Западная философия конца XIX – XX веков. Русская философия. Смысл жизни

НССУЗ НП «Региональный финансово-экономический техникум» ОСНОВЫ ФИЛОСОФИИ (Третья лекция) __________________________________ http://rfet.ru © РФЭТ © Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав. 2 СОДЕРЖАНИЕ РАЗДЕЛ 1. ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ КОНЦА XIX – XX ВЕКОВ...4 Глава 1.1. Философия Шопенгауэра и Ницше.....................................4 Глава 1.2. Философия позитивизма и эволюционизма........................8 Глава 1.3. Философия бессознательного.............................................10 Глава 1.4. Экзистенциализм.................................................................13 Глава 1.5. Неопозитивизм.....................................................................18 Глава 1.6. Прагматизм...........................................................................20 РАЗДЕЛ 2. РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ...................................................22 Глава 2.1. Становление и особенности русской философии............22 Глава 2.2. Эволюция русской идеи и русская философия XIX века...............................................................26 Глава 2.3. Русская философия XX века...............................................33 РАЗДЕЛ 3. ЭТО ИНТЕРЕСНО................................................................35 Глава 3.1. Познавательные способности. Чувства и разум...............35 Глава 3.2. Умное сердце.......................................................................37 Глава 3.3. Что важнее – чувства или разум?.......................................41 РАЗДЕЛ 4. СМЫСЛ ЖИЗНИ...................................................................44 Глава 4.1. Значение философии...........................................................45 3 РАЗДЕЛ 1. ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ КОНЦА XIX – XX ВЕКОВ Конец XIX и XX в. - эпоха неклассической философии – дали плеяду замечательных мыслителей, обогативших философскую культуру глубокими и тонкими идеями, отразившими достижения науки и иные стороны материального и духовного развития человечества. Западная философия данного периода – это огромное многообразие философов всевозможных школ, направлений, концепций. Глава 1.1. Философия Шопенгауэра и Ницше Одной из самых ярких фигур иррационализма является Артур Шопенгауэр (1786 – 1861), который, так же как и Л. Фейербах, был неудовлетворен оптимистическим рационализмом и диалектикой Г. Гегеля. Но он не принял фейербаховской концепции. Шопернгауэр тяготел к немецкому романтизму, увлекался мистикой. Он преклонялся перед философией И.Канта и философскими идеями Востока. В противоположность Канту Шопенгауэр утверждал познаваемость «вещей в себе». Первый факт познания он видел в представлении. Познание, осуществляется либо как интуитивное, либо как отвлеченное, или рефлективное. Интуиция – это первый и важнейший вид знания. Весь мир рефлексии в конечном счете покоится на интуиции. По Шопенгауэру, истинно совершенным познанием может быть только созерцание, свободное от всякого отношения к практике и к интересам воли; научное мышление всегда сознательно. Оно отдает себе отчет в своих принципах и действиях, а деятельность художника, напротив, бессознательна, иррациональна: она не способна уяснить себе собственную сущность. Этика Шопенгауэра пессимистична. Страдание, по Шопенгауэру, присуще жизни неотвратимо. То, что называют счастьем, имеет всегда отрицательный, а не положительный характер и сводится лишь 4 к освобождению от страданий, за которым должно последовать новое страдание либо томительная скука. Этот мир не что иное, как арена замученных и запуганных существ, которые живут лишь благодаря тому, что одно существо истребляет другое, где, поэтому каждый зверь представляет собой живую собственность тысяч других, а его самосохранение – цепь мучительных смертей. Из признания доминирующей роли страдания следует сострадание в качестве важнейшего этического принципа. Противоборствующим состоянием духа, препятствующим страданию, является состояние полного отсутствия желания. Симптом этого – переход к полному аскетизму. В связи с этими рассуждениями уместно рассказать о характере Шопенгауэра. Он был одинок и озлоблен. Проклинал, ругал последними словами Гегеля и его произведения. Он затеял чтение лекций в Берлинском университете, где тогда читал лекции Гегель. Он хотел переманить студентов от Гегеля к себе, но у него ничего не получилось. Что озлобило его еще больше. Он постоянно скандалил с соседкой, один раз даже избил ее. Он злился! Почему его не читают? Почему не покупают его книги? Но обладая поразительной силой воли, он пишет снова и снова и в конце концов становится знаменитым. Как тут не вспомнить слова И.Фихте: «Каков человек, такова и его философия». В полном соответствии с глубинной эмоцией восточной культуры Шопенгауэр видел разрешение трагедии человеческой жизни в умерщвлении плоти и в угасании рациональных исканий человека. Более того: пессимистический волюнтаризм Шопенгауэра предполагал в качестве исхода апологию самоубийства. Недаром последователь Шопенгауэра Э.Гартман призывал даже не к индивидуальным, а к коллективным самоубийствам. Для Европы самоубийство всегда было грехом. Таковым оно осталось и для всех философских и идеологических систем, основанных на христианской культуре. В заключение следует сказать, что Шопенгауэр был первоклассным писателем, блестящим стилистом. Чтение его произведе5 ний доставляет не только интеллектуальное, но и эстетическое наслаждение. Ни один автор философской литературы, не умел формулировать философскую мысль с такой ясностью, с такой конкретной красотой, как Шопенгауэр. У него был дар представить в действительно блестящем и прозрачном изложении множество философских идей. Воззрения Шопенгауэра оказали большое влияние не только на отдельных крупных мыслителей, но и на ряд направлений философской мысли. Стоит заметить, что во многом под влиянием Шопенгауэра сформировались эстетические взгляды великого композитора Р. Вагнера. Фридрих Ницше (1844 – 1900), считая, что в основе человеческого поведения лежит не воля к жизни, как полагал Дарвин, а воля к власти, видел в ней источник развития от обезьяны к сверхчеловеку — следующему после Homo sapiens эволюционному виду. Прогресс, по Ницше, находится по ту сторону добра и зла, и эти понятия неприменимы к процессу выживания наиболее приспособленных. Человек имеет право, осуществляя волю к власти, на любой поступок по отношению к другим людям и всему, что ему противостоит. В основе мира, по Ницше, лежит воля, понимаемая многозначно: как некоторая движущая сила «становления», имманентная действительности; как «сущее» в его динамичности; как страсть, чувство, аффект с различными оттенками; как «воля к власти», к расширению своего Я, к экспансии. Ницше решительно отверг учение Шопенгауэра о сострадании и аскетизме как намеренном сокрушении воли «путем отказа от приятного и взыскания неприятного». Воли к власти Ницше придает значение, выходящее за пределы жизни, рассматривает ее как космическое начало, основу и движущую силу мирового прогресса. Один из источников Ницше — дарвинизм в мальтузианском русле. Как мальтузианство видело в рождении людей опасность перенаселения планеты, так Ницше видит в культуре упадок «высшего типа человека». 6 Ницше считал, что возвышенные идеи суть не что иное, как «завуалированное» зверство, где за добрыми словами скрывается воля к власти, у людей слабых она проявляется как воля к свободе, у более сильных — как воля к большей власти, и если это безуспешно, то как воля к справедливости, у самых сильных — как любовь к человечеству, которой прикрывается стремление к подавлению чужой воли. Взамен христианской, как он ее назвал, «морали рабов» Ницше провозгласил «мораль господ», не знающую жалости и сострадания, — сильному позволено все! Основное внимание Ницше было сосредоточено на проблемах культуры, на вопросах этики и эстетики, в частности музыки, а также на идеях бытия человека. Современная ему культура оценивалась им как «культура декаданса», когда, по Ницше, возрастание интеллекта ослабляет инстинкт человека, приглушая ощущение его слиянности с природой, умаляя смысл жизни как единственно абсолютной ценности. Над всем человечеством, утверждает Ницше, царит бессмыслица. Для культуры декаданса якобы характерна христианская мораль с ее культом утонченной духовности и милосердия, когда вместе с тем происходит явное умаление ценности земной жизни и усиливаются принципы сострадания. Рассматривая искусство, Ницше выделяет в нем два начала: дионисийское и аполлоновское. Эти противоборствующие силы характеризуют само бытие. Причем дионисийское, изначально-жизненное, лежит в основе бытия. Искусство, по Ницше, есть избыток,излияние цветущей телесности в мир образов и желаний. Ницше характеризует эстетику как «прикладную физиологию», а в эстетическом чувстве усматривает интуитивную оценку явления как психофизиологически полезного или вредного для организма. Стремление Ницше создать основы новой морали «сверхчеловека» взамен христианской, найти новый путь религиозного сознания нельзя считать продуктивным. Тем не менее, воззрения Ницше имели и по сию пору имеют большое влияние на умы людей; этому, видимо, во многом способствует удивительно изящная литературная форма 7 его произведений в виде броских афоризмов, парадоксальных выражений, памфлетов и притч. Всегда удивляло, как такой изощренный эстет мог спуститься с вершин богатейшей культуры и образованности в истории философии, теории искусства до уровня биологизации эстетики! Так же вызывает недоумение резко отрицательное, даже бестактно-грубое отношение Ницше к прекрасному полу. Вот некоторые его афористические по форме высказывания: «Мужчина должен воспитываться для войны, женщина – для отдохновения воина. Все остальное – вздор»; «Ты идешь к женщине? Не забудь плетку!». Видимо, тут сказываются какие-то болезненные глубинно-личные мотивы… Нельзя, впрочем, не отметить, что главная тенденция в воззрениях этого незаурядного мыслителя и публициста состояла в совершенствовании культуры человека, в улучшении самого типа человеческой личности. А это, согласитесь, благородная цель. Совершенствование личности в ее положительном содержании всегда желательно. В заключение хочется сказать: произведения Ницше критикуют, а некоторые просто ругают, но очень многие ими зачитываются, его высоко ценят; приобщение к его творениям, несомненно, обогащает, утончает наш духовный мир. Глава 1.2. Философия позитивизма и эволюционизма Огюст Конт (1789 – 1857) предположил, что эпоха метафизики после Гегеля закончилась. Гегель следовал Декарту и Канту, сделав мышление предметом философии. Но мышление у него в процессе самодвижения далеко отходит от чувств. Критика системы Гегеля способствовала нарастанию неверия в разум как гарант высшей истины. Эпоха Просвещения, поднявшая самодеятельный разум на недосягаемую высоту, закончилась вместе с XVIII в. Позитивизм О.