Художественная концепция личности в подростковой прозе второй половины XX века

Лекция 2.Художественная концепция личности в подростковой прозе второй половины XX века Предлагаю обратиться к историко-литературному явлению так называемой «подростковой прозы» 2-ой половины XX века и рассмотреть поэтико-смысловые особенности художественной концепции личности, возникающей в ней. Прежде чем перейти непосредственно к теме доклада, определимся с содержанием понятийного аппарата и охарактеризуем степень изученности проблемы в литературоведческой науке. Итак, определение границ термина «подростковая проза» связано с решением нескольких вопросов: вопроса о подростковой возрастной читательской группе, о хронологических границах данного историко-литературного явления и о его жанрово-тематическом своеобразии. Кратко охарактеризуем все три аспекта. Во-первых, в понятие «подростковая литература» традиционно включаются произведения, предназначенные для читателей примерно 12 – 15 лет. Но вопрос о своеобразии данной читательской группы до конца не прояснён. Так, в русской литературе первой половины XX века подростковая литература как эстетическое явление была ближе к детской, во второй же половине XX века ситуация начала меняться – подростковая литература быстро «взрослела». И, как отмечает Мария Ивановна Мещерякова, «граница между подростковой и юношеской литературой, начиная с 70-х годов, становится зыбкой и, в достаточной степени, условной»1. Это позволяет сблизить подростковую и юношескую литературы последней трети XX века. Во-вторых, при характеристике подростковой прозы как историко-литературного явления особую значимость приобретает определение её хронологических границ. Так, если ещё в 1990-е годы мы могли ограничить его примерно двумя десятилетиями (1960-е – 1980-е годы), то на данном этапе литературного процесса можно говорить уже о новом витке в развитии подростковой прозы, представленным книгами таких авторов как Екатерина Мурашова, Валерий Воскобойников, Николай Назаркин и др. Сразу оговорюсь, что к сожалению, в рамках доклада нет возможности охватить весь довольно обширный материал художественных текстов, поэтому позволю себе остановиться только на обзоре прозы 1960-х -1980-х гг. И, наконец, любой более-менее очевидный историко-литературный феномен предполагает объединение произведений разных авторов на основании общности тех или иных художественных признаков. Системный подход к изучению подростковой прозы показывает, что для её эстетической самоидентификации чрезвычайно важна жанрово-тематическая специфика. Излюбленный жанр писателей, работающих в рамках подростковой прозы, - это повесть. Он наиболее оптимален по своей природе для решения двух важнейших художественных задач: подробного повествования об экстремальной, конфликтной ситуации, в которую попадает герой-подросток, и не менее тщательного описания его внутреннего мира. Причём внешний и внутренний повествовательные планы тесно связаны в художественной структуре подростковой повести: на фоне изображения процесса социализации (межличностных отношений героев, отношений подростка и родителей, и учителей, а в современной подростковой прозе особняком встают ещё и проблемы социализации «особенных» детей и др.) автор описывает специфику формирования и / или изменения (совершенствования, деформации) личности человека. Таким образом, определение «подростковой прозы» можно сформулировать так: «это историко-литературный феномен, сформировавшийся в русской литературе второй половины XX века, в рамках которого, художественно осваивая в основном малые и средние эпические жанры, писатели размышляют над ключевыми проблемами социализации и становления личности человека». Из этого определения следует, что в центре подростковой прозы второй половины XX в. находится личность героя, художественный подход к её изображению обусловливает и содержательные, и структурные, и поэтические особенности того или иного произведения. Это делает очевидной актуальность проблемы изучения художественной концепции личности в подростковой прозе, то есть особого художественного взгляда на «человека как явление эстетической реальности, как исторически развивающейся системы, которая может выражать художественное своеобразие любого творческого метода»2. Однако несмотря на важность проблемы и яркость самого явления подростковой прозы к её изучению обращались не так уж и часто. Не касаясь сейчас работ, посвящённых прозе второй половины XX века в целом, из обобщающих трудов, в которых сделаны наблюдения над своеобразием развития подростковой литературы в контексте литературного процесса. можно назвать только фундаментальную работу И.