Советская историография международных отношений в 1918-1945 гг.

Советская историография международных отношений в 1918-1945 гг. Становление и развитие советской историографии. Победа в России в октябре 1917 г. революции, приход к власти большевиков и свертывание ими всех демократических принципов и норм определили переход к монопольному господству в науке, в т.ч. и исторической - марксистско-ленинской методологии. Вместе с тем, при оценке развития советской исторической науки в межвоенный период необходимо учитывать неодинаковое ее положение в разные десятилетия. Идеологический диктат сформировался далеко не сразу. В 1920-е гг. историческая наука еще не была полностью подчинена марксистской теории. После Октября 1917 г. в Советской России продолжали жить и трудиться видные представители дореволюционной исторической школы: Н.И. Кареев, Д.М. Петрушевский, Е.В. Тарле и др. Многие из них отвергали марксизм, но не эмигрировали, а желали служить России и были готовы предоставить ей свои знания и опыт. В свет выходили их труды, до конца не вписывавшиеся в рамки новой идеологии. Именно старые кадры много сделали для признания советской исторической науки за рубежом. Они воплощали в себе национальную историческую науку и сохранили определенную преемственность в развитии российской и советской исторической школы, подготовив ряд своих последователей. Широкая эрудиция, профессионализм, культура исследования, тщательный анализ источников – все эти качества вызывали уважение со стороны европейских ученых и давали советской исторической науке возможность участия в научном диалоге на международной арене. Однако полностью потенциал историков дореволюционной школы, их готовность сотрудничать с Советской властью, использован не был. Социальный заказ, исходивший от новых властей, ставил перед советской историографией задачу создания новых учебных и научных учреждений, а также исследований, соответствующих требованиям коммунистических лидеров. Первым марксистским центром общественных наук стала Коммунистическая Академия, созданная 25 июня 1918 г. С ноября 1919 г. в ней начали формироваться особые кабинеты (по истории социализма, II-го и III-го Интернационалов, внешней политики). Перед ними была поставлена задача изучения важнейших проблем новой и новейшей истории. Другими научно-исследовательскими центрами явились Институт К. Маркса и Ф. Энгельса и Институт В.И. Ленина. Они должны были издавать и популяризировать труды этих коммунистических идеологов. В 1922 г. была создана Российская Ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН). В нее вошел и Институт истории. Важным этапом в развитии исторических учреждений стал 1929 г., когда Институт истории был переведен в систему Коммунистической Академии. С 1934 г. перед Институтом истории и сектором новой истории, созданным в 1932 г., была поставлена задача - написание школьного учебника по новой истории, что и было сделано к концу 1935 г. 8 февраля 1936 г. решением ЦК ВКП (б) и СНК Комакадемия была ликвидирована, а ее учреждения переданы в Институт истории Академии наук СССР. Широкую деятельность в этот период развернуло и Общество историков-марксистов. Одно из основных его достижений состояло в объединении ученых в центре и на местах, проведении всесоюзных совещаний. Рост научной активности создал условия для проведения дискуссий по различным отраслям исторического знания. Начало 1930-х гг. характеризовалось обострением политической борьбы в стране, проходившей на фоне сложной международной обстановки. Еще в 1927 г. И.В. Сталин обозначает одним из главных политических врагов СССР международную, и в первую очередь, германскую социал-демократию, которая идет по пути фашистского перерождения. Параллельно с обозначением внешнего врага начинается борьба и против врага внутреннего. По стране прокатилась волна политических процессов против явных и не очень противников сталинского курса развития СССР. Переломным стал 1929 г., когда руководитель советской исторической науки М.Н. Покровский объявил об окончании «мирного сожительства» с учеными дореволюционной школы, а председатель Совнаркома В.М. Молотов заявил, что 1930 г. должен стать «последним для старых специалистов». Началась чистка в Академии наук. Ее первыми жертвами стали историки дореволюционной школы. Завершилась чистка в феврале 1931 г. Ее апогеем стали «дело академика С. Ф. Платонова», известное как «Академическое дело» и дискуссия о «буржуазных историках Запада в СССР», где центральной мишенью стал Е.В. Тарле. На последнем остановлюсь несколько подробнее. Оценивая позицию Тарле в области внешнеполитических проблем рубежа XIX-XX вв., противники исследователя обвиняли его в стремлении развернуть программу реставрации русской буржуазии, программу «внешней политики русского неоимпериализма». Оппоненты Тарле усматривали в его трудах даже наличие специальной программы, сводившейся к возрождению франко-русского союза, размежеванию империалистических задач на восточных границах Великобритании и России, признанию решений Версальского договора. Тенденциозный подход к обсуждавшимся на дискуссии проблемам сразу придал ей проработочный характер. От Тарле и его учеников П.П. Щеголева, А.И. Молока и др. требовали публичного признания своих ошибок. Присутствовавшие на дискуссии историки выступали с покаянными речами. Водоразделом в развитии советской исторической науки стало письмо И.В. Сталина, опубликованное в журнале «Пролетарская революция» в октябре 1931 г. В нем т. Сталин подверг резкой критике ряд отечественных историков, называя их «гнилыми либералами», «троцкистскими контрабандистами» и «жульническими крючкотворами». Анализ содержания «Письма» показывает, что сам его характер и тон привели к невозможности дальнейших обсуждений и к репрессиям по отношению к лицам, подвергшимся сталинской критике. Требование о признании сталинских суждений единственно верными приняли резкие формы. Многочисленные историки-сталинисты доказывали, что письмо явилось новым шагом в развитии марксистско-ленинской теории, а до его появления историки вообще не имели методологии, и не знали, что такое теория и практика. Важную роль в этом процессе сыграл М.Н. Покровский. Понимая вектор сталинского руководства исторической наукой, он пытался к нему приспособиться. Еще в 1920-е гг. Покровский свел содержание школьно-вузовского курсов истории лишь к изучению процесса смены общественно-экономических формаций. При Покровском историческое образование утратило одну из своих важнейших функций - воспитание патриотизма. Акцентируя внимание на изучении классовой борьбы, Покровский выбрасывал из истории вопросы культуры, вклад крупных политических деятелей, полководцев и дипломатов. Однако со временем т. Сталина перестало устраивать подобное преподавание истории. Поэтому после смерти Покровского в 1932 г. началась разработка постановления Совнаркома и ЦК ВКП(б) о преподавании истории. Принятое 16 мая 1934 г., оно содействовало восстановлению исторических факультетов в университетах, решению других проблем исторического образования. Основное внимание было направлено на подготовку учебников для высшей и средней школы. В 1939 г. вышел учебник по новой истории под редакцией Е.В. Тарле; в 1940 г. появился учебник по новой истории колониальных и зависимых стран. Ранее были опубликованы сборники документов по новой истории. Но все эти меры не могли изменить содержания формирующейся политической системы и ее отражения в истории. В ней возобладало цитатничество, начетнический подход к прошлому. В первую очередь это проявилось в исследовании трудов К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, И.В. Сталина. Их высказывания рассматривались как аксиомы, не допускающие никакого сомнения в истинности выводов. В тяжелом положении по-прежнему оставались ВУЗы. Так, прежний уровень кафедры новой и новейшей истории МГУ, разрушенной репрессиями 1936/38 гг., когда произошла полная замена ее состава, восстановить удалось далеко не сразу. С 1928 г. советские историки включаются в работу Международной ассоциации историков. Их контакты с зарубежными учеными приобретают организованный характер. В том же году они приняли участие в VI Meждународном конгрессе историков в Осло. Успешным было участие советских историков и в VII конгрессе в Варшаве в 1933 г. К сожалению, многие намеченные планы были сорваны начавшейся войной. Многие подготовленные труды так и не вышли в свет. В целом война нанесла исторической науке, да и не только ей, тяжелый урон. Но и в эти годы было опубликовано много брошюр и сборников, где раскрывались исторические корни германского фашизма, показывалась агрессивность внешнеполитического курса нацистов, изображались воинские традиции свободолюбивых народов. Советские историки изучали опыт партизанской борьбы народов Европы против иноземных захватчиков, доказывали неизбежность краха планов немецко-фашистских агрессоров, пытавшихся осуществить свои идеи о мировом господстве. Рассматриваемый межвоенный период с исторической точки зрения достаточно краток. Его не следует недооценивать, но вместе с тем недопустима и его переоценка. В ряде случаев в опубликованных работах имелись значительные недостатки и существенные теоретические ошибки. Но причины этого очевидны. Среди них и малочисленность советских историков, слабая подготовка многих из них, невозможность использования многих архивных материалов, жесткие рамки официальной идеологии и цензуры. Исследование международных отношений нового времени. Внимание и интерес исторической науки к международным отношениям и внешней политике проявились с самого начала становления советской власти. Венчало этот процесс раскрытие, так называемой, тайной дипломатии царской России и публикация сборника секретных материалов из архива министерства иностранных дел. (Сборник секретных документов из архива бывшего министерства иностранных дел. Вып. 1-7. П., 1917-1918). Публикацией разно-тематических сборников, которые содержали документы периода первой Мировой войны или предвоенного периода, занимался Центрархив и Народный комиссариат иностранных дел. Заведующим Центрархива был, уже известный вам, М.Н. Покровский. С 1922 г. при Центрархиве стал выходить журнал «Красный архив», публиковавший материалы по международным отношениям нового времени. На страницах этого издания было опубликовано много архивных документов с подробными комментариями, а также статьи по различным вопросам внешней политики. Еще одним стимулом к углублению изучения истории международных отношений и внешней политики послужило начало выхода в 1931 г. многотомной публикации дипломатических документов. (Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов царского и Временного правительств. 1878-1917. Сер. 3-я, 1914-1917. М., 1931-1938). Данное издание было построено по хронологическому принципу, и для своего времени эта публикация отвечала самым высоким требованиям специалистов-исследователей. Несмотря на все привходящие моменты, огромная заслуга в организации публикаций по истории международных отношений и внешней политики принадлежало М.Н. Покровскому. Он поставил перед собой задачу разоблачения политики правящих кругов дореволюционной России и направил основной удар против русского империализма. Желание раскрыть дипломатические тайники российского самодержавия определяло антиантантовскую направленность концепции Покровского, что вело к недооценке автором агрессивных устремлений Германии. Покровский, анализируя действия России и ее союзников, искал доказательства тезиса о первоочередной виновности царизма и Англии в развязывании войны. Еще одна из ошибок Покровского состояля в том, что он в соответствии со своей схемой «торгового капитализма» полагал, что в международных отношениях решающее значение имеет борьба за торговые пути. В этой связи, практически весь внешнеполитический курс России рубежа XIX- XX вв. рассматривался им сквозь призму борьбы за Босфор и Дарданеллы. Такой подход способствовал односторонности работ М.Н. Покровского, которая не была им преодолена и в последующие годы, что привело ученого к серьезным ошибкам. Наряду с работами М.Н. Покровского по истории международных отношений по данной проблеме был опубликован ряд работ и других исследователей, остававшихся в первые годы Советской власти в основном еще на прежних позициях. Наиболее яркой фигурой среди них был Е.В. Тарле. В противовес М.Н. Покровскому он стремился доказать решающую роль Германии в развязывании войны, при этом умаляя агрессивность Антанты. Вместе с тем, объясняя причины вступления России в войну, Тарле считал, что решающим фактором этого явилось «психологическое состояние правительственной организации». Со второй половины 1920-х гг. под влиянием складывающейся в стране идейной обстановки у Тарле обозначилось стремление пересмотреть свою концепцию. Проявилась это в изданном в 1927 г. курсе лекций о Европе в эпоху империализма. В этот период советскими историками был создан ряд трудов о возникновении военно-политических блоков, участвовавших к первой Мировой войне. В 1928 г. было издано исследование С.Д. Сказкина. (Конец австро-русско-германского союза. Исследование по истории русско-германских и русско-австрийских отношений в связи с восточным вопросом в 80-е гг. XIX столетия. М., 1928. Книга переиздана в 1974 г.). На основе архивных материалов автор осветил отношения России с Германией и Австро-Венгрией в связи с восточным вопросом в 80-х гг. XIX века. Большое место в монографии отведено анализу политики Бисмарка в отношении России. По мнению исследователя, целью этой политики было желание ослабить Россию, отвлечь ее внимание от остальной Европы «маленькими успехами» на Балканах. Монография Сказкина явилась одним из крупнейших исследований по истории международных отношений, в котором особое внимание было обращено на связь внешней и внутренней политики. В меньшей степени в работе Сказкина выявлена связь внешней политики с внутриполитической борьбой, что было характерно для советской историографии международных отношений тех лет. Приход к власти в Германии фашистов и подготовка ими новой мировой войны усилили внимание советских историков к проблемам первой Мировой войны и прочим агрессивным действиям иностранных государств в отношении России на протяжении ее истории. Так, например, в течение ряда лет под влиянием концепции М.Н. Покровского советская историография игнорировала Отечественную войну 1812 г., однако со второй половины 1930-х гг. положение изменилось. Именно в это время создаются обобщающие труды о Наполеоне и его нашествии на Россию Е.В. Тарле. Книга Е.В. Тарле «Наполеон» была опубликована в 1936 г. Она была создана в значительной мере как противовес работам французских историков и явилась выдающимся художественно-историческим сочинением. Главное значение книги Тарле заключалось в том, что ему на основе анализа огромного фактического материала удалось показать, как рухнули замыслы Наполеона об установлении мирового господства. Еще более ярко этот тезис был отражен в другой работе Тарле «Нашествие Наполеона на Россию», опубликованной в 1938 г. В этом труде автор отметил захватнический характер планов французского императора. Используя широкие архивные документы, Тарле доказал, что не морозы и не бескрайние пространства России, как это утверждали многие историки войны 1812 г., а именно сопротивление русского народа сокрушило армию Наполеона. Вместе с тем в монографии заметна определенная недооценка роли М.И. Кутузова в войне, не совсем точно освещено контрнаступление русской армии. Накануне второй Мировой войны Е.В. Тарле создал еще одну замечательную работу, посвященную великому французскому дипломату Талейрану. Это произведение вышло в 1939 г. Тарле, показав облик этого непревзойденного по беспринципности и продажности человека, в то же время отдал должное его выдающимся дипломатическим способностям. Перу Е.В. Тарле принадлежит также фундаментальный труд о Крымской войне, который увидел свет уже в ходе Великой Отечественной войны в 1941-1943 гг. Использовав огромный архивный и печатный материал, автор показал сложный клубок международных противоречий, который сложился в Европе и Малой Азии к середине XIX в. Приводя доказательства агрессивности планов европейских держав и вместе с ними России на Ближнем Востоке, исследователь рассмотрел их экономические позиции в регионе, отмечая радикальное расхождение интересов, в первую очередь, Англии и Австрии с политикой России. В труде Тарле детально отображена закулисная дипломатическая борьба враждующих сторон, из которой победителями вышли Англия и Франция. Показал автор и разногласия существовавшие между этими державами. Много нового Тарле внес в описание военных действий. Останавливается историк и на значении войны как преддверии перемен внутри России. При этом не очень глубокий анализ внутреннего положения России и стран Европы, отсутствие четкого разграничения между царской Россией и Россией народной, игнорирование связи между фронтом и тылом являются недостатком этого выдающегося произведения. Итогом достижений советской исторической науки в области изучения проблем международных отношений и внешней политики стала публикация первого и второго томов «Истории дипломатии», изданной в 1941-1945 гг. в серии «Библиотека внешней политики». Авторам этого издания предстояло определить место дипломатии в период с XVI в. и до заключения Версальского мирного договора в 1919 г. в общем развитии мирового исторического процесса, выявить основные узлы международных противоречий в этот период, показать методы и приемы дипломатической службы и ее отдельных представителей. На основе анализа широкого круга архивных и опубликованных материалов, обширной литературы авторам удалось в целом справиться с поставленной перед собой задачей. Таким образом, анализируя историческую литературу 1920-40-х гг. по истории международных отношений и внешней политики нового времени, можно сказать, что данная проблематика привлекала весьма пристальное внимание советской историографии. Активно используя недоступные ранее архивные фонды, советские исследователи создали серию самобытных произведений, не потерявших своего значения до настоящего времени. Исследование международных отношений новейшего времени. Существенное место в историографии международных отношений и внешней политики в межвоенный период занимали работы и по истории новейшего времени. Наряду с изданием документальных материалов (Итоги империалистической войны. Т. I-V. Серия мирных договоров. М., 1925-1927; Генуэзская конференция 1922 г. Материалы и документы. Вып. 1. М., 1922; Гаагская конференция 1922 г. (сб. документов). М., 1922 г.) с начала 1920-х гг. в советской историографии намечаются важнейшие векторы изучения международных отношений. Тематика исследований охватывала общие тенденции развития, межимпериалистические противоречия, проблемы международной политики, проблемы репараций, разоружения и пр. Среди работ, увидевших свет сразу же после Октябрьской революции 1917 г., наиболее заметны книги М.П. Павловича (Павлович М.П. (Мих. Вельтман). Что такое империализм? (Железный вопрос в мировом конфликте). Пг., 1918; Его же. Империализм и борьба за великие железные и морские пути будущего. Л., 1925; Его же. Французский империализм. Кн. 1-2. М.-Л., 1926. ). В них автор стремился теоретически рассмотреть сущность империализма. Работы были написаны автором еще до войны и были направлены против буржуазных и реформистских теорий империализма. Избежать вульгаризации в освещении империализма Павловичу не удалось. Различные вопросы международных отношений новейшего времени были предметом изучения Л.Н. Иванова. Он исследовал взаимоотношения великих держав, их морское соперничество, деятельность различных международных организаций, вопросы разоружения (Иванов Л. Мировая политика после Версаля. М.-Л., 1927; Он же. Морское соперничество империалистических держав. М.-Л., 1936; Он же. Лига. Наций. М., 1929; Он же. Крах конференции по разоружению. Харьков, 1934; Он же. Морская политика и дипломатия империалистических держав. (Между первой и второй мировыми войнами). Избранные произведения. М., 1964.). Одной из наиболее значимых своих работ книге «Мировая политика после Версаля» автор рассмотрел внешнюю политику капиталистических государств и Советского Союза, национально-освободительное движение на Востоке, деятельность Лиги Нации, проблемы репараций, межсоюзнические долги. Обобщающим трудом о международных отношениях в период между двумя мировыми войнами явился третий том «Истории дипломатии», опубликованный в 1945 г. В этой работе были показаны последствия политики умиротворения агрессоров, уступок и сговора с ними, которую проводили правительства Англии и Франции, рассчитывавшие направить германскую агрессию против СССР. Заслугой авторов является освещение борьбы СССР за мир, его стремления выполнить свои обязательства, касающиеся коллективной безопасности в Европе и противодействия агрессорам. В целом «История дипломатии», основанная на широком использовании, в том числе, и зарубежных документальных публикаций, многочисленных архивных материалов, впервые введенных в научный оборот, стала заметным явлением в советской историографии новейшего времени. Таким образом, создав целый ряд крупных монографических трудов и учебников советская историческая наука в 1930-1940-х гг., находившаяся в жестких рамках марксистско-ленинской методологии, лишенная возможности доступа ко многим архивным материалам и не имевшая связей со своими зарубежными коллегами, тем не менее, подготовила почву для дальнейших поисков в деле изучения истории международных отношений Европы и Америки, тем самым, создав предпосылки для появления фундаментальных трудов следующих поколений ученых-специалистов в этой отрасли исторической науки. Французская историография международных отношений в межвоенный период (1918-1945 гг.). Развитие исторической науки в межвоенный период определялось общественно-политической ситуацией того времени. После войны во Франции распространились патриотические и националистические настроения, вызванные победоносным завершением войны. С другой стороны, разразившийся послевоенный кризис, революции, вспыхнувшие в России и Германии, вели к подъему социалистических идей в обществе. Во Франции резко обострилась классовая борьба, росло влияние марксизма, усилилось рабочее движение, возникла и начала активно действовать коммунистическая партия. Огромные жертвы и социальные потрясения от мировой войны, революций, национально-освободительных движений, эмиграций, беженцев, подорвали веру нации в общественный прогресс, вызвали настроения пессимизма и разочарования. В 1930-е гг. на французское общественное мнение серьезно повлияли мировой экономический кризис, наступление фашизма, угроза новой мировой войны. В межвоенный период во Франции сохранялась организация науки, сложившаяся в конце XIX-начале XX вв. Главными центрами исторических исследований и подготовки историков были гуманитарные факультеты университетов, в которых работало большинство французских ученых. Лишь университеты имели право выдавать дипломы, принимать к защите диссертации и присуждать ученые степени. Кроме университетов, исследования по истории международных отношений велись и в других научно-учебных заведениях: Коллеж де Франс, Высшая нормальная школа, Национальная школа хартий, Практическая школа высших знаний и др. В 1939 г. был создан Национальный центр научных исследований. Его задача состояла в поддержке научных исследований. Но до Второй Мировой войны он не успел развернуть деятельности. Существенную роль в координации работы историков играли научные общества и издаваемые ими журналы. Единственным общеисторическим журналом до конца 1920-х гг. оставалось основанное в 1876 г. «Историческое обозрение» («Revue Historique»). После первой Мировой войны появился журнал «Обозрение новой и современной истории» («Revue d'histoire moderne et contemporaine»). Наряду с журналами важной формой распространения результатов исторических исследований была публикация диссертаций, которым придавали традиционно большое значение. Требования, например, к докторским диссертациям были очень высокими. На защиту выносились сразу две диссертации: «основная» и «дополнительная». В «основной диссертации» автору необходимо было представить научное исследование крупной исторической проблемы, основанное на исчерпывающем изучении всех имеющихся по данному вопросу источников, в первую очередь, архивных документов. В «дополнительной диссертации» автора должен был показать свою компетенцию в области источниковедения и историографии. Эта часть могла состоять или из историографического очерка или из публикации документов с комментариями. Обычно, работа над диссертацией требовала значительного времени, но в результате формировалась целая библиотека крупных научных исследований, выполненных на высоком профессиональном уровне. В этот период в среде французских историков начинает расти стремление к обновлению тематики, методов исследования и содержания исторической науки. Поиски новых путей были связаны с общей интеллектуальной атмосферой межвоенного времени. Сделанные после войны крупнейшие научные открытия, (в области теории относительности и квантовой механики) привели к пересмотру прежней картины мира. В отличие от довоенного времени, когда открытия были достоянием узкого круга специалистов, теперь они освещались в печати и входили в сознание широких слоев населения. Ревизия, унаследованных от XIX в. представлений о мире, не могла не найти отражения и в исторической науке. Новое поколение французских историков уже не удовлетворяла традиционная позитивистская историография, которая уделяла основное внимание описанию событий политической, дипломатической и военной истории. В этой связи своей первоочередной задачей историки считали пересмотр ее методологических принципов. Главную роль в этом процессе сыграли французские историки Л. Февр (Бои за историю. М., 1991) и М. Блок (Апология истории или ремесло историка. М., 1986). В 1929 г. они основали журнал «Анналы экономической и социальной истории» (Annales d'histoire économique et sociale). Вокруг него и сплотились их единомышленники, создав – школу «Анналов». Февр и Блок считали, что задача истории состоит не в том, чтобы просто описывать события, а – в выдвижении гипотез, способности ставить и решать проблемы. Главную цель исторической науки они видели в создании всеобъемлющей истории, охватывающей все стороны жизни человека. А это предполагало взаимодействие истории с другими науками. Февр и Блок, основываясь на своем подходе к исторической науке, подвергли пересмотру ее главные понятия: факт и документ. Они считали, что к числу исторических фактов относятся не только «исторические события», но и «исторические процессы». Школа «Анналов» приобрела широкую известность и оказала решающее влияние на развитие французской историографии. Выдвинутые Блоком и Февром идеи означали переход к новому пониманию содержания и задач истории. Они заложили основу «новой исторической науки», завоевавшей позднее ведущее положение в мировой историографии. Изучение истории первой Мировой войны. Одной из злободневных проблем послевоенной историографии стала история первой Мировой войны. Невиданные ранее масштабы войны, вызванные ею революционные преобразования, появление новых государств и границ, несомненно, приковывали внимание к ней повышенное внимание исследователей. Первоначально история первой Мировой войны разрабатывалась в печати и мемуарах политических, дипломатических и военных деятелей той поры. Они стремились, прежде всего, ответить на вопрос, который волновал общественное мнение Франции и других, участвовавших в войне стран: почему война началась и кто в этом виноват? Известно, что статья № 231 Версальского договора 1919 г. возложила ответственность за развязывание войны на Германию. В выступлениях политических и государственных деятелей была сформулирована официальная точка зрения, согласно которой Франция и другие члены военного блока Антанта стремились к миру, а Германия и Австро-Венгрия, соответственно, представлялись виновниками войны. Это направление называлось «антантофильским». Их оппоненты утверждали, что главная причина войны коренилась в союзе Франции с Россией, которая, несмотря на миролюбие Германии, спровоцировала войну и втянула в нее Францию. Это направление называлось «ревизионистским». Особую позицию занимали коммунисты, которые, руководствуясь взглядами В.