Конта продолжил традиции эмпиризма, полагая, что идеи могут быть сведены к чувственному восприятию. В соответствии с присущей XIX в. историчностью, он рассматривал эволюцию 8 человеческой культуры как проходящую три последовательных стадии: религиозную, метафизическую и позитивную — стадию науки, основанной на эксперименте. Сначала человеческое мышление было религиозным (теологическим) и объясняло все происходящее действием богов. Потом оно стало философским (метафизическим) и выводило все из умопостигаемых идей и сущностей. В последовавшее за эпохой Возрождения Новое время мышление стало научным (позитивным) и делает выводы на основе эмпирической проверки теоретических построений, открывая законы природы. Такое мышление утверждается в исследовании природы, затем в изучении общества. Вначале возникли естественные науки — астрономия, физика, химия, биология, затем должна появиться наука, изучающая общество. Для нее Конт и предложил название «социология», что в буквальном переводе означает «наука об обществе». Позитивизм Конта отражал реальный факт превращения науки в господствующую отрасль культуры в Новое время, но его излишняя категоричность не вполне соответствует действительности, в которой сохраняют свое значение и философия, и религия. Гегель полагал, что принцип становления имеет силу лишь в царстве духа. Природа, хотя и существует во времени, не развивается, а только разнообразится в пространстве: «между духовным и природным миром существует... еще и то различие, что последний постоянно лишь возвращается в самое себя, между тем как в первом, безусловно, имеет место также прогресс». Г. Спенсер нашел прогресс и в природе. Он хотел примирить традиционный английский эмпиризм, модный в то время позитивизм, дополненный им эволюционизмом, с философией Канта. По Канту, формы созерцания и мышления существуют с самого появления человека и не могут быть результатом постепенных изменений. Спенсер признавал наличие априорного в данном человеке, но считал, что оно не предшествует эволюции и не есть результат индивидуального опыта, а есть врожденная и унаследованная способность. 9 Эволюционная концепция базируется на естественно-научных данных. Под эволюционизмом понимается учение о постепенном развитии всех живых существ, общественных учреждений и верований. Научную основу его составила теория Дарвина. Социал-дарвинисты распространили учение Дарвина на общественную жизнь. Спенсер еще до Дарвина предположил, что человечество в своем развитии проходит два состояния: воинственное и сменяющее его промышленное. Борьба за существование в человеческом обществе, по Спенсеру, затухает по мере перехода от войн к промышленному сотрудничеству. Историческая и эволюционная концепции подают хорошую надежду на будущее. Но вместе с тем такие взгляды ведут к пассивности людей, думающих, что объективные законы, олицетворением и исполнителем которых выступают знающие их правители, сами пробьют себе дорогу, а подданным достаточно исполнять идущие сверху приказы. В заключение необходимо сказать, что немецкая классическая философия – это громадное достижение в области философии, достижение, значимость которого трудно переоценить. Мы рассмотрели философские идеи каждого мыслителя, что позволяет увидеть все основные черты выдающейся индивидуальности. Вместе с тем весь период развития классической философии предстает как целостный процесс, включающий в себя взаимодействие и противоборство различных концепций, а также их взаимовлияние. Глава 1.3. Философия бессознательного В конце XIX в. усилился скептицизм. Истина, по Ницше, есть «род заблуждения». Отрицание высшего начала и истины порождало иррационализм. Отказ от гегелевского панлогизма привел к философии бессознательного Эдуарда Гартмана (1842 – 1906). Бессознательное, по Гартману, есть единая духовная субстанция, общая для природы и людей и лежащая в основе их деятельности. В человеке бессознательное действует на уровне инстинкта, который 10 никогда не ошибается. Представление о бессознательном присуще не только западной культуре. В древнеиндийской философии ему уделялось большое внимание — как подсознательным мотивам, так и сверхсознанию, под которым понималась часть человеческого существа, находящаяся в контакте с Единым. Гартман продолжил Канта и особенно Шопенгауэра, признавая вслед на ними значение воли. К сознательной воле Гартман добавил волю бессознательную, которая, по его мнению, первична и более сильна. Одно из свойств бессознательного — моментальность действия. Если мы что-то делаем, не раздумывая, по первому побуждению, это и есть проявление бессознательной воли. Она может находиться в конфликте с сознательными желаниями, и этим объясняется состояние, когда мы разумом понимаем, что нужно делать, но нечто внутри, непонятное нам самим, мешает приступить к выполнению намеченного, и в результате мы делаем совершенно иное. С помощью представления о бессознательной воле можно объяснить, почему удовольствие часто переходит в свою противоположность. Человек отдает себя во власть инстинкта или, иначе, подчиняется бессознательной воле. Но после, когда бессознательная воля умолкает, ее место занимает сознательная воля, недовольная происшедшим; отсюда чувство неудовлетворенности собой. Делая вывод, что небытие мира предпочтительнее «безумного карнавала бытия», Гартман перебрасывает мостик в философию XX в. Глубокое проникновение психологии XX в. во внутренний мир человека дало основания сомневаться, что поведение полностью определяется и контролируется сознанием. Сформировалась концепция, во многом противоположная экзистенциализму (хотя в некоторых начальных моментах близкая к нему) и восходящая к философии бессознательного Гартмана. Если экзистенциализм обратился к душе человека, то психоанализ проник в подсознание. Он обнаружил подсозна11 тельные мотивы поступков и отверг постулат экзистенциализма о свободе воли человека. В начале XX в. австрийский врач Зигмунд Фрейд (1856 – 1939) получил экспериментальный материал, подтверждавший основополагающую роль подсознания в человеческом поведении. Фрейд объяснил самоубийство не сознательным признанием абсурдности бытия и бессмысленности жизни, как считали экзистенциалисты, а подсознательной тягой к разрушению и смерти, которая оказывается выше сознательных мотивов, лишь оправдывающих подсознательные влечения. Воле к разрушению и смерти противостоит в человеке воля к жизни, частью которой является сексуальное желание. Взаимодействие этих двух воль определяет, по Фрейду, поведение человека. Первичные желания могут замещаться другими, находящимися на более высоком уровне. Сексуальное желание может переходить в творчество. В этом смысле вся духовная культура является сублимацией (замещением) исходных инстинктов человека. Иногда первичные желания, если они не могут быть удовлетворены или модифицированы, приводят к психическим заболеваниям. Поскольку источником болезни служат подсознательные мотивы, важным становится осознать их. Для этого Фрейд разработал специальную технику, в которой большую роль играет толкование сновидений. Бессознательное, тщательно скрываемое и подавляемое в сознательной жизни, прорывается во время снов, когда цензура сознания отсутствует. Фрейд построил теорию сновидений как исполнения желаний. Чтобы разгадать бессознательные мотивы, надо раскрыть содержание снов. В книге «Толкование сновидений» Фрейд показывает, как это делать. Подсознательное психическое первоначало Фрейд видел в сексуальной энергии. Его ученик Карл Юнг (1875 – 1961) считал таковой иерархию архетипов — универсальных бессознательных образов, властвующих над человеком. Эти образы или, точнее сказать, символы имеют для человека столь важное значение, что неокантианец 12 Эрнст Кассирер (1874 – 1945) назвал человека «символическим животным». Символ отличается от знака тем, что не только обозначает определенный предмет, но имеет и другое, более глубокое значение, которое никогда не может быть полностью раскрыто, как никогда нельзя точно вычислить иррациональное число. Такую особенность символа объясняют тем, что его значение уходит в глубины бессознательного. «Коллективное бессознательное» проявляется во сне, но и к нему все сновидения не сводятся. Тем не менее, на почве осознания подсознательных желаний возможно разрешение внутренних конфликтов, которое полезно не только для излечения больных, но и для обретения душевного спокойствия здоровыми людьми. Наметилась тенденция к соединению фрейдизма и экзистенциализма. Юнг под внутренним ядром человека (он называл его «самость») понимал сумму сознательного и бессознательного. Бессознательное влияет на человека, но это влияние можно скорректировать, если понять подсознательные мотивы действий и поставить их на службу высшим устремлениям и ценностям человека. Глава 1.4. Экзистенциализм В поисках реальной связи субъекта и объекта Гегель пришел к Абсолюту, низведя личность до уровня его орудия. Серен Кьеркегор (1813 – 1855), опираясь на Канта и осознав выводы, которые следуют из системы Гегеля, в противоположность последнему, представил личность как «вещь в себе» и тем утвердил ее ценность и абсолютное значение, умерив ее познавательные амбиции. Кьеркегор отказался от претензии на обладание абсолютной истиной во имя индивида и стал предтечей экзистенциализма — нового направления, которое появилось в западной философии в начале XX в. (от слова «экзистенция», что значит «существование»). Знаменитый афоризм Декарта «Я мыслю, следовательно, существую», которым он хотел подчеркнуть важность разума, экзистенциа13 листы