Лупановой «Полвека» (М.,1969) и два подробных обзора – С.Чупринина «Твой современник» (М.,1979) и А.Акимовой, В.Акимова «Семидесятые, восьмидесятые…» (М.,1989). В прочих работах авторы затрагивают либо узкие, тематические грани литературно процесса (В.Трояновский «Учитель в художественной литературе» (Красноярск,1984); С.Николаева «Дети и война» (М.,1991)), либо исследуют творчество какого-то отдельного автора (В.Воронов «Анатолий Алексин» (М.,1980), Л.Фоменко «Юрий Яковлев» (М.,1974)). Среди исследователей, занимавшихся проблемами подростковой прозы, можно назвать Е.Зубареву (докт. дис. «Нравственно-эстетические проблемы советской детской и юношеской литературы» (М.,1986)); Е.В.Посашкову («Нравственно-дидактическая тенденция в русской подростковой прозе 1960-х – 1980-х годов (Екатеринбург,1992); М.И.Мещерякову («Русская детская и юношеская проза 2 пол.XX века: проблемы поэтики» (М.,1997), «О школе – с тревогой и любовью (Поиски и обретения современной прозы для детей и юношества)» (М.,1993) и др.). Наша задача – на основании систематизации и обобщения имеющегося историко-литературного опыта выявить основные особенности художественной концепции личности в подростковой прозе. Для того чтобы сделать это максимально объективно, нужно помнить о двух вещах. Во-первых, о том, что представления о человеке в литературе не складываются одномоментно, а, следовательно, художественное восприятие человека во второй половине XX века – это только один из этапов эволюции эстетической концепции. И, во-вторых, особенности взгляда на ребёнка, на человека в подростковой прозе второй пол. XX века теснейшим образом связаны с основными тенденциями литературного процесса 1960-х – 1980-х гг. Итак, художественная концепция личности в русской советской литературе начинает формироваться в 1920-е годы, когда перед литературой, оказавшейся в новых историко-политических условиях, встала задача поиска нового героя, «человека творящего» (Горький). Этот новый положительный герой должен был быть сознательным и граждански зрелым, активным, несмотря на свой юный возраст. Литература была пронизана «пафосом ранней, сравнительно быстрой социализации личности». «Проблема личности ребенка решалась здесь главным образом на материале «социально-бытовой» (основное содержание – быт, городской, деревенский, школьный, семейный, пионерский и пр.) и «авантюрной» прозы»3. Художественная разработка концепции личности, которую условно можно назвать «личностью героя-деятеля» продолжалась примерно до конца 1950-х годов. За этот период помимо несомненных достижений (эстетическое открытие мира отрочества, формирование подростковой прозы) в детской литературе было много и «художественных неудач», связанных, естественно, с усилившимся с середины 1920-х гг. идеологическим воздействием государства на литературу и формированием канонов нового литературного метода – соцреализма. Так, к концу 1930-х гг. стал отмечаться отказ от принципа психологизма при изображении образа ребёнка; сюжетные схемы не давали возможности в полной мере реализоваться характеру, что вызвало к жизни предельно идеализированный, изначально заданный типаж, героя – схему. Стал доминировать объяснительный тип повествования, когда автор изначально расставляет этические акценты и указывает, что хорошо, а что плохо, не давая возможности юному читателю самому сделать выбор, ставит вопросы и тут же сам отвечает на них. По сути в детской литературе творился новый социальный миф. Блистали на этом фоне А.Гайдар с «Тимуром и его командой», Л.Пантелеев с «Республикой ШКИД», Р.