Знакомство с фрейдом и немного диалектики

ЛЕКЦИЯ 1. ЗНАКОМСТВО С ФРЕЙДОМ И НЕМНОГО ДИАЛЕКТИКИ Фрейд – изобретатель психоанализа Примерно на рубеже XIX-XX веков Зигмунд Фрейд (1856-1939) изобретает дисциплину, которая произведёт самую настоящую революцию в истории человеческой мысли. Если попытаться осмыслить революционность психоанализа в хронологической перспективе, то, пожалуй, можно сказать, что в истории было совершено, по меньшей мере, три удара по человеческому нарциссизму. Первый удар совершил Николай Коперник, доказав, что Земля вращается вокруг Солнца, и выдвинул гелиоцентрическую модель мира. Второй удар нанёс Чарльз Дарвин, доказав, что человеческое существо является не венцом божьего творения, а лишь очередным звеном эволюционного процесса. Третий удар по нарциссизму наносит Фрейд, доказав, что «мы не являемся хозяевами в собственном доме». В строгом смысле, Фрейд – единственный изобретатель психоанализа, и, если нам зададут вопрос о том, что такое психоанализ, мы можем смело ответить: психоанализ – это Фрейд. Изобретение под названием психоанализ – дело рук (а, точнее, мыслей) одного единственного человека. Те, кому тема биографии Фрейда видится интересной, могут обратиться к прочтению замечательной книги Эрнеста Джонса под названием «Жизнь и творения Зигмунда Фрейда», которая опубликована на русском языке одним томом, и, в трёх томах – на английском языке. По прочтении этой книги, становится ясным высказывание о том, что психоанализ не может рассматриваться вне исторической ретроспективы. Таким образом, мы должны понимать, что психоанализ – это дисциплина биографическая, или, в широком смысле, - историческая. Что значит историческая? С одной стороны, Фрейд очень любил археологию, и, когда придумывал название для своей дисциплины, сетовал на то, что название «археология» было уже занято. Разумеется, мы можем фантазировать о том, что психоанализ мог бы быть назван, вероятно, «археологией души», или, другим словом, - например, «психоархеологией», но, тем не менее, не спроста Фрейд останавливается на названии «психоанализ» (1896). Уже название отсылает нас к анализу психического, то есть, буквально, - к разбору душевной жизни отдельного человека. Также, в этом контексте уместно сказать и о том, что весь психоанализ строится вокруг историчности человеческого существа, о чём свидетельствует вся клиническая практика. Любой клинический случай всякий раз представляет собой неповторимую историю любви. И, наконец, читая тексты Фрейда, мы всякий раз убеждаемся в том, что психоанализ является открытой системой, как говорил о нём сам Фрейд, подчёркивая то, что психоаналитическая система мысли представляет собой не что-то единожды установленное и застывшее в невесомости, а напротив – является постоянно развивающейся конструкцией, находящейся в движении. Древнегреческий девиз психоанализа «Познай самого себя» - именно так гласила надпись на храме Аполлона в Дельфах. Неслучайно психоанализ обнаруживает необычайную близость именно древнегреческой мысли и традиции. Порой даже кажется, что он из неё произрастает - ретроспективно, задним числом. Сократ говорил: «Я знаю только то, что я ничего не знаю». В психоанализе центральной магистралью речь идёт о знании и незнании относительно самого себя. Человек, приходящий к психоаналитику, всякий раз обращается с неким вопросом о самом себе, с тем самым вопросом, который обнаруживает желание узнать о себе нечто такое, что ему о самом себе неизвестно. Клиническая практика самопознания представляет собой особую процедуру, в ходе которой происходит обмен словами, или, иначе говоря – диалог. Сам процесс психоанализа может напомнить диалектический метод Сократа, когда с помощью правильно задаваемых вопросов собеседнику удаётся обнаружить неведомую для него до этого истину. Данный способ впоследствии будет назван Платоном майевтикой, что буквально переводится как «повивальное искусство» или «родовспоможение». В этом свете психоанализ по праву может быть представлен как искусство родовспоможения, позволяющее субъекту родиться, воз-родиться, явиться заново, дать появиться на свет Желанию. Психоанализ – это всегда и диалог, и диалектика. Диалектика психоанализа Психоанализ является диалектической формой мысли. Что это означает? Для того, чтобы понять, что такое диалектика, вероятно, мы можем обратиться, например, к Сократу, а затем и к Гегелю – одним из близких психоанализу фигурам в истории человеческой мысли. У Сократа мы обнаружим диалектический способ ведения рассуждения, о котором упоминалось в предыдущем разделе, и который представляет собой диалогическую форму. У Гегеля мы сталкиваемся с диалектикой, как, своего рода, внутренней пружиной движения мысли в её становлении, - что чрезвычайно близко по духу Фрейду. Между прочим, в точности неизвестно, читал ли Фрейд Гегеля, но, тем не менее, фрейдовские тексты словно не оставляют никаких сомнений в том, что с текстами Гегеля он был знаком. Короче говоря, когда мы ведём речь о психоанализе как диалектике, мы подразумеваем, что: во-первых, психоанализ – это движение мысли, а не застывшее знание; во-вторых, весь психоанализ строится вокруг фигуры диалога (клиническая практика – это не что иное, как особым образом выстроенный диалог); и, наконец, в-третьих (и это самая важная мысль), - психоанализ кладёт конец традиционным бинарным оппозициям. Что это означает? Это означает, что психоаналитический способ мыслить радикально отличается от классического научно-академического. Научный способ мысли выстраивается на таких оппозициях, как: объективное/субъективное, внешнее/внутреннее, живое/мёртвое, природное/культурное, миф/реальность, индивид/среда, норма/патология и т.д. и т.п. Диалектическая особенность психоанализа заключается в том, что в нём эти оппозиции, принятые в классической научной традиции, снимаются, разрушаются и трансформируются. В этом смысле, диалектику психоанализа следует понимать как непрерывную борьбу и единство противоположностей, которую можно было бы представить в виде фигуры древнекитайской натурфилософии «Инь и Ян». В психоанализе мы постоянно имеем дело с тем, что внешнее непрерывно перетекает во внутреннее (и наоборот), так называемая «норма» всегда обнаруживает в себе следы так называемой «патологии»; объективное и субъективное оказываются неразрывно сплетены между собой, без какой-либо возможности их разомкнуть, а так называемая истина всегда обнаруживается в вымысле, мифе, фантазии. Таким образом, мы понимаем, что психоанализ – это уникальная, ни на что не похожая форма мысли, в которой отсутствуют какие-либо линейные и/или иерархические конструкции. Вопросы для продвижения мысли по материалу лекции: 1. Почему Фрейд является изобретателем психоанализа? 2. Что сближает психоанализ с археологией? 3. Как Вы думаете, почему психоанализ всегда имеет дело с чьей-то историей любви? 4. В чём обнаруживается, на Ваш взгляд, близость психоанализа древнегреческой мысли? 5. Как Вы понимаете тезис о том, что психоаналитическая мысль пропитана диалектикой? 6. Какова, по Вашему мнению, революция, совершённая Фрейдом? ЛЕКЦИЯ 2. ИМЕНА И ЛИЦА ПСИХОАНАЛИЗА Разговор о ключевых фигурах Пожалуй, уместно сказать о том, на каких главных фигурах строится здание психоанализа. В сущности, в истории мы обнаруживаем всего несколько фундаментальных мыслителей, среди которых первое место занимает Фрейд – как фигура создателя. Вслед за ним, по величине, можно назвать такие имена, как Жак Лакан, Мелани Кляйн и Уилфред Рупрехт Бион. Если Фрейда мы можем в полной мере назвать писателем от психоанализа (недаром он был награждён премией Гёте в 1930 году), то Жака Лакана (1901-1981) можно было бы, пожалуй, назвать оратором психоанализа. Лакан писал значительно меньше, нежели говорил. Таким образом, если у Фрейда мы имеем дело с написанными им текстами, то у Лакана мы читаем стенограммы семинаров (записанные их интеллектуальными участниками), которые он проводил в Париже с 50-х годов, - вначале в больнице Святой Анны, а затем – в крупнейшем университете Эколь Нормаль Суперьёр. Если говорить кратко о важнейших деяниях Лакана, то, прежде всего, следует отметить, что именно им был совершён знаменитый поворот под девизом: «Назад к Фрейду!», знаменовавший собой возвращение к фундаментальным психоаналитическим положениям, с целью возрождения революционного духа фрейдовской мысли, преданного забвению. Если Фрейд – создатель психоанализа, то Лакан – его возродитель, вернувший психоанализу его суверенный статус через внимательное перепрочтение текстов Фрейда. Парадоксальным образом, читая семинары, мы можем убедиться и в том, что Лакан зачастую оказывается куда бОльшим фрейдистом, чем сам Фрейд, - недаром иногда можно услышать про него слова, что «Лакан – это французский Фрейд». В качестве комментария, пожалуй, будет уместным сказать и о том, что Лакан крайне интересен, но весьма труден для чтения и понимания. Приступать к его осмыслению следует после прочтения всех текстов Фрейда, на которых, собственно, и основывается вся лакановская мысль (а точнее, движение этой мысли). Именно Лакан является изобретателем третьей топической модели психики. Как известно, первые две изобрёл Фрейд: 1) Сознание/Предсознательное/Бессознательное; 2) Я/Оно/Сверх-Я. Лакан концептуализирует третью топику, и выражает её с помощью фигуры, имеющей название Борромеев Узел: Воображаемое/Символическое/Реальное. О краткой истории жизни и творчества мыслителя можно прочитать здесь: http://www.lacan.ru/bio.html. Для тех, кому Лакан будет интересен, могут обратиться к книге В.А.Мазина «Введение в Лакана». Для углублённого изучения и погружения в дискурс Лакана, можно обратиться к его семинарам, часть из которых опубликована на русском языке в переводе А.К.Черноглазова: http://www.lacan.ru/biblio.html Мелани Кляйн (1882-1860) является представителем Британской школы психоанализа. Проходила личный анализ у Шандора Ференци (ученика и коллеги Фрейда). В 30-ые годы XX века вела жёсткую полемику с Анной Фрейд, в результате чего произошёл раскол между психоаналитическими школами. В клинической практике сосредоточивалась вокруг наиболее раннего опыта становления психики у младенцев, отталкиваясь от теории влечений Фрейда. Работая с детьми, уделяла огромное значение фантазиям, а также констелляции любовных и деструктивных импульсов в логике становления психики юного субъекта. В качестве важнейших понятий кляйнианской школы можно обозначить такие как «параноидно-шизоидная позиция», «депрессивная позиция», «проективная идентификация» и др., осмыслявшиеся Кляйн в духе фрейдовских фаз психической организации. Уилфред Рупрехт Бион (1897-1979) является крупнейшим последователем традиции кляйнианской школы психоанализа. Проходил личный анализ у Мелани Кляйн. Мысль Биона необычайно сложна для понимания. Недаром его иногда сравнивают с Лаканом – ведь одной из важнейших заслуг Биона является его попытка формализовать клинический опыт анализа, исходя из чего он изобретает свою знаменитую «решётку» («Решётка Биона»), или таблицу, в которой используются алгебраические выражения для упорядочивания клинического опыта. Некоторые мыслители сравнивают решётку Биона с шахматной доской, представляющую своего рода размеченное поле для регистрации событий в аналитических отношениях. Также, именно Биону принадлежит этическое высказывание касательно позиции психоаналитика в кабинете: «Не вспоминать, не понимать, не желать». Помимо прочего, Бион, следуя мысли Фрейда, осмысляет психику как аппарат по совладанию с мыслью. Исходя из этого положения, в его системе появляются такие понятия как «альфа-функция», «бета-функция», «контейнер» и «контейнируемое» и др. Некоторые из работ Биона опубликованы на русский язык (например, «Научение через опыт переживания», «Внимание и интерпретация»), но большая часть текстов доступна лишь в оригинале – на английском языке. Всех вышеуказанных мыслителей объединяет следующее: невзирая на то, что каждый развивал собственные психоаналитические идеи, они сохранили верность духу фрейдовской мысли. Вместо того, чтобы изъять или выбросить «неудобное» из учения Фрейда (как это сделали, к примеру, американские психотерапевты), они занимались серьёзным развитием его идей и новыми способами их осмысления. Вклад Лакана и Биона в изучение клиники психозов оказывается бесценным. Вопросы для продвижения мысли по материалу лекции: 1. Как Вы думаете, почему Лакана именуют второй по величине фигурой после Фрейда в психоанализе? 