Система мировых эпох. Часть 4

[Лекция 22) 23 января. ^ XXII. Мы дали только общую формулировку сверше­ ния; в сущности, этот результат получила уже прежняя философия, а именно в понятии потенций, поскольку они суть потенции ннтерпорности, пли субъективности, и поскольку они восходят от объективному к субъективно­ му. Итак, тайну мирового процесса составляет победа над объективным, которой мало-помалу, ступень за ступенью добивается субъективное, хотя объективное постоянно пытается взять реванш. Однако это выражение остается неопределенным, поскольку еще не сказано, что мы по­ нимаем под объективным и субъективным. Значит, в должной мере свершение еще не прояснено. Здесь следует заметить, что это свершение есть результат того, что мы узнали, рассматривая прежние философские системы. Но утверждать это я могу только в историческом смысле, а именно постольку, поскольку я, хоть н в высшей степени случайным образом, проложил этот путь вместе с Вами, чтобы подвести Вас к этой цели. Но наука не может повторять это везде и всегда лишь историческим путем. Ведь на этом пути могло явиться и много несущественно­ го, но сфере науки принадлежит только существенное. Стало быть, это свершение должно быть представлено так, как представляет факты наука, разворачивающаяся совершенно независимо от исторического. Это представ­ ление, сконцентрированное только на существенном, рас­ кроет полное содержание этого свершения, даст ему пос­ леднее решающее определение и п о к а ж е т , что он является результатом прежней философии и каким обма­ ном приходит к нему прежняя философия. К этому я должен присоединить еще одно пояснение, касающееся последней философии, пли философии тождества, кото- рую использовали далеко не лучшим образом', в чем мне приходится винить себя самого, ибо я ошибочно пытался представить мою счастливую находку a priori, т.е. на основе разума. Этот пункт навязало мне мое время, ведь это вообще чрезвычайно трудно --• быть совершенно не­ зависимым от своего времени. Даже когда кто-нибудь пытается в чем-то превзойти свое время, он в чем-то другом может легко попасть под его власть. Но истинная философия никогда не потерпит, чтобы это ложное на­ правление было доведено до самых крайних и отврати­ тельных выводов. Этот пункт сочли улучшением той сис­ темы; да, это улучшение, но в совершенно другом смысле. Я поясню это на примере. Допустим, кто-то нарисовал человека. Идея этого человека, которую он имел, могла быть правильной, но в его рисунке могло быть много ошибочного и такого, что человеку не присуще. Он сам может быть этим недоволен; но если один стремится все более и более усовершенствовать человеческое, то другой может стремиться к тому, чтобы все более отчетливо представить обезьянье или сделать / 8 9 / обезьяньими те черты, что были нарисованы вначале. — Теперь переидем к чисто научному аспекту свершения. Конечно, прежде всего философия должна рефлектировать над собой, по­ скольку для нее дело идет о познании. Значит, она должна рассматривать природу и способ этого познания, природу познающего вообще. Поэтому Кант был прав, когда пола­ гал начало философии в критике познания 2 , — если бы МЛ: Ошибка натурфилософии Шеллинга. МЛ: Это было бы совершенное самопознание. Разум желает измерить собственные границы, подвергнуть критике себя само­ го — собственно говоря, это так же невозможно, как невозмо­ жно глазу увидеть себя без помощи зеркала. (Так др. [угие] желали измерить границы своей внутренней природы, но высво­ бодили тот бешеный огонь, что заключен в бездне человеческого сердца, разожгли тот вулканический пожар и возбудили тот пламенеющий голод, который, будучи предоставлен сам себе, утихает лишь вместе с полным разрушением человеческой при­ роды, когда от нее остается только горстка пепла. Собственно, uro лишь повторение первородного греха, пробуждение спящей, латентной силы, с которой думают совладать, тогда как она, выйдя из потенциальности и став реальной, в благодарность за свое освобождение разорвет освооодителя на клочки. Мы и в самом деле утратили всякий св. [ященный] трепет перед бездной нашей природы, тот трепет, который у древних был высшим только это было так легко и если бы эта абстракция была осуществима! Мыслители представляли себе самих себя, ограничиваясь познанием и полностью исключая бытие, в надежде, что с познанием будет легче управиться, чем с бытием, а затем, на основе познания, можно будет отыскать легкий и простои путь в бытие. Однако эта аб­ стракция, если не видеть в ней иллюзии, рушится. Что в этом случае делать, как познать познание? Познавая познание, мы делаем его объектом, т.