Представления о соответствиях и трансформациях в современной теории перевода

Представления о соответствиях и трансформациях в совре­менной теории перевода.  В XX в. появляются попытки создать классификацию соответ­ствий. Одной из первых мы можем считать классификацию «законо­мерных соответствий», предложенную в 1950 г. Я. И. Рецкером. Рецкер различает 3 категории закономерных соответствий: 1) экви­валенты — однозначные соответствия; 2) аналоги — соответствия, полученные с помощью выбора одного из синонимов; 3) адекватные замены — соответствия, выбранные исходя из целого (художествен­ного, идейного и т. п.). В частности, в целом ряде работ аналоги по­ лучили название вариантных соответствий, а адекватные замены ста­ ли называть трансформациями. Сам термин «трансформация» стал толковаться все более широ­ко, что привело к его неоднозначному употреблению. Другое место он стал занимать иногда и в классификациях соответствий. Так, Т. Р. Левицкая и А. М. Фитерман делят все соответствия на эквива­ленты и трансформации и понимают под эквивалентами не только лексические, но и грамматические соответствия. Трансформациями авторы называют соответствия, появляющиеся в переводе в тех случаях, когда эквивалент отсутствует; они разграничивают граммати­ческие, лексические и стилистические трансформации. Но те же ав­торы рассматривают и сам «перевод как некую трансформацию», подчеркивая тем самым, что термин «трансформация» может обо­значать не только разновидность соответствия, но и процесс его по­ лучения. Попробуем и мы разобраться в типологии соответствий и класси­фицировать их непротиворечивым образом. Основные типы соответствий. Переводческая эквивалентность достигается на практике на основе вычленения единиц перевода. Далее переводчик производит межъязыковые преобразования. Он на­ходит для единиц перевода соответствия в арсенале языковых средств ПЯ. Соответствия между текстами оригинала и перевода могут клас­сифицироваться сразу по нескольким признакам. Во-первых, все они подразделяются на языковые и речевые. Язы­ковые соответствия связаны с объективными закономерностями языка как системы. Речевые соответствия обусловлены функцио­нированием этой системы в ее конкретной реализации — в речи. Во-вторых, сама процедура нахождения соответствия может вы­ глядеть по-разному, и здесь разграничиваются три варианта пере­водческих действий (или, соответственно, три различных приема): 1) переводчик берет готовое соответствие, не имея выбора; 2) пере­водчик производит выбор из нескольких вариантов; 3) переводчик порождает собственное соответствие в рамках закономерностей язы­ка. Соответствия, полученные с помощью применения первого прие­ма, мы назовем однозначными эквивалентными соответствиями; результаты применения второго приема — вариантными соот­ветствиями; соответствия, порожденные самим переводчиком, — трансформациями. В-третьих, фрагмент ИТ и его соответствие — фрагмент ПТ — могут быть оформлены с помощью разных языковых средств, точнее, с помощью средств разных условно разграничиваемых языко­ вых уровней. Если языковой уровень средств, использованных в ИТ и ИТ, не совпадает, имеет смысл говорить о разноуровневых соответ­ ствиях. При учете названных параметров типичные случаи соответствий можно описать следующим образом: I. Однозначные эквиваленты. К ним мы отнесем все случаи, когда вне зависимости от контек­ста переводчик имеет в своем распоряжении лишь одно соответствие. В основном такие взаимно-однозначные соответствия, независимые от контекста, встречаются в области лексики; они и получили на­ именование эквивалентных соответствий или эквивалентов. Однако представление о том, что эквиваленты являются непременно лекси­ ческими, не вполне соответствует действительности. Например, для многих пар языков, где есть падежи, оформление подлежащего с помощью име­ нительного падежа не имеет грамматических вариантов — тогда при переводе можно говорить об однозначном эквиваленте. К лексическим однозначным эквивалентам в любом языке отно­сятся определенные группы лексики: 1)Термины: (англ./рус.) setaceous — щетинистый (термин биоло­гии), motivity — двигательная сила (термин физики); (нем./рус.) die Bronchitis — бронхит (термин медицины), die Brechung — прелом­ление (термин лингвистики); (фр./рус.) moule — матрица (полигра­фический термин), gaillet — подмаренник (термин ботаники). 2)Имена собственные: (англ./рус.) Vienna — Вена, Lewis — Лью­ис; (нем./рус.) Париж — Paris, Heinrich — Генрих; (фр./рус.) Магос — Марокко, Pierre — Пьер. 3)Наименование организаций, партий и т. п.: (англ./рус.) UNO — ООН, International Labor Organisation — Международная органи­зация труда, МОТ; (нем./рус.) BRD — ФРГ, Siemens — Сименс; (фр./ рус) FIFA — ФИФА (Международная федерация футбольных ас­социаций). П. Вариантные соответствия. Название «вариантные соответствия» используется обычно для обозначения лексических соответствий, зависимых от контекста. К ним относят все многозначные лексемы, конкретное значение ко­торых реализуется в контексте: (англ.) fine: 1) fine skin — нежная кожа, 2)fine edge — острое лезвие, 3)the fine arts — изобразительные искусства. Контекст в данном случае должен пониматься предельно широ­ко: на выбор, который производит переводчик, оказывает влияние и микроконтекст (сочетаемость), и тип текста, и жанр произведе­ния, и ситуативный контекст. При этом учет микроконтекста дела­ет выбор однозначным; учет других видов контекста оставляет переводчику более широкий диапазон свободы выбора. В области грамматических средств языка вариантные соответствия также распространены достаточно широко. III.