Жанровое своеобразие приднестровской литературы. Особенности приднестровской поэзии

Тема лекции .Жанровое своеобразие приднестровской литературы. Особенности приднестровской поэзии. В творчестве поэтов Приднестровья представлены произведения различных жанров и жанровых форм: гражданская и философская лирика, интимная и пейзажная лирика, поэзия для детей, духовная лирика, авторская песня и так называемая «женская поэзия». Жанр поэмы представлен в творчестве небольшого количества авторов – П. Илюхина, Л. Литвиненко, О. Юзифовича, В. Ловицкого. Основной объем лирики приднестровских авторов занимают гражданская и интимная поэзия. Интимная (значительной частью которой является лирика любовная) - непременная составляющая поэзии вообще, предметом изображения которой является мир личных переживаний человека. Но настоящий поэт не может игнорировать окружающую действительности, оставит без отклика происходящее в его стране, с его народом. Недолгая история Приднестровской Молдавской Республики насыщена событиями, к сожалению, в основном трагическими. Именно этим и объясняется активное звучание гражданской ноты в творчестве практически каждого поэта Приднестровья, что является достойным продолжением традиций русской и советской поэзии, которая немыслима без гражданственности. Времена, когда гражданская поэзия подменяет собой всю полноту поэтического спектра - не лучшие для поэзии и общества. Но и исчезновение гражданственности свидетельствует об обмелении стихового потока, о его недостаточности. Философская поэзия приднестровцев находится в начале пути, что объясняется молодостью приднестровской литературы как таковой, а также необходимостью достаточного временного промежутка для осмысления феномена существования в непростом пространстве Приднестровья. Тем не менее, она существует и по мере сил развивается. Пейзажная лирика приднестровских поэтов, живущих в основном в городах и поселках, изобилует городскими зарисовками, стихотворениями, посвященными временам года, реже - сельским пейзажам. Часто пейзажная лирика сливается с философской, гражданской или любовной поэзией, становится ее неотъемлемой частью, помогающей поэту выразить свое отношение к тому или иному факту действительности. Интимная лирика приднестровских поэтов еще раз доказывает, насколько по-разному воспринимают мир мужчины и женщины. И у тех, и у других есть стихотворения, которые можно назвать откровенными, но суть откровений разнится радикально. Если у мужчин преобладает Эрос, то у женщин основное место занимают нравственные проблемы, часто в художественном пространстве стихотворения появляется, кроме лирической героини и ее любимого, кто-то третий, кто приносит или, наоборот, претерпевает страдания из-за отношений лирических героев. Для женской лирики литературными образцами являются А. Ахматова и М. Цветаева, что следует как из текстов, так и из названий и стихотворных посвящений. Но, помимо этого, в творчестве женщин Приднестровья слышны и отзывы современника на стихотворения прошлых лет, переосмысление идеи предшественника с точки зрения нынешних реалий (Татьяна Кушнарева, «Век уходящий»; Л. Денисова, «Я волком не выгрыз бюрократизм»). 1. Гражданская лирика Драматические события, происходившие в Приднестровье в 1992 году, затем труднейшее становление государственности ПМР обусловили активное развитие гражданской лирики в приднестровской литературе. Этот жанровый пласт представлен в творчестве практически каждого поэта, живущего в ПМР. В творчестве таких поэтов как Л. Литвиненко, А. Вырвич, О. Юзифович, С. Ратмиров очевидно продолжением традиций гражданственности русской и советской поэзии. Л. Литвиненко в стихотворении «Три понятия» говорит л символах ушедшей эпохи, но остается важнейшей оставляющей системы ценностей для многих людей старшего поколения: Для меня Россия в три понятья, В три соизмеренья сведена… Слышу я слегка картавый голос, Символ революции самой. Как призывно брошены дороги! Как понятье Родины вплелось В звонкие есенинские строки, В хрупкое свечение берез! Шар земной - не детский шарик зыбки, Но встает в космической дали Мир обворожившая улыбка Космонавта первого земли. …Родина несет мои понятья, Что святыней стали для меня! В сборнике «Порыв» у поэта преобладают стихотворения, призывающие помнить о великом и трагическом прошлом родной земли: о солдатских вдовах («Невесты»), о братских могилах («Памяти героев»), о мемориале на Пискаревском кладбище («Пискаревка»), о развалинах дота времен Великой Отечественной войны («Старый дот»). С ними перекликаются стихотворения О. Юзифовича из цикла «Наследственный рубец»: «22 июня 1941 года», «Неизвестный солдат», его минипоэма «Вечный огонь». Огромной болью отзываются в творчестве поэта события 1992 года: Зарыдала в голос тишина, Слезы-листья полетели с крон, радуги цветастая копна замутилась сажею ворон. Дождь ушел пятнистою волной, Но не прекратился черный плач. Над мемориальною стеной Вновь сгорает траурный кумач. Захлебнулись реквиемом трубы, звезд печальных крикнув имена. И кусают высохшие губы мать-тоска да горюшко-жена. Ни отца, ни мужа и ни сына… Целой жизни облетает цвет… И покой и горькая трясина – в этом страшном беспощадном - нет… Упадут на мраморные плиты бесполезно-гордые слова… Кто поймет, что вся земля убита? Вспомнит кто, что вся любовь – вдова? И молитва тяжело и кратко пригвоздит к бессрочному кресту… Стало больше в мире на солдатку, стало больше в нем на сироту. «Похороны гвардейца» О. Юзифович, автор стихотворных сборников «Стихи-я», «Встречный свет»», «Солнце побежденной войны», «Так рождаются страны», «Приглашение на бал», некоторым своим стихотворениям гражданской тематики дает подзаголовок «песня». Эти стихотворения достаточно ритмичны и легко ложатся на музыку. Песни «Дубоссарский реквием», «Памяти погибших тираспольчан», «Ополчение» часто исполняют на встречах, посвященным страшным и героическим событиям 1992 года. Такой прием как рефрен, используемый поэтом в этих стихах-песнях, композиционно скрепляет различные по смыслу части в одно целое. В стихотворении «Ополчение» именно этот художественный прием позволяет автору усилить проведенную параллель между ополченцами времени Минина и Пожарского и участниками приднестровских событий. Трагическим событиям 1992 года посвящен верлибр С. Ратмирова: Стояло жаркое Тираспольские лето. Страшное слово Война Непривычно резало слух. Гибли ребята. Только вчера играл с ними в футбол, спорили и ругались. Сегодня - огромный рефрижератор везет трупы в городской морг. На Бендерских улицах лежат в неуклюжих позах мертвые люди. На лицах друзей-казаков, пропахших дымом и порохом, ни тени страха, но нет и ненависти. Недоумение. Те, с кем делил хлеб и пил вино, стреляют в спину. Ещё страшнее. Женщина-снайпер делает зарубки на память на своем прикладе, убивая детей. У Покровского Храма Молебен! «За други своя душу свою положи». О, Боже, даждь терпения и мудрости, даждь силы не ожесточится, и победить войну. Сжигаясь любовью, братья бросаются в бой, защищая мост между жизнью и смертью. Их сердца разорвали пули. Мать в окаменении (нет сил плакать) видит детей своих в гробу. Смерть страшна, но не бессмысленна. Мир не стал добрее, но мы стали другими. Мы обрели Свободу в то жаркое жесткое лето. Поэт – свидетель страшных событий, которые невозможно бесстрастно комментировать. Их можно только прожить, потому что такое не забывается, но постоянно проживается в памяти. Е. Чудная - автор пронзительного стихотворения «Памяти Бендерской трагедии», сделанное в жанровой форме плача, ведущей свое начала из народного творчества: Между трупами пританцовывала, по-видимому, сошедшая с ума женщина. Е.