Научно-методологические рекомендации по написанию магистерской диссертации

ОТКРЫТОЕ ОБРАЗОВАНИЕ Уральский Федеральный университет Философия и методология науки Курс лекций Научно-методологические рекомендации по написанию магистерской диссертации Гуманитарные направления Руководитель авторского коллектива: к.филос.н. Замощанский И.И. Москва, 2018 Содержание Лекция 1. Введение…………………………………………………………………….3 1.1. Что такое наука, и какое она имеет отношение к выбранной профессии 1.2. Основные этапы работы над магистерской диссертацией. Лекция 2. Определить приоритеты……………………………………………39 2.1. Специфика научного знания 2.2. Цель научного исследования.. Лекция 3. Кому это надо…………………………………………………………….72 3.1. Парадигмы современной науки 3.2. Актуальность исследования. Лекция 4. Границы…………………………………………………………………….89 4.1. Предметная сфера науки 4.2. От темы до объекта и предмета. Лекция 5. Что было до……………………………………………………………….109 5.1. Научная традиция 5.2. Степень разработанности проблемы. Лекция 6. Новое………………………………………………………………………..127 6.1. Абсолютная и относительная новизна 6.2. Новизна исследования. Лекция 7. Выбор пути……………………………………………………………….149 7.1. Методология в науке 7.2. Методологический синтез или выбор одного метода. Лекция 8. С чего начать…………………………………………………………….173 8.1. Экспликация цели в задачи 8.2. Постановка задач. Лекция 9. Архитектоника…………………………………………………………190 9.1. От избранного метода к структуре 9.2. Структура диссертации и материал. Лекция 10. Дискурсивность науки……………………………………………205 10.1. Процедуры аргументации 10.2. Обоснование основных тезисов исследования. Лекция 11. Критерии истинности…………………………………………….220 11.1. Верификация в науке 11.2. Апробация результатов. Лекция 12. Итоги………………………………………………………………………248 12.1. Концептуализация в науке 12.2. Работа над ошибками, выводы и перспективы. Лекция 13. Репрезентация……………………………………………………….266 13.1. Работа над ошибками, выводы и перспективы 13.2. Защита. 13.3. Выступление на защите Лекция 1. Введение. 1.1. Что такое наука, и какое она имеет отношение к выбранной профессии Эволюция представлений о научности в истории. Основные подходы к определению понятий «наука», «научное знание» Вопрос об истории и развитии науки в целом и разграничении научного и вне научного знания и познания все еще остается дискуссионным. Существует по крайней мере пять основных позиций, поразному, подчас противоположно, трактующих как понимание науки, так и этапы ее развития. Рассмотрим их немного подробнее. 1. Первая точка зрения основывается на трактовке науки как особого опыта практической и познавательной деятельности, и показателем научности выступает накопление знаний, их передача последующим поколениям и, конечно, применение изобретений в трудовых процессах. Исходя их этой трактовки, можно сказать, что научное мировоззрение складывается одновременно с формированием технических приемов, и начинать историю науки следует с каменного века. Так, английский ученый и общественный деятель Джон Бернал в своей книге «Наука в истории общества» пишет, что наука имеет дело с действенными манипуляциями и преобразованиями материи, главный поток науки вытекает из практических технических приемов первобытного человека. Вся наша цивилизация развилась из материальной техники и социальных институтов далекого прошлого, другими словами – из ремесел и обычаев предков. 2. Наиболее распространённой в области философии науки позицией можно назвать представление о науке как сознательной целенаправленной деятельности по получению знаний и их обоснованию. Этот подход рисует научность как рациональность, доказательность, рефлексию, применяемую к рассмотрению природных и социальных процессов. Хронологические рамки возникновения науки тогда – примерно 5 век до н.э., время, когда в Древней Греции первые натурфилософы начали доказывать теоремы и логически аргументировать свои взгляды. По сути, научное и спекулятивное философское мышление отождествляются. 3. Третий «идеал научности» связан с отказом от этого тождества и признанием роли опыта и наблюдения в понимании научности. Объективность, отказ от власти авторитетов и традиций, опора только на специальные методы для получения знания становятся основой для нового осознания сущности научного подхода. 3 Складывается эта позиция в позднем средневековье и связана с именами францисканского монаха Роджера Бэкона, английского теолога Томаса Брадвардина и др. Именно в этот период максимально независимое математическое знание и его методы начинают рассматриваться как «врата и ключи» к прочим наукам. 4. Самый «влиятельный» взгляд на научность, разделяемый большинством ученых, связан трактовкой науки как идеального варианта естествознания: она включает построение математических моделей, сравнение их с опытным знанием, проведение мыслительных и реальных экспериментов. Научностью с точки зрения этого подхода обладают только те знания, которые имеют математическую простоту, строгость, ясность и при этом плодотворно применяются для преобразования природы. «Предвосхищение природы» переходит в «истолкование природы» и знание становится силой, по утверждению одного из теоретиков такого отношения к подлинной науке английского философа Френсиса Бэкона. Такая наука складывается примерно в 16–17 вв. и связывается с именами великих естествоиспытателей И. Кеплера, Х. Гюйгенса, Г. Галилея и, в первую очередь, И. Ньютона. Наука представляется этим ученым подходе как натуральная (то есть экспериментальная) философия. 5. Не самая популярная позиция, которую можно назвать «институциональной», относит к подлинной науке только деятельность, представленную в формах университетского научного образования и научно-исследовательских организаций. Показателем научности для представителей такого отношения к науке является наличие профессии ученого, производство научного знания, прикладное значение научных исследований и разработок. Говорить о появлении такой науки можно только с середины 19 века, после реформ Берлинского университета, происходивших под руководством авторитетного естествоиспытателя Вильгельма Гумбольдта. Эта модель науки учитывает социально-культурные функции этой деятельности, и ее роль в обществе, где разработка и производство новых товаров и услуг предполагает доступ к научному знанию. Обобщая все вышесказанное, краткую эволюцию представлений о науке и научности можно представить в виде простой хронологической последовательности, представленной на рисунке ниже: Отличительные признаки научного мировоззрения в сравнении с обыденным, философским, художественным и т.д. Сам термин «мировоззрение, введенный в науку И. Кантом и И. Фихте, возникает как попытка найти «общий центр», ядро научных, житейских, религиозных и других знаний и отражает отношение человека к миру в целом. Будучи многоуровневым феноменом, мировоззрение включает сферы «живого созерцания», конкретно-образного представления о мире (мироощущение, мировосприятие и миропредставление) и рациональные области (миропонимание и мироразмышление) на трех стадиях: элементарной (совокупность понятий и оценок), концептуальной (картины мира, концепции взаимоотношений с ним) и методологическом (основные принципы с учетом понятий, ценностей и картин мира). То, какая из сфер или уровней доминирует в конкретной ситуации, определяет тип мировоззрения: обыденное, художественное, мифологическое, религиозное, философское. Мировоззрение функционирует в виде системы ценностей, идеалов и убеждений, которые формируют образ жизни и действий людей. Оно определяет постановку целей и стратегии поведения и мышления. Основные отличия типов мировоззрения для удобства и компактности представим в форме таблицы: Характеристики основных форм мировоззрения Типы мировоззрения Основания Концепты Признаки 5 Мифологическое Доверие, чувственное восприятие мира Наглядные образы, мифы, суеверия Религиозное Вера, умственная дисциплина Догматы, каноны, предания Обыденное Повседневный опыт, здравый смысл Стереотипы, правила и нормы поведения, обычаи и традиции Философское Рациональное познание, анализ явлений Понятия, категории, законы, принципы Научное Объективное наблюдение и исследование Термины, системы знаний, доказательства, истины, факты, научные дисциплины; гипотезы, теории, прогнозы Художественное Красота, гармония, идеал, чувственность Художественный образ; творчество, произведения искусства Синкретичность, бессистемность, субъективность, нерациональность Системность, этичность, логичность, сверхъестественность Стихийность возникновения, личный характер, непоследовательность, противоречивость, прагматичность Системность, рациональность, логичность, многосторонность, критичность Системность, рациональность, логичность, многосторонность, критичность, объективность, прагматичность, этичность Субъективность, неутилитарность, эмоциональность, образность, этичность Легко увидеть, что научное мировоззрение – результат интеграции и синтеза признаков других типов, но при этом оно имеет собственную специфику – опору на объективное рациональное системное отношение к миру. Научное мировоззрение порождает особый научный вид мышления и получаемых знаний, определяемые следующими критериями: 1. Системный – научные знания имеют четко организованный, упорядоченный характер. 2. Целевой – научное знание является результатом поставленной цели. 3. Деятельностный – научное знание выступает результатом деятельности ученых по реализации поставленной научной цели. 4. Рационалистический – научное знание всегда основывается на разуме (избегая мнений и субъективных суждений). 5. Практический – научные знания должны быть подтверждены экспериментально или в практической деятельности. 6. Прогностический – научные знания всегда обращены к предвидению будущего. 7. Логический – к научным данным применяется математический, формально-логический или диалектико-логический аппарат. В. И. Вернадский утверждал, что коренное явление, которое определяет научную мысль и отличает научные результаты и заключения от утверждений философии и религии, – это общеобязательность и бесспорность научных выводов, научных утверждений, понятий, заключений. Этим наука прежде всего отличается от другого знания. Наука как система: основные элементы, уровни, фундаментальная, академическая и прикладная наука; социокультурные факторы в процессе развития науки Система науки формируется на двух уровнях: 1. На уровне общественного сознания, где в нее входят науки о природе (1), обществе (2), человеке (3); 2. На уровне общественной практики, включающей теории (1), методологии (2), кадровый потенциал (3), информационное обеспечение (4), сеть научных учреждений (5). Базисной характеристикой системы науки выступает ее целостность, в котором системообразующим фактором выступает накопление научных знаний и процесс формирования связей между ними. Системность науки превращает ее в важнейший социальный институт͵ включающий людей и организации, занятые процессами научного исследования и разработок. По классификации ЮНЕСКО в систему современной научной деятельности входят три основных компонента: исследования и экспериментальные разработки (I), научно-технические услуги (II) и научнотехническое образование и подготовка кадров, преимущественно 3-го уровня (III). Для удобства представим эту систему на рисунке: 7 Существуют теоретические, экспериментальные и прикладные науки. Разработка теорий и постановка экспериментов составляют фундаментальные науки и формируют основу для прикладных отраслей научного познания. Фундаментальная наука проводит теоретические изыскания и экспериментальные исследования для выявления наиболее общих закономерностей как в естественнонаучных, так и в гуманитарных областях. Целью фундаментальной науки – познание истины, а не применение полученных знаний. В этом ее отличие от прикладной науки. Между тем, фундаментальное и прикладное познание не имеют четкой границы, и фундаментальные открытия часто служат основой для последующих прикладных и технических решений. Сегодня нет сомнений в том, что наука испытывает влияние множества социокультурных факторов и вообще представляет собой сложный социокультурный феномен. Она зависит от общественных сил и влияний, формулирует свои задачи в социальном контексте, может попасть под власть идеологии и сама воздействовать на нее. Современное понимание науки практически делает ее основой всей культуры. Как социокультурный феномен, наука всегда опирается на сложившиеся в обществе культурные традиции, на принятые ценности и нормы. Проявление социокультурной регуляции науки осуществляется через сложившуюся в обществе систему воспитания, обучения и подключения членов общества к исследовательской деятельности и этосу1 науки. совокупность моральных императивов, принятых в научном сообществе и определяющих поведение ученого 1 Субъект и объект науки. Классификация наук. Специфика современной науки Объектом науки в целом можно назвать совокупность связей и отношений, свойств, которая существует объективно в теории и практике и служит предметом внимания исследователя. Таковыми являются сферы физического, биологического, социального и культурного миров. Один и тот же объект становится интересен разным отраслям науки, которые рассматривают его под разным углом зрения. Изучение объекта (и предметов) науки осуществляет активный действующий субъект, который в наше время уже не талантливый отшельникодиночка, а целый комплекс организаций и даже сообществ. Схематично представление о многообразии субъектов науки представлено на рисунке. Сегодня чрезвычайно широкий спектр исследований, различаемых по объекту, предмету, методу, степени фундаментальности, сфере применения делает невозможной единую классификацию наук в духе Аристотеля. Однако, традиционно в самом общем виде науки делятся на естественные, технические, социальные и гуманитарные. К естественным наукам относятся науки: • о космосе, его строении, развитии (астрономия, космология, и проч.); • о Земле (геология, геофизика, и др.); • о физических, химических, биологических системах и процессах, формах движения материи (физика и т. п.); • о человеке как биологическом виде, его происхождении и эволюции (анатомия и т. д.). Технические науки содержательно основываются на естественных науках. Они изучают различные формы и направления развития техники (радиотехника, электротехника и проч.). 9 Социальные науки также имеют ряд направлений и изучают общество (экономика, социология, политология, юриспруденция и т. п.). Гуманитарные науки — науки о духовном мире человека, об отношении к окружающему миру, обществу, себе подобным (педагогика, психология, искусствоведение и т.