И. Ленина, доказывали, что война была порождена системой империализма, а ее виновниками являются империалисты всех стран, в том числе и Франции. Полемика вокруг происхождения войны и ответственности за нее приобрела наибольший размах после публикации советским правительством тайных договоров, разоблачавших империалистические устремления стран Антанты, а также публикаций немецких дипломатических документов, имевших целью доказать миролюбие Германии. Большой резонанс вызвала, изданная немецким правительством в 1922-1927 гг., 40-томная публикация германских дипломатических документов периода первой Мировой войны. Она содержала массу ценных, но предвзято подобранных документов, содержание которых показывало, что Германия войны не хотела. В ответ на этот демарш французское правительство, в свою очередь, приступило к публикации собственных дипломатических документов, оправдывающих уже политику властей Франции. Публикация французской стороной материалов затянулась на 30 лет (с 1929 по 1959 гг.), и значение этого мероприятия вышло далеко за первоначальные пропагандистские рамки. В итоге увидели свет 43 тома под общим названием «Французские дипломатические документы (1871-1914)», которые содержали огромный фактический материал о политике великих держав на рубеже XIX-XX вв., об истоках первой Мировой войны. По своему научному уровню французская публикация превосходила немецкую. В 1920-е гг. к изучению первой Мировой войны приступили и профессиональные французские историки. Ведущую роль среди них играл Пьер Ренувен. Он был участником войны и одним из руководителей французской публикации дипломатических документов. С начала 1920-х гг. Ренувен был руководителем «Общества по истории войны», и редактором журнала «Обозрение истории мировой войны» («Revue d'histoire de querre mondiale»). Он первым начал читать курс лекций по истории войны в Сорбонне. В 1925 г. была опубликована первая крупная работа Ренувена – «Непосредственные причины войны», основанная на материалах лекционного курса. В ней освещалось состояние международных отношений в течение двух последних месяцев перед войной. Стремясь сохранять полную объективность, и широко используя публикации немецких документов, Ренувен, вместе с тем, достаточно четко примыкал к «антантофильской» точке зрения. При этом он отрицал и некоторых черт «ревизионистской» концепции, утверждая, что первоначально Германия и Австро-Венгрия не хотели войны, но Россия толкнула Францию на конфликт с ними. Поставленный марксистами вопрос об империалистическом характере войны и ответственности за нее всей системы империализма Ренувен обходил стороной. В 1929 г., когда во Франции отмечалась 15-летняя годовщина начала войны. К этой дате был издан труд коллектива французских историков «Дипломатическая история Европы (1871-1914 гг.)». Важнейшие главы этого издания были написаны Ренувеном. На сей раз, он уже без оговорок солидаризировался с «антантофильской» точкой зрения, подчеркивая ответственность Германии и Австро-Венгрии за развязывание войны. Ренувен ополчился на «ревизионистов», утверждавших, что французское правительство следовало в русле внешней политики царской России. Историк доказывал, что укрепление Антанты было следствием агрессивности Германии, а военные мероприятия Франции накануне войны носили всего-навсего лишь оборонительный характер. Основное внимание в своем труде Ренувен уделил фактам политико-дипломатической деятельности. Вместе с тем он одним из первых Французских исследователей попытался перейти от традиционной «дипломатической истории» к более многогранной «истории международных отношений», включающей внешнюю политику в рамки общеисторических процессов. В этой связи, Ренувен, не ограничиваясь изучением деятельности дипломатов, счел необходимым показать экономическое соперничество великих держав, гонку вооружений, идеологическую подготовку к войне, состояние национально-освободительных движений. Последней крупной работой Ренувена в межвоенный период была монография «Кризис и великая война (1904-1918)», опубликованная в 1934 г. В ней еще более ярко проявилось его стремление выйти за рамки чисто «дипломатической истории». Продолжая придерживаться «антантофильской» концепции, Ренувен включил в свою работу наряду с описанием дипломатических и военных событий, историю политической, экономической и социальной жизни, психологию и моральные устремления воюющих народов. По мнению автора, войну вызвали, в первую очередь, военное соперничество и националистические страсти. Экономической и торговой конкуренции великих держав Ренувен отводил второстепенную роль, утверждая, что финансисты и промышленники всех стран хотели мира. Таким образом, отступая от традиционной позитивистской историографии, Ренувен рассматривал не только события и факты войны, но и экономические, политические и моральные силы, которые оказывали на них влияние. Этот, новый для того времени, подход к изучению войны и международных отношений создали Ренувену репутацию лучшего французского специалиста по истории международных отношений. Историография колониальной политики. Победа в первой Мировой войне и последовавшее за этим дальнейшее расширение французских колониальных владений нашли свое отражение в историографии колониализма. Главным центром изучения колониальной истории Франции в межвоенный период являлось, созданное накануне войны, «Общество истории французской колонизации». Оно издавало журнал «Обозрение истории французских колоний» («Revue d'histoire des colonies françaises»). Основная идея работ, публиковавшихся там, состояла в утверждении, что французские колонизаторы принесли в отсталые колонизуемые страны культуру и цивилизацию. Подчеркивалось, что в результате подобной деятельности Франция стала новой родиной для населения французской колониальной империи, население которой, вступив в созданные колониальными властями войска, с оружием в руках защищали ее от Германии. Наиболее известной среди работ по колониальной истории Франции была «История французских колоний и французской экспансии», которая состояла из шести томов и вышла в 1929-1933 гг. под редакцией Г. Аното и А. Мартино. Они убеждали читателей, что французская колониальная политика была «свободна от всякого империализма», что она имела целью лишь «развить, обогатить и облагородить» население французских колоний. По мнению авторов, французские колонизаторы, осуществляли «мирное проникновение» в колонии, способствовали распространению «принципов цивилизации» на этих еще недавно варварских территориях. В 1931 г. - к 100-летию завоевания Алжира - вышла целая серия книг, восхвалявших французских завоевателей и «замечательный подъем», якобы пережитый Алжиром благодаря колонизаторам. Одним из редких историков и общественных деятелей, выступивших в тот период с резкой критикой французского колониализма, был Ш.-А. Жюльен. По своим политическим взглядам он был левым социалистом, некогда примыкавшим к коммунистической партии. Основным направлением исследований Жюльена, главным образом, была история завоевания Алжира. Автор стремился выявить классовые корни деятельности колонизаторов и уделял большое внимание социальным движениям. Первая большая работа Жюльена – «История Северной Африки», вышедшая в 1931 г., представляла собой систематическое изложение истории североафриканских народов, проникнутое глубоким уважением к их национальной культуре. К сожалению, подобного рода работы в ту пору были еще редкостью. Таким образом, французская историческая наука в межвоенный период добилась колоссальных результатов. Была создана принципиально новая школа исторических исследований, появление которой оказало позитивное воздействие и придало динамизма в развитии истории как науки в целом, так и истории международных отношений и внешней политики. Но что особенно важно, влияние французской школы «Анналов» испытали на себе не только французские исследователи, ее влияние распространилось далеко за пределы Европы. Французская историография международных отношений во второй половине XX в. По окончании второй Мировой войны во французской исторической науке начался процесс подъема и обновления. Появился целый ряд историков, чьи труды обрели мировую известность. Эти авторы, развивая традиции школы «Анналов», подвергли пересмотру тематику, исследовательские методы и понимание предмета истории. Т.о., родилась «новая историческая наука», которая оказала воздействие на всю мировую историографию. Перемены в исторической науке тесно связаны с эволюцией французского общества. Такие события, как: война, разгром фашизма, возникновение государств социалистического лагеря, конец колониальной системы, научно-техническая революция, крушение системы социализма, распад СССР и пр., требовали осмысления исторического опыта и адаптации истории к условиям меняющегося мира. В развитии французской историографии второй половины XX в. выделяются два периода. Первый начинается в 1945 г., второй - после середины 1970-х гг. По мнению французов, наиболее плодотворным был первый период. В это время французская историография играла ведущую роль и пользовалась авторитетом в мире. В первые послевоенные годы состояние исторической науки во многом определялось общественно-политической обстановкой, сложившейся во Франции. Ее характерной чертой был невиданный подъем левых сил и рост влияния марксизма. Это было связано с победой СССР над фашизмом, участием французской компартии в движении Сопротивления, превращением ее в крупнейшую партию страны. Наряду с Италией, Франция стала одной из двух крупных капиталистических стран, в которых марксистские идеи получили сравнительно широкое распространение. В послевоенное время активизировалась группа французских историков-марксистов, формирование которых началось еще в 1930-е гг. Воздействие марксизма сказалось и на трудах историков, не разделявших и даже отвергавших его общую теорию, методологию, а главное - политические выводы. Школа «Анналов». После гибели M. Блока, главой школы «Анналов» остался Л. Февр. Продолжая борьбу против позитивистской истории, он призывал к созданию истории, включающей в себя все стороны жизни человека. Февр предлагал перейти от изучения экономической и социальной истории к более широким темам: истории различных человеческих о6ществ и цивилизаций. Большую роль в упрочении идей школы «Анналов» в послевоенные годы сыграла публикация теорети­ческих трудов ее основоположников. В 1949 г. была издана «Апология истории» Блока, в 1953 г. «Битвы за историю» и в 1962 г. «За целостную историю» Февра. При этом основные научные достижения школы «Анналов» этого периода связаны с деятельностью историков нового поколения, лидером которых стал Ф. Бродель. Цивилизационный подход Ф. Броделя Фернан Бродель (1902-1985 гг.). Сын учителя, родившийся и выросший в деревне. Его научные взгляды складывались, прежде всего, под влиянием М. Блока и Л. Февра, основоположников французской школы «Анналов». Ф. Бродель являлся представителем и лидером «второго поколения» этой школы. Главным делом своей жизни он считал создание «глобальной», или «тотальной», (то есть, всеобъемлющей) истории, «чьи пределы расширяются настолько, что охватят все науки о человеке, всю их совокупность и универсальность». Основной особенностью методологического подхода Ф. Броделя было противопоставление прочных, устойчивых «структур» меняющимся «конъюнктурам» и еще более эфемерным «событиям». Другой методологической идеей, впервые высказанной Ф. Броделем была мысль о разных «скоростях» исторического времени. Он различал время «большой длительности», то есть время существования наиболее прочных «структур» и длительных процессов общественного развития, и короткое время – время быстро протекающих политических событий или индивидуальной жизни человека. По мнению Ф. Броделя, для историка наиболее интересны процессы большой длительности, ибо они определяют развитие человечества. В рамках «короткого времени» историку нечего делать. Ф. Бродель, как представитель и, долгое время, интеллектуальный лидер школы «Анна-лов» таким образом возглавил поворот исторической науки от событийной истории к истории глубинных экономических, социальных, демографических процессов, к активному применению междисциплинарных исследований. Поднятые им вопросы обогащали историческое мышление и открывали новые перспективы научного исследования. Однако пренебрежительное его отношение к «событиям» и «короткому времени» вело к недооценке исторического значения сравнительно кратковременных, хотя и очень значительных событий (например, войн или революций), которые оказывали большое влияние на ход истории. Первым крупным трудом Ф. Броделя, в котором он предпринял попытку написать «глобальную историю» большого региона, было исследование «Средиземное море и мир Средиземноморья в эпоху Филиппа II». Историк задумал эту работу в 1930-е гг., а начал писать в немецком плену (где находился в 1940-1945 гг.). После возвращения из плена он завершил труд; защитил его в качестве докторской диссертации (1947 г.) и опубликовал в 1949 г. Тогда же Ф. Бродель сменил Л. Февра на посту заведующего кафедрой современной цивилизации в Коллеж де Франс, а в 1956 г. после смерти Л. Февра возглавил журнал «Анналы». По его инициативе в 1962 г. был основан «Дом наук о человеке», - главный французский центр междисциплинарных исследований в области гуманитарных наук. В центре труда находился «мир Средиземноморья» второй половины XVI в. В первой части книги рассматривалась «почти неподвижная история», т.е. история взаимоотношений человека с окружающей его средой; во второй части – «история медленных изменений», или «структурная история», т.е. развитие экономики, общества, государства и цивилизации; в третьей части изучалась быстротекущая «событийная история». Стремясь объединить историю и географию в единую «геоисторию», Ф. Бродель отводил особо важную роль среде обитания человека. Согласно его концепции, степи и горы, возвышенности и низменности, моря, леса, реки и пр. определяют рамки деятельности человека, пути сообщения, а следовательно, и торговли; местоположение и рост городов. На их основе возникают медленно изменяющиеся экономические и социальные структуры: общество, государство, цивилизация. Книга «Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV-XVIII вв.» вышла во Франции 1979 г. Ф. Бродель не дожил до выхода русского издания всего год. Когда он выпустил книгу эффект был сродни ядерному взрыву. Ф. Бродель создал историографический шедевр в художественном и концептуальном отношении, превзошедший «Средиземноморье». В центре его внимания находились три главных пласта жизни общества: повседневная «материальная жизнь», рыночная экономика и «капитализм» (торговый и финансовый капитал). Трёхчастная структура книги полностью повторяет структуру книги о Средиземноморье. В обеих работах первый том посвящен описанию материальных структур описываемой исторической реальности и установлению заложенных в них ограничений человеческой деятельности. Вторые тома обоих трудов посвящены экономическим структурам и конъюнктурам, а также социальному контексту бытования экономик – обществам и государствам-империям. Третьи книги обоих сочинений посвящены событийной динамике в масштабах избранного поля исследования. Получается, что Ф. Бродель пишет, в известном смысле, одну и ту же книгу, лишь сменив точку обзора на гораздо более общую. Первые два тома не дают нам представление о миро-системе. По мнению Ф. Броделя, мир-экономика – это пространство, которое «затрагивает лишь часть Вселенной, экономически самостоятельный кусок планеты, способный в основном быть самодостаточным, та-кой, которому его внутренние связи и обмены придают определенное органическое единство». Отсюда следует, что мирэкономика представляет собой пространство взаимосвязанных между собой отдельных регионов. Ф. Бродель говорит о том, что мир-экономики существовали «с давних времен», но не дает точную дату образования первых мир-экономик; он предполагает, что одной из первых мир-экономик была Финикия. Можно сделать вывод о том, что в мире могут сосуществовать несколько мир-экономик. Он выделяет три правила существования мир-экономики. Первое правило – медленно-варьирующиеся пределы пространства Второе правило – в центре господствующий капиталистический центр. Третье правило – различные зоны были иерархизованы, деление мир экономики на три части: «уз-кий центр, второстепенные, довольно развитые области и в завершение всего огромные внешние окраины». В своих работах Ф. Бродель делает акцент на экономической конъюнктуре, наделяя ее свойством долговременности. При этом «вековые тренды» (вековые тенденции) по Ф. Бро-делю отличны от экономических циклов Н.Д. Кондратьева. Если у последнего цикл охватывает 45-60 лет периода капиталистической активности с 1789-1920 гг., то «вековой тренд» Ф. Броделя углубляется в доиндустриальную историю (до 1250 г.) и включает тройной цикл Кондратьева, продолжительностью около 150 лет. Каждый вековой тренд Ф. Бродель связывает с расцветом и упадком европейских капиталистических миров-экономик и перемещением их центра. По Ф. Броделю «Мир-экономика может перемещать свой центр, пересматривать свои периферийные области». Скорее всего, новым центром может стать то, что было ближе к центру, то есть полупериферийные зоны, нежели периферийные области. Согласно историку, центром первого векового тренда (с XIII в.) были итальянские города-государства (Венеция, Генуя, Флоренция), центром второго (с XVI в.) – сначала Испания и Португалия, а затем Голландия (Антверпен и Амстердам): центром третьего (с XVIII в.) бы-ла Англия (Лондон); в первой половине XX в. центр переместился из Лондона в Нью-Йорк. Как видим, броделевская мир-экономика не обладает монотонностью, но имеет нелинейный и циклический характер. После выхода книги Ф. Бродель перестает восприниматься как персонаж французской историографии, и становится культовой фигурой для представителей мир-системного подхода. Главным его последователем становится И. Валлерстайн, разработавший неомарксистскую теорию глобальной мир-системы, в которой основным конфликтом является не конфликт между пролетариатом и буржуазией в одном обществе, а конфликт между развитым ядром и эксплуатируемой периферией мировой экономической системы. Благодаря работам И. Валлерстайна и его единомышленников Ф. Бродель стал предтечей мирсистемного анализа. Менее известным, но более доступным в том числе и по объему, является еще один труд Ф. Броделя «Грамматика цивилизаций». В работе мир поделен на сектора: исламский, африканский, три дальневосточных (китайский, индийский и японский) и три европейских (европейский, американский, русский). Для Ф. Броделя цивилизации – это нечто большее, чем культурно-исторические пространства, разделенные «пространством, самобытностью и коренными особенностями», но в то же время связанные культурной диффузией, дающей им право принимать или отвергать чужие культурные ценности. Цивилизации – это самый долговечный процесс исторической преемственности с наиболее «устойчивыми тенденциями», которые, «лишь слегка меняясь, время от времени» в своем социальном содержании, сохраняют свои глубинные структуры. С географической точки зрения «говорить о цивилизациях – значит говорить о про-странствах, землях, рельефах, климате, растительности, животном мире, об унаследованных или приобретенных преимуществах». Под последними он понимал, прежде всего, пути со-общения, которые были одним из важных естественных условий возникновения цивилизации, наряду с климатом. По Ф. Броделю, каждая цивилизация привязана к какому-то географическому пространству, границы которого более или менее стабильны. Соответственно каждая цивилизация имеет свойственную именно ей географию, предполагающую совокупность возможностей и трудностей. Географическими характеристиками цивилизации не исчерпываются. Согласно Ф. Броделю, «не бывает цивилизаций без обществ, которые являются их носителями, способствуют их развитию своими противоречиями». Во многом облик цивилизации определяют особенности населяющего ее общества. Также всякая цивилизация, всякое общество зависит от экономических, технологических, биологических, демографических условий. После географии, социологии и экономики Ф. Бродель предлагает обратиться к психологии. Цивилизации он называет «коллективными мышлениями». Это мышление, которое определяет отношение, выбор, усугубляет предрассудки и влияет на общественные процессы. Ф. Бродель чрезвычайно усилил тезис о том, что цивилизация – это место в прострастве, и значительная часть её механизмов является адаптацией к географической среде, а контроль или утрата контроля над определенными географическими и климатическими зонами сказываются на судьбе цивилизации драматически. Ф. Бродель показал, что цивилизация – это не только стиль высокой культуры, но и стиль жизни – разные цивилизации по-разному одеваются, питаются, сидят за столом, имеют разные манеры, разные типы социальной организации. Как отмечалось ранее Ф. Бродель ввел понятие времени «большой длительности», в которой медленно разворачиваются сложные глубинные исторические процессы. Цивилизации, миры-экономики, аналогичные им большие системы, живут как раз в этом большом времени. Ну и, пожалуй, самое важное, – Ф. Бродель сформулировал важнейший для понимания природы цивилизаций принцип. Цивилизация строится на отказе от заимствования определенных элементов культуры от соседей, которые угрожают одной из её структур. При этом каждый раз отказ наблюдается после долгих колебаний и попыток ассимилирования. Будучи продуманным, сопровождаемый долгими сомнениями, такой отказ является чрезвычайно важным». Вызывает интерес критическое осмысление Ф. Броделем «соблазнительной гипотезы» А. Тойнби, согласно которой цивилизационный «вызов побуждает к росту. Ответом на вызов общество решает вставшую перед ним задачу, чем переводит себя в более высокое и более совершенное с точки зрения усложнения структуры состояние». Однако Ф. Бродель ставит под сомнение приемлемость этого постулата А. Тойнби. «Цивилизованный человек XX в., принял вызов пустынь, полярных и экваториальных областей. Но, несмотря на очевидные экономические интересы этих регионов (золото, нефть), население здесь не увеличивается, здесь не было создано подлинных цивилизаций. Итак, что же получается? Присутствует вы-зов, есть ответ, но нет цивилизации…». Изучение истории международных отношений. Ведущей фигурой среди историков-специалистов в области изучения истории международных отношений в данный период продолжал оставаться Пьер Ренувен (1893-1974). В послевоенное время он развивал идею о необходимости перехода от традиционной «дипломатической истории», изучав­шей, по преимуществу, внешнеполитическую деятельность прави­тельств, к более полной и широкой «истории международных отноше­ний». В законченном виде его взгляды были выражены в восьмитомной работе «История международных отношений», изданной в 1953-1958 гг., а также в книге «Введение в историю международных отношений» (1964), написанную вместе с учеником Ж.-Б. Дюрозелем. Ренувен и Дюрозель доказывали, что самое важное в междуна­родных отношениях - это «история отношений между народами», а не история отношений между дипломатами. По их мнению, географические условия, демографические процессы, экономи­ческие и финансовые интересы, особенности коллективной психологии определяют рамки отношений между группами людей и, в значительной степени, их характер. Ренувен, как и Бродель, признавая, огромное значение процес­сов «большой длительности», решительно возражал против пренебрежительного отношения к «кратковременным событиям». Вопреки Броделю, Ренувен видел в них важный, а иногда и основной фактор развития международных отношений. Ренувен и Дюрозель считали, что на международные отношения влияет множество факторов, причем, в зависимости от обстоятельств, то один, то другой из них могут сыграть решающую роль. В соответствии с этим в своей работе «История международных отношений», наряду с изложением главных событий политической и дипломатической истории, ими приводились данные о развитии науки и техники, социально-экономическом положении, национальных движениях и коллективной психологии в различных странах. Вопреки прежней практике, исследованию подвергались не только Европа и США, но и другие части света. Начатое Ренувеном обновление «дипломатической истории» повлек­ло за собой сближение двух ранее далеких друг от друга дисциплин: социально-экономической истории и истории международных отноше­ний. В 1960-е-1970-е гг. под руководством Ренувена был подготовлен ряд докторских диссертаций, посвященных экономическим и финансовым взаимоотношениям Франции с другими государствами в конце XIX-начале XX вв. В том числе исследования Р. Пуадевена о фран­ко-германских экономических отношений, Р. Жиро о «русских займах» и французских капиталовложениях в России, Ж. Тоби о французских капиталовложениях в Османской империи. В этих работах на основе богатого архивного материала впервые были проанализированы многие важные аспекты развития французского империализма, в том числе влияние финансово-промышленных монополий на внешнюю политику. Французским исследователям международных отношений принадлежит и первая попытка исследовать проблемы менталитета применительно к истории международных отношений. Впервые это предпринял историк Р. Ремон в своей диссертации «Соединенные Штаты в глазах французского общественного мнения (1815-1852)», опубликованной в 1962 г. В ней он выяснил, как и под влиянием каких событий, в различных слоях населения Франции формировались представления об Америке и американцах. Естественно, что появление подобного рода работ открывало новые перспективы исследований в области истории международных отношений и внешней политики. Историография французского колониализма. Колониальные войны и распад колониальной системы усилили интерес исследователей к истории и современному положению колоний. Традиционные и устоявшиеся во французской историографии представления о том, что Франция – родина для туземцев, осуществляющая цивилизаторскую миссию рушились. Преобладающие позиции постепенно стали занимать сто­ронники независимости колоний. В 1950-1960-е гг. появился целый ряд исследований колониальной политики Франции. Часть историков считала ее главной причиной экономические интересы, другая часть видела ее движущие силы в политических и идейно-психологических факторах. Однако постепенно стала доминировать точка зрения о взаимосвязи экономических, политических и военно-стратегических факторов колониальной экспансии. Образование на месте бывших колоний новых независимых госу­дарств пробудило интерес к истории их коренного населения. Так, например, в книге Г. Дешана «Всеобщая история Черной Африки» рассмотрены условия жизни и труда населения Африки от доколониального периода до наших дней. В книге Ш.