. У порога Нашли безумца моего, И тут же хладный труп его Похоронили ради бога. «Медный всадник» - поэма Александра Пушкина, написанная в Болдине осенью 1833 года. Поэма не была разрешена Николаем I к печати. Её начало Пушкин напечатал в «Бибилиотеке для чтения», 1834, кн. XII, под названием: «Петербург. Отрывок из поэмы» (от начала и кончая стихом «Тревожить вечный сон Петра!», с пропуском зачеркнутых Николаем I четырех стихов, начиная со стиха «И перед младшею столицей»). Впервые напечатана после смерти Пушкина в «Современнике», т. 5, в 1837 году с цензурными изменениями, внесенными в текст В. А. Жуковским. Поэма представляет собою одно из самых глубоких, смелых и совершенных в художественном отношении произведений Пушкина. Поэт в нем с небывалой силой и смелостью показывает исторически закономерные противоречия жизни во всей их наготе, не стараясь искусственно сводить концы с концами там, где они не сходятся в самой действительности. В поэме в обобщенной образной форме противопоставлены две силы - государство, олицетворенное в Петре I (а затем в символическом образе ожившего памятника, "Медного всадника"), и человек в его личных, частных интересах и переживаниях. Говоря о Петре I, Пушкин вдохновенными стихами прославлял его "великие думы", его творенье - "град Петров", новую столицу, выстроенную в устье Невы, "под мором", на "мшистых, топких берегах", из соображений военно-стратегических, экономических и для установления культурной связи с Европой. Поэт без всяких оговорок восхваляет великое государственное дело Петра, созданный им прекрасный город - "полнощных стран красу и диво". Но эти государственные соображения Петра оказываются причиной гибели ни в чем не повинного Евгения, простого, обыкновенного человека. Он не герой, но он умеет и хочет трудиться ("...Я молод и здоров, // Трудиться день и ночь готов"). Он смел во время наводнения; "он страшился, бедный, не за себя. // Он не слыхал, как подымался жадный вал, // Ему подошвы подмывая", он "дерзко" плывет по "едва смирившейся" Неве, чтобы узнать о судьбе своей невесты. Несмотря на бедность, Евгению дороже всего "независимость и честь". Он мечтает о простом человеческом счастье: жениться на любимой девушке и скромно жить своим трудом. Наводнение, показанное в поэме как бунт покоренной, завоеванной стихии против Петра, - губит его жизнь: Параша погибает, а он сходит с ума. Петр I, в своих великих государственных заботах, не думал о беззащитных маленьких людях, принужденных жить под угрозой гибели от наводнений. Трагическая судьба Евгения и глубокое горестное сочувствие ей поэта выражены в "Медном всаднике" с громадной силой и поэтичностью. А в сцене столкновения безумного Евгения с "Медным всадником", его пламенного, мрачного протеста" влобной угрозы "чудотворному строителю" от лица жертв этого строительства, - язык поэта становится таким же высокопатетическим, как в торжественном вступлении к поэме. Заканчивается "Медный всадник" скупым, сдержанным, нарочито прозаическим сообщением о гибели Евгения: ...Наводненье Туда, играя, занесло Домишко ветхий... . . . . . . . . . . . Его прошедшею весною Свезли на барке. Был он пуст И весь разрушен. У порога Нашли безумца моего, И тут же хладный труп его Похоронили ради бога. Никакого эпилога, возвращающего нас к первоначальной теме величественного Петербурга, эпилога, примиряющего нас с исторически оправданной трагедией Евгения, Пушкин не дает. Противоречие между полным признанием правоты Петра I, не могущего считаться в своих государственных "великих думах" и делах с интересами отдельного человека, и полным же признанием правоты маленького человека, требующего, чтобы с его интересами считались, - это противоречие остается неразрешенным в поэме. Пушкин был вполне прав, так как это противоречие заключалось не в его мыслях, а в самой жизни; оно было одним из самых острых в процессе исторического развития. Это противоречие между благом государства и счастием отдельной личности - неизбежно, пока существует классовое общество, и исчезнет оно вместе с окончательным его уничтожением. В художественном отношении "Медный всадник" представляет собою чудо искусства. В предельно ограниченном объеме (в поэме всего 481 стих) заключено множество ярких, живых и высокопоэтическнх картин - см., например, рассыпанные перед читателем во вступлении отдельные образы, из которых составляется цельный величественный образ Петербурга; насыщенное силой и динамикой, из ряда частных картин слагающееся описание наводнения, удивительное по поэтичности и яркости изображение бреда безумного Евгения и многое Другое. Отличает от других пушкинских поэм "Медного всадника" и удивительная гибкость, и разнообразие его стиля, то торжественного и слегка архаизированного, то предельно простого, разговорного, но всегда поэтичного. Особый характер придает поэме применение приемов почти музыкального строения образов: повторение, с некоторыми вариациями, одних и тех же слов и выражений (сторожевые львы над крыльцом дома, образ памятника, "кумира на бронзовом коне"), проведение через всю поэму в разных изменениях одного и того же тематического мотива - дождя и ветра, Невы - в бесчисленных en аспектах и т. п., не говоря уже о прославленной звукописи этой удивительной поэмы. М. Ю. Лермонтов (1814-1841) - Жизненный и творческий путь - Основные мотивы лирики - Поэма «Демон» Жизнь и творчество Лермонтова     Лермонтов Михаил Юрьевич (1814-1841), поэт, прозаик, драматург.     Родился в ночь со 2 на 3 октября (14 - 15 н.с.) в Москве в доме у Красных ворот. Отец, Юрий Петрович, отставной пехотный капитан, из обедневшей дворянской семьи; мать, Мария Михайловна, урожденная Арсеньева (из рода Столыпиных).     В 1815 молодая семья живет в селе Тарханы Пензенской губернии, имении бабушки будущего поэта Е.Арсеньевой. Здесь прошли детские годы поэта. Он рано потерял мать (умерла в 1817, в возрасте 21 года) и вырос в разлуке с отцом. Бабушка делала все для единственного, обожаемого внука, не жалея денег на учителей и гувернеров. Он получил прекрасное домашнее образование: с детства свободно владел французским и немецким языком, хорошо рисовал и лепил, учился музыке (играл на флейте, фортепиано и скрипке).     Опасаясь за здоровье болезненного внука, бабушка предпринимала утомительные путешествия на Кавказ (1818, 1820, 1825) для лечения минеральными водами. Впечатления от этих поездок остались у Лермонтова в памяти на всю жизнь, нашли отражение в раннем творчестве. "Кавказ", (1830); "Синие горы Кавказа, приветствую вас!", (1832).     В 1827 бабушка привезла внука в Москву, чтобы продолжить его образование. 1 сентября 1828 Лермонтов зачисляется полупансионером в Московский университетский благородный пансион, одно из лучших учебных заведений России. Получает гуманитарное образование, которое пополняет самостоятельным чтением. В пансионе пишет стихи, очень рано осознав, что поэзия - его призвание. В эти годы испытывает влияние поэзии Байрона и пишет несколько "байронических поэм" ("Черкесы", "Кавказский пленник", "Корсар", "Преступник", "Олег", "Два брата"); в 1829 задумывает поэму "Демон", над которой будет работать почти до конца жизни.     Осенью 1830 поступает в Московский университет на нравственно-политическое отделение. Неудовлетворенность Лермонтова лекциями профессоров и недовольство профессоров непочтительными ответами и пререканиями студента, что считалось непозволительной дерзостью, привели к тому, что он подал заявление об увольнении и покинул университет в 1832.     В 1830 - 31 - вершинный этап юношеского творчества Лермонтова. Он работает необычайно интенсивно: за два года перепробовал практически все стихотворные жанры: элегия, романс, песня, посвящение, послание и т.д. Поэт напряженно всматривается в свою внутреннюю жизнь, пытаясь выразить словом невыразимые душевные движения. Он касается и общих вопросов бытия, и нравственной жизни личности. Драма "Странный человек" - своего рода фокус автобиографических мотивов его лирики этого периода.     Однако надо было продолжать образование, и Лермонтов рассчитывал сделать это в Петербургском университете, но ему пришлось бы начать с первого курса, поскольку время учебы в московском университете ему как уволенному не засчитывалось. Он не захотел терять два года и круто изменил планы.     4 ноября 1832 он поступил в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Два года, проведенные в обстановке казарменной муштры, были, по его словам, "страшными". Но и в этих условиях Лермонтов тайком продолжает писать, хотя его творчество переживает период спада.     По окончании Школы в 1834 произведен из юнкеров в корнеты лейб-гвардии Гусарского полка, стоявшего в Царском Селе. Однако большую часть жизни Лермонтов проводит в Петербурге, впервые почувствовав себя свободным. Его наблюдения за жизнью светского общества легли в основу драмы "Маскарад" (1835), которую он задумывал так: "Комедия, вроде "Горя от ума", резкая критика на современные нравы". Убедившись, что "Маскарад" не протащить сквозь театральную цензуру, возвращается к прозе: начинает роман - "Княгиня Лиговская", в котором впервые появляется имя Печорина. Автобиографические моменты романа связаны с Варенькой Лопухиной, глубокое чувство к которой всю жизнь не оставляло поэта. Известие о гибели А.Пушкина потрясло Лермонтова и на следующий же день он пишет стихотворение "На смерть поэта", а через неделю - заключительные 16 строк этого стихотворения, которое сразу сделало его известным, переписывалось и заучивалось наизусть. 3 марта 1837 поэт был арестован по делу "о непозволительных стихах". Сидя под арестом, пишет несколько стихотворений: "Узник", "Сосед", "Молитва", "Желанье". Лермонтов был переведен из гвардии в Нижегородский драгунский полк и 1 апреля отправился из Петербурга на Кавказ. Направляясь в свою первую ссылку, он на месяц задержался в Москве, которая готовилась к большому торжеству - 25-летию Бородинского сражения. Поэт перерабатывает свое юношеское стихотворение "Поле Бородино", и появляется "Бородино", опубликованное в "Современнике" в 1837.     Во время кавказской ссылки познакомился с декабристами, тоже отбывавшими здесь ссылку, а с поэтом А.Одоевским даже подружился. Почти все, что создал Лермонтов в период между двумя ссылками, так или иначе связано с Кавказом. Кавказские темы и образы нашли широкое отражение в его творчестве: в лирике и в поэмах, романе "Герой нашего времени" (1838). Они запечатлены и в многочисленных зарисовках и картинах Лермонтова - одаренного живописца.     В январе 1838 приезжает в Петербург, так как хлопоты бабушки и ходатайство В.Жуковского увенчались успехом, и поэт был переведен в Гродненский полк, расположенный недалеко от Новгорода. Около месяца прожил в Петербурге, каждый день бывая в театре, был у Жуковского, которому отдал поэму "Тамбовская казначейша", вскоре опубликованную в "Современнике". В результате дальнейших ходатайств Лермонтов был переведен в свой прежний гусарский полк, стоявший в Царском Селе. Тогда же появилась без имени автора, не пропущенного цензурой, "Песня про царя Ивана Васильевича..."     К началу 1839 сближается с редакцией "Отечественных записок", издававшихся А.Краевским, и постепенно входит в среду петербургских литераторов. Посещает поэтические вечера, встречается с Куковским, Тургеневым, Белинским. В прогрессивных кругах в нем видят надежду русской литературы. "На Руси явилось новое могучее дарование - Лермонтов", - объявляет Белинский.     В марте 1840 за дуэль с сыном французского посла Э. де Барантом Лермонтов был переведен в пехотный полк и отправлен в действующую армию на Кавказ. Участвует в военных действиях, "исполняя возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием ".     В начале февраля 1841, получив двухмесячный отпуск, приезжает в Петербург, надеясь получить отставку и остаться в столице. Но и в этом ему будет отказано, как и в награде за смелые действия в боях на Кавказе. Более того, ему будет предписано в течение 48 часов покинуть столицу и следовать в свой полк на Кавказе.     Он прибывает в Пятигорск и получает разрешение задержаться для лечения минеральными водами. В записной книжке Лермонтов запишет свои последние стихи: "Спор", "Сон", "Утес", "Тамара", "Листок", "Свиданье", "Пророк", "Выхожу один я на дорогу" и др.     Встречает своих старых приятелей, в числе которых и его товарищ по Школе юнкеров, Н.Мартынов. На одном из вечеров в доме Верзилиных, где собиралась молодежь, оскорбленный очередной язвительной шуткой Лермонтова, Мартынов вызывает его надуэль. Дуэль состоялась 15 июля 1841. "Новая великая утрата осиротила бедную русскую литературу", - напишет Белинский. Поэт был убит.     Тело Лермонтова было погребено на Пятигорском кладбище. Позднее по просьбе бабушки гроб с прахом поэта был перевезен в Тарханы и погребен в фамильном склепе. Основные мотивы лирики М.Ю. Лермонтова Поэзия Лермонтова - это исповедь, напряженный монолог, отражающий его идейные искания и душевные тревоги. С именем поэта в русской литературе открывается новая страница. "Поэт уже совсем другой эпохи", по словам В.Г.Белинского, Лермонтов творил в мрачное и тяжелое для России время - время "мундиров голубых" и жестокой реакции. Чувство скорби и горечи, тоски и отчаяния, окрашивающие лирику Лермонтова, явились результатом крушения общественно-политических надежд. Поэт - наследник идей декабризма, и его поэзия - это отражение идейной жизни 30-х годов XIX века. В стихотворении 1832 года "Нет, я не Байрон, я другой..." Лермонтов не только утверждает оригинальность своего творчества, но и говорит о трагическом предощущении, потому что в его душе, ...как в океане, Надежд разбитых груз лежит. Уже ранняя лирика поэта представляет его как патриота, истинного гражданина, борца за свободолюбивые идеи. Написанное в форме письма к "другу-иностранцу" стихотворение "Жалобы турка" (1829) на самом деле являются гневным обличением существующих порядков России. Тиранам и рабам у Лермонтова противопоставлено чувство любви к свободе. Лирический герой Лермонтова - мятежный, неугомонный, ищущий: Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой... А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой! Герой активно борется за свою свободу. Поэтому неслучайно в поэзии Лермонтова появляется мотив неволи и узника, стремящегося вырваться из нее. Этот образ возникает в стихотворении "Желание" (1832) и становится одним из центральных поэтических символов. В 1837 году Лермонтов возвращается к нему в стихотворении "Узник", но теперь тоска по свободе усиливается, а образ тюрьмы рисуется более конкретно. Уделом сильной личности в обстановке общественного гнета становится одиночество. Мотив одиночества воплощается в ряде основных образов лирики Лермонтова ("Утес", "На севере диком", "Парус"). Герой уходит в себя, в свой внутренний мир. У него нет соратников, нет близких людей: "Выхожу один я на дорогу..." В стихотворении "Дума" поэт размышляет о судьбе своего поколения. Выросшее в условиях мрачной реакции, оно отошло от участия в общественно-политической жизни. С горечью поэт замечает, что оно проявляет позорное малодушие перед опасностью, что его не тревожат вопросы добра и зла. "И ненавидим, и любим мы случайна"- Эти слова олицетворяют утрату идеалов и нравственных критериев. Он говорит, что потомки не простят им бездействия: И прах наш, с строгостью судьи и гражданина, Потомок оскорбит презрительным стихом... Одним из самых значительных произведений русской политической поэзии явилось стихотворение "Смерь поэта" (1837). Лермонтов клеймит тех, кто "жадною толпой" стоит у трона, кто явился истинной причиной гибели Пушкина. Истинный художник болеет проблемами всей страны, и Лермонтов отрицал литературу, стоящую в стороне от общественной жизни России. В конце 30-х годов поэт обращается в своем творчестве к исторической теме. Он создает "Бородино" и "Песню про купца Калашникова". В "Бородино" (1837) Лермонтов воплотил свое представление о сильных и смелых людях. Обращаясь к теме Отечественной войны 1812 года, он обращается к движению дворянских революционеров, начало которому положили события 1812 года и героизм русского народа. Белинский отмечал: "В каждом слове слышите солдата, язык которого не переставал быть грубо прямодушным, в то же время благороден, силен и полон поэзии". Демократические тенденции не были случайными в творчестве Лермонтова. Обращаясь к другой исторической эпохе, эпохе царствования Ивана Грозного, Лермонтов своим героем избирает купца, честного, благородного, смелого Калашникова. Он отстаивает свое человеческое достоинство даже ценой собственной жизни. К теме России поэт обращается в стихотворении "Родина", написанном в 1841 году. Люблю отчизну я, но странною любовью. Не победит ее рассудок мой. Ни слава, купленная кровью, Ни полный гордого доверия покой... Лжепатриотизму поэт противопоставляет свою "странную" любовь. Отвергая общественно-политический уклад николаевской России, Лермонтов любил народную Россию, которую он мечтал видеть свободной. Патриотическая тема в этом стихотворении приобретает лирический характер. Но Россия у Лермонтова предстает и в ином виде: Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ, И вы, мундиры голубые, И ты, им преданный народ. В этом стихотворении звучат гнев и боль за свою Родину, за покорный, многострадальный народ. Это произведение явилось своеобразным итогом горьких и тяжких переживаний о судьбе страны. Любовная лирика Лермонтова носит драматический характер, окрашена трагическими тонами. Отношение лермонтовского героя к женщине обычно осложнено роковыми обстоятельствами и противоречиями: Мне грустно потому, что я тебя люблю. Любовь приносит страдание, а не радость. Сознание одиночества, отчужденность от людей окрашивает и тему поэта в творчестве Лермонтова. Творческая личность находится во враждебных взаимоотношениях с окружающей средой. Это наиболее ярко выражается в стихотворении "Пророк". Можно отметить преемственность двух произведений: от пушкинского "Пророка" к "Пророку" Лермонтова. Жизнь героя Лермонтова полна страданий и мучений от непонимания и неверия людей, в отличие от жизни и призвания пушкинского героя, наделенного божественным даром. В стихотворениях "Не верь себе" и "Поэт" он подвергает сомнению саму возможность понимания поэта людьми. Но тема поэта в творчестве Лермонтова не сводится к мысли о безрезультатности служения; он не чувствует примиренности, напротив, поэт протестует. Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк? Иль никогда, на голос мщенья Из золотых ножон не вырвешь свой клинок, Покрытый ржавчиной презренья?... В своем творчестве поэт был всегда верен себе, своим идеалам. Лермонтов своими стихотворениями выступал против политического гнета и социальной несправедливости своего времени, призывал к свободе, к борьбе. Стихотворения М.Ю. Лермонтова, анализ стихотворений Михаил Лермонтов - "Выхожу один я на дорогу..." Выхожу один я на дорогу; Сквозь туман кремнистый путь блестит; Ночь тиха. Пустыня внемлет богу, И звезда с звездою говорит. В небесах торжественно и чудно! Спит земля в сияньи голубом.... Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? жалею ли о чем? Уж не жду от жизни ничего я, И не жаль мне прошлого ничуть; Я ищу свободы и покоя! Я б хотел забыться и заснуть! - Но не тем холодным сном могилы.... Я б желал навеки так заснуть, Чтоб в груди дремали жизни силы, Чтоб дыша вздымалась тихо грудь; Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея, Про любовь мне сладкий голос пел, Надо мной чтоб вечно зеленея Темный дуб склонялся и шумел. Анализ стихотворения М.Ю. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу» За несколько дней до 15 июля, до дуэли и смерти, написано лермонтовское «Выхожу один я на дорогу…» В ночной час одиноко выходит поэт к пустынному склону Машука. В небесах – южная голубая ночь, в туманном синем свете – земля. Звезды мерцают, их далекие лучи делаются то ярче, то они чуть гаснут. Там, на высоте, таинственная беседа. Мир и покой, но: Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? Жалею ли о чем? В лунном свете стелилась впереди покрытая мелкой каменной осыпью машукских скал дорога – кремнистый путь. Одиноко по ней шел поэт: Уж не жду от жизни ничего я… И не жаль мне прошлого ничуть. «Выхожу один я на дорогу…», принадлежащем «к лучшим созданиям Лермонтова». Поэт взволнован величием ночи, очарован торжественной тишиной и покоем, разлитым в природе. Это настроение передается и нам, читателям. Мы видим и «кремнистый путь», и «сиянье голубое», и яркие звезды, ощущаем торжественную тишину ночи. Это гимн красоте, гармонии свободной и могучей природы, не знающей противоречий. От ночного пейзажа, тонущего в голубом сиянье, мысль поэта обращается к человеческому обществу, в котором бушуют страсти и душевные тревоги, к своим грустным мыслям. Поэту «больно и… трудно» оттого, что нет «свободы и покоя». Но он любит жизнь с ее страданиями и радостями, гонит прочь промелькнувшую мысль о смерти. «Выхожу один я на дорогу» написано, как завещание. Последнее, что поэт передает потомкам: он не отказался ни от всеведенья, ни от ответственности. Лермонтов знал, какой ценой входит в историю его поэзия. В стихотворении наиболее полно отразились особенности лирики Лермонтова, приемы его письма. Взгляд поэта сосредоточен не столько на внешнем мире, сколько на душевных переживаниях человека. Он обнажает борьбу противоречивых мыслей и влечений. Жанр произведения – лирический монолог, искренняя исповедь, себе же задаваемые вопросы и ответы на них: «Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? Жалею ли о чем?» Поэт глубоко и тонко раскрывает психологию лирического героя, его мгновенные настроения и переживания. Композиция стихотворения делится на две части. В первой – великолепный пейзаж. Изумительные метафоры, живописующие красоту и тихую зачарованность южной ночи: («звезда с звездою говорит»; «пустыня внемлет богу»). Начиная с третьей строфы, автор обращается к своим мыслям и тревожным раздумьям. Смятение его души очень образно передают восклицательные предложения, умолчания. Все устремлено в будущее, в мечту. Частое повторение местоимения «я» и союза «чтоб» придают повествованию условно-сослагательное. В этой части преобладают существительные, на них падает особое смысловое ударение: «прошлое», «жизнь», «покой», «свобода», «сон», «силы». Стихотворение написано пятистопным хореем с чередованием женской и мужской рифмы. Рифмовка перекрестная. Строфы представляют собой четкие четверостишия. Все это придает особую мелодичность и плавность стиху. Использование приема звукозаписи (частое повторение шипящих звуков) придают повествованию задушевность, имитируют тихую речь, шепот в ночи. В финале стихотворения появляется образ великана-дуба – символа вечной жизни и мощи. Именно этот образ привлекает внимание поэта, греет его смятенную душу. Он дает надежду на бессмертие. Такой живой памятник хотел бы воздвигнуть над своим последним прибежищем поэт: Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея, Про любовь мне сладкий голос пел, Надо мной чтоб, вечно зеленея, Темный дуб склонялся и шумел. И растет такой огромный дуб в Тарханах, на малой родине поэта. Каждый год в день памяти приходят сюда тысячи людей, чтобы поклониться праху великого русского гения. И дуб шумит листвой над тарханскими тропинками, над озером, словно вечный сторож печальных мест. Вновь слагают здесь стихи поэты: Если б знал он в миг смертельной раны, Если б знал он, падая в крови, Что родник судьбы его – Тарханы Станут пульсом скорби и любви, Местом, где, склонясь в молчанье строгом, Будут люди из столиц и сел Вслушиваться в звездную дорогу, По которой Лермонтов прошел. Михаил Лермонтов. «Дума» Печально я гляжу на наше поколенье! Его грядущее - иль пусто, иль темно, Меж тем, под бременем познанья и сомненья, В бездействии состарится оно. Богаты мы, едва из колыбели, Ошибками отцов и поздним их умом, И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели, Как пир на празднике чужом. К добру и злу постыдно равнодушны, В начале поприща мы вянем без борьбы; Перед опасностью позорно малодушны И перед властию - презренные рабы. Так тощий плод, до времени созрелый, Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз, Висит между цветов, пришлец осиротелый, И час их красоты - его паденья час! Мы иссушили ум наукою бесплодной, Тая завистливо от ближних и друзей Надежды лучшие и голос благородный Неверием осмеянных страстей. Едва касались мы до чаши наслажденья, Но юных сил мы тем не сберегли; Из каждой радости, бояся пресыщенья, Мы лучший сок навеки извлекли. Мечты поэзии, создания искусства Восторгом сладостным наш ум не шевелят; Мы жадно бережем в груди остаток чувства - Зарытый скупостью и бесполезный клад. И ненавидим мы, и любим мы случайно, Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви, И царствует в душе какой-то холод тайный, Когда огонь кипит в крови. И предков скучны нам роскошные забавы, Их добросовестный, ребяческий разврат; И к гробу мы спешим без счастья и без славы, Глядя насмешливо назад. Толпой угрюмою и скоро позабытой Над миром мы пройдем без шума и следа, Не бросивши векам ни мысли плодовитой, Ни гением начатого труда. И прах наш, с строгостью судьи и гражданина, Потомок оскорбит презрительным стихом, Насмешкой горькою обманутого сына Над промотавшимся отцом. Анализ стихотворения «Дума» Тридцатые годы 19 века - время решения сложных социальных и философских проблем, время глубоких раздумий над смыслом жизни, над местом человека в мире и обществе. Поэзия Лермонтова стала художественным отражением этих раздумий. Название "Дума" знаменательно. Слово ассоциируется с "Думами" Рылеева. Но это скорее связь по контрасту. "Думы" Рылеева были посвящены выдающимся людям, их героическим делам. В "Думе" Лермонтова, написанной в 1838 году, - рассказ о жалкой участи их потомков. Как же оценивает Лермонтов людей своего поколения? О начале их пути сказано так: Богаты мы, едва из колыбели, Ошибками отцов и поздним их умом… Настоящее рисуется при помощи следующей картины: Так тощий плод, до времени созрелый, Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз, Висит между цветов, пришелец осиротелый, И час их красоты - его паденья час! А будущее таково: … Над миром мы пройдем без шума и следа, Не бросивши (проверить слово!) ни мысли плодовитой, Ни гением начатого труда. Жизненный путь этих людей - "ровный путь без цели". Но беда это, исторически обусловленная, или вина не вовремя родившегося поколения? В "Думе" Лермонтов выступает как строгий Судья. Прежде всего он обвиняет мыслящих современников в бездействии, в пассивности, в том, что они "вянут без борьбы", не пытаются изменить свою судьбу. Духовный мир рисуется при помощи контрастных сопоставлений: "к добру и злу постыдно равнодушны"; "и ненавидим мы, и любим мы случайно"; "ни злобе, ни любви" - "ничем не жертвуя". Лермонтов показывает духовную смерть поколения. Читатель постепенно входит в мир "обесцененных ценностей"; "богатство ошибками" - не богатство, а бедность; бесполезный клад - не клад; чужой праздник - не праздник; бесполезные науки - не науки; томительная жизнь - не жизнь. Оценка Лермонтовым своих современников сурова, но она продиктована его общественными взглядами. Для него, который еще юношей заявлял: "Так жизнь скучна, когда боренья нет", особенно неприемлемо безучастное отношение к царящему в жизни злу. В стихотворении раскрываются сложные связи поэта с его поколением. В самом начале Лермонтов говорит: "Печально я гляжу на наше поколенье…". Так можно сказать, смотря со стороны, извне. Но в дальнейшем он объединяет себя со своими современниками: "Богаты мы…"; "…мы вянем без борьбы…". Эти самообвинения свидетельствуют о высокой ответственности поэта перед настоящим и будущим его отечества и придает стихотворению особую пронзительность, горечь. Выразительные, беспощадные эпитеты подбирает Лермонтов, чтобы убедительнее звучала тема стихотворения - характеристика современников ("постыдно равнодушны", "презренные рабы", "позорно малодушны"). Но многое из самообвинения никак нельзя отнести к автору стихотворения "Смерть Поэта", поплатившемуся ссылкой за свое свободомыслие. Думается, что нельзя распространять горькие обвинения на таких современников Лермонтова, как Белинский и Герцен. Правда, очень мало было людей, не смирившихся после поражения декабристов ("отцов"). Опровергает самообвинения и та активная позиция, которую Лермонтов занял в стихотворении. Благодаря поэтическому дару, Михаил Юрьевич предоставил современникам возможность честно посмотреть на себя, оценить себя как людей, от которых зависит будущее, предупредил, что равнодушное поколение заслужит лишь презрение потомков. Таким образом, если тема "Думы" - характеристика поколения 30-х годов 19 века, то идея - призыв к действию, и призыв этот дан негативно, через отрицание пассивности. У Лермонтова много стихотворений - "двойников". Неоднократное обращение к определенной теме говорит о напряженном поиске ответов на сложные и важные вопросы. Тема "Думы" звучит уже в стихотворении "Монолог", написанном в 1829 году: "Мы дети севера, как здешние растенья. Цветем недолго, быстро увядаем…" Продолжение темы "Думы" и более глубокое ее осмысление, несомненно, представлено в романе "Герой нашего времени". Но вспомним, что герой ранних стихотворений - борец за свободу, человек великих страстей и исканий. Михаил Лермонтов "Когда волнуется желтеющая нива..." Когда волнуется желтеющая нива, И свежий лес шумит при звуке ветерка, И прячется в саду малиновая слива Под тенью сладостной зелёного листка; Когда росой обрызганный душистой, Румяным вечером иль утра в час златой Из-под куста мне ландыш серебристый Приветливо кивает головой; Когда студеный ключ играет по оврагу И, погружая мысль в какой-то смутный сон, Лепечет мне таинственную сагу Про мирный край, откуда мчится он: Тогда смиряется души моей тревога, Тогда расходятся морщины на челе, И счастье я могу постигнуть на земле, И в небесах я вижу бога!.... Анализ стихотворения «Когда волнуется желтеющая нива» М. Ю. Лермонтов и по широте охвата жизненных явлений, и по совершенству их художественного выражения — гениальный преемник А. С. Пушкина. В. Г. Белинский писал про него: «По глубине мысли, роскоши поэтических образов, увлекательной, неотразимой силе поэтического обаяния, полноте жизни и типической оригинальности, по избытку силы, бьющей огненным фонтаном, его создания напоминают собою создания великих поэтов». В творчестве М. Ю. Лермонтова звучат мотивы одиночества, изгнанничества, сомнения, отрицания. Но так же поэт обращается и к пейзажной лирике, находит утешение в единении с природой. Перечитывая внимательно лирические стихотворения М. Ю. Лермонтова, замечаешь, что чаще всего чувство мучительного одиночества охватывает лирического героя наедине с природой. Но пейзажная лирика М. Лермонтова затрагивает еще одну тему — роль природывдуховной жизни человека. Очень ярко выражен этот мотив в стихотворении «Когда волнуется желтеющая нива…». Лирический герой испытывает умиротворяющее воздействие «румяного вечера», «златого утреннего часа»: Когда росой обрызганный душистой… … Из-под куста мне ландыш серебристый Приветливо кивает головой. Для создания картины, полной красоты и гармонии, автор использует эмоциональные эпитеты: сладостный листок, душистая роса, мирный край, румяный вечер, ландыш серебристый. Стихотворение кажется простым и понятным. Это впечатление во многом обусловлено четкостью его построения. Три первых строфы начинаются словом «когда», а заключительная — словом «тогда». Мы видим здесь определенную последовательность действий. Природа находится в постоянном движении («волнуется желтеющая нива», «свежий лес шумит при звуке ветерка », «ландыш серебристый приветливо кивает головой», «студеный ключ играет по оврагу»), а следовательно, и в постоянном обновлении. Наблюдая за этими явлениями, лирический герой открывает для себя мир красоты и гармонии, где властвует закон жизни. И это помогает ему духовно возродиться: Тогда смиряется души моей тревога, Тогда расходятся морщины на челе, И счастье я могу постигнуть на земле, И в небесах я вижу Бога… Единение с природой дарит человеку счастье. Но идиллическая картина в стихотворении М. Ю. Лер-монтова заставляет задуматься, а возможна ли такая полная гармония в реальной жизни, или она подвластна лишь мечтам? «Как часто, пестрою толпою окружен…» 1-е января Как часто, пестрою толпою окружен, Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,      При шуме музыки и пляски, При диком шепоте затверженных речей, Мелькают образы бездушные людей,      Приличьем стянутые маски, Когда касаются холодных рук моих С небрежной смелостью красавиц городских      Давно бестрепетные руки, — Наружно погружась в их блеск и суету, Ласкаю я в душе старинную мечту,      Погибших лет святые звуки. И если как-нибудь на миг удастся мне Забыться, — памятью к недавней старине      Лечу я вольной, вольной птицей; И вижу я себя ребенком; и кругом Родные всё места: высокий барский дом      И сад с разрушенной теплицей; Зеленой сетью трав подернут спящий пруд, А за прудом село дымится — и встают      Вдали туманы над полями. В аллею темную вхожу я; сквозь кусты Глядит вечерний луч, и желтые листы      Шумят под робкими шагами. И странная тоска теснит уж грудь мою: Я думаю об ней, я плачу и люблю,      Люблю мечты моей созданье С глазами, полными лазурного огня, С улыбкой розовой, как молодого дня      За рощей первое сиянье. Так царства дивного всесильный господин — Я долгие часы просиживал один,      И память их жива поныне Под бурей тягостных сомнений и страстей, Как свежий островок безвредно средь морей      Цветет на влажной их пустыне. Когда ж, опомнившись, обман я узнаю, И шум толпы людской спугнет мечту мою,      На праздник не́званую гостью, О, как мне хочется смутить веселость их И дерзко бросить им в глаза железный стих,      Облитый горечью и злостью!.. Анализ стихотворения М.Ю. Лермонтова «Как часто, пестрою толпою окружен…» Стихотворение «Как часто, пестрою толпою окружен…» в основе своей имеет реальные события, имевшие место в жизни поэта. Поставленная Лермонтовым перед текстом стихотворения дата 1-е января была весьма загадочной. Появление в печати этого стихотворения вызвало ярость Николая I, а также Бенкендорфа. Это известно давно. Но почему ярость – это понятно не было. Оказывается, стихотворение направлено против самого Николая I – с ненавистью и презрением. Николай I очень любил маскарады вообще, и в частности маскарады, которые устраивались в петербургском Большом театре. Лишний раз ему хотелось покрасоваться перед раболепной толпой, еще раз продемонстрировать все свое величие. Но дело было не только в этом. В одной из своих статей Н.А. Добролюбов писал: «Великий царь могущественной и обширной державы нередко также являлся в маскарадах и без зазрения совести волочился за масками». На новогоднем маскараде в Большом театре, который состоялся первого января 1840 года, присутствовал сам Николай I. Самодержец предстал здесь в своей обычной роли искателя легких знакомств. Когда Лермонтов говорит в своем стихотворении о желании «смутить веселость их», «дерзко бросить им в глаза железный стих, облитый горечью и злостью», он имеет в виду прежде всего самого Николая I. Царь прекрасно понял, в кого метил Лермонтов. Это и явилось причиной его ярости. Как и во многих других стихах поэта, здесь сатирические мотивы находятся в соседстве с элегическими. Вначале несколькими точными штрихами поэт рисует надменных, духовно нищих людей «большого света». В «пестрой толпе» звучат «затверженные речи», «мелькают образы бездушных людей». Поэту духовно чужды эти «приличьем стянутые маски». Отвратительные Лермонтову и лживые и неискренние отношения между мужчиной и женщиной в свете. Здесь нет настоящей любви, все решают деньги и чины: Когда касаются холодных рук моих С небрежной смелостью красавиц городских Давно бестрепетные руки … Чтобы забыться, отдохнуть от «блеска и суеты», поэт погружается в воспоминания о близкой сердцу поре детства и юности: И вижу я себя ребенком, и кругом Родные все места: высокий барский дом И сад с разрушенной теплицей … Здесь сатира уступает место элегии. Лермонтову дороги родные тарханские места. Когда-то здесь поэт мечтал о встрече с прекрасной девушкой, о сильной и чистой любви, которую он сможет пронести через всю жизнь. Поэт думал «о ней», плакал и любил юное «созданье с глазами, полными лазурного огня …» Прием «погружения» в воспоминания о далеком прошлом, о прекрасных былых днях – тема в поэзии не новая. К ней обращались поэты-романтики 20-х годов XIX столетия. В отличие от тех поэтов, которые идеализировали прошлое, Лермонтов убежден в том, что невозможно жить одной привязанностью «к недавней старине». Приятные мечты о прошлом являются обманом, вернее самообманом. Вот почему Лермонтов восклицает: «… опомнившись, обман я узнаю …» Заканчивается стихотворение гневным вызовом миру ханжества и зла, протестом против бездушного «света»: О, как мне хочется смутить веселость их И дерзко бросить им в глаза железный стих, Облитый горечью и злостью !.. Композиция стихотворения делится на 2 части. В первой – острые и точные характеристики высшего общества, во второй – безмятежный мир юности. Произведение состоит из семи строф, представляющих собой шестистишие, которое четко делится на двустишие с последовательной (смежной) рифмой, и на четверостишие, где поэт использует опоясывающую рифму. Тем самым автор как бы «затворяет», замыкает четверостишие в себе, делая его более законченным, мысль – завершенной. Строфа – одно предложение. Используются яркие художественные изобразительные средства: эпитеты («пестрая толпа», «затверженные речи», «бездушные образы», «лазурный огонь»), метафоры («железный стих», «облитый горечью и злостью»); сравнения («лечу я вольной птицей»); олицетворения («листы шумят», «луч глядит», «встают вдали туманы»). Чтобы передать свое волнение, возмущение и злость поэт использует восклицательные предложения, междометия: О, как мне хочется смутить веселость их … Стихотворение волнует не только потому, что в нем обличен высший свет. Нас пленяет богатый духовный мир самого поэта, его глубокие мысли и чувства: «неприязнь» к «бездушным людям», мечта о безмятежной и, увы, скоротечной жизни в юности и осознание бесплодности этой мечты, трезвое понимание невозможности вырваться из «завистливого и душного» светского общества. Осознание своей обреченности подчеркивает поэт кольцевой композицией произведения. Тон произведения эмоционально-взволнованный, он вызывает у читателя ответное душевное движение. Известный критик Висковатов в своей книге «М.Ю. Лермонтов» пишет: «Когда в Отечественных Записках появилось стихотворение «Первое января», многие выражения в нем показались не позволительными. Нашли, что поэт в поведении своем заходить за границу дозволенного …Гр. Бенкендорф, расположенный к бабушке поэта и не раз ходатайствовавший за него перед военным министром и государем, теперь крепко невзлюбил Михаила Юрьевича, особенно после случая на маскараде». М.Ю. Лермонтов «Молитва» Я, матерь божия, ныне с молитвою Пред твоим образом, ярким сиянием, Не о спасении, не перед битвою, Не с благодарностью иль покаянием, Не за свою молю душу пустынную, За душу странника в свете безродного; Но я вручить хочу деву невинную Теплой заступнице мира холодного. Окружи счастием душу достойную; Дай ей сопутников, полных внимания, Молодость светлую, старость покойную, Сердцу незлобному мир упования. Срок ли приблизится часу прощальному В утро ли шумное, в ночь ли безгласную, Ты восприять пошли к ложу печальному Лучшего ангела душу прекрасную. …Русская молитва есть по преимуществу молитва к Богоматери и только через Нее – ко Христу. Лермонтов не остался чужд этой традиции почитания Божией Матери, одно из его стихотворений-молитв обращено к Богородице – «Молитва» («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою»). По свидетельству А. П. Шан-Гирея, Лермонтов написал молитву, находясь под арестом за стихи на смерть Пушкина. «Под арестом к Мишелю пускали только его камердинера, приносившего обед; Мишель велел завертывать хлеб в серую бумагу, и на этих клочках. С помощью вина, печной сажи и спички, написал несколько пьес, а именно: “Когда волнуется желтеющая нива”; “Я, Матерь Божия, ныне с молитвою”; “Кто б ни был ты, печальный мой сосед”, и переделал старую пьесу “Отворите мне темницу”, прибавив к ней последнюю строфу “Но окно тюрьмы высоко”». Лермонтов ввел стихотворение в текст письма М. А. Лопухиной от 15 февраля 1838 года под названием «Молитва странника»: «В завершение моего письма я посылаю Вам стихотворение, которое я случайно нашел в ворохе своих путевых бумаг и которое мне в какой-то степени понравилось, потому что я его забыл – но это вовсе ничего не доказывает». Лермонтов обращается к молитве в трудную для него минуту жизни: арест, ожидание наказания, ссылка. И обращается в своей молитве именно к Богоматери, и в этом своем обращении он глубоко народен: «К кому возопию, Владичице? К кому прибегну в горести моей, аще не к Тебе, Госпоже Владычице Богородице, Царица Небесная? Кто плач мой и воздыхание мое примет, аще не Ты, о Пренепорочная, Надеждо христиан и Прибежище грешным?» Интонация стихотворения – задушевная, умиротворенная, эту молитву можно отнести к типу молитвы-прошения. Стихотворение М.Ю. Лермонтова К* «Я не унижусь пред тобою» Я не унижусь пред тобою; Ни твой привет, ни твой укор Не властны над моей душою. Знай: мы чужие с этих пор. Ты позабыла: я свободы Для заблужденья не отдам; И так пожертвовал я годы Твоей улыбке и глазам, И так я слишком долго видел В тебе надежду юных дней, И целый мир возненавидел, Чтобы тебя любить сильней. Как знать, быть может, те мгновенья, Что протекли у ног твоих, Я отнимал у вдохновенья! А чем ты заменила их? Быть может, мыслию небесной И силой духа убежден Я дал бы миру дар чудесный, А мне за то бессмертье он? Зачем так нежно обещала Ты заменить его венец? Зачем ты не была сначала, Какою стала наконец? Я горд! - прости - люби другого, Мечтай любовь найти в другом: Чего б то ни было земного Я не соделаюсь рабом. К чужим горам, под небо юга Я удалюся, может быть; Но слишком знаем мы друг друга, Чтобы друг друга позабыть. Отныне стану наслаждаться И в страсти стану клясться всем; Со всеми буду я смеяться, А плакать не хочу ни с кем; Начну обманывать безбожно, Чтоб не любить, как я любил Иль женщин уважать возможно, Когда мне ангел изменил? Я был готов на смерть и муку И целый мир на битву звать, Чтобы твою младую руку Безумец! - лишний раз пожать! Не знав коварную измену, Тебе я душу отдавал; Такой души ты знала ль цену? Ты знала: - я тебя не знал! Для М.Ю. Лермонтова любовь – одно из самых сильных человеческих чувств и самое естественное проявление человеческих отношений. Любовь, как и поэзия, овладевает всем существом человека, и все его внутренние силы приходят в движение. Лермонтов был от природы влюбчив, пылок и очень искренен. Он боготворил избранницу своего сердца, посвящал ей прекрасные стихи, окружал вниманием и нежной заботой. Но часто случалось так, что любовь поэта разбивалась о холодность, непонимание и даже измену возлюбленной. Вот почему в интимной лирике м.Ю. Лермонтова очень мало светлых, радостных настроений, тех «чудных мгновений», что воспеты Пушкиным. Чаще всего у Лермонтова речь идет об одиночестве, о неразделенной любви, об измене женщины, не оценившей возвышенные чувства друга. Стихотворение «К***» («Я не унижусь пред тобою…») посвящено Наталии Федоровне Ивановой, которой поэт за два года их бурного романа посвятил более двадцати стихотворений. Наталья Федоровна была дочерью известного в ту пору писателя Федора Федоровича Иванова. Поэт познакомился с ней летом 1830 года на даче у своих родственников Столыпиных. Это было недалеко от Москвы, на Клязьме. Первое стихотворное послание Ивановой было полно радостных надежд, счастливых ожиданий, восхищения юной красотой: … В окно светил Весенний теплый день; и у окна Сидела дева, нежная лицом, С очами, полными душой и жизнью. Но срок любви и открытой взаимности был коротким, таким коротким, что через недолгий промежуток времени поэт скажет: «Мне польстив любовию сперва…» Летом 1831 года в отношениях Михаила Юрьевича и Наталии Федоровны произошел сильный разлад. Случилось нечто страшное. Вернувшись в Москву после «начального дачного отдыха», поэт начинает писать пьесу, посвященную потрясшим его событиям. Название пьесы – «Странный человек». В ней под именем Владимира Павловича Арбенина Лермонтов выводит самого себя, под именем Наталии Федоровны Загорскиной – Наталию Федоровну Иванову. Загорскина изменяет Арбенину. Легкодумно предпочтя его друга Белинского, она решает выйти за него замуж. К Арбенину она начинает проявлять все большую холодность, пренебрегает его страстным чувством. Сюжет драмы проливает свет на то, что случилось в отношениях поэта и Ивановой. Лермонтов тяжело пережил разрыв с любимой девушкой, которой он поверял свои тайны и мечты. И вот в 1832 году, спустя полгода после роковых событий, как, навеки про-щаясь с «Н.Ф.И.» - так он часто озаглавливал стихи, посвященные ей, поэт пишет последнее стихотворное послание любимой: Я не унижусь пред тобою, Ни твой привет, ни твой укор Не властны над моей душою. Знай, мы чужие с этих пор… Герой сожалеет, что напрасно «пожертвовал я годы» неискренним чувствам девушки, которая просто кокетничала с ним. Лирический герой любит сильно и жертвенно, но он не позволит обращаться с ним снисходительно: Я горд! – прости! Люби другого, Мечтай любовь найти в другом; Чего б то ни было земного, Я не сделаюсь рабом. Так же, как и А.С. Пушкин в своем знаменитом «Я Вас любил…», М.Ю. Лермонтов желает возлюбленной радости и счастья с другим ее избранником. Вот только женскому кокетству он больше верить не намерен, он разуверился в искренности любовных признаний. Поэт готов к отмщению: Отныне стану наслаждаться И в страсти стану клясться всем; Со всеми буду я смеяться, А плакать не хочу ни с кем… Но досада и злость обманутого чувства уступают место грусти одиночества и сожалению: Я был готов на смерть и муку И целый мир на битву звать, Чтобы твою младую руку – Безумец! – лишний раз пожать! Стихотворение не делится на строфы. Это создает эффект взволнованной, безостановочной речи – исповеди. Автор использует яркие эпитеты и метафоры, помогающие ему передать сложное душевное состояние («мысль небесная», «коварная измена», «дар чудесный», «пожертвовал я годы твоей улыбке и глазам» - синекдоха). В основу композиции положен прием противопоставления: «любовь» - «измена», «надежда» - «заблужденье», «привет» - «укор». После этого стихотворения Лермонтов уже никогда не посвящал стихи Н.Ф. Ивановой. Забвение стало своеобразным отмщением за разбитые мечты и надежды. Лишь позже, год спустя, Лермонтов запишет в своем дневнике и в альбоме Н.Ф.И.: Что может краткое свиданье Мне в утешенье принести, Час неизбежный расставанья Настал, и я сказал: прости. И стих безумный, стих прощальный В альбом твой бросил для тебя, Как след единственный, печальный, Который здесь оставлю я. Стихотворение поражает своей эмоциональностью, искренностью, высоким нравственным чувством. Оно является жемчужиной интимной лирики великого поэта. Н.В.Гоголь (1809 - 1852) Николай Васильевич Гоголь (1809 - 1852) – писатель, драматург, публицист, критик. Родился 20 марта 1809 года в местечке Великие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии в семье небогатого помещика. Детские годы прошли в имении родителей Васильевке, рядом с селом Диканька, краем легенд, поверий, исторических преданий. В воспитании будущего писателя определенную роль сыграл отец, Василий Афанасьевич, страстный поклонник искусства, любитель театра, автор стихов и остроумных комедий. После домашнего образования Гоголь провел два года в Полтавском уездном училище, затем поступил в Нежинскую гимназию высших наук, созданную по типу Царскосельского лицея для детей провинциального дворянства. Здесь учится играть на скрипке, занимается живописью, участвует в спектаклях, исполняя комические роли. Думая о своем будущем, останавливается на юстиции, мечтая "пресекать неправосудие". После окончания Нежинской гимназии в июне 1828 в декабре отправляется в Петербург с надеждой начать широкую деятельность. Службу получить не удалось, первые литературные пробы оказались неудачными. Разочаровавшись, летом 1829 уезжает за границу, но скоро возвращается. В ноябре 1829 получает место мелкого чиновника. Серая чиновничья жизнь скрашивалась занятиями живописью в вечерних классах Академии художеств. Кроме того, властно влекла к себе литература. В 1830 в журнале "Отечественные записки" появилась первая повесть Гоголя "Басаврюк", впоследствии переработанная в повесть "Вечер накануне Ивана Купала". В декабре в альманахе Дельвига "Северные цветы" печатается глава из исторического романа "Гетьман". Гоголь сближается с Дельвигом, Жуковским, Пушкиным, дружба с которым имела большое значение для развития общественных взглядов и литературного таланта молодого Гоголя. Пушкин ввел его в свой круг, где бывали Крылов, Вяземский, Одоевский, художник Брюллов, дал ему сюжеты для "Ревизора" и "Мертвых душ". "Когда я творил, - свидетельствовал Гоголь, - я видел перед собой только Пушкина... Мне дорого было его вечное и непреложное слово". Литературную известность Гоголю принесли "Вечера на хуторе близ Диканьки" (1831 - 32), повести "Сорочинская ярмарка", "Майская ночь" и др. В 1833 пришел к решению посвятить себя научной и педагогической работе и в 1834 был назначен адъюнкт-профессором по кафедре всеобщей истории при Санкт-Петербургском университете. Изучение трудов по истории Украины легло в основу замысла "Тараса Бульбы". В 1835 оставил университет и целиком отдался литературному творчеству. В том же году выходят сборники повестей "Миргород", куда вошли "Старосветские помещики", "Тарас Бульба", "Вий" и др., и "Арабески" (на темы петербургской жизни). Повесть "Шинель" была самым значительным произведением петербургского цикла, в черновом варианте прочитана Пушкину в 1836, а закончена в 1842. Работая над повестями, Гоголь пробовал свои силы и в драматургии. Театр представлялся ему великой силой, имеющей исключительное значение в общественном воспитании. В 1835 был написан "Ревизор" и уже в 1836 поставлен в Москве с участием Щепкина. Вскоре после постановки "Ревизора", затравленный реакционной печатью и "светской чернью". Гоголь уехал за границу, поселившись сначала в Швейцарии, затем в Париже, продолжал работу над "Мертвыми душами", начатую в России. Известие о гибели Пушкина было для него страшным ударом. В марте 1837 поселился в Риме. Во время приезда в Россию в 1839 - 40 читал друзьям главы из первого тома "Мертвых душ", который был завершен в Риме в 1840 - 41. Вернувшись в Россию в октябре 1841, Гоголь при содействии Белинского и др. добился напечатания первого тома (1842). Белинский назвал поэму "творением, глубоким по мысли, социальным, общественным и историческим". Работа над вторым томом "Мертвых душ" совпала с глубоким духовным кризисом писателя и прежде всего отразила его сомнения в действенности художественной литературы, что поставило Гоголя на грань отречения от его прежних созданий. В 1847 издал "Выбранные места из переписки с друзьями", которую Белинский подверг уничтожающей критике в письме к Гоголю, осудив его религиозно-мистические идеи как реакционные. В апреле 1848 после путешествия в Иерусалим, ко Гробу Господню, окончательно возвращается в Россию. Живя в Петербурге, Одессе, Москве, он продолжал работу над вторым томом "Мертвых душ". Им все сильнее овладевали религиозно-мистические настроения, состояние здоровья ухудшалось. В 1852 начались встречи Гоголя с протоиереем Матвеем Константиновским, фанатиком и мистиком. 11 февраля 1852, находясь в тяжелом душевном состоянии, писатель сжег рукопись второго тома поэмы. 21 февраля утром Гоголь умер в своей последней квартире на Никитском бульваре. Гоголь был погребен в Донском монастыре. После революции останки Гоголя были перенесены на Новодевичье кладбище. «Петербургские повести». Повесть «Портрет». Все свои повести Николай Васильевич Гоголь разделил на два больших цикла: “Вечера на хуторе близь Диканьки”, “Миргород” и “Петербургские повести”. Через многие произведения последнего цикла проходит мысль о беспощадной и губительной власти денег. В “Петербургских повестях” наиболее ярко обнаруживается авторская сосредоточенность на проблемах духовного самоопределения человека, проблемах искусства, творчества; писатель устремил свой взор в глубины человеческой души, стремясь увидеть за формой сущность, за внешним – внутреннее. Гоголь всё время предостерегает читателя: “О, не верьте этому Невскому проспекту! Всё обман, всё мечта, всё не то, чем кажется!” Сквозь призму фантастического писатель рассматривает известное по-иному, в знакомом пытается увидеть аномалию. “В гоголевских принципах соотношения реального и фантастического кроется своеобразие художественной системы петербургских повестей”. В перевёрнутом наизнанку мире человек ощущает себя хрупким и одиноким, словно тютчевский герой, стоящий на краю бездны: ...И человек, как сирота бездомный, Стоит теперь и немощен и гол Лицом к лицу пред пропастию тёмной... Трагедийность проявляется и в “поведении” окружающей среды (...мост растягивался и ломался на своей арке...), и в ощущениях человека (Пискарёву “казалось, что какой-то демон искрошил весь мир на множество разных кусков и все эти куски без смысла смешал вместе”). Смещая пропорции, автор показывает, как кажущееся легко подменяет сущностное, реальное становится фантастическим, как вещь легко замещает человека, как незаметно стирается граница между добром и злом. При этом герои испытывают экзистенциальное чувство одиночества и тоски. Людям в такие критические моменты необходимо научиться жить и любить с постоянным “сознанием хрупкости и обречённости всего”. “Портрет” – одна из таких повестей. Повесть посвящена основной и животрепещущей теме Н. В.Гоголя – теме творчества, судьбы художника, эстетического и нравственного. Замысел повести относится 1831-1832 годам. Три произведения – “Невский проспект”, “Портрет” (1 ред.), “Записки сумасшедшего” – вошли в сборник “Арабески”, опубликованный в 1835 году. Автор мечтал создать книгу о петербургских художниках, скульпторах, музыкантах. Первые две повести перекликаются с рядом статей “Арабесок” по вопросам искусства. Автор так глубоко и искренне верил в его спасительную силу, что надеялся посредством его повлиять на миропорядок. “...Знаю, что, прежде чем понимать значенье и цель искусства, я уже чувствовал чутьём всей души моей, что оно должно быть свято... В искусстве таятся созданья, а не разрушенья. Искусство есть водворение в душу стройности и порядка, а не смущения и расстройства...” – сообщает Н. В. Гоголь в письме В. А. Жуковскому. В начале 40-х годов автор возвращается к работе над повестью, так как её первая редакция не была принята современниками. В. Г. Белинский отметил: “Портрет” есть неудачная попытка г. Гоголя в фантастическом роде. Здесь есть талант. Первой части этой повести невозможно читать без увлеченья... Но вторая её часть решительно ничего не стоит: в ней совсем не видно Гоголя...” В Риме автор подверг повесть тщательной переработке. В первой редакции Гоголь вёл открытый диалог с читателем, обнажал все “нервы” произведения. Во второй редакции он углубил эстетическую проблематику, чётче выразил эстетический идеал. В первой части проблема реализации художнического дара, влияния искусства на душу человека входила эпизодически. В окончательном варианте этот вопрос поставлен со всей определённостью: “Или рабское, буквальное подражание натуре есть уже проступок и кажется нестройным криком?” Настоящее искусство, по мысли Гоголя, должно быть озарено высшим светом и не подчиняться законам сиюминутного, временного. В результате правок был изменён сюжет: углублён подтекст, изменены экспозиция и финал, завуалирована фантастика. Повесть состоит из двух частей: В первой рассматривается трагическая история художника Чарткова; вторая рассказывает историю преображения человека. Здесь Н. В. Гоголь использовал хорошо известный в мировой литературе приём “перевёрнутой композиции” (ведь события второй части хронологически предшествуют событиям первой). Почему погиб талант Чарткова? Почему герою не удалось сохранить свой талант, а автору таинственного портрета удалось преодолеть в себе живописца “нестройной жизни”? Каков смысл композиции?– ответы на эти и другие вопросы помогут юным читателям разгадать многочисленные тайны гоголевского текста. На уроках речь пойдёт о тайне творчества, о загадке человеческого духа, о возможных способах постижения природы искусства, о том, как важно человеку не предавать себя, не изменять своему таланту и верить в своё призвание. Проблемный анализ поможет ученикам преодолеть многие “нестройности” восприятия текста. Начало повести многообещающее: перед нами молодой, талантливый художник, “пророчивший многое: вспышками и мгновениями его кисть отзывалась наблюдательностью, содержанием, шибким порывом приблизиться к природе...”. Он умеет отличать подлинное искусство от подделки, за так называемым лицом увидеть “личину”. Так, в картинах, выставленных на Щукинском дворе, прежде всего бросается в глаза не только бездарность их авторов, но и искажённая действительность: “Он остановился перед лавкою и сперва внутренне смеялся над этими уродливыми картинами. Здесь было видно просто тупоумие, бессильная, дряхлая бездарность, которая самоправно встала в ряды искусств... Фламандский мужик с трубкою и выломанной рукой, похожий более на индейского петуха, чем на человека”. Рассматривая с героем портретную живопись, автор с грустью отмечает отсутствие света , красоты и гармонии внутренней жизни в изображаемом. Пройдёт совсем немного времени, и на полотнах Чарткова заиграют, забьют яркие, кричащие краски; хорошенькую головку Психеи заменит томное личико Лизы, на котором “можно обнаружить тяжёлые следы безучастного прилежания к разным искусствам”. Каждый новый заказчик будет иметь “притязания на разное”. Они попытаются скрыть следы деформированной действительности за маской Марса, Байрона, обликом Коринны, Ундины, Аспазии, Чартков с “большой охотой согласится на всё и прибавит от себя уже всякому вдоволь благообразия... Он будет дивиться чудной быстроте и бойкости своей кисти...” А пока он стоит “уже несколько времени неподвижно”, словно заворожённый, перед одним портретом, в больших, когда-то великолепных рамах...” Сравним редакции: II редакция: “Это был старик с лицом бронзового цвета, скулистым, чахлым; черты лица, казалось, были схвачены в минуту судорожного движения и отзывались не северною силою. Пламенный полдень был запечатлён в них. Он был драпирован в широкий азиатский костюм. Как ни был повреждён и запылён портрет, но, когда удалось ему счистить с лица пыль, он увидел следы работы высокого художника... Необыкновеннее всего были глаза: казалось, в них употребил всю силу кисти и всё старательное тщание своё художник. Они просто глядели, глядели даже из самого портрета, как будто разрушая его гармонию своею странною живостью” I редакция: “...Он стал нетерпеливо тереть рукою и скоро увидел портрет, на котором ясно была видна мастерская кисть, хотя краски казались несколько мутными и почерневшими. Это был старик с каким-то беспокойным и злобным выражением лица; в устах его была улыбка, резкая, язвительная, и вместе какой-то страх; румянец болезни был тонко разлит по лицу, исковерканному морщинами; глаза его были велики, черны, тусклы; но вместе с этим в них была заметна какая-то странная живость. Казалось, этот портрет изображал какого-то скрягу, проведшего жизнь над сундуком, или одного из тех несчастных, которых всю жизнь мучит счастье других... Во всём портрете была видна какая-то неокончательность...” В I редакции портрет ростовщика со всей очевидностью выдаёт в нём демонического персонажа. Во II редакции Гоголь завуалировал, спрятал в подтекст всю инфернальную сущность ростовщика, оставивив читателя в ауре тайны. Рассматривая дома таинственный портрет, Чартков испытал одновременно два противоположных чувства: с одной стороны, он сильно испугался, с другой – какое-то томление охватило его. Молодой человек пытался заснуть, думая о “бедности, о жалкой судьбе художника, о тернистом пути, предстоящем ему на этом свете”, но портрет не давал ему покоя : что-то притягивало, манило за ширму. Золото, блеснувшее в руках ростовщика, стало символом искушения, духовного испытания героя. В “Петербургских повестях” сновидения наделяются особой функцией испытания души. “Герой-сновидец предстаёт как своеобразный медиатор между этим и тем светом; блуждающая душа героя обнажает переживаемое им состояние кризиса, что выражается в потере ориентации, неумении ответить на вопросы “где” и “когда”. Переходы из одного сна в другой метафорически обозначают движение героя в пучину хаоса. Этот эпизод напоминает по тематике сцену “Вакула у Пацюка” из повести “Ночь перед Рождеством”. Вареник, попавший волшебным образом в рот кузнеца в “голодную кутью”, явился неким “договором” с нечистой силой. Однако набожность Вакулы не позволили ему совершить грех. У Чарткова не было внутреннего стержня, как не было его у многих людей, живущих в ломающемся мире. “Красивая жизнь”, праздничные гуляния с дамами, вкусные обеды – об этом мечтал тайно бедный художник в маленькой комнатке на Васильевском острове. Схватив судорожно свёрток, Чартков смотрел, не заметит ли старик...”. Так произошло “подписание договора с дьяволом”. Эта тема не нова в литературе: она волновала Гёте, Байрона. Пушкина. Лермонтова. Но у Пушкина в “Сцене из Фауста” развита мысль о том, что “человеческая природа всё ещё сохраняет благоговенье перед понятиями, священными для человеческого рода”. Любовь и является одним из таких понятий. Когда Мефистофель вырывает из души героя корень любви, ему ничего не остаётся, как издать приказ: “...всё утопить”. Жизнь теряет всякий смысл, когда любовь превращается в иллюзию (см. анализ “Сцены из Фауста” в кн. Маранцман В. Г. На пути к Пушкину. – М., 1999). В повести Гоголя диалога героев нет. Его участники (художник и ростовщик) пребывают в “разных пространственно-временных и исторических плоскостях”. Вместе с тем формула диалога сохраняется в повести. Герои общаются с помощью жестов, взглядов, а свёрток с монетами – это итог этой встречи. Таким образом, получение денег – это первый “прекрасный миг”, “преобразовавший” Чарткова. Он прекрасно устроился, составил себе карьеру, добился успеха у столичной знати. Деньги приобщили его к атмосфере, где царствует “презренный холод торговли и ничтожества”. Творческие напряжения и порывы сменились небрежностью, равнодушием к собственному творчеству. “Этот человек, который копается по нескольку месяцев над картиною, по мне, труженик, а не художник. Гений творит смело, быстро...” – так теперь рассуждает Чартков. Как здесь не вспомнить пушкинские строчки: Служенье муз не терпит суеты, Прекрасное должно быть величаво... Гоголь лексически подчёркивает историю духовной гибели живописца. “Уже он начал достигать поры степенности ума и лет... Уже в газетах и журналах читал прилагательные: “почтенный наш Андрей Петрович”, “заслуженный наш Андрей Петрович”... Уже стали предлагать ему по службе почётные места”. Во всех этих рядах обнаруживается два противоположных плана: один – передаёт продвижение по службе, внешнее восхождение, а другой план (внутренний) раскрывает деградацию личности художника (“Уже он начинал верить, что всё на свете просто, вдохновения свыше нет...”), променявшего талант на простые безделицы. За свой быстрый успех герою пришлось расплачиваться талантом и душой. Увидев “божественное” произведение искусства, привезённое из Италии, Чартков на миг прозрел, к нему вернулась молодость, “как будто потухшие искры таланта вспыхнули снова”. Здесь герой ощутил второе “прекрасное мгновение”, на некоторое время восстановившее прерванную связь художника с миром людей, с миром искусства. В этот миг он понял, что настоящий талант нельзя купить ни за какие деньги. Вновь фаустовский мотив “прекрасного мгновения”, на некоторое время осветил жизнь героя, наметил перелом в воззрениях и характере: от ослепления к прозрению, от заблуждения к истине. Однако восстановление его личности оказалось невозможным. Чартков истощил самого себя. Когда он взглянул на картину, “чистое, непорочное, прекрасное, как невеста, стояло перед ним произведение художника”. Он хотел высказать замечания, но “речь умерла на устах его, слёзы и рыдания нестройно вырвались в ответ, и он как безумный выбежал из залы”. Герой стал частью этой “нестройной” жизни, забыв о своём высоком предназначении. Чарткорвым, как и пушкинским Фаустом, овладела страсть к разрушению, однако мотивы такого поступка у художника были иные. Последние дни жизни его были ужасны: он безжалостно уничтожал лучшие картины, шедевры мировой живописи. Зло потому стало для Чарткова неуничтожимо, что он оказался неспособен терпеть и надеяться. Ему не хватило душевного покоя, мудрого смирения, чтобы преодолеть душевную смуту. Во второй части повести рассказывается о судьбе автора этого таинственного портрета, сумевшего преодолеть в себе живописца нестройной жизни. Художник, как и молодой Чартков “искал ту степень мастерства, то творческое состояние, которое позволяет уловить и передать глубинную суть живого человеческого лица”. Мастер, услышав просьбу ростовщика написать портрет, “на другой день , схвативши палитру и кисти, был у него в доме... “Чёрт побери, как теперь хорошо осветилось его лицо! – сказал он про себя и принялся жадно писать, как бы опасаясь, чтобы как-нибудь не исчезло счастливое освещение”. Чарткова и художника-богомаза объединяет один образ – ростовщик. Один увековечил его, а другой дал ему вторую жизнь, “оживил”. Ещё древние люди наделяли портретное изображение магической функцией (способностью портрета “оживать” и “оживлять” изображённое на нём.) С портретным изображением связана надежда человека на “преодоление” смерти и посмертное существование в портретном образе (ростовщик художнику: “Я, может быть, скоро умру, детей у меня нет; но я не хочу умереть совершенно, я хочу жить”). Портрет получился “совершенный”, как будто живой человек глядел с полотна. Автор портрета, как и Чартков, стремился к точному изображению, к овладению природой. Хозяин квартиры говорит о Чарткове: “Вот комнату рисует... нарисовал её со всем сором и дрязгом”. Всех присутствовавших в лавке поразили глаза ростовщика, “живые” глаза, пронизывающие душу насквозь. Подражание природе, видимо, необходимое для искусства, но явно недостаточное действие. Как отмечает В. А. Фаворский, “живое” в искусстве не там, где с портрета смотрят совершенно живые глава, заставляя вас содрогаться, но там, где художнику удаётся создать цельное пространство – мир, который в своей цельности оказывается самостоятельным, самосущим, а значит, уже в очень значительной степени и живым”. Вторая часть повести и раскрывает историю преодоления “заданности” искусства, путь познания и преодоления “порывов страдания”. Только жизнь в монастыре, посты и молитвы восстановили гармонию духа художника-портретиста. Картина, созданная художником после его пострижения и отшельничества, поразила “необыкновенной святостью фигур”. “Чувство божественного смирения и кротости в лице Пречистой Матери... святая, невыразимая тишина, обнимающая всю картину, – всё это предстало в такой согласной силе и могуществе красоты, что впечатленье было магическое”. В повести “Портрет” представлен идеал художника – автор “великолепной” картины. Гоголь в нескольких фразах, но свободно и вдохновенно проговаривает свою позицию, наслаждается величия духа мастера. В этой картине, “чистой, непорочной, прекрасной, как невеста”, сказалась та свобода творчества художника, о которой мечтал писатель. Жизнь художника прошла вдали от “свободного мира”. “Ему не было до того дела, толковали ли о его характере, о его неумении обращаться с людьми, о несоблюдении светских приличий... Всем пренебрегал он, всё отдал искусству”. Как отмечается в исследовательской литературе, прообразом молодого талантливого художника стал друг Гоголя – А.А. Иванов. “В облике Иванова, в его творческом самоотречении Гоголь видел образ идеального художника, о чём писал в “Выбранных местах...”. С Ивановым писатель познакомился в Риме в 1838 году при содействии В. А. Жуковского, когда тот работал над своим главным трудом – “Явление Мессии”. Знакомство переросло в дружбу, не прекращавшуюся до смерти писателя. Гоголь высоко ценил талант живописца, присущий ему пытливый, философский склад ума. Всю страсть своего сердца Иванов отдавал работе над картиной. Около 1833 года Иванов создаёт эскизы будущего творения. На картине разворачивается сюжет, взятый из первой главы Евангелия от Иоанна. Перед нами бугристый участок земной поверхности, ближе к зрителям почва слегка поднимается, уходит вглубь, затем опускается, вновь круто поднимается холмом и завершается долиной, за которой тянется вереница гор. Эти движением художник расширил пространство картины: каждое действующее лицо становится обозримым. На переднем плане, чуть сдвинуты в левую сторону, под вековым деревом расположилась группа апостолов, возглавляемая Иоанном Крестителем. Этой группе противостоит толпа нисходящих с холма во главе с фарисеями. Между этими полюсами – вереница людей, которые пытаются понять происходящее, слушают, что им говорит Иоанн. Вся апостольская группа направлена к Христу, группа фарисеев и книжников, спускающихся с холма, направляются от Христа. Они не приняли учение Господа, однако пришли Его послушать. Каждый персонаж выбирает свой путь: либо избавление от грехов, либо возможность жить по-прежнему. “Каждому достанется по его вере”, по самоощущению себя в меняющемся мире. одни пребывают в смятении, сомнении; раб жаждет свободы; фарисеи живут прошлым; в лицах “дрожащих” чувствуется пробуждение сознания собственной душевной неустроенности. Некоторые ещё только прислушиваются к спокойному, ровному шагу Христа. Он несёт с собой завет спокойствия и умиротворяющей гармонии. В эскизах есть фигура, получившая название “ближайшего” к Христу. Это человек со встрёпанными волосами, в хламиде бруснично-жёлтого цвета, с худым лицом, обращённым в профиль. Вся фигура даёт впечатление мучительного переживания своей греховности. В картине нет, кроме него, ни одного лица, которое было бы носителем столь глубоко безысходных драматических черт. В эскизных зарисовках легко обнаружить в этом персонаже характерные для Гоголя черты лица. Введение писателя в картину о Мессии в ранний период знакомства его с Ивановым могло произойти не просто с его согласия. но и при активном его содействии. Гоголь как раз в этот период работал над II редакцией “Портрета”, и покаянный настрой очень соответствовал этому процессу. Связь Сцены из Фауста” А. С. Пушкина с “Портретом” Н. В. Гоголя основана на общности некоторых сторон мировоззрения двух гениев. Если в человеке уничтожена любовь, не найдена “божественная опора”, разрушена нравственная природа, то весь мир может оказаться на краю духовной и физической гибели. Когда ученики видят, как Гоголь, опираясь на литературные традиции, раскрывает новую мысль, создаёт новый сюжет, они убеждаются, что осмысленные писателем события, оставшиеся в памяти человечества, дают стимул к дальнейшим творческим поискам. Русская литература второй половины XIX века К середине XIX столетия в русской литературе закончился процесс развития основных принципов изображения действительности, утвердился реализм. И литература XIX в. становится движущей реальной силой во всей русской художественной культуре. Русскую культуру этого периода назвали впоследствии «золотым веком» искусства. Основоположником русского реализма был объявлен Пушкин (это общеустановленный факт). Реализм становится в известной степени методом художественного познания реальной действительности. В 40-е возникло направление, обозначенное как «натуральная школа». Творчество Гоголя в большей степени определило содержание и направление «натуральной школы». Гоголь явился великим новатором, открыв, что даже незначительный случай, как, например, приобретение мелким чиновником шинели, может стать существенным событием для осмысления важнейших вопросов человеческого бытия. Недаром один из писателей произнес знаменитую фразу: «Мы все вышли из гоголевской «Шинели». «Натуральная школа» стала начальным этапом развития реализма в русской литературе. Новое направление предлагало темы, которые до этого не были признаны важными. Быт, нравы, характеры, события из жизни низших сословий стали объектом исследования «натуральников». Ведущим жанром стал «физиологический очерк», который строился на точном «фотографировании» быта различных сословий. К «натуральной школе» примыкали в той или иной степени Некрасов, Григорович, Салтыков-Щедрин, Гончаров, Панаев, Дружинин и др. Нужен был свой сборник, включающий произведения «натуральников», и в 1845 г. вышли две части сборника «Физиология Петербурга». С 1847 г. бывший пушкинский журнал «Современник» становится «рупором» нового направления. Основной особенностью реализма как творческого метода является повышенное внимание к социальной стороне действительности. Задача правдиво показать и исследовать жизнь предполагает в реализме множество приемов изображения действительности, поэтому произведения русских писателей так многообразны и по форме, и по содержанию. Главным в этом методе, как утверждают теоретики реализма, является типизация. Об этом точно сказал Л. Н. Толстой: «Задача художника... извлечь из действительности типичное... собрать идеи, факты, противоречия в динамический образ. Человек, скажем, за свой рабочий день говорит одну фразу, характерную для его сущности, другую он скажет через неделю, а третью через год. Вы заставляете его говорить в концентрированной обстановке. Это вымысел, но такой, в котором жизнь более реальна, чем сама жизнь». Образы реалистического произведения отражают общие законы бытия, а не живых людей. Любой образ соткан из типичных черт, проявленных в типических обстоятельствах. Это парадокс искусства. Образ не может быть соотнесен с живым человеком, он богаче конкретного человека - отсюда объективность реализма. «Художник должен быть не судьею своих персонажей и того, о чем говорят они, атолько беспристрастным свидетелем... Мое дело только в том, чтобы быть талантливым, то есть уметь отличать важные показания от неважных, уметь освещать фигуры и говорить их языком», - писал А. П. Чехов Суворину. «Объективный взгляд намирредок художник всегда субъективен». У каждого свой принцип отбора фактов действительности, обязательно раскрывающий субъективный взгляд художника. У каждого художника своя мера. Реализм как метод изображения действительности во второй половине XIX в. получил название критического реализма, потому что главной своей задачей видел критику действительности, и главным вопросом, получившим широкое освещение, был вопрос об отношениях человека и общества. В какой мере общество влияет на судьбу героя? Кто виноват в том, что человек несчастен? Что делать, чтобы изменился человек и мир? - вот главные вопросы литературы вообще, русской литературы второй половины XIX в. - в частности. Главным вопросом, волновавшим всю мыслящую интеллигенцию, был вопрос: «По какому пути пойдет Россия?» Он разделил всех на два лагеря: славянофилов и западников. Различия между ними были в определении главного направления, по которому должна идти Россия: 1) по западному, ориентируясь на жизненный опыт цивилизованного Запада, или 2) по славянскому, обращаясь в первую очередь к национальным особенностям славян. Были и различия религиозного характера между славянофилами и западниками. Славянофилы предлагали все земное соизмерять с небесным, временное - с вечным. Только при взгляде оттуда (с точки зрения Божественной реальности) можно оценить все, что обретается здесь (на Земле). Западники же полагали, что земное счастье зависит от просвещенного разума. Но они были едины в одном: они ненавидели крепостное право и боролись за освобождение крестьян от него. Славянофилы: Хомяков, Киреевский, Конст. Аксаков, Самарин. Основы славянофильского учения заложили Алексей Степанович Хомяков и Иван Васильевич Киреевский, позже их называли старшими славянофилами. Первый, кто бросил бомбу в общественное сознание, был Петр Яковлевич Чаадаев, написавший «Философическое письмо», историческая роль России была определена как учебная для отдаленных потомков: «Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли...» Хомяков и Киреевский дали достойный ответ Чаадаеву, доказав уникальность опыта российского народа. Киреевский считал, что православие - это подлинная христианская религия в неискаженном виде, в отличие от католицизма и протестантизма, формирует отношения между людьми на бескорыстной основе. Младшие славянофилы еще более категорично заявляли об избранности русского народа, «носящего Христа в душе своей, для которого не порвалась нить, связывающая земное с небесным...». Они идеализировали крестьянскую общину, так как народа, надо признать, они не знали. Западники: Чаадаев, Белинский, Герцен, Станкевич. Они полагали, что именно западноевропейский путь должен привести Россию к равенству перед законом, установлению свобод, в том числе и свободы слова, -другими словами, к победе либерализма (liberalis - свободный). 1840-50 гг. прошли под знаком борьбы западников и славянофилов. Борьба велась повсюду: в журналах, в литературных салонах, на публичных лекциях. Споры были жаркими, борьба - жестокой: друзья становились врагами. В 1860-80 гг. XIX в. более резко определились два лагеря: демократов и либералов. Демократы призывали к революционным преобразованиям, а либералы - к постепенным, экономическим. В центре борьбы двух лагерей - отмена крепостного права. Демократы: Герцен, Некрасов, Добролюбов, Чернышевский, Писарев и др. Либералы: Тургенев, Гончаров, Дружинин, Фет, Тютчев, Лесков, Достоевский, Писемский и др. Жаркая полемика разгоралась на страницах журналов обоих направлений. Журналы того времени - арена общественно- политической борьбы. Островский А.Н. (1823–1886) ОСТРОВСКИЙ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ (1823–1886), русский драматург. Творчество А.Н.Островского произвело революцию в русском театре. Уже первые его пьесы показали на сцене мир, прекрасно знакомый самому драматургу, но совершенно неизвестный читателям и зрителям середины 19 века. А.Н.Островский родился 31 марта (12 апреля) в Москве, вырос в Замоскворечье, в купеческой среде. Его отец занимался частной судебной практикой. Сам Островский закончил гимназию, а затем, недоучившись на юридическом факультете Московского университета, с 1843 по 1851 служил, занимая различные, но каждый раз невысокие посты в судебных учреждениях. Молодого человека угнетало его домашнее окружение и его работа, однако именно здесь он приобрел богатый жизненный опыт и получил бесценный материал для своих первых пьес. Писать начал рано. Первая из его опубликованных пьес Свои люди – сочтемся! (Банкрут), напечатанная в 1850, произвела сильное впечатление на читающую публику. Неожиданным здесь было почти все – купеческая семья, в которой развивается действие, яркий, богатый, как будто подслушанный в жизни язык героев. И, конечно же, сюжет – история купца Самсона Силыча Большова, решившего обмануть своих кредиторов и объявить себя банкротом, а в результаты оказавшегося обманутым и отправленным в долговую тюрьму бессовестной дочерью Липочкой и ее мужем, приказчиком Подхалюзиным. Публикация Банкрута сделала Островского знаменитым, но в то же время сильно осложнила ему жизнь. Пьеса была запрещена к постановке, а сам драматург отдан под надзор полиции. Его обвинили в неблагонадежности, так как жизнь и характеры, изображенные в комедии, показались властям клеветой на российскую действительность. Многие читатели также не сразу приняли новаторство Островского. Его воспринимали как «грязного» драматурга, выводящего на сцену недостаточно высокие характеры, пишущего чрезмерно простонародным языком и не видящего ничего светлого в окружающей его жизни. Несмотря на холодное отношение властей, на тяжелое финансовое положение и непонимание части публики, Островский активно работал, выпуская ежегодно по пьесе. В 50-е годы работал в редакции журнала «Москвитянин» вместе с Ап.Григорьевым, Т.Филипповым и другими сотрудниками, близкими ему как по-человечески, так и по своим взглядам. В 1850-е исповедовал почвеннические идеи, восхищаясь русской жизнью и широтой русской души и противопоставляя их рассудочной сухости Запада. Во многом под влиянием почвенничества взгляд драматурга на мир в это время стал менее мрачным, в его пьесах, в отличие от более ранних, появились персонажи, несущие свет и любовь. Одна из самых ярких пьес этого периода – комедия Бедность не порок, написанная в 1853 и напечатанная в 1854. История любви приказчика Мити и Любы Торцовой разворачивается на фоне жизни купеческого дома. Островский в очередной раз восхитил своих поклонников замечательным знанием мира и удивительно ярким языком. В отличие от ранних пьес, в этой комедии есть не только бездушный фабрикант Коршунов и кичащийся своим богатством и силой Гордей Торцов. Им противопоставлены любезные сердцам почвенников простые и душевные люди – добрый и любящий Митя и промотавшийся пьяница Любим Торцов, оставшийся, не смотря на свое падение, хорошим человеком. Характерно, что комедия, как и большинство пьес этого времени, завершается счастливым соединением влюбленных и победой добра над злом. Постановка пьесы «Бедности не порок» в 1854 в Малом театре вызвала горячие споры. Так, Аполлон Григорьев опубликовал в «Москвитянине» стихотворную рецензию, в которой превознес пьесу до небес и объявил ее появление началом новой эпохи в русском театре. Это мнение разделяли многие. Как воскликнул один из зрителей после спектакля, «воплощенная правда выступила на сцену». Новаторство пьесы Островского ярко проявилось в постановке Малого театра, в частности, в исполнении роли Любима Торцова знаменитым актером Провом Садовским. В то же время, как среди читателей, так и среди зрителей и даже среди актеров находились люди, которых шокировала и отталкивала излишняя жизненность творчества драматурга. Великий актер М.С.Щепкин, хотя и высоко ценил талант Островского, но возражал против постановки пьесы в Малом театре, считая, в частности, роль пьяницы и забулдыги Любима Торцова слишком «грязной». Многие присоединялись к этому мнению, полагая, что мир купцов и приказчиков, крючкотворов и пьяниц не достоин сценического воплощения, даже самого талантливого. Против Островского выступила и редакция одного из самых авторитетных в то время журналов – «Современника». Чернышевский и Добролюбов считали «Бедность не порок» слабой пьесой, а ее счастливый конец – не воспеванием народной широты и доброты, а приукрашиванием реальной, куда более мрачной действительности. Однако популярность пьес Островского продолжала расти, несмотря на сохранявшееся подозрительное отношение к нему властей и на упреки сторонников как «высокого», так и «обличительного» искусства. Укрепляется и его связь с Малым театром, где многие актеры разделяют новаторские идеи Островского. Не случайно большая часть пьес драматурга впервые оказалась поставленной именно на этой сцене. К концу 1850-х в творчестве Островского назревают крупные перемены. Во-первых, он постепенно отошел от почвеннических идей и кружка друзей, сформировавшегося вокруг редакции «Москвитянина». Москвич до мозга костей, он все больше сближался с петербургской редакцией «Современника» и, хотя никогда не поддерживал революционные идеи Чернышевского и Добролюбова, разделял их взгляды на искусство. Журналисты «Современника», в свою очередь, к концу 1850-х годов увидели в Островском пример настоящего реалистического творца и перешли от его критики к исключительно высокой оценке творчества. В конце 1850-х годов изменился и характер творчества Островского, что особенно ярко проявилось в пьесах «Доходное место» (1856) и «Гроза» (1859). Для многих поклонников Островского оказалось неожиданным появление Доходного места, сатирически изображающего жизнь чиновников, где взяточничество и обман считаются чем-то само собой разумеющимся. Здесь не было привычной для Островского купеческой среды, кроме того, в отличие от поэтического настроя комедий начала 1850-х годов, неожиданностью стала и довольно мрачная атмосфера пьесы. Молодой чиновник Жадов, пытающийся служить честно, оказывается под таким давлением обстоятельств, что чуть не отступается от своих идеалов. Все же, в последний момент, он находит в себе силы удержаться от преступления и обещает «ждать того времени, когда взяточник будет бояться суда общественного больше, чем уголовного». Таким образом, формально добро побеждает. В то же время мир, показанный в пьесе, таков, что всем зрителям было ясно – Жадову придется долго дожидаться перемен в обществе. Не случайно цензура запретила постановку пьесы, осуществленную на сцене только в 1863. Многие критики также не приняли новое, «обличительное» направление творчества Островского и заговорили об оскудении его таланта. Сотрудники «Современника», впрочем, придерживались иного, куда более высокого мнения о «Доходном месте», выраженного Добролюбовым в его статье «Темное царство». Публикация в 1860 пьесы «Гроза» ярко продемонстрировала, что талант Островского не только не угас, а, напротив, проявлялся все сильнее и сильнее. Трагическая судьба Катерины, молодой женщины, задыхающейся в тяжелой обстановке патриархальной семьи, рвущейся на свободу, мечтающей о свете и воле, которых нет в ее провинциальном городке, – не случайно стала символом российской жизни на переломе двух эпох. Статья Добролюбова «Луч света в темном царстве» не только воспела Катерину, чье самоубийство, по мнению критика, было не проявлением слабости, а единственным оставшимся для нее возможным протестом. Добролюбов, как и многие другие читатели и критики, увидел в «Грозе» не просто историю гибели неверной купеческой жены. Для него пьеса стала символом приближающихся перемен, чье наступление уже нельзя остановить. До освобождения крестьян оставалось меньше года, а вслед за крестьянской реформой последовало множество других реформ, в корне изменивших российскую жизнь. В то же время «Гроза» вовсе не была политическим манифестом, каким ее иногда пытались представить. Яркие характеры, трагическое столкновение различных взглядов на жизнь, прекрасно продуманный сюжет – все это придало драме исключительную театральность и обеспечило ее сценический успех. В десятилетия, последовавшие за выходом «Грозы». Водевильный характер пьес не помешал Островскому ярко и живо показать в них картины столь хорошо ему знакомой замоскворецкой жизни. В то же время вроде бы шутливые приключения Бальзаминова были показаны с таким сочувствием к «маленькому человеку», что ничтожный и пустой герой поневоле начинал вызывать и симпатию. В эти же годы Островский создает ряд исторических пьес: «Воевода», « Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» и другие. Они оказались далеко не такими популярными и театральными, как другие его произведения. Для драматурга, однако, обращение к истории было очень важно. Островский пытался найти здесь корни той широты и чистоты русского характера, которые он не переставал воспевать в своих «современных» пьесах. Любовное и возвышенное отношение к народной культуре проявилось и в драматической поэме в стихах «Снегурочка», основанной на русском фольклоре. Создавая историю Снегурочки, отдавшей свою жизнь ради любви, Островский использовал материал народных сказок и песен. Не случайно, хотя сама пьеса не имела особого успеха, созданная на ее основе опера Римского-Корсакова завоевала огромную популярность. Островский создал несколько сатирических произведений, которые безусловно могут быть отнесены к ярчайшим шедеврам его творчества. Комедия «На всякого мудреца довольно простоты» – история молодого человека Егора Дмитриевича Глумова, всеми правдами, а скорее, неправдами, пытающегося сделать карьеру и добыть богатую невесту. Ложь и интриги почти приводят Глумова к заветной цели. Разоблачение наступает случайно. В руки обманутых Глумовым людей попадает дневник, в котором он язвительно описывает их глупость и подлость. Казалось бы, обманщик навсегда будет изгнан из хорошего общества. Ничуть не бывало. После того, как уличенный во всех подлостях Глумов гневно обличает своих покровителей и удаляется, те приходят к выводу, что их протеже «что ни говори, деловой человек» и решают, что «наказать его надо, но…через несколько времени можно его опять приласкать». Ясно, что дальнейшее возвышение беспринципного Глумова обеспечено. Еще более страшный мир показан Островским в пьесе «Лес». Действие происходит в поместье помещицы Гурмыжской, которая по своей воле вершит судьбы зависящих от нее людей. Она продает принадлежащий ей лес потому, что ей нужны деньги – для бедных – по ее собственным словам. Однако довольно быстро становится ясно, что деньги для Гурмыжской – прежде всего возможность купить себе молодого возлюбленного. Ради этого она мучает и терзает бедную племянницу Аксюшу, прекрасно понимающую, что ей не достанется ни копейки из огромного наследства, но все равно не осмеливающуюся бунтовать против богатой родственницы, так как идти ей некуда. Единственным по-настоящему сильным и благородным человеком в пьесе оказывается странствующий актер Несчастливцев, который, не задумываясь, отдает полученные им от Гурмыжской деньги на приданое Аксюше и, отказавшись от богатства, вновь пускается в бесконечные странствия по России. Он сумел составить счастье молодой пары, но ничего больше не в силах изменить «Брат Аркадий, зачем мы зашли, как мы попали в этот лес, в этот сыр-дремучий бор? – обращается он к своему спутнику, – Зачем мы, братец, спугнули сов и филинов? Что им мешать? Пусть их живут, как им хочется! Тут все в порядке, братец, как в лесу быть следует. Старухи выходят замуж за гимназистов, молодые девушки топятся от горького житься у своих родных: лес, братец». В последнее десятилетие жизни творчество Островского становится все более и более трагическим. Теперь на пути его героинь уже не встречаются благородные Несчастливцевы, готовые поступиться всем ради счастья прекрасной дамы. Мир поздних пьес Островского оказывается населен мечущимися в поисках счастья и спокойствия героинями, окруженными циничными воздыхателями, всегда готовыми купить их любовь, не менее циничными матерями, согласными более или менее неприкрыто продать своих дочерей и, быть может, не слишком плохими, но безвольными и беспомощными поклонниками или женихами, не способными ни защитить даму своего сердца, ни предложить ей настоящую любовь. В таких обстоятельствах развивается судьба Ларисы, героини пьесы «Бесприданница», которая, подобно многим другим женским персонажам Островского, мечтает о лучшей жизни, о возможности вырваться из своего провинциального мирка. Однако очень быстро выясняется, что красота Ларисы не помогает ей обрести свободу и любовь, а, наоборот, превращает в игрушку богатых купцов. Ранний Островский, быть может, привел бы свою героиню к тихому и спокойному браку. Но в мире «Бесприданницы» это уже невозможно. Лариса презирает своего жениха Карандышева и с негодованием отказывается от его предложения. Тогда обезумевший от любви и ревности Карандышев убивает Ларису, которая перед смертью благодарит его за дарованное ей избавление от всех жизненных тягот. Не менее безысходна судьба и другой героини поздней пьесы Островского «Таланты и поклонники». Александра Негина, молодая талантливая актриса, оказывается так замучена вечной нуждой, что не может найти выхода. Ее жених – благородный, добрый, хороший молодой человек, Петя Мелузов, помочь своей невесте не может. Впрочем, дело не только в деньгах. В очередной раз в пьесе Островского добро оказывается слабым и беспомощным, неспособным противостоять обстоятельствам. В результате Негина соглашается пойти на содержание к помещику Великатову и уезжает в его поместье, в надежде позже начать играть в принадлежащем ему театре. И, хотя Мелузов в финале пьесы клянется не сдаваться и «свое дело делать до конца», ощущения его моральной победы не возникает – ведь его любимая девушка уехала с богачом. Персонажи, связанные с миром театра, встречаются во многих пьесах Островского и это, конечно, не случайно. Он всегда принимал близко к сердцу беды и удачи российского театра. Его ужасало бесправное положение актеров императорских театров, их зависимость от чиновников, нищенское жалование и тяжкий труд, а также невежество многих исполнителей, отсутствие у них интереса к пьесе в целом. Островский часто сам репетировал с актерами свои пьесы, пытаясь найти у них понимание, добиться более глубокого исполнения, соответствующего новаторскому характеру пьес. Удавалось это далеко не всегда. Среди актеров, игравших в пьесах Островского, были такие люди, как Пров Садовский или Любовь Косицкая, понимавшие и чувствовавшие замысел автора. В то же время часто Островский приходил в отчаяние из-за абсолютного непонимания актерами его целей и из-за диких и грубых нравов, царивших за кулисами. Актеры, появлявшиеся на сцене только ради того, чтобы покрасоваться перед зрителями, срывавшие аплодисменты при помощи дешевых эффектов, не желавшие и не умевшие работать над ролью и при этом грубо пресмыкавшиеся перед начальством, – вот кто составлял большинство театральных трупп. Именно поэтому Островский в течение многих лет пытался переменить всю систему работы драматических театров, писал многочисленные проекты, надеясь убедить власть в необходимости срочных действий. В конце концов, в 1886 уже тяжело больной Островский был назначен заведующим репертуарной частью московских театров. Это означало, что в его руки было передано художественное руководство всеми театрами города. Островский с энтузиазмом взялся за долгожданное дело. Он надеялся освободить театр от бездарной, любительской игры, когда каждый актер был «сам за себя», пренебрегая художественной стороной театрального дела. Островский надеялся начать формировать репертуар из серьезных пьес, не поступаясь интересами искусства в угоду кассовым сборам. Мечтал он и о возрождении театральной школы, которая должна была готовить профессиональных актеров. Однако смерть 2 (14) июня 1886 в Щелыково Костромской губернии не позволила ему провести в жизнь давно задуманные реформы Пьеса «Гроза" 1. Н. А. Добролюбов О творчестве А.Н. Островского. 2. Основной конфликт пьесы А.Н. Островского “Гроза”. 3. Образ Катерины в пьесе “Гроза”: — воспитание Катерины; жизнь в доме родителей; — жизнь в доме Кабанихи; — трагедия Катерины. 4. Смысл названия пьесы “Гроза”. 1. “Пьесами жизни” назвал Н.А. Добролюбов произведения А.Н. Островского. Пьесы Островского привлекательны не только достоверной исторической или социально-бытовой информацией, но и остротой конфликта между людьми, живущими по принципам “правды и совести”, и теми, для которых погоня за богатством и положением в обществе сместила все нравственные ориентиры. Пьесы А.Н. Островского дают ответы на “вечные” вопросы жизни — о любви, смысле человеческого существования, счастья. Наиболее привлекательны в его пьесах женские образы, героини с “горячим сердцем”. Для них главный смысл жизни можно определить словами Весны из пьесы “Снегурочка”: “На свете все живое должно любить”. 2. Драма “Гроза” была написана Островским в 1859 году. Светел и поэтичен образ главной героини драмы Катерины. Это личность неординарная и неодноплановая. Трагический конфликт живого чувства Катерины и мертвого уклада жизни — основная сюжетная линия пьесы. “Лучом света в темном царстве” назвал Н.А. Добролюбов Катерину, так как в пьесе “Гроза” она оказалась самым бесправным и угнетенным существом, не примирившимся с деспотизмом и произволом в семье своего мужа. 3. В “Грозе” автор показывает жизнь русской купеческой семьи и положение в ней женщины. Характер Катерины сформировался в простой купеческой семье, где царила любовь и дочери предоставлялась полная свобода. В религии Катерина находила высшую правду и красоту. Ее стремление к прекрасному, доброму выражалось в молитвах, воссылаемых к Богу. Варваре она рассказывала: “В солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облака, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют. А то, бывало... ночью встану... да где-нибудь в уголке и молюсь до утра. Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колени, молюсь и плачу”. Выйдя замуж за Тихона, Катерина попадает в семью купчихи Кабановой — Кабанихи, нрав которой соответствует ее фамилии. Кабаниха пытается сохранить устои своей семьи, но “домашних заела совсем”. Орудие ее власти — страх, который делает членов ее семьи безвольными и бездушными. Постоянными подозрениями, незаслуженными упреками обижает она Катерину. Ратуя за крепкую семью, за порядок в доме, она считает, что только страх является прочной основой семейных отношений, а не любовь и уважение. Трагизм положения Катерины еще и в том, что, выйдя замуж за Тихона, которого не любила, в его лице она не находит поддержки и защиты против Кабанихи, хотя всеми силами старается быть Тихону верной женой. Ее безвольный муж сам является жертвой “темного царства”: он безропотно переносит все издевательства матери, не смея протестовать. Поэтому душе Катерины тесно, тяжело, “все как будто из-под неволи”. В атмосфере “жестоких нравов”, лжи, притворства, страдая от одиночества, Катерина полюбила Бориса, племянника Дикого, тоже человека безвольного, не способного на решительные действия. Хотя он и стоит выше окружающих его “благодетелей”, но у него не хватает смелости и характера вырваться из-под их власти. Он единственный, кто понимает Катерину, но помочь ей не в силах; он даже советует ей покориться судьбе. Любовь к Борису вызывает в ней эмоциональный подъем, страстное желание стать птицей и полететь, раскинув крылья. 4. Познав высшее счастье через земную любовь, Катерина ощутила себя грешницей. Это сознание греховности, внутреннего суда — суда совести будет преследовать ее до последних дней. Чувство любви для Катерины — это огромный несмываемый грех, потому что любовь к чужому человеку для нее, замужней женщины, есть нарушение нравственного долга. Она понимает, что катастрофа почти неизбежна. Катерина уже в начале пьесы предчувствует беду: “Я умру скоро... Что-то со мной недоброе делается, чудо какое-то!” Она всей душой хочет быть чистой и безупречной; ее нравственная требовательность к себе безгранична и бескомпромиссна. Таким образом, получается, что “Гроза” — не только трагедия любви, но и трагедия совести. Лгать и обманывать — не только кого-то, но и саму себя Катерина не умеет: “Обманывать-то я не умею, скрыть-то ничего не могу”. Мрак, как при грозе, сгущается вокруг Катерины. А разразившаяся природная гроза пугает всех (кроме Кулигина) страхом возмездия за грехи. Катерина боится грозы не потому, “что убьет тебя, а то, что смерть вдруг застанет, какая ты есть, со всеми твоими грехами”. И в своем покаянии она отдает себя перед всем миром на суд людской. Высокое покаяние, говорящее о величии правдивой и совестливой души, требует великодушного прощения, которого она не получает. “Жить на свете да мучиться” она не могла. Идти некуда. От себя не уйдешь. Самоубийство Катерины — акт отчаяния, когда смерть воспринимается как избавление от мук земных, которые кажутся ей страшнее ада. Финал пьесы оставляет надежду на то, что Бог будет милосерднее к ней, чем люди, за ее великое страдание, за ее грешную любовь, за ее всепрощение миру. Образ Катерины в пьесе А. Н. Островского "Гроза". В январе тысяча восемьсот шестидесятого года впервые выходит в свет грандиозное произведение А. Н. Островского "Гроза". Оно поражает читателей своим сюжетом и трагическим концом. Но наиболее обширным предметом для обсуждения становится Катерина - "русский сильный характер", для которого правда и глубокое чувство долга превыше всего. Сначала давайте обратимся к детским годам главной героини, о которых мы узнаем из ее монологов. Как мы видим, в это беззаботное время Катерину прежде всего окружала красота и гармония, она "жила, точно птичка на воле" среди, материнской любви и благоухающей природы. Молодая девушка ходила умываться на ключ, слушала рассказы странниц, потом садилась за какую-нибудь работу, и так проходил весь день. Она еще не знала горькой жизни в "заточеньи", но все у нее впереди, впереди жизнь в "темном царстве". Из слов Катерины мы узнаем о ее детстве и отрочестве. Девочка не получила хорошего образования. Она жила с матерью в деревне. Детство Катерины было радостным, безоблачным. Мать в ней "души не чаяла", не принуждала работать по хозяйству. Жила Катя свободно: вставала рано, умывалась родниковой водой, ползала цветы, ходила с матерью в церковь, потом садилась за какую-нибудь работу и слушала странниц и богомолок, которых было много в их доме. Катерине снились волшебные сны, в которых она летала под облаками. И как сильно контрастирует с такой тихой, счастливой жизнью поступок шестилетней девочки, когда Катя, обидевшись на что-то, убежала вечером из дома на Волгу, села в лодку и оттолкнулась от берега!... Мы видим, что Катерина росла счастливой, романтичной, но ограниченной девушкой. Она была очень набожной и страстно любящей. Она любила все и всех вокруг себя: природу, солнце, церковь, свой дом со странницами, нищих, которым она помогала. Но самое главное в Кате то, что она жила в своих мечтах, обособленно от остального мира. Из всего существующего она выбирала только то, что не противоречило ее натуре, остальное она не хотела замечать и не замечала. Поэтому и видела девочка ангелов в небе, и была для нее церковь не гнетущей и давящей силой, а местом, где все светло, где можно помечтать. Можно сказать, что Катерина была наивной и доброй,, воспитанной в вполне религиозном духе. Но если она встречала на своем пути то, что. противоречило ее идеалам, то превращалась в непокорную и упрямую натуру и защищала себя от того постороннего, чужого, что смело потревожить ее душу. Так было и в случае с лодкой. После замужества жизнь Кати сильно изменилась. Из свободного, радостного, возвышенного мира, в котором она чувствовала свое слияние с природой, девушка попала в жизнь, полную обмана, жестокости и опущенности. Дело даже не в том, что Катерина вышла за Тихона не по своей воле: она вообще никого не любила и ей было все равно за кого выходить. Дело в том, что у девушки отняли ее прежнюю жизнь, которую она создала для себя. Катерина уже не чувствует такого восторга от посещения церкви, она не может заниматься привычными ей делами. Грустные, тревожные мысли не дают ей спокойно любоваться природой. Кате остается терпеть, пока терпится, и мечтать, но она уже не может жить своими мыслями, потому что жестокая действительность возвращает ее на землю, туда, где унижение и страдание. Катерина пытается найти свое счастье в любви к Тихону: "Я буду мужа любить. Тиша, голубчик мой, ни на кого я тебя не променяю". Но искренние проявления этой любви пресекаются Кабанихой: "Что на шею-то виснешь, бесстыдница? Не с любовником прощаешься". В Катерине сильно чувство внешней покорности и долга, поэтому она и заставляет себя любить нелюбимого мужа. Тихон и сам из-за самодурства своей матери не может любить свою жену по-настоящему, хотя, наверное, и хочет. И когда он, уезжая на время, покидает Катю, чтобы нагуляться вволю, девушка (уже женщина) становится совсем одинокой. Почему Катерина полюбила Бориса? Ведь он не выставлял свои мужские качества, как Паратов, даже и не разговаривал с ней. Наверное, причина в том, что ей недоставало чего-то чистого в душной атмосфере дома Кабанихи. И любовь к Борису была этим чистым, не давала Катерине окончательно зачахнуть, как-то поддерживала ее. Она пошла на свидание с Борисом потому, что почувствовала себя человеком, имеющим гордость, элементарные права. Это был бунт против покорности судьбе, против бесправия. Катерина знала, что совершает грех, но знала она и то, что дальше жить по-прежнему нельзя. Она принесла чистоту своей совести в жертву свободе и Борису. По-моему, идя на этот шаг, Катя уже чувствовала приближающийся конец и, наверное, думала: "Сейчас или никогда". Она хотела насытиться любовью, зная, что другого случая не будет. На первом свидании Катерина сказала Борису: "Ты меня загубил". Борис - причина опорочивания ее души, а для Кати это равнозначно гибели. Грех висит на ее сердце тяжким камнем. Катерина ужасно боится надвигающейся грозы, считая ее наказанием за совершенное. Катерина боялась грозы с тех пор, как стала думать о Борисе. Для ее чистой души даже мысль о любви к постороннему человеку - грех. Катя не может жить дальше со своим грехом, и единственным способом хоть частично от него избавиться она считает покаяния Она признается во всем мужу и Кабанихе. Такой поступок в наше время кажется очень странным, наивным. "Обманывать-то я не умею; скрыть-то ничего не могу" - такова Катерина. Тихон простил жену, но простила ли она сама себя? Будучи очень религиозной. Катя боится бога, а ее бог живет в ней, бог - ее совесть. Девушку мучают два вопроса: как она вернется домой и будет смотреть в глаза мужу, которому изменила, и как она будет жить с пятном на своей совести. Единственным выходом из этой ситуации Катерина видит смерть: "Нет, мне что домой, что в могилу - все равно...В могиле лучше...Опять жить? Нет, нет, не надо... нехорошо" Преследуемая своим грехом, Катерина уходит из жизни, чтобы спасти свою душу. Добролюбов определял характер Катерины как "решительный, цельный, русский". Решительный, потому что она решилась на последний шаг, на смерть ради спасения себя от позора и угрызений совести. Цельный, потому что в характере Кати все гармонично, едино, ничто не противоречит друг другу, потому что Катя составляет единое с природой, с Богом. Русский, потому что кто, как ни русский человек, способен так любить, способен так жертвовать, так с виду покорно переносить все лишения, оставаясь при этим самим собой, свободным, не рабом. Хотя и изменилась жизнь Катерины, она не утратила своей поэтической натуры: ее по-прежнему очаровывает природа, она видит блаженство в гармонии с ней. Ей хочется взлететь высоко-высоко, коснуться небесной синевы и оттуда, с высоты, послать всем большой привет. Поэтическая натура героини требует иной жизни, чем той, которую она имеет. Катерина рвется на "свободу", но не на свободу ее плоти, а свободу души. Поэтому она строит иной мир, свой в котором нет лжи, бесправия, несправедливости, жестокости. В этом мире, в отличие от действительности, все идеально: здесь живут ангелы, "поют невинные голоса, пахнет кипарисом, и горы и деревья, будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся". Но несмотря на это, ей все же приходится возвращаться в реальный мир, полный эгоистов и самодуров. И среди них она пытается найти родственную душу. Катерина в толпе "пустых" лиц ищет того, кто смог бы ее понять, заглянуть в ее душу и принять такой, какая она есть, а не такой, какой ее хотят сделать. Героиня ищет и никого не может найти. Ее глаза "режет" темнота и убогость этого "царства", разуму приходится смириться, но сердце ее верит и ждет того единственного, который поможет ей выжить и бороться за правду в этом мире лжи и лукавства. Катерина встречает Бориса, и ее затуманенное сердце говорит, что это тот, кого она так долго искала. Но так ли это? Нет, Борис далеко не идеал, он не может дать Катерине того, что она просит, а именно: понимания и защиты. Она не может чувствовать себя с Борисом "как за каменной стеной". И справедливость этого подтверждает подлый, полный трусости и нерешительности поступок Бориса: он оставляет Катерину одну, бросает "на съеденье волкам". Страшны эти "волки", но не могут они устрашить "русской души" Катерины. А душа у нее истинно русская. И объединяет Катерину с народом не только общение, но и приобщенность к христианству. Катерина так верит в Бога, что каждый вечер молится в своей комнатке. Ей нравится ходить в церковь, смотреть на иконы, слушать звон колокола. Она, как и русские люди, любит свободу. И именно это свободолюбие не дает ей смириться со сложившейся ситуацией. Наша героиня не привыкла врать, и поэтому она рассказывает о любви к Борису своему мужу. Но вместо понимания Катерина встречает лишь прямой укор. Теперь ее ничего не держит на этом свете: Борис оказался не таким, каким "рисовала" его себе Катерина, а жизнь в доме Кабанихи стала еще невыносимей. Бедная, невинная "птичка, заточенная в клетку", не смогла выдержать неволи - Катерина покончила жизнь самоубийством. Дикой и Кабаниха. Основные черты самодурства. (По драме А.Н. Островского "Гроза") Уж такого-то ругателя, как у нас Савел Прокофъич, поискать еще! А. Н. Островский Драма Александра Николаевича Островского «Гроза» на долгие годы стала хрестоматийным произведением, изобразившим «темное царство», которое подавляет лучшие человеческие чувства и стремления, пытается всех заставить жить по своим грубым законам. Никакого свободомыслия — безоговорочное и полнейшее подчинение старшим. Носителями этой «идеологии» являются Дикой и Кабаниха. Внутренне они очень похожи, но некоторое внешнее различие присутствует в их характерах. Кабаниха ханжа и лицемерка. Под маской благочестия она, «как ржа железо», поедом ест своих домочадцев, совершенно подавляя в них волю. Кабаниха вырастила безвольного сына, хочет контролировать каждый его шаг. Ей неприятна сама мысль, что Тихон может самостоятельно принимать решения, не оглядываясь на мать. «Поверила бы я тебе, мой друг,— говорит она Тихону,— кабы своими глазами не видала да своими ушами не слыхала, каково теперь стало почтение родителям от детей-то! Хоть бы то-то помнили, сколько матери болезней от детей переносят». Кабаниха не только сама унижает детей, она обучает этому и Тихона, заставляя мучить жену. У этой старухи все на подозрении. Не будь она так свирепа, не кинулась бы Катерина сначала в объятия Бориса, а потом — в Волгу. Дикой дее просто как «цепной» набрасывается на всех. Кудряш, правда, уверен, что «...мало у нас парней-то на мою стать, а то бы мы его озорничать-то отучили». Это совершенно верно. Дикой не встречает должного сопротивления, поэтому и ^одавляет всех. За ним капитал — это основа его бесчинств, юэтому он так и держит себя. Для Дикого есть один закон — деньги. Ими он определяет «ценность» человека. Ругань для него обычное состояние. Про него говорят: «Уж такого ругателя, как у нас Савел Прокофьич, поискать еще. 1и за что человека оборвет». Кабаниха и Дикой— «столпы общества», духовные наставники в городе Калинове. Они установили невыносимые порядки, от которых одна кидается в Волгу, другие бегут куда глаза глядят, а третьи спиваются. Кабаниха вполне уверена в своей правоте, она одна знаеа истину в последней инстанции. Оттого и держит себя так бесцеремонно. Она враг всему новому, молодому, свежему. «Так-тс вот старина-то и выводится. В другой дом и взойти-то не хочет ся. А взойдешь-то, так плюнешь, да вон скорее. Что будет, ка! старики перемрут, как будет свет стоять, уж и не знаю. Ну, д{ уж хоть то хорошо, что не увижу ничего». У Дикого же патологическая любовь к деньгам. В них oi видит основу своей безграничной власти над людьми. Причег для него все средства хороши в добывании денег: он обсчитыва ет горожан, «ни одного путем не разочтет», у него из недопла ченных копеек «тысячи составляются», совершенно спокойн присваивает себе наследство племянников. Дикой не щепетиле в выборе средств. Под гнетом Диких и Кабаних стонут не только их дс машние, но и весь город. «Толстая мощна» открывает пере ними неограниченную возможность произвола и самодурств* «Отсутствие всякого закона, всякой логики — вот закон логика этой жизни»,— пишет Добролюбов о быте города К; линова, а следовательно, и любого другого города царско России. В пьесе «Гроза» Островский дает правдивую картину зат: лой атмосферы губернского города. Ужасающее впечатлеш складывается у читателя и зрителя, но почему же драма акт альна и спустя 140 лет после создания? Мало что изменилось психологии людей. Кто богат, у власти, тот и прав, к сожал нию, и поныне.лья" и смело пошла ко дну. Своим поступком Катерина оказывает сопротивление "темному царству". Но Добролюбов называет ее "лучом" в нем, не потому только, что ее трагическая гибель выявила весь ужас "темного царства" и показала неизбежность гибели для тех, кто не может примириться с гнетом, но и потому, что смерть Катерины не пройдет и не может пройти бесследно для "жестоких нравов". Ведь уже зарождается гнев на этих самодуров. Кулигин - и тот упрекнул Кабаниху в отсутствии милосердия, даже безропотный исполнитель желаний матери, Тихон, публично осмелился бросить в лицо ей обвинение в смерти Катерины. Уже сейчас назревает над всем этим "царством" зловещая гроза, способная разрушить, его "в пух и прах". И этот светлый луч, пробудивший - пусть на один миг - сознание обездоленных, безответных людей, находящихся в материальной зависимости от богатеев, убедительно показал, что должен наступить конец безудержному грабежу и самодовольству Диких и гнетущему властолюбию и ханжеству Кабаних. И. А. Гончаров (1812 – 1891) Гончаров Иван Александрович (1812 - 1891) - русский писатель, критик. Родился 18 (6) июня в Симбирске в состоятельной купеческой семье. Отец, Александр Иванович, много раз выбирался городской головой, вёл хлебную торговлю. Скончался, когда Гончарову было 7 лет. Воспитанием занималась мать, Авдотья Матвеевна. Первоначальное образование получил дома под руководством отставного моряка, помещика Н. Трегубова, человека просвещённого. Уже в детстве Гончаров прочитал произведения Ломоносова, Фонвизина, Жуковского, сочинения Расина, Вольтера и Руссо, описания всевозможных путешествий, исторические труды. Московское коммерческое училище, в котором он учился в 1822 – 30 годах, оставило у будущего писателя тягостные воспоминания. Осенью 1831 года поступил на словесный факультет Московского университета. Мало интересовался общественно-политическими и философскими вопросами, больше - вопросами теории и истории литератур, изобразительным искусством, архитектурой, увлекался театром, преклонялся перед гением Пушкина. Самым сильным впечатлением тех лет для Гончарова стало посещение А. Пушкиным университета. «Для меня точно солнце озарило всю аудиторию: я в то время был в чаду обаяния от его поэзии; я питался ею, как молоком матери...», - вспоминал впоследствии писатель. К студенческим годам относится первый опубликованный в печати литературный опыт Гончарова. По окончании университета с лета 1834 года до весны 1835 года он пробыл в Симбирске, где служил в канцелярии губернатора, затем переехал в Петербург. Первые десять лет жизни в столице ему пришлось служить мелким чиновником Министерства финансов. Эти годы принесли ему пользу как писателю, много взявшему из своих наблюдений над бюрократическим и коммерческим миром Петербурга. Но о своей чиновничьей службе всегда вспоминал неохотно, писал, что «всё свободное время от службы посвящал литературе». В 1838 и 1839 гг. в рукописных альманахах литературно-художественного кружка живописца Н. Майкова появились романтические стихи Гончарова и первые повести «Лихая болесть» и «Счастливая ошибка». Весной 1846 года он знакомится с Белинским, оказавшим определённое влияние на его развитие как писателя. Возможно, в силу того, что он «не увлекался юношескими утопиями в социальном духе» и «не давал веры материализму», в его общественных симпатиях в 1840 - 50-е годы видны тенденции, питавшие сильные стороны его творчества как художника-реалиста. Они нашли своё отражение и в первом романе Гончарова «Обыкновенная история» (1847). Осенью 1852 года писатель отправился в путешествие к берегам Японии на русском военном корабле «Паллада» в качестве секретаря начальника экспедиции. За два с половиной года побывал в Англии, Южной Африке, Малайе, Китае, Японии. В феврале 1855 года вернулся в Петербург сухопутным путем, через Сибирь и Заволжье. Впечатления от путешествия составили два тома очерков, изданных под названием «Фрегат Паллада» (1858). По возвращении в Петербург, будучи вынужденным продолжать службу, Гончаров в 1856 году становится цензором, проявляя на этом поприще позитивное отношение к талантливым явлениям литературы: он способствовал новому изданию запрещённых в течение нескольких лет «Записок охотника» Тургенева, сборника стихотворений Некрасова, разрешил к печати роман Писемского «Тысяча душ». В 1859 году появился второй роман Гончарова - «Обломов», вершина творчества писателя, ставший предметом активного внимания критики. В 1860 году, когда вновь стали усиливаться цензурные гонения на литературу, Гончаров подаёт в отставку. По прошествии нескольких лет Гончаров был вновь приглашён на высокую должность в цензурный комитет: теперь он является членом Совета по делам книгопечатания, членом Главного управления по делам печати. Лишь в 1867 году окончательно покидает цензурный департамент. Третий роман Гончарова «Обрыв» (1849 - 68) явился плодом двадцатилетней работы. В 1870-е выступает как талантливый критик: статья «Мильон терзаний», «Заметки о личности Белинского» и др. Последние годы жизни писатель провёл почти в полном уединении. Скончался Иван Александрович Гончаров 15 сентября (27 н.с.) 1891 года. Похоронен в Петербурге. Общая характеристика романа И.А. Гончарова “Обломов”. 1. И.А. Гончаров о своем творчестве. 2. История создания романа “Обломов”. Основная идея романа. 3. Образ И. Обломова. 4. Образ Штольца. 5. Любовь в жизни Обломова. 6. Значение романа. 1. Иван Александрович Гончаров широко известен как создатель трех романов — “Обыкновенная история”, “Обломов”, “Обрыв”. В конце жизни в статье “Лучше поздно, чем никогда” писатель так говорил о своем взгляде на эти произведения: “...вижу не три романа, а один. Все они связаны одной общей нитью, одной последовательной идеею — перехода от одной эпохи русской жизни, которую я переживал, к другой — и отражением их явлений в моих изображениях, портретах, сценах, мелких явлениях и т. д.”. Все три романа связаны по смыслу: “обыкновенной историей” можно назвать судьбу Обломова и героев “Обрыва”, в силу типичности изображаемого. 2. Роман “Обломов” был начат в 1847 году, а полностью опубликован в 1859-м. Появление его совпало со временем острейшего кризиса крепостничества. Образ апатичного, неспособного к деятельности помещика, выросшего и воспитанного в патриархальной обстановке барской усадьбы, где господа жили безмятежно благодаря труду крепостных, был очень актуален для современников. Н. А. Добролюбов в своей статье “Что такое обломовщина?” (1859) дал высокую оценку роману и этому явлению. В лице Ильи Ильича Обломова показано, как среда и воспитание уродуют прекрасную натуру человека, порождая лень, апатию, безволие. 3. Первая часть романа “Обломов”, включающая “Сон Обломова”, посвящена описанию всех подробностей, “мелочей” бытия героя романа в его петербургской квартире — миниатюрной петербургской “Обломовке” — с Захаром, знаменитым диваном, халатом. Портрет Обломова говорит о многом в его характере: “Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока”. Далее отмечает автор “выражение усталости или скуки”, нездоровый цвет лица от недостатка воздуха и движения; обрюзгшее тело. Апатия Обломова доходила до того, что ему была безразлична паутина, напитанная пылью, которая лепилась в виде фестонов вокруг картин, ковры, покрытые пятнами, запыленные зеркала, “которые могли служить скорее скрижалями, для записывания на них, по пыли, каких-нибудь заметок на память”. Захар, слуга Ильи Ильича, под стать хозяину. Если дорогой восточный халат Обломова “засалился”, то у Захара — постоянная прореха под мышкой, из которой торчит нижняя рубашка. Для своей нерадивости и лени он всегда находит оправдание. Разве он виноват, что “уберешь, а завтра опять пыль наберется”. Сам ленивый, он благоденствовал на лени хозяина. С дивана Обломова не могут поднять даже неотложные дела: нужно ответить на письмо старосты Обломовки, переехать на новую квартиру, заплатить по счетам. Обломова навещают приятели, пытаясь соблазнить на гуляние в Петергоф, но он отговаривается тем, что ему вредна сырость, хотя на улице солнечный день. Обломов видит суету и пустоту светской жизни, понимает, как обезличивается человек, посвятивший себя карьере. Особенно умны слова, обращенные к писателю Пенкину, о назначении литературы — сострадать людям из любви к ним. Однако за этими словами, при всей их безусловной правоте, угадывается желание оправдать свою бездеятельность. Обломов и читать ленится, и писательский труд его страшит: “И все писать, все писать, как колесо, как машина, пиши завтра, послезавтра: праздник придет, лето настанет — а он все пиши? Когда же остановиться и отдохнуть? Несчастный!” Не только заняться каким-либо полезным делом, но даже переменить образ жизни у него не хватает воли. Не имея привычки действовать, он свои желания облекает в форму мечтаний: “Оттого он любит помечтать и ужасно боится того момента, когда мечтания придут в соприкосновение с действительностью. Тут он старается взвалить дело на кого-нибудь другого, а если нет никого, то на авось...” Гордясь своей независимостью, тем, что он “барин”. Обломов в силу своей неприспособленности к жизни становится рабом чужой воли, начиная со слуги Захара и кончая жуликами, которые чуть было не присвоили его имение. И только иногда, в редкую минуту он начинает с грустью и болью понимать свое истинное положение: “А между тем он болезненно чувствовал, что в нем зарыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое начало, может быть теперь уже умершее, или лежит оно, как золото, в недрах горы... Но глубоко и тяжело завален клад дрянью... Что-то помешало ему ринуться на поприще жизни и лететь по нему на всех парусах ума и воли... Ум и воля давно парализованы, и, кажется, безвозвратно...” Ответ на этот вопрос дан в главе “Сон Обломова”. В ней рассказывается о семье Обломова, об их поместье и обычаях: “...забота о пище была первая и главная жизненная забота в Обломовке...” Труд воспринимался как наказание, посланное за грехи. У Обломова не было необходимости трудиться, так как все делали крепостные крестьяне, слуги. Годы учения тоже не воспитали в Обломове дисциплины ума. И родители всячески спасали любимое дитя от мук учения. 4. Параллельно с Обломовым прослеживается судьба его школьного товарища Андрея Штольца, сына управляющего имением. Отец Андрея Штольца с немецкой педантичностью и последовательностью приучал его к труду, умственному и физическому, к ответственности за выполненный урок или поручение. И Обломов, и Штольц окончили Московский университет, оба направились в Петербург служить. Но уже через год Илья Ильич вышел в отставку: служба тяготила его, требовала внимания, усидчивости, трудолюбия. Деятельный Штольц заставляет “беспокоиться” русского барина Обломова, навязывает ему свои идеи. Штольц хочет пробудить Обломова от спячки: “Теперь или никогда!” Он заставляет его бывать в обществе, читать книги, посещать театры. Усилия его оказались тщетны. 5. Последняя возможность излечиться от “обломовщины” предстала перед героем в образе прекрасной русской девушки Ольги Ильинской. Любовь к ней на время воскресила Обломова. Здесь обнаружилось и “золотое сердце” Обломова, способное к сильному чувству, и его поэтичность, и чуткость, и благородство души, сказавшееся в письме к Ольге, в котором он “готов пожертвовать своим счастьем, так как не достоин ее”. Но любовь требует от человека не только порывов, но и постоянного внутреннего роста, преображения души, развития ума, чувства. Любовь не принимает “сна”, неподвижности. “Обломовщина” победила и на этот раз. Ольга Ильинская расстается с Обломовым. Тонкая и глубокая натура, не останавливающаяся в своем развитии, она поняла, что ее чувство обречено, не имеет перспективы: в затхлом обломовском мирке она задохнулась бы, умерла как личность. Поэтому итог жизни самого Обломова (еще задолго до смерти физической) она воспринимает как катастрофу. Ольга выходит замуж за Штольца. Союз со Штольцем — это любящая семья: “...работали вместе, обедали, ездили в поля, занимались музыкой... Только не было дремоты, уныния у них, без скуки и апатии проводили они дни”. Но несмотря на идеальность Штольца, который сочетает черты дельца с высокими нравственными качествами, Ольга чувствует, что ей чего-то не хватает в жизни, ее тяготит спокойствие и безмятежность, которая сродни “обломовщине”, так как она — тип русской женщины того периода, когда в России стало пробуждаться самосознание женщин, когда они почувствовали свое право на участие в общественной жизни. В финале мы наблюдаем медленное умирание Обломова в доме его жены, мещанки Агафьи Матвеевны Пшеницыной, которая создала ему “идеал нерушимого покоя жизни”. Но и сама она приобрела новое человеческое существование, наполненное серьезной внутренней работой и обретшее смысл. 6. Таким образом, роман И.А. Гончарова “Обломов” можно считать не только произведением, в котором раскрывается явление “обломовщины” как национального порока, но и предостережением против засилья прагматиков, подобных Штольцу, деятелей, лишенных полета, не имеющих таланта “душевности”. Прием антитезы в романе И.А. Гончарова “Обломов”. 1. Антитеза — основной художественный прием в романе. 2. Антитеза в образах Обломова и Штольца: — происхождение; — жизнь родителей; — воспитание; — образование; — детали одежды, восприятие мира, характеры, идеалы; — духовность и рационализм; — отношение к службе. 3. Значение антитезы в разрешении основных проблем романа. 1. В романе И.А. Гончарова “Обломов” выразительно использован прием антитезы, незаменимый в тех случаях, когда автор стремится отразить всю противоречивость и сложность описываемого явления. С помощью этого приема И.А. Гончаров выявляет все стороны человеческой личности своих героев: Обломова и Штольца, Ольги и Агафьи Матвеевны. 2. В Обломове и Штольце контрастирует практически все, вплоть до мельчайших деталей, начиная от происхождения и кончая стилем одежды. Но главным их различием, без сомнения, остается абсолютная несхожесть их характеров и идеалов. Все остальное — причина или следствие этого. Достаточно вспомнить сон Обломова, чтобы понять, что своей ленью и апатией он во многом обязан барскому происхождению и воспитанию. Представление о жизни складывалось у него из наблюдений за жизнью родителей, которые приучали сына к праздности и покою, считая их признаком счастья и высшей породы. Ему хочется что-то сделать самому, а домочадцы не разрешали даже налить себе воды из графина, что-то принести, поднять уроненную вещь, считая, что на труде вообще стоит клеймо рабства. “Захар, — как, бывало, нянька, — натягивает ему чулки, надевает башмаки, а Илюша, уже четырнадцатилетний мальчик, только и знает, что подставляет ему, лежа, то ту, то другую ногу; а чуть что покажется ему не так, так он поддаст Захарке ногой в нос... Потом Захарка чешет ему голову, натягивает куртку, осторожно продевая руки Ильи Ильича в рукава, чтобы не слишком беспокоить его...” Отец Штольца, напротив, старался воспитать в сыне уважение к знаниям, привычку думать, заниматься. Он воспитывал в сыне хозяйственную цепкость, потребность в постоянной деятельности. Энергичность и предприимчивость Андрея Штольца есть следствие необходимости самому, не полагаясь ни на кого, пробивать себе дорогу в жизни. И если Штольц — суховатый рационалист, то Обломов — воплощение мягкости и кротости. И этот рационализм Штольца подчеркивает такие отрицательные черты в характере Обломова, как лень, инертность, равнодушие к жизни. Это противопоставление усиливается за счет того, что их жизненные пути постоянно пересекаются. Причем Штольц пытается вырвать своего друга Илью Ильича из лап “обломовщины”, пробудить в нем все лучшие чувства: доброту, честность, искренность, благородство, — надеясь на то, что эти чувства, развившись, сделают его жизнь цельной и гармоничной. Но незримая борьба происходит не только между характерами Штольца и Обломова. С помощью приема антитезы Гончаров практически полностью раскрывает перед читателем внутренний мир Ильи Ильича. Грезы Обломова автор противопоставляет действительности: “...а хорошо бы, если бы вот это сделалось”. “Оттого он любит помечтать и ужасно боится того момента, когда мечтания придут в соприкосновение с действительностью. Тут он старается взвалить дело на кого-нибудь другого, а если нет никого, то на авось...” Его мечтания, порой детские и наивные, резко отличаются от действительности, что и стало самой большой жизненной трагедией Обломова. Его лень и апатия мешают ему воплотить в реальность хотя бы маленькую толику его грандиозных мечтаний. Обломов как бы живет двойной жизнью: первая — это обыденная реальность, а вторая — это его сны и мечтания, в которых он представляет себя деятельным человеком, личностью, которая способна творить и действовать, невзирая ни на какие жизненные проблемы и внутренние противоречия. Но это сон, а не реальность. Илья Ильич спит, потому что во сне он видит себя тем, кем он хочет быть. Жизнь его — это сон. Только любовь к Ольге Ильинской смогла на некоторое время воскресить Обломова к жизни. Он почувствовал, что настоящее счастье заключается не в бесплодных размышлениях и мечтах, а в богатстве чувств. Чувство, вспыхнувшее между Обломовым и Ольгой, настолько романтично и сильно, что отодвигает проблему “обломовщины” на второй план. Ольге кажется, что с его ленью она очень легко справится. Настойчивость и упорство Ольги на время побеждают лень Обломова: она заставляет его читать книги и газеты, совершает с ним прогулки по окрестностям Петербурга, он посещает по ее просьбе музеи. Ольга добивается от Обломова физического движения, умственной работы. Однако любовь не смогла захватить Илью Ильича — он не жертвует ради нее своим спокойствием. Мечта Ольги о перевоспитании разбивается о лень Обломова. Любовь показалась ему “претрудной школой жизни”. Разрыв с Ольгой стал неизбежен. Но стоит заметить, что идеалы энергичного человека Обломова и Штольца в этот период резко отличаются друг от друга. В своих мечтах Обломов ставит цели высокие и благородные, в отличие от меркантильных интересов Штольца. 