Трансформации. Так или иначе, под трансформациями мы будем понимать межъ­языковые преобразования, требующие перестройки на лексическом, грамматическом или текстовом уровне. В процессе перевода встре­чаются трансформации 4 элементарных типов преобразования. 1. Перестановка. Это изменение в переводе расположения (по­рядка следования) языковых элементов, соответствующих языковым элементам подлинника. Перестановкам могут подвергаться слова, словосочетания, части сложного предложения, элементарные предложения внутри сложного, самостоятельные предложения в системе целого текста. Наиболее частотны перестановки членов предложения — изме­нение порядка слов. А. 1) (нем.) Du weiBt doch, dass ich heute zu Hause bleiben muss. — Ты ведь       3     2 1 знаешь, что мне сегодня необходимо остаться дома. 1 2 3 4 4 1 2 3   2) (англ.) I'll come late today. — Сегодня я приду поздно. . (нем.) Probleme hast du! — Ну у тебя и проблемы! Синтаксическая перестановка обусловлена разными способами выражения эмфазы через порядок слов в русском и немецком языках. 2. Замена. Это наиболее распространенный вид переводческих трансформаций.   1) 3 а м е н ы ф о р м с л о в а А. ед. ч. мн. ч. die Schere ножницы картофель Kartoffeln beans фасоль Б. Падежные замены — при различии в управлении: Ich verabschiede mich von ihm (дат. п.) — Я прощаюсь с ним (тв. п.) Ich bediene mich der Brille (род. п.) —Я пользуюсь очками (тв. п.).Я использую (ношу) очки (вин. п.) 3. Добавления. Добавления представляют собой расширение тек­ста подлинника, связанное с необходимостью полноты передачи его содержания, а также различиями в грамматическом строе. В первом случае, как правило, добавляются слова с собственным референциальным значением, и тогда мы можем говорить о лексических добав­лениях; во втором — формальные грамматические компоненты (ар­тикль, коррелат, вспомогательный глагол), и тогда речь идет о грамматических добавлениях. А. Языковые: Он дурак. — Er ist ein Dummkopf. Грамматическое добавление связано с требованием обязательной двусоставности немецкого предложения и экспликацией категории соотнесенности (неопределенный артикль «ein»), для выражения которой в русском языке нет специальных средств. Б. Контекстуальные: П р и м е р 1. Он раздвинул створчатую фусума и вошел в комнату. — В переводе с японского добавлено слово «створчатую», которое раскрывает смысл экзотизма «фусума», значение которого реципиенту незнакомо. Такое добавление можно назвать лексическим. П р и м е р 2 . Der alternde Beethoven ringt sich empor aus den Leiden durch die befreiende Macht des schaffenden Denkens. — С помощью освободительной силы созидающей мысли стареющий Бетховен возвышается над бездной страданий. Добавление слова «бездна» дополняет метафору «вырваться из страданий», которую мы видим в подлиннике, и усиливает колорит возвышенной книжности, характерной для стиля текста в целом. Перед нами опять лексическое добавление. 4. Опущения. Опущения часто представляют собой операцию, об­ратную добавлениям, если речь идет об объективных расхождениях между языками (пример А в предшествующем разделе). Контексту­альные опущения бывают связаны с видом перевода (в устном после­довательном и синхронном переводе они связаны с компрессией тек­ ста и не затрагивают только инвариантные соответствия). В других случаях они охватывают избыточные компоненты традиционного сло­воупотребления: Es ist wichtig, wie dieses Wort verwendet und benutzt wird. — Важно, как это слово употребляется. Из двух глаголов «verwendet» и «benutzt» в переводе оставлен один, поскольку избыточное употребление двух близких по семантике глаго­лов — характерная черта многих типов немецкого письменного тек­ ста, не находящая аналогичной традиции в русском языке. Еще пример: Die Unfallmeldung soil den Vorgang und Verlauf des Unfalls so genau beschreiben, dass eine nachtragliche Rekonstruktion und Ermittlung des Schuldigen moglich ist. В данном примере два существительных-синонима:«Vorgang» и «Verlauf», обозначающие «процесс, ход», разумеется, требуют при переводе опущения. 5. Антонимический перевод. Особый вид трансформации пред­ставляет собой антонимический перевод. Он применяется тогда, когда прямой путь невозможен или нежелателен. Это комплексная лексико-грамматическая замена, которая заключается в трансформации утвердительной конструкции в отрицательную: Er sagte nichts.— Он промолчал. Sie sah nicht besonders gliicklichaus. — Вид у нее был довольно несчастный. Man kann da recht sicher sein.— В этом можно не сомневаться.Sie sind sparllch.