2. Каковы главные заслуги Лакана? 3. Как Вы полагаете, почему указанные четыре психоаналитика остались верными духу Фрейда? 4. Каков вклад Мелани Кляйн в психоанализ? 5. Чем ценна и привлекательна, на Ваш взгляд, мысль Биона для психоанализа? ЛЕКЦИЯ 3. ПСИХОАНАЛИЗ КАК УНИКАЛЬНАЯ ДИСЦИПЛИНА Особая форма «изучения» психоанализа Первое, что необходимо отметить, это то, что психоанализ является дисциплиной, которую невозможно изучать в традиционном научно-академическом ключе. Сразу же возникает вопрос: почему? Ответ, пожалуй, прозвучит множественно. Кстати, хочу заметить, что, когда мы говорим о психоанализе, у нас никогда не бывает такой ситуации, когда существует один единственный ответ на какой-либо вопрос. Ответов всегда – несколько, или множество. Итак, почему же психоанализ оказывается невозможен для изучения в академической традиции? Пожалуй, все дальнейшие рассуждения по данному курсу будут направлены на подтверждение этого положения, о какой бы точке в психоаналитическом дискурсе не шёл разговор. Если рассматривать психоанализ как академическую дисциплину, то от самого психоанализа ничего не останется. Психоанализ не является ни классической наукой, ни религией, ни искусством, несмотря на то, что он и обнаруживает близость этим областям знания. Уместно также отметить, что сам Фрейд был, вне всяких сомнений, выходцем из классической научной мысли, но весь его психоаналитический путь оказывается под знаменем ухода от позитивистской научной формы познания. Психоанализ, являясь отдельной самостоятельной дисциплиной, занимает промежуточное положение. Фрейд помещал его между медициной и философией, а Лакан говорил о нём как об одном из видов свободных искусств, в ряду с математикой, музыкой и другими. У самого Фрейда, то есть в его текстах, мы, как правило, находим лишь совсем немного ссылок на учёных, зато встречаем постоянные ссылки на таких авторов, как Шиллер, Гёте, Гофман, Шекспир, Гейне, Эмпедокл и т.д. Кстати, один из кумиров Фрейда – Генрих Шлиман, в 1871 году раскопавший руины древней Трои. Недаром, в одном из писем своему другу Вильгельму Флиссу, сам он себя называл «никаким не учёным, а ищущим приключений конкистадором». Психоанализ – это другой язык Следует начать с того, что изучение психоанализа похоже на изучение какого-нибудь иностранного языка. Это означает, что приступать к пониманию того, что такое психоанализ, следует, лучше всего, как бы с чистого листа, - словно Вы не знаете о нём вообще ничего. Намного хуже, когда присутствует сформированное представление о Фрейде и психоанализе, - как правило, весьма поверхностное, почерпнутое из интернета, средств массовой информации и академических педагогов, которые зачастую и сами не имеют никакого представления о том, что такое психоанализ, имея при этом смелость говорить о нём в искажённой форме. В этом смысле, следует чётко для себя разграничивать два образа психоанализа в сегодняшней культуре: масс-медиально-вульгаризованную и маргинально-психоаналитическую. В этой связи, хочется особо отметить, что именно психоанализ постигла такая судьба, что о нём чаще всего можно услышать всё что угодно, но только не то, о чём писал Фрейд. При этом, говорят, как правило, на непсихоаналитическом языке, вырывая из контекста отдельные мысли, и выбрасывая (словно за ненадобностью) другие – не менее важные. Как говорил сам Фрейд, психоанализ – это не что-то такое, из чего можно что-то выбросить, а что-то оставить. Психоанализ существует только при условии признания в нём всех введённых положений. Возвращаясь к метафоре изучения иностранного языка, можно вообразить себе ситуацию: представьте, что Вы оказались в незнакомой Вам стране, и слышите, как вокруг Вас говорят на совершенно непонятном для Вас языке, и Вы ровным счётом ничего не можете понять. Наиболее разумным в этой ситуации было бы взять разговорник и/или словарь, для того, чтобы разобраться с переводом, а затем пожить в этой стране какое-то время, чтобы проникнуться незнакомым языком и совершенно иной культурой. Возможно, в этом случае, через некоторое время (может, спустя год, два, или более) Вы, внезапно для себя, обнаружите, что начинаете говорить и думать на том языке, который пропитывал (или прописывал) Вас всё это время. И, соответственно, наиболее неразумным и глупым было бы, вместо того, чтобы понять другой язык как нечто совершенно отличное от Вашего, попытаться свести его к чему-то уже известному и понятному. Или, представьте себе другую ситуацию: Вы говорите на японском языке, приезжаете в Китай, и начинаете говорить с китайцами на японском. Китайцы смотрят на Вас в недоумении, - они не понимают Вас. Вы говорите им: «Ну как же так! Ведь у Вас в языке – иероглифы, и у нас в японском иероглифы. Разве у нас не один и тот же язык?» Если китайцы, с которыми Вы говорите, окажутся людьми вежливыми, они улыбнутся и промолчат. В другом случае Вам, вероятно, доведётся услышать, что между японским и китайским языками нет ровным счётом ничего общего. К чему мы об этом говорим? Очень часто подобная проблема встаёт тогда, когда люди не делают различий между психоанализом, психологией и психотерапией. Однако, на деле, это совершенно далёкие от психоанализа практики. В истории психоанализа был такой момент, когда Фрейда прочитали не как что-то радикально новое, а как что-то хорошо знакомое и понятное. Именно такая ошибочная попытка и привела к тому, что психоанализ превратился во что-то неузнаваемое. Так появилась Эго-психология, развитая в 30-ые годы под эгидой Анны Фрейд и американских врачей. Все революционные открытия были преданы забвению, а психоанализ превратился, по выражению Теодора Райка в «служанку психиатрии», т.е. в один из инструментов обслуживания медицинского дискурса. Таким образом, кошмар Фрейда воплотился наяву – психоанализ попал на страницы учебников, будучи переписанным на научно-бюрократический язык. Что такое психоаналитический дискурс? Дискурс является, по выражению В.А.Мазина, «социальными узами, укоренёнными в языке», т.е. формой или структурой, внутри которой осуществляется коммуникация между субъектами. Другими словами, дискурс – это то, что определяет любые отношения и любую коммуникацию между людьми. Всякая область знания строится на определённых понятиях, которые, будучи логически связанными друг с другом, образуют систему. Эта система связанных между собой понятий именуется дискурсом. К примеру, о чём бы мы не говорили, мы всегда занимаем определённую позицию, неизбежно оказываясь вовлечёнными в координаты какого-то дискурса. Например, мы слышим следующую фразу: «Главная задача врача заключается в том, чтобы лечить больного». Для того, чтобы понять, к какому дискурсу относится данное высказывание, мы, в первую очередь, обращаем внимание на главные слова, задействованные в нём. Мы можем сразу выделить три понятия: «врач», «больной» и «лечение». Исходя из этих трёх связанных между собой понятий, мы видим, что речь идёт о медицинском дискурсе. Для того, чтобы понять внутреннюю логику дискурса, следует обратить внимание, прежде всего, на то, что ни одно понятие не существует изолированно от других. К примеру, если я говорю слово «врач», я уже подразумеваю слово «больной» (потому что врач – это тот, кто лечит больного). Таким образом, выстраивается оппозиция «врач/больной». Продолжая эту логику, мы задаёмся вопросом: «Что связывает эту пару – «врача» и «больного»?» Ответ уже присутствует в первоначальном высказывании, и мы понимаем, что связующим понятием является «лечение». Точно также, мы можем понять и то, что врач существует только при условии существования больного. Другими словами, если не будет того, кого мы именуем больным, то станет непонятным, каково в таком случае место врача, и в чём его, так сказать, функция. Именно такой поворот и произошёл во второй половине XIX века, когда психиатрия столкнулась с конверсионной истерией – особой формой или, если быть точнее, позицией в отношениях, при которой врачи оказались в крайне неловком положении: они лишь разводили руками, не имея возможности ни поставить диагноз, ни провести процедуру лечения, ни, - самое главное, - понять, какое место они занимают в отношениях с истерическими субъектами. Таким образом, истерия произвела революцию, своего рода бунт против патриархально-господских форм дисциплинарного контроля над человеческим субъектом. Можно говорить и о том, что именно истерики помогают Фрейду изобрести психоанализ. Психоаналитический дискурс радикальным образом отличается от медицинского или университетского. В психоанализе мы не используем такие понятия, как «врач», «больной», «норма», «патология», «диагноз» и тому подобные слова, на которых базируется вся медицина. Более того, психоанализ, как известно, вообще никого не лечит, и, как практика, преследует совершенно иные цели. Другими словами, в психоанализе используются свои понятия, которые оказываются несовместимыми с понятиями из других дискурсов. Такие слова, как «вытеснение», «перенос», «навязчивое повторение», «либидо», «Эдипов комплекс», «влечение», «психический аппарат», «сублимация» и так далее, - все они указывают на совершенно своеобразный (sui generis), не похожий ни на что, язык. Этот момент является чуть ли не важнейшим для того, чтобы понять, что из себя представляет психоанализ, и на каких позициях он основывается. Вопросы для продвижения мысли по материалу лекции: 1. Почему передача психоанализа невозможна в академической традиции? 2. Как Вы думаете, почему Лакан сравнивал психоанализ с такими формами свободных искусств, как музыка, математика, поэзия? 3. Как так могло получиться, по Вашему мнению, что в сегодняшней культуре существуют два образа психоанализа: вульгарно-масс-медиальный и интеллектуально-маргинальный? 4. В чём близость изучения психоанализа изучению иностранного языка? 5. Как Вы понимаете формулировку «психоаналитический дискурс»? 6. Задумайтесь над вопросом о том, а как мы вообще различаем один дискурс от другого? На что мы при этом различении опираемся прежде всего? ЛЕКЦИЯ 4. ОТЛИЧИЯ ПСИХОАНАЛИЗА ОТ ПСИХОЛОГИИ, МЕДИЦИНЫ И ПСИХОТЕРАПИИ Отличия психоанализа от психологии Существует одно распространённое заблуждение, о котором нам необходимо знать, и всерьёз задуматься. Итак, бытует мнение, будто психоанализ является частью психологии и/или методом психотерапии. Об этом Вам наверняка уже приходилось слышать повсеместно, и не один раз. Хочется обозначить одно фундаментальное положение, без принятия которого ни о каком понимании и продвижении в сторону психоанализа не сможет быть и речи. Это положение можно озвучить следующим образом: Психоанализ является отдельной дисциплиной, которая не имеет никакого отношения к психотерапии, и не имеет ровным счётом ничего общего с психологией. Как часто подчёркивает В.А.