Бершин. «Расстрелянный город» Таня. Таня, Танечка – Светлая душа, Твой сыночек Ванечка С неба утешал: «Мамочка, я с господом, В школу я хожу, Люди все хорошие, Я с людьми дружу». Таня, Таня, Танечка – Светятся глаза, Ничего, что нянечка, Что-то там сказала, Ничего, что медики Ходят не спеша, - Таня, Таня, Танечка, Светлая душа. Практиканты весело На нее глядят, Таня улыбается и – Про автомат, Как строчит, показывает, Весело, шутя, Что-то все рассказывает, Пули как летят: - Есть сыночек у меня, В школу он пойдет, Я не видела его Вот уж целый год… - Даже если распознают Признаки недуга, - «Три танкиста», - напевает, - «Три веселых друга», - Разве, Таня, кто-то знает, Как душа страдает? Таня, Таня, Танечка Счастья пожелает. Я иду, и смотрит Таня Ласково в окошко, На прощанье, улыбнувшись, Машет мне ладошкой…. Таня, Таня, Танечка – Удачи пожелает, А глаза вослед глядят, А глаза сияют…. Прямым примером использования художественной формы народных плачей является стихотворение А. Ахматовой «Причитание», завершающее трагический ленинградский цикл. Приднестровская поэтесса и здесь верна великой традиции русской советской поэзии. Патриотическая тема является основной в творчестве Александра Вырвича. Его поэзии свойственен сильный гражданский пафос и отклик на важнейшие события, происходящие в мире. Все это находит свое отражение в сборнике стихотворений «Мир над Днестром» и стихотворном цикле «Миротворческий вальс» из сборника «Дорога сквозь сердце». Активно работают в жанре гражданской лирики такие поэты, как Игорь Ильин и Наталья Бондаренко, Николай Федоров. Их поэзия проникнута патриотическим пафосом, жаждой социальной справедливости, надеждой на взаимопонимание между людьми. Этих людей отличает не только творческая активность, но и ясная гражданская позиция. С ней можно не соглашаться, но она вызывает уважение своей искренностью и порядочностью. Гражданскую поэзию часто называют «рифмованной публицистикой», неким стихотворным воззванием. Это отчасти справедливо и вызвано особенностями этой жанрово формы: моментной актуальностью и декларативностью, ясной и прямолинейной оценочностью. Необходимо отметить, что в историю каждого народа бывают периоды, когда эстетическая функция литературы удаляется на второй план, уступая место функции морально-этического порядка. Приднестровская литература здесь не исключение. § 2. Философская лирика Размышления о сущности Бытия, о таких феноменах человеческой жизни как добро и зло, рождение и смерть, вера и любовь составляют мировоззренческую основу творчества любого поэта. На все эти «последние вопросы» (выражение Ф. Достоевского) пытаются ответить и приднестровские авторы. Один из них Владимир Ахмеров, автор сборника стихотворений «Переулки тишины». Программным можно считать его стихотворение «Мне хочется писать светло»: Мне хочется писать светло В неясных сумерках печали, Чтобы стихи мои встречали Души ответное тепло. Понять любовь, добро и зло, Где в неизведанном начале Слова заветные звучали, И время их не унесло. Мне хочется на светлом пире Бокалы мрачности разбить, Вернуться к одинокой лире И взять перо… Но, может быть, В жестоком и счастливом мире Мне просто хочется любить… Здесь очевидно влияние жизненной философии Ф. Достоевского, не раз говорившего о том, что все несчастья мира от недостатка любви. Несколько грустное по своей тональности, свободное по форме стихотворение выглядит очень искренним и носит отпечаток исповедальности. Творчество О. Юзифовича тесно связана с темами «поэт и поэзия», «поэт и время», что также является важной частью проблематики философской лирики. В этой связи характерно его стихотворение «Поэт и слово», получившее признание не только приднестровского читателя, но и российского. Слово поэта – правда. Это высокая ответственность, тяжелая ноша, которую несет поэт. Тема назначения поэта и поэзии находится в русле классической традиции, в русле народных преданий, где слово вещее представляет собой жизненную ценность, равную хлебу. Но и хлеб поэт понимает в духовном смысле. Насущный хлеб, как известно, подает нам Отец небесный, которому мы возносим молитвы: Мы забыли, с чего начинается мир. Слово – только эфир. Как и вечность – эфир... На эфир не наложите вето скудных хижин, дворцов и темниц. Словом мира восходят поэты, презирая размерность гробниц. Неприслужно – для пищи и крова, непреклонно – для праха и мзды. Хлеб насущный им – вещее Слово  из пшеницы ... и из лебеды. Правда – их материнское лоно и отеческий мудрый завет. И не знает иного закона коронованный Словом поэт! Расшифруйте дерзания все их вы, которым огонь их прейдёт: речь они не ведут о лакеях – речь у них о пророках идёт! Неудобные всей подноготной, на последний, на праведный суд свет духовный во мрак этот скотный неподкупно поэты несут! Не всесильны ни власть, ни монета, ни парадный трибун, ни кумир: нет поэта – и истины нету; есть поэт – продолжается мир!.. Кто там рушит жирок забобонов?! Кто сердец концентрирует свет?! – Встаньте все с ваших лавок и тронов, если к вам обратился поэт! Сразу вспоминается державинский пафос, его пламенные обращения к сильным мира сего. Поэт выше толпы, выше власти. Он – носитель нравственного императива. В стихотворении, посвященном ХХ столетию, О. Юзифович вновь в русле классической традиции (показательно обращение к О.Мандельштаму, замечательному поэту Серебряного века). Поэт рассказывает о страшном веке, но не боится его. Боящийся, как гласит Откровение Иоанна Богослова, не совершенен в любви. ХХ ВЕК           Мне на плечи кидается век-волкодав...                                  О. Мандельштам Век двадцатый. Век-пастырь. Век-Рай и Содом. Век двадцатый. Век-мастер. Век-Слово и Бред. Век двадцатый. Век-пахарь. И век костолом.  Век двадцатый. Век-фикция. Век-Интернет... Обессилев и всё безвозвратно раздав, он омылся в слезах океанов и рек – век романтик, век-гонщик и век-волкодав, теле-век, авто-век и космический век. Он рождался в борьбе котлованами смут, он булатами слав обезвоженно креп. На хоругвях его лавры атомных пут, на его мавзолеях безумия креп. Он был крут и жесток... Он был прав и не прав... Расщеплённый в любовь, разделённый в штыки, он закончил свой путь. И салют его слав отзвенели часы, отстреляли полки. Он – проклятие нас! И величие нас! Он – цветущее поле! И высохший склеп! Он – тайга наших душ! Нашей страсти фугас! Нашей вечной надежды и памяти хлеб! Он достоин добра... И достоин любви... Он достоин тех песен, что спелись о нём... Он прекрасен – как храм на великой крови: аллилуйей проклятья его мы несём! Бубенцами надежд по развалинам вер истрепались стихии, ослабли силки... Умер век-волкодав! Здравствуй, век-бультерьер! – Можешь когти не прятать  и скалить клыки Поэт не подписывает приговор ужасному веку, он констатирует факт, требующий осмысления. Как писал апостол Павел: «Слава Богу за все». Так и поэт готов воспеть хвалу, несмотря на все горести, принесенные ХХ веком. В. Овчарук, автор стихотворных сборников «Мой щедрый сад», «Капли вешнего бальзама», «На земле начинается», «Через жизнь» тяготеет к стихотворениям-размышлениям: В душе пустеющий вокзал Пустынный город полуночный, Неярких фонарей уют. Вокзал, пустующая площадь, До отправленья – пять минут. Перрон. Весна. Цветы. Желанье Успеть, почувствовать, сказать, Гудок последний – расставанье, В немом величии вокзал… Лиц незнакомая несхожесть В холодно-матовых лучах Чужое, не мое... И все же, Как будто мне кричат» « Прощай!..» И будто голосом знакомым Мне наспех брошено: « Забудь, Не жди. Прости!..». Луны подкова Висит на счастье - в добрый путь! А я, как утомленный путник, Жду встречи с тем, кого не знал, И гаснет, вспыхнувшие звуки Души пустеющей вокзал. В стихотворении образ затихающего ночного вокзала тесно переплетается с образом опустошенной души. Необходимо отметить, что вокзал это