Комическое – это источник смеха
Комическое. Концепция карнавального смеха
Смех и все, что с ним связано, имеет большое значение для литературы и искусства. Смех является гранью сознания и поведения человека. Понятие смеха имеет два значения:
- Во-первых, смех – это выражение душевной веселости, жизнерадостности, энергии и жизненных сил, неотъемлемое звено доброжелательного общения;
- Во-вторых, смех – это форма осуждения и неприятия людьми того, что находится в их окружении, насмешка, непосредственное эмоциональное постижение каких-либо противоречий, которые часто являются связанными с отчуждением человека от того, что воспринимается им.
Во втором случае смех имеет тесную связь с комическим. О комическом в качестве источника смеха, главным образом, насмешливого, много писали Аристотель, Чернышевский, А. Бергсон, Кант. Под комическим они понимали:
- некое отклонение но нормы, несообразность, нелепость;
- ничтожность, внутреннюю пустоту, прикрывающиеся притязаниями на значимость и содержательность;
- уродство и промах, не вызывающие страданий;
- автоматизм и косность в тех случаях, когда необходимы гибкость и поворотливость.
На ранних исторических этапах развития человечества смех особенно ярко себя обнаруживал как массовый и главным образом бытовал в составе различных праздничных ритуалов.
В известном труде М. М. Бахтина о Ф. Рабле карнавальный смех обрисовывается как чрезвычайно существенная грань культуры (в первую очередь, народной) разных эпох и стран.
М. М. Бахтин характеризует такой смех как всенародный (он создает атмосферу единения на основе жизнерадостного чувства), универсальный (он направлен на мир в целом, в его непрерывном возрождении и умирании, и в первую очередь – на материально-телесную и вместе с тем праздничную сторону), амбивалентный (он составляет единство утверждения бесконечных сил народа и отрицания всего официального – как церковного, так и государственного – всякого рода иерархических установлений и запретов). Смех выражает и осуществляет свободу, знаменует бесстрашие.
По М. М. Бахтину, карнавальному мироощущению характерны пафос обновлений и смен, веселая относительность, релятивизация мира. В этом прослеживаются черты сходства дионисийства Ницше и карнавальности Бахтина.
Предложенная концепция карнавального смеха имеет большое значение для литературоведения последних трех десятилетий. Она оказала огромное благотворное воздействие на искусствоведение, литературоведение и культурологию, однако порой вызывала критику. Например, часто обращалось внимание на связь карнавальной «раскованности» и жестокости, массового смеха и насилия. Эта связь не была учтена ученым. В противовес бахтинской концепции говорилось, что смех повестей Рабле и карнавала является сатанинским.
Такой трагический, горестный подтекст труда ученого о Рабле, написанного в 1930-1940-е годы, особенно явственно прослеживается в опубликованной относительно недавно рукописи Бахтина, в которой говорится о том, что по своей сути жизнь во все времена пронизана преступностью, в ней заглушаются «тона любви» и только изредка звучат «освобождающие тона карнавала и сатурналий».
Индивидуально-инициативный смех. Ирония
С течением времени культурно-художественная значимость смех возрастает, выходит за границы ритуализированной и массовой праздничности. Возрастает значимость смеха как неотделимого звена повседневной жизни – индивидуального общения людей, их частной жизни. У первобытных народов смех был символом дружественного и доброго отношения. такой смех правомерно называть индивидуально-инициативным. Такой смех был тесно связан с доверительным, непринужденным общением, с беседой. Такой смех присутствует в художественной литературе разных народов и стран. В этом плане знаменательными являются диалоги Платона, «Евгений Онегин» А. С. Пушкина», «Жизнь и мнения Тристама Шенди, джентльмена» Л. Стерна, поведение некоторых героев русской классики (например, улыбчивость князя Мышкина в произведении Достоевского).
Индивидуально-инициативный смех способен приобретать и отчуждающе-насмешливый характер. Традиционно для его характеристики применяется термин «ирония». Иронический настрой относительно всего окружающего, образа жизни людей, их привычек был присущ древнегреческим киникам (5-4 вв. до н.э.). Как известно, киники имели склонность к злобному цинизму, эпатажу, уличным скандалам. Такой воинственно нигилистический смех древнегреческих киников хоть и отдаленно, но при этом довольно явственно предварил иронический настрой трудов Ф. Ницше.
Романтическая ирония является значительным явлением искусства и культуры Нового времени. Согласно мнению Ф. Шлегеля, способность к иронии всегда возвышает человека над «низменной прозой повседневности», над противоречиями жизни. Шлегель писал, что ирония посмеивается над всем миром. Также он утверждал, что в иронии все должно быть и в шутку и всерьез, глубоко скрытым и чистосердечно откровенным. Несколько позже К.-В.-Ф. Зольгер писал о двойственной природе иронии, которая помогает человеку открывать для себя великую божественную идею и одновременно учить то, чему дала видимость жизни.
Такая универсальная ирония, окрашенная в трагические оттенки, присутствует в произведениях писателей-символистов.
Современным гуманитариям структуралистской и постструктуралистской направленности присуща идея тотального философического смеха. В 1966 году М. Фуко утверждал, что мыслить возможно только в пустом пространстве, где нет человека, желание говорить и думать о человеке – это нелепая, несуразная рефлексия, которой возможно противопоставить только философический смех.
Ироническое отношение к миру способно освободить человека о нетерпимости, односторонности, узости мышления, фанатизма, попрания живой жизни ради отвлеченного принципа. Однако ирония «без берегов» способна ввести в тупик бесчеловечности, нигилизма, обезличенности.