Мазин, следуя за мыслью Фрейда, психоанализ находится на границах культуры, и место его – маргинальное, то есть пограничное. Психоанализ располагается в междуместии, в разрыве. Среди наиболее близких психоанализу дисциплин, пожалуй, можно назвать: литературу, лингвистику, искусство, кино, критическую теорию, философию, кибернетику, теорию медиа и другие. Как видно, в этом списке не присутствует ни медицина, ни психология, ни психотерапия. Можно также отметить, что психоанализ оказывается весьма близок такому жанру, как ведение личного дневника. На эту тему можно было бы написать большую книгу, и говорить об этом отдельно. В этой связи, хочется лишь упомянуть вскользь великолепнейший текст Фрейда 1910 года «Одно детское воспоминание Леонардо да Винчи», на страницах которого изобретается новый жанр под названием патография. Говоря об особенностях психоанализа, хочется также подчеркнуть, что в текстах Фрейда мы почти никогда не встречаем ссылок на психологов, равно как и на других академических учёных. В тех случаях, когда Фрейд на них всё же ссылается, - мы ясно видим, что делает он это вовсе не из-за того, что ему вдруг оказалось полезным их знание. Как раз напротив: традиционный ход Фрейда всякий раз состоит в уходе от научного знания, - к знанию психоаналитическому, нацеленному на знание-в-незнании, и направленному на истину субъекта бессознательного. Продолжая говорить на эту тему, невольно хочется задаться другим вопросом: а как вообще так могло получиться, что психоанализ вдруг стали считать частью психологии? Это видится настолько странным и невероятным, что, на эту тему, буквально напрашивается другая аналогия, которая может прояснить этот момент. Представьте себе, что Вам вдруг скажут следующее: «астрофизика является частью астрологии». Неужели Вы в это поверите? Скорее, это вызовет на Вашем лице улыбку, и заставит предположить, что автор этого высказывания, вероятно, шутник, и просто Вас разыгрывает. Либо, в худшем случае, Вы подумаете, что перед Вами просто не очень умный, мягко говоря, человек (и Вы будете совершенно правы). Разумеется, между астрофизикой и астрологией нет ничего общего, - кроме приставки «астро». Действительно, что может быть общего, например, между Павлом Глобой и Стивеном Хокингом? Они могут найти общий язык? Ответ очевиден: разумеется, нет, так как между ними нет ровным счётом ничего общего. Это – две разные системы мысли, никак друг с другом не соприкасающиеся. Ровным счётом точно также обстоит дело с психоанализом и психологией. Таким же образом, мы можем сказать, что между Фрейдом и любым психологом также нет ничего общего, и сравнивать их между собой просто невозможно. К слову, хочется также отметить, что, по законам логики, сравнивать между собой можно только подобные объекты. Различные объекты – сравнению не подлежат. Психология представляет собой академическую науку, и поэтому зиждется она на положениях классической научности: объективность, эмпирические данные, эксперимент, статистика, верифицируемость и т.д. Психология изучает человеческую психику как объект. Психолог использует методики для изучения того или иного явления, апеллирует к среднестатистическим закономерностям и обобщённому знанию. Очевидно, что буквально во всех положениях психоанализ радикально расходится с психологией. Психоаналитик, в отличие от психолога, не устремлён к тому, чтобы что-то знать. Главное искусство психоаналитика заключается как раз в обратном – продолжать не знать. Именно поэтому Лакан назовёт фигуру аналитика – субъект якобы знающий. Об этих моментах ещё пойдёт речь ниже. Также, в психоанализе речи не идёт и об объекте изучения. Почему? Ответ: в психоанализе место объекта занимает субъект. В этом смысле, каждый субъект – неповторим, - и по этой причине мы не можем говорить ни о каких средних величинах, критериях, типологиях и тому подобном. В этом смысле, психоанализ, скорее, оказывается более близким квантовой физике, которая также расходится в настоящее время с положениями классической научности. Недаром, именно из квантовой физики в психоанализ перешло такое понятие, как сингулярность. Сингулярность в психоанализе В психоанализе мы всегда имеем дело с сингулярностью. Что это означает? Когда мы говорим о субъекте, мы всегда подразумеваем какого-то конкретного субъекта. Это можете быть Вы, или я, или кто-то другой – не столь важно, - но в любом случае речь идёт всегда о ком-то уникальном и неповторимом. Эти уникальность и неповторимость в психоанализе называются сложным словом сингулярность. Что имеется в виду, когда мы говорим о сингулярности человеческого субъекта? В первую очередь, речь идёт о том, что душевная жизнь одного человека радикальным образом отличается от душевной жизни кого-либо другого. Данное положение оказывается весьма существенным, и приводит к тому, что мы даже не можем себе представить попытки сравнить одного человека с другим, как это часто происходит, к примеру, в психологии. Весь психоаналитический опыт свидетельствует о том, что не существует двух одинаковых людей, равно как и не существует двух одинаковых клинических случаев. В этом смысле, психоанализ всегда имеет дело с сингулярностью. Для того, чтобы убедиться в этом, нам не нужно ходить далеко. Достаточно обратить внимание на то, что, когда мы изучаем тексты Фрейда, то имеем дело с пятью большими клиническими случаями (Дора, маленький Ганс, Шребер, Человек-крыса, Человек-волк), каждый из которых представляет собой уникальный и неповторимый опыт. В этом смысле, когда мы говорим о сингулярности, мы должны понимать, что в психоанализе совершенно невозможен разговор о каких бы то ни было обобщениях, среднестатистических качествах, типологиях и других подобных им способах мыслить. В этом смысле, когда мы утверждаем, что психоанализ – это теория субъекта, то одновременно с этим подразумеваем, что психоанализ – это, в сущности, про каждого из нас. Отличия психоанализа от медицинского дискурса Фрейд недвусмысленно говорил о том, что между психоанализом и медициной разверзается концептуальная и этическая пропасть. Более того, он даже утверждал, что медицинское образование, скорее, будет только мешать психоаналитику, и, возможно, даже мешать ему мыслить психоаналитически. Это видится совершенно справедливым, ведь врачи всегда представляют из себя экспертов, а психоаналитики, - по выражению Фрейда, - всегда дилетанты, в совершенно особом смысле. Мы уже говорили о том, на каких понятиях строится медицинский дискурс: больной, здоровый, врач, норма, лечение. В медицинских координатах человек, приходящий к врачу, автоматически означается как больной. Больной обращается к врачу по поводу своего страдания с запросом: «Помогите мне, ведь Вы специалист, и поэтому Вы знаете что со мной не так, и как избавить меня от страдания». Таким образом, мы понимаем, какова функция врача. Врач – это специалист. Специалист – это тот, кто знает как. Врач – фигура, которому принадлежит знание о том, как избавить от страданий. Выражаясь психоаналитически, врач – Знающий, или фигура Знающего. Таким образом, если, к примеру, у меня болит зуб, и я обращаюсь к врачу, то я, прежде всего, обращаюсь к нему потому, что уверен в том, что он знает, как его вылечить, т.е. привести болезнь в состояние нормы. Понятие нормы – ещё одно понятие, на котором строится медицинский дискурс. Вся врачебная практика базируется на лечении как процедуре приведения из состояния болезни или патологии к состоянию нормы. У врачей есть больные, а есть здоровые – на этой первичной качественной классификации и базируется медицина. В психоанализе нет ни больных, ни здоровых. Почему? Ответ: потому что нет понятия нормы, благодаря которому могла бы существовать оппозиция больной/здоровый. К примеру, уже в 1901 году, в работе «Психопатология обыденной жизни», Фрейд совершает разрушение привычной оппозиции норма/патология, говоря о том, что в душевной жизни различия между так называемой нормой и так называемой патологией являются не качественными, а лишь количественными, и «все мы немного нервозны». В тексте «К вопросу о дилетантском анализе» он пишет чёрным по белому о том, что в психоанализе больные – не совсем больные, а врачи – не совсем врачи. Психоанализ полностью уходит из медицинских координат, рождая совершенно новую форму отношений между людьми, которой не существовало ранее, и поэтому её невозможно свести к чему-то уже известному. Если нет больных, нет здоровых, и нет врачей, то, соответственно, в психоанализе не идёт речи и о лечении в его традиционном терапевтическом смысле. Психоанализ – никакое не лечение. Как скажет впоследствии Лакан: «психоанализ – это этика». Отличия психоанализа от психотерапии Фрейд не скрывал своего опасения, и открыто говорил о том, что меньше всего ему бы хотелось, чтобы психоанализ постигла судьба, в которой ему будет отведено место на страницах учебника, в какой-нибудь главе под названием «терапия». Фрейд неустанно подчёркивал, что психоанализ – нечто большее, и нечто совсем другое, нежели то, что из него стараются сделать. Психоанализ, - говорит нам Фрейд, - это Sui Generis, - т.е. нечто уникальное и своеобразное. Он не призван обслуживать чьи-то властные или корыстные интересы, - вне зависимости от того, будут ли это интересы государственные, социальные, врачебные, нормативные и т.д. Таким образом, психоанализ радикально противоположен любым господствующим и дисциплинарным формам отношения к человеку. В этом свете, уместно взглянуть на то, что в дискурсе психотерапии отношения выстраиваются на таких понятиях, как: клиент, запрос, исцеление, адаптация, коррекция, психопрофилактика, норма и т.д. Другими словами, психолог и/или психотерапевт занимает позицию исполнителя заказа со стороны клиента. Психотерапия строится исходя из капиталистических и маркетинговых координат. Клиент – тот, кто обращается с запросом к психотерапевту, и платит ему установленную прейскурантом сумму. Психотерапевт автоматически становится в позицию исполнителя по отношению к заказчику (клиенту) – он обязуется выполнить заказ. Таким образом, запрос уже регламентирует ход дальнейших действий со стороны психотерапевта. Исполнитель заказа ориентируется на запрос клиента. «Нужно избавить от страданий и убрать симптом? Пожалуйста, любой каприз за Ваши деньги». Психотерапия направлена на избавление от симптома. Психотерапевт – тот, кто оказывает услугу своему клиенту. В этом смысле, очевидно, что основания, на которых базируется психотерапия, мало чем отличаются от оснований сферы услуг. Структурно и этически, психотерапия оказывается частью сферы услуг, - наряду с юриспруденцией, индустрией развлечений, платной медициной, и тому подобным. В психоанализе всё обстоит радикальным образом иначе. Психоаналитик не оказывает никакой услуги (в логике заказчик/исполнитель), и именно поэтому в психоаналитическом дискурсе никогда не используются такие понятия, как «запрос», «клиент» и т.п. Если в психотерапии речь идёт о клиенте, то в психоанализе субъект, приходящий в психоаналитический кабинет именуется другим словом – анализант. По аналогии с такими словами, как: «музыкант», «квартирант», «дипломант», - понятие «анализант» указывает на активную позицию. Другими словами, анализант – это тот, кто проводит анализ. На этом и строится вся клиническая практика: анализант – анализирует, а психоаналитик – занимает такую позицию, которая способствует продвижению анализа. Быть субъектом якобы знающим – и есть, своего рода, кредо психоаналитика. Субъект якобы знающий – тот, кому предположительно (исходя из веры того, кто пришёл в анализ) принадлежит истина о бессознательном (не)знании анализанта. В этой позиции, аналитик является условием продвижения анализа, и пред(о)ставляет, таким образом, место объекта желания анализанта. Продолжая тему различия психоанализа от психотерапии, весьма уместно задаться вопросом: как вообще можно сформулировать так называемый «запрос», если, входя в кабинет, субъект зачастую полностью перестаёт понимать, зачем же он пришёл? Ведь он является субъектом, расщеплённым на знание и незнание о самом себе. Как он может сообщить о том, чего ещё не знает? Что, если субъект пришёл как раз с целью узнать, от чего же он страдает? В этом свете, как подчёркивает В.А.Мазин, психоаналитик не имеет никакого (прежде всего, морального) права принимать решение за чью-либо жизнь. Психоаналитик не знает, как именно будет лучше для данного неповторимого человека, со всей уникальной историей его жизни. Он не вправе также брать и ответственность за страдание, наслаждение и выбор субъекта. В этом смысле, психоаналитик не может занимать место знающего. Психоаналитик – это всегда субъект якобы знающий. Если говорить кратко, то психоанализ призван организовать особое пространство, в котором, в виду особой формы отношений между аналитиком и анализантом, станет возможна встреча субъекта с истиной собственного бессознательного Желания. Из этого положения и проистекает вся этическая плоскость дисциплины под названием психоанализ. Как известно, встретиться со своими желаниями, о которых субъект не ведает, оказывается зачастую весьма травматическим опытом. Психоанализ – травматичен. Не спроста режиссёр Дэвид Кроненберг назовёт свой фильм 2011 года – «Опасный метод». Психоанализ неизбежно оказывается опасным, так как имеет дело с человеческим желанием, всегда завязанном на любви. Также, хочется отметить, что психоанализ никого не адаптирует. Во-первых, сам вопрос так называемой адаптации является дисциплинарно-нормативным, и поэтому оказывается далёк от психоанализа как этической дисциплины. К тому же, если речь идёт об адаптации к так называемой реальности (как это обычно имеет место быть в медицине и психотерапии), то для психоанализа этот вопрос изначально невозможен. Почему? Ответ: потому что психоанализ имеет дело с психической реальностью субъекта. К тому же, само понятие адаптации оказывается близким логике дрессировщиков животных, а отнюдь не тех, кто занимается человеческими отношениями. Последнее, что необходимо сказать, заключается в том, что психоанализ выписан из рекламно-маркетинговой системы отношений. Он не занимается обслуживанием государственного аппарата, не помогает он и выполнению социального заказа (адаптировать людей к реальности, например). Психоанализ всегда остаётся на стороне субъекта и его Желания. В этом и заключена его неудобность со стороны государства и любых других директивно-властных институций. И в этом – его революционность, и, пожалуй, даже субверсивность (т.