перекресток 20- го века, где человек определяет свой дальнейший путь. На вокзале возможно не только крушение поездов, но и крушение судеб. Здесь достаточно вспомнить ключевые эпизоды из романа Л. Толстого «Анна Каренина». Очень хорошо поэт использует самое лексически экономное средство художественной выразительности - существительное. Влияние хрестоматийного «Ночь, улица, фонарь, аптека» А. Блока очевидно и плодотворно. Обращают на себя внимание стихотворения-миниатюры В. Кожушняна (сборник «Осколки»). В четыре рифмованные строки он пытается уложить экзистенциальную дихотомию – жизнь - смерть. Из этих «осколков» складывается большое зеркало, отражающее не только мировосприятие автора, но и время, в которую он творит. Представляет поэт свое отношение к миру и в более развернутом виде: Есть патриоты клакерам сродни - Всегда в напоре и экстазе. Непотопляемы они, Как сигареты в унитазе. Подводит жизнь черту: итоги безутешны. И от словесной мишуры и здравиц млея, Мы затеваем с прошлым игры безуспешно, раскрыв его фальшивым блеском юбилеев. Пред господом предстану я как есть. Всевышний круто путь мой подытожит. Но прежде чем судить, он даст поесть И даже, может, «Мальборо» предложит. В младые годы мчим мы, все круша, И таем в гонке оголтелой. Все реже ощущает высь душа, Все чаще бренность - тело. Автор не боится жестких сравнений и громких слов, ему представляется, что это такие же приметы времени как американские сигареты. В жанре философской лирики работает Юрий Заяц. В стихотворении «Когда-нибудь предстану пред Всевышним» его философские раздумья о смысле бытия, об ответственности человека за сказанное слово, но, главное, ему простится совершенный в жизни грех, потому что он любил: Я знаю, - все Всевышним мне простится, Влюбленному без срока в мирозданье. В творчестве Ю. Зайца «любовь – отсутствие былого», и эта любовь безмерная есть лейтмотив его самостояния перед Богом и природой. В этом он видит спасение, как свое, так и всего мироздания, в которое искренне влюблен поэт. А в этом мироздании и мать, и брат, и жена, и дети, способные понять и простить. Для его поэзии важно значение поэтического слова, в какой бы форме оно не было высказано. Его желание - оставить «миру жизни миф». Это - его правда, его форма существования. В философской лирике приднестровских авторов огромное место занимают стихи, в которых с горечью говорится о неприглядных реалиях сегодняшнего дня нашей республики, о последствиях распада нашей когда-то огромной Родины - СССР, о военных действиях 1992 года и их последствиях и это не удивительно, ведь творческий человек по-настоящему сопереживает все, что происходит с его родным краем, с его друзьями, близкими, с его народом. Но, безусловно, жизнь продолжается так или иначе, и темы разрухи, войны, бедствий сменяются другими, «вечными» темами - любовь, встречи и разлуки, жизнь и смерть, любовь к детям, к родному краю. § 3. Духовная лирика Русская духовная поэзия – область литературы, которая пытается осмыслить место человека в мире через христианские ценности. Наше время, когда только восстанавливается религиозная составляющая жизни общества, интерес к этой жанровой форме лирики непрерывно, как у поэтов, так и у читателей. Необходимо отметить важнейшую роль духовной поэзии как возможности прикосновения к истокам богатейшей православной культуры, а в идеальном варианте возможности проникновения в нее. Сергей Багнюк, автор стихотворного сборника «Тихая обитель», сборника стихотворений и рассказов «Благодатный путь», старается донести до читателя картину возрождения православных истоков славянства, видя свою задачу в том, чтобы открыть сердца для веры. В его творчестве много церковно-православной символики и атрибутики, которые исполняют роль сюжетно-образных ориентиров. Поверьте, что без веры нет народа, Есть лишь толпа, бродящая во тьме. Нет нации без веры - есть порода, Пригодная для жизни лишь в ярме. Следует подчеркнуть большое влияние стихотворного творчества иеромонаха Романа (Матюшина), что, видимо, естественно для поэта, работающего в жанре духовной лирики. Та же тематика характерна для творчества Татьяны Ильевич, являя собой соединение светских и духовных мотивов. В отличие от «тихой лирики» С. Багнюка, у поэтессы заметна цветаевская необузданность: Мы с тобой, клейменные бессмертьем, Знаем цену сумрачных дорог, И паденье в котлованы смерти, И спасенье, что дарует Бог… Отчего же мы горды, печальны, А глаза - светлы и горячи, И, как раны, изнывают тайны, Проплывая в пламени свечи? - Мы еще в попытке сотворенья, В состоянье обжига Огнем, Нам присущи мрачные виденья Лунной ночью и туманным днем. Но вдвоем, мы это знаем точно, Будем вечно жить в предзвездной мгле, Позади останется порочный Миф о процветающей Земле. «Вдвоем» Соединение духовных и светских мотивов у поэтессы эклектично, то есть непоследовательно, не создает целостного представления об устремлениях автора, но: Остроносые ввысь купола, Башен хрупких четыре крыла, Храма божьего белая грудь - Светлый день, нужный час, долгий путь… Поэтическое слова священника Владимира Скоробагатого проникнуто верой в Бога, что совершенно естественно. О чем бы он ни писал – везде присутствует Всевышний не как некий фантом, а как Благодать, снизошедшая на землю. Само название его поэтических произведений говорит само за себя, например «Откровение». Обращает на себя внимание то, что поэт называет его не исповедью, а именно откровением (как известно откровение – высшая форма открытости души миру). Хотя нет в стихотворении самого слова Бог, но его присутствие чувствуется в каждой строке, в каждом слове. Поэт следует устоявшемуся в православии канону – Бог живет во всём, просто его нужно постигнуть и тогда узреешь малое в большом и большое в малом: Сидишь, лицо, обняв руками. Внимай, как откровенье тает! И трепетно, беззвучно камень С больной души твоей спадает… Откровение не уходит, не покидает человека. Оно тает. Поэт призывает этому внять, тогда, быть может, спадет с души больной камень. Откровение становится своеобразным актом духовного лечения через приобщение к миру, который тебя окружает во всей его предметности и зрительности. Ты входишь в скромное жилище, Где на окне завяли розы. А на столе – простая пища И жесткое у печки ложе. Только, пройдя этот путь приобщения к миру, через сомнения, разочарования, по мысли В. Скоробагатого, человек приходит к высшему постижению себя: к мысли о том, нашел ли ты себя в этой жизни или потерял: Зачем полжизни разменяв, Лишь понял то, что потерял! Сидишь, лицо, обняв руками. Внимая робко откровенью… И трепетно, беззвучно камень Упав, вернул тебе паренье! Поэт тонко почувствовал, что через разочарования, сомнения, потери, утраты можно прийти к подлинному откровению, а значит духовно излечиться и вновь обрести парение. Он сумел это передать в предельно выверенной форме как по ритму, так и по композиции. Стихотворение действительно строится как своеобразное Откровение, в данном случае мы имеем место ни с откровением в широком смысле этого слова, а со своеобразным жанром духовного стиха. Поэзия В.