перевернули, поставив на первое место существование: «Существую, следовательно, мыслю». Даже не зная, что значит быть, человек может сказать «Я есмь». Основная черта экзистенциализма — обращенность к отдельной личности, восстановление и возвеличивание роли индивидуальности в общественном развитии. Главное внимание экзистенциалисты уделили наиболее важным, с их точки зрения, состояниям и чувствам человека, таким как тревога, страх, совесть, забота, отчаяние, любовь... В исторических и эволюционных концепциях упор делается на объективные законы развития, которые ведут к неизбежному лучшему будущему, а человек предстает как простой исполнитель мировой необходимости. С точки зрения экзистенциализма, таких законов нет, и человек остается с самим собой перед лицом неизбежной смерти. Поэтому самым естественным состоянием, в котором человек раскрывается наиболее полно, оказывается страх — прапереживание, лежащее в основе существования. В состоянии страха мир как бы берется в скобки и человек оказывается наедине с собой, со своим существованием. Преследуемый страхом смерти, человек ищет свое место в обществе. Но социальная жизнь индивида не истинна. В глубине его личности скрыто подлинное, одинокое существование, доступное немногим. Страх смерти раскрывает человеку его индивидуальность и его одиночество, ибо никто не может умереть вместо другого, каждый уходит из жизни сам. Экзистенциализм вернулся к Сократу в том смысле, что проблема смерти стала для него основной, как и для Сократа, сказавшего в диалоге «Федон», что философствование есть умирание. Но там это было, так сказать, конструктивное «умирание», связанное с выработкой позитивной жизненной программы, здесь — с острым ощущением абсурда существования. Казалось бы один и тот же вывод, но совершенно разная направленность и распределение энергии, затраченной в одном случае на решение проблемы, а в другом — на переживание ужаса от факта ее осознания. 14 В то время как верующий христианин считает, что страх нагоняют на человека бесы, и признает только страх Божий, экзистенциалисты полагают, что страх естественен, и даже обоготворяют его, так как в нем проявляется подлинность человека. Несомненна связь страха с отсутствием веры в загробную жизнь. Экзистенциалисты обосновывают беспокойство человека его конечностью, тогда как теологи той же конечностью — необходимость Бога. В эпоху Возрождения на смену аскетизму церковной морали пришел идеал жизнерадостности и наслаждения. Прошло несколько веков, и основатель экзистенциализма немецкий философ Хайдеггер вернулся к обычным для стоиков разговорам о смерти, утверждая, что только в сильных переживаниях — страхе, тревоге, ужаса — человек раскрывается таким, каков он есть на самом деле. Однако если стоики видели в смерти не трагедию, а скорее освобождение от тягот бытия, то в экзистенциализме, отказавшемся от представления о Высшем Существе и загробном существовании, смерть предстает концом данной личности. В XX в. поблекли идеалы Просвещения и Прогресса. Остались идеалы материального потребления, дополняемые пессимизмом людей духовного склада. На первое место выходит понятие «абсурда существования». Альбер Камю (1906 – 1960) обращается к весьма характерному образу Сизифа, занятого бесполезным трудом — вкатыванием камня на гору, который затем летит вниз. В жизни нет духовной цели, а стало быть, она нелогична, абсурдна. Экзистенциалисты убедительно показали (к примеру, Камю в «Постороннем»), что, если быть последовательным, вере в Бога можно противопоставить только убеждение в абсурдности бытия. Жизнь, кончающаяся неизбежным распадом, предстает как нонсенс. Если нет Бога и человек умирает насовсем, то жизнь бессмысленна — таков пессимистический вывод экзистенциализма. Душа без веры в Бога и без истории, предоставленная самой себе, оказывается 15 во власти абсурда, который Жан-Поль Сартр (1905 – 1980) определял так: «Абсурдность изначальная — прежде всего разлад, разлад между человеческой жаждой единения с миром и непреодолимым дуализмом разума и природы, между порывом человека к вечному и конечным характером его существования, между «беспокойством», составляющим самую его суть, и тщетой всех его усилий». Сартр подчеркивает значение личного выбора, который мы можем делать только сами и для себя, потому что не существует какоголибо одного, пригодного для всех решения. Даже если и есть наилучший вариант, мы его не знаем. «Выбирать можно все, что угодно, если речь идет о свободе решать». Поэтому свобода — главная ценность и основание всех ценностей. Экзистенциалисты показали такой идеал личности, что на его фоне померк обычный человек и усилились разговоры об отчужденности, одномерности, деперсонификации... Экзистенциалистов беспокоило, что в современных условиях, когда большинство людей живут в крупных городах и подвержены сильному влиянию средств массовой информации, они становятся все больше похожи друг на друга и теряют свою неповторимую индивидуальность и свободу, которая начинается по ту сторону социальной сферы в духовной жизни личности. Быть свободным — значит, быть самим собой, не думать и не поступать так, как поступают и думают другие. Человек, по Сартру, обречен быть свободным, если нет Бога, который руководил бы его поступками, и нет объективных законов, которым бы он подчинялся. В отличие от Ницше, экзистенциалисты признают свободу не только для себя, но для всех людей. Это абсолютная свобода в том смысле, что нет ничего над человеком, что определяло бы его поведение. Обеспечить такую свободу нелегко. Сартр пишет, что конфликт — изначальный смысл социальной жизни. Человек — эгоист, поэтому зло и борьба с другими людьми неизбежны. Используя военную терминологию, Сартр пишет: «я являюсь проектом отвоевания 16 для себя моего бытия». Жизнь — как бы исходный плацдарм, с которого надо начинать битву за себя. «Но это невозможно себе представить иначе, как путем присвоения мною себе свободы другого. Выходит, мой проект отвоевания самого себя есть, по существу, проект поглощения другого». Вывод, что «единство с другим фактически неосуществимо», Сартр обсуждает на примере любви. Для любви нужен отказ от самого себя. В действительности же «мы хотим овладеть именно свободой другого как таковой». Но человек не хочет властвовать над автоматом. «Полное порабощение любимого существа убивает любовь любящего», потому что он хочет владеть свободным человеком. Выхода из этого противоречия как будто нет, но другой знаменитый экзистенциалист Хосе Ортега-и-Гассет (1883 – 1955) высказал идею, что влюбляемся мы в чем-то близкого нам, и это способ узнать, кто мы (скажи мне, кого ты любишь, и я скажу, кто ты). Чем больше отвоевано свободы, тем больше ответственность. Ведь некого винить за то, что мы сделали, коль скоро мы свободны. Если человек создает самого себя и все его поступки — результат личного решения, на которое не влияют ни гены, ни общество, и нет никого, кто стоял бы за человеком, — ни Бога, ни дьявола, — то именно он и никто другой ответствен за себя и мир. Как на свободу, человек осужден на ответственность и на вину за свои грехи. Альбер Камю в романе «Падение» говорит: «В конце всякой свободы нас ждет кара: вот почему свобода — тяжелая ноша». Экзистенциализм — реакция на чересчур интеллектуальное представление о человеке, характерное для немецкой классической философии, для которой человек был прежде всего мыслящим существом. Она рассматривала мышление как демиурга, а человека как носителя мирового духа. Экзистенциализм вслед за Ницше лишил мышление престижа основы, определяющей поведение человека. Акцент на немыслимость существования (Кьеркегор: «существование нельзя мыслить»; Ясперс: «экзистенцию можно только прояснить») противоречит, однако, возвышению человеческой индивидуальности. Ведь че17 ловек превосходит другие существа тем, что обладает мышлением. Экзистенциалистский переворот «Существую, следовательно, мыслю» — также результат размышления. Начальный же импульс к рефлексии о существовании дает акт мысли. Экзистенциализм не может быть нерациональным, если хочет остаться философией. Экзистенциализм — философия конкретного, обособленного в себе человека, зовущая его к свободе и обращающая в конечном счете к выводу, что наилучший путь (по которому далеко не каждый может идти) — становление духа, сфера творчества. Глава 1.5. Неопозитивизм Позитивизм в XX в. под воздействием достижений естествознания и математической логики трансформировался в неопозитивизм, признавший главным предметом философского исследования логический анализ языка. Неопозитивисты выдвинули принцип верификации, в соответствии с которым научно осмысленной может быть только такая теория, которая подтверждается эмпирическими фактами, а также можно домыслить воображаемые факты, опровергающие ее, если бы они на деле имели место (такая теория истинна); или же теория, которая опровергается фактами, и можно домыслить воображаемые факты, подтверждающие ее, если бы они имели место (такая теория ложна). Поэтому основной задачей неопозитивизма стала проверка научной осмысленности предложений и их истинности через сравнение с фактами опыта. Людвиг Витгенштейн (1889 – 1951), продолжая Канта, который ставил границы мышлению, ставит границы языку. Успехи математической логики способствовали иллюзии, что только логика может служить адекватным инструментом познания. Как когда-то Декарт, Витгенштейн стремился прежде всего к ясности. Главная мысль его «Логико-философского трактата» такова: то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно. Но ясность и отчетливость мысли 18 Декарту были нужны для последующей формулировки философской позиции, а у неопозитивистов этот тезис привлекается, по существу, для обоснования отказа от метафизики как таковой. Витгенштейновское «о чем нельзя говорить, о том следует молчать» (своеобразное знамя неопозитивизма) проистекает от скептического «воздержания от суждений» Секста Эмпирика. Все суждения, полагает Бертран Рассел (1872 – 1970) в фундаментальном труде «Человеческое познание, его сфера и границы», можно свести к суждениям о единичных фактах, а такие суждения можно проверить эмпирически. Эта попытка атомизации мира соответствует сциентистской методологии, по которой наука призвана отвечать на частные вопросы, и сциентисты всегда пытались показать, что, в частности, это есть сама реальность, из которой конструируется общее. По Расселу, знание складывается из опыта и веры, основанной на прежнем, даже дочеловеческом опыте. Знание, таким образом, есть оправдывающаяся вера всего опыта человека как продукта эволюции. Расселовское доопытное знание имеет эволюционную основу и объективно. Рассел идет вслед за Кантом ко все более тесному объединению эмпиризма с рационализмом по пути, который проложил Лейбниц своим знаменитым «Нет ничего в интеллекте, чего не было бы в опыте, кроме интеллекта». Цель неопозитивизма — свести все научные результаты к некоторому количеству базисных положений, непосредственно проверяемых эмпирически, — оказалась нереализуемой. Предпринятые в методологии науки попытки выработать универсальные модели, по которым «работает» наука, тоже не удались. Аналогично кантовской критике «чистого» разума, неудачные попытки неопозитивизма свести теоретический уровень исследований к эмпирическому, стимулировали критику «чистого» опыта. Только разум и опыт вместе могут приблизиться к истине — таков вывод Карла Поппера (1902 – 1994). 