е. подрывной статус). На эту важную тему ещё будет идти разговор – ближе к концу данного курса. Вопросы для продвижения мысли по материалу лекции: 1. Почему психоанализ настолько же далёк от психологии, как астрофизика далека от астрологии? 2. В чём таится парадоксальная специфика объекта психоанализа как дисциплины? 3. Как Вы понимаете то, что в психоанализе именуется «сингулярностью»? 4. В чём состоят фундаментальные различия между психоанализом и медицинским дискурсом? 5. Почему психоанализ не является методом психотерапии? 6. С чем имеет дело психоанализ, в отличие от медицины, психологии и психотерапии? 7. Как Вы понимаете формулу «субъект якобы знающий»? ЛЕКЦИЯ 5. ВХОЖДЕНИЕ В ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС Два параллельных пути вхождения в психоанализ Говоря на эту тему, мы могли бы поставить крайне важный вопрос: Что нужно для того, чтобы стать психоаналитиком? Как войти в психоаналитический дискурс? Вхождение через текст. Как уже упоминалось в начале данного курса, психоанализ – это, в первую очередь, тексты Фрейда. Исходя из этого положения, мы можем задаться следующими вопросами: каковы особенности психоаналитических текстов? Как читать Фрейда? Эти вопросы являются не просто важными, а предельно принципиальными (и в этом нет ни толики преувеличения). Уместно сказать о том, что по психоанализу никогда не было, и никогда не будет учебника. Но почему? Всё дело в том, что любой учебник всегда таит в себе две особенности, несовместимые с психоанализом: во-первых, учебник призван передать готовое знание, и, во-вторых, - он структурирован как обобщение. В этих двух точках психоанализ радикально расходится с академической наукой: в нём нет никаких готовых ответов, нет определений, нет обобщений, нет классификаций и типологий, - нет ничего из того, что мы можем встретить в академической литературе. С чтением Фрейда всё оказывается далеко не так просто, как может показаться на первый взгляд. Во-первых, одна из особенностей текстов Фрейда заключается в том, что написаны они довольно простыми словами (в этом, между прочим, состоит ещё одна особенность психоанализа – в нём нет каких-либо наукообразных понятий, и уж тем более определений), но зачастую нам бывает крайне сложно понять мысли, стоящие за этими, казалось бы, простыми словами. Простые слова скрывают за собой сложные для понимания мысли. Во-вторых, чтение Фрейда, как и весь психоанализ, не может быть выстроено в линейной хронологии. Что это означает? Движение мысли Фрейда в его текстах – это движение по спирали. Мы никогда не можем сказать о том, из какой точки нам следует начинать изучать Фрейда. Началом может стать любой текст, который всегда развернёт перед нами бесчисленное множество маршрутов для дальнейшего путешествия. Как мы уже не раз упоминали, психоанализ – это не застывшая форма знания, а движение мысли. Таким образом, тексты Фрейда – это движение его мысли, со всеми спотыканиями, нестыковками, внезапными озарениями, переменами, а также открытиями, которые меняются на протяжении всего изобретения психоанализа, и которые, появляясь, - меняют психоанализ ретроспективно, задним числом. Не спроста Фрейд часто указывал на то, что зачастую был понят читателями неправильно. Его пытались прочитать как учебник, а он изобрёл нечто такое, что никогда не сможет существовать в такой форме. Недаром, также, Фрейд подчёркивал и то, что он намеренно ничего не менял в своих текстах, - даже когда его теория субъекта претерпевала радикальные трансформации и изменения. В этом заключается, между прочим, ещё одна особенность психоанализа: каждое новое понятие, концепт, идея и тому подобное – не отменяет прежде существовавших наработок. Не отменяет, а дополняет, образуя новое измерение психоаналитической мысли. К примеру, когда Фрейд изобретает в 1923 году первую топическую модель (Я/Оно/Сверх-Я), она не отменяет существования первой топики (Сз/Псз/Бсз), а дополняет её, - тем самым делая конструкцию, или модель психики, более многомерной. Похожая история у Фрейда происходит и с трансформацией теории влечений – из первой теории (Сексуальные влечения/Влечения Я) во вторую (Влечение жизни/Влечение смерти): одна дополняет другую, но не отменяет. В этом смысле, Фрейд намеренно ничего и никогда не переписывает. Вместо этого, мы можем увидеть в его текстах значительное количество примечаний и комментариев, вектор которых всякий раз устремляется из будущего – в прошлое. Эта особая темпоральность (свойство логики времени) чрезвычайно характерна для всего психоанализа. Раз у нас нет линейного времени, значит время движется по маршруту другой логики, которая выстраивается не в привычных нам линейных координатах в духе прошлое/настоящее/будущее. Всякий раз, читая Фрейда, мы обнаруживаем как, зачастую, какое-то одно положение, к примеру, может причудливым образом вплетаться в другое, образуя крайне сложные пространственно-временные тропы психоанализа. В-третьих, ещё одна особенность чтения фрейдовских текстов – это необыкновенный способ их чтения. В чём тут дело? Неспроста Лакан говорит нам о том, что мы должны поверить Фрейду ещё до того, как начали его читать. В этом смысле, психоанализ предполагает нулевую точку вхождения – слепой акт веры, как подчёркивает В.А.Мазин. Дело также заключается в том, что сам Фрейд даёт нам (его читателям) ориентир для маршрута чтения психоаналитических текстов. К примеру, уже в 1899 году, в книге «Толкование сновидений», перед началом повествования о знаменитом сновидении «об инъекции Ирме» (которое приснилось Фрейду с 23 на 24 июля 1895 года, в местечке под названием «Belle Vue»), Фрейд сообщает нам предельно важную мысль. Мысль эта заключается в том, что для того, чтобы понять написанное, нам (читателям) необходимо, на время чтения, превратить интересы Фрейда в свои собственные, и представить будто бы он – это мы сами. Ибо, - говорит нам Фрейд, - без такого переноса мы не сможем вообще ничего понять из написанного. Итак, можно смело обозначить, что чтение психоаналитических текстов всегда предполагает совершение каждым из нас переноса на текст. В этом смысле, пожалуй, уместно повториться о том, что психоанализ – это про каждого из нас, и всякое вхождение в психоаналитический дискурс всегда будет уникальным и неповторимым для всякого субъекта. Из этого же положения проистекает и ещё одна важная идея. Мы уже говорили о том, что психоанализ – это дисциплина, которая не передаётся академическим путём. Вопрос: как же тогда она передаётся? Ответ на этот вопрос нам только что дал Фрейд: путь передачи психоаналитического знания – это перенос. Перенос в данном случае следует понимать многомерно, - и как перенос-на-текст, и перенос – как клиническое явление любви. О переносе следует говорить отдельно, и о нём ещё обязательно будет идти речь в данном курсе. Вхождение через опыт кушетки. Прохождение личного анализа является одним из условий становления психоаналитика. Каждый психоаналитик, как отмечает В.А.Мазин, буквально должен пройти собственный анализ. Для чего проходить личный анализ? Во-первых, для того, чтобы убедиться не понаслышке в том, что психоанализ по-настоящему работает. Во-вторых – убедиться в существовании собственного бессознательного (буквально, столкнувшись с ним, встретившись). В-третьих, познать себя, прописав свою историю, и узнав об истине собственного желания. В-четвёртых, - психоанализ – это ещё и возможность научиться красиво говорить и точно выражать то, что происходит в душевной жизни. И, наконец, в-пятых, - у каждого человека может быть обнаружен свой собственный смысл по окончанию анализа, о котором до этой процедуры не было известно ни ему, ни его аналитику. Недаром, главная цель психоанализа заключается в экзистенциальной трансформации субъекта, через уникальный опыт встречи его с самим собой как с другим, и через Другого. Продолжая говорить о необходимости прохождения личного анализа, стоит также отметить, что в том случае, если аналитик не проходил свой анализ, высок риск того, что в кабинете он неизбежно столкнётся с тем, что в какой-то момент начнёт переносить свои собственные нерешённые и непроработанные проблемы на душевную жизнь другого человека. Как говорит нам Фрейд, в этом случае риски, конечно, не настолько велики, как, к примеру, в случае с хирургом. Если плохо обученный хирург возьмётся за сложную операцию, - он рискует жизнью своего пациента. В случае с аналитиком, не прошедшим своего анализа, риск ограничивается тем, что в какой-то момент анализант просто уйдёт от него. Тем не менее, тот, кто не прошёл собственного анализа, не может именоваться психоаналитиком. (Само)анализ Фрейда Один из главных путей изобретения психоанализа – это, разумеется, самоанализ Фрейда, который приобретает особую интенсивность после смерти его отца в 1896 году, и будет продолжаться, по словам Фрейда, всю его жизнь. Между прочим, «Толкование сновидений», - книга, написанная в 1899 году, во многих местах напоминает исповедь, - и воистину является продолжением движения самоанализа Фрейда. Известно, что Фрейд говорил о том, что самоанализ невозможен, но необходим. В этом свете, многие задаются вопросом: если Фрейд был первым психоаналитиком, то у кого же он проходил анализ? Раз самоанализ невозможен, то для анализа необходима фигура Другого, место аналитика. Кто был Другим Фрейда, занимая это место? Здесь уместно указать на крайне важный этап в жизни Фрейда – его отношения с Вильгельмом Флиссом, которые продолжались с августа 1890 года по сентябрь 1900 года. Через их переписку, мы видим, что имено Флисс выступает как фигура Другого для Фрейда, - молчащего аналитика, к которому адресована речь Фрейда-анализанта. Огромное множество мыслей Фрейда, касающихся не только самоанализа, но и важнейших метапсихологических положений (см., к примеру, знаменитое 52 письмо Фрейда Флиссу), которые впоследствии составят корпус психоаналитической теории, рождаются именно в письмах Фрейда Вильгельму Флиссу. В этом свете, видится весьма уместным выражение Младена Долара: «если отцом психоанализа был Фрейд, то матерью его был Вильгельм Флисс». Роды психоанализа происходят в диалоге Фрейда с Флиссом, который возвращает Фрейду его же собственное сообщение. Для более подробного ознакомления с темой отношений Фрейда и Флисса, рекомендуется к прочтению глава 13 в книге Эрнеста Джонса «Жизнь и творения Зигмунда Фрейда». Желание в психоанализе. Ещё одним (пожалуй, даже первостепенным) условием вхождения в психоаналитический дискурс является наличие у субъекта желания. Говоря по-простому, если у человека нет желания, то психоанализ оказывается невозможным, будь то речь о прохождении собственного анализа, или же о начале чтения текстов Фрейда. Пожалуй, это является единственным строгим условием. Действительно, разве можно всерьёз заниматься дисциплиной, объектом которой является желающий субъект, при этом не имея никакого желания? В этом смысле, в психоанализе невозможно представить такую ситуацию, что в анализ вдруг приходят вопреки собственной воле. Помимо желания субъекта, Лакан впоследствии заговорит о ещё одной крайне важной теме в психоанализе – это желание аналитика. Лакан понимает, что, даже при том, что аналитик занимает позицию, в которой, по выражению Фрейда, проявляет доброжелательную нейтральность, - он, так или иначе, является человеческим субъектом, и, следовательно, у него тоже есть желание. Лакан подчеркивает, что это желание аналитика никак не должно быть желанием кому-либо помочь, осчастливить, избавить от страданий и тому подобными, в сущности, актами насилия под маской гуманизма. Единственным желанием аналитика должно быть желание продолжения анализа. Психоаналитик – тот, кто желает, чтобы анализ продолжался. Для этого ему необходимо всегда занимать позицию, отсутствующего, мёртвого. Будучи отсутствующим, он позволяет пробудить в кабинете измерение призрачности. Призраки прошлого начинают возвращаться, когда аналитик присутствует в отсутствии. Такова логика аналитической клиники. Вопросы для продвижения мысли по материалу лекции: 1. В чём, по Вашему мнению, заключается уникальная специфика вхождения в психоаналитический дискурс? 