Скоробагатого не исчерпывается только духовными стихами, есть и стихи, носящие вполне светский характер, отражающие вполне земные увлечения человека, даже те соблазны, которым подвержен каждый из нас. К примеру, звучащее как притча стихотворение «Законы». Пускай оно во многом публицистично, но оно о нашей земной жизни, о тех путях-дорогах, которые выбирает человек, о тех законах, которые не всегда справедливы: И хоть «руки руку моют» Верю я, что есть предел, За которым сам собою Получает свой удел. Духовность его поэзии жива стихией чувств, которая находит своё воплощение в многообразных поэтических формах: А я сижу… в души смотрящий бездну, Стихи и ночь, сравнивши со стихией, Летевший вскачь подстреленною ланью И не успевший ложь окрасить былью… Желание остаться самим собою, при этом, не утратив Божьего лика, это и есть внутренний стержень поэтического мира иерея В. Скоробагатого. Глубоко религиозна поэзия С. Ратмирова, автора сборника стихотворений и размышлений «Сто бесед о вечности». Через ясные, яркие и запоминающиеся образы автор говорит с читателем о сложных духовных вещах. Характерно стихотворение «Какая грустная и чудная пора»…: Какая грустная и чудная пора! Закатный вечер обрамляет ставни А я иду, иду и купола Снимают с душ Сомненье т усталость! Поэт восхищен мирозданием, в котором есть Храм Божий, воплощающий любовь, снимающий усталость и дарующий свободу. В этом смысл бытия, смысл жизни для поэта, ищущего своего места в мире, стремящегося воплотить жизнь в текст, а текст – в жизнь. Именно так видели свое предназначение поты Серебряного века, традициям которого следует С. Ратмиров. Сам автор пишет: «Духовная поэзия – не политическая программа, это мелодия родственных душ, их поиск во времена духовного кризиса. Духовная поэзия – это о душе,а душа – это Вселенная со всеми ее противоречиями». По мнению литературного критика Надежды Милентий: «Поэзия приднестровского поэта Сергея Ратмирова глубоко духовна и религиозна. Автор говорит с читателем сквозь призму необыкновенно ярких и колоритных образов о сложных, порой недостижимых духовных категориях. Жизненный путь человека проходит сквозь бесконечное пространство, исполненного грусти и одиночества затерявшегося на бескрайних просторах путника. И только колокола Храма Божиего, как единственные духовные ориентиры, помогают не сбиться с пути, снять усталость и обрести долгожданный покой: Какая грустная и чудная пора! Закатный вечер обрамляет ставни А я иду, иду и купола Снимают с душ Сомненье т усталость! Поэта переполняет восхищение перед мирозданием, которое и есть Храм Божий». Своеобразен взгляд на мир у Анны Козыриной. В ее лирических стихотворениях довольно часто встречаются евангельские мотивы, выдающие в авторе человека, склонного к размышлениям о духовном. Например: «Сжигая плевелы огнём» в стихотворении «Лик личности», отсылающем читателя к притче о плевелах в Евангелии от Матфея Отдельно стоит упомянуть, наполненное символами и библейскими аллюзиями стихотворение «Бесконечность»: Свет Солнца и Луны и неразрывность вечности, Тот обет, что ни снять и ни смыть. Тепло и сухость рук, носящих кольца верности, Я хочу на губах сохранить. И, предан мной не раз, меня же отпускающий – Но к кому мне другому идти? – Обнимет, примирит евангельски прощающий  До семижды семидесяти. Как Симон о любви троично вопросившему, Несомненно киваю в ответ.  Молитвенно шепчу бессмертно возлюбившему: Без него меня попросту нет.  В первой строфе речь идет о таинстве, соединяющем две души: кольцо – символ вечности, причём одно из них, «свет Солнца», золотое, а другое, «и Луны», серебряное (по православной традиции, именно такие, разные, кольца было положено иметь венчаным супругам); оба кольца, соединённые в одной точке, представляют собой знак бесконечности, что и отражено в названии стихотворения. Вслед за тихой нежностью и благоговейным поцелуем («Тепло и сухость рук <...> хочу на губах сохранить») лирическая героиня рассказывает об отношениях со своим возлюбленным, терпеливым, прощающим её предательства и уважающим её свободу. Привлекает внимание выбор автором слова «троично» вместо, например, «трижды» или «троекратно». Думается, что А. Козырина этим словом даёт читателю подсказку о том, кто же вопросил Симона (Петра), – Господь Троичен: Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святый. Таким образом, в данном стихотворении через обилие библейских аллюзий в изображении состояния и чувств двух любящих людей А. Козырина проводит идею о неустаревающей Истине, о непреложности Вечного Слова, о всечеловеческом единении в Боге. Открывая своё сердце Любви, впуская Её в себя, человек перерождается духовно, поднимается по ступеням лестницы, ведущей к Небу. Без Любви человек пуст. Эту максиму иллюстрирует стихотворение «Медный перебор»: –Прими, брат, исповедь. Я согрешил. – Помилуй, чем? Ты праведней всех жил! Постился строго, пламенно служил, Носил вериги, нищим платье шил. Ты не блудил, не лгал и не убил, Себе сокровищ тленных не копил. Смирением любой грех искупил... Так в чём ты каешься? – Я не любил. Исповедь сокрушённого сердца заключается в трёх словах: «Я не любил». В современной поэзии Приднестровья Духовная лирика является отдельным направлением. В его рамках не приходится говорить об отдельных школах, так как сохраняется общая тенденция: поиск духовных оснований бытия. Но можно говорить о некоторых особенностях творчества поэтов, представляющих это направление. Такие авторы как С. Багнюк, отец В. Скоробогатый, С. Ратмиров, А. Козырина размышляют о «пути к Храму» в русле традиционных христианских ценностей. В. Ахмеров, Е.Триморук более рефлекторные авторы, они опираются на известное высказывание Л. Андреева: «Главное найти в себе Бога и поверить в мудрость его». Можно говорить о эстетически-формальных особенностях творчества поэтов. Так С. Ратмиров предпочитает такую редкую в русской поэзии свободную форму, как верлибр. В. Ахмеров – твердые формы стихосложения: триолет, рондель. Е.Триморук опирается на приемы авнгардной поэзии. Совершая внутреннею духовную работу, человек ищет свою дорогу к Храму, которая часто бывает чрезвычайно сложной. Но сказано: «И последние станут первыми». И здесь духовная поэзия всегда может стать неоценимым помощником. § 4. Пейзажная лирика Жизнь природы и способность человека наполняться ее - одна из центральных тем мировой поэзии, глубоко связанной с пантеизмом. Присутствует она и в лирике приднестровских поэтов, где преобладают городские пейзажи. Характерно стихотворение Галины Васютинской «Зимний Днестр»: Я увидела в Каменке зимний торжественный Днестр… Как спокойно и тихо он нес потемневшие воды… Как прозрачна вода, в ней все камни, ракушки видны. Я вдыхаю речной, будоражащий свежестью запах. А вокруг - ни души, и беззвучье немой тишины. Не колышутся ветви на фоне заката… Мотив легкой грусти пронизывает стихотворение В. Ахмерова: Дождь Разгулялся юный ветер, Прогудел неловким альтом И горбушку тучи серой По-хозяйски раскрошил. Первых капель робкий шорох По вспотевшему асфальту Осторожно и несмело Тишину разворошил. Закружилось, завертелось Все в искрящем хороводе, В золотисто-нежном танце Там, где Осень правит бал. Ничего уже не видно На размытом небосводе… Картины природы, вызывающие чувства человека, его размышления, часто присутствуют в лирике Н. Божко («Морской калейдоскоп»), у В. Пилецкой (сборники «Репейник» и «Запретное лето»). У Павла Оверина в сборнике «Причал» присутствуют триптихи, один из которых посвящен смене времени суток («Утро», «День», «Вечер»): …Ударил первый луч, как дротик… …Пронзил гардину, ослепил, Растормошил, погладил плечи, По стенке косо заскользил, За спинку кресла зацепился, Потрогал бережно часы, Шмыгнул в окно и растворился В брильянтах утренней росы. И все вокруг зашелестело, Защебетало, зацвело, Заговорило, зашумело И побежало, и пошло! Картина наступающего утра дана без эпитетов, но, благодаря использованию глагольных форм отлично передан темп наступающего дня. Для Л.