19 Как и неопозитивисты, Поппер выводит за скобки все неверифицируемые, нефальсифицируемые и бессмысленные, по классификации Витгенштейна, философские рассуждения. Для этих направлений они оказываются попросту ненужными. Метод Поппера состоит не в доказательстве истинности научных положений, а в избавлении от ложных гипотез. Методологический вывод Поппера: «Именно возможность опровержения или фальсификации теорий определяет возможность их проверок, а следовательно, их научный характер». Поппер против библейского «возлюбите врагов ваших», считая, что этого не следует делать, так как это якобы ведет к навязыванию другим наших предпочтений, но он считает фундаментальным положение рационализма — «Я могу ошибаться, а ты можешь быть правым». Рационализация не опасна, когда есть способ проверки. Но сам Поппер говорит, что проверка (опытная) возможна только в естественных науках. Здесь у разума и возможностей больше, и опасностей меньше (если не считать опасностей от самой научной деятельности). Но, например, в политике, истории опасности рационализации неизмеримо возрастают, и поэтому надежды на разум уступают здесь место надеждам на любовь. Это понял Э. Фромм. Для экзистенциалистов жизнь абсурдна. Для Поппера «история не имеет смысла», хотя «мы можем придать ей смысл... Именно мы привносим цель и смысл, в природу и историю». Глава 1.6. Прагматизм Если экзистенциалисты заботились о свободе человеческой индивидуальности и ее подлинности (тождественности с самим собой), а психоаналитики — о выявлении подсознательных мотивов деятельности, то американские философы поставили во главу угла определение принципов поведения, помогающих достичь успеха в деле. Корни такого направления, получившего название прагматизма (от греческого слова «прагма» — дело, действие), можно найти в Древней Греции. 20 Философия прагматизма ставит во главу угла деятельность. Она помогает решать человеческие проблемы. Это напоминает философию Древнего Рима. То, что полезно для человека, можно считать истинным. В качестве примера приведем рассуждение Уильяма Джеймса (1842 – 1910) о выгодности веры в Бога. Если вера окажется ложной, то я ничего не теряю и не окажусь в худшем положении, чем атеист; но если она окажется истинной, я обеспечу себе спасение и вечную жизнь. Не стоит терять единственный шанс и, значит, — есть все резоны верить в Бога. Как и для Рассела, истина для прагматизма представляет собой веру, не подверженную сомнению. Разум для прагматизма — инструмент добывания успеха в мире, а научные теории — орудия, помогающие в этом. Какая-либо идея становится истинной, когда воплощается в жизнь. По словам Джона Дьюи (1859 – 1952), разработавшего инструменталистскую версию прагматизма, функция интеллекта не в том, чтобы копировать объекты окружающего мира (да и почему вселенная должна существовать в копиях и как она может быть скопирована во всей полноте), а в том, чтобы создавать наиболее эффективные и выгодные отношения с объектами. Этично с точки зрения прагматизма все, что способствует успеху в делах, и здесь прагматизм переходит в то, что получило название деловой этики. Наибольшая известность выпала в XX в. на долю Дейла Карнеги (1888 – 1955), его советы разошлись по свету в миллионах экземпляров. Карнеги много почерпнул из человеческой мудрости, чтобы выработать правила общения и достижения делового успеха. Они сводятся к следующему: имеет хорошие отношения с людьми и достигает успеха в делах тот, кто максимально внимателен к другим и как можно меньше выпячивает собственное Я. Напоминает «разумный эгоизм» Н.Г. Чернышевского, но здесь человек меньше думает о пользе других и всех, а больше о себе, хотя разум его смиряет эгоизм. 21 РАЗДЕЛ 2. РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ Глава 2.1. Становление и особенности русской философии Усиление интереса к истокам и развитию отечественной философской мысли следует рассматривать в контексте общего интереса осмысления народом своего исторического прошлого. И это вполне естественно: в истории нашей философии мы ищем ответы на вопросы о разладе идеалов и действительности, и духовную опору, и вечные социальные, нравственные ценности, и основания подлинного национального достоинства и гордости. Философия каждого народа определяется рядом обстоятельств, среди которых немаловажное значение имеет национальный характер. Мы это отмечали на примере Греции, Рима, европейских и мусульманских народов. Не составляет исключения и Россия. В России, в отличие от Греции или Германии, философия никогда не была главенствующей отраслью культуры, поэтому ее развитие шло в русле задач, поставленных другими ее отраслями. В Средние века в Европе философия была служанкой религии, и то же самое было в России в течение продолжительного времени — с самого возникновения русской философии и до XIX в. Большая продолжительность этого периода связана с тем, что если в Европе после эпохи Возрождения главной отраслью культуры стала наука, и философия обратилась к решению проблем познания, то в России этого не произошло — наука в России получила развитие только в послепетровское время, а точнее, во второй половине XVIII в. Соответственно философия познания возникла позднее, чем в Европе. Русская философия сохранила преимущественно религиозный характер до начала XX в., когда это направление было наряду с другими разгромлено пришедшими к власти большевиками, а виднейшие русские философы — Бердяев, Булгаков и др. — были высланы из России или репрессированы. 22 Второй особенностью русской философии была ее нацеленность на проблемы этики, что отнюдь не противоречило ее преимущественно религиозному характеру. Это заметно уже в первом религиознофилософском произведении «Слово о законе и благодати» и осталось тогда, когда после церковного раскола религиозная направленность философии стала ослабевать. В этом смысле для русской философии характерно то же, что и для русской литературы, которая также отличалась своей этической направленностью, и вообще для русской культуры и интеллигенции в целом. Третьей особенностью русской философии был ее акцент на социальную проблематику уже со времени зарождения идеи Москвы как, «Третьего Рима», с которой связывают формирование русской идеи как таковой. Ориентация на социальные проблемы способствовала тому, что после разгрома большевиками русской религиозной философии, философия из служанки богословия стала в СССР служанкой идеологии и осталась таковой до 1991 г. Советский этап можно назвать вторым этапом развития русской философии, из которого ныне она перешла в третий, не получивший пока четких очертаний. В середине XI в., через полвека после принятия христианства на Руси, митрополит Иларион — первый русский, занявший высший церковный пост в нашей православной церкви (до этого его занимали греки, присланные из Константинополя), создает знаменитое «Слово о законе и благодати», перевод которого на современный русский язык лишь недавно стал достоянием нашей общественности. Эту, по-видимому, проповедь митрополита Илариона, произнесенную в середине XI в., можно считать первым философским произведением Древней Руси. Далеко выходящее за рамки чисто церковной или исторической проблематики, пожалуй, первое в русской литературе самобытное философское произведение ставит и решает фундаментальные жизненные проблемы, обосновывая их религиозными аргументами. Силу своего красноречия Иларион обращает против закона и в защиту 23 благодати. Можно думать, что имеются в виду законы Моисея, как они сформулированы в Библии, но на самом деле мысли Илариона идут гораздо дальше. Иларион толкует понятие закона расширительно, и оно предстает олицетворением всего, что заключает в себе внешние предписания. В обоснование своей точки зрения Иларион ссылается на Евангелие, но весьма избирательно, приводя цитаты, которые работают на его мысль. Концепция закона как чего-то внешне накладываемого и гнетущего выражена Иларионом в сильных, энергичных выражениях. В этом первом памятнике русской правовой (а точнее, неправовой) мысли вполне ясно выразилось и пренебрежение к закону как таковому и нетерпеливое желание в одночасье провозгласить и достигнуть божественной благодати. Вместо того чтобы представить закон как первую и необходимую стадию благодати, к чему склонялась традиционная трактовка библейских текстов, основывающаяся на словах из Нагорной проповеди: «не нарушить закон пришел я, но исполнить», Иларион, воспевая обретенную или обретаемую благодать, отрицает закон как рабство. Теперь перенесемся почти через тысячелетие и заглянем в книгу «Государство и революция», написанную в августе 1917 г. и ставшую главным ленинским трудом по государственно-правовым вопросам. «Всякое государство несвободно и ненародно», — пишет В.