-А. Жюльена «История современного Алжира» проанализированы классовые противоречия и социальные требования алжирского населения. В работах историков-марксистов Ж. Сюре-Каналя, К. Кокри-Видровича подчеркивалась связь колониальной политики с интересами крупнейших монополий. Историография второй Мировой войны. Сознавая научное и полити­ческое значение исследования истории второй Мировой войны, французское правительство вскоре после освобождения страны создало специальный Комитет по ее изучению при пре­мьер-министре Франции. Основателями комитета были известные историки Л. Февр, П. Ренувен, Э. Лябрусс и др. Генеральным секретарем комитета являлся профессор А. Мишель. Комитет организовал сбор документов о движении Сопротивления и правительстве Виши, создал научную библиотеку, развернул издательскую деятельность, выпуская с 1950 г. журнал «Обозрение истории второй мировой войны». Вокруг Комитета сплотилась группа историков, занимавшаяся, преимущественно, фран­цузским движением Сопротивления. Они исследовали различные организации Сопротивления, их состав и политические устремления, взаимоотноше­ния с генералом де Голлем, борьбу против оккупантов и правительства Виши. Самой крупной работой этого направления была книга А. Мишеля «Мысль Сопротивления» (1962), - первая работа по истории второй Мировой войны, допущенная к защите в Парижском университете в качестве докторской диссертации. В ней автор проанализировал идеологические установки, политическую линию и проекты государственного устройства, выдвинутые различными группировками Сопротивления. Им был показан процесс перехода Сопротивления от борьбы против врага к заботам о будущем; от военных действий к политике, причем, в этом процессе победили две главные силы: коммунистическая партия и генерал де Голль. Историкам, защищавшим Сопротивление, противостояли историки, оправдывавшие политику правительства Виши. Наиболее видной фигурой этого направления был Р. Арон - автор книг «История Виши» и «История освобождения». Односторонне подбирая, а иногда и подтасо­вывая факты, он представлял вишистов защитниками интересов Франции. Новая историческая наука. В 1970-е гг. во французской историографии начался новый период, наметились тенденции, получившие дальнейшее развитие в 1980-е-1990-е гг. Как и во многих других странах, во Франции нарастало разочарование в теориях марксизма, социализма и коммунизма; усиливалось влияние идей либерализма и консерватизма. Падение коммунисти­ческих режимов в странах Восточной Европы привели к кризису и дискредитации марксистской теории общественного развития. Вместе с тем, концепция глобальной истории, выдвинутая Ф. Броделем, тоже не удовлетворяла многих историков, искавших новые методы исследования. По их мнению, идеал глобальной истории оказался недостижимым, так как сосредоточение внимания на устойчивых общественных структурах и пренебрежение кратковременными событиями привело к представлению о неподвижности истории. Поиски новых методов исторического исследования привели к созданию «новой исторической науки». Впервые этот термин прозвучал в работе историков Ж. Ле Гоффа и П. Норá «Создавать историю», вышедшей в 1974 г. Авторы призывали историков осознать относительность исторической науки, понять, что ученый неразрывно связан с обществом, зависит от его системы ценнос­тей, а, значит, вольно или невольно, «конструирует» или даже «фабрикует» исторические факты в соответствии со своими представлениями. «Новая история» опираясь на достижения школы «Анналов», значительно от нее отличалась. Авторы «новой истории» считали необходимым воз­вращение события и короткого времени в сферу внимания историков. Другим признаком обновления исторической науки стало широкое применение количественных методов исследования. Французские историки начали использовать компьютеры, кото­рые позволяли проводить машинную обработку массовых источников. Одной из отличительных черт «новой истории» явилось расширение и раздробление ее тематики на направления, использующие достижения смежных наук: демографии, антропологии, этнографии, психологии, линг­вистики. Большинство историков перешло от изучения социально-экономического истории к идейно-психологической. Таким образом, в поле зрения историка включались темы, казавшиеся ранее несущественными. Значительно возросло количество книг и статей по историографии и методологии истории, которым раньше уделяли мало внимания. Тенденции развития современной французской исторической науки. В 1980-е-1990-е гг. французская историческая наука переживала достаточно сложные времена. Происходила естественная смена поколений. Кроме того, как отмечалось выше, часть историков разочаровалась в прежних теоретических и методологических принципах. Многие исследователи пришли к выводу о новом кризисе истории, связанном с провалом марксистских социально-экономических теорий и исчерпанностью школы «Анналов». Во французской историографии возродился интерес к событию и короткому времени; описание вновь стали считаться неотъемлемой частью исторического исследования; рассказ о событиях прошлого вновь занял почетное место наряду с анализом исторических проблем. Главное место во французской историографии 1980-х-1990-х гг. заняла политическая история. Считается, что ее возвращение - один из главных историографических фактов последних лет. Традиционное изучение политических событий новая политическая история обогатила подходами, позволившими изучать процессы принятия решений, мотивы коллективного поведения, формирование образа своей страны и других стран. Вместе с политической историей вернулась обновленная военная история. Историю войн, сражений и походов она дополнила изучением отношений армии и общества, социального состава и психологии военных. Изучение ментальности и исторической антропологии осталось важным направлением научных исследований, однако центр внимания переместился в область истории культуры. Культурологию французские ученые рассматривают широко, включая в нее все формы духовной жизни, системы ценностей, идеологические и религиозные течения, труд, развлечения, ритуалы и многое др. Бурный подъем переживает история современности. Прежнее скептическое отношение к ней исчезло, и она стала общепризнанной и уважаемой частью исторической науки. В целом, французская историческая наука, постоянно обновляясь, сохранила свой высокий авторитет. Она остается одной из самых влиятельных национальных историографий. Британская историография международных отношений в 1918-1945 гг. Организация исторической науки. Итоги первой Мировой войны определили ведущее положение Великобритании в Европе и мире. Вместе с тем, они привели к развитию кризисных явлений внутри Британской империи, способствовали постепенному утверждению в обществе идей о преобразовании ее в Содружество наций. В 1920-1930-е гг. обозначились изменения в социально-политической структуре государства: наблюдалось снижение роли либералов, упрочение лейбористов, активизация радикально-демократического и рабочего движений. Конец 1930-х-первая половина 1940-х гг. отметились вступлением страны во вторую Мировую войну и участием в антигитлеровской коалиции. В 1920-1940-е гг. XX в. в структуре исторического знания Великобритании произошли серьезные перемены. Несмотря на то, что господствующее положение в ней занимала политическая и конституционная история, постепенно все сильнее упрочивались позиции экономической и социальной истории как отраслей исторической науки. В самой же политической историографии основное место стало принадлежать изучению истории внешней политики Великобритании - дипломатической, имперской и колониальной истории. Причины столь быстрого оформления этих исследовательских областей во многом обусловливались результатами первой Мировой войны и активностью национальных движений народов, входивших в состав Британской колониальной империи. Позже направление научных разработок в области истории внешней политики стало определяться изменением характера отношений между ведущими странами мира в 1930-е гг., усилением опасности фашизма, вступлением Великобритании во вторую Мировую войну. Главные позиции в исследовании проблематики внешнеполитической истории Великобритании принадлежали ученым-исследователям Кембриджского и Лондонского университетов, в которых сложились традиции изучения дипломатической истории на основе критического анализа архивных и опубликованных источников. Заинтересованность британского правительства в углубленном исследовании внешнеполитической проблематики нашла свое выражение в создании в 1920 г. Королевского института международных отношений. Его основу составили университетские историки. Фактически институт стал выполнять функции научно-исследовательского центра, который работал с учетом заказов министерства иностранных дел Великобритании. Преимущественное внимание в институте уделялось аналитическому изучению событий современной международной жизни и внешней политики. В период первой Мировой войны британское правительство установило тесные контакты с рядом академических историков. На Парижской мирной конференции 1919 г. Г. Темперли, Р. Ситон-Уотсон, Ч. Уэбстер и другие университетские историки выступали в роли экспертов британской делегации. В этот сложный период продолжался процесс профессионализации исторического знания. Постепенно утверждалась мысль о том, что труд историка требует высокой подготовки и специальных навыков исследовательской работы. Благодаря усилиям историков по созданию системы образования в 1921 г. открылся Общенациональный центр по подготовке профессиональных кадров. В межвоенный период окрепли позиции национальных исторических обществ. Ведущую роль, среди которых играло Королевское историческое общество. В 1918 г. при нем был создан комитет по изучению исторических источников, члены которого занимались выявлением архивных документов и подготовкой их к публикации. С 1921 г. Королевское историческое общество начало публиковать документы по истории британской внешней политики. В 1920-1930-е гг. возрос авторитет Исторической ассоциации. На страницах ее журнала «История» («History») велась полемика о содержании истории, ее образовательной и воспитательной функции. В межвоенный период заметно выросло влияние региональных исторических обществ, например, Шотландского исторического общества, а также университетских объединений историков, например, Кембриджского исторического общества. Значимую роль играла, созданная в 1932 г., Британская архивная ассоциация. В её задачи входило обеспечение сохранности и использование архивных материалов. Большую помощь историкам-профессионалам и любителям оказывала открывшаяся в 1924 г. Библиотечная ассоциация по информационному обеспечению. Организационные перемены британской историографии отражали процессы, шедшие в самом историческом знании – его теоретических основах, методологии, структуре и т.д. Значительное воздействие на британскую историографию первой трети XX в. оказывало изменение мировоззренческих установок в сообществе историков. Это было связано с новыми процессами в интеллектуальной культуре Западной Европы, переосмыслением научных открытий рубежа XIX-XX вв., их воздействием на гуманитарное знание. Ведущим методом исторического познания в британской историографии оставался позитивизм. Однако намечаются тенденции к его пересмотру и выработке новых концепций. Поиск историками новых подходов к изучению истории обусловил появление в 1930-1940-е гг. историко-философских трудов А.Дж. Тойнби. Первая книга двенадцатитомной работы Тойнби «Постижение истории» вышла в Великобритании в 1934 г. До этого автор был известен среди историков-профессионалов как специалист в области истории международных отношений. С этой проблематикой он был связан не только как историк, но и как политический деятель. В 1919 г. в составе британской делегации Тойнби участвовал в работе Парижской мирной конференции. Позднее он преподавал историю международных отношений в школе экономики и политики Лондонского университета. В 1926 г. Тойнби возглавил научные исследования в Королевском институте международных отношений и занимал пост директора в течение тридцати лет. Концепция всемирно-исторического процесса, изложенная А. Тойнби, складывалась под влиянием научных открытий рубежа XIX-XX вв. и первой Мировой войны. Они побудили его обратиться к системному культурно-историческому изучению прошлого. Избранный им подход строился на основе анализа и сопоставления мирового социального опыта человечества с открытиями в социологии, антропологии и истории конца XIX-первой трети XX в. В качестве базового элемента исторического развития Тойнби использовал понятие локальной цивилизации. Он подразделял цивилизации на первичные, вторичные и третичные. В соответствии с этой классификацией современный мир Тойнби складывал из пяти основных цивилизаций (западной, ортодоксальной христианской, исламской, индуистской, дальневосточной), каждая из которых унаследовала черты предшествующих цивилизаций. Тойнби стремился выявить связь между научно-техническим прогрессом, с одной стороны, и духовным прогрессом общества, с другой. Он полагал, что в новое время (с конца XV в.) развитие Западного мира определялось становлением двух институтов – индустриальной системы в экономике и демократии в политике. Период с конца XV в. до 1875 г. Тойнби определял как процесс создания великих держав, каждая из которых претендовала на то, чтобы стать мировой. Это была эпоха утверждения национальных государств, отстаивавших свою целостность, независимость от остального мира. Тойнби придавал огромное значение 1860-1870-м гг. ХIХ в. как периоду перехода западной цивилизации в новое состояние, которое характеризовалось возрастанием общественной интеграции в экономической, политической и духовной сферах. Отказываясь от свойственного британской историографии англоцентризма и европоцентризма, Тойнби предлагал исследовать историю Великобритании как отдельной страны и как части целого. Он полагал, что изучение истории британского общества и государства возможно лишь при сопоставлении ее истории с опытом других стран и с учетом того, что история Великобритании составляет часть истории более широкого сообщества. Глобальные культурно-исторические построения А. Тойнби оказали огромное воздействие на развитие историографического процесса в XX в. Они открывали возможность использования в историографии элементов позитивистской методологии в сочетании с новейшими методами исторического познания. Изыскания Тойнби способствовали преодолению в среде историков высокомерного отношения к небританской и неевропейской культуре. Изучение истории внешней политики Великобритании. Англий­ская историография всегда уделяла боль­шое внимание вопросам внешней поли­тики. Начало XX в. Было отмечено расширением источниковой базы в этой области иссле­дований, более широким использованием архивных материалов. В 1904 г. Дж. Роуз издал книгу «Исследования из истории Наполеоновской эпохи». Книга была цели­ком построена на архивных документах. Кроме того, Роуз опубликовал сборник архивных документов по истории третьей коалиции против Наполеона. Обращает на себя внимание обилие в начале ХХ в. исторических трудов, посвященных международным отношениям эпо­хи Наполеона. Помимо названных ра­бот Роуза, его перу принадлежала также большая биография Наполеона, вышло несколько биографий Кэслри, Кеннинга и других деятелей английской дипломатии той эпохи. Общими чертами всех этих работ являются идеализация английской внешней политики, стремление подчерк­нуть ее чисто оборонительный характер и противопоставить агрессивной политике Наполеона. Интерес к этой теме и ее трактовка были связаны в первую очередь с международной обстанов­кой, которая состояла в том, что между английским и германским империализмом усиливались противоре­чия, которые через несколько лет привели к войне. Английские историки искали ана­логии со своей эпохой в дипломатической борьбе столетней давности и находили их в сопоставлении политики Вильгельма II и Наполеона. В условиях начавшегося сближения с Францией и Россией, как союзниками по блоку «Антанта», в английской исто­рической и публицистической литературе, как это не покажется странным, обсуждались темы «рус­ской угрозы» и «французской опасности». В 1907 г. вышел в свет большой труд пол­ковника Мэррея «Имперские аванпосты» с предисловием начальника генерального штаба фельдмаршала Робертса. В этом труде анализ стратегиче­ского положения Англии и ее владений проводился с точки зрения наиболее веро­ятного военного столкновения не с Герма­нией, а с Францией и Россией. В 1920-1924 гг. была издана шеститомная «История Парижской конференции». Ее автор – исследователь Г. Темперли поставил перед собой цель оправдать политику Великобритании в годы первой Мировой войны и на мирных переговорах. В 1924 г. британское правительство поручило Г. Темперли и еще одному видному либеральному историку Дж. Гучу, который руководил Исторической ассоциацией, подготовить к изданию документы по предыстории первой Мировой войны. Основная идея официозной одиннадцатитомной публикации «Британские документы о происхождении войны, 1898-1914», вышедшей в 1927-1938 гг., сводилась к тому, чтобы доказать вину Германии в развязывании мировой войны и соответственно снять оную с других стран, в первую очередь, с Великобритании. При этом следует отметить, что хотя отбор архивных источников для публикации был проведен весьма тенденциозно и, вся работа носила крайне субъективный и однобокий характер, тем не менее, сам факт издания дипломатических документов имел огромное значение для профессионального исторического знания. Связано это было с тем, что в научный оборот вводилась масса архивных материалов из фонда министерства иностранных дел, посредством чего, расширялась источниковая база для изучения событий прошлого. К этому же периоду относится и издание академической трехтомной «Кембриджской истории британской внешней политики». Она вышла в 1922-1923 гг. под редакцией А. Уорда и Дж. Гуча. В подготовке этой коллективной работы принимали также участие Ч. Уэбстер, Дж. Роуз, Дж. Клепэм. Это исследование охватывало дипломатическую историю Великобритании с последней четверти XVIII в. до Парижской конференции 1919 г. Изложение в ней фактов строилось по принципу, характерному для кембриджских научных изданий предшествующего периода. То есть это был яркий пример позитивистской истории. Данная работа базировалась на документальных источниках МИД и Государственного архива Великобритании. Каждый том был снабжен краткой библиографией. Подобного рода официозные издания выходили в Великобритании на протяжении всего межвоенного периода. Среди которых необходимо выделить работу уже упоминавшегося Г. Темперли «Foundations of British Foreign Policy, 1792-1902», вышедшую в 1938 г. Изменение политической конъюнктуры в 1930-е гг. повлекло за собой смещение некоторых акцентов в трудах британских историков-специалистов в области международных отношений и внешней политики при освещении истории внешней политики европейских стран. Это выражалось, в частности, в стремлении представить англо-германские отношения в новом свете и переложить ответственность за возникновение первой Мировой войны на третьи страны, в первую очередь Россию. Понятно с чем это было связано. Сближение во второй половине 1930-х гг. СССР и Германии было совершенно не в интересах Великобритании, опасавшейся, что тандему Сталина и Гитлера вполне по силам сокрушить всех стоящих у них на пути силы, мешающие им в осуществлении своих замыслов. Наоборот Великобритании было бы крайне выгодно помешать созданию такого рода альянса, а еще лучше привлечь Германию на свою сторону, чтобы покончить наконец с единственным социалистическим государством в Европе. Среди английских историков, которые почувствовали это веяние в британской внешней политике и пошли за ним отметим Дж. Гуч, Г. Николсон и др. А среди работ, в которых нашел отражение этот новый подход выделим работу Дж. Гуча «Before the War: Studies in Diplomacy», опубликованной в 1936-1938 гг. В 1920-1930-е гг. в историографии международных отношений началось формирование восточноевропейского и славянского направления исследований. Этот процесс осуществлялся главным образом преподавателями Оксфорда и Школы славянских исследований, которая была открыта при Лондонском университете в годы первой Мировой войны. В межвоенный период деятельность историков и политологов этой школы расширилась за счет интенсивного изучения истории дореволюционной России и ее политики в Европе и на Дальнем Востоке. Важное место в Оксфордском и Лондонском университетах занимала разработка проблем истории стран и народов Центральной и Юго-Восточной Европы и их взаимоотношений с Великобританией. Становление этого исследовательского направления связано с именем Р. Ситона-Уотсона, внесшего огромный вклад в дело формирования национальной государственности Чехословакии, Венгрии, Югославии. В тот же период, в 1920-1930-е гг. продолжалось динамичное изучение проблем истории создания и упрочения Британской колониальной империи. Эта проблематика исследовалась на кафедрах колониальной истории в Кембридже, Оксфорде, в школе восточных исследований Лондонского университета. Следует отметить, что большая часть изысканий осуществлялась при прямом содействии государства. И совершенно ясно, с чем это было связано. Исследование колониальной проблематики, в конечном счете, было подчинено целям оправдания британской экспансии и доказательства положительной роли Великобритании в истории культуры народов колониальных и зависимых стран. Говоря об историографии колониальной истории Великобритании нельзя обойти стороной исследования, посвященные ее взаимоотношениям со своими бывшими колониями в Америке. Видным историком, занимавшимся данной проблематикой, был Дж.О. Тревельян. Им была опубликована многотомная работа под названием «История американской революции». В этом произведении автор попытался объяснить, как и почему произошел раскол англосаксонской нации. Тревельян игнорировал сложные проблемы в отношениях между Англией и ее американскими колониями и всю проблему сводил к недоразумению, абсолютную вину за которое нес упрямый английский король, нашедший себе поддержку в стане партии тори. Тревельян был убежден, что если бы у власти в Великобритании в тот период стояли более адекватные люди, то до разрыва дело бы никогда не дошло, и Британская империя сохранилась бы в целостности. Нужно объяснить, с чем была связана подобная позиция историка. Для этого нужно обратиться ко времени написания данного исследования, а это 1912 г., когда вышел его последний том. В условиях резкого обострения международных противоречий и назревавшего военного конфликта между Англией и Германией английские политики искали сближения с США, которые казались им более далеким и менее опасным соперником, чем Германия. В этой связи в прессе тех лет много говорилось о братстве обоих народов, о тесных кровных узах их связывающих. Этим настроениям отвечала и работа Тревельяна, встретившая хороший прием как внутри страны, так и за ее пределами, в первую очередь в США, определенные круги которых также стремились к сближению с Англией. Тогдашний президент США Т. Рузвельт даже преподнес автору исследования в подарок серебряную чашу с надписью «От друзей – историку Американской революции». Таким образом, концепция Тревельяна носила не только исторический, но и глубокий политический смысл. Таким образом, подводя итог анализу историографии международных отношений и внешней политики Великобритании в межвоенный период, следует отметить, что британская школа исторических исследований подтвердила свой высочайший уровень исследования и подготовки кадров. Британские историки-специалисты в области международных отношений и внешней политики сделали огромный вклад в развитие как британской историографии, так и национальной исторической школы других стран, как в области истории международных отношений и внешней политики, так и в других областях исторического знания. Германская историография международных отношений и внешней политики в 1918 -1945 гг. Условия развития исторической науки. Для Германии первая Мировая война завершилась поражением, революцией и рождением Веймарской республики. В стране установились буржуазно-демократические права и свободы. Вместе с тем, в экономической и политической сфере все еще доминировал монополистический капитал. Монополии стремились возложить все тяготы по восстановлению хозяйства и выплате репараций на трудящихся. Незыблемым оставалось и крупное юнкерское землевладение. Снизился уровень промышленного производства. Быстрыми темпами развивалась инфляция. Обнищание масс вело к усилению социальной напряженности. Тяжелые условия Версальского мирного договора ослабили международные позиции Германии. После поражения революции в 1923 г. начался экономический рост. Широкий приток иностранных инвестиций способствовал концентрации национального производства и капитала, развитию передовых технологий. К 1929 г. Германия заняла 2-е место после США. Однако к концу того же года произошел мировой экономический кризис. Для Германии он был особенно пагубным. К 1932 г. ее промышленное производство упало до уровня 1918 г. Около половины населения стала безработной. Началось банкротство массы мелких предприятий, владельцы которых, оказавшись неудел, в своих политических взглядах качнулись вправо. В этой связи в стране усилились реваншистские настроения. Все большую популярность завоевывала национал-социалистическая партия. Именно посредством привода ее к власти и подготовке новой войны реакционные круги видели выход из сложившейся тяжелой ситуации. В результате демократических выборов в Рейхстаг в 1933 г. победу одержала партия НСДАП, а ее лидер А. Гитлер стал рейхсканцлером Германии. В стране воцарился жестокий фашистский режим, развязавший в 1939 г. вторую Мировую войну. Состояние исторической науки. После поражения в первой Мировой войне немецкие историки оказались в достаточно трудном положении. Перед ними стоял выбором - либо поддержать Веймарскую республику, либо добиваться реставрации монархии. В этой связи основные направления в историографии этого периода определялись отношением историков к республике. Ее противники образовали консервативное направление, а сторонники – либеральное и демократическое. Прежние историографические концепции были дискредитированны. Но полного разрыва с прошлым не произошло. Напротив, многие историки хотели сохранить преемственность и возродить национальное самосознание как важный атрибут восстановления мощи и стабильности государства. Общей чертой немецких историков стало отклонение тезиса об ответственности Германии за развязывание мировой войны, идеологическая борьба против Версальского договора, требование возвращения бывших германских территорий. В Германии периода Веймарской республики не существовало общенационального центра исторических исследований. Научные и учебные заведения находились в ведении отдельных земель. По отношению к республике историки германских университетов распределились следующим образом. В университетах Бонна, Фрейбурга, Галле, Гёттингена, Йены, Кенигсберга, Мюнхена, Тюбингена доминировали противники республики. В университетах же Берлина, Гейдельберга, Лейпцига, Франкфурта и Киля преобладали ее сторонники. После первой Мировой войны возросло число исторических и историко-политических журналов. Среди них наиболее известные: «Исторический журнал» («Historisсhe Zeitschrift»); «Архив политики и истории» («Archiv für Politik und Geschichte»); «Годовые отчеты по немецкой истории» («Jahresberichte für Deutsche Geschichte»), «Немецкая политика» (Deutsche Politik) и «Журнал политики» (Zeitschrift für Politik). Важной задачей исторический учреждений тех лет была публикация источников. Для издания источников по новой истории Германии в 1928 г. была создана Имперская историческая комиссия, которая выпустила к 1939 г. восемь томов документов по внешней политике Пруссии. Наиболее же значительной публикацией источников в то время стали изданные министерством иностранных дел дипломатические Германии документы, объединенные общим названием «Большая политика европейских кабинетов, 1871-1914». Всего за шесть лет увидели свет 40 томов фундаментального труда, включавшего почти 16 тысяч документов. Важным моментом было то, что германское правительство первым открыло столь крупный массив документов из ранее секретных дипломатических архивов. Выход работы был встречен резкими нападками со стороны правых группировок, которые опасались, что публикация нанесет ущерба престижу Германии. Однако вскоре стало очевидно, что издатели в своей работе публиковали документы не по хронологическому, а по тематическому принципу, что в итоге не проясняло, а сглаживало агрессивную политику Германии. Многочисленные сокращения текстов документов и в тоже время их обширные комментарии были направлены на оправдание внешней германской политики и стремились доказать невиновность Германии в развязывании первой Мировой войны. Аналогичную линию проводили и съезды Союза немецких историков, продемонстрировавших высокую степень политизации исторической науки. Съезды принимали резолюции, призванные снять с Германии единоличную ответственность за развязывание войны; подчеркивали исконно немецкий характер восточных провинций Пруссии; обсуждали проблему возвращения Австрии в состав Германии; пропагандировали колонизацию на Востоке. Историография внешней политики Германии. Ведущую роль в германской историографии межвоенного периода играла историография консервативного направления. Консерваторы считали демократию и парламентаризм огромной опасностью и пропагандировали возврат к авторитарному правлению. Заметную роль в их исторических взглядах играла антикапиталистическая демагогия, основанная на резкой критике представителей крупного капитала, прежде всего, еврейского происхождения. Центральным в консервативной историографии Германии было и стремление ее последователей к осуществлению реваншистского внешнеполитического курса, направленного на реставрацию позиций Германии на международной арене, подорванных поражением в первой Мировой войне и условиями Версальского мирного договора. Крупнейшими представителями направления были историки И. Галлер и Г. Риттер. И. Галлер в своих трудах «Эра Бюлова» (1922) и «Эпоха германской истории» (1923) считал