Литвиненко, автора стихотворных сборников «Дыхание времени», «А жизнь продолжается», природа - не только объект эстетических переживаний, но и материал для постоянных размышлений о Боге, о месте человека в этом мире. Люблю я слушать тишину ночную, Когда природа вся объята сном, Ты видишь жизнь воочию такую, Какую днем увидеть не дано. Все неземное. Все необычайно. Мешает лишь некстати сердца стук, Когда под каждой веткой дремлет тайна, Когда не дрогнет полуночный звук… Мигают бриллиантовые звезды, Уносят невесомого тебя. И ощущаешь каждой клеткой воздух, И, кажется, что слышишь сам себя. И понимаешь вновь одно и тоже: Безбрежна полночь и бездонна высь. Я атеист. Но я кричу: «О боже! Останься, ночь! Мгновение, продлись!» «Люблю я слушать тишину ночную…» В традиции русской поэзии - обращение к горным пейзажам, достаточно вспомнить стихотворения А. Пушкина и М. Лермонтова. В. Пилецкая со свойственным ей лексическим лаконизмом, с кажущейся простотой предлагает читателю свое видение горного пейзажа: А вода бросалась в пропасть И в цветах томилось лето. Уходили скалы в небо Сквозь поток ветров и света. И в изломах горизонта Голубела даль иная. Горы мирно расступались, Словно душу открывая То ль простору, то ли взгляду Вдалеке, как в легком дыме, Для того, чтоб быть понятней. Или стать непостижимей? Н. Божко, также следуя традиции русской классической поэзии, много пишет о море. Он автор сборников стихотворений «Мои стихи – моя душа» и «Облака над морем»: В чудных призрачных мирах На прозрачных на лугах Важно плавают губаны, Рядом рыбы-капитаны… Подставляя солнцу спины, Мчатся юркие сардины… Да всего не перечесть, Сколько в море чуда есть. Будь же славно, грозовое, Море пенное, живое. Море доброе, седое, И бескрайнее… Он пишет с любовью и со знанием предмета повествования: Три долгих месяца вода, Стальная, без конца и края. Но вдруг открылись берега, Маня и в гости приглашая. Земля! Полмили, очень близко. Там облака клубятся низко, Дома разбросаны по скалам… Там край земли, здесь океан Раскинул купель соляную. И белых чаек крик, тоскуя, Зовет нас в утренний туман… «Кильдин» Есть у поэта стихи, посвященные временам года («Зима», «Февраль», «Весна»), явлениям природы («Буря»), различным местам, в которых побывал автор. На стыке пейзажной и философской лирики творит С. Ратмиров. В этом отношении характерно его стихотворение «За Москвой багряные леса». Здесь тема России перекликается с евангельской темой, так близкой поэту, пронося философскую традицию через потоки Русского света. За Москвой багряные леса, Пробираюсь тропинкой с опаской К Роднику, где сверкает вода, Обжигаясь холодною лаской! И, вдыхая рассветную влагу, Ощущаю своим естеством Разудалую русскую сагу, Где поют о недавнем, былом. За безмерностью русского цвета лнгУстремляется взор не спеша, Отражая истошное небо... И гудит, и гудит тишина! Не покинуть мне Русского Света, Необъятна и чудна страна, Припадаю я к Ней без ответа, И люблю, как возлюбит дитя! Пейзажная лирика, безусловно, популярна в поэтической среде приднестровской литературы. Обращение к ней свойственно таким поэтесам, как Людмила Кабанюк, Натали Самоний, Анна Штро. Их поэтические опыты часто встречаются на страницах альманахов «Литературное Приднестровье», «Взаимность», в журнале «Тирасполь. Москва», в периодической печати. По справедливому замечанию В. Жирмунского: «Там, где пейзаж, как обычно, связывается с душевным переживанием, он перестает быть статичным фоном этого последнего. Картина природы становится динамичной, получает движение и таким образом аккомпанирует переживанию, с которым она неразрывно сплетена». В этом отношении приднестровским поэтам есть куда стремиться. § 5. Чувственная (Интимная) лирика У большинства приднестровских авторов интимная лирика занимает основное место в творчестве. Это совершенно естественно, так как поэт не может творить без Музы. Такая важнейшая художественная особенность лирики, как психологизм, прежде всего, должна присутствовать в стихотворениях очень личного характера, в произведениях исповедальных. Здесь показательно творчество П.Оверина (Олег Епифанов), автора стихотворных сборников «Конец сезона», «Диалоги»: Любви запоздалой слепая громада Обрушилась вмиг: ни уйти, ни сдержать! Отвергла сомнения: надо - не надо, По-царски велела собою дышать! Я ждал, но не кроху-любовь, а большую, Чтоб с нею никто бы и сладить не смог, Готовил покои в душе… Но такую Громаду не ждал - захватила врасплох!.. Ко мне вот пришла, как крестом осенила! Без спросу взяла - безрассудная власть! Такие в ней воля, и гордость, и сила - Умрет, не позволив себя обокрасть! Я б сгинул навек в лабиринте исканий, Но эта любовь, ариаднова нить, Помимо религий, политик и знаний, Меня удостоила радости жить! «Любви запоздалой слепая громада…» Настоящая любовь невозможна без чувственности, и у приднестровских авторов немало откровенных стихотворений. Цикл поэта «Эротовы стрелы» состоит из миниатюр: Сползли одежды на пол, прямо так… Зашторены прозрачные окошки. Лишь с наготою двуединой в такт Качаются неснятые сережки… Согласно русской поэтической традиции, все, что меньше восьми строк, считается фрагментом. Но все же, такая форма вполне допустима, достаточно вспомнить О. Мандельштама. Четверостишия не всегда, может быть, удачны, но среди них нет таких, которые можно было бы назвать стихами «низкого» уровня. Это одухотворенные стихи, зачастую - с долей иронии по отношению к самому себе: На наготу твою я в первый раз смотрел И от восторга чуть не задохнулся! Наверно, в этот миг во мне поэт созрел… Но в первый раз мужчина не проснулся. Духовный рост личности не проходит безболезненно. Как всегда, усиление света ведет к сгущению тьмы, и нас начинают мучить такие чувства, которых не знала раньше наша душа, - ревность, отсутствие взаимности, предательство. Это лейтмотив стихотворения Андрея Варфоломея (автора сборника стихотворений «Сожженный путь») «Ты тихо плакала в свой розовый берет…» Ты тихо плакала в свой розовый берет… Я не умел открыть тебе простую тайну, Что наши сны, как пепел сигарет, Смахнул давно сквозняк случайный. Вся наша кровь и битое стекло Не стоят этого последнего касанья. Мне, правда, жаль, но время истекло - Я ухожу, закрой за мною, Таня. Щемяще-горькое чувство передает автор простым, но таким личным обращением: «Закрой за мною, Таня…» Л. Литвиненко с высоты прожитых лет констатирует: Случаются в жизни изломы и трещины, Теряется радость, уходит покой. Но, коль не поможет любимая женщина, Наверное, горечи нету другой. К сожалению, чувства физической близости и близости духовной редко бывают объединены, и именно эта неполнота жизни чаще выплескивается на бумагу. Ольги Сизова ведет «Диалог с собой»: С ума схожу в который раз От этих губ, от этих глаз, От неизбежности разлук, Ночных кошмаров, слез и мук… Пойми, что истина проста: Сюжет «несение креста» Ни для кого из нас не нов, А потому без лишних слов Терпи свой крест, Люби свой крест, Не смей бросать, коль надоест. Стоит художник у холста, Творит «Несение креста». Но все-таки у большинства авторов, работающих в этом жанровом направлении, встречается мотив вернувшейся весны, времени надежды. П. Оверин: Мне много не надо, Всего-то чуть-чуть: Улыбка - награда, Да кудри на грудь, В ладонь - воспаленный От нежности лоб, Да взгляд удивленный, Чтоб тело - в озноб, Да имя, случайно, Как будто я сплю. Да робко и тайно, Как выдох: «Люблю» Глубокой, роковой страстью дышат строки стихотворения Анны Козыриной «Признание»: Ты и я были созданы равными – Почему поклоняюсь тебе?  