3. Используя в произведении прием антитезы, автор, противопоставляя героев, заставляет читателей занять позицию одной из противопоставленных сторон, однако этот прием часто нацелен на то, чтобы помочь нам рассмотреть каждое явление объективно. Так, говоря об Обломове, мы можем осуждать его лень и апатию, но вместе с тем мы признаем детскую чистоту его души и неподдельную доброту. Можно восхищаться предприимчивостью Штольца, но не надо забывать о хитрости и изворотливости, качествах, необходимых для успеха. Умело используя прием антитезы, Гончаров оставил грядущим поколениям великолепный роман о тайнах и тонкостях человеческой души — самого сложного и загадочного явления прошлого, настоящего и будущего. И. С. Тургенев (1818 – 1883) Детство и юность Тургенев родился в старинной дворянской семье в городе Орле 28 октября (старого стиля) 1818 г. Он был вторым сыном Сергея Николаевича Тургенева и Варвары Петровны Тургеневой, урожденной Лутовиновой. Сергей Николаевич служил в Елисаветградском кавалерийском полку и вышел после свадьбы в отставку со званием полковника. Принадлежал он к старинному дворянскому роду, по преданию, его предки были татарами – выходцами из Орды. Мать не была столь родовита, как отец, зато превосходила его богатством: Варваре Петровне принадлежали обширные земли в Орловской губернии. Сергей Николаевич отличался светской утонченностью и изяществом манер, душу имел тонкую, был красив и пользовался успехом у женщин. Нрав Варвары Петровны был не таков. Она рано лишилась отца, в отрочестве испытала страшное потрясение, когда отчим пытался соблазнить юную девушку. Тогда Вареньке пришлось бежать из дому. Пережившая притеснения и унижения, Варвара Петровна пыталась с лихвой воспользоваться властью, которую природа и закон дали ей над сыновьями. Отличалась силой воли. Мать любила детей деспотично. С крепостными Варвара Петровна была не просто строга, но жестока и часто наказывала поркой за самые ничтожные провинности. Воспоминаниями о Варваре Петровне будет навеян образ матери главного героя в повести «Первая любовь», черты тургеневской матери различимы в женщинах-помещицах, героинях повестей «Пунин и Бабурин», «Степной король Лир», «Контора». В 1822 г. семья Тургеневых с прислугой – целый поезд из двух карет и фургона – отправилась в заграничное путешествие. В швейцарском городе Берне четырехлетний Ваня едва не погиб. Отец поставил его на перила ограды, окружавшей большую яму, в которой обитали городские медведи, неизменно привлекавшие внимание заезжей публики. Мальчик не удержался на перилах, сорвался с них. В последний момент Сергей Николаевич успел схватить ребенка за ногу. Из заграничной поездки Тургеневы воротились в материнское имение Спасское-Лутовиново, что в десяти верстах от Мценска, уездного города Орловской губернии. "Возвратившись в Спасское, семья Тургеневых зажила деревенской жизнью, дворянской, медленной и мелкой жизнью, – с обычной обстановкой гувернеров и учителей, швейцарцев и немцев, доморощенных дядек и крепостных нянек", – вспоминал Тургенев о той поре первоначального детства в автобиографии, написанной за восемь лет до смерти, в 1875 г. Орловская и примыкающие к ней губернии – Воронежская, Курская, Тульская, Калужская, Рязанская – подарили России множество писателей, поэтов, литературных критиков. И.А. Бунин, сам уроженец этих мест, с гордостью перечислял их имена: "Жуковский и Толстой – тульские. Тютчев, Лесков, Тургенев, Фет, братья Киреевские, братья Жемчужниковы – орловские, Анна Бунина и Полонский – рязанские, Кольцов, Никитин, Гаршин, Писарев – воронежские . Даже и Пушкин с Лермонтовым отчасти наши, ибо их родичи, Воейковы и Арсеньевы, тоже из наших мест, из наших квасов, как говорят у нас". А писатель Б.К. Зайцев, уроженец Орловской губернии, в эмиграции создавший художественное описание жизни Тургенева (1929-1931), так написал об этой земле: "Орловская губерния не весьма живописна: поля, ровные, то взбегающие изволоками, то пересеченные оврагами; лесочки, ленты берез по большакам, уходящие в опаловую даль, ведущие Бог весть куда. Нехитрые деревушки по косогорам, с прудками, сажалками, где с жару под ракитами укрывается заленившееся стадо – а вокруг вся трава вытоптана. Кое-где пятна густой зелени среди полей – помещичьи усадьбы. Все однообразно, неказисто. Поля к июлю залиты ржами поспевающими, по ржам ветер идет ровно, без конца без начала, и они кланяются, расступаются, тоже без конца-начала. Васильки, жаворонки… благодать. Это предчерноземье. Место встречи северно-средней Руси с южною. Москвы со степью. К западу заходя в Калужскую, к северу в Московскую, области Тулы и Орла являются как бы Тосканою русской. Богатство земли, тучность и многообразие самого языка давали людей искусства. Тургеневы, Толстые, Достоевские порождены этими щедрыми краями". В Спасском-Лутовинове маленький Ваня открыл для себя изящную словесность: один дворовый, крепостной человек Варвары Петровны, читал ему на старинный манер, мерно и распевно, поэму стихотворца Хераскова «Россиада». В торжественных стихах Херасков, создавший свое творение лет за пятьдесят до рождения Вани, воспевал битвы русских и татар за Казань в дни царя Ивана Васильевича. Многими годами позднее Тургенев наделил горячей любовью к «Россиаде» и старинной манере декламации стихов одного из героев своей повести «Пунин и Бабурин» (1874). Конец 1820-х и первую половину 1830-х гг. семья Тургеневых проводит в Москве. Ивану пятнадцать лет – уже не ребенок, еще не взрослый. Живут на даче Энгель против Нескучного сада. Соседи – княгиня Шаховская и ее дочь, княжна Екатерина, тремя годами старше Ивана. Екатерина кажется ему прекрасной, пленительной. Юный Тургенев опален огнем первой любви. Он благоговеет перед Екатериной, боится признаться в томительном и сладостном чувстве, им овладевшем. Внезапно пришел конец и мукам и радостям, и надеждам и страхам: влюбленный юноша случайно узнал, что княжна Шаховская – возлюбленная его отца. Боль узнавания этой правды долго преследовала Тургенева. Свою историю любви к Екатерине Шаховской писатель подарит юному герою повести «Первая любовь» (1860). Екатерина в этой повести скрыта под именем княжны Зинаиды Засекиной. В сентябре 1834 г. Тургенев сдал экзамены на словесный факультет императорского Московского университета. Учебой в университете он доволен не был. Ему нравились преподаватель русского языка Дубенский, преподаватель математики Погорельский. Но большинство преподавателей и читанные ими курсы оставили студента Тургенева совершенно равнодушным. А иные преподаватели вызывали и явную антипатию. Особенно старик Победоносцев, долго и нудно рассуждавший о литературе и не продвинувшийся в своих вкусах дальше Ломоносова. Пройдет пять лет, и Тургенев, приехав продолжать обучение в Германию, скажет о Московском университете: «он полон дураками». В Московском университете Тургенев проучился всего лишь год: летом 1834 г. он перебрался в Петербург, где состоял на военной службе брат Николай, и продолжил обучение в Санкт-Петербургском университете. В октябре 1834 г. после трехдневных мучений от приступа почечно-каменной болезни в Петербурге, на руках и Ивана и его брата Николая, умер отец, Сергей Николаевич. К тому времени он и Варвара Петровна уже жили врозь: влюбчивый Сергей Николаевич давно охладел к властной и резкой супруге; Варвара Петровна не могла простить мужу многочисленных измен и, преувеличивая свои болезни и несчастья, представляла себя жертвой его безответственности и бессердечия. Смерть отца оставила глубокую рану в душе юного Тургенева. Ходили смутные слухи, что Сергей Николаевич умер не своей смертью, что это было самоубийство, вызванное отношениями отца с княжной Екатериной Шаховской. Иван Тургенев задумывается о смысле бытия, о смерти и жизни. В то время его живо привлекали яркие характеры, могучие страсти, борения и метания души, выраженные языком возвышенным, необычным. Он упивался романтическими повестями А.А. Бестужева-Марлинского и стихами Н.В. Кукольника и В.Г. Бенедиктова. (Много позже Тургенев с иронией будет отзываться об этих ультраромантических писателях, и направление, к которому принадлежали они, окрестит «ложновеличавой школой».) В подражание английскому поэту Дж.Г. Байрону – автору драмы «Манфред» – Тургенев пишет драматическую поэму «Стено», о которой тридцать с лишним лет спустя скажет: «совершенно нелепое произведение». Зимой 1834-1835 г. Тургенев тяжело заболел. Он испытывал страшную слабость во всем теле, не мог спать и есть. Выздоровев, он необычно переменился и физически, и духовно: сильно вытянулся; потерял всякий интерес к прежде привлекавшей его математике и привязался к изящной словесности. Стал писать много стихов – но еще слабых, подражательных. В это время он живо увлекся республиканскими идеями, много читал о деятелях Великой французской революции. Крепостное право, существовавшее в России, Тургенев ощущал как величайшую несправедливость и позор. В нем угнездилось чувство вины перед крестьянами: ведь его собственная мать часто поступала с ними жестоко, по-самодурски. Тургенев дал себе клятву, которую назвал «Аннибаловой» – по имени древнего карфагенского полководца Аннибала, или Ганнибала, поклявшегося до последнего вздоха воевать с ненавистным ему Римским государством. Тургенев же обещал себе сделать всё, чтобы в России не стало сословия «рабов». На третьем курсе студент Тургенев близко познакомился с профессором русской словесности Петром Александровичем Плетневым – поэтом, литературным критиком, другом Пушкина, посвятившего Плетневу роман в стихах "Евгений Онегин". На литературном вечере у Плетнева начале 1837 г. он столкнулся с передней с человеком среднего роста, белозубым, с живыми, быстрыми глазами. Это был Пушкин. В первом и четвертом номерах журнала «Современник» за 1838 г. Плетнев напечатал, без подписи автора, два тургеневских стихотворения: «Вечер» и «К Венере Медицейской». Публиковал он стихи Тургенева и после того. Первые произведения, удостоенные печати, не принесли автору известности: написанные гладко, они отзывались подражанием слогу прославленных русских поэтов. Внимательный читатель мог найти в них и отголоски пушкинских стихов, и эхо поэзии Жуковского. В годы петербургской студенческой жизни Тургеневу довелось видеть Лермонтова. В конце 1839 г. Тургенев встретил его на бале-маскараде. Впечатление от этой случайной встречи хорошо запомнилось будущему писателю; спустя тридцать лет создавшему выразительный портрет автора «Героя нашего времени»: "В наружности Лермонтова было что-то зловещее и трагическое; какой-то сумрачной и недоброй силой, задумчивой презрительностью и страстью веяло от его смуглого лица, от его больших и неподвижно-темных глаз. Их тяжелый взор странно не согласовался с выражением почти детски нежных и выдававшихся губ. Вся его фигура, приземистая, кривоногая, с большой головой на сутулых широких плечах возбуждала ощущение неприятное; но присущую мощь тотчас сознавал всякий. . Внутренно Лермонтов, вероятно, скучал глубоко; он задыхался в тесной сфере, куда его втолкнула судьба. На бале ему не давали покоя, беспрестанно приставали к нему, брали его за руки; одна маска сменялась другою, а он почти не сходил с места и молча слушал их писк, поочередно обращая на них свои сумрачные глаза. Мне тогда же почудилось, что я уловил на лице его прекрасное выражение поэтического творчества. Быть может, ему приходили в голову те стихи: Когда касаются холодных рук моих С небрежной смелостью красавиц городских Давно бестрепетные руки… и т. д.". Словесное отделение философского факультета Петербургского университета Тургенев закончил в 1837 г. Он не был доволен полученным образованием, ощущая в своих знаниях зияющие провалы. В то время эталоном считалось образование, полученное в германских университетах. В России и Европе была распространена мода на немецкую философию. Особенно увлекал, завораживал мыслитель Г.Ф.В. Гегель, учивший, что весь мир, все бытие есть развертывание, самовыражение абсолютной божественной Идеи. Философия Гегеля способна была примирить туманные юношеские идеалы Тургенева с действительностью, часто неприглядной и даже отвратительной. Молодой Тургенев, как и большинство его образованных сверстников, был горячим поклонником Гегеля. Выбор был предрешен: весной 1838 г. Тургенев отправился в Германию, чтобы продолжить обучение в Берлинском университете, где преподавалась гегелевская философия. Тургенев полюбил Германию романтическую – Германию художников и поэтов. На склоне лет в предисловии к изданию своих произведений на немецком языке писатель назовет ее своим «вторым отечеством». За границей он близко познакомился с поэтом и мыслителем Н.В. Станкевичем, с которым был поверхностно знаком еще во время учебы в Московском университете. Подружился с М.А. Бакуниным – в то время еще молодым человеком, пылким гегельянцем, который позднее станет известным революционером, социалистом-анархистом. Беседы на философские и исторические темы вел с еще одним знакомым – Т.Н. Грановским, будущим знаменитым историком. В годы, проведенные за границей, укрепилась такая черта Тургенева, как душевный идеализм – устремленность к миру идеальному, к миру красоты природы, искусства и любви. Во взглядах на отношения России и Европы Тургенев стал убежденным западником: он уверен в превосходстве европейской цивилизации над культурой и порядками России и считает, что Россия должна учиться у Европы – долго, трудно избавляясь от невежества, лени, некультурности. Вернувшись в 1841 г. в России, Тургенев задумал преподавать философию и сдал магистерские экзамены, дававшие право на защиту магистерской диссертации и на преподавание в университете. Однако этим планам не суждено было сбыться: кафедра философии Московского университета, на которую намеревался поступить Тургенев, не была восстановлена, а диссертацию он не написал. 8 июня 1843 г. Тургенев был зачислен на службу в Министерство внутренних дел. В то время в этом правительственном учреждении изучался вопрос о возможности освобождения крестьян, и Тургенев с энтузиазмом отнесся к будущей службе. Еще готовясь к занятию должности, он составил записку "Несколько замечаний о русском хозяйстве и о русском крестьянине", в которой рассуждал о необходимости реформ в крестьянском хозяйстве и перемен в юридическом положении крестьян. Тургенев был определен "для занятий по особенной канцелярии министра", его непосредственным начальником был писатель и этнограф В.И. Даль – создатель «Толкового словаря живого великорусского языка». Прослужил Тургенев в министерстве недолго: он быстро разочаровался в полезности своей службы. Необходимость неукоснительно исполнять не только служебные обязанности, но все указания начальства (а В.И. Даль был начальником не только строгим, но и придирчивым) Тургенева стала тяготить. 18 апреля 1845 г. он вышел в отставку в чине отставного коллежского секретаря. Больше Тургенев никогда на государственной службе не состоял. В 1840-х гг. Тургенев стремился играть в обществе роль светского льва: всегда аккуратный, ухоженный, с безукоризненными манерами аристократа. Он жаждал внимания и успеха, потому часто говорил неестественно, наигранно, манерно; во время разговора отдавался во власть фантастических выдумок, ошарашивающих признаний и суждений. Так, однажды он заявил, что перед великими произведениями искусства чувствует зуд под коленями и ощущает, что его икры превращаются в треугольники; когда ему напомнили об этом странном заявлении, Тургенев стал уверять, что такого никогда сказать не мог. "Никто, конечно, не смешивал его с Хлестаковым, простейшим типом лжи, , который употребляет ложь как средство обмануть себя и других относительно своей ничтожности, вспоминал приятель Тургенева, литератор П.В. Анненков. Цели юного Тургенева были ясны: они имели в виду произведение литературного эффекта и достижение репутации оригинальности". Первые литературные опыты. Признание В апреле 1843 г. была напечатана поэма Тургенева «Параша». Сюжет поэмы – трогательная любовь девушки – помещичьей дочери к соседу по имению. Поэма – своеобразный иронический отголосок пушкинского «Евгения Онегина»: любовь простодушной и чистой провинциалки к разочарованному герою, первая прогулка по саду… Но в отличие от Пушкина в тургеневском произведении всё заканчивается благополучно: герой и героиня поженились, и ее отец "молодым поставил славный дом". Только это счастье сомнительно, обманчиво – это обыденное благополучие, не более того. Поэма «Параша» была высоко оценена самым известным и влиятельным критиком того времени – В.Г. Белинским. Тургенев знакомится с известными литераторами – А.В. Дружининым, Н.А. Некрасовым, И.И. Панаевым. Вслед за «Парашей» он пишет поэмы «Разговор» (1844), «Андрей» (1845), «Помещик» (1845), повести и рассказы («Андрей Колосов», 1844, «Три портрета», 1846, «Бретер», 1846, «Петушков», 1847), драму «Неосторожность» (1843) и комедию «Безденежье» (1846). Тургенев следует принципам литераторов «натуральной школы», к которой принадлежали Н.А. Некрасов, Д.В. Григорович, И.А. Гончаров, А.И. Герцен. Писатели этого направления изображали предметы, прежде считавшиеся «непоэтическими»: быт, повседневную жизнь разных сословий, описывали своих героев как представителей определенного социального типа, уделяли преимущественное внимание влиянию среды, обстоятельств на характер и судьбу человека. В 1847 г. был издан очерк Тургенева «Хорь и Калиныч», написанный по впечатлениям Тургенева от охотничьих путешествий летом и осенью 1846 г. по лесам и полям Орловской, Калужской и Тульской губернии. В тургеневском очерке два персонажа – Хорь и Калиныч – были изображены не просто как представители социального типа русского крестьянина. Это две личности со своим сложным внутренним миром. Тургенев открыл читателю русского крестьянина как воплощение национальной души. На страницах «Хоря и Калиныча» и других очерков Тургенева, которые были вместе изданы отдельной книгой под названием «Записки охотника» в 1852 г., крестьяне обрели свой голос: они говорили собственным языком, непохожим на манеру повествователя-дворянина. Они выражали мысли и чувства, отличные от идей и эмоций образованных людей из высших сословий; в то же время эти мысли и чувства были понятны читателю. Автор «Записок охотника» живо и зримо воссоздал быт и нравы крестьянской и помещичьей России, его книга была воспринята как художественный протест против существования крепостного права. Очерки из «Записок охотника» были приняты обществом с воодушевлением. Их ценителями были и оппозиционно настроенные к власти литераторы, и наследник престола великий князь Александр Николаевич – будущий освободитель крестьян. В октябре 1843 г. в Петербург приехала с гастролями двадцатидвухлетняя французская оперная певица, испанская цыганка по происхождению, Полина Виардо. 28 октября она давала концерт в доме поэта и преподавателя литературы А.А. Комарова. Ее встречали восторженно: когда певица вышла на сцену, ее приветствовали оглушительными нескончаемыми аплодисментами; Виардо долго не могла начать концерта. Свое выступление она закончила русской песней – романсом Алябьева «Соловей». Среди восторженных слушателей был и Тургенев. Несколькими днями позже Комаров представил Тургенева Полине Виардо на ее петербургской квартире, сказав: "Это – молодой русский помещик, славный охотник и плохой поэт". Тургенев, преклонявшийся перед женской красотой, полюбил Полину Виардо на всю жизнь чувством, исполненным не столько страсти, сколько преклонения. Он последовал за нею и ее семьей (госпожа Виардо была замужем) во Францию, как верный рыцарь-паладин, он сопровождал ее в турне по Европе. Отныне его жизнь была разделена между Россией и Францией, где жила прославленная певица. Первого поцелуя он ждал два года. И только в июне 1849 г. в имении Виардо Куртавнеле Полина стала его возлюбленной... Первый раз Тургенев последовал за Полиной Виардо за границу в 1845 г. и вслед за нею, вернулся в Россию. (Виардо опять приехала в Петербург с гастролями). Второй раз Тургенев отправился за нею в январе 1847 г. и вернулся в Россию только летом 1850 г. Возвращение было нерадостным. Маменька наотрез отказывалась выдать Ивану и его брату Николаю необходимые им средства, получаемые от доходов с ее имений. Братья остро нуждались, но Варвара Петровна готова была разделить имение лишь в случае, если они будут послушны ей. С деспотичностью страстно и, как ей казалось, безответно любящей матери она упрекала Ивана в любви к «проклятой цыганке» и в праздности – считая единственно достойным его родом занятий государственную службу. Однажды Варвара Петровна, разгневанная на сына, швырнула его портрет на пол изо всех сил, так что разбилось стекло, и несколько месяцев не велела его поднимать с пола. Мать и сыновей примирила смерть: Варвара Петровна умирала тяжело, задыхалась. Перед смертью она велела оркестру в соседней зале играть веселые польки: так ей было легче умирать. Она скончалась в Москве 16 ноября 1850 г. Сын Иван был извещен о болезни матери слишком поздно и не успел с нею проститься. В конце февраля 1852 г. Тургенев узнал о смерти Н.В. Гоголя. Тургенев был с ним знаком, хотя и не близко; Гоголь высоко ценил автора «Параши» и «Хоря и Калиныча» и считал самым даровитым из молодого поколения писателей. Тургенев откликнулся на смерть создателя «Ревизора» и «Мертвых душ» некрологической заметкой, которую предложил в газету «страница-Петербургские ведомости». Председатель цензурного комитета М.Н. Мусин-Пушкин запретил печатать тургеневскую заметку, назвав Гоголя «лакейским писателем» и добавив, что не допустит появления в печати каких бы то ни было статей об этом литераторе. Впрочем, Мусин-Пушкин не объявил Тургеневу официального запрета на печатание некролога где бы то ни было. Тогда Тургенев, резонно решивший, что запрет Мусина-Пушкина касается только «страница-Петербургских ведомостей», переслал некролог в газету «Московские ведомости». 13 марта заметка «Письмо из Петербурга» за подписью «Т…….ъ», которая не могла никого обмануть, появилась в газете «Московские ведомости». "Гоголь умер! – писал Тургенев. – Какую русскую душу не потрясут эти два слова? Он умер. Потеря наша так жестока, так внезапна, что нам всё еще не хочется ей верить. В то самое время, когда мы все могли надеяться, что он нарушит наконец свое долгое молчание, что он обрадует, превзойдет наши нетерпеливые ожидания, пришла эта роковая весть! Да, он умер, этот человек, которого мы теперь имеем право, горькое право, данное нам смертию, назвать великим; человек, который своим именем означил эпоху в истории нашей литературы; человек, которым мы гордимся как одной из слав наших! Он умер, пораженный в самом цвете лет, в разгаре сил своих, не окончив начатого дела, подобно благороднейшим из его предшественников… Его утрата возобновляет скорбь о тех незабвенных утратах, как новая рана возбуждает боль старинных язв". Некролог Тургенева не содержал никаких предосудительных мыслей. Правда, в печати не принято было (пусть даже в форме намека) вспоминать о дуэли, приведшей к гибели Пушкина; равно нежелательны были напоминания о смерти Лермонтова на поединке (кстати, и государь император Николай Павлович автора "Героя нашего времени" сильно не любил). Тургенев же об этих двух безвременных смертях сказал, пусть и глухо, а Гоголю придал великое значение общественное. Мусин-Пушкин поспешил расправиться с составителем заметки о Гоголе: к императору было отправлено всеподданнейшее донесение о неблагонадежном литераторе, будто бы осмелившемся нарушить указание председателя цензурного комитета, строго запретившего печатать статьи о кончине литератора Гоголя. 16 апреля Тургенев был посажен на месяц под арест в полицейскую часть, после чего сослан в свое имение Спасское-Лутовиново без права покидать пределы Орловской губернии. Спустя полтора года по прошению ссыльного ему разрешили покинуть Спасское, но право выезда за границу предоставили только в 1856 г. Во время ареста и ссылки Тургенев написал повести «Муму» (1852) и «Постоялый двор» (1852). В конце 1840-х – середине 1850-х гг. им были созданы повести «Дневник лишнего человека» (1850), "Два приятеля« (1853), »Затишье« (1854), »Переписка" (1854), «Яков Пасынков» (1856). Персонажи, созданные в повестях Тургенева, возвышенные и наивные идеалисты, терпящие неудачу в стремлении принести пользу обществу или обрести счастье в любви. Герои Тургенева, которых критика нарекла «лишними людьми», воспользовавшись выражением из заглавия его повести, дальние потомки романтических героев, изображенные, в отличие от своих литературных прародителей, без возвышающего пафоса – как живые характеры, окруженные бытом, действующие в повседневных обстоятельствах. Тургеневский «лишний человек» изображен критически – ему свойственны и безволие, и эгоцентризм. Приобретенную Тургеневым к середине 1850-х гг. славу упрочил роман «Рудин», законченный в Спасском-Лутовинове за семь недель 1855 г. В своем первом романе Тургенев попытался воссоздать тип современного человека – мыслителя и идеолога. Рудин, главный герой произведения, «лишний человек», показанный и в своей привлекательности, и в слабости одновременно. Создавая этот образ, писатель наделил его чертами М.А. Бакунина, с которым познакомился в годы учебы в Германии и с сестрой которого, Татьяной, у него был идеальный, платонический роман в начале 1840-х гг. Рудин умен, он говорит с пафосом пророка; и говорит вещи справедливые и очень важные. Но он слабоволен, и проповедь свободы оборачивается фразерством. Рудин не выдерживает своеобразного испытания любовью: когда юная Наталья Ласунская влюбляется в него, тот пасует, боясь бороться за эту любовь, за соединение с любящей. Наталья – первая среди женских персонажей Тургенева, названных критиками «тургеневскими девушками». Это чистые и сильные, самозабвенно любящие натуры. После «Рудина» испытание любовью и неспособность героя найти счастье в любви или невозможность соединить судьбу с судьбой любимой женщины станут неотъемлемыми чертами почти всех написанных Тургеневым романов. История старинного дворянского рода, изображение героя – дворянина, укорененного в русской духовной почве (Лаврецкий), трогательная, светлая и по роковой воле обстоятельств обреченная на горе любовь героя и героини (Лаврецкий и Лиза Калитина) – таковы темы «Дворянского гнезда» (1858), второго тургеневского романа. Поэзия любви, бережное, исполненное тонкости и изящества изображение переживаний героев, одухотворение мира природы – эти отличительные особенности тургеневского стиля наиболее отчетливо выражены, возможно, именно в «Дворянском гнезде». Они свойственны и нескольким повестям, созданным примерно в одно время с романом. Это «Фауст» (1856), "Поездка в Полесье« (1853-1857), »Ася« (1860), »Первая любовь" (1860). Роман «Дворянское гнездо» был встречен весьма доброжелательно. Его хвалили критики (в том числе такие известные, как П.В. Анненков, А.А. Григорьев, Д.И. Писарев), им восторгались читатели. Иная участь ждала следующий тургеневский роман, «Накануне», начатый спустя пять месяцев после издания «Дворянского гнезда» и вышедший в свет в 1860 г. В центре нового романа – «тургеневская девушка» Елена Стахова, решительная, смелая, преданно любящая. Она полюбила болгарина, революционера Инсарова, посвятившего себя освобождению отечества от власти турок. Ни один из русских молодых людей, ухаживающих за Еленой, не удостаивается ее выбора. Заканчивается история любви Инсарова и Елены, как обыкновенно у Тургенева, трагически: молодой болгарин умирает, Елена, ставшая его женой, решает посвятить себя делу покойного мужа. Роман вызвал разноречивые оценки. Консервативно настроенные критики (Н.Ф. Павлов, М.И. Дараган) упрекали автора в оправдании безнравственного поступка Елены, которая еще до брака отдается Инсарову. Радикально-демократическая критика оценила роман достаточно высоко. Молодой критик журнала «Современник» Н.А. Добролюбов написал о романе статью под многозначительным заглавием «Когда же придет настоящий день?». Признавая достоинства и злободневность произведения, Добролюбов отвергал заключенную в романе мысль о необходимости объединения всех сил России, желающих перемен в судьбе страны. Тургенев был сторонником реформ, и Болгария, в которой все сословия объединены одним желанием – желанием свободы, была показана как пример для России. Добролюбов исповедовал веру в революцию и отвергал либеральную идею реформ. В статье он поучительным тоном выговаривал автору романа, где и в чем тот не прав. Тургенев пришел в ярость. Он пытался остановить печатание статьи в «Современнике», но Некрасов, издатель и редактор журнала, принял сторону Добролюбова. Радикально-демократические издания печатали на своих страницах тексты с ехидными и скандальными намеками на обстоятельства личной жизни Тургенева. «Свисток», сатирическое приложение к «Современнику», упоминал об известном писателе, который "следует в хвосте странствующей певицы« и »устраивает ей овации на подмостках провинциальных театров за границей". Тургенев разорвал все отношения с «Современником», в котором печатался многие годы. Молодое поколение уже не видело в нем кумира, выразителя своих идеалов. «Отцы и дети». Поздняя проза Роман «Отцы и дети», написанный в 1860-1861 гг. и в 1862 г. напечатанный в журнале М.Н. Каткова «Русский вестник», критикой и большинством читателей понят и оценен не был. Тургенев попытался объективно, без гнева и пристрастия, изобразить героя новой эпохи – молодого человека, радикально настроенного разночинца, приверженца взглядов, которые автор назвал нигилизмом. Нигилист Базаров отрицает искусство, красоту, любовь. Тургеневский герой исходит из критериев пользы и здравого смысла. Он атеист, он убежден, что достоверны и ценны только знания, предоставляемые естественными науками и подтверждаемые опытом. Убежденный в исторической правоте поборников новых идей, Базаров презирает и третирует, в лице Павла Петровича Кирсанова, старое дворянство, претендующее на то, чтобы определять судьбу России. Базарову романист придал некоторые черты, свойственные радикально настроенным разночинцам – Н.А. Добролюбову и случайному знакомому, врачу Дмитриеву. И хотя Павел Петрович Кирсанов, человек тургеневского поколения и, подобно самому сочинителю, потомственный дворянин, изображен с большой долей жестокой иронии, местами почти сатирически, а в Базарове автор видит и силу воли, и мужество, проявляемое в преддверии смерти, радикально-демократическая критика истолковала роман как пасквиль на «молодое поколение». Об этом писал в «Современнике» М.А. Антонович, это утверждали Н.Г. Чернышевский и М.Е. Салтыков-Щедрин. А.И. Герцен, давний знакомый Тургенева, политический эмигрант, издававший за границей оппозиционную социалистическую газету «Колокол», также оценил «Отцов и детей» как пасквиль на молодых прогрессистов-радикалов, приверженцев свободы. Автору припомнили и грубость Базарова, и кажущееся бессердечие по отношению к родителям. Исключением в стане радикальной прессы был одинокий голос критика Д.И. Писарева, признавшего верность и точность Базарова как собирательного портрета «нигилистов» и поставившего автору в заслугу объективность этого образа. Не были довольны и консерваторы; издатель «Русского вестника» Катков считал, что автор «Отцов и детей» сильно польстил Базарову, который вызывает некоторую симпатию у читателей. На самом же деле Базаров во многом подобен прежним героям Тургенева – "лишним людям". Он одинок и по-настоящему не понят, ему не суждены ни славное общественное поприще, ни радость разделенной любви. В этом трагическая судьба нигилиста напоминает несчастливую жизнь его яростного антагониста, Павла Петровича Кирсанова. Счастье выпадает не им, а тем, кто способен просто жить и радоваться жизни – Аркадию и его отцу Николаю Петровичу. Но перспективы русской общественной жизни в трактовке Тургенева туманны и не внушают оптимизма: неизвестно, как и кому подступиться к преобразованиям, которых ждет страна. Однако в правительственных кругах Тургенев имел репутацию человека, питавшего предосудительную слабость и симпатию к идеологам радикализма и проповедникам революции. Весной 1863 г. русский посол в Париже настойчиво посоветовал ему обратиться с письмом к государю, чтобы оправдаться от обвинений в предосудительных встречах с Герценом и другим русским эмигрантом, Н.П. Огаревым. Тургенев послушался совета. Ему было велено дать ответы на ряд вопросных пунктов и вернуться в Россию. Дело рассматривалось в Сенате, на заседании 28 января 1864 г. Тургеневу разрешили выехать за границу, а 1 июня он был окончательно оправдан. В радикальных кругах поведение писателя сочли трусостью, Герцен иронизировал над ним на страницах «Колокола». Мотивами разочарования в жизни, во всех ее ценностях, включая столь дорогие Тургеневу любовь и искусство, проникнута повесть-миниатюра «Довольно» (создана в 1862-1864 гг., издана в 1864 г.): всё теряет смысл перед лицом слепой и неумолимой Смерти. Повествователь из этого произведения, отразившего умонастроения, овладевшие писателем в начале 1860-х гг., в отчаянии восклицает: «»Довольно!" – полно метаться, полно тянуться, сжаться пора: пора взять голову в обе руки и велеть сердцу молчать. Полно нежиться сладкой негой неопределенных, но пленительных ощущений, полно бежать за каждым новым образом красоты, полно ловить каждое трепетание ее тонких и сильных крыл. Всё изведано – всё перечувствовано много раз… устал я. Страшно то, что нет ничего страшного, что самая суть жизни мелко-неинтересна и нищенски плоска. Ну да: человек полюбил, загорелся, затрепетал о вечном блаженстве, о бессмертных наслаждениях – смотришь: давным-давно уже нет следа самого того червя, который выел последний остаток его иссохшего языка". Мрачным настроением проникнут и роман «Дым», написанный в 1865-1867 гг. (он был издан в 1867 г.). В «Дыме» Тургенев попытался представить обширную картину современного русского общества, его идейных настроений. В «Дыме» – несколько относительно самостоятельных, независимых сюжетных линий, связанных лишь этим авторским замыслом. Досталось всем: и радикально-демократическим идеологам, на поверку оказывающимся лишь фразерами-краснобаями (в лице одного из них, Губарева, Тургенев вывел своего знакомого и друга Герцена Н.П. Огарева); и поборникам «старого порядка», одержимым маниакальной ненавистью к любым переменам и повсюду видящим революционную опасность. «Дым» выделяется среди романов Тургенева откровенной и желчной сатирой. Любовный мотив в романе: чистое чувство главного героя, Григория Литвинова, к невесте Тане Шестовой и страсть, влекущая его к демонической соблазнительнице Ирине Ратмировой. Отдаваясь страсти, Литвинов едва не лишается счастья, сужденного в супружестве с Таней. (Сходный мотив есть в повести «Вешние воды».). Все проходит, все мимолетно, быстротечно, утверждает писатель; символ этой быстротечности – паровозный дым, стелящийся над поездом, в котором едет Литвинов. Роман живо обсуждался и критиками, и читающей публикой. " Знаю, что меня ругают все – и красные, и белые, и сверху, и снизу, и сбоку – особенно сбоку", писал автор А.И. Герцену 23 мая 1867 г. Поэт Ф.И. Тютчев напечатал стихотворение «Дым» – иносказание, в котором высказывал надежду, что «безотрадный, бесконечный дым», застлавший "могучий и прекрасный лес", – творчество Тургенева – рассеется, и лес снова «зеленеет», «волшебный и родной». В середине 1870-х гг. Тургенев создал свой последний роман, «Новь», который был напечатан в 1877 г. В нем Тургенев изобразил революционеров-народников, пытающихся донести свои идеи до крестьян. Писатель сочувственно рисует образы пошедших «в народ» Нежданова, Марианны, Маркелова, оценивая их поступки как жертвенный подвиг. Но это подвиг обреченных. Правда – на стороне другого героя, Соломина, убежденного, что Россия нуждается в медленном, но последовательном продвижении вперед, а не в революционных потрясениях. С середины 1860-х гг. Тургенев почти постоянно жил за границей, бывая на родине лишь наездами. Он выстроил себе дом в немецком курортном городе Баден-Бадене, рядом с домом семьи Виардо. После франко-прусской войны 1870 г. Виардо были вынуждены покинуть Баден-Баден; они поселились во Франции, в местечке Буживале. В Буживаль перебрался и Тургенев. Теперь его жизнь проходит между Буживалем и Парижем, где Полина Виардо с мужем и детьми проводит зимнее время. В 1860-1870-х гг. Тургенев – писатель, достигший европейской известности; он самый известный из русских литераторов. Тургеневские сочинения переводятся на французский, немецкий, английский языки, в 1879 г. в ознаменование заслуг писателя Оксфордский университет присуждает ему звание почетного доктора права. Друзья Тургенева во Франции – знаменитые писатели: Г. Флобер, Э. Золя, Г. де Мопассан, А. Доде, братья Гонкуры. На Западе и прежде всего во Франции Тургенев с блеском исполняет роль посланника русской культуры, знакомя литераторов и образованное общество Франции, Германии, Англии с шедеврами русской изящной словесности. Для русских, приезжающих во Францию, Тургенев – мудрый учитель жизни, общественный деятель, обладающий весомым авторитетным мнением, щедрый меценат, способный поддержать нуждающихся. К нему постоянно идут паломники из России – начинающие литераторы, просящие ознакомиться с их сочинениями, молодые люди и девицы, ищущие общественной правды, революционеры… Среди знакомых писателя в это время – народники и народовольцы (П.Л. Лавров, Г.А. Лопатин, П.А. Кропоткин, страницаМ. Степняк-Кравчинский). Он дает средства на издание революционного сборника «Вперед!». Многие современники, посещавшие Тургенева в доме Виардо, винили знаменитую певицу, в том, что она, привязав к себе писателя, подчинив, оторвала его от родины. Сам писатель жаловался на собственную неприкаянную жизнь в беседе с литератором П.Д. Боборыкиным: "Жизнь моя сложилась так, что я не сумел свить собственного гнезда. Пришлось довольствоваться чужим". Но к Полине Виардо он и в старости сохранил любовь-преклоение. В последние годы жизни Тургенев писал лирические миниатюры – стихотворения в прозе (первая часть цикла была издана совсем незадолго до его кончины). В одном из стихотворений в прозе, названном «Когда меня не будет…», он писал: "Не забывай меня в часы уединений, когда найдет на тебя та застенчивая и беспричинная грусть, столь знакомая добрым сердцам, возьми одну из наших любимых книг и отыщи в ней те страницы, те строки, те слова, от которых, бывало, помнишь? – у нас обоих разом выступали сладкие и безмолвные слезы И образ мой предстанет тебе – и из-под закрытых век твоих глаз польются слезы, подобные тем слезам, которые мы, умиленные Красотой, проливали некогда с тобою вдвоем, о ты, мой единственный друг, о ты, которую я любил так глубоко и так нежно!" Еще с середине 1860-х гг. Тургенев обратился к мистическим мотивам, создав повесть «Призраки» (1864), в которой изображаются странствия героя и полюбившей его женщины по имени Эллис призрака и вампира – в пространстве и времени. В своих последних произведениях он также писал о явлениях и отношениях таинственных, не постижимых разумом. За ними и закрепилось название «таинственные повести». Это «Сон» (1877), "Песнь торжествующей любви« (1881), »Клара Милич" (1883). В повести «Сон» (1877) все размыто, двоится: герой видит странный сон об отце и затем встречает его наяву, сначала живого, потом мертвого; тело утонувшего отца необъяснимым образом исчезает… В «Песни торжествующей любви» герой, мертвец, оживленный посредством восточной магии, пытается завоевать любовь героини. В «Кларе Милич» героиня, Клара, отравившаяся от безответной любви, после своей смерти завладевает душою отвергшего ее Аратова. В повестях идет трагический поединок Любви, которая жаждет быть вечной, и Смерти, обрекающей любящих на небытие. В феврале 1879г. Тургенев в очередной раз посетил Россию. Писатель был встречен восторженно. Признание произошло, примирение с «молодой Россией» состоялась, слава былых лет вернулась к нему. В начале июня 1880 г. он принял участие в торжествах открытия памятника А.страница Пушкину в Москве. Во время концерта в честь Пушкина в зале Дворянского собрания Тургенев от всех литераторов возложил лавровый венок на голову пушкинского бюста; А.Ф. Писемский, ненадолго сняв венок, поднял его над головой Тургенева, в зале долго рукоплескали и кричали «браво!». Последнее лето на родине Тургенев провел в Спасском-Лутовинове, где гостил поэт Я.П. Полонский с женой и детьми. В Спасское к Тургеневу приезжал Л.Н. Толстой. Однажды ночью Тургенев постучался в комнату Полонских. Он был очень взволнован, рассказал, что ко нему в окно стучится какая-то птичка. Жена Полонского открыла окно, поймала в руки влетевшую птичку и посадила ее в корзинку. Утром гостью вынесли на террасу, и она упорхнула. Тургеневу этот случай показался таинственным, вероятно, он увидел в нем примету своей близкой смерти. Писатель считал, что умрет в этот год, веря в магию чисел: ведь число «1881» состоит из тех же цифр, что и «1818» – год его рождения. Он ошибся. Серьезно заболел Тургенев на следующий год. У него обнаружили рак позвоночника. Последние месяцы его жизни были полны мучений. Тяжелой была и кончина, последовавшая 22 августа 1883г. по старому стилю, или 3 сентября по стилю, принятому в Европе. Похоронить себя он завещал на Волковом кладбище в Петербурге, возле могилы Белинского, одним из первых оценившего когда-то его литературный талант. Утром 26 сентября 1883г. пассажирский поезд с траурным вагоном, в котором находился гроб с телом Тургенева, отошел от приграничной русской станции Вержболово в направлении Петербурга. Весь день и всю ночь с понедельника на вторник было очень ветрено, и шел не переставая холодный дождь. Но толпы людей на станциях, где поезд делал остановки – в Ковно, в Вильне, в Динабурге, в Острове, в Пскове, куда прибыли в два часа пополуночи, – встречали состав, желая проститься с великим писателем. Когда утром во вторник поезд приближался к Петербургу, дождь перестал, и яркое солнце заливало всё вокруг. Конфликт двух мировоззрений в романе И.С. Тургенева “Отцы и дети”. 1. Общественно-политическая обстановка в России 60-х гг. 2. Конфликт непримиримых мировоззрений: а) П. П. Кирсанов—типичный представитель своей эпохи; б) Евгений Базаров — разночинец-демократ. 3. Дуэль П. П. Кирсанова и Базарова; ее значение для идейных противников. 4. Духовное одиночество Базарова. 5. Переосмысление жизни Базаровым. 6. Трагизм и величие положения Базарова. 1. События, которые И.С. Тургенев описывает в романе, происходят в середине XIX века. Это время, когда Россия переживала очередную эпоху реформ. Мысль, заключенная в заглавии романа, раскрывается очень широко, поскольку речь в нем идет не только о своеобразии различных поколений, но и о противостоянии дворянства, сходящего с исторической сцены, и демократической интеллигенции, выдвигающейся в центр общественной и духовной жизни России, представляющей ее будущее. Философские раздумья о смене поколений, о вечном движении жизни и вечной борьбе старого и нового звучали не раз в произведениях русских писателей и до Тургенева (“Горе от ума” А. С. Грибоедова). Подобные мысли и чувства, наряду со спорами о крестьянской общине, о нигилизме, об искусстве, об аристократизме, о русском народе, звучат и в романе Тургенева. Но есть еще и общечеловеческие проблемы, над которыми размышляет автор. 2. В центре романа — фигура разночинца Базарова, воплощающая тип человека новейшего поколения. “Отцы” представлены братьями Кирсановыми и родителями Базарова. Рассмотрим позиции наиболее ярких представителей непримиримых мировоззрений “отцов” и “детей” — Павла Петровича Кирсанова и Евгения Базарова. а) Павел Петрович был типичным представителем своей эпохи и среды, в которой прошла его молодость. Он следовал “принсипам” везде и во всем, продолжая даже в деревне жить так, как он привык жить. Ему лет сорок пять, он всегда выбрит, ходит в строгом английском костюме, воротничок его рубашки всегда бел и накрахмален. Лицо правильное и чистое, но желчное. “Весь облик Павла Петровича, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большей частью исчезает после двадцати годов”. По внешности и по убеждениям Павел Петрович “аристократ до мозга костей”. Он сохранил неизменными свои аристократические привычки: переодевался к завтраку, обеду и ужину, пил в назначенный час “свой какао”, доказывал в спорах необходимость “принсипов”. Каковы же его “принсипы”? Во-первых, он придерживался тех же взглядов на государственное устройство, что и большинство дворян его времени, не переносил инакомыслия. Он любил порассуждать о русских крестьянах, но при встрече с ними нюхал носовой платок, смоченный одеколоном. Толкуя о России, о “русской идее”, употреблял огромное количество иностранных слов. Он с пафосом говорит об общественном благе, о служении отечеству, но сам сидит сложа руки, удовлетворившись сытой и спокойной жизнью. б) Павлу Петровичу противопоставлен главный герой романа — разночинец-демократ Евгений Базаров. Если Павел Петрович говорит о себе: “Мы люди старого века... без принсипов шагу ступить, дохнуть нельзя”, то Базаров о себе скажет: “Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным... В теперешнее время полезнее всего отрицание, — мы отрицаем”. По убеждениям Базаров нигилист, то есть “человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру”, — так о нигилизме говорит Аркадий под влиянием Базарова. Политические взгляды Базарова сводятся к резкой критике существующего положения в стране. Он трезво судит о людях как о существах, соединяющих в себе потребности душевные и телесные, а нравственные различия объясняет “безобразным состоянием общества”: “Исправьте общество, и болезней не будет”. В суждениях его чувствуется смелая мысль, стройная логика. Но все, что лишено материалистического объяснения, Базаров отрицает. Если Павел Петрович — человек дворянской культуры, то Базаров — человек знания. Вечным принципам, принятым на веру, он противопоставляет реальные знания и научный эксперимент. Природу он понимает как “мастерскую”, в которой человек — “работник”. 3. Антагонизм воззрений Павла Петровича и Базарова раскрывается в горячих спорах между ними. Но в спорах с Базаровым Павел Петрович не может победить нигилиста, не может поколебать его нравственные устои, и тогда он прибегает к последнему средству решения конфликта — к дуэли. Базаров принимает вызов полоумного “аристократишки”. Они стреляются, и Евгений ранит Кирсанова. Решить их противоречия дуэль не смогла. Автор подчеркивает нелепость поведения Павла Петровича, потому что смешно и бессмысленно полагать, что можно силой заставить молодое поколение думать так же, как и поколение “отцов”. Они расстаются, но каждый из них остается при своем мнении. Правда, Павел Петрович вынужден был признать благородство Базарова, который оказал ему помощь после ранения: “Вы поступили благородно...” Нелепая дуэль помогает Базарову увидеть в противнике человека, его достоинства и недостатки. Он обнаруживает, что не так уж непреодолима пропасть между ним и Павлом Петровичем. Да и Павел Петрович разглядел и по достоинству оценил благородство Базарова. 4. Николай Кирсанов также не в силах противостоять Базарову, так как это “рыхлая” и “слабая” натура. Ему вполне достаточно в жизни Пушкина, виолончели и Фенички. Старики Базаровы тоже не понимают своего сына. Жизнь стремительно движется вперед, и между ними и их сыном неизбежно возникает пропасть. Василий Иванович, отец Базарова, это осознает и склоняет голову перед молодежью: “Конечно, вам, господа, лучше знать; где ж нам за вами угнаться? Вы ведь нам на смену пришли”. 5. Базаров в романе стоит особняком, как личность, он неизмеримо значительнее других героев. Даже Одинцова, незаурядная, умная, пытливая, красивая, но эгоистичная, не могла сравниться с ним. Она лишь помогла открыть ему в самом себе те “тайники”, о которых Базаров не подозревал. Он не только страдает от любовной неудачи, но и по-новому мыслит, по-новому относится к жизни. И уже не отрицанием прошлого, а остро болезненным постижением пресекающейся жизни, отнятых целей веет от прощальных слов умирающего Базарова. 6. Своим романом “Отцы и дети” Тургенев открыл для всех эпох важный процесс смены отживающих форм сознания новыми, трудность их прорастания, мужество и самоотречение передовых людей, трагичность их положения и величие их духа. Образ Базарова в романе И.С. Тургенева “Отцы и дети”, отношение к нему автора. 1. Общественно-политическая обстановка создания романа “Отцы и дети”. 2. И.С. Тургенев о своем герое. 3. Базаров — “новый человек”: демократизм; суровая жизненная школа; “я работать хочу”: увлечение естественными науками; гуманизм героя; чувство собственного достоинства. Нигилизм Базарова. 4. Отношение автора к позиции Базарова. 5. Любовь в жизни Базарова и ее влияние на взгляды героя. 6. Смерть и мировоззрение Базарова — главный смысл финала. 1. Роман “Отцы и дети” был написан И.С. Тургеневым в период революционной ситуации в России (1859— 1862) и отмены крепостного права. Писатель раскрыл в романе перелом общественного сознания России, когда дворянский либерализм вытеснялся революционно-демократической мыслью. Это размежевание общества и нашло отражение в романе в лице Базарова, разночинца-демократа (“дети”) и братьев Кирсановых, лучших из дворян-либералов (“отцы”). 2. Сам Тургенев двойственно воспринимал созданный им образ. Он писал А. А. Фету: “Хотел ли я обругать Базарова или его превознести? Я этого сам не знаю, ибо я не знаю, люблю ли я его или ненавижу!” А в заметке по поводу “Отцов и детей” Тургенев пишет: “Базаров — мое любимое детище... Это самая симпатичная изо всех моих фигур”. 3. Личность Базарова, выразителя идей революционной демократии, интересует Тургенева, ведь это герой времени, вобравший в себя отличительные черты эпохи социального перелома. Тургенев выделяет в Базарове демократизм, проявляющийся в благородной привычке к труду, которая вырабатывается с детства. С одной стороны, пример родителей, с другой — суровая жизненная школа, учеба в университете на медные гроши. Эта черта выгодно отличает его от Кирсановых и для Базарова является основным критерием оценки человека. Кирсановы — лучшие из дворян, но они ничего не делают, не умеют взяться за дело. Николай Петрович играет на виолончели, читает Пушкина. Павел Петрович тщательно следит за своей внешностью, переодевается к завтраку, обеду, ужину. Приехав к отцу, Базаров говорит: “Я работать хочу”. И Тургенев постоянно. подчеркивает, что “лихорадка работы” характерна для деятельной натуры героя. Черта поколения демократов 60-х годов — увлечение естественными науками. Окончив медицинский факультет, Базаров вместо отдыха “режет лягушек”, готовя себя к научной деятельности. Базаров не замыкается только в тех науках, которые имеют непосредственное отношение к медицине, а обнаруживает обширные познания и в ботанике, и в агротехнике, и в геологии. Понимая ограниченность своих возможностей вследствие плачевного состояния медицины в России, Базаров все-таки никогда не отказывает в помощи нуждающимся, не считаясь со своей занятостью: лечит и сына Фенички, и крестьян окрестных деревень, помогает отцу. И даже смерть его произошла из-за заражения при вскрытии. Гуманизм Базарова проявляется в его желании принести пользу народу, России. Базаров — человек с большим чувством собственного достоинства, ничуть не уступает в этом отношении аристократам, а в чем-то даже их превосходит. В истории с дуэлью Базаров проявил не только здравый смысл и ум, но благородство и бесстрашие, даже способность иронизировать над собой в момент смертельной опасности. Его благородство оценил даже Павел Петрович: “Вы поступили благородно...” У Но есть вещи, которые Тургенев отрицает в своем герое, — это нигилизм Базарова в отношении природы, музыки, литературы, живописи, любви — всего того, что составляет поэзию жизни, что возвышает человека. Все, что лишено материалистического объяснения, Базаров отрицает. Он считает прогнившим весь государственный строй России, поэтому он отрицает “все”: самодержавие, крепостное право, религию — и то, что порождено “безобразным состоянием общества”: народную нищету, бесправие, темноту, невежество, патриархальную старину, семью. Однако положительной программы Базаров не выдвигает. Когда П. П. Кирсанов говорит ему: “...Вы все разрушаете... Да ведь надобно же и строить”, Базаров отвечает: “Это уже не наше дело... Сперва нужно место расчистить”. 4. Когда Базаров клеймит насмешкой дутые, отвлеченные “принсипы”, он побеждает. И автор разделяет его позицию. Но когда Базаров вступает в сферу утонченных переживаний, которые он никогда не принимал, от уверенности его не остается и следа. Чем труднее приходится Базарову, тем ощутимее и авторское сопереживание ему. 5. В любви к Одинцовой выразилась способность Базарова к сильному чувству и уважение к женщине, ее уму и характеру — ведь самыми заветными мыслями он делился именно с Одинцовой, наполняя свое чувство разумным содержанием. Тургенев отражает глубокие психологические переживания героя, страстную их напряженность, цельность и силу. В любовном конфликте Базаров выглядит крупной личностью. Отвергнутый, он одерживает нравственную победу над эгоистичной женщиной, но его чувства к ней и разрыв трагичны для Базарова. Любовь к Одинцовой помогла Базарову пересмотреть свои взгляды, переосмыслить свои убеждения. У него появляется новый психологический настрой: замкнутость, самоуглубленность, тяготение к ранее чуждым ему проблемам. С болью говорит Базаров о краткости человеческого существования: “Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с основным пространством... и часть времени, которую мне удается прожить, так ничтожна перед вечностью...” Наступает сложная переоценка ценностей. Впервые Базаров теряет веру в свое будущее, но не отказывается от своих стремлений и выступает против успокоенности. Бескрайняя Русь с ее темными, грязными деревнями становится предметом его пристального внимания. Но он так и не приобретает умения “рассуждать о делах и нуждах” мужиков и только помогает в лекарской практике отца деревенскому населению. 6. Величие Базарова Тургенев показал во время его болезни, перед лицом смерти. В речи умирающего боль от сознания близкого неминуемого конца. Каждая реплика, обращенная к Одинцовой, — сгусток духовных страданий: “Вы посмотрите, что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный” а еще топорщится. И ведь тоже думал: обломаю дед много, не умру, куда! задача есть, ведь я гигант!.. Я нужен России... Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен?” Зная, что умрет, он утешает родителей, проявляет чуткость к матери, скрывая от нее грозящую ему опасность, обращается с предсмертной просъбой к Одинцовой — позаботиться о стариках: “Ведь таких людей, как они, в вашем большом свете днем с огнем не сыскать...” Мужество и стойкость его материалистических и атеистических взглядов проявились в отказе от исповеди, когда он, уступая мольбам родителей, согласился принять причастие, но только в бессознательном состоянии, когда человек не отвечает за свои поступки. Писарев отмечал, что перед лицом смерти “Базаров становится лучше, человечнее, что является доказательством цельности, полноты и естественного богатства натуры”. Не успевший реализовать себя в жизни, Базаров только перед лицом смерти избавляется от своей нетерпимости и впервые по-настоящему ощущает, что реальная жизнь гораздо шире и многообразней его представлений о ней. В этом заключается главный смысл финала. Об этом же писал сам Тургенев: “Мне мечталась фигура сумрачная, дикая, большая, до половины выросшая из почвы, сильная, злобная, честная — все-таки обреченная на гибель, — потому что она все-таки стоит еще в преддверии будущего”. Ф. И. Тютчев (1803 – 1873) Особенности судьбы и характера Ф. И. Тютчева (1803—1873) определили неправомерно замедленное распространение его известности не только среди широ­кой читающей публики, но и среди литераторов-совре­менников. Лев Толстой вспоминал, как в 1855 году «...Тургенев и Некрасов едва могли уговорить меня прочесть Тютчева. Но зато когда я прочел, то просто обмер от величины его творческого таланта». А ведь Тютчев к тому времени уже четверть века печатался. И тем не менее честь «открытия» Тютчева принадлежит Н. А. Некрасову, в 1850 году обратившему внимание читателей «Современника» на стихи уже немолодого по­эта, которые он в своей статье приравнивал к лучшим образцам «русского поэтического гения». Федор Иванович Тютчев родился 23 ноября 1803 го­да в родовом имении Овстуг Брянского уезда Орлов­ской губернии. Домашнее воспитание его направлялось самозабвенно преданным литературе поэтом С. Е. Раичем, который вспоминал о своем ученике: «По тринадцатому году он переводил уже оды Горация с замечатель­ным успехом». В Московском университете Тютчев слу­шал лекции известного словесника А. Ф. Мерзлякова, который и представил юного поэта в Общество любите­лей российской словесности. По окончании университета Тютчев поступает на дипломатическую службу и весной 1822 г. покидает родину, чтобы вернуться лишь через 22 года. За грани­цей (в Мюнхене, затем в Турине) он живет вне рус­ской языковой стихии, к тому же обе жены поэта (На чужбине Тютчев женился, овдовел, женился вторично) были иностранками, не знавшими русского языка. Французский язык был языком его дома, его службы, его круга общения, наконец, его публицистических ста­тей и частной корреспонденции. По-русски писались только стихи. Изредка стихи Тютчева появляются на страницах русских периодических изданий, но это обычно журналы и альманахи второстепенные, малочитаемые («Урания», «Галатея»). Только в 1836 году целую подборку его стихов, правда, подписанных не полным именем, а ини­циалами Ф. Т., напечатал в своем «Современнике» Пуш­кин. На них обратили внимание такие знатоки и цени­тели поэзии, как В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, И. В. Киреевский. Вернулся в Россию Тютчев в 1844 году. Это было время, неблагоприятное для поэзии. После смерти Пуш­кина, Лермонтова казалось, что «золотой век» русской поэзии завершился, да и в обществе ощутимы были но­вые веяния, отвечала которым не лирическая поэзия, а «положительная» проза. Все меньше печатается стихов, как будто бы спадает интерес к поэзии. Впрочем, Тют­чев никогда не стремился стать профессиональным лите­ратором: издателям и поклонникам его творчества при­ходилось всякий раз уговаривать его дать стихи для печати. В 40-е годы Тютчев не печатается почти десять лет, естественно, помнят его лишь малочисленные почитатели. И только в 50-х годах Некрасов и Турге­нев как бы извлекают стихи Тютчева из небытия, опуб­ликовав большую подборку их в «Современнике». В 1654 году выходит в свет первый поэтический сбор­ник Тютчева, а второй—он же последний прижизнен­ный — в 1868году. Незадолго до возвращения на родину, вспоминая свою московскую юность, Тютчев писал родителям: «Не подлежит сомнению, что будь я еще на этой исходной точке, я совсем иначе устроил бы свою судьбу». Мы не знаем, что имел в виду поэт, но дипломатиче­ской карьеры он не сделал. Однако вовсе не из-за отсут­ствия интереса к политике — напротив, внешнеполити­ческие вопросы всегда составляли один из главнейших интересов в жизни Тютчева. Свидетельства тому - публицистические статьи, его письма, воспоминания современников. Россия, ее положение в мире, ее будущ­ность—предмет неослабного внимания, беспокойного и глубоко личного интереса Тютчева: «Думаю, что невозможно быть более привязанным к своей стране, нежели я, более постоянно озабоченным тем, что до нее отно­сится». Поражение России в Крымской кампании 1855 года было воспринято поэтом как личная катаст­рофа и заставило его пересмотреть отношение к Нико­лаю I и всему 30-летнему правлению этого «царя лице­дея», человека «чудовищной тупости». Внутриполитические взгляды Тютчева были вполне традиционны, однако принцип просвещенного самодер­жавия, согласно его взглядам, должен был удовлетво­рять, в сущности, идеальным условиям, а именно: госу­дарственные чиновники не должны чувствовать себя самодержцами, а царь —чиновником. За 70 лет жизни Тютчева сменились три царя, и ни одно реальное цар­ствование чаяниям поэта не отвечало — об этом можно судить по многочисленным его едким критическим высказываниям. Оставались смутные упования: «В Россию можно только верить», упования, основанные на убеж­дении, что судьбу России решит не «пена, плавающая на поверхности», а те могучие, невидимые силы, которые пока «таятся в глубине». Тютчев и«мел прекрасную возможность вблизи наблюдать за деятельностью государственной машины — ведь он до конца своих дней нахо­дился на государственной службе (сначала старшим цен­зором при Министерстве иностранных дел, а последние пятнадцать лет — председателем Комитета цензуры иностранной). Кроме того, звание камергера налагало на него обязанность бывать при дворе. Взгляд Тютче­ва на положение дел внутри страны с течением времени становится все более пессимистическим. «В прави­тельственных сферах бессознательность и отсутствие со­вести достигли таких размеров, что этого нельзя по­стичь, не убедившись воочию»,—вынужден признать он на склоне лет. Итак, политика, общественные интересы глубоко волновали Тютчева — государственника и дипломата: «Часть моего существа отождествилась с известными убеждениями и верованиями». Этой «части» обязаны своим появлением на свет политические стихи Тютчева, в большинстве своем написанные «по случаю» и в со­гласии с его принципом «смягчать, а не тревожить» сердца «под царскою парчою». Стихи эти значительно уступают в силе и художественности лирическим его произведениям, которые рождались из таинственных родников, сокрытых в глубине души. Истинное величие Тютчева обнаруживается в его лирике. Гениальный художник, глубокий мыслитель, тонкий психолог — таким предстает он в стихал, темы которых вечны: смысл бытия человеческого, жизнь при­роды, связь человека с этой жизнью, любовь. Эмоцио­нальная окраска большинства тютчевских стихотворе­ний определяется его мятущимся, трагическим мироощущением. Как жесточайшее бедствие и тяжкий грех ощу­щал поэт самовластье «человеческого Я» — проявление индивидуализма, холодного и разрушительного. Отсюда бессильные порывы Тютчева к христианству, особенно к православию с его выраженной идеей «соборности», смирением и покорностью судьбе. Иллюзорность, призрачность, хрупкость человеческого существования — источники постоянной внутренней тревоги поэта. Тют­чев—мятущийся агностик—в поисках устойчивого ми­ровоззрения не мог пристать ни к одному берегу. Так, он неоднократно декларировал пантеизм («Не то, что мните вы, природа...», «Полдень»), но внутренней убеж­денности, стойкой веры в божественное начало, благо­творное и разлитое повсеместно, не было. Если для пан­теистического мировоззрения А. К. Толстого харак­терен оптимизм, вызванный уверенностью, что «в одну любовь мы все сольемся вскоре...», то Тютчеву перспектива «слияния» рисуется весьма безрадостно. В стихо­творении «Смотри, как на речном просторе...» «чело­веческое Я» уподобляется тающим льдинам, которые Все вместе — малые, большие, Утратив прежний образ свой, Все — безразличны, как стихия,— Сольются с бездной роковой!.. Спустя двадцать лет, в последние годы жизни образ «всепоглощающей и миротворной бездны» снова воз­никнет в стихотворении поэта «От жизни той, что бу­шевала здесь...». В общем ряду явлений природы человек в поэзии Тютчева занимает непонятное, двусмысленное положе­ние «мыслящего тростника». Мучительная тревожность, тщетные попытки понять свое предназначение, ужасаю­щие подозрения относительно самого существования за­гадки «природы-сфинкса» и наличия «творца в творе­нии» неотступно преследуют поэта. Его угнетает созна­ние ограниченности, бессилия мысли, которая упорно стремится постичь вечную загадку бытия,— «длань не­зримо-роковая» неуклонно пресекает ее напрасные и об­реченные попытки. Во многих стихах Тютчева незримо присутствует терзавшая Паскаля мысль: «Меня ужасает вечное молчание этих бесконечных пространств». Вооб­ще философия Паскаля чрезвычайно близка мироощу­щению Тютчева. В его поэзии немало образов и поня­тий, встречающихся у французского философа, но едва ли не самое основное — это убеждение Тютчева, что «корень нашего мышления не в умозрительной способ­ности человека, а в настроении его сердца» созвучное одному из основных положений философии Паскаля: «Сердце имеет свои законы, которых вовсе не знает разум». Чувство тревоги особенно обостряется ночью, когда исчезает призрачная преграда — видимый мир — между человеком и «бездной» с ее «страхами и мглами». У ли­шённого зрения «ночного» человека обостряется слух, послышит он «гул непостижимый» или вой «ветра ночного», которые напоминают ему о «родимом», но не ме­нее от того жутком изначальном хаосе. О том, как ост­ро ощущал поэт, что «ночь страшна», красноречиво сви­детельствует стихотворение «Альпы», лишенное в отли­чие от других его произведений на тему «день и ночь» философского звучания, но тем более поражающее мрач­ными образами, найденными Тютчевым для спящих гор: Помертвелые их очи Льдистым ужасом разят. В отношении к природе Тютчев являет как бы две ипостаси: бытийную, созерцательную, воспринимающую окружающий мир «с помощью пяти органов чувств»., - и духовную, мыслящую, стремящуюся за видимым по­кровом угадать великую тай«у природы. Тютчев-созерцатель создает такие лирические ше­девры, как «Весенняя гроза», «Есть в осени первона­чальной....», «Чародейкою Зимою..,» и - множество подоб­ных, коротких, как почти все тютчевские стихи, прелест­ных и образных пейзажных зарисовок. Аполлон Григорьев писал: <<Пантеистическое со­зерцание, созерцание подчиненное, тяготеет над отно­шениями к природе великорусской, но это подчиненное созерцание и сообщает им при переходе в творчество их особенную красоту и прелесть. В Тютчеве, напри­мер, возводит их, эти отношения, до глубины философ­ского созерцанья, до одухотворения природы. Тютчев - мыслитель, обращаясь к природе, видит в ней неисчерпаемый источник для размышлений и обоб­щений космического порядка. Так родились стихи «Вол­на и дума», «Певучесть есть в морских волнах...», «Как сладко дремлет сад темно-зеленый...» и т.п. К этим произведениям примыкают несколько чисто философ­ских: «Silentium!», «Фонтан», «День и ночь». Философская лирика Тютчева менее всего «головная», рассудочная. Прекрасно охарактеризовал ее И. С. Тургенев: «Каждое его стихотворение начиналось мыслью, но мыслью, которая, как огненная точка, вспыхивала под влия­нием чувства или сильного впечатления; вследствие это­го, если можно так выразиться, свойства происхождения своего, мысль г. Тютчева никогда не является читателю нагою и отвлеченною, но всегда сливается с образом, взятым из мира души или природы, проникается им и сама его проникает нераздельно и неразрывно». Радость бытия, счастливое согласие с природой, без­мятежное упоение ею характерны преимущественно для стихотворения Тютчева, посвященных весне, и в этом есть своя закономерность. Постоянные мысли о хрупко­сти жизни были неотвязными спутниками поэта. «Чув­ство тоски и ужаса уже много лет как стали обычным моим душевным состоянием» — такого рода признания нередки в его письмах. Неизменный завсегдатай свет­ских салонов, блестящий и остроумный собеседник, «прелестный говорун», по определению П. А. Вяземского, Тютчев был вынужден «избегать во что бы то ни стало в течение восемнадцати часов из двадцати четы­рех всякой серьезной встречи с самим собой». И мало кто мог постичь его сложный внутренний мир. Вот ка­ким видела отца дочь Тютчева Анна: «Он мне пред­ставляется одним из тех изначальных духов, таких тон­ких, умных и пламенных, которые не имеют ничего об­щего с материей, но у которых нет, однако, и души. Он совершенно вне всяких законов и правил. Он поражает воображение, но в нем есть что-то жуткое и беспокой­ное». Пробуждающаяся весенняя природа обладала чудодейственным свойством заглушать это постоянное беспо­койство, умиротворять тревожную душу поэта. Могу­щество весны объясняется ее торжеством над прошед­шим и будущим, полным забвением бывшего и грядуще­го уничтожения и распада: И страх кончины неизбежной Не свеет с древа ни листа: Их жизнь, как океан безбрежный, Вся в настоящем разлита. Воспевая весеннюю природу, Тютчев неизменно ра­дуется редкой и краткой возможности ощутить полноту жизни, не омраченной предвестниками гибели — «Не встретишь мертвого листа»,— ни с чем не сравнимой отрадой целиком отдаваться настоящему моменту, при­частности «жизни божески - всемирной». Порой и осенью ему чудится дуновение весны. В противопоставлении, вернее, в предпочтении сомнительному райскому блажен­ству бесспорного, достоверного наслаждения красотою весенней природы, самозабвенного упоения ею Тютчев близок А. К. Толстому, писавшему: «Боже, как это прекрасно — весна! Возможно ли, что в мире ином мы будем счастливее, чем в здешнем мире весной!» Совер­шенно те же чувства наполняют Тютчева: Что пред тобой утеха рая, Пора любви, пора весны, Цветущее блаженство мая, Румяный цвет, златые сны?. На тютчевских лирических пейзажах лежит особен­ная печать, отражающая свойства его собственной ду­шевной и физической природы — хрупкой и болезнен­ной. Его образы и эпитеты часто неожиданны, непри­вычны и на редкость впечатляющи. У него ветви докуч­ные, земля принахмурилась, листье изнуренное и вет­хое, звезды беседуют друг с другом тихомолком, день скудеющий, движение и радуга изнемогают, увядающая природа улыбается немощно и хило и т.п. «Вечный строй» природы то восхищает, то вызывает уныние поэта: Природа знать не знает о былом, Ей чужды наши призрачные годы, И перед ней мы смутно сознаем Себя самих — лишь грезою природы. Но в своих сомнениях и мучительных поисках истинных взаимоотношений части и целого — человека и природы — Тютчев вдруг приходит к неожиданным прозрениям: человек не всегда в разладе с природой, он не только «беспомощное дитя», но он и равновелик ей в своей творческой потенции: Связан, соединен от века Союзом кровного родства Разумный гений человека С творящей силой естества... Скажи заветное он слово — И миром новым естество Всегда откликнуться готово На голос родственный его. Утонченный психологизм, пронизывающий творчество Тютчева как более или менее категория отвлеченная, приобретает конкретно-житейский характер в так назы­ваемом денисьевском цикле поэта. Тютчеву было 47 лет, когда его любовь вызвала ответное и значительно бо­лее сильное чувство со стороны молодой девушки Елены Александровны Денисьевой: Не раз ты слышала признаньем «Не стою я любви твоей», Пускай мое она созданье,— Но как я беден перед ней... Поэт-мыслитель всю жизнь — от ранней юности до последних дней болезненной старости—чрезвычайна интенсивно жил сердцем. Он любил и был любим, но считал любовь чувством изначально-губительным, «поединком роковым». Потому-то печалился он о судьбе одной из своих дочерей, «кому я, быть может, передал по наследству это ужасное свойство, не имеющее названия, нарушающее всякое равновесие в жизни, эту жаж­ду любви...». Полюбив страстно и безоглядно, Денисьева всецело отдалась своему чувству, восстановив против себя об­щественное мнение. Ей была уготована «жизнь отре­ченья, жизнь страданья»: Таков уж свет: он там бесчеловечней, Где человечно-искренней вина. Не только «свет» отвернулся от Елены Александ­ровны, но и родной отец отрекся от нее. Главной же мукой было то, что любимый, ради которого все было принесено в жертву, не принадлежал ей полностью: Тютчев не только не порывал со своей семьей, но и продолжал по-своему любить жену, во всяком случае, дорожить ею. Весь цикл стихов, посвященных Деиисьевой, проникнут тяжелым чувством вины, насыщен ро­ковыми предчувствиями. В этих стихах нет ни пылко­сти, ни страсти, только нежность, жалость, преклонение перед силой и цельностью ее чувства, сознание собст­венной недостойности, возмущение «бессмертной пошло­стью людской». Эта «последняя любовь» Тютчева дли­лась 14 лет, до самой смерти Денисьевой, сошедшей в могилу в возрасте 38 лет от чахотки, течение которой обострили и ускорили душевные страдания. О, как убийственно мы любим!, Как в буйной слепоте своей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей!.. Тютчев очень тяжело переживал утрату: Жизнь, как подстреленная птица, Подняться хочет — и не может... Я. П. Полонскому, другу и сослуживцу, Тютчев писал: «Друг мой, теперь все испробовано—ничто не по­могло, ничто не утешило,— не живется — не живется — не живется...» В стихах «денисьевского цикла» особенно часты характерные тютчевские строки, начинающиеся горьким восклицанием «О!», определяющим интонацию отчаяния всего стихотворения. Столько страдания и му­ки в стихах, посвященных памяти Елены Александров­ны, что невольно в сознании возникает народное поня­тие убивается... Да, Тютчев именно убивается по Денисьевой: По ней, по ней, судьбы не одолевшей, Но и себя не давшей победить, По ней, по ней, так до конца умевшей Страдать, молиться, верить и любить. Он пережил ее на девять лет. В эти последние годы Тютчев едва успевает оправляться от потерь близких ему людей: мать, брат, четверо детей... Дни сочтены, утрат не перечесть, Живая жизнь давно уж позади, Передового нет, и я, как есть, На роковой стою очереди. Его черед пришел 15 июля 1873 года... Но остались стихи Тютчева, которые сам он так мало ценил, так не­брежно хранил, полагая: В наш век стихи живут два-три мгновенья. Родились утром, к вечеру умрут. О чем же хлопотать? Рука забвенья Как раз свершит свой корректурный труд. Однако тирания времени, которую так остро ощущал поэт, оказалась не властна над его творчеством. Конеч­но, совершенство формы и значительность содержания поэзии Тютчева требуют от читателя определенной культуры, просвещенности. В свое время в статье о Тютчеве А. Фет писал: «Тем больше чести народу, к которому поэт обращается с такими высокими требо­ваниями. Теперь за нами очередь оправдать его тайные надежды» Стихотворения Ф.И.Тютчева Не то, что мните вы, природа Не то, что мните вы, природа: Не слепок, не бездушный лик - В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык: ……………………………………. Вы зрите лист и цвет на древе: Иль их садовник приклеил? Иль зреет плод в родимом чреве Игрою внешних, чуждых сил?.. ……………………………………. Они не видят и не слышат, Живут в сем мире, как впотьмах, Для них и солнцы, знать, не дышат, И жизни нет в морских волнах. Лучи к ним в душу не сходили, Весна в груди их не цвела, При них леса не говорили, И ночь в звездах нема была! И языками неземными, Волнуя реки и леса, В ночи не совещалась с ними В беседе дружеской гроза! Не их вина: пойми, коль может, Органа жизнь глухонемой! Души его, ах! не встревожит И голос матери самой!.. Анализ стихотворения Тютчева "Не то, что мните вы, природа..." Для Тютчева характерно представление о всеобщей одушевленности природы, о тождестве явлений внешнего мира и состояний человеческой души. Это представление во многом определило не только философское содержание, но и художественные особенности тютчевской лирики. «Не то, что мните вы, природа…» написано не позднее 1836 года в Мюнхене. Тютчев блистал в одном из знаменитых центров европейской культуры как в ученом и литературном мире Мюнхена, так и в придворном, дипломатическом и светском кругах. В литературе широко распространено убеждение, что Шеллинг оказал сильное влияние на формирование философского миросозерцания поэта. Тютчев глубоко проникся «поэтическими» сторонами философской системой немецкого мыслителя и сумел найти для них высокохудожественное выражение. В 1836 году Тютчев переслал в Петербург рукописное собрание своих стихотворений. Они попали к Жуковскому и Пушкину, поэты по достоинству оценили стихи. В лирике Тютчева «поэтизация» природы доведена до наивысшей точки своего выражения. Ярким примером служит стихотворение «Не то», в котором автор говорит такими словами, какими принято говорить о человеке: Не то, что мните вы, природа: Не слепок, не бездушный лик – В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык... Сразу возникает естественный вопрос: кто эти «вы», которых далее поэт, обращаясь к читателю, называет в третьем лице - «они»? Как известно, в первопечатном тексте цензура исключила две строфы - вторую и четвертую, неприемлемые с ортодоксально-церковной точки зрения. Пушкин, со своей стороны, настоял на том, чтобы выброшенные строфы были отмечены точками, так как отсутствие этих строф нарушало композиционную цельность стихотворения. Точки же недвусмысленно указывали на то, что это дело рук цензуры, а не редактора. Позднее Н. В. Сушков просил Тютчева вспомнить недостающие в стихотворении строфы, но поэт не смог восстановить их в своей памяти. И все же стихотворение не потеряло своего смысла, главной идеи - взаимоотношений человека и природы. Через все произведение автор проводит мысль о том, что «глухие» люди не умеют чувствовать, а, следовательно, не умеют жить. И если для них она безлика, то для Тютчева природа- «голос матери самой». Ее образами он выражает свои сокровенные мысли, чувства, сомнения, мучительные вопросы. Тютчев выступает против сторонников «вульгарных механистических представлений о природе как о голом механизме, бездушной машине»: Они не видят и не слышат, Живут в сём мире, как впотьмах, Для них и солнцы знать не дышат И жизни нет в морских волнах. Лучи к ним в душу не сходили, Весна в груди их не цвела, При них леса не говорили, И ночь в звездах нема была! И языками неземными, Волнуя реки и леса, В ночи не совещалась с ними В беседе дружеской гроза! Стихотворение написано в форме обращения, у него нет заглавия, что предает более глубокий смысл. Произведение начинается со слова «не», чтобы полнее оградить читателя от неверного понимания природы. Стихотворение «Не то, что мните вы, природа…» является настоящим натурфилософским исповеданием веры Тютчева. Полемический тон сочетается в этом стихотворении с чувством большой человечности. Автор заканчивает его словами, в которых меньше всего осуждения по адресу тех, кто думает иначе: Не их вина: пойми, коль может, Органа жизнь – глухонемой! Увы, души в нем не встревожит И голос матери самой! Автор использует такие выразительные художественные средства, как олицетворение («Солнцы не дышат», « не совещалась в беседе дружеской гроза», «леса не говорили»), метафоры («весна не цвела», «ночь нема была»), сравнения («живут в сём мире, как впотьмах»). Всё это придаёт речи красочность и выразительность, способствует наиболее полному раскрытию художественного образа. В стихотворении встречаются типичные для тютчевской поэзии сложные предложения, часто в конце их ставятся восклицательные знаки, что придаёт художественной речи нужную авторскую интонацию. Стихи Ф.И. Тютчева о пленительной русской природе – одно из самых замечательных явлений русской поэзии. Он был тончайшим мастером стихотворных пейзажей. «О, как убийственно мы любим» О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепости страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей! Давно ль, гордясь своей победой, Ты говорил: она моя... Год не прошел — спроси и сведай, Что уцелело от нея? Куда ланит девались розы, Улыбка уст и блеск очей? Всё опалили, выжгли слезы Горячей влагою своей. Ты помнишь ли, при вашей встрече, При первой встрече роковой, Ее волшебны взоры, речи И смех младенческо-живой? И что ж теперь? И где ж всё это? И долговечен ли был сон? Увы, как северное лето, Был мимолетным гостем он! Судьбы ужасным приговором Твоя любовь для ней была, И незаслуженным позором На жизнь ее она легла! Жизнь отреченья, жизнь страданья! В ее душевной глубине Ей оставались вспоминанья... Но изменили и оне. И на земле ей дико стало, Очарование ушло... Толпа, нахлынув, в грязь втоптала То, что в душе ее цвело. И что ж от долгого мученья, Как пепл, сберечь ей удалось? Боль злую, боль ожесточенья, Боль без отрады и без слез! О, как убийственно мы любим! Как в буйной слепости страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей!.. Анализ стихотворения «О, как убийственно мы любим» Стихотворение посвящено Е. А. Денисьевой, написано в 1951 году. Поэт говорит о различных проявлениях любви. Все строки проникнуты тоской и отчаянием: О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепости страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей! Художественные средства выразительности: эпитеты - волшебный, ужасным, живой, роковой, горючей; ассонанс – повторяются гласные о, а, и, е; звукопись – «О как убийственно мы любим»; умолчание – «очарование ушло…», «ей оставались воспоминания…», «что сердцу нашему милей…»; олицетворение – «вышли слезы», «очарование ушло»; рифма перекрестная; сравнение – « О как убийственно мы любим! Как в буйном слепоте страстей».  Читая это стихотворение от авторе можно сказать, что он необыкновенно чувствительный, лиричный человек, который может глубоко проникнуть в душевный мир любимой женщины и понять переживания. Пафос стихотворения пробуждает сильные и яркие переживания. Стихотворный размер – хорей. Стиль речи: художественный, так как цель: воздействовать на чувства и мысли с помощью образов и картин. Тип речи: повествование плюс описание и есть элементы рассуждения: автор рассказывает о любви, для восприятия использует средства художественной выразительности, вспоминает страдания и взывает к читателю. Ф. И. Тютчев видит в любви какой –то символ. Это роковое чувство, которое требует от человека полной отдачи душевных сил. Любовь для автора – чувство, позволяющее достичь новых высот. Мне очень понравилось это стихотворение, потому что в нем отражены душевные переживания, безграничное и необъятное чувство – любовь к человеку, безумие, потерянная молодость- все это помогло передать душевное состояние и картину того времени. Я думаю, оно никого из читателей не оставит равнодушным. Ф. И. Тютчев «Silentium!» Молчи, скрывайся и таи И чувства и мечты свои – Пускай в душевной глубине Встают и заходят оне Безмолвно, как звезды в ночи, – Любуйся ими – и молчи. Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь. Взрывая, возмутишь ключи, – Питайся ими – и молчи. Лишь жить в себе самом умей – Есть целый мир в душе твоей Таинственно-волшебных дум; Их оглушит наружный шум, Дневные разгонят лучи, – Внимай их пенью – и молчи! Стихотворение Ф.И. Тютчева «Silentium!» Слово «Silentium» переводится с латыни на русский язык как молчание. В этом слове и заключена основная мысль стихотворения – одиночество поэта, его внутренний мир, скрытый от посторонних глаз. Стихотворение было написано в 1830 году, впервые напечатано в пушкинском журнале «Современник». Поэт долго работал над ним, тщательно оттачивая каждое слово. Произведение состоит всего из трех строф, но они наполнены очень глубоким смыслом, и каждую строфу можно считать отдельной частью стихотворения. Первая строфа начинается и оканчивается одинаковым глаголом «молчи», это же слово – в конце каждой из строф. Не случайно поэт повторяет его, акцентирует именно на нем внимание читателя. В этом слове – одновременно и тема, и идея стихотворения. Где же, по мнению Тютчева, должны храниться самые сокровенные мечты и чувства поэта, Человека? Эпитет «в душевной глубине» подчеркивает недоступность внутреннего мира человека для окружающих, он скрытен от посторонних глаз. Читая эти строки, мы представляет себе тихую ночь, звездное небо, и такое сравнение не случайно. Звезды безмолвно (наречие имеет одинаковый корень со словом «молчание») всходят на небосклоне, так же и человеческие мысли рождаются в его душе. Космос необъемлем и велик так же, как внутренний мир человека. Вторая часть начинается риторическими вопросами: Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Поэт ведет разговор с читателем как с близким другом, и в этом ему помогает местоимение «ты». Но может ли даже самый близкий человек понять, что происходит в твоей душе? Конечно же, нет. Тот, кто слишком откровенен, привык делиться с окружающими, порождает вокруг себя их сплетни, зависть: Мысль изреченная – есть ложь Взрывая, возмутишь ключи… Так нужно ли доверять друзьям свои тайны? Обратимся к третьей части стихотворения: Лишь жить в себе самом умей – Есть целый мир в душе твоей Таинственно-волшебных дум… Радуйся миру, который тебя окружает, но не пускай никого внутрь самого себя: …Их оглушат наружный шум, Дневные разгонят лучи, - Внимай их пенью – и молчи!... Человек, его душа – загадка и для окружающих, и для него самого. Восклицательное предложение вновь акцентирует внимание читателя на ключевом слове в стихотворении. А после него поэт использует умолчание, оно также связано с идеей стихотворения: поэт не пустит посторонних в свою душу, этот мир принадлежит лишь ему. В стихотворении Тютчев использует много устаревших » форм слов: «оне» (вместо «они»), «внимай» («слушай», «понимай»), «звезды ‘дят», «садятся»), а также слова со’ходят» (вместо «захо’ (вместо «звезды»), «за старославянскими приставками: «взрывая», «возмутишь», «изреченная». Такие слова наполняют стихотворение патетикой, придают ему особую торжественность. Глаголы преобладают над другими частями речи, большинство используемых Тютчевым глаголов стоит в повелительном наклонении, выражают просьбу поэта к читателю, вызывают его на откровенный разговор. Это философское размышление поэта о внутреннем мире человека, который скрыт от посторонних глаз. Основная мысль выражена в названии и не раз подчеркивается автором однокоренными словами: «молчи», «безмолвно». Когда читаешь эти строки, чувствуешь глубокое страдание одинокой души поэта, и становится по-человечески жаль его. А еще задаешь себе вопрос: а каков твой внутренний мир, что тебя тревожит, настолько ли он богат, что ты не можешь придать мыслям словесную форму, и поэтому скрываешь их? Ф.И.Тютчев. «Последняя любовь» О, как на склоне наших лет Нежней мы любим и суеверней... Сияй, сияй, прощальный свет Любви последней, зари вечерней! Полнеба обхватила тень, Лишь там, на западе, бродит сиянье,- Помедли, помедли, вечерний день, Продлись, продлись, очарованье. Пускай скудеет в жилах кровь, Но в сердце не скудеет нежность... О ты, последняя любовь! Ты и блаженство и безнадежность. «Жизнь сердца» у Ф.И. Тютчева, по утверждению биографов, была сложной, бурной, драматичной. « Жизни блаженство в одной лишь любви» - это строка из стихотворения Тютчева вполне могла бы стать эпиграфом ко всей любовной лирике поэта. Тютчеву в момент его написания было 67 лет. И фраза в устах человека, много пережившего «радость и горе в живом упоенье», звучит как откровение. Возраст Ф.И. Тютчева приближался к полувековой отметке, когда он, почти лишившись надежды на духовное обновление, мрачно констатировал: «Я отжил свой век и ... у меня ничего нет в настоящем». Но случилось так, что в сердце его вновь пришла Весна. «Последняя любовь» и другие стихотворенья «денисьевского цикла» в основе своей автобиографичны и представляют собой лирическую повесть о любви - любви, прошедшей через горнило суровых жизненных испытаний, осложненной мучительными обстоятельствами, об истории любви 47 летнего поэта и 24-летней выпускницы Смольного института, готовящейся стать фрейлиной, Елены Александровны Денисьевой. Трагизм наполняет и стихотворение “Последняя любовь”'(1854). Лирический герой здесь осознает, что любовь, возможно, будет гибельной: “Сияй, сияй, прощальный свет любви последней, зари вечерней!”. И тем не менее ощущение обреченности не мешает лирическому герою любить: “Пускай скудеет в жилах кровь, но в сердце не скудеет нежность...” В последних строках Тютчев лаконично характеризует само чувство: “Ты и блаженство, и безнадежность”. «Эти бедные селенья» Эти бедные селенья, Эта скудная природа - Край родной долготерпенья, Край ты русского народа! Не поймет и не заметит Гордый взор иноплеменный, Что сквозит и тайно светит В наготе твоей смиренной. Удрученный ношей крестной, Всю тебя, земля родная, В рабском виде царь небесный Исходил, благословляя. Стихотворение «Эти бедные селенья…» написано по дороге из Москвы в родовое имение Тютчева — Овстуг и представляет собой смесь описательной и повествовательной лирики. В стихотворени поэт делится своим настроением. мыслями, вызванными тем, что он видит вокруг себя. В стихотворении дается обобщающий образ современной поэту русской жизни, поэтическая картина жизни народа. Тему стихотворения определить не просто. Стихотворение состоит из трех строф. В первой строфе автор видит видит «бедные селенья» и «скудную природу» — все это «край русского народа». Тютчев называет его «край родной долготерпенья». В этой строке мы видим сочувствие поэта к людям, живущим в»этих бедных селеньях». Особую выразительность этой строфе придает анафора. Повторяемое в начале каждой строки слова получают значительную эмоциональную нагрузку, усиливает параллелизм строк и их выразительность. Во второй строфе поэт говорит о загадке русской души, которую не понять «взору иноплеменных». Третья строфа отражаает идейный смысл стихотворения, заключающегося в вере поэта в то, что Царь Небесный не оставил «земли родной» и «исходил благословляя» ее. Поэт преклоняется перед нравственной силой русского народа и верит в него А.А. Фет (1820 – 1892) Русский поэт Афанасий Афанасьевич Фет (настоящая фамилия Шеншин), член-корреспондент Петербургской Академии Наук (1886). Насыщенная конкретными приметами лирика природы, мимолетные настроения человеческой души, музыкальность: Вечерние огни (сборники 1 — 4, 1883 — 91). Многие стихи положены на музыку. Родился в октябре или ноябре в селе Новоселки Орловской губернии. Его отцом был богатый помещик А. Шеншин, мать — Каролина Шарлотта Фёт, приехавшая из Германии. Родители не состояли в браке. Мальчик был записан сыном Шеншина, но когда ему было 14 лет, обнаружилась юридическая незаконность этой записи, что лишало его привилегий, дававшихся потомственным дворянам. Отныне он должен был носить фамилию Фет, богатый наследник внезапно превратился в человека без имени, сына безвестного иностранца сомнительного происхождения. Фет принял это как позор. Вернуть утраченное положение стало навязчивой идеей, определившей весь его жизненный путь. Учился в немецкой школе-пансионате в городе Верро (ныне Выру, Эстония), затем в пансионе профессора Погодина, историка, писателя, журналиста, в который поступил для подготовки в Московский университет. Окончил в 1844 словесное отделение философского факультета университета, где сдружился с Григорьевым, своим сверстником, товарищем по увлечению поэзией. Благословение на серьезную литературную работу Фету дал Гоголь, сказавший: Это несомненное дарование. Первый сборник стихотворений Фета Лирический пантеон вышел в 1840 и получил одобрение Белинского, что вдохновило его на дальнейшее творчество. Его стихи появились во многих изданиях. Ради достижения своей цели — вернуть дворянское звание — в 1845 он покинул Москву и поступил Да военную службу в один из провинциальных полков на юге. Продолжал писать стихи. Только через восемь лет, находясь на службе в гвардейском лейб-уланском полку, он получил возможность жить вблизи Петербурга. В 1850 в журнале Современник, хозяином которого стал Некрасов, публикуются стихотворения Фета, которые вызывают восхищение критиков всех направлений. Он был принят в среду известнейших писателей (Некрасов и Тургенев, Боткин и Дружинин и др.), благодаря литературным заработкам улучшил свое материальное положение, что дало ему возможность совершить путешествие по Европе. В 1857 в Париже он женился на дочери богатейшего чаеторговца и сестре своего почитателя В. Боткина — М. Боткиной. В 1858 Фет вышел в отставку, поселился в Москве и энергично занимается литературным трудом, требуя от издателей неслыханную цену за свои произведения. Трудный жизненный путь выработал в нем мрачный взгляд на жизнь и общество. Его сердце ожесточили удары судьбы, а его стремление компенсировать свои социальные нападки делало его тяжелым в общении человеком. Фет почти перестал писать, стал настоящим помещиком, работая в своем имении; он избирается мировым судьей в Воробьевке. Так продолжалось почти 20 лет. В конце 1870-х Фет с новой силой начал писать стихи. Сборнику стихотворений шестидесятитрехлетний поэт дал название Вечерние огни. (Более трехсот стихотворений входят в пять выпусков, четыре из которых вышли в свет в 1883, 1885, 1888, 1891. Пятый выпуск поэт подготовил, но не успел издать.) В 1888, в связи с пятидесятилетием своей музы, Фету удалось добиться придворного звания камергера; день, в который это произошло, он посчитал днем, когда ему вернули фамилию Шеншин, одним из счастливейших дней своей жизни. Умер А. Фет 21 ноября (3 декабря н.с.) 1892 в Москве. Стихотворение А. А. Фета «Сияла ночь. Луной был полон сад». Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали Лучи у наших ног в гостиной без огней Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали, Как и сердца у нас за песнию твоей. Ты пела до зари, в слезах изнемогая, Что ты одна - любовь, что нет любви иной, И так хотелось жить, чтоб, звуки не роняя, Тебя любить, обнять и плакать над тобой. И много лет прошло, томительных и скучных, И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь, И веет, как тогда, во вздохах этих звучных, Что ты одна - вся жизнь, что ты одна - любовь. Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки, А жизни нет конца, и цели нет иной, Как только веровать в рыдающие звуки, Тебя любить, обнять и плакать над тобой! Стихотворение «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…» - один из лирических шедевров А. А. Фета. Созданное 2 августа 1877 года, оно было навеяно пением Т. А. Кузьминской (сестры Софьи Андреевны Толстой), описавшей этот эпизод в своих воспоминаниях. Произведение открывает целый цикл стихов в сборнике “Вечерние огни”, который Фет назвал «Мелодии». Композиция стихотворения способствует его мелодичности. В этом лирическом монологе автор использует прием кольца. В строке «Тебя любить, обнять и плакать над тобой», которая обрамляет произведение, Фет выражает главные чувства героя: восторг и преклонение перед силой вокального искусства. Безусловно, музыкальность стихотворения продиктована и его темой. Ведь это произведение не только о любви и о природе, оно прежде всего о чудесном пении, о голосе, который рождает множество ярких переживаний: Фет не изображает определенный пейзаж или интерьер, но все сливается у него в прекрасной гармонии. Поэт создает целостную динамичную картину, в которой сразу предстают впечатления и зрительные, и слуховые, и осязательные, и чувственные. Обобщение и соединение образов природы, любви, музыки помогают поэту выразить всю полноту радости восприятия бытия. Стихотворение автобиографическое. Его лирический герой – сам Фет. В этом произведении рассказывается о том, как поэт переживает две встречи с возлюбленной, между которыми — долгая разлука. Но Фет не рисует ни единым штрихом портрет любимой женщины, не прослеживает все изменения их взаимоотношений и своего состояния. Он фиксирует только то трепетное чувство, которое охватывает его под впечатлением от ее пения: И много лет прошло, томительных и скучных, И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь, И веет, как тогда, во вздохах этих звучных, Что ты одна – вся жизнь, что ты одна – любовь. Само чувство тоже сложно описать словами. Лирический герой передает неповторимость, глубину и сложность своих переживаний с помощью «глобальных» метафор в последней строке. Это стихотворение лишний раз убеждает нас в том, что только искусство способно по-настоящему облагородить человека, очистить душу, раскрепостить и обогатить ее. Наслаждаясь прекрасным произведением, будь то музыка, живопись, поэзия, мы забываем обо всех своих проблемах и неудачах, отвлекаемся от будничной суеты. Человеческая душа вся открывается навстречу красоте, растворяется в ней и таким образом обретает силы, чтобы жить дальше: верить, надеяться, любить. Об этом пишет Фет в последней строфе. Волшебный голос певицы освобождает лирического героя от «обид судьбы и сердца жгучей муки», представляя новые горизонты: А жизни нет конца, и цели нет иной, Как только веровать в рыдающие звуки, Тебя любить, обнять и плакать над тобой! Говоря о лирическом персонаже стихотворения, автор невольно затронул и тему творца, его миссии. Голос певицы, пробудивший в герое целую гамму чувств, звучит так восхитительно, потому что героиня отдается своему занятию страстно и сама очарована магией музыки. В момент исполнения песни, должно быть, ей кажется, что нет в мире ничего более важного, чем эти прекрасные звуки, чем чувства, вложенные в произведение. Забыть обо всем, кроме творчества – вот доля истинного творца: поэта, художника, музыканта. Об этом тоже говорится в произведении. Стихотворение «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…» поражает разнообразием тематики, глубиной и яркостью образов, необыкновенной мелодичностью, а также своей идеей, которая заключается в удивительном стремлении автора передать красоту искусства и мира всеохватно. А.А. Фет «Шепот, робкое дыханье» Шепот, робкое дыханье. Трели соловья, Серебро и колыханье Сонного ручья. Свет ночной, ночные тени, Тени без конца, Ряд волшебных изменений Милого лица, В дымных тучках пурпур розы, Отблеск янтаря, И лобзания, и слезы, И заря, заря!.. Н. А. Некрасов (1821-1876) Николай Алексеевич Некрасов (1821—1878) — русский поэт, писатель и публицист. Признанный классик мировой литературы. Принадлежал к дворянской семье Ярославской губернии. Это был человек, много испытавший на своём веку. Его не миновала семейная слабость Некрасовых — любовь к картам (Сергей Некрасов, дед поэта, проиграл в карты почти всё состояние). Человек увлекающийся и страстный, Алексей Сергеевич Некрасов очень нравился женщинам. Его полюбила Елена Андреевна Закревская (Helena Zakrzewska), варшавянка, дочь богатого помещика Херсонской губернии. Родители не соглашались выдать прекрасно воспитанную дочь за небогатого, малообразованного армейского офицера; брак состоялся без их согласия. Он не был счастлив. Обращаясь к воспоминаниям детства, поэт всегда говорил о матери как о страдалице, жертве грубой и развратной среды. В целом ряде стихотворений, особенно в «Последних песнях», в поэме «Мать» и в «Рыцаре на час», Некрасов нарисовал светлый образ той, которая скрасила своей благородной личностью непривлекательную обстановку его детства. Обаяние воспоминаний о матери сказалось в творчестве Некрасова необыкновенным участием его к женской доле. Ранние годы. Детство Некрасова протекло в родовом имении Некрасовых, в деревне Грешневе Ярославской губернии и уезда, куда отец Алексей Сергеевич Некрасов (1788—1862), выйдя в отставку, переселился, когда сыну было 3 года. Огромная семья (у Некрасова было 13 братьев и сестёр (в живых осталось лишь трое — два брата и сестра)), запущенные дела и ряд процессов по имению заставили отца Некрасова взять место исправника. Во время разъездов он часто брал с собой маленького Николая, а прибытие исправника в деревню всегда знаменует собой что-нибудь невесёлое: мёртвое тело, выбивание недоимок и т. п. — и много, таким образом, залегло в чуткую душу мальчика печальных картин народного горя. В 1832 году Некрасов поступил в ярославскую гимназию, где дошёл до 5 класса. Учился он плохо, занятия большей частью прогуливал вместе со старшим братом Андреем, с гимназическим начальством не ладил (отчасти из-за сатирических стишков), и так как отец всегда мечтал о военной карьере для сына, то в 1838 году 16-летний Некрасов отправился в Cанкт-Петербург, для определения в дворянский полк. Однако встреча с гимназическим товарищем, студентом Глушицким, и знакомство с другими студентами возбудили в юном Некрасове такую жажду учиться, что он пренебрёг угрозой отца оставить его без всякой материальной помощи и стал готовиться к вступительному экзамену в Петербургский университет. Он его не выдержал и поступил вольнослушателем на филологический факультет. С 1839 по 1841 годы пробыл Некрасов в университете, но почти всё время уходило у него на поиски заработка. Некрасов терпел страшную нужду, не каждый день имел возможность обедать за 15 коп. «Ровно три года, — рассказывал он впоследствии, — я чувствовал себя постоянно, каждый день голодным. Не раз доходило до того, что я отправлялся в один ресторан на Морской, где дозволяли читать газеты, хотя бы ничего не спросил себе. Возьмешь, бывало, для вида газету, а сам пододвинешь себе тарелку с хлебом и ешь». Не всегда у Некрасова была квартира. От продолжительного голодания он заболел и много задолжал солдату, у которого снимал комнатку. Когда, ещё полубольной, он пошёл к товарищу, то по возвращении солдат, несмотря на ноябрьскую ночь, не пустил его обратно. Над ним сжалился проходивший нищий и отвёл его в какую-то трущобу на окраине города. В этом ночлежном приюте Некрасов нашёл себе и заработок, написав кому-то за 15 коп. прошение. Ужасная нужда закалила Некрасова, но она же неблагоприятно повлияла на развитие его характера: он стал «практиком» не в лучшем значении этого слова. Начало литературной деятельности Дела его скоро устроились: он давал уроки, писал статейки в «Литературном прибавлении к Русскому Инвалиду» и «Литературной Газете», сочинял для лубочных издателей азбуки и сказки в стихах, писал водевили для Александринского театра (под именем Перепельского). У него начали появляться сбережения, и он решился выступить со сборником своих стихотворений, которые вышли в 1840 году с инициалами Н. Н. под заглавием «Мечты и звуки». Интерес книжки в том, что здесь можно видеть Некрасова в совершенно чуждой ему сфере — в роли сочинителя баллад с разными «страшными» заглавиями наподобие «Злой дух», «Ангел смерти», «Ворон» и т. п. «Мечты и звуки» характерны не тем, что являются собранием плохих стихотворений Некрасова и как бы низшей стадией в его творчестве, а тем, что они никакой стадии в развитии таланта Некрасова собой не представляют. Некрасов автор книжки «Мечты и звуки» и Некрасов позднейший — это два полюса, которых нет возможности слить в одном творческом образе. В начале 1840-х Некрасов становится сотрудником «Отечественных записок», сначала библиографического отдела. Белинский близко с ним познакомился, полюбил его и оценил достоинства его ума. Он понял, однако, что в области прозы из Некрасова ничего, кроме заурядного журнального сотрудника, не выйдет, но восторженно одобрил стихотворение его «В дороге». Скоро Некрасов стал усердно публиковаться. Он выпустил в свет ряд альманахов: «Статейки в стихах без картинок» (1843), «Физиология Петербурга» (1845), «1 апреля» (1846), «Петербургский Сборник» (1846). В этих сборниках дебютировали Д. Григорович, Ф. Достоевский, выступали И. Тургенев, А. Герцен, А. Майков. Особенный успех имел «Петербургский Сборник», в котором появились «Бедные люди» Достоевского. «Современник». Издательские дела Некрасова пошли настолько хорошо, что в конце 1846 года он, вместе с И. И. Панаевым, приобрел у П. А. Плетнёва журнал «Современник». Литературная молодёжь, придававшая силу «Отечественным запискам», присоединилась к Некрасову. Белинский также перешёл в «Современник» и передал Некрасову часть того материала, который собирал для затеянного им сборника «Левиафан». Белинский очутился в «Современнике» таким же журнальным чернорабочим, каким был у Краевского. Впоследствии Некрасову справедливо ставили в упрёк это отношение к человеку, более всех содействовавшему тому, что центр тяжести литературного движения 1840-х годов из «Отечественных записок» был перенесён в «Современник». Начинается печатание в «Современнике» бесконечно длинных, наполненных невероятными приключениями романов «Три страны света» и «Мёртвое озеро», написанных Некрасовым в сотрудничестве со Станицким (псевдоним А. Я. Головачёвой-Панаевой. Около середины 1850-х годов Некрасов серьёзно (полагали, что смертельно) заболел горловой болезнью, но пребывание в Италии отклонило катастрофу. Выздоровление Некрасова совпадает с началом новой эры русской жизни. В творчестве Некрасова также наступает счастливый период, выдвинувший его в первые ряды литературы. Он попал теперь в круг людей высокого нравственного строя; Н. Чернышевский и Н. Добролюбов становятся главными деятелями «Современника». Благодаря своей замечательной чуткости и способности быстро усваивать настроение и взгляды окружающей среды, Некрасов становится по преимуществу поэтом-гражданином. Когда в 1866 году «Современник» был закрыт, Некрасов сошёлся со старым врагом своим Краевским и арендовал у него с 1868 года «Отечественные записки», поставленные им на такую же высоту, какую занимал «Современник». Поздние годы. В начале 1875 года Некрасов тяжко заболел, (врачи обнаружили у него рак кишечника), и скоро жизнь его превратилась в медленную агонию. Некрасова оперировал специально прибывший из Вены знаменитый хирург Бильрот, однако операция могла лишь ненамного продлить ему жизнь. Вести о смертельной болезни поэта довели популярность его до высшего напряжения. Со всех концов России посыпались письма, телеграммы, приветствия, адресы. Они доставляли высокую отраду больному в его страшных мучениях, и творчество его забило новым ключом. Написанные за это время «Последние песни» по искренности чувства, сосредоточившегося почти исключительно на воспоминаниях о детстве, матери и совершённых ошибках, принадлежат к лучшим созданиям его музы. Рядом с сознанием своих «вин», в душе умирающего поэта ясно вырисовывалось и сознание его значения в истории русского слова. В прекрасной колыбельной песне «Баю-баю» смерть (в лице его матери) говорит ему: «не бойся горького забвенья: уж я держу в руке моей венец любви, венец прощенья, дар кроткой родины твоей… Уступит свету мрак упрямый, услышишь песенку свою над Волгой, над Окой, над Камой…» Некрасов умер 27 декабря 1877 года. Несмотря на сильный мороз, толпа в несколько тысяч человек, преимущественно молодёжи, провожала тело поэта до места вечного его успокоения на петербургском Новодевичьем кладбище. Похороны Некрасова, сами собой устроившиеся без всякой организации, были первым случаем всенародной отдачи последних почестей писателю. Достоевский, сказавший несколько слов у открытой могилы Некрасова, назван Некрасова выдающимся поэтом. . Основные мотивы лирики Н.А. Некрасова. Тема поэта и поэзии. Тема народа и нравственного идеала. Пейзажная лирика. Тема поэта и поэзии. Тема предназначения поэта и поэзии является традиционной для русской литературы. Она прослеживается в творчестве Державина, Кюхельбекера, Рылеева, Пушкина, Лермонтова. Н.А. Некрасов не исключение. Если у Кюхельбекера, Пушкина поэт — “пророк” находится над толпой в борьбе за идеалы свободы, добра и справедливости, идет к людям “глаголом жечь сердца”, то у Лермонтова пророк уже другой: он бежит от людей в пустыню. Видя их пороки, он не находит в себе сил для борьбы. Поэту Некрасова — это пророк, которого к людям “послал бог гнева и печали”, его путь тернист, потому что поэт проходит этот путь с карающей лирой в руках, негодуя и обличая. Поэт понимает, что снискать всеобщую любовь таким образом невозможно: Его преследуют хулы: Он ловит звуки одобренья Не в сладком ропоте хвалы, А в диких криках озлобленья. ………………………………… Со всех сторон его клянут, И, только труп его увидя, Как много сделал он, поймут, И как любил он — ненавидя! Но его позиция — это позиция поэта-гражданина, сына своей Родины: Не может сын глядеть спокойно На горе матери родной. Поэтическим манифестом поэта стало стихотворение “Поэт и гражданин” (1856), написанное в форме диалога поэта с читателем — гражданином, демократом по своим убеждениям, который предъявляет поэту требования от имени лучших людей страны — эти требования отвечают духу времени, духу самой жизни: Пора вставать! Ты знаешь сам, Какое время наступило; В ком чувство долга не остыло, Кто сердцем неподкупно прям, В ком дарованье, сила, меткость, Тому теперь не должно спать... ……………………………………….. Будь гражданин! Служи искусству, Для блага ближнего живи, Свой гений подчиняя чувству Всеобнимающей любви... Перед нами не поединок двух противников, а взаимный поиск истинного ответа на вопрос о роли поэта и назначении поэзии в общественной жизни. Гражданин убеждает поэта в том, что его роль в жизни общества значительна и требует от него не только художественного таланта, но и гражданских убеждений: Поэтом можешь ты не быть, Но гражданином быть обязан. А что такое гражданин? Отечества достойный сын. И в поэзию XIX века входит Муза Некрасова — сестра страдающего, истерзанного, угнетенного народа: Вчерашний день, часу в шестом, Зашел я на Сенную; Там били женщину кнутом, Крестьянку молодую, Ни звука из ее груди, Лишь бич свистал, играя... И Музе я сказал: “Гляди! Сестра твоя родная!” В конце жизни поэт, обращаясь к своей Музе, говорит: О Муза! наша песня спета. Приди, закрой глаза поэта На вечный сон небытия, Сестра народа — и моя! Стихотворение “Элегия” — поэтическое завещание поэта-гражданина, выполнившего свой долг: Я лиру посвятил народу своему. Быть может, я умру неведомый ему, Но я ему служил — и сердцем я спокоен... Тема народа и нравcтвенного идеала. Народ и идея народного служения стали для Некрасова главной очищающей силой, источником нравственного обновления, духовной опорой. “Он как бы лечился народом”, — скажет о нем К. Чуковский. В 1845 году выходит стихотворение Некрасова “В дороге”. Оно стало настоящим потрясением для русской поэзии. Некрасов сделал крестьянина главным героем лирического стихотворения, изобразив его как человека с индивидуальной судьбой. Таким образом, уже в первом зрелом произведении поэта проявились новаторские тенденции: глубокое раскрытие внутреннего мира крестьянина, сочетание индивидуального и типического, эпические элементы, народный язык, социальный критицизм, новизна способов выражения авторского сознания. Чтобы понять себя, осветить так или иначе историю своей души, поэт обращается к поре детства. Стихотворение “Родина” (1846) — это попытка проанализировать влияние крепостничества на формирование детской души. Деспотизм и рабство не только оставляли в детской душе страшные следы — они рождали ненависть, сопротивление, стремление вырваться из этого мира. Поэтому так отрадно звучат в стихотворении строки: И набок валится пустой и мрачный дом, Где вторил звону чаш и гласу ликовании Глухой и вечный гул подавленных страданий, И только тот один, кто всех собой давил, Свободно и дышал, и действовал, и жил. С детских лет Некрасов был близок к крестьянам, рано открыл для себя “незримые, невидимые миру слезы”, стоны и печаль: Волга! Волга!.. Весной многоводной Ты не так заливаешь поля, Как великою скорбью народной Переполнилась наша земля... Народ страдает от стихийных бедствий, болезней, несчастных случаев, от произвола помещиков, чиновников, властей. В стихотворении “Забытая деревня” Некрасов показывает судьбы женщин, рушащиеся по прихоти владельца крепостных душ. Это бабушка Ненила, ждущая “доброго барина”, чтобы попросить у него немного леса для покосившейся избенки; крепостная девушка Наташа, мечтающая выйти замуж за вольного хлебопашца. Но самое страшное в том, что эти простые желания крестьянских женщин никогда не сбудутся: барин забыл о своей деревне, живет в городе, а без его решения изменить ничего нельзя. Такая же тяжелая участь выпала и на долю детей, лишенных детства и вынужденных с младенческих лет трудиться. “Плач детей” (1860) вызывает содрогание и ужас. Целый день дети вертят колеса на фабрике: Где уж нам, измученным в неволе, Ликовать, резвиться и скакать! Если б нас теперь пустили в поле, Мы в траву попадали бы — спать. Но не только жизнь русского крестьянства описывает Некрасов, но и жизнь городской бедноты. Он подчеркивает трагизм городской повседневности и обыденности. Ужас этой жизни в том, что городские Драмы становятся обычным явлением жизни людей. Поэт замечает, что в современном обществе перевернута шкала нравственных ценностей (“Нравственный человек”, “Еду ли ночью по улице темной...”). В стихотворении “Размышления у парадного подъезда” (1858) Некрасов с гневом и негодованием говорит о судьбе народа. Владельцу роскошных палат, считающему “жизнью завидною” “волокитство, обжорство, игру”, он противопоставляет горемычную жизнь крепостного крестьянина. “Деревенские русские люди” пришли в лаптях издалека к важному вельможе пожаловаться на свое разорение, но их прогоняет швейцар, так как вельможа “не любит оборванной черни”. Драматизм картины основан на контрасте между бесправным и нищим положением народа и паразитической, роскошной жизнью богачей и вельмож. Песня-стон проходит у Некрасова через весь цикл народной лирики: Где народ, там и стон... Эх, сердечный. Что же значит твой стон бесконечный? Страдания народа, вылившиеся в “бесконечный стон”, повсюду: Назови мне такую обитель, Я такого угла не видал, Где бы сеятель твой и хранитель, Где бы русский мужик не стонал?.. Понять нужды народа и повести его за собой призваны “народные заступники”, “учителя народа”, “сеятели” правды: Сейте разумное, доброе, вечное... Тема заступничества за народ звучит и в стихах, посвященных памяти Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Гоголя. Некрасов воспевает их высокие нравственные качества, мудрый ум и волю. Народные заступники-страдальцы, несущие в себе боль о человеке, боль о России, идут ради общего блага на жертвы. Они проносятся “звездой падучей”, но без них “заглохла б нива жизни”. Что же является залогом будущего благополучия? Русский национальный характер, богатырские силы народа, который: Вынесет все — и широкую, ясную Грудью дорогу проложит себе... Пейзажная лирика. Вся лирика Некрасова проникнута чувством любви не только к русскому народу, “которому пределы не поставлены”, но и к родной земле, с ее бескрайними нивами, зелеными лесами, суровыми зимами. Некрасовский мир — это не только “страшный” мир, есть в нем и другая сторона. Мир света и надежды связан у Некрасова прежде всего с природой. Любовь к полям и лесам своей родины зародилась у Некрасова в ранние детские годы. Он восхищался родной ярославской природой, красотой ее зеленых просторов: Там зелень ярче изумруда, Нежнее шелковых ковров, И, как серебряные блюда, На ровной скатерти лугов Стоят озера. Некрасов тосковал и томился от бездействия на чужбине, но стоило поэту вдохнуть знакомые с детства запахи родных дорог, лугов, лесов, увидеть могучие просторы Родины, как он переживал творческое возрождение: Опять она, родная сторона, С ее зеленым, благодатным летом, И вновь душа поэзией полна, Да, только здесь могу я быть поэтом! Пейзажи у Некрасова могут о многом поведать читателю, создать определенное настроение, передать чувство или переживание героя. Унылый, печальный пейзаж создает настроение грусти, тоски, беспросветности. Ничего хорошего не ждут крестьяне от такой весны. Совсем другая картина возникает перед нами в начале поэмы “Саша”. Природа, отраженная в Сашином сознании, одухотворена, она как бы обретает поэтические черты самой героини: Сосны вершинами машут приветно — Кажется, шепчут, струясь незаметно, Волны под сводом зеленых ветвей: “Путник усталый! бросайся скорей В наши объятья: мы добры и рады Дать тебе сколько ты хочешь прохлады”. Некрасов очень тонко чувствовал природу. В стихотворении “Рыцарь на час” он нарисовал осязаемый пейзаж тихой лунной ночи: Даль глубоко прозрачна, чиста, Месяц полный плывет над дубровой, И господствуют в небе цвета Голубой, беловатый, лиловый. Воды ярко блестят средь полей, А земля прихотливо одета В волны белого лунного света И узорчатых, странных теней. Но этот пейзаж резко контрастирует с “внутренним голосом” поэта. В пейзажной лирике Некрасова картины природы то подчеркивают страдания крестьянства, то контрастируют с гнетущими картинами жизни людей. В стихотворении “Железная дорога” прекрасны картины осени: Около леса, как в мягкой постели, Выспаться можно — покой и простор! — Листья поблекнуть еще не успели, Желты и свежи лежат, как ковер. Но воспоминания о тех, кто строил эту дорогу и “гроб обрел здесь себе”, не дают успокоиться поэту. Показывая правду, поэт надеется на понимание тех, кто придет после него в жизнь. Пейзаж русской земли соответствует в поэзии Некрасова размаху русской души: та же безграничность, широта. Природа возвращает “гармонию жизни”: Мать-природа! иду к тебе снова Со всегдашним желаньем моим — Заглуши эту музыку злобы! Чтоб душа ощутила покой И прозревшее око могло бы Насладиться твоей красотой. Гражданственность и народность лирики Н.А.Некрасова Я лиру посвятил народу своему, Не небесам чужой отчизны – Я песню Родине слагал. Понятие гражданственности определено Некрасовым уже в первых его произведениях. Так, в стихотворении "Поэт и гражданин" есть строки: "Что такое гражданин? Отечества достойный сын.". Так Некрасов определяет свое понимание гражданственности, то есть понимание важных задач, стоящих перед страной, и умение работать для их осуществления. Гражданственная поэзия Некрасова определяет народность его произведений, потому что он, думая о судьбе своей Родины, не может не думать о народе. Видно, что для Некрасова понятия гражданственности и народности слиты воедино; защищать интересы крестьян и городской бедноты - значит быть отечества достойным сыном. В стихотворении "Элегия" мы читаем: "Я лиру посвятил народу своему". С позиции поэта-гражданина Некрасов делит своих героев на три группы: людей труда, "заступников народных" и угнетателей. Произведения, посвященные Белинскому, Добролюбову, Чернышевскому, восславляют подвиги этих людей во имя народного счастья. Некрасов постоянно подчеркивает, что путь восставших "против угнетателей народа" терпит, но сознает, что без жертв не могут быть достигнуты великие цели. Будучи человеком свободолюбивых взглядов, Некрасов борется за народное счастье пером. Центральный герой его произведений -народ. Поэт изображает его полно и широко, обрисовывая не только картины крестьянской жизни, но и жизнь городской бедноты. Одним из произведений подлинной гражданственности и народности является стихотворение "Размышления у парадного подъезда". Обычное для Руси происшествие у подъезда богатого вельможи вызывает в поэте массу горестных мыслей. Он думает о рабской покорности крестьян своей доле, о купающемся чиновнике, который не любит "оборванной черни", о судьбе всего своего народа. В конце стихотворения ставится вопрос: "Ты проснешься ль, исполненный сил? Ответ на эти сомнения Некрасов ищет в самом народе. Такие произведения поэта, как "Школьник", "Железная дорога" и поэма "Кому на Руси жить хорошо?", служат продолжением этих раздумий. В стихотворении "Школьник" поэт передал гордость за свою страну, которая "выводит из народа столько славных", идущих "к своей великой цели", людей. Несколько другой подход к проблеме в стихотворении "Железная дорога". Оно построено в виде спора с "утеснителем народа". Особое значение здесь принимает тема воспитания. Лирический герой сатирически описывает Ване купца, прямого угнетателя народа, спорит с генералом, презирающим "чернь". Главная мысль стихотворения раскрывает частную гражданскую позицию Некрасова: народ - лучшая часть нации, он сам "грудью проложит дорогу себе". В подтверждение этой мысли поэт показал образы мужиков -правдоискателей в поэме "Кому на Руси жить хорошо?". Если в умах простых крестьян зарождаются вопросы о счастье, правде, то такая нация, такой народ способен к борьбе. О чем бы ни писал Некрасов в своих произведениях, они всегда были выражением его взглядов, которым поэт верен до конца. Поэма Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» 1. Художественное исследование народной жизни. 2. Фольклорная основа поэмы. 3. Кому на Руси жить хорошо? - говорящие названия; - образ крестьян; - идеал счастья: - попа; - помещика; - народа. 4. Понимание счастья Некрасовым. 5. Образы бунтарей — народных заступников. 6. Образ Г. Добросклонова — нравственный идеал Некрасова. 7. Оптимистический финал поэмы. 1. Поэма Н.А. Некрасова “Кому на Руси жить хорошо”, которую он писал около 20 лет, — итог творческого пути поэта. Она является глубоким художественным исследованием народной жизни, поднимает важнейшие проблемы эпохи. Для того чтобы ответить на вопрос, сформулированный в стихотворении Некрасова “Элегия”: “Народ освобожден, но счастлив ли народ?” — поэту потребовалось создать эпопею, которая отразила все важнейшие события и явления в жизни народа в переломный момент истории страны. Автор смотрит на происходящее глазами народа, выражая, прямо или косвенно, его чувства и устремления. Мысли народа, его представления о счастье, о путях к этому счастью выражают не только отдельные герои (семь мужиков, Яким Нагой, Матрена Тимофеевна, Савелий, помещики, купцы, солдаты, чиновники, священники, странники и богомольцы), но и участники массовых сцен, в которых народ предстает как нечто единое: на празднике-ярмарке в селе Кузьминское, на сельском сходе, избирающем бурмистра, на городской базарной площади, на приволжском лугу, в сцене пира на весь мир. 2. Использование фольклора и сказочных элементов позволяет автору не только построить сюжет с большим охватом пространства, времени и действующих лиц, но и связать поиски народом счастья с верой в победу добра над злом, правды над ложью. ^ Уже зачин поэмы “В каком году — рассчитывай, в какой земле — угадывай”, не дающий точных географических координат изображаемых событий, подчеркивает, что речь пойдет обо всей русской земле. Названия деревень, в которых живут мужики, встретившиеся на столбовой дороге, глубоко символичны: Подтянутой губернии, Уезда Терпигорева, Пустопорожней волости, Из смежных деревень — Заплатова, Дырявина, Разутва, Знобишина, Горелова, Неелова — Неурожайка тож. В своем странствии они проходят через Испуганную и Неграмотную губернии, встречаются с жителями деревень Босово, Адовщина, Столбняки, узнают о том, что от неурожая “целые селения на попрошайство осенью, как на доходный промысел, идут...”. Тяжелый, изнурительный труд не спасает от вечной угрозы разорения и голода. Портрет крестьянина-труженика не напоминает сказочного доброго молодца: Грудь впалая; как вдавленный Живот; у глаз, у рта Излучины, как трещины На высохшей земле; И сам на землю-матушку Похож он: шея бурая, Как пласт, сохой обрезанный, Кирпичное лицо, Рука — кора древесная, А волосы — песок. Центральный вопрос поэмы: “Кому живется весело, вольготно на Руси?” не имеет однозначного ответа. В первой части поэмы священник формулирует общенародный идеал счастливой жизни, с которым не только по простодушию и наивности соглашаются правдоискатели: В чем счастие, по-вашему? Покой, богатство, честь, Не так ли, друга милые? Они сказали: “Так”. Но дело в том, какое содержание вкладывают представители разных сословий в понятие “счастье”. Для попа счастье — в крепостническом прошлом, когда церковь была на содержании у богатых помещиков. Разорение помещиков и обнищание крестьянства привели к упадку духовное сословие. Содержание священника и причта ложится на плечи крестьянина, который “сам нуждается и рад бы дать, да нечего”. Два помещика, Оболт-Оболдуев и Утятин-князь, тоскуют о навсегда утраченном рае крепостной Руси. Их дворянское счастье — в праздности, роскоши и чревоугодии: в потехах псовой охоты, в своеволии, которое разрешало крепостное право. Богатство“прогрессивного” помещика Оболта-Оболдуева основано на поборах с оброчных крестьян, которые гостинцы добровольные несли из “Киева — с вареньями, из Астрахани — с рыбою”. Покой помещика — вера в идиллию единой семьи помещика и крестьянина, где помещик — отец, а крестьяне — дети, которых помещик по-отечески наказывает и великодушно милует. Счастье помещик понимает как удовлетворенное властолюбие, выражающееся в самодурстве. Честь помещика — это спесь, тщеславная гордость своим происхождением. А народ понимает счастье по-своему. Солдат счастлив тем, что в двадцати сражениях “был, а не убит”, “нещадно бит я палками” — а остался жив; старуха радуется, что не умрет с голоду, так как “родилось реп до тысячи на небольшой гряде”; каменщик, надорвавшийся на работе, рад, что добрался до родной деревни. Их счастье — в отсутствии несчастья. Для народа богатство — достаток, который дает честный труд, приносящий радость человеку, пользу другим. Покой — внутренняя гармония и чистая совесть. Честь — уважение, любовь, сострадание, возможные между людьми. Для народа слова: богатство, честь, покой — наполнены высоким нравственным содержанием. И в соответствии с этими нравственными запросами народ выбирает свой эталон счастья, указывая странникам на счастливых. Это Ермил Гирин, человек чести, правды и совести: Народ называет счастливой Матрену Тимофеевну Корчагину, хотя она сама не соглашается с этим мнением: “Не дело между бабами счастливую искать”. Счастливой она была только в молодости: хороший муж, лад в семье — это и есть счастье. А потом пошли беды и несчастья: погиб сын, забрали мужа в солдаты, саму высекли, дважды горели, “Бог сибирской язвою” трижды наградил. Но мнение людей о счастье Матрены Тимофеевны не случайно: выстояла, вынесла все испытания, спасла сына от плетей, мужа от солдатчины, сохранила собственное достоинство, силу, которая ей нужна для работы, любовь к детям. Матрена называет деда Савелия — “богатыря святорусского”, который двадцать лет провел на каторге. Эти простые люди — золотой фонд русской нации. Одним из условий счастья народного в их понимании является свобода. Поэтому так ненавистны им холопы: предатель Егор Шутов, староста Глеб, Яков. . Некрасов глубоко убежден, что счастье возможно только в обществе свободных людей. Поэтому так дороги ему люди, не смирившиеся со своим рабским положением. Всем своим повествованием он приводит читателя к мысли: Еще народу русскому Пределы не поставлены: Пред ним широкий путь. 5. В поэме немало образов бунтарей и народных заступников. Таков, например, Ермил Гирин. В трудную минуту он просит помощи у народа и получает ее. Таков Агап Петров, бросивший гневное обвинение князю Утятину. Бунтарские идеи несет и странник Иона. 6. Мотив истинного счастья народного возникает в последней главе “Доброе время — добрые песни”, и связан он с образом Гриши Добросклонова, в котором воплотился нравственный идеал писателя. Сын дьячка, вскормленный всем крестьянским миром, впитавший с молоком матери горькую крестьянскую слезу, Гриша не просто испытывает глубокую и преданную любовь к народу, но и становится народным заступником, сознательным борцом за народное счастье. О его дальнейшей судьбе Некрасов говорит: Судьба ему готовила Путь славный, имя громкое Народного заступника, Чахотку и Сибирь. Такая судьба типична для русских революционеров-демократов. Фамилия героя похожа на фамилию Добролюбова, которого Некрасов очень любил и ценил. Именно Гриша формулирует авторскую мысль о счастье народа. Н.С.Лесков (1831-1895) Русский писатель-этнограф. Николай Семенович Лесков родился 16 февраля (по старому стилю - 4 февраля) 1831 года в селе Горохово Орловской губернии, где у богатых родственников гостила его мать, там же жила и его бабушка по материнской линии. Род Лесковых по отцовской линии происходил из духовенства: дед Николая Лескова (Дмитрий Лесков), его отец, дед и прадед были священниками в селе Леска Орловской губернии. От названия села Лески и была образована родовая фамилия Лесковых. Отец Николая Лескова, Семен Дмитриевич (1789-1848), служил дворянским заседателем орловской палаты уголовного суда, где и получил дворянство. Мать, Марья Петровна Алферьева (1813-1886), принадлежала к дворянскому роду Орловской губернии. В Горохове - в доме Страховых, родственников Николая Лескова по материнской линии, - он жил до 8 лет. У Николая было шестеро двоюродных братьев и сестер. Для детей были взяты русский и немецкий учителя и француженка. Николая, одаренного большими способностями, чем его двоюродные братья, и более успевающего в учебе, не взлюбили и по просьбе будушего писателя бабушка написала его отцу, чтобы тот забрал сына. Николай стал жить с родителями в Орле - в доме на Третьей дворянской улице. Вскоре семья переехала в имение Паньино (Панин хутор). Отец Николая сам сеял, смотрел за садом и за мельницей. В десять лет Николая отправили учиться в Орловскую губернскую гимназию. После пяти лет обучения одаренный и легко учившийся Николай Лесков вместо аттестата получил справку, так как отказался от переэкзаменовки в четвертый класс. Дальнейшее обучение стало невозможным. Отцу Николая удалось пристроить его в Орловскую уголовную палату одним из писцов. В семнадцать с половиной лет Лесков был определен помощником столоначальника Орловской уголовной палаты. В этом же, 1848, году умер отец Лескова и помочь в устройстве дальнейшей судьбы Николая вызвался его родственник - муж тетки по материнской линии, известный профессор киевского университета и практикующий терапевт С.П. Алферьев (1816–1884). В 1849 году Николай Лесков переехал в нему в Киев и определен в киевскую Казенную палату помощником столоначальника по рекрутскому столу ревизского отделения. Неожиданно для родных, и не смотря на советы повременить, Николай Лесков решает жениться. Избранница была дочерью богатого киевского коммерсанта. С годами разница во вкусах и интересах проявлялась у супругов все больше. Отношения особенно осложнились после смерти первенца Лесковых - Мити. В начале 1860-х годов брак Лескова фактически распался. В 1853 году Лесков был произведен в колежские регистраторы, в том же году он был назначен на должность столоначальника, а в 1856 году Лесков был произведен в губернские секретари. В 1857 году перешел на службу агентом в частную фирму «Шкотт и Вилькинс», во главе которой стоял А.Я. Шкотт - англичанин, женившийся на тетке Лескова, и управлявший имениями Нарышкина и графа Перовского. По их делам Лесков постоянно совершал поездки, давшие ему огромный запас наблюдений. («Русский биографический словарь», статья С.Венгерова «Лесков Николай Семенович») «Вскоре после Крымской войны я заразился модною тогда ересью, за которую не раз осуждал себя впоследствии, то есть я бросил довольно удачно начатую казенную службу и пошел служить в одну из вновь образованных в то время торговых компаний. Хозяева дела, при котором я пристроился, были англичане. Они еще были люди неопытные и затрачивали привезенный сюда капитал с глупейшей самоуверенностью. Из русских был только я.» (из воспоминаний Николая Семеновича Лескова) Дела компания вела по всей России и Лескову, как представителю фирмы, довелось в то время побывать во многих городах. Трехлетние странствия по России послужили причиной того, что Николай Лесков занялся писательским трудом. В 1860 году его статьи были напечатаны в «Современной Медицине», «Экономическом Указателе», «Санкт-Петербургских Ведомостях». В начале своей литературной деятельности (1860-е годы) Николай Лесков печатался под псевдонимом М.Стебницкий; позднее использовал такие псевдонимы, как Николай Горохов, Николай Понукалов, В.Пересветов, Протозанов, Фрейшиц, свящ. П.Касторский, Псаломщик, Любитель часов, Человек из толпы. В 1861 году Николай Лесков переселяется в Петербург. В апреле 1861 года в «Отечественных записках» была опубликована первая статья «Очерки винокуренной промышленности». В мае 1862 года в преобразованной газете «Северная пчела», считавшей Лескова одним из самых значительных сотрудников, под псевдонимом Стебницкий он публикует острую статью по поводу пожара в Апраксином и Щукином дворах. Статья обвиняла и поджигателей, к которым народная молва относила бунтовщиков-нигилистов, и правительство, не способное ни потушить пожар, ни поймать преступников. Распространилась молва, что Лесков связывает петербургские пожары с революционными стремлениями студентов и, не смотря на публичные объяснения писателя, имя Лескова стало предметом оскорбительных подозрений. Уехав за границу, он начал писать роман «Некуда», в котором отразил движение 1860-х годов в негативном свете. Первые главы романа были напечатаны в январе 1864 года в «Библиотеке для Чтения» и создали автору нелестную известность, так Д.