2. Почему чтение психоаналитических текстов является обязательным условием становления психоаналитика? 3. Как Вы полагаете, для чего необходимо прохождение личного анализа? 4. Как Вы понимаете мысль о том, что изобретение Фрейдом психоанализа неразрывно связано с его самоанализом? 5. Какое место занимает желание в психоаналитическом дискурсе? 6. Почему по психоанализу не было, нет, и никогда не сможет быть учебника? ЛЕКЦИЯ 6. РАСЩЕПЛЁНЫЙ СУБЪЕКТ Различия между понятиями «человек», «индивид» и «субъект» Для того, чтобы иметь возможность мыслить внутри любого гуманитарного знания, необходимо, в первую очередь, разобраться в фундаментальном различии, касающемся трёх основных понятий: человек, индивид и субъект. В этой триаде, пожалуй, именно понятие «человек» является наиболее широким по значению. Как известно, наук о человеке – великое множество, и каждая из них, в сущности, является определённой системой представлений о человеке. В этом смысле, мы должны ясно отдавать себе отчёт в том, что никакого «реального» человека не существует. Существуют лишь различные точки зрения – системы представлений о человеке. Более того, весьма уместно заметить, что, когда мы говорим о человеке, то буквально весь ход наших размышлений будет подчинён той системе представлений (точке зрения), из которой мы исходим. Снова повторимся, - нет никакого человека «на самом деле». Представление о нём всегда зависит от той системы координат (дискурса), в которой мы его пытаемся помыслить. В разных науках используются определённые понятия, которые структурируют саму систему мышления той или иной области знания. Например, в биологии и социологии закономерно используется слово «индивид» (слово «individuum» с латинского буквально означает «неделимый»), и это словоупотребление указывает на то, что в этих науках человеческое существо рассматривается с точки зрения целостной отдельной особи. Иными словами, с точки зрения биолога человек – это индивидуум, т.е. неделимое существо. В психоанализе всё обстоит радикальным образом иначе. У Фрейда мы встречаем использование понятия «индивид», но, сквозь всю ткань текстов, убеждаемся в том, что Фрейд говорит не об индивиде в строгом смысле этого понятия, а именно о субъекте. Почему? Ответ: потому что, как мы указывали выше, слово индивид происходит из биологии, и понятие это буквально означает «неделимый». Разве можем мы представить, что в психоанализе может идти речь о неделимом существе? Разумеется, нет, - ведь вся теория Фрейда выстраивается как раз на тех положениях, которые указывают на факт расщеплённости человеческой психики, на её разнородность, отсутствие единого центра. Наряду с «индивидом», у Фрейда мы также встречаем слово «субъект», и, разумеется, «человек». Лакан, впоследствии, расставит все точки над «i», и укоренит в психоаналитическом дискурсе именно понятие субъекта. Таким образом, понятие субъекта оказывается в самом центре всех психоаналитических размышлений. Если мы обратим внимание на латинское слово «subjectum», то оно буквально означает «подлежащее», или, как это имеет место быть в грамматике, - субъект есть то, о чём говорится. В отличие от философии, которая занимается субъектом познания (или субъектом познающим), психоанализ фокусируется вокруг субъекта желающего. Когда Фрейд в 1899 году создаёт фундаментальную книгу (которую психоаналитики зачастую именуют Библией психоанализа) под названием «Толкование сновидений», на её страницах рождается радикально новое представление о душевной жизни человеческого существа. В этом свете, мы можем резюмировать, что, с точки зрения психоаналитической системы координат, человек – это субъект желающий. Именно этот расщеплённый субъект и является эфемерным (т.е. неконкретным, абстрактным) объектом психоанализа. Эфемерный объект психоанализа Итак, объект психоанализа – неконкретен и абстрактен. «В каком смысле?» - могут спросить нас. Что ж, попробуем ответить. Во многих науках присутствует довольно-таки конкретный объект исследования. Конкретный – означает доступный непосредственному чувственному восприятию. Например, у физиолога, занимающегося изучением нервной системы, объектом может быть головной или спинной мозг. В этом случае, мы понимаем, что его объект исследования оказывается конкретен: мозг можно измерять линейкой, взвешивать на весах, смотреть на его отделы через микроскоп, а можно засунуть в томограф или в другой прибор регистрации. Физиолог может увидеть в свои приборы всё что угодно, но он никогда не увидит там мыслей, влечений, желаний, представлений, смыслов, значений, бессознательного - словом, не увидит ничего из того, что составляет душевную жизнь человека, и чем занимается психоаналитик. Точно также дело обстоит, например, в случае с этологом, который изучает поведение животных, или с психологом, который изучает результаты собственных методик и статистических данных, глядя на цифры в анкете. Этолог занимается своим делом – его интересует объективное поведение, а психолог – своим, его интересуют полученные объективные цифры. В этих случаях объект – налицо. В психоанализе, в отличие от дисциплин с конкретными объектами, объекта как бы и нет вовсе – точнее, его место занимает субъект. Другими словами, психику не измерить, не пощупать, не взвесить, не зарегистрировать приборами, - в общем, не сделать всего того, что можно было бы совершить с физическими объектами. Фрейд создаёт метод изучения психики под названием психоанализ, который конституируется совершенно особым образом: психика всегда познаётся в отношениях, которые структурированы как диалог. Фрейд отказывается от научного метода наблюдения. Он понимает, что психика наблюдению недоступна. Как отмечает В.А.Мазин: «революция Фрейда в клинике заключалась в том, что он заменил осмотр на прослушивание». Субъект отношений Как уже говорилось ранее, объектом психоанализа является человеческий субъект. Что это означает? Кто такой человеческий субъект? Человеческий субъект – это всегда субъект отношений. Что это означает? Это означает, что вне отношений мы вообще не можем помыслить никакого субъекта. Отношения – это поле, в котором происходит становление субъекта. В 1921 году, в работе «Массовая психология и анализ человеческого Я» Фрейд провозглашает принципиально важное психоаналитическое положение, которое заключается в том, что в душевной жизни каждого человека всегда присутствует другой. Как следует это понимать? Ответ: это следует понимать буквально. Другой – всегда рядом. Само понятие «другой» является одним из центральных в психоанализе. Нет Я без другого. Другой присутствует всегда. Фигура другого является неотъемлемым условием для конституирования субъекта. К примеру, если я в одиночку оказываюсь на необитаемом острове, то, с точки зрения психоанализа, я всё равно не один. Почему? Потому что, к примеру, сидя на берегу, я могу поймать себя на мысли, что продолжаю вести внутренний диалог. Я мысленно сообщаю нечто – кому-то, и иногда даже получаю ответ. Внутренняя речь (точно также как речь «внешняя») всегда кому-то адресована. В этом смысле, мы никогда не говорим сами с собой, так как речь всякий раз ищет и находит свой адресат, - даже если этот адресат (Другой) мне неизвестен. Будучи неизвестным для меня, он всё равно находится в каком-то месте моей психики. Иными словами, Другой всегда рядом, - всегда со мной, даже если я об этом не ведаю. В качестве иллюстрации для данного положения, можно обратиться к фильму Роберта Земекиса «Изгой» («Cast away») 2000 года, с Томом Хэнксом в главной роли. Когда герой оказывается на необитаемом острове, что он делает в первую очередь? К берегу приплывают обломки самолёта, потерпевшего крушение, среди которых он находит коробку с волейбольным мячом. Герой Хэнкса собственной кровью рисует на мячике глаза, нос и рот, после чего смотрит на упаковку, на которой прочитывает название фирмы: «Willson». Таким образом, он именует Уилсоном мячик, который является для него фигурой другого. На протяжении всего пребывания героя на острове, где бы он ни находился, и чем бы не был занят, он ведёт с Уилсоном непрерывный диалог. Уилсон молчит, но это не значит, что он не является собеседником. Своим молчанием, присутствием, он даёт возможность герою не сойти с ума. Неудивительно, что, к концу фильма, когда герой отправляется на плоту в плавание, и, в результате шторма, теряет Уилсона, именно эта утрата переживается как самая трагическая, что великолепно подчёркнуто Робертом Земекисом. В момент сцены, когда мячик уплывает в океан, а герой рыдает, хочется задаться вопросом: кого он утратил? С точки зрения внешнего наблюдателя, герой теряет волейбольный мячик. А с точки зрения психоаналитика? С точки зрения психоаналитика, герой утрачивает крайне близкую значимую фигуру, в отношениях с которой конституировалось его историчное существование на необитаемом острове. Уилсон – фундаментальная фигура, благодаря которой была возможна человеческая жизнь в месте, лишённом следов человеческого существования. Следы истории организуются в непрерывном диалоге с Уилсоном, функция которого заключалась вовсе не в том, чтобы давать ответы на какие-либо вопросы, а присутствовать в молчании, благодаря чему организовывалась возможность проективной идентификации героя. В этом смысле, героя, рыдая, понимает, что навсегда расстаётся не только с Уилсоном, но и теряет, тем самым, и самого себя, - того «себя» (себя как другого), который конституировался в этих отношениях. Итак, резюмируя, можно сказать о том, что в психоанализе субъект оказывается немыслим и непредставим вне отношений. Отношения – одна из центральных психоаналитических категорий. Если в психологии, биологии и других науках говорят об автономном отдельном индивиде, то в психоанализе такое представление невозможно. Субъект языка Как будет неустанно подчёркивать Лакан на протяжении всего своего творчества, человеческий субъект – это существо говорящее. Говорящее не в том смысле, в каком говорят попугаи или вороны. Говорящий человек означает – подчинённый (или верноподданный) закону языка. В этом смысле, между человеком и животным разверзается непреодолимая пропасть. Стена языка экранирует нас от мира природы. Даже, когда мы говорим о природе, мы уже мыслим её в языковых категориях, или, выражаясь психоаналитически, - с природой мы сталкиваемся всегда в опосредованной символическим порядком форме. Природа предстаёт перед нами как матрица поименованных категорий, а вовсе не как чистая или непосредственная природа. В свете этих рассуждений, весьма забавными предстают размышления Жан-Жака Руссо о ностальгии по беззаботному природному существованию человека. С точки зрения психоанализа, никакого природного человека не существует. Человек становится человеком благодаря вхождению в порядок культуры, вопреки природному. Как говорит А.Ю.Юран, в человеческом измерении природа всегда обнаруживается не на своём месте. В психоанализе происходит снятие традиционной оппозиции между природным и культурным: как только субъект обнаруживает себя в языке, путь к до-языковому не-существованию оказывается закрыт. Более того, психоаналитическая мысль разворачивается именно вокруг того положения, что никакого до-языкового существования и нет вовсе. Быть субъектом – значит быть говорящим существом, то есть принадлежать, как уже было сказано выше, символическому измерению языка. В психоанализе подчинение порядку языка совпадает со вхождением субъекта в мир культуры, через принятие Закона. Субъект культуры Как уже упоминалось ранее, психоанализ пропитан диалектической формой мысли. Таким образом, когда мы говорим о субъекте культуры, следует понимать, что с точки зрения психоанализа такие понятия, как «субъект» и «культура» не могут быть разведены в разные стороны, так как связаны в диалектическое единство. Другими словами, мы не можем говорить о субъекте вне культуры. Субъект всегда есть субъект культуры. Поскольку язык выступает агентом (посредником) культуры, то мы должны понимать, что людьми (людьми - в самом что ни на есть человеческом смысле этого слова) мы не рождаемся, а становимся – вопреки природе, и, благодаря символической функции языка. Мы не рождаемся говорящими, а становимся ими, будучи прописанными тем языком (культурой), в который мы рождаемся. Если животное рождается в мир природы, то человеческий ребёнок рождается в мир культуры, в самом радикальном смысле этого слова, и именно в этом смысле между человеком и животными зияет непреодолимая пропасть. Если вообразить себе ситуацию рождения ребёнка, то мы могли бы представить эту сцену следующим образом. Дитя появляется на свет в родильном доме, его берёт на руки акушер, совершает первый техно-акт – шлёпает малыша, чтобы тот сделал первый вдох, и издал первый крик. Все эти действия оказываются окружены речами других. Акушер говорит: «О, какой у Вас богатырь родился!», или «А носик-то как у мамы, а глазки – папины!» и т.