И. Ленин (1870 – 1924), подчеркивая слово «всякое» и частицы «не». Ленин доказывает со ссылкой на Маркса и Энгельса, что государство не средство взаимосогласования интересов различных социальных сил, а продукт непримиримости классовых противоречий и орган подавления; сила, стоящая над обществом и все более отчуждающая себя от него. Отсюда вывод: «пролетариату нужно государство устроенное так, чтобы оно немедленно начало отмирать». Какова в этом случае роль права и закона? Это всего лишь атрибуты пройденного этапа развития человечества, и чем скорее от них можно будет отказаться, тем лучше. «Демократическая республика есть наилучшая возможная политиче24 ская оболочка капитализма». Значит: коль скоро уничтожается капитализм, долой демократическую республику и да здравствует диктатура пролетариата. «Всеобщее избирательное право — орудие господства буржуазии». Значит: долой всеобщее избирательное право — да и право вообще. Все то, для чего ранее существовало государство и право, будет выполняться теперь «без особого аппарата, простой организацией вооруженных масс» с «простотой и легкостью». В демократической республике действуют лишь формальные принципы права, но нет демократии реальной (форма здесь сопоставляется не с содержанием, как можно было бы ожидать, а с реальностью и третируется). Вообще право — лишь надстройка над экономическим базисом, следующая ему. Ленин уснащает свою работу многочисленными цитатами и выписками из сочинений Маркса и Энгельса. Хотя Иларион в своих утверждениях основывался на религиозном вероучении, а Ленин — на атеистическом, мы обнаруживаем в их текстах за различным понятийным аппаратом нечто фундаментально общее, а именно: желание побыстрее достичь, перепрыгнув через необходимые этапы, цели, каковой для Илариона было осуществление на земле христианской заповеди любви, обещавшее небесную благодать, а для Ленина — построение коммунизма, обещавшее рай на земле. Иларион и Ленин выдвинули религиозный и социальный аргументы против права, но то, что столь различные по типу соображения использовались для обоснования по сути одного и того же, свидетельствует, что в основе был аргумент национальный. И у Илариона, и у Ленина чувствуется твердая уверенность в том, что благодать (небесная и земная) наступит не сегодня - завтра, и здесь присутствует своя правда духа. Идеи «Третьего Рима», мессианские чаяния все же всегда падали в России на благодатную почву. Какой можно сделать вывод из сопоставления двух текстов, разделенных почти тысячей лет? Если существуют явно сходные по сути высказывания, сделанные совершенно разными по своему происхождению, образованию и убеждениям людьми, жившими в различных 25 социально-экономических формациях, то, стало быть, есть в этих людях нечто общее. Чем оно определяется? Прежде всего национальными особенностями характера, тем общим в нем, что дает возможность нации сохраняться и воспроизводиться, несмотря на все неблагоприятные влияния внешней среды. Приходят и уходят завоеватели, меняются социальные и экономические условия жизни, а нация продолжает существовать в течение тысяч лет, пока воспроизводятся особенности национального характера. Трудно предвидеть изменения, потому что для этого надо учитывать еще не проявившиеся факторы, но если мы видим постоянство в чем-либо на протяжении тысячи лет, то можем сделать вывод, что оно сохранится и в следующую тысячу лет. Можно возразить, что всегда найдутся в культуре случайно выбранные два произведения, близкие по духу. Однако процитированные работы, определившие направления русского православия и русского коммунизма, оказали огромное влияние на всю нацию, чего не могло случиться, если бы они не оказались созвучны русской душе. Глава 2.2. Эволюция русской идеи и русская философия XIX века В историческом плане впервые о русской идее мы можем говорить в связи с созданием монахом Филофеем в XVI в. концепции Москвы, как «Третьего Рима». Она идеологически помогла становлению великого Государства Российского, но суть ее была бы неправильно понята, если бы свелась только к созданию русской империи. Последнее было средством, целью же — сообщение всему человечеству света православного христианства в его русском понимании. «Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы — вот в чем русская идея». Идея «Третьего Рима» выражала вселенский характер русского православия. Отметим три основные черты концепции Филофея, который, кстати сказать, отнюдь не первый ее сформулировал — первен26 ство здесь не за Россией: несокрушимая вера в истинность христианской религии именно в ее православном варианте, стремление сообщить свет этой веры всему миру и, наконец, мессианское убеждение, что России это удастся. Первую трещину в русское православие внес церковный раскол XVII в., а ощутимый удар ему нанес Петр I не столько ориентацией своей политики на Запад, сколько тем унижением, которому подверглось национальное в угоду западному. Церковный раскол, ослабивший духовную мощь церкви, очень помог Петру. Проникновение западного просвещения существенно ослабляло русское православие, и в начале XIX в. произошел раскол светского общества на западников и славянофилов. Звонком, возвестившим о раздвоении интеллигентского сознания, послужило философическое письмо П.Я. Чаадаева (1794 – 1856). С этого момента через весь XIX в. проходит истощающая духовные силы русского общества борьба, аналог которой мы вряд ли отыщем в мировой истории, потому что в ней отразилась та же специфика русской души — вера в особое предназначение России и стремление обеспечить счастье для всех (то, что Ф.М. Достоевский назвал «всемирной отзывчивостью»), пусть даже в ущерб своей нации и крайним напряжением сил. Поляризация общественного сознания и общественных сил продолжалась до конца XIX в. Нарождавшийся капитализм создавал экономическую основу для крушения русской идеи. Она, однако, оказалась настолько живучей, что сумела победить, вопреки историческому материализму Маркса и Энгельса, экономический базис общества ценой модификации его в мессианский большевизм. Размышляя над исходом противостояния западников и славянофилов, нельзя не отдать должного третьей силе, которая на время смела их с исторической арены, — русскому коммунизму. Одна из причин, почему это удалось, заключается в том, что большевики соединили в теории демократическую идею всеобщей свободы со славяно27 фильской идеей предназначенности России дать миру истину и счастье. Ни то ни другое большевики не смогли осуществить, но они сами вдохновились этой идеей и вдохновили других. Русский философ B.C. Соловьев писал, что «русская идея, мы знаем это, не может быть ничем иным, как некоторым определенным аспектом идеи христианской». Теперь мы знаем, что русская идея может обернуться атеистической идеей построения рая на Земле без Бога. Основа русской идеи не в конкретно-конфессиональном содержании, а в ее соответствии особенностям русского национального характера — вере в возможность обеспечить всеобщее счастье (в этом проявляется «всемирная отзывчивость» русской души»); убежденности, что принесет его всему миру Россия (мессианизм) в кратчайший срок (максимализм), и готовности к неимоверным усилиям для достижения этого (самопожертвование). В настоящее время споры о русской идее снова очень актуальны, и представители всех политических сил или объявляют русскую идею мифом, или наделяют ее различными чертами, соответствующими их собственным идеологическим позициям. Вместо одной, объединяющей всю нацию идеи, опять видим две противоположности, только западники называются теперь демократами, а славянофилы — патриотами. Способна ли какая-либо из этих двух сил дать новый вариант русской идеи, объединяющей всю нацию? Русский философ Н.А. Бердяев считал, что «русское сознание не может быть ни славянофильским, ни западническим». В основе своей русская идея восходит к христианству, заимствованному из Византии. Вторая модификация русской идеи — русский коммунизм — результат переработки возникшего на Западе марксизма. В русской идее нет ничего имперского, как, скажем, в древнеримской, поскольку цель здесь — не завоевать мир материально, а осчастливить его духовно. Из всех русских философов XIX в. выделим двух, которые сыграли, пожалуй, главную роль в развитии оригинальной русской фи28 лософии. Первый из них, Иван Васильевич Киреевский (1806 – 1856), поставил вопрос: какой должна быть оригинальная русская философия? Киреевский подверг критике современную ему западную философию за ее чрезмерный рационализм и призвал к развитию синтетической философии, которая включала бы в себя гармоничное сочетание разума и чувств человека, разных типов культуры. Главная заслуга Киреевского в том, что он осознал, чем может и должна быть русская философия — синтезом западной и восточной философии и синтезом различных отраслей культуры — философии, религии, искусства. Киреевский не выполнил этой задачи в полном объеме, но четко ее сформулировал в статье «О необходимости и возможности новых начал для философии». Статья была задумана Киреевским как введение к большой работе, но скоропостижная смерть помешала ее написанию. Николай Онуфриевич Лосский (1870 – 1965) отмечал, что Киреевский многое сказал о методе достижения истины и высказал идеи, нашедшие потом продолжение в трудах русских философов XIX — начала XX в. и все еще ждущие своего дальнейшего развития. Киреевский считал, что главное в человеке — «сердце», чувство. Особо он ценил чувство печали, которое, как он полагал, создает возможность проникновения в сущность жизни. Киреевский верил, что, овладев всеми сторонами европейского просвещения, Россия станет духовным вождем Европы. Критикуя противопоставление в европейской философии Нового времени разума и чувственного опыта, Киреевский не принимает решения, предлагаемого системой Канта. По Киреевскому, существование не должно выводиться из мышления, как сделал Декарт, поскольку имеется внутреннее непосредственное сознание собственного бытия как «живая истина» (впоследствии С.Л. Франк писал о «живом знании»). Киреевский ратует за «верующий разум» и за философствование, которое должно опираться на сочинения отцов церкви. Противопоставляя духовное физическому, Киреевский писал: «...в физическом мире каждое существо живет и поддерживается толь29 ко разрушением других; в духовном мире созидание каждой личности создает всех и жизнию всех дышит каждая». Положение о необходимости «духовного общения каждого христианина с полнотой всей Церкви» получило развитие в учении А.С. Хомякова о соборности. Киреевский понимал цельность общества как соборность и общинность, сочетающую личную самостоятельность с общим порядком. По пути, намеченному Киреевским, пошел самый крупный русский философ Владимир Сергеевич Соловьев (1853 – 1900), сын известного историка С.