И. Писарев писал: «найдется ли теперь в России, кроме «Русского Вестника», хоть один журнал, который осмелился бы напечатать на своих страницах что-нибудь выходящее из-под пера Стебницкого и подписанное его фамилией? Найдется ли в России хоть один честный писатель, который будет настолько неосторожен и равнодушен к своей репутации, что согласится работать в журнале, украшающем себя повестями и романами Стебницкого?». В начале 80-х годов Лесков печатается в «Историческом Вестнике», с средины 80-х годов становится сотрудником «Русской Мысли» и «Недели», в 90-х годах печатается в «Вестнике Европы» В 1874 году Николай Семенович Лесков был назначен членом учебного отдела Ученого комитета Министерства народного просвещения; основной функцией отдела было «рассмотрение книг, издаваемых для народа». В 1877 году, благодаря положительному отзыву императрицы Марии Александровны о романе «Соборяне», он был назначен членом учебного отдела министерства государственных имуществ. В 1880 году Лесков оставил министерство государственных имуществ, а в 1883 он был уволен без прошения из Министерства народного просвещения. Отставку, дававшую ему независимость, принял с радостью. Умер Николай Семенович Лесков 5 марта (по старому стилю - 21 февраля) 1895 года в Петербурге, от очередного приступа астмы, мучившей его последние пять лет жизни. Похоронен Николай Лесков на Волковом кладбище в Санкт-Петербурге. Повесть Лескова “Очарованный странник” Повесть Лескова “Очарованный странник” была написана во второй половине XIX века. В центре этого произведения — жизнь обычного русского мужика Ивана Северьяновича Флягина. Этот образ вобрал в себя все черты народного характера русского человека. Лесков отмечает внешнее сходство Ивана Северьяновича с легендарным героем былин Ильей Муромцем. “Это был человек огромного роста, с смуглым открытым лицом и густыми волнистыми волосами свинцового цвета: так странно отливала его проседь. Он был одет в послушничьем подряснике с широким монастырским ременным поясом и в высоком черном суконном колпаке... Этому новому нашему спутнику... по виду можно было дать с небольшим лет за пятьдесят; но он был в полном смысле слова богатырь, напоминающий дедушку Илью Муромца”, — пишет Лесков. Из дальнейшего повествования нам становится известна жизнь этого человека. Он родился “в крепостном звании” и происходил из дворовых людей графа К. из Орловской губернии. Будучи у своей матери “молитвенным сыном”, Иван был с самого рождения предназначен для служения Богу. Но судьба жестоко обошлась с этим человеком. Он вопреки своей воле совершает такие поступки, которые невозможно оправдать: убийство невинного монаха, женщины, которую любил. По сути дела он не был виновен в своих преступлениях. Кажется, что этого человека преследует злой рок. Недаром Ивану Флягину предсказал умирающий старец: “А вот... тебе знамение, что будешь ты много раз погибать и ни разу не погибнешь, пока придет твоя настоящая погибель, и ты тогда вспомнишь материно обещание за тебя и пойдешь в чернецы”. Причиной многих поступков Флягина была огромная природная сила, которая “так живчиком и переливается” по его жилам. И эта неуемная энергия толкает его на самые безрассудные поступки. Монаха, заснувшего на возу с сеном, он погубил случайно, в азарте быстрой езды. И хотя в молодости Ивана не слишком тяготит этот грех, с годами он начинает чувствовать, что когда-нибудь ему придется его искупить. Но мы видим, что богатырская мощь, ловкость и быстрота героя — это не всегда разрушающая сила. Когда еще совсем мальчиком Иван едет с графом и графиней в Воронеж, их повозка чуть не срывается в пропасть. Он останавливает лошадей, спасает своих хозяев, хотя сам чуть не погибает, падая с обрыва. Иван демонстрирует свою удаль, когда вступает в поединок с татарином. Опять же из-за безрассудного удальства он попадает в плен к татарам. Мы видим, как в плену он начинает испытывать тоску по родине. Он говорит: “...домой хочется... тоска сделалась, особенно по вечерам, или даже когда среди дня стоит погода хорошая, жарынь, в стану тихо, вся татарва от зною попадает да по шатрам спит, а я подниму у своего шатра полог и гляжу на степь... Зришь сам не знаешь куда, и вдруг перед тобой отколь ни возьмется, обозначается монастырь или храм, и вспомнишь крещеную землю и заплачешь”. И хотя прожил он у татар десять лет (и они к нему относились уважительно), все равно его тянуло на родину. Поэтому герой убегает из плена, как только у него появляется такая возможность. Когда позднее Иван уходит в монашество, его в наказание надолго сажают в погреб. Но там ему все равно лучше, чем в степи: “Ну нет-с: как можно сравнивать? здесь и церковный звон слышно, и товарищи навещали”. Вера для русского человека всегда имела большое значение. Поэтому Иван Флягин так мучается среди чужаков в плену. Среди ночи он “выползал потихоньку за ставку... и начинал молиться”. “Так молишься, — говорит Иван, — что даже снег инда под коленками протает и где слезы падали — утром травку увидишь”. Этот герой много испытал на своем веку. Широкая душа этого человека, его умение видеть прекрасное раскрывается при его встрече с Грушей. Он сумел понять ее, проявить самоотверженную любовь и преданность. Иван очень сильно переживал гибель Груши, не вынесшей измены любовника — князя. После гибели цыганки Иван бредет неизвестно куда, погруженный в думах, как бы ему “постраждовать”. На пути он встречает старика со старухой. И идет вместо их сына на пятнадцать лет воевать на Кавказ. За военный подвиг его представляют к награде, производят в офицеры. Но Иван все равно не доволен собой. Ему не дает покоя голос совести. Он становится одержим идеей самопожертвования, ему “за народ очень помереть хочется”. В конце повести Иван оправдан, очищен от грехов. Он стал монахом, чернецом, как и предрекал умирающий старец, и обрел успокоение в монастыре. На примере “очарованного богатыря” Ивана Флягина Лесков открывает читателю черты русского национального характера. Этот герой далеко не идеальный. Он противоречив: и добр, и жесток; и прост, и хитер; глубок и легкомыслен; поэтичен и груб. Он совершает безрассудные поступки, но и приносит людям добро. По моему, в этом образе очень хорошо показана широта русской натуры, ее, если можно так выразиться, безграничность. М. Е. Салтыков-Щедрин (1826-1889) Салтыков-Щедрин. Литературный псевдоним - Щедрин (1826-1889) - прозаик, публицист, критик. Великий русский сатирик Салтыков-Щедрин родился и вырос в богатой помещичьей семье, но в доме была атмосфера скупости, взаимной вражды, лицемерия и бесчеловечности. Учился Салтыков сначала в Московском дворянском институте и как отличный ученик был направлен в Петербург, в Царскосельский лицей. В 1844 году Салтыков окончил лицей и поступил на службу в военное министерство. В своих первых произведениях писатель выступил против социального неравенства. Герою его повести "Запутанное дело" (1848) общественный строй России представлялся в виде огромной пирамиды из людей, в основании которой находятся бедняки, затравленные непосильными тяготами жизни. Николай I нашел в повести "стремление к распространению революционных идей", поэтому в 1848 году молодой писатель был сослан в Вятку, где провел 8 лет. Только после смерти царя, в 1855 году, писатель смог возвратиться в Петербург. В 1857 году вышла новая книга писателя - "Губернские очерки". Произведение было направлено против помещичьего гнета и чиновничьего произвола. В 60-е годы великий сатирик решительно выступил против самодержавия в своей замечательной книге "История одного города" (1869-1870), в которой стремился разрушить веру народа в "доброго царя". В этом произведении Щедрин нарисовал ужасающую картину народного бесправия, горя и нищеты (см. "История одного города"). С 1868 по 1884 года все свои произведения он печатает только на страницах "Отечественных записок". Читатели журнала знакомятся с циклами сатирических рассказов и очерков Салтыкова: "Помпадуры и помпадурши" (1863-1874), "Письма о провинции" (1868), "Признаки времени" (1868), "Господа ташкентцы" (1869-1872), "Благонамеренные речи" (1872-1876), "В среде умеренности и аккуратности" (1874-1877), "Убежище Монрепо" (1878-1879), "Письма к тетеньке" (1881-1882), романами "Господа Головлевы" (1875-1880) и "Современная идиллия" (1877- 1883). Салтыков создает своего рода сатирическую энциклопедию русской жизни. Наибольшей популярностью пользуются сказки Салтыкова-Щедрина. Первые его сказки были напечатаны в 1869 году: "Дикий помещик", "Как один мужик двух генералов прокормил". Сказки - итог многолетних жизненных наблюдений писателя. В них он выступает как защитник народных интересов, выразитель народных идеалов, передовых идей своего времени (см. "Сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина"). Среди произведений великого сатирика особое место занимают его романы "Господа Головлевы" (1875-1880) и "Пошехонская старина" (1887-1889). В романе "Господа Головлевы" показаны три поколения семьи Головлевых. Люди этой семьи, непригодные к труду, душевно пустые, ненавидят и боятся друг друга. Идет непрестанная семейная война. Головлевских господ губит сам их склад жизни с сытым бездельем и паразитизмом. Здесь не жалеют ни больных, ни слабых, ни умирающих. (См. "Господа Головлевы"). В романе "Пошехонская старина" писатель нарисовал страшные картины крепостного быта, а в книге "Мелочи жизни" (1886) Щедрин показал трагедию жизни "маленьких", рядовых людей. Многие щедринские сатирические типы пережили и свою эпоху, и своего создателя. Они стали нарицательными, обозначая новые и одновременно имеющие свою давнюю родословную социальные явления русской и мировой жизни. На протяжении всей жизни Салтыков-Щедрин сохранил веру в свой народ, свою историю. "Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России". "История одного города" М. Е. Салтыкова-Щедрина. Сатирическая хроника русской жизни. Тема самовластия, как и тема собственности, постоянно была в центре внимания Щедрина-писателя. И если служение призраку собственности нашло свое выражение в романе "Господа Голов левы", особенно в образе Иудушки, то служение призраку государства обрело аналогичное, классическое воплощение в "Истории одного города", где писатель нарисовал целую галерею самовластных правителей, которую завершает зловеще монументальная фигура Угрюм-Бурчеева. "История одного города" — история угнетения народа и решительное осуждение безропотного смирения, которое и сделало возможным существование насквозь прогнившего реакционного строя. "История одного города" написана от имени глуповских летописцев, запечатлевших важнейшие деяния глуповских градоначальников с 1731 по 1825 год. Сам автор объявляет себя издателем найденной им в глуповском городском архиве объемистой тетради, поясняя и комментируя которую, становится в позу мнимого простодушия, что позволило ему выразить самые смелые мысли под видом наивных рассуждений недалекого провинциального архивариуса. Хронологические рамки повествования достаточно условны. Сам автор вольно обращается с ними. Он то высмеивает монархическую легенду о призвании варягов, тем самым относя действие повествования к далеким временам основания Русского государства, то переносится к современным ему событиям. В "Описи градоначальников, в разное время в город Глупов от российского правительства поставленных" подчеркнуты такие свойства этих градоначальников, которые роднят их с реальными фигурами. Шаржированные, доведенные до гротеска образы щедринских администраторов воплощали черты современных автору исторических лиц. О статском советнике Грустилове, например, сказано: "Друг Карамзина. Отличался нежностью и чувствительностью сердца, любил пить чай в городской роще, и не мог без слез видеть, как токуют тетерева. Оставил после себя несколько сочинений идиллического содержания и умер от меланхолии в 1825 году". Эта биографическая справка завершена кратким замечанием: "Дань с откупа возвысил до пяти тысяч рублей в год". Можно говорить об императоре Александре I как историческом прототипе Грустилова. Но Грустилов в такой же мере злая насмешка над правлением Александра II. Ограниченность и тупоумие начальства разливается в "Истории одного города" таким широким потоком, что на этом фоне выглядит достоверно совершенно фантастический гротеск, когда градоначальником впопыхах был назначен Дементий Варламович Брудастый, в черепную коробку которого был вмонтирован несложный механизм, способный выкрикивать два слова: "не потерплю" и "разорю". Однако это примитивное устройство не помешало органчику исправно исполнять главную обязанность: "привести в порядок недоимки, запущенные его предшественником". Изобразив все стадии глуповского распутства, Щедрин показывает, как аппарат самодержавной власти все более тупеет и разлагается. И как результат — вырождается в некое чудовище, сосредоточившее остатки своих сил, чтобы погубить народ. Последний правитель, Угрюм-Бурчеев, "принадлежал к числу самых фантастических нивеляторов... Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть в нее весь видимый и невидимый мир, и при этом с таким непременным расчетом, чтобы нельзя было повернуться ни взад, ни вперед, ни направо". Весь мир представлялся ему образцовой казармой. Чтобы достичь такого образца, он задумал не только остановить ход истории, но повернуть его назад. Угрюм-Бурчеев — это монументальный гротескно-сатирический образ, представляющий собой сочетание самых отвратительных, враждебных человеку качеств. Это человекоподобный истукан "с каким-то деревянным лицом", который "всякое естество в себе победил", для которого характерно "умственное окаменение". Это "со всех сторон, наглухо закупоренное существо", которому чужды любые "естественные проявления человеческой природы" и которое действует "с регулярностью самого отчетливого механизма". Если в Брудастом было лишь нечто от вещи (органчик вместо мозга), то Угрюм-Бурчеев — целиком представляет собой некий бездушный автомат, стремящийся все живое вокруг уничтожить, землю превратить в пустыню, а людей — в обезличенные тени, способные лишь молча маршировать и исчезать в каком-то фантастическом провале. Вот почему Угрюм-Бурчеев — фигура не только комическая, но и страшная. "Он был ужасен" — эта фраза дважды повторяется в начале главы, посвященной всевластному идиоту. Обитателям города Глупова внешность и действия Угрюм-Бурчеева вселяли только одно чувство: "всеобщий панический страх". Так в "Истории одного города" великий сатирик показал, что призраку государства служат главным образом люди ограниченные, и служение это приводит к тому, что они лишаются всяких индивидуальных черт и становятся если не бездушными рабами, то полными идиотами. Достоевский Ф.М. (1821-1881) Достоевский Федор Михайлович (1821-1881), русский писатель, член-корреспондент Петербургской АН (1877). В повестях "Бедные люди" (1846), "Белые ночи" (1848), "Неточка Незванова" (1849, не окончена) и др. описал страдания "маленького" человека как трагедию социальную. В повести "Двойник" (1846) дал психологический анализ расколотого сознания. Участник кружка М. В. Петрашевского, Достоевский в 1849 был арестован и приговорен к смертной казни, замененной каторгой (1850-54) с последующей службой рядовым. В 1859 возвратился в Санкт-Петербург. "Записки из Мертвого дома" (1861-62) о трагических судьбах и достоинстве человека на каторге. Вместе с братом М. М. Достоевским издавал "почвеннические" журналы "Время" (1861-63) и "Эпоха" (1864-65). В романах "Преступление и наказание" (1866), "Идиот" (1868), "Бесы" (1871-1872), "Подросток" (1875), "Братья Карамазовы" (1879-80) и др. философское осмысление социального и духовного кризиса России, диалогическое столкновение самобытных личностей, страстные поиски общественной и человеческой гармонии, глубокий психологизм и трагизм. Публицистический "Дневник писателя" (1873-81). Творчество Достоевского оказало мощное влияние на русскую и мировую литературу. * * * ДОСТОЕВСКИЙ Федор Михайлович [30 октября 1821, Москва - 28 января 1881, Петербург, похоронен в Александро-Невской лавре], русский писатель. "Я происходил из семейства русского и благочестивого". Достоевский был вторым ребенком в большой семье (шестеро детей). Отец, сын униатского священника, врач московской Мариинской больницы для бедных (где и родился будущий писатель), в 1828 получил звание потомственного дворянина. Мать из купеческой семьи, женщина религиозная, ежегодно возила детей в Троице-Сергиеву лавру, учила их читать по книге "Сто четыре священные истории Ветхого и Нового Завета" (в романе "Братья Карамазовы" воспоминания об этой книге включены в рассказ старца Зосимы о своем детстве). В доме родителей читали вслух "Историю Государства Российского" Н. М. Карамзина, произведения Г. Р. Державина, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина. С особым одушевлением Достоевский вспоминал в зрелые годы о знакомстве с Писанием: "Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть не с первого детства". Ярким детским впечатлением писателя стала также ветхозаветная "Книга Иова". С 1832 семья ежегодно проводила лето в купленном отцом селе Даровое (Тульской губернии). Встречи и разговоры с мужиками навсегда отложились в памяти Достоевского и служили в дальнейшем творческим материалом (рассказ "Мужик Марей" из "Дневника писателя"). Начало учения В 1832 Достоевский и его старший брат Михаил (см. Достоевский М. М.) начали заниматься с приходившими в дом учителями, с 1833 обучались в пансионе Н. И. Драшусова (Сушара), затем в пансионе Л. И. Чермака. Атмосфера учебных заведений и оторванность от семьи вызывали у Достоевского болезненную реакцию (ср. автобиографические черты героя романа "Подросток", переживающего глубокие нравственные потрясения в "пансионе Тушара"). Вместе с тем годы учебы отмечены пробудившейся страстью к чтению. В 1837 умерла мать писателя, и вскоре отец отвез Достоевского с братом Михаилом в Петербург для продолжения образования. Больше писатель не встретился с отцом, скончавшимся в 1839 (по официальным сведениям, умер от апоплексического удара, по семейным преданиям, был убит крепостными). Отношение Достоевского к отцу, человеку мнительному и болезненно подозрительному, было двойственным. В Инженерном училище (1838-43) С января 1838 Достоевский учился в Главном инженерном училище (впоследствии всегда считал, что выбор учебного заведения был ошибочным). Он страдал от военной атмосферы и муштры, от чуждых его интересам дисциплин и от одиночества. Как свидетельствовал его товарищ по училищу, художник К. А. Трутовский, Достоевский держался замкнуто, однако поражал товарищей начитанностью, вокруг него сложился литературный кружок. В училище оформились первые литературные замыслы. В 1841 на вечере, устроенном братом Михаилом, Достоевский читал отрывки из своих драматических произведений, которые известны только по названиям "Мария Стюарт" и "Борис Годунов", рождающим ассоциации с именами Ф. Шиллера и А. С. Пушкина, по-видимому, самыми глубокими литературными увлечениями молодого Достоевского; зачитывался также Н. В. Гоголем, Э. Гофманом, В. Скоттом, Жорж Санд, В. Гюго. По окончании училища, прослужив меньше года в Петербургской инженерной команде, летом 1844 Достоевский уволился в чине поручика, решив полностью отдаться литературному творчеству. Начало литературного труда Среди литературных пристрастий Достоевского той поры был О. де Бальзак: переводом его повести "Евгения Гранде" (1844, без указания имени переводчика) писатель вступил на литературное поприще. Одновременно Достоевский работал над переводом романов Эжена Сю и Жорж Санд (в печати не появились). Выбор произведений свидетельствовал о литературных вкусах начинающего писателя: ему не чужда была в те годы романтическая и сентименталистская стилистика, нравились драматичные коллизии, крупно выписанные характеры, остросюжетное повествование. В произведениях Жорж Санд, как вспоминал он в конце жизни, его "поразила ... целомудренная, высочайшая чистота типов и идеалов и скромная прелесть строгого сдержанного тона рассказа". Триумфальный дебют Зимой 1844 Достоевский задумал роман "Бедные люди", работу над которым он начал, по его словам, "вдруг", неожиданно, но отдался ей безраздельно. Еще в рукописи Д. В. Григорович, с которым он в то время делил квартиру, доставил роман Н. А. Некрасову, и они вместе, не отрываясь, ночь напролет читали "Бедных людей". Под утро они пришли к Достоевскому, чтобы выразить ему восхищение. Со словами "Новый Гоголь явился!" Некрасов передал рукопись В. Г. Белинскому, который сказал П. В. Анненкову: "... роман открывает такие тайны жизни и характеров на Руси, которые до него и не снились никому". Реакция кружка Белинского на первое произведение Достоевского стала одним из самых известных и имевших продолжительный резонанс эпизодов в истории русской литературы: почти все участники, включая Достоевского, позднее возвращались к нему и в воспоминаниях, и в художественных произведениях, описывая его и в прямой, и в пародийной форме. Роман был напечатан в 1846 в "Петербургском сборнике" Некрасова, вызвав шумные споры. Рецензенты, хотя и отмечали отдельные просчеты писателя, почувствовали громадное дарование, а Белинский прямо предрекал Достоевскому великое будущее. Первые критики справедливо заметили генетическую связь "Бедных людей" с гоголевской "Шинелью", имея в виду и образ главного героя полунищего чиновника Макара Девушкина, восходивший к героям Гоголя, и широкое воздействие гоголевской поэтики на Достоевского. В изображении обитателей "петербургских углов", в портретировании целой галереи социальных типов Достоевский опирался на традиции натуральной школы (обличительный пафос), однако сам подчеркивал, что в романе сказалось и влияние пушкинского "Станционного смотрителя". Тема "маленького человека" и его трагедии нашла у Достоевского новые повороты, позволяющие уже в первом романе обнаружить важнейшие черты творческой манеры писателя: сосредоточенность на внутреннем мире героя в сочетании с анализом его социальной судьбы, способность передавать неуловимые нюансы состояния действующих лиц, принцип исповедального самораскрытия характеров (не случайно избрана форма "романа в письмах"), система двойников, "сопутствующих" главным героям. В литературном кругу Войдя в кружок Белинского (где познакомился с И. С. Тургеневым, В. Ф. Одоевским, И. И. Панаевым), Достоевский, по его позднейшему признанию, "страстно принял все учение" критика, включая его социалистические идеи. В конце 1845 на вечере у Белинского он читал главы повести "Двойник" (1846), в которой впервые дал глубокий анализ расколотого сознания, предвещающий его великие романы. Повесть, сначала заинтересовавшая Белинского, в итоге его разочаровала, и вскоре наступило охлаждение в отношениях Достоевского с критиком, как и со всем его окружением, включая Некрасова и Тургенева, высмеивавших болезненную мнительность Достоевского. Угнетающе действовала на писателя необходимость соглашаться почти на любую литературную поденщину. Все это мучительно переживалось Достоевским. Он стал "страдать раздражением всей нервной системы", появились первые симптомы эпилепсии, мучившей его всю жизнь. Достоевский и петрашевцы В 1846 Достоевский сблизился с кружком братьев Бекетовых (среди участников А. Н. Плещеев, А. Н. и В. Н. Майковы, Д. В. Григорович), в котором обсуждались не только литературные, но и социальные проблемы. Весной 1847 Достоевский начал посещать "пятницы" М. В. Петрашевского, зимой 1848-49 кружок поэта С. Ф. Дурова, состоявший также в основном из петрашевцев. На собраниях, носивших политический характер, затрагивались проблемы освобождения крестьян, реформы суда и цензуры, читались трактаты французских социалистов, статьи А. И. Герцена, запрещенное тогда письмо Белинского к Гоголю, вынашивались планы распространения литографированной литературы. В 1848 вошел в особое тайное общество, организованное наиболее радикальным петрашевцем Н. А. Спешневым (имевшим значительное влияние на Достоевского); общество ставило своей целью "произвести переворот в России". Достоевский, однако, испытывал некоторые сомнения: по воспоминаниям А. П. Милюкова, он "читал социальных писателей, но относился к ним критически". Под утро 23 апреля 1849 в числе других петрашевцев писатель был арестован и заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Под следствием и на каторге После 8 месяцев, проведенных в крепости, где Достоевский держался мужественно и даже написал рассказ "Маленький герой" (напечатан в 1857), он был признан виновным "в умысле на ниспровержение ... государственного порядка" и первоначально приговорен к расстрелу, замененному уже на эшафоте, после "ужасных, безмерно страшных минут ожидания смерти", 4 годами каторги с лишением "всех прав состояния" и последующей сдачей в солдаты. Каторгу отбывал в Омской крепости, среди уголовных преступников ("это было страдание невыразимое, бесконечное ... всякая минута тяготела как камень у меня на душе"). Пережитые душевные потрясения, тоска и одиночество, "суд над собой", "строгий пересмотр прежней жизни", сложная гамма чувств от отчаяния до веры в скорое осуществление высокого призвания, весь этот душевный опыт острожных лет стал биографической основой "Записок из Мертвого дома" (1860-62), трагической исповедальной книги, поразившей уже современников мужеством и силой духа писателя. Отдельной темой "Записок" оказался глубокий сословный разрыв дворянина с простонародьем. Хотя Аполлон Григорьев преувеличивал в духе собственных убеждений, когда писал, что Достоевский "достиг страдательным п с и х о л о г и ч е с к и м процессом до того, что в "Мертвом доме" слился совсем с народом", однако шаг к такому сближению через сознание общности судьбы был сделан. Сразу после освобождения Достоевский писал брату о вынесенных из Сибири "народных типах" и знании "черного, горемычного быта" опыте, которого "на целые томы достанет". В "Записках" отражен наметившийся на каторге переворот в сознании писателя, который он характеризовал позднее как "возврат к народному корню, к узнанию русской души, к признанию духа народного". Достоевскому ясно представилась утопичность революционных идей, с которыми он в дальнейшем остро полемизировал. Возвращение в литературу С января 1854 Достоевский служил рядовым в Семипалатинске, в 1855 произведен в унтер-офицеры, в 1856 в прапорщики. В следующем году ему было возвращено дворянство и право печататься. Тогда же он женился на М. Д. Исаевой, принимавшей еще до брака горячее участие в его судьбе. В Сибири Достоевский написал повести "Дядюшкин сон" и "Село Степанчиково и его обитатели" (обе напечатаны в 1859). Центральный герой последней, Фома Фомич Опискин, ничтожный приживальщик с притязаниями тирана, лицедей, ханжа, маниакальный себялюбец и утонченный садист, как психологический тип стал важным открытием, предвещавшим многих героев зрелого творчества. В повестях намечены и основные черты знаменитых романов-трагедий Достоевского: театрализация действия, скандальное и, одновременно, трагическое развитие событий, усложненный психологический рисунок. Современники остались равнодушными к "Селу Степанчиково...", интерес к повести возник значительно позднее, когда Н. М. Михайловский в статье "Жестокий талант" дал глубокий анализ образа Опискина, тенденциозно отождествляя его, однако, с самим писателем. Много споров вокруг "Села Степанчиково..." связано с предположением Ю. Н. Тынянова о том, что в монологах Опискина пародируются "Выбранные места из переписки с друзьями" Н. В. Гоголя. Идея Тынянова спровоцировала исследователей на выявление объемного пласта литературного подтекста в повести, в т. ч. аллюзий, связанных с произведениями 1850-х гг., за которыми Достоевский жадно следил в Сибири. Достоевский-журналист В 1859 Достоевский вышел в отставку "по болезни" и получил разрешение жить в Твери. В конце года он переехал в Петербург и совместно с братом Михаилом стал издавать журналы "Время", затем "Эпоха", сочетая огромную редакторскую работу с авторской: писал публицистические и литературно-критические статьи, полемические заметки, художественные произведения. При ближайшем участии Н. Н. Страхова и А. А. Григорьева, в ходе полемики и с радикальной, и с охранительной журналистикой, на страницах обоих журналов развивались "почвеннические" идеи (см. Почвенники), генетически связанные со славянофильством, но пронизанные пафосом примирения западников и славянофилов, поисками национального варианта развития и оптимального сочетания начал "цивилизации" и народности, синтеза, выраставшего из "всеотзывчивости", "всечеловечности" русского народа, его способности к "примирительному взгляду на чужое". Статьи Достоевского, в особенности "Зимние заметки о летних впечатлениях" (1863), написанные по следам первой заграничной поездки 1862 (Германия, Франция, Швейцария, Италия, Англия), представляют собой критику западноевропейских институтов и страстно выраженную веру в особое призвание России, в возможность преобразования русского общества на братских христианских основаниях: "русская идея ... будет синтезом всех тех идей, которые ... развивает Европа в отдельных своих национальностях". Роман «Преступление и наказание» (1865-66) Круг основных идей романа писатель вынашивал долгое время, возможно, в самом туманном виде, еще с каторги. Работа над ним шла с увлечением и душевным подъемом, несмотря на материальную нужду. Генетически связанный с неосуществленным замыслом "Пьяненькие", новый роман Достоевского подводил итог творчеству 1840-50-х гг., продолжая центральные темы тех лет. Социальные мотивы получили в нем углубленное философское звучание, неотделимое от нравственной драмы Раскольникова, "убийцы-теоретика", современного Наполеона, который, по словам писателя, "кончает тем, что п р и н у ж д е н сам на себя донести ... чтобы хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к людям...". Крах индивидуалистической идеи Раскольникова, его попытки стать "властелином судьбы", подняться над "тварью дрожащею" и одновременно осчастливить человечество, спасти обездоленных философский ответ Достоевского на революционные настроения 1860-х гг. Сделав "убийцу и блудницу" главными героями романа и вынеся внутреннюю драму Раскольникова на улицы Петербурга, Достоевский поместил обыденную жизнь в обстановку символических совпадений, надрывных исповедей и мучительных сновидений, напряженных философских диспутов-дуэлей, превращая нарисованный с топографической точностью Петербург в символический образ призрачного города. Обилие персонажей, система героев-двойников, широкий охват событий, чередование гротесковых сцен с трагическими, парадоксалистски заостренная постановка моральных проблем, поглощенность героев идеей, обилие "голосов" (различных точек зрения, скрепленных единством авторской позиции) все эти особенности романа, традиционно считающегося лучшим произведением Достоевского, стали основными чертами поэтики зрелого писателя. Хотя радикальная критика истолковала "Преступление и наказание" как произведение тенденциозное, роман имел огромный успех. Мир великих романов В 1867-68 гг. написан роман "Идиот", задачу которого Достоевский видел в "изображении положительно прекрасного человека". Идеальный герой князь Мышкин, "Князь-Христос", "пастырь добрый", олицетворяющий собой прощение и милосердие, с его теорией "практического христианства", не выдерживает столкновения с ненавистью, злобой, грехом и погружается в безумие. Его гибель приговор миру. Однако, по замечанию Достоевского, "где только он ни п р и к о с н у л с я везде он оставил неисследимую черту". Следующий роман "Бесы" (1871-72) создан под впечатлением от террористической деятельности С. Г. Нечаева и организованного им тайного общества "Народная расправа", но идеологическое пространство романа много шире: Достоевский осмыслял и декабристов, и П. Я. Чаадаева, и либеральное движение 1840-х гг., и шестидесятничество, интерпретируя революционное "бесовство" в философско-психологическом ключе и вступая с ним в спор самой художественной тканью романа развитием сюжета как череды катастроф, трагическим движением судеб героев, апокалипсическим отсветом, "брошенным" на события. Современники прочитали "Бесов" как рядовой антинигилистический роман, пройдя мимо его пророческой глубины и трагедийного смысла. В 1875 напечатан роман "Подросток", написанный в форме исповеди юноши, сознание которого формируется в "безобразном" мире, в обстановке "всеобщего разложения" и "случайного семейства". Тема распада семейных связей нашла продолжение в итоговом романе Достоевского "Братья Карамазовы" (1879-80), задуманном как изображение "нашей интеллигентской России" и вместе с тем как роман-житие главного героя Алеши Карамазова. Проблема "отцов и детей" ("детская" тема получила обостренно-трагедийное и вместе с тем оптимистическое звучание в романе, особенно в книге "Мальчики"), а также конфликт бунтарского безбожия и веры, проходящей через "горнило сомнений", достигли здесь апогея и предопределили центральную антитезу романа: противопоставление гармонии всеобщего братства, основанного на взаимной любви (старец Зосима, Алеша, мальчики), мучительному безверию, сомнениям в Боге и "мире Божьем" (эти мотивы достигают кульминации в "поэме" Ивана Карамазова о Великом инквизиторе). Романы зрелого Достоевского это целое мироздание, пронизанное катастрофическим мироощущением его творца. Обитатели этого мира, люди расколотого сознания, теоретики, "придавленные" идеей и оторванные от "почвы", при всей их неотделимости от российского пространства, с течением времени, в особенности в 20 веке, стали восприниматься как символы кризисного состояния мировой цивилизации. "Дневник писателя". Конец пути В 1873 Достоевский начал редактировать газету-журнал "Гражданин", где не ограничился редакторской работой, решив печатать собственные публицистические, мемуарные, литературно-критические очерки, фельетоны, рассказы. Эта пестрота "искупалась" единством интонации и взглядов автора, ведущего постоянный диалог с читателем. Так начал создаваться "Дневник писателя", которому Достоевский посвятил в последние годы много сил, превратив его в отчет о впечатлениях от важнейших явлений общественной и политической жизни и изложив на его страницах свои политические, религиозные, эстетические убеждения. В 1874 он отказался от редактирования журнала из-за столкновений с издателем и ухудшения здоровья (летом 1874, затем в 1875, 1876 и 1879 он ездил лечиться в Эмс), а в конце 1875 возобновил работу над "Дневником", имевшим огромный успех и побудившим многих людей вступить в переписку с его автором (вел "Дневник" с перерывами до конца жизни). В обществе Достоевский приобрел высокий нравственный авторитет, воспринимался как проповедник и учитель. Апогеем его прижизненной славы стала речь на открытии памятника Пушкину в Москве (1880), где он говорил о "всечеловечности" как высшем выражении русского идеала, о "русском скитальце", которому необходимо "всемирное счастье". Эта речь, вызвавшая огромный общественный резонанс, оказалась завещанием Достоевского. Полный творческих планов, собираясь писать вторую часть "Братьев Карамазовых" и издавать "Дневник писателя", в январе 1881 Достоевский внезапно скончался. Ф. М. Достоевский. «Преступление и наказание» Идейный смысл романа Не убий! (Заповедь Христа) Среди множества произведений Достоевского (“Бесы”, “Братья Карамазовы”, “Бедные люди”, “Подросток”, “Идиот” и другие) одним из первых является “Преступление и наказание”. В этом произведении раскрывается творческий мир автора как особая реальность, как живой духовный организм, где имеет значение буквально все, то есть любая мелочь, незначительные подробности. Истоки романа уходят в прошлое Достоевского, когда он был на каторге. 9 октября 1859 года Достоевский пишет своему брату, что он решает писать книгу, что в эту книгу он вкладывает все “сердце с кровью” и что эта книга — его исповедание. Он знал, что “Преступление и наказание” окончательно утвердит его имя. С необыкновенной силой удалось Достоевскому обнаружить в романе опасность для человека, который стремится быть особенным. Огромная трагическая мощь романа, всестороннее разоблачение буржуазной идеи “сверхчеловека”, глубокое воспроизведение социальных условий жизни столичной бедноты, подлинный демократизм и гуманизм писателя, его сочувствие униженным и оскорбленным сделали “Преступление и наказание” одной из вершин реалистических романов XIX века. Но вопросы, которые волновали и мучили Родиона Раскольникова, — это одновременно и вечные, и старые, как мир, и новые, как завтрашний день, вопросы человека о мире, о счастье и смысле жизни. Роман “Преступление и наказание” был задуман вначале в форме исповеди Раскольникова, но на каторге Достоевский сталкивается с сильными личностями, которые повлияли на его дальнейшие рассуждения. В 1859 году роман не был начат, вынашивание замысла продолжалось еще шесть лет. За это время Достоевский написал “Униженные и оскорбленные”, “Записки из мертвого дома”, “Записки из подполья”. Основные темы этих произведений — тема бедных людей, тема бунта и героя-индивидуалиста, которые синтезировались затем в романе “Преступление и наказание”. Темой романа стало изображение нищеты униженных и оскорбленных людей, всего бесчеловечного. Проблемы, которые Достоевский показал в своем произведении, очень многочисленны. Это и социальные условия, и жизненные противоречия, ведущие к гибели человека, и взаимосвязь личности и общества, и нравственная ответственность за преступления, и проблема наполеонизма, и индивидуализм, и гуманизм, и закон и человек, и бунт и смирение, и бедность и нищета, и пьянство и проституция, и многое другое. В романе заложена идея столкновения двух идеологий, двух нравственных законов (ложного и истинного) и вытекающие отсюда нормы поведения. Действие романа происходит жарким летом 1865 года. Петербург Достоевского — мрачный, сырой город, но все-таки прекрасный, который писатель любил своей мучительной любовью. Контрасты столицы показали до Достоевского Пушкин, Гоголь, Некрасов, но у Достоевского эти контрасты особенно обнажены, что объясняется особенностью Петербурга в 60— 70-е годы, когда город в результате быстрого развития капитала расстраивался, разрастался за счет игорных .домов, банкирских контор, заводов... Но у Достоевского нет представителей высшего общества, так же как и нет людей рабочего класса, в то время как тысячи мужиков шли в Питер. Такая выборочность у Достоевского не случайна и объясняется нравственными проблемами романа. Именно в “средних” слоях населения особенно чувствовалась безысходность положения. Именно здесь проходит та грань, за которой можно было стать палачом или жертвой. Именно здесь царили голод и нищета. В рассказе Мармеладова в трактире показана разница между бедным и нищим. В бедности человек сохраняет благородство чувств, то есть сохраняет собственное достоинство, а в нищете он перестает уважать в себе человека, доходит до крайней степени морального падения. На примере семьи Мармеладовых Достоевский с клинической точностью психиатра раскрывает психологическую нищету. Нищета порождает преступления, беспробудное пьянство, которое обесчеловечивает мужчину, и проституцию, которая обесчеловечивает женщину. Все герои ищут выхода из железных тупиков. Ищет его и Раскольников. Ему двадцать три года. Острый, глубокий ум философского склада. Он один из многих, кто без зова приходит на помощь. Он спас из пламени детей, отдает скудные гроши отцу умершего товарища, отдает последние деньги семье Мармеладовых. Мать и сестра души не чают в своем Роде, признают его превосходство, значит, Раскольников — не какой-то заурядный, тривиальный убийца, безотчетно совершающий убийства, а способный анализировать свои мысли, чувства, поступки, но одна ложная идея овладела и его сознанием. Нашла выход и старуха-процентщица. Титулярная советница, дающая деньги под залог, живет на “жидовские” проценты. Она глуха, глупа, больна, жадна, держит в работницах свою сестру и никуда не годна. Для чего она живет? Полезна ли она хоть кому-нибудь?. Именно эти вопросы сбивают молодого человека, он решает убить ее, обобрать, с тем чтобы сделать счастливее свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы поместья. Он хочет получить власть, чтобы полностью посвятить себя служению людям. Только Достоевский глубже проникает в душу преступника и за идеей заблуждений доброго сердца — “убийства ради любви к людям”, “власти ради добрых дел” — открывает самую страшную и чудовищную идею — “идею Наполеона”, идею власти ради власти, разделяющей человечество на две неравные части: большинство — “тварь дрожащая” и меньшинство — “властелины”, призванные от рождения управлять большинством, стоящие вне закона и имеющие право, как Наполеон, во имя нужных ему целей переступить через закон и нарушить божественный мир и порядок. Достоевский много думает над “Преступлением и наказанием”, и наконец в окончательной редакции идея Наполеона полностью созревает. Итак, в творческом процессе, в вынашивании замысла “Преступления и наказания”; в образе Раскольникова столкнулись две противоположные идеи: идея любви к людям и идея презрения к ним. Достоевский решает сохранить обе идеи, показать человека, в котором, как говорит Разумихин о Раскольникове, два противоположных характера поочередно сменяются. Так же мучительно искал Достоевский и финал романа. В одной из черновых записей значится: “финал романа. Раскольников застрелиться идет”, но это был финал только для “идеи Наполеона”. Писатель намечает финал и для любви. Когда сам Христос спасает раскаявшегося грешника: “Ведение Христа. Прощение просит у народа”. Но каков конец человека, соединившего в себе оба противоположных начала? Достоевский прекрасно понимает, что Раскольников не примет ни авторского суда, ни юридического, ни суда собственной совести. Лишь один суд примет Раскольников — “высший суд”, суд Сонечки Мармеладовой. Таким образом, идейный смысл романа подчинен главной и единственной задаче — воскрешению Раскольникова, избавлению сверхчеловека от преступной теории, приобщению его к миру остальных людей. Образ Петербурга в романе «Преступление и наказание».     "Преступление и наказание" иногда называют "петербургским романом". Достоевский, как и герой романа, любил этот город горькой и мучительной любовью и по-своему воспринимал его. Существует выражение "Петербург Достоевского". Это мрачный, больной, сырой и все-таки прекрасный город. Контрасты Петербурга, столицы тогдашней России, рисовали и Пушкин, и Гоголь, и Некрасов. У Достоевского контрасты эти особенно обострены, что объясняется не только характером его мировосприятия, но и обострением этих контрастов в самой жизни города в 60-70-е годы XIX века, в пору стремительного развития российского капитализма, когда Петербург быстро разрастался за счет доходных домов, банкирских контор, заводов и рабочих предместий.     Безотраден, сумрачен городской пейзаж в романе, хотя время действия — лето и погода стоит жаркая. Глазами голодного бедняка мы смотрим на летний Петербург: "На улице жара стояла страшная, к тому ж духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, — все это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши".     Картины природы или описания великолепных видов столицы встречаются в романе лишь как контраст к такому безотрадному изображению. Голодный юноша чувствует себя отверженным среди богатых особняков, разряженных женщин. На мосту, с которого открывается величественная невская панорама, Раскольников чуть не попал под богатую коляску, и кучер хлестнул его кнутом на потеху прохожим... От того-то ему больше по сердцу нищая Сенная площадь. В этой части Петербурга он чувствует себя своим и находит в ней своеобразную красоту.     Действие романа происходит большей частью на улице. Где-то в переулке у Сенной щегольская коляска раздавила несчастного Мармеладова, а на другой день его чахоточная и полубезумная вдова на улице истекает кровью; на улице застрелился Свидригайлов; на Сенной площади Раскольников пытается всенародно принести покаяние. Эти уличные сцены, нарисованные крупным планом, дополняются мимолетными эпизодами. Они создают фон, на котором развертывается трагичная жизнь Мармеладова, Сонечки, Раскольникова...     Покидая шумные, грязные улицы, писатель ведет нас в дома, где живут его герои. Обычно это — доходные дома, столь типичные для капиталистического Петербурга. Мы входим в грязные и вонючие дворы, поднимаемся по темным лестницам. Вот одна из них — "узенькая, крутая и вся в помоях. Все кухни всех квартир во всех четырех этажах отворялись на эту лестницу и стояли так почти целый день. Оттого была страшная духота".     А комнаты? Они рисуются обычно в полутьме, слабо освещенные косыми лучами заходящего солнца или тускло мерцающим огарком свечи...     Страшной, призрачной представляется нам жизнь, протекающая на-этих петербургских улицах, в этих петербургских трущобах. Картины реальной жизни — убийство старухи процентщицы, появление "человека из-под земли", называющего Раскольникова "убивцем", "страшные, отчаян ные вопли с улицы" — похожи на кошмарные грезы безумного. А бредовые видения Раскольникова похожи на реальную действительность.     Среди персонажей, населяющих страницы романа, мы часто встречаем детей. Писателя неотступно преследует мысль об их судьбах, его сердце особенно остро ранят их страдания.     Таков страшный мир нищеты, невыносимых страданий, мир, в котором рождаются полубезумные замыслы Раскольникова.     Однако Петербург в романе Достоевского — это не только город униженных и оскорбленных, но и город людей "деловых", "положительных", промышляющих кто чем может. Образцы этих людей постоянно появляются на страницах "Преступления и наказания": мошенник Кох, скупающий у старухи процентщицы просроченные вещи; содержатель распивочной Душкин (он "закладчик и краденое прячет") купец Юшин, который содержит дешевые номера — "грязь, вонь, да и подозрительное место"; Луиза Ивановна, Дарья Францевна, торгующие женщинами.     На фоне подобных персонажей вырисовываются более отчетливо две фигуры: Свидригайлов и Лужин. Образ Свидригайлова воплощает черты нравственного разложения крепостнической среды. Это темная личность, шулер, посетитель петербургских клоак. Еще при крепостном праве, живя в поместье жены, он истязал крепостных. Один из его слуг удавился, не вынеся издевательств господина Свидригайлова.     Тип дельца-промышленника воплощен в образе Лужина. Мы видим немолодого господина, "чопорного, осанистого, с осторожною и брезгливою физиономией", который "состоял на линии жениха". Перед нами Чичиков эпохи 60-х годов, но Чичиков, способный на любое злодеяние. Он разбогател и "пуще всего боялся... вот уже несколько лет, обличения". Лужин пытается заискивать у "молодых поколений", так как наслышан о каких-то "прогрессистах, нигилистах, обличителях".     Достоевский вложил в уста дельца и негодяя Лужина теорию "разумного эгоизма", но до того опошленную и искаженную, что она превратилась в теорию приобретательства. Как истинный буржуазный делец, Лужин, в зависимости от своих приобретательских интересов, то заигрывает с "прогрессистами", то готов предать их и грозит судом этим "отъявленным безбожникам, возмутителям и вольнодумцам".     Чувство страха и отвращения вызывает Алена Ивановна, старуха процентщица, убийство которой замыслил Раскольников. Образ ее постоянно присутствует в больных грезах Раскольникова. Но на страницах романа она появляется всего дважды. Оба раза она возникает из мрака: "...только виднелись ее сверкавшие из темноты глазки". В зловещем образе старухи переплетаются черты реальные, обыденные с полуфантастическими (как в пушкинской "Пиковой даме"): "Это была крошечная сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая... На ее тонкой и длинной шее, похожей на куриную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпье... Старушонка поминутно кашляла и кряхтела". Чем-то напоминает она Бабу-Ягу или злую ведьму из народных сказок, есть в ней что-то нечистоплотное, мерзкое, словно это не человек, а вошь.     Из рассказа, случайно услышанного Раскольниковым, он узнает, что старуха очень богата. Дряхлая ростовщица скаредна и безжалостна. И Раскольников приходит к убеждению, что "на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки" значит "не более как жизнь вши".     Образ Петербурга в романе символичен. С одной стороны, он является фоном, на котором разворачиваются события, а с другой — это тоже действующее лицо, соучастник страшного поступка Раскольникова, а также и его раскаяния, возвращения в мир людей. Образ Родиона Раскольникова.     Реформы 60-х годов были крупнейшим переворотом в жизни страны. Наряду с освобождением общества от изживших себя феодальных отношений они привели к резкому социальному расслоению. Особенно эти отрицательные последствия реформ сказались в крупных городах. Одни богатеют, стремительно поднимаются вверх, а другие оказываются в положении, близком к отчаянию. Традиционные основы нравственности пошатнулись; для новых времен, полных несправедливости и страданий, они кажутся непригодными. Теряется нравственная ориентация, представления о добре и зле становятся зыбкими, утрачивают свою всеобщность. Начинается эпоха индивидуализма, власти денег, вседозволенности. Для Достоевского важно было понять, к каким последствиям может привести человека нравственный нигилизм, чем он может обернуться для общества. Этой теме и посвящен роман “Преступление и наказание”.     У теории Раскольникова, позволившей ему пойти на убийство, и личные, и социальные корни. Она родилась в сознании человека честолюбивого, гордого, одинокого и одновременно болезненно восприимчивого к чужим страданиям. Задавленный бедностью студент ищет выход, который поможет ему одним рывком избавиться от унизительной нищеты. Но Раскольников далек от эгоизма, он хочет найти выход из трагического положения не только для себя, но и для других. Бунтарский характер Раскольникова и стремление к социальной справедливости являются чертой того времени. Острое ощущение ненормальности складывающихся отношений было общим для людей самых разных взглядов. Но взгляды Родиона Раскольникова неотделимы от его личности; это не философская концепция, изложенная читателю стройно и последовательно, а поиски, метания, заблуждения человека трагических противоречий.     Почему же возникла в голове довольно образованного юноши такая дикая теория? Из-за ужасной бедности, в которой он вынужден существовать. Он решает встать над жизнью, над ее ' законами. А это под силу немногим. Стать выше и вне мира — это и значит стать человеком, обрести действительную свободу — так думает Раскольников, когда готовится к убийству.     Особое значение имеет в романе образ Наполеона. Путь человека, сумевшего из капрала стать императором, становится символичным. В атмосфере социальной несправедливости, безнадежности и отчаяния негативные стороны бонапартизма казались неизбежной платой за личное и социальное освобождение      Да, Наполеон отличался особым равнодушием к судьбе отдельной личности, но его путь давал возможность умному и честолюбивому человеку найти выход из социального тупика. Для Раскольникова оставалось определить, по какому праву Наполеон решал судьбы окружающих, и примерить это право к себе. Раскольников считает, что все люди от природы делятся на два разряда: на тех, кому предназначено терпеть и подчиняться, и на гениев, людей особенных, которым дано двигать человечеством, не считаясь с законами морали. Себя наш герой причисляет ко второму разряду, этим совершая роковую ошибку.     В отличие от Наполеона Раскольников мечтает не только о своем счастье, но и о счастье окружающих. Ему кажется, что преступление можно искупить тысячами добрых дел, что жизнь старухи-процентщицы — ничто по сравнению с судьбами сотен людей, которых можно спасти добытыми деньгами.     “Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь! Сотни, тысячи, может быть, существований, направленных на дорогу; десятки семейств, спасенных от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических больниц,— и все это на ее деньги. Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы с их помощью посвятить себя потом на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно крошечное преступление тысячами добрых дел? За одну жизнь — тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен... Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более как жизнь вши, таракана, да и того не стоит, потому что старушонка вредна”.     Но холодный арифметический расчет и благородство души не могут совмещаться в одном человеке, не могут они совместиться и в Раскольникове. Врожденная доброта героя романа, способность переживать, способность к состраданию вступают в конфликт с гордостью и честолюбием. Этот конфликт приводит к таким нравственным мучениям, которые не дают Раскольникову перевоплотиться в Наполеона. Знаменитый сон о загнанной клячонке и летний вечер, стоивший жизни двум сестрам, являются в романе антиподами, нравственными полюсами запутавшейся души. Раскольников казнит себя за то, что сделан не из бронзы, не смог, не сумел забыть об убийстве, не может не сострадать чужому горю, не жалеть людей из того самого разряда ничтожеств, на которых не должен обращать внимание гений, творящий справедливость для всех. Но в этом неумении и заключено спасение Раскольникова.     “И не деньги, главное, нужны мне были, Соня, когда я убил; не столько деньги нужны были, как другое... Я это все теперь знаю... Мне другое надо было узнать, другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек?”     После убийства Раскольников все время ощущает тяжелое, мучительное чувство разъединенности с родными, со всем человечеством. Самые близкие люди, ради которых он и пошел на убийство, оказываются бесконечно далекими, почти чужими ему. Вместо гордости человека, ставшего выше толпы, Раскольников испытывает страдания нравственного одиночества. Своим преступлением он разрушил в себе ту самую силу, силу добра, которая объединяла его с людьми. Убийство в романе Достоевского становится самоубийством, искажением человеческой сути. Герой романа мечтает о пути Наполеона, но постоянно мучается от своего выбора. Сердце и ум героя диктуют ему принципиально разные поступки. Раскольников при этом не в состоянии сделать окончательный выбор. Это мучительное раздвоение личности и приводит его в полицию.     Воскрешение Раскольникова закономерно связано в романе с возвращением к Богу. Именно безверие, попытка самому решить, что есть добро и зло, привели Раскольникова к убийству. Преступление его — это в первую очередь вызов Богу, а не обществу. Но никому не дано безнаказанно нарушать нравственные законы. Достоевский показывает нам процесс самоосуждения личности. Наказание главного героя состоит в его нравственных мучениях, в раздвоении личности и одиночестве. Только постоянная душевная забота Сони Мармеладовой и ее терпеливое внимание смогли вернуть Раскольникова к жизни. Мучаясь сам, он мучает Соню. Но придет время, и обновленный герой поймет, что только безграничной любовью искупит он все страдания.     Переболев, как кошмарным сном, своей теорией, преодолев душевный раскол, герой романа обращается к вечной силе добра, выраженной в Библии. Бунт заканчивается смирением, а смирение позволяет Раскольникову вспомнить самого себя, обрести силу сострадания и жалости, которая изначально дана каждому человеку.     Писатель-гуманист Достоевский показал невозможность безнаказанно совершать преступления. Он дает шанс даже оступившемуся, но раскаявшемуся человеку рассчитывать на прощение. Только тот, кто живет по Божьим законам, приближается к тому идеалу, о котором мечтал писатель, к идеалу совершенного человека. Идея Раскольникова и ее крушение. Достоевский в своем романе изображает столкновение теории с логикой жизни. По мнению писателя, логика жизни всегда опровергает, делает несостоятельной любую теорию. Значит, строить жизнь по теории нельзя. И потому главная философская мысль романа раскрывается не как система логических доказательств и опровержений, а как столкновение человека, одержимого крайне преступной теорией, с жизненными процессами, опровергающими эту теорию. Теория Раскольникова основывается на неравенстве людей, на избранности одних и унижении других. И убийство старухи задумано как жизненная проверка этой теории. Такой способ изображения убийства отражает авторскую позицию: преступление, которое совершил Раскольников, — это низкое, подлое дело с точки зрения самого героя. Но он совершил его сознательно, переступил свою человеческую натуру, хотя как будто и не по своей воле, будто выполняя чье-то предписание. В трактире Раскольников подслушал рассуждения студента о том, что во имя высоких целей старуху-процентщицу можно убить. Но возникло непредвиденное обстоятельство — роковой случайностью стало убийство Лизаветы. Убив старуху, он перевел себя в разряд людей, к которым не принадлежат ни Разумихин, ни сестра, ни мать, ни Соня. Он отрезал себя от людей. Это мешает ему не только жить спокойно, но и просто жить. Поэтому душевная борьба героя становится все запутаннее, Раскольников по-прежнему верит в силу своей идеи и презирает себя за слабость. В то же время он страдает от невозможности общения с матерью и сестрой, думать о них так же мучительно, как думать об убийстве Лизаветы. Раскольников должен, по своей теории, отступиться от тех, за кого страдает. Ему невыносима мысль о том, что его теория сходна с теориями Лужина и Свид-ригайлова, он ненавидит их, но не имеет права на эту ненависть. "Мать, сестра, как я люблю их! Отчего теперь я их ненавижу, подле себя не могу выносить..." В монологе показан весь ужас его положения: человеческая натура столкнулась с его нечеловеческой теорией, и она, теория, победила. Достоевский не показывает нравственного воскрешения своего героя. Задача писателя заключается в том, чтобы показать, какую власть над человеком может иметь идея и какой страшной может быть эта идея. Идея героя о праве сильного на преступление оказалась абсурдной. Реальная жизнь победила теорию. Истерзавшись от одиночества, сомнений и мук совести, Раскольников принимает путь смирения, сострадания, а в конечном счете отказывается от какого-либо протеста. Достоевский понимал, что такой финал противоречит логике развития художественного образа Раскольникова, да и слова покаяния и смирения Рас-кольникова звучат не очень убедительно. Но все-таки звучат! Достоевский хочет убедить читателя в бессмысленности и вредности активной борьбы человека за изменение существующего порядка, в бессмысленности и вредности борьбы прежде всего для самого человека. Всеобщая гармония и счастье людей могут быть достигнуты лишь деятельной христианской любовью, страданием и смирением. В реальной жизни этот призыв Достоевского означал лишь отступление перед миром насилия и зла, который так беспощадно обличает роман "Преступление и наказание". Л. Н. Толстой (1828-1910) Толстой Лев Николаевич (1828-1910), граф, русский писатель, член-корреспондент (1873), почетный академик (1900) Петербургской АН. Начиная с автобиографической трилогии "Детство" (1852), "Отрочество" (1852-54), "Юность" (1855-57), исследование "текучести" внутреннего мира, моральных основ личности стало главной темой произведений Толстого. Мучительные поиски смысла жизни, нравственного идеала, скрытых общих закономерностей бытия, духовный и социальный критицизм, вскрывающий "неправду" сословных отношений, проходят через все его творчество. В повести "Казаки" (1863) герой, молодой дворянин, ищет выход в приобщении к природе, к естественной и цельной жизни простого человека. Эпопея "Война и мир" (1863-69) воссоздает жизнь различных слоев русского общества в Отечественную войну 1812, патриотический порыв народа, объединивший все сословия и обусловивший победу в войне с Наполеоном. Исторические события и личные интересы, пути духовного самоопределения рефлексирующей личности и стихия русской народной жизни с ее "роевым" сознанием показаны как равноценные слагаемые природно-исторического бытия. В романе "Анна Каренина" (1873-77) о трагедии женщины во власти разрушительной "преступной" страсти Толстой обнажает ложные основы светского общества, показывает распад патриархального уклада, разрушение семейных устоев. Восприятию мира индивидуалистическим и рационалистичным сознанием он противопоставляет самоценность жизни как таковой в ее бесконечности, неуправляемой переменчивости и вещной конкретности ("тайновидец плоти" Д. С. Мережковский). С кон. 1870-х гг. переживавший духовный кризис, позднее захваченный идеей нравственного усовершенствования и "опрощения" (породившей движение "толстовства"), Толстой приходит ко все более непримиримой критике общественного устройства современных бюрократических институтов, государства, церкви (в 1901 отлучен от православной церкви), цивилизации и культуры, всего жизненного уклада "образованных классов": роман "Воскресение" (1889-99), повесть "Крейцерова соната" (1887-89), драмы "Живой труп" (1900, опубликована в 1911) и "Власть тьмы" (1887). Одновременно возрастает внимание к темам смерти, греха, покаяния и нравственного возрождения (повести "Смерть Ивана Ильича", 1884-86, "Отец Сергий", 1890-98, опубликованы в 1912, "Хаджи-Мурат", 1896-1904, опубликован в 1912). Публицистические сочинения морализаторского характера, в т. ч. "Исповедь" (1879-82), "В чем моя вера?" (1884), где христианские учения о любви и всепрощении трансформируются в проповедь непротивления злу насилием. Стремление согласовать образ мысли и жизни приводит к уходу Толстого из Ясной Поляны; умер на станции Астапово. * * * "Радостный период детства" Толстой был четвертым ребенком в большой дворянской семье. Его мать, урожденная княжна Волконская, умерла, когда Толстому не было еще двух лет, но по рассказам членов семьи он хорошо представлял себе "ее духовный облик": некоторые черты матери (блестящее образование, чуткость к искусству, склонность к рефлексии) и даже портретное сходство Толстой придал княжне Марье Николаевне Болконской ("Война и мир"). Отец Толстого, участник Отечественной войны, запомнившийся писателю добродушно-насмешливым характером, любовью к чтению, к охоте (послужил прототипом Николая Ростова), тоже умер рано (1837). Воспитанием детей занималась дальняя родственница Т. А. Ергольская, имевшая огромное влияние на Толстого: "она научила меня духовному наслаждению любви". Детские воспоминания всегда оставались для Толстого самыми радостными: семейные предания, первые впечатления от жизни дворянской усадьбы служили богатым материалом для его произведений, отразились в автобиографической повести "Детство". Казанский университет Когда Толстому было 13 лет, семья переехала в Казань, в дом родственницы и опекунши детей П. И. Юшковой. В 1844 Толстой поступил в Казанский университет на отделение восточных языков философского факультета, затем перевелся на юридический факультет, где проучился неполных два года: занятия не вызывали у него живого интереса и он со страстью предался светским развлечениям. Весной 1847, подав прошение об увольнении из университета "по расстроенному здоровью и домашним обстоятельствам", Толстой уехал в Ясную Поляну с твердым намерением изучить весь курс юридических наук (чтобы сдать экзамен экстерном), "практическую медицину", языки, сельское хозяйство, историю, географическую статистику, написать диссертацию и "достигнуть высшей степени совершенства в музыке и живописи". "Бурная жизнь юношеского периода" После лета в деревне, разочарованный неудачным опытом хозяйствования на новых, выгодных для крепостных условиях (эта попытка запечатлена в повести "Утро помещика", 1857), осенью 1847 Толстой уехал сначала в Москву, затем в Петербург, чтобы держать кандидатские экзамены в университете. Образ его жизни в этот период часто менялся: то он сутками готовился и сдавал экзамены, то страстно отдавался музыке, то намеревался начать чиновную карьеру, то мечтал поступить юнкером в конногвардейский полк. Религиозные настроения, доходившие до аскетизма, чередовались с кутежами, картами, поездками к цыганам. В семье его считали "самым пустяшным малым", а сделанные тогда долги ему удалось отдать лишь много лет спустя. Однако именно эти годы окрашены напряженным самоанализом и борьбой с собой, что отражено в дневнике, который Толстой вел в течение всей жизни. Тогда же у него возникло серьезное желание писать и появились первые незавершенные художественные наброски. "Война и свобода" В 1851 старший брат Николай, офицер действующей армии, уговорил Толстого ехать вместе на Кавказ. Почти три года Толстой прожил в казачьей станице на берегу Терека, выезжая в Кизляр, Тифлис, Владикавказ и участвуя в военных действиях (сначала добровольно, потом был принят на службу). Кавказская природа и патриархальная простота казачьей жизни, поразившая Толстого по контрасту с бытом дворянского круга и с мучительной рефлексией человека образованного общества, дали материал для автобиографической повести "Казаки"(1852-63). Кавказские впечатления отразились и в рассказах "Набег" (1853), "Рубка леса" (1855), а также в поздней повести "Хаджи-Мурат" (1896-1904, опубликована в 1912). Вернувшись в Россию, Толстой записал в дневнике, что полюбил этот "край дикий, в котором так странно и поэтически соединяются две самые противоположные вещи война и свобода". На Кавказе Толстой написал повесть "Детство" и отправил ее в журнал "Современник", не раскрыв своего имени (напечатана в 1852 под инициалами Л. Н.; вместе с позднейшими повестями "Отрочество", 1852-54, и "Юность", 1855-57, составила автобиографическую трилогию). Литературный дебют сразу принес Толстому настоящее признание. Крымская кампания В 1854 Толстой получил назначение в Дунайскую армию, в Бухарест. Скучная штабная жизнь вскоре заставила его перевестись в Крымскую армию, в осажденный Севастополь, где он командовал батареей на 4-м бастионе, проявив редкую личную храбрость (награжден орденом св. Анны и медалями). В Крыму Толстого захватили новые впечатления и литературные планы (собирался в т. ч. издавать журнал для солдат), здесь он начал писать цикл "севастопольских рассказов", вскоре напечатанных и имевших огромный успех (очерк "Севастополь в декабре месяце" прочитал даже Александр II). Первые произведения Толстого поразили литературных критиков смелостью психологического анализа и развернутой картиной "диалектики души" (Н. Г. Чернышевский). Некоторые замыслы, появившиеся в эти годы, позволяют угадывать в молодом артиллерийском офицере позднего Толстого-проповедника: он мечтал об "основании новой религии" "религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической". В кругу литераторов и за границей В ноябре 1855 Толстой приехал в Петербург и сразу вошел в кружок "Современника" (Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев, А. Н. Островский, И. А. Гончаров и др.), где его встретили как "великую надежду русской литературы" (Некрасов). Толстой принимал участие в обедах и чтениях, в учреждении Литературного фонда, оказался вовлеченным в споры и конфликты писателей, однако чувствовал себя чужим в этой среде, о чем подробно рассказал позднее в "Исповеди" (1879-82): "Люди эти мне опротивели, и сам себе я опротивел". Осенью 1856 Толстой, выйдя в отставку, уехал в Ясную Поляну, а в начале 1857 за границу. Он побывал во Франции, Италии, Швейцарии, Германии (швейцарские впечатления отражены в рассказе "Люцерн"), осенью вернулся в Москву, затем в Ясную Поляну. Народная школа В 1859 Толстой открыл в деревне школу для крестьянских детей, помог устроить более 20 школ в окрестностях Ясной Поляны, и это занятие настолько увлекло Толстого, что в 1860 он вторично отправился за границу, чтобы знакомиться со школами Европы. Толстой много путешествовал, провел полтора месяца в Лондоне (где часто виделся с А. И. Герценом), был в Германии, Франции, Швейцарии, Бельгии, изучал популярные педагогические системы, в основном не удовлетворившие писателя. Собственные идеи Толстой изложил в специальных статьях, доказывая, что основой обучения должна быть "свобода учащегося" и отказ от насилия в преподавании. В 1862 издавал педагогический журнал "Ясная Поляна" с книжками для чтения в качестве приложения, ставшими в России такими же классическими образцами детской и народной литературы, как и составленные им в начале 1870-х гг. "Азбука" и "Новая Азбука". В 1862 в отсутствие Толстого в Ясной Поляне был проведен обыск (искали тайную типографию). Роман «Война и мир» (1863-69) В сентябре 1862 Толстой женился на восемнадцатилетней дочери врача Софье Андреевне Берс и сразу после венчания увез жену из Москвы в Ясную Поляну, где полностью отдался семейной жизни и хозяйственным заботам. Однако уже с осени 1863 он захвачен новым литературным замыслом, который долгое время носил название "Тысяча восемьсот пятый год". Время создания романа было периодом душевного подъема, семейного счастья и спокойного уединенного труда. Толстой читал воспоминания и переписку людей александровской эпохи (в том числе материалы Толстых и Волконских), работал в архивах, изучал масонские рукописи, ездил на Бородинское поле, продвигаясь в работе медленно, через множество редакций (в копировании рукописей ему много помогала жена, опровергая тем самым шутки друзей, что она еще так молода, будто играет в куклы), и лишь в начале 1865 напечатал в "Русском вестнике" первую часть "Войны и мира". Роман читался взахлеб, вызвал множество откликов, поразив сочетанием широкого эпического полотна с тонким психологическим анализом, с живой картиной частной жизни, органично вписанной в историю. Горячие споры спровоцировали последующие части романа, в которых Толстой развивал фаталистическую философию истории. Прозвучали упреки в том, что писатель "передоверил" людям начала века интеллектуальные запросы своей эпохи: замысел романа об Отечественной войне действительно был ответом на проблемы, волновавшие русское пореформенное общество. Сам Толстой характеризовал свой замысел как попытку "писать историю народа" и считал невозможным определить его жанровую природу ("не подойдет ни под какую форму, ни романа, ни повести, ни поэмы, ни истории"). "Анна Каренина" (1873-77) В 1870-е гг., живя по-прежнему в Ясной Поляне, продолжая учить крестьянских детей и развивать в печати свои педагогические взгляды, Толстой работал над романом о жизни современного ему общества, построив композицию на противопоставлении двух сюжетных линий: семейная драма Анны Карениной рисуется по контрасту с жизнью и домашней идиллией молодого помещика Константина Левина, близкого самому писателю и по образу жизни, и по убеждениям, и по психологическому рисунку. Начало работы совпало с увлечением прозой Пушкина: Толстой стремился к простоте слога, к внешней безоценочности тона, прокладывая себе дорогу к новому стилю 1880-х гг., в особенности к народным рассказам. Лишь тенденциозная критика интерпретировала роман как любовный. Смысл существования "образованного сословия" и глубокая правда мужицкой жизни этот круг вопросов, близкий Левину и чуждый большинству даже симпатичных автору героев (включая Анну), прозвучал остро публицистично для многих современников, прежде всего для Ф. М. Достоевского, высоко оценившего "Анну Каренину" в "Дневнике писателя". "Мысль семейная" (главная в романе, по словам Толстого) переведена в социальное русло, беспощадные саморазоблачения Левина, его мысли о самоубийстве читаются как образная иллюстрация духовного кризиса, пережитого самим Толстым в 1880-е гг., но назревшего в ходе работы над романом. Перелом (1880-е гг.) Ход переворота, совершавшегося в сознании Толстого, нашел отражение в художественном творчестве, прежде всего в переживаниях героев, в том духовном прозрении, которое преломляет их жизнь. Эти герои занимают центральное место в повестях "Смерть Ивана Ильича" (1884-86), "Крейцерова соната" (1887-89, опубликована в России в 1891), "Отец Сергий" (1890-98, опубликована в 1912), драме "Живой труп" (1900, незавершена, опубликована в 1911), в рассказе "После бала" (1903, опубликован в 1911). Исповедальная публицистика Толстого дает развернутое представление о его душевной драме: рисуя картины социального неравенства и праздности образованных слоев, Толстой в заостренной форме ставил перед собой и перед обществом вопросы смысла жизни и веры, подвергал критике все государственные институты, доходя до отрицания науки, искусства, суда, брака, достижений цивилизации. Новое миропонимание писателя отражено в "Исповеди" (опубликована в 1884 в Женеве, в 1906 в России), в статьях "О переписи в Москве" (1882), "Так что же нам делать?" (1882-86, опубликована полностью в 1906), "О голоде" (1891, опубликована на английском языке в 1892, на русском в 1954), "Что такое искусство?" (1897-98), "Рабство нашего времени" (1900, полностью опубликована в России в 1917), "О Шекспире и драме" (1906), "Не могу молчать" (1908). Социальная декларация Толстого опирается на представление о христианстве как о нравственном учении, а этические идеи христианства осмыслены им в гуманистическом ключе как основа всемирного братства людей. Этот комплекс проблем предполагал анализ Евангелия и критические штудии богословских сочинений, которым посвящены религиозно-философские трактаты Толстого "Исследование догматического богословия" (1879-80), "Соединение и перевод четырех Евангелий" (1880-81), "В чем моя вера" (1884), "Царство Божие внутри вас" (1893). Бурной реакцией в обществе сопровождались высказываемые Толстым призывы к прямому и безотлагательному следованию христианским заповедям. В особенности широко обсуждалась его проповедь непротивления злу насилием, ставшая импульсом к созданию целого ряда художественных произведений драмы "Власть тьмы, или Коготок увяз, всей птичке пропасть" (1887) и народных рассказов, написанных в намеренно упрощенной, "безыскусной" манере. Наряду с близкими по духу произведениями В. М. Гаршина, Н. С. Лескова и других писателей, эти рассказы выпускались издательством "Посредник", основанном В. Г. Чертковым по инициативе и при ближайшем участии Толстого, который определял задачу "Посредника" как "выражение в художественных образах учения Христа", "чтобы можно было прочесть эту книгу старику, женщине, ребенку и чтоб и тот, и другой заинтересовались, умилились и почувствовали бы себя добрее". В рамках нового миропонимания и представлений о христианстве Толстой выступал против христианской догматики и критиковал сближение церкви с государством, что привело его к полному разобщению с православной церковью. В 1901 последовала реакция Синода: всемирно признанный писатель и проповедник был официально отлучен от церкви, что вызвало громадный общественный резонанс. "Воскресение" (1889-99) Последний роман Толстого воплотил весь спектр проблем, волновавших его в годы перелома. Главный герой, Дмитрий Нехлюдов, духовно близкий автору, проходит путь нравственного очищения, приводящий его к деятельному добру. Повествование построено на системе подчеркнуто оценочных противопоставлений, обнажающих неразумность общественного устройства (красота природы и лживость социального мира, правда мужицкого быта и фальшь, господствующая в жизни образованных слоев общества). Характерные черты позднего Толстого откровенная, выдвинутая на первый план "тенденция" (в эти годы Толстой сторонник нарочито тенденциозного, дидактического искусства), резкий критицизм, сатирическое начало проявились в романе со всей наглядностью. Уход и смерть Годы перелома круто изменили личную биографию писателя, обернувшись разрывом с социальной средой и приведя к семейному разладу (провозглашенный Толстым отказ от владения частной собственностью вызывал резкое недовольство членов семьи, прежде всего жены). Пережитая Толстым личная драма нашла отражение в его дневниковых записях. Поздней осенью 1910, ночью, тайно от семьи, 82-летний Толстой, сопровождаемый лишь личным врачом Д. П. Маковицким, покинул Ясную Поляну. Дорога оказалась для него непосильной: в пути Толстой заболел и вынужден был сойти с поезда на маленькой железнодорожной станции Астапово. Здесь, в доме начальника станции он провел последние семь дней своей жизни. За сообщениями о здоровье Толстого, который к этому времени приобрел уже мировую известность не только как писатель, но и как религиозный мыслитель, проповедник новой веры, следила вся Россия. Событием общероссийского масштаба стали похороны Толстого в Ясной Поляне. Роман Л. Н. Толстого «Война и мир» Художественные особенности романа Л.Н. Толстого «Война и мир» Каждое серьезное литературное произведение имеет своей целью донести до читателя точку зрения автора. В каком-то произведении это будет всего одна идея, но в романе “Война и мир” Лев Николаевич Толстой попытался представить и разработать свою философию. Он писал: “Историки описывают неверно и внешне, а надо для того, чтобы понять, угадать внутреннее строение жизни”. А так как разработанная им философская концепция была нова и оригинальна, автор создал жанр, названный романом-эпопеей. Первоначально Толстой хотел написать произведение о возвратившемся из ссылки декабристе, и уже было придумано название: “Все хорошо, что хорошо кончается”. Но автор понял, что нельзя описывать явление без указания причин, вызвавших его. Это привело Толстого к более глобальному замыслу описания исторических событий в России начала XIX века. Вслед за изменением замысла меняется и название романа, приобретая более глобальный характер: “Война и мир”. Это название не только иллюстрирует чередование и сочетание в романе военных и мирных эпизодов, как может показаться на первый взгляд, но и включает в себя различные значения слова “мир”. “Мир” - это и состояние “без войны”, и крестьянская община, и мироздание (то есть все, что окружает нас; среда физическая и духовная). Этот роман рассказывает о том, что есть война в жизни целого народа и в жизни каждого человека, какую роль играют войны в мировой истории, это роман и об истоках войны, и о ее исходе.      Создавая роман, автор изучал причины исторических событий: бессмысленной и позорной для русских кампании 1805-1807 годов, во время которой даже привыкшего не рассуждать настоящего военного Николая Ростова мучают страшные сомнения: “для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди?” Здесь Толстой обращает все наше внимание на то, что война “есть противное человеческому разуму явление”. Потом Толстой переходит к описанию событий Отечественной войны 1812 года, искалечившей жизни миллионов, убившей Петю Ростова, Платона Каратаева и князя Андрея, принесшей траур в каждую семью. Ведь с каждым человеком, погибшем на поле брани, исчезает весь его неповторимый духовный мир, рвутся тысячи нитей, калечатся десятки судеб близких... Но У всех этих смертей была праведная цель - освобождение Отечества. И потому в 1812 году “дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой...”. И руководить этим движением мог только человек, умеющий отречься от всех собственных желаний, чтобы выражать волю народа, быть близким к нему, и для этого ему не надо быть гениальным, а надо лишь уметь “ничему хорошему не помешать, ничего дурного не допустить”. Таким был Кутузов, таким не мог быть Наполеон, ведший захватническую войну.      Толстой излагает на этих примерах свою историческую концепцию. Он считает, что менее всего причиной какого-либо исторического явления служит воля одного или нескольких людей, стоящих у власти, что исход события определяет поведение каждого отдельного, вроде бы незначительного, человека и всего народа в целом.      Толстой рисует Наполеона и Кутузова противоположными во всем, постоянно, к примеру, указывает на бодрость и уверенность в себе Наполеона и вялость Кутузова. Этот прием антитезы применяется на протяжении всего романа, начиная с самого названия “Война и мир”.      Жанр произведения определяет и композицию романа. В основе композиции “Войны и мира” лежит также прием антитезы. Роман “Война и мир” - произведение большого объема. Оно охватывает 16 лет (с 1805 по 1821 год) жизни России и более пятисот различных героев, среди которых есть реальные действующие лица описываемых исторических событий, герои, вымышленные самим автором, и множество людей, которым Толстой даже не дает имен, такие как “генерал, который приказал”, “офицер, который не доехал”. Этим автор подтверждает свою точку зрения о том, что движение истории происходит не под влиянием каких-либо конкретных личностей, а благодаря всем участникам событий.      Чтобы объединить такой огромный материал в одно произведение, нужен был новый жанр - жанр эпопеи. Для этого также используется прием антитезы. Так, всех героев можно разделить на тяготеющих к полюсу Наполеона и на героев, тяготеющих к полюсу Кутузова; причем первые, такие, например, как семейство Курагиных, да и все светское общество во главе с Анной Павловной Шерер, Берг, Вера и другие получают некоторые черты Наполеона, хотя и не так сильно выраженные: это и холодное равнодушие Элен, и самовлюбленность и узость взглядов Берга, и эгоизм Анатоля, и лицемерная праведность Веры, и цинизм Василя Курагина. Герои же, находящиеся ближе к полюсу Кутузова, так же, как и он, естественны и близки к народу, так же чутко реагируют на глобальные исторические события, принимая их как личные несчастья и радости (таковы Пьер, Андрей, Наташа). Всех своих положительных героев Толстой наделяет способностью к самосовершенствованию, их духовный мир развивается на протяжении романа, только Кутузов и Платон Каратаев ничего не ищут, не меняются, так как “статичны в своей положительности ”.     Толстой также сравнивает героев между собой: различны князь Андрей и Анатоль в своем отношении к любви, к Наташе; противоположны Долохов, стремящийся отомстить “за свое незнатное происхождение”, суровый, жестокий, холодный, и Пьер, добрый, чувствительный, пытающийся понять людей, окружающих его, и помочь им; холодна, искусственна, мертва духовно красивая Элен и жива, естественна Наташа Ростова с большим ртом и большими глазами, становящаяся еще более уродливой, когда плачет (но это проявление ее естественности, за которую более всего и любит Наташу Толстой).     В романе “Война и мир” большую роль играет портретная характеристика героев. Писатель выделяет какую-то отдельную черту в портрете героя и постоянно обращает на нее наше внимание: это и большой рот Наташи, и лучистые глаза Марьи, и сухость князя Андрея, и массивность Пьера, и старость и дряхлость Кутузова, и округлость Платона Каратаева, и даже жирные ляжки Наполеона. Но остальные черты героев меняются, и Толстой описывает эти изменения так, что можно понять все происходящее в душе героев. Часто Толстой применяет прием контраста, подчеркивая несоответствие между внешним видом и внутренним миром, поведением героев и их внутренним состоянием. Например, когда Николай Ростов по возвращении с фронта домой при встрече с Соней сухо поздоровался и обратился к ней на “вы”, в душе они “назвали друг друга на “ты” и нежно поцеловались”.     Являясь новатором в создании нового жанра романа, Толстой изобрел также новый способ изучения и изображения чувств, переживаний, движений души героев. Этот новый способ психологизма, названный Чернышевским “диалектика души”, заключается в пристальном внимании к развитию, изменению внутреннего духовного состояния героев, в изучении мельчайших подробностей их чувств, при этом как бы на второй план отходит сам сюжет. Только положительные герои наделены в романе способностью к внутреннему изменению, самосовершенствованию. И эту способность Толстой более всего ценит в людях (в сочетании с естественностью, добротой и близостью к народу). Каждый положительный герой романа стремится “быть вполне хорошим”. Но в романе есть герои, которые самосовершенствуются, обдумывая свои поступки. Эти герои живут разумом. К таким героям можно отнести князя Андрея, Пьера до встречи е Платоном Каратаевым и княжну Марью. А есть герои, которые живут по внутреннему чутью, побуждающему их к тем или иным поступкам. Таковы Наташа, Николай, Петя и старый граф Ростов. К этому же типу относятся Платон Каратаев и Кутузов.     Чтобы по возможности лучше раскрыть внутренний мир своих героев, Толстой подвергает их одинаковым испытаниям: светским обществом, богатством, смертью, любовью.     Так как роман “Война и мир” является романом-эпопеей, то в нем описываются реальные исторические события: Аустерлицкое, Шенграбенское, Бородинское сражения, заключение Тильзитского мира, взятие Смоленска, сдача Москвы, партизанская война и другие, в которых, как уже говорилось выше, проявляют себя реальные исторические личности. Исторические события выполняют также и композиционную роль в романе. Например, так как Бородинское сражение во многом определило исход войны 1812 года, описанию его посвящено 20 глав романа, а по сути оно является кульминационным центром.     Помимо исторических событий автор уделяет большое внимание развитию взаимоотношений между героями - отсюда складываются сюжетные линии романа. В романе представлено большое количество сюжетных линий. Роман является как бы хроникой жизни нескольких семейств: семьи Ростовых, семьи Курагиных, семьи Болконских.     Повествование в романе не ведется от первого лица, но присутствие автора в каждой сцене ощутимо: он всегда пытается оценить ситуацию, показать свое отношение к поступкам героя через само их описание, через внутренний монолог героя или же через авторское отступление-рассуждение. Иногда писатель предоставляет читателю право самому разобраться в происходящем, показывая одно и то же событие с разных точек зрения. Примером такого изображение может служить описание Бородинского сражения: сначала автор дает подробную историческую справку о расстановке сил, о готовности к бою с той и другой стороны, рассказывает о точке зрения историков; затем показывает нам сражение глазами непрофессионала в военном деле - Пьера Безухова (то есть показывает чувственное, а не логическое восприятие события), раскрывает мысли князя Андрея и поведение Кутузова во время сражения. В сцене совета в Филях автор передает слово сначала шестилетней Малаше (опять же чувственное восприятие события), а потом постепенно переходит к объективному изложению событий от собственного имени. А вся вторая часть эпилога скорее напоминает философский трактат на тему “Движущие силы истории”.     В своем романе Л. Н. Толстой стремился выразить свою точку зрения на исторические события, показать отношение ко множеству жизненных проблем, ответить на главный вопрос: “В чем смысл жизни?” И кредо Толстого в этом вопросе звучит так, что с ним нельзя не согласиться: “Надо жить, надо любить, надо верить”.     Итак, в романе “Война и мир” Л.Н.Толстой стремился изложить свою философскую концепцию жизни, и для этого ему пришлось “изобрести” новый жанр литературного произведения - роман-эпопею, а также особый вид психологизма- “диалектику души”. Его произведение приняло вид философско-психологического исторического романа, в котором он рассматривает и угадывает “внутреннее строение жизни”. Мысль народная в романе Л.Н. Толстого “Война и мир”. Проблема роли народа и личности в истории. 1. Жанровое своеобразие романа Л.Н. Толстого “Война и мир”. 2. Образ народа в романе — толстовский идеал “простоты, добра и правды”. 3. Две России. 4. “Дубина народной войны”. 5. “Мысль народная”. 6. Кутузов — выразитель патриотического духа народа. 7. Народ — спаситель России. 1. Роман Л.Н. Толстого “Война и мир” в жанровом отношении является романом-эпопеей, так как в нем отражены исторические события, которые охватывают большой отрезок времени, с 1805 по 1821 год; в романе действуют свыше 200 лиц, есть реальные исторические личности (Кутузов, Наполеон, Александр I, Сперанский, Багратион и др.), показаны все социальные слои России того времени: высший свет, дворянская аристократия, провинциальное дворянство, армия, крестьянство, купечество. 2. В романе-эпопее, различные элементы которого объединяет “мысль народная”, образ народа занимает особое место. В этом образе воплощен толстовский идеал “простоты, добра и правды”. Отдельный человек ценен лишь тогда, когда он — неотъемлемая частица великого целого, своего народа. “Война и мир” — это “картина нравов, построенная на историческом событии”, — писал Л.Н. Толстой. Тема подвига русского народа в войне 1812 года стала главной в романе. Во время этой войны произошло объединение нации: независимо от сословной принадлежности, пола и возраста все были охвачены единым патриотическим чувством, которое Толстой назвал “скрытой теплотой патриотизма”, проявившимся не в громких словах, а в поступках, часто бессознательных, стихийных, но приближающих победу. Это единение на основе нравственного чувства глубоко спрятано в душе каждого человека и проявляется в тяжелую для родины пору. 3. В огне народной войны происходит проверка людей, и мы отчетливо видим две России: Россию народную, объединенную общими чувствами и устремлениями, Россию Кутузова, князя Андрея, Тимохина — и Россию “военных и придворных трутней”, враждующих между собой, поглощенных своей карьерой и безразличных к судьбам родины. Эти люди утратили связь с народом, они лишь изображают патриотические чувства. Их ложный патриотизм проявляется в высокопарных фразах о любви к родине и ничтожных делах. Россия народная представлена теми героями, которые так или иначе связали свою судьбу с судьбой нации. Толстой говорит о судьбах народных и судьбах отдельных людей, о народном чувстве как о мериле нравственности человека. Все любимые герои Толстого — частичка людского моря, составляющего народ, и каждый из них по-своему духовно близок народу. Но не сразу возникает это единение. Пьер и князь Андрей идут по трудным дорогам в поисках народного идеала “простоты, добра и зла”. И только на Бородинском поле каждый из них понимает, что истина там, где “они”, то есть простые солдаты. Семья Ростовых с ее крепкими нравственными основами жизни, с простым и добрым восприятием мира и людей переживала те же патриотические чувства, что и весь народ. Они оставляют в Москве все свое имущество и отдают все подводы раненым. 4. Глубоко, всем сердцем понимают русские люди смысл совершающегося. Народное сознание как воинская сила вступает в действие при приближении врага к Смоленску. Начинает подниматься “дубина народной войны”. Создаются кружки, партизанские отряды Денисова, Долохова, стихийные партизанские отряды под предводительством старостихи Василисы или какого-то безымянного дьячка, которые топорами и вилами уничтожали великую армию Наполеона. Купец Ферапонтов в Смоленске призывал солдат грабить его же лавку, дабы врагу не досталось ничего. Готовясь к Бородинскому сражению, солдаты смотрят на него как на общенародное дело. “Всем народом навалиться хотят”, — объясняет солдат Пьеру. Ополченцы надевают чистые рубахи, солдаты не пьют водки — “не такой день”. Для них это был священный момент. 5. “Мысль народная” воплощена Толстым и во множестве индивидуализированных образов. Тимохин со своей ротой так неожиданно атаковал врага, “с такой безумною и пьяною решительностью, с одной шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали”. Те человеческие, моральные и воинские качества, которые Толстой всегда считал неотъемлемым достоинством русского солдата и всего русского народа — героизм, сила воли, простота и скромность, — воплощены в образе капитана Тушина, являющемся живым выражением народного духа, “мысли народной”. Под непривлекательной внешностью этого героя скрывается внутренняя красота, нравственное величие. - Тихон Щербатый — человек войны, самый полезный боец в отряде Денисова. Дух непокорности и чувство любви к своей земле, все то бунтарское, смелое, что писатель обнаруживал в крепостном крестьянине, он собрал воедино и воплотил в образе Тихона. Платон Каратаев вносит мир в души окружающих людей. Он совершенно лишен эгоизма: ни на что не ропщет, никого не обвиняет, кроток, добр к каждому человеку. Высокий патриотический дух и сила русской армии принесли ей нравственную победу, и наступил перелом в войне. 6. Выразителем патриотического духа и подлинным полководцем народной войны показал себя М. И. Кутузов. Мудрость его заключается в том, что он понял закон о невозможности одному человеку управлять ходом истории. Главная его забота — не мешать событиям развиваться естественно, вооружившись терпением, подчиняться необходимости. “Терпение и время” — таков девиз Кутузова. Он чувствует настроение масс и ход исторических событий. Князь Андрей перед Бородинским сражением говорит о нем: “У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что-то значительнее воли... А главное, почему веришь ему, — это то, что он русский...” 7. Рассказав правду о войне и показав человека в этой войне, Толстой открыл героику войны, показав ее как испытание всех душевных сил человека. В его романе носителями подлинного героизма явились простые люди, такие, как капитан Тушин или Тимохин, “грешница” Наташа, добившаяся подвод для раненых, генерал Дохтуров и никогда не говоривший о своих подвигах Кутузов, — именно тот народ, который, забывая о себе, спасал Россию в годину трудных испытаний. А.П. Чехов (1860-1904) Чехов Антон Павлович (1860-1904), русский писатель, почетный академик Петербургской АН (1900-02). Начинал как автор фельетонов и коротких юмористических рассказов (псевдоним Антоша Чехонте и др.). Основные темы творчества идейные искания интеллигенции, недовольство обывательским существованием одних, душевная "смиренность" перед пошлостью жизни других ("Скучная история", 1889; "Дуэль", 1891; "Дом с мезонином", 1896; "Ионыч", 1898; "Дама с собачкой", 1899). В рассказах "Бабье царство" (1894), "Мужики" (1897), "В овраге" (1900) показал дикость и жестокость деревенской жизни. Большой силы социального и художественного обобщения Чехов достиг в рассказах "Палата №6" (1892), "Человек в футляре" (1898). В пьесах "Чайка" (1896), "Дядя Ваня" (1897), "Три сестры" (1901), "Вишневый сад" (1904), поставленных на сцене Московского Художественного Театра, создал особую, тревожную эмоциональную атмосферу предчувствия грядущего. Главный герой Чехова рядовой человек со своими каждодневными делами и заботами. Тонкий психолог, мастер подтекста, своеобразно сочетавший юмор и лиризм. * * * ЧЕХОВ Антон Павлович [17 (29) января 1860, Таганрог 2 (15) июля 1904, похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище], русский писатель. Семья. Учеба. Антоша Чехонте Родился в многодетной семье купца третьей гильдии, владельца бакалейной лавки; учился в классической гимназии, одновременно помогая отцу в торговле. К гимназическим годам относятся первые литературные опыты Чехова водевили, сцены, очерки, анекдоты и т. п.; некоторые из них он посылает в редакции столичных юмористических журналов. После поступления на медицинский факультет Московского университета (1879) литературный труд становится для Чехова основным источником заработка: с этого времени его "юмористические мелочи" регулярно публикуются на страницах массовых иллюстрированных журналов под разнообразными псевдонимами (Антоша Чехонте, Человек без селезенки и др.). После окончания университета (1884) Чехов, работая уездным врачом, продолжает "многописание": основным жанром в его творчестве этого периода является традиционный для массовой периодики короткий рассказ сценка, этюд, набросок, основой сюжета которого служит забавное или нелепое происшествие, любопытный или смешной случай из жизни. Рассеянные по периодике, написанные в рамках определенного объема и к установленному сроку, призведения этого времени составили сборники "Пестрые рассказы" (1886) и "Невинные речи" (1887). Вхождение в "большую" литературу. Художественные открытия Чехова Новый этап в творческой биографии Чехова "вхождение в литературу" связан с началом его регулярного сотрудничества в газете А. С. Суворина "Новое время" (с 1886), где произведения Чехова впервые появились под его настоящим именем, и выходом сборника "В сумерках" (1887), выделенного критикой из общего потока массовой беллетристики (признавалась несомненная талантливость писателя, его способность немногими штрихами рисовать картины природы и человеческие типы, создавать поэтическое настроение). В том же 1887 пьесой "Иванов" (поставлена на сцене театра Корша) Чехов подвел итог своим ранним драматургическим поискам, начатым еще в гимназические годы, и одновременно заложил основу поэтики нового драматического искусства. Внимание критики, читательские симпатии и, главное, поддержка со стороны ведущих литераторов (Д. В. Григоровича, А. Н. Плещеева, В. Г. Короленко) были расценены Чеховым как приглашение к профессиональной литературной деятельности, что потребовало от него пересмотра собственного отношения к литературным занятиям как способу заработка или веселой забаве. В повести "Степь", опубликованной в 1888 в журнале "Северный вестник", обозначились главные художественные открытия Чехова: отсутствие традиционного для русской литературы героя, выражающего авторскую мировоззренческую позицию; воссоздание окружающего мира, преломленного эмоциональным человеческим восприятием; передача душевного состояния персонажей через "случайные" реплики и жесты. Поездка на Сахалин В 1890 Чехов прерывает успешно начатую литературную работу и отправляется в длительное путешествие через Сибирь на остров Сахалин для "изучения быта каторжников и ссыльных". Творческим итогом путешествия становится книга "Остров Сахалин" (1895), написанная в жанре "путевых записок"; в ее основу легли не только личные впечатления от многочисленных встреч, но и собранные им на острове статистические данные. Проблематика рассказов В многочисленных рассказах этого времени Чехов обращается к исследованию души современного человека, испытывающего влияние разнообразных социальных, научных и философских идей: пессимизма ("Огни", 1888), социального дарвинизма ("Дуэль", 1891), радикального народничества ("Рассказ неизвестного человека", 1893); решает волновавшие общество вопросы семейных отношений ("Три года", "Супруга", "Ариадна", все 1895), аномальных явлений психики ("Черный монах", 1894) и др. Основой сюжетов становится не столкновение человека с грубой социальной средой, но внутренний конфликт его духовного мира: герои Чехова "хмурые", скучные, живущие "в сумерках" люди, оказываются жизненно несостоятельными в силу собственной неспособности к творческой реализации, неумения преодолевать душевное отчуждение от других людей; их несчастья не имеют фатальной предопределенности и не обусловлены исторически они страдают по причине собственных житейских ошибок, дурных поступков, нравственной и умственной апатии. Новаторство драматургии Одновременно Чехов продолжает работу в драматическом жанре, пишет небольшие пьесы, "шутки", водевили ("Свадьба", 1890), комедию "Леший" (1890). В середине 1890-х гг. Чехов вернулся к своим драматургическим поискам, пытаясь перенести в пьесы основные принципы "объективной" прозы: сюжетная острота сменялась внешне спокойным течением событий, а все драматические коллизии перемещались в сферу духовных переживаний героев. В фабуле ослаблялись элементы занимательности, что восполнялось психологической насыщенностью действия, напряженность которого поддерживалась "случайными" репликами, приобретавшими символическую окрашенность, а также внесловесными средствами (паузами, жестами персонажей, "посторонними" звуками, мелочами обстановки), в совокупности создававшими чрезвычайно значимый для восприятия чеховской драматургии психологический подтекст. Однако к адекватному воспроизведению новой драмы российские театры оказались не готовы: представление пьесы "Чайка" на сцене Александр инского театра (1896) закончилось провалом, и только постановка Московского Художественного театра (1898) открыла публике искусство Чехова-драматурга. Постановки последующих чеховских пьес ("Дядя Ваня", 1899; "Три сестры", 1901, "Вишневый сад", 1904) осуществлялись только на сцене этого театра. Последний период творчества В конце 1890-х начале 1900-х гг. Чехов признанный и популярный мастер: журналы ищут его участия, появление новых произведений расценивается критикой как событие литературной жизни, споры вокруг них перерастают в общественно-политические дискуссии о будущем русской деревни, о роли интеллигенции в обществе и т. д. В его творчестве возникают новые темы. Верный принципам "художественной объективности", Чехов создает мрачные картины оторванного от культуры крестьянского быта ("Моя жизнь", 1896; "Мужики", 1897; "В овраге", 1900). Тема нравственной деградации и духовной опустошенности русской интеллигенции, ее неспособности к социальному и личному жизнеустройству поднимается в рассказе "Дом с мезонином" (1896), "маленькой трилогии" "Человек в футляре", "Крыжовник", "О любви" (1898). В то же время многие герои его последних произведений все сильнее испытывают "тоску по идеалу", переживают стремление к новой, лучшей жизни ("По делам службы", 1898; "Архиерей", 1902; "Невеста", 1903). Чуждый моральному учительству, религиозной проповеди и социальному утопизму, Чехов не прописывает рецептов нравственного совершенствования, общественного переустройства или духовного преображения, но в томлениях и муках своих героев, в их неудовлетворенности бессмысленностью своего существования видит доказательства принципиальной возможности для человека устроить свою жизнь правдиво, достойно и радостно. Значение творчества Художественные открытия Чехова оказали огромное влияние на литературу и театр 20 в. Его драматические произведения, переведенные на множество языков, стали неотъемлемой частью мирового театрального репертуара. Произведения А.П. Чехова Рассказ «Ионыч» Не успокаивайтесь, не давайте усыплять себя! Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро. А. П. Чехов В рассказе “Ионыч”, героем которого является Дмитрий Ионыч Старцев, Чехов исследует процесс духовной капитуляции человека перед темными силами жизни. а) Дмитрий Старцев был назначен врачом в земскую больницу. Он хороший врач, честно выполняет нелегкие свои обязанности: проводит год “в трудах и одиночестве”, не имея свободного часа. Это юноша с идеалами и желанием чего-то высокого. Он терпеть не может “картежников, алкоголиков, хрипунов” — обывателей города С. Старцев выгодно отличается и горячими движениями души, и пылкостью чувств от жителей города. Долгое время те раздражали его “своими разговорами, взглядами на жизнь и даже своим видом”. В разговоре “о политике или науке” обыватель становится в тупик или “заводит такую философию, тупую и злую, что остается только рукой махнуть и отойти”. Дмитрий знакомится с семьей Туркиных, “самой образованной и талантливой в городе”, влюбляется в Екатерину Ивановну — Котика — миловидную девушку. Это чувство оказалось за все время его жизни в городе “единственной радостью и... последней”. Ради своей любви он готов, казалось бы, на многое. Поверив не очень умной шутке Котика, он даже идет ночью на свидание к ней на кладбище. Когда же Котик уехала из города, он страдал всего три дня. б) Огонек в его душе погас. К 35—36 годам он уже превратился в Ионыча — ожирел, потерял совесть и стал похож не на человека, а на языческого бога. Физическое ожирение приходит к Старцеву незаметно. Он перестает ходить пешком, страдает одышкой, любит закусить. Подкрадывается постепенно и моральное “ожирение”. Он по опыту знал, что с обывателями можно играть в карты, закусывать и говорить только о самых обыденных вещах. Но постепенно Старцев привык к такой жизни и втянулся в нее. А если ему не хотелось говорить, он больше молчал, за что получил прозвание “поляк надутый”. Теперь же, несмотря на свою нелюдимость, раздражительность, тяжелый характер, он уже не пугает обывателей. И его перестали звать “надутый”, а зовут по-родственному — “Ионыч”. Когда Котик возвратилась, то жила надеждой на любовь Старцева. Ей так хотелось видеть в нем “лучшего из людей”, она “пристально и с любопытством” вглядывается в него, обращает на него “грустные, благодарные, испытывающие глаза”. Екатерине Ивановне хочется найти человека, который позвал бы ее куда-то из этого дома, ставшего чужим, открыл бы ей какую-то высокую цель в жизни. Но это уже не прежний молодой человек, который мог прийти ночью на свидание на кладбище. Он слишком обленился духовно и нравственно, чтобы любить и иметь семью. Огонек в душе Ионыча погас окончательно. Беспросветным бездушием веет от его слов, когда он получает письмо от Екатерины Ивановны. “Он прочел письмо, подумал и сказал Паве: - Скажи, любезный, что сегодня я не могу приехать, я очень занят. Приеду, скажи, так дня через три”. Произнесена самая банальная, расхожая фраза, а за нею - оледенение души. И, чтобы сделать последний штрих в этой картине смерти заживо, Чехов приводит еще одну, последнюю, фразу Ионыча, относящуюся к предмету его бывшей любви: “И когда, случается, по соседству за каким-нибудь столом заходит речь о Туркиных, то он спрашивает: - Это вы про каких Туркиных? Это про тех, что дочка играет на фортепьянах? Вот и все, что можно сказать про него”. в) Приговор произнесен очень просто. А ведь это ужасный приговор. Праздное, механическое любопытство звучит в вопросе Ионыча, вконец опустившегося обывателя. Что же его волнует в конце жизни? Главным развлечением доктора, в “которое он втянулся незаметно, мало-помалу”, было по вечерам вынимать из карманов бумажки, а потом, когда денег стало слишком много, рассматривать дома, предназначенные к торгам. Жадность одолела его. Но он и сам не смог бы объяснить, зачем ему одному столько денег. Старцев и сам знает, что “стареет, полнеет, опускается”, но ни желания, ни золи к борьбе с обывательщиной у него нет. Жизненный путь завершен. Почему же Дмитрий Старцев из горячего юноши превратился в ожиревшего, жадного и крикливого Ионыча? Жизнь его однообразна, скучна, “проходит тускло, без впечатлений, без мыслей”. Да и сам Старцев растерял все лучшее, что было в нем, променял живые мысли на сытое, самодовольное существование. Отчего же так быстро все свершилось? Все начинается с маленьких, казалось бы, простительных недостатков в характере и поведении человека: меркантилен и мелок в любви; недостаточно чуток к людям, раздражителен, непоследователен в своих убеждениях, не способен их отстаивать, — а кончается идейным и нравственным отступничеством, полной духовной деградацией. «Маленькая трилогия» («Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви») За короткую жизнь А. П. Чехов в своих рассказах и повестях сумел отобразить почти все стороны российской действительности 80-90-х годов прошлого века. Это свойство его творчества - удивительное. По обилию тем, которые он затронул, Чехову нет равных среди самых прославленных русских писателей. И "малая форма", то есть коротенький рассказ, с внешне незатейливым сюжетом, но с очень глубоким содержанием, далась в руки особенно Чехову. Он общепризнанный мастер этого жанра. До сих пор непревзойденный в мире. Удивительны также у Чехова юмор и сатира. Они выступают и в обособленном, "чистом" виде ("Хирургия", "Лошадиная фамилия"), и в сложном сочетании с раздумьями над смыслом жизни, ее трагическими сторонами. Он поражает достовернейшим воспроизведением будничной действительности, жизни простых людей, их стремлений, их судеб. Непосредственное воздействие Чехова на читателя не встречает никаких помех: Чехов доходчив, предельно правдоподобен. Это проистекает от трех свойств его таланта. Чехов изображал жизнь многообразного, пестрого "среднего" слоя в социальном укладе России, который занимал места между привилегированным дворянством и бесправным крестьянством; этот слой особенно интенсивно развивался в пореформенную эпоху - это разночинная интеллигенция: врачи, учителя, студенты, служащие, инженеры, писатели, артисты, чиновники, купечество. Чехов выбирал темы и сюжеты, лишенные какой-либо экзотики, всем знакомые, при всей их подчас анекдотичности. И наконец, Чехов никогда не навязывал читателю открытой тенденции, у него в произведениях нет "указующего перста", он предоставляет полную возможность самому читателю делать выводы. Последнее особенно важно и составляет особый "секрет" таланта Чехова. Он самый открытый в мир писатель, не навязывающий учений и доктрин. Отсюда разноречивые оценки его творчества в прижизненной критике, обвинявшей Чехова в отсутствии идеалов, отождествлявшей автора с его героями. Чехов долго слыл певцом "хмурых людей", жертвой безвременья и даже пессимистом. На самом же деле это не так. Чехов проводит в своих произведениях четкие демократические идеалы, с их позиций клеймит пошлость окружающей действительности. Но форма выражения этих тенденций у него такова, что они глубоко запрятаны в изображаемые ситуации, в настроениях героев. Это свойство образует "подводное течение" в произведениях Чехова, которое надо уметь разглядеть. Естественно, что в сотнях чеховских рассказов, написанных на разнообразные житейские темы, повторялись отдельные мотивы. Чехов не стремился, как правило, к циклизации своих рассказов. Сама логика жизни приводила иногда к повторениям тем и сюжетов. И в этом случае важнее не повторения, а привнесение новых элементов в трактовку той или иной уже затронутой темы. Скажем, ранний рассказ "Толстый и тонкий" получил продолжение в "Маске", "Хамелеоне", "Унтере Пришибееве". Последний рассказ Чехова - "Невеста" - заключает в себе много мотивов, ранее встречавшихся в рассказах "В родном углу", "На подводе", "Учитель словесности". Конечно, такие приравнивания одного рассказа к другому условны: каждый рассказ Чехова - самостоятельное художественное целое. Но естественно, как это бывает всегда между произведениями одного и того же писателя, есть и между рассказами Чехова определенная родственность. И она много значит, ее следует изучать особо. Тут надо искать общие закономерности творчества писателя. Под внушениями друзей, в особенности Д. В. Григоровича, который первый приветствовал его молодое дарование, Чехов хотел написать роман. Но роман у него по многим причинам не получился. Эти причины сложные и спорные. Дело, конечно, не в недостатке таланта, а в иной природе таланта Чехова, которому суждено было блистать в других жанрах русской прозы. Трудно сказать, какие фрагменты, целые рассказы или сюжеты, наконец, темы относятся к тому чеховскому роману, который он все-таки писал, но который у него не состоялся. Определенных следов работы над романом Чехов не оставил. Мы не можем не доверять его многократным заявлениям в письмах к друзьям, что он над романом работает. Тут многое остается неопределенным. Одно ясно: Чехов принципиально держался в творчестве "малых форм" и их средствами стремился охватить все стороны русской действительности. Гений Чехова выразился не в эпической широте охвата явлений жизни, а в концентрированном их изображении лаконичными средствами, углублением способов типизации явлений при помощи "мелочей", деталей, впечатлений, настроений. И Чехову удалось поднять на новую высоту русский реализм конца XIX - начала XX века. Есть у Чехова-прозаика одна-единственная "маленькая трилогия", состоящая из рассказов, написанных в одном и том же 1898 году и появившихся в журнале "Русская мысль". Общая нумерация указывала на то, что рассказы составляют серию: "Человек в футляре", "Крыжовник", "О любви". Но "трилогия" получилась до некоторой степени случайной, так как Чехов собирался написать ряд других рассказов на сходные темы - задумана была целая серия. Осуществить замысел не удалось. Образовавшаяся "трилогия", однако, имеет полное право на существование. Она отличается от простых перекличек мотивов. В этих рассказах есть общность героев, внутренняя связь частей. Неразрушенной трилогия вошла и во все издания собраний сочинений Чехова. Трилогия заставляет обратить внимание на еще одну внутреннюю черту таланта Чехова: усложнение обрисовки характеров и судеб героев. Чехов стремится отрешиться от выбора полярно противоположных характеров, на столкновении которых прежде демонстрировались проявления пошлости и апатии, обывательщины и честных намерений. Например, в "Смерти чиновника" высмеивается жалкий чиновник Червяков. Генерал, у которого Червяков навязчиво просил извинения, выглядел как бы эталоном здравомыслия и достоинства; а Червяков казался чудаком, глупым человеком. Точно так же в "Толстом и тонком" жалко выглядит тонкий, как человек ничтожный, пресмыкающийся; и мы невольно на стороне толстого, так как он своими чинами не хвастается и остается верен гимназическому братству в этой случайной встрече. И более сложные рассказы - "Учитель словесности", "Попрыгунья", "Печенег", "Черный монах", "Дом с мезонином" - суть столкновения гуманных порывов, любви, творчества, дерзания, человеческого такта с пошлостью, ограниченностью, грубостью. Эти начала резко разведены: перед нами противостояние контрастных фигур. Учитель словесности Никитин бежит от своей жены, пустопорожней Манюси, не способной понять его занятий, стремлений. Талантливый и сосредоточенный Дымов также оказывается одиночкой в семье: жена его изменяет ему, занятия ее живописью не больше чем проявление дилетантизма, мода, нечто пустое, тщеславное, предлог, чтобы прикрыть свои романы со столь же легкомысленными поклонниками. Таковы же контрастные несовместимые образы поведения в "Печенеге" (частный поверенный, от лица которого ведется рассказ, и бесцеремонный Иван Абрамович Жмухин); в "Черном монахе" - магистр-философ мечтатель Андрей Васильевич Коврин и садовод-делец Песоцкий; в "Доме с мезонином" - влюбленный художник-рассказчик и сухая педантка, его разлучница Лида Волчанинова. В других же рассказах сталкиваются разные стадии развития героя, как контрастные, одна отрицающая другую. В "Ионыче" показывается, в какого отвратительного приобретателя, бездушного человека превратился некогда обаятельный, способный влюбляться, слушать музыку земский врач Дмитрий Ионыч Старцев. А в "Палате № 6" видим процесс постепенного духовного прозрения врача Андрея Ефимовича Рагина, жившего дотоле примитивной, обывательской жизнью, без серьезных запросов и раздумий. Но в конце жизни Чехов все чаще стал переносить контрасты, душевные раздоры во внутренние глубины характера героев, чтобы показать сложность, переменчивость, противоречивость человека. Человеческие характеры стали интересовать Чехова не столько в плане социально-общественной типологии (традиция Гоголя), сколько в плане "диалектики души" (традиция Толстого). При этом чисто "чеховское" заключалось в сдержанности общего тона, в изяществе рисунка и беспримерном лаконизме стиля, в большой роли "мелочей" и "настроений". Да и сама диалектика бралась не в полных своих разворотах, переходах, а в отдельных звеньях. Предметами изображения, как всегда, оказывались будничные интересы людей, их повседневный быт. И "приговоры" оставались глубоко запрятанными в лабиринт событий, в "подводное течение" сюжета, в то душевное настроение, которое у читателя должна пробудить эта вещь. На первый взгляд может показаться странной интересующая нас чеховская "маленькая трилогия". В самом деле, что может быть общего между "Человеков в футляре", в котором выведен гимназический учитель Беликов, боявшийся всего на свете, "как бы чего не вышло", и "Крыжовником", в котором все-таки речь о жизненном деле героя - чиновника Николая Ивановича Чимши-Гималайского, возжелавшего иметь собственный садик с ягодами, "свои щи", и особенно рассказом "О любви", в котором говорится о том, как на всю жизнь влюбился рачительный Алехин в жену своего знакомого. Произведения совсем разные. Внешне их связывают только рассказчики, случайно сошедшиеся на охоте люди: Буркин, сослуживец Беликова, Иван Иваныч Чимша-Гималайский, ветеринар, родной брат упомянутого Николая Ивановича Чимши-Гималайского, и Алехин - учитель и хозяйчик. Такой связи для трилогии было бы недостаточно. Но тут дело во внутренней философии, которую Чехов проводит. Какая же тут эта особая философия? Обратимся сначала к каждому из рассказов порознь. Рассказ «Человек в футляре» Из трех рассказов самый заостренный, явно имеющий гротескный характер - "Человек в футляре". Даже название рассказа - нарицательная формула, которая была тотчас подхвачена общественностью, критиками. Каждый в ней увидел колоссальной важности обобщения пережитого русским обществом в реакционные 80-е годы и продолжавшего мешать жить в 90-е, хотя уже обозначился некоторый подъем. Как это часто бывает с современниками, первые читатели рассказа тотчас же пытались найти прообраз Беликова. Называли инспектора Таганрогской гимназии А. Ф. Дьяконова. Даже брат писателя, М. П. Чехов, поддерживал такую версию, отзываясь так о Дьяконове: "...это была машина, которая ходила, говорила, действовала, исполняла циркуляры и затем сломалась и вышла из употребления. Всю свою жизнь А. Ф. Дьяконов проходил в калошах даже в очень хорошую погоду и носил с собою зонтик. Таков был прототип Беликова". Но были и голоса, оспаривавшие такую версию о прототипе Беликова, современники называли и другие имена. Всего вероятнее, Чехов создал обобщающий образ на основе многих наблюдений, и его Беликов не сводится к какому-либо единственно реальному прототипу. Обобщающий смысл образа хорошо был понят некоторыми приятелями Чехова, критиками, литературоведами, публицистами. Так, один из знакомых ему врачей писал: "Вчера после прочтенья "Человека в футляре" я более двух часов говорил об этом гнетущем, только в России возможном явлении..." Точно также один из издателей книг для народа, литератор И. И. Горбунов-Посадов, делился впечатлениями: "Такие рассказы, как Ваш "Человек в футляре", хорошо будят, расталкивают... Всегда с таким приятным душе предчувствием раскрываешь книгу, где Ваша новая вещь". Народнический критик А. М. Скабичевский приравнял образ Беликова к замечательным художественным откровениям русской литературы, к гоголевскому Чичикову, гончаровскому Обломову, которые выражают собою "или целую общественную среду, или дух своего времени". Вскоре образ "человека в футляре" сделался нарицательным. Чехов был свидетелем успеха своей вещи. Рассказ часто приводили в публицистике. В. И. Ленин в 1901 году сделал к нему отсылку, характеризуя повадки царских чиновников, этих "человеков в футляре". Позднее более двадцати раз в своих статьях, речах и письмах В. И. Ленин обращался к этому чеховскому образу. В чеховской манере изображать Беликова есть следы влияния гоголевских заострений. Отчасти они напоминают и его собственные заострения в "Тонком и толстом", "Унтере Пришибееве". В самом деле, кажется мало правдоподобным, чтобы некий гимназический учитель замечателен был только тем, что даже в очень хорошую погоду ходил в калошах и с зонтиком, и непременно в теплом пальто на вате. Зонтик он держал в чехле, и часы в чехле из серой замши, и перочинный ножик у него тоже был в чехольчике. Он носил темные очки, фуфайку, лицо прятал в поднятый воротник, а лицо было узенькое, и казалось, что оно тоже было в чехле. Гротескные подробности нагнетаются и дальше: он уши закладывал ватой, ездил на извозчике всегда с поднятым верхом. Своеобразным футляром был и греческий язык, который он преподавал в гимназии, древний, почти никому не нужный язык, правила которого изучены и переизучены, вдалбливались насильно. Тут Беликову было все привычно и ничем не грозило. Он смаковал на уроках, прищурив глаза и подняв палец, слово "антропос", то есть "человек", но всего живого, как раз людей-то, Беликов боялся. "Антропос"-то и оказывался "в футляре". Любимое его словцо в русском переводе искусно перекочевало в заглавие рассказа. И свою мысль Беликов запрятывал "в футляр", ему нравились и были ясны только циркуляры, особенно те, которые что-нибудь запрещали. Как бы ни был нелеп запрет - выходить ученикам на улицу после девяти часов вечера,- все это радовало Беликова, для которого все тут было ясно: запрещено - и баста. Если же попадался циркуляр, разрешающий что-либо, или статья, требующая гражданских свобод, хотя бы в самой робкой форме, это вызывало у Беликова сомнение и тревогу, "как бы чего не вышло". А речь шла иногда всего лишь о разрешении в городе драматического кружка, или читальни, или чайной. Такого рода сборища повергали Беликова в смятение. Гротескные детали нарастают снова: дома он ходил в халате и колпаке, ставни на окнах закрывал на задвижки, аккуратно соблюдал посты, женской прислуги не держал, чтобы о нем не подумали дурно. И спальня его была точно ящик: кровать с пологом; и, ложась спать, он укрывался с головой. Он боялся всякого нарушения "порядка", и даже дурная погода ему казалась своеволием. Опрокидывало весь уклад жизни Беликова его намерение жениться на веселой хохотушке - тридцатилетней стройной и краснощекой Вареньке Коваленко, сестре недавно назначенного нового учителя истории и географии. Впрочем, сватовство было подстроено местными дамами, скучавшими от безделья. Им пришла мысль женить Беликова - вещь совершенно невозможная, если иметь в виду его характер. Директорша, инспекторша и другие гимназические дамы как-то ожили, "даже похорошели", бурно занявшись улаживанием свадьбы Беликова и Вареньки. Самое странное при этом и роковое состояло в том, что закон природы имел свои "правила", и Беликов действительно как-то по-своему влюбился в Вареньку, так сказать, "от себя", как-то неуклюже и робко, словно забыв на минуту свое неизменное "как бы чего не вышло". В довершение несчастья, Варенька не только хохотунья и певунья, но и, как видно, девица с норовом, если судить по ее постоянным спорам и ссорам с братом. Она тотчас согласилась пойти замуж за Беликова, начавшего одаривать ее своей кривой улыбочкой. И все же он потерпел поражение перед здоровыми силами жизни. Женитьба по-гоголевски расстроилась из-за своего "гусака": когда уже, казалось, все было сговорено, Беликов подался на загородную прогулку, Варенька и ее братец прикатили на велосипедах. С Беликовым чуть не произошел удар: из зеленого он сделался белым и точно оцепенел: "Разве преподавателям гимназии и женщинам прилично ездить на велосипеде?" Свадьба расстроилась, произошло крупное, столкновение с братом Вареньки, который совершенно не мог терпеть Беликова. Через месяц Беликов умер. И теперь, когда он лежал в гробу, кроткое, даже веселое выражение его лица словно свидетельствовало, что он рад, что наконец его положили "в футляр", в гробу он "достиг своего идеала". Все разобранное нами в рассказе еще не сделало бы его великим произведением русской литературы. "Человек в футляре" был бы всего лишь рассказом о курьезном случае, которые редко, но бывают. Разве мало чудаков на свете? Нарочитая воля высмеять своего героя так и видна в гротескном описании внешности, периодических повторениях "как бы чего не вышло". Сам по себе рассказ имел бы назидательную силу, помнился бы, но не имел бы глубокого обобщающего смысла. Чехов вводит такие сопутствующие детали, благодаря которым Беликов оказывается лишь наиболее крайней формой выражения "идеи футлярности". На самом же деле она проявляется не только у него, но и у других героев рассказа, в попутных их самохарактеристиках и как бы волнами расходится от Беликова по всей житейской округе. Заметим, что приводившиеся выше высказывания современников о "Человеке в футляре" имели в виду не только образ Беликова, но и те расходящиеся волны, которые идут от него. Рассказывает о Беликове учитель той же гимназии. Рассказывает как экстраординарный случай о человеке - раке-отшельнике или улитке, может быть, как явлении атавизма. Но в результате рассказа понятие "мой товарищ" оказывается очень широким. Беликов был не только комичным, но и опасным, страшным. Со своим "как бы чего не вышло" он шел далеко - "держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет!". И не только гимназию - весь город. Дамы боялись по субботам устраивать домашние спектакли, боялись его доносов. Духовенство стеснялось при нем играть в карты и кушать скоромное. В городе боялись посылать письма, знакомиться, читать книги, помогать бедным, учить грамоте. Беликов не просто чудак, он, как унтер Пришибеев, сует нос во все дела, чувствует себя столпом отечества и, как щедринский мракобес, хочет, чтобы упразднились даже науки. Его "как бы чего не вышло" есть формула застоя, относящаяся к положению дел в целом отечестве. Беликов - определенно результат общественной и правительственной реакции. Но он и ее опора. Боялись и ненавидели Беликова, но как? Вот тут и встает вопрос о других людях, которые рядились "в футляры", им свойственные. В конце концов, Беликов был возможен, потому что ему потакали. Историю Беликова рассказывает Буркин. Фамилия его, как легко заметить, значащая. Сам Буркин охотно прячется "под бурку", когда от него требуется решительное мнение. Буркин, как и другие учителя, боялся Беликова; учителя - народ мыслящий, порядочный, "воспитанный на Тургеневе и Щедрине", однако же трепетали перед Беликовым. Буркин не чувствует особенного конфуза. Зорче и решительнее судит о вещах его собеседник - ветеринарный врач Иван Иванович Чимша-Гималайский. Он вносит поправку в последние слова Буркина: "Да. Мыслящие, порядочные, читают и Щедрина, и Тургенева, разных там Боклей и прочее, а вот подчинились же, терпели... То-то вот оно и есть". Иван Иванович поменял местами Щедрина и Тургенева - для него сатирик Щедрин значительнее, ярче, на первом месте, тем резче звучит "терпели". И вообще Иван Иванович всегда забирает влево в своих приговорах. Он пытается делать выводы, и в запальчивости, мучимый бессонницей, хочет преодолеть давление всеобщего "футляра". Люди лгут, терпят ложь, сносят обиды, унижения. И сам ты не смеешь "открыто заявить, что ты на стороне честных, свободных людей", и льстишь из-за куска хлеба, теплого угла, из-за какого-нибудь чинишка. "Нет, больше жить так невозможно!" А Буркин в это время только и одергивает своего собеседника: "Ну, уж это вы из другой оперы, Иван Иваныч... Давайте спать". Буркину и невдомек, что резкие слова Ивана Ивановича были продолжением все той же "оперы": бичевали "беликовщину", позор, в котором жить нельзя. "Давайте спать" Буркина - это тоже переиначенное, опасливое беликовское "как бы чего не вышло". Только новый, свежий в гимназии и в городе человек, учитель живых предметов географии и истории Коваленко, резанул правду-матку с первого столкновения с Беликовым, пришедшим поучать его и сестру и угрожать доносом. Чтобы не перетолковали начальству их разговор, Коваленко стал выдворять его в шею с лестницы: "Я не люблю фискалов". Сначала мы смотрим на Беликова глазами Буркина, потом реплики Ивана Иваныча и Коваленко показывают, сколь он омерзителен, а последние слова Ивана Иваныча говорят, насколько он опасен и повсеместен. Веселая компания, возвращавшаяся с кладбища после похорон Беликова, однако, омрачалась мыслью: "Беликова похоронили, а сколько еще таких человеков в футляре осталось, сколько их еще будет!" Иван Иванович продолжал свое: то, что мы живем в городе, в духоте, пишем ненужные бумаги, играем в винт,- разве это не "футляр"? И жизнь в обществе бездельников, сутяг - тоже "футляр". Символическое обрамление рассказу придает дважды упоминаемая, в начале и в конце, Мавра, жена старосты села, в сарае которого и расположились на ночлег охотники. Мавра никакого отношения к беликовской истории не имеет. Но она имеет отношение к той широкой философии вопроса, которая вытекает из рассказа. Разговор о людях-улитках, собственно, и начался с нее. Мавра, здоровая и неглупая женщина, всю свою жизнь нигде не была, дальше своего родного села не ходила, никогда не видела города, железной дороги, а последние десять лет сидит за печью и только ночью выходит на улицу. Что это - патологическое явление или тяжела ее жизнь со старостой? Какая тут трагедия скрывается? А может быть, трагедии и нет? Таков характер у Мавры: она обрекла себя на добровольное отшельничество. Или: живет в достатке и может сидеть за печкой целыми днями в течение десяти лет? Видимо, у ней с мужем детей нет и не было или были, но померли, и это сокрушило ее? Может, была причина - гонения на нее со стороны мужа? Перед нами никак не договоренный, не проясненный житейский смысл. Но ясно, что Мавра живет в "футляре", уже почти в гробу. Ее ночные выходы, боязнь света - это тоже смерти подобно. Когда разговор между Буркиным и Иваном Иванычем закончился, Буркин спал и Иван Иваныч ворочался с боку на бок и вздыхал, кто-то начал ходить недалеко от сарая, послышались легкие шаги: туп-туп. Пройдет немного и остановится, а через минуту опять: туп-туп. Это Мавра ходит. Ходит, как привидение, как напоминание о разнообразных обличиях далеко уходящей в жизнь "беликовщины" даже в безобидную народную толщу. Даже страшно становится: не вся ли жизнь принадлежит "беликовщине"? Где разумные пределы между естественной ограниченностью стремлений смертного, добровольно накладываемыми им на себя путами и принудительно сковывающими жизнь социально-общественными условиями? Рассказ «Крыжовник» Мы и плывем в этой беспредельности и снова натыкаемся на каверзный случай "футлярности", запечатленной Чеховым в рассказе "Крыжовник". Если в предыдущем действие развивалось от центра к периферии, то в "Крыжовнике" - от периферии к центру. Сначала мы видим хотя и скучную, вечно с бумагами, но государственную, "нормально", по общепринятым понятиям, текущую жизнь чиновника Николая Иваныча Чимши-Гималайского, к концу видим тот тупик, тот "футляр", к которому он пришел. Странная, "несообразная" фамилия героя. На это обращает внимание его брат - рассказчик Иван Иваныч. Никаких Гималаев тут нет, вся жизнь - комические мелочи быта, пригорки, ручейки, усадьба с заборами и свой крыжовник - предел мечтаний героя. Только натуженному самомнению Николая Иваныча могла казаться она звучной и знатной. Но в обоих случаях - в "Человеке в футляре" и в "Крыжовнике" - герои предпринимают некоторое волевое усилие, придумывают себе программу жизни, чтобы обособиться, приобрести какое-то значение в своих собственных глазах и в глазах других. Разница только в том, что Беликов расширял свое "государственное" служение по своим понятиям и держал в своих руках целый город, а Николай Иваныч бежал с государственной службы, из города в деревню и владычествует бесконтрольно только в усадьбе. Беликов любил запреты, а Николай Иваныч помышлял о высших материях. Дед Чимшей-Гималайских был мужик, а отец - солдат из кантонистов, выслужил офицерский чин и получил потомственное дворянство. Но его детям жизнь пришлось начинать сначала: после смерти отца именьишко пошло с молотка за долги и Иван и младший Николай жили, как крестьянские дети. Иван пошел по ученой части, сделался ветеринаром, а Николай - канцеляристом. Скрипел пером много лет и все мечтал о своей усадебке, где он мог бы, сидя у ворот на лавочке, глядеть на поле и лес безмятежно, сам себе хозяин. Теперь Николай Иваныч стал позволять себе иметь собственные взгляды и изрекать истины тоном министра. Когда-то в казенной палате он боялся иметь собственные взгляды. Но этот "футляр" он сбросил. Теперь важным тоном то и дело рассуждает: "Мы, дворяне", "Я, как дворянин". Самое именьице-то - Чумбароклова Пустошь - теперь получило к названию прибавку: "Гималайское тож". Сытость и праздность развили в Николае Иваныче наглое самомнение. Конечно, рассуждал он и о "народе", и о "просвещении". Но как рассуждал - как мракобес. "Образование необходимо, но для народа оно преждевременно". Исследователи Чехова еще ни разу не обратили внимания на любопытную цитату из Достоевского в "Крыжовнике". Она приводится почти слово в слово из романа "Идиот". А именно, Николаи Иваныч Чимша-Гималайский пускается в такие дали: "Я знаю народ и умею с ним обращаться (...). Меня народ любит. Стоит мне только пальцем шевельнуть, и для меня народ сделает все, что захочу". У Достоевского эти самонадеянные слова, в передаче другого лица, принадлежат Ипполиту Терентьеву, одному из демагогов, мнимо значительных личностей: "...