— Их почти нет. Die Sprache erzahlt uns manches, wovon keine andere Geschichtsquellezu berichten weiss. — Язык рассказывает нам некоторые вещи, о которых умалчивают другие исторические источники. Этот тип трансформации является контекстуальным и зависит от выбора переводчика, причем выбор этот во многих случаях пред­ставляется равноправным. Такая равноправная свобода выбора осо­бенно значима в устном переводе и является важным психологиче­ским фактором уверенности переводчика в своих силах. 6. Описательный перевод. Эту многофункциональную трансфор­мацию применяют в самых разных случаях: в устном переводе для пе­редачи значения слова, для которого переводчик почему-либо не может подобрать соответствие; во всех видах перевода — для разъяснения значения экзотизма или другого слова, которое нуждается во внутреннем ком­ментировании; при адаптации. Описательный перевод представляет собой лексическую замену с генерализацией, сопровождаемую лексическими добавлениями и построенную по принципу определения понятия: Das ist ein besonderer Fall in der Neuropathologie. — В науке о нервных болезнях это — особый случай. Как мы видим, описательная конструкция состоит из генерализи­рующей лексической замены («невропатология» — «наука») и до­бавления («о нервных болезнях»). При внутреннем комментировании экзотизма переводчик, как правило, сохраняет сам экзотизм в транскрибированном виде и со­здает дублирующие конструкции: «Но где же лулав, пальмовая ветвь?» («Лулав» — пальмовая ветвь, благословляемая в еврейский праздник Кущей). Отметим, что описательный перевод приводит к расширению объема текста, что может оказаться препятствием для достижения эквивалентности в некоторых типах текста. Ситуативные реалии Когда речь идет об отражении в тексте особенностей поведения, обычаев, привычек народа, говорящего на данном языке, которые не сводятся к употреблению отдельного слова, а воздействуют на спе­цифику предметного содержания текста, т. е. когда лингвоэтничсская специфика заключена в ситуации, мы будем говорить о ситуативных реалиях. Незнание ситуативных реалий искажает восприятие текста, как это произошло с пьесой Чехова «Чайка», когда ее ставили на англий­ской сцене. М. Шагинян, описы­вая постановку, с горечью обращается к режиссеру: «Зачем же, гос­подин Майл Мэкован, позволяете Вы кипарисам расти в русском поместье, а длинному английскому огурцу очутиться в руках у рус­ской барыни! Актриса держит его, как мы держим банан, а потом вдруг — по-английски— отрезает от него кусочек, держа его все еще в руках, и кладет этот кусочек себе в рот... Ничтожная деталь... ведь нет же таких огурцов у нас и не отрезаем мы от них кусочки таким воздушным способом!». Режиссера упрекают именно в искажени­ях при передаче ситуативных реалий. В английском фильме «Евгений Онегин» (1999 г., реж. Марти Файнс), снятом по одноименному роману А. С. Пушкина, в одной из сцен героини Татьяна и Ольга, стоя у рояля, поют песню «Ой, цветет калина...» Анахроничность использованной режиссером ситуативной реалии очевидна: действие относится к началу XIX в., а песня напи­сана известным советским композитором в середине XX в. С минимальным объемом текста, отражающего лингвоэтническую специфику, мы сталкиваемся при передаче клишированных пери­фразов, очень популярных в газетной публицистике: «Город на Неве» (Петербург), «Город на Волхове» (Новгород), «златоглавая столица» (Москва), Северная Пальмира (Петербург); Donaumetropole (букв.: метрополия на Дунае-Вена). Ситуативные реалии, отражающие обычаи и привычки народа, обычно переданы с помощью более объемного отрезка текста. Вот несколько наверняка известных любому русскому читателю русских ситуативных реалий: A. «Маша! Посмотри, ты сидишь между двух Саш. Быстро загадывай желение!» —только русскому понятно, что речь идет об обиходном поверье. Б. «Сундукова! —закричали из канцелярии.—Вам письмо. Пляшите!». Для любого иностранца последнее требование покажется абсурдным, но отразить его необходимо, это всем известный русский обычай. B. «И загрустил оболваненный под ноль и с метлою в руках хулиган». — Никакому иностранцу, за исключением опытного переводчика, не придет в голову, что речь идет о человеке, посаженном на 10 суток за хулиганство. К народным обычаям, которые могут встретиться в тексте в виде ситуативных реалий, относятся и приметы, и правила народной эти­ки: нос чешется — выпить пора; уши горят — кто-то судачит о тебе; вернуться, забыв что-либо,— дурная примета; разговаривать через порог неприлично; сидеть в комнате в шляпе — неприлично (рус); войти в дом в обуви неприлично (восточн.); войти в дом, сняв обувь, неприлично (нем.). Последние два примера показывают, что в подобные правила, обычаи народы могут вкладывать разный смысл, они могут по-раз­ному оцениваться с точки зрения этики и содержания. Поэтому, по­мимо обязательной передачи ситуативной реалии на основе полных знаний о ней, она должна быть прокомментирована. Возможен крат­ кий комментарий внутри текста, если текст публицистический и од­ной из его целей является ознакомление читателя со спецификой жизни народа, страны. В художественном тексте возможен лишь вне­текстовой комментарий (примечание). В создании ситуативных реалий иногда участвует