п.). В традиции изучения самой науки принято разделять науку на «классическую» (в духе 17–18 веков), «неклассическую» (19 – середина 20 века) и постнеклассическую (Середина 20 – начало 21 века). Современная – постнеклассическая – наука отличается целым рядов характеристик: 1. Синергетика – идея самоорганизации и развития систем любой природы. В науке появляется представление о мире не только как о саморазвивающейся целостности, но и о как нестабильном, неустойчивом, неравновесном, неопределенном. 2. Парадигма целостности – осознание необходимости глобального всестороннего взгляда на мир. Это приводит к объединению естественных наук и сближению естественных и гуманитарных наук, науки и искусства. В итоге частные науки выходят за пределы, поставленные классической наукой и формируются междисциплинарные отрасли.. 3. Эволюционность – признание взаимообусловленного изменения систем или частей внутри целого. Характерная черта постнеклассической науки – построение общенаучной картины мира на основе принципов универсального (глобального) эволюционизма. 4. Историзм – широкое распространение идеи развития. 5. Изменение характера объекта исследования и усиление роли междисциплинарных комплексных подходов в его изучении. В современной методологической литературе все более склоняются к выводу, что если объектом классической науки были простые системы, а объектом неклассической науки – сложные системы, то в настоящее время все больше привлекают исторически развивающиеся системы, которые с течением времени формируют все новые уровни своей организации. Возникновение каждого нового уровня оказывает воздействие на ранее сформировавшиеся, меняя связи и композицию их элементов. 6. Усиливающаяся «философизация» и математизация научных теорий и увеличивающийся уровень их абстрактности и сложности. Эта особенность современной науки привела к тому, что работа с ее новыми теориями из-за высокого уровня абстракций вводимых в них понятий превратилась в новый и своеобразный вид деятельности. 7. Методологический плюрализм, осознание ограниченности, односторонности любой методологии, в том числе рационалистической. Эту ситуацию выразил американский методолог науки Пол Фейерабенд: «Все дозволено». 8. Демократизация – в научном поиске наших дней все яснее обнаруживается ослабление требований к жестким нормативам научного дискурса – логического, понятийного компонента и усиление роли «нерационального» компонента, но не за счет принижения, а тем более игнорирования роли разума. Это демократизация научного поиска (истина достижима). 9. Ценностный характер - познание становится ценностью, приводящей к гармоничному развитию природы и общества, причем человек становится его главной ценностью и целью глобального эволюционного развития. Возможности академической науки Наука, понимаемая как социальный институт, имеет «академический» компонент, включающий три уровня: вузовскую научную деятельность (1), Деятельность научно-исследовательских организаций (2) и работу Академий наук (3). Академическая наука – наиболее перспективный сектор фундаментальной и прикладной научной деятельности, поскольку вовлекает как лучшие научные кадры (академиков и членов-корреспондентов) и ведущие научно-исследовательские учреждения, так и молодых многообещающих исследователей. Академическая наука, таким образом, определяет стратегии развития науки. Именно поэтому она активно финансируется государством напрямую (специальными статьями госбюджета), а также и отраслевыми и частными заказчиками через системы договорных исследований и грантов. Вузовская наука позволяет использовать кадровый потенциал системы образования и готовить будущих ученых со студенческой скамьи. Вектор развития академической науки – переход к системе научных центров при вузах и неформальных научных обществ-клубовкружков. Это называют «моделью кооперирования научных сил». Кооперирование науки позволит обогатить как фундаментальные, так и прикладные исследования и обеспечить единство академической и отраслевой науки. Дополнительные текстовые материалы Макс Вебер НАУКА КАК ПРИЗВАНИЕ И ПРОФЕССИЯ Вебер М. Избранные произведения: Пер. с нем./Сост., общ. ред. и послесл. Ю. Н. Давыдова; Предисл. П. П. Гайденко. – М.: Прогресс, 1990. – 808 с.– (Социологич. мысль Запада). – Наука как призвание и профессия. Сегодня как раз у молодежи появилось скорее противоположное чувство, а именно что мыслительные построения науки представляют 11 собой лишенное реальности царство надуманных абстракций, пытающихся своими иссохшими пальцами ухватить плоть и кровь действительной жизни, но никогда не достигающих этого. И напротив, здесь, в жизни, в том, что для Платона было игрой теней на стенах пещеры, бьется пульс реальной действительности, все остальное лишь безжизненные, отвлеченные тени, и ничего больше. Как совершилось такое превращение? […] «Наука как путь к природе» – для молодежи это звучит кощунством. Наоборот, необходимо освобождение от научного интеллектуализма, чтобы вернуться к собственной природе и тем самым к природе вообще! Может быть, как путь к искусству? Такое предположение ниже всякой критики. Но в эпоху возникновения точного естествознания от науки ожидали еще большего. Если вы вспомните высказывание Сваммердама: «Я докажу вам существование божественного провидения, анатомируя вошь», то вы увидите, что собственной задачей научной деятельности, находившейся под косвенным влиянием протестантизма и пуританства, считали открытие пути к Богу. В то время его больше не находили у философов с их понятиями и дедукциями; что Бога невозможно найти на том пути, на котором его искало средневековье, – в этом была убеждена вся пиетистская теология того времени, и прежде всего Шпенер. Бог сокрыт, его пути – не наши пути, его мысли – не наши мысли. Но в точных естественных науках, где творения Бога физически осязаемы, были надежды напасть на след его намерений относительно мира. А сегодня? Кто сегодня, кроме некоторых «взрослых» детей, которых можно встретить как раз среди естествоиспытателей, еще верит в то, что знание астрономии, биологии, физики или химии может – хоть в малейшей степени – объяснить нам смысл мира или хотя бы указать, на каком пути можно напасть на след этого «смысла», если он существует? Если наука что и может сделать, так это скорее убить веру в то, будто вообще существует нечто такое, как «смысл» мира! И уж тем более нелепо рассматривать ее, эту особенно чуждую Богу силу, как путь «к Богу». А что она именно такова – в этом сегодня в глубине души не сомневается никто, признается он себе в том или нет. Избавление от рационализма и интеллектуализма науки есть основная предпосылка жизни в единстве с божественным – такой или тождественный ему по смыслу тезис стал основным лозунгом нашей религиозно настроенной или стремящейся обрести религиозное переживание молодежи. И не только религиозное, а даже переживание вообще. Однако здесь избирается странный путь: единственное, чего до сих пор не коснулся интеллектуализм, а именно иррациональное, пытаются довести до сознания и рассмотреть в лупу. Ведь именно к этому практически приходит современная интеллектуалистическая романтика иррационального. Такой путь освобождения от интеллектуализма дает как раз противоположное тому, что надеялись найти на нем те, кто на него вступил. Наконец, тот факт, что науку, то есть основанную на ней технику овладения жизнью, с наивным оптимизмом приветствовали как путь к счастью, я могу оставить в стороне после уничтожающей критики Ницше по адресу «последних людей, которые изобрели счастье». Кто верит в это, кроме некоторых «взрослых» детей на кафедрах или в редакторских кабинетах? В чем же состоит смысл науки как профессии теперь, когда рассеялись все прежние иллюзии, благодаря которым наука выступала как «путь к истинному бытию», «путь к истинному искусству», «путь к истинной природе», «путь к истинному Богу», «путь к истинному счастью»? Самый простой ответ на этот вопрос дал Толстой: она лишена смысла, потому что не дает никакого ответа на единственно важные для нас вопросы: «Что нам делать?», «Как нам жить?». А тот факт, что она не дает ответа на данные вопросы, совершенно неоспорим. Проблема лишь в том, в каком смысле она не дает «никакого» ответа. Может быть, вместо этого она в состоянии дать кое-что тому, кто правильно ставит вопрос? Сегодня часто говорят о «беспредпосылочной» науке. Существует ли такая наука? Все зависит от того, что под этим понимают. Всякой научной работе всегда предпосылается определенная значимость правил логики и методики – этих всеобщих основ нашей ориентации в мире. Что касается указанных предпосылок, то они, по крайней мере, с точки зрения нашего специального вопроса, наименее проблематичны. Но существует и еще одна предпосылка: важность результатов научной работы, их научная ценность. Очевидно, здесь-то и коренятся все наши проблемы. Ибо эта предпосылка сама уже не доказуема средствами науки. Можно только указать на ее конечный смысл, который затем или отклоняют, или принимают в зависимости от собственной конечной жизненной установки. Различной является, далее, связь научной работы с ее предпосылками: она зависит от структуры науки. Естественные науки, например, физика, химия, астрономия, считают само собой разумеющимся, что высшие законы космических явлений, конструируемые наукой, стоят того, чтобы их знать. Не только потому, что с помощью такого знания можно достигнуть технических успехов, но и «ради него самого», если наука есть «призвание». Сама эта предпосылка недоказуема. И точно так же недоказуемо, достоин ли существования мир, который описывают естественные науки, имеет ли он какой-нибудь «смысл» и есть ли смысл существовать в таком мире. Об этом вопрос не ставится. Или возьмите такое высокоразвитое в научном отношении практическое искусство, как современная медицина. Всеобщая «предпосылка» медицинской деятельности, если ее выразить тривиально, состоит в утверждении, что необходимо сохранять жизнь просто как таковую и по 13 возможности уменьшать страдания просто как таковые. А сама эта задача проблематична. Своими средствами медик поддерживает смертельно больного, даже если тот умоляет избавить его от жизни, даже если его родственники, для которых жизнь больного утратила ценность, которые хотят избавить его от страданий, которым не хватает средств для поддержания его жизни, утратившей свою ценность (речь может идти о каком-нибудь жалком помешанном), желают и должны желать смерти такого больного, признаются они в этом или нет. Только предпосылки медицины и уголовный кодекс мешают врачу отказаться поддерживать жизнь смертельно больного. Является ли жизнь ценной и когда? Об этом медицина не спрашивает. Все естественные науки дают нам ответ на вопрос, что мы должны делать, если мы хотим технически овладеть жизнью. Но хотим ли мы этого и должны ли мы это делать и имеет ли это в конечном счете какой-нибудь смысл – подобные вопросы они оставляют совершенно нерешенными или принимают их в качестве предпосылки для своих целей. Или возьмите такую дисциплину, как искусствоведение. Эстетике дан факт, что существуют произведения искусства. Она пытается обосновать, при каких условиях этот факт имеет место. Но она не ставит вопроса о том, не является ли царство искусства, может быть, царством дьявольского великолепия, царством мира сего, которое в самой своей глубине обращено против Бога, а по-своему глубоко укоренившемуся аристократическому духу обращено против братства людей. Эстетика, стало быть, не ставит вопроса о том, должны ли существовать произведения искусства. […] Или возьмите исторические науки о культуре. Они учат понимать политические, художественные, литературные и социальные явления культуры, исходя из условий их происхождения. Но сами они не дают ответа ни на вопрос о том, были ли ценными эти явления культуры и должны ли они дальше существовать, ни на другой вопрос: стоит ли прилагать усилия для их изучения. Они предполагают уверенность, что участие таким путем в сообществе «культурных людей» представляет интерес. Но что это на самом деле так, они не в состоянии никому «научно» доказать, а то, что они принимают данный факт как предпосылку, еще отнюдь не доказывает, что это само собой разумеется. Это и в самом деле отнюдь не разумеется само собой. Будем говорить о наиболее близких мне дисциплинах – социологии, истории, политэкономии и теории государства, а также о тех видах философии культуры, которые ставят своей целью истолкование перечисленных дисциплин. Есть такое мнение – и я его поддерживаю, – что политике не место в аудитории. Студенты в аудитории не должны заниматься политикой. […]. Впрочем, политикой не должен заниматься в аудитории и преподаватель. И прежде всего в том случае, если он исследует сферу политики как ученый. Ибо практически – политическая установка и научный анализ политических образований и партийной позиции – это разные вещи. Когда говорят о демократии в народном собрании, то из своей личной позиции не делают никакой тайны; ясно выразить свою позицию – здесь неприятная обязанность и долг. Слова, которые при этом употребляются, выступают в таком случае не как средство научного анализа, а как средство завербовать политических сторонников. Они здесь – не лемехи для взрыхления почвы созерцательного мышления, а мечи, направленные против противников, средство борьбы. Напротив, на лекции или в аудитории было бы преступлением пользоваться словами подобным образом. Здесь следует, если, например, речь идет о «демократии», представить ее различные формы, проанализировать, как они функционируют, установить, какие последствия для жизненных отношений имеет та или иная из них, затем противопоставить им другие, недемократические формы политического порядка и по возможности стремиться к тому, чтобы слушатель нашел такой пункт, исходя из которого он мог бы занять позицию в соответствии со своими высшими идеалами. Но подлинный наставник будет очень остерегаться навязывать с кафедры ту или иную позицию слушателю, будь то откровенно или путем внушения, потому что, конечно, самый нечестный способ – когда «заставляют говорить факты». Почему, собственно, мы не должны этого делать? Я допускаю, что некоторые весьма уважаемые коллеги придерживаются того мнения, что такое самоограничение вообще невозможно, а если бы оно и было возможно, то избегать всего этого было бы просто капризом. Конечно, никому нельзя научно доказать, в чем состоит его обязанность как академического преподавателя. Можно только требовать от него интеллектуальной честности – осознания того, что установление фактов, установление математического или логического