Фраерман с «Дикой собакой Динго, или повестью о первой любви». С 1953 года во всей советской литературе наметился серьёзный перелом, началась противоречивая эпоха хрущёвской «Оттепели». Наряду с разгоном Пражской весны, выступлениями против авангарда, не такими жестокими, но всё-таки репрессиями против Пастернака, Бродского, Солженицына, Даниэля, Синявского и др., она отмечена возвращением к русской литературной традиции через опубликование ранее запрещённых трудов эмигрантов Бунина, Цветаевой, ранее неугодных власти Ахматовой, Платонова, Булгакова; возвращением к традиции через деревенскую, лагерную, «лейтенантскую» прозу. Эпоха, отмеченная поэтическим БУМом и формированием особого типа социального и художественного отношения к действительности, который называют «молодёжной ментальностью». Автор книги «Возраст: особенности нравственной жизни» (М.. 1987) О.П.Зубец пишет, что в ХХ веке молодёжный менталитет стал выступать в качестве некого морального эталона и поведенческого эталона. Юность и молодость оказались наиболее ценимыми современной культурой периодами жизни. Современный человек воспринимает эти возрастные группы как период наибольшей ценностно-созидательной активности. 4 К тому же с конца 1950-х гг. в советскую литературу входит целое поколение юных прозаиков- создателей так называемой «молодёжной» исповедальной прозы: В.Аксёнов, Г.Владимов, Ю.Казаков, В.Липатов, В.Каверин и др. Они, представлявшие большую «взрослую» литературу, многое сделали для становления подростковой прозы в 1960-х 1980-х гг. Таким образом, на становлении подростковой прозы эстетические тенденции сказались как литературы 1920-х – 1950-х, так и литературы оттепельной поры. От первой подростковая проза последних десятилетий взяла героическую и этологическую (этология – наука, которая изучает поведение человека в естественных для него, обыденных, бытовых условиях) проблематику, уходящую корнями в дидактическую традицию древности (отсюда присутствие нравственного учительного начала, художественная нормативность, связанная с особенностями возрастного читательского восприятия и др.). От второй – влияние лирико-психологической прозы (Ю.Казаков, Ю.Коваль, молодёжная проза) для взрослых, в которой с конца 1950-х гг. шло глубокое исследование внутреннего мира человека и которая предполагала специфическую романтику и даже сентиментальность, когда речь шла о внутреннем мире ребёнка. Параллельно с лирико-психологической линией развивалась и социально-психологическая, пытающаяся придать логику и осмысленность жизни, ставя во главу угла – разум (Ю.Трифонов «Студенты»); она также оказала влияние на становление художественной концепции личности в подростковой прозе. Отразились эти влияния как на уровне содержания (особенностях проблем, конфликтов, характеров героев), так и на уровне формы (специфические для подростковой повести художественные приёмы, тип повествования, поджанровые разновидности). Рассмотрим и то, и другое последовательно. Итак, с точки зрения содержания, подростковая проза 2-ой пол XX в. сосредоточена на сложных этико-философских проблемах современности, которые связаны прежде всего с дискуссией о гуманизме, развернувшейся в эпоху «Оттепели». Чтобы понять, насколько важным был этот вопрос, нужно вспомнить, что любовь к человеку на протяжении всего советского XX века понималась несколько нетрадиционно. Так, в 1920-е годы критик агрессивной лит. группы, костяк которой позже составит основу союза писателей СССР, Леопольд Авербах писал, что «нет ничего более гуманного, чем классовая ненависть пролетариата»; да и в годы Великой Отечественной войны говорить о любви к человеку было сложно (Мих. Светлов «Итальянец»: «Я стреляю, /И нет справедливости, /Справедливее пули моей»). И только в сер. 1950-х заговорили о гуманизме в традиционном смысле этого слова, как о любви и уважении к человеку – самоценной и свободной личности. Такой переворот в общественном сознании привёл к тому, что в подростковой прозе расширяется круг обсуждаемых проблем, изменяется писательский угол зрения на происходящее, углубляются и усложняются его идейно-эмоциональные оценки ситуаций и характеров. Проблема гуманизма в подростковой прозе становится центральной и определяющей более частные художественные проблемы. Среди последних можно назвать следующие: - проблемы становления, самоопределения, инфантилизма или раннего взросления (как в пов. Ирины Андриановой «Токмаков переулок. 