Ты написан одними заглавными В моей бедной и краткой судьбе. Ты пришёл в мою жизнь поступательно, Не любовник мне и не супруг. Ты в действительном, я вся в страдательном – О тебе, мой наставник и друг. Внешне жизнь моя крайне обычная: Дочь, любимая женщина, мать. Знаешь, эта триада привычная  Не смогла так до сердца достать Моего, как твоя безграничная, Но безвредная надо мной власть, Как в стихах Красота постраничная, Как тоска неземная, что всласть. Я сейчас так дрожу от волнения, Дерзко рвётся из уст, скорей, Фамильярное местоимение. Нараспашку душа! Согрей! Я надрывно цветаевски падаю, Простираюсь прениже трав... Растравлю твоё сердце балладою, Навсегда себя в рабство отдав. Произведение эмоционально богато, несомненно, такая буря чувств находит отклик в душе читателей. Признание в любви начинается с роптания уязвлённой гордости лирической героини, оно прорывается в словах: «Ты и я были созданы равными – / Почему поклоняюсь тебе?» И перед нами вырисовывается, может, и не эмансипированная нигилистка, но, во всяком случае, эгоистичная особа, привыкшая сама быть объектом поклонения. Дальнейшие строки несут некую толику ее смирения. Она - пассивна в подразумеваемых событиях. Эпитеты «бедная», «краткая», «обычная», «привычная» – именно их выбирает автор для описания жизни и судьбы своей героини – довольно тусклый набор, которому противопоставляется насыщенный мир чувств к мужскому персонажу. Находим в этом ряду и безграничную, но безвредную его над ней власть, и Красоту постраничную (которой метафорически выражено отношение героини к творчеству любимого человека), и сладкую неземную (т.е. не о земном, а о небесном) тоску, и дрожащее волнение – и снова жажду равенства: «Дерзко рвётся из уст, скорей, / Фамильярное местоимение». Предельно открытая, «нараспашку душа», требует прикосновения тепла. «Я надрывно цветаевски падаю, / Простираюсь прениже тр ав» скорее всего, является аллюзией к стихотворению «Пригвождена» Марины Цветаевой, где есть слова: «И эту честь последнюю поправ, – / Прениже ног твоих, прениже трав». Гордость сломлена, одна страсть подавила другую. Лирическая героиня покоряется возлюбленному, «Навсегда себя в рабство отдав». На наш взгляд, характер протагонистки отлично вырисован благодаря верному подбору языковых средств, структуре произведения (введение в историю любви, нагнетание эмоций, кульминация) и пропусканию А. Козыриной чувств персонажа через себя.  Прохождение чувств через себя характерно для С. Ратмирова, что выразилось в его сонете: Закрыл глаза, ко мне приходит явь, Я ожидал ее последнего прихода Средь шелеста и буйства майских трав, Когда река венчается с восходом. Ее вселенная проснулась на востоке, Лаская рябью утренний мой взор, Шепча березовому соку, Чтоб сон куда-нибудь ушел. И я проснулся от ее прикосновенья, Ко мне склонилось нежное лицо, В глазах озерных – вдохновенье! Я вновь закрыл глаза, Чтоб чувствовать ее движенье, Чтоб задержать навек ее приход! «Закрыл глаза, ко мне приходит явь» Влияние итальянского сонета очевидно. Автор в традициях литературной классики прослеживает духовное движение, которое уловимо и неуловимо, постижимо и непостижимо одновременно. Поэт Николай Антонов первый свой сборник стихов называет «Беседка нашего двора». Он стремится к доверительным отношениям с читателем, к сотворчеству с ним. Литературный критик Юрий Заяц считает, что «…поэт стремится ввести читателя в то измерение жизни, которое мы вправе назвать «умиротворенностью», но далеко не внутренним покоем». Критик отмечает наиболее характерное в этом отношении стихотворение «Ручей», которое посвящено отцу: В поля без устали, журча, Бежит ручей, Рождая тысячи начал В потоке дней. Он мог бы горы одолеть Великих дел, Но орошать земную твердь Его удел. Здесь ручей символизирует и течение времени .и неизбежность смерти, В мифологии классических народов - вола всегда граница между мирами. Заметим: не река, не море-океан, а ручей. Такой выбор слова-символа еще раз подчеркивает личностность, интимность стихотворения. В своем первом стихотворном сборнике «Касание языческих богов» молодой поэт Евгений Триморук уже выглядит достаточно откровенным: Я рвусь к пределам синим От книг и алтарей, От общей медицины, Религии, царей. Я рвусь в пределы неба От жертвы и ножа, И каравая хлеба, И облика пажа. Я рвусь к пределам синим, Чем больше, тем сильней, Черты теряя линий, - И все темней… темней… Настойчивое употребление личного местоимения «я» в начале каждой строфы, использование повторов может показаться «перехватом», если не обратить внимание на посвящение к сборнику. А посвящен он знаменитому поэту-символисту К. Бальмонту, для которого использование таких приемов – норма. Другой не менее известный поэт-символист В. Брюсов любил повторять, то 99 процентов в стихотворении от «я» поэта, и лишь 1 – содержание, форма и т.д. Кстати, его первый стихотворный сборник назывался «Это – я». Понимание молодым поэтом, что есть традиция в литературе и выражено в стремлении соединить собственное Я и лирического героя. Второй сборник Е. Триморука «Скольжение теней» последовательно выдерживает заявленную линию в творчестве, несколько усложняя ее. Лирический герой ( а это неизбежно проекция автора) его поэзии мучительно ищет себя и свою половинку, как в стенах комнаты, так и на метафизическом небе. Автор не боится неточности рифмы, работает ассонансами и аллитерациями. Характерно следующее стихотворение; Я родился в потемках, Средь блеклых теней, Оставаясь ребенком, Мечтая о Ней. Умирал медлительно, Каждый день во сне, Что казалось мнительней, Чем скользить в окне. И миры осколками, Мне пронзали грудь. И осталось ощупью, Отыскать к Ней путь. «Я родился в потемках» О ком мечтает поэт? О земной женщине или Премудрой Софии? В любом случае ключевой представляется вторая строка стихотворения. Но, по К. Юнгу, архетип Тени связан с черным, злым началом в человеке, так что вряд ли лирический герой достигнет свой цели. Встреча с собственной Тенью неминуемо грозит человеку опасностью, достаточно вспомнить замечательную пьесу Е. Шварца «Тень». И здесь уже идет речь не о скольжении, а скорее о слежении Теней. В целом, интимная лирика – явление многослойное и практически каждый поэт отдает ей дань. Мы лишь наметили некоторые штрихи, присущие литературе родного края. 6. «Женские стихи» Термин «женские стихи», конечно же, не является строго научным, но достаточно прочно закрепился в литературоведческом обиходе. Связано это с тем, что в раскрытии одной из «вечных тем» (любовь) особое место принадлежит женской лирической поэзии. Это созвучно женской душе. Лиризм - это способность поэта всякий раз в неповторимости данного мгновения увидеть мир как бы заново, почувствовать его свежесть, прелесть, новизну. А именно эти качества присущи женской душе. Безусловно, нельзя замыкаться в лиризме, в чувственности, что нередко происходит с женщинами-поэтессами (слово, которое так не любили А.Ахматова). Но с формированием подлинно поэтической личности, с приобретением жизненного опыта, состоящего из бесконечной цепи впечатлений от рождения до зрелости, включающего в себя и память прошлого, и переживание настоящего, и предчувствие будущего, поэт приходит к ощущению настоятельной потребности говорить как о непосредственно воспринятом, так и об опыте своих близких, всего своего народа, целого человечества. Следует отметить, что феминистский элемент достаточно силен в современной мировой литературе. Феномен женской поэзии вызывал и вызывает разноголосицу суждений. Нареканий, скептицизма здесь еще больше, чем в спорах о женской прозе. Известный поэт и критик периода Серебряного века В. Ходасевич называл особенностью женских стихотворений невнимательность и капризность в вопросах поэтической формы, «формальный дилетантизм», утверждал: «Как человеческий документ «женская поэзия» содержательней и ценнее, чем как собственно поэзия». В XX веке, начиная с А. Ахматовой и М. Цветаевой, женская поэзия стала поэзией в точном смысле слова. Наиболее сильные женские стихи, сохранив тематику и многие приемы «женской поэзии», коренным образом перерабатывают и то, и другое в духе уже не сугубо женской, а общечеловеческой поэтики Именно А. Ахматова и М, Цветаева стали литературными ориентирами для целого ряда приднестровских поэтесс. На это указывают названия стихотворений: «Памяти Марины Цветаевой» и «Штрихи к портрету (Памяти Анны Ахматовой)» Людмиды Кудрявцевой, «Марине Цветаевой» Е. Чудной, цикл «Марина» О. Сизовой. Г. Васютинская, автор стихотворного сборника «Листопад», свои лирические чувства передает через образы природы, подчеркивая вызванность своих душевных порывов приднестровскими пейзажами. Это очевидно и в лексическом строе некоторых стихотворений, где присутствует такой художественный прием как эвукопись: Золотисто-багряная осень Разливает огонь по долине. Оседают туманные росы На траве, на изящной рябине… Так светло, так тревожно бывает, Словно душу росою омыло. Многоцветьем богатым расцвечен Лес притихший, спокойный и добрый. Сосен темных зажженные свечи Сохраним в своем сердце надолго. «Осень в Приднестровье» Налицо поиск точного слова, хотя, вместе с тем, и некоторое нарушение логической выверенности («сосен темных зажженные свечи»). Гражданскую тему продолжают Алла Мельничук («Освободителям Великой Отечественной», «Земле с названием Россия…»). Она автор сборников стихотворений «По компасу света», «Хочу весну». Антонина Лосева,автор сборника стихотворений « Второе дыхание», («Память, опаленная войной», «Наше время»), О. Сизова («Письмо из военного лета», «Слово об отце»). У О. Сизовой за большинством стихотворений скрывается подлинное, не придуманное чувство: Посреди невиданной разрухи, Где эпохи свищут сквозняки, Чем помочь вам, милые старухи? Чем помочь, родные старики? Сгорбленные, сирые, седые, С горечью глядящие на нас… Что же ты наделала, Россия, С теми, кто тебя когда-то спас? Посреди невиданной разрухи…» Поэзия В. Пилецкой приглашает к разговору о самом важном - о душе, мире, Родине. По-своему видит она назначение и место поэта в этом мире: О, поэт! Ты обязан быть хрупким. О, поэт! Ты обязан быть свят!.. Не считайте, Не мерьте заранее Ни потери свои, Ни труды. Улыбайтесь и плачьте, поэты! Возгорайтесь И мерзните льдом! Ведь стихи - это ваша Планета, Первый дом - И последний ваш дом! «Поэтам» Преемственность поколений очевидна в стихотворении Е. Чудной «Поэт» из стихотворного сборника «В поисках ветреного чуда»: Через сотни миль, Через сотни лет, Может, это быль, Может, это бред, Я вернусь сюда Световым лучом, Будет Свет всегда За твоим плечом, Будет трудным путь, Молодая Русь, Но когда-нибудь Я тебе сгожусь. Эта же преемственность присутствует и в излюбленной поэтессой жанровой форме послания. В числе адресатов и очень «далекие» К. Бальмонт, Н. Заболоцкий, и очень близкие - мама. Ирония в стихах поэтесс Приднестровья может быть не только горькой. О. Сизова: Поэтесса должна быть юна, В крайнем случае, молода, Поэтесса должна быть стройна, Одинока везде и всегда. Поэтесса должна быть одета В удлиненное платье и шаль, Непрестанно курить сигарету, Сохраняя во взгляде печаль. А еще - это знаю точно - Отягченная тайной грехов, Поэтесса должна быть порочна - Мать семейства не пишет стихов. «Иронический портрет поэтессы» Одной из ведущих приднестровских поэтесс является Ольга Молчанова, автор стихотворных сборников «Ключи к лету», «Миг прозрения», «Капели звон». Поэтесса не стремится к точным размеру и рифме, ей важнее передать как можно непосредственнее свои чувства. Я, искушенная печалью, Опустошенная до дна, Укроюсь праздничною шалью, И осознаю мудрость дня. И осознаю мудрость ночи, И радость звездную небес. И удивительность всех прочих Земных затейливых чудес. И шеломящий привкус горя, И сладкий приворот тоски. Забот переплавляя горы, Я добрых дел взращу ростки. И, осознавшая усталость Мне Богом данного пути, Пойму: всего-то и осталось Души сородственность найти. «Я , искушенная печалью» В лексическом строе стихотворения очевиден поиск каких-то новых слов, чтобы передать рождение нового чувства. Это может быть стремление обрести себя в «бальзаковском возрасте», а может – в период неких духовных исканий. Также для творчества О. Молчановой характерно стихотворение «А снег опять припорошил»: А снег опять припорошил Мои печали и тревоги. Не обиваю я пороги Тех мест, где ты когда-то жил. Я подхожу, но не могу На самый главный шаг решиться. И только в сердце берегу Все то, что в будущем свершится. И что не вдруг произойдет, И не внезапной будет встреча. А снег тихонечко идет, Ни мне, ни ветру не переча. А снег позанесет следы, Он заметет года и даты. И так недолго до беды, Когда ты в будущем, когда ты… Поэтический образ снега, который ложится мелкой порошей, подчеркивает психологический параллелизм между состоянием природы и состоянием лирической героини. Они в ожидании будущего большого снега, сильной метели. Основной объем женской лирики составляют стихи о любви, что выглядит совершенно естественным. Поэты-женщины Приднестровья стремятся выразит свое понимание этого самого таинственного феномена человеческой жизни в самых различных стихотворных формах. В сборнике В. Пилецкой «Репейник» большинство стихотворений написано в форме триолета. Это самая ограниченная среди всех «твердых» стихотворных форм: слишком мало художественного пространства. Но автор пытается наполнить свои произведения глубинным смыслом: Неприступная вершина, Выше туч, таких высоких, Не тебе ли одиноко? Неприступная вершина, Только солнечным потокам Ты проплыть и разрешила, Неприступная вершина, Выше туч, таких высоких. На светлом крыльце мы сидели с тобой И длился жасминовый вечер, И теплым был северный ветер. На светлом крыльце мы сидели с тобой, Нам пел соловей и кузнечик. Когда мы обласканы были судьбой, На светлом крыльце мы сидели с тобой, И длился жасминовый вечер. Такой прием, как повторы, используемый поэтессой, и призван под- черкнуть этот смыл. Интересными представляются произведения А. Козыриной. Достаточно полной картиной женской ревности можно признать ее полушутливое произведение «Уроборос»: Я ревную – его забавляет, Как сверкают мои глаза. Только гордость меня заставляет О терзаньях не рассказать. Он всегда среди многих знакомых, Увлечён вереницею лиц, Ни имен, ни фигур не запомнить За динарий взятых девиц. Даже плащ, что его обнимает, Порвала б, не оставив нить! Боги, чтó он о ревности знает, Чтоб и в шутку меня дразнить?! Заметим, что уроборос – свернувшийся в кольцо змей, кусающий себя за хвост, – является одним из древнейших символов, автор выбирает из них тот, что ближе по духу лирической героине произведения: символ тьмы и саморазрушения одновременно с плодородностью и творческой потенцией, согласно определению К. Юнга. Исходя из древности символа, озаглавившего стихотворение, автор подбирает образы и лексику: «динарий», «девицы», «боги». Плащ, обнимающий героя, неизбежно вызывает в памяти миф о Геракле, точнее, о смерти Геракла – от отравленного плаща, подаренного ревнивой женой Деннирой. Перед читателем возникает история, глубина которой познаётся после рассмотрения уровней смысла, увязывания аллюзий с исходным текстом и отгадывания загадок. Своеобразной реминисценцией к знаменитому 130 сонету В. Шекспира является вполне незамысловато названный «Сонет»: В его глазах танцует пламя свечек, Очерчивая веточки морщин, И не скрывает в чёрных прядях вечер Серебряные струны паутин. В его руках крошились раньше камни, Не ведала усталости душа. Тогда привычный путь сейчас стал дальним, Часы теперь куда-то всё спешат.  Костёр затих, но свечка не погаснет, И больше привлекает тишина. Пусть время унесло былые страсти – Покой и мудрость принесло сполна.  Она коснулась нежным тихим взором Любимых глаз, очерченных узором. Данное стихотворение, как и вдохновивший на его создание шекспировский первоисточник, написан с «английской» рифмовкой, т.