идеалом государства военно-бюрократическую систему Пруссии. В этой связи историк утверждал, что естественным направлением внешней экспансии Германии должен быть восток Европы, прежде всего – Польша, Прибалтика и запад России. Книги Галлера пользовались немалой популярностью особенно среди молодежи из-за их националистических и реваншистских настроений, которые работы Галлера поддерживали. Г. Риттер в своих произведениях «Die Legende von der verschmähten englischen Freundschaft 1898-1901» (1929) и «Stein. Eine politische Biographi»e (1931) исследовал англо-германские отношения на рубеже XIX-XX вв. Им был опровергнут распространенный в то время тезис о возможном союзе Германии и Англии. Риттер доказывал неосуществимость подобного блока в силу геополитических факторов и противоположности немецкого и британского мышления. В тоже время он выступал за тесную связь Германии с Советским Союзом с целью укрепления международных позиций немецкого империализма. Другим важным вопросом, который разрабатывал Риттер, была проблема создания единого немецкого государства. Согласно позиции автора, современная ему Германия находится в таком же положении как и Пруссия в XIX в., а, следовательно, должна найти силы и преодалеть последствия Мировой войны и кабальные ограничения Версальского договора. Еще одним направлением в историографии международных отношений в Германии было либеральное. Его последователи поддерживали Веймарскую республику, считая ее лучшим способом укрыться от социальных потрясений. Они не отказывались от борьбы за пересмотр Версальского договора и возвращение утраченных восточных территорий, но выступали за более гибкую внешнюю политику и примирение с западными державами. Лидером историков-либералов был Ф. Майнеке (Die Idee der Staatsräson in der neueren Geschichte. München - Berlin, 1924; Die Entstehung des Historismus. München-Berlin, 1936). Основной проблемой политической мысли он считал противоречие между учением о естественном праве и реальным ходом истории. Как следствие этого, обвинение Германии в развязывании первой Мировой войны Майнеке считал совершенно несостоятельным. В межвоенный период активную деятельность развернул и историк-либерал Г. Онкен. Особый интерес вызвало опубликованное им трехтомное собрание документов по рейнской политике Наполеона III. Работа ставила своей целью показать, что экспансионистская политика Наполеона, добивавшегося установления границы по Рейну, была непосредственной причиной франко-германской войны 1870-1871 гг. и исторической прелюдией к первой мировой войне из-за реваншистских устремлений Франции. В 1933 г. Онкен опубликовал два тома о дипломатической предыстории мировой войны. Произведение было основано на практически всех опубликованных в то время документах немецких и британских архивов. Автор прослеживал взаимосвязь внутренней и внешней политики не только Германии, но и всей Европы. Главным виновником войны историк считал русский национализм и панславизм. В тоже время он подверг суровой критике и немецких политиков, которые не сумели, по его мнению, использовать все шансы для примирения с Великобританией. Книга Онкена вызвала нападки справа и слева. Консерваторы считали ее она пробританской, для леволибералы - апологетичной. В 1937 г. Онкен опубликовал еще одну работу под названием «Безопасность Индии». В ней он объяснял англо-русское соглашение кануна первой Мировой войны как британскую уступку России, являвшейся на протяжении всего XIX в. ее главным соперником в Азии. Исследователь полагал, что подобный шаг Англии был вызван не следствием создания Германией сильного военно-морского флота, а стремлением урегулировать отношения с наиболее опасным конкурентом, которым была Россия, рвавшаяся к Персидскому заливу. Онкен подчеркивал необходимость сближения Англии и Германии и указывал, что теперь главной угрозой Британской империи являются не Россия с Германией, а Италия, наступавшая в Африке, и усилившиеся стремления колониальных народов к независимости. Схожее мнение по отношению к Англии демонстрировал и Э. Бранденбург «Von Bismarck zum Weltkriege» (1924). Он осуждал внешнюю политику Германии за близорукость и хаотичность и справедливо отмечал, что к войне привели противоречия ведущих держав и их борьба за сферы влияния и колонии. Автор считал, что германская внешняя политика была направлена на поддержание мира, а, начав войну, Германия добивалась не мировой гегемонии, а равенства с другими великими державами, естественным правом которых был территориальный раздел мира, порожденный экономическими интересами. Еще одну причину войны Бранденбург видел в противоречии между устаревшими европейскими границами и национальным принципом. Историк полагал, что грубой ошибкой Германии была поддержка ею Австро-Венгрии и Турции стремившихся сохранить господство над другими народами. В межвоенный период внутри либеральной историографии Германии сформировалось ее леволиберальное крыло. Его последователи выступали за расширение парламентаризма и мирное сотрудничество между государствами, против милитаризма и национализма. Историческое обоснование Веймарской республики они искали в прошлом Германии и обращали особое внимание на революционные события прошлого. Крупным историком леволиберального толка был И. Цикурш. Трудом его жизни стала трехтомная «Политическая история новой Германской империи». В первом томе он детально исследовал внутриполитические предпосылки и последствия создания империи, изредка упоминая о внешнеполитических факторах. Второй и третий тома были посвящены канцлерству Бисмарка и правлению Вильгельма II. Эти тома по научному уровню стоят ниже первого. В них автор не выявил связи внутренней и внешней политики империи. Изложение было сосредоточено на политических факторах, в том числе во внешней политике - на механизме деятельности системы союзов. Помимо консервативного, либерального и леволиберального направлений в германской историографии существовали и другие течения, среди которых выделяется радикально-демократическое. По ряду вопросов его сторонники занимали позиции идентичные леволиберальным. Но некоторые моменты характеризуют их взгляды как демократические. Они выступали за расширение демократических завоеваний Ноябрьской революции, критиковали политику правых лидеров социал-демократии, проявляли интерес к марксизму. Талантливым историком этого направления был Э. Кер «Schlachtflottenbau und Parteipolitik 1894-1901» (1930). В своих трудах он опровергал тезис о первенстве внешней политики над внутренней. Исследователь показал, что экспансионистская внешняя политика Германии на рубеже XIX-XX вв. коренилась во внутриполитических и социально-экономических факторах. Автор показал германскую империю как классовое государство, которое защищало интересы юнкерства и буржуазии, чьи интересы как раз и лежали в основе внешней политики. Общий вывод Кера таков: так как для немецкой буржуазии главным противником была Англия, а для юнкерства - Россия, то внешняя политика Германии оказалась перед неразрешимой дилеммой, которая и привела к мировой войне. Существенный вклад в развитие данного направления историографии внес и В.Г. Хальгартен своей работой «Империализм до 1914 года» (1961). Оценивая революцию в Германии, он пришел к выводу, что она могла быть успешной лишь в случае победы не только над внутренней, но и над внешней реакцией. Огромный материал, собранный автором, позволил понять многие политические процессы в Европе накануне первой Мировой войны. На основе новых архивных данных была показана решающая роль военно-промышленных и финансовых кругов в гонке вооружений, экспансии и начале войны. Хальгартен выявил принципиальную общность целей юнкерства и буржуазии, толкавших Германию на экспансию одновременно в нескольких направлениях и ускоривших начало войны. Материал собранный в книгах Хальгартена свидетельствовал о тесном переплетении империалистической политики Германии, Франции, Великобритании и раскрывал подоплеку дипломатических конфликтов и международных кризисов 1890-1914 г. В исторической науке Германии в межвоенный период существовало и марксистское направление, которым, однако, в это время не было создано крупных произведений. Теоретики и публицисты КПГ пока осмысливали опыт немецкого и международного рабочего движения, уроки Парижской Коммуны, Октябрьской революции в России и Ноябрьской революции в Германии. Серьезный анализ положения Германии и изменений, которые произошли после первой Мировой войны, дан в книге Р. Зорге о германском империализме «Der neue deutsche Imperialismus» (1928). Он отметил растущую агрессивность германского империализма и реальную угрозу прихода к власти фашистской партии, обосновал возможность применения тактики единого фронта для активизации беспартийных, социал-демократических и мелкобуржуазных масс в борьбе против империализма, фашизма и войны. Послевоенные международные проблемы Германии осветил в своей книге «Германская внешняя политика сегодня и завтра» (1932) Т. Нойбауэр. В ней он показал историческое значение Рапалльского договора и обосновал принцип мирного сосуществования. Историография международных отношений в Третьем рейхе. Приход к власти А. Гитлера был воспринят историками по-разному. Либералы были противниками нацизма. Они опасались, что его политика приведет не к сплочению нации, а к новому нарастанию социальных противоречий. Консерваторы приспособились к новой идеологии, хотя до 1933 г. относились к национал-социализму с осторожностью. Ведущую роль в германской историографии играл В. Франк. В 1935 г. по его настоянию была распущена Имперская историческая комиссия, а вместо нее был создан Имперский институт истории новой Германии. Встав во главе Института, он начал борьбу против людей, по его мнению, не получивших должного образования, но претендующих на духовное руководство нацией. Большинство немецких историков рассматривало национал-социализм как радикальное выражение национальных немецких традиций. Националистические и реваншистские настроения немецкой буржуазной историографии сближали ее с нацизмом, что позволило ей занять свое место в системе национал-социализма. Такие историки не видели никаких причин для отказа от сотрудничества с режимом. С начала второй мировой войны историки, воодушевленные первыми крупными успехами Германии, с удвоенной энергией принялись обосновывать и развивать идею немецкой культурной миссии в Европе. В этих рамках действовал В. Франк, А. Вегерер, Г. Риттер. Историки пытались осмыслить опыт прошлой войны, чтобы избежать ее ошибок. Так, в 1939 г. появилась двухтомная работа А. Вегерера «Начало мировой войны». В ней подробно излагались все перипетии июльского кризиса 1914 г. Единственными виновниками войны Вегерер объявил Сербию и подстрекавшую ее Россию, отметив, впрочем, что большая доля ответственности лежит на провокационно ведущей себя Франции. Примечательным образом автор не упоминал о роли Великобритании, что было связано с надеждами гитлеровской верхушки на возможное установление союза с Англией. Противоположную точку зрения отстаивал Риттер. В своей книге «Государство силы и утопия» он занял четкую антианглийскую позицию, которая в абсолютной степени отвечала духу нацистской пропагандистский машины. Автор исходил из принципиальной геополитической противоположности германского «континентального» и британского «островного» мышления. Первое откровенно признает жестокость политики, второе прикрывает эту жестокость лицемерными рассуждениями о гуманности, справедливости и демократии. В Итоге английский империализм изображен Риттером как особенно пагубный для Европы. Однако условия войны привели к тому, что в последующих изданиях своей книги историк смягчил резкость формулировок, его оценки стали более сдержанными, начал звучать призыв к нацистскому руководству подумать о приемлемом для Германии мире. Тем самым Риттер начал постепенно поворачивать к идее сближения с Западом. Коренной перелом в войне, произошедший 1943 г., привел к закрытию многих исторических журналов, научных учреждений, дезорганизации университетов. Провозглашенное фашистами обновление немецкой исторической науки закончилось полным его крахом. Историография международных отношений Германии в послевоенный период. Тенденции развития и основные направления исторической науки. Крах нацизма в 1945 г. вызвал у немецких историков чувства растерянности и дезори-ентации. Вторично на протяжении всего лишь четверти века их историко-политические кон-цепции оказались полностью дискредитированными. Прежний оптимизм и вера в превос-ходство немецкого духа сменились столь же безудержными расстройствами относительно ужасной беспросветности будущего Германии. Однако раскол Германии, создание двух немецких государств в 1949 г. и быстрое воз-рождение на западе страны мощного экономического потенциала сигнализировали истори-кам о возможности реставрации старого прусско-немецкого идейного наследия. Они вновь заговорили о своеобразии немецкого духа. Политика холодной войны и жесткой конфронта-ции с Востоком привели к широкой пропаганде идей милитаризма и реваншизма. Наступле-ние реакции шло по всем линиям, и по мере того как все глуше звучали голоса либеральных историков, все настойчивее и увереннее заявляли о себе консерваторы. В начале 1960-х гг. закончился период экономического чуда, резко снизились темпы прироста промышленной продукции. Начавшиеся научно-техническая революция и струк-турная перестройка хозяйства и общества приобрели качественный характер и означали начало перехода ФРГ из индустриальной в постиндустриальную эпоху. Постепенно в исторической науке доминирующее положение стало переходить от консервативно-националистического к современному неолиберальному направлению. К середине 1960-х гг. сформировалось новое поколение ученых, в основном свобод-ное от устаревших консервативно-националистических традиций немецкой историографии. Споры и дискуссии проходили на протяжении всех 1970-х гг. В ходе полемики неоли-бералы фактически разделились на два крыла – умеренно-реформаторское и радикальное со-циально-критическое, ориентированное на использование методов других социальных наук – социологии, политологии, демографии, социальной психологии. Классификация западногерманской исторической науки представляет некоторую сложность в том отношении, что она приобретает различный вид в зависимости от примене-ния либо политических, либо методологических критериев, которые зачастую не совпадают. Граница между консервативной и неолиберальной исторической наукой во многих случаях расплывчата. Главный водораздел проходит в вопросе – как должно функциониро- вать общество и государство? Неолибералы, сохраняя идеалы свободы личности, демократии и парламентаризма, выступают за социальное государство и его превращение в инструмент общественной политики, за широкий политический и социальный плюрализм. Широк и неоднозначен в ФРГ спектр социал-демократической историографии. Соци-ал-демократические ученые подчеркивают, что изучение истории способствует формирова-нию общественного сознания, нацеленного на укрепление мира и недопущение войны, на сохранение демократических свобод и правового государства. Эта историография отме-жевывается от антикоммунистических стереотипов консервативной и праволиберальной ис-ториографии и подчеркивает большую роль коммунистов в антифашистском движении. В ГДР активно развивалась ортодоксально-марксистская историография. Ее предста-вители внесли заметный вклад в пропаганду и распространение марксизма, хотя значитель-ных в профессиональном отношении исторических работ так и не появилось. Вообще значи-мость марксистских исследований зачастую резко снижалась из-за догматической позиции авторов, претензии на монопольно верное истолкование марксизма, узкоклассового подхода к историческому процессу, жесткой конфронтации и идеологической нетерпимости, черес-чур апологетического изображения стран реального социализма, прежде всего СССР и ГДР. Организация исторических исследований. Историческая наука в ФРГ организована, как и все в Германии с присущим педантиз-мом и тщательностью. Исторические факультеты, семинары, отделы и секции существуют в 25 университетах, а также в ряде технических университетов, высших технических и педаго-гических школах. В 1960-е – первой половине 1970-х гг. почти в три раза увеличилось число профессоров и других преподавателей истории, что было связано в первую очередь с учре-ждением новых университетов в Бохуме (1961), Дортмунде (1962), Регенсбурге (1962), Бре-мене (1964), Констанце (1964), Билефельде (1967), Ульме (1967), Аугсбурге (1969). Кроме университетских центров, в ФРГ существует масса специализированных науч-но-исследовательских институтов, обществ и комиссий по различным проблемам и периодам истории. Общее число публикуемых работ составляет в среднем около 8-10 тыс. в год. Исследования в области истории опираются на солидные финансовые субсидии из бюджета федерального и земельных правительств, на средства различных благотворитель-ных фондов, а также на дотации фондов различных политических партий Наиболее крупным специализированным центром является Мюнхенский институт со-временной истории, созданный в 1947 г. Он ведет исследования немецкой истории периода от окончания Первой Мировой войны до образования в 1949 г. двух германских государств. С 1953 г. институт выпускает журнал «Ежеквартальник современной истории» («Viertel-jahrshefte für Zeitgeschichte»). Институт подготовил капитальное исследование «Бавария во времена национал-социализма» (1977-1983) и пятитомный сборник «Документы предыстории Федера-тивной Республики Германии 1945-1949» (1976-1983). Аналогичные проблемы изучает созданное в 1957 г. во Фрейбурге Военно-историческое исследовательское ведомство, приступившее с 1979 г. к изданию фундамен-тального исследования «Германский рейх и Вторая Мировая война» в десяти томах. Активную публикацию документов и исследований осуществляет организованная в 1951 г. в Бонне Комиссия по изучению парламентаризма и политических партий. Ведущими центрами правоконсервативной историографии выступают появившееся в 1950 г. в Гамбурге Общество им. Л. Ранке и функционирующая с 1977 г. в Западном Бер-лине Прусская историческая комиссия. В связи с тем, что университеты утратили свое монопольное положение в сфере исто-рических исследований, и возросла роль специализированных институтов, в 1972 г. в Мюн-хене было создано Объединение внеуниверситетских исторических исследовательских заведений. В него вошло более 50 научно-исследовательских организаций и центров. Объ-единение создало шесть комиссий по изданию документов XX в. Оно координирует истори-ческие исследования, информирует в своих бюллетенях обо всех проводимых и намечаемых в ФРГ съездах, конференциях и коллоквиумах в области истории. С 1974 г. Объединение из-дает ежегодник, дающий исчерпывающую информацию о состоянии и проблемах развития исторической науки в стране («Jahrbuch der historischen Forschung in der Bundesrepublik Deutschland»). Общеисторической национальной организацией в ФРГ является Союз историков Германии, воссозданный в сентябре 1949 г. В него входят преподаватели истории и вспомо-гательных дисциплин высшей школы, работники научно-исследовательских учреждений, музеев, архивов и библиотек, а также частные лица, имеющие ученую степень по истории либо печатные работы в этой области науки. Союз в конце 1980-х гг. насчитывал более 900 членов, уплачивающих ежегодные взносы, идущие на организацию регулярных съездов ис-ториков. С 1949 по 1990 гг. состоялось 20 съездов Союза, на которых обсуждались наиболее актуальные теоретико-методологические и конкретно-исторические проблемы. В структуре Союза историков представлено восемь отдельных секций. Он тесно сотрудничает с Союзом учителей истории Германии, объединяющим 11 земельных организаций. Возрастание роли современной истории нашло отражение в ускоренном развитии по-литических наук. В большинстве университетов организованы специальные семинары или институты политических наук, наиболее крупными из которых являются институты при Гейдельбергском, Марбургском и западноберлинском Свободном университете, а также Высшая школа политических наук в Мюнхене. Их деятельность координирует Немецкое объединение политических наук, с 1960 г. издающее «Политический ежеквартальник» («Politische Vierteljahresschrift»). Основное внимание западногерманских политологов привлекают теория и сравнительная история политических систем, теория и история внешней политики, теоретические основы политики, история поли-тической мысли, история и теория политических партий, моделирование историко-социальных процессов, проблемы социальной структуры и конфликтов в обществе, исследо-вание «мирового коммунизма». Историческая наука после воссоединения двух Германий. С 1990 г. немецкая историческая наука оказалась в новой ситуации. Ее составной ча-стью стала восточногерманская историография, которая почти за полувековой период раско-ла страны приобрела собственное лицо и отличительные черты. Несмотря на это, историче-ская наука в ГДР сохранила некоторые традиции немецкого исторического мышления и культуру исследования. Там сложился ряд научных центров и школ, имевших значительный мировой авторитет. В частности, это касается Центра по изучению истории Ганзы и Скандинавии в Грайфсвальде, Центра по истории политических партий, Центра по сравнительной истории революций нового времени и формирования социальных клас-сов, Центра по истории стран Латинской Америки. При этом в целом историческая наука в ГДР оставалась апологетической, создающей партийные легенды. В ней совершенно не было плюрализма мнений и концепций, кроме раз-ногласий по частным вопросам. С другой стороны, от историков требовалось точное следо-вание фактам, и они стремились иметь минимальное свободное пространство, необходимое и в интересах их международной репутации. Но обычно на первый план выдвигались подхо-дящие факты, а неудобные замалчивались, что приводило к появлению многочисленных «белых пятен», прежде всего в истории самой ГДР. И, тем не менее, после воссоединения историческая наука ФРГ получила в свое рас-поряжение богатейшие фонды архивных материалов, а также документы бывшего Централь-ного партийного архива СЕПГ. После воссоединения в шести восточногерманских университетах возникла сложная ситуация, связанная с тем, что их обновление собственными силами оказалось невозмож-ным. Большинство историков после падения Берлинской стены пассивно ожидало дальней-шего развития событий или под покровом демократических рассуждений фактически бойко-тировало и тормозило проведение необходимых реформ. Стремясь спасти свое положение, многие из тех, кто прежде был апологетом социали-стического трактовки истории, теперь заговорили о необходимости закрытия «белых пятен». Как водится, громче всех заговорили о важности исторической объективности именно те ис- торики, которые, прежде всего, несли ответственность за многочисленные искажения, умол-чания, гонения на инакомыслящих и являлись самыми непримиримыми и активными идео-логическими противниками и критиками историографии ФРГ. С 1992 г., когда стало очевидно, что реформа восточногерманских университетов топ-чется на месте, было принято решение временно закрыть на них исторические факультеты и возобновить их работу лишь после набора преподавателей по принятой в ФРГ процедуре и проверке их квалификации. Наиболее же быстрым и оптимальным решением стало пригла-шение в восточные земли ученых из западногерманских университетов. Консервативная историография 1950-х гг. В конце 1940-х – 1950-е гг. доминирующее положение в западногерманской историо-графии занимало консервативное направление. Оно выступало за жесткую конфронтацию со странами социализма, требовало репрессивного курса внутри страны и создания ядерного зонтика безопасности над ФРГ и Европой. Признанным лидером этого направления по-прежнему выступал Г. Риттер. Центральной проблемой истории для немецких ученых был вопрос о месте и значе-нии нацизма в истории Германии. В частности консерваторы во главе с Риттером трактовали это явление как разрыв в немецкой истории, не имевший германских корней. Риттер убеж-денно заявлял, что по своей сути национал-социализм – это лишь германская форма общеев-ропейского явления, а именно – однопартийного государства во главе с вождем. И объяснять ее следует исходя не из прежних традиций, а только из специфически современного кризиса, кризиса либеральной формы государства и общества. Этот кризис привел к упадку культуры, утрате веры и моральному нигилизму, на волне которого к власти и пришел Гитлера. Проблема фашизма тесно связана с проблемой милитаризма, исследованию которого Риттер также уделил немало внимания в своих исследованиях. В частности в своей послед-ней работе (Staatskunst und Kriegshandwerk. Das Problem des Militarismus in Deutschland. München, 1954-1968), которую он так и не успел закончить, автор попытался ответить на вопрос – когда и почему милитаризм стал определять внешнюю политику Германии. Считая милитаризмом, прежде всего, открытую военную агрессивность, Риттер пола-гал, что прусский король Фридрих Вильгельм I, подчинивший всю экономику страны нуж-дам армии, не был, тем не менее, милитаристом в противоположность Карлу XII в Швеции, Петру I в России, Людовику XIV во Франции, ведшим постоянные войны за тер-риториальные приобретения. Не отвергая категорически тезис о милитаристском характере старой прусской монархии, Риттер подчеркивал, что это был милитаризм совершенно иного рода, нежели в кайзеровской или национал-социалистической Германии. Риттер настаивал, что германская внешняя политика имела оборонительный характер и не преследовала до 1914 г. экспансионистских целей. Пангерманские идеи завоевали попу-лярность только в ходе войны и представляли решительный разрыв с прусской традицией. Корни милитаризма Риттер обнаруживал в Великой французской революции. Если прежде войны велись с ограниченной целью обеспечения в их итоге длительного спокой-ствия и мира, то якобинцы и Наполеон стремились к тотальному уничтожению противника. Они подчинили политику военным целям и поэтому явились истинными родоначальниками современного милитаризма, считал Риттер. Подробно описывая противоречия между политиками и военными, в частности, меж-ду Бисмарком и Мольтке, Риттер считал, что хотя Бисмарку и не удалось полностью подчи-нить себе милитаристскую систему и заставить ее служить только политическим целям, он все же держал ее под своим контролем. Только после его отставки милитаризм вырвался на волю и перестал выполнять роль средства в руках великого государственного деятеля. Фундаментальное произведение Риттера вобрало в себя богатейший фактический ма-териал по истории Германии с 1740 по 1918 г., Можно с основанием назвать его концепции апологетическими, но следует учесть, что Риттер необычайно высоко ставил воспитательную роль истории. Поэтому, он стремился подчеркнуть, прежде всего, то, что казалось ему цен-ным и достойным примером. В обстановке консервативно-националистического господства большое впечатление на немецкую общественность произвело появление в 1961 г. книги гамбургского профессора Ф. Фишера («Рывок к мировому господству». Дюссельдор, 1961). Вспыхнувшая в связи с этим дис-куссия означала поворотный пункт в развитии западногерманской исторической науки. Исследование Фишера опиралось на солидную источниковую базу. Он изучил много-численные документы, хранящиеся в архивах на территории ГДР. На их основе Фишер при-шел к аргументированному выводу о том, что от сентябрьского 1914 г. меморандума о целях Германии в войне и до осени 1918 г. эти намерения носили экспансионистский характер. Споры вызвали два основных тезиса Фишера. Во-первых, он подчеркнул, что герман-ское правительство не только сознательно пошло на риск развязывания Мировой войны, но и активно содействовало этому своей прежней политикой. Вторая мысль заключалась в том, что далеко идущие аннексионистские планы были присущи не только пангерманцам и немецкому генералитету, но встретили поддержку и содействие большинства политических течений Германии от консерваторов до партии Центра, либералов и правых социал-демократов. Различия между аннексионистами и умеренными касались не принципиальных целей, а тактики их осуществления и имели лишь относительный характер. По заключению Фишера беспредельный экспансионизм настолько роднил устремления Германии в Первой и Второй Мировых войнах, что между ними, имелась несомненная преемственность. Это озна-чало, что нацизм не является изолированным и случайным