М. Соловьева. Он также считал, что истина достижима только посредством соединения всех способностей человека, всей полноты его разума и опыта, включая сюда и чувственный, и нравственный, и религиозный, и эстетический опыт. Соловьев полагал, что любая вещь познается в ее отношении к целому. Это целое не множественность вещей, а всеединство. Эмпирически человек способен познать лишь частную и множественную действительность. Полное определение истины, по Соловьеву, содержится в трех словах: сущее, единое, все. Данные опыта и мышления соединяет, по Соловьеву, религиозный принцип. Внешнее (эмпирическое и рациональное) познание должно дополняться познанием внутренним, мистическим и абсолютным, в котором содержится объективная реальность. Этот третий вид познания Соловьев называет верой, понимая под ней не субъективное убеждение, а интуицию, т.е. непосредственное созерцание сущности. Это истинное знание как соединение эмпирического, рационального и мистического познания будет также соединением полноты содержания духовных созерцаний Востока с логическим совершенством западной формы. Таким образом, данный гносеологический синтез предстает как синтез достижений двух типов общества, осуществляемый русской философией как занимающей промежуточное положение между Западом и Востоком. Такой же синтез западной и восточной мысли на основе синтеза достижений мировых религий пытался осуществить Л.Н. Толстой. Абсолютная истина мыслилась Соловьевым как синтез науки, философии и религии. Истиной как всеединством предстает Бог, во30 площающий в себе и божественное, и человеческое начала. Бог соединяется с разумной душой человека и его материальным телом. Человек как индивидуум, заключающий в себе абсолютное начало, не хочет и не может удовлетвориться никаким условным содержанием, а убежден, что может достичь полноты бытия. Однако обретается эта полнота только посредством полного взаимопроникновения всех живых существ, объединенных любовью друг к другу и к Богу. В этом объединении «смысл любви», как называется одна из работ Соловьева. Таким образом, мир есть абсолютное становящееся, тогда как Бог есть абсолютное сущее. Человек может совершенствовать процесс воссоединения всех существ с Богом, принося себя в жертву ради любви к Богу и единому миру. Эволюцию природы и человека Соловьев трактовал как стремление к всеединству. Царство минеральное, растительное, животное в царстве человеческом возвышается до идеи безусловного совершенства. Здесь уже основы модной ныне концепции ноосферы. При этом каждая последующая эволюционная ступень своей материальной основой имеет предыдущую ступень, а содержание свое получает от Бога. Эволюция, по Соловьеву, не только эволюция материального, но и эволюция ценности и сущности. Можно сказать, что Соловьев создал сверхнатуралистическую теорию эволюции как практический синтез науки, философии и религии. Соловьеву был присущ славянский мессионизм, основанный на признании у русского народа прирожденной способности к самоотречению, свободы от ограниченности и односторонности. Идеальное было для Соловьева конкретным бытием, к осуществлению которого человек должен стремиться, а не абстрактной идеей. В этом стремлении человек обретает дар бессмертия, распространяющийся на всю природу, находящуюся ныне в состоянии смерти и разрушения. Природа, по Соловьеву, живое тело человека, и она покоряется совершенному человеку. Представлением о Боге как всеединстве Соловьев делал шаг от христианской философии к пантеизму. 31 Противопоставление закона и благодати фундаментально для русской души. В основе рассуждений славянофила А.С. Хомякова (1804 – 1860) лежит мысль, что внешние государственные формы не соответствуют духу русского народа. И.В. Киреевский продолжает: «Даже самое слово право было у нас неизвестно в западном его смысле, но означало только справедливость, правду». Позже Н.К. Михайловский (1842 – 1904) саму истину в русском смысле определит как правду-справедливость. «Слабость юридического развития Руси — факт несомненный», — подытожил в XX в. Г.П. Федотов (1886 – 1951). А что же соответствует русской душе? А.С. Хомяков считал, что чувство соборности, И.В. Киреевский — христианство в истинном смысле. Первым русским мыслителем мирового значения явился М.В. Ломоносов – гениальный ученый-энциклопедист, обогативший своими открытиями почти все области знания, разработавший естественно-научные проблемы и внесший огромный вклад в гуманитарные науки, в частности, в филологию, к тому же незаурядный поэт. Ломоносов – это монолитная натура. В нем объединились научные и художественно-исторические интересы, а также склонность к их философскому обобщению. Занимаясь естественными науками, Ломоносов придавал первостепенное значение опыту. Но опыт как метод познания был для него лишь основой достоверности. В своих философских воззрениях Ломоносов стоял на позиции примирения научного и религиозного объяснения мира. «У многих глубоко укоренилось убеждение, что метод философствования, опирающийся на атомы, либо не может объяснить происхождение вещей, либо, поскольку может, отвергает Бога-творца». Большую роль в развитии русской литературы и философской культуры сыграл А.Н. Радищев, жестоко пострадавший за обличение крепостничества в своем литературном произведении «Путешествие из Петребурга в Москву». Он получил образование в Германии, обстоятельно изучив произведения Г. Лейбница, Вольтера и Ж.Ж. Руссо. 32 Глава 2.3. Русская философия XX века Николай Александрович Бердяев (1874 – 1948) — еще один представитель русской религиозной философии, который жил, однако, уже в других исторических условиях. Поэтому религиозные мотивы в его творчестве тесно соприкасались с социальными, так что последние часто выходили на первый план. Этот социальный контекст состоял из трех русских революций, Первой мировой войны, воцарения большевиков и вынужденной эмиграции. Основная противоположность, с которой начинается разработка мировоззренческих проблем, по Бердяеву, — между духом и природой. К понятию духа Бердяев относит жизнь, свободу, творческую деятельность, Бога; к понятию природы — вещь, психику, необходимость. Свобода не создается Богом, а существует до него, поэтому Бог не несет ответственности за свободную волю человека. Личность есть, по Бердяеву, духовная категория. Ее реализация начинает восхождение от подсознательного через сознательное к сверхсознательному. Творческая деятельность человека представляет собой дополнение к божественной жизни, она является «божественночеловеческой». Ставя личность во главу своей философии и придавая ей божественные атрибуты, Бердяев называл свою философию персоналистической (от «персона» — личность). Человек — двойственное существо, живущее одновременно в двух мирах — явлений и вещей в себе. Между ними может быть взаимодействие посредством любви. Духовное познание — это единение между субъектами в мистическом опыте, в котором (здесь Бердяев использует строку из стихотворения Ф.Н. Тютчева) «Все — во мне, и я во — всем». Михаил Михайлович Бахтин (1895 – 1975) развил концепцию диалогического познания как познания субъекта, который рассматривается в качестве мыслящего и чувствующего, в форме диалога с ним. Живое и диалогическое знание можно сопоставить в западной гносео33 логии с концепцией личностного знания М. Полани (1891 – 1976), под которым понимается учет индивидуальных переживаний ученого в процессе познания. Идеологичность советской философии вещи в себе возвращает к понятию благодати, важному для русской философии, но к благодати не божественной, а атеистической. Это благодать объективных законов развития, которые помогают человеку в его деятельности, поскольку он познает их и следует им. Философия в ее марксистско-ленинском варианте и была ориентирована на познание объективных законов развития природы, общества и мышления, став, по сути своей, служанкой коммунистической идеологии. Русская философия стоит особняком от западной, и границей водораздела стала философия Канта. Русская философия не пошла по пути обоснования науки посредством противопоставления явления и «вещи в себе». В ней сильнее оказалось религиозное начало и стремление к поиску абсолютной истины. Русскую философию можно назвать преимущественно религиозно-социальной. Другая черта — это стремление к целостности познания и поведения человека, основанной на единстве рационального мышления, чувственного опыта, эстетического вкуса, религиозных и нравственных представлений и мистической интуиции. Все это указывает на синтетический характер русской философии, которая помимо отмеченных, имеет еще один аспект, связанный с промежуточным положением России между европейскими и восточными цивилизациями, — синтез западных и восточных представлений. Русская мысль разрабатывала фундаментальные философские темы и в то же время внесла в философию свою специфику, вытекающую из особенностей национального характера. На шкале «интуиция — рационализация» русская философия, как и подобает религиозной философии, будет ближе к левой части. Без русской философии невозможна философия как целостное постижение мира, поскольку ей присуща в качестве основной синтетическая функция. Путем синтеза определяется и ее будущее. 34 РАЗДЕЛ 3. ЭТО ИНТЕРЕСНО Глава 3.1. Познавательные способности. Чувства и разум Познавать мир человеку помогают чувства и разум. На различие этих познавательных способностей обратили внимание ещё античные философы: Ксенофан Колофонский (около 570 – после 478 до н.э.), Парменид из Элей (около 540 – после 478 до н.э.), Платон (427 — 347 до н.