е. объявляем сущим. Я не могу избежать этого бытия, поскольку познающее и познаваемое суть сущие, и именно это — что они оба суть сущие — является для них общим. Поскольку я исхожу из познания, я могу полагать познание как преимущест­ венное бытие, а другое, познаваемое, — как меньшее бытие, или — в отношении к первому — как несущее. Так поступил Картезий, который полагал бытие в позна­ нии именно как в познании. Однако его cogito не ограни чено мышлением. Мышление относится к познанию как субъект к объекту. Мышление представляет собой идеа­ льное, познание — реальное. Но Картезий относит к мышлению и самое обычное ощущение. Он считал необхо­ димым представить сущее положенным вместе с познаю­ щим, т.е. был вынужден сомневаться в существовании того, что имеет место только как познаваемое, и лишь затем сумел выработать субъективное убеждение, позво­ лившее ему признать и то второе бытие. Таким образом, освободить познание от бытия невозможно; поэтому по­ знающему трудно признать бытие, а именно признать, что оно имеет место вне познания: все недуховное может существовать только в представлении etc. Это положение разработал идеализм, однако немецкий мир уже убедился, что едва ли кто-то еще найдет слушателя для подобных суждений. К тому же этот способ выходить из затруднения идет вразрез с договором между философией и нефилосо­ фией, по которому философ должен объяснять мир: он управляется с этим чересчур легко, когда отсекает от мира проявлением религиозности. Мы желаем, чтобы все стало от­ крытым, чтобы все внутреннее превращалось во внешнее и наоборот, чтобы в конце концов человеческий дух был доступен, словно букварь, всякому глупцу. Вот тогда-то и наступит время покоя — над потухшим вулканом, подлинно блаженная жизнь пемзы!!... значительную его часть, как если оы хирург, поооещав мне исцелить ногу, решил ее для этого ампутировать. Итак, философия должна начинать с предпосылки, / 9 0 / согласно которой и непознающая часть природы имеет бытие, и хотя это не то столь высокое бытие, как бытие познающего самосознания, но все же эта часть не явля­ ется совершенно не-сущей, так что если она и имеет в сравнении с другим бытием относительное небытие, тем не менее она по-своему она есть сущее. В этом смысле понималось (хг) öv 1 , истинное объяснение которого имеет­ ся уже у Плутарха: оно состоит в том, что следует различать \лц stvoa и (xri öv e l v a i . Правда, под бытием преимущественно понимается осознанное бытие, но, как показал уже Платон в «Софисте» 2 , грек не думает, что по этой причине другого бытия вообще нет. То, что бытие низшего вида познается все же как по-своему сущее, относится к необходимым предпосылкам. Если теперь мы должны ответить на вопрос, каким образом это низшее бытие есть сущее, то прежде всего следует понять, что оно никак не может быть свободно от бытия познания. Правда, если мы хотим довести до предела это его опре­ деление, но которому оно не есть познающее, т.е. опре­ делим его как то, в чем нет совершенно ничего от познания, что лишено какого бы то ни было познающего принципа 3 , то прежде всего мы столкнемся с сомнением в этом бытии. Однако то, благодаря чему оно есть сущее, есть мера и граница в нем, каковые не могли выйти из бытия, ибо бытие само ограничено; но то, чем оно огра­ ничено, в себе безгранично*. То, что производит ограни­ чение, может быть лишь противоположным бытию огра­ ничивающим принципом. Это слепое и безграничное бытие, которое производит форму познаваемости и явля­ ется ее причиной. Этот принцип может быть и причиной самопознания; или другими словами: причина познавае­ мости и причина познающего бытия суть одно и то же; благодаря ей одна форма пребывает как форма познава­ емости, тогда как другая форма благодаря этой же прц- 1 МЛ: (\щ öv) 2 ПР: Ср.: Софист, 255 е 8 — 257 с 4. 3 МЛ: т.