эпизодом немецкой истории, не связанным непосредственно с национальными традициями и особенностями, как говорил Риттер. Наоборот, Фишера доказывал существование определенной преемственности от об-разования Германской империи до ее краха в 1945 г., да и наличие элементов опасного про-шлого в самой ФРГ. Именно это и вызвало негодование консервативных историков, обрушившихся с нападками на концепцию Фишера. Наивысшего накала полемика достигла на съезде истори-ков в 1964 г. в Западном Берлине и на Венском Международном конгрессе исторических наук в 1965 г. Выражая общую позицию консерваторов, Риттер обвинил Фишера в научной и политической безответственности. Возражая своим оппонентам, Фишер вновь подчеркнул, что речь идет не об очерне-нии и отрицании национального прошлого, а о восстановлении исторической истины. Кон-цепция Фишера получила дальнейшее развитие в его последующих книгах «Война иллюзий. Германская политика в 1911-1914 гг.» (1969) и «Союз элит. К проблеме преемственности структур вла-сти в Германии, 1871-1945» (1979). Линию преемственности Фишер начинает с образования империи, когда прусские ми-литаристские и бюрократические традиции вошли в основу объединенной Германии. Реак-ционная линия восторжествовала не только в социально-политической, но и в духовной сфе-ре, приведя к оформлению новогерманского национализма, а затем и национал-социализма. Разумеется, Фишер не отождествляет кайзеровскую и нацистскую Германию. Но, он подчеркивает несостоятельность их рассмотрения изолированно друг от друга. Ученики Фишера создали ряд работ, ставших заметным явлением в исторической науке. Большой вклад принадлежит в этом отношении профессору Гамбургского универси-тета Х Бёме, автору фундаментального труда о превращении Германии в великую державу (Deutschlands Weg zur Großmacht: Studien zur Verhältnis von Wirtschaft und Staat während der Reichsgründungszeit, 1848-1881. Köln, 1966). Работа основана на огромном документальном матери-але из германских и австрийских архивов. В своем исследовании Бёме исходил из убеждения в том, что историю создания Гер-манской империи нельзя больше писать как часть биографии Бисмарка. Поэтому, события периода 1866-1871 гг. он рассматривает не как результат бисмарковской политики, а как следствие промышленного переворота и победы Пруссии над Австрией в длительном про-цессе борьбы за экономическое господство в Центральной Европе. Именно торгово-хозяйственные интересы, а не внешнеполитические факторы, по мнению Бёме, явились пер-вопричиной объединения Германии. То есть, как полагал автор, основа немецкого единства была достигнута не вследствие австро-прусской войны, а в результате того, что реорганиза-ция Таможенного союза в 1864 г. интегрировала экономику Пруссии и остальных герман-ских государств и изолировала Австрию. Война лишь завершила этот процесс. Современная германская историография. В 1990-е гг. развитие немецкой исторической науки определяется несколькими тен-денциями, характерными и для мировой историографии. В ней осуществляется сейчас ряд крупных научно-исследовательских проектов. Нынешние интеграционные процессы в Европе послужили толчком к изданию серии «Европейская история», которая должна в 65 книгах историков из ряда стран осветить исто-рию континента от античности до наших дней не в хронологическом порядке, а по отдель-ным проблемам. Серия была задумана профессором Технического университета в Берлине и руководителем Центра по изучению антисемитизма В. Бенцем, который сегодня являет-ся одной из самых заметных фигур в немецкой исторической науке. В Научном совете этой серии представлены видные ученые Н. Дэвис, Р. ван Дюльмен, Б. Геремек, Э. Хобсбоум, Г. Грамль и другие. К 1998 г. вышло уже более двадцати книг серии, созданных историками из Германии, Франции, Великобритании, США, Польши, Венгрии. Этот действительно между-народный проект, охватывающий все аспекты европейской истории, политики, экономики, культуры, фopмы жизни, мир символов и представлений, является одним из самых показа-тельных примеров эволюции национальных историографий к единому содружеству ученых. Сейчас еще трудно судить, какие изменения и последствия для немецкой историче-ской науки влечет объединение страны. Но некоторые тенденции как позитивного, так и негативного плана проявляются уже довольно отчетливо. А именно. Серьезно ослабел марксистский подход к изучению истории даже в области социаль-ной истории. Кроме того, поскольку понять и объяснить события 1989-1990 гг. в Восточной Европе с позиций классового анализа невозможно, то явно возрос интерес к политической стороне истории и роли личности в ней. Появилась новая и большая проблема причин и ме-ханизма падения социалистической системы, а это открывает перспективы для социального подхода к истории, тем более что история ГДР и ФРГ в определенном смысле представляет идеальный случай для сравнительно-исторического компаративного исследования. Возрос интерес к проблеме национального в истории, поскольку неоднозначность объединительного процесса сказалась в усилении нового немецкого национализма и правого консерватизма, которые казались давно преодоленными, однако в 1990-е гг. они явно оживились особенно в сфере исторической мысли и исторической науки, как в старых, так и в новых землях ФРГ. После свержения фашистской диктатурыПосле первой Мировой войны США у Итальянская историография в 1918-1945 гг. Условия развития исторической науки. После первой мировой войны в Италии начались глубокие общественные потрясения, которые привели к падению в 1922 г. либерально-парламентского государства и приходу к власти фашистского режима. В Италии фашизм установился раньше других европейских стран, однако облик тоталитарной диктатуры он приобрел далеко не сразу. В стране формально действовала конституция, существовали оппозиционные партии и печатные издания. Одновременно с этим выстраивался новый механизм власти в виде фашистской милиции, тайной полиции и Особого трибунала, подчиненных Муссолини. Законодательная власть перешла от парламента к Большому фашистскому совету во главе с дуче. Произошло сращивание фашистской партии с государством. В 1926 г. после покушения на Муссолини были введены чрезвычайные законы, запрещавшие политические партии. В 1929 г. Мусолини заключил соглашение с Ватиканом и в обмен на уступки получил от церкви поддержку. Большую активность фашизм проявлял и в сфере идеологии. В сознание населения внедрялась новая система ценностей. Духовную жизнь общества подчинялась партийно-государственному контролю. Свою деятельность фашизм представлял как служение идее национального величия Италии. Была разработана доктрина, утверждавшая, что нация может реализовать себя исключительно в фашистском государстве, которое обеспечивает сотрудничество разных социальных классов во имя общих национальных интересов. Итальянская нация изображалась наследницей Древнего Рима. Были развернуты поиски национального приоритета в науке и культуре. В 1930-е гг. итальянцы были объявлены арийской расой, в стране началась пропаганда расизма. Расовые законы закрыли лицам неарийского происхождения доступ к преподаванию и научной деятельности. Оппозиционные партии, лишенные возможности легального существования, действовали подпольно, либо в эмиграции. Антифашистское движение долгое время было разобщено. Разногласия были порой сильнее общей заинтересованности в победе над фашизмом. Ситуация изменилась с середины 1930-х гг. после прихода фашистов к власти в Германии. Состояние исторической науки. Утверждение фашизма у власти в Италии, его оформление в тоталитарный режим, политика в области науки и культуры, последовавший затем его крах и деятельность Сопротивления, определили условия развития итальянской исторической науки в 1918-1945 гг. С приходом фашизма к власти часть итальянской интеллигенции встала на путь его поддержки. Яркими ее представителями были Дж. Джентиле и Дж. Вольпе. Они стали идеологами итальянского фашизма и заняли ключевые посты в науке и культуре. Джентиле стал первым фашистским министром народного образования и возглавил Национальный фашистский институт культуры. Руководителем отдела средневековой и новой истории в нем был Вольпе. Им же возглавлялась кафедра новой истории Римского университета. Политика фашизма в сфере науки имела целью ее унификацию под контролем партийно-государственного аппарата в духе фашистской идеологии. В этой связи традиционная система организации исторических исследований подверглась значительным изменениям. До середины 1930-х гг. исторической наукой в Италии занимались: Итальянский исторический институт, Национальный комитет исторических наук. Согласно закону от 20 июля 1934 г. все исторические научные учреждения Италии передавались в подчинение Центральной Джунте исторических исследований. В 1935 г. к ней перешли функции Национального комитета исторических наук, который был ликвидирован. Председателем Джунты стал член Большого фашистского совета Ч. де Векки. Фашистским правительством были открыты: Институт новой и новейшей истории, Институт древней истории. Итальянский исторический институт был преобразован в Институт истории средневековья. Изучением текущей международной политики и истории международных отношений занимались создаваемые в университетах факультеты политических наук, а также всевозможные специализированные институты: Институт стран Среднего и Дальнего Востока, Институт стран Восточной Европы и конечно Институт международной политики в Милане. Такое количество исторических институтов не отвечало реальным потребностям развития итальянской исторической науки. Институты, изучавшие отечественную историю, были реорганизованы на основе единого регламента, который усилил их подчинение правительственному контролю. В университетах вводились предметы, содействовавшие воспитанию студентов в фашистском духе. С поворотом итальянского фашизма к расизму преподавание ряда дисциплин было изменено в соответствии с курсом режима на чистоту расы. Для профессоров ВУЗов вводилась присяга на верность фашистскому режиму, позднее для них стало обязательным членство в фашистской партии. Вся эта реорганизация, сопровождавшаяся расширением бюджетных ассигнований и раздуванием штатов, в итоге преследовала политические цели. Фашистский режим видел в новых институтах средство пропаганды шовинистической идеи об исключительности итальянской национальной истории и культуры. Однако добиться тотальной фашизации итальянской исторической науки режиму не удалось. Среди интеллигенции усиливались оппозиционные настроения. Они имели разную политическую окраску - от морального осуждения фашизма до стремления к его свержению. Так, например, 12 профессоров ВУЗов отказались принести присягу на верность фашизму и лишились своих кафедр. Некоторые историки примкнули к антифашистской оппозиции. Давление фашистской идеологии, в основном, не изменило традиционного облика итальянских исторических журналов. Важнейшими среди них были: «Итальянский исторический журнал» («Rivista storica italiana»); «Журнал по истории Рисорджименто» («Rassegna storica del Risorgimento»); «Новый исторический журнал» («Nuova rivista storica»). В них наряду с работами сторонников фашизма публиковались и статьи, принадлежавшие политически нейтральным авторам. Рупором историков-антифашистов стали такие журналы как: «Критика» («Critica») и «Леонардо» («Lеоnагdо»). Выражение антифашистских идей было возможно лишь до введения чрезвычайных законов 1926 г. Позднее деятельность антифашистской оппозиции продолжилась заграницей. Состояние историографии международных отношений в Италии. Характерной особенностью итальянской историографии новой и новейшей истории в 1920-1930-е гг. было то, что она сосредоточилась на отечественной тематике. История других стран привлекала итальянских историков лишь в контексте с историей Италии. Такая направленность исследований не могла быть изжита быстро, особенно в условиях шовинистической идеи итальянской самобытности, насаждавшейся фашизмом. Однако опыт первой Мировой войны; изменения, произошедшие в расстановке сил великих держав; борьба вокруг послевоенного устройства мира; революционные события в России и Германии; развал Австро-Венгерской империи; появление новых европейских государств; подъем освободительного движения в колониях, - все это способствовало преодолению итальянской исторической наукой рамок исключительно национальной тематики и пробудили в среде историков Италии интерес к проблемам международных отношений. Начало освещению внешней политики Италии в предвоенные годы и ее участия в первой Мировой войне было положено многочисленными публицистическими и мемуарными работами итальянских политических деятелей дофашистского периода. Среди них назовем таких как: Дж. Джолитти, Л. Биссолати, А. Саландра. На протяжении 1921-1924 гг. вышли в свет и получили большую известность труды бывшего премьер-министра Италии Ф.С. Нитти о политическом положении в Европе, сложившемся в итоге войны и закрепленном Версальской системой. Это были книги «Европа без мира», «Упадок Европы» и «Трагедия Европы. Что будет делать Америка?». Исследования в области международных отношений поощрялись фашистским режимом, который был заинтересован в идеологическом обосновании своего экспансионистского внешнеполитического курса и притязаний Италии на роль великой европейской державы. В 1928 г. вышла книга бывшего министра иностранных дел Италии Т. Титтони «Проблемы дня: Тунис, Абиссиния, Бесарабия, Ливия, Югославия, Албания». Предисловие к ней написал лично Муссолини. В качестве особого достоинства работы Титтони он отметил «актуальность трактуемых в них проблем». В конечном итоге все усилия фашистской пропаганды были направлены к тому, чтобы показать, что только при фашизме Италия стала играть подобающую ей роль в европейских и международных делах. Упоминавшийся уже Миланский Институт международной политики опубликовал серию работ под названием «Документы истории и политической мысли», в которой вышел ряд работ исторического характера, в том числе и по внешнеполитической проблематике. Активную роль в Институте международной политики играл Дж. Вольпе. Именно он руководил изданием вышеназванной серии. Неслучайно в нее была включена и подготовленная им публикация документов «Италия в Тройственном Союзе (1882-1915)». Деятельностью Института интересовался и министр иностранных дел Г. Чиано, пытавшийся превратить институт в послушный инструмент на службе внешнеполитическим целям фашизма. Однако, несмотря на нажим со стороны фашистских кругов, Институт международной политики остался, в целом, вне духа фашистской идеологии. В нем сотрудничали многие историки-антифашисты. Накануне второй Мировой войны именно они задавали тон в его работе. Среди них отметим: Ф. Шабо, К. Моранди, Л. Сальваторелли. Их деятельность была крайне активна. Так, Шабо начал издание серии монографий по истории международных отношений. Моранди впервые издал курс лекций о внешней политике Италии в 1871-1914 гг. Сальваторелли разрабатывал проблемы истории Европы с 1871 по 1914 г., истории Тройственного Союза, политики Ватикана после первой Мировой войны и т.д. Проблемами международной и в частности колониальной политики занимался, также упоминавшийся сегодня, Национальный фашистский институт культуры. Как я отмечал, его деятельность имела исключительно официозную направленность. В своем журнале, который с 1954 г. назывался «Фашистская цивилизация» («Civilta fascista»), им активно пропагандировались экспансионистские идеи. Несколько раз институт выступал в качестве организатора конференций по таким темам, как положение в Европе, на Дальнем Востоке, в Средиземноморье. В 1956 г. сотрудники института приступили к изданию серии книг, объединенных общим названием «Завоевание империи». В межвоенный период усилиями идеологов фашистского режима создавалась и литература о нем самом, его идеях, его происхождении. Большинство работ было написано упоминавшимися Вольпе и Джентиле. В частности они стали авторами очерка о фашизме для Итальянской энциклопедии. Их работы, посвященные соответственно истории и его доктрине, вышли и отдельными изданиями. Вольпе был автором раздела «Генезис фашизма» (1935). Джентиле во второй половине 1930-х гг. ориентировал Национальный фашистский институт культуры на разработку таких тем, как «Фашизм и большевизм», «Фашизм и западные демократии», «Фашизм и Европа». В исследуемый период появлялись работы, в которых история фашизма, его внешняя и внутренняя политика рассматривалась с антифашистских позиций. Подобного плана работы разрабатывались, в частности, крупным итальянским историком, находившимся в эмиграции Г. Сальвемини. Данной тематике были посвящена его произведения «Фашистская диктатура в Италии», «Муссолини как дипломат», «Под фашистской секирой». Говоря об итальянской историографии межвоенного периода нельзя не назвать крупнейшего итальянского историка Б. Кроче. Хотя он и не являлся специалистом в области международных отношений, а специализировался в основном на истории Италии, но вклад его в развитие итальянской исторической науки весьма велик. Поэтому немного о нем. По своим политическим взглядам Кроче был правым либералом. В момент прихода фашизма к власти представители этого праволиберального течения поддержали его, но с середины 1920-х гг. стали в оппозицию. В своих трудах этого периода Кроче отстаивал мысль о непреходящей исторической ценности либеральных идеалов в том виде, как они были провозглашены в XIX веке. Поэтому в центре его внимания в годы фашистской диктатуры были проблемы новой истории и особенно XIX век - «век либерализма». Из четырех наиболее крупных исторических работ Кроче, созданных в 1920-1930-е гг., новому времени посвящены две: «История Италии с 1871 пo 1915 г.» и «История Европы в XIX веке». Начало второй Мировой войны и вступление в нее в мае 1940 г. Италии отразилось в сфере исторических исследований повышенным интересом к проблематике, связанной с первой Мировой войной, ее подго­товкой и итогами. В 1940-1942 гг. появился целый ряд монографий, журналь­ных статей и прочих публикаций по данным вопросам. Часть из них вышла из под пера историков Миланского Института международной политики. Среди них были работы А. Торе, который еще с предвоенных лет разрабатывал тему «Перспективы ревизии европейского порядка». Большое коллективное издание под названием «Критика Версальской системы» было предпринято Национальным фашистским ин­ститутом культуры, который в условиях войны непосредственно подключился к деятельности военно-пропагандистского аппарата фашистского режима. В рамках идеологической кампании в связи с итальянской агрессией против Греции в октябре 1940 г. стал выход сборника под названием «Италия и Греция. Две цивилизации и их многовековые взаимоотноше­ния» с предисловием философа Б. Джулиано, игравшего видную роль среди доверенных лиц фашизма в сфере куль­туры. Другой деятель этого круга, упоминавшийся сегодня, Ч. де Векки - с конца 1930-х гг. был перемещен с должности председателя Центральной Джунты исторических исследований на пост губернатора Додеканезских островов. В своем новом качестве этот фашистский деятель активно способствовал практической подготовке нападения на Грецию. Любопытна и показательна судьба историков-сторонников фашистской диктатуры. С приближением краха фашизма тот же Ч. де Векки примкнул к заговору против Муссолини в фашистских верхах, сумел скрыться и был заочно приговорен к смертной казни. В послевоенной Италии его также заочно судили и приговорили к 5-летнему тюремному заключению, но по амнистии он был освобожден от наказания. Дж. Джентиле поддерживал режим Муссолини до самого его падения. В конце 1945 г. он был убит во Флоренции бывшими партиза­нами, приговорившими его к смерти за сотрудничество с фашизмом. Меньше других сотрудничеством с фашистами скомпрометировал себя Дж. Волъпе, который, несмотря на высокие должности в сфере исторических исследований, действительно был крупным ученым. В послевоенной Италии он не подвер­гался политическим санкциям за свое фашистское прошлое, но был лишен доступа к университетской кафедре. Опыт войны содействовал переходу все большей части итальянской интеллигенции на антифашистские позиции. В университетской среде вокруг оппозиционно настроенных профессоров начали складываться группы, которые стали основой для так называемого либерально-социалистического движения, которое влилось в Партию действия, игравшую активную роль в итальянском Сопротивлении. К Партии действия примкнули и некоторые видные итальянские историки – А. Омодео, Ф. Шабо, Л. Сальваторелли. Активную политическую деятельность развернул Б. Кроче. Он стал лидером вновь созданной либеральной партии. Обстановка военного времени и особенно начавшаяся в 1943 г. вооруженная антифашистская борьба не способствовали широкому развитию исторической науки. Но в тот период история не писалась, а делалась. Люди ощущали себя непосредственно причастными к истории. Сопротивление фашизму часто называли вторым Рисорджименто. Освобождавшаяся от фашизма Италия переживала процесс глубокого обновления своей духовной жизни, который благотворно сказался на последующем развитии итальянской исторической науки. Итальянская историография международных отношений (1945 - начало 90-х гг.). Организация исторической науки. После свержения фашистской диктатуры в Италии историческая наука была освобождена от ограничений, наложенных на нее тоталитарным режимом. В университетах было отменено принесение профессорами присяги. Национальный фашистский институт культуры прекратил свое существование. Обществам по изучению отечественной истории была возвращена их автономная организация. Центральная джунта исторических исследований сохранилась лишь как орган, координи­рующий деятельность четырех общенациональных институтов специа­лизированного характера: античной истории, истории средних веков, новой и новейшей истории, истории Рисорджименто. В нее вошли президенты этих институтов и представители уни­верситетов. Под ее эгидой ведется учет текущей исторической биб­лиографии и издается соответствующая серийная публикация. Был установлен новый порядок использования находящихся на государственном хранении архивных материалов, который открывал доступ к ним по истечении 50-летнего (для отдельных категорий – 70-летнего) срока давности документов. Тем самым впервые была создана возможность широкого привлечения фондов государственных архивов для исследований по новой, а в перспективе и по новей­шей истории. Огромное развитие получила научная историческая периодика. В 1960-е гг. выходило свыше 250 историчес­ких журналов, по данным на 1985 г. их насчитывалось 334 (включая ежегодники). Наряду со старыми изданиями – такими, как возродившийся в 1948 г. «Итальянский исторический журнал», «Новый исторический журнал», «Журнал по истории Рисорджименто» – появилось множество новых, специально посвященных отдельным отраслям исторических знаний. Наиболее значительные из них в об­ласти новой и новейшей истории возникли вместе с созданием круп­ных исследовательских центров, профиль деятельности которых отве­чал пробудившемуся общественному интересу к истории рабочего, демократического, антифашистского движения. Изучение проблем рабочего и социалистического движения сосредоточилось, прежде всего, в центре, основанном в 1948 г. в Ми­лане на средства Дж. Фельтринелли – крупного предприни­мателя, участвовавшего в Сопротивлении и до 1956 г. состоявшего в ИКП. Первоначально этот центр назывался Библиотекой, с 1960 г. – Институтом, с 1974 г. именуется Фондом Фельтринелли. Он располагает богатым архивом, в 1949-1957 гг. издавал журнал «Рабочее движение» («Movimento operaio»), а с 1958 г. выпускает «Ежегодники» («Annali»), где публикуются исследования и документы. В 1950 г. в Риме был учрежден Фонд Грамши, впоследствии преобразованный в Институт его имени. Многие годы институт Грамши был исследовательской организацией. Он имеет филиалы в ряде городов. Важнейшее направление деятельности института – изучение наследия А. Грамши. Здесь хранятся подлинники «Тюремных тетрадей», проделана огромная работа по подготовке их научно-критического издания, вышедшего в 1975 г., собирается литература о Грамши на различных языках. Институт провел ряд научных конференций, посвященных Грам­ши, в том числе несколько международных. Он же является хранителем архива ИКП и личных архивов П. Тольятти и некоторых других деятелей компартии. Но работа Института не замыкается только в рамках проблематики, связанной с Грамши и историей ИКП. В 1961 г. он отметил проведением специальной кон­ференции 100-летие объединения Италии. Значителен его вклад в изучение истории Сопротивления (в Институте хранится архив пар­тизанских «Бригад Гарибальди»). Сразу же по окончании Второй Мировой войны в различных городах Италии стали возникать институты, ставившие своей целью сбор и сохранение документов Сопротивления. На их базе в 1949 г. в Милане был создан Национальный институт истории освободительного движения. К началу 1980-х гг. в возглавляемую им федерацию входило 44 местных институтов. В его архиве представлен богатейший материал по истории Сопротивления, а также итальянского и европейского антифашизма 1920-х – 1930-х гг. Институт издает серию монографий о Сопротивлении, провел около двух десятков конгрессов и конференций, является инициатором создания Международного комитета по истории Второй Мировой войны, с которым связано 35 институтов из различных стран. В 1972 г. Институтом принята новая программа исследований, в центре которой – проблема перехода от фашизма к демократическому республиканско­му строю. Она предполагает более широкое, чем прежде, изучение новейшей истории Италии. Журнал Института, первоначально выходив­ший под названием «Освободительное движение в Италии» («Movimento di liberazione in Italia»), с 1974 г. стал называться «Со­временная Италия» («Italia contemporanea»). Из ранее существовавших научных учреждений наиболее крупными являются четыре института, связанные между собой через центральную джунту исторических исследований. Входящие в эту систему Институт истории Рисорджименто и Институт новой и новейшей исто­рии издают источники и моно­графические исследования по соответствующей тематике. Институт истории Рисорджименто продолжает регулярно проводить специализи­рованные в этой области конгрессы с участием также и зарубежных ученых. Институт новой и новейшей истории является инициатором ряда международных исторических конгрессов (только с 1974 по 1985 г. их прошло четыре, в том числе два по тематике, связанной с наполеоновским господством в Италии, и один по актуальной в условиях европейской интеграции проблеме – «Европа: истоки, формирование, реальность»). Продолжает исследования по истории международных отношений основанный при фашизме Миланский Институт международной политики. Современной внешнеполитической проблематикой занимается также Римский институт международных отношений, существующий с 1965 г. и поддерживающий связи с центрами сходного типа в других странах. В начале 1980-х гг. при кафедре новой и новейшей истории Пизанского университе­та стал действовать Межуниверситетский центр исследований воен­ной истории Италии. Профессиональная подготовка историков по-прежнему осуще­ствляется через систему университетского образования, которая сохранила традиционно присущую ей гуманитарную ориентацию. В итальянских университетах нет истори­ческих факультетов, хотя с 1981 г. введен диплом по специальнос­ти «история». Исторические кафедры и преподавание исторических дисциплин рассредоточены по различным факультетам, прежде всего таким, как имеющие преимущественно филологический профиль факуль­теты гуманитарных наук и факультеты политических наук. Для усовершенствования исторической подготовки выпускников университетов в Неаполе в 1947 г. по инициативе Б. Кроче был основан Итальянский институт исторических наук (Институт Кроче). Программа обучения в нем рассчитана на 1-2 года и осуществляется силами как штатных, так и приглашенных извне профессоров. Расширению контактов между историками различных специальностей способствовало создание в 1963 г. Общества итальянских историков. В 1967 г. состоялся их первый общенациональный конгресс, который подвел своеобразный итог развитию исторической науки в Италии за два послевоенных десятилетия. Второй конгресс собрался в 1972 г. и был посвящен новым методом исторического исследования. Установлено, что впредь конгрессы будут созывать­ся раз в 10-15 лет, а в промежутках предполагается организация конференций, встреч историков со специалистами в смежных облас­тях знания и т. п. Исторические исследования в Италии осуществляются при извест­ной финансовой поддержке государства – через министерства, в ве­дении которых находятся те или иные институты, или через Нацио­нальный совет исследований. Так, Национальный институт истории освободительного движения частично финансируется министерством народного образования. 