такой внеязыковой элемент, как язык жестов. У разных народов один и тот же жест может обладать неодинаковым, а подчас и противоположным значением, что является характерным признаком ситуативной реалии. Разными жестами оформляется ситуация приветствия у разных народов: англичане здороваются кивком головы, испанцы и латино­-американцы похлопывают друг друга по спине, французы целуются, японцы кланяются, русские жмут друг другу руку. Так же по-разному может выражаться и одобрение: русские мо­гут выражать его аплодисментами, американцы — свистом и топотом, европейское студенчество благодарит профессора за лекцию стуком крышек и кулаков по столу Попадая в текст, такой внеязыковой компонент воздействует на предметную ситуацию, которая понятна переводчику (если он зна­ком с реалией) и непонятна или может быть ложно понята читате­лем, следовательно, должна быть прокомментирована: «Во парень! — прошептала Сонечка, показывая большой палец». —Для русского большой палец, поднятый вверх, есть знак одобрения, а в Европе поднимают большой палец, когда хотят остановить машину с просьбой подвезти; в тексте, описывающем жизнь в Древнем Риме, поднятый большой палец мог означать то, что гладиатора после выступления на сцене в Колизее хотят оставить в живых. Несмотря на свою экзотичность, ситуативные реалии в тексте не составляют собственно переводческой проблемы и не нуждаются в специальных средствах передачи (таких, как транскрипция при пе­редаче экзотизмов), и задача заключается только в их полноценном распознавании. Несколько сложнее дело обстоит, если ситуативная реалия опирается на некий экзотизм, в тексте не упомянутый. В ар­мянской сказке злая жена «взобралась на крышу, скрестила руки, дожидается супруга». При восприятии европейским читателем мо­жет возникнуть недоумение, поскольку из контекста не ясно, что речь идет о плоской земляной крыше восточного дома в горах Армении. Так же непонятно, например, в русских сказках лежание на печи, поскольку ни на немецкой, ни на голландской печи лежать нельзя — не говоря уже об английском камине. По-видимому, наименование или краткое описание экзотизма здесь следует вводить в текст, так как ложное восприятие может вызвать комический эффект, т. е. реализовать в тексте перевода эстетическую информацию, которая в под­линнике не заложена. В редчайших случаях, однако, специфика ситуативной реалии даже при полноценном комментировании не позволяет осуществить эквивалентный перевод. Речь идет обычно о представлениях наро­дов, связанных с глобальными особенностями в их мировосприятии, которые воздействуют на систему и иерархию основных ценностей. Так, возникают непреодолимые сложности при переводе сонетов Шекспира на арабский язык. В сонетах Шекспира мы находим евро­пейский тип понимания жизненных ценностей и соответствующую символику и эстетические идеалы: летний день у Шекспира ассоци­ируется с понятием красоты, поскольку это — свет, тепло, солнце, дающее жизнь, сама жизнь (днем все живет, ночью спит), движение, деятельность, труд. Ночь в европейском понимании — метафора смерти, черный цвет — символ смерти, ночь — это сон, бездеятель­ность, холод. В восточной иерархии ценностей все наоборот. Лет­ний день — это жара, ослепительный свет, отсутствие воды, убий­ственное солнце, смерть, грязь и пыль, необходимость трудиться. Зато ночь — прохлада, покой, чувственные удовольствия, отсутствие не­навистного труда — на Востоке ночь ассоциируется с понятием кра­соты (не случайно название сборника арабских сказок: «Тысяча и одна ночь»). Поскольку особенности мировосприятия связаны в этом случае с эстетическими идеалами, с представлением о прекрасном, а в поэтическом тексте эстетическая информация входит в инвари­ант содержания, она вполне может быть передана, но не будет вос­принята. Ведь то, что прекрасно для европейца, отвратительно для восточного человека. Таким образом, тексты сонетов Шекспира на арабском языке могут быть для арабского читателя лишь источни­ком когнитивной и эмоциональной информации, но эстетическая будет блокирована. ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕВОДА Общие замечания Мы уже знакомы с общими принципами передачи лексики под­линника в переводе из предшествующих разделов, вводящих в круг проблем теории перевода. Обобщим то, что мы знаем. 1.Слово — мельчайший самостоятельный носитель значения в языковом коде, и в тексте оно оказывается мельчайшей части­цей комплексного содержания текста. 2.В зависимости от типа текста слово или комплекс слов может относиться к разным ступеням иерархии компонентов содер­жания, и поэтому может случиться, что необходимость в его передаче совсем отпадет. 3.Слово может обладать однозначной, независимой от контек­ ста соотнесенностью со словом или словосочетанием языка перевода и передается в этом случае с помощью эквивалент­ ного соответствия. 4.Слово может обладать многозначностью, и тогда его значение разрешается контекстом, и оно передается с помощью вариант­ного соответствия. 5.Слово может обладать неполной соотнесенностью со словом " языка перевода и в таком случае вызывает при переводе необ­ходимость трансформации: лексической замены (генерализа­ции, конкретизации и др.). 