д. Всё это указывает на крайне важную идею: ребёнок только родился, и, с точки зрения психоанализа, его как субъекта ещё нет, а о нём уже вовсю говорят другие. Тело ребёнка буквально прошивается словами, с первых секунд его появления на свет. И, даже до его рождения, родители уже придумывают для него имя (имя уже есть, а носителя имени может ещё не быть!), а в комнате стоит колыбелька с игрушками, которые уже ждут его появления. В этом свете, важно понимать, что колыбелька, которая предшествует появлению на свет малыша, является символической колыбелькой. Что это означает? Лакан говорит нам о том, что человеческий детёныш рождается в заранее ему предуготовленную символическую купель. Под символической купелью следует понимать колыбель языка и культуры. Это означает, что, рождаясь абсолютно беспомощным, ребёнок попадает в мир, где его, буквально с первых же минут жизни, встречают другие. Уже сам биологический факт абсолютной беспомощности младенца указывает на то, что без другого он выжить не сможет. Другой – тот, кто встречает ребёнка в этом мире, ещё до того, как тот станет человеческим субъектом. Одна из центральных психоаналитических идей заключается в том, что, появляясь на свет, мы ничего не приносим с собой в этот мир. Психика, в этом смысле, представляет собой tabula rasa, то есть чистый лист, на который с первых же секунд начинают наноситься самые разные записи, которые впоследствии образуют душевную жизнь субъекта. В этом смысле, вся психоаналитическая теория субъекта – это модель сборки психического по деталям, через историю отношений со значимыми другими. Крайне интересной иллюстрацией для разговора о субъекте культуры является фильм, снятый в 1999 году братьями (ныне – уже сёстрами) Вачовски под названием «Матрица» («Matrix»), в котором провозглашается запредельно важная психоаналитическая формулировка: «Matrix has you», что в переводе означает «матрица владеет тобой». Культура представляет собой не что иное, как матрицу (сетку символических координат), в которой (и благодаря которой) мы становимся человеческими субъектами. Выйти из матрицы невозможно, так как именно она конституирует нас, порабощает своим порядком. Субъект может лишь найти и обрести своё место в этой матрице. Именно на это обретение, в частности, и нацелена вся клиническая практика психоанализа. Субъект, приходящий в анализ, и задающийся вопросом: «Кто я?», произносит этот вопрос внутри матрицы языка, и именно внутри неё ему и предстоит дать самому себе ответ на этот экзистенциальный вопрос. Вопросы для продвижения мысли по материалу лекции: 1. Каковы, на Ваш взгляд, различия между понятиями «человек», «индивид» и «субъект»? 2. Почему в психоанализе укоренилось именно понятие «субъект»? 3. Почему так называемый «объект» психоанализа является эфемерным? 4. Как Вы понимаете мысль о том, что психоаналитический субъект – это всегда субъект отношений? 5. Чем оказывается примечателен фильм Роберта Земекиса «Изгой» для понимания субъекта в психоанализе? 6. В каких отношениях находятся субъект и язык, с точки зрения психоанализа? 7. Почему, на Ваш взгляд, человек никак не может, как бы ему того не хотелось, вернуться в природное состояние? 8. Как Вы понимаете формулировку «субъект культуры»? Почему в психоанализе попытка развести в стороны субъекта и культуру оказывается невозможной? 9. Как Вы понимаете выражение о том, что ребёнка, сразу же после его появления на свет, прошивают словами? 10. Чем оказывается близок психоаналитическим идеям фильм «Матрица» братьев Вачовски? ЛЕКЦИЯ 7. ИСТЕРИЯ И ЕЁ ОТКРЫТИЯ Децентрация субъекта Продолжая разговор о субъекте Фрейда, хочется отметить, что изобретение психоанализа нанесло удар по господствующему на тот момент представлению о субъекте. В этом свете, уместно вспомнить фигуру, которая знаменует собой расцвет классической научности. Речь идёт о Рене Декарте (1596-1650), которому принадлежала знаменитая формула, характеризующая представление о так называемом классическом субъекте. Эта формулировка звучала следующим образом: «Cogito ergo sum», что в переводе означает «мыслю, следовательно, существую». Таким образом, формула Декарта указывает на то, что именно собственное Я является инстанцией, которая мыслит, или, другими словами, производит мысли. В этом свете, субъект Декарта – хозяин в собственном доме. Под эгидой этой формулы рождаются философия и психология сознания, и, соответственно, субъект cogito, тождественный собственному Я. Таким образом, субъект Декарта оказывается эгоцентрированным: собственное Я предстаёт в качестве центра психического, а воспринимаемая моим Я мысль является гарантом моего существования, являясь при этом продуктом моей сознательной деятельности. Субъект сознания – тождественный собственному я эгоцентрированный субъект. Когда Фрейд изобретает психоанализ, он совершает необратимый переворот именно в отношении субъекта Декарта. Если Декарт эгоцентрировал субъекта, то Фрейд его децентрирует. Децентрация – революционный поворот психоанализа. У Фрейда собственное Я перестаёт быть центром психики, равно как и теряет статус гаранта собственного существования. Расщеплённый субъект психоанализа – не хозяин в собственном доме. Он децентрирован относительно собственного Я. Формула Фрейда по децентрации субъекта может звучать следующим образом: «Я мыслю там, где меня (моего Я) нет, и существую там, где я не мыслю». Как неустанно подчёркивает В.А.Мазин, говоря о революции Фрейда: это не я мыслю, а это мысли, существующие по ту сторону меня, мыслят меня. Такова психоаналитическая формула расщеплённого субъекта. Отказ от гипноза и внушения Как говорил Фрейд, психоанализ начинается там, где заканчивается гипноз. Ещё в до-психоаналитический период, в 1895 году Фрейду удаётся отправиться в Париж, на стажировку к мэтру французской психиатрии – Жану-Мартену Шарко (1825-1893). О Шарко Фрейд всю свою жизнь будет отзываться положительно, и даже будет считать его одним из своих главных вдохновителей. Он будет переводить его тексты с французского на немецкий. Что же привлекло Фрейда у Шарко? Французский мэтр проводил свои знаменитые сеансы в крупнейшей парижской клинике Сальпетриер. В те времена господствовали исключительно анатомо-физиологические концепции касательно душевных расстройств: причины любых симптомов искали исключительно в нервной ткани, пытаясь обозначить анатомо-структурные нарушения. В этом свете, как уже говорилось в самом начале данного курса, конверсионная истерия поставила всех врачей в тупик, благодаря самой картине расстройства: симптомы постоянно смещаются, к примеру, с одной зоны тела на другую. С таким положением дел главной проблемой оказалось то, что никто не мог поставить точный диагноз, выявить этиологию, а также назначить лечение. Соответственно, раз неясна этиология «заболевания», а также неясно, какое лечение назначать, и как именно ставить диагноз, - то закономерно встал вопрос о статусе врачей. Что это за врач, который не может чётко определить патологию, и назначить лечение? В этом смысле, Мишель Фуко справедливо укажет на то, что истерия явилась своего рода бунтом против господствующей патриархальной культуры, которая поставила сам статус врача под сомнение. Одним из главных открытий Шарко, на которые обратил пристальное внимание Фрейд, заключалось в том, что конверсионные симптомы завязаны на работе слова. Шарко вводит страдающего истерией в гипнотическое состояние, а затем произносит речь, следствием которой является тот или иной эффект в телесности. Фрейд заключает: произнесённым словом можно убрать симптом, а можно его и сконструировать. Шарко, по выражению В.А.Мазина, оказывается не кем иным, как конструктором истерии. Вводя субъекта в гипнотическое состояние, Шарко, при помощи одних лишь слов, мог убрать, или вызвать те или иные симптомы. Фрейд делает вывод о том, что телесное и психическое находятся в отношениях взаимного перевода («конверсия» - это буквально «перевод» или «превращение», например, конвертация одной валюты в другую – в логике перевода). Так рождается радикально новое понимание человеческой психики, равно как и представление об отношениях между телом и душой. Слово прошивает телесную ткань. Тело всегда поименовано. Органы откликаются на слова, оживают благодаря воздействию слова. В этом историческом свете, также уместно мельком вспомнить ещё одну знаменитую фигуру, представителя Нансийской школы - Ипполита Бернгейма (1840-1919), занимавшегося внушением и гипнозом. В связи с сеансами, которые он публично проводил перед зрителями, особо знаменательным оказался случай с одним загипнотизированным пациентом. Бернгейм, во время гипнотического транса, внушил ему, что, очнувшись, тот непременно возьмёт зонтик, стоящий возле кресла одного из присутствующих в аудитории, а затем раскроет его. После выхода из гипнотического состояния, ко всеобщему изумлению, пациент действительно встал, взял стоящий зонтик, и направился с ним ходить туда-сюда, не отдавая себе отчёта по поводу собственных действий, а затем раскрыл его. На вопрос Бернгейма, почему он решил взять чужой зонтик и раскрыл его, пациент смущённо ответил что-то вроде: «я подумал, что собирается дождь», после чего вернул зонтик владельцу. Очевидно, что ответ этого человека обнаруживает довольно яркий пример того, что именуется рационализацией, призванной скрыть истинные желания под маской кажущихся причин. Фрейд понимает, что за видимыми обыкновенными действиями всякий раз стоят бессознательные силы, о которых субъект не ведает. Более того, данный пример чётко даёт понять, что бессознательное – это инстанция, которая хранит остатки об услышанных словах. Бессознательное откликается на слово – значит, оно мыслит! Если в гипнотическом состоянии слово исходило извне (от фигуры гипнотизёра), то после пробуждения, и включения сознания, сказанные слова теперь приходят изнутри психического. Недаром Лакан впоследствии скажет: «Бессознательное – это дискурс Другого». Бессознательное есть то, что говорит во мне речью других. Невзирая на то, что Фрейд был впечатлён увиденным и услышанным на сеансах Шарко и Бернгейма, впоследствии он возмущался: как можно вторгаться в душевную жизнь другого человека, да ещё и без его ведома? Кто дал нам моральное право совершать подобные действия? Следует также отметить, что, помимо этической проблемы, касающейся вторжения в психику другого человека, гипноз обнаруживал и клиническую проблему: после гипнотических сеансов симптомы уходили, но, спустя некоторое время, возвращались. Почему они возвращались? Ответ очевиден: потому что в гипнотическом состоянии сознание субъекта оказывается отключённым, а сам субъект всецело захвачен фигурой гипнотизёра. Вся работа протекает вне сознательного участия субъекта. Фрейд понимает, что необходимо полностью отказаться от гипнотической техники, и попытаться довести бессознательные содержания до сознания субъекта. Встаёт вопрос о расщеплении психического на сознание и бессознательное, а также проблема перевода содержаний с языка одной системы на язык другой системы. В этой связи хочется отметить, что вся процедура психоанализа – это всегда работа по переводу. Анна О. [AnnO 1882] В 1895 году Фрейд, совместно с психотерапевтом Йозефом Брейером (1842-1925), публикуют книгу «Исследования истерии», которую часто будут называть не научной книгой, а психологическим