20 исторических институтов по закону 1980 г. отнесены к организациям, пользующимся ежегод­ной дотацией министерства культуры. Национальный совет исследо­ваний финансирует главным образом работы по конкретным програм­мам, выполняемые по договору в научных институтах или на базе университетских кафедр. Среди организаций, пользующихся его ас­сигнованиями, Фонд Фельтринелли и Институт Грамши. Подавляющая часть средств, отпускаемых Национальным советом исследований на поддержку научной деятельности, направляется в область естественных и точных наук. В общей сумме его расходов на эти нужды доля исторической науки ничтожно мала (в 1979 г. – 0, 9%). Однако из этой доли 61% составляли в 1960 г. ассигнования на исследования по новой и новейшей истории. Усиливается интерес к историческим документам, к архивам. В середине 1980-х гг. появился ряд книжных новинок в области архив­ного дела, в том числе учебников. Создавались новые хранилища документов – такие, как архив основанного в 1984 г. во Флоренции исследовательского центра «Шестьдесят восьмой год» (там сосредо­точена периодика, листовки и другие материалы студенческого дви­жения и различных ультралевых организаций за несколько десяти­летий); Архив по истории крестьянского движения (Рим), где хра­нятся фонды различных крестьянских организаций второй половины XX в., а также личные фонды некоторых их руководителей и иссле­дователей аграрно-крестьянской проблематики; архив, специально собирающий неопубликованные дневники, письма и иные документы личного происхождения (организован в 1984 г. в Пьеве Сан-Стефано – провинция Ареццо) и др. Состоялась специальная конференция, посвященная организации и использованию архивов по новейшей ис­тории – с последующей публикацией ее материалов. В этой связи отмечалось растущее значение архивов нетрадиционного типа – та­ких, которые хранят звукозаписи, фотоматериалы, машиночитаемые документы и т.д. Тематика исследований. После Второй Мировой войны итальянская историография новой и новейшей истории в значительной мере преодолела характерную для нее прежде замкнутость в рамках отечественной тематики и существенно расширила свой диапазон. Уже на первом общенациональном конгрессе историков в 1967 г. стали предметом отдельных докладов работы по истории международных отношений, стран Восточной Европы, США, стран исламского региона, Восточной Азии, Африки. Некоторая исследовательская традиция во всех этих областях (за исключением американистики) существовала в Италии и раньше, но либо культивировалась в связи с определенными внеш­неполитическими целями (колониальная политика в Африке, велико­державные планы фашизма), либо – как в славяноведении – была представлена преимущественно изучением языков, религии, культуры, но не собственно истории. В исследованиях по зарубежной проблематике особое и очень значительное место заняла история России в XIX-XX вв. Она привле­кала интерес как во взаимоотношении с историей Европы и различ­ного рода связях с итальянской историей, так и сама по себе – и в дореволюционный, и в советский период. Этот интерес историков питался широко распространенными в первые послевоенные годы общественными настроениями: освобождавшаяся от наследия фашизма Италия стремилась ближе узнать страну, сыграв­шую столь очевидную роль в военных усилиях антигитлеровской коалиции и в разгроме фашистского блока. В 1944-1945 гг. вышла двумя изданиями и необычайно быстро разошлась книга К. Барбагалло «Коммунистическая Россия (1917-1959)». За ней последовали работы В. Джусти: доведенный до 1947 г. очерк истории СССР, «Русская политическая мысль за два века» и его же работы об Октябрьской революции и о взглядах Троцкого. Философ А. Пасторе обратился к анализу философской мысли Ленина. Ф. Вентури выступил в 1950-е гг. с исследованиями о декабристах и народничестве, В. Дзилли – о революции 1905 года. Появи­лись перевод «Философических писем» Чаадаева и ряд статей о нем, комментированные антологии произведений Чернышевского и Добролю­бова. Изучалось славянофильство, панславизм, идеи Достоевского, русская религиозная философия. Результатом многолетних изысканий журналиста и политолога Дж. Боффы явилась фундаментальная «Исто­рия Советского Союза», охватывающая период от Октябрьской рево­люции до 1964 г. Вплоть до конца 1960-х гг. историческая наука в традиционном, академическом понимании почти не занималась историей Италии пос­ле Первой Мировой войны. В материалах конгресса итальянских исто­риков в 1967 г. доклад об историографии по периоду 1915-1945 гг. отсутствует, так как он был представлен лишь в устном виде, а в дальнейшем автор так и не оформил его для печати. По-видимому, это объяснялось по преимуществу публицистическим характером по­явившихся к тому времени работ в данной области. Ни фашизм, ни Сопротивление, ни становление республиканской демократии тогда еще не были темами, весомо представленными в научной историчес­кой литературе. Но со второй половины 1960-х гг. начинает нарастать по­ток исследований по этим проблемам. Они выходят на передний план в новейшей итальянской историографии, приковывают к себе особо пристальное внимание, становятся предметом острых деба­тов. В 1976 г. было отмечено, что за истекшее десятилетие появи­лось значительное количество трудов, поставивших в центр историо­графических споров в Италии проблему кризиса либерального госу­дарства и прихода фашизма к власти, и что интерес к ней не осла­бевает и после того, как наметился другой пункт дискус­сий – тема краха фашизма и рождения республики. Таким образом, за несколько послевоенных десятилетий в те­матике итальянской историографии новой и новейшей истории произош­ли существенные сдвиги. Они являлись составной частью и выраже­нием на научном уровне глубокого процесса переориентации истори­ческого сознания общества. С другой стороны, они были связаны с открывшимися возможностями использования архивов, с расширением международных контактов историков, с обнов­лением методологического подхода к традиционным областям иссле­дования. Историография фашизма. Природа фашизма, причины его возникновения, его соотношение с предшествующим развитием итальянского общества и государства – все эти вопросы активно обсуждались уже в 1920-е-1930-е гг. Тогда же сформировались различные концепции фашизма, тесно связанные с определенными политическими позициями по отно­шению к фашистскому режиму. В том или ином виде они прослежива­ются и в послевоенной историографии фашизма. Первоначально исследование фашизма сосредоточилось главным образом на выяснении его генезиса. В этой связи неизбежно вста­вал вопрос об исторической ответственности за приход фашизма к власти, имевший большую политическую остроту, - тем более в усло­виях, когда освободившаяся от тоталитарного режима Италия оказа­лась перед выбором между возрождением либеральных институтов дофашистского образца или обновленной, более последовательной демократией. Груз этой ответственности особенно тяготил правившие стра­ной перед фашистским переворотом либеральные круги, лидером кото­рых в период Сопротивления стал Б. Кроче. В своих политических вы­ступлениях 1943-1947 гг. этот маститый ученый отстаивал ту же мысль, которая пронизывала его книгу «История Италии с 1871 по 1915 г.»: фашизм не имел корней в либеральном периоде. Дофашистскую Ита­лию он считал одной из самых демократических стран мира, а фашизм – явлением, не связанным с какими-либо классовыми интересами, своего рода моральной болезнью итальянского общества, вызванной потрясениями Первой Мировой войны. Позднее либеральная тенденция в истолковании фашизма стала проявляться в том, что ему приписы­валась по преимуществу антилиберальная, а не антисоциалистическая направленность. Самими фашистами в свое время усиленно насаждалось представ­ление о фашизме как спасителе Италии от большевизма. В опро­вержение этой версии немалый вклад внесла опиравшаяся на солид­ную документальную базу книга А. Таски «Зарождение и приход к власти фашизма», написанная в 1930-е гг. в эмиграции, а в Италии впервые опубликованная в 1950 г. Автор показал, что фашизм пришел к власти уже после того, как революционный подъем в Италии закончился и рабочий класс потерпел поражение. Но вину за то, что победа фашизма оказалась возможной, он возло­жил на социалистическое рабочее движение: на реформистское крыло ИСП – за отказ войти ради отпора фашизму в правительство и на ком­мунистов – за осуществленный в 1921 г. раскол ИСП. Среди историков-марксистов проблемой возникновения фашизма занялся с конца 1940-х гг. П. Алатри (1918-1996) – автор нескольких исследова­тельских очерков. Он показал, что фа­шизм, поначалу бывший малозначительным движением, окреп и достиг власти при содействии того же самого класса, который был правя­щим при либеральной системе, но оказался не в состоянии удержать свое господство прежними методами. Основы марксистской концепции фашизма в современной итальян­ской историографии были заложены еще в годы фашистской диктату­ры теоретическими разработками А. Грамши и П. Тольятти. Они подошли к пониманию фашизма как блока различных социальных сил, в котором интересы ведущих и ведомых находятся в сложном взаимодействии, выделили в фашизме общее и национально-специфическое, подметили, что первоначальный характер фашизма во многом меняется после его прихода к власти и что фашистский политический режим обладает собственной, до известной степени автономной логикой развития. Но в полной мере вклад обоих теоретиков ИКП в анализ фашизма был оценен и стал осваиваться значительно позднее. Только к 1970 г. была разыскана и опубликована большая часть (11 из 15) лекций о фашизме, прочитанных Тольятти в 1955 г. в Москве слушателям Международной ленинской школы при Коминтерне, где его точка зрения представлена в наиболее полном и завершенном виде. Работы Грам­ши о фашизме после публикации всего его наследия были изданы от­дельным сборником под редакцией признанного специалиста в этой области, известного историка-марксиста Э. Сантарелли. Сантарелли принадлежит, в частности, один из наиболее солид­ных обобщающих трудов о фашизме за весь период его существова­ния – «Фашизм и нео­фашизм». Сантарелли выступил также как научный редактор и автор предисловия к изданию политических произведений Муссолини. К марксистскому направлению в историографии фашизма можно отнести работы Ф. Каталано, охватывающие фашистскую дикта­туру в целом или посвященные специальным проблемам (фашистский корпоративизм, фашизм и положение рабочего класса). Среди ученых левой ориентации многие участвовали в Сопротивле­нии или сформировались идейно в атмосфере первых лет после его победы. Унаследованный от того времени дух антифашистского единства способствовал их сотрудничеству в разрабатывающих историю фашизма специализированных институтах, университетских центрах и т. д. Совместными усилиями левых историков и политических дея­телей в 1959-1961 гг. были организованы циклы лекций о фашизме и антифашизме в Риме, Милане, Турине и по одной из программ на­ционального телевидения, которые вызвали больший общественный интерес. С начала 1960-х гг. в итальянской историографии фашизма стала вырисовываться новая тенденция. Послышались призывы к отказу от идеологических интерпретаций фашизма, каковые приписывались историкам, стоявшим на антифашистских позициях. Взамен подобных истолкований предлагался подход к фашизму, претендовавший на полную объективность. Его особенно активно отстаивал Р. Де Феличе, вокруг которого в дальнейшем сложилась целая школа единомышленников и учеников, которые объединяются вокруг издаваемого с 1969 г. под его редакцией журнала «Новейшая история» («Storia contemporanea»). Де Феличе как основатель направления, называемого им самим «новой» историографией фашизма, отошел от своих прежних, близких к марксизму методологических позиций. Де Феличе склонен к фетишизации исторического документа, в сущности, возвращаясь в этом к позитивистской традиции. Среди множества написанных Де Феличе работ о фашизме главной является многотомная биография Муссолини, которая наиболее ярко характеризует его исследовательский подход. История фашиз­ма персонифицируется: личности Муссолини придается ре­шающее значение для понимания фашизма. Огромное количество доку­ментов, зачастую непроверенных и используемых некритически, долж­но убедить в абсолютной непредвзятости автора, но увлекает его самого на путь, ведущий к апологии Муссолини и фа­шистского режима. Существенные черты присущей Де Феличе концепции фашизма (не только итальянского) отражены в опубликованном в 1975 г. «Интервью о фашизме». С точки зрения Де Феличе отдельные национальные варианты фашизма настолько специфичны, что дать какое-либо общее определение его сущности невозможно. Специфику итальянского фашизма Де Феличе видит в прогрессирующей автономизации по отношению ко всем тем силам, которые поддержали его в момент захвата власти, – но при сохранении до самого конца особых отношений с мелкой буржуазией. Представления Де Феличе о роли в судьбах фашизма верхов иму­щих классов претерпели эволюцию. В 1964 г. он опубли­ковал почерпнутые из архивов данные о том, что именно с этой стороны фашизм в период борьбы за власть получил основную финансовую поддержку. Два десятилетия спустя, выступая в качестве главного консультанта выставки «Итальянская экономика между двумя Мировыми войнами: 1919-1959 гг.», он сделал лейтмотивом этой выставки ту мысль, что на протяжении всего указанного периода фашизм и крупный капитал были автономны и нейтральны по отношению друг к другу. Значительное место в работах Де Феличе уделяется анализу фашистской мифологии, усилиям фашизма по форми­рованию «нового человека» и «новой культуры». Внимание к этой проблематике связано с представлением о том, что тоталитарный характер фашист­ского государства обеспечивался не репрессивными мерами, а массо­вым консенсусом. Новый, целенаправленно формируемый тип человека – это, по Де Феличе, идея, которую фашизм воспринял от Просвещения мелкобуржуазной демократии и утопического социализма. Де Феличе считает фашизм в Италии (в отличие от германского нацизма) формой левого тоталитаризма. В этом его концепция близка к идеям католического философа А. Дель Ноче, который рассматривает фашизм (наряду с нацизмом и коммунизмом) в качестве одной из форм тоталитаризма, а именно – «левой», «революционной» формы. Полемика вокруг концепции Де Феличе идет постоянно и на раз­ных уровнях. Особенно остро реагировала левая общественность на публикацию его «Интервью о фашизме». Журнал Института истории освободительного движения поместил редакционную статью, где были подвергнуты критике как его методы использования документов, так и присущие ему тенденции к апологии фашизма. В итальянской историографии фашизма существует, но не является значительной, фашистская и неофашист­ская составляющая. В первые послевоенные годы она была представлена работами историка А. Тамаро. В них автор рассматривал фашизм сквозь призму своих националистических взглядов и изображал как режим, в целом отвечавший национальным интересам. В дальнейшем более или менее откровенная апология фа­шизма зазвучала лишь после того, как с начала 1970-х гг. активизировалось неофашистокое движение. В 1983 г. появился сборник «Фашизм сегодня», где были пред­ставлены различные оттенки неофашистского истолкования фашизма времен Муссолини. Некоторые участники этого сборника вступили в полемику с концеп­цией Де Феличе – в частности, с его представлениями о фашизме как «левом» движении и о генетической связи фашистской идеи «но­вого человека» с просветительской и демократической традицией. Современные итальянские неофашисты возводят ее к совершенно иным истокам – к образцу «человека античной расы» и к идеям из нацист­ского арсенала, которым симпатизируют и они сами. Новая и особенно новейшая история остается такой областью исторического значения, которая наиболее чувствительна к воздей­ствию современных исследователю общественных запросов и полити­ческой злобы дня. Но влияние привходящих обстоятельств, так или иначе связанных с политикой, не определяет лица современной итальянской историографии новой и новейшей истории. Она открыта для новых исследовательских подходов, усваивает их в органичес­ком слиянии с собственными традициями и стоит на общем высоком уровне, характерном в настоящее время для развития исторической науки в Италии. Лекция 7. Историография международных отношений США в 1918-1945 гг. Условия развития и состояние исторической науки. Советская историография крепили свои экономические позиции в Европе, усилили проникновение в страны Латинской Америки и в результате стали ведущей в эко­номическом отношении державой мира. Видные политики, экономисты и социологи вновь заговорили об «американской исключительности». На рубеже 1920-1930-х гг. стабилизация сменилась глубоким экономическим кризи­сом. В США он принял наиболее разрушительный характер. Те годы ознаменовались «го­лодными» походами на Вашингтон, ростом профсоюзного движения, выступлениями фер-мерско-рабочих партий, социалистов и коммунистов. Обострение социально-экономических противоречий подтолкнуло американскую интеллигенцию к переосмыслению исторического опыта Америки, поиску в прошлом источника сегодняшних социальных потрясений. Крити­ческое видение истории характеризовало исследования многих американских историков. Большое и противоречивое воздействие на общественное сознание американцев, в том числе и на историческую мысль оказал «новый курс» Ф.Д. Рузвельта, который, опираясь на широкую демократическую коалицию, осуществил с помощью государственного регулиро­вания ряд социальных реформ, содействовавших существенной перестройке классического американского капитализма. По мере развертывания социальных шагов «нового курса» по­литика Рузвельта стала видеться как средство ликвидации всех бед капитализма. Подобная оценка укрепила в американском сознании идею, что исторический путь США это прогрес­сирующее утверждение идеалов демократии и социально-ответственного государства. Для межвоенного периода была характерна противоречивость методологических ос­нов исторической науки. Особое распространение получили: релятивизм, прагматизм и неокантианство. Под релятивизмом понималось отрицание объективности исторического познания и абсолютных этических норм и правил. Последователи прагматизма, констатируя зависимость исторической науки от политических течений, делали вывод о невозможности объективного исторического познания прошлого. Наконец, сторонники неокантианства утверждали, что в истории невозможно установление общих законов, что ее цель – описание отдельных неповторяющихся событий. Ведущие позиции в исторической науке сохранял и позитивизм. Именно он определял подход большинства историков к изучению прошлого. Результатом подобного скептического отношения к возможностям познания стало распространение взглядов на историю как на искусство, где решающая роль принадлежит творческому воображению историка. В этой связи видное место в американской историче­ской литературе заняли литературно-исторические биографии. Новые внутри- и внешнеполитические задачи, вставшие перед американским общест­вом, расширили социальную функцию исторической науки. Укрепились ее организационные основы. Активизировала свою деятельность Американская историческая ассоциация. На ее ежегодных собраниях обсуждались важнейшие проблемы новой и новейшей истории США. После первой Мировой войны значительно выросло число исторических журналов: «Испано-американское обозрение», «Журнал но­вой истории», «Журнал истории Юга» и др. Всего к 1945 г. издавалось 86 исторических журналов. Рост исторических знаний в США был связан и с расширением источниковой базы американской историографии, совершенствованием методов изучения и публикации источ­ников, улучшением архивного дела. Большой размах получили энциклопедические издания и справочно-библиографическая служба. В связи с нуждами правительства США центрами хранения документов стали Национальный архив и Библиотека конгресса США. Коллекции документов были сосредоточены в крупных университетах. Важную роль в издании документов играла Национальная комиссия по историческим публикациям. Под влиянием общественно-политической ситуации и в результате развития истори­ческой науки расширялась проблематика исторических исследований. Основные направления развития американской историографии. Ведущее место в американской исторической науке тех лет занимало либерально-реформистское направление, именовавшееся «прогрессистской школой». Из наиболее ярких историков-прогрессистов отметим таких как: Ч.О. Бёрд, Л.М. Хэкер, А.М. Шлезингер-старший, Дж.Т. Адамс, К. Ван Вудворд. Это течение возникло на рубеже Х1Х-ХХ вв. и со­средоточилось на изучении связи прошлого США со всемирно-историческим процессом. Часть исследователей ограничивалась лишь раскрытием прямых связей между историческим развитием Америки и Европы, таких как зависимость истории США колониального периода от процесса формирования капиталистических отношений и ранних буржуазных революций в Западной Европе. Другая часть шла дальше и выявляла общие закономерности историче­ского развития США и всемирно-исторического процесса, например, доказывала общность Американской и Французской революций конца XVIII в; рассматривала Гражданскую войну в США 1860-х гг. как историческое продолжение буржуазных революций в Европе. Наиболее последовательно идею единства американского исторического развития и всемирной истории развил в своих трудах А. Шлезингер-старший. (Political and Social History of the United States. 1829-1925. N. Y., 1925). Он исходил из единства европейской и американской ис­тории, ее подчиненности определенным общеисторическим закономерностям. Шлезингер-старший писал, что: «Чем дольше я изучаю историю Соединенных Штатов, тем больше убе­ждаюсь в единстве человеческой истории». Это отличало его от большинства американских историков, следовавших теории «американской исключительности». Наибольший авторитет среди прогрессистских исследователей завоевал Дж.Ф. Джеймсон. (The American Revolution Considered as a Social Movement. Princeton, 1926). Им первым в ис­ториографии США была поставлена цель – раскрыть общность Американской и Французской революций конца XVIII века. Вопреки традиционной для историографии США оценки Аме­риканской революции как политической и антиколониальной, а Французской - как социаль­ной, Джеймсон доказывал, что обе революции были социальными. Это проявилось, по его мнению, в том, что они обе были вызваны к жизни широкими движениями народных масс и преследовали цель изменить общественные системы. Другим не менее значимым направлением в американской исторической науке меж­военного периода было консервативное направление. Лидерами этого течения были Ч.М. Эндрюс и Э. Чэннинг. Последователи данного направления в первую очередь сосредоточили свое внимание на изучении истории США колониального периода. Ч.М. Эндрюс (The Colonial Period of American History. New Haven, 1934-1938) и Э. Чэннинг (His­tory of the United States. N. Y., 1905-1925) рассматривали американские колонии как часть Британ­ской империи и в их войне за независимость видели сключительно эпизод развития англий­ской колониальной системы. Противоречия между американскими колониями и Англией сводились ими к вопросу о степени самоуправления этих заморских территорий Британской империи. Историки утверждали, что предоставление колониям статуса доминиона предот­вратило бы восстание в Америке и ее последующий выход из состава империи. В каком же состоянии находилась в США историография международных отношений. Историография международных отношений. Сразу отметим, что окончательно в самостоятельную отрасль исторической науки ис­ториография международных отношений США оформляется после первой Мировой войны. Характерной особенностью американской историографии международных отношений было то, что большинство историков в трактовке внешней политики США следовало в русле устоявшейся официально-государственной точки зрения. Так, например, исследователь А. Б. Дарлинг – представитель прогрессистской историографии, в своем исследовании (Our Rising Empire. New Haven, 1940) писал, что американская экспансия была трудной и жестокой, но она распространяла сферу свободы и демократии и поэтому заслуживает положительной оценки. В 1920-е-1930-е гг. большинство американских историков-международников изучало историю внешней политики США в Латинской Америке и на Дальнем Востоке, то есть пре­имущественно тех районов, где традиционно осуществлялась экспансия американского ка­питализма. Историография же отношений США со странами Европы долгое время ограни­чивалась главным образом проблемой первой Мировой войны. Центральной темой в историографии латиноамериканской политики США были про­исхождение и эволюция доктрины Монро. Большинство американских исследователей огра­ничивались разработкой ее дипломатической истории, продвигая идею о том, что США ру­ководствовались стремлением защитить страны Латинской Америки от интервенции со сто­роны Священного Союза, то есть подчеркивали оборонительный характер доктрины. Ведущим американским специалистом по истории доктрины Монро являлся Д. Пер-кинс. Его произведения (Доктрина Монро (1823-1826); Руки прочь! История доктрины Монро) отли­чаются обилием фактического материала, в том числе из европейских архивов, и тщатель­ным анализом истории доктрины. Однако, занимаясь исключительно внешнеполитической историей, Перкинс абстрагировался от ее социально-экономических корней, особенностей развития американского капитализма в начале XIX века. Центральным в трудах Перкинса было отрицание экспансионистских тенденций, присущих доктрине Монро. Подобное оправдание внешней политики США в Латинской Америке прослеживается и в исследованиях другого историка С.