положения вещей или внутренней структуры культурного достояния, с одной стороны, а с другой – ответ на вопрос о ценности культуры и ее отдельных образований и соответственно ответ на вопрос о том, как следует действовать в рамках культурной общности и политических союзов, – две совершенно разные проблемы. Если он после этого спросит, почему он не должен обсуждать обе названные проблемы в аудитории, то ему следует ответить: пророку и демагогу не место на кафедре в учебной аудитории. Пророку и демагогу сказано: «Иди на улицу и говори открыто». Это значит: иди туда, где возможна критика. В аудитории преподаватель сидит напротив своих слушателей: они должны молчать, а он – говорить. И я считаю безответственным пользоваться тем, что студенты ради своего будущего должны посещать лекции преподавателей и что там нет никого, кто мог бы выступить против него с критикой; пользоваться своими знаниями и научным опытом не для того, 15 чтобы принести пользу слушателям – в чем состоит задача преподавателя, – а для того, чтобы привить им свои личные политические взгляды[…] И тем не менее у академического преподавателя должно быть желание принести пользу своими знаниями и своим методом. Такое требование он должен поставить перед собой. Вы справедливо возразите: верующий католик никогда не примет того понимания фактов, связанных с происхождением христианства, которое ему предложит преподаватель, свободный от его догматических предпосылок. Конечно! Однако отличие науки от веры заключается в следующем: «беспредпосылочная» в смысле свободы от всяких религиозных стеснений наука в действительности не признает «чуда» и «откровения», в противном случае она не была бы верна своим собственным «предпосылкам». Верующий признает и чудо и откровение. И такая «беспредпосылочная» наука требует от него только одного, не менее, но и не более: признать, что, если ход событий объяснять без допущения сверхъестественного вмешательства, исключаемого эмпирическим объяснением в качестве причинного момента, данный ход событий должен быть объяснен именно так, как это стремится сделать наука. Но это он может признать, не изменяя своей вере. Однако имеют ли научные достижения какой-нибудь смысл для того, кому факты как таковые безразличны, а важна только практическая позиция? Пожалуй, все же имеют. Для начала хотя бы такой аргумент. Если преподаватель способный, то его первая задача состоит в том, чтобы научить своих учеников признавать неудобные факты, я имею в виду такие, которые неудобны с точки зрения их партийной позиции; а для всякой партийной позиции, в том числе и моей, существуют такие крайне неудобные факты. Я думаю, в этом случае академический преподаватель заставит своих слушателей привыкнуть к тому, что он совершает нечто большее, чем только интеллектуальный акт, – я позволил бы себе быть нескромным и употребить здесь выражение «нравственный акт», хотя последнее, пожалуй, может прозвучать слишком патетически для такого простого и само собой разумеющегося дела. До сих пор я говорил только о практических основаниях, в силу которых следует избегать навязывания личной позиции. Но это еще не все. Невозможность «научного» оправдания практической позиции – кроме того случая, когда обсуждаются средства достижения заранее намеченной цели, – вытекает из более глубоких оснований. Стремление к такому оправданию принципиально лишено смысла, потому что различные ценностные порядки мира находятся в непримиримой борьбе. […]Наконец, вы можете спросить: если все это так, то что же собственно позитивного дает наука для практической и личной «жизни»? И тем самым мы снова стоим перед проблемой «призвания» в науке. Во-первых, наука прежде всего разрабатывает, конечно, технику овладения жизнью – как внешними вещами, так и поступками людей – путем расчета. Однако это на уровне торговки овощами, скажете вы. Я целиком с вами согласен. Во-вторых, наука разрабатывает методы мышления, рабочие инструменты и вырабатывает навыки обращения с ними, чего обычно не делает торговка овощами. Вы, может быть, скажете: ну, наука не овощи, но это тоже не более как средство приобретения овощей. Хорошо, оставим сегодня данный вопрос открытым. Но на этом дело науки, к счастью, еще не кончается; мы в состоянии содействовать вам в чем-то третьем, а именно в обретении ясности. Разумеется, при условии, что она есть у нас самих. Насколько это так, мы можем вам пояснить. По отношению к проблеме ценности, о которой каждый раз идет речь, можно занять практически разные позиции – для простоты я предлагаю вам взять в качестве примера социальные явления. Если занимают определенную позицию, то в соответствии с опытом науки следует применить соответствующие средства, чтобы практически провести в жизнь данную позицию. Эти средства, возможно, уже сами по себе таковы, что вы считаете необходимым их отвергнуть. В таком случае нужно выбирать между целью и неизбежными средствами ее достижения. «Освящает» цель эти средства или нет? Учитель должен показать вам необходимость такого выбора. Большего он не может – пока остается учителем, а не становится демагогом. Он может вам, конечно, сказать: если вы хотите достигнуть такой-то цели, то вы должны принять также и соответствующие следствия, которые, как показывает опыт, влечет за собой деятельность по достижению намеченной вами цели. Все эти проблемы могут возникнуть и у каждого техника, ведь он тоже часто должен выбирать по принципу меньшего зла или относительно лучшего варианта. Для него важно, чтобы было дано одно главное – цель. Но именно она, поскольку речь идет о действительно «последних» проблемах, нам не дана. И тем самым мы подошли к последнему акту, который наука как таковая должна осуществить ради достижения ясности, и одновременно мы подошли к границам самой науки. Мы можем и должны вам сказать: какие-то практические установки с внутренней последовательностью и, следовательно, честностью можно вывести – в соответствии с их духом – из такой-то последней мировоззренческой позиции (может быть, из одной, может быть, из разных), а из других – нельзя. Если вы выбираете эту установку, то вы служите, образно говоря, одному Богу и оскорбляете всех остальных богов. Ибо если вы остаетесь верными себе, то вы необходимо приходите к определенным последним внутренним следствиям. Это можно сделать по крайней мере в принципе. Выявить связь последних установок с их следствиями – задача философии как социальной дисциплины и как философской базы 17 отдельных наук. Мы можем, если понимаем свое дело (что здесь должно предполагаться), заставить индивида – или по крайней мере помочь ему – дать себе отчет в конечном смысле собственной деятельности. Такая задача мне представляется отнюдь немаловажной, даже для чисто личной жизни. Если какому-нибудь учителю это удается, то я бы сказал, что он служит «нравственным» силам, поскольку вносит ясность; что он тем лучше выполняет свою задачу, чем добросовестнее будет избегать внушать своим слушателям свою позицию, свою точку зрения. То, что я вам здесь излагаю, вытекает, конечно, из главного положения, а именно из того, что жизнь, основанная на самой себе и понимаемая из нее самой, знает только вечную борьбу богов, знает (если не прибегать к образу) только несовместимость наиболее принципиальных, вообще возможных жизненных позиций и непримиримость борьбы между ними, а, следовательно, необходимость между ними выбирать. Заслуживает ли наука при таких условиях того, чтобы стать чьим-то «призванием», и есть ли у нее самой какое-либо объективное ценное «призвание» – это опять-таки ценностное утверждение, которое невозможно обсуждать в аудитории, ибо утвердительный ответ на данный вопрос является предпосылкой занятий в аудитории. Я лично решаю вопрос утвердительно уже моей собственной работой. И утвердительный ответ на него является также предпосылкой той точки зрения, разделяя которую – как это делает сейчас или по большей части притворяется, что делает, молодежь, – ненавидят интеллектуализм как злейшего дьявола. Ибо тут справедливы слова: «Дьявол стар – состарьтесь, чтобы понять его». Данное возражение надо понимать не буквально, а в том смысле, что, желая покончить с этим дьяволом, надо не обращаться в бегство при виде его, как обычно предпочитают делать, а с начала до конца обозреть его пути, чтобы увидеть его силу и его границы. Сегодня наука есть профессия, осуществляемая как специальная дисциплина и служащая делу самосознания и познания фактических связей, а вовсе не милостивый дар провидцев и пророков, приносящий спасение и откровение, и не составная часть размышления мудрецов и философов о смысле мира. Это, несомненно, неизбежная данность в нашей исторической ситуации, из которой мы не можем выйти, пока остаемся верными самим себе. И если в нас вновь заговорит Толстой и спросит: «Если не наука, то кто ответит на вопрос: что нам делать, как устроить нам свою жизнь?» – или на том языке, на котором мы говорим сегодня: «Какому из борющихся друг с другом богов должны мы служить? Или, может быть, какому-то совсем иному богу – и кто этот бог?» – то надо сказать: ответить на это может только пророк или Спаситель. Если его нет или если его благовествованию больше не верят, то вы совершенно определенно ничего не добьетесь тем, что тысячи профессоров в качестве оплачиваемых государством или привилегированных маленьких пророков в своих аудиториях попытаются взять на себя его роль. Тем самым вы лишь воспрепятствуете осознанию того, что нет пророка, по которому тоскуют столь многие представители нашего молодого поколения. Я думаю, что действительно «музыкальному» в религиозном отношении человеку не пойдет на пользу, если и от него, и от других будут скрывать тот основной факт, что его судьба – жить в богочуждую, лишенную пророка эпоху – если это будут скрывать с помощью суррогата, каким являются все подобные пророчества с кафедры. Мне кажется, против этого должна была восстать его религиозная честность. Но как же отнестись к факту существования «теологии» и к ее претензиям на «научность»? Попробуем не уклоняться от ответа. «Теология» и «догмы», правда, существуют не во всех религиях, но и не только в христианстве. Если оглянуться на прошлое, то можно увидеть их в весьма развитой форме также в исламе, манихействе, у гностиков, в суфизме, парсизме, буддизме, индуистских сектах, даосизме, упанишадах, иудаизме. Но разумеется, систематическое развитие они получили в разной мере. И не случайно западное христианство в противоположность тому, что создал в области теологии иудаизм, не только более систематически развило ее (или стремится к этому), но здесь ее развитие имело несравненно большее историческое значение. Начало этому положил эллинский дух, и вся теология Запада восходит к нему точно так же, как, очевидно, вся восточная теологии восходит к индийскому мышлению. Всякая теология представляет собой интеллектуальную рационализацию религиозного спасения. Ни одна наука не может доказать свою ценность тому, кто отвергает ее предпосылки. Впрочем, всякая теология для выполнения своей роли и тем самым для оправдания своего собственного существования добавляет некоторые специфические предпосылки. Они имеют различный смысл и разный объем. Для всякой теологии, в том числе, например, и для индуистской, остается в силе предпосылка: мир должен иметь смысл, и вопрос для нее состоит в том, как толковать мир, чтобы возможно было мыслить этот смысл. Кант в своей теории познания исходил из предпосылки: научная истина существует и имеет силу, а затем ставил вопрос: при каких мыслительных предпосылках возможно, то есть имеет смысл, такое утверждение? […] Сами такие предпосылки для теологии лежат по ту сторону того, что является «наукой». Они суть не «знание» в обычном смысле слова, а скорее некоторое «достояние». У кого нет веры или всего прочего, необходимого для религии, тому их не заменит никакая теология. И уж тем более никакая другая наука. Напротив, во всякой «позитивной» теологии верующий достигает того пункта, где имеет силу положение Августина: «Credo non quid, sed quia absurdum est». Способность к подобному виртуозному 19 акту «принесения в жертву интеллекта» есть главнейший признак позитивно религиозного человека. И это как раз свидетельствует о том, что напряжение между ценностными сферами науки и религии непреодолимо, несмотря на существование теологии (а скорее даже благодаря ей). «Жертву интеллекта» обычно приносят: юноша – пророку, верующий – церкви. Но еще никогда не возникало новое пророчество (я намеренно здесь еще раз привожу данный образ, который для многих был предосудительным) оттого, что некоторые современные интеллектуалы испытывают потребность, так сказать, обставить свою душу антикварными вещами, подлинность которых была бы гарантирована, и при всем этом вспоминают, что среди них была и религия; ее у них, конечно, нет, но они сооружают себе в качестве эрзаца своеобразную домашнюю часовню, украшенную для забавы иконками святых, собранными со всех концов света, или создают суррогат из всякого рода переживаний, которым приписывают достоинство мистической святости и которыми торгуют вразнос на книжном рынке. Это или надувательство, или самообман. Напротив, отнюдь не надувательство, а нечто серьезное и настоящее (но, может быть, неправильно истолковывающее себя) имеет место тогда, когда некоторые молодежные союзы, выросшие в тиши последних лет, видят в своей человеческой общности общность религиозную, космическую или мистическую. […] Судьба нашей эпохи с характерной для нее рационализацией и интеллектуализацией и прежде всего расколдовыванием мира заключается в том, что высшие благороднейшие ценности ушли из общественной сферы или в потустороннее царство мистической жизни, или в братскую близость непосредственных отношений отдельных индивидов друг к другу. Не случайно наше самое высокое искусство интимно, а не монументально; не случайно сегодня только внутри узких общественных кругов, в личном общении, крайне тихо, пианиссимо, пульсирует то, что раньше буйным пожаром, пророческим духом проходило через большие общины и сплачивало их. Если мы попытаемся насильственно привить вкус к монументальному искусству и «изобретем» его, то появится нечто столь же жалкое и безобразное, как то, что мы видели во многих памятниках последнего десятилетия. Если попытаться ввести религиозные новообразования без нового, истинного пророчества, то возникнет нечто по своему внутреннему смыслу подобное – только еще хуже. И пророчество с кафедры создаст в конце концов только фантастические секты, но никогда не создаст подлинной общности. Кто не может мужественно вынести этой судьбы эпохи, тому надо сказать: пусть лучше он молча, без публичной рекламы, которую обычно создают ренегаты, а тихо и просто вернется в широко и милостиво открытые объятия древних церквей. Последнее сделать нетрудно. Он должен также так или иначе принести в «жертву» интеллект – это неизбежно. Мы не будем его порицать, если он действительно в состоянии принести такую жертву. Ибо подобное принесение в жертву интеллекта ради безусловной преданности религии есть все же нечто иное в нравственном отношении, чем попытка уклониться от обязанности быть интеллектуально добросовестным, что бывает тогда, когда не имеют мужества дать себе ясный отчет относительно конечной позиции, а облегчают себе выполнение этой обязанности с помощью дряблого релятивизма. […] Отсюда надо извлечь урок: одной только тоской и ожиданием ничего не сделаешь, и нужно действовать по-иному – нужно обратиться к своей работе и соответствовать «требованию дня» – как человечески, так и профессионально. А данное требование будет простым и ясным, если каждый найдет своего демона и будет послушен этому демону, ткущему нить его жизни. 