э.). Природа наградила человека органами чувств, и он постоянно пользуется этим даром для познания мира. Непосредственно контактируя с окружающей реальностью, мы получаем наиболее доступную информацию о мире. Свойства предметов и явлений, воздействуя на наши органы чувств, порождают разнообразные ощущения: мы различаем цвета, вкусы и запахи, определяем твёрдость или мягкость, тепло или холод, влажность или сухость и т. п. Ощущения — начало познания, мостик между органами чувств человека и энергией внешнего раздражения; они дают материал, который отображается и обрабатывается в мозге. Предметы и явления, воздействуя одновременно на разные органы чувств, порождают не просто отдельные ощущения, а целостные образы, например дома, дерева, облака. И дело обстоит не так, что человек сначала ощущает коричневое, твёрдое, гладкое, прямоугольное, а потом, сложив всё это, получает, допустим, образ стола. Нет, в процессе обработки сенсорной информации, т. е. при восприятии, образ возникает сразу и лишь потом его можно разложить на отдельные ощущения. Наконец, представление есть образ предмета, в данный момент нами не воспринимаемого. Этот образ создаётся памятью и воображением. Можно, скажем, представить лица знакомых, даже если вы в данный момент их не видите. Такие образы всегда бледнее, нежели возникающие при непосредственном восприятии, зато воображение 35 способно наградить их достоинствами, которыми реальные объекты не обладают. Все три формы чувственного познания присущи и животным. Посмотрите на свою собаку: она поднимает ухо, услышав звук, — ощущение; радостно бросается навстречу хозяину — восприятие; горестно скулит, когда его нет дома, — представление. У высших животных есть и зачатки разума, однако в полной мере им обладает лишь человек. Развиться разум может только в процессе общения и усвоения языка. Человеческое дитя, выросшее среди животных, обречено навсегда остаться животным. Чтобы стать человеком, нужно жить среди людей. Пожалуй, впервые о ведущей роли разума в процессе познания заговорили элеаты в VI – V вв. до н. э. Крупнейший представитель этой античной философской школы — Парменид разграничивал истины, основанные на мышлении, и мнения, базирующиеся на чувственном восприятии. Подобный подход стал настоящим открытием. Впоследствии некоторые философы даже заявляли, что Парменид «освободил мышление от обмана воображения». Учение о формах мышления разработал древнегреческий философ и учёный Аристотель (384 – 322 до н.э.). Он создал и науку о том, как правильно рассуждать, как избегать ошибок в выводах, — логику. По Аристотелю, наши мысли существуют в одной из трёх основных форм. Форму мысли, представляющую предметы и явления в их наиболее общих и существенных свойствах, называют понятием. Это — смысловое отражение того или иного объекта. В языке понятия выражаются отдельными словами и словосочетаниями: «собака», «дом», «колбаса», «северное сияние» и т. д. Форму мысли, что-либо утверждающую или отрицающую относительно предметов, их свойств или отношений, именуют суждением. В языке суждения выражаются повествовательными предложениями: «Киты не рыбы», «Если у меня нет уроков, я сижу дома» и т. п. Ни вопросительные, ни побудительные предложения суждений не передают, ибо в них нет ни утверждения, ни отрицания. Однако не всякая 36 языковая единица, имеющая грамматическую структуру повествовательного предложения, — суждение. В разговорах людей немало высказываний, за которыми не стоит никакой мысли. Нередко это вызвано непониманием значений слов. Примеры можно встретить и в школьных сочинениях: «У него был нос с тонкими чертами лица», «Глубокая корова весело смеялась», «Если огород не поливать, удои капусты уменьшатся». Форму мысли, позволяющую из известных суждений получать новое суждение, называют умозаключением. Грубо говоря, это способность получать из имеющейся информации новую. Предположим, если следователь знает, что некое преступление мог совершить А, либо Б, либо В, и выяснится, что А и Б к преступлению непричастны, то он с уверенностью может утверждать, что преступник — В. По способности строить умозаключения, делать выводы из известных фактов обычно судят об уме человека. Герои рассказов известного английского писателя Артура Конан Дойла — Шерлок Холмс и его друг доктор Джеймс Ватсон часто видят и слышат одно и то же, но из наблюдений Шерлок Холмс умеет извлечь гораздо больше информации, нежели доктор Ватсон. Поэтому Холмс и кажется умным, а доктор выглядит несколько глуповатым. Глава 3.2. Умное сердце В одной даосской притче рассказывается о поваре, полностью доверяющем своему сердцу как органу знания. Повар разделывал бычьи туши. Взмахнёт рукой, навалится плечом, подопрёт коленом, притопнет ногой — и сверкающий нож словно пляшет в его руках. Царь, наблюдавший его работу, восхитился: «Сколь высоко твоё искусство, повар!». Тот ответил: «Поначалу, когда я занялся разделкой туш, я видел перед собой только туши быков, но минуло три года — и я уже не видел их перед собой! Теперь я не смотрю глазами, а полагаюсь на осязание духа, я перестал воспринимать органами чувств и даю претвориться во мне духовному желанию. Вверяясь Небесному порядку, я веду нож через главные сочленения, без усилий проникаю во вну37 тренние полости, следуя лишь непреложному, и потому никогда не наталкиваюсь на мышцы и сухожилия, не говоря уж о костях. Обыкновенный повар меняет свой нож раз в месяц, потому что он рубит. Хороший повар меняет свой нож раз в год, потому что он режет. Я же пользуюсь своим ножом уже девятнадцать лет, разделал им несколько тысяч туш, а нож всё ещё выглядит таким, будто он едва сошёл с точильного камня...». Повар действует не по правилу, не по расчёту, а доверяясь своему сердцу. И тогда происходит встреча Небесного и земного, Божественного и человеческого, место которой — сердце. Многие народы в прежние века поклонялись сердцу, воспевали его, почитали, верили, что оно главенствует в различных жизненных процессах — не только физиологических. В ряде традиций сердце считалось средоточием духовной жизни, вместилищем сознания и чувств, разума и души. Согласно Библии (в Ветхом Завете слово «сердце» упоминается 851 раз), сердце — место встречи Бога и человека и едва ли не главный символ всех представлений о человеке. Оно бесспорный центр важнейших душевных переживаний, поскольку «мыслит», «созерцает», «веселится», «терзается», «скорбит», «рвётся», «горит предчувствием» и т. п. Мотив истинно ведающего сердца пронизывает христианскую, иудейскую, мусульманскую традиции. Вспомним хотя бы девиз суфиев: «Истинная Кааба — это сердце, а не каменный дом». Огромное место занимает сердце в фольклоре. Не обошли его вниманием и мыслители (Бергсон, Паскаль и др.). Русский философ И. А. Ильин именно в бессердечии видел главную причину бедствий современной цивилизации. Религиозный философ М. П. Новиков писал: «В сердце не только концентрируются полученные от мозга сенсорные восприятия, но оно способно получать из трансцендентального мира ощущения Божественной сущности. Эти ощущения из сердца поступают в мозг и направляют его психические процессы». В разных традициях сердце изображалось в виде солнца, луны, мистического круга — мандалы (схематическое изображение Вселен38 ной), кружка с точкой, пламени и тому подобных символов. Французский философ и писатель Рене Генон выделял среди них «треугольник сердца» (треугольник, направленный вершиной вниз), а свастику (древний солярный знак), именовавшуюся «печатью сердца», рассматривал как одну из разновидностей горизонтального креста — символа центра. Взаимозамещение солнца и сердца было весьма распространено; отсюда, вероятно, и изображение лучистого сердца. На Востоке издавна считали, что только сердце даёт меру в каждом суждении и каждом поступке, как и истинное знание неизмеримости мира. Идущий путём духовного совершенствования должен прежде всего распахнуть сердце навстречу абсолютной открытости бытия, зная, что истина передаётся лишь от сердца к сердцу, поверх любых словесных наставлений. Как писал в XII в. китайский мыслитель Ван Пинь, «мудрецы прошлых времён и настоящего пребывают в единстве, ибо они передают не учение мудрого, а его сердце. На деле они передают даже не сердце прежних мудрецов, а собственное сердце. Ибо моё сердце не отличается от сердца мудрецов. Оно обширно и беспредельно, оно заключает в себе всю тьму вещей. Расширять своё сердце — значит передавать путь прежних мудрецов». Ценилась мудрость, добытая не книжным знанием, но постигнутая сердцем: только так можно по-настоящему узнать основы мироздания и проникнуть в средоточие собственной души. Согласно Конфуцию, человек лишь в самом себе, во «внутренней клети сердца», в глубине сердечного опыта находит самое прочное, самое настоящее, самое возвышенное состояние своего бытия. Вот почему высшее достижение жизни, по Конфуцию, — «способность следовать велениям сердца, не нарушая правил». А неоконфуцианский философ XV – XVI столетий Ван Янмин считал, что «вне сердца нет вещей». Главное призвание человека на земле он видел в работе духа, которую называл «выправлением сердца», и противопоставлял её как отвлечённому умствованию, так и суетной деловитости. «Если, поразмыслив над словами, я не нахожу их верными, то, пусть даже их произнёс сам 39 Конфуций, я не сочту их истинными. Главное — это наставление собственного сердца», — писал философ. Через круги человеческого общения проходит нить, которая всё соединяет с сердцем, а оно, в свою очередь, находится в сакральном центре Вселенной, где граница между человеком и миром, между Богом и человеком, макрокосмом и микрокосмом зыбка и проницаема. Об этом говорит одна из ключевых мыслей индийских упанишад: «Ты — одно с тем»; «Всё, что существует, — это ты». «Сердце» — ключевой термин, ключевая философема и в кругу тем, связанных с духовным пробуждением. Один из деятелей дунлиньского движения — Гао Паньлун испытал это состояние через десять лет мучительных сомнений и упорных медитаций. Как-то он плыл в лодке, предаваясь учёным занятиям. И когда прочёл слова мудреца XI столетия Чэн Хао «Всё сущее в мире создаётся самим человеком, в действительности ничего не существует», то внезапно испытал духовное пробуждение, центром которого было сердце. «Опутавшие меня тревоги внезапно исчезли, — рассказывал Гао Паньлун, — и словно тяжкий груз свалился с моих плеч. Сквозь меня словно молния прошла; я почувствовал, что слился без остатка с Великим Превращением, и для меня перестало существовать различие между Небесным и человеческим, внутренним и внешним. Я увидел, что весь огромный мир — это моё сердце...» Благодаря такой «сердечной» связи каждая вещь может попрежнему быть самой собой, сохраняя внутреннюю, интимную связь с мировым абсолютом и зависимость от высшей причины. При этом между миром и человеком, как и между человеком и вещью, не остаётся фатальной дистанции, провоцирующей мысль покорить природу, стать выше её и не зависеть от неё, — подобные отношения могут свидетельствовать только об удручающем