6.Слово может выступать в процессе перевода как самостоятель­ная единица перевода с точки зрения семантики, но это далеко не единственная единица перевода в тексте; как правило, в тексте переводчик находит сочетания разных единиц перевода, и сло­во -—только одна из них. Однако, кроме общих проблем, возникают проблемы перевода лексики, связанной с определенной парой языков, поскольку она имеет лингвоэтническую специфику. Мы рассмотрим их по отдель­ным группам лексики, которые в принципе можно выделить в лю­ бом языке, но особенности их соотнесенности с подобными группа­ ми в каждом языке перевода различны. Поэтому мы постараемся привлечь материал различных языков, но делать акцент в первую очередь на немецко-русских взаимосвязях. Экзотизмы  Экзотизмами или словами-реалиями принято называть такие лексемы в языке, которые обозначают реалии быта и общественной жизни, специфичные для какого-либо народа, страны или мёстности по тематическому принципу их можно подразделить на 3 группы: A. Г е о г р а ф и ч е с к и е р е а л и и : 1) термины физической гео­графии: степь (Россия), фиорд (Норвегия), прерия (Латинская Аме­рика), саванна (Африка), фен (Австрия). Как мы видим по примечаниям в скобках, географические реалии часто связаны не со страной и народом, а некоей местностью и особенностями природы и клима­та, хотя само слово реалия имеет конкретный языковой источник; 2)эндемики: секвойя, баобаб, кенгуру. Б.Э т н о г р а ф и ч е с к и е р е а л и и : 1)одежда и обувь: кимоно (Япония), лапти (Россия); 2) строения и предметы быта: изба (Россия), сауна (Финляндия), иглу (Аляска); 3) национальные виды деятельно­сти и названия деятелей: скальд (Исландия), бард (Ирландия), скомо­ рох (Россия), миннезингер (Германия), икебана (Япония); 4) обычаи, ри­туалы, игры: вендетта (Сицилия), тамада (Грузия), лапта (Россия); 5)мифология и культы: Дед Мороз (Россия), тролль (Скандинавия), валь­кирия (древние германцы), вурдалак (Россия), ксендз (Польша), пагода (буддизм), мечеть (мусульманство); 6) реалии-меры и реалии-деньги: аршин (Россия), рубль (Россия), лира (Италия), марка (Германия). B . О б щ е с т в е н н о - п о л и т и ч е с к и е р е а л и и : кантон (Швейцария), виги и тори (Англия), большевики (Россия). Уже по приведенным в классификации примерам, которые пред­ставляют собой экзотизмы, усвоенные русским языком (за исключе­нием собственно русских реалий), мы ощущаем, что эти слова явля­ются, по-видимому, их приблизительным воспроизведением в языке, откуда заимствованы. Действительно, экзотизмы передаются в ПЯ в основном методом транскрипции, т. е. — пофонемного уподобления: Fon — фен, Minnesinger — миннезингер, Ftihrer — фюрер, пере­стройка — Perestroika, квас — Kwas, шапка — Schapka. Экзотизмы, пройдя этап транскрипции, используясь в языке пе­ ревода, постепенно обрастают грамматическими показателями ПЯ: die Marke — марка, die Walkure — валькирия, die Kirche — кирха, гусли —Husla. Итак, ведущим способом передачи экзотизмов является межъязы­ковая транскрипция. Это емкий способ создания в тексте национального коло­рита, так как он позволяет ввести в текст звуковые подобия иност­ранной речи. Однако слово-экзотизм обладает полностью затемнен­ной формой, и его семантика может выявиться только через контекст: «Я еще бегивал босиком да играл в бабки» (О. М. Сомов. «Кикимо­ра»). — «Ich lief noch barfuss und spielte Babki» (перевод К. Павло­ вой). Только из сочетания с глаголом «spielen» читатель может дога­ даться, что «Babki» — это игра. Но зачастую минимальный контекст не раскрывает семантику экзотизма. Тогда переводчику приходится либо вводить краткое добавление в текст, чтобы прояснить понятий­ную ситуацию, либо сопроводить текст примечаниями. Кстати, так поступают и авторы текстов, вводя экзотизм в свое повествование, выступая в качестве переводчиков одной лексемы: Vor dem Fenster flog Puch, die weisse Wolle der Pappeln, wie ein dichtes Schneetreiben. (J. Marte. Solomon Apt) Таким двойным вводом экзотизма часто пользуются авторы публи­ цистических текстов, если текст посвящен описанию какого-либо на­рода или страны и нужно придать ему экзотический колорит. В этом случае, как и в предыдущем, перед нами тоже факт перевода, но не текстового, а лексемного (переводится отдельное слово из иностран­ного языка и переносится в текст на родном языке). В целях создания национального колорита в текст могут вводиться не собственно экзотизмы, а просто иностранные слова, однако они все равно выполняют втаком тексте функцию экзотизмов: А.