Ф. Бимиса (The Latin-American Policy of the United States. N. Y. 1943; American Secretaries of State and Their Diplomacy. N. Y., 1927-1929; Diplomatic History of the United States. N. Y., 1936.). В своих работах вмешательство США в дела Латинской Америки он объяс­нял стремлением упрочить политическую и экономическую стабильность в этих странах для того, чтобы не было оправдания или предлога для европейской интервенции в эту стратеги­чески важную часть Нового Света. С 1930-х гг. в США развернулось исследование истории американской внешней поли­тики конца ХIХ-начала XX вв. Особое внимание американские историки уделили испано-американской войне 1898 г. и доктрине «открытых дверей» госсекретаря США Дж. Хэя. В трактовке войны, итогом которой стало установление контроля США над Кубой, Филиппинами, Пуэрто-Рико и рядом других владений Испании, преобладала попытка завуа­лировать ее экспансионистскую направленность. Большинство американских историков поддерживали официальную точку зрения, согласно которой США стремились к освобожде­нию Кубы и Филиппин и вступили в войну под давлением общественного мнения страны. Вместе с тем в трудах некоторых авторов, близких прогрессистскому направлению, содержалась и критика американского экспансионизма. Так, историк Д. Пратт (Expansionists of 1898. Baltimore, 1936.) представил в своих работах данные о формировании экспансионистской идео­логии в США на рубеже XIX-XX вв., но при этом он же отстаивал идею о непричастности «большого бизнеса» к войне с Испанией. Среди работ о внешней политике США на Тихом океане и в Азии в конце XIX в. вы­деляются и исследования, посвященные доктрине «открытых дверей», посредством которой США рассчитывали добиться решающего экономического преимущества в Китае. Среди ав­торов подобных работ наибольшую известность получил Т. Деннетт (Americans in Eastern Asia. N. Y., 1922.). В изложении Деннетта американская политика на Тихом океане всегда основыва­лась на принципах равных коммерческих возможностей и сотрудничества США и европей­ских держав с народами Азии. По мнению Деннета, эта политика имела давние традиции, а доктрина «открытых дверей» явилась лишь ее логическим завершением. Таким образом, Деннетт, фактически выступив с оправданием политики США, пытался доказать, что она учитывала национальные интересы Китая и способствовала сохранению его независимости от посягательств европейских колониальных держав. Не следует, однако думать, что в американской историографии межвоенного периода существовали только работы, призванные обелить внешнеполитический курс США. Нет. Та­кая тенденция доминировала, но при этом существовали исследователи, критически отно­сившиеся к официальному взгляду на внешнюю политику США. В 1920-е гг. такими авторами были С. Ниринг, Дж. Фримэн, Дж. К. Тернер и др. Ниринг (American Empire, N.Y., 1921; Dollar Diplomacy. A Study in American Imperialism. N.Y., 1923.), исследуя экономическую внешнюю политику США, пытался раскрыть в этом роль монополий и финансового капитала. В своих работах он приводил факты, которые свиде­тельствовали о заинтересованности влиятельных кругов США во вступлении в первую Ми­ровую войну. Он показывал, что американские монополии использовали Мировую войну в целях укрепления своих позиций в Западном полушарии. В итоге исследователь приходил к выводу, что война велась в интересах бизнеса. В 1930-е гг. критическая позиция в американской историографии внешней политики была представлена работами Л. Г. Дженкса, Дж. Риппи, Ч. Кепнера, Дж. Суфилла. Вообще следует подчеркнуть, что в данный период под влиянием роста антимонопо­листических и антивоенных настроений внутри страны критические взгляды на внешнюю политику США в американской историографии резко усилились. Наибольшей критике, как и в предьщущий период, подвергались испано-американская война 1898 г. и в целом политика США в Латинской Америке. В них осуждалась интервенция США, показывалась заинтере­сованность американских монополий в экспансии в этом регионе. Представители критического направления за свои убеждения подвергались осужде­нию. Но, несмотря на это, их работы имели большой общественный резонанс. В частности, во время президентской кампании 1924 г. радикальные круги использовали в целях антимо­нополистической пропаганды материалы из книг С. Ниринга, Дж. Фримэна и Дж. К. Тернера о роли финансово-промышленного магната Моргана в вовлечении США в войну. С середины 1930-х гг., когда над Европой нависла угроза фашистской агрессии, в США развернулась дискуссия по текущим внешнеполитическим проблемам, суть которой сводилась к основному вопросу: следует ли США выступить против фашистской агрессии? Историки-изоляционисты требовали самоизоляции США и выступали за проведение политики нейтралитета. На практике это вело к попустительству агрессии. Среди идеологов изоляционизма находился и Ч. Бёрд. Исходя из своей концепции «национального интереса» США, он защищал идею континентального изоляционизма. Другая часть историков, выступавшая против изоляционизма, руководствовалась ин­тересами защиты американских экономических и стратегических позиций, которые подры­вались Германией и Японией. Подобными соображениями руководствовались специалисты-международники А.У. Даллес и Г. Армстронг, которые на вопрос, могут ли США оставаться нейтральными в условиях обострения мирового конфликта отвечали отрицательно. Итог затянувшимся дебатам был подведен в конце 1940 г. на собрании Американской исторической ассоциации. На нем был заслушан доклад историка Д.Ф. Флеминга «Банкрот­ство изоляции». В результате историки-изоляционисты оказались в меньшинстве, так как большинство ученых правильно расценили начавшуюся борьбу народов Европы против фа­шизма как борьбу против крайней реакции. Такие исследователи как: Дж.Т. Шотвелл, Д.Ф. Флеминг и Ф.Л. Шуман выступили за участие США в коллективном отпоре фашизму. Лекция 9. Историография международных отношений в СССР во второй половине XX века. Условия развития и состояние исторической науки в СССР в 1945-1985 гг. Для отечественной исторической науки второй половины ХХ в. наиболее значимыми были два этапа: сер. 1950-х гг. – «хрущевская оттепель» и сер. 1980-х гг. – «перестройка». В первые послевоенные годы в истории преобладала идеологическая трактовка событий. Она не давала возможности для непредвзятого анализа. Коммунистические лозунги предписывали определенную характеристику проблем, событий и персонажей прошлого. Труд историков ограниничивался рамками, которые оп­ределялись партийными постановлениями и выступлениями государственных деятелей. Грани между исторической наукой и политической пропагандой фактически не было. В обществе формирова­лось упрощенное понимание истории, доминировала приукрашенная картина событий и процессов. После смерти И.В. Сталина и доклада Н.С. Хрущева на XX съезде начался процесс переосмысле­ния прошлого. Подчеркивалась необходимость борьбы с догматизмом и субъективизмом в историческом процессе, не отступая при этом от основ марксизма-ленинизма. В послевоенный пе­риод увели­чилось число научных центров, расширилась подготовка кадров, ожи­вились международные связи советских историков. Основу исторической науки составляли университеты и академические институты. Однако число исторических учре­ждений и их штаты были ограничены. Историей международных отношений занимались в Институте истории, Институте славяноведения, Тихоокеанском институте, Институте мировой экономики и международных отношений. Число университетских кафедр, занимавшихся исто­рией международных отношений, было небольшим. Это кафедры в ВУЗах Москвы, Ленингра­да, Казани, Перми, Томска. В первое послевоенное десятилетие немногочисленной была и историческая периодика. Наиболее крупными журналами исторического плана, выходившими в этот период, были: «Вопросы истории», «Известия Академии наук», «Исторические записки». Ограниченным оставался и доступ в архивы. Однако с середины 1950-х гг. ситуация меняется к лучшему. Этому способствовали экономическое восстановление СССР и возросшая активность страны на мировой арене. В это время несколько ослаб идеологический диктат, в науку пришло новое поколение ученых, менее отягощенных догматизмом и знакомых с достижени­ями зарубежной историографии. В больших городах СССР открылись новые университеты - в Калинине, Иванове, Ярославле, Кемерове, Тюмени, Омске, Барнауле, Красноярске. В университетах из кафедр всеобщей истории выделились кафедры новой и новейшей истории стран Евро­пы и Америки. В 1950-е-1960-е гг. появился ряд новых академических институтов - Институт Африки (1959), Институт Латинской Америки (1961), Институт международного рабочего движения (1966), Институт военной истории (1966), Институт США и Канады (1971 г.). Возросла историческая периодика. Появились журналы «История СССР», «Новая и но­вейшая история», «Латинская Америка», «США: экономика, политика, идеология», «Рабочий класс и современный мир», «Мировая экономика и международные отношения», «Международная жизнь», вестники МГУ и ЛГУ. Стали выходить страноведческие ежегодники - французский, германский, испанский, итальянский, британский. При этом все еще была затруднена работа историков с архивными материалами. Лишь в начале 1990-х гг. этот процесс был несколько облегчен. Для международников важнейшее место среди российских архивов имеет Архив внешней политики России (АВПР). 1,5 тыс. его фондов включают 650 тыс. единиц хранения. Это документы российских и зарубежных учреждений периода XVIII-начала XX веков; переписка царс­кого правительства со своими представителями в Европе, Америке и Азии; от­четы русских дипломатов о важнейших событиях в стране их пребывания. В 1990 г. было принято постановление правительства, по ко­торому все документы этого архива, за редким исключением, по истечении 30-и лет считаются рассекреченными. Благодаря этому решению свет увидели документы, находившиеся под грифом «секретно» с конца 1930-х годов. В результате этого в 1990-1992 гг. вышли сборники документов «Год кризиса, 1938-1939» и «Полпреды сообщают», а также долго не издававшиеся очередные тома документов внешней политики СССР, посвященные 1939 году, да­вавшие уточненную картину накануне второй Мировой войны. Большое значение играет Государственный архив РФ (ГАРФ). Его фонды это более трех миллионов единиц. Осо­бый интерес представляет пе­реписка дипломатических, торговых, военных иностранных предста­вителей в России. Не менее интересен и Центральный государственный исторический архив (ЦГИА). Он содер­жит фонды государственных деятелей и центральных учрежде­ний России. В нем собраны материалы о политических и экономических связях с зарубежными странами. В Российском центре хранения и изуче­ния документов новейшей истории (РЦХИДНИ) имеются полные собрания и отдельные материалы из фондов видных дея­телей рабочего и международного социалистического движения и коммунистической мысли: К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ле­нина, И.В. Сталина, А. Бебеля, К. Каутского, К. Либкнехта, Р. Люксембург, А. Грамши и других, коллекции и документы по истории Великой Французской революции и революций 1848-1949 гг., Па­рижской Коммуны, трех Интернационалов и др. Интересные материалы имеются также в Центральном государственном военно-историческом архиве (ЦГВИА), в отделах рукописей Российской государст­венной библиотеки (РГБ), Российской национальной библиотеки (РНБ), Государственной публичной исторической библиотеки (ГПИБ) и др. Историческая наука второй половины ХХ в. внешне представляла собой успешно развивающуюся дисциплину. Основными направлениями советской историографии стали изучение революций нового и новейшего времени, ме­ждународного рабочего и коммунистического движения, антиимпериалистической и национально-освободительной борьбы, вне­шней политики СССР и международных отношений. В целом развитие отечественной историографии в после­военные годы было неоднозначным. С одной стороны, это был период поступательного развития, на­копления материалов, привлечения новых источников, становления новых областей историогра­фии, было создано немало крупных исследований, получивших признание в мире. С другой стороны, превращение марксизма из метода социально-исторического познания в собрание непререкаемых догм, вело к появлению по­верхностных, политически конъюнктурных работ. С 1985 г. с началом «перестройки» наметилось ослабление и постепенное упразднение един­ственно дозволенной коммунистической идеологии. Однако слом прежних исторических представлений был сопряжен с огромными трудностями. Процесс устранения истори­ческих искажений начался лишь с наиболее явных и одиозных про­явлений. В результате в середине 1980-х гг. среди советских историков определились три подхода к обновлению исторической науки. Большая часть исследователей заняла консервативные позиции, выступая за поверхностное исправление прежних методов, не поступаясь принципами и отвергая саму идею обновления. Другая часть историков, настроенных нигилистически, требовала разрушения всей прежней исторической науки, не находя в ней ничего, до­стойного сохранения. Наконец, третья группа историков выступила за критический анализ прошлого, учет позитивных и негатив­ных уроков развития, документальную аргументированность выводов. Вместе с тем, эта группа, выдвинув столь верные принципы, ратовала за их воплощение лишь на основе марксистско-ленинской методологии. Общая история международных отношений. В исследова­нии истории международных отношений, особенно новейшего времени, накопилось много нерешенных проблем. Многие вопросы ждали своего времени. После войны публикация архивных документов в СССР и за рубежом значительно расширилась, что создало хорошую источниковую базу для развития истории международных отношений. Раннему периоду нового времени посвящена книга Б.Ф. Поршнева (Франция, Английская революция и европейская по­литика в середине XVII в. М., 1970). В ней дается обстоятельная картина постепенного становления англо-французского соперничества за преобладающее влияние в Европе. Автор подчеркнул, что Тридцатилетняя война в сфере международного положения фактически закончилась вничью. Не произошло преобразо­вания Европы в пользу ни одного, ни другого из столкнувшихся военно-политических блоков. Положение в Европе в посленаполеоновскую эпоху, реакционность Священного Союза и нежелание великих держав согласить­ся на Венском конгрессе с проектом объединения Германии хорошо показа­ны в работах Л.А. Зака (Англия и германская проблема. М., 1963; Монархи против народов. Дипломатическая борьба на развалинах наполео­новской империи. М., 1966). Серьезные про­тиворечия, разделявшие страны-победительницы Наполеона, раскрыты в работах, посвященных отношениям России с Великобританией и Францией (Сироткин В. Г. Дуэль двух дипломатий. М., 1966; Виноградов В. Н. Великобритания и Балканы: от Венского конгресса до Крымской войны. М., 1985.). Вместе с тем, пока нет значительных исследований по русско-прусским, русско-австрийским, австро-прусским отношениям этого периода. Это при том, что в 1920-е гг. XIX в. во время обострения Восточного вопроса эти от­ношения имели огромное значение, особенно – тесное сотрудничество России и Пруссии. Внимание многих ав­торов привлекала и проблема Балкан. Среди этих работ выделяется моно­графия И.С. Галкина (Дипломатия европейских держав в связи с освободи­тельным движением народов Европейской Турции в 1905-1912 гг. М., 1960.). Автор осветил методы национального угнетения народов Балкан Османской империей, показал соотношение национально-осво­бодительного и социального движения в Албании, Греции и Македонии. Материалы из Архива внешней политики России позволили историку подробно показать активную политику Великобритании, Австро-Венгрии, России, Франции и Германии, направленную на расширение сферы своего вли­яния в этом регионе. Детально исследован и другой регион напряженности – Дальний Восток. Наиболее полно сделал в своей книге А.Л. Нарочницкий (Колониаль­ная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке. 1860-1895. М., 1956). Он не ограничился изучением дипломатичес­ких событий, а увязал их с внутренними социально-экономическими и политическими проблемами. Справедливо подчеркнув за­хватнические агрессивные цели Великобритании и Франции, автор представил внешнеполитический курс царской России в несколько идеализированном виде. Трудно согласиться с утверждением, будто активность царизма в регионе объясня­лась только тем, что он опасался превращения Китая и Кореи в страны, зависимые от Англии и Франции, а сам не вынашивал планов захватнической политики на Тихом океане. Фундамен­тальным исследованием дипломатии в годы Первой Мировой войны является книга Ф.И. Нотовича (Дипломатическая борьба в годы первой мировой войны. М.-Л., 1947.). Вместе с тем работа требует уточнений в свете опубликованных позднее архивных материалов. Международные отношения после 1917 г. освещены в советской науке с политизированных позиций. Никто из исследователей не вышел за рамки па­ртийных директив и той трактовки событий, которая давалась в офи­циозном двухтомнике «История внешней политики СССР» (М., 1966-1971). Уже само положение его главных редакторов (секретарь ЦК КПСС Б.Н. Пономарев, министр иностранных дел А.А. Громыко, акаде­мик В.М. Хвостов) исключало какие бы то ни было крити­ческие суждения относительно многочисленных искажений и умолча­ний, содержащихся в этом труде. Поэтому работы, выходившие в данный период, не давали возможности воспроизвести реальные события мировой политики. Особенно это касалось характера второй Мировой войны на ее начальном этапе в 1939-начале 1941 гг. Упорно отрицался сговор Гитлера и Сталина - в августе 1939 г. Советско-финляндская война 1939 г. трактовалась как справедливая и оборонительная со стороны СССР, а включение прибалтийских государств в состав СССР изображалось как свободное волеизъявление их населения. (Сиполс В. Я. Советский Союз в борьбе за мир и безопасность. 1933-1939. М., 1974; Галкин А. А., Мельников Д. Е. СССР, западные державы и германский вопрос. М., 1966;). Односторонне исследовались проблемы происхождения «холодной войны». Вся ответственность за противостояние двух сверхдержав возлагалась на США и на фултонскую речь Черчилля (Кунина А. Е., Марушкин Б. И. Миф о миролюбии США. М., 1960.). Однако ход истории, развал СССР, крах социалистической системы поставил иную задачу - исследовать международные от­ношения без тенденциозности, без идеологических стереотипов, на ос­нове всесторонне документированных доказательств. Франковедение – одна из наиболее развитых отраслей исторической науки СССР. Объясняется это давними связими России и Франции, прочными научными традициями в изучении истории Франции. В изучении внешнеполитической истории Франции наибольший ин­терес советских историков вызывала тема франко-русских отношений. Исследованиями были охвачены важнейшие периоды взаимоотношений двух стран: Франция и Россия в период революции 1789 г. (Штранге М. М. Русское общество и Великая французская революция. М., 1956; Джеджула К. Е. Россия и Великая французская революция конца XVIII в. Киев, 1972; Итенберг Б. С. Россия и Великая французская революция. М., 1988; Великая французская революция и Россия. Под ред. А. В. Адо и В. Г. Сироткина. М., 1989.); дипломатические связи в наполеоновскую эпоху (Сироткин В. Г. Дуэль двух дипломатий. М., 1961.), франко-русские отношения в 1820-1830-х гг. XIX в. (Орлик О. В. Россия и французская революция 1830 г. 1968; она же. Передовая Россия и революционная Франция в первой половине XIX века. М., 1973.), Парижская Коммуна и Россия (Кунисский С. Д. Русское общество и Парижская Коммуна. 1962; Итенберг Б. C. Россия и Парижская Коммуна. М., 1971.). Крупным исследователем франко-русских межгосударственных отношений конца XIX в. являлся историк А.З. Манфред (Образование франко-русского союза. М., 1975). Манфред был одним из первых советских историков, получившим доступ к мате­риалам французского МИДа. В этой связи его работу отличает богатая источниковая база. В своем произведении автор рассмотрел геополитические, международные и экономические предпосылки союза двух стран. Центральной идеей монографии историка была его мысль об извечной ценности франко-русского союза – идея, несомненно, навеянная опытом двух мировых войн. В работах о франко-русских отношениях наряду с государствен­ными связями большое место уделялось и связям общественным: рассматривалось влияние французской революции 1789 г. на общественную мысль Рос­сии, приводились материалы об участии россиян в июльской революции 1830 г., разрабатывалась тема франко-рус­ских культурных связей. Под новым углом зрения освещалась и история межвоенной Франции. В рамках данного периода привлекает внимание деятельность крупного специалиста по современной Франции Ю.И. Рубинского (Тревожные годы Франции. Борьба классов и партий от Версаля до Мюнхена (1919-1939). М., 1973). Автор, стремясь выявить причины поражения Франции в 1940 г., приходит к выводу, что они лежат в социальных противоречиях, раскалывавших французское общество на протяжении всего периода после первой Мировой войны. Германистика. История Германии изучалась в отечественной науке выборочно. Если говорить о работах советских историков, посвященных новому времени в истории Германии, то здесь особое внимание исследователей прив­лекали две проблемы – немецкое рабочее и социалистическое движе­ние и внешняя политика кайзеровской империи. Работы, посвященные внешней политике кайзеровской Германии, отличало преувеличение степени ее агрессивности. Это было связано с ленинской теорией империализма, согласно которой Германия неизбежно должна была развязать войну за передел мира. Это преувеличение началось уже в первой крупной монографии по данной проблеме – книге А.С. Ерусалимского (Внешняя политика и дипломатия германского империализма в конце XIX века. М., 1948). Хотя ав­тор и не использовал немецкие неопубликованные архивные документы, он сумел увидеть в череде отдельных и противоречивых событий неожиданные переплетения континентальных и колониалистских линий немецкого внешнеполитического курса. Ерусалимский показал, что руководи­тели германской внешней политики зачастую не предвидели совершенно неожиданных ее пос­ледствий и в результате попадали в зависимость от ими же самими созданных, а затем вышедших из-под их контроля, обстоятельств. Проблеме внешнеполитического курса Германии была посвящена и другая книга А.С. Ерусалимского (Бисмарк. Дипломатия и милитаризм. М., 1968.). В ней автор попытался выявить заро­дыши мировой политики Германии еще в недрах внешнего курса канцлера. Историк затронул проблему возрастания роли милитаризма во всей системе рейха и показал, что хотя Бисмарк всегда опирался на учет реальной расстановки сил в Европе и противодей­ствовал воинственному пылу генерального штаба, его политика, основанная на перманентном использовании военных угроз, не могла не привести к переходу инициативы в руки военщи­ны. Советские историки занимались изучением и более позднего периода истории внешней политики Германии. В частности, ее экспансионистские устремления на Ближнем Востоке в конце XIX-начале XX вв. показаны в работах историка А.С. Си­лина (Экспансия Германии на Ближнем Востоке в конце XIX века. М., 1971; Экспансия германского империализма на Ближ­нем Востоке накануне первой мировой войны (1908-1914). М., 1976.). В них автор подробно раскрыл проникновение Германии в Османскую империю сначала в форме военного сотрудничества и поставок оружия, а затем посредством железнодо­рожного строительства. Ав­тор показал, как накануне первой Мировой войны резко возросло военно-политическое давление Германии на Тур­цию, которая стала ареной деятельности многих немецких финансово-промышленных групп. Силин отметил, что британский и французский капи­тал имели в Турции более сильные позиции, чем немецкий, но Германии удалось это компенсировать своим определяющим влиянием на турецкую армию и правящую верхушку во главе с султа­ном. Германская экспансия в другом регионе в Юго-Восточной Европе освещена в книгах Б.М. Туполева (Экспансия германского империализма в юго-восточной Европе в конце XIX-начале XX в. М., 1970; Германский им­периализм в борьбе за "место под солнцем". М., 1991.). Исследователь показал, что основой этой экспансии был вывоз промышленного и ссудного капитала в Австро-Венгрию и Румынию, которые в результате попали в финансово-экономическую зависимость от Германии. Туполев отметил, что в немецкой экспансии, не только в Европе, но и в других регионах, сложились два направления – прямо аннексионист­ское, которое объединяло крупное юнкерство и магнатов тя­желой индустрии, и экономическое, предпочитавшее мирные методы экспансии и представленное крупными банками, химическими и элект­ротехническими компаниями. Автор, используя отечественные и немецкие архивы, дал обстоятельную характеристику экономи­ческих аспектов германской экспансии. Оценивая общее состояние современной германистики, следует отметить ряд проблем в ее развитии. За последние годы не появилось фунда­ментальных исследований по истории внешней политики Германии. Современные проблемы внешней политики ФРГ освещаются лишь в публицистике и популярной литературе. До сих пор неисследованными или малоисследованными остаются Тридцатилетняя война, идеология национал-социализма, проблема раско­ла Германии, исторические связи России и Германии. Американистика является одной из самых молодых и динамично развивающихся отраслей отечественной исторической науки. Ее формирование началось еще в 1920-1930-е гг. Развитие исторических знаний, рост роли США после второй Мировой войны, противостояние СССР и США усилили потребность в глубоком изучении истории страны. Однако условия для этого в конце 1940-х начале 1950-х гг. были еще неблагоприятными. Идеологический пресс и «холодная война» деформировали подход к историческим исследованиям, особенно это касалось работ по внешнеполитической проблематике, рабочему и коммунистическому движению. Документальная база оставалась слабой, число исследований малым. Лишь после смерти И.В. Сталина наступила либерализация творческой деятельности в исторической науке, в том числе и в американистике. Первым научным центром стал американский сектор Института всеобщей истории АН СССР, созданный в 1953 г. В 1968 г. организован Институт США АН СССР. В 1977 г. на историчес­ком факультете МГУ была основана лаборатория по истории США. В результате подготовки большого числа квалифицированных специалистов увеличился выпуск научной литературы. Полезную роль в повышении профессионального уровня сыграли советско-американские научные контакты: симпози­умы, межуниверситетские обмены лекторами. По истории внешней политики США нового времени существует немалая литература. В ее центре проблема американской экспансии в конце XIX-начале XX веков в бассейне Тихого океана, на Дальнем Востоке и в Латинской Америке. Своего рода эталоном исследований по внешней политике США стали работы А.А. Губера (Филиппинская рес­публика и американский империализм. М., 1948) и А.Л. Нарочницкого (Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Вос­токе, 1860-1895. М., 1956). Эти работы были основаны на глубоком изучении документов со­ветских архивов и американских государственных доку­ментов, в научный оборот был введен широкий круг новых материалов. Историки проанализировали внешнюю политику США, отталкиваясь от ленинского постулата ее обусловленности перерастанием американского ка­питализма в монополистическую стадию. В этой связи исследователи стремились показать экономические и стратегические интересы США в том или ином ре­гионе. В этот период всесторонне была изучена и доктрина «откры­тых дверей» в Китае, пролагавшая путь экономической экспансии США. Разработкой данного аспекта занимались историки А.А. Фурсенко (Борьба за раздел Китая и американская докт­рина открытых дверей. М-Л., 1956), Р.М. Бродский (Американская экс­пансия в Северо-Восточном Китае, 1898-1905. М., 1965), С.Б. Горелик (Политика США в Маньчжурии в 1898-1903 гг. и доктрина "открытых дверей". М., 1970). Другая группа исследователей сосредоточилась на изучении борьбы США за ов­ладение рядом островов на Тихом океане. Наибольшее внимание было приковано к экономи­ческой и политической экспансию США на Гавайских островах с на­чала XIX в. до аннексии их в 1898 г. Эту тему затрагивали Г.П. Куропятник (Захват Гавайских островов США. М., 1958) и Д.Д. Тумаркин (Гавайский народ и американские колонизаторы, 1820-1865. М., 1971). Значительное количество работ появилось и по истории взаимоотношений США со странами Латинской Амери­ки. Одной из первых бы­ла монография Л.И. Зубока (Империалистическая политика США в стра­нах Караибского бассейна. М.,1948). Вслед за ней вышли в свет исследования, посвященные испано-американской войне 1898 г., ин­тервенции США в зоне Панамского перешейка, вмешательству США в мексиканскую революцию 1910-1917 гг. Одной из наиболее известных работ по данной тематике является книга Н.Н. Болховитинова (Доктрина Монро (Происхождение и характер). М., 1959). В ней автор выступил против сложившихся представле­ний об угрозе интервенции Священного Союза в Латинскую Америку в начале 1920-х гг. XIX в. и связал появление доктрины Монро с внутренними потребностями развития капитализма и плантацион­ного рабства в США. Болховитинов стремился показать противоречивый характер докт­рины Монро, переплетение в ней антиколониальной направленности с экспансио­нистскими тенденциями. Одновременно изучается формирование внешнеполитической идеологии США на рубеже XIX-XX вв. Исследованию вопроса посвящена монография И.П. Дементьева (Идейная борьба в США по вопросам экспансии (на рубеже ХIХ-ХХ вв.). М., 1973). В этой работе показано формирование экспансионистской идеологии США в сфере исторических, социологи­ческих и теологических теорий, дается анализ концепции «американской исключительности». Успешно изучается история взаимоотношений России и США. Крупнейшим авторитетом в этой области являет­ся, упомянутый выше, Н.Н. Болховитинов. Его работы, (Становление русско-американских отношений, 1775-1815. М., 1966; Русско-американские отношения, 1815-1832. М., 1975), основаны на изучении материалов архи­вов обеих стран и получили международное признание научной общест­венности. Тему российско-американских отношений в области экономических, культурных и других связей продолжили Г.П. Куропятник (Россия и США: экономические, культурные и дипломатические связи, 1867-1881. М., 1981), А.А. Фурсенко (Нефтя­ные тресты и мировая политика. 1880-е годы-1918. М.-Л., 1965), В В. Лебедев (Русско-американские экономические отношения (1900-1917 гг.). М., 1964), Р.