1.2. Основные этапы работы над магистерской диссертацией. Гуманитарное направление. Магистерская диссертация – это выпускная квалификационная работа научного содержания, которая имеет внутреннее единство и отражает ход и результаты разработки выбранной темы. Она должна соответствовать современному уровню развития науки, а ее тема – быть актуальной. Магистерская диссертация обладает всеми признаками и содержит все компоненты, которые присущи диссертационным работам вообще, а это научное произведение весьма специфично. Поэтому имеет смысл кратко выделить особенности диссертационной работы как особого вида научного произведения: • Прежде всего, она выполняет квалификационную функцию, значит, готовится с целью публичной защиты и получения определенного признания. Поэтому основная задача автора – проявить уровень своей научной квалификации, умение самостоятельно вести научный поиск и решать конкретные научные задачи. • Содержание диссертации характеризуют оригинальность и уникальность приводимых сведений. Причем здесь не просто описываются научные факты, а проводится их анализ, рассматриваются типичные ситуации их бытования, обсуждаются имеющиеся альтернативы и причины выбора одной из них. • Хотя диссертация, как научный труд, должна исключать субъективный подход к научным фактам, она отражает творческую индивидуальность самого диссертанта, ибо в ней отражены знания и личный опыт, взгляды и пристрастия диссертанта. • Именно в диссертации часто проявляется такое свойство научного познания, как критичность по отношению к существующим 21 взглядам и представлениям, а это значит, диссертации содержат дискуссионный и полемический материал. • Специфичны не только содержание диссертации, но и форма его изложения. Ориентируясь на читателей с очень высокой профессиональной компетентностью, ее автор включает в текст весь имеющийся в его распоряжении язык науки, который часто понятен только специалистам. Магистерская диссертация, являясь самостоятельным научным исследованием, все же должна быть отнесена к разряду учебно-исследовательских работ, в основе которых лежит моделирование и оригинальная подача проверенных решений. Ее научный уровень должен отвечать требованиям программы обучения. Выполнение такой работы должно не столько решать научные проблемы, сколько свидетельствовать, что ее автор научился самостоятельно вести научный поиск, видеть профессиональные проблемы и знает методы и приемы их решения. Отличия магистерской диссертации от иных диссертаций с точки зрения процедуры подготовки и защиты для простоты представим в таблице. Отличия магистерской диссертации от кандидатской и докторской Кандидатская и докторская диссертация 1. Основные результаты, полученные в итоге выполнения кандидатской и докторской диссертаций, должны быть опубликованы в научных изданиях 2. При представлении к защите обязательно должен быть напечатан (на правах рукописи) автореферат 3. Соискатель представляет в диссертационный совет перечень документов по строго установленному перечню. 4. Процедура публичной защиты диссертации требует назначения официальных оппонентов Магистерская диссертация 1. Публикация результатов в научных изданиях – желательное, но не обязательное требование и рассматривается как одно из преимуществ диссертанта 2. Автореферат не требуется 3. Магистрант ограничивается представлением в Государственную аттестационную комиссию только самой диссертационной работы (с отзывом своего научного руководителя) и документов о выполнении учебного плана по образовательной программе магистра 4. Процедура публичной защиты не требует назначения официальных оппонентов, а подлежит лишь обязательному рецензированию Таковы основные отличия магистерской диссертации от кандидатской и докторской. Но несмотря на различия, общие принципы их подготовки одинаковы. Обоснование выбранной темы — начальный этап исследования. В применении к диссертации понятие актуальности имеет одну особенность. Диссертация является квалификационной работой, и то, как ее автор выбирает тему, насколько правильно её понимает и оценивает с точки зрения своевременности и социальной значимости, характеризует его научную зрелость и профессиональную подготовленность. Освещение актуальности должно быть немногословным: достаточно показать суть проблемной ситуации, из чего и будет видна актуальность темы. Проблема возникает тогда, когда старое знание уже обнаружило свою несостоятельность, а новое еще не приняло развитой формы. Такая ситуация чаще всего происходит в результате открытия новых фактов, которые ни одна из имеющихся теорий не может объяснить. Правильная постановка и ясная формулировка новых проблем имеют важное значение. Они определяют стратегию исследования и направление научного поиска. Практика показывает, что правильно выбрать тему – это значит наполовину обеспечить успех диссертации. Под темой принято понимать материал(1), отобранный и организованный в соответствии с задачами исследования, и предмет изучения(2), в определенном аспекте ставший содержанием диссертационного сочинения. Темы магистерских диссертаций определяются высшим учебным заведением. Студенту-магистранту предоставляется право выбора темы диссертации вплоть до предложения своей тематики с необходимым обоснованием целесообразности ее разработки. Тема диссертационной работы должна определяется в начале магистерской подготовки. Она чаще всего выбирается из списка, рекомендованного профилирующими кафедрами. Отдельные диссертационные исследования направлены на решение частных вопросов в рамках апробированной концепции – это так называемые «узкие» темы. Магистранты 23 часто избегают брать узкие темы. Однако работы, посвященные широким темам, бывают поверхностными и малосамостоятельными, а узкая тема прорабатывается более глубоко и детально. Далее формулируются объект и предмет исследования. Объект – это процесс или явление, порождающее проблемную ситуацию и избранное для изучения. Предмет – то, что находится в границах объекта. Объект и предмет исследования как категории научного процесса соотносятся между собой как общее и частное. В объекте выделяется часть, которая служит предметом исследования. Именно на него и направлено основное внимание магистранта, именно предмет исследования определяет тему диссертационной работы, которая обозначается на титульном листе как ее заглавие. Особо хотелось бы остановиться на этапе выбора методов исследования, которые служат инструментом в добывании фактического материала, являясь необходимым условием достижения поставленной цели. В методологическую основу научной деятельности кладутся критерии объективности, соответствия истине, исторической правде, моральные критерии. Методологическими источниками исследования в наши дни являются труды ведущих отечественных и зарубежных ученых. Большинство специальных проблем конкретных наук и даже отдельные этапы их исследования требуют применения специальных методов решения. Разумеется, такие методы имеют весьма специфический характер. Естественно поэтому, что они изучаются, разрабатываются и совершенствуются в конкретных специальных науках. Они никогда не бывают произвольными, т.к. определяются характером исследуемого объекта. Очень важный этап научного исследования – обсуждение его результатов, которое ведется на заседаниях профилирующих кафедр, где дается предварительная оценка теоретической и практической ценности диссертации, и выводы, которые содержат то новое и существенное, что составляет научные и практические результаты проведенной диссертационной работы. Взаимодействие с научным руководителем В современном научном мире начинающему исследователю практически невозможно найти научную область, которая могла бы быть им освоена самостоятельно. Поэтому необходимым начальным этапом в научной деятельности магистранта является выбор научного руководителя. Сегодня есть две тенденции подхода к научному руководству. Первая – традиционная, при которой работой руководит уче- ный, имеющий ученую степень, специалист по тематике диссертации. При этом научное руководство предполагает непосредственное общение магистранта и руководителя. Вторая тенденция – нетрадицион- ная, при которой общее руководство осуществляет ученый-методист, знающий методологию диссертационного исследования, а по отдельным аспектам диссертационной работы привлекаются к консультированию специалисты. То есть для каждого аспекта работы может быть найден свой научный консультант. Таким образом, научных консультантов может быть несколько. При этом контакт соискателя и научного консультанта может осуществляться и дистанционно. Современные вызовы формируют новый образ научного руково- дителя или научного консультанта. Это ученый, владеющий методами организации современного научного исследования, обладающий знаниями о проблемах различного масштаба, некоторых отраслей науки, владеющий приемами создания и презентации научного текста, способный передать эти знания соискателю, в том числе на уровне современных технологий коммуникации. Обращение к научному руководи- телю или консультанту обеспечивает необходимый общенаучный уровень диссертационный работы, верную расстановку акцентов научного исследования, соответствие ее научной специальности. Общение с научным руководителем ведет к изменению психологического настроя диссертанта, превращая его из интровертного в экстравертный, что позволит в будущем молодому учёному легко интегрироваться в научное сообщество. Направления работы научного руководителя с магистрантом: • он участвует в разработке рабочего плана будущей диссертации; • рекомендует необходимую литературу, справочные, статистические и архивные материалы и другие источники по теме; • проводит систематические беседы и консультации; • оценивает содержание выполненной диссертации как по частям, так и в целом; • дает согласие на представление диссертации к защите. Планирование и представление результатов исследований в диссертации Любая научная работа предполагает наличие плана ее осуществления. Особенно большое значение имеет планирование творческого процесса студента-магистранта, впервые приступающего к написанию серьезного научного сочинения – магистерской диссертации. Планирование начинается с составления рабочего плана, эскизно представляющего исследуемую проблему в различных вариантах. Рабочий план разрабатывается при непосредственном участии научного руководителя и начинается с разработки темы, т.е. замысла предполагаемого научного исследования. Возможно, что в основу такого замысла будет положена гипотеза, предположение, изложенное на основе интуиции или предварительного объяснения. Первоначально ра- 25 бочий план в основных чертах дает характеристику предмета исследования, в дальнейшем план может и должен уточняться, однако цель, стоящая перед работой в целом, должна оставаться неизменной. Рабочий план имеет произвольную форму. Обычно он состоит из перечня расположенных в столбик рубрик, в соответствии с их значимостью. На более поздних стадиях работы составляют план-проспект, ко- торый представляет собой реферативное изложение расположенных в логическом порядке вопросов, по которым в дальнейшем будет систематизироваться весь собранный фактический материал. По этому плану уже можно судить об основных положениях содержания будущей диссертации, принципах раскрытия темы, построении и соотношении объемов отдельных ее частей. План-проспект – это практически оглавление диссертации с реферативным раскрытием содержания ее глав и параграфов. Желательность составления плана-проспекта опре- деляется тем, что, включая в него новые данные, можно получить структурно-фактологическую схему диссертационной работы. Формой представления результатов служит текст диссертации. Каждый исследователь стремится донести до читателя свои мысли в ясном и понятном виде. Но один полагает, что для этого достаточно рассмотреть кратко ход исследования и подробно изложить конечные результаты. Другие последовательно переходят от этапа к этапу, подробно излагая методы своей работы, весь ход исследовательского процесса. Так перед читателем проходит весь путь от замысла до подведения итогов, формулирования выводов и предложений. Первый вариант изложения часто используется авторами, рассчитывающими на читателей-специалистов. Для магистерской диссертации более приемлем второй вариант изложения, позволяющий лучше судить о самостоятельности научно-исследовательской работы. Он позволяет выявить глубину научной эрудиции магистранта и специальные знания, и умения по вопросам диссертации, т.е. наличие у автора компетенций выпускника магистратуры. В арсенале авторов диссертационных работ имеется несколько методических приемов представления научных материалов. Их отличительные особенности представлены в таблице. Методические приемы представления научных материалов Прием изложения Характеристика 1) строго последовательный Автор излагает полностью один раздел, а затем переходит к следующему Достоинства и недостатки Для обработки одного раздела иногда требуется попробовать несколько вариантов, пока не 2) целостный (с последующей обработкой каждой главы) 3) выборочный (главы пишутся отдельно в любой последовательности) Сначала пишется весь текст вчерне, как бы грубыми мазками, затем производится его обработка в частях и деталях, По мере готовности фактических данных автор обрабатывает материалы в любом удобном для него порядке найден лучший из них. В это время материал, не требующий черновой обработки, ожидает очереди и лежит без движения. Требует почти вдвое меньше времени на подготовку беловой рукописи; Можно вносить дополнения и исправления. Соответствует стилю и ритму работы самого диссертанта; Можно вносить дополнения и исправления в любой момент. Перед тем как переходить к окончательной обработке рукописи, полезно обсудить основные положения ее содержания со своим научным руководителем. Правила цитирования и оригинальность текста Магистерская диссертация по определению выполняется самостоятельно под руководством научного руководителя, но в гуманитарных науках необходимо обращение к большому числу источников для аргументации собственной позиции автора. Для оформления такой – корректно заимствованной – информации используются цитаты. Объем допустимого цитирования устанавливается в вузовском положении о магистерской диссертации, но чаще всего в гуманитарных науках допускается 25-40% цитированного текста. Рассмотрим общие правила цитирования. 