В семье двое детей — бой энд герл. Б. Жареные чикенз. В приведенных знаменитых примерах К. Чуковского контекст помогает угадать значение иностранных слов. Путем транскрипционного перевода вошли в русский язык реа­лии времен фашизма: хайль, вермахт, гитлерюгенд, гауляйтер, — хотя практически все из них могли найти готовое соответствие в русском языке. Сам способ транскрипции придал этим словам статус экзо­тизмов и создал представление о фашизме как особой, отличной от известных прежде, общественной системе. При переводе текста, изобилующего экзотизмами, которые пе­реводчик транскрибирует, возникает опасность эффекта «непрозрачности» содержания. В таком случае переводчик вынужден не­ которые из экзотизмов передавать с помощью семантического со­ответствия по принципу родовидовой замены (церковь, кирха, паго­да, мечеть, храм). Вот пример передачи экзотического японского быта: «Прямо перед зрителем — токонома. На стене висят рейсши­ны и угольники. Перед токономой — японский столик, рядом, за створчатой фусума, —домашний алтарь» — выделенные слова представляют собой экзотизмы, переданные способом родовидовой замены. Некоторыми особенностями с точки зрения перевода обладают реалии-меры и реалии-деньги. От прочих экзотизмов они отлича­ются тем, что имеют соотнесенность с цифровой знаковой системой. Наименование мер, обозначающих единицу веса, длины, площа­ди, объема жидкости и т. д., обнаруживают национальные традиции передачи. Выявим основы для принятия переводческих решений при их пе­редаче. Во-первых, переводчику необходимо знать реальную величи­ну каждой меры в соотношении с метрической системой. Ведь наиме­нование меры может иметь в разных языках различное содержание. Характерный случай — мера длины — миля (от лат. milia passum —тысяча шагов). Она имеет свыше 25 разных соответствий. Египетская миля — 580 м. Английская миля — 1524 м. Сухопут­ная миля (США, Англия) —1609м. Морская международная миля — 1852 м. Географическая немецкая миля — 7420,44 м. Старая русская миля — 7467,6 м. Шведская миля — 10 ООО м. Старая чешская миля — 11 200 м. Около 100 вариантов длины имеет фут, около 20 вариантов веса обозначает фунт. В зависимости от типа текста и его тематики пере­водчику далее следует определить, какое соответствие метрической системе имеется в виду (например, в немецком географическом тек­сте скорее всего будет иметься в виду немецкая географическая миля), и ориентироваться на ее значение при переводе. В научном и научно-техническом тексте реалии-меры носят характер терминов и переда­ются с помощью однозначного соответствия. Другими свойствами могут обладать реалии-меры в публицисти­ческом и художественном тексте, где участвуют в системе образов и оформляют передачу эмоциональной и эстетической информации: A. О высоте пальмы: «На пять сажен возвышалась она над верхушками всех других растений» (В. И. Гаршин). Б. «В дьяконе было около девяти с половиной пудов чистого веса» (А. И. Куприн). B. Герой сетует, что живет далеко от города: «В сотнях верст от городской жизни» (А. И. Куприн). Для реалий-мер в таком употреблении характерна приблизитель­ность, а мера количества(много-мало)выводится из узкого контекста: А. «Всего 50 футов над уровнем моря» (мало). Б. «Мы обрабатываем целых 14 танов земли» (много). Сама же реалия-мера транскрибируется. Если обозначение меры является международным (например, метрическая система), то оно к реалиям не относится и передается с помощью однозначного соответствия. Но встречаются междуна­родные обозначения мер с одинаковым обозначением единицы меры, но относящиеся к разным системам мер. Типичный пример — обо­значение температуры: A. Джек Лондон в «Северных рассказах» говорит о морозе (!) в 5 гра­дусов (по шкале Фаренгейта, что соответствует-15градусам по Цельсию). Б. И. Гончаров в одном из произведений отмечает страшную жару — ...+ 20-23 градуса (по шкале Реомюра, что соответствует +30 градусам). B.Джек Лондон в «Южных рассказах» отмечает жару в 85 (!) градусов (по шкале Цельсия +30 градусов). Реалии-меры, обладающие ярким историческим и национальным колоритом, рассматриваются как обычные экзотизмы, т. е. как носители колорита, и передаются с помощью транскрипции (вер­ста — Werste). Особо следует отметить особенности передачи лексики, связан­ ной с обозначением времени. Международная шкала времени имеет одинаковое членение в русском и немецком языках, и в принципе ее единицы передаются с помощью однозначных соответствий: Minute — минута (60 секунд), Stunde — час (60 минут), Tag — сутки (24 часа), Woche — неделя (7 дней), Monat — месяц (4 недели). Имена собственные Имена собственные — это группа лексики, обладающей однозначной соотнесенностью с явлениями действительности. Следовательно, они способны представлять объект не только как лингвоэтническую реалию, но и — в первую очередь — как особое, исключительное, не обобщаемое явление в мире. Поэтому имена собственные переда­ ются с помощью однозначных, закрепленных в языке соответствий иди с помощью транскрипции. Реже используется перевод, учи­тывающий семантику корневой морфемы. В любом случае имена собственные выделяются в письменном тексте и в русском, и в лю­бом европейском языке заглавными буквами. Личные и географические имена, не закрепленные традицией передачи, передаются согласно современным правилам переводчес­кой транскрипции. Для имен собственных характерно некоторое изменение в офор­млении фонематического состава, отражающее объективные процес­сы усвоения имени в системе языка перевода. В некоторых именах запечатлелся старый способ передачи через латинскую транскрип­цию или иные отклонения от фонематического облика. г Итак, если внутренняя форма