8 мая»), нравственного выбора и ответственности за него («Чучело» В.Железникова, «Весенние перевёртыши» Тендрякова, «Вам и не снилось» Гал. Щербаковой). - проблемы соотнесённости социального и психологического, личности и среды, индивидуальности коллектива поднимаются, пожалуй, в каждом произведении подростковой прозы. - проблема утраты или ненахождения смысла жизни («экзистенциальный вакуум» - Мещерякова), причём часто в подростковой прозе с ней сталкиваются не только дети, но и взрослые (родители, учителя). Как, например, в повести Э.Пашнева «Белая ворона»); - проблема утраты молодым человеком нравственной традиции, дезориентации молодого поколения, которая чаще всего развивается в рамках конфликтов «ребёнок – учитель», «ребёнок – родитель» («Шут» Ю.Вяземского, «Адо, или освобождение чёрта» Ирины Андиановой, «Виллиса» Ю.Короткова и др.). Эволюция проблематики сопровождалась динамическими изменениями художественного конфликта. Так, появились произведения, где разрешение конфликта лежит вне сюжета вследствие его принципиальной неразрешимости на данном локальном материале: иногда только время способно разрешить ту или иную конфликтную ситуацию, ситуацию неприятия, она исчерпает себя, когда ребёнок вырастет. Так построены многие повести В.Тендрякова (например, «Ночь после выпуска»), Л.Симоновой, Ю. Полякова. В связи с особенностями конфликтов А.Бочаров отмечает, что в подростковой прозе большое распространение получил «кризисный тип повествования», в основе которого обращение либо к критической нравственной ситуации, в которой герой оказывается, либо к его переживаниям, отражающим глубокий внутренний кризис. При этом главным становится не последовательность в развитии событий, а часто следующие не в хронологическом порядке «ключевые точки пережитого», восстанавливающие логику зарождения и развития конфликта5. Пример подобного художественного повествования мы можем наблюдать, например, в повести Вяземского «Шут». Конфликты в подростковой прозе усложняются и засчёт выделения наряду с центральным более частных, сопровождающих его конфликтов, как мы это можем видеть, например, в «Чучеле» Железникова, где у каждого из юных героев фактически происходит своя маленькая трагедия в жизни. Острота и сложность художественного конфликта во многом связана с аналитическим исследованием характеров героев. В подростковой, да и в детской вообще, прозе это вопрос повышенной сложности, поскольку в центре – характер складывающийся, неустойчивый, и здесь важно не выявление достоинств или недостатков, а направленность эволюции личности в один из самых важных периодов её развития. И если в первой половине XX века в детской литературе в центре были прежде всего события, и важен был тот выбор, который делает герой, причём этические акценты расставлялись автором предельно чётко и при изображении человека доминировал пафос «усреднённости, общего знаменателя», то второй половине века оказалась присуща новая социально-философская концепция личности. В подростковой прозе стало необходимым изображать индивидуальность во всём комплексе её социальных и психологических функций и установок. В то же время авторы стремились создать художественные типажи и выразить в них свои представления о разных формах «детской, подростковой и юношеской русской жизни»6. В центр же почти всегда ставится положительный герой, выразитель авторского представления о должном, впрочем, не идеальный, но развивающийся, взрослеющий через преодоление обстоятельств и своих недостатков. Таковы оруженосец Кашка и Серёжа Каховский Вл.Крапивина, Лена Бессольцева и Боря Збандуто Железникова. Но с конца XX в (к.1980-х). ситуация несколько меняется, внимание писателей начал привлекать характер амбивалентный, до конца не определившийся со своими идеалами, некий средний человек, совсем не «деятель», а скорее «мыслитель, созерцатель». И для авторов очень важным становится изобразить героя во всей полноте его внутренних переживаний, с исследованием нюансов чувств и психологических мотивов их поступков. Особое значение здесь приобретает форма произведения и те художественные приёмы, которые автор использует, чтобы реализовать свои эстетические задачи. Так, например, очень популярными в подростковой прозе второй половины XX в. становятся формы дневников, записок, писем и пр. Например, записки Шута, найденные на антресолях выросшим Валей Тряпишниковым в повести «Шут» Вяземского, или девичьи дневники-анкеты из Алёны Давыдовой, героини повести Э.