1. Цитируемый текст должен приводиться без малейших изменений. Недопустим пропуск слов без указания на пропуск (обозначается многоточием). Недопустима замена слов, так как это может изменить смысл высказывания. Должны сохраняться все особенности авторских написаний, за исключением опечаток и архаизмов. 2. Цитирование должно быть полным. Недопустимо сокращать цитаты, оставляя в них лишь какую-то часть рассуждений и доводов, нужных автору. 27 3. Не стоит объединять в одной цитате несколько выдержек, взятых из разных мест цитируемого источника. Каждая выдержка должна оформляться как отдельная цитата. 4. Все цитаты должны сопровождаться указаниями на источник. Это позволяет при необходимости проверить правильность цитирования. Под некорректным заимствованием (плагиатом) понимается использование чужого текста, опубликованного на бумажном или электронном носителе без ссылки на источник или при наличии ссылок, когда объем и характер заимствований ставят под сомнение самостоятельность автора. Разновидностями плагиата признается: (1) дословное изложение основного текста; (2) парафраза (рерайт) – изложение чужого текста с заменой слов и выражений без изменения содержания заимствованного текста. Плагиат рассматривается как нарушение учебной дисциплины, Научный стиль речи, академический дискурс в магистерской диссертации Ведущее положение в научном стиле занимает монологическая речь, письменная и устная. Основными чертами научного стиля в письменной и устной форме являются точность, абстрактность, логичность и объективность изложения. Основные характеристики стиля представлены в таблице. Научный функциональный стиль речи Показатель Лексика Логика Характеристики • использование специальной научной и терминоло- гической лексики; • многозначные лексически нейтральные слова употребляются в одном значении; • шире используется абстрактная лексика; • состав научного стиля характеризуется относительной однородностью и замкнутостью, что выражается, в частности, в меньшем использовании синонимов; • отсутствует лексика с разговорной и разговорнопросторечной окраской; • оценки используются, чтобы выразить точку зрения автора, пояснить мысль, привлечь внимание и имеют рациональный, а не эмоционально-экспрессивный характер • информационная насыщенность предложений; • приводятся строгие определения рассматриваемых понятий и явлений; Синтаксис • каждое предложение или высказывание логически соединено с предшествующей и последующей информацией • в синтаксических структурах максимально демонстрируется отстраненность автора, объективность излагаемой информации; • использование вместо 1-го лица обобщенно-личных и безличных конструкций; • активное использование сложных союзных предложений, а также вводных слов и словосочетаний, причастных и деепричастных оборотов, распространенных определений и проч. Самоменеджмент магистранта в процессе подготовки диссертации Для того, чтобы достичь успеха при оптимальном использовании собственных ресурсов, магистранту полезно заняться управлением собственным временем и координацией предпринимаемых усилий. Для достижения результатов нужно подходить к этому процессу осознанно и последовательно. Можно выделить следующие сферы самоменеджмента (представлены на рисунке): Стоит отметить исключительную важность каждого пунктов, а потому перешагивать через тот или иной этап недопустимо. Важно понимать, что если со временем эти действия дойдут до автоматизма, то самоменеджмент станет выработанной привычкой эффективного и успешного управления своим временем и усилиями. Дополнительные текстовые материалы 29 Мартишина Н.И.2 Антиномии квалификационной работы - Высшее образование в России, № 1, 2013 Амбивалентность характера деятельности ученого в современном обществе определяется одновременной ориентацией профессиональной работы в науке на различные, иногда прямо противоречащие друг другу ценности. Так, Р. Мертон выделил ряд ключевых дилемм, между которыми ученый выстраивает свое поведение: он должен активно информировать коллег о полученных результатах, но в то же время ему не следует торопиться с публикациями и наращивать неумеренно их количество; он должен быть восприимчивым к новым идеям, но не поддаваться интеллектуальной «моде»; прислушиваться к мнению коллег, но не быть зависимым от чужих оценок; продвигать новые идеи и откликаться на них, но не спешить с заключениями; быть профессионально эрудированным, но разрабатывать проблемы самостоятельно; предельно тщательно выбирать формулировки и быть точным в деталях, но не допускать, чтобы педантизм мешал творчеству; следовать принципу универсальности знания, но при этом стремиться поддержать честь и повысить авторитет национальной науки; передавать свой опыт новому поколению ученых, но не уходить целиком в трансляцию знания вместо его созидания; учиться у подлинного наставника и следовать образцам научной деятельности, но не быть чьим-то безликим подражателем. Неявное противоречие между научным и квалификационным аспектами […] диссертации рассматривается в соотнесении с проблемой критериев научности. Логика развития проблемы критериев научности и более широкой проблемы демаркации видов познания определяет, по мнению автора, необходимость изменения стандартизованной системы представления научных результатов. Ученый, по мысли Р. Мертона, постоянно балансирует между указанными ориентирами, тянущими его в разные стороны, и, вероятно, едва ли не каждый человек, работающий в науке, сможет добавить к данному описанию «социологической амбивалентности» собственной позиции еще несколько дилемм (например, погружаться в определенную, должным образом локализованную проблему, но обладать общей эрудицией в своей предметной области; выбирать востребованную тему, но руководствоваться собственными исследовательскими интересами и т.д.). Наиболее общим основанием указанных противоречий является сама по себе амбивалентность статуса науки в техногенной цивилизации. Превратившись из свободного следования познавательным устремлениям в ключевой фактор развития общества, наука утратила прежнюю определенность незаинтересованного поиска истины, отступив, 2 Профессор, Сибирский государственный университет путей сообщения по выражению М. Хайдеггера, «в социальную неприметность всякого общеполезного труда» [2, с. 47] и очутившись перед необходимостью планирования, контроля, отчетности. Возникла принципиальная двойственность ориентации – на ценность понимания как такового (изначальную для науки) и на значимость научных результатов в качестве инструмента решения практических задач, – обусловившая двойственность позиции ученого: как независимого и беспристрастного исследователя и как звена в социальной подсистеме «research– worker» – ответственного за достижение определенного результата к определенному сроку. Иными словами, амбивалентность науки порождена в конечном счете расхождением базовой идеологии, заложенной в эпоху становления научного способа понимания мира, с требованиями принципиально иной социальной реальности. Все перечисленные антиномии в полной мере проявляются в ситуации подготовки особого типа научного продукта (текста), нацеленного на формальное признание сообществом. Уже само определение диссертации как научно-квалификационной работы манифестирует эту двойственность [3]. Предельной характеристикой научной работы является возникновение идеи, метода, языка, не имевших места ранее, «забегание вперед, вызов, часто – бунт» [4, с. 63], в то время как характеристикой квалификационной работы является соответствие уже имеющемуся – демонстрация соискателем знакомства с необходимым набором источников, владения принятой методологией, профессиональной терминологией и т.д. Данная противоположность базовых интенций существенно определяет научный и квалификационный статус диссертационного исследования. Разумеется, научность и научная (исследовательская) компетентность не являются антиподами, ведь в конце концов речь идет о квалификации, необходимой для обеспечения именно научного характера выполненной работы. Фундаментальной философской проблемой, в которой пересекаются исследования природы, смысла, направленности научного знания и возможности квалификационного отграничения научного от вненаучного, в философии науки традиционно была как раз проблема критериев научности. По существу, ее разработка – это попытка не только разобраться в том, что же делает то или иное конкретное знание «научным», но и создать систему требований к концепциям, позиционируемым в качестве таковых: какими характеристиками они должны обладать, чтобы сообщество могло их оценить. Нижеприведенный исторический опыт обсуждения данной проблемы позволяет по-новому увидеть некоторые моменты гораздо более прикладного вопроса – о мере сочетания научности и квалификационной ценности диссертации. 31 Прежде всего заметим, что философские дебаты о критериях научности крайне редко включали истинность знания в число необходимых признаков науки. Убеждение в том, что если некоторое суждение правильно, то оно и научно (например, палка-копалка считалась научным результатом, поскольку повышала производительность труда), характерно скорее для не изучавших профессионально вопрос о демаркации науки и вненаучного знания; философы же чаще заявляли, что «научное мировоззрение не является синонимом истины точно так, как не являются ею религиозные или философские системы» [5, с. 43]. По-видимому, это оправданно: при отождествлении научности с истинностью история науки оказалась бы разорванной и все время меняющейся задним числом (поскольку меняются оценки истинности). Реальную историю науки составляет взаимодействие утверждающихся и опровергаемых впоследствии теорий, в связи с чем критериальная оценка знания базируется в большей степени не на том, что именно утверждается, а на том, каким образом получены и организованы эти утверждения. Такой подход обоснован; в конечном счете он с неизбежностью порождает оценку научных работ (в том числе квалификационную) с точки зрения формы, иногда независимо от содержания. В истории философско-методологической рефлексии над наукой критерии научности обосновывались один за другим, образуя в результате список характеристик, каждая из которых особых возражений не вызывала. Начало формированию этого списка положил Ф. Бэкон, указав на два главных свойства настоящей науки – обоснованность и правильное использование специально выработанных методов, позволяющих отличать науку от того, что не оправданно претендует на это звание. И. Кант добавил к характеристикам науки всеобщность и необходимость, И. Фихте впервые в явном виде выделил системность, О. Конт предложил целый набор качеств науки как позитивного знания. Так происходило своеобразное наращивание списка критериев научности, который в конце концов привел к более или менее общепринятому виду: при всех вариациях, наука трактуется как знание объективное, обоснованное, обнаруживающее сущность за явлениями, ориентированное на построение обобщений и выводов универсального характера, открытие законов; это систематическое знание, создаваемое с использованием специально разработанных методов и применяющее специальные языковые средства. Примерно в этом же виде совокупность критериев научности представляется в настоящее время широкому научному сообществу, в том числе через курсы истории и философии науки [6]. Идеология «списочного способа» заключалась в том, чтобы достичь явной определенности границы между научным знанием и концепциями, не дотягивающими до уровня научности, выработав в конечном счете описание науки, обладающее достаточной логической полнотой. Путем к осуществлению этой цели было введение все новых и новых критериев, поскольку новые примеры показывали недостаточность старых. Кроме того, в классической постановке проблема критериев научности опиралась на неявное допущение универсальности образа науки, т.е. применимости полученного списка критериев к любым концепциям и научным дисциплинам. Однако как раз к моменту достижения относительной завершенности список критериев научности начал подвергаться критике. Вопервых, отмечалась относительность этого списка: при любом наборе критериев оказывалось возможным указать на концепции, которые приняты научным сообществом, но плохо совместимы с некоторыми из критериев (или, выигрывая по одним, недостаточны по другим). Во-вторых, оказалось, что такие списки обладают низкой операциональностью – для определения статуса конкретных концепций они слишком абстрактны. В результате был предпринят ряд попыток ввести в число критериев научности более прагматичные критерии. Среди них наиболее известен критерий фальсифицируемости К. Поппера: теория научна, если она достаточно определенна для того, чтобы можно было сформулировать условия, при которых она оказалась бы опровергнутой, и проверить ее правильность на основе сделанного ею рискованного предсказания. Оценка конкретной концепции с позиции критериев научности и квалификационная оценка результатов научной работы – тесно связанные между собой проблемы. В обоих случая требуется на основе принятых параметров определить, должен ли некий интеллектуальный продукт быть признанным частью научного знания или ему надлежит остаться в разряде вненаучного. Создается впечатление, что разработка второй – прикладной – проблемы не только базируется на решении первой, но и воспроизводит ее историю. Основой организации всего процесса подготовки и прохождения квалификационной работы является установление ряда ее обязательных характеристик, которые базируются на фундаментальных свойствах науки: если науку отличает обоснованность, то и выводы конкретной работы должны быть обоснованными в своем содержании, если наука методологична, то и данная конкретная работа должна быть выполнена с помощью адекватного метода и т.