имени не обыгрывается, личные и географические имена передаются по новым или старым правилам транскрипцииили традиционно. Традиционные соответствия зафиксирова­ны в словарях (Moskau — Москва). Особый слой традиционных соответствий представляют собой библейские имена. Уменьшительные имена также передаются в основном с помощью транскрипции: Gretchen — Гретхен; Коля — Kolja. Известна, однако, более старая тради­ция замены немецких уменьшительных суффиксов -chen, -lein на рус­ские: Hanschen — Гансик. Прозвища людей — исторические, уже не зависимые от контек­ста, и прозвища героев в художественном тексте, служащие для ха­рактеристики персонажа, передаются с сохранением семантики кор­невой морфемы: Карл Лысый, Филипп Красивый, Карл Великий (но: 'Карл Мартелл = лат. молот); Пеппи Длинныйчулок. Псевдонимы передаются транскрипцией, кроме тех случаев, ког­да являются «говорящими». Клички животных (зоонимы) переводятся, если их внутренняя фор­ма достаточно ясна: Tiger — Тигр (кличка собаки). В остальных случа­ях они транскрибируются: Mietzi — Митци (кличка кошки), Kiki — Кики (кличка собаки); и также с русского: Мурка — Murka, Дружок — Druzhok. Международные клички транскрибируются с ориентиром на исходный язык: Рекс, Джек. Особую проблему составляет перевод имен персонажей-жи­вотных в народной сказке, снабженных устойчивыми эпитетами в форме приложения. Проблема эта актуальна прежде всего для пе­ревода русских народных сказок на иностранные языки, поскольку имена животных такого состава распространены шире всего имен­но в русской традиции. Для некоторых из этих имен существуют столь же устойчивые аналоги: Коза-дереза= англ. Nanny Goat. Но в большинстве случаев переводчикам приходится создавать новые имена по существующим в языке словообразовательным моделям, принятым в фольклорных текстах на данном языке. Так, в англий­ском переводчику приходится либо выстраивать причастный обо­ рот: Курочка Ряба = the Speckled Hen, либо использовать традици­онный для английского фольклора эпитет-приложение в форме мн. ч. существительного: Hare the Long Legs. Аналогичные модели су­ществуют и в немецком фольклоре: Муха-Цокотуха= die Fliege Brummerin, комар-пискун= die Mucke Summserin, серый волк = der Wolf Grauherr. В переводе географических имен абсолютных правил нет, но на­мечаются отчетливые тенденции. Большинство имен транскрибиру­ется, какой бы «говорящей» ни была внутренняя форма: гора Юнг­ фрау (букв.: Дева), гора Вильдшпитце (букв.: Дикая Вершина). Однако для перевода названий морей, озер и крупных заливов более характер­на традиционная передача с переводом отдельных компонентов: Ла­дожское озеро — Ladogasee, Nordsee — Северное море и т. п. Названия судов и космических кораблей транскрибируются; на первый план выступает не образ, положенный в основу наименова­ния (англ. discovery — «открытие»), а экзотический колорит имени, указывающий прежде всего на приоритет данного народа или страны на море или в космосе: «Voyager» — «Вояджер», «Мир» — «Mir» (исключение на сегодня составляет перевод на русский язык названия американского космического корабля «Аро11о» — «Аполлон», где победило широко известное русское оформление имени греческого бога: Аполлон). Транскрибируются также названия газет, журналов, которые вос­принимаются, наподобие экзотизмов, как яркий символ национал), ной специфики данной страны: «Файнэншл Тайме», «Моргенбладет», «Шпигель», «Штерн», «Pravda», «Chas pik». Хотя все эти названия обладают четким понятийным содержанием, функция референции страны при их переводе оказывается важнее. Переводятся, как правило, названия научных журналов: «Сердечно-сосудистая хирургия» — «Herzgefasschirurgie». 2. Междометия. Междометия — это не подражательные, а спон­танные членораздельные звукосочетания, и употребляются они для непосредственного выражения чувств и волевых побуждений. При этом различаются собственно междометия (О! Ах!) и слова полнозначные, но утратившие свое лексическое значение и служащие для выражения эмоций. Эти вторые, производные (вторичные) междометия не полностью утрачивают свою семантику что позволяет при переводе искать семантический аналог в ПЯ: Mein Gott! — Бо­же мой! Среди лексикализованных мы используем: 1) эмоциональные междометия: рус. — ой! нем. — ау! исп. — ау-ау-ау!фр. —ай-ай! 2) вокативные и императивные: рус.—цып-цып!нем.put-put!рус. — но! нем. — hu! и т. п. Такие междометия передаются с помощью эк­вивалентных соответствий. Но выбор эквивалента осложняется омо­нимией междометий, которая встречается прежде всего среди эмоциональных междометий: Даже из этих примеров очевидно, что диапазон омонимии очень велик и необходимо привлечение контекста. Транскрибирование междометий применяется в следующих слу­чаях: 1.Если междометие — индивидуальное. 2.