романом. Именно в этой книге будет опубликован знаменитый случай с пациенткой Брейера Анной О., лечением которой он занимался с 1880 по 1882 год. Случай Анны О. знаменателен тем, что он одновременно является провалом доктора Брейера, и, вместе с тем, поворотным моментом для дальнейшего движения мысли Фрейда. Такова логика: провал Брейера – бесценный урок для Фрейда. Как известно, Брейер практиковал катарсический метод, который заключался в том, чтобы вводить субъекта в гипноидное состояние, в котором тот мог свободно выговаривать свои симптомы, после чего последние исчезали. Фрейд присутствовал при лечении Брейером Анны О. в качестве наблюдателя, и делал для себя открытия. Кто мог представить, что, после того, как субъект сообщает о причинах собственных симптомов (даже галлюцинаторных!), они чудесным образом вдруг исчезают? Фрейд делает вывод: за всяким психическим симптомом всегда стоит какая-то травматическая история, о которой субъект не желает помнить. В этой связи, он скажет: «Истерики страдают главным образом от воспоминаний». Субъект, будучи в сознании, не желает помнить о том, что продолжает жить в бессознательной памяти, и настойчиво заявляет о себе в форме разнообразных симптомов. Симптом перестаёт быть признаком болезни. Он становится зашифрованным сообщением, которое необходимо расшифровать, - то есть перевести с одного языка на другой. Симптом в психоанализе – это особая форма сообщения. В связи со случаем Анны О., хочется отметить, что именной ей принадлежит формулировка «Talking cure», что буквально означает «лечение словом», а саму процедуру облегчения психических страданий посредством разговора она с иронией именовала «Cleaning the chimney», то есть «прочисткой дымохода». Анна О. помогает наблюдающему Фрейду изобрести впоследствии психоанализ. Провал доктора Брейера происходит в тот момент, когда состояние Анны О. заметно улучшается, после чего она вдруг начинает бредить о том, что беременна от доктора Брейера! Главная ошибка Брейера: он принимает слова Анны за чистую монету, и, как порядочный женатый человек, немедленно уезжает с женой в отпуск, чтобы больше не связываться с опасной пациенткой. Фрейд, в отличие от коллеги, продолжает внимательно наблюдать и размышлять над происходящим. Он понимает: то, что в психопатологии именуется бредом, на самом деле является зерном истины бессознательного желания субъекта. Фрейд делает вывод: Анна О. приняла Брейера за кого-то другого, близкого и значимого человека в её жизни, о котором она не помнит. Так происходит открытие Фрейдом одного из фундаментальных психоаналитических концептов – явление переноса, без которого не обходится ни одна клиническая практика. В аналитических отношениях всегда присутствует некое «третье лицо», существующее в бессознательном субъекта, и которое может в какой-то момент анализа совпасть с фигурой аналитика. Уже само слово «перенос» (Übertragung) следует понимать буквально: при переносе происходит не что иное, как перенесение аффектов и представлений, связанных с каким-то значимым и близким человеком в истории субъекта на фигуру аналитика. Переносится с кого-то одного – на кого-то другого. Недаром Фрейд, когда одна из пациенток, по окончании одного из сеансов, внезапно бросается ему на шею с намерением его поцеловать, спокойно отвечает ей: «Вы меня приняли за кого-то другого». После этих слов, ошарашенная от собственных действий, девушка вспоминает, что когда-то у неё возникло сильнейшее желание, чтобы мужчина насильно обнял её и поцеловал. Теперь она заняла активную позицию в этой фантазии, совершив переход к действию в отношениях с Фрейдом-аналитиком. Перенос всегда указывает на след значимых отношений. Перенос – это оживление забытой истории любви. Психоанализ призван к тому, чтобы субъект вспомнил забытое, и перезаписал свою историю Истерия дала Фрейду ключ к пониманию того, что страдания и симптомы психических расстройств вызваны не органическими или функциональными причинами, а завязаны на воспоминаниях, и, следовательно, личной истории конкретного субъекта. Предельно важная психоаналитическая мысль, в этом свете, звучит следующим образом: важно не то, что произошло на самом деле, а важно то, как событие запомнилось. Именно это положение приведёт Фрейда в 1897 году к отказу от теории раннего соблазнения, и открытию психической реальности, после чего произойдёт снятие оппозиции истина/вымысел, так как истина отдельного субъекта неизбежно будет обнаруживаться в его бессознательной фантазии. Психическая реальность – она какова? Она объективна или субъективна? Уместно сказать, что со времён античности люди пребывали в координатах привычного разделения мира на объективный и субъективный. Но, с приходом Фрейда, мы больше не можем мыслить, как прежде: после революции по децентрации человеческого субъекта, мы понимаем, что уже никак не можем развести в стороны объективное от субъективного, и принимаем положение, что в психоанализе мы всегда имеем дело исключительно с психической реальностью субъекта, в которой самым причудливым образом переплетаются фантазии, желания, аффекты, представления, - образуя многомерную ткань душевной жизни. Вопросы для продвижения мысли по материалу лекции: 1. Как Вы понимаете идею того, что Фрейд децентрировал субъекта? 2. Почему рождение психоанализа происходит через отказ от гипноза и внушения? 3. Что поставило в тупик врачей, работавших с истерическими субъектами? 4. В каких отношениях пребывают телесное и психическое с точки зрения психоанализа? 5. Как Вы понимаете высказывание Лакана: «Бессознательное – это дискурс Другого»? 6. Почему Анну О. иногда называют «нулевая пациентка психоанализа»? 7. Что дало Фрейду исследование истерии? 8. Почему в психоанализе снимается традиционная оппозиция между объективным и субъективным? 9. От чего, главным образом, страдают истерики? 10. Что даёт Фрейду понимание и открытие явления переноса? ЛЕКЦИЯ 8. (НЕ)ПОНИМАНИЕ (БЕС)СОЗНАТЕЛЬНОГО Вытеснение Когда мы говорим о расщеплённом субъекте в психоанализе, нам не обойти стороной и связанного с ним понятия под названием вытеснение (Verdrängung). В одноимённой метапсихологической работе 1915 года Фрейд называет вытеснение краеугольным камнем психоанализа. Что значит краеугольный камень? Если мы обратимся к архитекторам, то они, вероятно, скажут нам о том, что краеугольный камень является центральным звеном, собирающим, или связывающим между собой все другие элементы постройки. Таким образом, мы понимаем, что всё здание психоанализа строится на учении о вытеснении. Следует также отметить, что в психоаналитическом дискурсе вытеснение одновременно представляет собой психический акт, и, одновременно с этим, является фундаментальным механизмом становления психики субъекта. Другими словами, вытеснение – это психическая операция по оттеснению некоего представления из системы сознания в систему бессознательного, и – в широком смысле, общий механизм, посредством которого субъект входит в культуру через принятие кастрации (понятие кастрации в психоанализе означает фундаментальное условие, через которое субъект входит в Закон культуры). Можно сказать, что именно через вытеснение конституируется расщеплённый субъект: само расщепление производится вытеснением. До того, как не произойдёт строгое разделение (расщепление) психики на сознательное и бессознательное, мы не можем говорить ни о каком субъекте. Формула расщеплённого субъекта через логику вытеснения может звучать следующим образом: в моей душевной жизни есть то, чего я о себе знаю, и есть то, чего я о себе совсем не знаю, и, - самое главное, - знать не желаю. Тем не менее, то, о чём я знать не желаю, может желать знать обо мне. Что это означает? Несмотря на то, что к пониманию вытеснения Фрейд приходит через осмысление забывания, вытеснить и забыть – не одно и то же. Почему? Потому что вытесненное не ведает другой цели, кроме как вернуться, прорваться в сознание. Вытеснить, с точки зрения психоанализа, – значит сохранить, то есть перевести представление из системы сознания в регистр (систему) бессознательного. Фрейд будет говорить о трёх фазах вытеснения: первовытеснение, послевытеснение и возврат вытесненного. Как он будет подчёркивать, мы всегда имеем дело с неудавшимися вытеснениями. О вытесненном нам удаётся узнать только исходя из того психического материала, который возвращается. Таким образом, о первом такте мы узнаём не раньше, чем произойдёт последующий. Второе появляется прежде первого – такова нелинейная психоаналитическая логика. О самом вытесненном нам ничего не известно до тех пор, пока не произойдёт его возврат. В этой связи, уместно задаться вопросом: как мы можем встретиться с возвратом вытесненного? Метод свободных ассоциаций После того, как Фрейд совершает отказ от гипноза, он постепенно приходит к изобретению метода свободных ассоциаций в клинической практике. Хочется также отметить, что речь идёт не столько о методе, сколько о правиле, которое озвучивается анализанту довольно простой формулировкой: «говорите всё, что приходит Вам в голову». Откуда вдруг мысли приходят нам в голову? Из какого места в психическом? Мысли, которые мы от себя отгоняем, возвращаются туда, где им было отказано в доступе. В этом смысле, клиническая практика психоанализа предстаёт как процедура по возврату вытесненного, и его осмыслению. Фрейд прекрасно понимает, что «просто так» нам в голову ничего прийти не может, так как в душевной жизни царит сверхдетерминизм. Таким образом, вся аналитическая процедура нацелена на то, чтобы ослабить торможения, перестать контролировать процесс говорения, и, таким образом, создать все необходимые условия для высвобождения вытесненного. Встреча с вытесненным оказывается возможной, к примеру, через внезапную оговорку, обмолвку, очитку и т.д. В этой связи, закономерно встаёт важнейший психоаналитический вопрос: «Кто говорит?» Фундаментальное открытие Фрейда: когда мы говорим, то, на самом деле, говорим вовсе не мы. Говорит бессознательное! Логично, - ведь, если бы действительно говорили мы сами, то, разве смогли бы мы оговориться? Итак, бессознательное говорит. Оно мыслит. Мысли приходят откуда-то по ту сторону меня самого. Текст Фрейда «Психопатология обыденной жизни» является собранием ярких примеров того, как, по выражению А.Ю.Юран, субъект зачастую говорит больше, чем намеревался сказать. К примеру, человек оговаривается, осекает себя, а затем добавляет: «Простите, я вовсе не это хотел сказать». Уместно задаться вопросом: «Если Вы не это хотели сказать, то, в таком случае, КТО ХОТЕЛ сказать то, что Вы говорить не хотели?» Одним из важнейших открытий Фрейда было то, что бессознательное – это инстанция говорящая, и, следовательно, мыслящая. Фантастика! Наши мысли мыслятся по ту сторону нас самих. Мыслю как бы не я, а это что-то вне меня мыслит меня и мои мысли. Вот такая сложная, но предельно важная для понимания психоанализа формула. Таким образом, психоанализ кладёт конец тем воззрениям, которые представляют бессознательное как «низшую психическую инстанцию», или же «хаотичный набор страстей» или, того хуже, «очаг животных инстинктов» или «совокупность автоматизмов» - всё это оказывается далеко за бортом психоаналитического движения мысли. В этом свете, довольно странно, что зачастую приходится видеть или слышать, как Фрейда, по какому-то непостижимому недоразумению, вдруг называют «иррационалистом». Какой же тут может быть иррационализм, когда бессознательное у Фрейда – рационально? Оно говорит, мыслит, живёт своей собственной жизнью, и понимание его возможно только посредством перевода на язык сознания. Психопатология обыденной жизни В 1901 году из-под пера Фрейда выходит текст под названием «Психопатология обыденной жизни», который приобретает необычайную популярность. Неудивительно, ведь он затрагивает именно те моменты, которые столь хорошо знакомы каждому человеку, и с которыми всем нам приходится сталкиваться ежедневно. В принципе, в этом и заключена одна из особенностей Фрейда как мыслителя: он обращает внимание на то, что очень хорошо знакомо каждому из нас, но, при этом, смотрит на это под таким углом зрения, под которым ещё никто до него не осмеливался этого сделать. В данной работе, насыщенной разнообразными примерами, перед нами разворачивается психоаналитическая теория субъекта. Фрейд пытается осмыслить, как работает аппарат под названием психика, каким образом структурируется память субъекта, и какие силы стоят за такими, казалось бы, незначительными, на первый взгляд, явлениями, как: оговорки, очитки, описки, ослышки, симптоматические действия, забывания и тому подобное. В этом смысле, Фрейд оказывается весьма близким такой фигуре, как Шерлок Холмс. Придуманный писателем Артуром Конаном Дойлом, Холмс, по мысли В.