д. В условиях институционализации научного труда подобные критерии приобретают легко обнаруживаемую внешним контролем форму. Так, обоснованность как общее требование замещается выражающими его более наглядными нормами: надо приводить результаты экспериментов, математические выкладки, статистический материал и т.п. Системность знания выявляется в результате глубокого 33 и сложного анализа, присутствие же в работе сводных таблиц обнаруживается сразу. Чтобы убедиться, что работа выполнена принятыми методами, диссертанту предписывается назвать их в специально отведенном разделе, и т.д. В результате постепенно складывается система внешних атрибутов, которые становятся обязательными для любой диссертации, и, соответственно, каждый диссертант считает себя обязанным их выполнить: провести анализ и уточнение терминологии, предложить типологию или классификацию, оснастить работу графиками и схемами, сформулировать обнаруженную закономерность… Состав этой атрибутики постепенно усложняется, что легко проследить, в частности, по структуре автореферата. Сегодня отделились друг от друга и превратились в самостоятельные рубрики «Научная новизна исследования» и «Положения, выносимые на защиту», «Предмет исследования» и «Основная проблема исследования», «Проблема» и «Тема», «Обзор источников» и «Теоретические основания работы» и т.д. Постепенно самостоятельность данных рубрик становится нормой. На сформулированные в Положении о диссертационном совете нормативы накладываются негласные традиции: например, пунктов новизны в кандидатской диссертации должно быть 4–5 (два мало, а семь многовато для кандидатской – говорят эксперты). Своеобразным аналогом попыток найти «самый показательный», знаковый критерий научности является требование публикаций в индексируемых журналах, которых тоже должно быть строго определенное число Вся эта конструкция сталкивается с теми же проблемами, что и выстроенная выше общая подборка критериев научности. Во-первых, каждое из требований само по себе вполне логично и оправданно, но все вместе они образуют громоздкую, слишком тяжеловесную для практического применения систему. Содержание далеко не всех диссертаций успешно раскладывается по всем без исключения квалифицирующим рубрикам, что далеко не всегда означает отсутствие реальных научных результатов. Инженер без каких-либо затруднений описывает методологию своей работы, потому что он действительно отталкивается от конкретных методов расчета – без этого его диссертация просто не состоится. Культуролог же, размышляя о том, какие методы он использовал в своей работе, получает нечто вроде: «Использовался метод теоретического анализа, предполагающий сравнительно исторический, ретроспективный, системно-структурный анализ источников, теоретический анализ философской, исторической, социально-психологической литературы, а также метод актуализации, направленный на выделение фактов и явлений, представляющих научную ценность» (цитата). И это понятно, ведь теоретическая культурология не требует обязательного применения прикладных методов, а такие монстры, как «метод актуализации», возникают из обяза- тельного требования указать что-то конкретное. В некоторых дисциплинах (например, историографии) локализация объекта и предмета представляет собой действительно серьезную методологическую проблему, в других же – это банальная формулировка, ничего не добавляющая к характеристике работы. В диссертации по теории и методике профессионального образования соискатель описывает разработанную им оригинальную методику преподавания. Он действительно получил новый и ценный результат, но как достаточно наукообразно сформулировать рабочую гипотезу своего исследования? Результатом размышлений на этот счет становится кочующая из работы в работу формулировка: «Гипотеза состоит в том, что если создать все необходимые педагогические условия для формирования у учащихся навыка Х, то этот навык у учащихся появится»; диссертационный совет справедливо отмечает, что это не гипотеза, а логическая тавтология. Наконец, из необходимости обеспечить представление всех рубрик возникают многочисленные повторы. В качестве рабочей гипотезы выдвигается положение «А», цели исследования – проверить «А», в описании научной новизны говорится: «Впервые установлено, что А», а первым из положений, которые выносятся на защиту, является опять-таки «А». Все чаще в текстах диссертаций в конце каждого параграфа вкратце воспроизводятся основные положения параграфа, потом те же абзацы дублируются в выводах по главе, а потом – в четвертый раз – фигурируют в заключении: соискатель знает, что должны быть выводы, но новых идей по сравнению с уже изложенным в параграфе у него нет, вот он и копирует выборочно абзацы. Понятна озабоченность экспертных советов ВАК: «Вызывает тревогу общее снижение уровня научной деятельности соискателей, узкий научный кругозор и наивный эмпиризм многих диссертантов; неспособность последовательно и системно развернуть тему исследования; засилье беспредметного теоретизирования; низкий уровень идентификации выполняемой работы с существующими в науке подходами и традициями; подмена понятий, порождающая уход в область манипуляций с языком (придумывание сомнительной терминологии, не отвечающей смыслу научного поиска); элементарная безграмотность как в научном, так и в русском языке» [7, с. 22]. Во-вторых, форма всегда развивается, по крайней мере отчасти, на собственной основе, что означает в том числе двоякость ее связи с содержанием: форма может как раскрывать, так и затемнять его, создавая пространство для имитации. При некотором навыке можно сформулировать в нужном виде вообще все, что угодно, практически независимо от реального содержания. Недавно при формировании сборника мне пришлось сделать автору статьи замечание касательно того, что в его тексте нет ничего, ну 35 прямо-таки совсем ничего нового или хоть чуть-чуть дискуссионного. Через сутки он вернулся с доработанным текстом, в котором ничего не было добавлено к изложенному, кроме специально выделенных в начале статьи пяти (!) пунктов научной новизны, суть которых в том, что «все это» применительно к подготовке по такой-то специальности еще никто не сформулировал, а значит, статья новаторская… В этой связи приходится говорить, что ни модификация системы критериев оценки квалификационных работ, ни усложнение списка параметров, выделяемых для экспертизы, ни введение новых требований никак не влияют на содержательную сторону оценки. Меняется разве что ракурс, в котором представляется тот же текст, а новый виток работы над сменой формы представления результатов исследования в лучшем случае не замещает процесс получения этих результатов. Это касается не только тех, кто готовит квалификационные работы, но и тех, кто их оценивает. Так, впервые составив проект заключения диссертационного совета в соответствии с вновь предложенной формой, мы с коллегами обнаружили, что особенности конкретной диссертации он отражает еще в меньшей степени, чем раньше. В фиксированных рубриках почти нет для этого места. В поисках каких-то иных способов подхода к проблеме может пригодиться опыт общих дискуссий о критериях научности, основной тренд которых состоял в отказе от идеи универсального списка, который позволял бы помещать по ту или иную сторону линии демаркации любую конкретную концепцию, и в признании того, что ключевая особенность современного научного знания – это разнообразие. Поэтому единые критерии научности составляют лишь базовый, наиболее общий, а не операционально ориентированный слой фундаментальных характеристик науки и должны дополняться дифференциацией естественнонаучного, математического, гуманитарного, технического эталонов научности. В рамках различных сфер науки все этапы познания (выбор оснований, постановка проблем, использование методов, процедуры обоснования и т.д.) обладают серьезной спецификой, а потому унификация образцов научной деятельности и технологий оценки результатов имеет существенные ограничения. Из признания объективной дифференциации науки вытекают, на наш взгляд, три следствия. Во-первых, остро востребованы отраслевые критерии оценки диссертационных работ, разработанные соответствующими экспертными советами и представленные в явном виде. Иначе подгонка работ, выполненных в определенных профессиональных традициях, под единые для всех шаблоны будет вести к имитации в возрастающей степени. Во-вторых, никак не должна поддерживаться практика перестраховки со стороны советов, когда, опасаясь возможных санкций, они предлагают соискателю «на всякий случай» поставить лишнюю печать на отзыве ведущей организации или обеспечить большее, по сравнению с требуемым ВАК, число публикаций. И, в-третьих, есть проблема, над которой хорошо бы хотя бы начать размышлять. Среди тех, кто пишет сегодня кандидатские диссертации, значительную часть составляют преподаватели высшей школы. Они обладают заметным потенциалом личностного роста, но это потенциал именно хороших преподавателей – ярких лекторов, создателей авторских учебных курсов, разработчиков новых методик преподавания. Выполнение научной работы является для них сейчас главным способом подтверждения своей квалификации, поэтому они по ступают в аспирантуру; но ведь, по большому счету, поисковая исследовательская работа – совсем не то, чем они на самом деле стремятся заниматься и к чему предрасположены. Сколько бы мы ни говорили, что нельзя быть хорошим преподавателем, не ведя самостоятельной научной работы, на практике сочетание в одном лице увлеченного первооткрывателя научных идей и эффективно работающего педагога – скорее редкость, чем правило. В методологических исследованиях видов знания и познания выделен особый вид знания на стыке науки и практического опыта – так называемое предметно-практическое знание, направленное на производство и создание, технэ, систематизированное и надежное ноухау. Л.А. Микешина и М.Ю. Опенков приводят в пример такого знания computer science (принятый перевод – компьютерное дело), особо отмечая, что наукой оно может быть названо лишь в расширительном смысле: это не дисциплина в строгом смысле, применяющая научный подход, а скорее систематизированная совокупность знаний с теоретическими основаниями [8, с. 181]. Сфер, где создается знание такого типа, достаточно много, и отнюдь не только технических: таковы, например, реклама и PR. Преподавательская деятельность во многом обеспечивается именно такого рода предметно-практическим знанием. Ценность такого знания, необходимость и сложность его специальной разработки очевидны, очевидно также, что это знание особого типа. Почему же люди, стремящиеся подтвердить свою квалификацию и обрести перспективы в сфере предметно-практического знания, должны выполнять поисковую научную работу? На наш взгляд, должна существовать альтернативная форма квалификационной работы, дающая, по крайней мере в вузе, тот же статус, что и кандидатская диссертация. Это скорее реферативная и аналитическая работа высокого уровня, которая также должна проходить серьезную экспертизу. Соискатель, готовящий такую работу, серьезно повысит свою квалификацию в самостоятельной работе с профессиональным материалом, продемонстрирует умение работать с литературой, выявлять направления развития проблем, логически организовывать материал – как раз те 37 навыки, которые пригодятся ему как лектору, высококвалифицированному педагогу. Ему не придется искусственно создавать «научную новизну» своей работы, в очередной раз «исследуя», к примеру, соотношение понятий «компетенция» и «компетентность», – он сможет, например, защищать разработанный им новый учебный курс, обосновывая его структуру, подбор материала и т.д. Его коллегам это принесет явно больше пользы, чем вымученные теоретические пассажи. Если же подготовку научной работы будут выбирать только те, кто стремится именно к исследовательской деятельности, многие имитационные псевдодиссертации исчезнут сами собой. Литература 1. См.: Мирская Е.З. Р.К. Мертон и этос классической науки // Философия науки. Вып. 11. Этос науки на рубеже веков. М.: ИФ РАН, 2005. С. 11–27. 2. Хайдеггер М. Время картины мира // Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. С. 41–62. 3. Москвичев Л.Н. Диссертация как научная квалификационная работа // Социс. 2001. № 3. С. 110–116; Сенашенко В.С. Некоторые соображения об «академическом письме» и исследовательских компетенциях // Высшее образование в России. 2011. № 8/9. С. 136–140. 4. Налимов В.В. Размышления на философские темы // Вопросы философии. 1997. № 10. С. 58–76. 5. Вернадский В.И. Избранные труды по истории науки. М.: Наука, 1981. 6. Верескун В.Д., Постников П.М., Мишин Ю.Д., Мартишина Н.И. История и философия науки. Новосибирск: Наука, 2011. 7. Фельдштейн Д.И. Проблемы качества психолого-педагогических диссертационных исследований и их соответствие современным научным знаниям и потребностям общества // Образование и наука. 2011. № 5. С. 3–27. 8. Микешина Л.А., Опенков М.Ю. Новые образы познания и реальности. М.: Российская политическая энциклопедия, 1997. Лекция 2. Определить приоритеты 2.1. Специфика научного знания. «Нормальное» и «анормальное» научное знание Научное познание – не статичная незыблемая система знаний и действий, а живой и динамичный процесс получения объективного и истинного знания. Развиваясь, наука проходит через революционные периоды, называемые научными революциями, когда происходит смена парадигмы – принятого набора научных теорий и принципов. Кроме того, есть времена нормальной науки, на протяжении которых существующие знания детализируются, углубляются и расширяются. Каждому из состояний научного познания соответствует собственная система знаний, считающихся научными. «Нормальное» знание претендует на общезначимость в рамках господствующей парадигмы, считается универсальным и объективным большинством ученых и научных сообществ. Однако, существует (правда, сравнительно кратковременно в масштабах нормальной науки) деятельность ученых по получению знаний, не вполне совпадающая с принятыми и устоявшимися стандартами. Она продуцирует анормальное знание, то есть знание, способ получения которого или его содержание не соответствуют устоявшимся эталонам и образцам. Современные исследователи науки выделяют три типа анормального знания, представленные в современном научном познании: 1. популярное знание, связанное с необходимостью для ученого довести научную информацию до круга неподготовленных, не владеющих научным понятийным аппаратом людей. Так, рассказывая младшим детям или обывателям о научных достижениях, ученый «переводит» сложную терминологию на язык повседневного общения, и в этом процессе возникает анормальное научное знание первого типа. 2. второй тип появляется, когда происходит смена парадигм, и понятия, построенные в соответствии с разными научными эталонами, сравниваются. Пытаясь дать объяснение феноменам, выходящим за пределы доминирующей парадигмы, ученый создает новые понятия, которые можно считать репрезентацией анормального научного знания. 