е. совершенно мертво, без малейшего следа жизни 4- МЛ: То, что есть в вещах, есть Вот. Дионисии Ареопишт. чине возвышается до познающего. Познание не может быть свободно от принципа познания: поэтому принцип познания не исключен из познаваемой части. Стало быть, на всем познаваемом должен лежать отпечаток познаю­ щего. Познающее и только лишь познаваемое бытие не являются, таким образом, чем-то истинно различным 1 . Безусловно непознаваемое ото для себя безграничное бытие, кантонская вещь сама по себе, ибо эта вещь сама но себе либо представляет собой бытие и. следовательно, познаваема, — но тогда она уже не является кантонской вещью самой по себе, которая абстрагирована от всякого способа бытия, — либо же она существует сама по себе, т.е. не может быть представлена, — но тогда это уже не вещь; ибо / 9 1 / именно благодаря тому, что это вещь, полагается этот определенный способ бытия, а тем самым и познаваемое п о л а т е т с я в качестве познания. Таким образом, то, что только познается, столь же мало пред­ ставляет собой голое бытие, как и познающее -- голое познание; голое бытие есть бытие, предоставленное со­ бственной бесконечности. Существование как познающе­ го, так и познаваемого покоится на ограничении бытия. Из всех новых философов Спиноза 2 — единственный, кто принял безграничное бытие как первопрннцин в отноше­ нии бесконечной протяженности и противопоставил его мышлению. Но это положение не получило у него соответ­ ствующего применения. У пего эти моменты никак друг на друга не действуют. Для него бесконечное мышление само есть не более чем атрибут бесконечного бытия. Он рассматривал бесконечное бытие не как одно из двух, но как целое, то n a v . Если бы он увидел в бесконечном бытии голую бесконечную протяженность, то вещи могли бы рассматриваться как действие живого мышления. Но Спиноза гак и не дошел до этого высокого воззрения. Лейбниц 3 , определяя вещи в качестве яйкосгей (Feh­ lleiten), или монад, тем самым распознал необходимуло субъективность всех вещей, хотя только в качестве моди­ фикаций. Позднейшие школьные метафизики тоже при­ знавали в вещах субъективное определение, однако он и 1 2 3 МЛ: (глубочайшее внутреннее (innerste) тождество субъекта и объекта) МЛ: (Спиноза) МЛ: (Лейбниц) не могли показать, каким образом это субъективное н обусловливающее иознаваемость определение, которым познающие для себя обладают как постигнутым, — каким образом такое субъективное определение привходит в объект. Поэтому они еще оставались в сфере двойствен­ ности, в сомнении. Бессмертная заслуга Канта 1 состоит в том, что он первым высказал положение, согласно кото­ рому все познаваемое в значительной мере должно быть определено рассудком и лишь благодаря этому оказывает­ ся познаваемым; однако он полагал субъективное опреде­ ление исключительно только в объекте нашего представ­ ления. В этом состоит его ограниченность вещью самой по себе: вещь сама по себе пребывает не внутри, но н не вне нашего представления. Мы же говорим: вещи самой по себе нет; все объективное аффилировано лишь посре­ дством субъективного. То, что по Канту может возникнуть только в нашем представлении, уже произошло прежде нас. Вещь с субъективным определением — вот истинная вещь. Ошибка Фихте состоит в том, что он говорил об объекте всегда неотчетливо и мерил его весьма неопреде­ ленной меркой. Это помешало ему увидеть, сколь многое в действительном объективном имеет субъективный ха­ рактер. Поэтому в его системе объективное осталось голым понятием границы. — Итак, все объективное аф­ финировано / 9 2 / субъективным, но не нашей субъектив­ ностью. То же, что лежит в основе, есть чисто объектив­ ное, безграничное и лишенное рассудка бытие. Это последнее, таким образом, имеет относительный" приори­ тет перед субъективным, но нн в коем случае не является высшим но отношению к субъективному, напротив, как выяснится в дальнейшем, оно представляет собой низшее. Поэтому наш путь ведет от объективного к субъективно­ му. Субъективное представляет собой: 1) исчезновение (Vergehen) объективного, и потому 2) высшее но отношению к объективному. Истинное различие между познаваемым и познающим состоит в том, что познаваемое несет на себе отпечаток познающего рассудка, тогда как познающее само стало рассудком. Таким образом, последнее представляет собой потенцию растущей объективности к пнтерпорности. 1 МЛ: (Кант)