я слышал, что вы такого мнения, что стоит вам только четверть часа в окошко с народом поговорить, и он тотчас же с вами во всем согласится и тотчас же за вами пойдет". Напоминают слова Николая Иваныча и самонадеянную фразу ханжи и лицемера Фомы Опискина из "Села Степанчикова" того же Достоевского: "Я знаю Русь, и Русь меня знает..." Николай Иваныч никуда народ вести не собирается, он только дерет с него шкуру, но вместе с сытостью появились у него и пошлые притязания. На самом деле ему на все наплевать. Его истинный идеал - "удобства", прелести деревенской жизни. Что бы в мире ни делалось, Николая Иваныча это не касается: "Сидишь на балконе, пьешь чай, а на пруде твои уточки плавают, пахнет так хорошо и... и крыжовник растет". Тут снова чувствуется цитата из Достоевского, из его "Записок из подполья"; там герой также заявляет: "Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить". Эти скрытые цитаты из Достоевского - своеобразный прием Чехова. Николай Иваныч Достоевского не читал. Но Чехов сознательно пародирует расхожие формулы, уж очень нравятся его герою эти словесные "гималаи", позволяющие прикрывать свое духовное убожество, вопиющую пошлость. Такое существование раздражало Ивана Иваныча, который сразу почувствовал ничтожество стремлений брата. Иван Иваныч исходил из мысли, что неверна общепринятая поговорка, будто человеку только и нужно "три аршина земли": "Но ведь три аршина нужны трупу, а не человеку". Неверно поветрие в обществе, что будто бы похвально нынешнее тяготение интеллигенции к земле, желание иметь усадьбу. В то время, которое изображается в рассказе, вырождались народнические стремления "ходить в народ", приобщаться к "деревенской правде" (народ сам по себе мудр, интеллигенции надо у него учиться смыслу жизни). Иван Иваныч и намекает на такого рода поветрие. Но сам он считал такое стремление вдвойне ложным, даже лицемерным. Во-первых, усадьба, хоть в сто десятин,- "те же три аршина". А во-вторых, уходить из городов, центров общественной борьбы, активной интеллектуальной жизни и прятаться в усадьбах - "это не жизнь, это эгоизм, лень, это своего рода монашество, но монашество без подвига". Рассказ и начинается не в сарае или около сарая, как предыдущий, а с широкой панорамы природы, которую обозревают проснувшиеся охотники, и сердце их радуется. Далеко впереди были видны ветряные мельницы, справа тянулся ряд холмов, и там где-то были берега реки, луга, зеленые ивы, а если стать на один из холмов, то оттуда открывалось громадное поле, и телеграф, и поезд, который издали похож на ползущую гусеницу, а в ясную погоду оттуда бывает виден даже город. Телеграф и поезд нисколько не диссонируют с остальной природой; поезд напоминает гусеницу. Но это тот самый поезд, на котором ни разу Мавра не проехала. Виден издали в ясную погоду город, в котором она ни разу не была. Для этого должна быть более ясной вся жизнь, просветленны воззрения на нее. А ведь велика, прекрасна страна, и жизнь в ней должна быть прекрасной. Иван Иваныч и выражает свои главные мысли следующим образом: "Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа". А что же случилось с его братом, Николаем Иванычем? Вроде бы он целиком добился желаемого. Ведь можно понять его: он с детства рос в деревне, любил поле, лес, ночное, драть лыко, ловить рыбу. Для детства этого достаточно. Мечтал об усадебке еще и потому, что оттягали злые люди их именьице за долги, и хотелось вернуть потерянное, как бы себя сызнова утвердить, как утвердил себя когда-то их отец-кантонист, выходец из ужасных аракчеевских поселений, жителям которых навеки предписывалась солдатчина. И в этом смысле можно понять Николая Иваныча. Если бы это было именно так... Можно понять и законность его перехода от скучной канцелярщины к живому сельскохозяйственному делу, от подчиненной, чиновничьей службы к простору личной инициативы, от городской духоты к свежему деревенскому воздуху. Ведь не было греха и в желании выращивать свой крыжовник, а не покупать его на базаре. Кто-то должен же его выращивать и везти на базар, ибо (*342) крыжовник едят все, а выращивают немногие... Все это было бы похвально и безупречно, если бы в свою усадьбу, в деревенское благоденствие Николай Иваныч не перенес бы всецело чиновничьи повадки, убогое понимание целей жизни. Николай Иваныч именно запер себя на всю жизнь в собственной усадьбе. И путь его к ней - мелкочиновный, отвратный. Он долго не женился, все копил деньги. А когда женился, то все с той же целью, чтобы купить усадьбу с крыжовником. Женился на старой, некрасивой вдове, без всякого чувства и только потому, что у нее водились деньжонки. С женой жил скупо, держал ее впроголодь, а деньги прикарманил, отдал их в рост. Через три года жена померла. Николай Иваныч не испытывал никаких угрызений совести. Наконец усадьба куплена. Николай Иваныч не украсил и не улучшил окружающую природу, он изуродовал ее, осквернил. Везде нарыл канавы, расставил заборы, изгороди, не поймешь, как проехать ко двору. Приезжего встречает рыжая толстая собака, "похожая на свинью"; но посетителей, видно, отвадили, и собака уже ленилась лаять. В кухне возится кухарка, босиком, толстая и тоже "похожая на свинью". Сам барин любил отдыхать после обеда. Приехавший в "Гималайское тож" Иван Иваныч, чтобы повидать брата, даже не узнал его сначала: "Сидит в постели, колени покрыты одеялом, постарел, располнел, обрюзг; щеки, нос и губы тянутся вперед,- того и гляди хрюкнет в одеяло". Перед нами чистая "обломовщина", гибрид Собакевича с Плюшкиным. Но Чехов не прибегает к гротеску, его правда страшна именно своей будничностью. Первая тарелка "своего" крыжовника откушана. Крыжовник был кислый, невкусный. А Николай Иваныч радовался, даже ночью не спал, подходил к тарелке и брал по ягодке. Это самодовольство задавило его. Он вскоре умер. Все безвкусно, бездарно в его затеях. Никакого обновления в округу он не внес, он встал в ряд заурядных владельцев, подчинился заведенному порядку жизни, много ел, судился с обществом и с обоими заводами, чтобы они не наступали на его угодья,- это был для него ненавистный город, тот житейский шум, от которого он хотел отгородиться. Настоящие его отношения с народом строились не на основе вычитанных фраз, а банально-прозаически, как кругом было заведено. Требовал, чтобы мужики называли его "ваше превосходительство", а в день своих именин ставил народу полведра. Это не мешало ему таскать мужиков к земскому начальнику за потравы. И такая канитель называлась жизнью. Никаким светочем культуры в деревне Николай Иваныч не оказался, никаким нововводителем в хозяйстве не был. Просто рядом с крестьянами, по-прежнему изнемогавшими на пашнях, голодавшими со своими семьями и пребывавшими в вековом невежестве, прибавился еще один обыватель, заживо себя похоронивший. Можно подумать: а обязательно ли, имея усадьбу и свой крыжовник, надо быть выдающимся человеком? Почему нужно предъявлять к Николаю Иванычу Чимше-Гималайскому какие-то повышенные требования? Может быть, он жаждал заслуженного отдыха после долгой канцелярской лямки? Кому какое дело до его отрицательных качеств? Живет он за своим забором, в конце концов, он сам хозяин своей жизни. Для ответа на эти вопросы нужно вдуматься в те слова, которые говорит в рассказе неуемный Иван Иваныч Чимша-Гималайский. Ему ли не сочувствовать своему брату, не ограждать его от нареканий. А между тем Иван Иваныч осуждает брата, находит причины для претензий. Ему в корне не нравится такая жизнь: он считает ее вредоносной, погибельной для судеб отчизны, нации. Подходит он к этим высоким критериям исподволь, словно отворив калитки всех заборов, окна всех обывательских домов и обнаружив там не жизнь, а опасное для жизни тление. Тяжкое чувство, близкое к отчаянию, порождает такая картина. Русь, где ты? Страшен общий гипноз, куда ни погляди - везде самодовольные, улыбающиеся лица, куда ни взгляни, на улицах - везде благотворная тишина и спокойствие. Тех, кто недоволен и страдает, тех совсем не слышно: из тысяч и тысяч, живущих в городе, нет ни одного, кто бы вскрикнул и громко возмутился. Россия подавлена и нема. А если бы привести статистику, она бы заговорила громко: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито. Но фасад жизни изукрашен всеобщим благодушием: "Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье..." Все это возможно, разумеется, лишь при одном условии, когда несчастные несут свое бремя молча, без этого молчания "счастье" было невозможно. Иван Иваныч хочет указать на гибельность мещанства, Россию надо пробудить. Самодовольная свинья, когда-то выведенная Щедриным, правду съела. Свинство подточило национальную жизнь так, что нужно предпринимать нечто срочное, неотложное, чтобы встряхнуть российский сон. Объективно же беспокойство Ивана Иваныча отражало кризисное настроение в русском обществе перед первой русской революцией. И сама активность его гражданской мысли была частью процесса начавшегося пробуждения. Чехов никогда своих героев-праведников не ставил на ходули, Буркин и здесь оставался себе верен. Как только он учует, что Иван Иваныч начинает множить примеры самодовольства, жадности, накопительства и клонить разговор к обобщениям, он вставляет свое: "Однако, пора спать"; "Это вы уж из другой оперы". Кажущийся же безупречным в своих обвинительных речах Иван Иваныч, срыватель "всяческих футляров", где-то по-своему расписывается в своем бессилии и неожиданно оказывается в своем "футляре": "Меня угнетают тишина и спокойствие, я боюсь смотреть на окна, так как для меня теперь нет более тяжелого зрелища, как счастливое семейство, сидящее вокруг стола и пьющее чай". Каким-то невыносимым ригоризмом попахивает от этих слов. Хотя и понятно из контекста рассказа, в каком смысле здесь говорится о "счастливом семействе" и "чаепитии". Но все же обобщение слишком безмерное, и легко угодить в опасные отвлеченности, приблизительности и наплодить множество своих "запретов", что неожиданно аукнется с Беликовым. Такие "запреты" не всегда бьют в цель. Конечная цель прогресса - и чай, и счастливое семейство, и крыжовник. Слова Ивана Иваныча разят всегда метко при конкретных поводах. Но как только чуть выше подымается его мысль, так она начинает отдавать резонерством, своего рода ограниченностью. Мысль теряет достохвальный реализм. И особенно горько такое самоограничение Ивана Иваныча: "Я уже стар и не гожусь для борьбы, я неспособен даже ненавидеть. Я только скорблю душевно, раздражаюсь, досадую, по ночам у меня горит голова от наплыва мыслей, и я не могу спать... Ах, если б я был молод!" Слова красивые и честные, призывные и своего рода завещание молодым: не уставать делать добро. Цель и смысл жизни не в личном счастье, "а в чем-то более разумном и великом". Тут видна вся Русь, и брезгливое отношение к себялюбию, и предчувствие разумного и великого будущего. И все же Иван Иваныч уходит от борьбы. Он, конечно, не Мавра, бродящая во тьме по ночам от бессонницы, и мысли его пошире и поглубже, чем у гимназических коллег Беликова, которым Щедрин и Тургенев впрок не пошли, и они молчунами остались. Но Чехов показывает свой предел и для Ивана Иваныча Чимши-Гималайского. Рассказ «О любви» Третий рассказ - история любви Алехина к Анне Алексеевне Луганович. Не со стороны, а изнутри мы видим героя. Не из головы родилась программа определенного поведения, как было в предыдущих рассказах, а из сердца, стихийно, как свойственно истинному чувству. И вместе с тем решающее, и даже детали в рассказе "О любви" - общие с теми двумя. Алехин - тот же хозяин-домосед, ограничивший свою жизнь усадьбой и заботами о ней, как и Николай Иваныч Чимша-Гималайский. Он не встревал в рассказы Буркина о Беликове и Ивана Иваныча о Николае Иваныче, если его случайные собеседники не говорили о крупе, о сене, дегте. Но из деликатности он их и не перебивал. Мысли же его всецело были заняты хозяйством. Алехин - это как бы Николай Иваныч Чимша-Гималайский, вдруг влюбившийся. Алехин интеллектуально развитее Беликова, совсем лишен его чудаковатых черт, не фискал. Алехин надел на себя "футляр" как бы временно и, казалось, мало подходил к делу, на которое себя обрек. Он даже подсмеивается над некой "милой" дамой, которая была его подругой жизни в его студенческие годы в Москве; в самых интимных моментах их встреч она думала только о том, говорит Алехин, "сколько я буду выдавать ей в месяц и почем теперь говядина за фунт". То есть, казалось бы, как ироничен Алехин, как он свободен от пошлости и как зорко видит чужую ограниченность. Сам-то он не такой... По воспитанию, как он сам говорит о себе, он белоручка, по наклонностям - кабинетный человек. Он говорит о долге перед своим отцом, который много тратил на его образование. Имение Софьино, поскольку отец, покойник, сильно задолжал, могло бы (как и в судьбе Чимша-Гималайских) пойти с молотка. Но Алехин-сын решил: "не уеду отсюда и буду работать, пока не уплачу этого долга". Алехин и стал вгрызаться в землю. Никакой альтруистической цели он уже не преследовал, даже не "ставил народу полведра", в дворяне не рвался, не размышлял над темой, нужна ли народу грамота. Это для него все "из другой оперы". Он не оставлял втуне "ни одного клочка земли", сгонял всех мужиков и баб из соседних деревень, работа у него "кипела неистовая". Но обратим внимание на очень важную черту во внутреннем облике Алехина: он интеллигент и "футляр" над собой выстраивает высокий, вроде как бы и нет и не будет "футляра", а будет небо с его солнцем и звездами. Алехин говорит: "В первое время мне казалось, что эту рабочую жизнь я могу легко помирить со своими культурными привычками". Он почитывал "Вестник Европы", прислуги, которая еще служила его отцу, не увольнял, и ему было бы "больно" ее уволить... Да, он наслышан об истинах Михайловского, Лаврова. Все эти благородные высокопарности в образе Алехина продемонстрируют еще одну новую, самую утонченную форму "футлярности". Они делают и естественным его любовное увлечение женщиной. На высокое чувство не были способны ни Беликов, ни Николай Иваныч Чимша-Гималайский. Тут речь идет о серьезной любви, которая, казалось бы, не признает никаких самоограничений, препон, "футляров". На самом же деле и здесь патетика и пошлость чередуются чересполосно, и это чисто по-чеховски. Рассказ о нежных, тонких чувствах врывается посреди алехинских застольных угощений, а этого у него не занимать стать: вкусные пирожки к завтраку, раки, бараньи котлеты... И все же потянуло хозяина исповедоваться в заветном, ибо оно так и осталось лучшим воспоминанием всей жизни... Что за развлечения его услаждали, и в почетные мировые судьи выбрали, и все чиновники его были друзья, и он их, и они его принимали "радушно". Все развлекало его. Но настоящая мерка характера и ума выступила в таком самозабвенном, предварительном признании: в окружном суде все люди образованные, юристы во фраках, сюртуках и мундирах, какой изысканный парад жизни! Яснее не сказано, но и сего довольно. Все для глаз, все тоже и для "души": "После спанья в санях, после людской кухни сидеть в кресле, в чистом белье, в легких ботинках, с цепью на груди - это такая роскошь". Тщеславие удовлетворено, особенно хороша "цепь на груди!". А вот как быть с цепью любви, которая не на груди, а в груди, в сердце пребывает. Об этом теперь и рассказ... Взаимоотношения Алехина с семьей товарища председателя окружного суда Лугановичем могли бы иметь такой же заурядный, чисто соседский характер, как и с другими людьми. В самом деле, с Лугановичем Алехин встречался на заседаниях суда в качестве почетного мирового судьи. Знакомство с его семьей было лишь одним из многих знакомств. Ничто особенное этих двух мужчин не связывало. Алехин приглашен был Лугановичем однажды довольно безразлично: "Знаете что? Пойдемте ко мне обедать". Муж и жена были рады гостю. И по многим мелочам, обычно выразительно характеризующим семейную жизнь, по тому, как супруги вместе варили кофе, как они понимали друг друга с полуслова, было видно, что они живут мирно, благополучно. Гость им не помеха, а приятное развлечение, и Алехин скоро стал другом дома. К нему привыкли, и он к ним привык. Сначала обозначилась даже некоторая разница в воззрениях в пользу четы Лугановичей. Они беспокоились, как это он, Алехин, образованный человек, знающий языки, живет в деревне, вертится как белка в колесе, много работает, а всегда без гроша, вместо того, чтобы заниматься наукой или литературным трудом. Ведь где-то в душе он и сам считал, что предназначен для такого рода деятельности. Как-то получалось так, что вот и другим людям, не бог весть как проницательным, бросалось в глаза, что вроде бы Алехин предназначен для другой, высшей деятельности, чем выращивание огурцов, капусты, ягод, яблок. Им даже казалось, что он должен "страдать" от узкой прозаичности своей жизни. И даже старались помогать ему, когда кредиторы его теснили. Муж и жена шептались и просили не стесняться принять необходимую сумму. Но деньги он не брал. И тогда предлагали ему какие-нибудь сувениры. И Алехин брал, расплачиваясь присылаемой из деревни битой птицей, маслом, цветами. Такого рода отношения могли бы превратиться в банальный круговорот вещей, не задевая чувств и судеб. А между тем любовь нагрянула. Любовь с первого взгляда, на всю жизнь - и взаимная. При первом знакомстве, когда Луганович представлял гостю свою жену, Анна Алексеевна произвела неизгладимое впечатление на Алехина: он увидел женщину молодую, двадцати двух лет, прекрасную, добрую, интеллигентную, обаятельную. Как это часто бывает в таких случаях, новое сильное чувство отозвалось чем-то давним, и Алехин почувствовал в ней существо близкое, уже знакомое. Даже показалось ему, что эти приветливые и умные глаза он уже видел когда-то в детстве, в альбоме матери, лежавшем на комоде. Первое впечатление решало все: это был зов сердца, это осознавалось умом, проникало в глубинные свежие воспоминания. Как бы сама мать благословляла это чувство. В тот же вечер стало ясно, что и Алехин произвел на Анну Алексеевну особенное впечатление. Это видно было из тех мелочей, которые не замечает третье лицо, и видят и чувствуют только влюбленные. Затеянный за столом разговор среди других незначащих тем коснулся предмета последнего судебного разбирательства, с которого только что пришли мужчины. Это было знаменитое дело поджигателей. Разбирательство длилось два дня, и, видимо, весь город был вовлечен в интерес дела. Известно лишь из рассказа, что в поджигательстве обвинили каких-то четырех евреев, признавали наличие целой шайки. Алехин, вовсе не желая показаться "интересной личностью" и не принимая в соображение, что он может столкнуться во мнениях с Лугановичем, бросил реплику, что он решение суда считает неосновательным. Согласие во мнениях супругов было столь общим, что здесь личное суждение гостя, заявленное и затем развивавшееся им для убедительности с необыкновенной взволнованностью, оказалось вдруг необычным явлением, своего рода праздником ума, что поставило Алехина в позу исключительности. Анна Алексеевна все покачивала головой. Видно, как необычен был строй мыслей Алехина, а его взволнованность явно увлекала ее, и она то и дело спрашивала мужа: "Дмитрий, как же это так?" Луганович ничего не мог противопоставить Алехину, кроме того, что крепко держался общепринятых мнений и считал, что, "раз человек попал под суд, то значит, он виноват". И выражать сомнение в правильности приговора, считал, можно только в законном порядке, но никак не в частном разговоре и не за обедом. Добряк Луганович, сам (*349)того не подозревая, совершенно выглядел "человеком в футляре" и держался правила "как бы чего не вышло". А чтобы смягчить свое указание на неуместность застольного вольномыслия, он для вящей убедительности и, конечно, добродушно, с улыбкой добавил: "Мы с вами не поджигали (...) и вот нас же не судят, не сажают в тюрьму". Какая емкая, всесокрушающая, всепримиряющая обывательская фраза: моя хата с краю. Раз хватают и судят, значит, знают, за что. Не может быть простого частного мнения, мнение должно быть изложено на бумаге и непременно в "законном порядке". До совести и разума обывателям и дела нет. Чувствовалось, что Анна Алексеевна ближе во мнениях о поджигателях к Алехину, чем к мужу. Любознательность ее жаждала пищи, она еще не полностью заснула духовно в браке с Лугановичем, этой "милейшей личностью". Долго спустя она припоминала Алехину, что при первом знакомстве ей бросились в глаза его молодость и бодрость. Молодость в том смысле, что Алехин тогда был возбужден, вел себя, как студент, вольнодумец, смутивший мирный семейный сон. Да и Алехину тогда было гораздо меньше лет, чем ее мужу, который был старше ее на двадцать лет. А бодрость понималась особенным образом, он тогда "много говорил". И все это Анна Алексеевна запомнила. В этом же позднейшем разговоре последовало и ее признание: "даже увлеклась вами немножко". Алехин увлекся тоже и не раз вспоминал "о стройной белокурой женщине", и "точно легкая тень ее" лежала на его душе. Но развитие чувства сразу приняло странный характер, душивший само это чувство. Познакомившись с Анной Алексеевной в начале весны, Алехин на полгода закатил в свое Софьино и не появлялся в городе. И вот на благотворительном спектакле его приглашают в губернаторскую ложу, и рядом с губернаторшей - снова Анна Алексеевна. И опять то же самое "неотразимое, бьющее впечатление красоты и милых, ласковых глаз", и опять то же "чувство близости". Вот здесь, в завязавшемся разговоре, в антрактах, в фойе, она не без укора говорит ему: "Вы похудели... у вас вялый вид", а весной он был молод и бодр. И после реплики: "Я даже увлеклась вами немножко",- она говорит ему еще большее: "Почему-то часто в течение лета вы приходили мне на память, и сегодня, когда я собиралась в театр, мне казалось, что я вас увижу". Сам не приходил, а на память приходил... Неизменно следовал ее вопрос: "Почему вас так долго не было?.. Случилось что-нибудь?" Однако ничего не случалось. Он постоянно думал о ней. Но больше вот с какой стороны: что за тайна молодой, красивой, умной женщины, которая выходит за неинтересного человека, в два раза старше ее, как можно иметь от него детей, поддерживать с ним семейный лад? Почему везет таким простакам, которые женятся на молодых, красивых, умных женщинах и упиваются счастьем, считая, что они вполне достойны его? Какие бы отрицательные черты Алехин ни имел, эти его размышления очень важны, хотя ответить на такие вопросы почти невозможно. Чужой "футляр" он видит, и видит, что в него положены неравноценные предметы. Но никакой вины не видит ни с чьей стороны. Таков ход вещей в жизни, хотя и возмутительный. Достоин всяческого внимания самоанализ Алехина - критическое отношение к самому себе. Все приговоры его - в пользу Анны Алексеевны, свою же роль он видит весьма жалкой. Так, по крайней мере, долго кажется читателю. Любовь героев осталась незавершенной. Алехин и Анна Алексеевна расстались при обстоятельствах, вполне выявивших их чувства. Они оба, конечно, боялись, что тайна их взаимной привязанности станет известна мужу. Алехин и Анна Алексеевна вместе, вдвоем, не раз ходили в городской театр, всякий раз пешком, чтобы продлить время встреч, сидели в креслах рядом, плечи их касались, он молча брал из ее рук бинокль и чувствовал, что она близка ему, "что она моя, что нам нельзя друг без друга". В городе о них говорили бог знает что. Но в том-то и дело, что в этих разговорах не было ни одного слова правды. После театра они прощались и расходились, как чужие. И все начиналось сначала. Самое трудное состояло в том, что они оба боялись всего того, что могло бы раскрыть их тайну им же самим. Алехин любил Анну Алексеевну - это несомненно, любил нежно, глубоко. Но он спрашивал сам себя, имеет ли он право разрушить ее семейное счастье? Честно ли это было бы с его стороны? Ведь в этом доме его хорошо принимали, любили и верили ему. Самоанализ подымался до очень большой высоты. Алехин спрашивал себя: что может он предложить Анне Алексеевне взамен? Сменить одну неинтересную жизнь на другую, столь же неинтересную? Одно из его самоубийственных признаний даже отдает несколько газетной фразой, но и оно искренно: "Другое дело, если бы у меня была красивая, интересная жизнь, если б я, например, боролся за освобождение родины или был знаменитым ученым, артистом..." Будни менять на будни - стоит ли? А вдруг заболеет, вдруг разлюбим друг друга, что тогда будет с ней? Анна Алексеевна, неизмеримо более связанная условиями, чем Алехин, не получив в ответ столь ясных заявлений об испытываемых им чувствах к ней, лишь догадывалась о них. Досадуя на редкие встречи с ним, она имела полное право думать, как неопределенным делается ее положение. Ни лгать, ни открыто объявить обо всем мужу она не могла. Но самоотвержение женщины не знает границ - ее мучил и другой вопрос: принесет ли она счастье Алехину, если даже порвет с мужем? Она боялась осложнить жизнь Алехина, считая ее и без того тяжелой, преисполненной всяких неурядиц. Ей начинало казаться, что она уже недостаточно молода для него. Что она не столь трудолюбива и энергична, "чтобы начать новую жизнь". Она с мужем говорила об Алехине в том смысле, что Алехину нужно жениться на девушке, достойной его, которая была бы хорошей помощницей в его жизни, и прежде всего, конечно, хозяйкой. Но, допустив такую мысль, Анна Алексеевна тут же добавляла, что такой девушки во всем городе не найти. Конечно, это были уловки заговорить тоску по любимому человеку. Шли годы, Анна Алексеевна стала нервной, она мучалась мыслью, что жизнь ее испорчена, иногда она не хотела видеть ни мужа, ни детей. При встречах с Алехиным на людях, в гостиной, она обнаруживала "странное раздражение" против него. О чем бы ни шла речь, она постоянно оспаривала его мнения или принимала в спорах сторону его противников. Ясно, что любовь принимала извращенный характер, нерешительность Алехина душила любовь. Вполне раскрылись чувства с его стороны только в последний момент, когда было уже поздно. Анна Алексеевна уезжала лечиться от нервов в Крым, она простилась на перроне с мужем и детьми, а Алехин вбежал в купе с забытой ею корзинкой, при самом отходе поезда. И тут в пустом купе, наедине, они бросились друг к другу в объятия, поцеловались, и слезы потекли. Алехин признался в любви и понял, как мелко, обманчиво было все до сих пор между ними. Несколько комично звучит одна подробность этой сцены; расставшись, он, однако, ехал с ней в том же вагоне до ближайшей станции без билета, уединившись в соседнем пустом купе, и плакал... Что же мешало ему остаться с ней вместе, разве кто стеснял их на этот раз?.. Какая-то подсознательная, но все та же "обманчивость" оставалась у него и сейчас. Не хватало, как всегда, решительности, действия. Они могли ехать в Крым вместе. Алехин чистосердечно рассказывал приятелям-охотникам, все как было, не щадя себя и Анну Алексеевну, которую в городе все знали. Мужу Анны Алексеевны он, наверное, на следующий день объяснял свою задержку в вагоне как обычный вокзальный курьезный случай: не успел выпрыгнуть, поезд тронулся... Как-то пришлось же объяснять: его видели шмыгнувшим в вагон с корзинкой, а как обратно вернулся, не видели... Но вывод его был правильным и красноречивым, мудрым, поучительным, великим, не для себя, а хотя бы как общее "правило": "Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе". Тут даже мелочью считается муж, дети, счастье или несчастье. Алехин вроде бы понял главное. Но главное заключалось в том, что он ничего не сделал ни в тот момент, ни после. Ничего в его жизни не переменилось. Анна Алексеевна более не возникает на горизонте его жизни. Он только исповедуется перед случайными людьми... Алехин, конечно, был недостоин любви Анны Алексеевны. Он рассказывает историю их взаимоотношений так, что старается оправдать себя. Но Чехов его не оправдывает. Для него алехинская история - еще одна форма "футлярности", самая недостойная, самая позорная, поскольку извращает святое чувство любви. Автор предоставляет герою полную возможность выговориться, хотя бы задним числом искупить вину. Тем не менее Алехин остается самим собой и своим пониманием случившегося еще раз доказывает, что он обыватель, фигура отрицательная, только более изощренная в утверждении своих принципов, чем Беликов и Николай Иванович Чимша-Гималайский. Чехов считал, что влюбленность указывает человеку, каким он должен быть, способность к любви - это проявление человечности в человеке. Алехин же считает, что надо отказаться от любви, раз жизнь скучна и буднична. Но ведь Алехин сам виноват в своей жизни. Он сам ее такой устроил. Во всех трех рассказах есть общая мысль. В "Человеке в футляре" - как загублен смысл жизни, в "Крыжовнике" - как загублен смысл деятельности, а в "О любви" - как загублен цвет жизни. А в итоге возникает громкий вывод Ивана Иваныча Чимши-Гималайского: "Нет, больше жить так невозможно". Типичность того, что изображено в первых двух рассказах - в "Человеке в футляре", "Крыжовнике", - не вызывает сомнений: здесь все наглядно убедительно. Но в чем можно усмотреть типичность рассказа "О любви", образа Алехина и его поведения? Исследователи Чехова охотно цитируют слова Алехина, переадресовывая их Чехову, полагая, что и сам писатель смотрит на вещи так же, как его герой. Речь идет о следующих рассуждениях Алехина: "До сих пор о любви была сказана только одна неоспоримая правда, а именно, что "тайна сия велика есть", все же остальное, что писали и говорили о любви, было не решением, а только постановкой вопросов, которые так и оставались неразрешенными". А затем Алехин продолжает: "То объяснение, которое, казалось бы, годится для одного случая, уже не годится для десяти других, и самое лучшее, по-моему,- это объяснять каждый случай в отдельности, не пытаясь обобщать. Надо, как говорят доктора, индивидуализировать каждый отдельный случай". Некоторые исследователи Чехова в выражении "индивидуализировать каждый отдельный случай", "не пытаясь обобщать", видят даже чеховское суждение о природе типического, оно у него этой локализацией индивидуального якобы и отличается от типического у остальных писателей, говорят даже, что он не "обобщает", а "индивидуализирует"... Но следует здраво разобраться, шаг за шагом, в длинном высказывании Алехина. Все ли тут от души и нет ли тут уловок в связи с его собственной любовной историей? Надо разобраться, при чем тут Чехов и имеет ли приведенное высказывание какое-либо отношение к его способам типизации. И так ли уж сами доктора стараются "индивидуализировать каждый отдельный случай"? Может быть, и для них существуют не только пациенты с их индивидуальными особенностями, но и болезни, от которых они их лечат? Может быть, "индивидуализируя каждый отдельный случай", доктора все же "обобщают", то есть подводят частные случаи под общий знаменатель: определяют болезнь, собирают консилиумы, припоминают, чему их учили в свое время, учитывают практику, руководства и пособия, справочники - одним словом, опираются на науку, на "рецепты". Но вернемся к Алехину, а затем к Чехову-художнику. Алехину очень нужна "тайна сия" и чем темнее, тем лучше. Люди знают, как сложно чувство любви и как оно действительно преисполнено тайн. Но с Алехиным как раз в этом деле все ясно. Он спекулирует высокими фразами о великом чувстве, чтобы скрыть неприглядную прозаичность своего обывательского поведения в отношении с Анной Алексеевной. И выражения "объяснять каждый случай в отдельности", "индивидуализировать", "не обобщать" - это тоже высокопарный флер, набрасываемый на самоочевидные истины. Алехину очень важно - и он сам берет это дело в свои руки - объяснить свой собственный "отдельный случай", выгораживая себя в своих отношениях с Анной Алексеевной. А между тем из этого "отдельного случая" так и выпирает его неприглядная типическая сущность. Ситуация не раз уже затрагивалась русскими писателями и критиками, вспомним хотя бы повесть Тургенева "Ася", статью Чернышевского "Русский человек на rendez-vous". Перед нами давно запетая пластинка. Ключи к "тайне великой", в которой всегда пасовали русские Ромео, давно подобраны. Сила чеховской разработки этой темы в изображении чрезвычайной обывательской низменности поступков Ромео, который топчет чувство, в исключительной усложненности положения жертвы любви, в показе тех самоновейших выспренностей, которыми прикрывается тяжелая история, в перенесении этой некогда "дворянской" темы на почву "среднего" сословия, под знаком особо критических суждений относительно человеческой порядочности. И конечно, при этом огромную роль играют знаменитые чеховские "мелочи", через которые он умеет решать сложные вопросы. Вот тут мы и выходим к вопросу о своеобразии типического у Чехова. Он был и писателем, и врачом, он мог видеть разумную долю истины в "индивидуализации каждого отдельного случая". Однако и в медицине, и в искусстве действует тот же механизм соотношения частного и общего. В области искусства "индивидуализация" вовсе не заменяет и не отменяет типизации. Образ и есть единство индивидуального и общего. Если угодно, "индивидуальное" по отношению к рассказу "О любви" давно выяснено. Писательница Лидия Алексеевна Авилова после смерти Чехова в своих воспоминаниях утверждала, что в рассказе "О любви" изображена история, имевшая место во взаимоотношениях между Чеховым и ею, Авиловой. Достоверность такого утверждения, как "индивидуализированного случая", серьезно не оспаривается учеными. Достоверность здесь даже большая, чем в случаях отыскания прототипов для образа Беликова. Версию Авиловой, что она прототип Анны Алексеевны, не оспаривала даже М. П. Чехова, сестра писателя. Принимали ее чистосердечно и другие современники Чехова, как, например, И. А. Бунин. Сестра писателя М. П. Чехова, правда, оговаривалась, что если можно верить Авиловой в том, как она характеризует свои чувства к Чехову, то затруднительно дать ответ на вопрос о чувствах к ней Чехова. Свои письма к Чехову Авилова уничтожила, а дошедшие до нас письма Чехова к ней свидетельствуют о довольно сдержанном отношении его к Авиловой, хотя отношения были корректно дружескими и в значительной степени связаны с попытками литературного творчества Авиловой, которая присылала свои произведения на просмотр Чехову. Можно себе представить всю эту проблему в несколько огрубленном виде, но зато придающем ей неоспоримую ясность: если Авилова - это Анна Алексеевна Луганович, то вряд ли Алехин - это Чехов. Даже очевидным становится, что такого рода "индивидуализация", которая отбрасывает "общее", сущность человека, ничего не дает, явно не состоятельна. Степень "индивидуализации", наделения образов неповторимыми чертами, дающими возможность видеть их как живые лица, верить в их жизненную достоверность, у Чехова во всех трех рассказах в принципе одинаковая. Допустим даже, что в связи с характером темы рассказа "О любви" Алехину отпущено больше этой "индивидуализации". Но через эту "индивидуализацию так и проглядывает то общее, что роднит Алехина с Беликовым и Николаем Иванычем Чимшей-Гималайским. "Индивидуализация" дает три разных рассказа, а типическое дает "трилогию". И общее идет так далеко, что Чеховым предпола(*356)галась даже целая серия рассказов, обобщавшая, подводившая под общий знаменатель большой ряд случаев и лиц. Законы типизации у Чехова те же, что и у других художников слова. Его своеобразие не в отказе от типизации и не в замене ее "индивидуализацией", а в умении применять один из основных законов подлинного искусства к своим темам, к своим героям в условиях своей исторической действительности. "Трилогия" как раз и есть тот особенный счастливый случай, который позволяет установить общее у Чехова со всей русской классикой, его индивидуальную манеру типизировать Анализ пьесы А.П. Чехова «Вишневый сад» Пьеса «Вишневый сад» - последнее драматическое произведение Чехова, печальная элегия об уходящем времени «дворянских гнезд». В письме к Н.А. Лейкину Чехов признавался: «Ужасно я люблю все то, что в России называется имением. Это слово еще не потеряло своего поэтического оттенка». Драматургу было дорого все то, что связано с усадебной жизнью, она символизировала теплоту семейных отношений, к которой так стремился А.П. Чехов. И в Мелихове, и в Ялте, где довелось ему жить. Образ вишневого сада является центральным образом в комедии Чехова, он представлен лейтмотивом различных временных планов, невольно соединяя прошлое с настоящим. Но вишневый сад – не просто фон происходящих событий, он – символ усадебной жизни. Судьба имения сюжетно организует пьесу. Уже в первом действии, сразу после встречи Раневской, начинается обсуждение спасения заложенного имения от торгов. В третьем действии имение продано, в четвертом – прощание с усадьбой и прошлой жизнью. Вишневый сад олицетворяет не только усадьбу: он прекрасное творение природы, которое должен сохранить человек. Автор уделяет большое внимание этому образу, что подтверждается развернутыми ремарками и репликами героев. Вся атмосфера, которая связана в пьесе с образом вишневого сада, служит утверждению его непреходящей эстетической ценности, утрата которой не может не обеднить духовной жизни людей. Именно поэтому образ сада выносится в заглавие. Вишневый сад выступает своеобразным нравственным критерием, по отношению к нему определяются не только действующие лица пьесы, но и мы. «Вишневый сад» - комедия о беспечных русских людях, - писал Ю, Соболев. В этой пьесе переходит в грусть, оборачивает тревогой. Большое количество комических сцен – фокусы Шарлотты, ошибки Епиходова, глупые речи Гаева, только усиливают грусть, «тоску по идеалу». В классической комедии порок обычно бывает наказан, добродетель торжествует. В пьесе Чехова нет явно отрицательных героев, и положительные отсутствуют. Неясен с первого взгляда и конфликт произведения. Дело в том, что предметом изображения в пьесах драматурга является собственно не действие, их нежелание и невозможность совершить поступок. Именно это и осмеивается в комедиях Чехова К.С. Станиславский отмечал особый характер конфликта пьесы «Вишневый сад» Комизм «Вишневого сада» коренится в ситуациях, отражающих комедийный смысл самой жизни. Чехов своеобразно трактовал этот жанр. В его представлении комедия – это драма, с тончайшей иронией высмеивающая пошлость. Традиционный обличительный пафос, «смех сквозь слезы», по меткому замечанию писательницы Тэффи, в поэтике Чехова сменяется «смехом вместо слез». Прошлое, настоящее, и будущее в пьесе А.П. Чехова "Вишневый сад" Своей последней пьесе Чехов дал подзаголовок "комедия". Но в первой  постановке Московского художественного театра еще при жизни автора  пьеса предстала тяжелой драмой, даже трагедией.  "Вишневый сад" рисует прощание хозяев, теперь уже бывших, с их  родовым дворянским гнездом. Тема эта неоднократно освещалась в  русской литературе второй половины XIX века и до Чехова и  трагедийно драматически и комически. В чем особенности чеховского  решения этой проблемы?  Во многом оно определяется отношением Чехова к уходящему в  социальное небытие дворянству и идущему ему на смену капиталу,  которое он выразил в образах соответственно Раневской и Лопахина. В  обоих сословиях и их взаимодействии Чехов видел преемственность  носителей отечественной культуры. Дворянское гнездо для Чехова  прежде всего очаг культуры. Конечно, это еще и музей крепостного  права, и об этом говорится в пьесе, но Чехов видит в дворянской  усадьбе все-таки в первую очередь культурное гнездо. Раневская - его  хозяйка и душа дома. Именно поэтому, несмотря на все ее легкомыслие  и пороки к ней тянутся люди. Вернулась хозяйка, и дом ожил, в  него потянулись уже, кажется, навсегда покинувшие его прежние  обитатели.  Лопахин под стать ей. Он чувствителен к поэзии в широком смысле  этого слова, у него, как говорит Петя Трофимов, "тонкие, нежные  пальцы, как у артиста... тонкая нежная душа". И в Раневской он  чувствует такую же, родственную душу. Пошлость жизни наступает на  него со всех сторон, он приобретает черты ухаря-купца, начинает  кичиться своим демократическим происхождением и бравировать  некультурностью (а это считалось престижным в тогдашних "передовых  кругах"), но и он ждет Раневскую, чтобы около нее очиститься, снова  выявить в себе художественно-поэтическое начало. Такое изображение  капитализма опиралось на реальные факты. Ведь многие русские купцы  и капиталисты, разбогатевшие к концу века, проявили интерес и заботу  о культуре. Мамонтов, Морозов, Зимин содержали театры, братья  Третьяковы основали картинную галерею в Москве, купеческий сын  Алексеев, взявший сценический псевдоним Станиславский, принес в  Художественный театр не только творческие идеи, но и отцовское  богатство, и весьма немалое. Лопахин - капиталист иного пошиба.  Дворяне выбрасываются из жизни, их место занимает  буржуазия. Как ведут себя хозяева вишневого сада? По идее, надо  спасать себя и сад. Как? Социально переродиться, тоже стать буржуа,  что и предлагает Лопахин. Но для Гаева и Раневской это значит  изменить себе, своим привычкам, вкусам, идеалам, жизненным  ценностям. И поэтому они молчаливо отвергают предложение  Лопахина и бесстрашно идут навстречу своему социальному и  жизненному краху.  Бывшие хозяева и их окружение (т.е. Раневская, Варя, Гаев, Пищик,  Шарлотта, Дуняша, Фирс) ведут себя смешно, а в свете  надвигающегося на них социального небытия глупо, неразумно. Они  делают вид, что все идет по-прежнему, ничего не изменилось и не  изменится. Это обман, само- и взаимообман. Но этим они единственно  могут противостоять неизбежности неотвратимого рока. Лопахин скорее  искренне горюет, он не видит в Раневской и даже в третирующем его Гаеве классовых врагов, для него это дорогие, милые ему люди.  Общечеловеческий, гуманистический подход к человеку доминируют в  пьесе над сословно-классовым. Особенно сильна борьба этих двух  подходов в душе Лопахина, что видно из его заключительного монолога  3 акта.  А как ведет себя в это время молодежь? Плохо! У Ани в силу ее  малолетства самое неопределенное и в то же время радужное  представление об ожидающем ее будущем. Она в восторге от болтовни  Пети Трофимова. Последнему хотя и 26 или 27 лет, но он считается  молодым и, похоже, превратил свою молодость в профессию. Иначе  объяснить его инфантильность и, самое удивительное, общее  признание, которым он пользуется, нельзя. Раневская жестоко, но  справедливо выбранила его, в ответ он упал с лестницы. Его красивым  призывам верит только Аня, но ее, повторим, извиняет ее молодость.  Гораздо больше того, что он говорит, Петю характеризуют его калоши,  "грязные, старые  Как уже говорилось, для Чехова характерна объективная манера  повествования, в прозе его голос не слышен. В драме услышать  собственно авторский голос вообще невозможно. И все-таки комедия,  драма или трагедия "Вишневый сад"? Зная, как Чехов не любил  определенность и, следовательно, неполноту охвата жизненного  явления со всеми его сложностями, следует осторожно ответить: всего  понемногу. Последнее слово и в этом вопросе все-таки скажет театр. РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ. СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК РУССКОЙ ПОЭЗИИ КАК КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ЭПОХА Начало XX века характеризуется необыкновенным культурным подъемом, который философ Н. Бердяев называл «русским Ренессансом». Это было время бурного расцвета живописи, музыки, литературы. Появляются новые стили, новые формы; художественные поиски художников, композиторов и писателей определялись главной чертой - изобразить противоречивый характер времени, найти ответы на многочисленные вопросы современности. Свойственная эпохе неразделимая связь творчества и личной судьбы выразилась во множестве художественных шедевров. Этот период русской литературы принято называть серебряным веком. Существует множество точек зрения относительно того, кто первым дал метафорическое название этому этапу русской культуры. Одни исследователи считают, что термин «серебряный век» ввел в литературу Николай Бердяев, другие утверждают, что пальма первенства принадлежит поэту Николаю Оцупу, третьи называют Николая Гумилева, четвертые - издателя Сергея Маковского. Но это не суть важно. Принципиально другое: если представители русской культуры одновременно приходят к заключению, что эпоха ознаменована рождением новой эстетики, новой философии, то следует задуматься над смыслом, который вкладывали поэты и мыслители в эту метафору. Выражение «Серебряный век» происходит из античной традиции: деление истории человечества на «золотой», «серебряный», «медный» и «железный» века в поэме древнегреческого поэта Гесиода «Труды и дни», а также в поэме римского поэта Овидия «Метаморфозы». «В России с этой четырехступенчатой формулы, начиная с 19 века, в широкое употребление попало выражение «золотой век», а затем, в качестве оппозиции для обозначения современности для тех, кто пишет - «железный век». «Мой дар убог, и голос мой не громок, Но я живу, и на земле моей Кому-нибудь любезно бытие: Его найдет далекий мой потомок В моих стихах; как знать? Душа моя Окажется с душой его в сношеньи, И как нашёл я друга в поколеньи, Читателя найду в потомстве я.» Е.А. Баратинский В конце ХIХ и начале ХХ веков формула «Серебрянный век» в статьях В.С. Соловьева «Импрессионизм мысли» (1897 г.) и В.В. Розанова «И. Тургенев. К 20-летию его смерти» (1903 г.) была впервые в русской критике применена к тем, кто пришёл в литературу после пушкинского «Золотого века» (1840-1880 г.г.) Золотой век русской поэзии воплотился в творчестве прежде всего Пушкина, и именно с ним спорят или ведут задушевный разговор писатели и поэты рубежа веков («Мой Пушкин» Цветаевой, «Юбилейное» Маяковского, речи и статьи Блока и Ахматовой о Пушкине). «Солнце русской поэзии» стало тем высочайшим эталоном, с которым соотносили себя его наследники. Если реализм XIX века стремился приблизить искусство к действительности, познать с его помощью жизнь, то для новой поэзии характерной стала противоположная мысль: жизнь подчиняется законам искусства, и именно оно становится силой, преобразующей реальность. Поэт, прозаик, драматург, религиозный философ и литературный критик Д. Мережковский в статье «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы» отмечал, что одной из причин литературного кризиса конца XIX века можно считать обособленность всякого русского писателя, отсутствие общих целей, единого литературного стиля, что привело к разобщенности и непониманию, а отсюда и к умиранию культуры. Ее возрождение, по мысли автора, падало на новое поколение: «Но придут другие и все-таки будут продолжать их дело, потому это дело — живое». Действительно, рождающаяся на рубеже веков новая культура поставит под сомнение многие испытанные и доказанные истины, она откажется от позитивизма и узко понимаемой гражданственности искусства и провозгласит «три главных элемента» художественного творчества: «мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности» (Д. Мережковский). Так и возникнет модернизм в русской литературе, основу которого как литературного направления составят символизм, акмеизм и футуризм, заявившие о своем существовании между 1890 и 1917 годами. Безусловно, модернизм не исчерпывает всю поэзию рубежа веков, но во многом определяет ее развитие. «Серебряный век» - условное обозначение культурной эпохи в истории России на рубеже XIX-XX вв., которое вошло в критику и науку в конце 1950-х - начале 1960-х гг. Согласно слов Николая Оцупа, впервые термин «Серебряный век» появился в трудах философа Бердяева. Синоним формулы «русский культурный ренессанс» он сравнил с европейским Возрождением. Но четко сам термин закрепился за русской поэзией модернизма после появления статьи Н. Оцупа - поэта-эмигранта (1894—1958), некогда учившегося в Царскосельском лицее, где служил Иннокентий Анненский и где учился Николай Гумилев. В статье 1933 года «Серебряный век русской поэзии» он писал: «Золотой век» русской поэзии можно сравнить с солнцем, а «Серебряный» - с луной». Эпитеты «золотой» и «серебряный» имеют значение не степени качества, не определенного творческого уровня, а говорят о разнице основных настроений эпохи: «солнечный блеск поэтов XIX века и скука века ХХ». Поэты, которые создавали на рубеже двух веков, на самом деле, жили на грани двух миров: Нижняя граница (1881 - 1892) – это время убийства Александра ІІ, смерти Ф. Достоевского и выхода из печати сборника Д. Мережковского «Символы», а также его лекции «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы». Поэт, прозаик, драматург, религиозный философ и литературный критик Д. Мережковский в статье «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы» отмечал, что одной из причин литературного кризиса конца XIX века можно считать обособленность всякого русского писателя, отсутствие общих целей, единого литературного стиля, что привело к разобщенности и непониманию, а отсюда и к умиранию культуры. Ее возрождение, по мысли автора, падало на новое поколение: «Но придут другие и все-таки будут продолжать их дело, потому это дело — живое». Верхняя граница (1913 - 1922) - это время, которое завершило события Первой мировой войны, Февральской и Октябрьской революций, которые похоронили весь традиционный культурный и общественно-политический социальный уклад русской жизни. Само время выдвинуло перед нами задачу выбора пути. Неслучайно, именно в эти годы в России появилось большое количество литературных течений (направлений), группировок. Большинство из них исчезли, растворившись в дымке лет. Но основные остались в истории литературы благодаря своему таланту. Декадентство. В русской художественной культуре конца XIX - начала XX веков декадентство получило распространение, которое обозначало такие явления в искусстве как отказ от гражданских идеалов и веры в разум, погружение в сферу индивидуалистических переживаний. Декадентские настроения захватили деятелей различных художественных направлений, в том числе и реалистического. Однако чаще всего эти идеи были присущи модернистским течениям. Модернизм. Понятие «модернизм» вмещало многие явления литературы и искусства ХХ века, рожденные в начале этого века, новые по сравнению с реализмом предшествующего столетия. Характерными чертами искусства становятся синтез литературы, живописи и музыки. В модернистские группы и направления - «символизм», «акмеизм», «футуризм», «имажинизм» - объединялись писатели и поэты разные по своим идейно-художественным предпочтениями, дальнейшей судьбе в литературе. Эти писатели видели свободу литературы, жрецами которой они себя провозглашали, прежде всего в культе силы «сверхчеловека», свободного от моральных и общественных идеалов. Символизм. «Серебряный век» - сложное удивительное полотно русской поэзии, которое начало ткаться незримой рукой создателя в 90-х годах XIX века. И первым наиболее ярким рисунком этого бесценного, многоликого творения стал символизм с его поэтикой намека и аллегории. Символизм - литературное направление (течение) конца XIX - начала ХХ века. Он сложился во Франции уже в 70-80-е годы XIX века. Символ для символистов - это не общепонятный знак. От реалистического образа он отличается тем, что передает не объективную сущность явления, а собственное представление поэта о личности, чаще всего смутное и неопределенное. Символ - многозначная аллегория, которая сформировала поэтику Священного писания. Поэзия, согласно теории Соловьева, должна подходить к действительности через тонкие намеки и полутона: «Никаких цветов: ничего кроме нюансов». В.М. Орлов точно определил, что «ценность стихотворной речи они видели в «недосказанности», называя все это символической энергией слова, не порабощенного длинными веками служения внешнему опыту. Творчество лучших художников, которые принадлежали к символизму, было значительно шире и масштабнее творческих рамок этого течения. Им была свойственна высокое и строгое мастерство, чувство формы, обостренное внимание к слову, к его музыкальности, и, конечно, исключительная свобода нравственного выражения. Я тебя сравнивать хотел бы с нежной ивой плакучей Что склоняет ветви к влаге, словно слыша звон созвучий… Я тебя сравнивать хотел бы с той индусской баядерой, Что сейчас-сейчас заплачет, чувствам моря звездной мерой. Я тебя сравнить хотел бы… Но игра сравнений темна, Ибо слишком очевидно: ты средь женщин несравненна. К. Бальмонт Поэты - символисты стали под лозунг А.С. Пушкина: «Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв», выбрав для себя раз и навсегда лагерь «эстетизма». Это роднило символистов с акмеистами, футуристами Короткий вечер тихо угасает И пред смертью ласкою немой На одно мгновенье примеряю Небеса с излученной землей. Д. Мережковский СИМВОЛИЗМ утверждал индивидуализм, интерес к проблеме личности. Основным принципом эстетики является искусство для искусства”, “тайнопись неизречённого”, недосказанность, замена образа. Старшие символисты: В. Брюсов, Ф. Сологуб, Д. Мережковский, З. Гиппиус, младшие – А. Блок, К. Бальмонт, А. Белый. Поэты-символисты внесли существенный вклад в развитие отечественной культуры. Наиболее талантливые из них по-своему отразили трагизм положения человека, не сумевшего найти своего места в жизни, в мире, сотрясаемом грандиозными социальными конфликтами, пытались отыскать новые способы для художественного осмысления мира. Им принадлежат серьёзные открытия в области поэтики, ритмики стиха, усиления в нём музыкального начала. Акмеизм. Акмеизм - течение в русской поэзии 1910 - х гг., которое провозглашало освобождение поэзии от символистских порывов к «идеальному» возвращению, к материальному миру, предмету. «Земной» поэзии акмеизма свойственны отдельные модернистские мотивы, склонность к эстетизму, камерности или поэтизации чувств первобытного человека, «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь». В спокойных пригородах снег Сгребают дворники лопатами; Я с мужиками бородатыми Иду, прохожий человек. Мелькают женщины в платках И тявкают дворняжки шалые, И самоваров розы алые Горят в трактирах и домах. О. Мандельштам Акмеисты считали себя потомками «достойного отца» - символизма, который, по выражению Н. Гумилева, «... закончил свой круг развития и теперь падает». Поэты – акмеисты: О. Мандельштам, А.Ахматова, М. Волошин, С. Городецкий. Акмеисты призывали очистить поэзию от философии и всякого рода “методологических” увлечений, от использования туманных намёков и символов, провозгласив возврат к материальному миру и принятие его таким, каков он есть: с его радостями и пороками, злом и несправедливостью, утверждали принцип “искусство для искусства”. Футуризм. ФУТУРИЗМ – авангардистское направление, течение, сформировавшееся на принципах бунтарства, анархичности мировоззрения, выражающее массовое настроение толпы, отрицающее культурное наследие, традиции, делающее попытку создания искусства, устремлённого в будущее. Если символизм – “поэзия намёков”, акмеизм – поэзия точности, ясности, футуризм – поэзия вызова (эпатажа, опровержения традиции). Футуристы – В. Маяковский, В. Каменский, Д. Бурлюк, В. Хлебников, И. Северянин, Н. Асеев, Б. Пастернак. Футуристы объявляли себя противниками современного буржуазного общества, уродующего личность, и защитниками “естественного” человека, его права на свободное индивидуальное развитие. Футуристы с самого начала провозгласили полный отказ от любых литературных традиций и в первую очередь от классического наследия, утверждая, что оно безнадёжно устарело. В условиях революционного подъёма и кризиса самодержавия акмеизм и футуризм оказались нежизнеспособными и к концу 1910 годов прекратили своё существование. Имажинизм. Имажинизм (от фр. и англ. image – образ) – литературно-художественное течение, возникшее в России в первые послереволюционные годы на основе литературной практики футуризма. Основные признаки имажинизма: • главенство "образа как такового"; образ – максимально общая категория, подменяющая собой оценочное понятие художественности; • поэтическое творчество есть процесс развития языка через метафору; • эпитет есть сумма метафор, сравнений и противостояний какого-либо предмета; • поэтическое содержание есть эволюция образа и эпитета как самого примитивного образа; • текст, имеющий определённое связное содержание, не может быть отнесён к области поэзии, так как выполняет скорее идеологическую функцию; стихотворение же должно представлять собой "каталог образов", одинаково читаться с начала и с конца. Имажинизм был последней нашумевшей школой в русской поэзии ХХ века. Это направление было создано через два года после революции, но по всей своей содержательной направленности ничего общего с революцией не имело. 20 января 1919 года в Московском отделении Всероссийского союза поэтов прошёл первый вечер имажинистов. На следующий день была опубликована первая Декларация (журнал "Сирена", Воронеж, 1919, №4/5, 30 января), в которой провозглашались творческие принципы имажинизма. Её подписали назвавшиеся "передовой линией имажинистов" поэты С. Есенин, Р. Ивнев, А. Мариенгоф и В. Шершеневич, а также художники Б. Эрдман и Г. Якулов. Так появился русский имажинизм, у которого с его английским предшественником общим было только название. Термин заимствован у авангардистской школы англоязычной поэзии – имажизма. Это слово впервые попало в поле русских читателей в 1915 году с появлением статьи З.Венгеровой, в которой рассказывалось о лондонской поэтической группе имажистов, во главе которой стояли Эзра Паунд и Уиндем Льюис. ИТОГИ: 1. Русская поэзия “серебряного века” прошла большой путь в очень сжатые сроки. Она забрасывала свои семена в будущее. Нить преданий и традиций не прервалась. Поэзия рубежа веков – сложнейшее культурное явление, интерес к которому только начинает просыпаться. Впереди нас ждут новые и новые открытия. 2. Поэзия “серебряного века” отразила в себе, в своих больших и малых магических зеркалах сложный и неоднозначный процесс социально-политического, духовно-нравственного, эстетического и культурного развития России в период, отмеченный тремя революциями, мировой войной и особенно страшной для нас – войной внутренней, гражданской. 3. Русский “серебряный век” неповторим. Никогда в России не было такого взволнованного сознания, такого напряжения исканий и чаяний. 4. Свет незабываемых зорь “серебряного века” навсегда останется в истории России. «М.А.БУНИН. ЛИРИКА И ПРОЗА БУНИНА. ЦИКЛ «ТЁМНЫЕ АЛЛЕИ» Всей своей жизнью и творческой судьбой принадлежит Иван Алексеевич Бунин России, великой русской литературе. Его талант развивался в сложную эпоху умирания, ухода прежней Руси, накануне революции. Бунин, в отличие от многих, никогда не выступал в поддержку революционных преобразований. Он печалился о добром, старом укладе жизни, он любил старинные усадьбы, тихую милую природу, красивых людей. Вершиной творчества Бунина стала книга «Темные аллеи», которую он написал, уже будучи лауреатом Нобелевской премии, а лучшим произведением – рассказ, о котором автор говорил: «Благодарю Бога, что он дал мне возможность написать «Чистый понедельник». Особенностью сюжета рассказа является его соответствие «бунинской формуле», которую можно вывести, прочитав весь цикл «Темные аллеи»: вспышка любви, яркой, страстной и глубокой; момент волшебного счастья в гармонии со всем миром; непреодолимое препятствие; крах всех надежд. С точки зрения современного человека, помехи на пути влюбленных, может быть, кажутся ничтожными. Но «мелочи» вырастают в восприятии героев, превращаются в нечто фатальное, роковое. Становится понятно, что для них возможно либо полное, ничем не замутненное счастье, либо никакое. Для них переживание полноты жизни возможно лишь в краткие мгновения. Рассказ «Чистый понедельник» учит читателя видеть за отношениями людей их сущность, объяснять некоторые поступки. Так, мне кажется, Бунин указывает на неумение разобраться в своих чувствах и чувствах близкого человека, вовремя прояснить отношения как на причину разлуки влюбленных. Кто же они, эти герои? «Мы оба были богаты, здоровы, молоды и настолько хороши собой, что в ресторанах, на концертах нас провожали взглядами», – признается рассказчик. Но это, наверное, единственное, что их объединяло. На мой взгляд, они были совершенно противоположными, что подчеркнуто противопоставлениями, которыми пронизан весь рассказ. Различны их характеры: «насколько я был склонен к болтливости, к простосердечной веселости, настолько она была чаще всего молчалива». Различны их вкусы: молодой человек приносил девушке книги современных авторов, а она цитировала Платона Каратаева, героя романа Л. Толстого «Война и мир». Каждый вечер, признается рассказчик, он водил возлюбленную на концерты, в театры и рестораны, а ей, оказывается, этого не надо: «Что ж все кабаки да кабаки, – прибавила она. – Вот вчера утром я была на Рогожском кладбище...» Такое неожиданное несоответствие заинтриговывает читателя. Загадочный характер главной героини привлекает наше внимание. «Чистый понедельник» – это не то произведение, финал которого очевиден с самого начала, но все же он заканчивается «по-бунински»: молодые не находят счастья в любви: девушка красоты шамаханской царицы, которая могла быть, по ее словам, певицей и петь на эстраде, уходит в монастырь. Символично название рассказа: героиня принимает важное решение, отрекаясь от радостей жизни, в первый день Великого поста, когда строгость соблюдения церковных обрядов, внутренняя сосредоточенность человека, потребность в покаянии сменяют предшествовавшее им масленичное веселье. Мастерство И. А. Бунина проявляется не только в сюжете и в образах главных героев рассказа, своеобразен и стиль «Чистого понедельника». Автор выступает как продолжатель русских литературных традиций, его слогу присуща сила искренности и правды, благородства и простоты. Он – высокий мастер пейзажа, причем в его строках обнаруживается естественная связь между явлениями природы и душою человека, так спокойное счастье влюбленного сочетается в рассказе с мирным, солнечным вечером, а предчувствие разлуки в воображении девушки рисует месяц как «какой-то светящийся череп» над Кремлем. Известно, что душа поэта говорит стихами. Бунин с удивительным искусством возводит прозу в сан поэзии. «Дивно рисовались на золотой эмали заката серым кораллом сучья в инее», – разве это не строка из стихотворения? Связывая изображение предметного мира и душевного мира человека, как и в поэзии, в рассказе «Чистый понедельник» мы встречаем повторение тропов даже в пределах одного предложения: «...как бархатный уголь, глаза..; пленительный бархатисто-пунцовыми губами рот..; выезжая, она чаще всего надевала гранатовое бархатное платье...» В рассказе Бунина реальность дана в движении, текст воздействует на различные аспекты восприятия: зрение, слух, осязание, обоняние. Мы обращаем внимание на запах зимнего воздуха, гладкий мех шубки и медленный голос главной героини. Таким образом, мне кажется, что рассказ «Чистый понедельник» – не обычное прозаическое произведение, он построен как лирический монолог, монолог-воспоминание. Я думаю, что лирическая тональность, «изумительная изобразительность» именно таких произведений Бунина, как «Чистый понедельник», богатство образных средств, определяющих своеобразие стиля писателя, оказывали и сейчас оказывают огромное влияние на развитие всей последующей русской прозы и на воспитание думающего читателя. Персонажи его произведений никогда не обретают вечного счастья, потому что к нему привыкают, а любовь по привычке не может быть лучше, чем молниеносное, но искреннее чувство. Однако, несмотря на кратковременность, любовь все равно вечна: она остается навсегда в памяти героев так, как мимолетна в жизни. Вершиной творческого наследия Бунина заслуженно считается рассказ «Легкое дыхание», в котором так лаконично и ярко запечатлен образ главной героини, так трепетно передано чувство прекрасного, несмотря на трагическую судьбу девушки… Все в этом произведении построено на выразительных контрастах, без которых невозможно понять авторские выводы. Композиция рассказа циклическая, замкнутая. Повествование об истории жизни начинается «с конца», с описания кладбища и заканчивается тем же, что само по себе очень символично. Сначала читатель узнает о гибели героини, а уже после следует рассказ о том, почему это произошло. Уже с первых строк произведения складывается двойственное ощущение: пустынного, мрачного кладбища, серого апрельского дня, холодного ветра, который все «звенит и звенит фарфоровым венком у подножья креста», а на нем – «фотографический портрет гимназистки с радостными, поразительно живыми глазами». Смерть и жизнь, печаль и радость и есть символы судьбы Оли Мещерской. Описывая безоблачное детство девушки, гимназические годы, Бунин подчеркивает разрыв между внешним и внутренним состоянием героини: «Незаметно упрочилась ее гимназическая слава, и уже пошли толки, что она ветрена...». Перед читателем предстает то милая девушка «розовым вечером на катке», которая «казалась самой беззаботной, самой счастливой», то полуребенок, признающийся на переменке в том, что она уже женщина. Автор выразительно передает странную логику поведения Оли Мещерской. Головокружителен ритм ее жизни: балы, стремительность перемен, неожиданные поступки. Логична последующая реакция окружающих: «Она совсем сошла с ума». Мастерски и убедительно рисует Бунин картину духовной нищеты этого самого окружения Оли, состоящего из цепочки на редкость равнодушных к ней лиц. И эта мысль о том, что в однообразном, бездушном мире чистые порывы обречены, вносит трагическую интонацию в рассказ. В финале произведения Оля говорит о настоящей красоте женщины: «...там, понимаешь, столько насказано, что все не упомнишь... но главное, знаешь ли что? Легкое дыхание! А ведь оно у меня есть...» Легкое дыхание, по мысли Бунина, – это главное из качеств, которым должна обладать женщина, часть ее красоты, нечто прекрасное и неуловимое. И этим в полной мере обладала Оля Мещерская. Ее легкое дыхание – в способности жить естественно, не притворяясь, не жеманничая. Оля – воплощение «живой жизни» в отличие от противопоставленной ей «классной дамы», символизирующей неспособность быть естественной. Она живет воображением, создавая для себя некий идеал, искусственный смысл своего существования. «Классная дама» обитает в выдумке, и, чтобы заполнить внутреннюю пустоту, она каждый день ходит на могилу Мещерской. Своим недолгим существованием молодая гимназистка дает многим урок жизни. В описании этой девушки, ее поступков ощущаешь сначала что-то странное, необычное. Лишь потом понимаешь, что единственное, заложенное в Оле, – это естественность. Естественность и называет Бунин жизнью. Однако легкое дыхание, вобранное в себя молодой девушкой, после смерти снова рассеивается в мире, а «ясные и живые» глаза героини сияют с фарфорового медальона на ее могиле. Таким образом, автор раскрывает читателю не только красоту, но и ее непостижимость мечты обрести особенную, неповторимую судьбу из-за пошлого окружения и бездумного порхания по жизни. По мысли автора, такая мечта не может исчезнуть, как не может исчезнуть тяга к прекрасному, к счастью, к совершенству. Поэтому, как живая, смотрит веселыми глазами с фотографии молодая гимназистка Оля Мещерская. «Господин из Сан-Франциско». В своем творчестве Бунин продолжает традиции русской классики. Следом за Толстым, философом и художником, Бунин обращается к широчайшим социально-философским обобщениям в рассказе «Господин из Сан-Франциско», написанном в 1915 году, в разгар Первой мировой войны. – Как донесена авторская концепция мира в рассказе? В рассказе «Господин из Сан-Франциско» заметно мощное влияние Льва Толстого – философа и художника. Подобно Толстому, Бунин судит людей, их тягу к наслаждениям, несправедливость общественного устройства с точки зрения вечных законов, управляющих человечеством. Мысль о неотвратимой гибели этого мира с наибольшей силой отразилась в данном рассказе, в котором, по словам критика А. Дермана, «с какой-то торжественной и праведной печалью художник нарисовал крупный образ громадного зла – образ греха, в котором протекает жизнь современного гордого человека со старым сердцем». Гигантская «Атлантида» (с именем затонувшего мифического континента), на которой путешествует к острову наслаждений – Капри – американский миллионер, – это своего рода модель человеческого общества: с нижними этажами, где без устали снуют ошалевшие от грохота и адской жары рабочие, и с верхними, где жуируют привилегированные классы. Обнажая паразитизм «пар чистых», населяющих этот цивилизованный ковчег, пассажиры «Атлантиды» утром «пили кофе, шоколад, какао; затем садились в ванны, делали гимнастику, возбуждая аппетит и хорошее самочувствие, совершали дневные туалеты и шли к первому завтраку; до 11 часов полагалось бодро гулять по палубам.., а в 11 – подкрепляться бутербродами с бульоном; подкрепившись, с удовольствием читали газету и спокойно ждали второго завтрака, еще более питательного и разнообразного, чем первый...» – Каков он, «полый» человек, в изображении Бунина? И. А. Бунину достаточно лишь несколько штрихов, чтобы мы могли увидеть всю жизнь американского миллионера. Некогда он выбрал себе образец, на который хотел равняться, и после долгих лет напряженного труда он наконец понял, что добился того, к чему стремился. Он богат. И герой рассказа решает, что настал тот момент, когда он может насладиться всеми радостями жизни, тем более, что у него есть для этого деньги. Люди его круга ездят отдыхать в Старый Свет – едет туда и он. Планы героя обширны: Италия, Франция, Англия, Афины, Палестина и даже Япония. Господин из Сан-Франциско поставил своей целью наслаждаться жизнью – и он ею наслаждается, как умеет, точнее, ориентируясь на то, как это делают другие. Он много ест, много пьет. Деньги помогают герою создать вокруг себя подобие декорации, которая ограждает от всего, чего он не желает видеть. Но именно за этой декорацией проходит живая жизнь, та жизнь, которую он никогда не видел и никогда не увидит. – Что является кульминацией рассказа? Кульминацией рассказа является неожиданная смерть главного героя. В ее внезапности заложен глубочайший философский смысл. Господин из Сан-Франциско откладывает свою жизнь на потом, но никому из нас не суждено знать, сколько отведено нам времени на этой земле. Жизнь нельзя купить за деньги. Герой рассказа приносит на алтарь наживы молодость ради умозрительного счастья в будущем, он и не замечает, как бездарно прошла его жизнь. Господину из Сан-Франциско, этому бедному богачу, противопоставлена эпизодическая фигура лодочника Лоренцо, богатого бедняка, «беззаботного гуляки и красавца», равнодушного к деньгам и счастливого, полного жизни. Жизнь, чувства, красота природы – вот что является, по мнению Бунина, главными ценностями. И горе тому, кто сделал своей целью деньги. – Как звучит тема любви в произведении? И. А. Бунин не случайно вводит в рассказ тему любви, потому что даже любовь, высочайшее чувство, оказывается искусственной в этом мире богачей. Именно любовь для своей дочери не может купить господин из Сан-Франциско. А она испытывает трепет при встрече с восточным принцем, но не потому, что он красив и может волновать сердце, а потому, что в нем течет «необычная кровь», потому что он богат, знатен и принадлежит к знатному роду. И высшая ступень опошления любви – пара влюбленных, которыми восхищаются пассажиры «Атлантиды», не способные сами на столь же сильные чувства, но про которую лишь капитан корабля знает, что она «нанята Ллойдом играть в любовь за хорошие деньги и уже давно плавает то на одном, то на другом корабле». ТЕМА 2 «А.И.КУПРИН. СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. «ГРАНАТОВЫЙ БЛАСЛЕТ» А. И. Куприн, по воспоминаниям современников, испытывал жгучий интерес «буквально ко всякой работе». Вечно его мучила жажда исследовать, понять, изучить, как живут и работают люди всевозможных профессий: инженеры, фабричные, шарманщики, циркачи, конокрады, монахи, банкиры, шпики – он жаждал узнать о них всю подноготную, ибо в изучении русского быта не терпел никакого полузнайства. К. И. Чуковский вспоминал: «В 1902 году в Одессе газетный репортер Леон Трецек познакомил Куприна с начальником одной из пожарных команд. Он воспользовался этим знакомством, и, когда в центре города на Екатерининской улице загорелся среди ночи набитый жильцами дом, Куприн в медной каске помчался туда вместе с отрядом пожарников и работал в пламени и в дыму до утра». Современница Куприна, писательница Тэффи, отмечала его серьезное отношение и к творчеству: «...Когда писал – работал, а не забавлялся и не фиглярничал. И та сторона его души, которая являлась в творчестве, была ясна и проста, и компас его чувств указывал стрелкой на добро». Она же вспоминала, что как человек А. И. Куприн «был вовсе не простачок». Как же сложилась его судьба? 26 августа 1870 г. в г. Наровчате Пензенской губернии в семье коллежского регистратора Куприна родился сын Александр. 1874. После смерти отца вместе с матерью живет во Вдовьем доме (благотворительном учреждении «для призрения престарелых и не имеющих способов к пропитанию своему вдов» дворянского происхождения). С 1877 начинает писать стихи. С 6 лет началось для мальчика детство, которое он впоследствии во многих своих произведениях назовет «поруганным» и «казенным». В 1880 г. Саша Куприн выдержал вступительные экзамены во 2-ю Московскую военную гимназию. В своем рассказе «На переломе» Куприн описывает, как за незначительный проступок его приговорили к десяти ударам розгами. «В маленьком масштабе он испытал все, что чувствует преступник, приговоренный к смертной казни». И кончает он рассказ словами: «Прошло очень много лет, пока в душе Буланина (Куприна) не зажила эта кровавая, долго сочившаяся рана». Во время учения в кадетском корпусе не только пишет свои стихи, но и переводит с немецкого и французского. 1889 г. – напечатан первый рассказ «Последний дебют», за который в училище получил взыскание, так как юнкерам было запрещено выступать в печати. В 1893 г. успешно сдавал экзамены в Академию Генерального штаба, но приказом командующего Киевским военным округом подпоручику Куприну было запрещено поступление в Академию. Рассказывали, что на берегу Днепра околоточный надзиратель вступил в конфликт с группой молодых офицеров, в которой был и Куприн. Человек легендарной физической силы, Куприн сбросил околоточного в реку, а тот составил протокол «об утопии полицейского чина при исполнении служебных обязанностей». 1894 г. – Куприн в чине поручика выходит из полка и оказывается в Киеве «без денег, без родных, без знакомств». Об этом времени сам писатель вспоминал так: «Неожиданно наступили дни жестокого безденежья. Я с трудом перебивался с хлеба на квас. Газета, в которой я работал, перестала платить мне за фельетоны, и только изредка удавалось выпросить у бухгалтера в счет гонорара рубль, а в лучшем случае три рубля. Я задолжал хозяйке за комнату, и она грозила «выбросить мои вещи на улицу». Пришлось подумать о том, чтобы временно перебраться на жительство в ночлежку и, так как наступало лето, заняться не литературным, а честным трудом грузчика на пристани. С газетой я все же не порывал и в отдел «Из городских происшествий» давал заметки следующего содержания: «Вчера на Крещатике прекрасная породистая собака господина Н. попала под колеса конки и, раздавленная, кричала нечеловеческим голосом»... Заметки эти я писал с удовольствием... И, что было самое удивительное, никто: ни редактор, ни читатели – не замечали явного издевательства... 1896 г. – выходит первая книга Куприна – книга очерков «Киевские типы». 1898 г. – живет в семье своей сестры в лесничестве. Об этом времени вспоминал: «...я провел самые благодатные месяцы моей жизни,.. впитал в себя самые мощные, самые плодотворные впечатления,.. учился русскому языку и русскому пейзажу». Работает над повестью «Олеся». 1904–1905 гг. – работа над повестью «Поединок». Внимательное отношение к людям проявлялось не только в творчестве писателя. И. Бунин так говорил о нем: «Наряду с большой гордостью много неожиданной скромности, наряду с дерзкой запальчивостью много доброты, отходчивости, застенчивости». К. Чуковский в своих воспоминаниях о Куприне рассказал историю о том, как тот, узнав от приятеля о старухе, которую беспощадно колотит сын, громадного роста биндюжник, в тот же день разыскал этого человека в порту. Рискуя быть изувеченным его кулаками, Куприн сказал ему такие слова, что тот закаялся измываться над матерью. Чуковский писал: «Я видел эту женщину, когда она пришла поблагодарить Куприна. Куприн принял ее с сыновней почтительностью и, не желая, чтобы мы восхваляли его благородство, сказал, когда его гостья ушла: – Хорошо пахнут старухи на юге: горькой полынью, ромашкой, сухими васильками и – ладаном». 1909 г. – присуждена премия Пушкина. 1911 г. – в альманахе «Земля» увидел свет рассказ «Гранатовый браслет», немного позже, в 1915 г. будет поставлен кинофильм по этому произведению. 1914 г. – не остался в стороне от военных событий. В доме Куприных в Гатчине был открыт частный лазарет для раненых Первой мировой войны. Сам писатель идет в армию, но признан негодным к военной службе по состоянию здоровья. 1919 г. – во время гражданской войны эмигрирует за границу: сначала уезжает в Хельсинки, потом переезжает в Париж. В 1924 г. писателю передано полуофициальное предложение вернуться в Советскую Россию, но он отказался: «...пять лет в изгнании... А все же не поеду... Предположим, что с меня заживо шкуру не сдерут, предоставят пастись, где и чем хочу... Надо будет как-нибудь вертеться, крутиться, ловчиться... Да-с, захотели мы революции, как кобыла уксусу. Правда: умереть бы там слаще и легче было». За границей Куприн жил бедно, но продолжал литературную деятельность: работал в газете, писал роман «Юнкера». В 1937 г. семья Куприных получает разрешение возвратиться в Россию и покидает Францию. Писатель тепло встречен в Москве новым поколением читателей, но он тяжело болен. В 1938 г. по желанию Куприна его увозят в Гатчину. В ленинградской больнице он переносит тяжелую онкологическую операцию. 27 августа похоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища в Ленинграде. 1. Реализм Куприна. Его требования к себе, как к писателю-реалисту, не имели границ. Он по-мальчишески щеголял этой своей многоопытностью перед другими писателями, ибо в том заключалось его честолюбие: знать доподлинно, не из книг, не по слухам, те вещи и факты, о которых он говорит в своих книгах. Интересно об этом прочитать в «Десяти заповедях для писателя-реалиста», которые со слов Куприна записаны литератором Криницким в 1905 г.: 1) Если хочешь что-нибудь изобразить... сначала представь себе это совершенно ясно: запах, вкус. Положение фигуры, выражение лица... Дай сочное восприятие виденного тобою, а если не умеешь видеть сам, отложи перо. 2) Передавая чужую речь, схватывай в ней характерное: пропуски букв, построение фразы. Изучай, прислушивайся, как говорят, живописуй образ речью самого говорящего. Это одна из важнейших красок... для уха. 3) 3най, что, собственно, хочешь сказать. Пиши так, чтобы было видно, что ты знаешь свой предмет основательно. Ходи и смотри, вживайся, слушай, сам прими участие. Из головы никогда не пиши. В статье «Загадка художника» О. Михайлов так писал о мастерстве Куприна: «Куприн был... великим жизневедом. Все окружающее, в особенности человеческий быт, обиход, служило для него вернейшим показателем внутренней человеческой жизни и ее сложнейших психологических состояний... Познания эти особенно ценны потому, что все они – следствие житейских наблюдений. Это сообщает прозе Куприна неувядаемую свежесть и богатство... Можно открывать наугад том за томом сочинения Куприна и в каждом рассказе находить россыпи глубоких и разносторонних знаний». 2. Любовь к родине. Где бы ни жил писатель, где бы ни работал, он всегда оставался истинно русским, был связан с Россией кровными корнями. Куприн признавался: «Есть люди, которые по глупости или от отчаяния утверждают, что и без родины можно или что родина там, где ты счастлив. Но, простите меня, все это притворяжки перед самим собой. Мне нельзя без России. Я дошел до того, что не могу спокойно письма написать туда, комок в горле... Вот уж, правда, «растворях хлеб свой слезами». Подготовленный ученик читает наизусть (или художественный пересказ). В одном из писем Куприна к И. Репину читаем: «...Не моя воля, но сама судьба наполняет ветром паруса нашего корабля и гонит его в Европу... Тоска здесь... Знаете ли, чего мне не хватает? Это – двух-трех минут разговора с половым из Любимовского уезда, с зарайским извозчиком, с тульским банщиком, с володимирским плотником, с мищевским каменщиком. Я изнемогаю без русского языка! Меня, бывало, одно ловкое, уклюжее словцо приводило на целый день в легкое, теплое настроение...» 3. Необычны герои Куприна. В журнале «Образование» за 1907 г. в статье «Куприн как выразитель эпохи» можно было прочитать: «...Герои Куприна искренне проникнуты сознанием значения и красоты жизни, искренне поют ей гимн, но сами от нее мучительно страдают и едва ли способны довлачить ее благополучно до конца – даже при помощи брома и алкоголя... Беспредельный, крылатый романтизм, в большей степени свойственный нашей старой, чем новой литературе, является отличительной чертой лучших произведений Куприна». 4. Тема любви в творчестве Куприна. Индивидуальное сообщение ученика. В своих лучших произведениях А. И. Куприн всегда писал о любви. Достаточно вспомнить такие его рассказы и повести, как «Гранатовый браслет», «Олеся», «Суламифь», чтобы понять, что писатель не только сам размышлял о любви, но и заставлял задуматься о ее силе и своих читателей. Любовь в произведениях Куприна всегда бескорыстна, самоотверженна; она не ждет награды и нередко бывает сильнее даже самой смерти. Для многих героев писателя она навсегда осталась величайшей тайной в мире и одновременно трагедией. Они яснее раскрываются, освещенные любовным чувством. В произведениях Куприна любовь та, для которой совершить любой подвиг, пойти на мучение вовсе не труд, а радость. Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться. Именно такая любовь коснулась полесской «ведьмы» Олеси, которая полюбила «доброго, но только слабого» Ивана Тимофеевича. «Чистый и добрый» Ромашов, герой повести «Поединок», жертвует собой ради расчетливой Шурочки Николаевой. Такова и рыцарская, и романтическая любовь Желткова к княгине Вере Николаевне (рассказ «Гранатовый браслет»), поглотившая все его существо. Несмотря на трагическую развязку, герои Куприна счастливы. Они считают, что осветившая их жизнь любовь – это подлинно прекрасное чувство. Олеся жалеет только о том, что у нее нет ребенка от любимого человека, Желтков умирает, благословляя любимую женщину. Так описывает любовь Куприн. Читаешь и думаешь: наверное, так в жизни не бывает. Но, вопреки здравому смыслу, хочется, чтобы было. О всепоглощающей любви, которая дороже любого богатства, любой славы и даже дороже самой жизни, Куприн пишет в повести «Суламифь». Это, наверное, самое поэтичное его произведение, ведь оно было навеяно писателю библейской «песнью песней» – одним из древнейших сказаний о любви. Любовь всесильного и мудрого царя Соломона к «бедной девушке из виноградника» – Суламифи – позволила Куприну раскрыть всю глубину и красоту этого чувства. Такая великая любовь, как пишет автор, «никогда не пройдет и не забудется, потому что крепка, как смерть, потому что каждая женщина, которая любит, – царица». Не столь уж важно, существовала ли когда-нибудь настоящая Суламифь или же это всего лишь прекрасная легенда, дошедшая до нас через тысячелетия. Такая любовь, которая «повторяется один раз в тысячу лет», достойна того, чтобы ее выдумать и слагать о ней песни, легенды, писать о ней повести и романы. И хотя счастье героев длится недолго (Суламифь трагически погибает, закрыв своим телом Соломона от подосланного убийцы), но память о такой любви переживет века. В произведениях А. И. Куприна любовь предстает перед читателем в разных своих проявлениях. Мы видим ее и как нежное, пламенное, высокое чувство, и как трагическую страсть. Но всегда любовь возвышает человека над другими людьми и делает его равным самому богу, ибо только в любви человек, подобно богам, обретает подлинное бессмертие. «ГРАНАТОВЫЙ БЛАСЛЕТ» Анализ текста поможет выяснить, какие особенности художественного метода Куприна отразились в рассказе. К. Паустовский в «Заметках о прозе Куприна» так пишет об этом произведении: Есть у Куприна одна заветная тема. Он прикасается к ней целомудренно, благоговейно и нервно. Да иначе к ней и нельзя прикасаться. Это тема любви... Один из самых благоуханных и томительных рассказов о любви – и самых печальных – это купринский «Гранатовый браслет». Характерно, что великая любовь поражает самого обыкновенного человека – гнущего спину за канцелярским столом чиновника контрольной палаты Желткова. Невозможно без тяжелого душевного волнения читать конец рассказа с его изумительно найденным рефреном: «Да святится имя твое!». Особую силу «Гранатовому браслету» придает то, что в нем любовь существует как нежданный подарок, – поэтический и озаряющий жизнь – среди обыденщины, среди трезвой реальности и устоявшегося быта. 2. Анализ текста рассказа – Как тема любви воплощена в рассказе? Звучит тема поэтической любви. Словами генерала Аносова автор утверждает, что жизнь Шеиных «...пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины». Последнее письмо Желткова поднимает любовь до трагизма. Прочитайте его текст. Желтков уходит из жизни без жалоб, без упреков, произнося, как молитву: «Да святится имя Твое». Смерть героя не обрывает любовь. Его смерть раскрывает перед Верой мир неведомых чувств, потому что мужа Вера по-настоящему не любила. Под звуки сонаты Бетховена душа Веры испытывает потрясение. Она понимает, что мимо прошла любовь, которая «повторяется один раз в тысячу лет». Образ Желткова помогает раскрыть и тему «маленького человека», традиционную для русской литературы. Докажите это. В «Гранатовом браслете» нет острой критики буржуазного общества. Господствующие классы обрисованы в более мягких красках по сравнению с провинциальным мещанством. Но в сопоставлении с громадным чувством маленького чиновника Желткова выявляется очерствение души людей, считающих себя выше Желткова. Духовный облик Желткова ясно виден из его письма, присланного ко дню именин Веры Шеиной. Желтков ни на что не надеется, готов отдать все. В его словах покорность и поклонение, благородство. В сцене прихода к Желткову Булат-Тугановского и князя Шеина герой имеет духовный перевес, который ему дает его возвышенное чувство. Муж Веры, князь Василий, склонный к юмору, пародирует чувства Желткова, известные князю из писем, получаемых женой. Это пародирование кажется пошлым и кощунственным. Куприн не рисует князя Василия дурным и злым, но отмечает его кастовое пренебрежение к «низшим» классам общества. Николай Булат-Тугановский символизирует все дурное, что бывает в аристократии. Он ограниченный, надменный, жестокий человек. Именно он требует, чтобы Желтков был наказан, потому что осмелился поднять глаза на его сестру Веру. Чем стал гранатовый браслет в истории любви Желткова к княгине Вере? Причиной скорой развязки истории, длившейся более восьми лет, стал подарок на день рождения Вере Николаевне. Этот подарок становится символом той самой любви, о которой мечтает каждая женщина. Гранатовый браслет ценен Желткову тем, что его носила «покойная матушка», кроме того, старинный браслет имеет свою историю: по семейному преданию, он имеет свойство сообщать дар предвидения носящим его женщинам и охраняет от насильственной смерти... И Вера Николаевна в самом деле неожиданно предсказывает: «Я знаю, что этот человек убьет себя». Куприн сравнивает пять гранатов браслета с «пятью алыми, кровавыми огнями», а княгиня, засмотревшись на браслет, с тревогой восклицает: «Точно кровь!». Любовь, которую символизирует браслет, не подчиняется никаким законам и правилам. Она может идти наперекор всем устоям общества. Желтков – мелкий, бедный чиновник, а Вера Николаевна – княгиня, но это обстоятельство не смущает героя, он по-прежнему любит, отдавая себе отчет только в том, что ничто, даже смерть, не заставит утихнуть его прекрасное чувство: «...Ваш до смерти и после смерти покорный слуга». К сожалению, значение браслета Вера Николаевна поняла слишком поздно. Ее одолевает беспокойство: «И все ее мысли были прикованы к тому неведомому человеку, которого она никогда не видела и вряд ли увидит, к этому смешному «Пе Пе Же». Княгиня мучается тяжелейшим для нее вопросом: что это было: любовь или сумасшествие? Последнее письмо Желткова все ставит на свои места. Он любит. Любит безнадежно, страстно и идет в своей любви до конца. Он принимает свое чувство как божий дар, как великое счастье: «Я не виноват, Вера Николаевна, что богу было угодно послать мне, как громадное счастье, любовь к Вам». И, не проклиная судьбу, уходит он из жизни, а людям остается только символ этой прекрасной любви – гранатовый браслет. «СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК КАК СВОЕОБРАЗНЫЙ «РУССКИЙ РЕНЕССАНС». ПОЭТЫ И.Ф. АННЕНСКИЙ И М.И. ЦВЕТАЕВА.»    Название Серебряный век прочно закрепилось за периодом развития русского искусства конца XIX — начала XX века. Это было время, даже для русской литературы удивительное обилием имен художников, открывавших в искусстве поистине новые пути: А. Ахматова и О. Мандельштам, А. Блок и В. Брюсов, Д. Мережковский и М. Горький, В. Маяковский и В. Хлебников... Этот перечень (разумеется, неполный) можно продолжить именами живописцев (М. Врубель, М. Нестеров, К. Коровин, В. Серов, К. Сомов и др.), композиторов (А. Скрябин, И. Стравинский, С. Прокофьев, С. Рахманинов), философов (Н. Бердяев, В. Розанов, Г. Федотов, П. Флоренский, Л. Шестов).       Общим у художников и мыслителей — здесь упомянуты лишь некоторые из них — было ощущение начала новой эпохи в развитии человечества и новой эпохи в развитии культуры, искусства. Этим обусловлены напряженные поиски новых художественных форм, которыми отмечен в истории русской литературы Серебряный век, и прежде всего возникновение новых направлений (символизм, акмеизм, футуризм, имажинизм), претендовавших на наиболее полное, совершенное выражение требований, предъявляемых искусству временем. О том, как воспринималось и оценивалось это время, позволяют судить уже названия чрезвычайно популярных тогда книг («Закат Европы» (1918—1922) О. Шпенглера, «Вырождение» (1896) М. Нордау), внезапно вспыхнувший интерес к «философии пессимизма», у истоков которой стоит имя А. Шопенгауэра. Но характерно и другое: буквально носившееся в воздухе предчувствие неизбежности перемен, которые в конечном — но лишь в конечном! — счете окажутся благотворными для человечества.       «Целый период истории, видимо, приходит к концу и начинается новый. Все традиции подорваны, и между вчерашним и завтрашним днем не видно связующего звена... Господствовавшие до сих пор воззрения исчезли или изгнаны, как свергнутые с престола короли...» М. Нордау. Вырождение, 1896       «Новый век — воистину будет веком духовного обновления. (...). Множество погибнет людей, но еще больше родит их земля, и — в конце концов — одолеет красота справедливость, победят лучшие стремления человека». М. Горький. Письмо К. П. Пятницкому (4 или 5 февраля), 1901       «Век и конец века на евангельском языке не означает конца и начала столетия, но означает конец одного мировоззрения, одной веры, одного способа общения людей». Л. Толстой. Конец века, 1905       Позднее Н. Бердяев так охарактеризовал это время русского культурного ренессанса: «Это была эпоха пробуждения в России самостоятельной философской мысли, расцвета поэзии и обострения эстетической чувствительности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму. Появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни, видели новые зори, соединяли чувства заката и гибели с чувством восхода и с надеждой на преображение жизни. Но все это происходило в довольно замкнутом круге, оторванном от широкого социального движения». Н. Бердяев. Самопознание: Опыт философской автобиографии, 1949       «Историческая «среда» начала XX века характеризуется как безумный мятеж, кошмар, охвативший сознание передовых людей всей Европы, ощущение какого-то уклона, какого-то полета в неизведанные пропасти; оглушенность сознания, обнаженность закаленных нервов, которая превратила человеческий мозг в счетный аппарат; мозг человеческий в гулах вселенной исчисляет и регистрирует удары молота по наковальне истории с безумной точностью, которая не снилась науке; более чем когда-нибудь интуиция опережает науку, и нелепый с научной точки зрения факт — налицо: восприятие равно мышлению и обратно. Земная ось — фикция механического мышления, эта вымышленная для каких-то исчислений линия — представляется данной в магическом восприятии, пронзительным лучом, ударяющим в сердце земли». А. Блок. Валерий Брюсов. Земная ось, 1907       Поэт, драматург, переводчик. При жизни поэта вышла лишь одна книга его стихов — «Тихие песни» (1904), которая прошла почти незамеченной, характерна весьма снисходительная оценка ее В. Брюсовым. Однако два года спустя о ней высоко отозвался А. Блок, отметивший, что на этих стихах лежит «печать хрупкой тонкости и настоящего поэтического чутья», в них «чувствуется поэтическая душа, убитая непосильной тоской, дикая, одинокая и скрытная». Подготовленная к печати, но вышедшая уже после смерти поэта книга стихов «Кипарисовый ларец» (1910), где с замечательной силой выражено ощущение красоты и одновременно трагизма жизни, была оценена современниками (Н. Гумилевым, М. Волошиным, В. Ходасевичем и др.) как значительное явление в литературе. «Я веду свое „начало“ от стихов Анненского, — писала впоследствии А. Ахматова. — Его творчество, на мой взгляд, отмечено трагизмом, искренностью и художественной цельностью...»       «Мне вовсе не надо обязательности одного и общего понимания. Напротив, я считаю достоинством лирической пьесы, если ее можно понять двумя или более способами или, недопоняв, лишь почувствовать ее, а потом доделывать мысленно самому. Тем-то и отличается поэтическое словосочетание от обыденного, что <...> иногда какой-нибудь стих задевает в вашем чувствилище такие струны, о которых вы и думать позабыли». И. Анненский. Книга отражений, 1909 (1895—1909)       Поэт, драматург, переводчик. При жизни поэта вышла лишь одна книга его стихов — «Тихие песни» (1904), которая прошла почти незамеченной, характерна весьма снисходительная оценка ее В. Брюсовым. Однако два года спустя о ней высоко отозвался А. Блок, отметивший, что на этих стихах лежит «печать хрупкой тонкости и настоящего поэтического чутья», в них «чувствуется поэтическая душа, убитая непосильной тоской, дикая, одинокая и скрытная». Подготовленная к печати, но вышедшая уже после смерти поэта книга стихов «Кипарисовый ларец» (1910), где с замечательной силой выражено ощущение красоты и одновременно трагизма жизни, была оценена современниками (Н. Гумилевым, М. Волошиным, В. Ходасевичем и др.) как значительное явление в литературе. «Я веду свое „начало“ от стихов Анненского, — писала впоследствии А. Ахматова. — Его творчество, на мой взгляд, отмечено трагизмом, искренностью и художественной цельностью...»       «Мне вовсе не надо обязательности одного и общего понимания. Напротив, я считаю достоинством лирической пьесы, если ее можно понять двумя или более способами или, недопоняв, лишь почувствовать ее, а потом доделывать мысленно самому. Тем-то и отличается поэтическое словосочетание от обыденного, что <...> иногда какой-нибудь стих задевает в вашем чувствилище такие струны, о которых вы и думать позабыли». И. Анненский. Книга отражений, 1909       «Во время расцвета мишурного русского символизма и даже до его начала Иннокентий Анненский уже являл пример того, чем должен быть органический поэт: весь корабль сколочен из чужих досок, но у него своя стать. Анненский никогда не сливался с богатырями на глиняных ногах русского символизма — он с достоинством нес свой жребий отказа-отречения. Дух отказа, пронизывающий поэзию Анненского, питается сознанием невозможности трагедии в современном русском искусстве благодаря отсутствию синтетического народного сознания, непререкаемого и абсолютного (необходимая предпосылка трагедий), и поэт, рожденный быть русским Еврипидом, вместо того чтобы спустить на воду корабль всенародной трагедии, бросает в водопад куклу...» О. Мандельштам. Письмо о русской поэзии, 1922       «Об Анненском в свое время писали как о поэте смерти. Анненский в самом деле много говорил о смерти и похоронных атрибутах. Но он же утверждает, что „поэт влюблен в жизнь“. Анненский понимал, что лирический поэт не может не любить то, о чем пишет, что это противоречило бы самой сущности лирики как особой системы выражения человеческих ценностей. Мысль о влюбленности поэта в жизнь (смерть потому и трагична) Анненский высказывал в статьях, и он реализовал ее в своем творчестве». Л. Гинзбург. О лирике, 1964       «Творчество Анненского — это поэзия изнеможения, глубокого одиночества, болезненного страдания и полного безверия. Всепроникающая тоска бытия, томление в окружающей действительности, ужас перед жизнью и шаги смерти слышатся постоянно в стихах поэта, которому близко все хрупкое, увядающее, угасающее. <...> В пейзаже Анненский рисует не пышные закаты или красоты многоцветного осеннего увядания, а картины поздней осени: сумерки, хмурое небо, дождь, голые сучья деревьев, неприглядные углы Петербурга. Упоение страстями, как и любование цветами зла, несвойственны Анненскому; женские образы, любовные мотивы у него целомудренны. Не наслаждение чувственной прелестью, а томление по одухотворенной красоте, по осмысленной, очеловеченной жизни характерно для Анненского. Поэт выступает не в обликах Дон Жуана, Нерона, „художника-дьявола“ (как иногда Бальмонт), а в образе современного человека, скромного интеллигента, измученного серой и грубой повседневностью обывательского существования. Проза бесцельной, обыденной и косной мещанской жизни выглядит как безобразный призрак, „косноязычный бред“, а „сердце — счетчик муки“; постоянные образы маятника, часов, вокзалов и вагонов, звуки шарманки или граммофона, детали печального натюрморта говорят о механичности и обездушенности мертвеющего бытия». Б. Михайловский. Символизм, 1971       «Внутренний мир лирического героя Анненского драматичен, и драматизм его вызван не пессимистическими переживаниями как таковыми, хоть они и проходят через многие стихи, не мыслями о смерти и связанными с нею образами, не темой безрадостной любви, а напряженностью того соотношения, которое возникает между внутренним миром „я“ и миром внешним, то есть миром людей и миром природы, миром вещей в широком смысле». А. Федоров. Иннокентий Анненский. Личность и творчество, 1984       «Трагический пессимизм его (Анненского. — Сост.) поэзии состоит в том, что это поэзия реальности, целиком исчерпывающейся настоящим, для выражения которого он нашел определенный пространственно-временной сюжет, доминирующий в его стихах: последнее, исчезающее перед концом мгновение. Для Анненского мир предстает как бы в своих конечных стадиях, потому „что безвозвратно синева, / Его златившая, поблекла“ („Май“). В этой лирике сознание и мир одноприродны, последний пережит в границах „я“ и потому всегда выступает со знаком обреченности». В. Гитин. Иннокентий Анненский, 1987       «...Если Тютчев и Баратынский одушевляли природу, наделяли ее мыслью и чувством, видели в ней живое существо, прекрасное, могучее, созвучное человеку, между человеческими переживаниями и ее явлениями искали параллелизмов, то Анненский, близкий им, высказывает еще большую напряженность в своем переживании природы, в своем стремлении слиться с нею, сделать ее собою. Но это стремление не приносит поэту радостного успокоения и даже обостряет сознание неповторимости переживаемого. <...> Для Анненского человек и природа не отграничены друг от друга, но в то же время и не слиянны; общение с природой не приводит к единению с нею, а усиливает чувство одиночества». А. Федоров. Иннокентий Анненский, 1984       «Поэзия Анненского питается конкретными переживаниями, реальной предметной действительностью („слова поэта прикрывают иногда самые грязные желания, самые крохотные страстишки“). Анненский вскрыл мучительную, совсем не поэтическую „изнанку поэзии“ (так озаглавлен „трилистник“ его статей в „Книге отражений“), на основе которой рождаются стихи. Но он же показал, что именно эта реальность, такая, как она есть, а не идеализированная („Зачем мне рай, которым грезят все“), может дать поэту новые поэтические символы красоты или, чаще, муки по той красоте, которая, он был убежден, существует». В. Гитин. Иннокентий Анненский, 1987 М.И.ЦВЕТАЕВА       Никогда не писавшая на потребу читателя, а тем более издателя Цветаева была убеждена: «Быть современником — творить свое время, а не отражать его. Да, отражать его, но не как зеркало, а как щит. Быть современником — творить свое время, то есть с девятью десятыми в нем сражаться, как сражаешься с девятью десятыми первого черновика». Отвергая позицию вневременную, надвременную, Цветаева не соглашалась и идти в услужение времени, предпочитая всегда стоять одна «за всех», одна «противу всех».       Не дух противоречия — о чем так любят писать критики — руководил Цветаевой в жизни, но непоколебимая уверенность в собственной правоте. Разумеется, и она изменялась, перерастая прежние представления и убеждения, отказываясь от них, но никогда не делала это по чьей бы то ни было чужой воле, из чувства корысти или страха. Вечный, поразительно неутомимый труженик, бесконечно преданный своему делу, Цветаева никогда не умела и не хотела служить. «Меня не купишь, — писала она. — В этом вся суть. Меня можно купить только сущностью. (То есть — сущность мою!) Хлебом вы купите: лицемерие, лжеусердие, любезность — всю мою пену... если не накипь». Отвечая тем, кто обвинял ее в безыдейности и беспочвенности, она решительно заявляла: «...Да, не принадлежу ни к какому классу, ни к какой партии, ни к какой литературной группе НИКОГДА... Так было, так будет. Что я люблю? Жизнь. Всё. Всё — везде, м. б., всё то же одно — везде». Сказано это поэтом, настойчиво повторявшим: «...Знаю, что до последней строки буду писать сильно, что слабых стихов не дам», «как хорошие стихи пишутся — знаю, как плохие — не знаю (и не догадываюсь!)».       Конфликт со временем оказывался неизбежным для нее, убежденно отказывавшей в праве кому бы то ни было — «хотя бы самой могущественной, с самым большим будущим в мире политической партии» — говорить от имени всего времени. Она хотела услышать и — слышала! — этот голос и была убеждена, что в ее стихах «в равенстве <...> приказа совести над заказом времени порукой главенство в них любви над ненавистью».       Судьба ее сложилась трагично. Страстно влюбленная в жизнь, заряженная неистовой творческой энергией, Цветаева рано ощутила тяжесть одиночества, непонимание со стороны окружавших ее людей, не желавших считаться с ее правом на собственную, непохожую на другие позицию в жизни и искусстве. Усугублялось это и складом ее натуры — мятежной, непокорной, одержимой, склонной всегда и во всем идти наперекор общепринятым взглядам и вкусам. Жизнь в эмиграции, куда она отправилась в 1922 году вслед за оказавшимся там после разгрома белого движения мужем, лишь усугубила разлад с миром и временем, который был — стоит повторить — неизбежным, но болезненно остро переживался. Страстно, до боли в сердце влюбленная в Россию, но оторванная от родной земли, она почувствовала себя ненужной. Цветаева страдала уже оттого, что стихи ее — она была убеждена — «рассчитаны на множества. Здесь множеств — физически нет». А самое страшное — живя в эмиграции, Цветаева почувствовала себя выброшенной из времени. «...Здесь — та Россия, там — вся Россия. Здешнему в искусстве современно прошлое. Россия (о России говорю, не о властях), Россия, страна ведущих, от искусства требует, чтобы оно вело, эмиграция, страна оставшихся, чтобы вместе с ней оставалось, то есть безудержно откатывалось назад».       «Марину Цветаеву, не греша пристрастием, можно назвать первым русским поэтом нашей эпохи». Г. Федотов. О парижской поэзии, 1942       «По непосредственности, по бьющей ключом щедрости дарования мало кто мог, в литературе нашего века, сравниться с Мариной Цветаевой. У нее была врожденная искрометность слова, та естественная взаимопроникнутость мысли и воображения, по которым только и узнаешь настоящий „от Господа Бога“ дар...» В. Вейдле. Проза Цветаевой, 1955       «Марина знала и ощущала всем своим существом, что слово „есть высший подарок Бога человеку“. Ничто не ценилось Мариной больше, чем слово. Ни близкие, ни собственная участь. Ни временные блага. Для нее оно было, по ее выражению, „стихией стихий“. В религиозной философии слово, Логос, — божественная сила творчества и Провидение.       Постигнутое ремесло поэзии, сознательная воля, разум, знание безмерного русского словаря — слагаемые, которые, по мнению Марины, принадлежали ей как художнику только потому, что она творила в состоянии постоянного наваждения. Старая мысль, старая, как и само искусство. Но стихия слова и жизнь Марины были нерасторжимы. Вне поверки, вне усмотрения или возможного сознательного преодоления. Если Тютчев мог примирить в себе чиновника и поэта, то Цветаева могла жить только в мире слова и для слова. Ей принадлежит признание: „...утверждаю, что ни на какое дело своего не променяла бы“. Более духовно-целостного художника в русском прошлом найти трудно». Н. А. Еленев. Кем была Марина Цветаева? 1958       «Цветаева романтиком родилась, романтизм ее был природным, и она его громко утверждала: из-за этого многие обвиняли ее чуть ли не в актерстве и выверте — но те, кто хорошо знал ее, отлично видели всю естественность ее порывов, ее бунта и всего, что неправильно именовали ее „неистовством“. Она сама себя правильно определила: Что же мне делать, певцу и первенцу, В мире, где наичернейший сер, Где вдохновенье хранят, как в термосе, С этой безмерностью в мире мер. Апрель 1925       Такой ее создал Бог, и такой она себя видела и принимала. Она отталкивалась от будничной реальности и совершенно искренне признавалась: «Я не люблю жизни как таковой — для меня она начинает значить, т. е. обретать смысл и вес, только в искусстве. Если бы меня взяли за океан, в рай и запретили писать, я бы отказалась от океана и рая. Мне вещь сама по себе не нужна». М. Слоним. О Марине Цветаевой: Из воспоминаний, 1970       «Цветаева принадлежит к тем, с кем кончается эпоха, и только дух противоречия, которым она была одержима, дух творческого „наперекор“ помешал ей в этом сознаться. Даже самой себе». Г. Адамович. Невозможность поэзии, 1958       «Марина Цветаева, великий поэт, была, как нам представляется, создана природой словно бы из „иного вещества“: всем организмом, всем своим человеческим естеством она тянулась прочь от земных „измерений“ в измерение и мир (или миры) — иные, о существовании которых знала непреложно. Она придавала значение снам, толковала их, верила им, — ведь многие сбывались. Можно сказать, что она любила „сновидеть“. С ранних лет чувствовала и знала то, чего не могли чувствовать и знать другие. Знала, что „поэты — пророки“, и еще в ранних стихах предрекала судьбу Осипа Мандельштама, Сергея Эфрона, не говоря уже о своей собственной. Это тайновидение (или яснозрение) с годами усиливалось, и существовать в общепринятом человеческом „мире мер“ становилось труднее.       Что все это было? Вероятно, прежде всего — страдание живого существа, лишенного своей стихии; человеку не дано постичь мучения пойманной птицы, загнанного зверя, и речь, разумеется, ни в коей мере не идет о сравнении, а лишь — о страдании, непостижимом для окружающих. Разумеется, страдание не было единственным чувством: цветаевских чувств и страстей, ее феноменальной энергии хватило бы на многих и многих. Однако трагизм мироощущения поэта идет именно от этих не поддающихся рассудку мук». А. Саакянц. Марина Цветаева. Жизнь и творчество, 1997  Для Цветаевой поэзия — не аналогия жизни, а сама жизнь в ее наиболее полном выражении. Для реализации этого убеждения она находит поразительно смелый образ: «Вскрыла жилы: неостановимо, Невосстановимо хлещет жизнь» — так начинается одно из стихотворений, завершающееся словами: «Невозвратно, неостановимо, Невосстановимо хлещет стих». Стих и жизнь здесь — понятия тождественные.       Поэзия — это сама жизнь, преломленная в сознании поэта, выступающая в его творениях в преображенном виде. Преображение это идет по своим, свойственным поэзии законам: «Поэт — издалека заводит речь. Поэта — далеко заводит речь». Издалека и далеко — это, собственно говоря, крайние точки пространства и времени, в рамках которого живет поэзия, иные измерения — не для нее. «Душа, не знающая меры...» — это ведь и о себе (о поэте!) сказано было когда-то Цветаевой. В цикле стихов с программным названием «Поэты» можно прочесть: «...путь комет — поэтов путь. Развеянные звенья Причинности — вот связь его!» Полет поэтического вдохновения, как выясняется, от издалека до далеко подчинен строгой логике, находящей выход в причинности, доселе ускользавшей от взора человека. Но и на другое обратим здесь внимание — на космическую траекторию, свойственную полету поэтической мысли, восстанавливающей подлинную связь предметов и явлений. Поэзия Цветаевой рождалась на земле, вбирая в себя заботы и нужды, которыми живет человек. Но отсюда, с земли, начинался ее стремительный взлет. «М. ГОРЬКИЙ. СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. РАННИЕ РАССКАЗЫ. ПЬСА «НА ДНЕ».   1. Место Горького в историко-литературном процессе рубежа веков. 2. Судьба писателя и его литературная биография 3. Деятельность Горького в период революции  4. Романтизм и реализм в раннем творчестве Горького. Босячество как специфическая среда и как предмет творческого интереса писателя (анализ рассказов «Макар Чудра», Старуха Изергиль», «Челкаш»).     Драма Горького «На дне» (1902), созданная сразу же после серии романтических произведений 90-х годов, полных бунта против психологии смирения, покорности, «гуманизма сострадания», поражает обилием тревожных вопросов, скрытых и явных дискуссий о месте человека в мире, о правде мечты и правде реальности, о границах свободы человека и принижающей силе обстоятельств. В финале драма превращается — и это показатель насыщенности ее философско-этическими проблемами — в своеобразный «суд» обитателей ночлежки над тем, кто взбудоражил их, кто «проквасил» всех, ввел в состояние брожения, «поманил» («а сам — дорогу не сказал»), — старцем Лукой. Правда, один из неожиданных защитников Луки Сатин остановил этот суд, прервал поток обвинений: «Правда он… не любил, старик-то»; «Старик — глуп»; «был… как мякиш для беззубых»… Но что значила эта остановка, запрет, если сам запретитель вдруг вынес на обсуждение в новой редакции все те же вопросы о правде, «боге свободного человека» и лжи — «религии рабов и хозяев».       На самых острых, судьбоносных вопросах, звучащих в драме, и следует остановиться в определенной последовательности, непременно учитывая и непростое, изменчивое отношение Горького к своей же пьесе, ее сложную и новаторскую драматургическую структуру, ее язык.       Как же прочитывается сейчас драма Горького «На дне» (1902), безусловно, важнейшее звено во всей философско-художественной системе писателя? Можно ли отделить, скажем, странника Луку, реального героя замечательной пьесы, от Луки, который предстает в некоторых горьковских выступлениях 30-х годов по поводу этого «вредного» героя? Контрасты между началом жизненного пути — канонизированный буревестник и апостол революции, бесконфликтный и идеальный якобы друг Ленина и концом — пленник в золоченой клетке из почестей, наград столь глубоки, драматичны, что некоторые современные исследователи творчества М. Горького искренне предлагают считать, что на исходе жизни «автор предал своего героя», назвал его «вредным старичком», поддержав тем самым своих самых отвратительных героев1. Может быть, следует верить только актерам МХАТа (Москвину, Лужскому и др.), писавшим, что «Горький, читая слова Луки, обращенные к Анне, вытирал слезы», что «Горький симпатизировал Луке больше всех»2.       Согласно мнению других современных истолкователей спора о человеке в пьесе «На дне», Горький изначально готовил в ней победу «атеистической концепции, сформулированной Сытиным», победу тех, для кого «блаженны сильные духом» (а не «нищие духом»), смеялся над верой в Бога, утешительством Луки. Он якобы осознанно заводил «сторонников религиозного взгляда в логический тупик», убеждая зрителей, что «православие исчерпало себя и его надо заменить новой религией. Для «пролетарского писателя» эта религия — коммунизм»3.       На наш взгляд, в первом случае позиция позднего Горького, по существу, сужается до мнения Барона о «вредности» и малодушии Луки: «Исчез от полиции… яко дым от огня… Старик — шарлатан». Во втором и во многих иных, помимо упрощения мировоззрения Горького на переломе веков, в истолковании главного конфликта пьесы исчезает вся сложная структура пьесы — с взаимоотношениями персонажей, их отчужденностью и одновременно взаимосвязанностью. Исчезает такое замечательнейшее открытие Горького-драматурга в пьесе «На дне», как многоголосие (не диалог, не монолог, а полилог), когда говорящие слышат и отвечают друг другу, «зацепляют» окружающих, не вступая в прямой обмен репликами. Думая и говоря о своем, они тем не менее вторгаются в чужие жалобы, тревоги, невольно дают оценки надеждам соседей по ночлежке.       Московский Художественный театр, руководимый в 1902 году яркими реформаторами театра К. С. Станиславским и В. И. Немировичем-Данченко, не случайно избрал эту пьесу (и отстоял ее в споре с цензурой): ему был нужен своеобразный жесткий, не сентиментальный «антитеатр» Горького с неожиданной сценической площадкой («подвал, похожий на пещеру»), театр, отрицавший традиционную камерную, «потолочную» пьесу с искусственными декорациями, с извечными резонерами, простаками». «НА ДНЕ». ИЗОБРАЖЕНИЕ ПРАВДЫ ЖИЗНИ В ПЬЕСЕ И ЕЕ ФИЛОСОФСКИЙ СМЫСЛ».         Появление странника Луки в ночлежке, его неожиданно активная роль в спорах о природе человека, его праве на счастье, на мечту — спорах, превративших всех в «философов поневоле», резко изменили всю ситуацию в ночлежке. Еще забегают сюда и Василиса, и ее муж, выслеживая Ваську Пепла, подталкивая его на преступление, еще вторгается сюда с улицы сапожник Алешка с гармонью со стихийным протестом («И чтобы мной, хорошим человеком, командовал товарищ мой… пьяница, — не желаю!»), но эта интрига, повторяем, всех не захватывает, хотя и Лука, спрятавшись на печи, подслушав разговор Пепла и Василисы («освободи меня от мужа»), спасает Ваську от «ошибки» («как бы, мол, парень-то не ошибся… не придушил старичка-то»), и в дальнейшем даже Сатин, спасая Пепла, который все-таки убивает Костылева, втягивается ненадолго, импульсивно в эту интригу: «Я тоже три раза ударил старика… Много ли ему надо! Зови меня в свидетели, Васька…»       И все же главный спор, усиливший и разделенность, и единство персонажей ночлежки, свершается вне этой традиционной интриги (ее Горький разовьет в пьесе «Васса Железнова»). Лука, внесший в подвал ноты сострадания, сочувствия, оправдавший право Актера, Насти, Анны на мечты, на молитву, сам того не желая, обозначил реальное, взрывное разделение всех на два стана: «мечтателей» и «скептиков», носителей «злой» правды, тоски, безнадежности, прикованных к этой правде как к цепи. Он взбудоражил и тех и других, всколыхнул неугасшие надежды в одних и ожесточил других. Обратите внимание, как «досочинил», возвысил, скажем, простой совет Луки о поездке в лечебницу для алкоголиков Актер: «Превосходная лечебница… Мрамор… мраморный пол! Свет… чистота, пища… все — даром! И мраморный пол, да!» Как чутко слушает Луку Пепел, мгновенно изменяя свое представление о Сибири! Вначале он видит только каторгу, бубновый туз на спине, «путь сибирский дальний» в кандалах, а затем:       И даже к Сатину, рационалисту, закрытому ото всех, презирающему своего сподвижника по шулерскому ремеслу Барона, Лука находит какой-то свой ключик: «Эдакий ты бравый… Константин… неглупый… И вдруг… Легко ты жизнь переносишь».       Может быть, Лука даже скептика Бубнова, до этого не жалевшего и Анну («шум — смерти не помеха»), заставляет бросить в игру, в спор свои последние козыри. Бубнов упрекает Настю: «Она привыкла рожу себе подкрашивать… вот и душу хочет подкрасить… румянец на душу наводит». Но целит он в главного иллюзиониста — Луку: он приукрасил души Анны, Актера, Пепла, даже Сатина. «Проквасил» всех обитателей, если не волей к бунту, смелостью, то какой-то глубокой мечтательностью. Может быть, и решительность Пепла, отомстившего сразу всем — и Костылеву, и Василисе, и Медведеву, этот своего рода отчаянный протест, рожден в итоге Лукой, его золотой сказкой о Сибири?       Самое удивительное, загадочное в Луке — это энергия самодвижения: независимая и от суда обитателей ночлежки, и от самого Горького! Он не мог уже связать с Лукой ни свои прежние романтические призывы — искать подвига («в жизни всегда есть место подвигам»), ни свои упреки слепым, подавленным текущей тусклой жизнью людям:       Правда, и нечто неуправляемое, «неладное» с образом Луки — тем более в атмосфере 1902—1903 гг., т. е. подготовки революции 1905 года! — и Горький, и МХАТ почувствовали. Ведь, по воспоминаниям И. М. Москвина, в постановке 18 декабря 1902 года Лука предстал как благородный утешитель, почти спаситель многих отчаявшихся обитателей ночлежки. Некоторые критики, правда, увидели в Луке… «Данко, которому приданы лишь реальные черты», «выразителя высшей правды», нашли элементы возвышения Луки в стихах Беранже, которые, шатаясь, выкрикивает Актер:    Но это было насилием над образом, толкованием его в духе дня. Между тем К. С. Станиславский, один из постановщиков спектакля, в режиссерских тетрадях намечал путь «снижения» героя. Он предостерегал И. М. Москвина от идеализации странника, утешителя, сеятеля «снов золотых»: «хитро поглядывает», «коварно улыбаясь», «вкрадчиво, мягко», «проскользнул», «видно, что врет», «сентиментально-трогательно врет», «Лука хитрый» и т. п. В целом ряде последующих постановок пьесы «На дне» — в особенности в постановке 1968 года театром «Современник» (режиссер — Г. Волчек и исполнитель роли Луки — И. Кваша) — вновь чрезвычайно ярко раскрывалась именно потрясенность старика тем, как много горя, бед, мучений в мире, как по-детски беспомощны люди, почти дети, перед злом.       Весьма любопытно, что снизить образ Луки с помощью возвышения Сатина не удалось в той же постановке 1902 года… самому К. С. Станиславскому, как раз игравшему роль Сатина. Текст этой внешне выигрышной роли (в психологическом плане все-таки пустоватой) перенасыщен, пересыпан гирляндами афоризмов. Они у всех на слуху: «В карете прошлого — никуда не уедешь», «Ложь — религия рабов и хозяев!», «Чело-век! Это великолепно! Это звучит гордо!» и т. п. Все это явно пришло в пьесу, с одной стороны, из романтических сказок, песен, легенд Горького-буревестника… А с другой? Из новых верований Горького 1900-х годов о величии разума, о Человеке, равном Богу своей волей к пересотворению мира, из поэмы «Человек» (1903). Эти монологи предвещали Горького — противника «идиотизма деревенской жизни», русской пассивности.       К. С. Станиславский, свидетель бурного взлета, восхождения писателя, вначале пришел к ошибочной мысли: в роли Сатина надо «внятно подносить публике удачные фразы роли», «крылатые слова», «надо представлять, а не жить на сцене». Не впасть в эту ошибку, в измену эстетике МХАТа, впоследствии исправленную, было трудно: все монологи Сатина о величии Человека, его рук и мозга были слово в слово похожи на риторику романтической поэмы Горького «Человек». И. Анненский, увидев возвышение Сатина, превращение человека в новое божество, обратился к Горькому: «Ой, гляди, Сатин — Горький, не страшно ли уж будет человеку-то, а главное, не безмерно ли скучно ему будет сознавать, что он — все и что все для него и только для него?» (Из рецензии «Драма на дне»). Система персонажей и параллельных сюжетных линий в пьесе «На дне».       На наш взгляд, именно с этой стороны следует начать, безусловно, проверяя знание учащимися текста пьесы, понимание ими философско-этической проблематики, изобилия конфликтов, споров, деклараций, вызванных явлением в ночлежку Луки и его невольным духовно-нравственным «врачеванием» ее обитателей.       Мир пьесы «На дне» — это мир, как говорят, комбинаторный, а по характеру своей архитектоники пьеса принадлежит к драматургии центробежной, растекающейся композиции. Ее можно назвать, как и другие пьесы Горького («Дачники», «Егор Булычев и другие»), «сценами». Но при всей этой комбинаторности, даже «лабиринтности» построения и «неохваченности» всех персонажей единым сюжетом, каждый из персонажей предельно выразителен благодаря языку. Нет афоризмов вообще, нельзя сказать, что это Горький в пьесе вещает: «В карете прошлого — никуда не уедешь» и т. п. Ведь афоризмы или складные речи в рифму картузника Бубнова («Такое житье, что, как поутру встал, так и за вытье», «Люди все живут… как щепки по реке плывут» и т. п.) отличаются от не менее фигурных речей того же Луки («Есть — люди, а есть иные — и человеки»; «Во что веришь, то и есть»). И тем более отличаются они от громокипящих слов Сатина: последние связаны с культом человека-творца, с важной для Горького идеей центрального места в мире необыкновенного, «космократического» человека.       Всмотритесь внимательно в сборный пункт сирот, горемык, маргиналов (людей с обочины жизни), собранных на тесную площадку подвала-пещеры в первом акте. Или в «пустырь» — «засоренное разным хламом и заросшее бурьяном дворовое место» — в акте третьем. Вы сделаете любопытное открытие: эта площадка, в сущности, разбита на ячейки, на микропространства, норы, в которых раздельно и даже отчужденно живут «бывшие» люди, лишенные дела, прошлого, живут со своей бедой, даже близкой к трагедии. Вот комната за тонкой перегородкой, в которой живет вор Васька Пепел, продающий ворованное хозяину ночлежки Костылеву, бывший любовник его жены Василисы, мечтающий уйти отсюда с Натальей, сестрой хозяйки. Треугольник Пепел — Василиса — Наталья имеет в пьесе самостоятельное значение. Но при всем драматизме борьбы в рамках его — Василиса подстрекает Пепла на расправу с мужем, лукаво обещает одарить его деньгами — для многих других обитателей ночлежки исход этой борьбы не столь важен.       Своя драма — несчастно прожитая жизнь, умирание в подвале — связывает Анну и слесаря Клеща, может быть, винящего себя за жестокость к жене. Драмой в драме являются и взаимоотношения торговки Квашни и полицейского Абрама Медведева, постоянные «передразнивания» друг друга проститутки Насти, мечтавшей о роковом Гастоне или Рауле, и Барона, вспоминающего знатного деда. Барон, правда, говорит «мерзавке» Насте, высмеивающей его грезы: «Я — не чета тебе! Ты… мразь». Но едва она сбежит, не пожелав его слушать, как он ищет ее («Убежала… куда? Пойду посмотрю… где она?»). В известном смысле скрытую взаимосвязь этих разрозненных человеческих ячеек, единство бедолаг, даже дерущихся, высмеивающих друг друга, можно определить словами Насти: «Ах ты несчастный! Ведь ты… ты мной живешь, как червь — яблоком!»       Самые отрешенные, замкнувшиеся в печали, в злом пессимизме, вроде картузника Бубнова, сами того не желая, вступают в спор, в беседу о сокровенном с другими, поддерживают многоголосие (полилог) пьесы. Задумайтесь об этом открытии Горького в связи с эпизодом из первого акта, когда ведут беседу у постели больной Анны Наташа, надеющаяся связать свою судьбу с Пеплом, Клещ и Пепел. Купивший нитки Бубнов рассматривает свой товар:       Реплика Пепла, мрачное замечание Бубнова о нитках, как бы разрушающее «несшитый» еще союз Наташи и Пепла, не связаны прямо с беседой Наташи и Клеща об Анне. Все это создает очень сложные взаимосвязи во всей системе персонажей, связи сказанного когда-то ранее со звучащим именно теперь, порождает перекличку, наложение одних диалогов на другие.       Есть и еще одно качество бытия, которое объединяет этих маргиналов. Нет, это, конечно, не социальное противостояние угнетенных «богомольному» эксплуататору Костылеву, то и дело повышающему плату, накидывающему полтину («и будет перед святой иконой жертва гореть»). Спор «хозяев» и «рабов» в пьесе заявлен не громко: исковерканные судьбы персонажей, босяков, «огарков» громче говорят о социальном и нравственном неблагополучии мира. Связывает же героев воедино — и об этом дважды говорится в пьесе (даже уже после появления и исчезновения Луки) — какая-то неодолимая, мрачная власть реального круговорота событий, происходящих с обитателями ночлежки.       Горький отверг первоначальные названия пьесы — «Без солнца», «Ночлежка», «Дно», «На дне жизни». Решающее слово о выборе названия «На дне» принадлежало Л. Н. Андрееву. Но тема бессолнечной жизни в пьесе осталась — в песне, возникающей, рождающейся в душах людей, разуверившихся в мечте, в правде. «Затягивай любимую!» — скажет Бубнов. И звучат слова песни:    Есть немалая доля истины в проницательном суждении исследовательницы творчества Горького В. Д. Серафимовой: «Не только среда губит персонажей пьесы. Каждому из них не порвать еще и свою «цепь»: Актеру не избавиться от пьянства; Барону — от паразитизма; Бубнову — от лени; «темно» в жизни Насти, какие бы книги она ни читала. Песня звучит в душе каждого, потому она и «любимая».       Это впечатление бессолнечной жизни, какого-то всеобщего поражения человечности и добра усиливает и возглас Анны, оглядывающей утренний мрачный подвал («Каждый божий день… дайте хоть умереть спокойно!»), и совсем невеселый напев Луки («Среди но-чи… пу-уть — дорогу не-е видать»).       Все параллельно развивающиеся частные драмы, конфликты сходятся в итоге в этом безысходном «темно». Темнота какая-то густая, нерасходящаяся, изначальная. Ее мрак не просветляют даже следующие одна за другой смерти — Анны, Костылева, Актера. Ни одна из смертей не «завершит» пьесы. Жизнь для обитателей ночлежки нелепая, безглазая, тупая «давильня» для всех светлых надежд; в природе этой «давильни» нет чувства насыщения.      Сатин и Лука — антиподы или родственные души?       Кто из них более вдохновенный утешитель? Легкий путь противопоставления героев, идущих сквозь весь персонажный ряд пьесы, втянутых невольно в центральное событие пьесы (убийство Васькой Пеплом хозяина ночлежки Костылева), — путь во многом обманчивый. И не потому, что Лука первым, как мы заметили, почувствовал: неутомимый шутник, пересмешник Сатин, говорящий порой жестокие, циничные слова («Я тебе дам совет: ничего не делай! Просто — обременяй землю!»), не лицедей, обманывающий самого себя, а тоже страдалец. «Веселый ты, Костянтин… приятный!» — говорит Лука, мягко, ненастойчиво спрашивая его о той стезе, с которой он «свихнулся». Лука чувствует, что оба они утешители, кроме слов да еще немалого жизненного опыта ничем не располагающие. Только слова утешения у них разные. В Луке живет праведник, носитель идей сострадания, в Сатине же много вложенных идей грядущего технократического, интеллектуального обновления человечества, идеи о величии разума человека.       Кажущиеся антиподы, Сатин и Лука, во многих случаях ведут себя почти одинаково. И Лука, и Сатин пробуют спасти Ваську Пепла и Наташу, видя, какую коварную интригу спланировала Василиса, любовница Пепла, жена Костылева. Даже после ухода Луки, ухода, обычно трактуемого как бегство лжеца, сеятеля иллюзий, как крах его (хотя старик и не обещал никому задержаться здесь!), именно Сатин страстно защищает его: «Дубье… молчать о старике! (Спокойнее.) Ты, Барон, — всех хуже! Ты — ничего не понимаешь… И — врешь! Старик — не шарлатан!»       Может быть, сейчас, не сглаживая противоположности многих мотивов утешительства (тема Луки) и одического, риторического восхваления человека (тема Сатина), следует видеть в героях двойственную, противоречивую, мятежную, еще не скованную догмами душу Горького тех лет? Позднее — уже в пьесе «Враги» (1907), тем более в повести «Мать» (1906), этого спасительного для таланта духа исканий, сомнений, «гамлетизма» в Горьком не будет. Но и жизни, многомерности героев не будет. Как, впрочем, и полифонизма страстей.       Пьеса «На дне» запечатлела переломный момент во всей судьбе Горького. Он, словно боясь отстать от революции, от ее боевых, категоричных законов, щедро рассыпает по тексту реплики, осуждающие Луку. В пьесе отчасти выстроена целая линия осуждения, даже высмеивания Луки.       Талант Горького сопротивлялся схематичному делению героев на «положительных» и «отрицательных». Сейчас совершенно очевидно, что не оправдано ничем такое хлесткое суждение: «Люди дна прежде всего теряют свое имя, и это обстоятельство становится одним из лейтмотивов пьесы. Все обитатели ночлежки имели его когда-то… Все, потерявшие имя, мертвы»5. Так ли это в замечательной пьесе? Даже выбор имен для персонажей, их исходный смысл в ней весьма не прост. Имя Лука, конечно, ассоциируется со словом «лукавый». Но оно означает и совсем другое: «светлый». Имя Константин, данное Сатину, означает «постоянный», в данном случае устойчивый резонер, который, даже передразнивая Актера («организм… Органон»), помнит: органон в переводе с греческого означает «орган знания», «разумность». Не организм отравлен алкоголем, а поврежден орган знания, источник разумности. Столь же многозначительны и другие имена: Василиса («царствующая»), Настя («воскресшая»), Наталья («утешаемая»)6.       Построение пьесы, чрезвычайно сжатой, часто переходящей в многоголосый хор, вся площадка подвала, поделенная на человеческие ячейки, параллельно развивающиеся конфликты, объединяющие героев в пары и треугольники, позволило стянуть очень многие противоречия драмы в удивительное целое. И эти пружины, «часовой завод» пьесы, не расслаблены доныне. Каждый акт кончается, например, смертью — Анны, Костылева, Актера (именно он «песню испортил»), но ни одна из смертей не несет очистительного катарсиса. Читатель и зритель, вероятно, так до конца и не разгадают: идет ли в пьесе движение судеб героев сплошь по наклонной плоскости, торжествует ли одно зло, продолжается ли «кораблекрушение»? Или в этом трюме свершается и нечто иное — происходит утверждение новых ценностей, восхождение солнца (вспомним и песню «Солнце всходит и заходит», звучащую в пьесе).       Завершая анализ словесной материи пьесы, ее реплик, обратите внимание на афористичность, обилие жизненно-бытовых формул, речевых жестов, на пунктир лейтмотивов, говорящих о законности «мечты», «веры», о высоком предназначении человека. Следует подчеркнуть, что Горький как бы боялся холодной чеканки, внешнего блеска фраз. В любом эпизоде пьесы, как сигналы трудного восхождения к истине, не даруемой свыше, мелькают многоточия, паузы, своего рода провалы, прорывы в цепи общения, коммуникации. Есть муки слова и в монологах Сатина, и в косноязычных протестах Клеща, и в трудном речетворчестве Бубнова. Все это говорит о том, как сложен был путь героев ночлежки и самого Горького к трезвой правде и к просветляющей жизнь мечте. « А.А. БЛОК . СЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. СТИХОТВОРЕНИЯ».  Знакомство учащихся с поэзией Александра Блока, изучение его стихотворений может стать для них открытием, школой высоких чувств, постижением высшей духовности. Главная забота учителя на этом пути — ввести старшеклассников в мир настроений и образов, научить прислушиваться к интонации поэтической строки. Мироощущение и поэтическая система А. Блока, а вместе с ним и всех символистов сильно отличались от восприятия мира и художественных принципов реалистического искусства.       Идея вечной и всепобеждающей Женственности была воспринята символистами от Владимира Сергеевича Соловьева (1853—1900) — философа-идеалиста, поэта, публициста, литературного критика. Общепризнано его огромное влияние на русскую религиозно-философскую мысль и эстетику символизма. Оно было столь обширно, что дало основание говорить о «соловьевстве» как явлении. Его мистико-поэтическое мироощущение оказалось созвучно философским и эстетическим исканиям модернистов второй волны (символистов). Религиозный философ, ставивший в центр мира божественное начало, он видел цель исторического и космического процесса в «положительном всеединстве», т. е. в таком соединении элементов мира, где нет взаимного отчуждения, нет разъединенности во времени, пространстве, вещественности. Идеал всеединства — мудрое женское начало, воплощенное в «Софии, мудрости Божией», это Вечная Женственность, «действительно вместившая полноту добра и истины, а через них нетленное сияние красоты». Он разделял и философски обосновывал идею Достоевского о том, что «красота спасет мир», говоря здесь, разумеется, не о телесной, материальной красоте, а о Красоте как венчающей полноту и торжество Добра и Истины.       