е. abab cdcd efef gg (три катрена и заключительное двустишие, называемое «сонетным ключом»); сходным образом оно построено на противопоставлении, с той разницей, что в «130 сонете» контраст – между приторными штампами, над которыми иронизирует классик, и реальной внешностью возлюбленной, тогда как здесь контраст – между прошлым и настоящим. Нисколько не удивляет, что А. Козырина начинает свой «Сонет» описанием глаз мужского персонажа, словно подчёркивая, какому именно произведению она подражает. Повествование закольцовано, в начале читаем строки: «В его глазах танцует пламя свечек, / Очерчивая веточки морщин», в конце: «Она коснулась нежным тихим взором / Любимых глаз, очерченных узором». Глаза возлюбленного находятся в эмоциональном центре стихотворения, наверное, неспроста, ведь, по избитому выражению, они – зеркало души. Л. Кабанюк, автор сборника стихотворений «Профиль женщины» также пытается осмыслить свое место в мироздании, рисуя пейзаж женской души, о чем и пишет поэт в стихотворении «Встреча». Можно вернуться в прошлое, Даже очень хорошее, Но душевную нить Лучше будущему дарить. Стоит простить прошедшее, Ныне легкое. Всё. Ушедшее. А вот сердца тонкую нить Лучше бережно сохранить. Нужно любить настоящее, Яркое, радужное, блестящее, Но лишь мысли могучая нить Может солнечно удивить. Сердце и мысль связаны нитями судьбы, в которой человек пытается найти свое местоположение. А это положение, возможно, определить только, если способен любить, а любить, - значить простить, «и отпустить, в свет, с миром отпустить». Из книги стихотворений « Ощущение счастья»: - Простить тебя за нежность, уваженье? - Какое, право, к чувствам небреженье. - А может за негаснущий огонь? - Уволь! Отнюдь! То радость. - А не боль?! - Или за мелочь, простенький пустяк- -Надежды реющий, зелёный, тонкий стяг? Нет, за любовь, мою любовь простить И отпустить, в свет, с миром отпустить Ее поэзия искренняя, в ней пережитое ей лично в то же время отсылает к классической литературе. Говоря о любви и прощении, она вспоминает А. Пушкина, его знаменитое «Как дай Вам Бог любимой быть другим». Перекличка поэтов и времен помогает читателю обрести свое истинное лицо, стать частью бытия, соприкасаясь с его тайнами. Как и Л. Кабанюк Н. Самоний живет литературной классикой, и совершенно естественно ее обращение к «Памяти А. С.Пушкина» Пылает осень, вечна память... А я читаю снова Вас. Молитву шепчет листьев замять, Я в кронах вижу Ваш анфас – Такое чудо это время! И жизнь суетная не бремя, А сказка Ваших сладких уст... Пылают листья – пламя чувств! Увы, "Очей очарованье" Шепнёт нам скорое "Прощай!", Курлыкнув эхом "Вспоминай", И дождь заплачет "До свиданья"... Начнёт мороз чудесить вновь... Ах, осень – гения любовь! Чрез огненные слова и символы рождается поэтическое лицо Н. Самоний, привнося в женскую лирику осмысленность и логические очертания. Особенностью творчества Л.Кудрявцевой (стихотворный сборник «Перезвон») можно назвать ее проникновенность, пейзажный психологизм. Можно привести стихотворение поэтессы, характеризующее ее творческое лицо: На красавицу-березу Налетел, как ураган, Растрепал прическу-косу Пьяный ветер-хулиган. И скрутил ей ветви-руки, Заломил упругий стан. Погулял, хмельной от скуки, И – к сосёнке за курган. А березке в сердце муки Он оставил: у корней – Боль свиданья, боль разлуки, «На красивую березу» Поэзия Л. Кудрявцевой – «это поток, который постепенно размывает твердые породы физического мира» (М.Волошин). Ее хочется читать, она узнаваема. Пожалуй, для поэта это является немалым. Ее поэзия фундаментальна потому, что имеет свой стиль и характер, что и делает художника неповторимым. Наталья Сож (сборники стихотворений «Здесь были мы», « Ты опоздала, ночь») - поэтесса, всегда стремящаяся к самовыражению не через голые декларации, а через оригинальную образность. Н. Сож предпочитает перекрестную рифму, но понимает, что она не обязательно должна быть точной, что ассонанс и аллитерация дают поэту широкий диапазон возможностей. Поэтесса использует и прием повтора, как помогающий яснее донести свою мысль к читателю. Все это присутствует в стихотворении « Нам пишет море вдохновенно»: Нам пишет море вдохновенно… Как разгадать те письмена? Строку жемчужным ожерельем На берег вынесет волна. То на песке ее растянет, То вкруг каменьев обовьет, То вглубь загадочно поманит, То вмиг о скалы разобьет. Строка рассыплется словами, Слова, слога уйдут в песок, Быть может, с берегом – не с нами Ведется вечный диалог. Следует также отметить присутствующий в стихотворении параллелизм: морской пейзаж – поэтическое слово, определенную орнаменталистику во второй строфе. Н. Сож, родившеяся в первый послевоенный год, вероятно, с детства слышала не только веселые солдатские байки, но и самую жестокую и страшную правду о войне. Это и находит свое отражение в стихотворении «Карьер под Уманью», опубликованном в Литературном альманахе «Взаимность» за 2012 год. Несмотря на то, что в идейно-тематическом плане стихотворения (речь идет советских военнопленных в германском концлагере) мужской мир испытаний, в нем ощутимо влияние древнейшей, очень женской, жанровой формы - причитания. Женская лирика не исчерпывается названными авторами. Весьма продуктивны такие поэтессы, как Л. Ладыка (кстати, прекрасный мастер переводов), С. Зубкова (ей хорошо удаются стихотворные миниатюры). А. Штро удачно сочетает детскую и пейзажную лирику. Она автор стихотворных сборников « В русле жизни», «Чай с музой». Их произведения часто появляются на страницах приднестровской печати. Также необходимо отметить роль, которую сыграли в становлении литературы ПМР, такие авторы как Николай Фридман и Петр Илюхин. Н. Фридман в своих стихотворениях о войне неоднократно подчеркивает, сто надежда на новую счастливую жизнь это главный трофей, который достался его поколению, ушедшему на фронт со школьной скамьи: Без трофеев домой я вернулся с войны… Ни вина, ни часов, ни одежды- Ничего не привез я с чужой стороны, лишь медали и ворох надежды. Лишь подарок судьбы, что остался живым, Только веру, что всё еще будет. Беззащитным, наивным, совсем молодым Я пришел в 45-м оттуда. Символично звучит название одного из его стихотворений -«Кончался бой»:Кончался бой немыслимой длины, и первый раз за все четыре года мы наяву, пройдя огонь и воду, Увидели агонию войны. Агония войны – за этим, вроде бы, тривиальным выражением скрывается многозначный смысл: мы не хотим больше войны, мы не хотим потерь, мы не хотим жертв, мы хотим просто жить. Даже тогда, когда нас остались единицы. Ветшает всё: события и даты, Состарились военных лет друзья, Но позабыть, как падали солдаты, Нам до последних дней своих нельзя. «В мае» Поэзия Н. Фридмана проникнута ощущением исторической памяти. Она, считает Ю. Заяц, преображает каждого, кто соприкоснулся с ней. Жизнь и творчество для П. Илюхина - «пуля на излете», «птица, страждущая взлететь». В одном из лучших своих стихотворений «Разлад» он пишет: Идеи опьяняют – высотою, Застыли в них летучие ветра. Раздавлен я зловещей пустотою Меж будущим и пройденным вчера. Эта внутренняя раздвоенность личности, прошедшей войну, сознающей трагизм бытия, определяет поэзию П. Илюхина. По сути своей, она наполнена восприятием мира сквозь призму его катастрофичности. Только стремление к высотам, ведомым лишь поэту, дает ощущение полноты жизни. В этом смысле поэт предельно искренен, он летчик по профессии и высота для него понятие не только Божественное, но и реальное, то и другое, по мнению литературного критика Ю. Зайца, сливается в единое целое в стихотворении «Жить всегда»: На приборной доске, как живые. Все приборы со мной говорят. За конкретикой деталей кабины летчика, за этим миром вещей открывается мир души, жаждущей покинуть земную суету с ее вечными сомнениями и открыть небесные выси, песней красоту души. Писатель верит в особую социальную миссию литературы, что и находит выражение в его сборнике «Внутренний голос».