незнании, о «сердечной» слепоте. У даосов существует понятие «пост сердца», и оно не кажется метафорой. «Пост сердца» предписывает обратить зрение и слух во40 внутрь, а не на объекты видимого мира. Лао-цзы вообще советовал «завалить отверстия сознания» (причём сохраняя его разомкнутым) и предоставить всему быть как оно есть. Только заключение мысли в сердце позволяет человеку постичь основы мироздания и проникнуть в средоточие собственной души. Лишь «очами сердца» можно увидеть истинную реальность. Итак, сердце — главный орган знания, превращающегося в знание-процесс и знание-соучастие, и потому проявление его иногда уподобляется огню во всех его цветах и образах, во всей его жгучей силе. Здесь нет противопоставления «мистики знания» и «мистики сердца», о котором порой пишут западные учёные, а есть особая форма знания, добываемого сердцем. Целый ряд современных медицинских и психологических фактов заставляют вполне серьёзно отнестись к интуициям восточных традиций. Даже скептики всё меньше сомневаются в том, что сердце — не только важный физиологический орган, но и центр психо-эмоциональной жизни человека. Глава 3.3. Что важнее – чувства или разум? Человек получает знания о мире благодаря чувственному и логическому познанию. Но что важнее для познания — чувства или разум? Отвечая на этот вопрос, философы Нового времени разделились на два противоположных лагеря — эмпириков (от греч. «эмпейриа» — «опыт») и рационалистов (от лат. Ratio — «разум»). Крупнейшие представители эмпиризма — английские философы Фрэнсис Бэкон, Джон Локк (1632 – 1704) и Джордж Беркли (1685 – 1753) считали, что основной источник знания — показания органов чувств, именно они дают нам наиболее надёжное знание. Разум склонен к беспочвенным фантазиям, подвержен влиянию стереотипов и штампов, поэтому он лишь искажает истинную картину мира, создаваемую органами чувств. «Мне кажется, — писал Локк, — что человеческий разум немного похож на совершенно тёмную комнату, в кото41 рой имеется только несколько маленьких отверстий, пропускающих извне изображения внешних и видимых предметов». Природа не скрывает своих тайн, но человеческий разум с трудом пробивается к истине, потому что ему мешают предрассудки и заблуждения. В своём главном труде «Новый органон, или Истинные указания для истолкования природы» (1620 г.) Бэкон показал, откуда они берутся и что мешает ясной работе ума. Философ разработал учение об очищении разума от «идолов», или «призраков», препятствующих истинному познанию. Рационалисты — немецкий философ и математик Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646 – 1716), нидерландский философ Бенедикт Спиноза, родоначальник направления французский философии, математик, физик и физиолог Рене Декарт, напротив, настаивали на том, что достоверное, прочное знание способен дать только разум, а не чувства. Разве чувства помогут, например, узнать, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов? И у эмпириков, и у рационалистов были свои доводы. Действительно, разум легко поддаётся внушению, наши выводы нередко ошибочны; фантазии, дурное настроение, мечты часто приводят к искажению реальности. Словом, лучше один раз увидеть, пощупать, попробовать на вкус, чем сто раз услышать чьи- то рассуждения. Но справедливо и другое — чувства нас тоже нередко обманывают: ложечка в стакане с чаем кажется сломанной, тёплая вода в жаркий день — холодной, а дома в лучах заката — красными. В конце концов, если бы в познании окружающего мира люди полагались исключительно на органы чувств, мы до сих пор верили бы, что Солнце «ходит» вокруг Земли, ведь об этом говорит повседневный опыт. Кто же прав — эмпирики или рационалисты? И те и другие: для познания важны и чувства, и разум. Ошибка состояла в том, что как эмпирики, так и рационалисты считали, будто чувства и разум действуют независимо друг от друга: органы чувств порождают ощущения и восприятия без участия разума, а разум, в свою очередь, спосо42 бен функционировать, не опираясь на показания органов чувств. Впоследствии психология показала, что чувственные образы вещей создаются при участии мышления и противопоставление разума чувствам в значительной мере лишено смысла. В последнем, кстати, легко убедиться. Есть картинки-загадки, на которых представлено множество переплетающихся линий: нужно разгадать, что именно там изображено. Порой приходится долго вглядываться, прежде чем удастся увидеть в сложных сплетениях какую-либо фигуру: птицу, охотника с собакой, затаившегося крокодила и т.п. Но если вам скажут, что именно надо искать, головоломка разгадывается гораздо быстрее: слово помогает выделить образ. Эмпиризм и рационализм XVII – XVIII в.в. ушли в прошлое. Тем не менее, в обыденном мировоззрении люди обычно больше доверяют или показаниям органов чувств, или доводам рассудка, т.е. склоняются к точке зрения либо эмпириков, либо рационалистов. 43 РАЗДЕЛ 4. СМЫСЛ ЖИЗНИ Смысл жизни считается в философии важнейшим системообразующим показателем полноценного человеческого существования, хотя это может выглядеть странным для того, кто никогда не задумывался, для чего он живет. В сущности, речь идет о самом важном для людей, оказавшихся заброшенными в жизнь, и о подлинно основном вопросе направления человеческой мысли, получившего название философии. От того, как отвечает или не отвечает на данный вопрос человек, зависит его мировоззрение. Каждый отвечает (по крайней мере должен отвечать) на этот вопрос самостоятельно, но в его распоряжении имеются в качестве подспорья плоды человеческой культуры. Лучшее из того, что написано по этому больному вопросу, способно «в минуту жизни трудную» очистить в качестве духовной гигиены душу от загрязнения подобно тому, как очищает тело гигиена физическая. По-видимому, люди не всегда задавали себе вопрос о смысле существования, и из более или менее систематических попыток ответа на этот вопрос берет свое начало философия. Смысл жизни должен обладать следующими двумя характеристиками: он должен находиться вне самой жизни, выходя за ее рамки, и в то же время он должен быть в ней, будучи неразрывно с нею связан. Другими словами, смысл жизни должен занимать положение горизонта, который реально виден и присутствует в пространстве, и в то же время идеален и непостижим. Что может отвечать такому состоянию? Ему отвечает процесс становления индивидуальности? Исходя из определения индивидуальности в природе и в человеческом обществе, мы можем сказать, что 44 становление индивидуальности обладает тем двойственным характером, который необходим для смысла жизни: деятельность индивидуальности является составной частью мира индивида, и в то же время в процессе созидательной деятельности индивид выходит за свои индивидуальные рамки или, превосходит самого себя, создавая сверхиндивидуальные структуры. Поскольку человек есть микрокосм и в миниатюре повторяет и воспроизводит космос, природу в целом, смысл его жизни неразрывно связан со смыслом всего космоса, и если движущей силой космоса выступает становление индивидуальности, то таковое должно быть и смыслом существования человека. Но для того чтобы данный смысл претворился в жизнь, человек должен осознать свое предназначение, выявить и развить свои индивидуальные потенции. Это и есть его индивидуальная программа, ее он должен реализовать в земной жизни, и никто не в силах сделать этого за него. Чтобы реализовать свой индивидуальный смысл жизни, человек должен стать личностью, т.е. сформировать свое индивидуальное духовное «лицо», и не просто личностью, а целостной, всесторонне развитой личностью. Философия, в задачу которой входит поиск абсолютной истины, и занималась на протяжении всей своей истории созданием представления о целостной личности. Диоген, бродивший по улицам Афин с фонарем и на вопрос, что он ищет, отвечавший: «Ищу человека!», имел ввиду, конечно не просто человека, а Человека с большой буквы как целостную, гармонически развитую личность. Глава 4.1. Значение философии Мы с вами проследили развитие основных философских систем и философии как общей дисциплины. Развитие философии вдохновляла вера в то, что истиной высшего порядка целостности является исти45 на философская и, стало быть, философия есть наиболее адекватный способ постижения истины, орган выражения ее и путь к ней. Философия, по Аристотелю, есть знание об истине вечной. Суть философии, по мнению основателя френоменологии, немецкого философа Эдмунда Гуссерля (1859 – 1938), в возникновении нового вопроса об истине — не о повседневной истине, связанной с локальной традицией, а об истине общезначимой, об истине в себе. Это истина, которой подчиняют жизнь, которой жертвуют всем. Ключ к пониманию философской системы дает определение истины в ней, и философия начинается, по Гуссерлю, там, где возникает вопрос об истине-идеале. На вопрос, что дала ему философия, Антисфен отвечал: «Умение беседовать с самим собой». Диоген Синопский на тот же вопрос ответил так: «По крайней мере, готовность ко всякому повороту судьбы». На вопрос, чем философы превосходят остальных людей, Аристипп отвечал: «Если все законы уничтожатся, мы одни будем жить по-прежнему». Однако, даже не зная, получат ли они правильные ответы на свои вопросы, люди хотят выработать собственное отношение к жизни, которое удовлетворяет требованиям их разума и потребностям души. Это и есть главная цель философии. О ком-то говорят: это его философия, подразумевая, что таковы его взгляды на жизнь. Но серьезно признать, что человек имеет определенную философию, как и знания, доставляемые любой другой наукой, можно в том случае, если он знаком с историей философии, ее современными достижениями, и если его поступки не расходятся с его убеждениями. «Продолжительность жизни человека ничтожна, его существо непрерывно изменяется, его ощущения смутны. Его тело, составленное из разных элементов, само собою стремится к тлению; его душа — вихрь; его 46 участь — неразрешимая загадка; слава — неизвестная величина. Словом, все, что касается тела, есть река текущая; все, что касается души, сновидение и дым; жизнь есть бой, пребывание в чужой стране; посмертная слава – забвение. Что может служить нам путеводителем? Только одно – философия. Конец третьей лекции Конец курса лекций Все замечания и предложения отсылайте по адресу: feedback@rfet.ru 47