Идея Вечной Женственности у А. Блока воплотилась в Прекрасной Даме, на рыцарское служение которой подвигнут поэт («Стихи о Прекрасной Даме», 1904). Культ Прекрасной Дамы проходит через все творчество поэта. Но этот образ не остался неизменным, он обретал все новые воплощения — от носительницы божественного начала, Вечной Женственности, Вечной Жены до его конкретного, очеловеченного облика, опоэтизированного в чертах Любимой, или просто Ее, или молодой жизни, погибшей под колесами.       Космическое видение мира, жизни, предощущение, предчувствие принадлежности земного высшим мирам, высшей истине, Добру и Красоте сквозит в поэзии А. Блока. Вне этого мироощущения многое в стихах поэта остается для учащихся закрытым. «Открыть» А. Блока для себя ребятам поможет хотя бы небольшой экскурс в поэтику модернистов, и символистов в частности.       В классической поэзии XIX века господствовало стремление к ясности и прозрачности стиха, ясности подчас самого сложного поэтического переживания. Вспомним пушкинское: «Не знаешь ты, как сильно я люблю. Не знаешь ты, как тяжко я страдаю»; «Пепел милый… останься век со мной на горестной груди…» Или лермонтовское: «Нет, не тебя так пылко я люблю»; «Но я люблю — за что, не знаю сам». Или тютчевское: «Коль любить, так не на шутку…»       Поэзия конца XIX — начала XX века избрала основанием другую поэтику — поэтику ассоциаций — непроизвольно, т. е. часто нелогично, не на основе логики возникающих связей и сопоставлений, параллелей, из которых возникает новое видение знакомых предметов, а за ними чудится что-то не выразимое словами. В поле дорога бледна от луны. Бледные девушки прячутся в травы. Руки, как травы, бледны и нежны. Ветер колышет их влево и вправо. «Плачет ребенок. Под лунным серпом…», 1903.       Первая строка дает реальную картину, окрашенную острым восприятием бледного, призрачного света, в котором все бледно, и дорога полевая тоже. Вторая строка — образ, вызванный по ассоциации. В неверном, скрадывающем, бледном свете чудятся, воображаются в высокой траве девичьи лица, руки, фигуры. Высокие травы прячут и выказывают руки, нежные руки, колышущиеся под ветром. А все четыре строки создают высокопоэтическую картину, которую всю, с ее ароматом и музыкой, невозможно перевести на язык прозаического объяснения. Колдовство звучания стихов — тайна, которая не поддается разгадыванию. Отмечаем смысловую и цветовую доминанту, даже звуковую, в трех строках: «бледна» — «бледные» — «бледны» и «травы» — «руки» — «травы» — «ветер». Заметим, что ветер — один из любимых образов поэта, олицетворение Ее силы, движения, исходящих из тайного источника нездешних миров.       Другая черта новой поэзии — и поэзии А. Блока — поэзия намеков, которые читатель должен понять, расшифровать самостоятельно и в согласии с ними дорисовать картину реальности, или фантазии, или, условно говоря, «душевного пейзажа» — переживания или мироощущения поэта. Девушка пела в церковном хоре О всех усталых в чужом краю, О всех кораблях, ушедших в море, О всех, забывших радость свою. «Девушка пела в церковном хоре…», 1905.       Первая строка вызывает целый ряд ассоциаций — с храмом во время богослужения, с большим стечением народа в церкви, с церковным распевным и грустно-трагическим звучанием псалмов. Стихи написаны в августе 1905 года, когда заканчивалась русско-японская война. И вот намеки: «О всех усталых в чужом краю, О всех кораблях, ушедших в море, О всех, забывших радость свою». Последняя строка — намек-напоминание о той радости, которую каждый из солдат или матросов русской армии оставил в родном краю, т. е. о родных и близких, но забыл о них перед лицом смертельной опасности. Это пение девушки и хора — молитва об отторгнутых от родимого крова, молитва о заброшенных на чужбину.       Вторая строфа о девушке, о ее молитве, принимаемой свыше — в куполе окна, через которое падает солнечный луч: Так пел ее голос, летящий в купол, И луч сиял на белом плече, И каждый из мрака смотрел и слушал, Как белое платье пело в луче.       Ассоциативная и метафорическая перекличка («пел ее голос» — «белое платье пело в луче») как бы соединяет девушку, церковный хор, всех присутствующих в церкви («каждый смотрел и слушал») в одном духовном порыве. Это духовное единение выражается в следующей, третьей строфе: И всем казалось, что радость будет, Что в тихой заводи все корабли, Что на чужбине усталые люди Светлую жизнь себе обрели.       И, вопреки молитве и духовному единению, — грустный, неожиданный, трагический итог, данный в намеке: И голос был сладок, и луч был тонок, И только высоко, у царских врат, Причастный тайнам, — плакал ребенок О том, что никто не придет назад.       Намек — «причастный тайнам», т. е. знающий наперед, вещий, кому открыто будущее. «Высоко, у царских врат… плакал ребенок» — Спаситель-ребенок на руках у Богоматери — намек на трагический для России исход войны летом 1905 года.       Сочетание ассоциаций и намеков подкреплено искусством точной, изящной, поэтической детали, привязывающей мистически неясный и зыбкий смысл картины к какой-то реальности. В этом стихотворении такую деталь без труда укажут ребята: «луч сиял на белом плече». Это яркая картина, усиленная повторением и расширением зрительного образа в четвертой строке второй строфы: «Как белое платье пело в луче».       В стихотворении «Вхожу я в темные храмы…» такая деталь — «В мерцанье красных лампад». Так и видится: полуосвещенный храм, горящие свечи, слабо освещенные образа. И тени от колебания огня, бегущие в высоте по карнизам, — «Высоко бегут по карнизам Улыбки, сказки и сны». Ассоциативно-метафорический образ, богатый, многослойный смысл которого невозможно исчерпать.       Для вхождения в атмосферу поэзии А. Блока, чтобы ребята могли освоиться в этом незнакомом мире, им надо знать его приметы, его законы. Помимо поэтики ассоциаций, намеков, требующих расшифровки, восприятия и осмысления художественной детали, дающей толчок работе воображения, читателю важно познакомиться с символикой предметов и символикой цвета.       В поэзии А. Блока создана целостная система символов. «В ее основе лежит простой мотив: рыцарь (инок, юноша, поэт) стремится к Прекрасной Даме. За этим стремлением стоит многое: мистическое постижение Бога, поиски жизненного пути, порыв к идеалу и бесконечное количество оттенков толкований. Заря, звезда, солнце, белый цвет — все это синонимы Прекрасной Дамы… Белый — значит посвятивший себя Вечной Женственности. Размыкание кругов — порыв к ней. Ветер — знак ее приближения. Утро, весна — время, когда надежда на встречу наиболее крепка. Зима, ночь — разлука и торжество злого начала. Синие, лиловые миры, одежды символизируют крушение идеала, веры в самую возможность встречи с Прекрасной Дамой. Болото символизирует обыденную жизнь, не освещенную мистически. «Жолтые фонари», «жолтая заря» (Блок писал прилагательное «жолтый» через о и придавал этому большое значение) символизируют пошлость повседневности»… «Словарь» символов Блока здесь упрощен: «в зависимости от контекста значение символов колеблется в широких пределах. Но ориентироваться в поэзии Блока он поможет. Некоторые символы настолько неопределенны, что описать их значение нелегко. Таково, например, слово «чорный» (опять-таки непременно через о). Это символ чего-то грозного, опасного, но в то же время мистически значительного, чреватого мистическими откровениями. Чтобы изучить систему символов Блока, следует изучить и продумать всю его поэзию. Здесь необходима работа души.       Ницше заметил однажды: «символы не говорят; они молча кивают».       Символика цвета у В. С. Соловьева, А. Блока и символистов заимствована из мистицизма  Средневековья и Возрождения. «В языке культуры позднего Cредневековья желтый цвет обозначал враждебные силы, синий — измену. Современники плохо понимали Блока, а вот книжникам XVI века был бы ясен потаенный смысл блоковских строк: В соседнем доме окна жолты. И И на жолтой заре — фонари. Или Ты в синий плащ печально завернулась… И Синий, синий, синий взор.       В предметах, явлениях эмпирической (т. е. воспринимаемой пятью органами чувств. — Т. М.) действительности Блок провидел намеки на иной, совершенный, трансцендентальный мир. Смысл его символов всегда лежит в запредельном мире. Но база его символов — вся в окружающей реальности».   В стихотворении «Вхожу я в темные храмы…» (из первого сборника А. Блока «Стихи о Прекрасной Даме», 1904) слышится благоговейная, торжественно-молитвенная интонация, ожидание чуда — появления Прекрасной Дамы «в мерцанье красных лампад». Ученики обратят внимание на несвойственную русскому языку форму — «жду я Прекрасной Дамы», а не Прекрасную Даму. В употреблении такой формы есть свой глубокий смысл. Вариант винительного падежа сообщал бы строке предметное значение, снижал бы ее до бытового уровня. А здесь — молитвенно-возвышенное состояние души, ждущей откровения, как бы преображения с ее появлением. Ожидание так напряженно, что В тени у высокой колонны Дрожу от скрипа дверей.       И дальше в стихотворении «образ — лишь сон о Ней», Ее он называет «Величавой Вечной Женой», «Святой», благоговейно восхищается: «Как отрадны Твои черты!» Это и символический образ Прекрасной Дамы, и Богоматерь («образ», «ризы»), это и воплощенная гармония мира, и все, что человек носит в душе, — «улыбки, сказки и сны». Душа лирического героя вся в этом ожидании, вере: «Но я верю: Милая — Ты».       Можно вернуться к начальной строке: «Вхожу я в темные храмы». Почему «в храмы»? Значит, это происходит многократно. «Совершаю бедный обряд» — вероятно, ставлю свечу. С совершением обряда появляется молитвенно-торжественное настроение и в воображении все более отчетливо рисуется образ Вечной Жены, Вечной Женственности как животворящего начала. Заметим, что после комментария к отдельным строкам или словосочетаниям рекомендуется прочитать стихотворение еще раз, чтобы сохранилась цельность восприятия.       Далее читаем еще несколько стихотворений.       «Мне снились веселые думы…», 1903.       «Скрипка стонет под горой…», 1903.       «Рассвет», 1903.       «Плачет ребенок. Под лунным серпом…», 1903.       «Осенняя воля», 1905.       «Там, в ночной завывающей стуже…», 1905.       «Девушка пела в церковном хоре…», 1905.       «Утихает светлый ветер…», 1905. Шлейф, забрызганный звездáми, Синий, синий, синий взор. А. Блок       Стихотворение «Незнакомка» (1906), один из шедевров блоковской лирики, построено на контрасте картин и образов, контрастно соотнесенных и отраженных друг в друге. Первая половина стихотворения рисует картину самодовольной и разнузданной пошлости, знаками которой выступают художественные детали, дающие опору и направленность работе воображения.       В начале стихотворения передана общая атмосфера и ее оценка лирическим героем: По вечерам над ресторанами Горячий воздух дик и глух, И правит окриками пьяными Весенний и тлетворный дух.       Конкретизация картины разворачивается как ряд цветовых и звуковых деталей, воплощающих пошлость (2—4-я строфы). Самые конкретные и в то же время обобщенные, с убийственно-иронической подсветкой, детали даны в 3-й и 4-й строфах: Среди канав гуляют с дамами Испытанные остряки. Над озером скрипят уключины, И раздается женский визг…       Прозвучавшая вначале оценка этого стиля жизни, ее отвратительного лица подтверждается поэтической формулой ассоциативно-метафорического характера, в которой угадывается намек на то, что лирический герой согласен с такой оценкой: А в небе, ко всему приученный, Бессмысленно кривится диск.       Ведь это глазами лирического героя увидены картинки, от которых даже лунный диск кривится, пораженный их нестерпимой пошлостью.       Следующие две строфы — переход к другой картине, прямо противопоставленной окружающей пошлости. Мотив этих двух строф — отчаяние от одиночества лирического героя. Оно звучит в смиренном и горьком признании: И каждый вечер друг единственный В моем стакане отражен И влагой терпкой и таинственной, Как я, смирен и оглушен.       Кто этот друг, отраженный «в стакане»? Тот же «я»? Так же «смирен и оглушен»?       Следующая строфа («А рядом у соседних столиков Лакеи сонные торчат») по колориту близка общей картине, нарисованной в первой части стихотворения, — продолжается та же тема пошлости, только на свой лад, которую отвергает лирический герой.       Во второй части стихотворения возникает контрастный образ Незнакомки. «Мостик» к нему переброшен почти полным созвучием слов и полным совпадением ритмического рисунка: И каждый вечер, в час назначенный (Иль это только снится мне?), Девичий стан, шелками схваченный, В туманном движется окне.       Этот контрастный образ, исполненный такой пленительной поэзии, очищенный возвышенным поэтическим восприятием лирического героя, вобрал в себя приметы цивилизованного человеческого мира, и обаяние природы, и таинственную прелесть народной фантазии. Дыша духами и туманами, Она садится у окна. И веют древними поверьями Ее упругие шелка, И шляпа с траурными перьями, И в кольцах узкая рука.       Грязь окружающей пошлой обстановки не прикасается к ней, она как бы парит над нею, отделенная молчаливым одиночеством, своими «траурными перьями». Она как посланница иного мира, чуждая всем и всему, как воплощенная Поэзия, Женственность. А может, это не реальная Незнакомка, а только греза поэта, образ, созданный его воображением? («Иль это только снится мне?») Но эта Незнакомка-мечта близка поэту — «И странной близостью закованный, Смотрю за темную вуаль…».       За этим реальным или воображаемым обликом (что, в конце концов, неважно) лирическому герою видится «берег очарованный и очарованная даль». Эта ассоциация приобретает значение символа как реально существующей возможности приплыть (помните пушкинское «Куда ж нам плыть?») к другому берегу жизни, уйти в «очарованную даль» от пошлости, которая минуту назад казалась непобедимой.       Поэтическая интуиция, художническая проницательность помогают ему угадать, дорисовать в  воображении ее душевное состояние, ее прошлое и настоящее — то, что тайна для всех. И он гордится этой своей посвященностью в чужие тайны, воспринимая их как «чье-то солнце», как дар, который нужно бережно хранить. Глухие тайны мне поручены, Мне чье-то солнце вручено…       Солнце — символ Женственности, символ счастья, любви. И откровение, чувствование, понимание этой своей посвященности рождает у лирического героя такое сильное ощущение, как будто «все души моей излучины Пронзило терпкое вино». Но это вино поэзии, в которой забрезжила возможность выплыть туда, где «очи синие, бездонные Цветут на дальнем берегу». Берег тоже символ у Блока, значение которого — новая жизнь, новые открытия, новое понимание жизни и поэзии.       Пленительность образа Незнакомки, плененность ее поэтическим и таким печальным обликом выражена очень достоверно, настолько конкретно-зрительно, что нарисовать эту картину в воображении ребятам будет нетрудно. И перья страуса склоненные В моем качаются мозгу…       (Так и видится наклонившаяся головка в шляпе с перьями.)       Последняя строфа стихотворения вся построена на осмыслении происшедшего в душе переворота и переосмыслении устоявшегося, привычного. Намек, ассоциация здесь живут в единстве, подкрепляя и раскрывая друг друга.       Угаданная тайна, открывшаяся возможность другой жизни «на дальнем берегу», вдали от реальной пошлости, принимаемой всеми, на берегу поэтического видения, воспринимается как вновь обретенное «сокровище», «И ключ поручен только мне!». Вино открытия, откровения, ударившее в голову как вновь обретенная вера и надежда, позволяет воскликнуть: Ты право, пьяное чудовище! Я знаю: истина в вине.       Пьяное чудовище таковым и остается (не зря оно «чудовище»), но открытие поэзии, посвященность в тайны очарования другого мира, пусть и в воображении, утверждается как истина. Таким образом, красота, истина и поэзия оказываются связанными в неразделимом единстве.       После более или менее подробного (в зависимости от подготовленности класса по литературе) комментария к тексту стихотворение читается целиком еще раз, чтобы все раскрытые символы и ассоциации, все намеки закрепились в воображении и эмоциональной памяти за поэтическими формулами. Тогда ребят, даже хорошо подготовленных, поражает ассоциативная и смысловая емкость строки, им становится близко поэтическое видение художника, его гуманное восприятие человеческого мира, порыв к истине и красоте, к высшей духовности. Желательно показать ребятам иллюстрации И. Глазунова к этому стихотворению и к другому — «Вхожу я в темные храмы…».       Стихотворение «Русь» — одно из первых, посвященных России. «Тема о России… Этой теме я сознательно и бесповоротно посвящаю жизнь, — писал А. Блок. — Все ярче сознаю, что это — первейший вопрос, самый жизненный, самый реальный. К нему-то я подхожу давно, с начала своей сознательной жизни, и знаю, что путь мой в основном своем устремлении — как стрела, прямой…»       Перед чтением предлагаем ребятам вслушаться в интонацию, которую и учителю воспроизвести нелегко, если задаться целью передать не только высказанный, но и невысказанный смысл первых строф. Это интонация преклоненной молитвы, смиренного служения. «Твоей одежды не коснусь» — ассоциация с каким-то священным существом, на которое можно только молиться, но не прикасаться к нему. Оно все — тайна. Такова Русь — неразгаданная и не поддающаяся разгадыванию. Дремота? Может, это дремота души? Или то состояние между сном и бодрствованием, когда особенно обострена интуиция, когда возможно «наитие», через которое интуитивно угадывается тайный смысл вещей?       Стремясь постигнуть дух Руси (именно Руси, а не России), поэт в воображении охватывает единым взором старую Русь с ее древними поверьями, сказками, ведунами и ворожеями (волшебники, колдуны и гадалки, знахарки), с ее метелями и нечистой силой «в снеговых столбах», с богомольцами и странниками, которые ходили с посохом — клюкой. («Где все пути и все распутья Живой клюкой измождены». Живая клюка — в живой руке.)       Когда перед мысленным взором поэта прошли эти картины и герои, когда открылась ему и была пережита им эта поэзия древнего мироощущения, еще живого в России XX века, поэт вправе воскликнуть: Так — я узнал в моей дремоте Страны родимой нищету, И в лоскутах ее лохмотий Души скрываю наготу.       Следующие строфы — как исповедь и как попытка переосмыслить весь свой предыдущий жизненный путь и всю систему личных и всех духовных отношений — с ориентацией на благоговейное восприятие Руси и ее духа. Именно Русь спасла поэта от потери духовной чистоты: Живую душу укачала, Русь, на своих просторах ты, И вот — она не запятнала Первоначальной чистоты.       Вариативное повторение первой строфы как запева в конце стихотворения — ударная нота. Поэт настаивает на интуитивном постижении тайны народного духа, духа Руси, которым она жива. Очень созвучны блоковскому восприятию Руси картины М. Врубеля «Царевна-лебедь», «Пан», «К ночи», «Сирень», «Лебедь» (все — 1899—1901 гг.). Ребята найдут в них символические образы, богатый ассоциативный ряд, возможность многообразного прочтения полотна.       Можно, для постижения ребятами поэтики символа, его смысловой емкости, прочитать еще несколько стихотворений, которые расширят представление школьников о художественной палитре А. Блока и философичности его поэзии. «Шлейф, забрызганный звездами…», 1906. «О, весна без конца и без краю…», 1907.       Это стихотворение — о неизбежности жизненных драм, о стойкости и мужестве, о философском взгляде на жизнь и ее перипетиях. «Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!» — восклицает лирический герой. «Принимаю» повторено пять (!) раз в семи строфах! Здесь целая программа жизнестроительства. Осознание неизбежности драм, мучений, тягот вселяет терпение и рождает внутреннюю несгибаемость, любовь к жизни, какой бы стороной она ни оборачивалась.       И еще один завет художника: «Никогда я не брошу щита», т. е. не сдамся, буду бороться до конца.       «Май жестокий с белыми ночами!» (1908) — стихотворение во многом этапное, где отчетливо выражены изменившиеся приоритеты в жизни поэта: Но достойней за тяжелым плугом В свежих росах поутру идти!       Цикл «На поле Куликовом» (1908), вдохновенно воспевающий Русь, — это и предчувствие грядущих бурь, и предвидение трагедий XX века. Судьба России, осмысленная через такую историческую веху, какой была Куликовская битва, подана в цикле как сплетения и взаимопереходы патриотической устремленности русского воина накануне битвы и современного поэту человека, тоже патриота, но предчувствующего грозные события нового века. Мироощущение лирического героя-современника заявлено употреблением местоимений первого лица — «я», «моя». Четко провести черту между духовным обликом далекого предка и мировосприятием современника невозможно. Первые строфы первого стихотворения передают душевное напряжение русича, который понимает, что судьба Руси и его личная решится завтра. Поэтому пронзительны ноты не то прощания с родной землей, когда человек окидывает любовным взглядом окрестность и в этой любви к раскинувшимся просторам степи и реки черпает силы для предстоящей битвы. Не то это прозрения и тревожные предчувствия лирического героя-современника, ищущего в стойкости предков духовную опору в драмах нового века. Эта слиянность двух пластов чувствования передана рядом символов, емких по образному строю и смысловому наполнению, вписанных в пейзаж грозного трагического движения: И вечный бой! Покой нам только снится       Сквозь кровь и пыль… Летит, летит степная кобылица       И мнет ковыль… И нет конца! Мелькают версты, кручи…       Останови! Идут, идут испуганные тучи,       Закат в крови!       Второе и третье стихотворения приближают читателя к мировосприятию русского воина, в котором есть ощущение общности судьбы со всем воинством русским и с другом: Говорит мне друг: «Остри свой меч, Чтоб недаром биться с татарвою, За святое дело мертвым лечь!»       Он вспоминает мать, жену: Перед Доном темным и зловещим,       Средь ночных полей, Слышал я твой голос сердцем вещим       В криках лебедей.       В четвертом стихотворении цикла снова запечатлено слияние духовной сути русича и современника, при этом последний как бы унаследовал и вобрал в себя, в свою душу, тревоги. Он слышит голос далекого предка, ему передано в наследство не только глубокое патриотическое чувство (он слышит «рокот сечи И трубные крики татар»), но и тоска вместе с предугадыванием грядущих битв и трагедий. Объятый тоскою могучей, Я рыщу на белом коне… Встречаются вольные тучи Во мглистой ночной вышине. Вздымаются светлые мысли В растерзанном сердце моем, И падают светлые мысли, Сожженные темным огнем… — так говорит о себе и павший воин, и современный человек, много испытавший и предчувствующий бесчисленные трагедии.       Эта смысловая и философская емкость символов и ассоциаций кажется бездонной глубиной, когда, вчитываясь, обнаруживаешь в поэтической строке новые и новые смыслы. Цитированная строка «Я рыщу на белом коне…» несет смысл победного движения (белый конь — конь победителя) и тут же — «Встречаются вольные тучи Во мглистой ночной вышине». Тут уже картина летящего в поднебесье всадника, как Георгия Победоносца, как воплощенной души погибшего воинства, привязанной к родной земле вечной любовью, и души поэта. «Светлые мысли В растерзанном сердце моем» не исчезли, они растворены в воздухе родины, и к душам предков взывает современный человек: Явись, мое дивное диво! Быть светлым меня научи!       Поэт говорит своим современникам: прошлое не ушло, оно с нами, оно учит…       Пятое стихотворение цикла «Опять над полем Куликовым…» возвращает читателя из мглы веков к современности. Знаменательно, что ему предпослан эпиграф из Вл. Соловьева.       В первой строфе А. Блок перефразирует Соловьева так, что поле Куликово осмысливается как метафора России. По той же грозной тишине, как перед битвой, по той же разлившейся мгле лирический герой узнает наступление таких же судьбоносных дней: Но узнаю тебя, начало Высоких и мятежных дней! Над вражьим станом, как бывало, И плеск и трубы лебедей. Не может сердце жить покоем, Недаром тучи собрались. Доспех тяжел, как перед боем. Теперь твой час настал. — Молись!       Последняя строка звучит страстным и грозным предостережением. текст, учитель обратит внимание ребят на некоторые символические детали, уточняющие общую картину и отношение автора « А.А. БЛОК . ПОЭМА «ДВЕНАДЦАТЬ»             Жанр. «Двенадцать» — эпическая поэма, в которой мы находим живые, движущиеся, озвученные картины реальности, поданные в ключе картинок с натуры. Чтобы своеобразие эпичности в этом произведении школьникам было понятнее, напомним для сравнения, что «Соловьиный сад» — лирическая поэма с элементами эпического изображения (сквозной сюжет, связанный с одним героем, конкретно-реалистические детали, хотя и приобретающие символический смысл). В ней герой, от имени которого ведется лирический рассказ, — повествователь с развитием его переживаний, его нравственным выбором, жизненным итогом. Лирически-исповедальный сюжет, при всей его внешней строгости, сообщает поэме лирически взволнованный характер. Изысканно-возвышенная тональность стиля помогает ощутить философскую глубину внешне незамысловатого сюжета, сложность мироощущения лирического героя.       В «Двенадцати» калейдоскопически сменяющиеся картины-главки, каждая из которых выглядит как моментальный снимок, складываются в масштабную панораму. Это эпос революции. Ребята могут обнаружить в поэме и лирическую струю: она в начальной картине-пейзаже, в заключительных строфах.       Композиция и стиль. На первый взгляд поэма «Двенадцать» может показаться очень пестрой, составленной из разнородных по тональности и ритму зарисовок. В ней нет такого стилевого единообразия, которое мы видели в поэме «Соловьиный сад» или даже в циклах «На поле Куликовом» и «Кармен». Здесь цельность и единство создаются на иной основе. В поэме воплощена стихия революции, передано новое мировосприятие человека улицы, ощутившего безграничную свободу, — свободу от всего, что связано с прежней жизнью. Стилистически это реализовано поэтом путем введения разговорно-песенной интонации, частушечных ритмов, просторечно-огрубленной лексики.       В то же время устоявшиеся черты поэтики А. Блока, знакомые по ранее изученным произведениям, ребята тоже обнаружат без особого труда.       Главный герой. Кто он в поэме? Двенадцать красногвардейцев? Или кто-то еще? Это важный вопрос, потому что в личности главного героя и отношении к нему автора просматривается сумма авторских оценок всех ситуаций и характеров, авторская концепция жизни. В лирическом произведении оценки выражаются непосредственно, а в эпическом они растворены в самих картинах и отношениях героев и автора к ним. В эпическом произведении (прозаическом или стихотворном) всегда наличествует повествователь-рассказчик. Все изображенное увидено его глазами, отобрано его взглядом.       В эпической поэме «Двенадцать», кроме двенадцати красногвардейцев, Петьки с Катькой, есть еще повествователь-рассказчик. Это сквозной образ. Это он видит ночной заснеженный город, по которому идут 12 человек (патруль). Это он увидел и плакат об Учредительном собрании, и старушку, и буржуя, и всех остальных героев первой главы. Это он услышал крики, выстрелы, погоню за Ванькой, потом разговор Петрухи со своими товарищами, его исповедь. Так кто же этот герой? Это тот, кого революция освободила. От чего? Ему кажется, как и двенадцати красногвардейцам, от всего, что угнетало и стесняло, в том числе и от креста (поговорка «Креста на тебе нет» означала упрек в отсутствии совести). Отменены все старые заповеди («свобода, свобода, Эх, эх, без креста!»), в том числе и «не убий», «не укради». Убийство Катьки не очень печалит красногвардейцев, а Петька переживает, потому что любил Катьку. Когда он «повеселел», то вместе со всеми говорит:       Эх, эх! Позабавиться не грех! Запирайте етажи, Нынче будут грабежи! Отмыкайте погреба — Гуляет нынче голытьба!       Продолжение этого настроения находим в 8 главе, где в один ряд поставлены «скука скучная, смертная» и желание провести «времячко», а затем — «Ужь я семячки полущу, полущу… Ужь я ножичком полосну, полосну!.. Ты лети, буржуй, воробышком! Выпью кровушку За зазнобушку, Чернобровушку…»       Вот так воспринимает революционные события человек улицы, ощутивший безграничность свободы, когда все позволено, и в то же время чувствующий враждебность окружающего, но уже побежденного мира. Потому нет ненависти в зарисовках первой главы, а только ирония, насмешка, часто уничтожающая («писатель — Вития», «Товарищ поп»), звучит в них по адресу Учредительного собрания, и барыни, и буржуя, и писателя, и попа. От ощущения свершившегося справедливого переворота идет и настроение бесшабашности, упоение свободой, характерное для городской голытьбы: И больше нет городового — Гуляй, ребята, без вина!       Революция свершилась в городе, а средоточие старой, старозаветной России красногвардейцы видят в деревне. Отсюда — война деревне: Товарищ, винтовку держи, не трусь! Пальнем-ка пулей в Святую Русь — В кондовýю, В избянýю, В толстозадую!       Обратим внимание ребят на то, что обращение «товарищ», принятое в среде городских рабочих, встречается в поэме много раз (гл. 1, 2, 6, 7), «наши ребята» (гл. 3), в гл. 11 «Вперед, рабочий народ!».       Начиная со второй главы, звучит мотив бдительности: Революцьонный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг! (Гл. 2, 6, 10, 11.)       Интересно, вслед за каким текстом поставлены эти строки и что идет за ними. Во 2 главе за ними — процитированные выше строки о деревне, в 6 главе они — после убийства Катьки, в 10 — как упрек Петьке за его несознательность, в 11 — «Вот — проснется Лютый враг…». Получается, что первыми жертвами бдительности уже оказались или окажутся свои, совсем не буржуи.       В литературоведении нет единого мнения о том, кто же главный герой поэмы. Одни считают, что это стихия революции, другие называют двенадцать красногвардейцев, третьи указывают на повествователя4. Вероятно, все правы, но вернее, на наш взгляд, эти точки зрения совместить, особо выделив повествователя. В этом случае все в этом сложном произведении становится понятнее. Собственно говоря, личностным воплощением стихии революции и выступают двенадцать и рассказчик-повествователь, присоединяющийся к ним. При этом стихии все время пытается противостоять организованное начало.       Возникает вопрос, как у поэта-символиста, утонченного лирика, мог появиться такой герой, олицетворяющий городские низы, голытьбу? Стоит вспомнить в этой связи, что социальные мотивы в поэзии А. Блока появились еще в 1903—1905 годах, в канун первой русской революции («Фабрика», «Поднимались из тьмы погребов…», «Барка жизни встала…», «Сытые», «Шли на приступ. Прямо в грудь…» и др.). В последующие годы поэт все более осознавал свою кровную связь с Россией, всматривался в лицо Руси, предчувствуя ее тяжкие испытания.       Лирический герой поэта прошел путь  интеллигента-индивидуалиста, погруженного в мир личных переживаний, к интеллигенту с осознанной гражданской и патриотической позицией, позднее — к приветствовавшему очистительную бурю-революцию. Это ярко выражено в его статье «Интеллигенция и революция».       Так что чувства и переживания городских низов в дни революции были понятны и отчасти близки поэту. Но в «Двенадцати» мы видим также тонкую психологическую и социально-политическую мотивировку настроений и поведения красногвардейцев. Любовная история, ревность и расправа с изменившей Катькой — незначительный эпизод для них. Человеческая жизнь в их глазах особой цены не имеет («Лежи ты, падаль, на снегу!»). Им важнее, чтобы Петька остался с ними. Утешая его, они напоминают о долге, о бдительности: Шаг держи революцьонный! Близок враг неугомонный!       Символика поэмы. Символические образы ветра, вьюги (гл. 1, 10—12) на фоне черного вечера (гл. 1), черного неба — тоже символы — придают разыгравшейся буре-революции едва ли не всемирный характер. «Кругом огни, огни, огни…» Это огни революции. Но в 10 гл. читаем о том, что за вьюгой «Не видать совсем друг друга за четыре за шага!». Не только потому, что вьюга слепит. Дело в том, что идущие двенадцать не видят вперед дальше четырех шагов. Это ли не символ! Он многое объясняет в последующих событиях революции.       Один из сквозных символов в поэме — «старый мир, как пес безродный», «пес паршивый», «пес голодный», «скалит зубы», «не отстает» от красногвардейцев. Ясно, что это символ огромной обобщающей силы. Психология и нравы старого мира потом будут названы «родимыми пятнами капитализма».             Так воспринимает события рассказчик. Все герои этой главы, как уже говорилось, вызывают у него презрительную усмешку. Лишь к бродяге у него теплое чувство: «Эй, бедняга! Подходи — Поцелуемся…» Это в честь праздника революции, как в первый день Пасхи. И дальше клич голодных: «Хлеба!» И вопрос: «Что впереди?» — о перспективах революции. Но ответа нет: «Проходи!» Никто ответа не знает, во всяком случае, улица. Лишь потом (гл. 3) возникает как частушка напев: Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем…       Но Мировой пожар в крови…       В гл. 2 строку «На спину б надо бубновый туз» тоже необходимо пояснить. Это тоже восприятие и оценка рассказчика. Бубновый туз — цветная заплатка на спине, которой отмечали уголовников. Последняя глава начинается торжественным маршевым ритмом: Вдаль идут державным шагом… Но по-прежнему за ними — «нищий пес голодный», как «старый мир»; не потому ли в их душах и в поведении такая сумятица и страх перед тем, что где-то, невидимый, чудится враг: — Кто еще там? Выходи! — Кто в сугробе — выходи!.. — Эй, откликнись, кто идет? — Кто там машет красным флагом? — Кто там ходит беглым шагом?.. — Эй, товарищ, будет худо, Выходи, стрелять начнем!       Появление впереди двенадцати Христа «в белом венчике из роз» было воспринято одними читателями как попытка освятить дело революции, другими — как кощунство. Общепринятого истолкования этого образа в поэме, его места в общей концепции произведения пока нет в науке о литературе.       Таким образом, в революции А. Блок увидел стихию, согласился с ее закономерным последствия. « ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОЦЕСС 20-Х ГОДОВ. РАЗНООБРАЗИЕ ИДЕЙНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПОЗИЦИЙ СОВЕТСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ». Двадцатые годы – сложный, но динамически и творчески плодотворный период в развитии литературы. Хотя многие деятели русской литературы оказались выдворенными из страны, а другие отправились в добровольную иммиграцию, художественная жизнь в России не замирает. Даже можно говорить об интенсивном ритме в сфере искусства и культуры, временно не испытывающих жестокого давления со стороны властей.. Функционирует издательство «Всемирная литературы», действуют литературно-художественные клубы. В это время работают крупнейшие журналы «Красная новь», «Новый мир», «Звезда», «Молодая гвардия» и др. В них публикуют свои произведения видные прозаики того времени: Серафимович, Иванов, Фурманов, Федин, Пришвин, Зощенко. Появляется много талантливых писателей, недавних участников Гражданской войны: Леонов, Шолохов, Фадеев, Тынянов. Активно развивается поэзия, представленная разными именами: Брюсов, Маяковский, Есенин, Асеев, Пастернак, Светлов. Драматургия дала в эту пору немало прославленных произведений, вошедших в репертуар театров: Булгаков «Дни Турбиных», Тренев «Любовь Яровая». В 20-е годы шел стремительный рост развитие всех жанров и родов литературы.. В этих произведениях был показан сложный исторический процесс того вренени, но преобладал и романтический пафос утверждения нового в жизни. Творчески интересным было объединение крестьянских писателей. Среди литературных течений выделяются конструктивисты, которые славили в стихах машинную технику, отстаивали советское западничество, утверждали принцин конструктивного разделения материала. «В.В. МАЯКОВСКИЙ СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. СТИХОТВОРЕНИЯ. ПЬЕСА «КЛОП» И «БАНЯ».       Творческий дебют Владимира Маяковского был непосредственно связан с художественной практикой и выступлениями русских футуристов. Как всякий большой художник, он пришел в искусство с заявкой нового зрения. Причем заявка была демонстративной, а жажда незнаемого, эпатаж — по-мальчишески вызывающими. Поэтому, читая в классе самые ранние стихи Маяковского «А вы могли бы?», «Послушайте!», «Нате!», «Адище города» и другие, можно захватить юношеское воображение мгновенно, без специальных разысканий «в курганах книг, / похоронивших стих».       Вместе с тем не стоит забывать, что поначалу Маяковский утверждал себя в группе. Об этом ученикам, может быть, уже известно из общей характеристики Серебряного века русской поэзии, но разговор о творческом дебюте Маяковского дает дополнительные возможность и необходимость широко представить русский футуризм как явление значительное и непростое. Опираясь на манифесты и мемуары участников движения (прежде всего на «Полутораглазый стрелец» Б. Лифшица), книги В. Альфонсова, Н. Степанова, Р. Дуганова, Н. Харджиева и В. Тренина, посвященные Хлебникову и Маяковскому, последние статьи о художественном авангарде и другие работы, важно подчеркнуть в первую очередь радикальность футуристических установок и их связь с катастрофичностью и динамикой «настоящего XX века» (выражение А. Ахматовой). Преодолевая гармоничность и психологизм предшествующей литературы, футуристы намеренно «остраняли» явления, лишали восприятие автоматизма: они вводили новые темы, расшатывали синтаксис и сокрушали ритмы, смешивали трагическое и комическое, лирику, эпос и драму, упоенно занимались поиском ощутимого слова.       Ближайшее для поэтов-футуристов искусство — живопись, выступавшая в общей связке лидером. В тезисах одного из докладов В. Маяковского значится: «3) Аналогичность путей, ведущих к постижению художественной истины, и живописи, и поэзии. 4) Цвет, линия, плоскость — самоцель живописи — живописная концепция, слово, его начертание, его фоническая сторона, миф, символ — поэтическая концепция». Естественно, что на первом из посвященных Маяковскому уроков не обойтись без демонстрации композиций П. Пикассо, К. Малевича, Н. Гончаровой, М. Ларионова, А. Лентулова и других представителей кубизма, супрематизма и смежных с ними течений. Но самое главное — показать приемы живописной поэтики Маяковского на примере стихотворений «Ночь», «Из улицы в улицу» и им подобных, акцентируя внимание школьников на зримости и динамической деформации образов, фонетических и смысловых смещениях.       Общие характеристики футуризма не могут, разумеется, главенствовать на уроке монографическом. Может быть, и не развертывая сравнений, необходимо все-таки напоминать о границах, разделяющих Маяковского не только с таким случайным спутником, как Северянин, но и с союзниками бесспорными: Хлебниковым, Каменским, Крученых. Последним присущи стихийность, интуитивность — Маяковский гораздо более социален и рационален. Это делает его самым понятным из футуристов и будетлян, но, поскольку, знакомясь с ранними поэтическими произведениями, учащиеся испытывают тем не менее серьезные затруднения, то на основе таких текстов, как «А все-таки», «Дешевая распродажа», «Я и Наполеон», отрывков из трагедии «Владимир Маяковский» и поэм, полезно будет показать не только зашифрованность, невероятные масштабы и алогизм, но и документальность, грубую откровенность урбанистических картин, наглядность тяготеющих к развернутости метафор.       Футуризм Маяковского не ограничен созиданием форм. Кроме стремления овладеть мастерством, он включал в себя и атеизм, и интернационализм, и антибуржуазность, и революционность. В ранних статьях поэта многократно сказано о самоцельности слова, но там же заявлено: «Нам слово нужно для жизни. Мы не признаем бесполезного искусства». Футуризм Маяковского — опыт не столько самоценного творчества, сколько факт жизнетворчества       Произведения Маяковского, созданные в период с 1917 по 1921 год, — а именно они на уроке в центре внимания — как пожаром, охвачены победительным пафосом отрицания. Поэт лихорадочно заклинает с угрожающей воинственностью и самоуверенностью: «Мы разливом второго потопа / перемоем миров города»; «Только тот коммунист истый, / кто мосты к отступлению сжег»; «Стодюймовками глоток старье расстреливай!»; «Бросьте! / Забудьте, / плюньте / и на рифмы, / и на арии, / и на розовый куст, / и на прочие мелехлюндии / из арсеналов искусств»; «Жаром, жженьем, железом, / светом жарь, / жги, режь, рушь!»; «Мы тебя доконаем, / мир-романтик! Стар — убивать. / На пепельницы черепа!». Это ведущая нота «Нашего марша», «Радоваться рано», «Левого марша», двух «Приказов по армии искусств», «150 000 000», отчасти «Мистерии-буфф». Вечное бесповоротно превращается в прошлое и в упор расстреливается из оружия новых видов, ибо для Маяковского «революции нет без насилия». Отринуты «римское право / и какие-то еще права». Обложив мир «сплошным «долоем», любого сомневающегося в необходимости революционного давления поэт обзывает обывателем, а «демократизмы, гуманизмы» откровенно зачисляет в разряд самых ядовитых противников пролетариата и подтверждает свои убеждения и решимость на примере — в буквальном смысле — самом кровном и убийственном: А мы — не Корнеля с каким-то Расином — отца, — предложи на старье меняться, — мы и его обольем керосином и в улицы пустим — для иллюминаций.       Разумеется, все это очень далеко от традиций русской литературы, которые разрушаются на наших глазах.       Даже в «Оде революции» «шестидюймовок тупорылые боровы / взрывают тысячелетия Кремля». Но не зря все-таки ведущие у поэта в то время жанры — марш, мистерия, ода и еще — плакат. Логика революции, по Маяковскому, исключает серединность. Отсюда — контрастная и аскетичная плакатная палитра, и потому же восторженное вознесение сопровождается и усиливается сатирой и просто площадной руганью. К примеру, «150 000 000» — поэма, созданная во славу множествам, сюжетно разыграна как «чемпионат всемирной классовой борьбы!», персонифицированный в схватке Ивана и Вильсона. И подобная упрощенная манера будет преобладать в творчестве В. Маяковского до конца его жизни. Прежний новатор иногда обнаруживает себя, скажем, в фантастических видениях голодного человека (стихотворение «Два не совсем обычных случая»). Однако такое теперь — редкость. Взамен изначальной установки на обязательные художественные открытия он моделирует в «Мистерии-буфф» ту магистральную дорогу революции, направление которой неизменно — варьируются лишь частности (об этом прямо заявлено в предисловии ко второму варианту пьесы). И если что-то менялось у Маяковского впоследствии, то в основном эти самые частности, числитель — современное, сегодняшнее, сиюминутное.       Преображение манеры напрямую связано с обновленной, утилизованной концепцией поэта и освобожденной от былых отклонений и противоречий концепцией героя. Поэтическое измеряется отныне причастностью к политическому, творец слов уподобляется пролетарию, хотя бы и солнцеподобному (стихотворения «Владимир Ильич!», «Поэт рабочий», «Необычайное приключение…»). Свергнув с престола царя небесного, Маяковский назначает Богом человека, но не любого, разумеется, а человека особой породы, предугадав на рубеже десятых и двадцатых годов столь же концептуальное самоопределение большевизма («Товарищи, мы, большевики, — люди особого склада. Мы особого закала» — такими словами Сталин открывал свою речь «На смерть Ленина»). В подобном, новом, человеке, сливаясь, воплощаются воли множеств, у него «Вместо вер — / в душе / электричество, / пар», он наднационален, даже внеклассов, и он — грядущий. Показательна уточняющая замена персонажа первого варианта «Мистерии-буфф» — «человека просто», который входит, однако, на замершую палубу уже как Христос, обещая установить земной рай, на «человека будущего» в варианте втором.       Дискуссия на уроке явно напрашивается, поскольку речь идет о периоде в творчестве В. Маяковского переходном, и основной вопрос, возникающий здесь, касается эволюции поэта. Для того чтобы разрешить его, необходимо, разумеется, сравнивать произведения после- и дореволюционные. Создается идеальная ситуация для проведения опроса, который лучше всего сосредоточить на пафосе и главном герое теперешних и тогдашних текстов. Как расценивать произошедшие перемены? Есть ли логика в развитии художника? Или сдвиг абсолютно неизъясним?       Советские литературоведы рьяно противопоставляли два периода с безусловным предпочтением более позднего. Сегодня знаки автоматически перевернулись. Но ведь, кроме не слишком радующей новизны, обнаруживается и преемственность, уже давно подмеченная писателями и критиками Русского зарубежья: М. Осоргиным, Н. Оцупом и особенно М. Слонимом. При внимательном прочтении поэм и лирики логику могут найти и школьники. В самом деле, разве не перекликаются строки «Сегодня / надо / кастетом / кроиться миру в черепе!», «Я над всем, что сделано, / ставлю «nihil» из «Облака в штанах» с лозунгами «150 000 000» или «Приказов по армии искусств»? Можно сказать, что разрушитель, призывающий: «Белогвардейца / найдете — и к стенке. / А Рафаэля забыли? / Забыли Расстрелли вы? / Время пулям / по стенке музеев тенькать», — это осуществление грубого гунна, несколько конкретизировавшийся образ ницшеанца. Возможна здесь и параллель с Блоком.       Казалось бы, пропасть отделяет индивидуалиста, страдающего в состоянии безысходного трагического одиночества, от автора анонимных «150 000 000», который стремится слиться с массами. Но именно для такого прыжка совершался дальний футуристический разбег, и даже идея жизнестроения вызрела до 1917 года, когда Маяковский рассуждал в статьях о необходимости общественно полезного искусства. И тогда и теперь нигилизм распространялся лишь на буржуазное, стабильное общество, только революция из мечты превратилась в действительность, после чего пафос отрицания постепенно стал вытесняться пафосом утверждения.       Во второй половине 20-х годов Маяковский раз за разом настаивал на необходимости утверждения злободневного стиха: «Больше тенденциозности. Оживите сдохшую поэзию темами и словами публицистики»; «Разница газетчика и писателя — это не целевая разница, а только разница словесной обработки. <…> Мы выдвигаем единственно правильное и новое, это — «поэзия — путь к социализму». Сейчас этот путь идет между газетными полями». Однако подобная литература обязательно имеет прикладной характер. Автор в ней — рупор, репродуктор политики.       Тяготение к плакату, лубку намечается у Маяковского уже в 1915—1916 годах. После революции оно программно осознается не только в теории «социального заказа» и реализуется не только в рамках собственно агитационных стихов, но практически везде — черно-белая огласовка сохраняется, например, в заграничных циклах, только в особой транскрипции — «Блек энд уайт». Разумеется, значима она и в поэмах о революции, для Маяковского последнего периода программных.       В это время поэт все чаще рвется «идти, приветствовать, рапортовать!», иногда буквально «глупея от восторга». Вместе с тем — наряду с десятком, может быть, стихотворений — поэмы о Ленине и «Хорошо!» — несомненно, самое сильное из всего написанного поэтом в 1924—1929годах. Сильное местами. По-прежнему искренне и мощно звучат последняя часть первого произведения и пролог второго, некоторые другие отрывки («Если / я / чего написал, / если / чего / сказал — / тому виной / глаза-небеса, / любимой / моей / глаза. / Круглые / да карие, / горячие / до гари»). И все же основная задача, которая встает перед учителем, характеризующим поэмы, — не эстетическая, а историко-литературная, поскольку в  них зримо проступают особенности эволюции поэта. То есть к текстам, которые до недавнего времени рассматривались подробно, на многих уроках, допустимо теперь подойти обзорно и проблемно.       Открывая первое из двух произведений, прежде всего обратим внимание на то, что поэма, названная именем вождя, посвящается множеству — партии. Идеал поэт различает не вдали, а рядом и потому последовательно стирает черты божества в портрете вождя. Во-первых, образ всячески очеловечивается — особенно вначале. Во-вторых, и чем дальше, тем определенней, Ульянов превращается у Маяковского в Ленина — в явление, воплощенное выражение миллиона воль. Вождь неотрывен от класса, партии, и для писателя, уверовавшего в ничтожность отдельной личности («Единица — вздор / единица — ноль»), — это главное. По-прежнему ненавидя слабость конкретного человека, Маяковский противопоставляет ему некую сверхвеличину, но отныне это не гипертрофированное «я» или фантастический Иван, а бесполое «мы». Неудивительно, что в некоторых произведениях поэта тех же лет (например, в «Летающем пролетарии») люди совершенно безлики. Его Иванов, да еще и десятый, напоминает своих однофамильцев из «Столбцов» — только освещены они прямо противоположно Заболоцкому.       Помимо концепции человека, важно затронуть и проблему жанра. Его определяли по-разному, называя произведение и возвышенно (лирическим эпосом), и уничижительно («рифмованным докладом на политическую тему» — М. Беккер). Основания имеются и для того и для другого. В целом же поэма представляет собой лирически обрамленную хронику, но если исповедальный пафос — там, где он прорывается, — практически лишен фальши, то эпос Маяковского сугубо публицистичен. Вся вторая часть произведения — это схематичный курс истории РКП(б), а данный в части первой «капитализма / портрет родовой» упрощен и шаржирован в стиле будущих прописей «Что такое хорошо и что такое плохо?».       У поэта есть свои объяснения на этот счет: портрет, мол, создавался «для внуков». Но именно внукам сполна открывается примитивность изображения. Иное дело — современники. «Не старая улица, — пишет Ю. Карабчиевский, — а новая власть так бы и корчилась безъязыкая, не будь у нее Маяковского. С ним, еще долго об этом не зная, она получила во владение именно то, чего ей не хватало: величайшего мастера словесной поверхности, гения словесной формулы»1. Утратив живую эстетическую ценность, поэма «Владимир Ильич Ленин» продолжает существовать в качестве красноречивого исторического документа, в том числе и для сегодняшних школьников.       Хроникальность «Хорошо!» еще очевиднее. Это произведение и разбирали раньше последовательно, по главам — теперь разумнее сосредоточиться лишь на самых существенных проблемах. Заглавная среди них — революция в понимании Маяковского. Впрочем, не только в его понимании: седьмая глава провоцирует на дискуссию по теме «Маяковский и Блок».       Именно Блок первым произносит ключевое для поэмы слово «Хорошо!» — даже так: «Очень хорошо». Но выйдем за пределы интерпретаций Маяковского — вспомним с учениками о «Двенадцати», статьях «Интеллигенция и революция», «Крушение гуманизма», напомним им про «Записку о «Двенадцати», стихотворение «Пушкинскому дому» — и тогда общий вывод, вполне вероятно, будет таким: Маяковский исторически правдивей, точней описал ближайшие судьбы революционной вольницы: «Этот вихрь, / от мысли до курка, / и постройку, и пожара дым / прибирала / партия / к рукам, / направляла, / строила в ряды». Зато Блок оказался прозорливей в прогнозах более отдаленных — гибель культуры он оплакивал неспроста, как бы иронически ни подавал это автор «октябрьской поэмы».       Через революцию Маяковский обретает родину, ранее для него как бы не существовавшую. С середины произведения тема социалистического отечества — основная в поэме. Утверждается она с целевой настойчивостью — достаточно напомнить о стереотипности концовок 13—15-й и 17-й глав. Разнообразие картин, интонаций приводятся в «Хорошо!» к единому патетическому знаменателю. Автор декларирует собственную приверженность к изображению документальному, жестко реалистическому, и все же гораздо чаще Маяковский поддерживает или сам изобретает социальные мифы, неизбежные как выражение просветительской, футуроцентричной природы его творчества.       Кому он действительно завидовал, так это поколениям молодым и будущим, которые могли бы воочию увидеть реализацию поэтовой мечты. Но и сам он не желал сидеть сложа руки: Маяковский стремился образовывать, организовывать грядущее, выволакивать его всеми мыслимыми для себя способами — от агиток и маршей («Впе- / ред, / вре- /мя! / Вре- / мя, / вперед!») до поэм. Понятно, что желаемое нередко принималось за действительное. Такова последняя глава «октябрьской поэмы». Ее оптимизм — это оптимизм утопии, по-детски простодушной (недаром возникают здесь стилевые переклички с «Кем быть?»), но и напористой, утверждаемой с постоянным нажимом («Как хо- / рошо!»). Своеобразие сатирических произведений Маяковского (обзор) « С.А. ЕСЕНИН. СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. ХУДОЖЕСТВЕННОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ТВОРЧЕСТВА ЕСЕНИНА. «АННА СНЕГИНА» Сергей Александрович Есенин родился в селе Константиново Рязанской области, в крестьянской семье. Детство поэта прошло у родителей матери. «Среди мальчишек всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах», – вспоминал он в 1925 году в автобиографии. Эти воспоминания нашли и поэтическое отражение в его творчестве. В автобиографическом наброске 1916 года Есенин писал: «Пробуждение творческих дум началось по сознательной памяти до 8 лет», в доме деда. «Дед пел мне песни старые, такие тягучие, заунывные. По субботам и воскресным дням он рассказывал мне Библию и священную историю». Дед поэта, Федор Андреевич Титов, по воспоминаниям сестры Екатерины, был особенно нежен к детям: «Уложить спать, рассказать сказку, спеть песню ребенку для него было необходимостью. Сергей часто вспоминал свои разговоры с ним... В автобиографии Есенин вспоминал о бабушке: «Стихи начал слагать рано. Толчки давала бабка. Она рассказывала сказки. Некоторые сказки с плохими концами мне не нравились, и я их переделывал на свой лад. Стихи начал писать, подражая частушкам». Не меньшую, если не большую роль в пробуждении творческих способностей и – шире – в становлении личности Есенина сыграла его мать. Сестра поэта Александра вспоминает: «Наша мать была… стройна, красива, лучшая песенница на селе, играла на гармони... С младенческих лет мы слышали от нее прекрасные сказки, которые она рассказывала нам артистически, а подрастая, узнавали, что песни, которые она пела, зачастую были переложенные на музыку стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова и других поэтов». И позже, когда сын читал ей свои стихи, «мать, как всегда, слушала чтение Сергея с затаенным дыханием... Она отлично понимала и глубоко чувствовала стихи сына и многие из них запоминала...» Большое значение для начинающего поэта имела встреча с Блоком. Есенин так вспоминал о ней: «Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта». – А. Блок явно заинтересовался молодым стихотворцем, его несомненным талантом. В дневнике он записал: «9 марта... 1915 года. Днем у меня был рязанский парень со стихами. Стихи свежие, чистые, голосистые...» Родина, Россия была для Есенина началом всех начал. Даже имя ее он произносил с восхищением: «Россия... какое хорошее слово... и «роса», и «сила», и «синее что-то». Это им сказано: «Нет поэта без Родины». Для нее берег он самые заветные эпитеты. Слово «Русь» было для него любимой рифмой. Есенин – поэт-патриот. Он часто повторял: «Моя лирика жива одной большой любовью, любовью к Родине. Чувство к Родине – основное в моем творчестве». . Есенин считал себя певцом русской деревни, продолжателем традиций крестьянской поэзии. Он с болью воспринимал перемены, происходящие в русской деревне, ему было жаль Русь уходящую. С родиной связана лучшая метафора Есенина – «страна березового ситца». Природу России поэт всегда воспринимал чутким сердцем русского человека, очеловечивал ее: «Спит черемуха в белой накидке», «Словно белою косынкой, подвязалася сосна», «Отговорила роща золотая березовым, веселым языком». . Русская природа как бы разделяет с поэтом радость и горе, остерегает, вселяет в него надежду, плачет над его несбывшимися мечтами. Выражение чувств через явления природы – одна из самых характерных особенностей есенинской лирики. Образ поэта живет, движется, меняется, приобретая все новые и новые черты. Не случайно его заметка «О себе», помеченная октябрем 1925 года, заканчивается словами: «Что касается остальных биографических сведений – они в моих стихах». «...Я, наверно, навеки имею нежность грустную русской души», – сказал он однажды. Прочитайте его стихотворения разных лет – и вы не сможете не согласиться с поэтом. Многие его стихи отмечены такими задушевными интонациями, что, кажется, писались они самой нежностью Стихи, обращенные к матери! Сколько русских поэтов прикасались к этой священной теме, и только, пожалуй, Некрасову да Есенину удалось со всей непосредственностью и теплотой передать в стихах неизбывчивость сыновнего чувства к матери. О первом чтении Есениным стихотворения «Письмо матери» вспоминает писатель Иван Евдокимов: «Помню, как по спине пошла мелкая, холодная оторопь, когда я услышал: Стихотворения Есенина о любви обладают большой притягательной силой. В них запечатлено человеческое страдание, вызванное то жаждой любви, то сознанием ее неполноценности, то стремлением к ее торжеству. Очень сложная гамма эмоций сопровождает это страдание. В 1924–1925 годах на Кавказе Есенин написал изумительный цикл лирических стихотворений «Персидские мотивы». О животных, о «братьях наших меньших» поэт рассказывал с неизменной нежностью. С животными поэта роднило ему самому свойственное простодушие и незащищенность. В стихах о животных Есенин признается: «Каждый стих мой душу зверя лечит», «Звери, звери, придите ко мне в чашки рук моих злобу выплакать», «Для зверей приятель я хороший». Есть у Есенина стихотворение – «Собаке Качалова». Придя в гости к великому артисту, поэт сразу же подружился с его собакой Джимом. Вот как об этом вспоминал сам артист Василий Иванович Качалов. «Я отыграл спектакль, прихожу домой... Поднимаюсь по лестнице и слышу радостный лай Джима... Тогда Джиму было всего четыре месяца. Я вошел и увидел Есенина и Джима – они уже познакомились и сидели на диване, вплотную прижавшись друг к другу. Есенин одной рукой обнял Джима за шею, а в другой держал его лапу и хриплым баском приговаривал: «Что это за лапа, я сроду не видал такой». Джим радостно взвизгивал, стремительно высовывал голову из подмышки Есенина и лизал его лицо...» Через несколько дней Есенин опять пришел в дом к Качалову и вручил стихи, посвященные Джиму. Время Есенина – время крутых поворотов в истории России. Оно отмечено и пожарами мировой войны, и крушением самодержавия в февральские дни 1917 года, и октябрьским залпом «Авроры». Поэт пытался разобраться в происходящем: «Учусь постигнуть в каждом миге // Коммуной вздыбленную Русь». Ему до боли в сердце жаль разрушенную гражданской войной страну, ее русские деревн Завершающее место в лирике Есенина занял цикл стихотворений, написанных в декабре 1925 года, который условно называют «зимним», так как в нем преобладает зимний ландшафт, но это только внешний, чисто зрительный признак. Главное же здесь – воспоминания поэта о своей жизни. «Зимний цикл» – последний аккорд есенинской лирики. Прозвучал он в самый канун рокового спада сил, который кончился для поэта трагически. На смену плодотворному периоду литературной деятельности Есенина, на смену радостным, светлым дням его жизни пришла полоса душевного кризиса. Еще в феврале 1923 года, будучи в Берлине, Есенин пишет письмо поэту Кумкову, знакомому по имажинистскому кружку. Вот выдержки из письма, ярко иллюстрирующие состояние поэта: «...тоска смертная, невыносимая, чую себя здесь чужим и ненужным, а как вспомню Россию, вспомню, что там ждет меня, так и возвращаться не хочется. «Помню, мне законному сыну российскому в своем государстве пасынком быть». А теперь злое уныние находит на меня». Много передумал и перечувствовал Есенин в то время. Уже началась травля крестьянских поэтов, которая привела к вычеркиванию из жизни сначала Алексея Ганина, позже – Сергея Клычкова, Николая Клюева... Одинок и неприкаян был Есенин в последние месяцы перед гибелью. Все это осложнилось физическим нездоровьем поэта. Ослабленный болезнью, издерганный поэт не выдержал очередного приступа депрессии, в Ленинграде, в гостинице «Англетер», ночью 27 декабря поэт ушел из жизни. Покончил ли он с собой или это было преднамеренное убийство? – Нет пока точного ответа на этот вопрос. Осталось его прощальное стихотворение Поэма Сергея Есенина «Анна Снегина». Последние годы жизненного и творческого пути Есенина, как, впрочем, и предыдущие, отмечены созданием ярких произведений. Среди них два крупных – это поэмы «Черный человек» и «Анна Снегина». Несколько слов о первой из них. 1. О чем эта поэма? В действительности, это наиболее яркое и крупное произведение Есенина не только о первой любви. Основное действие происходит с весны до поздней осени 1917 года, в период русской революции. «Мужицкие войны» двух соседних сел, зажиточного Радова и обделенного землей Криуши, причины деревенских «неурядов», захват усадьбы помещицы Снегиной и другие события даются здесь в оценке разных персонажей по-разному. Знаменательно и то, что поэма о революции рассказывает о любви, не получившей взаимности. Это придает произведению особую многозначность и помогает Есенину впервые в литературе 20-х годов подойти к теме революции, эмиграции и разобщенности русской интеллигенции с позиций национальных и общечеловеческих ценностей. 2. Как вы определили жанр произведения? Сам Есенин определил жанр «Анны Снегиной» как лироэпическая поэма. Как вы понимаете это определение? Но есть и другие взгляды. В. Турбин, к примеру, называет произведение «повестью в стихах» и находит сходство с «Евгением Онегиным» А. С. Пушкина. Еще одно определение предложил Квятковский, утверждая, что это стихотворная новелла, то есть повествование с напряженным романным сюжетом и неожиданной концовкой. Все эти определения указывают на различные особенности произведения, среди которых ярче выделяются лирическое и эпическое начала, что определяет тему сегодняшнего урока. 3. Вместе определим признаки эпического произведения в поэме Есенина (работаем с 1-й главой). Известно, что в эпическом произведении больше внимания автором уделяется описанию событий, он же при этом – сторонний наблюдатель. Есенин выбирает такой прием: его лирический герой – слушатель, рассказчик – возница. Из его повествования узнаем о противостоянии двух сел: Радово, которому «...счастье дано», и Криуши, где «житье у них было плохое». Однажды в скандале («украдкой они рубили / из нашего леса дрова») был убит старшина. Десятерых из Криуш «услали в Сибирь», но и в Радово «скатилась со счастья вожжа». Кроме этого вставного эпизода наблюдаем развитие основного сюжета. – Расскажите, как идет развитие сюжета в 1-й главе. Молодой поэт, бывший солдат-дезертир, возвращается после 4 лет отсутствия в свое родное село. Просит возницу подвести его к знакомому мельнику. В доме мельника его встречают как друга. После чая поэт идет спать на сеновал и тут вспоминает свою молодость: Когда-то у той вон калитки Кроме сюжета даны в развитии и образы героев поэмы. Старый добрый мельник, на первый взгляд беззаботный и легкий человек, оказывается очень мудрым: местный большевик Прон для него не просто драчун, а защитник криушан, доведенных до отчаянья безземельем; Анна – не хладнокровная барыня, защищавшая свои угодья, а несчастная женщина, лишившаяся и мужа, и крова. В ходе поэмы узнаем историю Оглобина Прона: он гибнет от белоказацкой пули в «двадцатом годе». 4. Даны в развитии и образы главных героев. Они придают произведению биографический характер. Анна Снегина имеет прототип, это дочь богатого помещика Лидия Ивановна Кашина, с которой поэта связывала дружба. Отцу девушки принадлежали имение в Константинове, родном селе Есенина, хутор Белый Яр, леса за Окой, тянувшиеся на десятки километров в глубь Мещеры, а также ночлежные дома в Москве на Хитровом рынке. В книге «Москва и москвичи» В. Гиляровский писал, что владельца главной трущобы Москвы с его миллионами «вся полиция боялась», потому что «с Иваном Петровичем генерал-губернатор за ручку здоровался». Л. Кашина была красивой и образованной женщиной. В 1904 г. с отличием окончила Александровский институт благородных девиц, владела несколькими языками. Есенин часто бывал в ее доме, где устраивались литературные вечера и домашние спектакли. «Матери нашей, – вспоминала сестра поэта, – не нравилось, что Сергей повадился ходить к барыне... «Мне, конечно, нет дела, а я вот что тебе скажу: брось ты эту барыню, не пара она тебе, нечего и ходить к ней»... Сергей молчал и каждый вечер ходил в барский дом... Мать больше не пробовала говорить с Сергеем. И когда маленькие дети Кашиной приносили Сергею букеты из роз, только качала головой. В память об этой весне (1917 г.) Сергей написал стихотворение Кашиной «Зеленая прическа...» Однако образ и судьба хозяйки константиновского имения расходятся в главном – в отношении к революции. Если героиня поэмы не принимает революцию, покидает Россию, то Кашина в 1917 году сама передала дом крестьянам и переехала в Москву, где работала переводчицей, машинисткой и стенографисткой. Но Есенин писал свою героиню не только с Лидии Кашиной. Происхождение имени и фамилии героини также имеет свою историю. Имя Анна, что означает «богатая, чудесная, грация, миловидность», не случайно совпадает с именем Анны Алексеевны Сардановской, внучатой племянницы священника села Константиново. Ею в юности также был увлечен поэт. Анна Сардановская напоминает «девушку в белой накидке» именем, возрастом, запоминающейся чертой внешнего облика – смуглой кожей («смуглая рука») и даже тем, что любила белые платья и белые цветы. Кроме того, она и была той девушкой, которая полюбила другого и ласково сказала поэту «нет». Ранняя смерть Сардановской (скончалась в родах 7 апреля 1921 года) потрясла Есенина и романтизировала ее образ как образ единственной настоящей любви. И. Грузинов вспоминал, что весной 1921 года Есенин говорил ему: «У меня была настоящая любовь. К простой женщине. В деревне. Я приезжал к ней. Приходил тайно. Все рассказывал ей. Об этом никто не знает. Я давно люблю ее. Горько мне. Жалко. Она умерла. Никого я так не любил. Больше я никого не люблю». Но самые удивительные совпадения имеются с третьей женщиной, которая «дала» есенинской героине фамилию. Эта женщина – писательница Ольга Павловна Сно (1881–1929), которая подписывала свои произведения «О. П. Снегина», «Ольга Снегина», «Снежинка» и др. Знакомство Есенина и О. Снегиной состоялось в апреле 1915 года в ее литературном салоне. Известна дарственная надпись Снегиной на книге «Рассказы» (1911): «Весеннему Есенину за его «Русь». Полюбите Лизу из Морошкино и меня. 1915, апрель. Ольга Снегина». Речь идет о маленькой поэме Есенина «Русь» и героине повести «Село Морошкино», помещенной в подаренной Есенину книге и высоко оцененной М. Горьким в письме к автору. Любопытно, что псевдоним «Снегина» – перевод фамилии мужа, литератора, англичанина по происхождению Е. Сно (snow – в переводе с английского – снег). Так вот откуда появилось у Есенина в поэме упоминание «лондонской печати» на письме Снегиной! Эту печать он мог видеть на письмах, которые присылали ее родственники из Англии. Главный персонаж носит имя автора, но здесь Сергей Есенин не автор, а герой, в прошлом крестьянин, а ныне знаменитый поэт, приехавший в «радовские поместья» отдохнуть и поохотиться. С ними связан лирический сюжет поэмы. Осмыслим развитие лирического сюжета произведения, идя вслед за автором (комментированное чтение). Итак, вместе с героем, известным поэтом, мы возвращаемся на его родину. И в самом конце первой главы перед читателем оживает воспоминание лирического героя о юности, о первой любви: возвращение на родину – это возвращение к самому себе после нравственных мучений на войне, с которой он дезертировал. Во второй главе мы узнаем о том, что той самой девушкой была Анна Снегина, дочь помещицы, живущей по соседству: «Он был забавно / Когда-то в меня влюблен». Но герой уже не «скромный такой мальчишка», он стал не только писателем и «известной шишкой» – он стал другим человеком, и мысли, которые владеют им в эту минуту, вовсе не возвышенного характера: «Теперь бы с красивой солдаткой / Завесть хорошо роман». Потому и известие о Снегиных не вызывает в нем желания увидеться. Таков герой в начале произведения. Что происходит с ним в третьей части? – Каково значение эпизода болезни, названной автором «проклятым припадком»? – Как изображает автор облик лирической героини, проглядывающий в смутных видениях болезни? «Белое платье», «привздернутый нос», «стройный лик», «перчатки и шаль» – вот и все, что заметил или что посчитал нужным описать поэт. Облик героини так же неуловим, как неуловимо то чувство, что некогда жило в сердце юноши и теперь осторожно стало напоминать о себе. Это почти забытое чувство влюбленности возвращается к поэту, и он не хочет нарушать его чистоту. И вот состоялась встреча. Чтение эпизода по ролям: «Я слушал ее и невольно...» и до слов «Есть что-то прекрасное в лете, / А с летом прекрасное в нас». – Почему так насыщено многоточиями описание встречи поэта с Анной? Появление этих знаков подобно занавесу, который задергивается всякий раз, когда любопытный и назойливый взгляд готов рассмотреть в складывающихся отношениях что-то пошлое. Этот занавес отделяет его, сегодняшнего, прошедшего через кабацкий угар, пресыщенного легкими победами, и того – шестнадцатилетнего, впервые полюбившего юношу, чье возвышенное чувство, внезапно возрождающееся, прекрасно настолько, что с ним ни в какое сравнение не идет вполне возможный банальный «роман». Сцены мучительных разговоров лирических героев открывают в Есенине не только мастера создания речевых характеристик, но и блестящего психолога. – Сопоставьте портретные детали четвертой части с прежними. На что они указывают? «Скривленный заботой красивый и чувственный рот» и «тело ее тугое» – эти отнюдь не романтические определения обрамляют монолог героини, признающейся в «преступной страсти», у которой, сознает она, нет и не может быть будущего. – Как подчеркивает автор то, что и чувства героини мучительны, и признание дается ей с неимоверным трудом и болью? В первую очередь надо обратить внимание на многоточия: их на 17 строк ее монолога 12! Речь героини прерывиста, и эту прерывистость удивительно подчеркивает аллитерация: повтор звонкого «б», звучащего напористо: было, безумно, любила, болит, – сменяется глухим «т»: жестокость, суд, тайна, страстью преступной зовут. С этим образом соотносится и облик героини. Развитие отношений по банальной любовной схеме разрушит очарование светлых воспоминаний и может лишить поэта самой дорогой и сокровенной частицы его души. Это прозрение освещает слова героини: «Уже светает. Заря как пожар на снегу...» В ее речи опять многоточия (на 11 строк ее слов их 10): В ее воображении воспоминания рождаются постепенно, трепетное детское чувство стерлось в памяти. – Когда это светлое чувство вернется к героине? Об этом читаем в пятой части. – Какой предстает Анна перед читателем в конце поэмы? – Чем закончится этот необычный роман? Присланное из-за границы письмо сказало гораздо больше душе поэта, чем смогли выразить слова, доверенные бумаге. – Как вы думаете, что символизирует синий цвет, вдруг возникающий в словах Анны? Синий цвет – это и цвет его души, и цвет горней обители, горнего мира, в котором соединяются души поэта и «девушки в белой накидке». Оттуда, издалека («Большое видится на расстоянье»!) смогла разглядеть лирическая героиня любовь поэта и свою любовь; воспоминание о возвышенном и чистом чувстве венчает их ожившие в этой любви души навечно, и поэма становится книгой о неосуществившейся, но счастливой любви. Именно так можно осмыслить концовку поэмы, где высветился и предстал перед нами единственный значимый для поэта образ: Обратите внимание, что обретение взаимности подчеркивается вводимыми изменениями в сравнении с первой частью: в отдельную строфу выделено двустишие с эмоциональным всплеском, обозначенным соединением восклицания с многоточием. А две строки, прежде говорившие о неразделенном чувстве, теперь превращаются в своеобразный венец – трехстишие, который венчает и взаимное чувство героев, и саму поэму. Так в эпическое произведение о революции, о жизни в деревне в эти тревожные годы вплетается и лирический сюжет о любви и о горькой эмигрантской доле человека, в котором не умерло чувство любви к родине. «М.И.ЦВЕТАЕВА. СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. ОСНОВНЫЕ ТЕМЫ ТВОРЧЕСТВА ЦВЕТАЕВОЙ». Среди блистательных имен поэтов Серебряного века наряду с именем Анны Ахматовой яркой звездой горит и имя Марины Цветаевой. Эти женщины по силе своего дарования ни в чем не уступали поэтам-мужчинам. Предельная искренность, отношение к творчеству как «к священному ремеслу», теснейшая связь с родной землей, её историей, культурой, виртуозное владение словом позволило ей встать в один ряд с крупнейшими лириками ХХ века. Тягчайшие испытания уготовила ей судьба: стремительный взлет к вершинам поэзии, обожание, поклонение сменились жестоким, унизительным, нищенским существованием после октября 1917 года (отсутствие собственного угла, постоянная тревога за судьбу своих близких и друзей, сплетни, травля, невозможность печататься…). Единственное, что спасало, – творчество, осознание своего избранничества. «Ни на какое другое дела своего не променяла бы», – признавалась М. И. Цветаева. Живя в грозное время, невзирая на бытовые неурядицы и трагические события личной жизни поэтесса видела смысл своего существования в служении поэзии. Бытие, произраставшее из упорного подвижнического труда, побеждало быт. «Стихи – есть бытие», – так утверждала Марина Цветаева. И можно добавить: «Её бытие – в стихах». Начать рассказ о жизни поэтессы предоставим самой Цветаевой, послушайте строки из автобиографии: Марина Ивановна Цветаева. Родилась 26 сентября (по старому стилю) 1892 года в Москве. Отец – сын священника, европейский филолог, доктор Болонского университета, профессор истории искусств сначала в Киевском, затем в Московском университете, директор Румянцевского музея, основатель, вдохновитель и единоличный собиратель первого в России Музея изящных искусств (Москва). Герой труда. Умер в Москве, вскоре после открытия музея. Личное состояние (скромное, потому что всегда помогал нуждающимся) оставил на школу в Талицах. Библиотеку, огромную, трудноприобретенную, не изъяв ни одного тома, отдал в Румянцевский музей… Мать – польской княжеской крови, ученица Рубинштейна, редкостно одаренная в музыке. Умерла рано. Стихи от неё, библиотеку (свою и дедовскую) тоже отдала в музей. Так от нас, Цветаевых, Москве три библиотеки. Отдала бы и свою, если бы за годы революции не пришлось продать. …Стихи пишу с 6 лет. Печатаю с 16. Писала и французские, и немецкие. Литературных влияний не знаю, знаю человеческие… Любимые вещи в мире: музыка, природа, стихи, одиночество. Полное равнодушие к общественности, театру, зрительности. Чувство собственности ограничивается детьми и тетрадями». Нельзя говорить о Цветаевой, не вспоминая о её главной страсти – любви к книгам. Это первая и пожизненная любовь. Вот что писала об этой страсти лучший исследователь жизни и творчества поэтессы Анна Саакянц: «Простое и хотя бы приблизительное перечисление того, что прочла Цветаева к 18 годам, показалось бы неправдоподобным по количеству и разнообразию. Пушкин, Лермонтов, Жуковский, Лев Толстой… Немецкие и французские романтики, Гюго, Ламартин, Ницше, Жан-Поль Рихтер. Романы Чарской и пьесы Ростана, Гейне, Гете, книги, связанные с Наполеоном… Впрочем, лучше остановиться…» Интересны воспоминания о Цветаевой её одноклассницы. «Это была ученица совсем особого склада. Не шла к ней ни гимназическая форма, ни тесная школьная парта… Из её внешнего облика мне особенно запечатлелся нежный, «жемчужный», цвет её лица, взгляд близоруких глаз с золотистым отблеском сквозь прищуренные ресницы. Короткие русые волосы мягко ложатся вокруг головы и округлых щек. Но, пожалуй, самым характерным для неё были движения, походка – легкая, неслышная. Она как-то внезапно, вдруг, появится перед вами, скажет несколько слов и снова исчезнет, а потом смотришь, вот она снова сидит на последней парте и, склонив голову, читает книгу. Она неизменно что-то читала или писала на уроках, явно безразличная к тому, что происходит в классе». Когда Марина Цветаева отдала в печать свою первую книгу «Вечерний альбом», ей только что исполнилось 18 лет. Любовь заполняет эту книгу: любовь к маме, любимой сестре, к жизни, такой прекрасной и безоблачной (как недолго будет это длиться!). 5 мая 1911 года, приехав в Коктебель в гости к Волошину, Цветаева встретила Сергея Эфрона. Это была любовь с первого же дня – и на всю жизнь. Вдумайтесь: – Марина и Сережа родились в один день, 26 сентября, Марина была годом старше. – 16 октября 1941 года расстреляли Сергея. – 31 августа 1941 года покончила с собой Марина. Если кто-то скажет, что это – случай, совпадение – ошибется. Это судьба. Горькая! 27 января в Москве состоялось венчание Марины Цветаевой и Сергея Эфрона. В феврале почти одновременно вышли в свет их книги «Волшебный фонарь» и «Детство». На титульном листе обозначено: «Книгоиздательство «Оле-Лукойе», Москва, 1912 год. Шутка двух юных умов…» . Гражданская война разрушила семейное счастье Цветаевой. Её муж вместе с Белой армией эмигрировал, она осталась одна с двумя дочерьми. Вспоминала, как «добывала» мороженую картошку: «Картошка на полу: заняла три коридора… Брать нужно руками… Не оттаявшая слиплась в чудовищные гроздья. Я без ножа. И вот, отчаявшись (рук не чувствую) – какую попало: раздавленную, мороженую, оттаявшую… Мешок уже не вмещает. Руки, окончательно окоченев, не завязывают. Пользуясь темнотой, начинаю плакать, причем тут же и прекращаю… Взваливая, тащу». В феврале 20-го года умерла от голода младшая дочь Цветаевой. Как писала сама поэтесса: «Старшую у тьмы выхватывая, младшей не уберегла». В страшное время Цветаева находила силы помогать другим. Поэт Константин Бальмонт вспоминал: «В голодные дни Марина, если у нее было шесть картофелин, приносила мне три. Когда я тяжко захворал из-за невозможности достать крепкую обувь, она откуда-то раздобыла несколько щепоток настоящего чаю…» В 1922 году Марина Цветаева с дочерью уехали в Берлин, где после долгой разлуки встретила мужа. Позже семья переехала в Чехию, где родился сын Георгий. Потом были долгие метания по Франции. Об этом времени так вспоминала её дочь Ариадна Эфрон. …По всем своим городам и пригородам (не об оставленной России говорю) Марина прошла инкогнито, твеновским нищим принцем, не узнанная и не признанная ни Берлином, ни Прагой, ни Парижем (у кого она в моде сейчас…). Если бы она была (а не слыла!) эмигранткой, то как-нибудь, авось да небось, притулилась бы на чужбине среди «своих». Если бы она была просто женой своего мужа и матерью своих детей, то не все ли равно, в конце концов, – где, лишь бы вместе? Если бы она была «поэтом-трансплантантом», как иные прочие, то богемные кафе богемных кварталов послужили бы ей убежищем… В 1939 году семья Марины Цветаевой возвращается в Россию. Два года стали расплатой – за что? – непохожесть, нетерпимость? Неумение приспосабливаться к чему бы то ни было? За право быть самой собой? Без мужа и дочери, без жилья и друзей, без «надобы в себе» и абсолютно без всяких надежд… Следующий документ обличает всех убийц на свете: «В совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда. М. Цветаева». Не приняли. Город Елабуга – последнее земное пристанище неукротимой души поэта. «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже… Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але – если увидишь – что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик». Тема Родины в творчестве Цветаевой. Испытавшая страдания и потери в России, отторгнутая от родины, Цветаева всегда оставалась русским поэтом. Поэтому тема Родины – центральная в её творчестве. Она просматривалась не только в фольклорных мотивах, но и в стихотворениях о Москве. Это восхищение столицей, любовь и нежность с ней, ощущение Москвы как святыми Отечества. Фольклорное начало в творчестве Поэтический дар Цветаевой очень многолик. В раннем творчестве проявляется фольклорное и песенное начало ее творчества. От русской народной песни были взяты: открытая эмоциональность, бурный темперамент, свобода поэтического дыхания, крылатая легкость стиха. Образ лирической героини (тема души) Душа имеет имя – и это имя - Марина. Душа всегда была главным героем ее творчества. Тема любви Свобода и своеволие души идет рядом с темой любви. Любить – значит жить. Любовь у Цветаевой всегда «поединок роковой», всегда спор, конфликт и чаще всего – разрыв. Любовная лирика, как и вся поэзия, громогласна, широкомасштабна, неистова, драматична. Цветаева в русской поэзии       Для Цветаевой поэзия — не аналогия жизни, а сама жизнь в ее наиболее полном выражении. Для реализации этого убеждения она находит поразительно смелый образ: «Вскрыла жилы: неостановимо, Невосстановимо хлещет жизнь» — так начинается одно из стихотворений, завершающееся словами: «Невозвратно, неостановимо, Невосстановимо хлещет стих». Стих и жизнь здесь — понятия тождественные.       Поэзия — это сама жизнь, преломленная в сознании поэта, выступающая в его творениях в преображенном виде. Преображение это идет по своим, свойственным поэзии законам: «Поэт — издалека заводит речь. Поэта — далеко заводит речь». Издалека и далеко — это, собственно говоря, крайние точки пространства и времени, в рамках которого живет поэзия, иные измерения — не для нее. «Душа, не знающая меры...» — это ведь и о себе (о поэте!) сказано было когда-то Цветаевой. В цикле стихов с программным названием «Поэты» можно прочесть: «...путь комет — поэтов путь. Развеянные звенья Причинности — вот связь его!» Полет поэтического вдохновения, как выясняется, от издалека до далеко подчинен строгой логике, находящей выход в причинности, доселе ускользавшей от взора человека. Но и на другое обратим здесь внимание — на космическую траекторию, свойственную полету поэтической мысли, восстанавливающей подлинную связь предметов и явлений. Поэзия Цветаевой рождалась на земле, вбирая в себя заботы и нужды, которыми живет человек. Но отсюда, с земли, начинался ее стремительный взлет. «О.Э. МАЛЬДЕНШТАМ. СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. СТИХОТВОРЕНИЯ». «Оторванная от общественной жизни, от интересов социальных и политических, оторванная от проблем современной науки, от поисков современного миросозерцания, поэзия О. Мандельштама питается только субъективными переживаниями поэта да отвлеченными „вечными“ — о любви, смерти и т. п., которые, в своем метафорическом аспекте, стали давно пустыми, лишенными реального содержания. Такая поэзия, чтобы прикрывать свою скудость, нуждается в каких-то внешних прикрасах, и поэт находит их в пышных мантиях античности и Библии». В. Брюсов. Среди стихов, 1923       «Никогда его голос, изменивший структуру поэтической речи, не бывает движим чисто литературными побуждениями. Голос сливается с кровью аорты, которая расширяется до разрыва. Голос не перестает быть пророческим зрением, зоркостью хищных птиц. Голос всегда сращен со всем нравственным существом. Свет, который Мандельштам проливает на мир, имеет источником не только его жертву: он произведен претворением жертвы в слово, которое питает глаз, освежает рот, ласкает и удивляет ухо, дает себя осязать, одним словом, которое обновляет все пять чувств, осуществляя очищение (катарсис) как души, так и тела». Н. Струве. Осип Мандельштам, 1982       «...Главным интересом для Мандельштама был человек и сочувствие ему, обреченному жить в невероятных условиях „советской ночи“. <...> Что такое человечность Мандельштама? Это его открытость, неспособность носить какую-либо маску (потому и погиб, что не обзавелся ею, ходил с открытым лицом), ранимость, обидчивость, боязливость, переходящая в петушиную смелость, отсутствие какой-либо позы. С поэтом происходит то, что и со всеми людьми: никаких льгот и привилегий». А. Кушнер. Всех живущих прижизненный друг, 1991 О нравственно-эстетических позициях Мандельштама       «Ведь поэзия есть сознание своей правоты. Горе тому, кто утратил это сознание. Он явно потерял точку опоры». О. Мандельштам. О собеседнике, 1913       «Стихи Мандельштама — наперекор всем его суждениям об искусстве — всего только бред. Но в этом бреду яснее, чем где бы то ни было, слышатся еще отзвуки песни ангела, летевшего „по небу полуночи“». Г. Адамович. О Мандельштаме, 1925       «О. Мандельштам-поэт, последний эпигон так называемого акмеизма, за годы революции почти ничего не дал. <...> Тот высокий стиль классических историзмов, на котором держалась вся поэтика О. Мандельштама, оказался для нашего времени крайне антидейственным. По существу, все его пооктябрьские стихи — последняя попытка реабилитации стиля — еще холоднее, еще „бездушнее“ его прежних стихотворений. В действительности не существует того реального объекта, который смог бы субъективироваться в образах поэта. Как результат всего этого — у О. Мандельштама появляется стремление снизить свой стиль». А. Тарасенков. Рецензия на книгу О. Мандельштама  «Египетская марка», 1929       «Кто я? Мнимый враг действительности, мнимый отщепенец. Можно дуть на молоко, но дуть на бытие немножко смешновато». О. Мандельштам — М. Шагинян, 1933 1. Первый сборник «Камень»: акмеистические принципы и их индивидуальное наполнение. Особенности произведений включенных в этот сборник: • Конкретность и вещественность образов • Отказ от «небесного» ради «земного» • Восприятие художника как мастера, ремесленника, не как жреца или медиума. • Уподобление слова камню, из которого возводится здание поэзии 2. Восприятие поэтом революции. Он принял революцию, увидев в ней неизбежный исторический катаклизм. Он считал закономерным и справедливым падение монархии. Но к Октябрьской революции отношение было негативное. Он сделал выбор в пользу родной страны. 3. Особенность лирики поэта – ее культурность, насыщенность культурными ассоциациями. Поэтому поэт приемлет и античность, и средневековье, и современность, чьи черты переплетаются в его лирике, он видит в каждой из этих эпох необходимую составляющую всего грандиозного здания мировой культуры. 4. Второй сборник – поэтика значительно обновляется • Стихи насыщены образами античности • Причудливые ассоциации • Основу составляет звучание, а не значение слов. • Слово для поэта не камень, а душа, живой организм, напрямую обращенный к сознанию человека. 5 Лирика конца 20—30 годов. Третий период творчества поэта • Ощущение преемственности культур в новую эпоху сменяется чувством временного разрыва. • Обращение к лирической прозе • Лирическое «я» выступает более отчетливо • Эпиграмма на Сталина 6 Трагическая судьба поэта в последние годы жизни: преследование, арест, осуждение, смерть в больнице пересыльного лагеря. 7 Значение лирики Мальденштама. « А.П.ПЛАТОНОВ. СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. РАССКАЗ « В ПРЕКРАСНОМ И ЯРОСТНОМ МИРЕ». ПОВЕСТЬ «КОТЛОВАН» В нашей литературе есть авторы, чье творчество, вроде бы вписываясь в общий процесс, все же стоит особняком, как бы поодаль в стороне. К числу этих немногих можно отнести писателя Андрея Платонова. Платонов необычен и притягателен одновременно. Читая этого автора, постепенно, шаг за шагом, приходишь к выводу, что его произведения, его язык помогают глубже понять, постичь самого себя, а значит, и окружающих. А ведь это то, к чему стремится в жизни каждый. В беседе с Андреем Карауловым Д. С. Лихачев сказал, что А. Платонов для нас еще не разгаданный писатель, писатель, который в таланте не уступит самому М. Булгакову, а может, и наоборот. Такая высокая оценка творчества этого автора заставляет нас вернуться к страницам его произведений. Андрей Платонович Климентов родился 1 сентября 1899 года. Фамилия Платонов – псевдоним, образованный от имени отца в 1920 году. Родился Платонов в Воронеже, в семье слесаря железнодорожных мастерских. С малолетства познал бедность, нищету. Отец Платонова около полувека проработал машинистом паровоза, слесарем на железной дороге. Как вспоминает писатель, он «дома только спал, а утром просыпался раньше всех, брал краюшку хлеба и уходил». Мать занималась домашней работой. Семья была большая, Андрей – старший ребенок. В неполные 14 лет он начинает трудовую деятельность. В автобиографии Платонов пишет: «Наступило для меня время ученья – отдали меня в церковноприходскую школу… Потом я учился в городском училище. Потом началась работа. Работал я во многих местах, у многих хозяев». Эти «университеты» и сформировали неравнодушие писателя к человеческим нуждам. Ненавидя страдание, Платонов в юности дает клятву жить так, чтобы не оставить страданию места на земле. Он собирается посвятить свою жизнь улучшению мира, утверждению счастья людей. В автобиографии Платонов пишет: «И теперь исполняется моя долгая, упорная, детская мечта – стать самому таким человеком, от мысли и руки которого волнуется и работает весь мир ради меня и ради всех людей». Платонов работал помощником машиниста, инженером-электриком, занимался мелиорацией и электрификацией. и в годы гражданской войны, и в годы Великой Отечественной был на фронте в качестве корреспондента. В ноябре 1944 года Платонов прибыл с фронта с тяжелой формой туберкулеза легких. 5 января 1951 года он скончался от этой болезни. Похоронен на Армянском кладбище в Москве. С 1927 года Платонов – профессиональный литератор. Книги его – философские. Вечные вопросы смысла человеческой жизни, размышления о месте человека в мире, одновременное обращение и к душе отдельного человека, и ко всему мироустройству – все это мы найдем у Андрея Платонова. а) «Сокровенный человек» Наблюдаем сюжетное развертывание характера главного героя в потоке событий гражданской войны. Машинист Пухов, платоновский скиталец, – независимый наблюдатель в цепочке происшествий. Платонов вложил в жизнеощущения Пухова многое от своего восприятия революции как грандиознейшего события XX века, изменившего всю историю. Но в эпохе торжества бюрократических сил, корпуса всесильных чиновников герой, как и сам автор, увидел признаки торможения, окаменения душ, опошления великой мечты. Вопросы 1. Как понимал Платонов смысл слова «сокровенный»? 2. Почему автор избрал сюжет скитальчества, странничества для раскрытия характера? 3. В чем отличие Шарикова от одноименного персонажа из «Собачьего сердца» М. Булгакова? Кто из писателей стоял ближе к своему герою? б) «Третий сын». Вопросы – Какова тема произведения? (Отцы и дети, материнская любовь, жизнь и смерть, смена поколений.) – В чем символичность произведения? (Умирает старуха. Проститься с ней приехало шестеро сыновей: два моряка, физик, артист, студент (агроном), начальник цеха аэропланового завода с орденом «за свое рабочее достоинство». Целый «строй», «гвардию» подарила стране мать. С горечью говорит автор о том, что братья редко собираются вместе. Материнская любовь оберегала единство семьи, теперь же она потухла как «свет в ночном окне». Символично название рассказа. Именно третий сын напоминает братьям о чувстве любви. Именно он привозит с собой ребенка, свое продолжение. Наверное, не случайно, что он привез девочку. Когда-нибудь она станет матерью, станет «светом в ночном окне».) – Можно ли утверждать, что рассказ пессимистичен? (Рассказ заканчивается похоронами и упоминанием о том, что и отец братьев тоже умрет. Такова жизнь: родные уходят. Это горько… Но отец, который в начале рассказа горевал, в финале «был доволен и горд тем, что его также будут хоронить эти шестеро могучих людей, и не хуже». Любовь жива: и братья опомнились, и есть внучка – символ будущего. Финал оптимистичен.) Рассказ «В прекрасном и яростном мире» Заглавие рассказа — «В этом прекрасном и яростном мире» — имеет существенное значение для понимания его проблематики. Почему мир Платонова «прекрасный» и «яростный»? Слово «прекрасный» связано с такими понятиями, как радость, гармония, чудо, красота, великолепие. Слово «яростный» в нашем сознании роднится с такими словами, как гнев, сила, стихия, порыв, ненависть и так далее. У Платонова эти понятия сливаются в единый поток, имя которому — жизнь. Не так ли противоречива сама действительность? Не так ли противоречив сам человек? Писатель довольно ясно указывает в рассказе на существование двух стихий — природной и человеческой Можно увидеть и гармонию этих стихий, и их разобщенность, противоположность. Именно поэтому герои Платонова чаще всего люди ищущие, пытающиеся определить свое место в мире. Еще в 20-30-х годах XX века многие критики говорили о странных героях Платонова, о непредсказуемых финалах его рассказов, о ему одному понятной логике изображения. Но все даже самые злостные его недоброжелатели не могли не признать силу его таланта, свободу языка, невероятную плотность повествование. Очень часто писатель задавался вопросами о месте человека в мире, о его одиночестве среди людей. Он обращал пристальное внимание на преследующее человека чувство пустоты, сиротства, ненужности в мире. Эти чувства живут практически в каждом герое Платонова. Таков и машинист Мальцев. Александр Васильевич Мальцев обладал замечательным талантом — никто лучше него не мог чувствовать машины, не мог по одному взгляду определить неполадки в работе, не мог так всеобъемлюще воспринимать мир, замечать мельчайшие детали. Именно поэтому было вполне ожидаемым его назначение на самый новый и самый мощный поезд в депо — «ИС». Эта машина стала его детищем. Во время поездки он как будто сливался с паровозом воедино, чувствовал биение «его парового сердца», понимал малейший звук. Увлеченный работой, он становился похож на вдохновенно играющего актера. Но как часто рассказчик — помощник Мальцева Костя — замечал непонятную грусть в его взгляде. А это было не что иное, как выливающееся наружу чувство одиночества. Гораздо позднее поймет Костя эту тоску. Талант машиниста обрекал Мальцева на одиночество, приподнимал над всеми и заставлял смотреть свысока. Мальцев практически не обращал внимания на нового своего помощника, и даже спустя год он относился к нему так же, как и к слесарю- смазчику. Он весь отдавался работе, растворялся в машине и в окружающей природе. Маленький воробей, попавший в воздушную струю от паровоза, не оставался без внимания. Мальцев слегка поворачивал голову, чтобы проследить его дальнейшую судьбу. Ему казалось, что только он один способен так много вобрать в себя, так много познать. Сила его таланта, как это ни печально, отдаляла его от остального мира людей, среди себе подобных он чувствовал себя одиноко. Потерянность и пустота царили в его душе. Это чувство так называемого сиротства характерно практически для всех персонажей Платонова. С помощью этой характеристики героя писателю удалось делать более масштабные выводы. От судьбы одного человека он переходил к судьбам миллионов. Его мысль о потерянности человека в эпоху революций и политических переворотов проходит через все его произведения. И действительно, печальна дальнейшая жизнь осужденного людьми Мальцева: он отлучен от работы, которой отдавал всего себя, к которой тянулся душой. На примере Мальцева мы видим, как строится судьба человека, лишенного душевной полноты. В рассказе важен и образ помощника Кости. Это человек чуткий, наблюдательный, не менее внимательный к мелочам, чем его учитель. Возможно, он был менее талантлив, но его старательность и прилежание очень помогли ему. Вскоре после отставки Мальцева он и сам успешно сдает экзамены на машиниста. Да, действительно, Костя не настолько наделен даром чувствовать механизм, но он более внимателен к окружающим его людям. Это можно считать его талантом. Он смог разглядеть почти мимоходом тайную грусть во взгляде своего учителя, но он не остановился на этом, он искал «правду», разгадку этой тоски. И он найдет ее, но только немного позже. Это человек, который не глух к чужому горю. Именно он возвращает к жизни потерявшего себя Мальцева, ослепшего и никому не нужного. Каждый раз, собираясь в путь, он видел на скамейке своего учителя, опирающегося на трость. На все слова утешения Мальцев отвечал неизменным «Прочь!». Даже в своем горе, в своей беспомощности он боится подпустить к себе живого человека, чувствующую душу. Он до сих пор не верит, что есть на свете тот, кто смог бы понять его. А в его душе царила невыразимая тоска. Он пытался хоть как-то вновь уцепиться за тот бешеный ход жизни, вернуть хотя бы часть своего прошлого. Бесцельно приходил он в депо и жадно ловил звуки железной дороги, он поворачивал голову туда, откуда слышал мощное движение паровоза. Гордый в своем одиночестве, он, тем не менее, подчиняется Косте, однажды предложившему поехать с ним. Вместо обычного «Прочь!» он сказал: «Ладно. Я буду смирным. Дай мне там в руки что-нибудь, дай реверс подержать: я крутить его не буду. -     Крутить его ты не будешь! — подтвердил я. — Если покрутишь, я тебе дам в руки кусок угля и больше сроду не возьму на паровоз. Слепой промолчал; он настолько хотел снова побыть на паровозе, что смирился передо мной». И вот Мальцев снова ощущает дыхание встречного ветра, чувствует под рукой мощь механического гиганта. Что он испытывает в этот момент? Восторг! Радость! Упоение! Эта буря чувств возвращает его к жизни: он прозревает. Но и здесь не оставляет его Костя. Проводив его домой, он долго еще не может уйти. Чувствуя почти отцовскую привязанность к этому человеку, он боится оставить его наедине с прекрасным и яростным миром. Он чувствует его беспомощность перед миром, его наивность и простоту за маской высокомерия. Гениальный машинист, Мальцев замечал красоту природы, наслаждался гармонией, отдаляясь от мира людей. И жестокий мир покарал его за это. Платонов мастерски создает контраст между двумя этими мирами. Это особенно видно в сценах борьбы паровоза со стихией. «Мы теперь шли навстречу мощной туче, появившейся из-за горизонта. С нашей стороны тучу освещало солнце, а изнутри ее рвали свирепые, раздраженные молнии, и мы видели, как мечи молний вертикально вонзались в безмолвную дальнюю землю, и мы бешено мчались к той дальней земле, словно спеша на ее защиту». Мальцев и машина борются с силами природы. Платонов насыщает текст яркими метафорами, эпитетами. Сам паровоз становится похож на мифическое божество. И каков же исход этой борьбы? В конечном итоге природа приходит снова к гармонии: «Мы ощущали запах сырой земли, благоухание трав и хлебов, напитанных дождем и грозой, и неслись вперед, нагоняя время». Но что же происходит с человеком? Ослепленный молнией, Мальцев теряет зрение. Многие исследователи часто говорят о двух молниях. Первая из них — столь сильная, грандиозная, лишила человека зрения, но не надолго. А вот вторая — искусственная — надолго лишает Мальцева способности видеть. Автор наводит читателя на мысль, что законы мира людей куда более жестоки и беспощадны, чем природные законы. Люди не смогли рассмотреть талант Мальцева. Он становится еще более одиноким. Путь к спасению Мальцева — в образе Кости. Он не только возвращает зрение бывшему машинисту, но и открывает перед ним путь в мир людей. «Ты видишь теперь весь свет!» Вопросы 1. У Мальцева появляется новая машина и новый помощник. 2. Описание работы Мальцева. 3. Из-за молнии Мальцев слепнет и подвергает опасности жизни многих людей. 4. Мальцева отдают под суд. 5. Рассказчик берет слепого с собой на машину, и тот прозревает. Повесть Платонова «Котлован». 30-е годы... Начиналась новая революция, революция индустриализации. «Второе поколение революции шло на войну в уместном дыму. Танки экскаваторов расчищали ему путь, артиллерия бетоньерок прикрывала его наступление, закрепляя цементом взятые скопы», – писал в это время известный очеркист Борис Агапов. По всей стране из каждого радиоприемника раздавались слова песен, вдохновлявших на созидательный труд. Слова «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор» стали девизом всех и каждого. Эпоха была одержима духом энтузиазма. Андрей Платонов как никто другой должен был радоваться происходящим в стране переменам. Именно он еще в 1922 году в небольшой газетной заметке писал: «Страдания человечества от голода смертельны. Умирающие рвут сердце живым… Эти живые должны массами отправляться по русской стране с проповедью нового Евангелия-техники… Из этих вот тоскующих, пустынных, раненных временем полей и должно подняться человечество… Из глубокого колодца – земли мы встаем и уже встали с железом в руках и сознанием!». Именно он, инженер-мелиоратор по специальности, должен был приветствовать индустриализацию как путь к торжеству человека над природой. Но росла в душе писателя «тревога за нечто любимое, потеря его равносильна разрушению не только прошлого, но и будущего». Эта тревога заставила его в самый разгар «великого перелома» взяться за перо. Так, в невероятно короткий срок, с декабря 1929 года по апрель 1930, была написана повесть «Котлован». Однако увидеть свет ей суждено было только в 1987 году. 2. Работа с текстом. В чем же особенность повести «Котлован»? Почему «чуткая цензура» стала на пути повести к читателю? 1) В повести высокий пафос сочетается с острой сатирой. Пафос переустройства мира был близок и дорог Платонову, он ведь и сам был профессиональным землеустроителем. Он мечтал о будущем «новостроящемся мире», как мечтает в повести его герой инженер Прушевский (зачитать): «Прушевский тихо глядел на всю туманную старость природы и видел на конце её белые спокойные здания, светящиеся больше, чем было света в воздухе… Но не все было бело в тех зданиях – в иных местах они имели синий, желтый и зеленый цвета, что придавало им нарочную красоту детского изображения». Автор разделяет со своим героем веру в то, что все устраивается «не только для пользы, но и для радости». Он мечтал, чтобы в мире царили свет и покой, не случайно в видении Прушевского все время повторяются эти слова: белый, синий, желтый и зеленый – это цвета неба, солнца, цветущих трав и деревьев. Но честность художника, способного быть не только свидетелем, но и бескомпромиссным аналитиком и судьей происходящего, помогала ему увидеть то, чего не увидели, не хотели увидеть, а может быть, боялись увидеть другие. Повесть поражает противоречивым единством реального и фантастического. – Как Платонову удалось воссоздать приметы исторического времени? Найдите их в тексте. Одновременно мы сталкиваемся с мужиками, заготавливающими впрок гробы, дисциплинированными колхозными лошадьми, идущими строем на водопой, ударником труда медведем-молотобойщиком. Это соединение реального и фантастического рождает ощущение абсурда происходящего. Фантасмагорический реализм – это способ художественно-документального изображения чудовищного. Котлован стал «могилой» и Землекопов Мечты, и их идеалов», – пишет А. И. Павловский в статье «Яма» («Русская литература». – 1991 г. – № 3). 2) Уже в первой части повести разносторонне раскрываются образы всех центральных героев произведения. И. Ефимов указывал: «В «Котловане» каждый персонаж пронизан какой-то одной главной жизненной линией, одним устремлением, одной тоской, каждый имеет свой характер и свою судьбу, «изменить» которой нельзя». – Рассмотрим, какие «главные жизненные линии» несут в себе персонажи повести. Вопросы 1. Вощев – наиболее думающий и чувствующий герой повести, человек с «сердечной озадаченностью». Докажите это. – К какому завершению приходит вощевский поиск истины в финале повести? – Правильно ли, по-вашему, утверждение одного критика, что «главный авторский персонаж повести – Вощев»? Почему? 2. Чувствующие герои повести – и Чиклин с Прушевским. По мнению некоторых исследователей, эти герои объединены общим чувством «трагической отчужденности от смысла жизни, от истины». – Что объединяет этих двух различных, но внутреннее близких людей? Покажите это на материале текста повести. – Почему их тоске и внутренней неустроенности уделено в повести так много внимания? 3. Одной из самых ярких и колоритных является фигура Жачева, безногого инвалида, фанатика революции. – Как проявляются в образе Жачева свойственные повести Платонова неоднозначность, противоречивость характеров и положений? – Подумайте над сценой, где Жачев «ликвидирует кулаков», отправляя, а вернее, провожая их по реке на плоту «в море и далее»… что он сам чувствует при этом? – Как характеризует Жачева его отношение к другим героям; почему он так привязан к Чиклину и Насте и сторонится Сафронова? 4. Сафронов – идейный антипод Вощева. Сатирический характер повести очень ярко выразился в языке Сафронова. «Поставим вопрос, – говорил Сафронов, – откуда взялся русский народ? И ответим: из буржуазной мелочи! Он был и еще откуда-нибудь родился, да больше места не было. А потому мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма и сердце обратило внимание на жар жизни вокруг костра классовой борьбы, и произошел бы энтузиазм!» Проанализируйте это высказывание Сафронова с точки зрения его содержания и словоупотребления. Чего больше в его словах: смешного или трагического? Почему? 5. В дискуссии об истине как правде жизни включаются почти все герои повести, в том числе и такие, как профуполномоченный Пашкин и «главный в городе». – Почему писатель так пространно описывает дом Пашкина и детали его быта (в сценах с Жачевым)? – Как сцена разговора Пашкина с «главным в городе» характеризует этих деятелей, если первый наполняет в воображении землю цветущими женщинами и «семенящим детством», а второй планирует в своем округе на будущий (голодный) год «сельхозпродукции на полмиллиарда»? – В каком соотношении находятся их представления о жизни с самой реальной действительностью, изображенной в повести? – Каково место Пашкина и «главного в городе» в дискуссии об истине в повести? 6. Образ и судьба девочки Насти приобретают в повести некое символическое, решающее значение; она становится участницей и комментатором важнейших сюжетных ситуаций повести. – Какую роль в жизни строителей котлована играет девочка-сиротка? – Как в поведении Насти отразилась общественная атмосфера времени? – Почему писателю так важны образ девочки и ее судьба, что всю повесть он заканчивает именно ее похоронами? – Почему со смертью Насти завершается поиск Вощевым истины? 3) Самые страшные страницы повести посвящены раскулачиванию. Мужики, заготовившие впрок гробы, инстинктивно чувствуют неизбежность гибели: и физической, и духовной. Найдите подтверждение в тексте. 4) Стиль повести Платонова «Котлован». – Раскройте смысл понятия «индивидуальный стиль писателя». Проследите, каков он в повести «Котлован». – О языке Андрея Платонова писали много: то как о своеобразном эстетском языке, то как о языке – маске, языке – кривлянье. Но чаще всего им восторгались, его красотой, гибкостью, выразительностью. Большинство пишущих отмечало сложность, загадочность фразы писателя. Исследователи творчества А. Платонова подчеркивают неповторимость, «особый язык», непохожесть его ни на какой другой: «У Платонова – свои слова, лишь ему присущая манера соединять их, своя неповторимая интонация. Вслушиваясь и вникая в смысл платоновских метафор, образов, символов, вглядываясь в мир платоновских утопий, сатирических картин, перечитывая страницы его удивительных книг, глубже и полнее через диалог с его временем начинаем понимать время собственное. Безусловно, эпоха Андрея Платонова – это эпоха, которая отнюдь не способствовала выражению мысли в прямом авторском слове, так как слово это не совпадало с официальной идеологией. У Платонова, как справедливо заметил Л. Шубин, мысли героя и мысли автора совпадают. Наблюдение. Обратимся к началу повести: «В день тридцатилетия личной жизни Вощеву дали расчет с небольшого механического завода, где он добывал средства для своего существования. В увольнительном документе ему написали, что он устраняется с производства вследствие роста слабосильности в нем и задумчивости среди общего темпа труда». – Обратимся к первой фразе: чем она вас поразила? (Корявость, неуклюжесть фразы дальше усиливаются.) – Нет ли лишних слов в этой фразе в плане смысловой точности? (Словосочетание «личной жизни» и придаточное предложение «где он добывал средства для своего существования».) – Попробуем убрать эти части фразы, как она будет выглядеть? – Сделайте небольшую редакторскую правку, чтобы фраза звучала привычно для нашего слуха. («В день тридцатилетия Вощева уволили с небольшого механического завода».) В результате проделанного нами эксперимента исчезла могучая сила, самобытность платоновской речи. Фраза угасла. Ведь ее магическая сила именно в том, что после слов «в день тридцатилетия личной жизни» Вощеву дали не премию за добросовестный труд, а расчет, что Вощев не работал, а добывал средства» не на жизнь, а «для своего существования». В этой фразе уже содержится нечто такое, что в следующей буквально заставляет оцепенеть. Горько-иронический эффект погружает нас в то время, которое рождало чудовищную бюрократическую систему, подавляющую личность, превращающую людей в безликую массу. Платонов отразил тот этап, когда идеологическим штампом, бюрократической стерилизацией ломался живой язык народа. Отсюда шершавость, корявость, соединение в одно целое несоединимых разностильных слов и выражений. Слово Платонова – слово-предупреждение, слово-пророчество. Итак, с первой же фразы повести Платонова перед нами предстает образ человека, не утратившего своей личности, не растворившегося в массе. « И.Э.БАБЕЛЬ. СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. РАССКАЗЫ: «МОЙ ПЕРВЫЙ ГУСЬ», «ОДЕССКИЕ РАССКАЗЫ». 8 -13 млн. человек погибло от голода, холода, болезней, террора. Из них 1 млн. бойцов Красной Армии. Сколько погибло “белых”, крестьян-повстанцев – никто не считал. 2 млн. человек эмигрировали из России. Промышленное производство упало до 20% от уровня 1913 года.. Сельское хозяйство сократилось вдвое. Ущерб народному хозяйству составил 50 млрд. золотых рублей. Революция и Гражданская война круто изменили Россию, вошли в жизнь каждого человека, ломая, калеча, уродуя людские тела и души. Страшна любая война, потому что она несет смерть, горе, боль, разрушения, но война гражданская страшна и бесчеловечна вдвойне. Изображение гражданской войны стало одной из главных тем русской литературы 20 века. Эта война, потрясшая огромную страну, осознавалась в литературе по-разному: и как трагедия народа, и как романтически окрашенное великое событие, закрепившее победу большевиков в революции. – Вспомните, в произведениях каких писателей нашла свое отражение тема гражданской войны? ( М. Булгаков “Белая гвардия”; Б. Пильняк “Голый год”, “Повесть непогашенной луны”; Д. Фурманов “Чапаев”; А. Серафимович “Железный поток”; И. Бабель “Конармия”; А. Фадеев “Разгром”) В России Гражданская война шла в течение 5 лет, с 1917 по 1922 год. “Обычно Гражданскую войну определяют как вооруженную борьбу за власть между представителями различных классов и социальных групп. Иными словами, это борьба внутри страны, внутри народа, нации, зачастую между земляками, соседями, сослуживцами или друзьями и даже родственниками. Это трагедия, надолго оставляющая незаживающую рану в сердце нации и надломы в ее душе”. “Гражданская война” М.Волошина: Одни восстали из подполий, Из ссылок, фабрик, рудников, Отравленные темной волей И горьким дымом городов. Другие из рядов военных, Дворянских разоренных гнезд, Где проводили на погост Отцов и братьев убиенных. В одних доселе не потух Хмель незапамятных пожаров, И жив степной, разгульный дух И Разиных, и Кудеяров. В других — лишенных всех корней — Тлетворный дух столицы Невской: Толстой и Чехов, Достоевский — Надрыв и смута наших дней. Одни возносят на плакатах Свой бред о буржуазном зле, О светлых пролетариатах, Мещанском рае на земле... В других весь цвет, вся гниль империй, Все золото, весь тлен идей, Блеск всех великих фетишей И всех научных суеверий. Одни идут освобождать Москву и вновь сковать Россию, Другие, разнуздав стихию, Хотят весь мир пересоздать. В тех и в других война вдохнула Гнев, жадность, мрачный хмель разгула, А вслед героям и вождям Крадется хищник стаей жадной, Чтоб мощь России неоглядной Размыкать и продать врагам: Сгноить ее пшеницы груды, Ее бесчестить небеса, Пожрать богатства, сжечь леса И высосать моря и руды. И не смолкает грохот битв По всем просторам южной степи Средь золотых великолепий Конями вытоптанных жнитв. И там и здесь между рядами Звучит один и тот же глас: “Кто не за нас — тот против нас. Нет безразличных: правда с нами”. А я стою один меж них В ревущем пламени и дыме И всеми силами своими Молюсь за тех и за других. В конармейском дневнике И. Бабеля находим такие строки: “Почему у меня непреходящая тоска? Потому что далек от дома, потому что разрушаем. Идем, как вихрь, как лава, всеми ненавидимые, разлетается жизнь, я на большой непрекращающейся панихиде”. Панихида – это церковная служба по умершему, траурные речи. Кого, что оплакивает Бабель? Сегодня нам предстоит в этом разобраться. На основе своего конармейского дневника Бабель написал сборник новелл “Конармия”. Отношение к этому сборнику у критиков было разное: кто-то увидел здесь чуждую революционной позиции “поэтизацию бандитизма”, а Горький заявил, что увидел в “Конармии” героев, похожих на запорожцев Гоголя. Шли споры, как понимать и принимать это произведение. То ли это очернительство революционной истории, то ли революционная романтика. Кто же этот человек, который своим произведением внес такую сумятицу в ряды критиков? Исаак Эммануилович Бабель родился в Одессе в состоятельной семье. Окончив Одесское коммерческое училище и Киевский коммерческий институт, Бабель отправился в Петроград, надеясь опубликовать там свои рассказы, которых к тому времени было уже немало. Его долго не печатали, пока Бабель не попал к Горькому, он-то и разглядел в этом молодом человеке талант. Однако новые рассказы Бабеля Горькому не понравились, и он посоветовал ему отправиться “в люди”. В течение 7 лет Бабель испробовал множество профессий и многое познал. Он был солдатом на румынском фронте, служил в ЧК, в Наркомпросе, в продовольственных экспедициях, воевал в Северной армии против Юденича, в Первой Конной армии Буденного, работал в Одесском губкоме, был репортером различных газет. Как вспоминал сам Бабель, “только в 1923 году я научился выражать мои мыли ясно и не очень длинно. Тогда я вновь принялся сочинять”. Бабель известен как автор двух циклов очень ярких новелл: “Одесские рассказы” и “Конармия”. По ложному обвинению в мае 1939 года писателя арестовали, а в январе 1940 расстреляли. Через 14 лет его реабилитировали. Военный прокурор написал в заключении: “Что послужило основанием для ареста, из материалов дела не видно, так как постановление на арест было оформлено… через 35 дней после ареста Бабеля”. посвятил свою знаменитую повесть “Конармия”. Писатель приехал туда в качестве корреспондента газеты “Красный кавалерист” и должен был писать статьи и вести дневник военных действий. Наблюдая за тем, что происходило, Бабель думал о судьбе революции. Теперь она представлялась ему не такой, как со стороны. Он не мог понять той ненужной жестокости, что была вокруг. Свои наблюдения он записывал в личный дневник, который и оформился позднее в цикл рассказов. Краткий исторический сценарий таков: опьяненный успехами на фронтах совнарком отправляет Конармию в поход на Варшаву с целью восстановления довоенных границ России. Поход заканчивается полным крахом. Западная Украина отходит Польше, а Бессарабия – Румынии. Основную массу конной армии составляли казаки, которые во времена Российской империи были привилегированным сословием. А в революцию они метались между “белыми” и “красными”. На этом драматическом фоне происходят основные события книги. Вся страна тогда распевала этот бравурный марш. Бойцы Первой Конной армии были героями эпохи. А какими их увидел Бабель? Какими показал в своей знаменитой книге? – Так о чем же книга Бабеля? Это книга о страданиях человеческой души, которая исступленно ищет истину в несправедливом, истекающем кровью мире. Любая война – это страшная трагедия, а гражданская вдвойне, потому что она братоубийственная. Война губительна для обеих воюющих сторон – вот итог размышлений Бабеля на страницах своей книги. – В чем особенность изображения Бабелем ему современных исторических событий? У Бабеля показаны живые люди со всеми их достоинствами и недостатками. Наряду с героизмом писатель без всякого умалчивания пишет о грубости и даже жестокости солдат конармии Буденного по отношению к мирным жителям. Бабель видит как положительные, так и отрицательные стороны революции и не замалчивает их. Он за новую, светлую, прекрасную жизнь, но против насилия и жестокости. И мы понимаем его невысказанную мысль, что нужно искать другой путь, путь без крови и террора.  Новелла «Мой первый гусь». Как и большинство новелл этого сборника написана от первого лица – Кирилла Васильевича Люᴛᴏʙа.Автор обнажает грубость и варварство казаков, акцентирует отчуждение еврейского интеллигента, пытающегося жить в чуждой ему, чудовищно жестокой жизни. Это видно буквально с первых же строк рассказа: «Ты грамотный?» спросил Савицкий, и узнал, что Люᴛᴏʙ «грамотный» («кандидат прав Петербургского университета»), а ведь это армия рабочих крестьян. Он чужой. Потом, когда он закричал ему: « Ты из киндер бальзамов… и очки на носу», когда он, смеясь, воскликнул: «Шлют вас, не спросись, а тут режут за очки», - Бабель был точен в изображении того как веками копившаяся  классовая ненависть огрубляет человеческое поведение. Люᴛᴏʙ смиренно и покорно сгибается перед казаками. Автор изобразил ᴇᴦᴏ поведение с иронией. Что-то есть в его страхе женственное.  Чувствуя , что он здесь чужой, Люᴛᴏʙ хочет стать своим. Важно понимать - для достижения этой цели, он бесстрастно убивает гуся. Когда победа, казалось, достигнута, когда казаки наконец говорят: «парень нам подходящий» - Люᴛᴏʙ, торжествуя, читает им речь в газете, появляется ощущение ,что победа-то его какая-то странная, неполная. «…Мы спали шестеро там, согреваясь друг от друга».Конфликт тут внешний, и лишь в финале рассказа становится понятным, что  бесстрастие мнимое. А в душе героя томление, «внутренний жар», «пылающий лоб». “ И только сердце, обагренное убийством, скрипело и текло” (“истекает голова убитого гуся под сапогом солдата). Это “сопровождение” любой войны. И это необходимо пережить. Между Люᴛᴏʙым и красноармейцами есть дистанция. В нем ещё осталось что-то человеческое.  Этим и объясняется высокий слог финала.В системе ценностей героя нет будущего. Есть только настоящее. Вся жизнь будто пульсирующее переживание. Наверное, именно поэтому так важна жизнь, и так трагична смерть. Бабелевский мир по сути раскрываемых в нем простейших общечеловеческих отношений трагичен - из-за постоянного вмешательства смерти в течение жизни. Необычен пейзаж у Бабеля. «деревенская улица  лежала  передними, круглая и желтая, как тыква, умирающее солнце испускало на небе свой розовый дух». Пейзажу задано два противоречащих тона: тепла и всеразрушающей смерти. Всё находится в движении. Отношения «неба» и земли» абсолютно независимы друг от друга. Так и получается, что состояние героя противоречиво. Он ведь делает ϶ᴛόᴛпоступок независимо от своего внутреннего состояния. «Солнце падало на меня из-за зубчатых  пригорков». Взаимосвязь тут между небесными и земными гранями опять предстает в необычной форме. Движение солнца вертикально. И эта вертикальность будто не оставляет выбора для главного героя своей прямолинейностью. Так, мне кажется, пейзаж непосредственно связан с действиями героя. Сюжета однако как такого нет. . Бабель намеренно строит сюжет на видении мира, отражающем, главным образом, сознание одного человека - Люᴛᴏʙа. На основании выше сказанного приходим к выводу, что автор “Конармии” освобождает себя от необходимости мотивации происходящего и, что важнее, от раскрытия логики собственно военных событий - для книги о войне “Конармия” содержит удивительно мало фабульного действия как такового. Сюжетный ряд строится таким образом , чтобы передать зрительное, слуховое восприятие главного героя.. Автор подчеркивает мгновенность, внезапность, отрывочности действий и отсутствие связи между ними. Для того чтобы показать всю ценность жизни. Этого он добивается использую глаголы совершенного видов: особенно - в глаголах стилистически нейтральных: “закричал”, “прокричал”, “произнес”. Может усиливаться словом “вдруг”, которое чаще всего употребляется именно рядом с нейтральными глаголами речи. Порою действия бессмысленны и оборванны: «…подошел ко  мне  совсем  близко, ᴨᴏᴛом отскочил в отчаянии и побежал в первый двор». Все внутренне-смятенное состояние человека выражено здесь в действии, и наблюдатель-автор, ничего не объясняя, как бы механически восстанавливает последовательность этих безумных “шагов” и “жесᴛᴏʙ”, логически не связанных между собой. Всё как бы построено по схеме краткости. Структура стиля Бабеля представление живого мира как нечто осколочное и оборван, нет в нем цельности. Повествование  ведется на литературном языке. Но тем не мене стилевой рисунок словесной формы пестрый и разноголосый. Во многом этому способствуют казаки, вводя в разговор естественную живую речь: «…обязаны вы принять этого  человека к себе в помещение и без глупостей, ᴨᴏᴛому этот  человек  пострадавший  по ученой части...» Во всех рассказах “Конармии” есть присутствие самого автора, который вместе с ее героями прошел трудный путь к постижению смысла этой кровавой борьбы  «Е.И.ЗАМЯТИН.РОМАН «МЫ» (ОБЗОР)».       Небольшое вступительное слово о писателе должно объяснить его обращение к столь редко разрабатываемому литературой жанру.       Евгений Иванович Замятин (1884—1937) по натуре и миросозерцанию был бунтарем. «Настоящая литература может быть только там, где ее делают не исполнительные и благодушные чиновники, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики. А если писатель должен быть благоразумным, должен быть католически-правомерным, должен быть сегодня полезным… тогда нет литературы бронзовой, а есть только бумажная, которую читают сегодня и в которую завтра заворачивают глиняное мыло…» (статья «Я боюсь»). Это было писательское кредо Замятина. И роман «Мы», написанный в 1920 году, стал художественным его воплощением. Как Замятин шел к этому роману? Студенческие годы в Петербурге сопровождались бурной политической деятельностью — он был с большевиками: «В те годы быть большевиком — значило идти по линии наибольшего сопротивления…» («Автобиография»). Несколько месяцев в одиночной камере в Шпалерной тюрьме (1905), затем ссылка на родину, в Лебедянь; полулегальное проживание в Петербурге, опять ссылка. К этому времени он получает образование, становится морским инженером, кораблестроителем, пишет рассказы, повести. Затем отходит от революционной деятельности. «Люблю борьбу не физическую, люблю бороться словом». Повесть «Уездное» (1912), в которой Замятин обратился к косному быту провинции, сделала его имя известным. В 1914 году в повести «На куличках» изобразил жизнь отдаленного армейского гарнизона. Произведение было признано оскорбительным для русской армии и запрещено.       1917—1920-е годы — наиболее плодотворный период литературной работы Замятина. Пишет рассказы, пьесы, работает в правлении Всероссийского союза писателей, в различных издательствах, редактирует журналы. «Серапионовым братьям» читает лекции о том, как не надо писать. В романе «Мы» покажет, как не надо жить. С чтением его Замятин не раз выступал на вечерах, знакомил с рукописью критиков и литературоведов.       Опубликован в России роман не был: современники восприняли его как злую карикатуру на социалистическое, коммунистическое общество будущего. В конце 20-х годов на Замятина обрушилась кампания травли со стороны литературных властей. «Литературная газета» писала: «Е. Замятин должен понять ту простую мысль, что страна строящегося социализма может обойтись без такого писателя». Как это было похоже на его роман: «мы» можем вполне обойтись без неповторимого, индивидуального «я»!       В июне 1931 года писатель обращается к Сталину с письмом: «…я прошу разрешить мне выехать за границу — с тем, чтобы я мог вернуться назад, как только у нас станет возможно служить в литературе большим идеям без прислуживания маленьким людям, как только у нас хоть отчасти изменится взгляд на роль художника слова». Это был крик отчаяния писателя, которому не давали возможности печататься, не ставили его пьесы на сцене. Получив разрешение на выезд, в ноябре 1931 г. Замятин покинул Советский Союз и последние годы жизни прожил во Франции, до конца сохраняя советское гражданство. Н. Берберова в книге «Курсив мой» вспоминала: «Он ни с кем не знался, не считал себя эмигрантом и жил в надежде при первой возможности вернуться домой».       Надежда эта не сбылась. Роман «Мы», известный читателям Америки, Франции (там он был опубликован в 20-е годы), вернулся на родину только в 1988 году.       Прежде чем говорить на уроках о содержании этого произведения, выясним, что же такое утопия и антиутопия. Спросим учащихся, какие утопии они знают. Скорее всего, назовут «Утопию» Томаса Мора, «Город Солнца» Т. Кампанеллы. Вспомнят, что в 10 классе встретились с социалистической утопией, представленной в снах Веры Павловны в романе Чернышевского «Что делать?». Итак, утопия — это вымышленная картина идеального жизненного устройства.       Антиутопия — жанр, который еще называют негативной утопией. Это изображение такого возможного будущего, которое страшит писателя, заставляет его тревожиться за судьбу человечества, за душу отдельного человека.       Конечно, те из критиков, кто увидел в картине будущего, созданной Замятиным, только злую карикатуру на социальное устройство, задуманное большевиками, были не правы. Иначе не читался бы этот роман с интересом сейчас. Значение его более широкое, всеобъемлющее. Это и предстоит нам выяснить в ходе разговора о романе «Мы».       Жанр романа диктовал выбор сюжетного приема, особенности композиции. В чем они заключаются? Повествование представляет собою записи-конспект строителя космического корабля (в наше время его назвали бы главным конструктором). Он рассказывает о том периоде своей жизни, который позже сам определит как болезнь. Каждая запись (их в романе 40) имеет свой заголовок, состоящий из нескольких предложений. Интересно проследить, что обычно первые предложения обозначают микротему главы, а последнее дает выход на ее идею: «Колокол. Зеркальное море. Мне вечно гореть», «Желтое. Двухмерная тень. Неизлечимая душа», «Авторский долг. Лед набухает. Самая трудная любовь».       Обратим внимание ребят на стиль писателя. Форма конспекта — и никаких эмоций, короткие предложения, многочисленные тире и двоеточия. Для понимания содержания важно и то, что многие слова пишутся только с большой буквы: Мы, Благодетель, Часовая Скрижаль, Материнская Норма и т. д. Несколько искусственный, сухой язык идет от искусственности того мира, в котором живут герои.       Роман назван необычно — «Мы». Как заявлена тема «мы» в начале романа? — Главный герой говорит о себе, что он только один из математиков Великого Государства. «Я лишь попытаюсь записать то, что вижу, что думаю — точнее, что мы думаем (именно так — мы, и пусть это «Мы» будет заглавием моих записей)».       Что настораживает читателя сразу? — Не «я думаю», а «мы думаем». Он, великий ученый, талантливый инженер, не осознает себя личностью, не задумывается над тем, что у него нет собственного имени и, как и остальные жители Великого Государства, он носит «нумер» — Д-503. «Никто не «один», но «один из» (2-я запись). Забегая вперед, скажем, что в самую горькую для него минуту он подумает о матери: для нее он не был бы Строителем «Интеграла», нумером Д-503, а был бы «простым человеческим куском — куском ее же самой» (36-я запись. В дальнейшем в  скобках указывается только номер записи).       Какое слово достаточно часто звучит в 1-й записи конспекта?       Слово это — «счастье». Начинает Д-503 свои записки цитатой из Единой Государственной Газеты, в которой сообщается, что близится час, когда «Интеграл» отправится в мировое пространство, неся счастье существам, обитающим на других планетах.      Что же граждане («нумера») Единого Государства воспринимают как счастье? Как живется им под бдительным оком Благодетеля?       Так живет Единое Государство. По улицам ходят нумера с лицами, «не омраченными безумием мыслей». (2) Ходят «мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт… сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди…». (2) И всегда рядом — Хранители, которые все видят, все слышат. Но и это не возмущает Д-503, ведь «инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку». Поэтому Хранители сравниваются с «архангелами» древних людей.       Миллионы недумающих счастливых людей! Человек-машина — таков «нумер» (не гражданин!) Единого Государства. Автоматизм действий и мышления, никакой работы души (что это — душа?). Технический прогресс, оказывается, может не сопровождаться духовным. Недаром В. Маяковский, живший с Замятиным в одно время и, вероятно, так же воспринимавший наступление «Железного Миргорода», отмечал, что на технику надо набросить намордник, иначе она перекусает человечество.       Счастье для всех! Но, как окажется, среди миллионов счастливых есть такие, которые не удовлетворены всеобщим счастьем. Попросим учеников назвать их. Будут названы I-330, R-13, доктор из Медицинского Бюро, O-90. Отметим, что не случайно среди них женщины. Женщины скорее мужчин не согласятся с автоматизмом жизни, с полной зависимостью от обстоятельств. (Вспомним Катерину и Ларису у Островского, Веру Павловну у Чернышевского, Елену Стахову у Тургенева.)       Далее последует рассказ о каждой из героинь.       Настало время обратиться к главному герою — самому повествователю. Однажды I скажет в разговоре с ним: «Человек как роман: до самой последней страницы не знаешь, чем кончится. Иначе не стоило бы и читать…» (28) Тот, кто впервые читает роман Замятина, действительно не знает до последней записи, как сложится судьба Строителя «Интеграла».       Каков он в начале романа? Каким представляет себя читателю в первых записях конспекта?       Д-503 — талантливый ученый, математик, строитель космического корабля. Он, частица Единого Государства, абсолютно уверен в правомерности того, что в этом Государстве происходит. «Не государство, общество как сумма личностей, а только человек как часть государства, общества. Человек ничтожен перед величием государства». (3) Гений служит идее Благодетеля — идее тирании. Более всего он мечтает сейчас о скорейшем завершении строительства «Интеграла» и полете к другим планетам.       И вдруг жизнь его, счастливая и размеренная, изменится так, что сам он новое свое состояние оценит как болезнь. «Должен записать, чтобы вы, неведомые мои читатели, могли до конца изучить историю моей болезни». (25) Когда в автомате начинаются сбои — это болезнь.       