Если эквивалент в языке перевода имеется, но переводчику важнее передать национальный колорит, и он копирует фонематическую форму: «Ауага! — закричал Канаагутух. Так всегда люди кричат в сильном перепуге» (алеутская сказка). Переводчик проигнорировал эквивалент «ой!» и предпочел дать экзотическое слово и коммента­рий к нему. 3. Если переводчику важнее сохранить ритмическое подобие облика междометия (стихотворный перевод): Hopla! — Эгей! (два слова с ударением на втором слоге, баллада Бюргера «Ленора» в переводе Жуковского). Фразеологические единицы Для перевода фразеологизмов важна степень их семантическом спаянности и их функция в тексте. Эти два релевантных признака оказываются тесно связанными между собой. По степени семантической спаянности, согласно классификации В. В. Виноградова, мы можем разграничить: 1) фразеологические сращения (идиомы); 2) фразеологические единства; 3) фразеологические сочетания. Первые — идиомы — маркируют устную речь, просторечие и являются средством образного контактного обобщения мыслию. Не случайно они используются: в устной разговорной речи с оттенком просторечия, в официальной устной речи, для имитации первого и второго типа речи в художественном тексте. Поэтому, несмотря на то что с точки зрения понятийного содержания идиомам могут соответ­ствовать слова в прямом значении (Du heiliger Bimbam! — Вот так чудо!), эквивалентом будет лишь идиома или фразеологическое единство ПЯ. Если это не удается, переводчику приходится пользоваться приемом позиционной компенсации, т.е. употребить идиому в другом месте текста перевода, так как само наличие идиомы — инвариантный системный признак данного текста. Отметим, что первым шагом при переводе фразеологизмов явля­ется их идентификация, т. е. выявление семантического единства на фоне текста. Иначе возникает опасность их восприятия как череды слов с самостоятельной семантикой, что приводит к переводческим ошибкам. Вот герой австрийского дублированного фильма говорит героине (перевод на русский язык): «А у тебя лицо кислое, будто неделю идет дождь». Образное сравнение лица с плохой погодой выглядит как индивидуально-авторское изобретение говорящей) На самом деле это пословный перевод известного немецкого фразео­логизма: «Du machst ja ein Gesicht,wie vierzehn Tage Regenwetter (буквально: «У тебя лицо, похожее на две недели дождливой пого­ды»). Для такого фразеологизма в русском языке есть целый ряд аналогов с другим образным планом, но с той же семантикой, напри­ мер: «словно лимон проглотил», «мрачнее тучи» и др. Фразеологические единства — устойчивые метафорические сочета­ния — имеют более широкий диапазон употребления, так как оттенком грубой просторечное™, как правило, не обладают. Это прежде всего пословицы и поговорки, которые встречаются в разговорной устной речи, в официальной устной речи, во многих текстах средств массовой ин­ формации — газетных и журнальных статьях, рекламе и т. п. Иногда в 192 тексте обыгрывается, оживляется какой-либо компонент такого фразео­логизма, но, как правило, достаточно подыскать соответствие, основан­ное на другом образе, но совпадающее по общей семантике: Where there's a will, there's a way. — Где хотенье, там и уменье. Want twopence in the shilling. — Винтика в голове не хватает. Es ist alles in Butter. — Все идет как по маслу. Erst die Last, dann die Rast. — Кончил дело — гуляй смело. Eile mit Weile. — Поспешишь — людей насмешишь. Однако не всякая пословица имеет аналог в другом языке, и тогда переводчику приходится создавать ее самому. Фразеологические единства, в отличие от идиом, поддаются переводу с помощью системного моделирования. Для этого определяются функциональные доминанты этих языковых Образований. Это их национальная спе­цифичность, выраженная в формальных признаках, афористичность предметного содержания, формальные особенности, обладающие эстетической информативностью: ритм, рифма, размер, аллитерация. Построив по этим признакам пословицу, можно избежать приема компенсации, который так или иначе перераспределяет элементы содержания текста. Приведем несколько примеров из переводческого опыта М. Л. Лозинского (перевод «Кола Брюньон» Ромена Роллана): A. Que femme il у a, silence n'y а. — Завел жену — забудь тишину. Б. Chercher l'amour dans un epons est aussi fou que puiser l'eau dans un criblen. — Искать любви в муже — что черпать воду в луже. B. Les jeux des princes plaisent a ceux-laqui les font. — Князьям потеха, а нам не до смеха. Фразеологические сочетания — самая обширная группа фразео­логизмов, и они употребляются фактически во всех типах текстов. Национальной специфичностью они не обладают, имеют, как правило, нейтральную окраску, образность, лежащая в их основе, стерта, и проблема их передачи — только в поиске соответствия, обладаю­щего теми же стилистическими характеристиками: strain every nerve — приложить все усилия; lose time — терять время; Gefahr laufen — рисковать; mit Macht zu Felde ziehen — решительно выступить. Некоторые из них имеют просторечную окраску, и тогда эта функ­циональная доминанта ограничивает выбор переводчика; сам факт фразеологической спаянности (а он заключается только в ослабле­нии или изменении семантики одного из компонентов сочетания) отступает на второй план, и поэтому фразеологические сочетания часто заменяются на слова в прямом значении, но с соответствую­ щей окраской: What is in the wind? (разг.). — Что новенького? (разг.) Страх берет! (разг.). — Was fur Angst spiire ich! (разг.).