3. третий тип включает знания, получаемые при объединении норм и идеалов из различных форм человеческой деятельности (иррациональных и рациональных, духовных и предметных). Такой тип знания характерен для эпохи науки постмодерна, когда мы можем говорить о формировании новой техники мышления современного че- 39 ловека, основанной на стремлении видеть нетипичное, на культивировании необычного в явлении. Лиотар 3 предлагает не отрицать то, что отклоняется от стереотипов, а заметить его и соотнести с остальным миром. Эпоха постмодерна «задает» совершенно новую организацию знаний: умение соединять в один ряд такие данные, которые в принципе считались несоединимыми. Именно такой процесс и получает у Лиотара наименование «воображение». В любом случае, анормальное знание не несет никакой негативной эмоциональной оценки и является естественным спутником нормального познавательного процесса. Показатели научной рациональности Понятие научной рациональности берет свое начало в дискуссиях ученых в XVII века, в попытках «очистить» науку от оценочных норм и суждений. Т. Гоббс и Б. Спиноза выделили критерии, по которым знание считалось научным, если оно соответствовало требованиям строгой упорядоченности, общезначимости, закономерности, обоснованности и целесообразности. В наше время понимание научной рациональности существенно расширилось, и «классический» образец дополнился характеристиками, порожденными неклассической и постнеклассической наукой. Эволюция представлений о научной рациональности представлена на рисунке ниже. Основными показателями научной рациональности выступают: 1) объективность – независимость от воли и желания субъекта (человека и человечества); 2) абстрактность – отвлеченность от чрезмерной детализации, случайных и несущественных сторон в процессе познания; 3) логичность - последовательное, непротиворечивое и аргументированное изложение содержания научных знаний; Лиотар (Lyotard) Жан-Франсуа (р. в 1924) — французский философ, теоретик «нерепрезентативной эстетики», создатель концепции «нарратологии», обосновывающей ситуацию постмодернизма в философии. 3 4) всеобщность – значимость для всех, множество, рассматриваемое как единство; 5) универсальность – многосторонность, многофункциональность научного знания; а также; 6) системность – требование взаимосвязи объектов на основе анализа причинно- следственных и функциональных, обратных связей и перспектив развития; 7) методологичность – представление в научных материалах способов проникновения в сущностный смысл явления, его критической оценки, использование рефлексии, определение реального смысла понятий, описывающих научные феномены, установление связей их смыслов, сопоставления значений; умение распознавать теории и системы на предмет их соответствия той или иной научной парадигме; 8) коммуникабельность – способность к общению, к установке связей, совместимость разнотипных систем знания. Современные характеристики научной рациональности убеждают нас, что в науке нет чистого «внеценностного знания», и любой продукт научного познания содержит ценностное измерение, неотделимое от поиска истины. Рациональность в целом как действенная активность разума, и ценность как истина духа, взаимодействуя, служат методологической основой развития науки. Демаркация научных и ненаучных подходов Проблема демаркации заключается в сложности разграничения научного и ненаучного знания. Попытки отделить науку от философии и религии восходят к античной философии, но наибольшее развитие дискуссия об определении того, что является научным, а что нет, получила в XX веке. В 20-30х годах проблему попытались решить участники «Венского кружка», лидерами которого были Б. Рассел и Л. Витгенштейн. Занимаясь логическим анализом предложений, логические позитивисты (так назвали участников кружка) предложили в качестве критерия научного подхода верифицируемость, т.е. подтверждаемость посредством опыта. По их мнению, только верифицируемые предложения имеют смысл, неверифицируемые предложения бессмысленны. Религиозные и философские положения таким образом были выведены за пределы науки. Однако логический позитивизм столкнулся с тремя непреодолимыми рамках этого подхода трудностями: 1. Законы математики и логики невозможно проверить опытным путем, но все «подлинные» науки используют математический и логический аппарат. Правда, Л. Витгенштейн нашел способ объяснить этот парадокс: математика и логика – это всего лишь инструментальное знание, истины которого устанавливаются конвенционально, то есть по соглашению между учеными. 41 2. Логическая и эмпирическая непроверяемость не ведет к принципиальной бессмысленности; возможно, объект научного исследования чувственно не воспринимаем, нов, необычен или слишком сложен, а существующие инструменты и методы исследования недостаточны для его изучения. 3. Законы эмпирических наук также нельзя верифицировать, поскольку для логически корректной верификации их формулировок («Все Х есть У») потребовалось бы бесконечно много частных утверждений (предложений вида «Х есть У»)). Например, для подтверждения закономерности «Все вороны черные», невозможно пересчитать всех ворон, а потом изложить эту информацию в виде «Ворона №1 – черная», «Ворона №2 – черная» и т.д. Эту сложность логические позитивисты попытались преодолеть, введя критерий «частичной подтверждаемости», но он, в свою очередь привел к дальнейшей проблеме: частично подтвердить можно все, что угодно (например, есть множество частичных эмпирических подтверждений сбывшихся астрологических прогнозов). Эти несоответствия отметил философ К. Поппер, который полагал, что верификация отекает самую плодотворную часть науки. Он предложил свой критерий научного подхода – принцип фальсификации и метод критической проверки теорий. Для любой теории, претендующей на статус научной, должно существовать множество потенциальных опровергающих фактов. Частные случаи недостаточны для подтверждения общего закона, но даже один противоречащий закону случай приводит к его опровержению. Нельзя выделить истину в научном знании, но постоянно выявляя и отбрасывая ложь, можно приблизиться к истине. Поэтому учёный не должен иметь психологическую установку искать подтверждения, а должен сосредоточить усилия на контрпримерах. Теорию можно назвать научной только ретроспективно, когда она уже опровергнута, поскольку если есть противоречащий ее положениям опыт, значит, она приходит в столкновение с реальным положением дел, а это свидетельство ее прямой связи с реальным миром. Нефальсифицируемые утверждения, таким образом, ненаучны. Ненаучными также становятся все предложения, неопровержимые благодаря своей логической форме. Это экзистенциальные предложения типа «Существует вещество, способное превращать неблагородные металлы в золото». Для доказательства того, что не существует подобного вещества, потребовалось бы верифицировать его отрицание, что эмпирически невозможно. С позиции попперовского фаллабилизма такие положения должны считаться метафизическими (философскими). Принцип фальсифицируемости в качестве критерия научного подхода также столкнулся с тремя проблемами: • Этот принцип слишком широк для проведения демаркации науки и не науки, поскольку в обеих сферах всегда с самого начала имеются противоречивые факты. • Теории живут, развиваются и даже процветают, невзирая на противоречия с экспериментальными данными. Так, ньютоновская механика благополучно существует, несмотря на большое количество противоречий с квантовой механикой. • Отбрасывая индукцию, Поппер предлагает подтверждать гипотезы методом проб и поиска ошибок. Однако ученый никогда так не делает, он всегда опирается на опыт решения предыдущих задач. Фальсификация исключает накопление знания, а обучение без этого немыслимо. Следующие за Поппером ученые и философы науки признали, что проблема демаркации связана с попыткой воздвигнуть непроницаемую границу между научным и ненаучным знанием, а такой непроходимой границы не существует. Концепция Т. Куна утверждает, что наука в виде парадигмы (общепринятого безусловного знания о природе в данный момент) диктует ученому свою волю, и поэтому научность подхода ученого всегда соответствует требованиям своего времени. На выбор парадигмы оказывают влияние вненаучные («экстерналистские») факторы – социокультурные и мировоззренческие. Критерием научности выступает выходящая за рамки отдельной науки традиция, конкретизирующаяся в «дисциплинарной матрице», состав которой представлен на рисунке ниже. Имеет значение лишь мнение ученых в данный момент, а универсального принципа демаркации не существует. Дисциплинарная матрица Т. Куна СИМВОЛИЧЕСКИЕ ОБОБЩЕНИЯ типа второго закона Ньютона, закона Ома, закона Джоуля-Ленца и т. д. ЦЕННОСТНЫЕ УСТАНОВКИ, принятые в научном сообществе и определяющие выбор направлений исследования, и оценку полученных результатов КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ МОДЕЛИ, общие утверждения такого типа, как «Теплота представляет собой кинетическую энергию частей, составляющих тело» и т.п. ОБРАЗЦЫ РЕШЕНИЙ КОНКРЕТНЫХ ЗАДАЧ И ПРОБЛЕМ в процессе обучения будущих ученых В экстраординарный период смены парадигм дисциплинарная матрица «размывается», и учёные становятся похожими на философов. Жёсткой границы между наукой и ненаукой нет. 43 П. Фейерабенд усилил этот вывод, допуская, что науке происходит догматизация парадигмы, свойственная мифологии. То, что не соответствует парадигме, игнорируется или принудительно согласовывается с ней. Если бы учёные строго придерживались научного подхода, ни одна фундаментальная теория не выжила бы. Авторитет учёных может сравниться с авторитетом жрецов. Широко известный пример – защита диссертации Луи Виктора де Бройля. Когда на заседании возник вопрос о присуждении степени, учёные оказались не готовы принять собственное решение по поводу неординарных идей диссертанта и позвонили Эйнштейну, который «дал согласие». Критерий демаркации научного подхода у Фейерабенда уже не относится напрямую к анализу знаний, а предполагает избавление науки от внешних влияний политики и догматов по принципу «все дозволено», превращая поиски «научного» знания в политическую концепцию. И. Лакатос создаёт специальную методологию «исследовательских программ» для решения проблемы демаркации. Исследовательская программа – это ряд теорий, которые проверяются на научность или ненаучность. Элементы этой последовательности имеют общие методологические принципы. Исследовательская программа состоит из «жёсткого ядра» (основных постулатов) и «защитного пояса» (вспомогательных гипотез). По мнению Лакатоса, именно «защитный пояс» должен приспосабливаться, переделываться или даже полностью изменяться под натиском проверок. Изменениями «защитного пояса» руководят правила отрицательной эвристики (запреты, то, чего следует избегать) и положительной эвристики (разрешенные пути решения проблемы). Если рост «защитного пояса» не приносит нового, добавочного эмпирического содержания, то есть не предвосхищает факты, а даёт запоздалые объяснения, исследовательская программа считается регрессивной. Прогрессивная программа (1) предсказывает новые факты, (2) в то же самое время объясняет все постулаты предыдущей программы и (3) некая часть добавочного ее содержания является подтвержденной. Между программами существует конкуренция, и в науке создаётся последовательность теорий, где каждая новая теория вытесняет предыдущую, добавляя к ней вспомогательные условия. Варианты решения проблемы демаркации научного и ненаучного подходов убеждают в существовании трехкомпонентной структуры научного знания, в котором одновременно должны присутствовать предметно-логический, социальный и личностно-психологические компоненты. Формы научного знания и особенности научного мышления Научное знание представляет собой сложное, разноуровневое и комплексное явление, отражающее отношения эмпирического и теоретического уровней познания и формирующее систему взаимосвязанных элементов. Основные формы, которые приобретает это знание, представлены в таблице. Формы научного знания Форма научного знания Научная проблема Гипотеза Научный факт Закон Научная теория Характеристика вопрос или совокупность вопросов, совокупность исследовательских задач относительно изучаемого им предмета; возникает из несоответствий (1) между эмпирическими данными и теорией, (2) между различными теориями, (3) внутри самой теории предположение, вводимое в качестве предварительного условного объяснения явления; является формой вероятного знания. Гипотеза требует подтверждения или опровержения опытом зафиксированные в языке науки знания о действительных событиях, связях, свойствах изучаемых объектов; специфика научных фактов в том, что они (1) устанавливаются на основе научных методов познания, (2) проходят через процедуру эмпирического обобщения, статистической обработки и обладают высокой степенью достоверности, (3) осмысляются в свете определенных научных теорий. основной отличительный признак научного знания от ненаучного; представляет собой утверждение, фиксирующее всеобщую, необходимую, существенную и устойчивую связь между явлениями и предметами; могут различаться по (1) степени общности (относиться к более широким или узким предметным областям, (2) динамике и статике (динамические устанавливают однозначную связь, статистические – вероятностную), (3) отношению к функционированию и развитию (законы функционирования фиксируют моменты устойчивости, повторяемости, стабильности в системах, а законы развития фиксируют связь между различными стадиями развивающейся системы). наиболее развитая форма научного знания; дает целостное, систематическое описание области действительности, раскрывает существенные 45 Научная картина мира характеристики и закономерности, свойственные этой области. В состав научной теории входят: (1) основания – фундаментальные, принципы, законы, уравнения, аксиомы; (2) идеализированные объекты – абстрактные модели свойств и связей изучаемых предметов; (3) совокупность методов, приемов обоснования, способов доказательства; (4) философские установки; (5) законы, выводимые из положений теории. обобщённая характеристика предмета исследования посредством