Так в чем же причины его «болезни»? Как она начиналась? Каковы ее «симптомы»? В жизнь Первого Строителя «Интеграла» неожиданно для него самого входит любовь. Входит вместе с музыкой Скрябина. Звучит она как отрицательный пример, должный показать, что выше современных «математических композиций» быть ничего не может. На эстраде Аудиториума рояль из прошлого. Женщина в костюме древней эпохи. «Села, заиграла. Дикое, судорожное, пестрое, как вся тогдашняя их жизнь, — ни тени разумной механичности. И, конечно, они, кругом меня, правы: все смеются. Только немногие… но почему же и я — я?» (4)       Что произошло с героем? Почему не смеется? Знаменательно, что первый раз он ощутил себя как «я», отделенное от «мы», от всех. Любовь делает человека индивидуальностью. Любить «как все» нельзя. «До сих пор мне все в жизни было ясно… А сегодня… Не понимаю». (4) И далее последует череда поступков, которые Д сам себе объяснить не может. Попросим учеников назвать их.       Это первое посещение Древнего Дома. Насмешливый тон I. Обещание через знакомого врача выдать удостоверение, что Д был болен. Толкает на обман? Он обязан донести на нее, сделать заявление в Бюро Хранителей. Но не идет туда, сам себе удивляясь: «Неделю назад — я знаю, пошел бы, не задумываясь. Почему же теперь?.. Почему?» (8) Кстати, O-90 осмеливается говорить о Хранителях как о шпионах. И все-таки Д подходит к Бюро, куда ходят люди, «чтобы совершить подвиг… чтобы предать на алтарь Единого Государства своих любимых, друзей — себя». (8) Но что-то в последний момент останавливает его.             Д приводит в ужас непривычное древнее платье I вместо юнифы, ликер, который она пьет и от которого испуганно отказывается он, ее курение, ее поцелуй. И оказывается, что теперь в нем вместо «мы» заговорило «я», он ревнует любимую      Как сам Д-503 ощущает двойственность своего сознания, восприятия действительности? Он теперь всегда в состоянии выбора.      Почему именно сейчас он часто вспоминает то, что известно ему из жизни далеких предков? (О Боге — запись 9; о литературе — запись 12.) Тогда человек — несовершенный, незащищенный (над этим по привычке смеется Д) — был человеком, а не «винтиком» отлаженного механизма. О себе же может думать только как о машине.      Итак, надо сделать выбор. Какое решение примет Д, устав мучиться? Он идет в Медицинское Бюро. И узнает от врача, что у него, вероятно, «образовалась душа». Ответ найден. В бездуховном обществе жить спокойно может, конечно, только тот, у кого нет души. «Это странное, древнее, давно забытое слово». (16) Как вылечиться, тем более, как по секрету сказал врач, речь идет об эпидемии? В обществе, в котором решены все проблемы, душа не нужна. Врач горько объяснит: «Почему? А почему у нас нет перьев, нет крыльев — одни только лопаточные кости — фундамент для крыльев? Да потому что крылья уже не нужны… Крылья — чтобы летать, а нам уже некуда: мы прилетели, мы — нашли». (16) Единое Государство незыблемо. Некуда «лететь» его нумерам.       . Это событие станет наиглавнейшим и в жизни Д-503. Несомненно, что вершиной повествования становится запись о событиях, произошедших в День ежегодных выборов Благодетеля. Попросим учеников коротко пересказать главу.             За это «завтра» Строителя «Интеграла» и всего Единого Государства поведут борьбу I и Благодетель.       I решит отвести Д-503 за Зеленую Стену. «Я был оглушен всем этим, я захлебнулся…» I, выступая перед толпой человек в 300—400, сообщит, что с ними Строитель того космического корабля, который должен принадлежать им. Люди начнут в восторге подбрасывать Д вверх. «Я чувствовал себя над всеми, я — был я, отдельное, мир, я перестал быть слагаемым, как все, и стал единицей». (27) До этого только «нумер», он осознает в себе «несколько капель солнечной, лесной крови», которая, как считает I, возможно, есть в нем. Перед Д открылся новый, живой, а не искусственный мир.       Спросим учеников, как Благодетель отреагирует на результаты выборов, на сбой в работе налаженного механизма? На следующее утро Единая Государственная Газета уверенно объяснит, что происшедшее нелепо было бы воспринимать всерьез. Заговорщики «Мефи» будут пойманы и казнены. Есть средство, которое избавит людей от охватившей их болезни, — это операция по удалению фантазии. Оказывается, что в могучем Государстве глубины человеческого сознания остались недоступны вмешательству извне: из-за фантазии могут происходить бунты.       Д-503 окажется перед выбором: «Операция и стопроцентное счастье — или…» (31) Решение принято: он с I, с «Мефи», он отдаст им «Интеграл». Но полет будет прерван из-за предательства. Д-503 предстанет перед Благодетелем, обратившимся сначала к его разуму. Он, Строитель «Интеграла», изменил предназначенной ему роли величайшего конквистадора, не открыл «новую, блистательную главу истории Единого Государства». (36) Да, люди всегда стремились к счастью. Они молились о том, «чтобы кто-нибудь раз навсегда сказал им, что такое счастье, — и потом приковал их к этому счастью на цепь». Путь к счастью жесток и бесчеловечен, но его надо пройти.       Какой самый сильный аргумент приберег Благодетель напоследок, чтобы вернуть Д-503 под свое иго? Благодетель теперь сыграет на его чувствах: убеждает его, что он нужен был I лишь как строитель космического корабля. Еще раньше несколько раз, неосознанно до конца, возникали у Д такие подозрения. Однажды он получил письмо, в котором I просила в определенный час спустить шторы, чтобы думали, что она у него. В другой раз его насторожил вопрос об «Интеграле» — скоро ли он будет готов? Теперь эти подозрения подтверждаются. От Благодетеля он отправляется к I, не застает ее, но находит в комнате огромное количество розовых талонов с буквой «Ф». Д-503 убедился в том, что I, оторвав его от «мы», заставив стать «я», хотела использовать его лишь как инструмент для достижения цели. «Я» героя не может вынести нравственных мучений, не свойственных единому организму под названием «мы». Он решает «вырезать фантазию».      Операция совершена. Нет фантазии, нет души, нет страданий. Теперь Д спокойно, отстраненно наблюдает за тем, как под Газовым Колоколом казнят «ту женщину».      Закончим работу с романом, определив его идею. Ученики скажут, что содержанием романа Е. Замятин утверждает мысль о том, что у человека всегда есть право выбора. Неестественно преломление «я» в «мы», и если человек поддается воздействию тоталитарной системы, то он перестает быть человеком. Нельзя строить мир только по разуму, забыв, что у человека есть душа. Машинный мир не должен существовать без мира нравственного.       Подтвердим эти мысли учащихся словами самого Замятина из интервью 1932 года: «Близорукие рецензенты увидели в этой вещи не больше чем политический памфлет. Это, конечно, неверно: этот роман — сигнал об опасности, угрожающей человеку, человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства — все равно какого».       Не только Замятиным руководил в XX веке страх за судьбу человечества. За первенцем антиутопий — романом «Мы» — последовали «Прекрасный новый мир» (1932) О. Хаксли, «Скотный двор» (1945) и «1984» (1949) Д. Оруэлла, «451 градус по Фаренгейту» (1953) Р. Брэдбери. Так же как роман Замятина, эти произведения звучат как трагедийно-сатирическое пророчество о будущем. «М.А. БУЛГАКОВ. СЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. РОМАН «МАСТЕР И МАРГАРИТА». СВОЕОБРАЗИЕ ЖАНРА. МНОГОПЛАНОВОСТЬ РОМАНА. ФАНТАСТИЧЕСКОЕ И РЕАЛИСТИЧЕСКОЕ В РОМАНА. ЛЮБОВЬ И СУДЬБА МАСТЕРА».       Самым притягательным местом на земле для Михаила Афанасьевича Булгакова остался навсегда Киев — город, где он родился в 1891 году, «мать городов русских», где сошлись воедино Украина и Россия. Корни его в церковном сословии, к которому принадлежали деды его по отцу и матери; корни эти уходят в Орловскую землю. Как отмечал В. Лакшин, «здесь был плодородный для русского гения пласт национальных традиций, полнозвучия неиспорченного родникового слова, которое формировало талант Тургенева, Лескова, Бунина».       Большая многодетная семья Булгаковых — детей было семеро — навсегда останется для Михаила Афанасьевича миром тепла, интеллигентного быта с музыкой, чтением вслух по вечерам, праздником елки и домашними спектаклями. Эта атмосфера найдет потом отражение в романе «Белая гвардия», в пьесе «Дни Турбиных».       Отец, профессор Киевской Духовной академии, историк церкви, умер в 1907 году от склероза почек — болезни, которая через тридцать три года настигнет и его сына. Мать, хлопотливая и деятельная женщина, сумеет дать сыну образование. В 1916 году он закончит медицинский факультет Киевского университета. Шла первая мировая война, и Булгакову пришлось работать во фронтовых и тыловых госпиталях, набираясь нелегкого врачебного опыта. Затем деятельность земского врача в Смоленской губернии. Впечатления этих лет отзовутся в окрашенных юмором, печальных и ярких картинах «Записок юного врача», напоминающих чеховскую прозу.       Вернувшись в Киев, Булгаков попытается заниматься частной практикой как врач-венеролог. Менее всего хочет быть вовлечен в политику. «Быть интеллигентом вовсе не значит быть идиотом», — отметит впоследствии. Но идет 1918 год. Позднее напишет, что насчитал в Киеве той поры четырнадцать переворотов. «Добровольцем он совсем не собирался идти никуда, но как врача его постоянно мобилизовывали: то петлюровцы, то Красная Армия. Вероятно, не по доброй воле он попал в деникинскую армию и был отправлен с эшелоном через Ростов на Северный Кавказ». В его настроениях той поры, как отмечает В. Лакшин, громче всего одно — усталость от братоубийственной войны.       Из-за тифа остается во Владикавказе, когда деникинцы отступают. Чтобы не умереть с голоду, пошел сотрудничать с большевиками — работал в подотделе искусства, читал просветительские лекции о Пушкине, Чехове, писал пьесы для местного театра. Обладая артистичностью, чуткостью ко всякой театральности, тянулся к сцене с юности. Теперь начал печататься — драматические сценки, небольшие рассказы, сатирические стихи.       В 1921 году уезжает в Москву, уже окончательно осознав, что он литератор; оказывается здесь без денег, влиятельных покровителей, бегает по редакциям, ищет работу. В газете «Гудок» работает вместе с молодыми литераторами, у которых, как и у него, слава еще впереди, — это Ю. Олеша, В. Катаев, И. Ильф, Е. Петров.       На всех перекатах судьбы Булгаков оставался верен законам достоинства: «Цилиндр мой я с голодухи на базар снес. Но сердце и мозг не понесу на базар, хоть издохну». Эти слова находим в «Записках на манжетах» — книге, которая воспринимается как писательская автобиография. «Я сочинил нечто — листа на четыре приблизительно печатных. Повесть? Да нет, это не повесть, а так, что-то такое вроде мемуаров». Книга вырастала из владикавказских записей и дневников, московских черновиков. В основе книги — любимая мысль автора, что жизнь нельзя остановить. Но Булгаков считает, что жизнь должна идти эволюционно: он не сторонник революции. И о гражданской войне хочет сказать так, чтобы «небу стало жарко». «Появилась вера в себя, и честолюбивые писательские мечты будоражили воображение».       В первом своем романе «Белая гвардия» займет позицию над схваткой: не столкнет красных и белых. У него белые воюют с петлюровцами, носителями националистической идеи. В романе выявляется гуманистическая позиция писателя — братоубийственная война ужасна. Вспомним вещий сон Алексея Турбина.       Бог говорит вахмистру Жилину: «…мне от вашей веры ни прибыли, ни убытку. Один верит, другой не верит, а поступки у вас у всех одинаковые: сейчас друг друга за глотку… Все вы у меня, Жилин, одинаковые — в поле брани убиенные…» И герои «Белой гвардии», считая себя причастными ко всему, что происходит в мире, готовы разделить вину за кровопролитие. Недаром именно Елена говорит: «Все мы в крови повинны…» «Для русского человека честь одно только лишнее бремя». Эти строчки встречаются в самом начале романа. Для главных героев: Турбиных, Мышлаевского, Шервинского, Най-Турса, представляющих русскую интеллигенцию, честь — понятие высокое, вечное, оно живет с ними. Поэтому названные герои так близки самому Булгакову.       Булгаков уже в эти годы мыслит себя не только романистом. Он много работает для театра. Художественный театр предложил автору сделать инсценировку романа «Белая гвардия». 5 октября 1926 года на сцене этого театра была впервые сыграна пьеса «Дни Турбиных». Она имела грандиозный успех. Имена актеров Хмелева, Добронравова, Соколовой, Тарасовой, Яншина, Прудкина, Станицына засверкали, сразу завоевав зрителей. Роли сыгранных ими героев остались неразрывно связанными с их актерской славой.       Затем в будущем Вахтанговском театре была поставлена «Зойкина квартира». Но ярких спектаклей Главрепетком долго терпеть не мог. И обе пьесы были сняты со сцены. Написанной в 1927 году пьесе «Бег» сулили успех не только актеры Художественного театра, но и М. Горький, но до сцены она вовсе не дошла, потому что автор прощал своего героя — белого офицера Хлудова, который за пролитую кровь был наказан собственной совестью.       Вокруг самого М. А. Булгакова в эти годы создавалась атмосфера травли. Неталантливые собратья очень хотели, чтобы он уехал из страны. Но Булгаков писал Сталину: «По общему мнению всех, кто серьезно интересовался моей работой, я невозможен ни на какой другой земле, кроме своей — СССР, потому что одиннадцать лет черпал из нее». Что же черпал?       Повесть «Дьяволиада» со своим мистико-фантастическим сюжетом показывает, как хорошо Булгаков знал бюрократический быт Советской страны. В повести «Роковые яйца» говорит о невежестве, которое проникает в науку. Тему науки продолжит в «Собачьем сердце». Повесть эту напечатанной не увидит, впрочем, как и большинство своих произведений.       Профессор Преображенский, обладающий гениальным научным предвидением и умными руками, не предполагает, что в результате его опыта по улучшению человеческой породы получится чудовище Шариков — человекообразный монстр. Булгаков утверждает, что наука не может быть лишена этического начала; ученому нельзя уходить от жизни лишь в медицинские проблемы, его должно касаться все происходящее в жизни. «Собачье сердце» — шедевр булгаковской сатиры.       В 30-е годы Булгакова не печатали. Но он продолжает писать пьесы, сохраняя интерес к сатирической фантастике: «Адам и Ева» (1931), «Иван Васильевич» (1935—1936). К этому времени уже все талантливые, неординарные писатели получили ярлыки. Булгаков был отнесен к самому крайнему флангу, обзывался «внутренним эмигрантом», «пособником вражеской идеологии». И речь теперь шла уже не просто о литературной репутации, а обо всей судьбе и жизни. Он отверг унизительные хождения с жалобами и обратился с письмом в правительство СССР. Он писал, что не собирается создавать коммунистическую пьесу и каяться. Он говорил о своем праве как писателя думать и видеть по-своему. Просил предоставить ему работу. Состоялся его знаменитый разговор со Сталиным, где Булгаковым были произнесены ставшие впоследствии известными слова: «Я очень много думал в последнее время, может ли русский писатель жить вне Родины, и мне кажется, что не может».       По необъяснимому капризному повелению Сталина Булгаков получает «охранную грамоту» (слова Б. Пастернака) для «Дней Турбиных». Для Булгакова это означало, что ему была возвращена часть жизни. Говорят, что сам Сталин пятнадцать раз бывал на этом спектакле.       Влечение к театру, впечатления от работы с актерами лягут в основу «Театрального романа», книги «Жизнь господина де Мольера». В этих произведениях заявлена тема мастера, опередившего талантом свое время.       И эта тема станет основной в «Мастере и Маргарите» — последнем романе Булгакова, который он задумал и начал писать еще зимой 1928/29 г. Последние вставки в роман он диктовал жене в 1940 году, за три недели до смерти.       В. Лакшин отмечал, что, «выбирая посмертную судьбу Мастеру, Булгаков выбирал судьбу себе». Это его измученная душа жаждала покоя. Покоя достоин тот, кого не отягощают муки совести, память стыда.       Булгаков строго относился к тому, что писал. На одной из рукописей сделал пометку. «Не умереть, пока не закончу». Более десяти лет работал он над романом, много исправлял, обдумывал. Читал друзьям.       «Не верю в светильник под спудом, — говорил Булгаков. — Рано или поздно писатель все равно скажет то, что хочет сказать».       М. А. Булгакову помогла сказать последним романом все основное в его жизни жена Елена Сергеевна, известная всему миру как Маргарита. Она стала ангелом-хранителем мужа, ни разу не усомнилась в нем, безусловной верой поддержала его талант. Она вспоминала: «Михаил Афанасьевич мне сказал однажды: «Против меня был целый мир — и я один. Теперь мы вдвоем, и мне ничего не страшно». Умирающему мужу она поклялась напечатать роман. Пробовала это сделать шесть или семь раз — безуспешно. Но сила ее верности преодолела все препятствия. В 1967—1968 годах журнал «Москва» напечатал роман «Мастер и Маргарита». А в 80—90-е годы были открыты архивы Булгакова, написаны практически первые интересные исследования. Имя Мастера известно теперь всему миру. Композиция романа, его проблематика. Понтий Пилат и Иешуа Га-Ноцри в романе.       Итак, роман, написанный Мастером. Проверим, внимательны ли наши ученики как читатели. Воланд спрашивает Мастера: «О чем роман?» Что слышит в ответ? Обязательно найдется ученик, который вспомнит реплику Мастера: «Роман о Понтии Пилате». Следовательно, именно прокуратор Иудеи был главным героем для самого автора, а не Иешуа Га-Ноцри. Почему? Это основной вопрос первых двух уроков. Лучше, если это будут сдвоенные часы.       Для анализа берутся главы 2, 16, 25, 26, 32-я, эпилог.       К 11 классу учащиеся уже хорошо знают, что портрет является одним из способов раскрытия характера героя, в нем автор отражает внутреннее состояние, духовный мир изображаемого лица. Посмотрим, какими предстают перед читателем два героя — Понтий Пилат, обладающий неограниченной властью прокуратор Иудеи, и Иешуа Га-Ноцри, бродячий двадцатисемилетний философ, волею судьбы оказавшийся сейчас перед глазами владыки.       Здесь еще раз отметим, что Мастер ведет речь не о Божьем сыне, его герой — простой человек. Почему? Какие проблемы будут разрешаться в романе Булгакова — богословские или реальные, мирские? Возможный ответ учеников выглядел бы так: опальный некогда роман посвящен земной жизни, и не случайно история Иешуа и Пилата будет разворачиваться параллельно с историей Мастера и Маргариты.       Второй участник этой сцены: «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат». Одно слово в этом описании сразу обращает на себя внимание: подбой «кровавый», не красный, яркий, багровый и т. д. Человек не боится крови: он, обладающий «кавалерийской походкой», — бесстрашный воин, недаром его прозвали «Всадник Золотое Копье». Но, вероятно, он не только по отношению к врагам в бою такой. Сам готов повторять о себе то, что говорят о нем другие, «свирепое чудовище».       Но сейчас он страдает от головной боли. И о его страданиях автор скажет, постоянно обращаясь к одной детали его портрета — глазам. (Напомним ученикам, какую огромную роль в произведении может играть художественная деталь.) Попросим проследить по тексту, как меняются его глаза: «Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на арестованного. Другой глаз остался закрытым…» «Теперь уже оба больные глаза тяжело глядели на арестанта»… «Он смотрел мутными глазами на арестованного»… Именно то, что Иешуа догадался о его страданиях и освободил прокуратора от них, заставит Понтия Пилата отнестись к арестованному не так, как, вероятно, он относился к подобным людям раньше. Но стоящий перед ним человек заинтересовал его еще и речами.       Боится ли арестант Понтия Пилата? — Он боится опять пережить физическую боль (вспомним, как по приказу прокуратора Крысобой бил его). Но непоколебим останется тогда, когда будет отстаивать свой взгляд на мир, на веру, на истину. Он несет в себе внутреннюю силу, заставляющую людей слушать его.       Какой факт, упомянутый самим Иешуа, подтверждает то, что он умеет убеждать людей? — Это история Левия Матвея. «Первоначально он отнесся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня… однако, послушав меня, он стал смягчаться… наконец бросил деньги на дорогу и сказал, что пойдет со мною путешествовать… Он сказал, что деньги ему отныне стали ненавистны».       На вопрос Пилата, правда ли, что он, Иешуа Га-Ноцри, призывал разрушить храм, тот отвечает: «…говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины». Слово произнесено. «Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?»       Иешуа заявляет, что истина прежде всего в том, что у Пилата болит голова. Оказывается, он может избавить владыку от этой боли. И тот продолжает с «бродягой» разговор об истине.       Как развивает это понятие Иешуа? — Для него истина в том, что никто не может распорядиться его жизнью: «…согласись, что перерезать волосок», на котором висит жизнь, «уж наверное может лишь тот, кто подвесил». Для Иешуа истина и в том, что «злых людей нет на свете». И если бы он поговорил с Крысобоем, тот резко изменился бы. Знаменательно, что Иешуа говорит об этом «мечтательно». Он к истине этой готов идти при помощи убеждения, слова. Это дело его жизни.       «Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека… Беда в том, что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон».       И Понтий Пилат после этой части разговора принимает решение в пользу Иешуа. Спросим у ребят какое. Услышим в ответ: объявить бродячего философа душевнобольным, не найдя в его деле состава преступления, и, удалив из Ершалаима, подвергнуть заключению там, где располагалась резиденция прокуратора. Почему? Такого человека хочется держать при себе. Пилат, видящий вокруг себя только тех, кто его боится, может позволить себе удовольствие иметь рядом человека независимых взглядов.       Но столь мирно все не может разрешиться, потому что жизнь жестока и люди, имеющие власть, боятся ее потерять. В какой момент изменится настроение Понтия Пилата? Почему он будет вынужден отказаться от своего первоначального решения? Проследим это по тексту. Заметим попутно, что и секретарь, ведущий записи по ходу допроса, сочувствует Иешуа. Сейчас он «неожиданно» с сожалением ответит отрицательно на вопрос Пилата: «Все о нем?» — и подаст ему другой кусок пергамента. «Что еще там?» — спросил Пилат и нахмурился. Прочитав поданное, он еще более изменился в лице. Темная ли кровь прилила к шее и лицу, или случилось что-либо другое, но только кожа его утратила желтизну, побурела, а глаза как будто провалились.       Опять-таки виновата была, вероятно, кровь, прилившая к вискам и застучавшая в них, только у прокуратора что-то случилось со зрением. Так, померещилось ему, что голова арестанта уплыла куда-то, а вместо нее появилась другая. На этой плешивой голове сидел редкозубый золотой венец; на лбу была круглая язва, разъедающая кожу и смазанная мазью; запавший беззубый рот с отвисшей нижней капризной губой… (Отметим, что таким Пилат видит кесаря, а следовательно, служит ему не из-за уважения. А тогда из-за чего?) И со слухом совершилось что-то странное — как будто вдали проиграли негромко и грозно трубы и очень явственно послышался носовой голос, надменно тянувший слова: «Закон об оскорблении величества»…       Что же прочитал Понтий Пилат в этом пергаменте? Иешуа несколько позже произнесет это вслух, и окажется, что разговор об истине еще не закончен. «В числе прочего я говорил… что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть».       Принимает ли Понтий такую истину? Нет. «Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место? Я твоих мыслей не разделяю!..»       Спросим учеников, что же случилось с прокуратором. Почему он, несколько минут назад подсказывающий Иешуа спасительный ответ: «Ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Отвечай! Говорил?.. Или… не… говорил? — Пилат протянул слово «не» несколько больше, чем это полагалось на суде, и послал Иешуа в своем взгляде какую-то мысль, которую как бы хотел внушить арестанту», — почему сейчас Пилат утвердит смертный приговор?       Ученики отвечают, что, будучи смелым воином на поле боя, он трус тогда, когда дело касается кесаря, власти. Для Пилата занимаемое место — «золотая клетка». Он боится за себя так, что пойдет против своей совести. Кажется, Герцен сказал, что человека никто не может сделать свободнее, чем он свободен внутренне. А Понтий Пилат внутренне несвободен. Поэтому он сейчас предаст Иешуа.       Есть люди, которые совершают подобные предательства спокойно: Иуда не страдает нравственно, продав Иешуа. Но Понтий Пилат относится к числу людей, у которых есть совесть. Именно поэтому, понимая, что вынужден будет вынести приговор Иешуа, он заранее знает, что вместе с гибелью бродячего философа настанет и его собственная — только нравственная. «Мысли понеслись короткие, бессвязные и необыкновенные: «Погиб!», потом: «Погибли!..» И какая-то совсем нелепая среди них о каком-то долженствующем непременно быть — и с кем?! — бессмертии, причем бессмертие почему-то вызвало нестерпимую тоску».       И после того как Синедрион подтвердил свое решение относительно казни Иешуа и освобождения Вар-раввана, «все та же непонятная тоска… пронизала все его существо. Он тотчас постарался ее объяснить, и объяснение было странное: показалось смутно прокуратору, что он чего-то не договорил с осужденным, а может быть, чего-то не дослушал.       Пилат прогнал эту мысль, и она улетела в одно мгновение, как и прилетела. Она улетела, а тоска осталась необъясненной, ибо не могла же ее объяснить мелькнувшая как молния и тут же погасшая какая-то короткая другая мысль: «Бессмертие… Пришло бессмертие… Чье бессмертие пришло? Этого не понял прокуратор, но мысль об этом загадочном бессмертии заставила его похолодеть на солнцепеке».       Опять обратимся к ученикам с вопросом. Почему же возможность бессмертия не радует человека, а рождает в его душе ужас? Ответы сводятся обычно к тому, что человек совестливый не может жить с камнем на душе. И уже сейчас Пилат уверен, что не будет ему покоя ни днем ни ночью. Он попытается как-то смягчить «приговор» себе; он даже пригрозит Каифу: «Побереги себя, первосвященник… Не будет тебе… отныне покоя! Ни тебе, ни народу твоему… пожалеешь, что послал на смерть философа с его мирной проповедью».       Какой еще поступок совершит Пилат, пытаясь смягчить муки совести? — Он велит прекратить страдания Иешуа, распятого на столбе. Но все тщетно. Это ничто по сравнению с теми словами, которые Иешуа перед смертью просит передать Пилату. Ребята найдут эти слова. (Глава 25-я.) Их повторит прокуратору Иудеи Афраний, начальник тайной службы.       Понаблюдаем, как меняется голос Понтия Пилата: гость услышал «внезапно треснувший голос», «спросил хриплый голос».       Вот оно — возмездие. Уйти от него невозможно. Ты, Всадник Золотое Копье, трус и вынужден сейчас согласиться с такой своей характеристикой. Что можно сейчас сделать? Что-то, за что не накажет кесарь, но что хоть как-то поможет ему, Пилату, оправдать себя. Какое приказание и как отдаст он начальнику тайной полиции?       Жаль, что скорее всего на уроке не найдется времени перечитать этот разговор двух умных людей, уважающих, понимающих друг друга, но все-таки опасающихся говорить открыто. Этот разговор полон недомолвок и полунамеков. Но скажем вместе с учениками, что Афраний прекрасно поймет своего господина.       Отметим далее, что его исполнительность не подвела на этот раз. (Глава 29-я.) Ночью Афраний докладывал Пилату, что, к сожалению, «не сумел уберечь Иуду из Кариафа, его зарезали». И его начальник, не умеющий и не желающий никогда прощать огрехи подчиненных, скажет: «Вы сделали все, что могли, и никто в мире, — тут прокуратор улыбнулся, — не сумел бы сделать больше вашего! Взыщите с сыщиков, потерявших Иуду. Но и тут, предупреждаю вас, я не хотел бы, чтобы взыскание было хоть сколько-нибудь строгим. В конце концов, мы сделали все для того, чтобы позаботиться об этом негодяе».       Оставим на время Понтия Пилата и вспомним, что в рассматриваемых нами главах действует еще один герой. Это Левий Матвей. Спросим, как поведет себя Левий Матвей, узнав о неотвратимости гибели Иешуа.       Отвечая на этот вопрос, ученики вспомнят, что бывший сборщик налогов следовал за процессией с осужденными до самой Лысой горы. Он «сделал наивную попытку, притворившись, что не понимает раздраженных окриков, прорваться между солдатами к самому месту казни, где уже снимали осужденных с повозки. За это он получил тяжкий удар тупым концом копья в грудь и отскочил от солдат, вскрикнув, но не от боли, а от отчаяния. Ударившего легионера он окинул мутным и совершенно равнодушным ко всему взором как человек, не чувствительный к физической боли».       Он сумел устроиться в расщелине на камне. «Мучения человека были настолько велики, что по временам он заговаривал сам с собой.       Теперь вспомним разговор, который состоялся между Понтием Пилатом и Левием Матвеем. (Глава 26-я). Почему можно сказать, что Левий Матвей действительно достойный ученик Иешуа? — Он поведет себя гордо, не будет бояться Пилата. Он устал так, как может устать человек, помышляющий о смерти как об отдыхе. На предложение Пилата служить ему («У меня в Кесарии есть большая библиотека, я очень богат и хочу взять тебя на службу. Ты будешь разбирать и хранить папирусы, будешь сыт и одет») Левий Матвей ответит отказом.       И Понтий Пилат лишь тогда на мгновение осознает свое торжество над Левием, когда на его заявление о желании убить Иуду ответит, что это уже сделал он.       Спросим учеников, как судьба наказала Пилата за его трусость. За ответом обратимся к главе 32-й «Прощение и вечный покой». Воланд, его свита, Мастер и Маргарита, несущиеся на волшебных конях в ночи, видят при свете луны сидящего человека, а рядом с ним собаку. Воланд скажет Мастеру: «…Мне хотелось показать вам вашего героя. Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но, когда приходит полная луна, как видите, его терзает бессонница. Она мучает не только его, но его верного сторожа, собаку. Если верно, что трусость самый тяжкий порок, то, пожалуй, собака в нем не виновата. Единственно, чего боится храбрый пес, это грозы. Ну что ж, тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит».       На вопрос Маргариты, о чем говорит этот человек, Воланд отвечает, что «к своей обычной речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в мире ненавидит свое бессмертие и неслыханную славу».       Пилат давно, сразу после гибели Иешуа, осознал, что тот был прав, когда утверждал, что трусость — один из самых страшных пороков. И даже более: «Философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок». И за самый страшный порок человек расплачивается бессмертием.       Можно вспомнить с ребятами на знакомом им материале, что тема бессмертия волновала людей всегда. Но бессмертием часто наказывался человек, совершивший зло в жизни. Уже в Библии есть подобный сюжет, он посвящен Каину и Авелю. Каина Бог делает бессмертным, чтобы наказать за убийство Авеля. Каина постоянно мучит раскаяние, но не приходит к нему смерть как спасение от душевных мук. У М. Горького в легенде о Ларре (рассказ «Старуха Изергиль») гордый человек (слово «гордость» здесь можно заменить словом «гордыня») попрал законы своего племени, считая, что таких, как он, нет больше. Его, самонадеянного гордеца, люди прогнали от себя и обрекли на бессмертие.       Итак, Понтий Пилат страдает уже около двух тысяч лет. И Маргарита, которая путешествует с Воландом, просит его отпустить Пилата.       Мастер как будто бы этого ждал уже… Он сложил руки рупором и крикнул так, что эхо запрыгало по безлюдным и безлесым горам:       — Свободен! Свободен! Он ждет тебя!»       Успокоится ли теперь бывший прокуратор Иудеи? Спросим у учеников, почему эти слова не заканчивают истории Понтия Пилата и Иешуа. Какой эпизод завершит роман, написанный Мастером?       В «Эпилоге» говорится о сне, который видит Иван Николаевич Понырев (уже не Иван Бездомный). «От постели к окну протягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне. Рядом с ним идет какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом. Идущие о чем-то разговаривают с жаром, спорят, хотят о чем-то договориться.       Итак, Понтию Пилату недостаточно того, что его простили. Душа его успокоится лишь тогда, когда Иешуа скажет ему, что казни не было.       Для того чтобы учащиеся лучше представляли себе описываемую автором эпоху, можно обратиться к репродукциям картин Н. Ге «Голгофа» и «Что есть истина? Христос и Пилат»; Н. Крамского «Христос в пустыне»; А. Иванова «Вход в Иерусалим»; И. Репина «Тайная вечеря». Эти репродукции учитель может найти в журнале «Литературная учеба», № 1, напечатавшем в 1990 году четыре Евангелия в переводе священника Леонида Лутковского. Этот перевод понятен большинству неискушенных в догматических тонкостях людей и в то же время лишен упрощенности. Его хорошо использовать, сопоставляя художественный строй романа и Новый Завет. Судьба художника в мире, в котором гибнут таланты.       В романе Булгакова есть герой, который не назван по имени. Он сам и окружающие называют его Мастером. Слово это хочется писать с большой буквы, потому что необыкновенна сила таланта этого человека. Проявилась она в романе о Понтии Пилате и Иешуа. Так кто же он, почему не называет своего имени? На уроке поговорим о его трагической судьбе и о том мире, в который приходит он со своим романом.       Спросим у ребят, в каком эпизоде впервые появляется Мастер.       Поэт Иван Бездомный, став свидетелем гибели Берлиоза, преследует сатану и его свиту, проходит через различные злоключения и попадает в психиатрическую больницу, которая в романе названа «домом скорби». Это продолжение страшного реального мира уже потому, что, принимая больных, здесь спрашивают в первую очередь, являются ли они членами профсоюза.       В главе 13-й прочитаем описание внешности того человека, которого Бездомный увидит через балконную дверь. «С балкона осторожно заглядывал в комнату бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек примерно лет тридцати восьми». Состоится знакомство. На вопрос Ивана, почему, если у пришедшего есть ключи от балконных дверей, он не может «удрать» отсюда, гость ответит, что ему «удирать некуда».       Вот эти-то слова и станут отправными для нас в беседе на уроке. Необходимо разобраться с учениками в том, почему человек, еще достаточно молодой, талантливый, не считает нужным покидать свой теперешний приют. Таким образом, мы продолжим разговор о проблеме «человек и власть», выйдем на вопросы соотношения таланта и бездарности, поговорим о трагедии настоящего художника в современном мире и о любви как спасительной силе для человека.       Почему Иван Бездомный заслужит доверие Мастера? — Иван расскажет о том, что случилось с ним за тот короткий срок, который прошел с «часа небывало жаркого заката» на Патриарших прудах. «Гость не рядил Ивана в сумасшедшие, проявил величайший интерес к рассказываемому и по мере развития этого рассказа, наконец, пришел в восторг… Иван ничего не пропускал, ему самому было так легче рассказывать и постепенно добрался до того момента, как Понтий Пилат в белой мантии с кровавым подбоем вышел на балкон.       Между ними установится та степень доверия, которая поможет каждому осознать что-то в себе. Мастер найдет в этом подтверждение своих догадок, а для Ивана эта встреча станет точкой отсчета новой жизни.       Попросим учащихся восстановить по тексту прошлое Мастера. Довольно бесцветной была жизнь историка по образованию, работавшего в одном из московских музеев, до тех пор, пока он не выиграл сто тысяч рублей. И вот здесь-то оказалось, что у него есть мечта — написать роман о Понтии Пилате, высказать собственное отношение к истории, произошедшей две тысячи лет тому назад в древнем иудейском городе. Он весь отдался работе. И именно в это время он встретился с женщиной, которая была так же одинока, как и он. «Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы… По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже будто болезненно. И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!»       О причине этого одиночества Маргарита скажет позже Азазелло: «Моя трагедия в том, что я живу с тем, кого я не люблю, но портить ему жизнь считаю делом недостойным». Итак, встретились два одиночества. «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!» И жизнь этих двух людей наполнилась великим смыслом. Именно Маргарита стала подгонять его в работе, называть Мастером, это она сулила ему славу.       Роман был дописан.       Что же не устраивало литераторов в романе Мастера? Чтобы ответить на этот вопрос, расширим наше представление о том мире искусства, куда вынужден был войти автор романа о Понтии Пилате. В романе Булгакова есть главы, специально этому посвященные, и вместе с ними отдельные эпизоды, которые позволяют представить страшную картину бездарности, приспособленчества, стремления погубить все живое и талантливое — и это в мире искусства!              Ученики продолжают приводить примеры, подтверждающие, что литературный мир Москвы ужасен.       Темы произведений писателям, оказывается, навязывают, недаром редактор добивается от Мастера, кто надоумил его сочинить роман на такую странную тему. Вспомним, что Берлиоз отчитывает Ивана Бездомного за то, что тот не сумел написать, как требовалось, заказанную ему антирелигиозную поэму.       Сам Бездомный прекрасно понимает, что пишет дурные стихи. На вопрос Стравинского: «Вы — поэт?»  — отвечает утвердительно, но «впервые почувствовал какое-то необъяснимое отвращение к поэзии, и вспомнившиеся ему тут же собственные его стихи показались почему-то неприятными». О его узком кругозоре, примитивном мышлении говорит и тот факт, что он вдруг осознает, что «среди интеллигентов тоже попадаются на редкость умные». И он же считает, что Канта надо отправить на Соловки. Но Бездомный начнет прозревать тогда, когда в жизнь его вторгнется потусторонняя сила и когда он познакомится с Мастером. Мастер спросит его:       Тему бездарности печатающихся авторов продолжает поэт Рюхин. Он беспощаден к себе оказывается только ночью, когда привозит Ивана Бездомного в клинику Стравинского и вдруг понимает, что тот совершенно здоров. Минутное прозрение заставляет его осознать, что он пишет плохие стихи, потому что не верит в то, что пишет. Но когда «на поэта неудержимо наваливается день», он признает, «что исправить в его жизни уже ничего нельзя, а можно только забыть».       Так и живут на свете эти люди, забывшие о высоком назначении писателя, потерявшие стыд и совесть. Недаром так страшно расправится нечистая сила с Берлиозом, бросив его под трамвай, а потом украв из гроба его голову.       Спросим у учеников, почему Берлиоз заслужил такое наказание. Это он стоит во главе МАССОЛИТа, во главе тех, кто может словом возвеличить или убить. Он догматик, он отучает молодых писателей мыслить самостоятельно и свободно. Наконец, он служит власти, он сознательно привержен преступной идее. И если Бездомному можно простить что-то из-за его молодости и невежества (от которого, конечно, надо спешить избавиться), то Берлиоз опытен и образован («редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков»), и тем страшнее оказывается он для людей по-настоящему талантливых.       Кто еще из людей, с которыми столкнется Мастер, верно служит власти? Ребята вспомнят журналиста-доносчика Алоизия Могарыча, того самого, о котором Мастер скажет: «У меня неожиданно завелся друг». Он, этот «друг», мог «в одну минуту» объяснить какую-то непонятную Мастеру заметку в газете, «причем видно было, что объяснение это не стоило ему ровно ничего». Мастер же не понимал чего-то в газетах, потому что был нормальным, не испорченным этим миром человеком.       Как Мастер со временем объяснил себе нападки на него самого и его роман? — Мастер начинает постепенно прозревать и осознавать, что «авторы статей говорят не то, что они хотят сказать, и что их ярость вызывается именно этим». Спросим, что же становится результатом этого прозрения. — На Мастера сходит страх. И та внутренняя свобода, которая заставила его обратиться к роману о Пилате и Иешуа, сейчас подавляется страхом, вызываемым совершенно не относящимися к статьям о романе или к роману вещами. «Так, например, я стал бояться темноты. Словом, наступила стадия психического заболевания».       Какой оказалась судьба романа, написанного Мастером? — Реальность сломила Мастера. Во время его горьких хождений с романом по редакциям он узнал ту сторону жизни, которая была дотоле ему неизвестна. И как результат — он сжигает роман. «Пепел по временам одолевал меня, душил пламя, но я боролся с ним, и роман, упорно сопротивляясь, все же погибал».       Почему обо всем, что было дальше, Мастер станет рассказывать Бездомному на ухо? — Это будет история его ареста, хотя слово «арест» не произнесено. Если Мастера арестовали, то он представлял опасность для системы. Какую? Вероятно, ученики догадаются сами, что надо вернуться к слову «пилатчина», которое постоянно произносилось гонителями Мастера. (Отметим, что слово образовано по аналогии со словами «обломовщина», «хлестаковщина», «репетиловщина», то есть сделан выход на общественное явление).       Так что же такое «пилатчина»? Ответы могут быть различными, но, скорее всего, будут сводиться к тому, что власть имущие и служащие им считали: не может правитель сомневаться в истинности содеянного. Как же тогда жить простым обывателям?       Спросим учеников: а может быть, не было ареста Мастера, это лишь наше предположение? — Одна деталь подскажет, где был Мастер от «половины октября» до «половины января»: «…ночью, в том же самом пальто, но с оборванными пуговицами, я жался от холода в моем дворике… Холод и страх, ставшие моим постоянным спутником, доводили меня до исступления». Скажем ребятам, что пуговицы отрезали на Лубянке. Обычно оттуда не возвращались. Но Мастера, вероятно, посчитали сумасшедшим. (Воланд, впервые увидев Мастера, помолчав, скажет: «Да… его хорошо отделали»).       Единственным спасением для себя Мастер считает теперь пребывание в клинике Стравинского: «…Я вспомнить не могу без дрожи мой роман». И от Маргариты готов отказаться тоже — не подал ей весточку из «дома скорби». О себе говорит: «Я неизлечим».       Подводя некоторые итоги, учитель скажет, что разговор пока велся о литературном мире. Но если он таков, то его питает жизненная атмосфера в целом. Какова же она, если подобные Мастеру люди могут обрести душевный покой только в психиатрической клинике, а неталантливые «писатели» способны сочинять только доносы? Расширим рамки нашего разговора. Учащиеся приведут примеры:        1) это московские квартиры, из которых люди исчезают бесследно: Булгаков не мог открыто сказать об арестах (глава 7-я. «Нехорошая квартира»);        2) бюрократическая система, при которой совершенно все равно, человек ли отдает распоряжения, подписывает приказы или костюм, из которого на время исчез его хозяин (глава 27-я. «Конец квартиры № 50»). Самое поразительное — «вернувшись на свое место, в свой полосатый костюм, Прохор Петрович совершенно одобрил все резолюции, которые костюм наложил во время его краткосрочного отсутствия» (вспомним с учениками, что здесь мы встретились с таким художественным приемом, как гротеск);        3) это процветающее взяточничество, за которое был наказан сатаной председатель жилищного товарищества Никанор Иванович Босой (глава 9-я. «Коровьевские штуки»);        4) подлость и приспособленчество тех людей, которых принято было называть простыми людьми. Вспомним разговор Коровьева с Маргаритой о пятом измерении, которое было рассчитано квартирным пронырой (чудеса эти удивляют самого сатану и его приближенных). Или это слова артиста в сне       Об этих уродствах бытия Булгаков говорит с сарказмом, то есть с язвительной насмешкой. Автор наследует сатирические традиции русской литературы XIX века. Вспоминаются сразу имена Н. В. Гоголя и М. Е. Салтыкова-Щедрина. «Нечистая сила» в романе. Проблема милосердия, всепрощения и справедливости.       Кого из героев романа, написанного Мастером, напоминает Маргарита в своем стремлении спасти возлюбленного? Как вернет она свою любовь?             Маргарита в последний раз виделась с Мастером перед его арестом. Много месяцев она не знает, что с ним. «Ах, право, дьяволу я бы заложила душу, чтобы только узнать, жив он или нет!» И оказывается, подручный дьявола тут как тут. За сведения о Мастере она должна расплатиться присутствием на балу у сатаны. С достоинством вынесет Маргарита страшную ночь. Но Мастера нет. Спросить о нем она не может. (Глава 24-я.) «Только бы выбраться отсюда, а там уж я дойду до реки и утоплюсь».       Наверное, человек воспользовался бы сейчас промахом Маргариты, но не дьявол. Он не может не вернуть Маргарите ее возлюбленного. Поэтому прощать Фриду будет сама Маргарита. В этом есть символический смысл: человек будет прощать человека. А ее желание видеть Мастера выполнит Воланд.       И вот Мастер здесь, перед ней и Воландом. Чудесным образом окажется возрожденным сожженный роман: «Рукописи не горят». Одна из коренных идей романа Булгакова — бессмертие искусства. Но Мастер сломлен. Он скажет Воланду, что роман, который еще недавно был смыслом его существования, ему ненавистен. Воланд отзывается на это словами: «Ваш роман вам принесет еще сюрпризы».       Но что такое покой? Обратимся опять к В. Лакшину: «За недоступностью для Мастера райского «света», решение его загробных дел поручено Воланду. Но сатана распоряжается адом, а там, как известно, покоя не жди. Да и заслуживает ли ада тот, кто успел пройти некоторые его круги здесь, на земле? Так возникает понятие «покоя» — прибежища для усталой, безмерно измученной души… У Пушкина есть строки: «На свете счастья нет, а есть покой и воля»…       Спросим учеников: «Достоин ли Мастер своего героя Иешуа?» И да и нет. Да, потому что Иешуа создан болью его сердца: Мастер сам не прошел мимо всех тех вопросов, которые оказались самыми важными в жизни пророка. Но Иешуа, не отступивший от истины, заслужил «свет», а Мастер — только «покой».              И начинается проверка того, что же изменилось в людях за два тысячелетия. Блестящее представление прерывается то аплодисментами, восхищением, вызванными летящими откуда-то сверху деньгами, возможностью получить бесплатное платье, то криками ужаса, когда у надоевшего всем пошляка Бенгальского оказывается оторвана голова. Вспомним, что много веков назад в Ершалаиме казнь Иешуа Га-Ноцри, Дисмаса и Гестаса воспринималась людьми как представление.       Сейчас Воланд получает возможность сделать вывод: «Ну, что же… они — люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…» (Подтверждение этого есть в судьбе Мастера: донос на него настрочит Алоизий Могарыч, которому приглянулась комната Мастера).       Учитель заметит: явно недостаточно сказать, что цель появления в Москве дьявола — устроить представление-кутерьму в варьете и убедиться в том, что, конечно же, время не меняет людей. И дело не в том, что судить о людях, живших тысячелетия назад, могут лишь представители сил сверхъестественных. А что же тогда объясняет такой элемент сюжета, как появление дьявола и его подручных? И учащиеся ответят, что силы, которая реально борется со злом, в жизни нет, поэтому Воланд и такие симпатичные, совсем не похожие на исчадие ада его помощники выступают в романе как судьи, которые несут справедливость и каждому воздают по заслугам. «Каждому будет дано по его вере» — эти слова бродячего проповедника мог бы произнести Воланд.       Фантастические картины романа обнажают действительность, представляют ее в гротесковом свете (вспомним с учениками понятие «гротеск») и тем самым заставляют ужаснуться тому, мимо чего проходишь часто, как мимо привычного, примелькавшегося. Примеры этого уже приводились на предыдущих уроках. Может быть, есть только смысл обратиться к эпизоду, о котором раньше не упоминали. Среди присутствующих на балу у сатаны был барон Майгель. Только он, единственный герой романа, будет по приказу Воланда уничтожен физически. Спросим у учеников почему. Одним из самых страшных грехов Булгаков считал доносительство, он сам жил в атмосфере постоянной поднадзорности. Но открыто говорить о действиях чекистов в романе не мог. Показывает только, как они гоняются по Москве за шайкой Воланда и постоянно терпят фиаско. Так вот, барон Майгель — тайный осведомитель, доносчик. Этого простить человеку не может даже сатана. Заметим, что Булгаков не упускает случая посмеяться над теми, кто охраняет власть. После того как «нечистая сила» покинула Москву, в умах воцарилась полная неразбериха и в глубине России какой-то старушке пришлось выручать из милиции своего ни в чем не повинного, оклеветанного кота.       Можно поговорить с учениками о том, какими вообще предстают в романе Воланд и его приближенные. Они симпатичны всем читателям. И не только тем, что именно они воздают всем по заслугам и утверждают справедливость и нравственность, утерянную людьми. Эти фантастические герои воспроизводят реально существующие типы.       Теперь можно подключить к работе тех учеников, которые готовили письменный ответ на вопрос: «Как соотносятся в романе милосердие, всепрощение и справедливость?» До обсуждения этого вопроса следует вспомнить лексическое значение этих слов, которые кажутся ребятам понятными. Но их предварительное толкование поможет ответить на наш вопрос более полно и осознанно.              Оказывается, Воланд — то вечное зло, которое необходимо для установления, существования на земле добра и вечной справедливости. Вспомним эпиграф романа из Гете: «Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». «Воланд — дьявол и, кажется, как злой дух, должен только разрушать и наказывать, а он еще и награждает — и это одна из загадок романа». «Известно, что Бог должен миловать и ни один праведник не должен требовать наказания даже самому страшному грешнику. Значит, эта роль достается сатане. Он вершит в романе справедливость, защищает нравственные законы и оказывается единственной силой, способной защитить чистоту духовных идеалов, человеческую добродетель, любовь. Страшна сама по себе мысль, что добро невозможно без зла, они всегда рядом. Но в романе именно благодаря Воланду возрождается правда, честность. Его справедливость бывает порой очень жестока, но без этого у людей никогда не открылись бы глаза на правду». «Воланд — исполнитель «грязной» работы. Делает то, что не может делать Бог. Бог должен прощать людей, а сатана, устанавливая справедливость, наказывать». «Иешуа проповедует милосердие и всепрощение. Он верит в человека и говорит о том, что нельзя на зло отвечать злом. Возникает вопрос: справедливостью или всепрощением должно руководствоваться человечество? Справедливость прежде всего влечет наказание виновных. Наказать — значит нанести физическую или душевную боль, а следовательно, причинить зло человеку. Но, с другой стороны, виновные должны быть наказаны. Это берет на себя сатана. Милосердие дает человеку попытку самому обратить внимание на ошибку. Иешуа не просто прощает Пилата, а, подтвердив, что казни не было, предоставляет ему возможность успокоить свою совесть. Но люди, которые способны на милосердие, чаще всего гонимы, так как немногие из виновных могут признавать свои ошибки и пытаться исправлять их. Так что же: справедливость или милосердие? Этот вопрос навсегда останется неразрешимым для человечества». «Маргарита борется за свою любовь. В ее душе поселилась ненависть к гонителям Мастера, желание отомстить им, но не исчезло милосердие. Она, став «ведьмой», разгромила квартиру Латунского, но тут же успокоила проснувшегося в соседней квартире малыша. Милосердие же заставит несчастную женщину подавить в себе жгучее желание вернуть Мастера и попросить пощады для Фриды… И как это ни странно, именно силы зла были Булгаковым наделены правом вершить справедливость, то есть жестоко наказывать за зло и щедро награждать за добро». «Покаяние — это начало прощения. В жизни надо уметь прощать, потому что нельзя вечно носить в сердце горечь обиды. Иешуа, следуя идее милосердия, может солгать ради Пилата (не было казни!), но не солжет ради своего спасения.       Настала пора подводить итоги разговора о романе М. А. Булгакова. Учитель скажет, что следует опять вернуться к тому, с чего начинали знакомство с героями: вместе с ними решали, что такое истина.       У литовского художника и композитора Микалоюса Чюрлениса есть картина, которая называется «Истина». На фоне лица человека — горящая свеча и летящий на пламя мотылек. Он погибнет, но не может не лететь на свет! Так и Иешуа Га-Ноцри. Знает, чем грозит ему желание говорить только правду (да и просто неумение лгать!), но иначе никогда себя не поведет. И наоборот, стоит струсить только один раз, как Понтий Пилат, и совесть не даст тебе покоя.       Какова же стержневая идея романа? Это идея внутренней свободы человека, который при любых внешних обстоятельствах может поступать так, как находит для себя единственно возможным. Он творит добро — его не понимают, швыряют в него камни, распинают его, но свобода, истина, добро превыше всего, они бессмертны.       И самые возвышенные идеи не умирают, а живут в продолжателях, учениках. Мы уже говорили о Левии Матвее — человеке, который, конечно, не все понимал в своем учителе, был фанатиком, но интуитивно чувствовал, что идти в жизни нужно за такими. И опять поработают ребята, которые отслеживали систему подобий в романе. Спросим их, почему роман в целом заканчивается сценой, связанной не с таким уж важным на первый взгляд героем, как Иван Бездомный.       Услышим в ответ, что, как и у Иешуа, у Мастера есть последователь. В чем смысл замены имени Ивана Бездомного на имя Ивана Николаевича Понырева?       Покидая этот мир, Мастер оставляет в нем человека, который оставил поэзию (вспомним клятву, данную им в «доме скорби»!), стал сотрудником Института истории и философии и не перестает обращаться теперь, наяву и во сне, к тому странному периоду своей жизни, который совершенно его изменил. Итак, имя героя. Напомним ученикам, чем всегда был дом для самого Булгакова, как тема дома проходит через его роман «Белая гвардия». Бездомный — эта фамилия говорила о неприкаянности души, об отсутствии собственного взгляда на жизнь, о невежественности (или «девственности», как назвал это Мастер). Встреча с дьяволом, нахождение в «доме скорби», знакомство с Мастером переродили этого человека. Именно он может теперь, хотя и во сне, увидеть сцену последнего объяснения Пилата с Иешуа, клянущимся (и во имя милосердия лгущим!), что его казни не было. Именно он может нести слово истины дальше в мир.       А закончим урок чтением фрагментов из главы 32-й «Прощение и вечный приют». Представляется, что Воланд, произнесший фразу: «Все будет правильно, на этом построен мир», достоин того, чтобы строки о нем и его спутниках — «темно-фиолетовом рыцаре с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом» (бывшем Коровьеве-Фаготе), «худеньком юноше, демоне-паже, лучшем шуте, какой существовал когда-либо в мире» (бывшем коте Бегемоте), о бывшем Азазелло, теперь «с пустыми и черными глазами… белым и холодным лицом», — чтобы строки эти закончили разговор в классе о романе Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита». « М.А. ШОЛОХОВ. СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. РОМАН «ТИХИЙ ДОН»(ОБЗОР). РОМАН-ЭПОПЕЯ О СУДЬБАХ РУССКОГО НАРОДАИ КАЗАЧЕСТВА В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ. ОБРАЗ Г. МЕЛЕХОВА. ЖЕНСКИЕ СУДЬБЫ. ЛЮБОВЬ НА СТРАНИЦАХ РОМАНА.»   Значимость романа «Тихий Дон» обусловлена тем, что он был написан крупнейшим писателем XX века, получившим мировую известность. Именно за этот роман Шолохову была присуждена Нобелевская премия. «Тихий Дон» — национальный вклад в мировую культуру. Это обстоятельство и должно определить место произведения в монографической теме «М. А. Шолохов». Исходные тезисы, которые направляют методическое решение этой темы, можно сформулировать следующим образом:       — «Тихий Дон» нужно рассматривать в контексте всего творчества писателя, который пришел в литературу с темой рождения нового общества в муках и трагедиях социальной борьбы. Эта тема была определена размахом и значительностью происходивших событий, современником и участником которых был сам Шолохов. Контекстный принцип обзора позволит установить не только проблемно-тематические, но и эстетические связи произведений писателя, что даст читателю возможность глубже познать художественный мир Шолохова, почувствовать особенности его дарования.       — В романе-эпопее «Тихий Дон», над которым писатель работал с 1925 по 1940 год, отражена судьба человека, прошедшего через первую мировую и гражданскую войны.       — Каждое поколение по-новому прочитывает этот роман, по-новому истолковывает характеры героев, истоки их трагедии. Задача учителя — помочь учащимся разобраться в сложном содержании большого по объему произведения, приблизить их к пониманию авторской версии событий, «которые потрясли мир».       Роман «Тихий Дон» привлечет учащихся новизной жизненного материала. В нем очень ярко показана жизнь казачьего хутора во всей ее живописности и многоцветии, повседневности и во всей полноте человеческого проявления.             Обратим внимание учеников на то, что в центре шолоховского повествования находится несколько семей: Мелеховых, Коршуновых, Моховых, Кошевых, Листницких. Это не случайно: закономерности эпохи раскрываются не только в исторических событиях, но и в фактах частной жизни, семейных отношениях, где власть традиций особенно сильна и всякая их ломка рождает острые, драматические конфликты.       Рассказ о судьбе мелеховского рода начинается с острой, драматической завязки, с истории Прокофия Мелехова, который поразил хуторян своим «диковинным поступком». С турецкой войны он привез жену-турчанку. Любил ее, по вечерам, когда «вянут зори», носил на руках на макушку кургана, «садился рядом с ней, и так подолгу глядели они в степь». А когда разъяренная толпа подошла к их дому, Прокофий с шашкой встал на защиту любимой жены.       С первых страниц появляются гордые, с независимым характером, способные на большое чувство люди. Так с истории деда Григория входит в роман «Тихий Дон» прекрасное и одновременно трагическое. И для Григория любовь к Аксинье станет серьезным испытанием жизни. «Я хотел рассказать об обаянии человека в Григории Мелехове», — признавался Шолохов. Общий строй повествования убеждает, что писатель находился и под влиянием обаяния Натальи, Ильиничны, Аксиньи, Дуняшки. Главные ценности у Мелеховых — нравственные, человеческие: доброжелательность, отзывчивость, великодушие и, главное, трудолюбие.       Первоначальный замысел романа был связан с событиями 1917 года, «с участием казачества в походе Корнилова на Петроград». В процессе работы Шолохов значительно расширил рамки повествования, вернулся в довоенную пору, в 1912 год. В быте казачьей станицы, в течении повседневной жизни, в психологии казаков он искал объяснение поведению героев в дни грозных испытаний. Поэтому первую часть романа можно рассматривать как развернутую вширь экспозицию романа «Тихий Дон», хронологические рамки которого обозначены очень четко: май 1912 — март 1922. Расширение замысла книги позволило писателю запечатлеть «народную жизнь России на ее грандиозном историческом переломе». Таким выводом можно завершить второй урок по роману Шолохова.       Антитезой мирной жизни в «Тихом Доне» станет война, сначала первая мировая, потом гражданская. Эти войны пройдутся по хуторам и станицам, у каждой семьи будут жертвы. Семья у Шолохова станет зеркалом, своеобразно отражающим и события мировой истории. Начиная с третьей части романа трагическое будет определять тональность повествования. Впервые же трагедийный мотив прозвучит в эпиграфе:       Какие страницы романа перекликаются с напевом этой старинной казачьей песни? Обратимся к началу третьей части романа, здесь впервые появляется дата: «В марте 1914…» Это значимая деталь в произведении: историческая дата отделит мир от войны       Выделим и другие укрупненные образы, которые появятся на страницах романа: «земля, распятая множеством копыт», «поле смерти», на котором столкнулись люди, «еще не успевшие наломать рук на уничтожении себе подобных», «чудовищная нелепица войны». С каждым из них связаны отдельные зарисовки, эпизоды, размышления. В «военных» главах есть и батальные сцены, но они не интересны автору сами по себе. Шолохов по-своему решает коллизию «человек на войне». В «Тихом Доне» мы не найдем описания подвигов, любования геройством, воинской отвагой, упоения боем, что было бы естественно в рассказе о казаках. Шолохова интересует другое — что делает с человеком война. Вычленение именно этого аспекта темы позволит почувствовать особенности шолоховского психологизма.       Знакомясь с героями романа, мы заметим у каждого свою способность переживания и осмысления войны, но «чудовищную нелепицу войны» почувствуют все. Глазами казаков мы увидим, как «вызревшие хлеба топтала конница», как сотня «железными подковами мнет хлеб», как «между бурыми, неубранными валками скошенного хлеба разворачивалась в цепь черная походная колонна», как «первая шрапнель покрыла ряды неубранной пшеницы». И каждый, глядя на «неубранные валы пшеницы, на полегший под копытами хлеб», вспоминал свои десятины и «черствел сердцем». Эти воспоминания-наплывы освещают как бы изнутри ту драматическую ситуацию, в которой оказались казаки на войне.       Отметим в беседе: в романе сильно выражен нравственный протест против бессмысленности войны, ее бесчеловечности. Рисуя эпизоды боевого крещения, Шолохов раскрывает душевное состояние человека, пролившего чужую кровь. В цепи подобных эпизодов выделяется своей психологической выразительностью сцена «Григорий убивает австрийца» (часть третья, гл. 5), вызвавшая у героя сильное потрясение. Комментарий этого эпизода на уроке направляется такими вопросами: какие психологические оттенки можно выделить в описании внешности австрийца? Как Шолохов передает состояние Григория? В каких словах выражена авторская оценка происходящего? Что открывает эта сцена в герое романа?       Целесообразно в чтении передать важнейшие моменты эпизода. Вдоль решетки сада бежал австриец. Мелехов догнал его. «Распаленный безумием, творившимся кругом, занес шашку», опустил ее на висок безоружного солдата. «Удлиненное страхом» его лицо «чугунно чернело», «кожа висела красным лоскутом», «кривым ручьем падала кровь» — словно замедленной съемкой снят этот «кадр». Григорий встретился с австрийцем взглядом. На него «мертво глядели залитые смертным ужасом глаза… Жмурясь, Григорий махнул шашкой. Удар с длинным потягом развалил череп надвое. Австриец упал, топыря руки, словно поскользнувшись; глухо стукнули о камень мостовой половинки черепной коробки».       Прошло несколько недель войны, но впечатлительному Григорию уже везде видятся ее следы: «К исходу клонился август. В садах жирно желтел лист, от черенка наливался предсмертным багрянцем, и издали похоже было, что деревья — в рваных ранах и кровоточат рудой древесной кровью.       Григорий с интересом наблюдал за изменениями, происходившими с товарищами по сотне… Перемены вершились на каждом лице, каждый по-своему вынашивал в себе и растил семена, посеянные войной».       Перемены в самом Григории были разительны: его «гнула… война, высасывала с лица румянец, красила его желчью». И внутренне он стал совершенно другим: «Крепко берег Григорий казачью честь, ловил случай выказать беззаветную храбрость, рисковал, сумасбродничал, ходил переодетым в тыл к австрийцам, снимал без крови заставы, джигитовал казак и чувствовал, что ушла безвозвратно та боль по человеку, которая давила его в первые дни войны. Огрубело сердце, зачерствело, будто солончак в засуху, и как солончак не впитывает воду, так и сердце Григория не впитывало жалости. С холодным презрением играл он чужой и своей жизнью; оттого прослыл храбрым — четыре Георгиевских креста и четыре медали выслужил. На редких парадах стоял у полкового знамени, овеянного пороховым дымом многих войн; но знал, что больше не засмеяться ему, как прежде, знал, что ввалились у него глаза и остро торчат скулы; знал, что трудно ему, целуя ребенка, открыто глянуть в ясные глаза; знал Григорий, какой ценой заплатил за полный бант крестов и производства» (часть четвертая, гл. 4).       Шолохов разнообразит изобразительные средства, показывая казаков на войне. Вот они списывают «Молитву от ружья», «Молитву от боя», «Молитву при набеге». Хранили их казаки под нательными рубахами, крепили к узелкам со щепотью родимой земли. «Но смерть пятнила и тех, кто возил с собою молитвы». Лирически окрашена сцена, рисующая казаков в поле у костра: «в опаловой июньской темени» звучит песня «Поехал казак на чужбину далеку», исполненная «густой печали». У другого костра — иная казачья песня: «Ах, с моря буйного, да с Азовского».       В эпическое повествование врывается голос автора: «Властно тянули к себе родимые курени, и не было такой силы, что могла бы удержать казаков от стихийного влечения домой». Каждому хотелось дома побывать, «хучь одним глазком глянуть». И, словно выполняя это желание, Шолохов рисует хутор, «по-вдовьему обескровленный», где «шла жизнь на сбыв — как полая вода в Дону». Авторский текст звучит в унисон со словами старинной казачьей песни, которая стала эпиграфом романа.       Так через батальные сцены, через острые переживания героев, через пейзажные зарисовки, описание-обобщение, лирические отступления Шолохов ведет нас к осмыслению «чудовищной нелепицы войны».       Как же рисует Шолохов этот разворошенный революцией мир? Это центральная тема четвертого урока.       Один из излюбленных приемов автора — рассказ-предварение. Так, в конце первой главы пятой части романа мы читаем: «До января и на хуторе Татарском жили тихо. Вернувшиеся с фронта казаки отдыхали возле жен, отъедались, не чуяли, что у порогов куреней караулят их горшие беды и тяготы, чем те, которые приходилось переносить на пережитой войне».       «Горшие беды» — это революция и гражданская война, которые ломали привычный уклад жизни. В письме Горькому Шолохов отмечал: «Не сгущая красок, я нарисовал суровую действительность, предшествовавшую восстанию». Сущность событий, изображенных в романе, поистине трагедийная, они затрагивают судьбу огромных слоев населения. В «Тихом Доне» действуют более семисот персонажей, главных и эпизодических, названных по имени и безымянных; и писателя волнуют их судьбы.       Тому, что происходило на Дону в годы гражданской войны, есть название — «расказачивание казачества», сопровождавшееся массовым террором, который вызывал ответную жестокость.       И еще одна казнь — Подтелкова и его отряда. Этот эпизод дается в таком обрамлении: «На край хутора густо валили казаки и бабы. Население Пономарева, оповещенное о назначенной на шесть часов казни, шло охотно, как на редкое веселое зрелище. Казачки вырядились будто на праздник; многие вели с собой детей… Казаки, сходясь, оживленно обсуждали предстоящую казнь».             Отвергая насильственную смерть, Шолохов не раз скажет о противоестественности подобных ситуаций; и во всех случаях предельной жестокости он противопоставит гармонию вечного, бескрайнего мира. В одном эпизоде символом этого мира станет березка, на которой «уже набухли мартовским сладостным соком бурые почки». С черными лепестками почек на губах Лихачев и умер. В другом — степь, над которой «высоко, под кучевым гребнем, плыл орел». В свой последний час Иван Алексеевич Котляров увидит, подняв голову, «голубым видением вставшие вдали отроги меловых гор, а над ними, над текучим стременем гребнистого Дона, в неохватной величавой синеве небес, в недоступнейшей вышине — облачко». И здесь пейзажная зарисовка, поражающая чистотой своих красок, получит высокое философское наполнение.       Выразителен финал второго тома. На Дону полыхает гражданская война, гибнут люди, погиб и красноармеец Валет. Похоронили его яблоновские казаки, а через полмесяца какой-то старик поставил на могильном холмике деревянную часовенку. «Под треугольным навесом ее в темноте теплился скорбный лик божьей матери, внизу на карнизе навеса мохнатилась черная вязь славянского письма:       Эти вопросы задавались одному и тому же человеку — Григорию Мелехову, а он сам и самому себе не мог ответить на них. Раскрывая его состояние, Шолохов употребляет такие слова: «устало», «обуреваемый противоречиями», «густая тоска», «нудное ощущение чего-то невырешенного». Вот он едет домой после разрыва с Подтелковым; «не мог ни простить, ни забыть Григорий гибель Чернецова и бессудный расстрел пленных офицеров».       Мечта Григория пожить мирным тружеником и семьянином постоянно разрушалась жестокостью гражданской войны. Эмоциональный контраст используется Шолоховым как средство выражения настроений героя: «Отдохнуть бы Григорию, отоспаться! А потом ходить по мягкой пахотной борозде плугарем, посвистывать на быков, слушать журавлиный голубой трубный клич, ласково снимать со щек наносное серебро паутины и неотрывно пить винный запах поднятой плугом земли.       А взамен этого — разрубленные лезвиями дорог хлеба. По дорогам толпы раздетых, трупно-черных от пыли пленных… В хуторах любители обыскивают семьи ушедших с красными казаков, дерут плетьми жен и матерей отступников… Копилось недовольство, усталость, озлобление» (часть шестая, гл. 10). От эпизода к эпизоду нарастает трагическое несоответствие внутренних устремлений Григория Мелехова и окружающей его жизни.              Григорий Мелехов, в отличие от других героев «Тихого Дона» — яркая личность, неповторимая индивидуальность, натура цельная, неординарная. Он искренен и честен в своих мыслях и поступках (особенно сильно это проявляется в его отношениях к Наталье и Аксинье: последняя встреча Григория с Натальей (часть седьмая, гл. 7), смерть Натальи и связанные с ней переживания (часть седьмая, гл. 16—18), смерть Аксиньи (часть восьмая, гл. 17). Григория отличает острая эмоциональная реакция на все происходящее, у него отзывчивое на впечатления жизни сердце. В нем развито чувство жалости, сострадания, об этом можно судить по таким, например, сценам, как «На сенокосе», когда Григорий нечаянно подрезал дикого утенка (часть первая, гл. 9), эпизод с Франей (часть вторая, гл. 11), сцена с убитым австрийцем (часть третья, гл. 10), реакция на известие о казни Ивана Алексеевича Котлярова (часть шестая).       Оставаясь всегда честным, нравственно независимым и прямым по характеру, Григорий проявил себя как человек, способный на поступок. Примером могут служить такие эпизоды: драка со Степаном Астаховым из-за Аксиньи (часть первая, гл. 12), уход с Аксиньей в Ягодное (часть вторая, гл. 11—12), столкновение с вахмистром (часть третья, гл. 11), разрыв с Подтелковым (часть третья, гл. 12), столкновение с генералом Фицхалауровым (часть седьмая, гл. 10), решение, не дожидаясь амнистии, вернуться в хутор (часть восьмая, гл. 18). Подкупает искренность его побуждений — он нигде не соврал перед самим собой, в своих сомнениях и метаниях. В этом нас убеждают его внутренние монологи (часть шестая, гл. 21, 28). Заметим, что он единственный персонаж, которому дано право на монологи-«мысли», выявляющие его духовное начало.       Глубокая привязанность Григория к дому, к земле остается его сильнейшим душевным движением на протяжении всего романа. «От земли я никуда не тронусь. Тут степь, дыхнуть есть чем…» Это признание Аксинье перекликается с другим: «Моим рукам работать надо, а не воевать. Вся душа изболелась за эти месяцы». За этими словами — настроение не одного только Григория Мелехова. Подчеркивая драматизм этой ситуации, автор добавляет от себя: «Заходило время пахать, боронить, сеять; земля кликала к себе, звала неустанно день и ночь, а тут надо было воевать, гибнуть на чужих хуторах…»       Своего главного героя Шолохов нашел в казачьем хуторе — это само по себе примечательное литературное явление. Как личность, Григорий многое взял из историко-социального и нравственного опыта казаков, хотя автор и утверждал: «У Мелехова очень индивидуальная судьба, в нем я никак не пытаюсь олицетворить среднее казачество».       «Герой и время», «герой и обстоятельства», поиск самого себя как личности — вечная тема искусства стала главной в «Тихом Доне». В этом поиске — смысл существования Григория Мелехова в романе. «Сам ищу выход», — говорит он о себе. При этом он все время стоит перед необходимостью выбора, который не был легким и простым. Сами ситуации, в которых оказывался герой, побуждали его к действию. Так, вступление Григория в отряд повстанцев в какой-то мере вынужденный шаг. Ему предшествовали бесчинства пришедших в хутор красноармейцев, их намерение убить Мелехова. Позже, в последнем разговоре с Кошевым, он скажет: «Ежли б тогда на гулянке меня не собирались убить красноармейцы, я бы, может, и не участвовал в восстании».       Резко обострились его отношения с друзьями: Кошевым, Котляровым. Показательна сцена ночного спора в исполкоме, куда Григорий «по старой дружбе пришел погутарить, сказать, что у него в грудях накипело». Спор оказался резким, позиции — непримиримыми. Котляров бросил в лицо Григорию: «…чужой ты стал. Ты советской власти враг!.. Казаков нечего шатать, они и так шатаются. И ты поперек дороги нам не становись. Стопчем!.. Прощай!» Штокман, которому стало известно об этом столкновении, сказал: «Мелехов хоть и временно, а ускользнул. Именно его надо бы взять в дело!.. Тот разговор, который он вел с тобой в исполкоме, — разговор завтрашнего врага… Или они нас, или мы их! Третьего не дано». Так определяли свою линию те, кто утверждал советскую власть на Дону.       Нельзя принять точку зрения тех критиков «Тихого Дона», которые считали, что Мелехов пережил трагедию отщепенца, он пошел против своего народа и растерял все человеческие черты. Проследим за движением мысли героя в таких эпизодах, как «Мелехов допрашивает, а потом приказывает отпустить пленного хоперца», «Перед Мелеховым проходит дивизия, которой он командует»; борьбой противоречивых чувств окрашен тот и другой эпизод. Выделим эпизоды, которые становились катарсисом для героя: «Григорий порубил матросов», «Последняя встреча с Натальей», «Смерть Натальи», «Смерть Аксиньи». Любой эпизод «Тихого Дона» выявляет многомерность и высокую человечность, присущие шолоховскому тексту. Григорий Мелехов вызывает глубокое сочувствие, сострадание. «РУССКОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ 40-90 ГОДОВ (ОБЗОР). ТРАДИЦИИ И НОВАТОРСТВО». Бедствие Первой мировой войны, потрясения 2-х революций, смутное время интервенции, Гражданская война, голод, разгул преступности – все это стало основными причинами того, что сотни тысяч российских граждан вынуждены были покинуть пределы родины. Массовый исход беженцев начался в начале 1919 года и пика достиг в 1920 году. Большевики способствовали процессу эмиграции, и сами практически выдворяли неудобных людей. В середине 20-х годов опустился «железный» занавес, и выезд за границу был запрещен, власти вместо высылки все активнее начинают практиковать уничтожение инакомыслящих и отправку их в лагеря. Первую волну русской эмиграции в основном составляли люди достаточно высокого культурного, профессионального и материального уровня. Нет ничего удивительного, что в изгнании была создана мощнейшая культурная диаспора русской интеллигенции.. Выделяют 2 поколения «первой волны» русской эмиграции. • «старшее поколение» - авторы, сложившиеся писатели, оказавшиеся в изгнании, будучи известными в России. В большинстве своем они были убеждены во временном своем изгнании и своей миссией видели сохранение русской культуры. Поэтому они ориентировались на достижения русской реалистической литературы, а тематически их творчество было обращено к прошлому России и осмыслению произошедшей с родиной катастрофы. Причем дореволюционная жизнь в их творчестве приобретала идеалистический вид. Вера в особую писательскую миссию, чувство долга перед родиной составляло основу их творчества. • «младшее поколение» - писатели, покинувшие Россию в несовершеннолетнем возрасте или не получившие до революции заметного признания в литературных кругах. Эти авторы значительно расширили тематический репертуар и художественный арсенал русской литературы. Они обратились к проблемам быта и бытия изгнанника, не боясь экспериментировать с художественной формой. Вторая волна эмиграции была вызвана событиями Второй мировой войны. Состав этой волны был более случайным: среди эмигрантов было много лиц культурно непросвещенных, и это послужило главной причиной, почему «вторая волна» не стала столь же мощным культурным явлением, как первая. Третья волна эмиграции – это разочарованные «шестидесятники» в кратковременной «оттепели», наступление «застоя» в общественной и культурной жизни страны, изменение политики Советского государства ( уничтожение неугодных, высылка за пределов родины, изоляция), . Существует убеждение, что лучшие из произведений этой волны, изданные за рубежом, были написаны на родине.. Их убеждения складывались в основном на культурном слое советской литературы, определенное влияние оказала и зарубежная литература, а также произведения серебряного века. Фактически произведения авторов этой волны отличаются только большей степенью политической смелостью и эстетической раскрепощенностью по сравнению с произведениями, нашедшими в СССР официальный путь к читателю. В изгнании многие писатели вынуждены были совмещать литературную деятельность с журналистской, но литературная среда того времени была раздираема противоречиями. С падением «железного занавеса» русская эмиграция утратила свое политическое значение. Трагические события 20 века обусловили возникновение такого уникального явления, как русская эмиграция. Ее главная особенность во все периоды заключалась в том, что, даже обогащаясь в результате с сопредельными литературами, она сохраняла духовные связи с национальной культурой, оставаясь ее важнейшей и неотделимой частью. В.В. НАБОКОВ. СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. ТЕМА РОССИИ В ТВОРЧЕСТВЕ НАБОКОВА. РОМАН «МАШЕНЬКА». ПРОБЛЕМАТИКА И СИСТЕМА ОБРАЗОВ В РОМАНЕ». Русское зарубежье – это представители всех сословий, попавшие на чужбину по разным причинам и разными путями. Нас интересуют, прежде всего, те, кто сохранял и создавал русскую культуру за рубежом. В эмиграции жили видные писатели, философы, учёные, музыканты. Уехали из советской России Д. Мережковский, З. Гиппиус, К. Бальмонт, В. Ходасевич, И. Северянин, И. Бунин, А. Куприн (вернувшийся в СССР уже перед смертью), В. Набоков, А. Ремизов, И. Шмелёв, Б. Зайцев. В начале 20-х годов литературной столицей эмиграции был Берлин – здесь шла активная литературная жизнь, широко развернулась издательская деятельность, выходили журналы («Русская книга», «Беседа»), альманахи, сборники, газеты(«Дни», «Руль»). С газетой «Руль» во многом связана судьба В. Набокова, который печатался под псевдонимом В. Сирин. В середине 20-х, когда стало очевидным, что эмиграция – явление не временное, что вернуться в Россию вряд ли возможно, когда стало ясно, что от родины литераторы отрезаны – их не печатают в России, устраивают над ними заочные суды – центр литературной эмиграции перемещается в Париж. Общими почти для всех писателей-эмигрантов были ностальгические мотивы, воссоздание прошлого, которое с годами становилось всё притягательнее и чище. В эмигрантской прессе обсуждались вопросы будущего русской литературы. Может ли русский писатель творить в отрыве от родины, от читателей? Какова судьба литературы в Советской России? Способно ли старшее поколение эмигрантов подготовить себе литературную смену? Перепечатывались произведения советских авторов: Ильфа и Петрова, Олеши, Зощенко, Бабеля, Шолохова. Но обратной связи не было: в Советском Союзе эмигрантов почти не печатали. Молодое поколение не смогло полностью реализоваться в условиях эмиграции, несмотря на обилие талантливых писателей. Литература русской эмиграции первой волны как единое целое существовала до второй мировой войны. Одни оказались в рядах французского сопротивления, другие – в немецких концлагерях, в оккупации, третьи эмигрировали в США. Судьбу эмиграции разделил и выдающийся русский литератор, состоявшийся как писатель и поэт вне России, - Владимир Набоков. Аналогов явлению Набокова нет в мире, он реализовался в двух культурах – русской и американской. Произведения писателя, и русские, и англоязычные, - литературные шедевры, оказавшие большое эстетическое влияние на всю литературу ХХ века. Набоков сделал многое и для сближения культур: он перевёл, то есть открыл для Запада. «Слово о полку Игореве», русских классиков 1-й половины Х1Х века, прежде всего Пушкина, он перевёл на русский язык Гёте и Шекспира, Ромена Роллана и Льюиса Кэрроллла, сделал авторские переводы и версии собственных произведений. Авторитет Набокова чрезвычайно велик, несмотря на спорное отношение к его творческим принципам и неприятие некоторыми критиками за «индивидуализм» и «эстетизм». Славу Набокову принесли его русские романы: «Машенька» (1926), «Король, дама, валет»(1928), «Защита Лужина» (1929), «Подвиг» (1931), «Камера обскура» (1932), «Отчаяние» (1934), «Приглашение на казнь» (1936), «Дар» (1938). В США Набоков начинает почти заново путь к литературной славе уже как англоязычный писатель. Его романы «Лолита», «Другие берега», «Память, говори», «Ада» становятся явлениями мировой литературы. Широкому русскому читателю имя Набокова открылось на рубеже 80-90-х годов ХХ века, с тех пор его книги печатаются значительными тиражами. Многочисленные издания, в том числе солидный пятитомник с комментариями, вышли к столетию со дня его рождения, которое отмечалось в 1999 году. Истинная жизнь писателя, как говорил Набоков,- это его творчество. Литературная жизнь Набокова началась в день православного Рождества, 7 января 1921 года, с опубликования в берлинской эмигрантской газете «Руль» трёх его стихотворений и рассказа «Нежить» за подписью В. Сирин, с тех пор ставшей его постоянным псевдонимом. Набоков создал не просто особый художественный многослойный мир, полный загадок, игры, ловушек, подсказок, сюрпризов, удивительных превращений, зеркальных отражений, аллюзий (аллюзия – намёк на реальное литературное, историческое, политическое явление, которое мыслится как общеизвестное и поэтолму не называется). Он создал нового читателя, способного проникнуть в этот мир, увлечься игрой, пытающегося разгадать тайны текста, включиться в диалог с автором, готового всё полнее и полнее постигать многообразие, многоцветность, философскую глубину сотворённого Набоковым мира. Для знакомства с этим миром выбираем один небольшой по объёму рассказ, который можно прочитать несколько раз, чтобы получить ключ к чтению набоковских произведений. Это рассказ «Круг» 1936 года. 1. Аналитическая беседа. • Что необычного вы видите в композиции рассказа? (Удивляет уже начало: «Во-вторых, потому что в нём разыгралась бешеная тоска по России». Далее идёт: «В-третьих, наконец, потому что ему было жаль своей тогдашней молодости – и всего связанного с нею – злости, неуклюжести, жара – и ослепительно-зелёных утр, когда в роще можно было оглохнуть от иволог». А где же «во-первых»? Начала нет, нет традиционных композиционных составляющих. Кажется, нарушена логика повествования, нарушена грамматика. Проскользив первый раз по страницам рассказа, обнаруживаем в самом конце: «Во-первых, потому что Таня оказалась такой же привлекательной, такой же неуязвимой, как и некогда»). Теперь кажется понятным замысел писателя: текст закольцован, образует круг, по которому можно пройти ещё и ещё раз. Не будем обольщаться, что мы уже разгадали набоковскую загадку, и попробуем пройти по этому кругу снова, только медленнее. • Найдите в тексте образы круга, напоминающие круг. Обратим внимание, что начало воспоминаний относится к временному рубежу: «Новая школа строилась на самом пороге века». • Как рисует Набоков образы прошлого? • Как они соотносятся с ключевым образом круга? Герой вспоминает прошлое «Со стеснённым сердцем, с грустью». Набоков сразу предупреждает читателя: «с какой грустью? – да с грустью. Ещё недостаточно исследованной нами». Получается, что рассказ – исследование грусти. Герой перебирает в памяти свои воспоминания, словно пытаясь установить причину «стеснения сердца». Вот образ отца: красноватое лицо, лысая голова, «мясистая бородавка уноса, словно лишний раз завернулась толстая ноздря» – почти шарж. Кажется странным, почему герой «с грустью» воссоздаёт портрет отца, скорее это злая насмешка. Следом появляется образ аристократа Годунова-Чердынцева, рядом с которым герой особенно остро чувствовал себя плебеем. И вот первый круг – золотой, монета, брошенная Годуновым-Чердынцевым при закладке новой школы и освящении её: «монета влипает ребром в глину» - круг увидеть и «в профиль», он словно разрезает пласты памяти. Чувство грусти удивительным образом включает в себя и чувство ненависти к «барскому». «И вдруг – молочное облако черёмухи среди хвой» – смутный, ещё расплывчатый образ круга. Воскрешая в памяти картины прошлого, герой словно погружается в подводный сказочный мир, словно реализуются метафоры «глубины памяти», «течение времени»: «До какой глубины спускаешься, Боже мой! – в хрустально-расплывчатом тумане, точно всё это происходило под водой…», герой видит себя «плывущим по дивным комнатам», «всё как будто мокро: светится, скрипит и трепещет – и ничего больше нельзя разобрать». Неприязнь героя к «барину» вторична – стыд за подобострастие отца, его униженность герой испытывает в воспоминаниях. Набоков рисует не саму картину прошлого, а её восприятие героем, воспоминание об ощущениях. • Как и с какой целью вводится образ героини? (В следующей подглавке появляется героиня, сначала в связи с воспоминаниями о Годунове-Чердынцеве, чей «реальный образ оставался смутным: рука без перчатки, бросающая золотой» (второй раз мелькает этот золотой), а потом в образе ветреной невской весны – как вихрь, как порыв, стремительно врывается Таня, ещё девочка, в воспоминания героя. Прошлое постоянно видится затуманенным: «сквозь газовый узор занавески», сквозь вуаль; отражённым в воде, в «пёстром мареве», скользящим «сквозь тень и свет»). • Каково соотношение образов Тани и Иннокентия? (С этим стремительным образом Тани контрастирует тяжеловатый, угрюмый образ самого героя, Иннокентия. В маленьком отрывке, по существу, в одном предложении происходит превращение героя из «несходчивого», учившегося «тяжело, с надсадом» троечника в способного молодого человека, с блеском окончившего гимназию и поступившего на медицинский факультет. Этим подчёркивается непредсказуемость жизни, неожиданность её ходов). Внимательно прочитаем абзац, начинающийся со слов «Ещё об этой реке…» • Какие художественные приёмы создают картину? Описание реки в следующем отрывке словно трепещет, колеблется. То приобретает сказочную прелесть: к купальне, «ступеньками, с жабой на каждой ступеньке, спускалась глинистая тропинка, начало которой не всякий отыскал бы среди ольшаника за церковью», то натуралистическую предметность: Василий, сын кузнеца, «коренастый, корявый, в залатанных брючках, с громадными босыми ступнями, окраской напоминающими грязную морковь» (неожиданное и очень точное, яркое сравнение). Красота и приподнятость описания вечера («через небо протягивалось что-то широкое, перистое, фиолетово-розовое – воздушный кряж с отрогами») контрастирует тут же с просторечными словами в описании летучих мышей, перечёркивающих красоту: «и уже шныряли летучие мыши – с подчёркнутой беззвучностью и дурной быстротой перепончатых существ». Отметим ассонансы в первой части описания и противопоставленную им аллитерацию во второй: звукопись позволяет «расслышать» воспоминание героя. И это становится уже восприятием самого читателя. Мы словно слышим, как с «залихватским хрустом» рвёт крючок «из маленького, круглого, беззубого рта рыбы» Василий. Отметим маленький круг беспомощного рыбьего рта, взаимно пересекающиеся круги расходящегося по воде дождя, «среди которых появлялся другого происхождения круг, с внезапным центром, - прыгнула рыба или упал листок». Отметим искусство Набокова разглядеть и показать неуловимое, невидимое: «незримый в воздухе дождь», «подводные судороги», границу «однородных, но по-разному сложенных стихий – толстой речной воды и тонкой воды небесной». Отметим контрастность, меткость и необычность эпитетов, относящихся к слову «вода»: «толстая» и «тонкая». Отметим неожиданность противопоставления земного и небесного как «речного» и «небесного» – всё вода, всё течёт, всё проходит, и всё существует. Как напишет позже Набоков: «Ничто никогда не изменится. Никто никогда не умрёт». Отметим соседство неуловимого, «небесного», высокого и предельно конкретного. Плотского, земного, «низкого». «Крестьянские ребятишки… дрожа, стуча зубами, с полоской мутной сопли от ноздри ко рту, натягивали штаны на мокрые ляжки». • Каково значение образа круга? Второй раз изображается отец, который видит « с ужасом и умилением» в сыне себя в юности. Это ещё один круг – жизненный, отсюда эти «ужас» и «умиление». Далее – «фотография покойной жены…с прелестным овальным лицом», овальность подчёркивается повторением слова. Образ круга на границе сна и яви: «иная греза принимала особый оборот – сила ощущения как бы выносила его из круга сна…» Настойчивое повторение образа круга на разных уровнях смысла – от конкретного до условного, метафорического («оборот», «круг сна») – рождает ощущение неизбежности, всеобщности, повторяемости жизненного круга. • Какова роль лексики, грамматических и синтаксических конструкций в подглавке «По утрам он шёл в лес…»? (Грамматическая форма «по утрам» подчёркивает повторяемость действия, круговой характер времени. Инверсия в предложении «Юноша робкий, впечатлительный, обидчивый, он особенно остро чувствовал социальную сторону вещей» выделяет эпитеты, характеризующие героя. Длинное предложение со сложной сочинительной и подчинительной связью, повторяющимися союзами, вводными конструкциями воссоздаёт картину усадьбы в деталях и подробностях. Эти подробности даются в восприятии героя, которому «казалось омерзительным всё, что окружало летнюю жизнь Годуновых-Чердынцевых»: «жирненький шофёр» с «рыжей складкой затылка»; машина, «тоже противная», «седой лакей с бакенбардами, откусывавший хвосты новорождённым фокстерьерам» (подчёркивается несоответствие благообразного облика лакея и его действий), «бабы-подёнщицы». Слово словно пробуется на вкус, на зуб: «челядь», повторял он, сжимая челюсти, со сладострастным отвращением». Ощущение «плоти» слова вообще характерно для творчества Набокова.) • Как ведётся повествование в подглавке «В первый раз, кажется, он увидел с холма…»? (Картина кавалькады всадников, среди которых Таня и её брат, рисуется так, будто действительно видится впервые – ярко, подробно, детально. Потом в повествование вклинивается, кажется, голос автора: «Ну-с, пожалуйста: жарким днём в середине июня…»Словно писатель иронически обращается к читателю, даёт подсмотреть, как он пишет. Следующий абзац начинается тем, чем закончился предыдущий – цепь времени не размыкается. Прошлое высвечивается до мельчайших подробностей: «то к правой, то к левой ключице прилипала рубаха», «букет ночных фиалок», «тёмно-синие чашки». Необычно и ностальгически окрашен эпитет в словосочетании «русский пятнистый свет». Комплекс ощущений – световых, цветовых, обонятельных – делает прошлое зримым, осязаемым, живым, реальным. Например, в предложении, в котором действует незначительная вроде бы, эпизодическая фигура: «Экономка, в горжетке, со стальными, зачёсанными назад волосами, уже разливала шоколад…» Круг становится объёмным – превращается в мокрый мячик для тенниса). • В чём особенности художественного построения этого отрывка? (Отрывок построен так, что напряжение возрастает постепенно, и то, ради чего он написан, проявляется в конце, как неотвратимость судьбы: «скользящее сквозь тень и свет, ещё неясное, но уже грозящее роковым обаянием, лицо Тани». Первое предложение следующего отрывка («Уселись») как будто является переносом из предыдущего. Вспомним приём переноса, например, у Пушкина в «Евгении Онегине»: «И, задыхаясь, на скамью Упала…») • Как развивается образ круга в этом отрывке (самом большом)? (Герой находится в «самом тенистом конце» – в прямом и переносном смысле. «Здесь как бы соединялись кольцами липовой тени люди разбора последнего» – круг людей «одного сорта» соединяется неосязаемым и неуловимым кругом тени. Так же неуловимо прочерчивая круги, вращается и медленно падает на скатерть «липовый летунок». Это замедленное круговое движение привораживает взгляд. Создаёт паузу в повествовании. Образ круга всё более настойчив. Но и неявен, он лишь угадывается то в движении, то в кружевах старухи. То в мячике, который подбрасывает на ладони Таня. «К центру их жизни он всё равно не был допущен. А пребывал на её зелёной периферии…» - тоже круг. Этот отрывок – история любви, неодолимого влечения, сужения круга, в который, как в водоворот, затягивает героев. Кульминация рассказа – объяснение героев, происходит при свете небесного круга – «огромной, быстро поднимавшейся луны»). • В чём особенности развития действия в финале рассказа? (После несостоявшегося счастья действие развивается стремительно: мелькают жизненные перипетии, жизнь прочерчивается словно пунктиром (вспомним рассказ Бунина «холодная осень», 1944 год). Война с немцами, революция, эмиграция – обо всех этих событиях говорится вскользь. События, которые могли бы составить содержание романа, Набоков помещает в один, пусть и большой, абзац. Герой случайно узнаёт о гибели отца Тани, наконец, случайно в Париже встречает и мгновенно узнаёт её мать. Жизненный водоворот вновь приводит героя к Тане). • Как происходит «замыкание» круга в последней части рассказа? • Куда выводит читателя этот круг? (Встреча с «утончившейся» за 20 лет Таней потрясает героя. Ему хочется плакать – не о погибшем отце Тани, а о своём бестолковом, нелепом и прекрасном прошлом, в котором он сам отгородил себя от Тани кругом своего «плебейского» высокомерия и гордости. «Вдруг Иннокентий почувствовал: ничто-ничто не пропадает, в памяти накопляются сокровища, растут скрытые склады в темноте, в пыли, и вот кто-то проезжий вдруг требует у библиотекаря книгу, не выдававшуюся двадцать лет». Собственное прошлое кажется не только герою, но и писателю книгой, а книги – разыгранными собственными воспоминаниями. Волнение героя передаётся и непосредственно («Странно: дрожали колени»), и недоумённым восклицанием (без восклицательной интонации!) то ли героя, то ли автора («Вот какая потрясающая встреча»), и опосредованно («привстал, чтобы вынуть из-под себя свою же задавленную шляпу»). Наконец, объясняется это «ужасное беспокойство», и мы возвращаемся к началу круга: «Во-первых, потому что Таня оказалась такой же привлекательной, такой же неуязвимой, как и некогда…») Если мы начнём читать сначала, замкнув круг, вдруг окажется, что мы смотрим на знакомые строчки другими глазами, приходит сочувствие герою, сопереживание, размышления о своих несбывшихся надеждах. Любимая женщина оказывается вне круга героя, ему остаётся лишь круг воспоминаний, связанных с ней. Сожаление и беспокойство по поводу потерянной любви усиливается ностальгией, «Бешеной тоской по России», по молодости. И читатель движется уже не по кругу, а по спирали – вглубь рассказа. Роман «Машенька» 1926 году вышло в свет первое прозаическое произведение Набокова — роман «Машенька». По этому поводу журнал «Нива» написал: «Себя и свою судьбу в разных вариациях Набоков, развлекаясь, неустанно вышивает по канве своих произведений. Но не только свою, хотя едва ли кто-то интересовал Набокова больше, чем он сам. Это ещё и судьба целого человеческого типа — русского интеллигента-эмигранта». Действительно, для Набокова жизнь на чужбине оказалась всё же довольно тяжёлой. Утешением становилось прошлое, в котором были светлые чувства, любовь, совсем другой мир. Поэтому роман основан на воспоминаниях. Фабулы как таковой нет, содержание разворачивается как поток сознания: диалоги действующих лиц, внутренние монологи главного героя, описания места действия перемежаются. Главный герой романа, Лев Глебович Ганин, оказавшись в эмиграции, утратил какие-то важнейшие свойства личности. Он живёт в пансионе, который ему не нужен и не интересен, его обитатели представляются Ганину жалкими, да и сам он, как и прочие эмигранты, никому не нужен. Ганин тоскует, иногда он не может решить, что делать: «переменить ли положение тела, встать ли, чтобы пойти и вымыть руки, отворить ли окно...». «Сумеречное наважденье» — вот определение, которое даёт автор состоянию своего героя. Хотя роман относится к раннему периоду творчества Набокова и является, пожалуй, самым «классическим» из всех созданных им произведений, но характерная для писателя игра с читателем присутствует и здесь. Неясно, что же служит первопричиной: то ли душевные переживания деформируют внешний мир, то ли, напротив, уродливая действительность омертвляет душу. Возникает ощущение, что писатель поставил друг перед другом два кривых зеркала, изображения в которых уродливо преломляются, удваиваясь и утраиваясь. Роман «Машенька» выстроен как воспоминание героя о прежней жизни в России, оборванной революцией и Гражданской войной; повествование ведётся от третьего лица. В жизни Ганина до эмиграции было одно важное событие — его любовь к Машеньке, которая осталась на родине и утрачена вместе с ней. Но совершенно неожиданно Ганин узнаёт в изображённой на фотографии женщине, жене соседа по берлинскому пансиону Алфёрова, свою Машеньку. Она должна приехать в Берлин, и этот ожидаемый приезд оживляет героя. Тяжкая тоска Ганина проходит, его душа заполняется воспоминаниями о прежнем: комнате в петербургском доме, загородной усадьбе, трёх тополях, амбаре с расписным окном, даже о мелькании спиц велосипедного колеса. Ганин вновь словно погружается в мир России, сохраняющий поэзию «дворянских гнёзд» и теплоту родственных отношений. Событий происходило много, и автор отбирает наиболее значимые из них. Ганин воспринимает образ Машеньки как «знак, зов, вопрос, брошенный в небо», и на этот вопрос он вдруг получает «самоцветный, восхитительный ответ». Встреча с Машенькой должна стать чудом, возвращением в тот мир, в котором Ганин только и мог быть счастлив. Сделав всё, чтобы помешать соседу встретить жену, Ганин оказывается на вокзале. В момент остановки поезда, на котором приехала она, он чувствует, что эта встреча невозможна. И уезжает на другой вокзал, чтобы покинуть город. Казалось бы, в романе предполагается ситуация любовного треугольника, и развитие сюжета подталкивает к этому. Но Набоков отбрасывает традиционный финал. Глубинные переживания Ганина для него намного важнее, чем нюансы отношений героев. Отказ Ганина от встречи с любимой имеет не психологическую, а скорее философскую мотивировку. Он понимает, что встреча не нужна, даже невозможна, не потому, что она влечёт за собой неизбежные психологические проблемы, а потому, что нельзя повернуть время назад. Это могло бы привести к подчинению прошлому и,    следовательно, отказу от самого себя, что вообще невозможно для героев Набокова. В романе «Машенька» Набоков впервые обращается к темам, которые затем будут неоднократно появляться в его творчестве. Это тема утраченной России, выступающей как образ потерянного рая и счастья юности, тема воспоминания, одновременно противостоящего всё уничтожающему времени и терпящего неудачу в этой тщетной борьбе. Образ главного героя, Ганина, очень типичен для творчества В.    Набокова. В его произведениях всё время появляются неустроенные, «потерявшиеся» эмигранты. Пыльный пансион неприятен Ганину, потому что он никогда не заменит родину. Проживающих в пансионе — Ганина, учителя математики Алфёрова, старого русского поэта Подтягина, Клары, смешливых танцовщиков — объединяет ненужность, какая-то выключенность из жизни. Возникает вопрос: а зачем они живут? Ганин снимается в кинематографе, продавая свою тень. Стоит ли жить ради того, чтобы «вставать и ездить в типографию каждое утро», как это делает Клара? Или «искать ангажемент», как ищут его танцовщики? Унижаться, клянчить визу, объясняясь на плохом немецком языке, как вынужден это делать Подтягин? Цели, которая оправдывала бы это жалкое существование, ни у кого из них нет. Все они не думают о будущем, не стремятся устроиться, наладить жизнь, живя оним днём. И прошлое, и предполагаемое будущее осталось в России. Но признаться себе в этом — значит сказать себе правду о себе самом. После этого нужно делать какие-то выводы, но как тогда жить, как заполнять скучные дни? И жизнь заполняется мелкими страстями, романчиками, суетой. «Подтягин заходил в комнату хозяйки пансиона, поглаживая чёрную ласковую таксу, пощипывал её уши, бородавку на серой мордочке и рассказывал о своей стариковской, мучительной болезни и о том, что он уже давно хлопочет о визе в Париж, где очень дёшевы булавки и красное вино». Связь Ганина с Людмилой ни на секунду не оставляет ощущения, что речь идёт о любви. Но это не любовь: «И тоскуя и стыдясь, он чувствовал, как бессмысленная нежность, — печальная теплота, оставшаяся там, где очень мимолетно скользнула когда-то любовь, — заставляет его прижиматься без страсти к пурпурной резине её поддающихся губ...» Была ли у Ганина настоящая любовь? Когда совсем мальчиком встретил он Машеньку, то полюбил не её, а свою мечту, придуманный им идеал женщины. Машенька оказалась недостойной его. Он любил тишину, уединение, красоту, искал гармонию. Она же была легкомысленна, тянула его в толпу. А «он чувствовал, что от этих встреч мельчает истинная любовь». В мире Набокова счастливая любовь невозможна. Она или связана с изменой, или же герои вообще не знают, что такое любовь. Индивидуалистический пафос, страх подчинения другому человеку, страх возможности его суда заставляют героев Набокова забыть о ней. Часто в основе сюжета произведений писателя любовный треугольник. Но накала страстей, благородства чувств в его произведениях найти невозможно, история выглядит пошлой и скучной. Для романа «Машенька» характерны черты, проявившиеся и в дальнейшем творчестве Набокова. Это игра литературными цитатами и построение текста на ускользающих и вновь проявляющихся лейтмотивах и образах. Здесь становятся самостоятельными и значимыми звуки (от соловьиного пения, означающего природное начало и прошлое, до шума поезда и трамвая, олицетворяющих мир техники и настоящее), запахи, повторяющиеся образы — поезда, трамваи, свет, тени, сравнения героев с птицами. Набоков, говоря о встречах и расставаниях героев, несомненно, намекал читателю на сюжет «Евгения Онегина». Также внимательный читатель может найти в романе образы, характерные для лирики А.А. Фета (соловей и роза), А.А. Блока (свидания в метель, героиня в снегу). При этом героиня, чьё имя вынесено в заглавие романа, на его страницах не появилась ни разу, и реальность её существования иногда кажется сомнительной. Игра с иллюзиями и реминисценциями ведётся постоянно. Набоков активно использует традиционные для русской литературы приёмы. Автор обращается к свойственным Чехову приёмам детализации, насыщает мир запахами и красками, как Бунин. В первую очередь это связано с призрачным образом главной героини. Современные Набокову критики называли «Машеньку» «нарциссистским романом», предполагали, что автор постоянно «самоотражается» в своих героях, помещая в центр повествования личность, наделённую недюжинным интеллектом и способную на сильную страсть. Развития характера нет, сюжет превращается в поток сознания. Многие современники не приняли роман, так как в нём не было динамично развивающегося сюжета и счастливого разрешения конфликта. Набоков писал о том «меблированном» пространстве эмиграции, в котором отныне предстояло жить ему и его героям. Россия осталась в воспоминаниях и снах, и с этой реальностью следовало считаться. ТЕМА « ДЕЯТЕЛИ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВА НА ЗАЩИТЕ ОТЕЧЕСТВА» Поэзия Великой Отечественной войны. Это строки радости побед и боли потери близких и родных, в них отражена история нашей родины и судьба русского человека в те страшные годы. Со временем все меньше остается среди нас тех, кто встретил роковой рассвет 22 июня 1941 года. Тех, кто суровой осенью 1941 года защищал Москву, кто познал кровавый снег Сталинграда, кто «пол-Европы по-пластунски прошагал»… Они не стояли за ценой, добывая победу, не считали, «кому память, кому слава, кому темная вода». Память о войне… Правда о войне… Она жива и в прозаических произведениях. Война – жесточе нету слова. Война – печальней нету слова. Война – святее нету слова… Почему-то именно эти строки А. Твардовского вспоминаются при чтении или перечитывании книг о войне. Наверное, каждому приходилось слышать фразу: «Есть о войне хорошие книги, но правда ещё не вся». И речь, мне кажется, идет не о какой-то личной, только тебе известной правде о сражении, полководце, событии, без которой никакой полной правды быть не может, – речь идет о правде общей, единой, самой главной – о правде народной. Настоящий талант ищет эту правду не в широком эпическом охвате многих лиц, событий, лет, не в глобальных философских обобщениях, а в конкретностях жизни, в её реальных проявлениях. Словно писатель убеждает себя: ничего из того, что легло на весы добра и зла, не упущено, не забыто… «Я не знал тогда и не мог знать, что из всего нашего класса, из тех ребят, что пошли на фронт, мне единственному суждено живым вернуться с войны…» – это напишет Г. Бакланов. «Я глянул на убитого в стереотрубу. Свежая кровь блестит на солнце, и на нее уже липнут мухи, роятся над ним. Здесь, на плацдарме, великое множество мух», – это тоже Г. Бакланов. «У меня до сих пор стоит в ушах крик ребенка, который летит в колодец. Слышали ли вы когда-нибудь этот крик? Вы не смогли бы его слышать, вы не смогли бы его выдержать. Ребенок летит и кричит, кричит как откуда-то из-под земли, с того света», – это напишет С. Алексиевич, и словно в ответ ей, этому крику, навсегда вошедшему в душу, раздастся другой, из сарая, который уже обложен соломой, облит бензином: «Мамочка, милая, просись и ты, жечь нас будут…» – это А. Адамович. И реквиемом по своему поколению прозвучат строки поэта-фронтовика: Снег минами изрыт вокруг И почернел от пыли минной. Разрыв – и умирает друг, И смерть опять проходит мимо. Сейчас настанет мой черед, За мной одним идет охота. Будь проклят сорок первый год И вмерзшая в снега пехота. Это о тех, кто погиб, выполняя свой солдатский долг, долг защитника Отечества, родного дома. Читая книги о войне, понимаешь, что подвиг – это не романтические приключения, а труд с риском и опасностями. Например, одно из довольно часто описываемых событий – захват пленного. Можно вспомнить сдержанного, умудренного жизнью капитана Травкина Э. Казакевича, который добудет у немца важнейшие сведения о готовящемся танковом прорыве, и Синцова с товарищем по роте из трилогии К. Симонова «Живые и мертвые», когда обещают они генералу Орлову взять «языка», а генерала настигает разрыв мины, и теперь слово, данное мертвому, особенно крепко, даже свято, и притащат они немца ценой тяжелого ранения и потери ноги напарника по ночному поиску… И будет рисковать собой Кузнецов, из повести Д. Медведева «Это было под Ровно», выкрадывая немецкого полковника с его сверхсекретными документами. Ужасает жестокой правдой о войне книга А. Адамовича «Каратели». В ней – о тех бывших военнопленных, кто сделал свой выбор, сохранив себе жизнь, вырвавшись из концлагеря, стал в ряды карательного отряда. Суть этого выбора откроется, когда Николай Белый, один из тех, кто надел чужую форму, подвергается испытанию: в руку суют пистолет, немец упирает свой ствол тебе в спину – и марш к огромному, кажущемуся бесконечному рву, у края которого стоят люди, обреченные на смерть, и ты, именно ты, должен выстрелить. И сколько ты раз выстрелишь, столько и сигарет получишь в поощрение, и слышит бывший лейтенант Красной армии Белый Николай Афанасьевич, как потрясенно воскликнет его сосед: – Да што вы, люди, я не можу! Не можешь – тогда вались туда, в эту яму, пусть останутся только те, кто сможет нажать на курок. Чтобы это великое испытание, которому подвергается душа человека, стало особенно зримым, автор доводит его до трагической вершины. В русской литературе мерилом ценности человека было отношение к ребенку, наверное, поэтому, следуя классическим традициям, Адамович дает своему герою высшее испытание: Белый видит, как на краю рва мальчик «сидит лягушонком, колотится всеми позвонками и просит, плачет: «Дядя, хутчэй, дядя, скорей!» Ему так невыносимо страшно, что он выстрел торопит как избавление от нечеловеческого ужаса! Так сможет Белый выстрелить или нет? Автор останавливает описание, продолжения не будет, но зато следующая сцена начнется словами: «Лейтенант Белый вел свой цуг по улице…» Цуг – это по-немецки взвод, а бывший лейтенант – его командир. Значит, смог он, да еще повышение получил, и идут они на работу – убивать деревню Борки. Адамович не скрывает невероятной тяжести выбора таких «бывших лейтенантов». Но помнит Муравьев, что был десятым, кто шагнул из ворот лагеря к столам с колбасой и хлебом, последним, а его товарищи, полуживые, изголодавшиеся, смотрели «на белые ломти с красной колбасой» и не сделали того шага, который сделал он. И так просто и страшно скажут родители своему сыну, пришедшему в дом в немецкой форме: «Лучше бы тебя убили…» Нет ничего опаснее, говорит Адамович, чем забыть о том, что было с людьми. Вспоминать мучительно, но забыть – смертельно опасно. Для всего человечества. Потому что мир может устоять только на принципах гуманизма, любви, милосердия и убежденности, что кроме твоей бесценной жизни есть еще ценности, те, которые делают этот мир миром людей и сохраняют человеку то, что делает его человеком, даже в бесчеловечной атмосфере войны. Повесть К. Воробьева «Убиты под Москвой». Прав В. П. Астафьев: «Повесть «Убиты под Москвой» не прочтешь просто так, потому что от нее, как от самой войны, болит сердце, сжимаются кулаки и хочется единственного: чтоб никогда-никогда не повторилось то, что произошло с кремлевскими курсантами, погибшими после бесславного, судорожного боя в нелепом одиночестве под Москвой…» Обнаженная правда писателя, попавшего в декабре 1941 года под Клином в плен контуженым, открывает народную трагедию 1941 года. По словам жены К. Воробьева, воспоминания о войне жгли его сознание, хотелось кричать об этом во весь голос. Чтобы сказать о том, чему был свидетелем, нужен, казалось, какой-то сверхчеловеческий язык, и К. Воробьев находит такие слова, которые передают нам беспощадную, страшную правду первых месяцев войны. – Кто в центре событий повести Воробьева? Это юноши из роты кремлевских курсантов, ведомые капитаном Рюминым на фронт, который «рисовался курсантам зримым и величественным сооружением из железобетона, огня и человеческой плоти». «– Двести сорок человек? И все одного роста? – Рост 183, – сказал капитан». Они богатыри: и внешне похожи на былинных героев, и внутренне. Наверное, именно это почувствовал в них «маленький, измученный подполковник», который «зачем-то привстал на носки сапог». Курсанты молоды, а в юности так свойственно подражать. – Кто и почему стал для курсантов идеалом и кумиром, предметом восхищения, преклонения? Это капитан Рюмин: он воплотил в себе достоинство и честь настоящего русского офицера. Ему «подражают курсанты, упрямо нося фуражки чуть-чуть сдвинутыми на правый висок». Радуясь «своему гибкому молодому телу в статной командирской шинели», главный герой повести, Алексей Ястребов, думает о себе: «как наш капитан». Рота обречена, гибель курсантов неизбежна – они в окружении… – Зачем понадобился капитану Рюмину ночной бой с мотомехбатальоном противника? «…У него окончательно созрело и четко оформилось то подлинное, на его взгляд, боевое решение – единственно правильное решение. Курсанты не должны знать об окружении, потому что идти с этим назад значило просто спасаться, заранее устрашась. Курсанты должны поверить в свою силу, прежде чем узнать об окружении». Рюмин бросает курсантов в атаку, чтобы они смогли почувствовать себя солдатами, а не погибли, даже не удостоившись боя: «Рюмин будто впервые увидел свою роту, и судьба каждого курсанта – своя тоже – вдруг предстала перед ним средоточием всего, чем может окончиться война для Родины – смертью или победой». Ему было важно, чтобы кремлевцы сохранили в себе все человеческое. – Почему Рюмин решился на самоубийство? Понял трагичность положения: «За это нас нельзя простить. Никогда!» Осознал невозможность что-либо изменить. – Чем стало это самоубийство для Ястребова? Когда Алексей увидел смерть Рюмина, «он обнаружил неожиданное и незнакомое явление ему мира, в котором не стало ничего малого, далекого и непонятного. Теперь все, что когда-то уже было и могло еще быть, приобрело в его глазах новую, громадную значительность, близость и сокровенность, и все это – бывшее, настоящее и грядущее – требовало к себе предельно бережного внимания и отношения». Таким образом, капитан Рюмин – представитель старшего поколения, человек, по К. Воробьеву, сохранивший лучшие традиции русской армии, черты и качества русского офицера. – А какой предстает личность молодого человека на войне? Какие качества воплощает автор в Алексее Ястребове? Что более всего нам дорого в нем? Герой К. Воробьева наделен автором способностью глубоко и сильно чувствовать все живое. Он радуется «легкому, голубому, нетронутому чистому» снегу, отдававшему «запахом перезревших антоновских яблок». «Немного морозное, сквозное и хрупкое, как стекло», утро («Снег не блестел, а сиял огнисто, переливчато-радужно и слепяще») вызывает в нем «какое-то неуемное, притаившееся счастье, – радость этому хрупкому утру, радость беспричинная, гордая и тайная, с которой хотелось быть наедине, но чтобы кто-нибудь видел это издали». Человечный и совестливый Алексей Ястребов острейшим образом переживает и обдумывает все, что происходит с ним и его товарищами. «Все его существо противилось тому, что происходило, – он не то что не хотел, а просто не знал, куда, в какой уголок души поместить хотя бы временно и хотя бы тысячную долю того, что совершалось… в его душе не находилось места, куда улеглась бы невероятная явь войны». – Какую роль играют в произведении Воробьева пейзажные зарисовки? Природа и война. Пейзажные фоны еще резче подчеркивают хрупкость жизни на войне, противоестественность войны. – Какое чувство помогает курсантам, вооруженным только самозарядными винтовками, гранатами и бутылками с бензином противостоять врагу? Неистребимо высокое чувство патриотизма в героях повести, неиссякаема их любовь к Родине. Они приняли на себя бремя ответственности за судьбу отчизны, не отделяя от нее свою судьбу, себя: «Как удар, Алексей ощутил вдруг мучительное чувство родства, жалости и близости ко всему, что было вокруг и рядом». Чувство ответственности за судьбу отечества заставляет Алексея Ястребова быть особенно требовательным к себе («Нет, сначала я сам. Надо сперва самому…») Это чувство помогает ему одержать победу над собой, над своей слабостью и страхом. Когда Алексей узнал о гибели шести ребят, первая его мысль: «Я не пойду». Но он поглядел на курсантов и понял, что должен идти туда и все видеть. Все видеть, что уже есть и что еще будет. – Докажите, что автор повести приковывает пристальное внимание читателей к внутреннему миру героев. Константин Воробьев выделяет высочайшую человечность Ястребова, «сердце которого упрямилось до конца поверить в тупую звериную жестокость этих самых фашистов; он не мог заставить себя думать о них иначе, как о людях, которых он знал или не знал – безразлично. Но какие же эти? Какие?» Именно человечность и эти мучительные вопросы заставляют его, «обессиленного, смятого холодной внутренней дрожью», подойти к убитому им немцу: «Я только посмотрю. Кто он? Какой?» В дневниках Воробьева есть такая запись: «Он мог назвать их палачами и выродками, а сердце упрямилось поверить в их людоедскую жестокость, потому что в физическом облике их все было от обыкновенных людей». Алексей одерживает победу потому, что в трагически жестоком мире, где «хозяин всему теперь война. Всему!», сохранил достоинство и человечность, кровную, неразрывную связь с детством, с малой Родиной. – Каковы ваши впечатления от прочитанного произведения? Верный окопной правде войны, К. Воробьев, поведав о гибели молодых, красивых, полных жизни безоружных людей, брошенных под немецкие самолеты и танки, поставленных в нечеловеческие условия, рассказал, как там было на самом деле. Вышла повесть в февральском номере журнала «Новый мир» за 1963 год, потом увидела свет в издательстве «Советская Россия». В архиве писателя сохранился первый вариант повести: «Прошло, может быть, несколько часов, а может, всего несколько минут, и Алексей услыхал над собой гортанный окрик на чужом языке: – Герр лейтенант, да ист айн руссишер офицер! Из обвалившейся могилы тащили его резко, дружно и сильно, и он очутился сидящим у ног немцев. Один из них был в желтых сапогах с широкими раструбами голенищ. Алексей долго и тупо глядел только на эти сапоги – он где-то видел их давным-давно, и, подчиняясь чему-то тайному и властному, что, помимо скомканной воли, судорожно искало пути к спасению жизни, он почти с надеждой взглянул в лицо обладателя этих знакомых сапог. Немец засмеялся и несильно толкнул его ногой в бок: – Эс ист аус мит дир, Рус. Капут. Алексей понял и стал подниматься. Спине и тому месту на теле, куда пнул немец сапогом, было уже давно тепло и отрадно, и, опершись на руки, он оглянулся и увидел полыхающие скирды»… К. Воробьеву предложили изменить конец повести, сделать его оптимистичным. – Подумайте, какой вариант логически вытекает из её содержания? Почему писатель согласился изменить конец повести? Первый вариант более органичен (и это убедительно и ярко показано в повести), он выражает трагедию первых месяцев войны. Но К. Воробьев считал, что с точки зрения исторической правды оба варианта правомерны и правдивы. Об этом он писал в одном из своих писем в 1961 году: «Концовка в «Убиты под Москвой» может быть иной: герой, Алексей, жив и идет из окружения». – Как вы думаете, какое значение имеют такие книги, как повесть Воробьева? Книга «Убиты под Москвой», как и другие честные и подлинно талантливые произведения, не только сохраняет нашу историческую память, усиленную глубоким, искренним переживанием трагической истории кремлевских курсантов, но и становится повестью-предупреждением: почему льется кровь сегодня?.. и что тогда зависит от нас? Перед вами стихотворение поэта, павшего за Родину во время Великой Отечественной войны. Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник! Что? Пули в каску безопасней капель? И всадники проносятся со свистом Вертящихся пропеллерами сабель. Я раньше думал: «лейтенант» Звучит «налейте нам», И, зная топографию, Он топает по гравию. Война ж совсем не фейерверк, А просто – трудная работа, Когда – черна от пота – вверх Скользит по пахоте пехота. Марш! И глина в чавкающем топоте До мозга костей промерзших ног Наворачивается на чоботы Весом хлеба в месячный паек. На бойцах и пуговицы вроде Чешуи тяжелых орденов. Не до ордена. Была бы Родина С ежедневным Бородино! 1942 – В чем для вас смысл судьбы молодого предвоенного поколения, какой она предстает в повести К. Воробьева и стихотворении М. Кульчицкого В 40-е годы в литературе о Великой Отечественной войне сильнее всего был выражен героико-патриотический аспект. Призывно звучала песня «Священная война» (муз. Б. Александрова на слова, которые приписывали В. Лебедеву-Кумачу). А. Сурков в своем обращении к солдатам повелительно провозглашал: «Вперед! В наступленье! Назад — ни шагу!» «Науку ненависти» проповедовал М. Шолохов. «Народ бессмертен», — утверждал В. Гроссман.       Осмысление войны как величайшей трагедии народа пришло в конце 50-х — начале 60-х годов. С именами Григория Бакланова, Василия Быкова, Константина Воробьева, Владимира Богомолова, Юрия Бондарева связана вторая волна военной прозы. В критике она была названа «лейтенантской» прозой: артиллеристы Г. Бакланов и Ю. Бондарев, пехотинцы В. Быков и Ю. Гончаров, кремлевский курсант К. Воробьев на войне были лейтенантами. За их повестями закрепилось и другое название — произведения «окопной правды». В этом определении значимы оба слова. Они отражают стремление писателей отразить сложный трагический ход войны «так, как это было» — с предельной правдой во всем, во всей обнаженной трагедии.       Предельная приближенность к человеку на войне, окопная жизнь солдат, судьба батальона, роты, взвода, события, совершающиеся на пяди земли, сосредоточенность на отдельном боевом эпизоде, чаще всего трагедийном, — вот что отличает повести В. Быкова «Круглянский мост», «Атака с ходу», Г. Бакланова «Пядь земли», Ю. Бондарева «Батальоны просят огня», Б. Васильева «А зори здесь тихие…». В них «лейтенантский» угол зрения смыкался с «солдатским» взглядом на войну.       Личный фронтовой опыт писателей, пришедших в литературу непосредственно с переднего края, подсказывал им делать упор на описании трудностей жизни на войне. Они считали их преодоление подвигом не меньшим, чем совершенный при исключительных обстоятельствах героический поступок.       Такая точка зрения не была принята официальной критикой. В дискуссионных критических статьях зазвучали термины «ремаркизм», «заземление подвига», «дегероизация». Рождение подобных оценок нельзя считать случайностью: уж очень непривычно было глядеть на войну из окопов, откуда ведут огонь, ходят в атаку, но где ко всему этому еще и… живут люди. Г. Бакланов, В. Быков, Б. Васильев, В. Богомолов писали о войне безвестной, что проходила южнее, западнее ли, но в стороне от главных ударов. Ситуации, в которых оказывались солдаты, от этого не становились менее трагедийными.       Жесточайшие споры вокруг «большой» и «малой» правды о войне, которые имели место в начале 60-х годов, выявили истинные ценности военной прозы, которая приводила к новому осмыслению самой сути происходящего на фронте. Война совсем не фейерверк, А просто трудная работа, Когда, черна от пота, вверх Скользит по пахоте пехота.       В этих стихах М. Кульчицкого передана суть тех открытий, которые делали писатели Григорий Бакланов, Василь Быков, Анатолий Ананьев, Юрий Бондарев. В этом перечне имен нужно упомянуть и Константина Воробьева. По словам А. Твардовского, он сказал «несколько новых слов о войне» (имеются в виду повести К. Воробьева «Убиты под Москвой», «Крик», «Это мы, Господи!»). Эти «новые слова», сказанные писателями фронтового поколения, отмечены пафосом великой трагедии, необратимость которой вызывала слезы горечи и бессилия, звала к суду и возмездию. ***       Открытия «солдатской» прозы. Повесть В. Кондратьева «Сашка».       К. Симонов: «История Сашки — это история человека, оказавшегося в самое трудное время в самом трудном месте, на самой трудной должности — солдатской».       В. Кондратьев: «Сашка» — «лишь малая толика того, что нужно рассказать о Солдате, Солдате-победителе».       В. Быков — В. Кондратьеву: «Вы обладаете завидным качеством — хорошей памятью на все, что касается войны…»; «Адамович прав, «Селижаровский тракт» — самая сильная Ваша вещь, сильнее «Сашки»… Там — выдранный с мясом и кровью кусок войны, непридуманный и неприглаженный, такой, каким и был в те годы. Я очень рад, что появились Вы и сказали свое слово о пехоте».       В. Кондратьев — В. Астафьеву: «Главное сейчас — черствый хлеб правды, без слюней. А правда и стиль продиктует, и манеру, а так пустые это разговоры. Я и не знал, писавши «Сашку», что у меня «инверсии» и какие-то «эллиптические предложения». Писал как Бог на душу положил, чуя, что вещь эту именно так и надо писать, не по-другому».       В. Астафьев — В. Кондратьеву: «Месяц читал твоего «Сашку»… Очень хорошую, честную и горькую книгу собрал».       «Сашка» — литературный дебют В. Кондратьева, которому было тогда под 60: «Видимо, подошли лета, пришла зрелость, а с нею и ясное понимание, что война-то — это самое главное, что было у меня в жизни… Начали мучить воспоминания, даже запахи войны ощущал, не забыл, хотя шли уже 60-е годы, жадно читал военную прозу, но тщетно искал и не находил в ней «своей войны». Понял, что о «своей войне» рассказать могу только я сам. И я должен рассказать. Не расскажу — какая-то страничка войны останется нераскрытой». «Поехал весной 62-го подо Ржев. Протопал 20 километров пехом до самой своей бывшей передовой, увидел ту истерзанную всю, всю испещренную воронками ржевскую землю, на которой валялись еще и ржавые пробитые каски, и солдатские котелки… торчали еще оперения невзорвавшихся мин, увидел — это было самым страшным — незахороненные останки тех, кто воевал здесь, может быть, тех, кого знал, с кем хлебал из одного котелка жидню-пшенку или с кем жался в одном шалашике при минном обстреле, и меня поразило: об этом писать можно только строгую правду, иначе это будет только безнравственно».       Движение прозы о Великой Отечественной войне можно представить так: от книги В. Некрасова «В окопах Сталинграда» — к произведениям «окопной правды» — к роману-эпопее (трилогия К. Симонова «Живые и мертвые», дилогия В. Гроссмана «Жизнь и судьба», дилогия В. Астафьева «Прокляты и убиты»).       В середине 90-х годов, в канун 50-летия со дня окончания войны, четыре признанных писателя публикуют свои новые произведения о войне.       — Виктор Астафьев, роман «Прокляты и убиты».       — Георгий Владимов, роман «Генерал и его армия».       — Александр Солженицын, рассказ «На краях».       — Григорий Бакланов, роман «И тогда приходят мародеры».       Все эти произведения представляют собой новые подходы к осмыслению Великой Отечественной войны, содержат в себе серьезные обобщения: о цене победы, о роли исторических лиц (Сталина, Жукова, Хрущева, генерала Власова), о послевоенной судьбе фронтового поколения. РОМАН ВИКТОРА АСТАФЬЕВА «ПРОКЛЯТЫ И УБИТЫ»       Роман В. Астафьева «Прокляты и убиты» читается тяжело, с большим эмоциональным напряжением. Писатель однажды сказал, что его воспоминания о войне «немилосердны». И это действительно так. «Немилосердно» описана жизнь 201-го запасного полка в лагере, похожем на гулаговскую «чертову яму». «Немилосердно» и сурово изображение форсирования Днепра, закрепления на правом берегу, борьбы за «плацдарм». Критик Валентин Курбатов, который часто бывал у Виктора Астафьева в Овсянке, почувствовал, что писатель устал от того перенапряжения духовных сил, которых потребовала работа над романом. И читателю нет пощады!       Сказанное о характере авторского повествования в романе «Прокляты и убиты» заставляет вспомнить слова В. Быкова, написанные в повести «Карьер». Агеев-старший говорит сыну: «Знаний о войне у вас хватает. Но вот атмосфера времени — это та тонкость, которую невозможно постичь логически. Это постигается шкурой. Кровью. Жизнью. Вам этого не дано». В. Астафьев постиг войну шкурой. Кровью. Жизнью. Отсюда та истовость, страстность, с какой он пишет о событиях 1942—1943 гг.       Мы оказались не готовыми к восприятию такой правды, которую отстаивает В. Астафьев. А без душевной боли нет собственного знания истории. Книги о войне рождаются и живут в атмосфере воспоминаний. И у Астафьева в разные годы были разными и характер воспоминаний, и отношение к прошлому. В этом мы убеждаемся, сравнивая его произведения, написанные в разные годы, например «Пастух и пастушка. Современная пастораль» (1971) и роман «Прокляты и убиты» (90-е гг.).       Астафьев считал, что память о пережитом не умирает; напротив, растет внутренняя потребность «рассказать о самом главном, осмыслить происшедшее масштабно, глубоко, с общечеловеческих позиций. Идущие вослед должны знать правду о войне, очень жестокую, но необходимую, чтобы, познавая, сострадая, негодуя, извлекать из прошлого уроки». В этом высказывании писателя обозначен широкий спектр чувств, которые испытывает читатель, знакомясь с новой книгой о войне. И роман «Прокляты и убиты» вызвал по прочтении разнородные чувства. Посмотрим на него глазами писателей и критиков.       «Черное зеркало» — так назвал свою статью Игорь Штокман. «За что прокляты?» — вопрос вынесен в название статьи Л. Аннинского. «А что, если вся страна наша чертова яма?» — вопрошает А. Немзер. «Прокляты и убиты» — это не проза, — считает В. Леонович. — Это вопль к нашему сердцу, к нашему разумению, к памяти». А. И. Дедков, не принимая романа, не разделяя его разоблачительного пафоса, называет Астафьева «подзадержавшимся свидетелем обвинения», «живописующим и проклинающим полвека спустя». А писатель Кураев, назвавший роман «Прокляты и убиты» «потрясающей, душу обжигающей книгой», воскликнул: «Как не хочется, чтобы это было правдой!»       Признанный авторитет в вопросах военной прозы, да и сам большой мастер, Григорий Бакланов на вопрос ведущего телепрограммы «Без ретуши» о трех лучших произведениях о войне тут же назвал роман Г. Владимова «Генерал и его армия», чуть помедлив, вспомнил «В окопах Сталинграда» В. Некрасова и завершил романом Гроссмана «Жизнь и судьба».       В этот ряд по праву памяти могли бы встать и книги самого Г. Бакланова, и В. Быкова, и К. Воробьева, и Ю. Бондарева. Но в этот ряд Бакланов не включил книгу Астафьева «Прокляты и убиты». Сказалось природное художественное чутье. Оно ему подсказало: книга Астафьева из другого ряда.       Сам же В. Астафьев перечеркнул всю военную прозу, говоря: «Я не был на той войне, что описана в сотнях романов и повестей… К тому, что написано о войне, я как солдат никакого отношения не имею. Я был на совершенно другой войне… Полуправда нас измучила…» Вопросы и задания для аналитической беседы о романе В. Астафьева       1. Роман «Прокляты и убиты» — произведение автобиографическое. Что вам помогло почувствовать это? Что вам не позволило усомниться в правдивости авторского свидетельства о происходящем?       2. Какие эпизоды произвели на вас самое сильное впечатление? Объясните почему.       3. Ничего — ради интриги! Можно ли так определить основные принципы сюжетосложения романа?       4. Название первой части романа — «Чертова яма». Какие описания, детали делают этот образ ключевым?       5. Назовите героев романа «Прокляты и убиты». Какое представление о них вы составили на основе первой части романа?       6. В картине форсирования Днепра нет ничего от батальной беллетристики. Покажите, что такое заключение правомерно.       7. У каждого писателя, кто писал о войне, своя память о смерти. Своя и у В. Астафьева. Прокомментируйте подобные эпизоды. Как они соотносятся с заглавием романа? Как вы его понимаете? « А.А.АХМАТОВА. ЖИЗНЕННЫЙ И ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ. СТИХОТВОРЕНИЯ». 1. Звучит стихотворение А.А.Ахматовой “Я научилась просто, мудро жить...” Это стихотворение принадлежит великой русской поэтессе Анне Андреевне Ахматовой. Трудно, говоря о ней, разделить её жизнь и творчество. Одно давно проросло в другое, события личной жизни так органично сплелись с историей русской поэзии XX века. В последние годы своей жизни Ахматова обратилась к своей биографии, стремясь закрепить в слове то, что в ней отчеканено судьбой. В одной из автобиографий Ахматова пишет: “Я родилась в один год с Чарли Чаплиным, “Крейцеровой сонатой” Толстого, Эйфелевой башней и, кажется, Элиотом. В это лето Париж праздновал столетие падения Бастилии – 1889. В ночь моего рождения справлялась и справляется древняя Иванова ночь – 23 июня…Назвали меня Анной в честь бабушки… Её мать была чингизидской, татарской княжной Ахматовой…”.