Пашнева «Белая ворона», или покаянные записки повзрослевшей Командирши из повести «Мой сумасшедший папа» Ирины Андриановой. Причём повествование от первого лица в них могло вестись как от лица своеобразного лирического героя, alter ego автора (Ю.Вяземский, Л. Исарова), так и от лица героя-рассказчика (Ю.Козлов, Э.Пашнев, Л.Матвеева, Л.Сабинина), нередко использовалась и такая форма художественного психоанализа как поток сознания (Г.Демыкина, Ю.Козлов, Е.Воронцова). Одновременно уделяется внимание безличному типу повествования, который зачастую используется для изображения нескольких уровней протекания духовной жизни, например, «двойничества» героя, тогда герой как бы предстаёт в разных масках (В.Распутин «Уроки французского», Л.Жуховицкий «Девочка на две недели»). Всё это делает прозу рефлексивной и свидетельствует о процессе её лиризации, когда важен был не конечный результат действий героя – его выбор, а сам процесс этого выбора, сама динамика жизни. Это, повлияло и на особенности сюжетов: лиризация проявляется в ослаблении фабульного начала. Для авторов подростковой прозы в 1980-е гг. уже важна не хронологическая последовательность событий, а то, как развивается внутренний конфликт, и эпизоды связываются уже не логикой событий, а эмоциональным контекстом. Его помогают создать прямые и скрытые ассоциации (колорит восточной японской культуры в повести Вяземского «Шут», который с одной стороны, отсылает читателя к роду занятий родителей Вали, а с другой помогает понять смысл его системы шут-э-кэн); сам оригинальный путь изложения: от чувств – к событиям, когда события реконструируются по переживаниям героя (ЮКозлов, Ю.Вяземский, Е.Воронцова); усиление роли диалогов и полилогов (С.Георгиевкая «Лгунья», вся повесть как полилог); своеобразный импрессионизм в изображении героя, когда персонаж характеризуется сразу с нескольких позиций: его оценивает автор; другие герои; он сам оценивает мир, и через это читатель может сформировать своё представление о нём. То есть происходит сочетание субъективного и объективного планов при характеристике героя. И, наконец, особый язык подростковой прозы второй половины XX в., который отличается присутствием установки на устность повествования, на передачу непринужденной разговорной речи подростков с естественными неправильностями, сленгом, контекстуальной семантикой и важной ролью интонации (повести В.Железникова, Кожевников «Две тетради»). Особым свойством подростковой прозы является так называемый молодёжный семиотизм, словесная передача невербальных форм молодёжного общения. Итак, подростковой прозе второй половины 1960-х – 1980-х гг. свойственно - перемещение писательского внимания с общего на частное, с массы на личность, с неподвижных схем на динамику; - новый подход к проблеме личности, стремление рассматривать её как целостный, самоценный мир, находящийся в связях с миром окружающим; - последовательное усложнение и обогащение поэтики, выразившееся в лиризации и психологизации прозы, обращении к нравственно-философским аспектам бытия человека, разработке новых повествовательных форм и приёмов, в основе которых скрытое, опосредованное выражение авторской позиции; - и, наконец, синтез в границах одного произведения разноплановых начал: высокого и низкого, натуралистичного и романтического, трагедийного и ироничного, эпического и лирического, общего и частного, вымышленного и документального. В основе всего этого усложняющийся и углубляющийся взгляд на человека и мир вокруг него. Художественно-смысловые открытия в области подростковой прозы второй половины XX века во многом отразили литературные и культурные искания своей эпохи, и было бы несправедливо игнорировать их и в наши дни, поскольку они вбирают в себя ценный опыт, который имеет как историко-литературное, художественное, так и прикладное, связанное с воспитанием и формированием личности ребёнка значение.