А.Мазина, словно предстаёт перед нами как персонаж, который как будто вполне мог существовать в действительности. Что сближает Фрейда и Холмса? Главным образом, то, что оба они всегда предельно внимательны к мелочам. К примеру, у Холмса весь ход расследования строится на мелких деталях. Фрейд оказывается в той же традиции: случайная замена одной единственной буквы в слове, на деле, оказывается вовсе не случайной. Оговорка всегда имеет значение, смысл. В ней присутствует намерение, или, говоря точнее, - за ней стоит бессознательное желание. Фрейд постулирует положение: всякое психическое событие имеет под собой намерение, о котором мы можем даже не догадываться. И, если мы однозначно допускаем, что во внешнем мире имеют место быть случайности, то душевная жизнь случайностей не терпит. В психике царит сверхдетерминизм, или, выражаясь иначе, - множественная причинность. Под множественной причинностью понимается то, что для того, чтобы какое-либо психическое событие состоялось, необходима не одна единственная причина, а несколько причин, объединённых общим желанием. Этим постулатом Фрейд кладёт конец традиционному пониманию психики, работающей в режиме линейного времени. В психике время движется нелинейно. Оно не хронологическое, и действует сообразно другой логике. Для тех, кому интересна тема темпоральности в психоанализе, можно порекомендовать к прочтению текст А.Ю.Юран «Пространство и время в психоанализе» (ссылка: http://prev.lacan.ru/articles/space_and_time.html). Предельно важно задаться вопросом: где Фрейд обнаруживает бессознательное? Ответ внимательного читателя: разумеется, в языке! В этой связи, уместно вспомнить одно из знаменитых высказываний Лакана: «Бессознательное – это то, что структурировано как язык». Фрейд предельно внимателен к словам. Как говорил Шерлок Холмс: «Вещи могут рассказать о людях значительно больше, чем люди о вещах». Фрейд радикализует эту позицию: слова, говоримые субъектом, говорят о нём больше, нежели тот намеревался сказать. Итак, бессознательное – лингвистическая инстанция. Оно мыслит, говорит, заявляет о желании, которое может быть неведомо сознанию субъекта. Оговариваясь, субъект совершает промах, и через этот промах, - разрыв, - бессознательному удаётся проговориться об истинном желании субъекта. Описанный Фрейдом на самых первых страницах «Психопатологии обыденной жизни» случай забывания имени художника Синьорелли позволяет убедиться в том, что бессознательное структурировано подобно ребусу. Недаром, именно ребусом Фрейд называет и сновидение, требующее расшифровки для понимания его смысла. Таким образом, сам психоанализ предстаёт как практика или искусство (ис)толкования. Открытие Фрейда заключается в том, что бессознательное существует по другим законам, нежели те привычные принципы, которыми руководствуется наша сознательная душевная жизнь. Как Фрейд приходит к пониманию бессознательного? Ответ: через практику перевода. Как сообщает нам Фрейд, перевод психических содержаний с языка бессознательного на язык сознания возможен, и путь его пролегает через искусство толкования. Толкование сновидений Как уже говорилось в данном курсе, «Толкование сновидений» является, своего рода, Библией психоанализа. Это можно понимать и буквально: речь идёт о фундаментальном тексте, который вмещает в себя весь психоанализ в сжатой форме. Если бы перед нами была поставлена задача понять, что такое психоанализ, при условии, что прочитать можно только один единственный текст, - можно было бы смело указывать на «Толкование сновидений». Читать эту книгу необычайно захватывающе. Написана она в крайне необычной форме: Фрейд одновременно исповедуется перед читателем, при этом он же предлагает нам отправиться с ним в путешествие, будучи фигурой проводника, и, в то же самое время, по жанру эта книга оказывается близкой весьма древней мифологеме – «катабасису» (букв. «сошествие в ад», путь в царство мёртвых). Неспроста Фрейд помещает на первой же странице книги эпиграф из «Энеиды» Вергилия, гласящий: «Flectere si nequeo superos, Acheronta movebo», что означает: «Если небесных богов не склоню, Ахеронт всколыхну я». Ахеронт – река в подземном царстве, через которую Харон перевозит души умерших. «Ахеронт» с греческого буквально переводится как «река скорби». Скорбь Фрейда неслучайна: осенью 1896 года умирает его отец. Это событие оказывает глубокое влияние на Фрейда, и подталкивает его к самоанализу, который разворачивается на страницах «Толкования сновидений». Книга оказывается откровением Фрейда перед самим собой, а также перед читателями. В самом начале второй главы, он сообщает нам: «Я поставил перед собой задачу показать, что сновидения доступны толкованию, и всё, что было сделано для прояснения обсуждаемых здесь проблем сновидения, является для меня лишь возможным побочным приобретением при выполнении моей собственной задачи» (выделено жирным шрифтом мной – В.Б.). Удивительно, но главная задача Фрейда – интимна и травматична. Глобальные же, и запредельно сложные вопросы он, – напротив – считает для себя второстепенными. Эта мысль чётко указывает на исключительно психоаналитический стиль Фрейда: его не столько интересует научное открытие; куда важнее ему добраться до собственной истины. Работая над «Толкованием сновидений», Фрейд ставит два фундаментальных вопроса: он хочет понять, что такое сновидение, и что такое человеческая психика. По мысли В.А.Мазина, весь маршрут книги представляет собой не что иное, как уравнение с двумя неизвестными. Фрейд прекрасно понимает всю сложность затеи, говоря следующее: «Мы не можем объяснить сновидение как психический процесс, ибо “объяснить” – означает свести к известному, а в настоящее время нет такого психологического знания, с которым мы могли бы соотнести то, о чём в качестве основы объяснения можно сделать вывод из психологической проверки сновидений». В этом смысле, путешествие под названием «Толкование сновидений» представляет собой путь, как часто говорит сам Фрейд, в кромешную тьму с фонариком в руке. Для тех процессов, которые происходят в душевной жизни, требуется совершенно новый язык описания, и радикально другой способ понимания, нежели те, которые существовали прежде. Фрейд пытается понять, как устроен психический аппарат через понимание феномена сновидения, которому не найти никакой аналогии. Одна из знаменитых цитат Фрейда из данной книги гласит: «Сновидение – королевская дорога к пониманию бессознательного». Фрейд подчёркивает предельно важный момент: бессознательное как таковое нам недоступно. Мы можем приблизиться к его пониманию только в опосредованной форме – через практику толкования, то есть осмысление (русское слово «толк» означает не что иное, как «смысл»). Уже с первых страниц книги Фрейд довольно недвусмысленно обозначает, к какой традиции понимания сновидений он себя относит. У Фрейда есть древнегреческий предшественник – толкователь сновидений по имени Артемидор Далдианский, автор знаменитой книги «Онейрокритика». Что сближает Фрейда с Артемидором? И тот, и другой провозглашают: сновидение имеет смысл, и смысл этот принадлежит не толкователю, а самому сновидцу. Другими словами, никто, кроме самого сновидца, не может знать, что означает приснившееся ему сновидение. В тексте Фрейд выступает по отношению к самому себе одновременно и как анализант, и как аналитик. Известно, что в кабинете анализом сновидения занимается сам анализант. Аналитик лишь может задавать вопросы по поводу отдельных элементов сновидения, руководствуясь особым способом слушания рассказа: равнораспределённое внимание. Парадокс равнораспределённого внимания заключается в том, чтобы пребывать в некоторой рассеянности, при этом чётко улавливая все мелочи равноценным образом, не делая акцентов на чём-то одном. На страницах этой книги появляется знаменитое сновидение «об инъекции, сделанной Ирме», которое приснилось Фрейду в 1895 году в местечке «Бель Вю», и первое подробное психоаналитическое толкование, при котором Фрейд предлагает совершить читателю перенос на его текст. Сама сновидческая ткань предстаёт как запутанный ребус, расшифровка которого становится возможной лишь по отдельным частям (элементам сновидения). Открытие Фрейда: явное содержание сновидения кажется бессмысленным, но, стоит нам подвергнуть его процедуре истолкования, как перед нами предстают скрытые мысли, которые и послужили энергетическим зарядом для образования сновидения. Мысли, скрывающиеся за явным содержанием сновидения, всегда говорят о бессознательных желаниях сновидца. Фрейд постулирует: сновидение – это исполнение бессознательного желания в галлюцинаторной форме. В этом смысле, через галлюцинацию, сновидение становится предельно близким психозу. Лакан впоследствии подчеркнёт, что, когда Фрейд говорит о мыслях сновидения, он имеет в виду не что иное, как желания. Фрейд открывает механизмы, по которым структурируется ткань сновидения: сгущение и смещение. Впоследствии Лакан, при внимательном прочтении Фрейда, укажет, ссылаясь на лингвиста Якобсона, что сгущение и смещение в сновидении – это не что иное, как тропы, по которым функционирует сам язык: метафора и метонимия. Соответственно, метафора представляет механизм сгущения, а метонимия – смещение. Сновидение, по своей структуре, оказывается близким симптому (Фрейд чётко говорит о сновидении как о симптоме). Сновидение – это ребус, то есть зашифрованное сообщение, ядром которого является бессознательное желание. Разгадка механизма сновидения подобна расшифровке иероглифической письменности. Именно в этом свете становится наиболее отчётливо понятно, почему психоанализ оказывается близок лингвистике. И психоаналитик, и лингвист – оба они, с разных позиций, интересуются, как функционирует язык. Несколько слов о значении слова в психоанализе Такие работы Фрейда, как «Толкование сновидений», «Психопатология обыденной жизни», а также «Остроумие и его отношение к бессознательному» являются наиболее важными для понимания того, насколько фундаментальным во всём психоанализе оказывается значение слова. В этой связи, хочется выразиться радикально: весь психоанализ строится исключительно на работе слова. Клиническая практика – не что иное, как обмен словами. Психоаналитические тексты – порядок слов, организующий мысль вокруг внимательного отношения к слову. Именно на это измерение фрейдовской мысли впоследствии обратит внимание Лакан, указывая, что в этом и заключается важнейшее открытие Фрейда, которое оказалось незамеченным большинством его читателей. Понятие «слово» Лакан заменит на лингвистически более строгое понятие «означающее», а человеческую вселенную означающих (букв, фонем, слов, знаков и символов в широком смысле) назовёт Символическим, помещая это измерение в свою фигуру Борромеева узла, в качестве одного из трёх колец. Вопросы для продвижения мысли по материалу лекции: 1. Почему Фрейд именует вытеснение краеугольным камнем психоанализа? 2. Как Вы полагаете, почему в психоанализе нет места забыванию? 3. При каких условиях мы можем столкнуться с возвратом вытесненного? 4. В чём особенность правила свободных ассоциаций? Так ли, на деле, свободны эти ассоциации? 5. Как Вы понимаете фундаментальную значимость для психоанализа вопроса: «Кто говорит?» 6. Что из себя представляет бессознательное в психоанализе? 7. Почему Фрейда никак нельзя назвать «иррационалистом»? 8. В чём может заключаться концептуальная близость между Фрейдом и Шерлоком Холмсом? 9. Почему бессознательное структурно является лингвистической инстанцией? 10. Как Вы полагаете, почему «Толкование сновидений» именуют Библией психоанализа? 11. Чем является книга «Толкование сновидений» для Фрейда? 12. В чём заключаются особенности психоаналитического толкования сновидений? 13. Почему Фрейд оказывается близок по традиции Артемидору? 14. Как Вы понимаете мысль о том, что фундаментальное значение в психоанализе имеет слово? 15. Как Вы понимаете то, что Лакан называет весь универсум знаков и символов понятием Символическое?