Сам момент рождения уже вводит будущую поэтессу в насыщенную памятью культурную традицию. Сгусток, квинтэссенция легенды! В такой системе координат видит себя Ахматова, и неважно, что дотошные исследователи готовы опровергнуть её родство с золотоордынскими ханами. Ещё одной его частью станет менее известная линия предков со стороны отца – греческая, черноморская. Воспоминания о сестре отца, самостоятельно приведшей в порт корабль после смерти мужа. Из более близкого прошлого - Достоевский. Мать Ахматовой в юности была близка к “кружку”, т.е. “Народной воле”; отец был знаком с Достоевским через семейство Философовых, чей сын учился у него в Военно-инженерном училище, которое в своё время закончил сам Достоевский. Детство шло в Царском Селе, где “зелёное, сырое великолепие парков” было воспето великой русской поэзией. Где “…о чем - то повествовали сотни парковых водопадов, звук кот (орых) сопровождал всю жизнь Пушкина…”. На лето семья выезжала на дачу под Севастополь, к развалинам древнегреческого Херсонеса, где Аня много бродила одна, ныряла с черных херсонесских скал, которые потом возникнут в поэме “У самого синего моря”. Писать стихи Анна начала с 11 лет. В эти полудетские годы с ней рядом появляется один из главных людей в её жизни – Царскосельский гимназист Коля Гумилёв любит её безнадёжно и упорно. Он пишет стихи, приезжает к ней в Крым. Анна любит другого. Ссорится с Гумилёвым, они расстаются, встречаются снова. В 1910году Николай Степанович издаёт в Париже журнал “Сириус”, в нём впервые за подписью “Анна Г.” опубликовано стихотворение Ахматовой “На руке его много блестящих колец”. Весной 1910 года она всё-таки вышла замуж за Гумилёва, и они поехали на месяц в Париж, где художник Модильяни сделал карандашный портрет Ахматовой. 1 октября 1912года у Ахматовой родился сын Лев. И в этом же году вышел в свет первый сборник стихов “Вечер”. 2. Беседа по сборнику “Вечер”. - Каким настроением пронизан сборник? - Чем отличаются стихи этого сборника от символистской поэзии? (Вместо туманной многозначительности, принятой у символистов, – острое видение мелких деталей мира как неотъемлемой части внутреннего состояния лирической героини. Мир простых вещей, естественно вплетается в накал чувств и страстей). - Традиции какого великого русского поэта прослеживаются в стихотворениях сборника? 3. Комментированное чтение стихотворения “Молюсь оконному лучу…” - Как передаётся в стихотворении душевное состояние лирической героини? - Как обыгрываются в стихотворении обыденные детали? - Какова композиция стихотворения? 4. В 1914 году вышла вторая книга стихов “Четки”. Комментированное чтение стихотворений из сборника “Четки”.  Определение тематики, средств художественной выразительности. 5. В сентябре 1917 года увидела свет книга стихов “Белая стая”…. Общая характеристика сборника “Белая стая”. Война 1914 года отозвалась прямо или косвенно во многих стихотворениях поэтессы (мотивы мужа-воина, битвы, разлуки). “Голос отречения крепнет всё более и более в стихах Ахматовой”, - писал О.Э.Мандельштам. Лирика включается в широкий исторический контекст, заметнее становятся философские размышления. Определяется тема поэта и поэзии, её назначения. В стихотворении “Уединение” (1914г.) появляется образ героини, близкой “Пророку” Лермонтова: Так много камней брошено в меня, Что ни один из них уже не страшен… Лирическая героиня спокойно и мужественно принимает возложенную на неё миссию. Божественный дар позволяет видеть мир с высоты: и зарю, и последний луч солнца, и ветры северных морей, предчувствовать перемены. - Кому посвящено стихотворение? (Обращено к Б.В.Анрепу) - Какие средства художественной выразительности показались вам наиболее яркими? - Сравните строки из стихотворения Тютчева “Наш век”: Впусти меня! Я верю, Боже мой! Приди на помощь моему неверью…со строками из стихотворения Ахматовой. Как называется этот оборот речи? (Парафраз). В черновых записях к одной из “Северных элегий” Ахматовой есть строки: “Себя чуть помню – я себе казалась Событием невероятной силы…” Эту “событийность” отметили в последствии многие критики, писатели и философы. События 1917 года стали новой точкой отсчёта для Ахматовой. Круто менялась история России. Распадалась литературная среда: многие из близких по прежней жизни людей покидали Россию. Для неё этот путь невозможен. На мольбы и призывы покинуть Россию Ахматова ответила в стихах 1917 года. 5. Стихотворение “ Мне голос был. Он звал утешно…” « Б.Л. ПАСТЕРНАК. СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. СТИХОТВОРЕНИЯ». ….Ронять слова Как сад – янтарь и цедру, Рассеянно и щедро, Едва, едва, едва. Перед вами портреты поэта разных лет. А вот что говорили о нём: “Он был поразительно красив: с выдающимися скулами и тёмными глазами, и в меховой шапке он выглядел как какой-то персонаж русской сказки”. (О. Карлайл) “Пастернак похож одновременно на араба и его лошадь”. (М. Цветаева). “Первое впечатление: лицо давнего друга”. (З. Масленникова). “На улицах прохожие часто оглядывались на Борисика, не зная, кто он. Он ведь был очень красив: огромные глаза, пухлые губы, взгляд горделивый и мечтательный, высокий рост, гармоничная походка, звучный голос”. (Ю. Анненков). - Что помогает понять в Пастернаке его внешность? Творческий путь поэта – это “судеб скрещенье”, много человеческих судеб переплелись с этой, да и судьба России не отделима от неё. Поэт и эпоха неразделимы. 1890-1912 годы жизни поэта. “Февраль. Достать чернил и плакать!” 1912 год. Чтение с комментариями. (Это стихотворение – своеобразная визитная карточка поэта. Он родился 10 февраля в Москве, когда “грохочущая слякоть весною чёрною горит”. Мир здесь представлен очень образно: чернила, слякоть, проталины, колёса, грачи, лужи, ветер. Всё говорит о приближении весны, хотя используются чёрные краски. Думаю, что такое внимание к предметам у поэта от отца. Его отец – Леонид Осипович – преподаватель Московского училища живописи, ваяния и зодчества. В семье частыми гостями были художники Серов, Врубель, Репин, Шишкин. Он часто рисовал Л.Толстого, первым иллюстрировал его произведения.) - Что известно о матери поэта? Мать – Розалия Исидоровна Кауфман – пианистка европейской известности. Она прекрасно играла. Музыка для Пастернака была культом. Вне музыки себя не представлял. Больше всего любил Скрябина. Собирался стать музыкантом, но случайность, вера в предопределение всё изменила. Музыкантом не стал, но сколько стихов навеяно музыкой, в скольких упомянуты её творцы! “Годами когда-нибудь в зале концертной” - Живопись, музыка – это ещё не Пастернак. Его всегда отличало глубокое мышление, поиск сути. Что вам известно об источниках этого? (В своей исследовательской работе “Литература и шахматы” я встретилась с интересным открытием: наши писатели, почти все, играли в шахматы. Пастернак не стал исключением. Мало того, фигуры шахмат ожили в его строчках. В 1912 году он поехал в Марбург изучать философию. И вдруг – удивительная встреча, которая заставила его писать стихи. Пастернак впервые влюбился и - получил отказ, но появилось стихотворение, которое мне близко, потому что я тоже, как Пастернак, увлечена поэзией и шахматами). “Марбург” 1916 год. Чтение с элементами анализа. - Как видим, в отчем доме сложились все предпосылки для будущего писателя: музыка – живопись – философия. Это ещё раз доказывает: все мы родом из детства, семья – основополагающее начало каждого из нас. Дорожите ею! Первый период становления Пастернака можно считать завершённым: выбор сделан, путь в поэзию открыт. Что дальше? 1913-1930 годы. Сестра моя - жизнь. Фотография Пастернака этого периода. - Можете ли объяснить или предположить, почему из поэтов серебряного века у нас оказались портреты А. Блока и В. Маяковского? А. Блок – представитель символизма. Окружающий мир видел в символах и особом предназначении. Пастернаку он был близок по восприятию мира. В. Маяковский - футурист, для которых главным было преобразование мира, поиск новых образов. Много ассоциативных восприятий встречается и у Пастернака. Становление Б.Пастернака происходило под влиянием окружения. 10-е годы появление разных течений. Сначала поэт увлёкся символизмом, но не столько им, сколько видением мира А.Блока, А.Белого. Позже его привлекает футуризм, но самое умеренное его ответвление “Центрифуга”. - Поэзия Пастернака ориентирована на вечные законы бытия, природы, а не на переделку мира и отказ от прошлого. Ни к одному из течений не примкнул, выбрал свой путь, и уже в 1922 году вышел сборник “Сестра моя - жизнь”. Здесь много света, лёгкости, по-пастернаковски звучит тема любви: в этом году он женится на художнице Евг. Влад. Лурье. “Любимая – жуть…” 1922 год. Чтение. Разговор об особенностях художественного языка поэта. - давайте послушаем песню на стихи Пастернака и ощутим ее лиричность. “Никого не будет дома” 1931 год - Что представили? И любовь, и искусство, и жизнь! Звучит авторская позиция, утверждающая: не я, а мир; не я, а жизнь; не я, а любимая! Всё это войдёт в сборник “Второе рождение”, 1932 год. Но период 30-ых годов станет для поэта нелёгким и займет особое место. 1932 по 1946 год. “О, знал бы я, что так бывает…” (фотография Пастернака). - Что можете предположить об этом периоде? - Почему рядом с портретами поэтов портрет вождя И.В.Сталина? 30-е годы для России – трудное время. Началось время нелепых подозрений, необоснованных репрессий. Пастернак делает всё возможное, чтобы обезопасить близких людей: поддерживает Ахматову, Мандельштама. Он не молчит: выступает на 1 съезде писателей в 1934 году, но изменить ничего не может. Зато может остаться самим собой. По-новому начинает звучать тема поэта и поэзии. “О, знал бы я, что так бывает…” 1931 год. Чтение с комментариями. (В словах таятся горечь, боль, сомнение. Предназначение поэта в том, чтобы встать в один ряд с вечными понятиями “почва” и “судьба”. Миссия поэта - жертвенная; в этом его трагедия и величие). Репрессии не коснулись Пастернака, хотя кругом творилось необыкновенное. Сам Сталин сказал о нём, как о юродивом: “Оставьте в покое этого небожителя”. А позже станет известно, что на Пастернака был собран материал, достаточный для “десяти лет без права переписки”. Он всегда чувствовал неловкость, мучился оттого, что другие сидят, а он на свободе, не подозревая, как близко к краю пропасти подошёл. Это станет кризисом. Его творчество переместилось в прозу и в область перевода. Он переводит с английского Шекспира, с немецкого Гёте, с венгерского Петефи, с польского Словацкого, с грузинского Бараташвили. - Как коснулась поэта великая Отечественная война? (В 1943 году он совершает поездку на фронт, в расположение армии, освобождающей Орёл. Результат – стихи, очерк “В армии” и новые мысли, воплотившиеся в “Стихотворения Юрия Живаго” в 1946 году). 1946-1960. “Быть живым. Живым и только…” (фотография Пастернака) 1946-1960 годы – “третье рождение”. Согласны ли с такой формулировкой? Среди наших ещё не говорящих предметов – роман “Доктор Живаго”, Нобелевская премия. (Роман “Доктор Живаго” - особое детище Пастернака. Росла потребность высказаться о себе и об эпохе. После войны, когда не оправдались надежды на обновление жизни, он приступил к своему роману, чтобы дать исторический образ России за последнее сорокапятилетие. В течение 10 лет писался роман, наступал 1955 год, роман закончен, разослан в списках друзьям. Отдал в редакцию журнала “Новый мир”. Но некоторые были против публикации. Отдал и опубликовал в Италии в 1957 году. Через два года переведён на 24 языка. Анна Ахматова вспоминает: “Борис был счастлив, мы – ждали взрыва”). От себя хочется добавить: роман заканчивается смертью Юрия Живаго, но автор помещает в завершении стихи Живаго. И перед нами истины, которые утверждает писатель: история – дом родной, которым нужно дорожить, который соединяет прошлое, настоящее и будущее. Мне очень нравятся строчки из “Гефсимановского сада”: Ко мне на суд, как баржи каравана,  Столетья поплывут из темноты. Роман принёс мировую славу. 23 октября Шведская Академия словесности и языкознания объявила о присуждении Пастернаку Нобелевской премии по литературе 1958 года. Не каждому присуждается такая премия! Кто ещё из русских писателей имел такое признание до Пастернака? (И. Бунин). У Пастернака родится стихотворение, совсем не выражающее радость. Почему? “Нобелевская премия” 1959 год. Чтение с элементами анализа. - Настроение поэта объясняется биографическими фактами. - Подготовленное сообщение. Можно использовать материал журнала “Новый мир” 1990 год, №2. - Травля по всей стране, исключён из Союза писателей. Когда узнал, что Ивинская может лишиться работы, принял серьёзное решение: отказаться от премии. А газеты не унимались: “Я внимательно, с карандашом в руках, прочитал “Доктор Живаго”. Я почувствовал себя буквально оплёванным. Мы должны сказать Пастернаку: ты нам сегодня здесь не нужен!”, “Доктор Живаго – плевок в наш народ”, “Пастернак своим романом и своим поведением поставил себя вне советской литературы и вне советского общества…” Ему предложили покинуть страну, пригрозили высылкой из страны – это когда тебе 68 лет! Посёлок Переделкино. Здесь последние годы провёл Б. Пастернак. Его стали называть затворником. Но он им не был, не был и политиком, он философ. И появляются мудрые стихи, строчки из которых становятся афоризмами. “Единственные дни” 1959 год. “Быть знаменитым некрасиво” 1959 год. (чтение учащихся с комментариями). Нить судьбы Пастернака закончилась, но не прервалась. Мы связаны временем, историей, традициями. - Какой бы эпиграф выбрали для биографии и творчества Пастернака? Любимый композитор Пастернака Скрябин мечтал создать оперу на собственный сюжет, где главным героем должен был стать философ – музыкант – поэт, мечтающий создать произведение искусства, которое преобразует жизнь, превратив её в праздник для человечества. Опера не была написана. Но похоже Скрябинская идея получила воплощение в реальном образе: музыкант – поэт – философ. Кто это? Разве не Борис Пастернак?! М. Цветаева, подчёркивая, что поэзия Б.Пастернака утверждает жизнь как высшую одухотворённую ценность, в статье “Световой ливень” свои размышления о Пастернаке завершила словами:“И никто не захочет стреляться и никто не захочет расстреливать”. Наверное, это и есть то главное, для чего дано человеку слово. И мы, живущие в 21 веке, не только читаем, но и поём стихи Бориса Пастернака, веря в лучшее, надеясь, что На свете нет тоски такой, Которой снег бы не вылечивал…(январь 1919 год) Звучит стихотворение «Снег идет» 1919г. «А.Т. ТВАРДОВСКИЙ. СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. СТИХОТВОРЕНИЯ. ПОЭМА «ПО ПРАВУ ПАМЯТИ»       Когда читаешь стихи, невольно думаешь, как много значили для Твардовского те семнадцать лет, которые он прожил на хуторе Загорье. «Оттуда, от земли» все: и взгляд поэта, близкий крестьянскому восприятию жизни, и естественное, гармоничное слияние с миром природы, и усвоенные им народные приметы, которые обозначили движение стихотворной строки в пейзажных этюдах Твардовского. С народного календаря, подчинявшего себе все работы и заботы крестьянской семьи, дававшего ощущение Времени, «там» начиналось постижение законов Бытия.        Стихи последних лет.       Это понятие объединяет лирические циклы, опубликованные в журнале «Новый мир» 1965—1969 годов под заголовками «Из лирики этих лет», «Стихи из записной книжки», «Из записной книжки». К печати эти подборки стихов готовил сам автор.       Стихи эти имеют особую эстетическую значимость. Константин Симонов по этому поводу говорил: «Казалось, в своей поэме «За далью — даль» Твардовский поднялся на такую вершину поэзии, что выше подняться невозможно. А он сумел. И эта последняя, высочайшая его вершина — его лирика последних лет». «Стихи неслыханной искренности и откровенности» — так воспринял Федор Абрамов позднюю лирику Александра Твардовского. «Нельзя понять и оценить поэзию Твардовского, не почувствовав, в какой мере вся она, до самых своих глубин, лирична. И вместе с тем она широко, настежь открыта окружающему миру и всему, чем этот мир богат, — чувствам, мыслям, природе, быту, политике», — писал С. Я. Маршак в своей книге «Воспитание словом».       В статье об А. А. Ахматовой А. Т. Твардовский высказал самую дорогую для себя мысль: «Поэзия Ахматовой — это прежде всего подлинность, невыдуманность чувств, поэзия, отмеченная необычайной сосредоточенностью и взыскательностью нравственного начала… В целом — это лирический дневник много чувствовавшего и много думавшего современника сложной и величественной эпохи». Эти слова были определены эстетической близостью двух художников слова, стремившихся выйти за пределы узкой композиционной формы краткого лирического стихотворения. Их привлекало создание лирических циклов как своеобразной новой структурной формы большого масштаба. У Твардовского работа над такими циклами проходила в течение многих лет.       «Это — настоящий реквием, простой, величавый и скорбный».       Эти слова С. Я. Маршака относятся к таким «проникновенным стихам» А. Твардовского, как «Я убит подо Ржевом…» (1945—1946), «В тот день, когда окончилась война…» (1948), «Сыну погибшего воина» (1949—1950), «Их памяти» (1949—1951), «22 июня 1941 года» (1950), «Жестокая память» (1951), «Лежат они, глухие и немые…», «Я знаю, никакой моей вины…» (1966). Они составили стихотворный цикл, отличающийся тематическим и эмоциональным единством и свойственной художественному мышлению А. Твардовского повышенной ретроспективностью. Нельзя не заметить, как часто в его стихах сталкивается прошлое и настоящее, повторяются слова «память», «памятный». Они выносятся в заглавия стихотворений, становятся ключевыми в развитии темы. С них нередко начинаются лирические признания поэта, его размышления:       Обращение к прошлому, к памяти позволяет постичь высшие моменты бытия. Память питает лиризм поэта, восстанавливает то, что было подлинным счастьем и радостью. Жизнью. Миром. Представление о нем создают те «подвижные картины», с которых начинается стихотворение «Жестокая память». Обращает на себя внимание лиризм воспоминаний, переданный в мягком, неторопливом, певучем звучании стиха. Но «Жестокая память» — это и стихи, впитавшие в себя напряжение и драму истории, иные подробности и приметы времени: «окопная маскировка», «дым горячих воронок», «угарная пыль похода», «соль солдатской спины», «сражений грохочущий вал». Все это вбирает в себя метафорический образ потрясающей силы:       «У каждого настоящего поэта обязательно есть стихи, выделяющиеся из прочих, возвышающиеся над остальными. Они становятся достоянием различных антологий, хрестоматий. В этом ряду, — считает К. Ваншенкин, — безусловно, и «Я убит подо Ржевом…». В своей заметке «О стихотворении «Я убит подо Ржевом…» поэт рассказывает об истории его создания, о поездке под Ржев осенью 1942 года.       «Форма первого лица в «Я убит подо Ржевом…» показалась мне наиболее соответственной идее единства живых и павших «ради жизни на земле».       Трагизм хода истории был для Твардовского очевиден. И он сумел рассказать об этом по-своему. Названия стихотворений «Я убит подо Ржевом…» и «Лежат они, глухие и немые…» возвращают нас в памятную, тяжелейшую пору, которую переживала страна.   Слова эти написаны с полной достоверностью — и чисто внешней, и психологической. Это ощущение человека, который был сам участником событий, когда «было все на кону», когда «решалась судьба Отечества». «Форма первого лица» и обнажает, и затушевывает авторское присутствие в стихе. В другом стихотворении — «Лежат они, глухие и немые…»  оно проявляется в элегическом звучании стихотворной фразы, щемяще-грустной интонации, в выборе слова:       История создания стихотворения «В тот день, когда окончилась война…» по-своему замечательна. Учитель прочитает о ней в книге А. Кондратовича «Александр Твардовский» в главе «Заметки о лирике». Повторив первую строку стихотворения, вынеся ее в заголовок, поэт тем самым утвердил мысль о значительности, важности исторического момента — кончилась война! В стихотворении ситуация драматизирована: происходящее не описывается, а развертывается перед нами. Исторические воспоминания о «том дне» пережиты Твардовским глубоко лично. Это трагедийное повествование, в котором поэт развивает тему «большой разлуки», «великого прощания». Стихотворение обретает летописную трагедийную торжественность и значительность. По мере развития темы усиливается эмоциональное напряжение стиха. В эпически мерном движении строк мы чувствуем элегическую печаль, которая имеет действенную силу катарсиса: .       Лирика отражает процессы внутренней жизни автора. В стихах Твардовского с годами стала явственнее проступать искренность личных признаний, а в поэтической манере — исповедальность тона. В справедливости сказанного убеждает стихотворение, завершающее реквием, — «Я знаю — никакой моей вины…»:       Об этом стихотворении много писали.      «Удивительное стихотворение. Ведь всего-навсего одна и та незаконченная, как бы затихающая в глубоком, уже бессловесном раздумье фраза. И слова — все до одного обычные, ни одного по видимости поэтичного. А возникло из этих обиходных слов чудо поэзии» (А. Кондратович).       У Твардовского «невозможность забвения, неизбывное ощущение как бы себя в них, а их в себе» выражается с редкой обнаженностью чувств. Стихи обрываются на одной из кульминаций мысли. Поэт остается один на один со своими воспоминаниями, мы имеем дело с чистой рефлексией. А в самой незавершенности мы не можем не видеть драматического начала. Недоговоренность, стихи, остановленные на полуфразе, получают особенную выразительную силу, таят в себе загадку, скрытый смысл, который приковывает читателя.       Твардовский представляет собой явление исключительной цельности. Это Мастер, мысль которого обращена к тем нравственным и эстетическим заветам, которым должен следовать художник слова и которые связаны с его духовными исканиями. Традиционная в русской литературе тема «О поэте и поэзии» получила в лирике Твардовского неординарное решение. Следует прежде всего отметить ее исповедальный характер. В стихах на эту тему чаще всего обозначается ситуация: «поэт наедине с самим собой». Она неоднозначна, что сказывается на интонации, выборе слов, на характере авторской исповеди. В стихотворении «Изведав жар такой работы…» поэт показан в минуты вдохновения («жар работы» — сказано автором). Две короткие строфы, убыстренный ритм стиха, слова в один-два слога словно бы «подгоняют» друг друга; поэт в волнении торопится записать их — все это помогает понять состояние лирического героя. «ПО ПРАВУ ПАМЯТИ» Первое послевоенное десятилетие было трудным для него. Сказывалась усталость, нажитая на войне; ему пришлось пережить массированный удар критиков за книгу прозы «Родина и чужбина» (1948), в 1953 г. — снятие с поста главного редактора журнала «Новый мир» за «неправильную линию в области литературы», «за идейно порочную» поэму «Теркин на том свете» (она характеризовалась как «пасквиль на советскую действительность»). До 1956 года на Твардовском висело клеймо «кулацкий сынок». «Трудный мой год, — записывает поэт 20 сентября 1954 года. — Подводя грустные итоги, можно отметить, что я понес поражение «по всем трем» линиям: журнал, поэма, личное дело в райкоме. Целый этап жизни окончился решительно, и нужно начинать другой, а душевных сил мало».       Поэт остро переживал свой творческий кризис. Он понимал, что ритм стиха «может одушевить только свежая поэтическая мысль». О горьких минутах своей творческой жизни Твардовский писал в главе «В дороге», сравнивая себя с «тем солдатом, что от полка / Отстал случайно на походе». Обращает на себя внимание и такое признание поэта: «Мне по природе моей — необходима свежесть впечатлений, невыдуманность картин, ситуации, встреча с новыми людьми, какого-то воздуха времени. Иначе начинаю забуксовывать». В этих словах Твардовского выражена эстетическая позиция художника, которая предопределяла его жизненные ходы, его решения: «Надо что-то предпринимать, нужно ехать, нужно слышать, нужно дышать, нужно видеть, нужно жить». Отметим побудительный характер этого высказывания. Поездки, дорогу поэт воспринимал как спасительное лекарство.       Поэма «По праву памяти» создавалась в 60-е годы, но была опубликована много лет спустя — в 1987 году, долгие годы она находилась под запретом. Задумывалось новое произведение как «Глава дополнительная» к поэме «За далью — даль». Работа над новой главой была продиктована ощущением некоторой недосказанности о «времени и о себе».       Позже «Глава дополнительная» вылилась в совершенно новое произведение. Она отразила острую реакцию автора на перемену общественной обстановки во второй половине 60-х годов. В его словах: «Да, жизнь. Сплошная тьма надвинулась», «дни глухие», «в нынешней муторной обстановке…» — глубокое ощущение ситуации, в которой приходилось работать, точнее, определение того, что происходило тогда в стране: попытки реабилитировать Сталина, вновь возвеличить его, замалчивание решений XX съезда, осудившего культ личности Сталина, опасность возрождения нового культа — брежневского, беспредельная сила тоталитаризма, обрушившегося на духовные основы общества, власть жесткой цензуры… Инспирированное дело Солженицына, процессы Синявского, Даниэля, генерала Григоренко, заказные статьи-доносы (например, «письмо одиннадцати»), сфабрикованные «письма трудящихся», публиковавшиеся в центральной печати, — все это приметы времени.       Удушающая атмосфера той поры, портреты неосталинистов ярко воссозданы в книгах А. Солженицына «Бодался теленок с дубом», А. Кондратовича «Новомирский дневник 1967—1970». Эти книги — хроника не жизни, а борьбы, которую вели писатели, имевшие право утверждать: «Что там ни говори, а мы страницу в истории литературы оставили» (А. Твардовский).       Твардовский, по признанию многих, — личность, уже как бы своим присутствием влияющая на духовный климат времени. В стихотворении Расула Гамзатова «Костер Твардовского» есть такие строки:       Становилось все заметнее, что направление журнала «Новый мир» объективно приобретало оппозиционный характер. И это главному редактору «Нового мира» отомстилось. 10 августа 1968 года А. Твардовский писал А. Кондратовичу: «Дела с журналом архитяжкие… Никогда еще т<ак> называемые события международной жизни не касались так непосредственно журнала и моей собственной». Твардовский имел в виду чехословацкие события. В августе 1968 года советские войска вошли в Чехословакию, на улицах Праги появились советские танки. В рабочей тетради поэта появилась такая запись (от 29 августа 1968 года):      Осудив эту акцию, Твардовский отказался поставить свою подпись под открытым письмом писателям Чехословакии, «подписанным виднейшими литераторами Советского Союза». Гонцу, который приезжал к Твардовскому на дачу с письмом, поэт сказал: «Я бы мог все подписать, но только до танков и вместо танков». А в его письме в Союз писателей говорилось: «Письмо писателям Чехословакии подписать решительно не могу, так как его содержание представляется мне весьма невыгодным для чести и совести советского писателя».       Это поступок. Человеческий. Гражданский. В словах Твардовского — сила нравственного и духовного сопротивления. И это вызвало раздражение у чиновников от литературы, недругов поэта. Враги журнала — секретари ЦК, редакторы Главлита, цензоры, инструкторы, консультанты — целый щедринский мир — ополчились на «Новый мир» и его главного редактора. Все попытки опубликовать поэму оказались тщетными. «Я почувствовал, — говорил Твардовский, — что я упираюсь в резиновую стенку».       М. И. Твардовская писала, что поэме «По праву памяти» свойственна «многозвучность размышления «о времени и о себе». Это исповедь-обращение, исповедь-покаяние, исповедь-обвинение. Презрев запрет, поэт говорит о том, что «душу жжет». В стихах то звучит лирическая интонация, то они становятся публицистикой, то в размышления нравственного характера вплетаются жизненные реалии. Цельность поэме придает личность самого автора, монологическая форма повествования.             Для Твардовского слова «память» и «правда» — понятия-синонимы. Мысль, во власти которой находился поэт, не раз звучала в его стихах, таких, как «О сущем», «Вся суть в одном-единственном завете», «Слово о словах», «Жить бы мне век соловьем-одиночкой…» и других.       Первая глава «Перед отлетом» по своему содержанию примыкает к главе «Друг детства» из поэмы «За далью — даль», как бы предваряет ее. Писалась эта глава как обращение к другу юности. Стихи передают атмосферу доверительности, в которой и можно вести разговор о сокровенном.       К этому побуждали сами обстоятельства: друзья покидали отчий дом. «Перед отлетом» — сама по себе эта ситуация романтическая:  Высота помыслов, юношеский максимализм, романтическая мечта раскрывают их облик. Два друга — «мыслитель и поэт» — прекрасны:       Лирическая концовка главы «Перед отлетом» исполнена глубокого смысла: жизнь проходит, а верность юношеским идеалам сохранилась. По ним поэт выверяет свою судьбу.       Первая и вторая главы контрастны по своей интонации. «Сын за отца не отвечает» — эти слова вынесены в заглавие второй части поэмы, с них она начинается. Повторяясь, эти слова получают все новое и новое смысловое и эмоциональное наполнение. Именно повтор позволяет проследить за развитием темы «пяти слов».       Вторая глава занимает особое место в поэме «По праву памяти». Являясь ключевой, она «держит» всю поэму. Твардовский знал, что ее напечатать нельзя. «А тогда на чем же будет держаться цикл? Получается жидковато». В теме Сталина автор вычленил аспект, которого до него никто не трогал, — тему «пяти слов»: «Сын за отца не отвечает». Она оказалась необычайно емкой. Восстанавливая некогда замалчиваемые страницы советской истории, автор обозначил и масштабы народной трагедии, и глубину личной трагедии. «Так это было» — эти слова можно отнести и к поэме «По праву памяти». Образ Сталина, картина порядков, им насаждаемых, даны в произведении крупно, бескомпромиссно.       Мысль автора предметна. Время, о котором поэт ведет речь, воскрешает своеобразная лексика: «анкета» со «зловещей некогда графой», «несмываемая отметка» в ней, «чад полуночных собраний», «публичная пытка», «мытарил вопрос», «в кромешный список занесен», «два мира», «чье-то головокруженье», «враг народа», «слепой и дикий для круглой цифры приговор».       Горестным изумлением перед масштабами бедствия, постигшего народ, страну, звучит это обращение к родине-матери.       О трагедии народа Твардовский знал не понаслышке. Ф. Абрамов в своих воспоминаниях о поэте так пишет об истоках его личной трагедии: «Все бури века нес в себе…» «Не говорю о том, что раскулачена семья, а он один на свободе. Прославленный поэт, а брат в лагерях? До 53-го года. Отец великого поэта четыре года жил под чужим именем». Эта запись Ф. Абрамова перекликается с признанием самого поэта: «У меня как бы две биографии: репутация народного поэта и наследственное клеймо классового врага». «Сын кулака» — это клеймо значилось в анкетах, которые заполнял Твардовский. Он носил его более двадцати лет:       В поэме «По праву памяти» Твардовский выступает не бесстрастным летописцем, а свидетелем обвинения. Его волнует судьба конкретных людей, которых он хорошо знал: друга детства, тетки Дарьи — в поэме «За далью — даль», отца — в последней поэме.       «О памяти» — глава особая. Она синтезирует мысли, мотивы, заявленные в ее названии. Глава полемична. Твардовский спорит с теми, кого он называет «молчальниками». Это они хотят «на памяти бессонной поставить крест». «Не помнить — память под печать» —вот их позиция:       Разговор с современниками Твардовский не ограничивает публицистическими заключениями. Он говорит по-философски глубоко.       Мысль, заложенная в сравнение «люди не трава», — выношенная, подтвержденная всем жизненным опытом поэта. Так, в стихотворении «В тот день, когда окончилась война» (1948) он включает в монолог павших такое размышление: «Что ж, мы — трава? / Что ж, и они — трава? / Нет. Не избыть нам связи обоюдной».       Исповедальность и выстраданность мысли, афористическая отточенность строки, экспрессия поэтических образов — все эти средства публицистического стиля нашли свое выражение в главе «О памяти». Она помогает уточнить понятие гражданственности как такой позиции, которая требует от человека величайшего мужества, верности высоким идеалам. Это такой уровень развития личности, когда раздумья о судьбах страны становятся глубоко личными.       Глава третья поэмы «По праву памяти» сопоставима с некоторыми главами поэмы «За далью —даль»: «С самим собой», «Друг детства», «Литературный разговор», «Так это было». Сходные мотивы (правда, память, ответственность), заметные текстуальные переклички, пафос этих произведений, выраженный словами: «Тут ни убавить, ни прибавить, — / Так это было на земле», — и другое позволяет рассматривать две последние поэмы Твардовского как своего рода поэтическую дилогию. «НОВЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В ЛИТЕРАТУРЕ 40-50-Х ГОДОВ». 1. Особенности политической и культурно-исторической ситуации в России. Подъем народного энтузиазма в деле строительства социализма, с одной стороны, и установление тоталитарного режима – с другой. Индустриализация, коллективизация, укрепление государственности и одновременно массовые репрессии, возведение «железного занавеса». Выступление Шолохова против перегибов в коллективизации. Гибель в застенках Бабеля, Мандельштама, Клюева, репрессии против Заболоцкого, преследования и травля Платонова, Булгакова. 2. Постановление ЦК ВКП(б) !(№»г. И последующее объединение писателей в единый Союз писателей СССР под председательством М.Горького. • Почему роспуск РАППа приветствовали большинство писателей? • Какие надежды связывали они с этим постановлением? Писатели надеялись, что новая организация создаст творческую атмосферу для всех художников слова, исключит администратирование, будет защищать их права. 3. Первый съезд писателей продемонстрировал противоречивость ситуации. С одной стороны, на съезде говорили о бережном отношении к талантам, о невозможности администратирование в искусстве, с другой стороны навязывали изображение только революционной действительности. Приветствовалась только одна ветвь литературы – революционная, и только один герой - преобразователь жизни. Тем самым устанавливался тотальный контроль над деятельностью каждого писателя.: «официальные писатели могли пользоваться всеми благами, писатели же неугодные лишались возможности печатать свои произведения., тем самым обрекались на голодное существование. 4. Детская литература и переводы как вынужденная для многих настоящих писателях возможность существовать и продолжать творить.. Благодаря тому. Что многие выдающиеся писатели вынуждены были заниматься переводами, сложился высочайший уровень переводческой школы. 5. Литература русской эмиграции «первой « волны и ее особенности. 6. «Потаенная литература – произведения запрещенные или намеренно писавшиеся «в стол». 7. Конец 40-х – 50-е годы: «теория бесконфликтности», в ее основе – убежденность в том, что отсутствие классовых противоречий в советском обществе обозначает возможность отказа от острых конфликтов и замена его «конфликтом хорошего с лучшим», сглаживающими или игнорирующим реально существующие проблемы и противоречия. • Чем было вызвано стремление к бесконфликтности в советской литературе? Эти годы один из самых трагических периодов русской литературы. Репрессии, преследования, запреты привели к резкому снижению общего уровня «подцензурной» литературы., к тому, что читатели не имели возможности познакомиться с многими высокохудожественными произведениями, которые вопреки всему все-таки создавались в то время. «ПОЭЗИЯ 60-Х ГОДОВ. ПОИСКИ НОВОГО ПОЭТИЧЕСКОГО ЯЗЫКА, ФОРМЫ, ЖАНРА В ПОЭЗИИ». • Что вы знаете о периоде «оттепели» в истории России? Литература всегда была отражением жизни. Понаблюдаем, какие изменения происходят в литературе второй половины ХХ века. В 1956 году вышел в свет первый альманах «День поэзии». В его заглавии – название поэтического праздника, ставшего ежегодным: в этот день по всей стране читали стихи, поэты выходили на импровизированные сцены площадей и стадионов. Страна жила поэзией. А поэзия спешила доказать, что прозаической серой повседневности не существует, что ежедневный мир прекрасен, если в него всмотреться с доверием и полюбить. Поэтическое эхо раскатилось по стране. Искренность стала девизом и призывом того поэтического момента. После глухих сталинских десятилетий поэзия отражала обновление исторического порядка как возвращение к законам природы, прозрачным и ясным. Тематика поэзии периода «оттепели». 1. Люди искренно верили в лучшие перемены в жизни. Вместе с другими реабилитированными возвращается Ярослав Смеляков (1913–1972). Его стихотворение «Если я заболею, к врачам обращаться не стану…» (1940, публ. 1945) по всей стране поется под гитару и прокладывает дорогу авторской песне. «С возвращением Смелякова в поэзии стало как-то прочнее, надежнее», – скажет Е. Евтушенко. Смеляков одним из первых тогда заставил почувствовать поэзию и значительность неприхотливой, почти скудной жизни: Люблю рабочие столовки, Весь их бесхитростный уют, Где руки сильные неловко Из пиджака или спецовки Рубли и трешки достают. «Столовая на окраине», 1958 Поэтический стиль Смелякова, по-разговорному неожиданный, зоркий к деталям, и его позиция мужественного аскетизма оказались близки многим, в том числе молодым поэтам, прошедшим войну. 2. Судьба искусства после второй мировой войны нередко оценивается в свете фразы, сказанной немецким философом Адорно: «Как сочинять музыку после Освенцима?» Возможно, ли после газовых печей и гибели миллионов в концентрационных лагерях писать стихи? Своим нравственным долгом поэты военного поколения считали не замолчать после Освенцима и Бухенвальда, после Ленинградской блокады и Сталинградской битвы, а сказать то, о чем раньше вслух и нельзя было говорить, чего власти не хотели слышать. «Никто не забыт, и ничто не забыто» – слова Ольги Берггольц (1910–1975) звучали в устах поэтов «военного поколения» клятвой: сказать не только о тех, кто умирал, но и о тех, кто бездарно посылал на смерть. И они говорили об этом: Мы под Колпино скопом стоим, Артиллерия бьет по своим. Это наша разведка, наверно, Ориентир указала неверно. Недолет. Перелет. Недолет. По своим артиллерия бьет… Нас комбаты утешить хотят, Нас Великая Родина любит… По своим артиллерия лупит, – Лес не рубят, а щепки летят… – Каков смысл перефразированной пословицы в данном контексте? Слышится жаргон официальных лозунгов о Великой Родине, которыми оправдывали любые жертвы, поскольку великое дело не обходится без жертв. У Межирова именно об этом речь – о праве одного человека превращать другого в жертву собственной преступной нерадивости, глупости, жестокости. Такие стихи о войне могли появиться, да и быть написаны лишь после «оттепели». Нелюбовь к высокопарному пафосу и эпической затянутости – черта поэзии всего «военного поколения» и поэтического стиля, утвердившегося в 50-х годах. На нем выросло и от него оттолкнулось следующее поколение, связанное с необычайным подъемом поэтической популярности, с так называемым поэтическим бумом. 3. Поэтов по стране было множество, но основными возмутителями поэтического спокойствия явились четверо: Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко и Роберт Рождественский (он завоевал известность как автор песен «Я, ты, он, она, / Вместе – целая страна», лирико-патриотических текстов к фильму «Семнадцать мгновений весны» и др.) Кажется, никогда поэзия не была так популярна, ибо была настроена на сегодняшнюю речь и насущные запросы: она учила не приспосабливаться, а быть самим собой. Поэты формулировали новые нравственные принципы и убеждали, что живут в согласии с ними. Поэзия требовала и от власти, и от общества не отступать от пути обновления жизни. В момент, когда тело Сталина было вынесено из Мавзолея, Евтушенко предупреждал со страниц газеты «Правда», что этим расчеты с недавним прошлым не закончены: Нет, Сталин не умер, Считает он смерть поправимостью. Мы вынесли Из Мавзолея Его, Но как из наследников Сталина Сталина вынести? «Наследники Сталина», 1962 4. Другая поэзия у Андрея Вознесенского. Поэт в начале 60-х ошарашивал читателя немыслимой вязью метафор, сплетенных из самых современных на тот день технических терминов: Автопортрет мой, реторта неона, апостол небесных ворот – Аэропорт! Брезжат дюралевые витражи, Точно рентгеновский снимок души. Как это страшно, когда в тебе небо стоит В тлеющих трассах Необыкновенных столиц! «Ночной аэропорт в Нью-Йорке», 1962 Метафорическая оригинальность в сближении «далековатых» понятий и предметов была и осталась отличительной чертой стиля Вознесенского. 5. У Беллы Ахмадулиной роль была особой, более камерной, менее публичной. Её круг читателей был уже, но поклонение от этого ещё яростнее. Талант Ахмадулиной интонационный, акцентный. Это особенно очевидно в авторском исполнении стихов: прежде всего слышатся не слова, а некий музыкально-стилистический тон. Стилистические особенности поэзии Ахмадулиной. В стихах Ахмадулиной ценилась не эстрадная громкость голоса, а интимность, изящество, за которые особенно легко принимали стилистическое жеманство: поэтесса любила придать голосу томность и говорить с акцентом, как будто унаследованным от пушкинской эпохи. Всего-то – чтоб была свеча, Свеча простая, восковая, И старомодность вековая Так станет в памяти свежа. Уже ты мыслишь о друзьях Вcё чаще, способом старинным, и сталактитом стеаринным Займешься с нежностью в глазах. И поспешит твое перо К той грамоте витиеватой, Разумной и замысловатой, И ляжет на душу добро. И Пушкин ласково глядит, И ночь прошла, и гаснут свечи, И нежный вкус родимой речи Так чисто губы холодит. «Свеча» Уже в ранних стихах Ахмадулиной обнаружилось её стремление раскрыть богатство и красоту мира, человеческой души, тонкая поэтическая наблюдательность, порыв к действию. Для Ахмадулиной дружба важнее, чем любовь. В её мире мужчину и женщину связывают в первую очередь простые дружеские чувства как самые таинственные и сильные, как самые высокие и бескорыстные из всех проявлений человеческого духа. Исследователи отмечают, что у Ахмадулиной «нет любовной лирики в общепринятом значении слова. Чаще всего она передает чувство любви не к конкретному человеку, а к людям вообще, к человечеству, к природе». В сборник «Друзей моих прекрасные черты» (1999) вошли поэтические портреты современников Ахмадулиной (Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама, Марины Цветаевой). Героиня Ахмадулиной трепетно относится к дружбе, видя в ней одну из самых важных сторон человеческого общения. В стихотворении «По улице моей который год…» (1959) Ахмадулина грустит о друзьях, которые покидают её. Звучит романс М. Таривердиева на слова Б. Ахмадулиной. По улице моей который год Звучат шаги – мои друзья уходят. Друзей моих медлительный уход Той темноте за окнами угоден. Так призови меня и награди! Твой баловень, обласканный тобою, Утешусь, прислонясь к твоей груди, Умоюсь твоей стужей голубою. Запущены моих друзей дела, Нет в их домах ни музыки, ни пенья, И лишь, как прежде, девочки Дега Голубенькие оправляют перья. Дай встать на цыпочки в твоем лесу, на том конце замедленного жеста найти листву и поднести к лицу, И ощутить сиротство как блаженство. Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх Вас, беззащитных, среди этой ночи. К предательству таинственная страсть, Друзья мои, туманит ваши очи. Даруй мне тишь твоих библиотек, Твоих концертов строгие мотивы, и – мудрая – я позабуду тех, Кто умерли или доселе живы. О одиночество, как твой характер крут! Посверкивая циркулем железным, Как холодно ты замыкаешь круг, Не внемля увереньям бесполезным. И я познаю мудрость и печаль, свой тайный смысл доверят мне предметы. Природа, прислонясь к моим плечам, Объявит свои детские секреты. И вот тогда – из слез, из темноты, Из бедного невежества былого Друзей моих прекрасные черты Появятся и растворятся снова. Проанализируем это одно из пронзительных стихотворений поэтессы. – Как относится автор к тем, кто забыл о былой дружбе? Лирическая героиня искренне желает добра любимым ею людям, хотя видит, что их отуманила «к предательству таинственная страсть». Но нет ни жалоб, ни осуждения. Героиня не виновата в том, что так происходит, она не противится уходу своих товарищей, пытается лишь понять его причины. Сначала звучит восклицание: «О, одиночество, как твой характер крут!» Но мир одиночества приносит и духовные блага («тишь библиотек», «строгие мотивы» концертов). В затворничестве героиня постигает «тайный смысл» предметов, «детские секреты» природы… Познав «мудрость и печаль», лирическая героиня вновь – уже с более глубоким чувством – видит друзей своих «прекрасные черты»… – Какие поэтические приемы использует автор для раскрытия внутреннего состояния героини? Произведение написано в жанре романтической элегии, передающей его высокую, торжественно печальную тональность. Инверсия («запущены моих друзей дела»), славянизмы («очи», «не внемля»), восклицательное междометие «О» создают приподнятую интонацию. Сложные метафоры (обращение к одиночеству «Умоюсь твоей стужей голубою»), образные ассоциативные сравнения (одиночества – с циркулем, замыкающим круг, а самой себя – с «баловнем», «обласканным» одиночеством), психологические и эмоционально-оценочные эпитеты («беззащитных», «бесполезным» и др.) позволяют ощутить атмосферу одиночества и одновременно душевную тревогу за судьбы друзей. Тема творчества – следующая, самая мучительная тема Ахмадулиной: Всю ночь напролет для неведомой цели Бессмысленно светится подвиг души… Смотрю, как живет на бумаге строка Сама по себе. И бездействие это Сильнее поступка и слаще стиха. «Луна в Тарусе», 1976 В понимании Ахмадулиной способность творить, поэтический талант, вдохновение – это божественный дар, заключающий в себе тайну: «Лбом и певческим выгибом шеи, / о, как я не похожа на всех. / Я люблю эту мету несходства…» («Это я…», 1968). Для Ахмадулиной тайна – не только сама жизнь, но и смерть, душа, творчество. Размышляя о природе таланта, поэтесса видит его суть и драгоценность в уникальности, неповторимости, несходстве с другими. В восприятии и отражении природы многое дало Ахмадулиной творчество Пастернака. В их поэзии природа является действующим лицом, полна живыми существами. Поэты относятся к природе как к величайшему таинству. Лирическая героиня Ахмадулиной фиксирует мельчайшие детали жизни природы. Как и Пастернак, она переживает все, что происходит в природе: закаты, снега, дожди, разное время дня и ночи… Но если в природе Пастернака преобладает беспорядок, хаос, то у Ахмадулиной она гармонична, и личность лирической героини находит себе творческое соответствие в природных явлениях. В «Осени» (1962) героиня ощущает себя частью природы Тема природы стала важнейшей в сборнике «Сад», удостоенном Государственной премии в 1989 году. Если в поэзии Цветаевой сад – это покой, отдых от постоянных забот, то у Ахмадулиной это не только стремление к спокойной жизни, но также связь с темой творчества, глубокими раздумьями о судьбе. Поэтесса умеет разглядеть все многоцветье окружающего её мира, поэтому так много в лирике Ахмадулиной цветов: гордые розы, загадочные сирень и черемуха, колокольчики, робкие лютики и многие другие растения: Фиалки, водосбор, люпин, Качанье перьев, бархат мантий. Но ирис боле всех любим: Он – средоточье черных магий. «Пора, прощай, моя скала…», 1985 Стихи о природе завораживают музыкой, гармоничностью и напевностью. Поражает их интонационный строй (грустно-печальный или торжественно-приподнятый), звукопись, игра аллитераций и ассонансов. Белла Ахмадулина – не только поэт, но и замечательный автор тонкой и нежной прозы. В 2005 году вышла её книга «Много собак и Собака: Проза разных лет». В неё вошли рассказы, воспоминания, эссе, дневники и статьи о литературе. Перед читателем предстают знаменитые поэты и писатели: А. Ахматова, М. Цветаева, Б. Пастернак, А. Твардовский, П. Антокольский, С. Довлатов, Б. Окуджава, В. Высоцкий. Один из «шестидесятников», близкий друг поэтессы, Л. Шилов, справедливо сказал о ней: «Белле Ахмадулиной как русскому поэту в высшей степени присуще ощущение чужой боли как своей, абсолютная нетерпимость к произволу и насилию, мгновенная, взрывчатая реакция на любое проявление пошлости и подлости, безоглядное восхищение высотой человеческого духа… её стихам присущи… необычайная пристальность взгляда, пристрастие к «высоким» словам и оборотам речи, любовь ко всему живому и умение радоваться каждому новому дню». «ГОРОДСКАЯ ПРОЗА» ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПРОИЗВЕДЕНИЙ В.АКСЕНОВА, Д.ГРАНИНА, Ю.ТРИФОНОВ». «Городская» проза Юрия Трифонова. Юрий Валентинович Трифонов родился 28 августа 1925 года в Москве. Сложность судьбы писателя и его поколения, талант воплощения духовных поисков, своеобразие манеры – все это предопределяет внимание к жизненному пути Трифонова. Родители писателя были профессиональными революционерами. Отец, Валентин Андреевич, в 1904 г. вступил в партию, был сослан в административную ссылку в Сибирь, прошел каторгу. Позже стал членом Военно-революционного комитета в октябре 1917 г. В 1923–1925 гг. возглавлял Военную коллегию Верховного суда СССР. В 30-е годы отец и мать были репрессированы. В 1965 году появилась документальная книга Ю. Трифонова «Отблеск костра», в которой он использовал архив отца. Со страниц произведения встает образ человека, который «разжигал огонь и сам погиб в этом пламени». В романе Трифоновым впервые применен как своеобразный художественный прием принцип монтажа времени. История будет тревожить Трифонова постоянно («Старик», «Дом на набережной»). Писатель реализовал свой философский принцип: «Надо вспоминать – тут скрыта единственная возможность соревнования со временем. Человек обречен, время торжествует». В войну Юрий Трифонов был в эвакуации в Средней Азии, работал на авиационном заводе в Москве. В 1944 году поступил в Литературный институт им. Горького. Зримо представить писателя помогают воспоминания современников: «Ему было за сорок. Неуклюжая, чуть мешковатая фигура, коротко стриженные черные волосы, кое-где в еле видных барашковых завитках, с редкими нитками седины открытый наморщенный лоб. С широкого, слегка оплывшего бледного лица, сквозь тяжелые роговые очки, на меня застенчиво и незащищенно смотрели серые умные глаза». Первая повесть «Студенты» – дипломная работа начинающего прозаика. Повесть напечатал журнал «Новый мир» А. Твардовского в 1950 году, а в 1951 автор получил за нее Сталинскую премию. Принято считать, что основная тематика писателя – быт, затягивания бытом. Один из известных исследователей творчества Трифонова, Н. Б. Иванова, пишет: «При первом чтении Трифонова возникает обманчивая легкость восприятия его прозы, погружения в знакомые, близкие нам ситуации, столкновения с известными по жизни людьми и явлениями…» Это так, но лишь при чтении поверхностном. Сам Трифонов утверждал: «Да не быт я пишу, а бытие». Критик Ю. М. Оклянский справедливо утверждает: «Испытание бытом, властная сила житейских обстоятельств и герой, так или иначе романтически им противостоящий… – сквозная и заглавная тема позднего Трифонова…». Ю. Трифонова «Обмен». 1) – Вспомните сюжет произведения. Живет семья Виктора Георгиевича Дмитриева, работника одного из НИИ, в коммуналке. Дочь Наташка – подросток – за занавеской. Мечта Дмитриева съехаться с матерью не находила поддержки у Лены, его жены. Все изменилось, когда мать прооперировали по поводу рака. Лена сама заговорила об обмене. Поступки и чувства героев, проявляющиеся при решении этого житейского вопроса, завершившегося удачным обменом, а вскоре и смертью Ксении Федоровны, и составляют содержание небольшой повести. – Итак, обмен – сюжетный стержень повести, но можно ли сказать, что это и метафора, которую использует автор? 2) Главный герой повести – представитель третьего поколения Дмитриевых. Дед Федор Николаевич интеллигентен, принципиален, гуманен. – А что можно сказать о матери героя? Найдите характеристику в тексте: «Ксению Федоровну любят друзья, уважают сослуживцы, ценят соседи по квартире и по павлиновской даче, потому что она доброжелательна, уступчива, готова прийти на помощь и принять участие…» А вот Виктор Георгиевич Дмитриев попадает под влияние жены, «олукьянивается». Суть названия повести, ее пафос, авторская позиция, как она вытекает из художественной логики повести, раскрываются в диалоге Ксении Федоровны с сыном об обмене: «Я очень хотела жить с тобой и Наташенькой… – Ксения Федоровна помолчала. – А сейчас – нет» – «Почему?» – «Ты уже обменялся, Витя. Обмен произошел». – В чем смысл этих слов? 3) Из чего складывается образ главного героя? Характеристика образа с опорой на текст. – Чем заканчивается наметившийся конфликт с женой по поводу обмена? («...Он лег на свое место к стене и повернулся лицом к обоям».) – Что выражает эта поза Дмитриева? (Это желание уйти от конфликта, смирение, непротивление, хотя на словах он и не согласился с Леной.) – А вот еще тонкая психологическая зарисовка: засыпающий Дмитриев ощущает на своем плече руку жены, которая сначала «слегка поглаживает его плечо», а потом давит «с немалой тяжестью». Герой понимает, что рука жены приглашает его повернуться. Он сопротивляется (так автор детально изображает внутреннюю борьбу). Но… «Дмитриев, ни слова не говоря, повернулся на левый бок». – Какие еще детали указывают на подчинение героя жене, когда мы понимаем, что он человек ведомый? (Утром жена напомнила о необходимости поговорить с матерью. «Дмитриеву что-то хотелось сказать», но он, «сделав два шага вслед за Леной, постоял в коридоре и вернулся в комнату».) Эта деталь – «два шага вперед» – «два шага назад» – наглядное свидетельство невозможности для Дмитриева выйти за рамки, которые навязаны ему внешними обстоятельствами. – Чью оценку получает герой? (Его оценку мы узнаем от матери, от деда: «Ты человек не скверный. Но и не удивительный».) 4) В праве называться личностью Дмитриеву отказано его родными. Лене отказано автором: «…она вгрызалась в свои желания, как бульдог. Такая миловидная женщина-бульдог… Она не отпускала до тех пор, пока желания – прямо у нее в зубах – не превращались в плоть…» Оксюморон* миловидная женщина-бульдог еще больше подчеркивает отрицательное отношение автора к героине. Да, Трифонов явно определил свою позицию. Этому противоречит высказывание Н. Ивановой: «Трифонов не ставил перед собой задачи ни осудить, ни наградить своих героев: задача была иная – понять». Это верно отчасти… Думается, более справедливо другое замечание этого же литературного критика: «…за внешней простотой изложения, спокойной интонацией, рассчитанной на равного себе и понимающего читателя, – трифоновская поэтика. И – попытка социального эстетического воспитания». – Каково ваше отношение к семье Дмитриевых? – Хотелось ли вам, чтобы так складывалась жизнь и в ваших семьях? (Трифонов сумел нарисовать типичную картину семейных отношений нашего времени: феминизация семьи, переход инициативы в руки хищниц, торжество потребительства, отсутствие единства в воспитании детей, потеря традиционных семейных ценностей. Стремление к покою как единственной радости заставляет мужчин мириться со своей второстепенностью в семье. Они теряют твердое мужское начало. Семья остается без главы.) мертвецы, притворяющиеся живыми. Идеалов нет, человек измельчал и унижен, раздавлен жизнью и собственным ничтожеством». – Выразите свое отношение к этим оценкам, ответив на вопросы: - Что в повести выходит на первый план при восприятии ее сейчас нами? - Действительно ли у Трифонова нет идеалов? - Останется ли, по вашему мнению, эта повесть в литературе и как ее будут воспринимать еще через 40 лет? Аксёнов Василий Павлович (родился в 1932 г.), писатель. Родился 20 августа 1932 г. в Казани в семье партийного работника. Родители были репрессированы и заключены в лагеря. С 16 лет Аксёнов жил в Магадане по месту ссылки матери — Евгении Гинзбург (впоследствии она получила известность как автор повести о пережитом «Крутой маршрут»). После окончания Ленинградского медицинского института несколько лет работал врачом. В 1960 г. в журнале «Юность» была опубликована его повесть «Коллеги» — о трёх друзьях-медиках, начинающих самостоятельную жизнь. К Аксёнову быстро пришла популярность. Он явился наиболее ярким представителем так называемой молодёжной прозы. Романы «Звёздный билет» (1961 г.), «Апельсины из Марокко» (1963 г.) и другие вызвали бурную полемику. В 70-х гг. его произведения публиковались не только в СССР, но и за рубежом. В 1979 г. писатель подвергся резким нападкам как один из составителей бесцензурного альманаха «Метрополь». В декабре 1979 г. он заявил о выходе из Союза писателей. В 1980 г. покинул СССР и вскоре был лишён советского гражданства. В своём творчестве Аксёнов постоянно экспериментирует, стремится к нестандартным художественным решениям (характерно, что его повесть 1972 г. названа «Поиски жанра»). В одних произведениях (например, повесть «Затоваренная бочкотара», 1968 г.) он смело сочетает реалистическую манеру с методами русского литературного авангарда 20-х гг. XX в. В других (повесть «Мой дедушка — памятник», 1972 г.) продолжает традицию гротеска Н. В. Гоголя и М. А. Булгакова. Роман «Ожог» (1975 г.) содержит исповедальные признания наряду с присущей автору самоиронией. Роман «Остров Крым» (вышел в США в 1981 г., в России напечатан в 1990 г.) содержит фантастический элемент. Сюжет строится на том, что Крым — остров и в 1922 г. не был захвачен Красной армией, а развивался как свободное западное государство. Произведения, созданные в эмиграции («Желток яйца», 1989 г.; «Московская сага», 1992 г.; «Новый сладостный стиль», 1998 г., и др.), отличаются стремлением найти связи между прошлым и новым личным опытом 6 июля 2009 года, после продолжительной болезни, Василий Павлович Аксёнов скончался в Москве, в НИИ имени Склифосовского. Василий Аксёнов был похоронен 9 июля 2009 года на Ваганьковском кладбище в Москве. Роман В.П. Аксенова «Остров Крым» как альтернативная антиутопия Роман Василия Аксенова «Остров Крым», написанный в 1978-79 гг.и в СССР распространяемый в самиздате, носит на себе ряд отличительных черт эпохи. Прошло тридцать лет, и аксеновская фантазия, кажется, воплотилась в жизнь. «Остров Крым» во многом нетипичное для автора произведение. Нетипичность его проявляется во всем: начиная с языкового строя текста и заканчивая выбором жанра, в рамках которого автор решает свои художественные задачи. Сам текст романа, его формальная сторона в меньшей мере подвержены влиянию так называемого устоявшегося «аксеновского» стиля. «Остров Крым» написан на пересечении жанров антиутопии и альтернативной истории, в целом роман по формальным признакам можно отнести к фантастическому направлению в литературе, которое в XX в. нашло повсеместное распространение как среди читателей, таки среди писателей, при этом сначала на Западе, а впоследствии и в России фантастику перестали принимать как литературу второго сорта, в последнее время появляется все больше литературоведческих и культурологических исследований, посвященных феномену фантастики. Одним из важных моментов для понимания той роли, которая отводится в современной культуре фантастике, необходимо учитывать общее кризисное состояние современного общества. Для многих фантастические миры, создаваемые писателями, становятся своеобразным способом бегства от пугающей, беспощадной действительности. Многие писатели обращаются к фантастическому для того, чтобы создавать условия, максимально полно раскрывающие художественный замысел. Для ярких представителей данного направления такое допущение становится возможностью социального моделирования. Создавая свой Остров О’Кей писатель стремится не рассказать своим читателям сказку, а поведать притчу о своем поколении, о времени, о той системе, которая воспитала самый странный, по мысли Аксенова, народ. По сути, единственным фантастическим элементом в романе становится допущение того факта, что отступающей Белой Армии удалось разрушить перешеек, соединявший Крым с материком, тем самым на время изолировав себя от Советской России. Это допущение лежит в пределах границ жанра альтернативной истории, главная специфика которого заключается в стремлении автора рассмотреть ход исторического процесса с заведомо внесенным в него изменением. В XX в. большое количество работ написано в этом жанре, что говорит о несомненном интересе писателей к такому важному явлению, как механизм формирования исторических закономерностей. Каждый автор, создающий альтернативную историю, стремится ответить на вопрос: «что было бы, если…». И большинство из них приходит к тем же выводам, что и Василий Павлович: история развивается в соответствии со своими внутренними законами, любое допущение в прошлом может отсрочить, но никак не изменить тех или иных событий в настоящем или будущем. На первый взгляд фантастическая аксеновская Республика Крым (или «Крым-Россия», как она именовалась официально) есть, действительно, перенос на территорию России-СССР мирка русского зарубежья. В повести Аксенова старательно выписаны все детали жития первой, белогвардейской эмиграции и их отпрысков: в этом Крыму есть площадь барона Врангеля, действуют, как уже говорилось, дореволюционные партии, влившиеся в Белое движение, старожилы острова –ветераны гражданской войны со стороны белых – до сих пор именуют себя временными эвакуантами, а свое фантасмагорическое государство – Базой Временной Эвакуации Вооруженных Сил Юга России, крымская валюта – ассигнации, выпускаемые банком ВооруженныхСил Юга России, наконец, среди граждан Крыма постоянно упоминаются выходцы из аристократических родов, которые после революции оказались в эмиграции – Нессельроде, Беклемишевы, Оболенские. Конечно, присутствуют и веяния новых времен – бары и казино, ультрасовременные небоскребы самых парадоксальных форм, агрессивное телевидение, сексуальная революция среди молодежи. Потомки белогвардейцев называют себя Эндрю и Фредди, пьют виски и таскаются за американками, увлекаются джазом и панк-роком… Казалось бы, перед нами картина растворения русской послеоктябрьской эмиграции в окружающей ее среде западной культуры. В повести Аксенов открыто пишет об этом. Андрей Лучников рассуждает на парижских улицах между посещением «приема диссидента из СССР» и покушением на него – редактора просоветского «Курьера», со стороны «волчесотенцев» о том, что суть Идеи Общей Судьбы – поворот интеллигенции, бросившей свой народ к этому самому народу, «страдающему от коммунистической тирании». Естественно, под интеллигенцией Аксенов имеет в виду дореволюционную, имперскую интеллигенцию, которая якобы чудом сохранилась на острове Крым, под защитой французских истребителей, британских подводных лодок и нот протеста всесильных правительства и Конгресса США. Несмотря на трагическую концовку повести, в ней есть элемент надежды – опальный кинорежиссер Гангут как-то оговаривается, что все московское либеральное подполье смотрело на Крым как на модель будущей России. Как известно, «Остров Крым» писался еще до перестройки и либерального переворота, но тем не менее, он прекрасно вписывается в идеологию новой постсоветской власти. Согласно ей Советский Союз был неудачным и безумным экспериментом, уведшим Россию со «столбового пути» цивилизации. Главной мыслью «Острова Крым» становится мысль о том, что во всех бесконечных катастрофах России виноваты не внешние враги, несильные и коварные, но единичные злодеи, во всем виноват тот особенный русский менталитет, который не меняется в зависимости от среды и географии событий. «Я знаешь ли, недавно прочел твою книгу «Мы – русские?». Сногсшибательно! Все эти психологические курьезы. Это свойственно, может быть, только вам, русским. Англичане, колонизируя острова и прочие пространства, тут же начинают стремиться к отделению от метрополии. У нас второе поколение спасшихся, не говоря уже о третьем, начинает мечтать о суровых объятиях передового, хотя и самого тупого народа в истории. Суицидальный комплекс, нравственная деградация… но как все это преподносится в твоей книге! Браво, Андрей, ни в журналистском мастерстве, ни в мистическом чувстве истории тебе не откажешь. Ей-ей, татарская сперма отравила вашу аристократию навсегда. Скажи только честно: воссоединение с Россией, то есть поглощение Крыма Союзом, - это действительно твоя мечта или это… ну… или это такой твой политический прием?» Для жанра антиутопии свойственно моделирование мира, который развился благодаря гипертрофии определенной черты общества и по сути является предостережением для современников, в то время как альтернативная история своей задачей ставит создание дееспособной модели общества, пошедшего по иному, отличного от современного, пути развития. Утопическим местом, возникшим в результате фантастического допущения, становится Остров Крым. Остров иллюзий, остров миражей. Автор сам неоднократно это подчеркивает. «Там и сям в изгибах псевдомира разбросаны бары, ресторанчики, витрины дорогих магазинов», «Аркады воображения». Даниил Александрович Гранин родился 1 января 1919 года в селе Волынь Курской области. В 1941 году окончил Ленинградский политехнический институт им. Калинина. После окончания учебы работал инженером конструкторского бюро Кировского завода в Ленинграде. В 1941 с народным ополчением заводчан ушел солдатом-добровольцем защищать Ленинград. Воевал на Прибалтийском фронте. Победу встретил в Восточной Пруссии, будучи командиром роты тяжелых танков. С 1945 года работал в Лененерго и научно-исследовательском институте. Свой путь в литературе Даниил Гранин начал в 1937 году рассказами «Возвращение Рульяка» и «Батькивщина». На основе этих рассказов в 1951 году создана повесть о герое Парижской Коммуны Ярослава Домбровского «Генерал Коммуны». Самые известные произведения писателя - романы «Искатели» (1954), «Иду на грозу» (1962), «Картина» (1980), документально-биографические роман «Зубр» (1987) и повесть «Эта странная жизнь» (1974), повести «Победа инженера Корсакова» (1949), «Собственное мнение» (1956), «Наш комбат» (1968), «Дождь в чужом городе» (1973), «Эта странная жизнь» (1974) и др. Написанная в соавторстве с А. Адамовичем «Блокадная книга» (1977-1981) стала событием в общественной жизни страны. Это документальный труд, повествующий о муках осажденного Ленинграда, о героизме его жителей, оказавшихся в нечеловеческих условиях. Книга основана на подлинных свидетельствах, письменных и устных, жителей Ленинграда. В конце 1980-х годов Даниил Гранин создал первое в стране Общество милосердия и способствовал развитию этого движения в стране. В 1993 году в России и Германии вышла книга «Разрушенное милосердие». Гранина неоднократно избирали членом правления Союза писателей СССР и РСФСР, в 1989 году Гранин возглавлял Советский ПЕН-Центр. В 2000 году был награжден орденом Германии - офицерский Ресто «за большие заслуги в деле примирения и взаимопонимания между Германией и Россией». 30 декабря 2008 Президент России Дмитрий Медведев наградил Даниила Гранина выше российской наградой - орденом Святого Апостола Андрея Первозванного. Пребывание в Восточной Пруссии Даниил Гранин воевал на территории современной Калининградской области. С началом Великой Отечественной, он ушел с Кировского завода в Ленинграде в народное ополчение, а потом – в армию. Сражался на фронте до конца 1944 года в пехоте и танковых войсках. Войну окончил командиром роты тяжелых танков в Восточной Пруссии. О своем фронтовом пути писатель рассказывает так: «В моей военной биографии не было военных маршей по Европе… А была Прибалтика, Кёнигсберг, ликвидация северной Курляндской группировки. Бои шли ожесточенные, с тяжелыми потерями… Я после войны пытался разыскать ребят из своей роты, но безуспешно. Я даже ходил на встречи ветеранов других танковых армий, потому что в моему полку, почти некому было собраться». Как отметил писатель в одной из бесед, это было «невероятной случайностью – уцелеть, особенно в 1941 году, в народном ополчении, - оно несло огромные потери…» Долгое время Гранин не касался в своих произведениях военной темы – тяжело было вспоминать. Однако он рассказал о случае, который произошел с ним под городом Шталлупененом (сейчас г. Нестеров Калининградской области): «…Мы, проскочив мост, оторвались от своих, и тотчас мост позади взлетел в воздух, и наш танк остался один на вражеском берегу…». Скупо, без подробностей автор поведал об одном из самых страшных событий своей жизни. Судьбы героев многих произведений Д. Гранина связаны с нашим краем. Это повести «Еще заметен след», «Зубр», «Клавдия Вилор». К эпизодам своей фронтовой молодости писатель часто возвращается в своих публицистических статьях, в частности, вошедших в книгу «О наболевшем». Главный персонаж повести «Еще заметен след» - Антон Максимович Дударев. Его фронтовая биография, как и биографии других персонажей произведения, связана с боевыми действиями на территории Восточной Пруссии, под Кёнигсбергом. Сюжет таков: Из Грузии приезжает некая Жанна, она разыскивает лейтенанта Сергея Волкова, с которым была в переписке, и обращается за помощью к инженеру Антону Дудареву. Дударев вспоминает, что Волков был непростого характера: генерала решил учить воевать, мол, можно было форсировать реку и без таких потерь – заработали ордена на трупах. Тогда лейтенанта единогласно осудили за то, что принизил победу, и он исчез с горизонта. Но когда Дударев начал читать письма, которые Сергей писал Жанне, тот предстал совсем другим человеком. Дударев понимает, что Волков был прав, он уже тогда видел то, чего он сам и его сослуживцы не замечали. Так открывается трагедия человека, не понятого в свое время, человека с самостоятельным мышлением, честного в словах и поступках. Он пропал, но для Жанны он остался той реальностью, которая перевернула ее сознание, чувства и всю жизнь. В Дудареве тоже пробуждается память, он достает запылившуюся полевую сумку с последними листами карты Восточной Пруссии и письмами своего фронтового товарища адъютанта Бориса Лукьянова. Постепенно под пером писателя оживает прошлое – в письмах, снимках, воспоминаниях. Происходит переоценка пережитого. Есть в повести «Еще заметен след» очень верная и глубокая мысль: забывчивость одних закономерно влечет за собой равнодушие других. Увлеченный письмами Сергея, Дударев читает их вслух дочери и зятю. Но они слушают его с едва скрываемой скукой, никак не реагируют. Так бумерангом к Дудареву вернулась невостребованная когда-то им самим память. В повести «Зубр» Гранин вспоминает эпизоды своего продвижения к Кёнигсбергу вместе с наступающими войсками. Автор размышляет о фанатизме веры и истинной убежденности, о слепом поклонении вождям и здравом смысле. Повесть «Клавдия Вилор» рассказывает о женщине-политруке, оказавшейся в плену, потом подвергшейся репрессиям со стороны соотечественников. Писатель показал личность, отвечающую самым строгим понятиям о человеческом достоинстве. Глубоко раскрыт в произведении поиск человеком линии поведения в невероятно трудных обстоятельствах, когда выбор небольшой. Примером таких людей, как Вилор, отмеряется в конечном счете граница возможностей человека. Писатель дает убедительный ответ на вопрос, каким было военное поколение, предоставляет возможность читателю произвести сверку себя сегодняшнего, когда не рвутся снаряды и бомбы, когда не стреляют. «ДЕРЕВЕНСКАЯ ПРОЗА» В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Ф.АБРАМОВА, М.АЛЕКСЕЕВА, С.БЕЛОВА, С.ЗАЛЫГИНА,В.ШУКШИН». ДЕРЕВЕНСКАЯ» ПРОЗА 60—80-х годов   Понятие «деревенская» проза появилось в начале 60-х годов. Это одно из наиболее плодотворных направлений в нашей отечественной литературе. Оно представлено многими самобытными произведениями: «Владимирские проселки» и «Капля росы» Владимира Солоухина, «Привычное дело» и «Плотницкие рассказы» Василия Белова, «Матренин двор» Александра Солженицына, «Последний поклон» Виктора Астафьева, рассказы Василия Шукшина, Евгения Носова, повести Валентина Распутина и Владимира Тендрякова, романы Федора Абрамова и Бориса Можаева. В литературу пришли сыновья крестьян, каждый из них мог сказать о себе те самые слова, которые написал в рассказе «Угощаю рябиной» поэт Александр Яшин: «Я есть сын крестьянина… Меня касается все, что делается на этой земле, на которой я не одну тропку босыми пятками выбил; на полях, которые еще плугом пахал, на пожнях, которые исходил с косой и где метал сено в стога».       «Я горжусь тем, что я вышел из деревни», — говорил Ф. Абрамов. Ему вторил В. Распутин: «Я вырос в деревне. Она меня вскормила, и рассказать о ней — моя обязанность». Отвечая на вопрос, почему он пишет в основном о деревенских людях, В. Шукшин сказал: «Я не мог ни о чем рассказывать, зная деревню… Я был здесь смел, я был здесь сколько возможно самостоятелен». С. Залыгин в «Интервью у самого себя» писал: «Я чувствую корни своей нации именно там — в деревне, в пашне, в хлебе самом насущном. Видимо, наше поколение — последнее, которое своими глазами видело тот тысячелетний уклад, из которого мы вышли без малого все и каждый. Если мы не скажем о нем и его решительной переделке в течение короткого срока — кто же скажет?»       Не только память сердца питала тему «малой родины», «милой родины», но и боль за ее настоящее, тревога за ее будущее. Исследуя причины острого и проблемного разговора о деревне, который вела литература в 60—70-е годы, Ф. Абрамов писал: «Деревня — это глубины России, почва, на которой выросла и расцвела наша культура. Вместе с тем научно-техническая революция, в век которой мы живем, коснулась деревни очень основательно. Техника изменила не только тип хозяйствования, но и самый тип крестьянина… Вместе со старинным укладом уходит в небытие нравственный тип. Традиционная Россия переворачивает последние страницы своей тысячелетней истории. Интерес ко всем этим явлениям в литературе закономерен… Сходят на нет традиционные ремесла, исчезают местные особенности крестьянского жилища, которые складывались веками… Серьезные потери несет язык. Деревня всегда говорила на более богатом языке, чем город, сейчас эта свежесть выщелачивается, размывается…»       Деревня представилась Шукшину, Распутину, Белову, Астафьеву, Абрамову воплощением традиций народной жизни — нравственных, бытовых, эстетических. В их книгах заметна потребность окинуть взглядом все, что связано с этими традициями, и то, что их ломало.       «Привычное дело» — так названа одна из повестей В. Белова. Этими словами можно определить внутреннюю тему многих произведений о деревне: жизнь как труд, жизнь в труде — привычное дело. Писатели рисуют традиционные ритмы крестьянских работ, семейные заботы и тревоги, будни и праздники. В книгах много лирических пейзажей. Так, в романе Б. Можаева «Мужики и бабы» обращает на себя внимание описание «уникальных в мире, сказочных заливных приокских лугов», с их «вольным разнотравьем»: «Любил Андрей Иванович луга. Это где еще на свете имеется такой же вот божий дар? Чтоб не пахать и не сеять, а время подойдет — выехать всем миром, как на праздник, в эти мягкие гривы да друг перед дружкой, играючи косой, одному за неделю намахать духовитого сена на всю зиму скотине… Двадцать пять! Тридцать возов! Если и ниспослана русскому мужику благодать божья, то вот она, здесь, перед ним расстилается, во все стороны — глазом не охватишь».       В главном герое романа Б. Можаева открывается самое сокровенное, то, что писатель связывал с понятием «зов земли». Через поэзию крестьянского труда он показывает естественный ход здоровой жизни, постигает гармонию внутреннего мира человека, живущего в ладу с природой, радующегося ее красоте.       Вот еще одна подобная зарисовка — из романа Ф. Абрамова «Две зимы и три лета»: «…Мысленно беседуя с детьми, угадывая по следам, как они шли, где останавливались, Анна и не заметила, как вышла к Синельге. И вот он, ее праздник, ее день, вот она, выстраданная радость: пряслинская бригада на пожне! Михаил, Лиза, Петр, Григорий…       К Михаилу она привыкла — с четырнадцати лет за мужика косит и равных ему косарей теперь во всем Пекашине нет. И Лизка тоже ведет прокос — позавидуешь. Не в нее, не в мать, в бабку Матрену, говорят, ухваткой. Но малые-то, малые! Оба с косками, оба бьют косками по траве, у обоих трава ложится под косками… Господи, да разве думала она когда-нибудь, что увидит эдакое чудо!»       Писатели тонко чувствуют глубинную культуру народа. Осмысляя его духовный опыт, В. Белов подчеркивает в книге «Лад»: «Работать красиво не только легче, но и приятнее. Талант и труд неразрывны». И еще: «Для души, для памяти нужно было построить дом с резьбою, либо храм на горе, либо сплести такое кружево, от которого дух захватит и загорятся глаза у далекой праправнучки.       Потому что не хлебом единым жив человек».       Эту истину исповедуют лучшие герои Белова и Распутина, Шукшина и Астафьева, Можаева и Абрамова.       В их произведениях нужно отметить и картины жестокого разорения деревни, сначала во время коллективизации («Кануны» В. Белова, «Мужики и бабы» Б. Можаева), потом в годы войны («Братья и сестры» Ф. Абрамова), в годы послевоенного лихолетья («Две зимы и три лета» Ф. Абрамова, «Матренин двор» А. Солженицына, «Привычное дело» В. Белова).       Писатели показали несовершенство, неустроенность повседневной жизни героев, несправедливость, чинимую над ними, их полную беззащитность, что не могло не привести к вымиранию русской деревни. «Тут ни убавить, ни прибавить. Так это было на земле», — скажет об этом А. Твардовский. Красноречива «информация к размышлению», содержащаяся в «Приложении» к «Независимой газете» (1998, № 7): «В Тимонихе, родной деревне писателя Василия Белова, умер последний мужик Фауст Степанович Цветков.       Ни одного мужика, ни одной лошади. Три старухи».       А чуть раньше «Новый мир» (1996, № 6) опубликовал горькое, тяжелое размышление Бориса Екимова «На распутье» со страшными прогнозами: «Нищие колхозы проедают уже завтрашний и послезавтрашний день, обрекая на еще большую нищету тех, кто будет жить на этой земле после них… Деградация крестьянина страшнее деградации почвы. А она — налицо».       Подобные явления позволили говорить о «России, которую мы потеряли». Вот и «деревенская» проза, начавшаяся с поэтизации детства и природы, кончилась сознанием великой утраты. Не случаен же мотив «прощания», «последнего поклона», отраженный и в названиях произведений («Прощание с Матерой», «Последний срок» В. Распутина, «Последний поклон» В. Астафьева, «Последняя страда», «Последний старик деревни» Ф. Абрамова), и в главных сюжетных ситуациях произведений, и предчувствиях героев. Ф. Абрамов нередко говорил, что Россия прощается с деревней как с матерью.       Чтобы высветить нравственную проблематику произведений «деревенской» прозы, поставим перед одиннадцатиклассниками такие вопросы:        — Какие страницы романов и повестей Ф. Абрамова, В. Распутина, В. Астафьева, Б. Можаева, В. Белова написаны с любовью, печалью и гневом?       — Почему первопланным героем «деревенской» прозы стал человек «трудолюбивой души»? Расскажите о нем. Что тревожит, беспокоит его? Какие вопросы задают себе и нам, читателям, герои Абрамова, Распутина, Астафьева, Можаева? «ДРАМАТУРГИЯ.НРАВСТВЕННАЯ ПРОБЛЕМАТИКА ПЬЕС А.ВОЛОДИНА, А.АРБУЗОВА, В РОЗОВА, А ВАМПИЛОВА». Володин (настоящая фамилия Лифшиц) Александр Моисеевич [10.2.1919, Минск — 6.12.2001, Петербург] — драматург, киносценарист, поэт, прозаик. Володин рано лишился родителей, с 5 до 16 лет жил у родственников в Москве, но членом их семьи так и не стал. Значительное влияние оказал лишь старший брат, актер театра-студии А.Дикого (впоследствии погибший на фронте) — он способствовал пробуждению интереса Володина к искусству, театру. Окончив школу, Володин поступил в 1936 в Московский авиационный институт (из-за возможности переселиться в общежитие), но через полгода ушел. Работал разнорабочим, поучившись на краткосрочных курсах в Серпухове некоторое время учительствовал в деревне. В 1939 прошел по конкурсу на театроведческий факультет ГИТИСа, но через 2 месяца пришла повестка из военкомата. Срочная служба в армии завершилась участием в Великой Отечественной войне. В 1943 получил медаль «За отвагу», в 1944 — тяжело ранен. Во время отпуска по ранению посещал литературный семинар П.Антокольского. Демобилизовавшись, окончил сценарный факультет ВГИКа (1949), работал на Ленинградской студии научно-популярных фильмов. Кроме служебных короткометражных сценариев, писал рассказы. В рассказе «Пятнадцать лет жизни» (1953) отразились невеселые размышления о своей «несостоявшейся» судьбе, к счастью, не оказавшиеся пророческими — в этом же году несколько рассказов были опубликованы в альм. «Молодой Ленинград» и заслужили высокую оценку ред. И.Меггера и руководителя литературного объединения при ЛО ССП Л.Рахманова. В 1954 вышла первая книга Володина «Рассказы» — о судьбах молодых современников, на нее обратили внимание в своих рецензиях «Литературная газета» и «Комсомольская правда». Через год Володин участвовал в совещании молодых писателей в Москве, где книга обсуждалась на семинаре С.Антонова и была высоко оценена. В 1956 Володин предложил Ленинградскому театру им. А.С.Пушкина (Александрийскому) пьесу «Фабричная девчонка». Открывался путь к главной сфере творчества Володина — драматургии. Пьеса принята не была. Но слух об остродискуссионном произведении привлек к «Фабричной девчонке» внимание почти 40 театров страны — первые постановки прошли в Казани, в ЦТСА в Москве, театре им. Ленинского комсомола в Ленинграде. За один год Володин стал одним из самых «репертуарных» авторов. Но это было отнюдь не «триумфальное шествие». Вокруг пьесы развернулись острые споры (Дискуссия о «Фабричной девчонке»: статьи и рецензии. Театр. 1957. №4-7). Володина обвинили в дегероизации, очернительстве и даже в намерении «опорочить наше советское общество, советское время, время социализма» (Софронов А. Во сне и наяву // Литературная газета. 1957. 7 дек.). Защищали пьесу не только критики и писатели (А.Арбузов и др.), но и переполненные залы. Зритель «оттепели» конца 1950-х — начала 1960-х принял как свою собственную правду Женьки Шульженко, выступившей против казенщины, догматизма, унификации жизни во имя подлинной человечности. История, случившаяся в рабочем общежитии, открыла буквально «залповый выброс» в творчестве Володина, в котором сочетались произведения «жизнеподобного» реализма и условно-фантастические. Это были пьесы «Пять вечеров» (1959, новая ред.— 1985, кинофильм Н.Михалкова — 1979), «В гостях и дома» (1960, в середине 1970-х переработана в сценарий «Портрет с дождем»), «Старшая сестра» (1961, одноименный фильм — 1967), «Назначение» (1963, переработана в сценарий в конце 1970-х, 3-я ред.— 1985, телефильм — 1988) и др. Это были киносценарии «Происшествие, которого никто не заметил» (1962), «Звонят, откройте дверь» (1964), «Похождения зубного врача» (1964, одноименный фильм Э.Климова — 1965), «Загадочный индус» (второе название — «Фокусник», 1965). Два последних сценария, объединенные в постановке Московского театра им. Ленинского комсомола, получили название «Аттракционы», а после написания пьесы «Графоман» Володин объединяет все три произведения в драму «Печальные победы». Характерной чертой ряда новых редакций все больше становится отказ от благополучных или сравнительно благополучных финалов. Вслед за реалистической пьесой «Назначение» (впрочем, в процессе работы над ней Володин также усиливает условность) и киносценарием «Звонят, откройте дверь» В. написал трагикомедию-гротеск «Кастручча» («Дневники королевы Оливии», 1966) — метафорическую пьесу об авторитарном обществе, которая увидела свет рампы только в 1988 (сразу в ряде театров — Московский театр сатиры, Театр-студия О.Табакова, «Эрмитаж» и др.). В 1970 была написана пьеса-притча на библейский сюжет «Мать Иисуса», которая была поставлена тоже только в конце 1980-х (московские театры — им. Моссовета, Театр на Малой Бронной, Ленинградский театр им. А.С.Пушкина и др.). 1971-й принес своеобразную литературную стилизацию — «Дульсинея Тобосская» (через несколько лет превращенную в мюзикл на музыку А.Гладкова), 1972-й — инсценировку рассказа «Стыдно быть несчастливым», получившую широкую известность под названием «С любимыми не расставайтесь» (в конце 1970-х по пьесе снят кинофильм). На рубеже 1960-70-х Володин реализует два замысла, на первый взгляд достаточно далеких друг от друга. Во-первых, это был цикл одноактных пьес (как правило, монологов), сделанных как путем литературных стилизаций (в критике их называют «условно-историческими»), так и на современном материале («Монолог Агафьи Тихоновны», «Монолог Офелии», «Семь жен Синей бороды», «Женщина и дети», «В сторону солнца», «Перегородка» и др.). Во-вторых, Володин вновь обратился к жанру притчи, на этот раз на материале эпохи доисторической, и создал детектив-трилогию времен каменного века: «Выхухоль», «Ящерица» и «Две стрелы» (первые две пьесы впоследствии были объединены). Пользуясь определением А.Толстого, Володин попытался «подойти к современности с глубокого тыла» — понять, как всеначиналось на земле, как впервые прозвучало слово «милый», как появился самый первый «интеллигент», который не решился наубийство ребенка... Связь с современностью Володин подчеркивал речевой характеристикой героинь, в которой отчетливо звучал современный сленг. Главной в трилогии стала традиционная для Володина проблема нравственного выбора. Пьесы были отмечены новыми стилистическими поисками, рассчитанными на современный театр, — фантазия, импровизация, пластика, пантомима и т.д. В середине 1970-х Володин пишет киносценарии «Смятение чувств» и «Дочки-матери», а в 1979 появляется знаменитый кинофильм «Осенний марафон» (реж. Г.Данелия), получивший мировую известность и заслуживший множество наград (главный приз XIII Всесоюзного кинофестиваля в Душанбе, «Золотую раковину» Международного фестиваля в Сан-Себастьяно, главную премию фестиваля комедийных фильмов в ФРГ и др.). Около 30 стран приобрели фильм для зарубежного проката. В то же время «Осенний марафон» вызвал не менее острую дискуссию, чем «Фабричная девчонка», правда, с менее резкими формулировками: положительный или отрицательный герой Бузыкин?.. Володин же оставался верен себе — продолжил начатое еще в рассказе «Пятнадцать лет жизни» исследование проблемы времени не в социально-политическом и историческом, а в нравственном плане: время, отпущенное человеку на дистанцию «рождение-смерть», как человек им распоряжается? Как реализуется его личность в жизненном марафоне? И в чем вообще предназначение человека на Земле? Почти одновременно с «Осенним марафоном» становится известным обращение Володина к гриновско-шагаловской теме «летающих людей». Пьеса «Блондинка (киноповесть с одним антрактом)», поставленная в БДТ им. М.Горького в 1984, посвящена, пользуясь названием одной из «одноактовок» Володина, «всем нашим комплексам повседневности». Но начинается она символической сценой в некоей студии, где люди... учатся летать. Вот, оказывается, какие физические и духовные возможности даны человеку, а он и не подозревает о них в своем прозаическом быту и застойном конформизме! При этом открытый «высокий пафос» для Володина абсолютно неприемлем — писатель «корректирует» его самыми различными эффектами комического. Критика советских лет обычно упрекала Володина в «мелкотемье» и «пессимизме». В последние годы, наоборот, подчеркивается, что Володин открыл новые пласты жизни, демократизировал героев, вскрыл острый социальный конфликт между свободой личности и общественными стереотипами, встающими на пути ее самоосуществления. Он соединил углубленное размышление о вечных ценностях человеческого бытия с самым пристальным вниманием к повседневной будничной жизни людей с ее глубинным драматизмом. Володин использует опыт драматургии XX в. с ее многообразием средств художественной выразительности. Не случайно его пьесы привлекали внимание таких режиссеров, как О.Ефремов, Г.Товстоногов, Б.Львов-Анохин, А.Эфрос и др. Творчество Володина очень современно и даже злободневно, но в нем одновременно присутствует большой запас «долгосрочных гуманистических идей» . Виктор Сергеевич Розов (1918-2004) родился 21 августа 1913 года в городе Ярославле. Отец – Розов Сергей Федорович, по профессии – счетовод, бухгалтер. Участник Первой мировой войны. Мать – Розова Екатерина Ильинична, домохозяйка. Брат – Розов Александр Сергеевич. Супруга – Козлова Надежда Варфоломеевна (1919), актриса театра имени М. Н. Ермоловой. Сын – Розов Сергей Викторович (1953), режиссер Академического молодежного театра. Дочь – Татьяна Викторовна (1960), актриса МХАТ имени Чехова. Внуки: Анастасия (1982), Иван (1996). Виктор Розов родился в воскресенье, в престольный праздник – день явления Толгской Богоматери. Это было счастливым предзнаменованием, оправдавшимся в жизни. До 3 лет Виктор очень сильно болел, даже местный доктор не верил, что мальчик выживет, а он выжил, пережил разруху и голод Гражданской войны. Потом, уже взрослым, ушел на фронт, был тяжело ранен, но опять выжил. Мечтал и осуществил в жизни свою мечту. В конце написанной им книги он так и говорит: «Я – счастливый человек». В 1918 году в Ярославле вспыхнул мятеж, организованный Савинковым. Город горел, сгорел и дом Розовых. Семья вынуждена была переехать в город Ветлугу. Там Виктор пошел в школу и проучился три класса, а затем семья переехала в Кострому. Окончив там школу-девятилетку, он пошел работать на текстильную фабрику «Искра Октября». В 1932 году поступил в костромской индустриальный техникум, где проучился один год. С 1932 по 1934 годы работал в Театре юного зрителя, который основала группа молодежи под руководством режиссера костромского театра Н.А. Овсянникова. В 1934 году Виктор Розов поехал в Москву поступать в театральное училище при московском Театре революции (ныне – Театр имени В. Маяковского) и был принят в класс блистательной актрисы М. И. Бабановой. В училище он проучился 4 года, а затем его взяли в театр актером вспомогательного состава. Потом началась война. С началом войны Виктор Розов не раздумывал, где должен быть: только на фронте! Рассказать о военной судьбе Виктора Сергеевича лучше, чем сделал это он сам в автобиографической книге «Путешествие в разные стороны», нельзя, – так искренни его воспоминания. ...Трагическая осень 41-го. Еще не началось контрнаступление советских войск под Москвой... «На Бородинском поле мы рыли, рыли, рыли огромный противотанковый ров... Однажды на каком-то привале на опушке я влез на пенек и стал читать нашему отдыхающему на травке взводу: “Скажи-ка, дядя, ведь недаром...”. Слова “Умремте ж под Москвой, как наши братья умирали...” – я произнес с той единственной страшной интонацией, с которой, вероятно, и надо читать их всегда, – с той интонацией, от которой у меня самого сжалось горло». Но жизнь-то продолжалась и дарила порой удивительные праздники. Ну как вот забыть трогательный эпизод с дикой уткой... Голод, как известно, не тетка; и кормили бойцов не больно-то важно, есть хотелось отчаянно: аж скулили, случалось, от пустоты в желудке. Вот в такую-то пору, когда день уже был на исходе и во рту ни крошки, сидели на берегу тихой речушки восемь человек, и среди них боец Розов. «Вдруг видим, – рассказывает Виктор Сергеевич, – без гимнастерки, что-то держа в руках, к нам бежит еще один наш товарищ...  – Смотрите! – победителем воскликнул Борис. Разворачивает гимнастерку, и в ней... живая дикая утка...  – Вижу: сидит, прижалась за кустиком. Я рубаху снял и хоп! Есть еда! Зажарим. Утка была некрупная, молодая. Поворачивая голову по сторонам, она смотрела на нас изумленными бусинками глаз... Она просто не могла понять, что это за странные милые существа ее окружают и смотрят на нее с таким восхищением... Все залюбовались красавицей. И произошло чудо, как в доброй сказке. Кто-то просто произнес:  – Отпустим...» ...Тот единственный бой, в котором участвовал Розов, продолжался с рассвета и до темноты. И ни минуты передышки... «Потрясение было, может быть, самым сильным, какое я испытал за всю свою жизнь. Как ни стараюсь я сейчас воссоздать его в себе и снова почувствовать пережитое, не могу. Только помню», – признался Виктор Сергеевич спустя годы. – Немцы окружили нас, били изо всех видов оружия... А мы пытались куда-то прорваться из последних сил. Товарищи падали, один за другим, один за другим... Юное красивое лицо медсестры Нины было сплошь усыпано черными осколками, и она умерла через минуту, успев только сказать: “Что с моим лицом, посмотрите”. И не дождалась ответа...» В том бою близ Вязьмы Розов был тяжело ранен. Шесть суток везли его с фронта в тыл, в госпиталь во Владимире. А кровь все текла и текла, и шесть суток он не спал, не смыкал глаз: такая страшная была боль. Долгие дни и ночи на госпитальной койке... Сколько пережито было тогда... И не только мук и страхов. Сколько было доброго, светлого, необыкновенного! «Весной меня на носилках вынесли во двор и положили на траву. Я увидел целое небо... Я писал стихи по два, три, пять штук в день... Вот их отрывки, уцелевшие в памяти: Я рaспят на больничной койке По воле трех слепых старух. А за окном на белой койке Летит зима, теряя пух... Жаль, что я растерял все листочки, любопытно было бы их перечесть. Не как стихи, а как свидетельства выздоровления». 18 июля 1942 года Виктора Розова выписали из госпиталя (было это уже в далекой Казани). «Жара. А я не только в гимнастерке – в шинели. За плечами вещевой мешок, руки на костылях...» Так кончилась для него фронтовая страда. В середине 1942 года Виктор Розов приехал к отцу в Кострому. Позже поступил в Московский литературный институт на заочное отделение по специальности драматургия. В институт приезжал только на сессии, поскольку был еще слаб после ранения и не освоился с костылями. Учение в институте получилось двухступенчатым. В начале учебы, будучи в Костроме, он написал пьесу «Вечно живые», которую поставил Костромской театр, а позже в Москве – театр «Современник». Потом по просьбе режиссера М. Калатозова он написал по этой пьесе сценарий фильма «Летят журавли», ставший таким любимым зрителями и знаменитым на весь мир. Проучившись два с половиной года в институте, он уехал в Алма-Ату по приглашению Наталии Сац, помочь ей в организации театра для детей и юношества Казахстана. Вернувшись в Москву, пожалел о том, что бросил занятия, но учиться не стал – важнее была борьба за жизнь. И только позднее, когда шла его первая пьеса, он попросил разрешения вернуться на 3-й курс, и окончил институт в 1953 году. В качестве дипломной работы В. Розов представил пьесу «Страницы жизни», которая тогда уже репетировалась в Центральном детском театре. А параллельно с учебой приходилось работать. В 1943 году Розов устроился в театр, который располагался в клубе «Красный луч», в здании, примыкающем к МОГЭСу. Позже театр распался, и он вынужден был искать другой. За один год промелькнули три театра. Потом были фронтовые театры. Особенно запомнился один из них, возглавляемый великим деятелем советского театра Алексеем Диким. Война шла к концу, возвращались из эвакуации театры столицы, и этот театр ликвидировался сам собой. В. Розов опять остался без работы. И вот тут-то и пришло приглашение от Наталии Сац, из-за которого пришлось временно прервать учебу. По возвращении в Москву Розов работал еще в качестве режиссера в театре ЦДКЖ. В начале 1949 года он написал пьесу «Ее друзья». Впоследствии она была поставлена почти в ста театрах страны. А в своем институте по окончании учебы он еще долгие годы работал преподавателем, получил там звание профессора. Виктор Сергеевич ушел из института только в 1995 году. Самые известные и любимые всеми пьесы В. С. Розова: «Ее друзья», «В добрый час», «В поисках радости», «В день свадьбы», «Традиционный сбор», «Гнездо глухаря», «Кабанчик» и, конечно, «Вечно живые», с которых начинался театр «Современник». По его сценариям сняты кинофильмы: «Летят журавли», «Шумный день», «С вечера до полудня». На протяжении почти 50 лет В. С. Розов являлся членом Союза писателей. Он также был председателем конкурсной комиссии по определению лучшего актера, режиссера, драматурга в театрах России. Эта комиссия организована Фондом имени И. М. Смоктуновского. В. С. Розов – лауреат Государственной премии СССР и премии Президента РФ, академик Российской академии словесности. Награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Дружбы народов, Отечественной войны I степени, орденом Русской Православной Церкви «За милосердие» и многими медалями России и зарубежных стран. В июле 1999 года Институт прикладной астрономии АН России в Санкт-Петербурге присвоил одной из малых планет имя – Розов. В 1958 году В. Розов стал членом редколлегии нового журнала «Юность». Редколлегия тогда состояла из знаменитых имен: Самуил Маршак, Ираклий Андроников, Николай Носов... Что касается увлечений в свободное время, то основным было собирание марок, которое началось еще с детства. А еще Виктор Сергеевич любил разводить цветы на своем дачном участке. Самые любимые – гладиолусы, которые получались у него необычайно красивыми. Одно время участок был полон чудесных роз, пионов, кустов жасмина. Виктор Сергеевич очень любил классическую музыку. В студенческие годы ему посчастливилось попасть в консерваторию, когда проходил конкурс исполнительского мастерства дирижеров, скрипачей, пианистов. Он слушал Флиера, Ойстраха, Розу Тамаркину. Иван Козловский, Сергей Лемешев, Иван Петров – это любимые певцы В. Розова. Но особенно он почитал балет. Непревзойденной балериной считал Е. Гельцер. Виктор Сергеевич Розов скончался 28 сентября 2004 года. Арбузов Алексей Николаевич [13(26).5.1908, Москва — 20.4.1986, Москва] — драматург. Родился в семье коммерсанта, выходца из дворян. Детские и юношеские годы Арбузова прошли в Петрограде, в обстановке разлада между родителями. Отец ушел из семьи, когда мальчику было 8 лет. Впечатления детства, осложненного семейной драмой, душевной болезнью матери, оставят свой след в творчестве драматурга. «Биография его театральна» (Крымова Н.— С.10) в полном смысле этого слова. День, когда он увидел в Большом драматическом театре «Разбойников» Шиллера, раз и навсегда решил его судьбу (Автобиография. С.47). Юный Арбузов приобщался к театру последовательно и активно — сначала как статист на оперной сцене, затем как актер и режиссер (после окончания театральной студии П.П.Гайдебурова) и, наконец, как автор театрализованных газет, агитпредставлений и т.п. Секреты театра он познал раньше, чем научился писать пьесы. Первым драматургическим опытом Арбузова была пьеса «Класс», поставленная Красным театром в Ленинграде (1931). Спектакль закончился полным провалом, но это не остановило молодого автора. В начале 1930-х он переехал в Москву, где стал завлитом пролеткультовского Театра малых форм. Появление горьковского «Егора Булычова», по признанию Арбузова, побудило его расстаться с агиттеатром и «вернуться к психологии человека и его душе» (Вопросы литературы. 1968. №3. С.7). Успех пришел к Арбузову вместе с лирической комедией «Шестеро любимых» (1934). Предназначенная для сельской самодеятельности, она — неожиданно для автора — была поставлена во многих театрах страны. Комедия «Дальняя дорога» (1935) впервые выявила существенные черты творческой индивидуальности Арбузова. Заглавие пьесы выражало характерный для писателя мотив странствий, «дальней дороги» как манящего и исцеляющего средства для его героев. В этой бодрой и веселой комедии о юных строителях московского метро неожиданно возникала, однако, тревожная нота, связанная с темой одиночества (образ Лили Брегман). Эта тема станет одной из «сквозных» в творчестве писателя. В полную силу талант Арбузова проявился в драме «Таня» (1938) — наиболее репертуарной его пьесе, сделавшей имя автора широко известным. Замысел ее возник, по словам Арбузова, из обычного желания предостеречь от бед близких ему людей (Путь драматурга // Советская литература и вопросы мастерства: сб. статей. М., 1957. Вып.1. С.13). Судьба Тани, какой она представлялась драматургу, заключала в себе жестокий, но полезный жизненный урок. Автор выступал требовательным судьей своей героини, отказавшейся от себя ради любимого человека, и по ходу действия выводил ее на «правильный» путь — из тесного комнатного мирка в мир широкой общественной жизни. Однако образ Тани объективно получился шире нравоучительной авторской установки, а кое в чем и сопротивлялся ей. Со всей очевидностью это обнаружилось в спектакле московского Театра Революции (1939, реж. А.Лобанов, в роли Тани — М.Бабанова, для которой Арбузов и писал эту пьесу). Автора удивило и поначалу даже возмутило то, что осуждаемая им Таня, несмотря на свои ошибки и заблуждения, завоевала наибольшие симпатии зрителей. Спор о Тане, возникший между Арбузовым и Бабановой (Советское искусство. 1939. 27 апр.), был глубоко поучителен для драматурга. В дальнейшем он отказался от категорических интонаций по отношению к своей героине, внеся соответственные изменения в окончательный вариант пьесы (1947). Интерес к ней не ослабевал и в последующие десятилетия. Жизненная емкость образа Тани давала возможность талантливым актрисам в разное время открывать в нем новые, порой неожиданные грани: А.Фрейндлих в спектакле Театра им. Ленсовета Т.Самойлова в Театре киноактера (1968), О.Яковлева в телефильме «Таня» (1974, реж. А.Эфрос). Рожденная эпохой 1930-х, данная пьеса Арбузова утверждала права и значимость т.н. «личной» темы, заметно потесненной в литературе тех лет проблемами «социальными», «производственными» и т.п. Автору «Тани» приходилось выслушивать немало упреков в пристрастии к «камерности» и «сентиментальности». Именно тогда зародилась у Арбузова полемическая мысль о том, что «на двадцати страничках "Бедной Лизы" Карамзина уместилась по существу вся русская лит ература XIX века» Эта мысль многое проясняет в позиции драматурга. Независимо от колебаний литературно-политического маятника, он сохранил интерес к сложной и тонкой сфере человеческих чувств на протяжении всей своей творческой жизни. Не менее характерен для Арбузова и постоянный поиск продуктивных форм взаимодействия литературы и театра. В 1938 он вместе с режиссером В.Плучеком организовал Московскую театральную студию с целью создания совр. спектакля коллективными усилиями творческой молодежи. То, что рождалось из импровизаций на репетициях, Арбузов обрабатывал и превращал в текст пьесы. Так появилась романтическая хроника об истории строительства молодого города в дальневосточной тайге — «Город на заре» (1940, новая ред.— 1957). Она была поставлена студийцами в февр. 1941 и тепло принята зрителями. Арбузовская студия имела государственный статус и с началом войны превратилась во фронтовой театр. След, оставленный ею, не пропал: на подобных студийных принципах возникли позднее московский театр «Современник», а также мн. нынешние театральные коллективы. Новым детищем А. явилась студия молодых драматургов, которой он руководил в последнее десятилетие своей жизни. В годы войны с фашизмом Арбузов обратился к жанру, казалось бы, наименее отвечающему духу времени,— мелодраме. Пьеса «Домик на окраине» (первоначальное название «Домик в Черкизове», 1943) воспроизводила чеховскую ситуацию трех сестер (Вера, Надежда, Любовь) в условиях тыловой жизни периода войны. Она породила стойкие упреки по адресу Арбузова в «театральщине», в тяготении к «трогательным» и «жалостным» сценам и т.п. При этом за личные слабости драматурга выдавались порой особенности избранного им жанра. Не учитывалось, в частности, что мелодрама органично соответствовала природе таланта Арбузова, о чем свидетельствовали и более поздние его пьесы: «Потерянный сын» (1961), «Ожидание» (1976), «Жестокие игры» (1978) и др. Отвечая на упреки критики, Арбузов утверждал, что «нашим театрам недостает сердечности, страстности, азарта чувств, простой душевности...» . Он настойчиво (и словом, и делом) выступал в защиту жанра мелодрамы и отстоял его правомочность в советской драматургии. В отличие от классических примеров данного жанра, в мелодраме Арбузова отсутствуют фигуры откровенных негодяев. Даже те немногие отрицательные герои, которые встречаются в его пьесах (Аграновский в «Городе на заре», Молодцов в «Потерянном сыне», Королевич из «Выбора», 1971), не дотягивают до уровня таких отрицательных героев, которые были бы способны существенно повлиять на развитие драматического действия. Это связано с особенностями мироощущения писателя, воспринимавшего любого человека с «оптимистической предпосылкой» (Василинина И.— С.34) и потому сознательно избегавшего деления своих персонажей на «хороших» и «плохих». После «Тани» Арбузов видел свою задачу в том, чтобы не обвинять героя, а объяснять его. Он считал, что «самые интересные схватки, которые могут быть в пьесе,— это схватки героя с самим собой» (О труде драматурга. С.17). Эти творческие принципы наиболее отчетливо воплотились в драме Арбузова «Годы странствий» (1950, опубл. в 1954). Раскрытие характера неординарного человека (Александра Ведерникова), находящегося в разладе с самим собой, причиняющего немало страданий другим людям и постепенно осознающего свои ошибки,— таково подлинное содержание этой драмы. Она пробудила острый интерес у зрителей и критики и оказалась в центре литературно-театральных споров той поры. Отсутствие в пьесе обвинительного авторского приговора вызвало явное неудовольствие критики. Драматурга обвиняли в попустительстве своему герою (Театр. 1955. №1. С.112), в потакании индивидуализму и т.п. Публикация «Годов странствий» и постановка их на сцене совпали по времени с дискуссией об «идеальном герое», развернувшейся на страницах газет и журналов. Автор пьесы сознательно ломал привычные схемы и стереотипы в литературе, но освободиться от них до конца все же не смог. В финальной сцене он прибегал к излюбленному, не раз испытанному приему — отправлял своих героев в дальние северные или сибирские края для духовного «очищения» и возмужания. Изменения во внутреннем мире молодого современника продолжали волновать Арбузова и в драме «Иркутская история» (1959). Поставленная и оригинально интерпретированная крупными режиссерами (Е.Симоновым в Театре им. Е.Вахтангова, 1959; Н.Охлопковым в Театре им. В.Маяковского, 1960; Г.Товстоноговым в БДТ им. М.Горького, 1960), она стала заметным событием театральной жизни на рубеже 1950-60-х. Пьеса создавалась в такой общественной атмосфере, когда неприятие высоких слов оборачивалось в среде молодежи неприятием высоких чувств, разочарованием, скепсисом, принимавшим своеобразные формы морального «вызова». Действие драмы основано на борьбе за подлинность чувств, красоту и правду человеческих отношений. Ее главные герои — Валя, Виктор и Сергей — подвергаются серьезному нравственному испытанию, проверке критерием «настоящей любви». Исследователи заметили, что ревность в пьесе Арбузова, возможно, впервые в истории драмы становится силой не разрушающей, а возрождающей человека (образ Виктора) (Рудницкий К.— С.291). Сочетание яркой театральности, публицистичности и психологизма в «Иркутской истории» позволило ее автору избежать «камерности» и выйти к форме «открытой» драмы (в связи с этим немало споров было о месте и роли Хора в ней). Но время показало и другое: политическая терминология с примесью слов о «коммунизме», произносимых в основном устами Сергея, склонного к резонерству и к тому же лишенного чувства юмора, заметно ослабляет сегодня это произведение. После «Иркутской истории» Арбузов написал немало пьес, большинство из которых так или иначе варьируют его излюбленные темы и мотивы. С годами писатель становился мудрее, и это побуждало его к переосмыслению некоторых проблем, затронутых им ранее. Знакомая по «Иркутской истории» ситуация (она любит его, но выходит замуж за другого), хотя и в иных исторических обстоятельствах, воспроизведена Арбузовым в «Моем бедном Марате» (1964). Судьбы Марата, Лики и Леонидика, прошедших через войну, внешне складываются как будто благополучно. Но душевные неурядицы и тревоги преследуют их и спустя много лет после блокады и фронта. Нелегко им дается искренняя и честная самооценка, осознание того, что «даже за день до смерти не поздно начать жизнь сначала» . Своеобразным продолжением судьбы Ведерникова на новом этапе явилась драма Арбузова «Счастливые дни несчастливого человека» (1968). Герой ее, молодой врач Крестовников, со временем многого достиг в научной карьере, но немало потерял в своем нравственном облике и остался, в сущности, одиноким человеком. Если прежние герои Арбузова выходили из одиночества к людям, то Крестовников, по выражению критика, проделал «путь обратный — от людей к одиночеству» . Целый ряд пьес Арбузова 1970-х связан с темой восприятия человеком приближающейся или уже настигшей его старости: «Сказки старого Арбата» (1970), «В этом милом, старом доме» (1971), «Старомодная комедия» (1975). Для пожилого кукольного мастера Балясникова («Сказки старого Арбата»), оказавшегося на грани творческого кризиса, старость сродни беде. Однако появление в его доме умной и обаятельной Виктоши воскрешает мастера духовно, возрождает в нем былые творческие силы. «Сказки старого Арбата» иногда называют «самой личной» пьесой Арбузова не только потому, что некоторые факты биографии героя совпадают с биографией автора, но и по свойственной ей интимной интонации, особой поэтической стилистике. Возвращение Арбузова к молодежной теме в пьесе «Жестокие игры» (1978) обнаружило коренное изменение его взгляда на проблему, ранее поставленную в «Тане». Автор «Жестоких игр», этой совр. вариации «драмы безотцовщины», не оспаривает, как когда-то в «Тане», а напротив, отстаивает право женщины целиком посвятить себя семье, любимому человеку (образ геолога Маши). Столь неожиданный поворот в трактовке данной темы произошел не без влияния остро ощущавшихся драматургом отрицательных последствий женской эмансипации. Ориентация преимущественно на служебный успех, деловитость, сугубо рационалистический образ жизни за счет утраты любви и материнства как основы женского счастья тревожила Арбузова и в пьесе «Победительница» (1983). Предостережением в этом смысле прозвучала и последняя драма Арбузова с выразительным заглавием «Виноватые» (1985), где центральное место занимает проблема личной вины матери за судьбу когда-то брошенного ею сына. Действие пьесы развертывается как выявление печальных, хотя и отдаленных по времени, последствий этого факта. Писатель исходил из мысли о семье, годах детства как ничем не заменимой предпосылке нравственного и душевного здоровья человека и общества в целом. Герои Арбузова — личности, как правило, незаурядные, легко заблуждаются и трудно преодолевают свои ошибки, расплачиваются за них дорогой ценой. Эмоциональный колорит его произведений составляет сочетание разноплановых элементов иронии, мягкого юмора, лиризма, сердечной патетики. При этом автору не всегда удается избежать умилительного оттенка в изображении неустроенных судеб своих персонажей. Интерес Арбузова к общечеловеческим проблемам, к воспитанию «культуры чувств» в немалой степени способствовал тому, что его драматургия получила широкое международное признание. Пьесы Арбузова ставились на театральных сценах Англии, США, Канады, Франции, Германии, Бельгии, Японии, Индии, Скандинавских стран и стран Латинской Америки. За рубежом его воспринимают как «естественного преемника Чехова» . «ПУБЛИЦИСТИЧЕСКАЯ НАПРАВЛЕННОСТЬ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ 80-Х ГОДОВ. В современной литературе XX–XXI веков есть имена, без которых ее мы уже не сможем представить. Одно из таких имен - Валентин Распутин. Писатель Валентин Распутин - один из признанных современных писателей, который тоже продолжает традиции русской классической прозы, прежде всего, с точки зрения нравственно – философских проблем, каких - это мы с вами должны увидеть, размышляя над его произведениями. Сегодняшний урок мы посвятим публицистике писателя. Ключевым произведением этого периода является историко-краеведческая книга «Сибирь, Сибирь…», включающая несколько очерков. В статье "Видя вокруг прозрения слепых…" В.Г. Распутин признается, что Байкал для него - буквально питающая сила: "это…нечто живое, отцовское, плоть от плоти и соль от соли которого все мы, живущие рядом, происходим." Земля Байкала и Ангары породила писателя В.Г. Распутина для того, чтобы он сказал о ней словами, достойными ее красы и мощи, стал выразителем ее бед. В его очерке "Байкал" (книга "Сибирь, Сибирь") есть такие слова: «Рядом с Байкалом мало размышлять привычно, здесь надо выше, чище, сильнее думать, вровень с его духом, не бессильно, не горько»."Вровень с его духом…". Так был обозначен уровень писательской и гражданской позиции в подходе ко всему, что касалось священного моря. Писатель вспоминает об уничтожении своей родной деревни Аталанки, о тяжелом и страшном прощании с родиной. В.Г. Распутин говорит о напрасной гибели города, т.к. были уже опыты - строительство Братской ГЭС, Усть-Илимской, Красноярской. Самая мощная оказалась Братская ГЭС, а теперь такая мощность уже не нужна, и дает электроэнергию на две трети. Писатель предупреждает, что то же самое будет и с Богучанской ГЭС, т.к. энергия пойдет не во блага страны, а в Китай. "Скажите, как жить без этих ангарских лесов, без этих дивных по красоте, богатых лесов? А после затопления их не станет." Взаимосвязь природы с судьбой человека занимают в творчестве В.Г. Распутина определяющее место. Любое произведение писателя отражает эту предопределенную связь природы, общества и человека. Природа становится силой, направляющей человека и придающей смысл его существованию. В своей концепции времени В.Г. Распутин противопоставляет истинное, священное время природных циклов линейному времени цивилизации, которое кажется ему разрушительным и предполагающим свой конец. С началом перестройки В.Г. Распутин включился в широкую общественно-политическую борьбу. Писатель протестует против распада СССР, деградации России, разложения государства, предательства культуры и народа. В.Г. Распутин выступает на каждом из десяти заседаний Всемирного Русского Собора. Часть из них проводилась в период, когда президентом был Б. Ельцин, а часть - при президентстве В.В. Путине. Собранные вместе эти речи представляют панораму проблем современной истории за десять лет. В.Г. Распутин призывает к духовному и гражданскому сопротивлению деморализующей политике властей. Писатель говорит о том, что в стране нет единой системы власти. А только "много специалистов самого высокого класса, занятых не обезболиванием, обездоливанием." Русский человек, верит В.Г. Распутин, обладает чувством национального самосознания, ответственностью, сплоченностью. Именно к нему и апеллирует писатель. В национальной истории В.Г. Распутина интересуют следующие вехи: монголо-татарское иго и Куликовская битва, Смутное время, церковный раскол, петровские реформы, наполеоновское нашествие 1812 года и Бородинское сражение, Октябрьская социалистическая революция и гражданская война 1918 - 1920 годов, индустриализация и коллективизация сельского хозяйства в 1926 - 1938 годах, Великая Отечественная война. Чтение отрывка «На поле Куликовом» Обращение В.Г. Распутина к фактам исторического прошлого мотивировано ситуацией последних двух десятилетий ХХ века. Проводя исторические аналогии, писатель стремится выяснить причины наблюдаемого им в современной России кризиса, а также найти и указать соотечественникам способы его преодоления. При описании ситуации в стране Распутин использует историческую параллель: Поле Куликово и Отечественная война: "Эти два события - поле Куликово и Отечественная война, разделенные более чем полутысячелетием, невольно в нашем представлении возвышаются над Россией огромными скорбными курганами" Анализ статьи «Время и бремя тревог» «У каждого из нас свой участок на общем литературном поле, на котором писатель может принести наибольшую пользу. Но если представить наше общее поле не в абстрактной, а конкретной картине, — это и будет Россия. Нет для нас судьбы и нет у нас слова помимо России.» Анализ статьи «Россия уходит у нас из-под ног» Во-первых, у России украдено даже имя ее и пущено с молотка на обслуживание всякого рода сомнительных заведений, против нее же направленных. Во-вторых, к руководству Россией пришли люди, которые даже не считают нужным скрывать к нам свою неприязнь. В-третьих, патриотизм отменяется. «Патриотизм — это свойство негодяев», — провозгласил наш собрат по перу Ю. Черниченко. В-четвертых, культура разрушается. Что там разрушается... Много ли теперь осталось от культуры, чистым голосом которой так славна была Россия в самые лихие и даже самые болотные времена. В-пятых, нравственность, как старуху, раздели донага и, изможденную, изработанную, сморщенную, с обвисшими сосцами, проводят сквозь строй молодой растленной плоти, демонстрируя два вида красоты. В-шестых, молодежь развращается. И это самое страшное, когда начинаешь думать о будущем России. Если три века назад Россия была поставлена на дыбы, то сегодня она поставлена на задние лапы. Отечество действительно в опасности. Мы можем завтра проснуться в своих собственных постелях, но уже не в России. Все вокруг будет тем же самым, но чужим, лишенным родного духа и смысла. Допустить мирную интервенцию — позор больше и непоправимей, чем отдать Отечество на полях битвы. Там — наша ответственность, равная со всеми. Здесь — она неизмерима. Это поле нашей деятельности, и если мы сдадим его — грош нам всем цена. Современную ситуацию В.Г. Распутин рассматривает как крушение всего государства и атака на русскую культуру и русские богатства. Россия принимает чужие права, чужую культуру, язык, экономику, социальное и политическое устройство - "все то, что навязывалось ей на протяжении долгого времени." Творчество В.Г. Распутина неразрывно связано с социальными, нравственными, психологическими процессами современной российской истории. Журналистская деятельность В.Г. Распутина началась в 60-е годы, до 80-х годов писатель много внимания в своей публицистике уделял экологическим темам. Конец 80-х годов - это время обращения В.Г. Распутина к политическим и экономическим темам. В течение 10 лет - с 1985 года до середины 90-х - публицистика писателя становится открытой критикой политической ситуации в России. В 90-е годы так остро разворачиваются дискуссии вокруг русской идеи, ставящие вопросы бытия нации, ее духа и судьбы. В.Г. Распутин - главный идеолог и проповедник современного почвенничества, рассматривающий путь России как путь религиозно-нравственного возрождения. «А.И.СОЛЖЕНИЦЫН.СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. ПРОБЛЕМА ОТВЕТСТВЕННОСТИ ПОКОЛЕНИЙ».  Литературный дебют Александра Исаевича Солженицына состоялся в начале 60-х годов, когда в «Новом мире» были напечатаны повесть «Один день Ивана Денисовича» (1962, № 11), рассказы «Случай на станции Кочетовка», «Матренин двор» (1963, № 1). Необычность литературной судьбы Солженицына в том, что он дебютировал в солидном возрасте — в 1962 году ему было сорок четыре года — и сразу заявил о себе как зрелый, самостоятельный мастер. «Ничего подобного давно не читал. Хороший, чистый, большой талант. Ни капли фальши…» Это самое первое впечатление А. Т. Твардовского, который прочитал рукопись «Одного дня Ивана Денисовича» ночью, в один присест, не отрываясь. А при личном знакомстве с автором редактор «Нового мира» сказал: «Вы написали отличную вещь. Не знаю, в каких школах вы учились, но пришли совершенно сформировавшимся писателем. Нам не приходится вас ни учить, ни воспитывать». Твардовский предпринял невероятные усилия к тому, чтобы рассказ Солженицына увидел свет.       Вхождение Солженицына в литературу было воспринято как «литературное чудо», вызвавшее у многих читателей сильный эмоциональный отклик. Примечателен один трогательный эпизод, который подтверждает необычность литературного дебюта Солженицына. Одиннадцатый номер «Нового мира» с повестью «Один день Ивана Денисовича» пошел к подписчикам! А в самой редакции шла раздача этого номера избранным счастливчикам. Был тихий субботний день. Как позже рассказывал об этом событии А. Т. Твардовский, было, как в церкви: каждый тихо подходил, платил деньги и получал долгожданный номер.       Читатели приветствовали появление в литературе нового замечательного таланта. Вот что писал Солженицыну Варлаам Шаламов: «Дорогой Александр Исаевич! Я две ночи не спал — читал повесть, перечитывал, вспоминал…       Повесть — как стихи! В ней все целесообразно. Каждая строка, каждая сцена, каждая характеристика настолько лаконичны, умны, точны и глубоки, что, я думаю, «Новый мир» с самого начала своего существования ничего столь цельного, столь сильного не печатал».       Публикация «Одного дня Ивана Денисовича» воспринималась как Событие. Запомнились слова Григория Бакланова: «С выходом в свет повести А. Солженицына стало ясно, что писать так, как мы до сих пор писали, нельзя». К сказанному Г. Баклановым Александр Твардовский добавил: «Но и люди, желающие писать по-прежнему, не могут не видеть, что читать по-прежнему их уже не хотят… Словом, очень он осложнил литературную жизнь, этот вдруг появившийся на свете писатель».       Повесть «Один день Ивана Денисовича» привлекла внимание читателей не только своей неожиданной темой, новизной материала, но и своим художественным совершенством. «Вам удалось найти исключительно сильную форму», — писал Солженицыну Шаламов. «Избрана малая форма — в этом опытный художник», — заметил Твардовский. Действительно, в раннюю пору своей литературной деятельности писатель отдавал предпочтение жанру рассказа. Он придерживался своего понимания природы рассказа и принципов работы над ним. «В малой форме, — писал он, — можно очень много поместить, и это для художника большое наслаждение — работать над малой формой. Потому что в маленькой форме можно оттачивать грани с большим наслаждением для себя». И «Один день Ивана Денисовича» Солженицын относил к жанру рассказа: «Иван Денисович» — конечно, рассказ, хотя и большой, нагруженный». Жанровое обозначение «повесть» появилось по предложению Твардовского, который хотел придать рассказу «больше весу».       Выражать правду жизни во всей ее полноте! — таково основное эстетическое требование Солженицына. О нем писатель не раз заявлял не только в своих письмах, статьях, автобиографической книге-исповеди «Бодался теленок с дубом», но и в художественных произведениях. Так, в двух эпизодах повести «Один день Ивана Денисовича» передаются суждения писателя о творчестве Сергея Эйзенштейна. Фильмы выдающегося советского кинорежиссера — любимая тема разговоров одного из героев повести — Цезаря Марковича. В первом эпизоде оппонентом московского интеллигента является «жилистый старик», «двадцатилетник, каторжанин по приговору Х-123».       В другом случае разговор идет о получившем мировую известность фильме Эйзенштейна «Броненосец Потемкин». Цезаря умиляют находки режиссера: «…пенсне на корабельной снасти повисло, помните?» «Или коляска по лестнице — катится, катится».       Приверженец реалистического искусства, Солженицын не принимает и всякого рода модернистские ухищрения, о них он писал с явной иронией в рассказе «Пасхальный крестный ход». Писатель получал наслаждение в работе над словом, над «маленькой формой», «оттачивая ее грани».       Первоначальное название рассказа — «Щ-854». В редакции «Нового мира» родилось окончательное название, по-другому определился и жанр произведения — повесть.       Солженицын создал на страницах своих произведений образ огромной впечатляющей силы — «Архипелаг ГУЛАГ». В документальном фильме «Избранник» показана составленная Солженицыным карта архипелага ГУЛАГ. В одной из ее точек — лагерь «Одного дня…».       — Твардовский считал «удачным выбор героя». По признанию автора, «образ Ивана Денисовича сложился из солдата Шухова, воевавшего с ним в советско-германскую войну (и никогда не сидевшего), общего опыта пленников и личного опыта автора в Особом лагере каменщиком. Остальные лица — все из лагерной жизни, с их подлинными биографиями».       Рассказывая о лагере и лагерниках, Солженицын пишет не о том, как там страдали, а о том, как удавалось выжить, сохранив себя как людей. Шухову навсегда запомнились слова первого его бригадира, старого лагерного волка Куземина: «В лагере вот кто погибает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется, да кто к куму ходит стучать».       В «Одном дне…» есть лица, о которых автор рассказывает с большой симпатией: это бригадир Тюрин, Шухов, кавторанг Буйновский, латыш Кильдигс, Сенька Клевшин. Писатель выделяет еще одного героя, не названного по имени. Всего полстраницы занимает рассказ о «высоком молчаливом старике». Сидел он по тюрьмам и лагерям несчетное число лет, и ни одна амнистия его не коснулась. Но себя не потерял. «Лицо его вымотано было, но не до слабости фитиля-инвалида, а до камня тесаного, темного. И по рукам, большим, в трещинах и черноте, видать было, что не много выпало ему за все годы отсиживаться придурком».       «Придурки» — лагерные «аристократы» — лакеи: дневальные по бараку, десятник Дэр, «наблюдатель» Шкуропатенко, парикмахер, бухгалтер, один из КВЧ — «первые сволочи, сидевшие в зоне, людей этих работяги считали ниже дерьма».       Как видим, в авторских характеристиках, коротких, скупых, очень сильно выражен нравственный аспект. Он особенно заметен в сценах-столкновениях: Буйновский — Волковой, бригадир — Тюрин — десятник Дэр. Важное значение имеют и коротенькие эпизоды, раскрывающие взаимоотношения зеков: Шухов — Цезарь, Шухов — Сенька Клевшин. К лучшим страницам повести нужно отнести те эпизоды, которые показывают 104-ю бригаду в работе.       Судьбы героев повести убеждают, что историю тоталитаризма Солженицын вел не с 1937 года, а с первых послеоктябрьских лет. Об этом говорят лагерные сроки зеков. Безымянный «высокий молчаливый старик» сидит с первых советских лет. Первый бригадир Шухова — Куземин был арестован в «год великого перелома», а последний — Тюрин — в 1933, в «год победы колхозного строя». Наградой за мужество в немецком плену стал десятилетний срок для Сеньки Клевшина… С думой о них, с воспоминаний о них Солженицын начал работу над главной своей книгой «Архипелаг ГУЛАГ», которая открывается посвящением:  О писателе судят по его лучшим произведениям. Среди рассказов Солженицына, вышедших в 60-е годы, на первое место всегда ставили «Матренин двор». Его называли «блистательным», «подлинно гениальным произведением». «Рассказ правдив», «рассказ талантлив», отмечалось в критике. «Он и среди рассказов Солженицына выделяется строгой художественностью, цельностью поэтического воплощения, выдержанностью художественного вкуса».       Солженицын — страстный художник. Его рассказ о судьбе простой крестьянки исполнен глубокого сочувствия, сострадания, человечности. Он вызывает у читателя ответное чувство. Каждый эпизод «по-своему щемит душу, по-своему ранит, по-своему восхищает». Сочетание страниц лирического и эпического планов, сцепление эпизодов по принципу эмоционального контраста позволяют автору менять ритмику повествования, его тональность. Таким путем идет писатель к воссозданию многослойной картины жизни. Уже первые страницы рассказа служат убедительным тому примером. Его открывает зачин-предварение. Он о трагическом. Автор-рассказчик помнит о трагедии, свершившейся на железнодорожном разъезде. Подробности этой трагедии мы узнаем в конце рассказа.       Отмеченные здесь особенности художественного текста делают предпочтительным его стилистический анализ, сопровождающий выразительное чтение отдельных, наиболее впечатляющих фрагментов: лирические пейзажи Солженицына, описание Матрениного двора, рассказ Матрены о своем прошлом, финальные сцены.       «Матренин двор» — произведение автобиографическое. Это рассказ Солженицына и о самом себе, о той ситуации, в которой он оказался, вернувшись летом 1956 года «из пыльной горячей пустыни». Ему «хотелось затесаться и затеряться в самой нутряной России», найти «тихий уголок России подальше от железных дорог». Игнатич (под таким именем предстает перед нами автор) чувствует щекотливость своего положения: бывший лагерник (Солженицын был реабилитирован в 1957 году) мог наняться только на тяжелые работы — таскать носилки. У него же были другие желания: «А меня тянуло — учительствовать». И в строении этой фразы с ее выразительным тире, и в выборе слов передается настроение героя, выражается самое заветное.             Душа не приняла населенный пункт с таким названием: «Торфопродукт»: «Ах, Тургенев не знал, что можно по-русски составить такое!» Ирония здесь оправданна: и в ней — авторское ощущение момента. В совершенно иной тональности написаны строки, идущие за этой ироничной фразой: «Ветром успокоения потянуло на меня от названий других деревень: Высокое Поле, Тальново, Часлицы, Шевертни, Овинцы, Спудни, Шестимирово». Игнатич «просветлел», услышав народный говор. Речь крестьянки «поразила» его: она не говорила, а напевала умильно, и слова ее были те самые, за которыми потянула меня тоска из Азии».       Автор предстает перед нами как лирик тончайшего склада, с развитым чувством Прекрасного. В общем плане повествования найдут себе место лирические зарисовки, проникновенные лирические миниатюры. «Высокое Поле. От одного названия веселела душа» — так начинается одна из них. Другая — описание «высыхающей подпруженной речушки с мостиком» у деревни Тальново, которая «пришлась по душе» Игнатичу. Так автор подводит нас к дому, где живет Матрена.       «Матренин двор». Солженицын не случайно так назвал свое произведение. Это один из ключевых образов рассказа. Описание двора, подробное, с массой деталей, лишено ярких красок: Матрена живет «в запущи». Автору важно подчеркнуть неразрывность дома и человека: разрушат дом — погибнет и его хозяйка.       Бедность Матрены смотрит из всех углов. Да откуда придет достаток в крестьянской дом? «Я только потом узнал, — рассказывает Игнатич, — что год за годом, многие годы, ниоткуда не зарабатывала Матрена Васильевна ни рубля. Потому что пенсии ей не платили. Родные ей помогали мало. А в колхозе она работала не за деньги — за палочки. За палочки трудодней в замусоленной книжке учетчика». Эти слова будут дополнены рассказом самой Матрены о том, сколько обид она перенесла, хлопоча о пенсии, о том, как добывала торф для печки, сено для козы.       Героиня рассказа — не выдуманный писателем персонаж. Автор пишет о реальном человеке — Матрене Васильевне Захаровой, у которой он жил в 50-е годы. В книге Натальи Решетовской «Александр Солженицын и читающая Россия» помещены сделанные Солженицыным фотографии Матрены Васильевны, ее дома, комнаты, которую снимал писатель. Его рассказ-воспоминание перекликается со словами А. Т. Твардовского, который вспоминает о своей соседке тетке Дарье,       Но рассказ Солженицына написан не ради того только, чтобы еще раз сказать о страданиях и бедах, которые перенесла русская женщина. Обратимся к словам А. Т. Твардовского, взятым из его выступления на сессии Руководящего Совета Европейской ассоциации писателей: «Почему судьба старой крестьянки, рассказанная на немногих страницах, представляет для нас такой большой интерес? Эта женщина неначитанная, малограмотная, простая труженица. И, однако, ее душевный мир наделен таким качеством, что мы с ней беседуем, как с Анной Карениной».       