Ш. Ганелин (Россия и США, 1914-1917. Л., 1969). Большой шаг вперед отечественная историография сделала и в изучении истории внешней политики США в новейшее время. Обстоятельно разработана исто­рия внешней политики США в межвоенный период, в частности, роль США в созда­нии Версальско-Вашингтонской системы, отношение к Лиге Наций, изоляционизм 1920-х годов. Важной внешнеполитической темой стали советско-американские отношения. Они начинаются с исследования политики США по отношению к Советской России и американского участия в интервенции. Если в советской литературе 1920-1930-х гг. США представлялись второстепенным ее участником, то в 1940-1950-х гг. произошел резкий поворот. В условиях «холодной войны» и обострения международной напряжен­ности появилось работы, чьи авторы стремились доказать, что США являлись самым непримиримым врагом Советской России и наиболее активным участником вооруженной интервенции. Среди таких авторов назовем А.В. Березкина, А.В. Гулыгу, А. Геронимусу. В работах, вышедших в конце 1960-х - начале 1970-х гг. и написа­нных с менее предвзятых позиций, наблюдается отход от столь одиозного толкования событий. Исследователи Е.И. Попова (Политика США на Дальнем Востоке (1918-1922). М., 1967), Л. Гвишиани (Советская Россия и США (1917-1922). М., 1970), М.И. Светочев (Империалистическая интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке (1918-1922), Новосибирск, 1983.) в своих исследованиях отмечают наличие различных группи­ровок в американском руководстве, указывают на колебания в политике США по отношению к России и выявляют противоречия в лагере государств-участников интервенции, что существенно ограничивало размах вооруженного вмешательства. Из работ, посвященных внешней политике США в период второй Мировой войны выделяются монографии Д.Г. Наджафова (Нейтралитет США 1935-1941. М., 1990) и Г.Н. Севостьянова (Европейский кризис и позиция США. 1938-1939. М., 1992). Как известно, в советской историографии господствовал взгляд, согласно которому Англия и Франция, за спиной которых стояли США, подталкивали фашистскую Германию к агрессии против СССР. В результате конфликт, приведший к войне, сводился к противоречиям между социализмом и капитализмом. Исследователь Наджафов выдвинул точку зрения, что реальный конфликт состоял в противоречиях между демократией и тоталитаризмом. Автор критикует политику нейтралитета США и считает, что ее корни лежали в традиционном американском изоляционизме, но в новых условиях она была ошибочной. И, тем не менее, развитие событий, подчеркивает автор, привело США в лагерь антифашистской коалиции. Работа Севостьянова затрагивает сложнейшие проблемы самого кануна войны. Автор показывает механизм выработки и осуществления внешней политики в СССР, США, Англии, Франции, Германии, Италии и ряде других стран. На важнейший вопрос - кто виноват в том, что фашистская агрессия все же была развязана, Севостьянов отвечает , что вина в большей или меньшей степени лежит на всех участниках будущей антигитлеровской коалиции. Документальная база монографии обширна, в ее основе лежат архивы США и России. Когда на смену сотрудничеству СССР и США в годы второй Мировой войны пришла конфронтация, получившая название «холодной войны», советско-американские отношения оказались в центре международных отношений. Это противостояние определило идеологизированность и политизацию исторических работ, наложило отпечаток на методы анализа, затронуло различные аспекты осве­щения послевоенной внешней политики США. В советской историогра­фии утвердилась точка зрения, что основной задачей внешней политики США в 1940-1950-х гг. было стремление не допустить социалистических революций в Западной Европе. Активно проводилась мысль о стремлении правящих кругов США к мировому господству. Советские историки писали о мессианстве американской внешнеполитической мысли, об антикоммунизме как движущей силе процесса формирования американской внешней политики. Лишь в начале 1990-х гг. в отечественной американистике наметился отход от односторонних обвинений США в возникновении «холодной войны» и утверждается идея об обоюдной ответственности США и СССР за эту конфронтацию. Следует отметить, что основательных работ о «холодной войне» пока нет, но существует немало исследований, анализирующих различные ее аспекты. Одна из таких работ - монография В.Л. Малькова (Манхэттенский проект. М., 1995). Работа построена на анализе материалов архивов США и Архива внешней политики России. Автор доказывает, что атомное оружие в США было создано отнюдь не для поражения Японии, а с целью использования «атомной дипломатии» для давления на СССР. Это вызвало ответную форсированную работу Советского Союза над созданием аналогичного оружия. В результате военное соперничество двух великих держав отравляло общественную атмосферу, породило шпиономанию и ксенофобию, что и стало важным фактором начала «холодной войны». Латиноамериканистика - самая молодая отрасль исторической науки. В дореволюционной России история ЛА фактически не изучалась. Это было следствием слабого развития политических, экономи­ческих и культурных связей Росси с государствами региона. Изучение истории ЛА нача­лось лишь в советское время, с конца 1920-х гг. После второй Мировой войны, когда отношения СССР со странами ЛА расширились, появилась необходимость их лучшего знания, и изучение истории ЛА продвинулось вперед. Рубежом, определившим сдвиг в изучении истории стран ЛА, стала середина 1950-х гг. Критика Сталина, демократическое движение в ЛА, победа кубинской революции вызывали интерес общественности. В эти годы произошли важные изменения в организации рабо­ты латиноамериканистов. В 1961 г. в Институте истории АН СССР был образован сектор истории стран ЛА. Для разработки современных проблем латиноамериканистики в Академии наук был создан Институт Латинской Америки (ИЛА). С 1969 г. стал издаваться журнал «Латинская Америка». Исследования велись в Институте этнографии, Институте мировой экономики и международных отношений, Институте международ­ного рабочего движения. Большую роль в подготовке молодых специалистов сыграла кафедра новой и новейшей истории МГУ. Все это привело к росту исследовательской работы. Были созданы работы, охватывающие широкий круг проблем. Изучение международных отношений и внешней политики стран ЛА – существенное направление деятель­ности историков-латиноамериканистов. Особое внимание уделялось взаимоотношениям США со странами ЛА, исторической эволюции внешней политики США, начиная с завоевания латиноамери­канскими странами независимости и до современности. Существующая по данной проблематике историческая литература весьма обширна. За послевоенные годы опубликовано около 160 работ, посвященных взаимоотноше­ниям США с их южными соседями и современной политике стран региона на мировой арене. Наиболее подробно проблемы развития латиноамериканской политики США в межвоенный период, ее эволюция от интервенционизма к политике «доброго соседа» прослежено в работах С.А. Гонионского (Латинская Америка (1939-1945). Очерки дипломатических отношений. М., 1960.) и И.И. Янчука (Политика США в Латинской Америке (1939-1945) М., 1975;. Политика США в Латинской Америке (1918-1928). М., 1982). Проблемы послевоенных отношений США со странами Латинской Америки привлекли особое внимание исследователей. Наряду с работами, содержащими общую характеристику латино­американского курса США, исследователи уделяли внимание и его отдель­ным аспектам: идеологическим и политическим концепциям, лежащим в основе внешнеполитического курса США, их экономической и военной политике в Южной Америке (Глинкин А.Н., Мар­тынов Б.Ф., Яковлев П.П. Эволюция латиноамериканской политики США. М., 1982; Вольский В. В. Латинская Америка, нефть и независимость. М., 1964; США и Латинская Америка. М., 1978; Федоренко Е. Н. Транс­национальные корпорации США в Латинской Америке. М., 1975.). Менее изучены двухсторонние от­ношения США и отдельных государств ЛА. Исключение составляет лишь политика США в отношении Мексики и Кубы. В рамках данных работ освещены такие важные темы как война США про­тив Мексики в 1846-1848 г., отношение США к мек­сиканской революции 1910-1917 гг., политическая и экономическая активность США на Кубе в начале XX века. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что латиноамериканские государства все активнее выступают в исследованиях не только как объект внешней политики великих держав, но и как самостоятельные субъекты международных отношений. Коллектив ученых ИЛА в этой связи подготовил ряд иссле­дований о тенденциях развития межгосударственных отношений в Южной Америке за послевоенные десятилетия (Некоторые вопросы межлатиноамериканских отношений. Отв. ред. А. С. Ковальская. М., 1976; Межгосударственные отношения в Ла­тинской Америке. Отв. ред. А. Н. Глинкин. М., 1977; Внешняя политика стран Латинской Америки после второй мировой войны. Отв. ред. Б. Н. Гвоздарев. М., 1975.). В этих работах под­нимаются такие проблемы, как сотрудничество стран региона в борь­бе против трансконтинентальных корпораций за контроль над при­родными ресурсами, движение за коллективную безопасность на кон­тиненте и т.д. Опубликованы также монографии о внешней политике отдельных государств: Аргентины, Чили, Перу. Прогресс в изучении истории стран ЛА очевиден. Отечественная латиноамериканистика стала зрелой отраслью исторического знания и уверенно вышла на международную арену. Ранее в изучении ЛА доминировали Испания и США. В результате все это определило значительный интерес за рубежом к разработкам отечественной латиноамериканистики. В странах ЛА, США и Европы появились переводы отдельных моногра­фий; нередки публикации статей историков-латиноамериканистов в зарубежных научно-политических журналах. Выросли международные научные связи отечественных латиноамериканистов. Если ранее прева­лировали научные связи с латиноамериканистами Восточной Европы, то в 1980-е гг. усилились контакты с исследовательскими центрами ЛА, США и Западной Европы. Были заключены соглаше­ния о научном сотрудничестве с университетами Колумбии, Венесуэ­лы, Аргентины, Мексики, Ассоциацией латиноамериканских ис­следований (США). Таким образом, несмотря на большое количество работ по истории международных отношений, особенно новейшего времени, все еще имеется целый ряд неизученных вопросов. Это относится, в частности, к таким про­блемам как влияние научно-технической и информационной революции на международные отношения, военные конфликты и кризисы второй половины XX в., современные международные экономические отношения, влияние на них демографических сдвигов и интеграционных про­цессов, сотрудничество и противоречия трех экономических центров современного мира - США, Японии и Западной Европы, кризисы в от­ношениях между отдельными странами социалистической системы. Из сюжетов более раннего времени слабо изучены международные отношения XVIII в., проблемы складывания военно-политических союзов в конце XIX-начале XX вв. и взаимоотношения между их участниками, балканская проблема в годы первой Мировой войны, роль Версальской системы в международных отношениях межвоенного периода, дипломатия нацистской Германии, фашистской Италии и милитаристской Японии, роль и место ЛА в системе международных отно­шений нового и новейшего времени и др. Поле деятельности для историографии международных отношений весьма обширное. Историография международных отношений Великобритании второй половины XX в. Состояние исторической науки в Великобритании. Сегодняшнее состояние британской историографии международных отношений во многом определяется тем местом, которое страна заняла в послевоенном мире. Основные направления исторической науки Великобритании согласуются с современными тенденциями гуманитарного знания Европы и Америки. При этом британская историография обладает характерными чертами, которые формируют ее самобытный облик. Сообщество британских историков состоит из профессионалов, работающих в высшей школе, исследовательских учреждениях и исторических обществах. Подготовка этих кадров осуществляется в университетах, политехнических институтах и высших колледжах. Основными центрами образования историков в Великобритании остаются Кембридж и Оксфорд. Они сохранили статус привилегированных высших учебных заведений, высокий престиж дипломов и научных степеней. В послевоенный период роль старых университетов в подготовке историков начинает оспаривать Лондонский университет. Новым явлением в организации исторического знания в Великобритании стали страноведческие центры при вузах и научных институтах. В число приоритетных направлений научных изысканий вошли европейские исследования. В 1960-1970-е гг. были введены специализации по истории и культуре скандинавских стран, начались разработки проблем испанской истории и культуры. В 1960-1980-е гг. самостоятельное значение приобрело исследование истории славянских народов, русской и советской истории и культуры. Ведущее положение среди научных центров заняли Школы славянских и восточноевропейских исследований, созданных при университетах Лондона и Глазго. Крупными центрами в тех же областях стали Бирмингемский и Кильский университеты. После войны повысилось внимание к американской и латиноамериканской истории. В 1960-1970-е гг. в университетах была открыта специализация американистики. При Даремском университете с середины 1950-х гг. стала работать Британская ассоциация американских исследователей. В 1965 г. при Лондонском университете открылся Институт США. В 1964-1966 гг. были открыты университетские центры и институты, занимавшиеся латиноамериканскими исследованиями. Важное место в организации исторического знания занимают исторические общества. После войны ведущие позиции продолжало занимать Королевское историческое общество. Оно публиковало исторические документы, работы молодых ученых, проводило конференции по дискуссионным проблемам. Историческая ассоциация, чья цель - содействие изучению и преподаванию истории, повышение общественного интереса к истории. К середине XX в. основными отраслями исторического знания в Великобритании были политическая, экономическая и социальная история. В конце 1950-х-1960-е гг. в полный голос заявила о себе «новая историческая наука». В британской исторической науке историография международных отношений и внешней политики традиционно остается отраслью политической истории. В настоящее время она не представляет собой единого целого и подразделяется на: внешнеполитическую историю, которая изучается преимущественно в рамках дипломатической истории и охватывает взаимоотношения Великобритании с европейскими странами, США и Японией; военную и стратегическую историю, включающую сюжеты военного, военно-морского, ядерного и прочих видов соперничества с другими странами и историю локальных и мировых войн с участием Великобритании; имперскую историю и историю отношений Великобритании со странами Содружества наций, в которой исследуются проблемы британской колониальной политики и деколонизации; политическую биографию. До середины 1960-х годов XX в. историография истории Британской империи и Содружества существовала достаточно обособленно от ее внешнеполитической и военной истории. Лишь в 1970-1980-е гг. произошло сближение внешнеполитической истории Великобритании с историей международных отношений. Это способствовало обогащению истории внешней политики за счет включения в нее проблем истории британского империализма, опыта Британского Содружества наций, упадка мирового могущества Великобритании и т.п. Значительно упрочились связи внешнеполитичекой истории с военной историей. Введение в 1970-1980-е гг. междисциплинарного подхода в историографию внешней политики заметно изменило ее облик. Если прежде она представляла собой насыщенное историческими фактами последовательное описание событий внешнеполитической истории и деяний наиболее видных политиков, дипломатов, полководцев и т. д. То в наши дни историография внешней политики стала более аналитичной. Но, тем не менее, из всех частей, составляющих современную британскую историческую науку, внешнеполитическая сфера больше других сохранила в себе качества традиционной британской историографии. Основные направления историографии внешней политики Великобритании. Историография нового времени. Сейчас в британской историографии международных отношений основное внимание уделяется изучению следующих аспектов внешнеполитической истории: исследование процесса выдвижения страны в разряд великих держав в конце XVIII - первой половине XIX в.; исследование принципов формирования ее европейской политики: поиск причин постепенной утраты монопольной позиции Британии в мире в конце XIX - первой половине XX в.; объяснение новой внешнеполитической реальности для страны после второй Мировой войны. Все более актуальным в последние годы становится исследование соотношения имперских ценностей Великобритании с ее европейскими интересами в новое и новейшее время. В работах 1960-1980-х гг. британская внешняя политика раннего нового времени интерпретировалась как политика, обусловленная экономическими, технологическими и оборонительными потребностями государства. В итоге соперничество с Нидерландами, Скандинавскими странами и Францией представлялось необходимостью и средством самозащиты. Теми же причинами объяснялась и активизация британской колониальной экспансии во второй половине XVII-ХVIII в. Такая же апологетическая трактовка внешнеполитического курса была и в работах, посвященных истории Британии конца XVIII - первой половины XIX в. Среди основных проблем, рассматриваемых в контексте внешнеполитической истории были: взаимоотношения с революционной и наполеоновской Францией; участие Великобритании в создании т.н. европейской «концертной» системы; начало преобразования Британской колониальной империи в связи с Американской и промышленной революциями. Среди британских историков сложились разные взгляды на историю Великобритании. Авторы либерального направления (Д. Хорн, К. Борн, М. Чемберлен и др.) исследовали внешнеполитическую историю Великобритании с позиции европеизма и считали, что британское государство не стремилось к величию и мировому первенству; все это пришло естественным путем - благодаря географическим особенностям страны, высоким темпам индустриализации, раннему утверждению демократических принципов. Либеральные историки последовательно проводили мысль о том, что Великобританию вполне устраивала идея равенства положения с такими державами, как Франция, Австрия, Россия и Пруссия, во имя сохранения мира и безопасности на континенте. И сложившаяся на Венском конгрессе новая система международных отношений неуклонно соблюдалась британским правительством. Авторы консервативного направления (Дж. Джонс, И. Кристи) придерживались версии об изначально существовавшем первенстве Великобритании среди европейских стран, которое давало ей основание выступать организатором и гарантом мира в Европе. По их мнению, Британия сознательно стремилась стать первой державой мира, так как это был шанс обезопасить себя от угрозы вторжения с континента. Определяющим в аргументации консерваторов служил национальный интерес, который подразумевал совокупность личных и групповых интересов (монарха, аристократии, торговых и промышленных кругов). Историография новейшего времени. Первая и Вторая Мировые войны. Весьма разнообразной по проблематике выглядит историография внешней политики Великобритании второй половины XIX - начала XX в. Значительное место в ней занимают труды по дипломатической и военной истории, работы о складывании новой системы международных отношений в условиях обострения соперничества между ведущими западными державами и роли Великобритании в ее формировании, а также труды по предыстории и истории первой Мировой войны. Следуя традиции, исследователи 1970-1990-х гг. продолжали подчеркивать оборонительный характер внешнеполитических акций британского правительства. Историки как консервативной так и либеральной ориентации объясняли переход Великобритании от изоляции к блоковой политике в начале XX в. ее стремлением сохранить баланс сил в Европе и мире, остановить территориальную экспансию Франции, России и Германии. Вместе с тем в работах явно звучит и упрек в адрес правительства, которое, думая о мире, позволило другим державам втянуть Великобританию в мировую войну. По убеждению авторов, осознание правительством начала упадка мировой мощи Британии породило страх перед будущим и стремление одновременно защищать империю и сохранять равновесие сил в Европе. В историографии новейшей истории во многом по-новому освещены проблемы межвоенного периода 1918-1939 гг. и причины вступления Великобритании во вторую Мировую войну. В связи с открытием в конце 1960-х гг. документов государственного архивного фонда по предыстории войны укрепилась тенденция пересмотра предвоенного внешнеполитического курса страны. Инициатива пересмотра исходила от историков консервативного направления и получила в британской историографии название «ревизионистского». Основой для его формирования стали документы 1930-х гг. В них консервативные историки изыскивали доводы, которые подтверждали бы, насколько мало возможностей для маневра имело британское правительство во взаимоотношениях с фашистскими государствами накануне войны. Историки-ревизионисты (К. Робинс, М. Коулинг, Д. Томсон) стремились утвердить тезис о вынужденности политики «умиротворения» проводившейся Чемберленом, который с ее помощью добивался поддержания статус-кво в Европе. Таким образом, политика «умиротворения» в интерпретации историков-консерваторов выглядела сугубо прагматической. «Ревизионистская» интерпретация предвоенной британской внешней политики стимулировала новые исследовательские направления в историографии последней трети XX в. Так, либеральные историки усилили внимание к разработке экономических основ политики «умиротворения» и ее военно-стратегических аспектов. В ряде работ содержалась попытка дать более тщательное обоснование внешнеполитического курса британского правительства в 1930-е гг., увязать принятие им решений в отношении Германии и стран Центральной и Восточной Европы с экономической нестабильностью внутри страны, нежеланием увеличивать и без того тяжелое бремя гонки вооружений, осложнявшее экономическое развитие Великобритании в предвоенные годы. В конечном счете, не снимая с британского правительства ответственности за политику «умиротворения», авторы характеризовали ее как часть государственной оборонительной политики. Зависимость историографических подходов и построений от политической конъюнктуры особенно четко прослеживалось в работах, посвященных послевоенной британской внешней политике. Это заметно в выборе проблематики исследований и в непосредственной связи аргументации авторов с содержанием общественно-политических дискуссий о месте Великобритании в современном мире и ее внешнеполитических ориентациях. Характерной чертой стали обобщающие работы, которые содержали не только анализ современного правительственного курса и прогностические оценки, но и ретроспективный обзор ведущих направлений внешней политики британского государства новейшего времени. В отличие от литературы по более ранним периодам британской истории в таких исследованиях было выражено стремление авторов к воссозданию истории внешней политики как непрерывно развивающегося, синтетического (многофакторного) явления общественной жизни. Историография британского колониализма и деколонизации. Огромную массу историографии международных отношений Великобритании образует литература по проблемам колониализма. В рамках данного вопроса вызывают интерес: организация административного управления колониями и доминионами; взаимоотношения британской метрополии со странами, входившими в ее состав; причины упадка британской колониальной системы. Рост интереса к этой тематике был обусловлен социально-политическими реалиями второй половины XX в. Исходя из изменившегося положения страны в мире, британские историки были вынуждены переписывать ее историю заново. В 1960-1980-е гг. решительному пересмотру подверглось содержание базового понятия «империализм». В соответствии с традиционной трактовкой империализм понимался как торговая, территориальная и экономическая экспансия западных стран, обусловившая создание и расширение колониальных империй. Рост интереса к этой тематике и новые ее интерпретации в большой степени обусловливались социально-политическими реалиями второй половины XX в. Историки переписывали всю историю британской империи заново, исходя из изменившегося положения Великобритании в мире. Начало пересмотру этой трактовки в 1950-е-начале 1960-х гг. положили консервативные историки Р. Робинсон и Д. Галлахер. Их идея состояла в том, что империализм лишь отчасти обусловлен внутриевропейскими экономическими и политическими факторами, чье значение перекрывалось влиянием причин, возникших вне Европы. По версии исследователей, содержание британской колонизации определялось не столько правительством Великобритании, сколько прагматическими интересами местных элит и переселенцев. Как пример, историки приводят экспансию Британии в Африке. Согласно версии Робинсона и Галлахера, на протяжении XIX в. британская имперская политика сводилась к минимуму и проявляла себя лишь в контроле зависимых территорий. Переход же к открытой аннексии африканских стран в 1880-1890-е гг. XIX в. был обусловлен не отказом Великобритании от испытанной политики, а опасностью, которая исходила от националистических движений в Египте и Южной Африке, которые угрожали имперским интересам Великобритании и безопасности ее торговых морских маршрутов в Индию и Австралию. В этой связи опасения британского правительства по поводу безопасности судоходства через Суэцкий канал привели к вынужденному захвату Великобританией Египта. Это, в свою очередь, спровоцировало активность Франции в Западной Африке (с целью не допустить возрастания британского влияния на африканском континенте) и так далее. В конечном счете, как полагали Робинсон и Галлахер, европейские державы боролись в Африке между собой, а отнюдь не за обладание Африкой. Когда же раздел был завершен, Великобритании не оставалось ничего другого, как взять новые территории под прямой контроль. Так, по мнению Робинсона и Галлахера, возникла Британская империя. Раздел был совершен во имя сохранения «старой» империи, а не создания «новой». В данном случае политические и дипломатические соображения европейских стран превалировали над экономическими соображениями. Экономическое освоение колоний возникло лишь вследствие раздела. Таким образом, империализм не был причиной раздела. Он стал его результатом. В последней трети XX в. проблемы имперской истории все чаще стали рассматриваться в русле «синтетической» истории международных отношений. Изучение вопросов британской имперской политики непосредственно связывалось с сокращением мировой роли Великобритании в процессе деколонизации, переориентацией современного британского государства на страны континентальной Европы. Новая историографическая ситуация побуждала британских историков (Д. Филдхауз, Р. Хайем, Дж. Мартин, К. Уилсон) к основательной ревизии содержания самого понятия «Британская империя». Условной стала представляться сама реальность существования Британской империи. Как отмечал Р. Хайем, «Британская империя всегда оставалась проектом и существовала только в воображении». Намерения британских историков пересмотреть содержание понятий «империализм» и «Британская империя» органично включались в широкую тенденцию сущностного переосмысления империализма, колониализма и деколонизации. Творчески перерабатывая и соединяя в целое фрагменты воззрений К. Маркса, Ф. Энгельса, А. Грамши и других «властителей умов» Запада, историки стремились представить империализм, колониализм и деколонизацию в виде многообразных историй культурных взаимодействий. Под воздействием постколониальных исследований заметно изменилась проблематика истории британского империализма, колониализма, Содружества наций, которая разрабатывалась в британской историографии. Первостепенное внимание исследователи стали уделять изучению специфики и динамики культурных взаимодействий британской метрополии, доминионов и колоний в XIX-XX вв. В целом историография международных отношений Великобритании второй половины ХХ в. представляет собой весьма динамично развивающуюся отрасль исторического знания. В новых условиях послевоенного развития страны она сумела реогранизоваться, пересмотреть многие аспекты, ранее казавшиеся незыблемыми, уйти от той закостенелости и традиционализма, которые были столь присущи внешнеполитической историографии Великобритании в предыдущие периоды ее развития. На сегодняшний день, это одна из ведущих историографических школ в Европе и мире.