Вот это и хочет понять и об этом хочет рассказать Александр Исаевич Солженицын. Все движение сюжета его рассказа направлено на постижение тайны характера главной героини. Матрена раскрывается не столько в своем обыденном настоящем, сколько в своем прошлом. Она и сама, вспоминая о молодости своей, призналась Игнатичу: «Это ты меня прежде не видал, Игнатич. Все мешки мои были, по пять пудов ти́желью не считала. Свекор кричал: «Матрена! Спину сломаешь!» Ко мне дивирь не подходил, чтоб мой конец бревна на передок подсадить».       Молодая, сильная, красивая, Матрена была из той породы русских крестьянок, что «коня на скаку остановит». И такое было: «Раз конь с испугу сани понес в озеро, мужики отскакали, а я, правда, за узду схватила, остановила…» — рассказывает Матрена. И в последний миг своей жизни она кинулась «пособлять мужикам» на переезде — и погибла.       Полнее же всего раскроется Матрена в исполненных драматизма эпизодах второй части рассказа. Связаны они с приходом «высокого черного старика», Фаддея, родного брата Матрениного мужа, не вернувшегося с войны. Пришел Фаддей не к Матрене, а к учителю просить за своего сына-восьмиклассника. Оставшись наедине с Матреной, Игнатич и думать забыл о старике, да и о ней самой      Создав обаятельный характер, интересный для нас, автор согревает рассказ о нем лирическим чувством вины. «Нет Матрены. Убит родной человек. И в день последний я укорил ее за телогрейку». Сравнение Матрены с другими персонажами, особенно заметное в конце рассказа, в сцене поминок, усилили авторские оценки: «Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село.       Ни город.       Ни вся земля наша».       Завершающие рассказ слова возвращают нас к первоначальному варианту названия — «Не стоит село без праведника». «В.М ШУКШИН. СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. РАССКАЗЫ». В. Шукшин родился 25 июля 1929 г. в селе Сростки Бийского района Алтайского края. И был ещё совсем маленьким, когда арестовали отца по обвинению в пособничестве врагам Советской власти. В 1956 году Макар Шукшин был посмертно реабилитирован – как и многие, безвинно пострадавшие в то время. Вырастила Васю и его сестрёнку Наталью мама – Мария Сергеевна. На короткий срок у детей появился отчим, по воспоминаниям Шукшина, - добрый человек. Отчим погиб на войне. Нежнейшую любовь к матери Шукшин пронёс через всю свою жизнь. В 1943 военном году он закончил сельскую семилетку и поступил в Бийский авиатехникум, но там ему не понравилось, и он вернулся в Сростки, стал рядовым колхозником, на все руки мастером. Однако в 1946 году Марии Сергеевне пришлось проводить сына в самостоятельную жизнь. С 17 лет Шукшин работал на стройке в Калуге, на тракторном заводе во Владимире, на стройках в Подмосковье – рабочие тогда требовались повсюду. Он пробовал поступить в военное авиационное училище, в автомобильное – через военкоматы. Не получилось. В 1949 году Шукшина призвали на военную службу – на флот. Он служил сначала на Балтике, потом – в Севастополе: старший матрос, по специальности – радист. Записался в офицерскую библиотеку. О том, что книги выстраивают целые судьбы, Шукшин написал, уже став известным писателем. После демобилизации он вернулся в Сростки – очевидно, уже с обдуманными планами. Сдал экстерном экзамены на аттестат зрелости, изрядно помаявшись с математикой, и считал это своим маленьким подвигом:“Такого напряжения сил я больше никогда не испытывал”. В Сростках, очевидно, не хватало учителей – Шукшин недолгое время преподавал в тамошней вечерней школе русский язык и литературу и сохранил светлую память о том, как благодарно его слушали ученики – наработавшиеся за день деревенские парни и девушки. “Учитель я был, честно говоря, неважнецкий (без специального образования, без опыта), но не могу и теперь забыть, как хорошо, благодарно смотрели на меня наработавшиеся за день парни и девушки, когда мне удавалось рассказать им что-нибудь важное, интересное. Я любил их в такие минуты. И в глубине души не без гордости и счастья верил: вот теперь, в эти минуты, я делаю настоящее, хорошее дело. Жалко, мало у нас в жизни таких минут. Из них составляется счастье”. Весной 1954 года Мария Сергеевна, чтобы собрать сыну денег на дорогу в Москву, продала тёлочку. О том, как Шукшин поступил в институт кинематографии, существует немало легенд. “Был 1954 год. Шли вступительные экзамены во ВГИК. Подготовка моя оставляла желать лучшего, специальной эрудицией я не блистал и всем своим видом вызывал недоумение приёмной комиссии. Потом произошло знакомство с Михаилом Ильичом Роммом. Абитуриенты в коридоре нарисовали страшную картину человека, который на тебя сейчас глянет и испепелит. А посмотрели на меня глаза удивительно добрые. Стал расспрашивать больше о жизни, о литературе.” “Ужас экзамена вылился для меня в очень человечный и искренний разговор. Вся судьба моя тут, в этом разговоре, наверное, и решилась. Правда, предстояла ещё отборочная комиссия, которую тоже, видимо, изумило, кого набирает Михаил Ильич. Председатель комиссии иронически спросил: – Белинского знаешь? – Да, - говорю. – А где он сейчас живёт? В комиссии все затихли. Виссарион Григорьевич? Помер, - говорю, и стал излишне горячо доказывать, что Белинский “помер”. Ромм всё это время молчал и слушал. На меня смотрели всё те же бесконечно добрые глаза. Мне везло на умных и добрых людей”. Ещё студентом Шукшин отснял курсовую работу по своему сценарию, сам играл и режиссировал. Студентом получил первую большую роль в кино – солдат Фёдор в фильме Марлена Цухиева “Два Фёдора” (1959). Последняя его роль – Лопахин в фильме Сергея Бондарчука “Они сражались за Родину” (1974). Первая режиссёрская работа в кино – фильм “Живёт такой парень” (1964). Последняя – “Калина красная” (1973). Первый появившийся в печати рассказ – “Двое на телеге” (1958). Первая книга – сборник рассказов “Сельские жители” (1964). Василий Макарович Шукшин скончался в ночь на 2 октября 1974 года от сердечного приступа в каюте теплохода, служившего плавучей гостиницей для участников съёмок фильма “Они сражались за Родину”. В 2002 году почитатели Шукшина спасли старый теплоход от списания в металлолом, отремонтировали и дали ему имя – “Василий Шукшин”. Проблема города и деревни в творчестве Шукшина. А сейчас мы поговорим о тех проблемах, которые писатель ставит перед читателями. Некоторые критики считают, что писателю свойственна некоторая социальная ограниченность. Он постоянно писал о деревне и деревенских жителях, а к городу и горожанам относился отрицательно. Вы согласны с этим мнением? Главное для Шукшина – не где человек живёт, а как он живёт и какой это человек. Главное – иметь мужество говорить правду. И Шукшин его имел. Шукшину хватило смелости посмотреть в лицо жизни. И вот со страниц рассказа “Обида” раздался горестный крик Сашки Ермолаева: “До каких пор мы сами будем помогать хамству..Ведь мы сами расплодили хамов, сами! Никто нам их не завёз, не забросил на парашютах..” В. Шукшина не пугают резкие, неожиданные поступки героев. Бунтовщики нравятся ему, потому что эти люди на свой несуразный лад защищают человеческое достоинство. Писатель ненавидел людей самодовольных, сытых, успокоенных, он хотел растревожить нашу душу, показывая правду, а от него требовали красивых героев и благородных жестов. В. Шукшин писал: “Как у всякого, что-то делающего в искусстве, у меня с читателями и зрителями есть ещё отношения “интимные” - письма. Пишут. Требуют. Требуют красивого героя. Ругают за грубость героев, за их выпивки и т.п. А чего они требуют? Чтобы я выдумывал. У него, дьявола, живёт за стенкой сосед, который грубит, выпивает по выходным (иногда – шумно), бывает, ссорится с женой.. В него он не верит, отрицает, а поверит, если я навру с три короба: благодарен будет, всплакнёт у телевизора, умилённый, и ляжет спать со спокойной душой”. В.Шукшин хотел разбудить нашу совесть, чтоб задумались, что с нами происходит. В искусстве уютно  быть сдобною булкой французской, но так не накормишь ни вдов, ни калек, ни сирот. Шукшин был горбушкой С калиною красной Вприкуску,  Черняшкою той,  Без которой немыслим народ… Когда мы взошли,  На тяжёлой закваске мужицкой, Нас тянет к природе, К есенинским чистым стихам. Нам с ложью не сжиться, В уюте ужей не ужиться, И сердце как сокол, Как связанный Разин Степан. Е. Евтушенко. "Памяти Шукшина". Шли по стране его прекрасные фильмы: “Живёт такой парень”, “Печки-лавочки”, “Калина красная”. Со страниц журналов смотрели на нас его герои: шофёры, колхозники, шорники, паромщики, сторожа. Страна узнавала себя в его героях и полюбила Шукшина. Шукшин всегда с огромной любовью, нежностью, благодарностью и в то же время с чувством какой-то вины пишет о матери.  А теперь мы поговорим о своеобразном подходе Шукшина к проблеме положительного героя. Мы заметили, что у него нет положительного героя? А нужен ли он? Сам Шукшин писал об этом с юмором: “Допустим, вышел молодой человек из кинотеатра и остановился в раздумье: не понял, с кого надо брать пример, на кого быть похожим. На кого быть похожим? На себя. Ни на кого другого ты всё равно не будешь похожим”. В. Шукшин и предлагает нам подумать о самих себе. Остановимся на рассказе “Энергичные люди”. Каких героев показывает нам автор? Почему он их так называет? По какому принципу строятся их отношения? (“Ты – мне, я – тебе”). Я хочу прочесть стихотворение, относящееся к нашему спору и к жизненной позиции Шукшина. Каждый выбирает для себя Женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку – Каждый выбирает для себя. Каждый выбирает по себе Слово для любви или молитвы. Шпагу для дуэли, меч для битвы Каждый выбирает по себе. Каждый выбирает по себе. Щит и латы. Посох и заплаты. Меру окончательной расплаты. Каждый выбирает по себе. Каждый выбирает для себя. Выбираю тоже – как умею. Ни к кому претензий не имею. Каждый выбирает для себя. В. Шукшин говорил: «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвёл в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту. Уверуй, что всё было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наши страдания – не отдавай всего этого за понюх табаку. Мы умели жить. Помни это. Будь человеком». «М.РУБЦОВ.СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ.СТИХОТВОРЕНИЯ».       Стихотворения Н. М. Рубцова насыщены социальными, нравственными, философскими проблемами, что роднит их с лучшими произведениями русской литературы и способствует нравственному воспитанию личности ученика.      Рано осиротел, детдом, деревня Никола, Ленинград, Кировский завод... И все же между датами рождения и смерти вместилась далеко не простая судьба яркого, светлого человека, чуткого и ранимого, особо восприимчивого к миру, его радостям и скорбям, смеху и грусти, улыбке и плачу, и судьба талантливого поэта, искреннего и доброго, без чего не бывает подлинного искусства... Он был молод, обладал удивительным даром чувствовать и понимать самые тонкие и оттого неизвестные многим движения и желания человеческой души и умел их выразить. «Чудный изныв русской души по Родине вслед за Есениным пропел Рубцов, но не повторил, а извлек в небывалых доселе звуке и чувствах, в которых радость и боль, близкое и далекое, небесное и земное существует настолько слитно, будто это одно и то же и есть», — писал В. Г. Распутин.       Каким человеком был Н. М. Рубцов, каким был поэтом, открывший то направление в современной поэзии, которое назвали «тихой лирикой», «самородной» поэзией? Почему читатель тянется к его «тихой лирике»? Эти вопросы, как правило, возникают в сознании старшеклассников после прочтения первых стихов Н. Рубцова.       Рассказать о Рубцове, о противоречивости его натуры, о его искромсанной судьбе всегда трудно.       Н. Рубцов прожил всего тридцать пять лет, но пронес в своем сердце боль за всю Россию, за ее трагический путь. В наше время бездушного политиканства и жестокости поэзия Рубцова представляет собою выраженный национальный характер. Судьба поэта является частью духовной истории, тревог и бед нашей России. Мы видим сопротивление человека драматическим жизненным обстоятельствам. При жизни поэта мало кто задумывался о том, что он великий художник, страдающий живой человек. Читая биографию Н. Рубцова, становится невыносимо жаль его из-за постоянного сиротства и одиночества.       Его судьба трагична. И вместе с тем судьба очень русская, вобравшая в себя все сиротство военного и послевоенного поколения. Став взрослым, поэт так и не смог оправиться от пережитого в самые ранние, нуждавшиеся в материнской ласке и покое годы. Всю жизнь ему были свойственны чувство одиночества, пронизывающего многие его стихи, и внутренняя глубочайшая и неизбывная потрясенность души. Он — один из тех тысяч и тысяч «подранков», о которых поведала одноименная картина режиссера Николая Губенко. Такого рода ассоциации необходимы в беседе со старшеклассниками, они приводят к мысли о типичности судьбы поэта, о незарубцевавшейся боли целого поколения. Современный школьник должен понять, что отсюда — неровности характера, о которых пишут многие, знавшие автора «Звезды полей», угрюмость, катастрофические и дорого ему обходившиеся спады настроений, тоска, срывы и сломы душевного строя, бродяжничество и равнодушная отрешенность от обычных земных забот.  И все же страдания, перенесенные поэтом, не ожесточили его душу, не омрачили его творческий дар. Начало 60-х годов XX века. Литературный институт. На студенческой вечеринке читали свои стихи по кругу. Кому-то было тесно во Вселенной, он задевал волосами звезды, у другого «играли ассонансные рифмы». Настал черед Николая Рубцова — первокурсника. Он прочитал «В горнице моей светло...». Заминка. Больно уж просто, даже наивно, — вспоминает один из участников того вечера. Поэта-первокурсника не понимали, и это ему было больно. Он стремился писать в русле национальной поэтической традиции и обращался к творениям А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. А. Некрасова. Поэтому у Н. Рубцова горница с традиционным укладом русской жизни становилась при свете ночной звезды подлинной вселенной. Мы ощущаем себя в мире стихотворения. Мы видим крестьянскую жизнь, трудную, размеренную, хлопотливую, где одна работа цепляется за другую. И так весь день. В. Белов писал в своей книге «Лад»: родной дом, а в доме очаг и красный угол был средоточием хозяйственной жизни, центром всего крестьянского мира. Этот мир расширялся — изба, весь дом, потом усадьба.             Углубляя восприятие и анализ произведений Рубцова проблемой бытия, диалога поэта и мира, в котором можем заметить традиции, идущие от Е. Баратынского в его стихотворении «Ухо мира», представим поэзию Рубцова под иным углом зрения — дороги жизни поэта, тема Руси, где будут звучать стихи о Родине. «Зимняя песня», «Видение на холме», «Душа хранит», «Шумит Катунь». Итоговой работой явится составление сценария литературно-музыкальной композиции «Россия Николая Рубцова».       В 1964 году Рубцов написал стихотворение «Зимняя ночь» и почти одновременно в его письме к А. Яшину мы читаем: «Удивительно хорошо в деревне! В любую погоду! Самая ненастная погода не портит мне настроения. Наоборот, она мне особенно нравится. Я слушаю ее как могучую, печальную музыку». Обратимся к тексту стихотворения.       Ученики отмечают, что стихотворение открывается пейзажной зарисовкой — тихая, зимняя ночь, деревня, в домах огни, на небе тихо мерцают светлые звезды, слышится шум полыньи. Сразу же по первым строкам угадывается рубцовский стиль — свет, тишина, звезды. Это сквозные образы в лирике поэта. Да и само стихотворение пронизывает сквозная метафора — «были пути мои трудные, трудные», но всегда была деревня с непогашенными огнями и светлые звезды, которые являются для поэта символом надежд, торжествующей жизни, вечности.       Во второй строфе присутствует прием речеумолчания, где перед лирическим героем, вероятно, проносится вся его многотрудная жизнь. Заканчивается строфа риторическим вопросом «Где ж вы, печали мои?». А печали рассеялись, осталось только хорошее. «Трудное, трудное — все забывается. / Светлые звезды горят!» Душа поэта полна светлых чувств. Согревает поэта не только свет звезд, но и свет от мыслей о девушке — «скромная девушка мне улыбается».       Лирика поэта чужда вычурности. С точки зрения лексики в стихах Рубцова нет ничего неожиданного, внешне эффектного, но эта простота языка и захватывает и чарует читателя. Не случайно многие стихи поэта положены на музыку, в том числе и это. В мелодике стиха явно прослушиваются грустные нотки, несмотря на то, что общее настроение оптимистично. Поэт как бы пытается убедить себя или кого-либо другого в том, что не все потеряно: «Ты мне тоску не пророчь...». Однако оптимизм поэта несет на себе печать трагичности, он пронизан страданиями и душевной болью. Ощущение света, покоя, тишины передается игрой звуков, которые вызывают слуховые, зрительные представления. Мы слышим тишину зимней ночи, вглядываемся в звездное небо. Ученики в словесных картинах представляли лирического героя стихотворения в широком поле, под одинокой березой, взгляд его устремлен в звездное небо, а недалеко деревушка со светящимися огнями в окнах. Вглядываясь в звездное небо, невольно думаешь о смысле бытия, о том, кто ты в этом мире, что ты оставишь после себя. На фоне звездного великолепия уходят мрачные мысли, душевные страдания. Стоит ли грустить, когда так прекрасен мир!       В поэзии Рубцова прямо или в подтексте звучит размышление о русском национальном характере. В данном стихотворении эта проблема получила новое отражение. Русский человек, как бы ни было ему трудно, никогда не теряет присутствия силы духа, веры в лучшее будущее. Поэт прибегает к анафоре: «Кто мне сказал, что во мгле заметеленной глохнет покинутый луг? Кто мне сказал, что надежды потеряны? Кто это выдумал, друг?» В этом ряде риторических вопросов как бы содержится утверждение: «Нет, никто не посмеет лишить человека надежды на лучшее будущее!». Нужно найти верную дорогу к своему лугу! Рубцов очень любил родную Вологодчину и с болью в душе наблюдал за разрушением деревень. Мы видим, что деревня для лирического героя — земля обетованная, где его душа и он сам обретают покой. В стихотворении необычны ритмика — чередование длинных и коротких строк, кольцевая композиция, поэт убеждает читателя, что жизнь прекрасна, если можно любоваться звездным небом, слушать тишину ночи, ведь никогда не гаснет огонь надежды.       Музыка, которая слышится в стихотворении «Зимняя ночь», тиха и печальна. Но печаль эта светла, так как «светлы звезды», указующие путь лирическому герою, стихотворение проникнуто противоречивыми чувствами, «все ближе холодное смертное дыхание», одинокий путник, стоящий на краю заснеженного поля и вдруг видящий, что в этой деревне огни не погашены. Стихотворение «Зимняя ночь» строится как своеобразный диалог. Собеседник лирического героя выведен за рамки текста. Кто он? Друг, который пророчит тоску, или это двойник поэта, чей голос слышится в душе лирического героя. Восклицательные предложения передают настроение душевного протеста героя, но то, что «огни не погашены», дает надежду, зовет в путь. «Сам я улыбчив и рад!» звучит как заклинание, герой заклинает судьбу, и третья строфа, самая жизнеутверждающая в этом стихотворении, наполнена риторическими вопросами. Лирический герой так дорожит возродившимися надеждами, так верит в существование деревни с непогашенными огнями! Финал стихотворения заканчивается многоточием, которое делает его открытым. Диалог поэта с миром, или с неведомым другом, или самим собой еще не окончен. Участь поэта — быть вечно одиноким путником, которому, как в пушкинском стихотворении «Эхо», «нет отзыва». Сколько он будет жить, столько он и будет искать деревню с непогашенными огнями. Герой этого стихотворения остается один на один с вечностью.       Для лирики Рубцова закономерна анафора, так как на ней держится не только смысл конкретного стихотворения, но и смысл всего творчества поэта. Повторы в тексте можно сравнить с эхом, отразившимся от зимнего звездного неба, возвращающимся к лирическому герою и читателю.       Ключевые слова в этом стихотворении: звезды, огни, светлые, светятся.       Это слова-символы, на остриях которых и держится стихотворение. Образ светлых звезд вызывает в нашей памяти другие литературные ассоциации со стихами Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, поскольку звезды — это символ спасения заблудившейся во мраке жизни души, символ веры, надежды, любви. Слово надежда звучит в самом тексте стихотворения, — а вера и любовь выведены в подтекст. Повтор метафорических слов рождает символ торжествующей надежды, жизни вечной и бесконечной, что порождает и кольцевую композицию стихотворения. Найдет ли усталый путник деревню, где огни не погашены, всегда ли будут светиться «тихие, чудные звезды»? «Зимняя песня» звучит в душе лирического героя, именно она не дает умереть надежде и дает ему веру в спасение.       «Видение на холме» — одно из уникальных стихотворений Н. Рубцова с пронзительными словами «Россия, Русь! храни себя, храни...», такими же пронзительными, как у А. Блока «Россия, Русь, жена моя, люблю тебя до боли...».       Вологодский поэт А. Романов вспоминал, как однажды слышал выступление Н. Рубцова, который читал свои стихи «Видение на холме» и «Меж болотных стволов», и ему приходилось прикрывать глаза ладонью, чтобы люди не заметили его невольных слез. «Меня охватывала дрожь восторга от силы его слов», — добавлял Романов. Это были стихотворения о Родине — большой и малой.  Единство человека и природы, прошлого и настоящего — основа мировосприятия Н. М. Рубцова. И поэтому так естественно предстает погружение поэта в мир прошлого в стихотворении «Видение на холме». Жанр видения был одним из ярчайших в древнерусской литературе. Видение — не случайно выбранное слово. Оно подкреплено и текстуально, так как речь идет о татаро-монгольском нашествии, «Затмит на миг в крови и жемчугах Тупой башмак скуластого Батыя...», но видение — как прозрение и предчувствие, «Со всех сторон нагрянули они, Иных времен татары и монголы».       Это стихотворение одно из самых драматических произведений поэта. Размышляя над текстом, вспомним о таком же обращении к этому моменту истории в цикле А. Блока «На поле Куликовом». Анализируя стихотворение, увидим, как меняются картины в каждой из строф. «Грозный раздор, пустынный свет» создают предчувствие страшного и драматического, а разорванная строка «затмит на миг в крови и жемчугах», усиливает реальность страшного видения. Усиление эпитетов в стихотворении несет глубокую эмоциональную нагрузку. Сравнивая их семантику и звучание, мы увидим несовместимость и противоестественность, что еще более усиливает драматизм предчувствия. Многоточие, замыкающее первую строку второй строфы, усиливает недоговоренность и недосказанность, невозможность назвать все то страшное, что происходило и происходит с Россией. Многоточия отражают состояние лирического героя, выплескивающееся сердечной болью — «Россия, Русь! храни себя, храни!».       Поэзия Н. Рубцова, которому суждено запечатлеть драму своего поколения, побуждает читателей задуматься над вопросами своего времени, не менее значительными, чем гамлетовский вопрос — быть или не быть?       Любимая тема в поэзии Н. М. Рубцова — природа, как впрочем, любимая и у Ф. И. Тютчева, и у С. А. Есенина. Природа не как предмет любования, а как мир, в котором живет человек и частью которого является.       Как и Тютчев, Рубцов живописует вечернюю и ночную природу. В стихотворениях «Деревенские ночи», «Ночь на перевозе», «Ночь на родине» и др. Рубцов, как и Тютчев, поэт ночных откровений. Но это совершенно другие откровения, нежели в стихотворении Тютчева «Тени сизые сместились». Эти стихи Рубцова созданы в последние годы его жизни. До трагической гибели поэта оставалось не так уж много времени, и он все настойчивее и обреченнее поднимает эту тему, примеряет к своей судьбе. Ведь истинный художник обладает удивительной интуицией, почти всегда предчувствуя беду. «Певец светлой печали», где нет ярких красок, но есть свет, где есть образ, что постоянно несет успокоение, — образ Родины в стихах Н. Рубцова. Поэт говорит о нелегком пути России, но «лунный свет», высокий дуб, глубокая вода несут умиротворение, душевный покой. Здесь музыка души, печальная, тихая и спокойная.       В стихотворении «Ночное» перед нами предстает другой Рубцов. Это крик души поэта, человека высокого дарованья. Но наградой за его талант были нищета, гонения и преждевременная смерть. Отчаяние и одиночество звучат уже в первых строчках стихотворения: «Если бы мои не болели мозги, я бы заснуть не прочь». Через отрицание не раскрывается бунтующее сердце, боль и тревога, переходящие в отчаяние. «В горьких тревогах прошедшего дня было порой невмочь». А замыкающей каждую строфу эпифорой «Ночь, черная ночь» с метафорическим эпитетом «черный» поэт выражает одиночество, страдание, безысходность. В последнем четверостишии эта же эпифора — «ночь, черная ночь...» становится обращением, придавая особую эмоциональность стихотворению. А развернутая метафора «Резким, свистящим своим помелом вьюга гнала меня прочь» приобретает аллегорический характер, придавая обобщающий смысл всему сказанному.       В стихотворении «Ночное» автор остро чувствует разлад с окружающей жизнью и самим собой, он мучим недобрыми предчувствиями, живя в эпоху перепутий и возмездий. Сопоставляя творчество таких разных поэтов, как Ф. И. Тютчев и Н. М. Рубцов, мы помогаем школьникам ощутить ту непрерывную нить, связующую их, — это нить-судьба поэта, судьба России.       Тема малой родины присутствует в творчестве каждого состоявшегося поэта. «Моя лирика жива одной большой любовью, любовью к Родине», — писал С. Есенин.       Стихотворение Н. Рубцова «Тихая моя родина» (1964) по настроению аналогично стихотворению Есенина «Возвращение на Родину». Написано стихотворение ровно через 40 лет после написания стихотворения Есениным. Уже с первой строки перед нами предстает образ тихой Родины. Поэт также возвратился в родную деревню, которая изменилась до неузнаваемости. Его тоже неприятно удивляют перемены — «купол церковной обители яркой травою зарос». Но память о прошлом жива. Что бы ни случилось, какие бы перемены ни произошли, но то, что здесь было прежним, поэт хорошо помнит и дорожит этим. «Тихая моя родина, я ничего не забыл». При первой встрече с родной деревней перед поэтом предстают зримые образы — «ивы, река, соловьи», горькие воспоминания — мать моя здесь похоронена. Автор подчеркивает спокойный, размеренный, неспешный деревенский быт — «тихо ответили жители, тихо проехал обоз». Именно глаголы совершенного вида и подчеркивают этот спокойный ритм жизни. Но жизнь идет вперед. И возле школы построен новый забор. Здесь в родной деревне ему спокойно и хорошо и жаль уезжать. Когда ученики рассуждают об этом стихотворении, то делятся своими представлениями, картинами, которые возникают в их воображении, как Рубцов сидит на берегу реки и с тоской смотрит вдаль, видимо, в такой момент и появились строки, которые выражают идею стихотворения «С каждой избою и тучею, / С громом, готовым упасть, / Чувствую самую жгучую, / Самую смертную связь». Настоящий человек всегда помнит свои родные края, посещает их, любит, бережет, связан с ними до самой смерти. И важно, чтобы никогда не слабела эта связь и для нас, поэтому мы и изучаем эти стихотворения двух великих русских поэтов сейчас.       В стихотворении «Привет, Россия» характер переживаемых лирическим героем чувств и состояний, их глубина и сила становятся более объяснимы и понятны ученикам в свете биографических фактов жизни самого Н. Рубцова.       Это стихотворение, запечатлевшее долгожданный миг встречи поэта с родным краем, пронизано чувством бесконечной радости от всепоглощающей любви к родной земле. Слова радостно и любовь являются ключевыми, своеобразным эмоционально-психологическим стержнем, на котором держится весь эмоционально-возвышенный тон стихотворения, радостная любовь к своей Родине. Радостное состояние души лирического героя передают многочисленные восклицательные предложения в стихотворении. Начало стихотворения звучит как мощный эмоциональный импульс, как яркое вступление к музыкальному произведению, и заключительное предложение тоже восклицательное — звучит как завершающий патетический аккорд маленькой симфонии о любви к родному краю. Синтаксический строй стихотворения создает гармонию мыслей и чувств. Дополняет ее и соответствующая радостная и высокая лексика — миротворно, счастье, покой, любовь, радостно, ликовал, родина моя. Для лирического героя встреча с родным краем как встреча с близким другом, ведь только близкому человеку можно сказать — привет! В стихотворении автор соединил два понятия — слова: родина большая — Россия и родина малая. Безусловно, это стихотворение о любви к малой родине, к деревенскому вологодскому краю, куда, как известно, любил приезжать Н. Рубцов. Образ деревни и России слиты воедино у Рубцова. Именно сельская патриархальная Россия была воспета многими классиками русской поэзии. И данное стихотворение перекликается со стихотворением М. Ю. Лермонтова «Родина». У обоих поэтов любовь к Родине это не поклон государству России и восхищение ее мощью, ратными подвигами. Оба поэта восхищены деревянной Россией, тихой Родиной. Их волнует и трогает то, что кажется неприметным и прозаическим, даже неприглядным, людям с холодным сердцем. Зрительная картина в стихотворении и Лермонтова, и Рубцова создается существительными, отражающими предметный мир незатейливой русской деревеньки. Этоизба, горница, поле, нива, жнивье, овин, гумно, лес. И только чуткое и любящее сердце смогло так высоко опоэтизировать обыденное, сочетая его с высоким.       Казалось, просто поэт говорит о своих чувствах к родному краю. Но звуки хора незримых певчих, которые слышит лирический герой под сенью родных деревьев, свидетельствуют о силе охватившего его чувства. Приезд на Родину — как посещение храма, куда приходят и в минуту радости, и в минуту душевного смятения за силой и поддержкой. Но такие чувства могут овладеть лишь душой чистой и светлой, настрадавшейся в скитаниях. Символом странствий и скитаний в стихотворении является образ ветра. Стихия ветра и света доминанты в поэзии Рубцова. «Как будто ветер гнал меня по ней, по всей земле, / И я нигде не мог остановиться».       Тем острее ощущается магическая притягательность скромного, неприметного уголка России. Тем объяснимее чувства, охватившие лирического героя при свидании с Родиной. В стихотворении явственно высвечивается психологическая антитеза, заключенная в основных понятиях: ветер — синоним скитаний и бесприютности, в том числе и душевной, и любовь — синоним покоя, когда человеку радостно и хорошо. И поэтому центром мироздания у Рубцова становится его низкий дом, окно которого открывает весь мир лирическому герою и связывает его со всей вселенной. Но становится это понятно только здесь, потому что из окна родного дома видишь, «как дышит счастьем и покоем небесный и земной простор».       Вся поэзия Рубцова — желание достучаться до людских сердец, пробудить в них воспоминания об общем прошлом, задуматься о своей собственной судьбе, о судьбе России. Можно лишь сожалеть о том, что понимание и признание пришло к Рубцову слишком поздно, после смерти. Его стихи представляют такую эстетическую ценность, которая с годами не тускнеет, остается живой и необходимой.       Светлое имя Рубцова все чаще встречается в титрах кинофильмов, где исполняются песни на его стихи, композиторы пытаются проникнуть в такую, казалось бы, доступную, а на деле далеко не простую мелодику рубцовских шедевров. Поэтому вслед за автором нам хочется сказать, что его поэзия « Р. ГАМЗАТОВ СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. СТИХОТВОРЕНИЯ». 8 сентября 1923 года родился народный поэт Дагестана, Герой Социалистического Труда, Лауреат Ленинской и Государственной премий Расул Гамзатов. Выходец из маленького, в семьдесят саклей, аварского аула Цада. Его отец Гамзат славился в горах своей мудростью, честностью и умением высмеять острым, каленым словом человеческие пороки, недостатки в общественной жизни. Название родного аула Цада и стало фамилией отца Расула – поэта – сатирика Гамзата Цадасы, народного поэта Дагестана. В одиннадцать лет Расул написал первые стихи, которые были напечатаны в аварской газете. После окончания Буйнакского педагогического училища учительствовал в родной школе, работал в театре, на радио, заведовал отделом республиканской газеты. Первый сборник его стихов “Пламенная любовь и жгучая ненависть” вышел в 1943 году. Свое образование Гамзатов продолжил в Литературном институте имени А.М.Горького в Москве. Четыре десятилетия бессменно возглавлял писательскую организацию Дагестана. Первые его поэтические публикации получили широкую известность, а за сборник стихов “Год моего рождения” двадцатисемилетний поэт получает Государственную премию. В шестидесятые годы его поэтический талант бурно расцветает, одна за другой в свет выходят новые книги: “Земля моя”, “Песни гор”, “Дети дома одного”, “Белые журавли”, “Двадцатый век” и другие. Гамзатов много ездил по родной стране и другим странам мира, встречался с людьми. Мировое признание он получил, опубликовав поэму “Колокола Хиросимы”, в которой воссозданы трагические события, и голос автора звучит сурово и обнажено. В замечательной прозаической книге Гамзатова “Мой Дагестан” не только рассказывается обо всем пережитом им самим, но приводятся размышления поэта о жизни, об искусстве, о назначении человека, о любви к родине, Многие стихи поэта положены на музыку композиторами Я.Френкелем, Э.Колмановским, А. Пахмутовой, Р.Паульсом. Расул Гамзатов называл себя поэтом, “воспевающим горы Дагестана”. “Дагестан”– в переводе на русский язык – это “страна гор”. Еще эту республику называют “горой языков”. Действительно, там живут и трудятся десятки разноязычных народностей, навеки скрепленные чувством братства и единства. Дагестан в прошлом напоминал кость, брошенную собакам на растерзание… Неизвестно, чего больше, пота или крови, пролилось здесь. Прав поэт, когда отмечает, что не пером, не чернилами написана история его народа, а рубцами сабельных ран и ожогами от неприятельских пожарищ… Для современного горца границы родной земли неизмеримо раздвинулись. Ныне выходцы из дагестанских аулов трудятся на великих стройках страны, в лабораториях крупных научных центров, стоят на пограничном посту, даже несли вахту в космосе, приобщаясь к заботам землян на неизведанных трассах Вселенной. Вот почему поэт из подоблачного аула Цада жил и трудился с неизменным сознанием того, что он – в ответе за всю державу в целом. Землю уберечь, дом сохранить, величие народа приумножить. Для этого, считали горцы в прошлом, следует иметь большие кинжалы. А теперь мы силу и жизнестойкость видим в большой дружбе, которую так убедительно воспевает Гамзатов: Без дружбы погиб бы мой малый народ,  Великий лишь тем, что любовью живет. Нам верная дружба и песня о ней Нужнее, чем воздух, и хлеба нужней. Поэт показал красоту и мудрость своего народа, его обычаи, ввел в стихи пословицы, сказки, то есть изобразил Дагестан “изнутри”. Патриотическое чувство поэта – не только сыновняя любовь к своему народу, к родным горам, но и ощущение неразрывного единства со всей великой Родиной. “Кремль и аул – два крыла птицы и две струны моего пандура”, – заявляет он. Поэт в ранней молодости выдвинул перед собой задачу – прославить свой скромный народ, свой прекрасный Дагестан на весь мир. Чтобы все– весь мир, все человечество – знали, что на этом голубом шаре существует и такая земная точка, которая зовется Дагестаном и которая внесла в сокровищницу мировой цивилизации целое жемчужное ожерелье, блещущее, словно солнечные горные вершины, – свой поэтический вклад. Нелегкая эта была задача. Но он своего достиг и мог гордится плодами своего труда. Чтение стихов Р.Гпмзатова “Люблю тебя, мой маленький народ”; “Благодарю кремнистый край родной…”; “Мне ль тебе, Дагестан мой былинный, не молиться…”; “Мой Дагестан”; “О Родине”; “Родине” Судьба мира – одна из главных тем в творчестве Расула Гамзатова. “Если хочешь мира, борись против войны”,– девиз всех передовых людей планеты. И Гамзатов боролся, считая своим долгом отстаивать мир и помогать людям строить счастливое будущее. В своих стихах, поэмах поэт размышляет о судьбах мира, человечества, в них звучит страстный призыв остановить гонку вооружений, спасти людей планеты от ужасов войны. Стихи, посвящённые теме борьбы за мир, памяти павших на фронтах ВОВ, никого не оставят равнодушным, потому что в ВОВ поэт тоже потерял двух братьев. Да и кровавое прошлое дагестанского народа заставляет Гамзатова призывать к миру, чтобы родной народ не страдал больше от кровопролитных войн. Действительно, набатом звучат гамзатовские строки из поэмы “Берегите матерей”: Я – в городе, где на печальном сборе Всё горе мира нынче собралось, Я – в Хиросиме, в эпицентре горя, Тут смертью всё пропитано насквозь. У Гамзатова, как у большого и подлинного художника, низок “болевой порог” и отзывчиво сердце. Для него не было чужих болей, беды, от которой бы он отмахнулся: Где б ни был пожар, не уйти от огня, Где гром ни гремел бы, я гибну от бури. В душе поэта умещались боль обиженного, обездоленного человека и тревога за планету, за её покой и будущее. Вот почему он не приемлет тех, для которых шар земной – арбуз, чтобы разрезать на куски и кромсать зубами, или мяч для пинков ногами. В восприятии Гамзатова шар земной – лицо дорогое. И искренне покровительственное чувство: Шар земной для меня не арбуз и не мяч. Шар земной, для меня ты – лицо дорогое, Я слезинки твои утираю – не плачь, Кровь смываю твою и пою над тобою… Гамзатов – поэт вообще–то романтического склада, но стихи, поэмы, восьмистишья, надписи, даже сонеты и элегии настояны на образной мысли, на художественном поиске причин и следствий алогизма жизнеустройства, беспокойства за род человеческий. И вполне естественны для духовного состояния Гамзатова тревожные признания: “Современная жизнь порой мне кажется непрекращающимся концертом. Развесёлым, трагическим, будничным, одурманивающим. Мне кажется иногда, что та нестабильность, эскапады перемен, сменяемость эпох, личностей, которые творятся на наших глазах, – это тоже некий вселенский несмолкаемый концерт, действо с трагической окраской ”. Это – предчувствие беды, которую надо бы отвратить. Но как? Этот вопрос, вставший перед мировым сообществом, не сегодня угадан Гамзатовым, но с нарастающей силой тревожит именно сегодня. Чтение стихов Р.Гамзатова “Двадцатый век сурово хмурит брови…”; “Земля – это люлька людская ”; “Колокол Хиросимы”; “Тост ”; “Нас двадцать миллионов ”; “Напишите на своём кинжале…”; “Шар земной, для одних ты арбуз…”; “В горах джигиты ссорились, бывало…”; “Рояль в Хиросиме ”. Любовная лирика Расула Гамзатова – неотъемлемая часть его творчества. Его стихи о любви искренни, чисты, благородны и полны нежной заботы о своей подруге. Гамзатов – неповторимый лирический поэт, глашатай высоких чувств, рыцарского отношения к женщине. Любовная поэзия Гамзатова привлекает нас гуманностью, чистотою помыслов, откровенностью. Обаятелен, скромен лирический герой, чувства которого сильны и нежны. Он по–настоящему счастлив, когда счастлива любимая женщина, готов бережно заботиться о ней, но стремится быть незамеченным. Любовная лирика поэта очищает, облагораживает сердца людей, и в этом её покоряющая сила. Наверное, не один влюблённый читал гамзатовские стихи своей любимой, не зря поэт “опасался”: Я о тебе, кто мне всего дороже, Боюсь писать стихи. Вдруг кто–нибудь, любя, Заговорит с другой, любимой тоже, Словами, что нашёл я для тебя. Его жена и верная спутница Патимат Гамзатова – первый человек, которому читал поэт свои стихи. Поэт сам сделал её строгим судьёй, она как бы часть того большого, что зовётся Гамзатовым, продолжение этого большого, его значительная ветвь. Ей посвящал благодарный поэт свои трогательные стихи. Чтение стихов Р.Гамзатова “Разлука не беда, покуда есть…”; “Если б любовь моя, милый мой друг…”; “Любимых женщин имена”; “Завещание любви”; “Я о тебе, кто мне всего дороже…”; “Я давал любви присягу…”; “Я звёзды засвечу тебе в угоду…”; Сонет “Трём нашим дочкам ты головки гладишь…”; Сонет “Хочу любовь провозгласить страною…”; “Ты чешешь косу, огорчаясь тем…” Как и все горцы, Гамзатов высоко ценит настоящую дружбу: Скажу я, коль спросят: “Чем жизнь дорога?” “Улыбкою друга, слезами врага”. О наставнике–друге, который был, как надлежит учителю, олицетворением совести, строгим судьёй, поэт пишет: Тяжёлых льдов не растопить слезами, Ты не зови друзей своих былых,  Они с коней живыми не слезали  И клятв не нарушали боевых. Ушли друзья, ушли невозвратимо. Их не вернёшь ни зовом, ни мольбой. И, раньше срока став седее дыма,  Я голову склоняю пред тобой. Немало у Гамзатова стихотворений о друге, носителе святого побратимства, в котором и достоинство, и любовь к людям, и верность высокому товариществу, отождествившему то вечное, что есть суть Кавказа. Верой в жизнь, в её неодолимость звучит обращение к другу: Скоро песни вернувшихся стай  Зазвенят над разбуженной чащей. Хорошо, что ты рядом, Мустай, Верный друг и поэт настоящий. И друзья отвечали ему преданной дружбой. Эдуардас Межелайтис признаётся: “Расула Гамзатова я люблю, как настоящего брата…Его нельзя не любить…Чувство любви льётся через край его доброго и щедрого сердца. Его хватает всем: своему родному Дагестану, трудовому человеку, любимой женщине, прекрасной родной природе, героизму защитника социалистической Родины, всей великой нашей Родине…” Звучит песня “Берегите друзей” в инструментальном исполнении (гитара). Чтецы читают стихотворения о дружбе: “Сказание о дружбе ” “О дружбе ” “Товарищи далёких дней моих”  Отношение человека к матери – важнейшая тема лирики Гамзатова. Будучи заботливым сыном, поэт жалеет забытых матерей и осуждает сыновей, не выполняющих свой сыновний долг: Мне кажется, тот, чья душа очерствела,  Кто детство забыл и родимую мать,  Продаст не задорого друга и дело, Тот с лёгкостью Родину может продать. В стихотворении “Письмо сына” поэт пишет о своей матери: Мне вспомнилось: Из школы прибегу Зимою в детстве– Ты меня встречаешь, Усаживаешь ближе к очагу  И руки мне дыханьем согреваешь. А после смерти матери горюет: Кто разожжёт теперь огонь в камине, Чтобы зимой согрелся я с дороги? Кто мне, любя, грехи отпустит ныне И за меня помолится в тревоге? Я в руки взял Коран, тиснённый строго, Пред ним склонились грозные имамы. Он говорит: “Нет Бога, кроме Бога!”  Я говорю: “Нет мамы, кроме мамы!” Читая стихи Гамзатова, посвящённые матери, невольно задумываешься о своей маме и хочется преклонить колени пред самым родным человеком. Торжественным гимном всем Матерям Земли звучат строки из стихотворения “Берегите матерей”: Слово это сроду не обманет, В нём сокрыто жизни существо. В нём – исток всего. Ему конца нет. Встаньте! Я произношу его: “МАМА!” Чтение стихов Р.Гамзатова “Мама”; “Матери”; “Берегите матерей”; “Письмо сына”; “Последнее свидание с мамой” Одна из вечных тем в лирике Гамзатова – философские размышления о времени и о человеке. А “время” – слово, быть может, одно из наиболее частых в стихах поэта. Время как форма бытия. И время – век, эпоха. Без отдыха, без остановки шагать в ногу со своим временем, опережать его, быть провидцем, служить ему – закон поэта. Повышенная чуткость к мечтаниям и стремлениям времени, умение обнаружить и высветить “запрятанное” чрезвычайно свойственны Расулу Гамзатову. Не потому ли на его поэзию так широко откликаются многие искусства – музыка, кино, танец? Даже скульптура… В нашей стране есть три памятника бойцам, павшим в ВОВ, замысел которых навеян стихотворением Расула Гамзатова “Журавли”. В глазах миллионов Гамзатов – величина чуть ли не неприкосновенная, поэт, пресыщенный всенародной любовью и обласканный властями, чуть ли не баловень судьбы. Если судить по внешним приметам биографии, разумеется, можно так и предположить, нарисовать, вообразить некий образ “придворного поэта”, который родился в раю и пребывает в раю – без забот и печали… Но так ли это? Через удивления и потрясения, восторг и разочарования, обретения и невосполнимые потери пришёл Гамзатов к вожделенному прозрению; не будет, не должно быть у поэта лёгкой, удачливой жизни и отдельного от людей счастья, что за грехи придётся платить по самому строгому и жёсткому счёту – собственной судьбой. “О многом сожалею, – признавался поэт со страниц “Правды”. – Сожалею, что не написал то, что мог написать. Но куда больший грех: писал то, что мог не писать”. И это – не поза, а проявление безоглядной искренности, крик души о незаживающих ранах на сердце… Гамзатов не заигрывал с толпой, чтобы выглядеть героем, и не принимал мину жертвы системы, а оставался гражданином и поэтом державной веры, – сомневаясь, ошибаясь, мучаясь, но никогда не предавая! Может, ему потому и приходилось сложно, нелегко именно оттого, что оставался самим собою, сохранял достоинство и честь, взыскивая с себя за даже никем не замеченные компромиссы и просто опрометчивые строки… Чувствуется, незаслуженные обиды саднят сердце Гамзатова от стонов и упрёков, порождённых афганской войной и межнациональным конфликтом на почве “карабахского вопроса”, хотя он тут и не при чём, так как ни то, ни другое не навязывал и не санкционировал и отвратить был не в силах. Но приписываемая вина обладает подлостью отравленной пули, рассчитанной на медленное и долгое истязание совести: Пью чашу жизни я, того не зная,  Что, может быть, отравлена она… Познал Гамзатов и уловки века, и неверность людскую, и коварство близких. Не дошла в сохранности до читателя поэма “Шамиль”, около тридцати лет в заточении, под домашним арестом находились поэма “Люди и тени” и стихотворение “Аплодисменты”. Теперь я знаю сам давно, Что лестница – вот жребий мой, Высоко светится окно,  Ступенька под ногой… И на которой ждёт удар,  Узнать нам не дано. Поэту жаль, что время так быстро уходит. Он сравнивает его с неукротимым, быстроногим скакуном, с мельницей, которая своими жерновами мелет человеческие годы, с суровым счетоводом или недоброю метлой… “Незаметённых” лет становится всё меньше и трудно примириться с тем, что время ускользает, “обкрадывая нас бесцеремонно”. Но Гамзатов верил, что человек живёт не зря. Нужно жить так, чтобы оставить след: “дом иль тропинку, дерево иль слово ”. Человек не в силах остановить время, но может служить людям, делать добро, а это остаётся грядущим поколениям. Чтение стихов о Р.Гамзатову “Мы на земле, и наши тени тоже…”; “Ты перед нами, время, не гордись…”; “Не всё живое тащит смерть…”; “Стихи о времени”; “Мой день рождения”; “Эй, юноша, видишь, как старец седой…”; “Мы все умрём, людей бессмертных нет…”; “Время”; “Мы проходим, словно поезда…”; “Ты, время, вступаешь со мной врукопашную…”…. РАСУЛ ГАМЗАТОВ, выдающийся сын Дагестана своим могучим талантом, поистине титанической энергией, всепоглощающей любовью к родной земле, верой в родной народ до последних дней своей жизни, верно служил делу дружбы народов Российской Федерации, делу расцвета литератур народов России. Чтение стихотворения «Белые журавли» «А.В. ВАМПИЛОВ СВЕДЕНИЯ ИЗ БИОГРАФИИ. «ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ АНЕКДОТЫ» Вампилов Александр Валентинович (19.08.1937 г. - 17.08.1972 г.) - русский драматург. Александр Вампилов родился 19 августа 1937 года в райцентре Кутулик Иркутской области в обычной семье. Его отец - Валентин Никитович - работал директором Кутуликской школы (его предками были бурятские ламы), мать - Анастасия Прокопьевна - работала там же завучем и учителем математики (ее предками были православные священники). До рождения Александра в семье уже было трое детей - Володя, Миша и Галя. Воспитывать своего сына Валентину Никитовичу так и не довелось. Буквально через несколько месяцев после его рождения один из учителей его же школы написал на него донос в НКВД. Валентина Никитовича арестовали и причислили к "панмонголистам" - так энкавэдэшники называли тех, кто якобы ратовал за воссоединение Бурятии, Монголии и двух национальных округов. Обвинение было тяжким и не давало арестованному никаких шансов на выживание. Суд приговорил его к расстрелу, приговор был приведен в исполнение в начале 1938 года под Иркутском. Только через 19 лет Валентина Вампилова реабилитировали. Объяснять читателю, что такое жить с клеймом родственников "врага народа", думаю, нет необходимости. Семья Вампиловых жила очень трудно, буквально перебиваясь с хлеба на воду. Родственники Валентина Никитовича еще при его жизни недолюбливали его русскую жену, а когда Вампилова-старшего не стало, они и вовсе отвернулись от нее. Анастасия Прокопьевна продолжала работать в школе, и ее зарплаты едва хватало, чтобы содержать себя и четверых малолетних детей. Свой первый в жизни костюм Саша Вампилов получил только в 1955 году, когда закончил десять классов средней школы. Саша рос вполне обычным мальчишкой, и никаких особенных талантов в нем его близкие долгое время не различали. Мать позднее признавалась: "Мы, родные, долго не видели в Саше таланта. Он не любил говорить о себе, об успехах и о работе. Да и не так много было у него этих успехов - трудно ему приходилось..." Между тем первый талант будущего драматурга проявился еще в школе, где Александр самостоятельно выучился играть на гитаре, мандолине и домбре. Закончив школу, Вампилов поступил на историко-филологический факультет Иркутского университета. Уже на первом курсе он стал пробовать свои силы в писательстве, сочиняя короткие комические рассказы. В 1958 году некоторые из них появляются на страницах местной периодики. Через год Вампилова зачислили в штат иркутской областной газеты "Советская молодежь" и в Творческое объединение молодых (ТОМ) под эгидой газеты и Союза писателей. В 1961 году вышла первая (и единственная при жизни) книга юмористических рассказов Александра. Она называлась "Стечение обстоятельств". Правда, на обложке стояла не его настоящая фамилия, а псевдоним -А. Санин. В 1962 году редакция "Советской молодежи" решает послать своего талантливого сотрудника Вампилова в Москву на Высшие литературные курсы Центральной комсомольской школы. Проучившись там несколько месяцев, Александр возвращается на родину и тут же поднимается на одну ступеньку выше в своей служебной карьере: его назначают ответственным секретарем газеты. В декабре того же года в Малеевке состоялся творческий семинар, на котором Вампилов представил на суд читателей две свои одноактные комедии: "Воронья роща" и "Сто рублей новыми деньгами". В 1964 году Вампилов покидает "Советскую молодежь" и целиком посвящает себя писательству. Вскоре в Иркутске выходят два коллективных сборника с его рассказами. Через год после этого Вампилов вновь отправляется в Москву в надежде пристроить в один из столичных театров свою новую пьесу "Прощание в июне". Однако эти попытки тогда закончились безрезультатно. В декабре он поступает на Высшие литературные курсы Литинститута. Здесь зимой 1965 года произошло его неожиданное знакомство с модным в те годы драматургом Алексеем Арбузовым. Случилось это при следующих обстоятельствах. Александр периодически захаживал на Центральный телеграф за почтой и деньгами. И вот в один из таких приходов он заметил там знаменитого драматурга, славе которого тайно завидовал. Не теряя ни минуты, Вампилов подскочил к знаменитости и буквально прокричал ему в ухо: - Здравствуйте, Алексей Николаевич! Арбузов от неожиданности вздрогнул, оглянулся и вдруг попятился назад. То ли он испугался, что этот чернявый провинциал в стареньком драповом пальто начнет клянчить у него деньги, то ли еще чего-то, но выражение его лица не сулило начинающему драматургу ничего хорошего. Однако Вампилов не растерялся. Быстро сунув руку за пазуху, он извлек на свет несколько листов исписанной бумаги и произнес: - Я был на семинаре одноактников, который вы вели. Вы меня не помните? - Нет, не помню, - искренне ответил Арбузов и уже повернулся, чтобы уйти. Однако Александр не дал ему это сделать. Протянув впереди себя свои листочки, он сказал: - У меня с собой оказалась моя новая пьеса, вы не могли бы ее посмотреть? Арбузов какое-то время медлил, видимо, раздумывая, как поступить. Было видно, что ему не очень хочется иметь дело с начинающим писателем, но последний смотрел с такой надеждой, что драматург не выдержал. Он взял из рук Вампилова пьесу и положил ее в свой портфель. - Хорошо, я прочитаю ваше сочинение, - произнес затем Арбузов. - Только ответ я вам дам не скоро. Позвоните мне, когда закончится чемпионат мира по хоккею. Пьеса "Прощание в июне", которую Вампилов вручил Арбузову, произвела на маститого драматурга хорошее впечатление. Поэтому, когда Александр позвонил ему через несколько дней домой, тот пригласил его к себе. Их встреча длилась несколько часов и произвела на Вампилова потрясающее впечатление. Несколько дней он ходил вдохновленный и рассказывал о ней всем своим друзьям. Правда, пробить эту пьесу в столице ему так и не удалось: первым ее поставил на своей сцене в 1966 году Клайпедский драмтеатр. По этому поводу в декабре того года Вампилов дал интервью газете "Советская Клайпеда", которое оказалось (по злой иронии судьбы) единственным в жизни талантливого драматурга. В том же году Вампилов вступил в Союз писателей. Как и все провинциалы, учившиеся в Литературном институте, Вампилов жил в общежитии. Все свободное время он отдавал двум занятиям: или писал, или пил вместе с однокурсниками на общежитской крыше. В компании он был незаменимым человеком, настоящим заводилой. От его шуток хватались за животы даже самые отпетые острословы. Одним из его собутыльников был и Николай Рубцов, дела которого тогда шли неважно. - Ты чего грустишь, Николай? - спрашивал его иногда Вампилов. - Опять не печатают? Ну и плюнь! Меня тоже не печатают, но я же не плачу. Пойдем лучше ко мне выпьем! И они шли в комнату к Вампилову. Там Александр доставал пачку черного чая, заваривал его покрепче, и они с Рубцовым коротали время за тихой мужской беседой. Свою первую пьесу Вампилов написал в 1962 году. Это была "Двадцать минут с ангелом". Затем появились "Прощание в июне" (именно ее читал А. Арбузов), "Случай с метранпажем", "Старший сын", "Утиная охота" (обе- 1970), "Прошлым летом в Чулимске" (1972) и другие. У тех, кто их читал, они вызывали самые горячие отклики, однако ставить их не брался ни один театр в Москве или Ленинграде. Только провинция привечала драматурга: к 1970 году сразу в восьми театрах шла его пьеса "Прощание в июне". А вот родной Иркутский ТЮЗ, который теперь носит его имя, при жизни Вампилова так и не поставил ни одну из его пьес. К 1972 году отношение столичной театральной общественности к пьесам Вампилова стало меняться. "Прошлым летом в Чулимске" взял себе для постановки Театр имени Ермоловой, "Прощание"-Театр имени Станиславского. В марте проходит премьера "Провинциальных анекдотов" в Ленинградском БДТ. Даже кино обращает внимание на Вампилова: "Ленфильм" подписывает с ним договор на сценарий "Сосновых родников". Казалось, что удача наконец-то улыбнулась талантливому драматургу. Он молод, полон творческих сил и планов. Благополучно складывается и его личная жизнь с женой Ольгой. И вдруг - нелепая гибель. 17 августа 1972 года, за два дня до своего 35-летия, Вампилов вместе со своими друзьями - Глебом Пакуловым и Владимиром Жемчужниковым - отправился на отдых на озеро Байкал. Вспоминает В. Шугаев: "В тот день я вернулся в Иркутск из поездки, увидел вечером темные Санины окна и вспомнил, что он собирался на Байкал. Ближе к полуночи громко и длинно зазвонил телефон. - Старик, это Глеб. Саня утонул. Я из больницы звоню. Лодка перевернулась. Меня вот спасли, а его нет. - Звонил из Листвянки Глеб Пакулов, иркутский литератор, владелец этой проклятой лодки, которую когда-то мы помогали ему перевозить на Байкал..." Вот как описывает случившееся Ю. Нагибин: "Глебушка (Пакулов) в смерти Вампилова не виноват, просто в нем сильнее оказалась сила жизни. Когда их лодка опрокинулась вблизи берега, Глебушка стал истошно орать, и случившиеся на берегу люди пришли ему на помощь. Гордый Вампилов молчал, и в ледяной воде разорвалось сердце. Спасать надо в первую очередь того, кто молчит..." По описанию свидетелей происшедшего, лодка, в которой были Вампилов и Пакулов, зацепилась за топляк и перевернулась. Пакулов схватился за днище и стал звать на помощь. А Вампилов решил добраться до берега вплавь. И он до него добрался, коснулся ногами земли, и в этот момент у него не выдержало сердце. Через несколько дней А. Вампилова хоронили на Радищевском кладбище. Проститься с ним пришли его родные, друзья и совершенно незнакомые люди. И здесь, на кладбище, произошли два странных события, которые многие истолковали как мистические. Во-первых, его друзья забыли принести с собой веревки, на которых следовало опускать гроб в могилу. Как только это обнаружилось, они бросились к кладбищенскому сторожу, но того на месте не оказалось. Стали искать его по всему кладбищу и в конце концов нашли. Пока тот вернулся в свою сторожку, пока достал веревки, пока их принесли к могиле - прошло, наверное, около часа. И все это время гроб с покойным стоял на краю могилы, дожидаясь, когда же... Вот тогда кто-то в толпе произнес: "Не хочет Саня так рано в могилу уходить..." Эти слова еще раз вспомнили все присутствующие через несколько минут. Когда гроб наконец обвязали веревками и стали опускать в могилу, вдруг выяснилось, что яма маловата... Не успела остыть земля на могиле Вампилова, как начала набирать обороты его посмертная слава. Стали выходить в свет его книги (при жизни была издана всего лишь одна), театры ставили его пьесы (один только "Старший сын" шел сразу в 44 театрах страны), на студиях режиссеры приступили к съемкам фильмов по его произведениям. В Кутулике был открыт его музей, в Иркутске именем А. Вампилова назван ТЮЗ. На месте гибели появился мемориальный камень... "Провинциальные анекдоты" "История с метранпажем" и "Двадцать минут с ангелом" - эти две одноактные пьесы были написаны Вампиловым в начале шестидесятых годов, много раньше, чем объединены в "Провинциальные анекдоты", что произошло, вероятно, в первой половине 1968 года. Доподлинно известно о времени их завершения только одно: 20 ноября 1968 года пьеса была зарегистрирована в Театре имени М. Н. Ермоловой. "Провинциальные анекдоты" безрезультатно прошли все полагающиеся круги управленческого ада и в сезоне 1968/69 года воспринимались как своего рода визитная карточка драматурга: ""Вампилов, - сказал Сапетов (один из сотрудников Управления культуры при Мосгорисполкоме. - Е.Г.), <...> - значит, 3-й анекдот написал?" И это стало "крылатым определением""25, - сообщала драматургу Е. Л. Якушкина. Однако сценическая жизнь пьесы началась позднее и не в Москве, а в Ленинграде. Приехав в августе 1970 года на сдачу "Старшего сына" в Театре драмы и комедии на Литейном (режиссер Е. Падве), Вампилов показал "Провинциальные анекдоты" БДТ. Пьесу приняли к постановке на Малой сцене, и полтора года спустя, 30 марта 1972 года, состоялась ее премьера. Спектакль шел под названием "Два анекдота" и был поставлен А. Товстоноговым. Автор присутствовал на репетициях, подружился с актерами, охотно принимал их подсказки и предложения. Одна из таких актерских "подач" ("Камаев преподаватель") вошла в окончательный текст пьесы. Каждая из пьес, составляющих "Провинциальные анекдоты", была первоначально опубликована самостоятельно: "Двадцать минут с ангелом" в альманахе "Ангара" (1970, N 4), а "История с метранпажем" (под названием "Случай с метранпажем") в издательстве "Искусство" в серии "Репертуар художественной самодеятельности" (М., 1971). Каноническим вариантом "Провинциальных анекдотов" принято считать текст, опубликованный в "Избранном" 1975 года, где пьесы печатались по рабочему экземпляру БДТ, то есть с восстановлением некоторых цензурно-редакторских купюр и с дополнениями, сделанными автором в процессе работы над спектаклем. По воспоминаниям современников, существовали пьесы-прообразы "Истории с метранпажем" и "Двадцати минут с ангелом", которые значительно отличались от вещей, вошедших в "Провинциальные анекдоты". Сейчас эти пьесы найдены и опубликованы: это - "Воронья роща" ("Современная драматургия", 1986, N 1) и "Сто рублей новыми деньгами" ("Театральная жизнь", 1987, N 17). Эти комедии трудно назвать ранними редакциями "Провинциальных анекдотов", это - самостоятельные пьесы, основанные на тех же коллизиях, что "История с метранпажем" и "Двадцать минут с ангелом", но обладающие собственной поэтикой и художественными задачами (творческая ситуация, имеющая исторические прецеденты, например "Леший" - "Дядя Ваня"), Важно также отметить, что детали, подробности опубликованных пьес несколько отличаются от деталей и подробностей, сохранившихся в памяти мемуаристов. Видимо, и у этих пра-пьее были варианты26. В "Ста рублях" речь идет о двух веселых прохиндеях, проснувшихся в похмельном безденежье после веселой вечеринки и решивших, что незнакомец, который откликнулся на их призыв ("Граждане! Кто даст взаймы сто рублей?"), действует в сговоре с милицией - герои спекулируют нейлоновыми носками и опасаются закона. Поэтому Святус и Сероштан - так звали центральных персонажей в этом варианте пьесы - связывали доброхота и бежали. Несчастного мецената освобождала "квартирохозяйка" Нинэль Филипповна, она же забирала у него часть денег в счет долга своих постояльцев. Таким образом, порок в лице героев пьесы оказывался напутан, а доверчивая и чересчур ретивая доброта наказана. Представляя "Сто рублей новыми деньгами" на страницах "Театральной жизни", Г. Демин справедливо заметил, что перед нами наглядный пример пути от А. Санина к Александру Вампилову, пример того, как по мере мужания художника "за частичным фактом проступает система взаимоотношений в обществе". "История переводится из разряда "как оно бывает" в "как оно есть"... ", "Тунеядцы, - пишет Г. Демин, - становятся работниками, квартиродатель обращается в низший персонал, добавляются представители иных социальных групп. Из сомнительной "малины" действие переносится в несомненно узнаваемую гостиницу"27. Все сказанное критиком справедливо, но недостаточно. Дело состояло не только в большей социальной определенности персонажей "Двадцати минут". Прежде всего "Сто рублей" - другая пьеса, воссоздающая не только иную меру авторского постижения жизни, но и иную историко-общественную ситуацию. Эта пьеса запечатлела типичные модели, типичные структуры времени, гораздо более раннего и благополучного, чем время "Двадцати минут с ангелом". Нравственное различие между "Ста рублями новыми деньгами" и "Двадцатью минутами с ангелом" напоминает различие между двумя зарисовками из записной книжки Вампилова: в одной - некто униженно просит сорок копеек, гнется, получает и, гордо выпрямившись, уходит, в другой - приезжего в самом центре Москвы взяли под руки, внесли в парадное и потребовали кошелек, все в двух шагах от шумной уличной толпы. Различие в построении пьесы запечатлено в выборе названий: в первом случае оно лапидарно и прямолинейно, во втором - загадочно, полно обманных движений. "Сто рублей" - это бытовая сценка с нравоучительным, нравоописательным и даже лирическим оттенком, в авторском взгляде на мир всего лишь мягкая ирония. В "Ста рублях" царила почти деликатная манерность: "Вот вы, Нинэль Филипповна, - выпевал Святус, - умная, прогрессивная женщина, в сущности, чуткая, добрая... ", просто обстоятельства в лице той же "чуткой, доброй" заставляли шалопаев вертеться, действовать, изыскивать способ выживания. Отношение автора к своим героям определено уже в характере имен: фамилии Святус (контаминация "святого" и "свинтуса") и Сероштан (или Несудимов и Белоштан в редакции А. Симукова) вызывают представления гораздо более светлые, чем безысходные и тяжелые, как само похмелье, имена Анчугин и Угаров, а простодушное уменьшительное Петрик ничего общего не имеет с грубой производственной фамилией Хомутов. Анчугин и Угаров в ремарке Вампилова индивидуализированы ("Угарову лет тридцать с лишним, он проворен, суетлив, не лишен оптимизма", "Анчугин угрюм, медлителен, тяжеловат на подъем"), но характеры их почти нивелированы тем скотским состоянием, в котором они пребывают. Молодые люди в "Ста рублях", напротив, почти неразличимы в описании: "Святус высокий, поджарый, носатый. Развинчен, разболтан, не сидит на месте. Нахальным становится с наступлением сумерек". "Сероштан. Бездельник с непреклонным волевым лицом. В жестах деловитость и аристократизм, заимствованный у заграничных киноартистов. Ослеплен своей оригинальностью. Нахален беспробудно" - из их наружности можно было бы составить, пользуясь выражением Вампилова, один щегольской полноценный портрет, но в действии они индивидуализированы, наделены собственными характерами. Основную партию в дуэте ведет Святус, он - мозговой центр этой пары, своего рода поэт веселого времяпрепровождения. Сероштан исполняет при нем роль Лепорелло. Святусу чужда похмельная расхлябанность, он добродушен, изобретателен и никогда не унывает. Отсутствие вина и денег не вызывает у него физического страдания (к тому же накануне была встреча друзей, а не запой), и служит здесь поводом для всплеска остроумия в духе студенческих капустников ("деньги кончились, добродетель восторжествовала", "в твоем возрасте стыдно не иметь в кармане трех рублей"), причем его рассуждения не лишены внимания к вселенским проблемам ("мечту и действительность разделяет пропасть, название которой "здравый смысл". Днем и ночью мы заполняем эту пропасть своим презрением"), при появлении квартирной хозяйки он легко переводит чреватую неприятностями ситуацию (требуется заплатить за квартиру) в область поэтических раздумий ("что случилось? В том-то и беда, что ничего не случилось... "). Это - романтик с уголовным оттенком, молодой человек с претензией на интеллигентность и духовность, точнее сказать, обладающий этими качествами в спародированном виде. Сероштан проще, грубее, ограниченнее, но осторожнее и рассудительнее, чем его товарищ. Стиляги, тунеядцы, спекулирующие нейлоновыми носками (самая заря фарцовки), были типичны до фельетонного предела. Доброхот же Петрик, в описании которого Вампилов оговорил одну принципиально важную особенность, - "ведет себя очень естественно", - оказался фигурой ложнореальной, квинтэссенцией того положительного героя, которого требовали от искусства и который, как выяснилось, мог перепутать даже тунеядцев. Сюжет "Ста рублей" был равен самому себе и оставался незатейливым анекдотом, но с течением времени в пьесе обнаружились и неожиданные пласты, не предполагавшиеся изначально моменты художественного осмысления действительности: обычные молодые люди, для которых мечта и действительность были разделены пропастью с названием "здравый смысл", сталкивались с неким идеальным воплощением этого здравого смысла и в ужасе ретировались. Именно этот тип героя (живое олицетворение здравого смысла), органически Вампиловым непереносимый, претерпел в творчестве писателя самые существенные изменения: он развился, с одной стороны, в розовощекого гладкого идиота (Мечеткин), с другой, - в человека со скрытым духовным и душевным увечьем (Хомутов). При всей внешней схожести с пра-пьесой сюжет "Двадцати минут с ангелом" по сути начинается там, где кончается сюжет "Ста рублей". Там появление Петрика заставляло героев бежать без оглядки (или задуматься, как в редакции А. Симукова), здесь появление Хомутова обнаруживало страшное одичание героев, действие обретало подлинный трагизм: зверели все - интеллигенты и влюбленные, богатые и бедные, постояльцы и гостиничная обслуга. Речь шла не о деньгах, не о перепое, нет, всем важно было узнать и понять, почему их оскорбили участием. Извращение нравов оказывалось таково, что простой жест добра, желание помочь читались лишь как сокрытие некой скверной тайны, если не преступления. И это преступление "раскрывали" быстро, единодушно, умело и страшно. Здесь было снижено все - дружеская попойка доведена до скотского сборища, не лишенные изящества раздумья Святуса о том, что делают пожилые люди с деньгами, до элементарного: "удавится, не даст". Слова Васюты "зло меня берет" точно определяли атмосферу пьесы: зло брало и цепко держало всех и каждого, прибирая к рукам и того, кто, казалось бы, попытался вырваться из его цепких объятий, - Хомутова. Пьянчуги "Двадцати минут" были наглы, беспардонны и чувствовали себя в своем праве, и, как ни странно, читатель почти принимал их право, потому что и окружающие пребывали в пьесе в постоянной злой готовности схапать, врезать, сорвать, огрызнуться. Это странное завораживающее ощущение права возникало по двум причинам: одна искусно введена автором в ткань произведения, другая продиктована жизнью. В "Старшем сыне" мы знаем, что Бусыгин - не сын Сарафанова, в "Истории с метранпажем", что метранпаж - не звание, не чин, а профессия. Здесь мы так же, как и обитатели гостиничного номера, не знаем, почему гражданин с документами агронома предлагает чужим, да еще довольно непрезентабельного вида людям деньги. Здесь зритель-читатель почти уравнен с персонажами, так же, как они, не знает причин неожиданного доброхотства случайного прохожего и волен вообразить, что угодно, но вообразить нечто иное, нежели то, что предлагают вообразить озверевшие герои, ему трудно - не дает нелегкий жизненный опыт. В этой пронзительной попытке прорваться к человеку вне пьесы, сделать его не только сопереживателем, но и как бы соучастником событий, состояло важное открытие. В "Двадцати минутах", при всей напряженности интриги и яркости персонажей, не было ни характеров, ни движения драматического действия, ни, так сказать, социальных корней происходящего. Здесь не было объяснения того, что привело к этой жизни Анчурина и Угарова. Было только напряжение скотства, которое толкало героев на немыслимые поступки, некая почти внеположенная ситуации стихия дикости. Это странное, ничем не объяснимое озверение, схваченное Вампиловым в конце шестидесятых годов, еще не было явлением литературы. Оно уже было явлением жизни, но еще не стало фактом художественного ряда, не воспринималось, как открытие искусства, а по привычке читалось, как сугубо бытовая, хотя и не лишенная яркости зарисовка, своеобразный вклад писателя в сатирическое мелкотемье своего времени. До прихода литературы, которая сделала существование такого рода жизненных отношений явлением искусства, оставалось почти два десятилетия. Тот же А. Симуков, рассказывая о прообразах "Провинциальных анекдотов", вспоминает о пьесе, героем которой был "пожилой капитан речного буксира, остановившийся в той же гостинице, где происходило действие "Двадцати минут с ангелом". Он попадал в водоворот совершенно непредвиденных событий, в их числе встреча с женщиной, которую он, в силу возникших обстоятельств, вынужден выдавать за свою жену, в то время как ее любовник выдает себя за ее брата..."28. Однако "Воронья роща", опубликованная в "Современной драматургии", - другая вариация этого сюжета, соотносимая и с воспоминаниями А. Симукова, и с окончательным текстом "Истории с метранпажем". Эта пьеса также еще не обладает сатирической направленностью, ее объектом становятся стечение обстоятельств, смешные человеческие слабости, глупость, вздорность, амбициозность. Это история о том, как пожилой начальник пароходства Баохин пришел к другу своей юности капитану Лохову, чтобы уговорить его не выступать с разоблачительной речью на собрании, не позорить, не "топить" его, Баохина, на старости лет. Пришел, но разминулся с другом, решил обождать, и тут ему стало плохо. Молоденькая соседка Лохова Виктория уложила его, вызвала его жену, а та, увидев мужа в постели еще более молодой, чем она сама, женщины, восприняла ситуацию однозначно, воспылала ревностью и предъявила мужу своего любовника, его же шофера. Нахальный соперник принимался путать Баохина крушением его репутации. Отсюда проистекало множество комедийных положений: супруга рвалась проучить Викторию и одновременно упрочить положение своего кавалера. Герои пытались спрятать Баохина от "скорой помощи". В довершение всего врач "неотложки" оказывался родным сыном Баохина от первого брака. На пороге смерти герой пытался переосмыслить свою жизнь: повиниться перед взрослым сыном и его матерью, перед своей молодой женой, а заодно и, отпустив ей грехи, посватать за шофера Камаева, попроповедовать добро: "За деньгами не гоняйтесь, за чинами тоже... Главное, чтобы совесть была чиста... Если б я мог прожить еще одну жизнь, я жил бы совсем по-друтому". Пьеса оканчивалась ощущением переломного момента в жизни героя - прозрением Баохина, намеревавшегося начать новую жизнь, но не знавшего, как это сделать. Словом, ситуация отдавала скорее Тургеневым, чем Салтыковым-Щедриным. При множестве текстовых совпадений "Вороньей рощи" и "Истории с метранпажем", при явственной близости характеров героев между пьесами существует важное отличие. В "Вороньей роще" правит случай: Баохин случайно разминулся с приятелем, ему, пожилому и рыхлому человеку, случайно стало плохо на лестнице, и только ревность его жены да неуемное воображение его бывшего шофера повлекли за собой драматические события пьесы. Сам Баохин падал жертвой обстоятельств, но не был их устроителем. В пьесе "Воронья роща" еще отсутствует сатирический накал страстей. Эпиграф из Гоголя: "Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете. редко, но бывают" - здесь лишь "оправдывал" высокую концентрацию случайностей, но не привносил с собой особое гоголевское начало, не задавал тона гоголевской социальной фантасмагории. В "Вороньей роще" высмеивались чиновничьи страхи, паническая забота о репутации, но здесь эти страхи не принадлежали самому герою, как не было здесь и знаменитой калошинской игры в безумие. Страхи и амбиции принадлежали жене Баохина и Камаеву, который с наслаждением и искренней верой в свои слова пугал начальника тем, что если "скорая" обнаружит его в постели молодой женщины, то "в газетах напишут и по радио передадут с острова Окинава <...> тогда уж на весь Союз загремите". На долю самого героя - и в этом его основное отличие от Калошина, а прапьесы - от "Истории с метранпажем" - не доставалось никакой активности и никакой социальной вины, ему было позволено лишь слабо протестовать, когда жена слишком накидывалась на Викторию, да сожалеть о суетно прожитой жизни. Главное же отличие "Вороньей рощи" от "Истории" состояло в том, что все происходящее, несмотря на откровенную фарсовость положений, было абсолютно одномерным, лишенным игры, взаимодействия правды и вымысла, столь свойственного "Истории с метранпажем". Комедийное начало проистекало здесь из самого стечения обстоятельств, а не из той стихии игры, которую создавал Калошин своим поведением, абсолютно лживым и абсолютно искренним одновременно. Само название "Провинциальные анекдоты", от которого театры нередко отказывались, не замечая в нем ничего особенно выразительного (в БДТ, как уже говорилось, спектакль шел под названием "Два анекдота", в Ленинградском областном (Театре на ул. Рубинштейна) - под названием "Двадцать минут с ангелом"), пытается как бы сконцентрировать, передать эту особенность поэтики пьес. "Анекдоты" соединяют в себе и старинное пушкинское значение этого слова: "анекдот" - невыдуманный, но экстраординарный случай, и его современное значение - короткая выдуманная история с парадоксальной концовкой. А вот характеристика "провинциальные", думается, за время жизни пьесы несколько изменила свой смысл. Назвав свою трагикомическую дилогию "Провинциальные анекдоты", автор акцентировал мотив "глубинки", мотив невыдуманной, нестоличной и антимодерновой жизни. Эпитет "провинциальный" содержал в себе вызов, но отнюдь не того характера, в каком он стал восприниматься в семидесятые и в начале восьмидесятых годов, ознаменованных противостоянием "городской" и "деревенской" прозы, когда в подчеркнутой "провинциальности", "предместности" вампиловского мира увидели начало, примиряющее враждующие уклады. В конце шестидесятых годов речь шла о другом. Здесь по-своему акцентировалась "немодность", "неактуальность" рассказанных историй. Действующие лица этих одноактных комедий - постояльцы и администрация гостиницы "Тайга" - по своему социальному облику и статусу ничего общего не имели с социально-этнографическими любимцами литературы шестидесятых годов - физиками-атомщиками, журналистами, врачами, геологами и другими видами первооткрывателей, так же добротно оснащенными молодежным жаргоном, интеллектуальными шутками и парадоксами шестидесятых годов, как и обязательной суровой сдержанностью героев Хемингуэя и Ремарка. Далеки они были и от экзотических обитателей таежной глубинки, вроде охотников, старателей, геологов, строителей, которых можно было бы обнаружить в гостинице "Тайга". Вампилова занимают персонажи и характеры, совершенно немаркированные временем и географией, люди, которых можно было бы встретить и в начале шестидесятых, и десятилетием раньше, и десятилетием спустя от Москвы до Магадана и от Конотопа до Ельца: гостиничный администратор и коридорная, футбольный болельщик и шофер, экспедитор и гастролирующий скрипач, официантка и ее хахаль, девушка, приехавшая по профнабору, и фельдшер "неотложки". Всех их объединяет одно гостиница, в которой они оказались или по долгу службы, или по воле случая. Это место действия объединяет не только героев, по и сюжеты пьес, входящих в состав "Провинциальных анекдотов". Но что еще важнее, само условное ее пространство становится как бы налогом и объяснением происходящих в ней удивительных событий. Пьеса могла быть названа не "провинциальные", а "гостиничные" анекдоты, так сильна, так выявлена в ней власть над людьми этого особого мира, этого особого пространства, случайного, временного для его постояльцев и вместе с тем глубоко закономерного, обладающего своим незыблемым укладом, пространства ограниченного, небольшого и в то же время бескрайнего - "тайга". Гостиница - это дом, но дом у дороги, которая представляет собой образ, противоположный закрепленности, незыблемости, корням. Дорога всегда как бы подчеркивает "свободное парение" человека в бытовом и социальном пространстве. Невписанность, несоединенность, пожалуй, даже разрыв героев с миром дома, родного гнезда, отчего дома, "дома-крепости" - одна из характерных черт творчества Вампилова. Нет дома у Колесова (по одной из версий пьесы, как мы помним, он вообще - сирота), рвется из дому юная Таня, в поисках ночлега, в буквальном смысле слова крыши над головой, появляются у Сарафановых Бусыгин и Сильва, рвутся из дома Васенька и Нина, чужой в Чулимске Шаманов, ночующий у Кошкиной и вообще не имеющий пространства для жизни ни в городке, ни в пьесе. Единственный у Вампилова счастливый обладатель настоящей квартиры, квартиры комфортабельной, новой, городской, - Зилов. Но именно момент вступления во владение жильем поворачивает жизнь Зилова трагическим образом. Обретение квартиры обнаруживает отсутствие дома. Жизнь по чужим углам, впопыхах, па ходу, жизнь в бездомье была как бы неощутимой формой существования, терпимой ее стадией. Но когда у героя появилось то, что следовало бы назвать домом, то оказалось, что весь уклад его жизни несовместим с понятием дома, гонит, выталкивает героя из уютного и престижного пространства, которое испытывает его жизнь па прочность и ломает ее. В этом контексте гостиница "Тайга" оказывается особым поворотом темы. Гостиница - временное, промежуточное пристанище, здесь останавливаются, но не обосновываются. Но вместе с тем в этом временном убежище, недолгом пристанище существует свой незыблемый и неукоснительный порядок: взаимоотношения постояльцев и хозяев (в данном случае администрации). Постояльцы, "вырвавшиеся" из дома, ощущают сладкую свободу каникул, но в то же время сохраняют в себе все привычки домашней жизни. Вот эта зыбкая и в то же время прочнейшая среда, сочетающая уклад и его отсутствие, абсолютную посторонность обитателей и их редкую спаянность, и становится драматической средой пьесы, основанием неправдоподобных, фантастических и вместе с тем низкореальных ее происшествий. Гостиница - перекресток, где встречаются, сходятся, сталкиваются люди. Их соприкосновение и встречи на первый взгляд случайны и непреднамеренны, но они обнажают конфликты отнюдь не случайные, а глубоко типические. Эти конфликты разворачиваются в сюжеты одновременно и реально-бытовые, и фантасмагорические, другими словами, анекдотические, как их определил сам автор. Особенность драматических сюжетов, характеров и конфликтов "Провинциальных анекдотов" в том, что они соединяют в себе сугубо сегодняшнюю современную практику поведения человека, прекрасно знакомую каждому по его бытовому опыту, будничную психологию человека и гротесковые бытийные начала, свойственные высокой комедии, высмеивающей не отдельного человека, не забавный случай, а типы и нравы. Сращенность сегодняшних примет с фантасмагорической "механикой" событий принимает такие масштабы, что она легко перечеркивает временные и географические координаты пьесы. В "Провинциальных анекдотах" драматург мастерски пользуется всем арсеналом комедийного сюжетостроения, но на первый план выходит игра со словом и игра словом. Практически и действие "Истории с метранпажем" и события "Двадцати минут с ангелом" разворачиваются вокруг случайно брошенного слова. В "Истории с метранпажем" администратор Калошин, этакий микроскопический гостиничный городничий, чуть было не умер, приняв профессию незаметного, тихого постояльца за название высокого чина, причем ошибся не в постояльце, который действительно оказался безобидным рядовым гражданином, а в слове, в колебании воздуха... В другой комедии два изнывающих с похмелья алкаша, кинувшие в окно пустой и безнадежный вопль-призыв: "Граждане! Кто даст взаймы сто рублей?!" - вдруг сталкиваются с человеком, действительно внявшим их просьбе. И в том, и в другом случае пружиной сюжета, основанием фабулы оказывается слово, замысленное как звук пустой, но по ходу дела обретающее плоть и кровь и возымевшее самые неожиданные последствия. Да и в названиях обеих пьес слово дребезжит, приплясывает, ухмыляется, подталкивает зрительское (читательское) воображение по ложному пути. В "Истории с метранпажем" действие, казалось бы, должно было бы развертываться вокруг "метранпажа"-человека как виновника событий, но этот персонаж лишь мелькнул в начале пьесы в завязке действия и пропал до самого конца, занимая здесь не больше места, чем генерал в чеховской "Свадьбе". В "Двадцати минутах с ангелом" название вообще "дезориентирует" читателя, так как, перекликаясь с такими выражениями, как "богородицу из себя выламывает", "всем нам смертным бывает нелегко", направляет наше воображение в самое далекое от истинных мотивов пьесы русло, возможно, даже с тем, чтобы жестче и тверже вернуть заблудшее воображение затем к действительности. Центральное событие "Истории с метранпажем" - это самозашита Калошина, вообразившего, что метранпаж расправится с ним так, как принято расправляться в чиновничьей среде, плюс издержки оскорбленного начальничьего самолюбия. Самозашита Калошина одновременно так наивна и так изобретательна, что кажется, будто перепуганным администратором движет не разум, а инстинкт, один лишь звериный инстинкт, выработанный жестко иерархичным сознанием чел о века-должности. Калошин, с его точки зрения, не совершал ничего предосудительного. Он нормальным образом вымогал, выколачивал свой приработок. И он этого не скрывает: "Ну чего он взъерепенился, восклицает он, обсуждая с Викторией нервного постояльца. Разве нельзя было по-хорошему? Он что, не знает, как это делается?" Психология Калошина это психология начальника средней руки, заведовавшего на своем веку и складом, и баней, и загсом, и рестораном, имевшим дело и с туристами, и с инвалидами, и со шпаной, работавшего и по профсоюзу, и по снабжению, и по сапожному делу, и по спорту, и бывшего даже директором кинотеатра... Жизненная тактика его состоит в стремлении хапнуть где можно и нельзя, жизненная стратегия - в боязни начальства, доходившей до абсурда: "Я так его (начальства. - Е.Г.) боялся, что, когда сделался начальником, сам себя бояться стал". В предчувствии смерти в нем открывается если не истинный человек, как что иногда кажется критике, то, по крайней мере, тоска по равновесию жизни, ее нормальности. Ощутив себя на границе жизни и смерти, Калошин ведет себя иначе, чем в привычной обстановке. Уходит страх перед начальством, расчетливая амбициозность. Калошин пытается подвести итоги своей жизни, жизни плута-чиновника, в которой постоянно чего-нибудь не хватало - "то инвентаря, то образования". Просветление, сошедшее на Калошина перед внезапным жизненным финалом, истинное, но непродолжительное. Как только оказывается, что внешней опасности нет и "метранпаж" - просто наборщик, герой возвращается к своим плутням. Счастливые случайности, все возвратившие на свои места, все повернувшие к благу Калошина, - свидетельства полного отсутствия перемен в жизни героя. Побывав у порога смерти, он возвратился к себе самому, к собственной лени, лжи, невежеству. В отличие от "Двадцати минут с ангелом", в которых истинные мотивы поведения Хомутова равно неизвестны и героям и зрителям, в "Истории с метранпажем" мы знаем (или предполагается, что знаем) подлинный смысл слова "метранпаж". Но именно это знание придает действию пьесы особую динамику, интенсивность, своеобразие. Действие разворачивается в нескольких планах. Общедраматическом - для читателя-зрителя и героином - для Калошина, не знающего, что такое "метранпаж"; для Виктории, не подозревающей, что Калошин разыгрывает психа; для Марины и Олега Камаева, считающих, что он притворяется на "сексуальной почве"; и, наконец, для врача Рукосуева, приехавшего, как он полагает, по ложному вызову и вдруг обнаруживающего, что мнимый больной на самом деле умирает. Все действие пьесы образует тесно переплетающаяся система кажимостей. Действие разворачивается в постоянном кружении, в нагнетании на пятачке событий правд и неправд относительно состояния Калошина и смысла слова "метранпаж". Драматургию пьесы составляет не столько сам факт того, что герой - амбициозный администратор, вытолкав взашей неизвестного, решил, опасаясь последствий, прикинуться невменяемым, что само по себе давало пищу для скетча, но и то, как это безумие воспринимается окружающими. Возникает многоплановое действие, где кажимость и правда тесно переплетаются, рождая игровую стихию, в которой поведение героя полностью обнажает тип его сознания, социального воспитания, и нравственные ценности определенного уклада. Прелесть художественного мира "Истории с метранпажем" в том, что обретение истины происходит здесь под влиянием совершенно "неистинных" мотивов. Прелесть ситуации в том, что самодурство Калошина порождено его иерархическим миропониманием, а вне его он, в сущности, неглупый и незлой человек. Но эта же иерархичность естественна и для окружающих. Ужас Калошина вызван не фактом содеянного, а рангом адресата его действий. Игровая стихия пьесы заявлена с появлением в ней Потапова - метранпажа. Потапов и нравственно и архитектонически противопоставлен Калошину: и тот и другой пребывают в состоянии экстаза, находятся во власти стихии, имеющей, однако, разную природу: Калошин симулирует безумие, и это вызвано конкретными и корыстными страхами, Потапова трясет подлинная лихорадка, вызванная одной из самых невинных человеческих страстей - страстью футбольного болельщика. В этом состоянии, которое развивается в нем с первыми же словами радиокомментатора, тихий, вежливый, безобидный человек - он перерождается, становится хамом, способен на крик, приказ и резкий тон. В сущности, оба они. Калошин и Потапов, - маньяки слова. Однако Калошин в действительности хам, а в сумасшествии изображает и ощущает себя существом до предела безобидным, Потапов же. наоборот, под наркозом радиособытий звереет. Казалось, движение интриги должно скрестить эти две почти равновеликие страсти бескорыстный экстаз футбольного болельщика и корыстный балаган зарвавшегося администратора. По они не сближаются, а, напротив, оказываются резко разведенными. Драматизм пьесы увеличивается с нарастанием абсурдности ситуации и обретением ею абсурдной плоти и крови. И вот уже сама абсурдность происходящего способна была довести Калошина почти до гибели и вместе с тем высечь в его душе искру подлинного человеческого чувства. И это тоже особенная специфическая черта творчества Вампилова - рождение серьезного трагического начала, напряженной драматической темы из безобидной шутки: пенок с траурной лентой и соболезнующая телеграмма - психологически грубая, одноклеточная шутка доводили Зилова до края, до реального желания умереть. И "Старший сын", и "(Провинциальные анекдоты" построены на некоей общей условности бытия. Эта условность состоит в том. что художественные законы создаваемого драматургом мира превалируют над простым жизнеподобием. диктуют ему свою программу. И этих пьесах импульсы не предваряют поступки героев, а как бы бегут вслед за ними, здесь всех и вся принимают не за тех, кем они являются, в самом деле, здесь царит какое-то веселое, "обдернувшееся" бытие и правит бал бес несовпадений. Драматургия рождается из того, что ложь принимают за правду, правду - за ложь, и то, и другое отвергают с ходу. "Провинциальные анекдоты" можно рассматривать как своеобразную новую ступень в творчестве молодого драматурга - переход от комедийной лирики к социальной сатире, к глубоким пластам социальной психологии, к сюжетам, одновременно простым и виртуозным, чреватым острыми, парадоксальными ходами. Более того, "трагикомическое представление в двух частях" позволяет говорить, о растущем интересе Вампилова к нравственно-философской проблематике, недаром так настойчиво возвращается драматург к рубежным ситуациям жизни и смерти в своих наиболее зрелых и наиболее значительных пьесах: "Утиной охоте" и "Прошлым летом в Чулимске". « ОБЗОР ПРОИЗВЕДЕНИЙ, ОПУБЛИКОВАННЫХ В ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ В ЖУРНАЛАХ И ОТДЕЛЬНЫХ ИЗДАНИЯХ» Современная литература должна отражать нашу реальную, нами переживаемую действительность. Перемены в обществе влекут за собой перемены роли литературы и ее содержания. «Августовские события 91-го года, ставшие привычной точкой отсчета того нового времени, в котором живет постсоветское общество, связаны и с переворотом в русской литературе: неудавшийся переворот здесь удался» .       Таким образом, большинство критиков и литературоведов предлагают считать началом современной русской литературы 1991 год, который, помимо глобальных социальных перемен, ознаменовался расколом Союза писателей. Общество перестало быть литературоцентричным: «Русская литература, бывшая „нашим всем“ — и кафедрой учителя, и святым словом, и пророчеством, и философией, политикой, социологией, освободится от всех-всех этих функций... она становится... просто литературой»  изменилась и роль писателя — рынок уравнял в правах всех, кто имеет возможность написать и издать свое произведение. «После 91-го года русский писатель — впервые! — остался один на один с русским читателем»  Как отличить массовую литературу от элитарной? Обычно не учитывается разница между литературой элитарной и массовой, поэтому в одном ряду оказываются А. Солженицын и А. Маринина, В. Астафьев и Д. Донцова. Как сориентироваться в море ярких обложек многочисленных книжных магазинов, как отличить настоящую литературу от проявлений массовой культуры?       Многие исследователи говорят о сосуществовании в современной культуре нескольких субкультур. «Если раньше у слова „культура“ было единственное число и противостояла она „некультуре“, то есть варварству, то теперь одной культуре противостоит другая. Культур много, а, значит, ни одной из них не принадлежит истина» .       Литература неутилитарна (утилитарный — сообразующийся исключительно с практической пользой или выгодой). Писатель пишет для самовыражения, коммерческий успех чаще всего случаен. «Писатель пишет, а читатель читает не ради чего-то, а потому что без письма или чтения ему жизнь не в жизнь». Массовая литература утилитарна, ее цель — развлечь читателя, автор подразумевает коммерческую выгоду.       «Принципиальное отличие массовой и элитарной литератур заключается в различных эстетиках: массовая литература опирается на эстетику тривиального, обыденного, стереотипного, тогда как элитарная литература — на эстетику уникального»        Перед вами таблица основных отличий массовой и элитарной литератур. Попытайтесь разделить названных вами авторов на две группы. Отличительные черты  массовой литературы Отличительные черты  элитарной литературы Использование набора сюжетных штампов и клише, строгой системы жанров (детектив, мелодрама, триллер, боевик, фэнтези и т. п.) Художественный эксперимент Размытая авторская позиция или ее отсутствие Ярко выраженная авторская позиция Стереотипизация, адаптация идей подлинного искусства Уникальная авторская идея Обращение к человеческим инстинктам, желаниям Обращение к традиционным нравственным ценностям      Характерные черты современной литературы       1. Абсолютная свобода — писатель творит в бесцензурном пространстве. Это обернулось, особенно в начале 90-х годов, так называемой «ликвидацией лакун» — обращением к запретным темам (социальное дно, эротика, мистика и т. п.).       2. Переходность, переклички с литературой Серебряного века — «сегодня литература живет по законам „рубежа веков“, так же, как и сто лет назад, содержанием литературы являются трагические противоречия действительности» ;       «Подведение итогов, апокалипсические настроения, спор с классической традицией, дискуссии о новом герое, поиски адекватного наступающему веку языка — это все черты литературы рубежа веков, символически зажатого между словами „конец“ и „начало“»        3. Жанровые трансформации, поиски нового слова — писатели активно занимаются жанротворчеством. Стирается грань между художественной литературой и документалистикой: сегодня популярны жанры мемуаров, документальных хроник, исторических романов, различных форм автобиографий. В художественной прозе предпочтение отдано малой прозе: жанр-фаворит — рассказ.       4. Диалог культур — проза современных отечественных писателей находится в едином экспериментальном пространстве с прозой современных зарубежных авторов: М. Кундеры, М. Павича, X. Мураками, П. Коэльо и других. «В новой России писатель обречен быть современным. Он стоит у той же развилки, что и любой другой автор, живущий в самом конце XX века».       5. Многоголосие — отсутствие единого метода, единого стиля, единого лидера. Современная литература — это пространство сосуществования и взаимодействия разных художественных языков.       6. Сегодняшнюю литературу составляют люди разных поколений. Это писатели-шестидесятники (В. Аксенов, В. Войнович, А. Солженицын, Ф. Искандер и др.); авторы поколения 70-х (С. Довлатов, А. Битов, В. Маканин, Л. Петрушевская, В. Токарева и др.); поколение «перестройки» (В. Пелевин, Т. Толстая, Ю. Поляков, Л. Улицкая, В. Сорокин, А. Слаповский, В. Тучков, О. Славникова и др.); молодые писатели, пришедшие в литературу в конце 90-х годов (А. Уткин, А. Гостева, И. Cтoгoff, E. Радов, Б. Ширянов, И. Денежкина и др.).       7. Поиск нового героя — одна из ключевых проблем смены эпох. Особенно остро она стоит в прозе молодых авторов: А. Уткина, Е. Радова, С. Шаргунова, И. Cтoгoffa и др. Собирательный портрет попыталась составить критик М. Ремизова в статье «Детство героя»: «Приходится признать, что лицо типического героя современной прозы искажено гримасой скептического отношения к миру... Поступки его страшат, и он не спешит определиться ни с собственной личностью, ни с судьбой. Он угрюм и заранее раздражен всем на свете, по большей части ему как будто бы совсем незачем жить. (А он и не хочет.) Он раним, как оранжерейное растение, и склонен отрефлексировать даже тень эмоции... Он ни во что не верит и почти ничего не хочет. Ему страшно не хватает энергии — он являет собой наглядный пример действия энтропии, поразившей мир и обитающее в нем человечество. Он страшно слаб, этот герой, и по-своему беззащитен. При всей его романтизированной „надменности“, он всего лишь заговоривший о себе маленький человек»  Направления современной прозы       •  Неоклассическое (реалистическое) направление, которое традиционно обращается к социальным и этическим проблемам жизни, продолжает традиции русской литературы с ее проповеднической и учительской позицией; ей свойственны психологизм и философичность, активная жизненная позиция героя, ищущего решения проблем; диалог автора с читателем. К этому направлению относят в основном писателей старшего и среднего поколения: А. Солженицына, В. Астафьева, В. Белова, Г. Владимова, В. Распутина, В. Аксенова, Б. Васильева и др.       •  Писатели условно-метафорического направления строят художественный мир на основе различных типов условностей (сказочной, фантастической, мифологической); им несвойственны глубокий психологизм, объемность характеров. В условно-метафорической прозе сильно игровое начало: персонажи исполняют заданную роль. Писатели этого направления часто обращаются к жанрам притчи, легенды. Это писатели Ф. Искандер, А. Ким, В. Крупин, Л. Петрушевская, В. Пелевин .       •  Термин «другая проза» появился в русской литературе в конце 1980-х годов. Произведения Т. Толстой, В. Пьецуха, С. Каледина, Л. Габышева и других оказались острополемическими по отношению к советской действительности и способам ее изображения. Этому направлению свойственны отрицательная реакция на официоз, изображение мира абсурдным, нелогичным. В мире «другой прозы» нет идеала, никто не собирается воздавать добром за добро, а жизнь представляет собой мелкое копошение в обыденных делах без особой цели. Авторская позиция замаскирована либо отсутствует: писатель не обязан судить героев, давать духовные наставления. В конце 80-х «другой прозе» прочили большое будущее. Но сегодня она утрачивает свои позиции, поскольку исчезает та действительность, которая вызвала ее к жизни.       •  Постмодернизм как литературное направление, сложившееся на Западе в 60—80-е годы XX века, в Россию пришел позднее и достиг расцвета в 90-е годы. Возникновение постмодернизма связывают с общей духовной, культурной и социальной ситуацией в мире. «Ситуация эта характеризуется... все большей атомизацией, разделением, отчуждением людей, мировоззрений... утратой цельности и во внутреннем мире человека, и в людских сообществах», все усиливающимся «чувством глобального одиночества человека в доме, в стране, на Земле, в космосе и соответственно чувством безнадежности и беззащитности». Это провоцирует утрату общей шкалы ценностей, каких бы то ни было авторитетов и ориентиров. Центральными моментами постмодернистской картины мира является обесценивание реальности, разрушенная иерархичность, смешение стилей, теснейшая связь с современной субкультурой, полифонизм культур, обязательный элемент игры, интертекстуальность. Утверждая постулат о «конце литературы», когда уже ничего нового написать нельзя, постмодернизм воспринимает чужие языки, культуры, знаки, цитаты как собственные и из них, как из осколков или пазлов, строит новый художественный мир. Современная русская проза на редкость неоднородна, многолинейна. Без временной дистанции всегда трудно истолковать процесс, особенно если он связан с индивидуальными творческими исканиями. Лишь на расстоянии ясно видны достижения и огрехи на этом пути. В наши дни сложность оценки увеличилась. Во-первых, потому, что сейчас происходит нелегкое (а для некоторых желанное) отторжение от прежних критериев понимания искусства, нередко ведущее к недопустимому нигилизму, отрицанию подлинных художественных завоеваний. Во-вторых, потому, что сама жизнь бурно и болезненно меняется: отдельные и скоропроходящие её тенденции порой принимаются за сущность развития, за достойную сферу литературы. Наконец, и это положительный фактор, все запреты в издательской деятельности сняты, к читателю хлынул поток неизвестных дотоле русскоязычных и переводных сочинений. Их появление можно только приветствовать, однако они тоже неоднозначны и требуют дифференциации. За последние годы неоднократно предпринимались попытки установить какие-то принципы разграничения текущей литературы. Некоторое время тому назад утвердились определения «деревенская проза», «городские повести». Этими обозначениями пользуются и сейчас. На первый взгляд тут был учтен тематический признак: раздумья о деревне или городе. Между тем вы теперь знаете, в такую терминологию был вложен иной смысл. Имелась в виду склонность писателей к постановке разных проблем. Так называемые «деревенщики» якобы тяготели к сельскому укладу, народным сценам, к прославлению родной земли. А «горожане» стремились к проникновению в противоречивый душевный мир одинокой (разобщены обитатели многоэтажного «царства») личности. Есть некоторая доля правды в таких рассуждениях, связанность жителей села поистине существует, а вечно живая земля, любая, тем более взрастившая художника, безусловно, вызывает у него иное, более просветленное и горячее чувство, нежели самый красивый город. Нельзя, тем не менее, не увидеть немалого привкуса уничижения произведений о деревне: в них якобы масса людская да однотонные эмоции автора. А в «городских» – человеческие сложные переживания, подлинный предмет искусства. С этой точки зрения подобное разделение совершенно недопустимо. Углубление во внутреннее бытие личности, тесно связанной с макрокосмосом природы, совокупностью нравственных традиций, предполагает еще большую авторскую проницательность и широту взглядов на мир. С другой стороны, сосредоточенность на замкнутом в себе самом мире может привести и к обеднению творческого поиска. В работах о современной литературе стали фигурировать обозначения: «интеллектуальная проза», «философский роман». В продуктивности столь закономерным для художественной словесности подходам к жизни отказать невозможно. Но определения эти были обращены к сочинениям, где главным был интерес к отчужденному сознанию, якобы непознаваемому миру. Жизнь и человек на редкость богаты, противоречивы, поэтому главным, думается, критерием при оценке того или иного произведения должна стать масштабность, многогранность авторского мировосприятия, что выражается в постижении жизни с её богатством и противоречиями. Очень важен и другой стимул творчества – нравственная позиция автора. Его идеалы, вкусы, склонности всегда неповторимы. Но подлинный художник не может эстетизировать или просто оправдывать то, что сообщает другим боль, страдание, будит низменные побуждения, извращенные склонности. Татьяна Толстая пришла в литературу с рассказами о вопиющем быте коммуналок. Затем наметилось некоторое отступление от этой темы, расширение тематики творчества. Её произведения отличаются энергическим напором мысли, остроумными сюжетными поворотами. Толстая с усмешкой рассмотрела особую модификацию сближения желанного с действительным. Во многих произведениях её сборника «На золотом крыльце сидели» (1987) раскрыты мелкие и гнусные мещанские потребности. Но ничтожные цели сочетаются с неугасимой изобретательностью их достижения. Возникает своего рода напряженность: тайные низменные побуждения мгновенно переводятся на дозволенные рельсы. На уровне стиля появляется своя острота. «Шкурные» интересы передаются в ироническом ключе повествования. В «Охоте на мамонта» молодая женщина избрала себе в добычу для замужества свободолюбивого инженера. О её ухищрениях можно судить по одной фразе: «Мягкими были подушки, мягкими тефтельки, дважды провернутые через мясорубку, и Зоя жужжала пчелой: поторапливайся, дружок! Поторапливайся, дрянь такая!» События стали здесь «овеществлением» тайного озлобления незадачливой «сирены». Сначала она случайно сравнила свои действия с попыткой удержать мамонта в загоне. А в грозную минуту набросила реальную петлю на горло избранника, приведя «отвратительное животное», подобно мамонту, к «великому оледенению». Рассказ и есть накопление её планов насилия: сделать несчастного «окольцованным голубем», тушей убитого зверя, «мясом на долгую зиму». В рассказах Толстой – обилие бытовых деталей. Но все они благодаря форме подачи самого разоблачительного свойства. Василий Михайлович («Круг») «знал месторождение мочалок и веников, профессионально различал крупы». Галя («Факир») с содроганием вспоминает дом с его «унылыми занавесками», «теснотой», «знакомым запахом». Каждый раз писательница открывает индивидуальные психологические истоки угасания личности: жадность и равнодушие к людям («На золотом крыльце…»), безволие, непутевость («Чистый лист»), влечение к «золоту сатаны» («Огонь и пыль»), импульсивность поведения («Спи спокойно, сынок»). Найдены остроумные сюжетные ходы для предельного усиления этого мотива. Игнатьев («Чистый лист») с помощью мифического хирурга удаляет свою «тоскующую душу», превращаясь в «чистый лист». Реалии пейзажа и интерьера в таком повествовании угнетающие: «придавленные к холодной земле деревья», «закут» вместо жилья. Автор будто находит на донышке души теплые, мягкие отсветы. Соня, героиня одноименного произведения, проявляет доброту, даже самоотверженность. Симеонов («Река Оккервиль») через долгие годы проносит любовь к прекрасному, грезы о нем. Однако такие герои отмечены печатью странности. Видимо, писательница хотела так выделить своих избранников из порочного круга тех, кто прекрасно ладил с «равнодушной, неблагодарной, обменной, бессмысленной жизнью». Несомненно, Татьяна Толстая достигла успехов в сфере наблюдений за жизнью души человека. Тем интереснее познакомиться с её новыми произведениями на пути новых творческих исканий. ВАСИЛИЙ ГРОССМАН Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» есть прежде всего феномен свободы духа, и иначе и быть не могло, ведь это роман о свободе. И. Золотусский Вечер. Набережную заливает мягкий свет ночных фонарей. Луна освещает полуразрушенную мельницу, стоящую на берегу Волги; и кажется, что над ней образуется ореол. Действительно, это святое место. Сколько боли и слёз хранит оно в себе со времён Великой Отечественной войны! Это здание словно мостик между двумя поколениями. Каждый год здесь собираются ветераны, чтобы почтить память погибших однополчан, и школьники на экскурсии. В годовщину победы под Сталинградом мельница снова соединяет у своих стен два разных поколения, два разных времени. Я брожу по берегу Волги, и взгляд невольно останавливается на полуразрушенных стенах, искорёженных разрывами бомб. А что я знаю об этом времени? Скупые исторические сводки, официальные документы… Разве они могут передать чувства и мысли каждого солдата, сражавшегося здесь? Мне трудно представить любимый город, залитый огнями, таким, как описал его Василий Гроссман, прошедший путь от волги до Берлина в солдатской шинели, знавший запах пороха и рёв танков. Жаль, что его творчество до недавнего времени было недоступно широкому кругу читателей, а ведь автор воочию видел все ужасы войны и сумел передать их так, что вряд ли найдётся человек, чьё сердце не содрогнётся при чтении этих страниц. «Жизнь и судьба» – эпический и многофигурный роман, действия которого развиваются в огромной пространственной шири. В нём прослеживаются лучшие традиции Льва Николаевича Толстого. В произведении чрезвычайно много героев и сюжетных линий, которые пересекаются на редкость неожиданно и своеобразно: Греков и Крымов, Новиков и Гетманов, Александра Владимировна и Женя, физик Штрум и заключенные концлагерей. Огромное количество эпизодов, образов, сцен, но своим талантом Гроссман сумел объединить их так, что в романе они звучат в унисон, воспевая дом, свободу и правду. В основе композиции произведения лежит принцип «кривого зеркального отражения»: немецкие концлагеря и ГУЛАГ, зверства фашистов и репрессии Сталина. Ведь война в нашей стране велась на двух фронтах, и вторым фронтом была внутренняя борьба с мнимыми «врагами» народа. Казалось бы, гибнут люди, рушатся, ломаются судьбы, но везде незыблемо существовал «зоркий глаз партийного наблюдателя». Эта истина неожиданно открылась Крымову в развалинах завода «Баррикады». Он стал одним из тех политотдельцев, что занимаются «бумажными делами, болтаются, мешают тем, кто воюет». Когда Крымов отправляется с лекцией в дом «шесть дробь один», его жизнь делает еще один неожиданный поворот. Он не может вынести духовной свободы Грекова и пишет на него донос. Но и сам Крымов не избегает участи того, на кого доносит: он становится жертвой голословного обвинения и попадает на Лубянку. Вся его жизнь, войдя в папку со шнурками, теряла объем, протяженность, пропорции: «все смешалось в какую-то серую, клейкую вермишель, и он уж сам не знал, что значило больше: четыре года подпольной сверхработы, сталинградская переправа, революционная вера или несколько раздраженных слов об убогости советских газет». Роман Василия Гроссмана о великой силе народа, о героизме и мужестве каждого солдата, но главным действующим лицом остается Сталинград. В каждом слове писателя о городе – скорбь: «Мертво. Люди в подвалах. Все сожжено. Горячие стены домов, словно тела умерших в страшном жару и не успевшие остыть… Среди тысяч громадин из камня, сгоревших и полуразрушенных, чудесно стоит деревянный павильон, киоск, в котором продавалась газированная вода. Словно Помпея, застигнутая гибелью в день полной жизни». Казалось бы, уничтожено все, но непобедимым осталось одно: стремление людей к свободе. Сталинград, по мнению Гроссмана, стал душой войны, а «его душой была свобода». Именно это дало силы выстоять, не сломаться, защитить родной город. Вот он передо мной, спокойный, засыпающий Волгоград. Невольно задумываешься о том, какая цена была заплачена за этот тихий вечер. Ведь были и другие дни и ночи: тревожные, жестокие, бессонные: «Начинался новый день, и война готовила щедро – по самый край – наполнить его дымом, щебенкой, железом, грязными, окровавленными бинтами. А позади были такие же дни. И ничего уже не было в мире, кроме этой вспаханной железом земли, кроме неба в огне». Как убедительно и точно автор говорит о том, о чем человечество спорит постоянно: о несовместимости войны и жизни. Его герой Крымов, как и Андрей Болконский, среди ужасов битвы видит «высокое небо правды, чести и совести». И Гроссман и Толстой ставят своих героев в условия, когда жизнь борется со смертью. Только мужество, истинный патриотизм и вера помогают человеку выйти из этой схватки победителем: «Жизнь в доме шесть дробь один заслонила все, что было прежде. Хотя эта жизнь была невероятна, она оказалась единственной действительностью, а все прежнее стало мнимым». Среди множества образов романа этот дом является центральным. Не солдаты, не Греков, а именно дом как символ героизма, правды и свободы. Меняя людей, он оставался надеждой, верой и жизнью для бойцов: «Подобрались ли в доме шесть дробь один удивительные, особенные люди, или обыкновенные люди, попав в этот дом, становились особенными». На протяжении всего романа автор словно задает себе и читателю вопрос: «Что такое человек перед сокрушающей силой нечеловеческих обстоятельств? На что он способен, когда возможности отстоять свою жизнь исчерпаны до конца?». каждый его герой делает самый решающий выбор: умереть достойно или продолжать жить подло. Гроссман отвергает то, что на войне нельзя остаться человеком, и невозможно не согласиться с ним, ведь даже самые тяжелые обстоятельства не могут служить оправданием безнравственного поступка. «Человек – это история, история – это жизнь, жизнь – это свобода», – великая и простая философская идея пронизывает все произведение. Только свободные люди в состоянии защитить и отстоять свою страну, свой дом. Именно поэтому мысли бойцов в Сталинграде устремлены в будущее: «Почти все верили, что добро победит в войне и честные люди, не жалевшие своей крови, смогут строить хорошую, справедливую жизнь». Трудно поверить, что здесь действительно была война, трудно представить это сейчас, в спокойный лунный вечер, у стен разрушенной мельницы. Но черная тень опаленных руин, словно знак беды, тревожит душу, взывая к памяти тех, кто во имя жизни шел наперекор судьбе и навстречу свободе. В последнее время в отечественную литературу влилась масса прежде запрещенных у нас произведений писателей русского зарубежья, в том числе наших современников, эмигрантов так называемой «третьей волны»: В. Аксенова, С. Довлатова, В. Войновича, В. Некрасова, Ю. Кублановского, Э. Лимонова и многих других. В их человеческой и творческой судьбе много общего. Все они уехали из России после 1970 года по одной причине – преследования властей за резкое разоблачение советского строя и идеологии. Нередко эмиграция была вынужденной (по требованию КГБ) в связи с участием литераторов в «Самиздате» или публикаций сочинений в зарубежных органах печати. Однако отождествлять «третье волновиков» по мироощущению просто невозможно. Помимо естественной для каждого индивидуальной позиции следует указать на их принципиальное размежевание на две основные группы. В. Аксенов сказал в интервью 1990 года: «Америка – это мой дом, но я не почувствовал себя американцем и никогда не почувствую; но за эти десять лет сформировался как некий космополитический отщепенец» (Глэд Дж. «Беседы в изгнании. Русское литературное зарубежье»). Подобные же заявления делаются иногда без тени сомнения или сожаления, как результат устойчивого самочувствия. Именно так прозвучало признание Э. Лимонова: «Народ – всегда толпа, здесь тоже толпа. Я пишу свои книги по-русски, но к толпе ни к русской, ни к французской, ни к американской никогда принадлежать не буду… Я – пария русской или советской литературы» (Дж. Глэд). Чаще все-таки «межпланетное» положение расценивается как следствие сложившихся обстоятельств. С. Соколов, по его словам, научился «вылезать из собственной русской шкуры»; «И тут невольно становишься космополитом: литературным, духовным, интернациональным писателем» (Дж. Глэд). Сложилось у писателей-эмигрантов «третьей волны» и противоположное мироощущение. А. Зиновьев поделился остроболезненными (вплоть до мысли о самоубийстве) переживаниями при прощании с Россией: «Я – глубоко русский человек. Для меня покинуть страну было равносильно самому суровому наказанию. Я никогда не рассчитывал на эмиграцию и не хотел. Я рассчитывал на тюрьму или, в лучшем случае, на внутреннюю ссылку, скажем, высылку в Сибирь». И объяснил это душевное состояние: «Одной из черт русских является глубокая привязанность к тем местам, где они живут. И поэтому русские страдают ностальгией в эмиграции гораздо больше, чем представители других национальностей» (Дж. Глэд). Трагически воспринял свое прощание с родиной В. Максимов, этим настроением пронизано все его творчество. То или иное отношение к родине – свободное право любого человека, насилие над личностью недопустимо. Но взгляд по этому поводу определяет культурную ориентацию и направленность художественного поиска авторов. Противопоставлял свои творческие искания русской классике С. Довлатов: «Деятельность писателя в традиционном русском понимании связана с постановкой каких-то исторических, психологических, духовных, нравственных задач. А я рассказываю истории». Еще резче расценивает «русскую литературную традицию» Б. Хазанов. Новое, по его мнению, – в «сложном видении человека, который наблюдает действительность в самых разных ракурсах, учитывает… ассоциации словесные, культурные, фольклорно-блатные, исторические – всякие, и который широко пользуется игрой слов». Тяготение к расширению «поля» авторского зрения, освоению оригинальных образных структур, языковых форм было общим для представителей «третьей волны». Но, как сказал А. Цветков, для многих из них и для него самого «родина останется в русской литературе». Поэтому А. Цветков строго судит об американской да и российской поэзии «с точки зрения настоящей традиции» с учетом завоеваний «старых мастеров», «прокладывая свой курс» при соблюдении священных законов художественной словесности (Дж. Глэд). Обстановка в среде эмигрантов «третьей волны» – напряженная, вызывающая не просто полемику, а острые, нередко грубые взаимонападки разнонаправленных сил. Нужно, видимо, согласиться с И. Сусловым, указавшим еще в 1983 году основную причину подобного нервозного состояния своих собратьев по изгнанию: «…все издательства забиты так называемой русской темой… То есть это все о чудовищности тоталитаризма, если угодно. И поскольку некоторые из этих книг не получают достаточного распространения, издатели боятся их брать». Ныне, спустя десятилетия, когда в России широко публикуются прежде запрещенные материалы, трудности только возросли. Появилась необходимость преодолеть устаревшую тематику – разоблачение тоталитарной системы, необходимость идти к каким-то общезначимым для нашей поры наблюдениям. Современная эмигрантская литература соединила в себе снова две неоднородные линии поиска: в области темного, дисгармоничного человеческого подсознания и в сфере вечных духовных ценностей бытия. Сергей Довлатов. Один из тех, кто был вынужден заниматься творчеством вдалеке от родины, – Сергей Довлатов. Если очень кратко – вот основные даты жизни Довлатова. Будущий писатель родился 3 сентября 1941 года. В 1954 году поступил на филфак Ленинградского университета. С 1962 по 1965 год служил в армии в системе охраны исправительно-трудовых лагерей. Набор первой книги был уничтожен по распоряжению КГБ, и автор занимается «самиздатом», публикуется за границей. В результате в 1978 году вынужден был эмигрировать. За границей издал 12 книг, занимался журналистикой. Умер в 1990 году от сердечной недостаточности. О себе Довлатов рассказывал: «Я родился в эвакуации в Уфе. С 1945 года жил в Ленинграде, считаю себя ленинградцем. Три года жил в Таллинне, работал в эстонской партийной газете. Потом меня оттуда выдворили: не было эстонской прописки. Вообще-то мать у меня армянка, отец еврей. Когда я родился, они решили, что жизнь моя будет более безоблачной, если я стану армянином, и я был записан в метрике как армянин. А затем, когда пришло время уезжать, выяснилось, что для этого необходимо быть евреем. Став евреем в августе 1978 года, я получил формальную возможность уехать». Вот его мнение по «национальному вопросу»: «Ненавидеть человека за его происхождение – расизм. И любить человека за его происхождение – расизм. Будь евреем. Будь русским. Будь грузином. Будь тем, кем себя ощущаешь. Но будь же и еще чем-то, помимо этого… Например, порядочным, добрым, работящим человеком». «Новый американец» Довлатов не уставал подчеркивать: «Я… хочу быть русским писателем. Я, собственно, только этого и добиваюсь». Появилось это желание в разгар хрущевской оттепели. «Я завалил редакции своими произведениями. И получил не менее ста отказов. Это было странно. Я не был мятежным автором. Не интересовался политикой. Не допускал в своих писаниях чрезмерного эротизма. Не затрагивал еврейской проблемы. Мне казалось, я пишу историю человеческого сердца. И все. Я писал о страданиях молодого вохровца, которого хорошо знал. Об уголовном лагере. О спившихся низах большого города. О мелких фарцовщиках и литературной богеме… Я не был антисоветским писателем, и все же меня не публиковали. Я все думал – почему? И наконец понял. Того, о чем я пишу, не существует. То есть в жизни оно, конечно, имеется. А в литературе не существует. Власти притворяются, что этой жизни нет». Довлатов притворяться не мог. Почему? На этот вопрос вы, может быть, получите ответ, послушав «конспиративную притчу» этого писателя. Миновала оттепель: «Это была какая-то смесь везения и невезения. С одной стороны, казалось бы, полное невезение – меня не печатали. Я не мог зарабатывать литературным трудом. Я стал психом, стал очень пьющим. Меня окружали такие же спившиеся непризнанные гении. С другой стороны, куда бы я ни приносил свои рассказы, я всю жизнь слышал только комплименты. Никогда никто не выразил сомнения в моем праве заниматься литературным трудом». В 1976 году три довлатовских рассказа были опубликованы на Западе. «Я был одновременно горд и перепуган». Началась травля. Уехали из страны жена и дочка. И все-таки решение эмигрировать не было для Довлатова легким: «Я уехал, чтобы стать писателем, и стал им, осуществив несложный выбор между тюрьмой и Нью-Йорком. Единственной целью моей эмиграции была творческая свобода. Никаких других идей у меня не было, у меня даже не было особых претензий к властям… Если бы меня печатали в России, я бы не уехал». В эмиграции Довлатов стал одним из инициаторов создания и главным редактором еженедельной газеты «Новый американец», просуществовавшей два года. Писал книги. Его письма друзьям из Америки, однако, наполнены какой-то горечью. Из письма 1984 года: «Пьянство мое затихло, но приступы депрессии учащаются, именно депрессии, то есть беспричинной тоски, бессилия и отвращения к жизни. Лечиться не буду и в психиатрию я не верю. Просто я всю жизнь чего-то ждал… а сейчас все произошло, ждать больше нечего, источников радости нет. Главная моя ошибка – в надежде, что, легализовавшись как писатель, я стану веселым и счастливым. Этого не случилось». Из письма от 13 августа 1989 года: «Моя жена Лена совершенно не меняется, как скорость света. Дочка Катя работает на радио, на какой-то рекламной рок-волне… Наш семилетний сын Коля – типичный американец, а именно – постоянная улыбка на лице и никаких проблем. Что касается меня, то я больной старик с претензиями». Жизнь Довлатова в эмиграции пропитана тоской по Родине. Вот его строки: «Я люблю Америку, восхищаюсь Америкой, благодарен Америке, но родина моя далеко. Нищая, голодная, безумная и спившаяся! …Где уж ей быть доброй, веселой и ласковой?! Березы, оказывается, растут повсюду. Но разве от этого легче? Родина – это мы сами. Наши первые игрушки. Перешитые курточки старших братьев. Бутерброды, завернутые в газету. Девочки в строгих коричневых юбках. Мелочь из отцовского кармана. Экзамены, шпаргалки… Нелепые, ужасающие стихи… Мысли о самоубийстве… Стакан «Агдама» в подворотне… Армейская махорка… Дочка, варежки, рейтузы, подвернувшийся задник крошечного ботинка… Косо перечеркнутые строки… Рукописи, милиция, ОВИР… Все, что с нами было, – родина». Пал «железный занавес». Зазвучали разговоры о возможности поездки домой. Но Довлатов так и не вернулся: не успел. Смерть настигла его в машине «скорой помощи». 24 августа 1990 года русский писатель умер в Нью-Йорке. Писатель умер. Но остались его книги. Лучшими своими произведениями Довлатов считал «Представление», «Лишний», «Юбилейный мальчик». Книга Сергея Довлатова «Зона». Итак, «Зона». «Старый Калью Пахапиль ненавидел оккупантов. А любил он, когда пели хором…» Так начинается повествование. «Когда меня связали телефонным проводом, я успокоился». Это первые слова финального рассказа книги. – Попробуйте объяснить, почему первые фразы Довлатов начинает словно «с середины»? (Это создает эффект продолжения дружеского, доверительного разговора, является частью поэтики, нацеленной на соединение документальности со свободной манерой.) – Кто является центральным персонажем? (В центре – Борис Алиханов. Это не маска. И не автопортрет. Это образ, в котором и автобиография, и вымысел, и исповедь, и доля игры. М. Пришвин утверждал, что лирическим героем называют «“я” сотворенное». В справочнике читаем: «… такому авторскому образу сопутствует особая искренность и “документальность” лирического излияния, самонаблюдение и исповедь преобладают над вымыслом…».) – В чем особенности композиции произведения? (В «Зоне» нашла композиционное выражение довлатовская игра в «было – не было» (И. Сухих). «Записки надзирателя» написаны в два слоя и даже напечатаны по-разному… Алихановские истории, набранные прямым шрифтом, прослоены довлатовскими «комментариями-курсивами», в которых мистифицирована сама история книги (упоминание о тайной переправке рукописи через границу).) – Зачем, по-вашему, необходима подобная двухслойность? (Это извечный литературный прием – роман или рассказ в письмах. Прием утраченной и возвращенной рукописи позволяет автору представить книгу как «хаотические записки, комплект неорганизованных материалов».) В действительности перед нами, конечно, единая книга, где действует один лирический герой, соблюдено некое единство времени и места. Своеобразный роман в рассказах. Что же дает «принципиальная фрагментарность» довлатовского повествования? Каждый новый сюжет будто окошко, через которое мы заглядываем в жизнь, не подозревающую о нашем присутствии. Есть и другое объяснение: в основе довлатовских фрагментов (текстов, рассказов – сам писатель использовал разные названия) часто лежат анекдотические ситуации (постановка в уголовном лагере спектакля о Ленине, подмена одного человека другим на похоронах и т. п.). Последовательное тщательное описание несвойственно жанру анекдота (вспомним: анекдот – это короткий рассказ о незначительном, но характерном происшествии с шутливой окраской и часто неожиданной концовкой, получивший широкое бытование в устной форме). Поэтому характеры героев раскрываются, в основном, в диалогах. – Каковы особенности портрета и пейзажа в «Зоне»? (Описание заменено знаком, деталью. Вылинявший флаг, вой караульных собак уже создают эмоциональную атмосферу.) – Что можно сказать о языке произведения? Язык в произведениях Довлатова практически не привлекает к себе внимания. По словам писателя, он стремился как раз к «выработке сдержанного, непритязательного слова, при котором читатель и слушатель овладевают содержанием, сами не замечая, каким способом они его усваивают». Скрытая под покровом общеупотребительной формы оригинальность – несомненная примета довлатовского стиля. Увы, «непечатные» выражения в «Зоне» нередки. – Каково ваше отношение к их употреблению в художественном произведении? Писатель мотивирует использование ненормативной лексики: «Язык не может быть плохим или хорошим. Качественные и тем более моральные оценки здесь неприменимы. Ведь язык – это только зеркало. То самое зеркало, на которое глупо пенять». – Согласны вы с такой точкой зрения? – Что вы скажете о героях «Зоны»? Кто они? Здесь, как и в других книгах Довлатова, «бродят толпы неустроенных и неприкаянных, равно способных на преступление и на подвиг». Люди «с отсутствием опыта нормальной жизни и смещенным центром нравственности», – отмечал критик М. Нехорошев. И заключенные, и охранники одинаково неприкаянны. Книга Довлатова явно не вписывается ни в традиции «каторжной» литературы, сочувствующей узникам, ни в колею литературы, воспевающей блюстителей законов. Писатель изобрел «третий путь». Вот фрагмент «Письма издателю» (19 марта 1982 года): «Я обнаружил поразительное сходство между лагерем и волей. Между заключенными и надзирателями… Почти любой заключенный годился на роль охранника. Почти любой надзиратель заслуживал тюрьмы». Жизнь в книге не идет по какой-то четкой схеме. Рассказы, в которых «ничего не происходит» (просто зэки беседуют у костра или томится от скуки, безысходности офицерская жена), сменяются жесткими, динамичными историями (отказник Купцов жертвует рукой, чтобы спасти репутацию). – Какой рассказ можно назвать кульминацией книги? Рассказ «Представление»… и сцену пения «Интернационала». Известны различные толкования этого эпизода. Уильям Граймз, например, писал, что «самый забавный рассказ о лагерной самодеятельности заканчивается хоровым пением «Интернационала» с призывом к свободе и справедливости, которое пронзительной болью отдается в сердце автора». Френсис Старн, размышляя о моменте, когда «после на редкость несуразного представления политической пьесы, посвященной годовщине Великого Октября, зрители, закоренелые уголовники, со слезами на глазах поют «Интернационал», делает вывод: «Идеи автора, без сомнения, не имеют никакого отношения к триумфу советского государства, хотя он тоже задохнулся от слез, когда заключенные пели “Интернационал”». – Так в чем же смысл этого эпизода? (Если верно, как указывал У. Граймз, что «задачей писателя было найти человеческое в нечеловеческом стечении обстоятельств», то здесь это человеческое и выходит на первый план. Думается, сжатые виски Лебедевой, мечтательная улыбка Гурина поражают героя не меньше, чем внезапный общий порыв. «Вдруг у меня болезненно сжалось горло. Впервые я был частью моей особенной, небывалой страны».) Мысль, очень близкая русской пословице, заставляющей не зарекаться от сумы и от тюрьмы, проходит через многие произведения Довлатова. Одна из глав книги «Наши» начинается: «Жизнь превратила моего двоюродного брата в уголовника. Мне кажется, ему повезло. Иначе он неминуемо стал бы крупным партийным функционером». Здесь зэком становится бывший «показательный советский мальчик», отличник и футболист, посадивший в своем дворе березу, игравший в драмкружке роли молодогвардейцев… «Я был охранником. А мой брат – заключенным… Вернулись мы почти одновременно». В «Записных книжках» Довлатова есть такое рассуждение: «– Что может быть важнее справедливости? – Важнее справедливости? Хотя бы – милость к падшим». Довлатов считает, что «глупо делить людей на плохих и хороших», поскольку «человек неузнаваемо меняется под воздействием обстоятельств. И в лагере – особенно». Он писал: «Человек способен на все – дурное и хорошее. Мне грустно, что это так. Поэтому дай нам Бог стойкости и мужества. А еще лучше – обстоятельств времени и места, располагающих к добру…» Автор сочувствует тем, чьи обстоятельства сложились не лучшим образом. Вот лагерный хлеборез. Чтобы занять эту должность, зэк должен был «выслуживаться, лгать, карабкаться по трупам», «идти на подкуп, шантаж, вымогательство». Его усилия писатель сравнивает с усилиями тех, кто на свободе и процветает: «Подобными способами достигаются вершины государственного могущества». Перечень рекомендованной литературы 1 семестр 1. Аношкина, В.Н. Русская литература ХIX века. 1840-1860 годы. / В.Н. Аношкина. - М.: Высшая школа, 2005. - 623 c. 2. Белокурова, С.П. Русская литература в 10 классе (базовый уровень): Книга для учителя: Учебное пособие / С.П. Белокурова. - М.: Академия, 2017. - 272 c. 3. Кириллина, О.М. Русская литература: теоретический и исторический аспекты: Учебное пособие / О.М. Кириллина. - М.: Флинта, 2011. - 120 c. 4. Кременцов, Л.П. Русская литература XIX века. 1801- 1850: Учеб пособие / Л.П. Кременцов. - М.: Флинта, 2011. - 248 c. 5. Либан, Н. Русская литература. Лекции о русской литературе. Работы разных лет / Н. Либан. - М.: Водолей, 2015. - 696 c. 6. Малюшкин, А.Б. Русская литература. 11 кл. Ответы на новые экзаменационные билеты / А.Б. Малюшкин. - М.: ТЦ Сфера, 2008. - 304 c. 7. Недзвецкий, В.А. Русская литература XIX века. 1840-1860-е годы: Курс лекций / В.А. Недзвецкий. - М.: МГУ, 2010. - 376 c. 8. Сарычева, А.М. Русская литература. Курс лекций: Учебное пособие / А.М. Сарычева. - М.: Проспект, 2016. - 192 c. 9. Соколова, В.Ф. Народознание и русская литература XIX века / В.Ф. Соколова. - М.: КД Либроком, 2009. - 336 c. 10. Фесенко, Э.Я. Русская литература ХIХ века в поисках героя / Э.Я. Фесенко. - М.: Академический проспект, 2013. - 653 c. Перечень рекомендуемой литературы 2 семестр 1. Алексеева, Л.Ф. Русская литература XX - начала XXI века. В 2-х 2. Буслакова, Т.П. Современная русская литература: тенденции последнего десятилетия: Учебное пособие / Т.П. Буслакова. - М.: Высшая школа, 2008. - 128 c. 3. Васильев, В.Е. Современная русская литература (1990-е гг начало XXI в.): Учебное пособие для студ. учреждений высш. проф. образования / В.Е. Васильев. - М.: ИЦ Академия, 2013. - 352 c. 4. Роговер, Е.С. Русская литература XX века: Учебное пособие / Е.С. Роговер.. - М.: Форум, САГА, 2011. - 496 c. 5. Чупринин, С. Русская литература сегодня: Новый путеводитель / С. Чупринин. - М.: Время, 2009. - 816 c.