представлений: (1) о фундаментальных объектах, из которых полагаются построенными все другие объекты, изучаемые соответствующей наукой; (2) о типологии изучаемых объектов; (3) об общих закономерностях их взаимодействия; (4) о пространственно-временной структуре реальности; эти представления выступают как основание научных теорий соответствующей дисциплины. Научное мышление, продуцирующее научные знания, имеет содержательную, логическую и психологическую стороны. Научность мышления характеризуется четырьмя признаками: • оно базируется на закономерностях, формах и методах логики, как формальной, так и диалектической, требует определять понятия, оперировать ими, делать умозаключения, доказательные выводы, пользоваться гипотезами, раскрывать противоречия, а также систематизировать и классифицировать в определенную систему имеющиеся знания; • это теоретическое, абстрактное мышление, которое использует специальный научный язык. Посредством теоретического мышления ученый ищет общую закономерность, мыслит гипотезами, производит в уме теоретические расчеты и доказательства. Научный язык, во-первых, является объективным, во-вторых, включает систему понятий и терминов соответствующей науки. Обычно объем и содержание понятий строго фиксируются; • научное мышление отличается критичностью. Это результат синтеза логического и образного мышления с преобладанием творческого мышления, характеризующийся познанием и раскрытием имеющихся противоречий с целью их преодоления, и основанный на самостоятельности, осознании необходимости постоянного самосовершенствования; • научное мышление специализировано: каждая область требует своего особого сочетания экспериментальных и теоретических приемов исследования, особой логики процесса исследования и решения научной проблемы. Научное мышление имеет в основе так называемый научный подход – особый способ познания реальности, качественно отличный от обывательского и идеологического. Именно он нужен в профессиональной науке, поскольку формирует принципы рассмотрения исследуемых объектов: 1) субъективную беспристрастность, познание независимо от симпатий и интересов исследователя; 2) следование правилам логики и методологии науки; 3) требования опираться на наблюдения реально существующие объекты, а не априорные или предвзятые представления, мнения, предрассудки. Основные разновидности научных подходов представлены в таблице. Научные подходы Название подхода Субстратный Системный Сущность и основные принципы требования обнаружения первоначала, носителя свойств, типичных элементов, понимаемых как элементарный минимум отличительных признаков, который позволяет выделить исследуемые объекты среди других феноменов во-первых, объект исследования понимается как система и, во-вторых, сам процесс исследования объекта как системного требует своей логики и применяемых средств, т.е. соблюдение: • принципа цели (при исследовании объекта необходимо прежде всего нужно выявить цель его функционирования); • принципа двойственности (система должна рассматриваться как часть системы более высокого уровня и в то же время как самостоятельная часть, выступающая как единое целое во взаимодействии со средой); • принципа целостности (рассмотрение объекта как выделенного из совокупности других объектов, выступающего целым по отношению к окружающей среде, имеющего свои специфические функции и развивающегося по свойственным ему законам, при этом не отрицается необходимость изучения отдельных сторон); • принципа сложности (исследование объекта, как сложного образования и, если сложность очень высока, е последовательное упрощение представления объекта, но так чтобы сохранить все его существенные свойства); 47 • принципа множественности (описание объСтруктурный Функциональный Модельный екта на множестве уровней: морфологическом, функциональном, информационном) объект как система разделяется на функциональные подсистемы, которые, в свою очередь, также делятся на подсистемы 2-го уровня и т.д. до конкретных элементов системы в соответствии с основными принципами: • принцип разделения сложных объектов множество меньших; • принцип иерархического упорядочивания – организации составных частей в иерархические структуры с детализацией на каждом уровне; • принцип абстрагирования - выделение существенных аспектов системы и отвлечение от несущественных; • принцип непротиворечивости – обоснованность и согласованность выделенных элементов системы; • принцип структурирования элементов – каждый элемент должен быть в свою очередь структурирован и иерархически организован. система рассматривается исключительно с позиции ее внешнего аспекта, как целое во взаимоотношении с другими, лежащими вне нее объектами, т.е. со средой; функция (поведение) системы – все, что можно узнать о системе, наблюдая за ее взаимодействием с другими системами, совокупность порождающих систему процессов в снятом виде. Принципы функционального подхода: • принцип широты охвата (функциональный подход как бы разрушает барьеры между различными объектами, концентрируя внимание на общности функций); • принцип комплексности (рассматривая систему со стороны функций и отвлекаясь от ее внутреннего разнообразного содержания, исследователь как бы целиком охватывает это разнообразие в его итоговом выражении – поведении системы). опирается на понятие обобщенной модели, ее свойства и характеристики. Модель в общем виде – это создаваемый с целью получения информации специфический объект (в форме мысленного образа, знаковой или материальной системы), отражающий свойства, характе- ристики и связи объекта-оригинала произвольной природы, существенные для задачи, решаемой субъектом. Принципиальные свойств моделей, которые обычно учитывают при модельном подходе: • модель включает в себя четыре компонента: 1) субъект; 2) задача, решаемая субъектом; 3) объект-оригинал; 4) язык описания или способ материального воспроизведения модели; • каждому объекту соответствует множество моделей, связанных с разными задачами; • отношению «задача-объект» также соответствует множество моделей, содержащих в принципе одну и ту же информацию, но различающихся формами ее представления или воспроизведения; • модель всегда лишь относительное подобие объекта-оригинала; • три основные формы представления модели – концептуальная (мысленная), знаковая и материальная – с информационной точки зрения равноценны. Естественнонаучное, социально-гуманитарное и техническое знание Различные области познания интегрируют разные виды знаний, в современной науке важен вопрос об их специфике и взаимодействии. Естественнонаучное знание включает совокупный исторический объем знания о природе и человеке, знания о конкретных видах и сферах материального бытия, гуманитарное знание в большей мере направлено на духовное и социальное бытие человека и общества, системообразующие ценности гуманизма, идеалы красоты, совершенства, свободы, добра и т. п. Знания о природе характеризуются высокой степенью объективности и достоверности, часто это узкоспециализированные знания. Еще их называют «точными», в силу их строгости, доказательности, предсказуемости результатов, детерминированных законами природы. Знания о человеке и обществе часто носят ценностный характер и представления об их истинности зависят от принадлежности ученого к социальной группе, эпохе, полезности этих знаний для общества и индивида. Не исключается возможность толкований, противоречащих реальным свойствам объектов, насыщенность теми или иными идеалами и проектами будущего. Гуманитарные и социальные науки «очеловечивают», наполняют ценностями исследуемый ими мир. 49 Существование в человеческой культуре двух разнородных типов знания привело в ХХ веке к противостоянию «физиков» и «лириков» в споре, что важнее – знание объективных законов и их использование или придание техническим феноменам гуманистического смысла. Наше время отмечено грандиозными успехами естествознания и техники, но без учета гуманитарных последствий практического воплощения научных достижений техника может стать опасной. Внедрение научных открытий в производство приводит к формированию феномена «ноу-хау» –определенного набора информационных подходов и приемов для успешного ведения дела в какой-нибудь сфере, научной информации, ставшей товаром. В ноу-хау взаимопроникновение и соприкосновение социально-гуманитарных и естественных наук – необходимость. Естественные и гуманитарные знания не так уж несовместимы, как оказалось. Сегодня речь идет о гуманизации естественнонаучного познания, а с другой стороны – о проникновении естественных наук в социально – гуманитарное знание. М.М. Бахтин, например, отмечал, что точные науки – монологическая форма знания. Это означает, что в естественных науках разум созерцает вещь и высказывает что – либо о ней. Они мыслят одного субъекта, которому противостоит безгласная вещь природы. А в гуманитарных науках знание имеет диалогическую, коммуникативную форму. Он показывает, что исключительно монологическим мышление быть не может. Следовательно, в глубине точные науки – гуманитарные с диалогической формой знания. Новым объектом исследования становится саморазвивающая система, элементом которой всегда оказывается человек (т.н. «антропный» принцип). Если ранее объект исследования был отделен от субъекта, теперь элементом исследования становится сам субъект познания. Поэтому появляется еще один повод для взаимодействия естественных и гуманитарных наук. Социально-гуманитарные науки, в свою очередь, открывают для себя новые количественные и статистические подходы исследования, основанные на достижениях естествознания. Можно с уверенностью сказать, что это гуманитаризация естественнонаучного и технического знания и технологизация гуманитарного знания будут продолжаться. Дополнительные текстовые материалы Нормальная наука и опасности, связанные с ней Popper K. Normal Science and its Dangers // Criticism and the Growth of Knowledge. Cambr., 1970. P. 51–58. Перевод с англ. О.А.Балла Критика профессором Куном моих взглядов на науку – самое интересная из всех, с которыми я до сих пор сталкивался. Вероятно, в ней есть пункты, более или менее важные, в которых он меня либо неверно понимает, либо неверно интерпретирует. Например, Кун с неодобрением цитирует отрывок из начала первой главы моей книги “Логика научного исследования”. Теперь я хотел бы процитировать фрагмент из предисловия к первому изданию, на который Кун не обратил внимания. (В первом издании этот отрывок следует сразу же за тем, который цитировал Кун; позже я вставил предисловие к английскому изданию между этими двумя фрагментами). В то время как короткий отрывок, процитированный Куном, будучи вырван из контекста, может создать впечатление, будто я совершенно ничего не знал о том, что, как подчеркивает Кун, ученые с необходимостью развивают свои идеи в пределах известного теоретического каркаса, – тот, что ему непосредственно предшествует в издании 1934 года, выглядит почти как предвосхищение этого центрального положения Куна. Моя книга, после двух эпиграфов – из Шлика и Канта, – начинается следующими словами: “Ученый, занятый исследованиями, скажем, в области физики, может прямо и непосредственно приступить к разрешению стоящей перед ним проблемы. Он имеет возможность сразу подойти к сердцевине всего дела, то есть проникнуть в центр сформировавшейся концептуальной структуры, поскольку структура научных представлений уже имеется в наличии до начала исследования, а вместе с ней дана и та или иная общепризнанная проблемная ситуация. Именно поэтому ученый может оставить другим дело согласования своего вклада в решение данной проблемы с общей структурой научного знания”. В дальнейшем я намерен показать, что философ занимает другую позицию. Сейчас кажется совершенно ясным, что приведенный отрывок описывает “нормальную” ситуацию ученого почти так же, как это делает Кун: существует система взглядов, сформировавшаяся структура науки, предоставляющая ученому общепризнанную проблемную ситуацию, с которой должна быть согласована его собственная работа. Это выглядит очень похожим на одно из главных положений Куна, согласно которому “нормальная” наука, как он это называет, или “нормальная” работа ученого, предполагает сформировавшуюся систему предпосылок, или теорию, или исследовательскую программу, которая необходима коллективу ученых для рационального обсуждения их работы. Тот факт, что Кун не заметил этого положения, в котором мы с ним сходимся, поспешив к тому, что следует непосредственно за ним и что он принял за пункт нашего расхождения, кажется мне существенным. Это показывает, что человек читает и понимает книги не иначе, как уже имея в голове определенные ожидания. Это действительно может рассматриваться как одно из следствий моего положения, согласно которому мы подходим ко всему в свете заранее принятой теории, – в том числе и к книге. Вследствие 51 этого, человек склонен выделять то, что ему либо нравится, либо не нравится, либо по другим причинам хочется найти в книге; так поступил и Кун, читая мою книгу. Тем не менее, помимо этих незначительных моментов, Кун понимает меня очень хорошо – лучше, я думаю, чем большинство моих известных мне критиков, и два главных направления его критики очень важны. Первое из них, коротко говоря, состоит в том, что я совершенно не обращаю внимания на то, что Кун называет “нормальной наукой”, и что я занят описанием исключительно того, что он называет “экстраординарным исследованием” или “экстраординарной наукой”. Я думаю, что различие между этими двумя видами деятельности не такое резкое, каким его представляет Кун; тем не менее, я охотно готов признать, что в лучшем случае лишь смутно представляю себе это различие, и, более того, что это различие указывает на нечто очень важное. Поскольку это так, не так уж важно, являются ли термины Куна “нормальная наука” и “экстраординарная наука” чем-то “снижающим проблему” (question-begging) и в куновском смысле идеологическим. Я полагаю, что всем этим они являются; но это не уменьшает моего чувства признательности Куну за то, что он указал на это различие и, таким образом, открыл мне глаза на множество проблем, которые я до этого видел не вполне ясно. “Нормальная наука”, в куновском смысле, существует. Это – деятельность нереволюционного, или, точнее, не слишком критичного профессионала: ученого, который принимает господствующую догму, который не склонен ее оспаривать и который принимает новую, революционную теорию только в том случае, если почти все остальные будут готовы ее принять – если она станет модной. Противостояние новой моде требует, возможно, не меньше мужества, чем требовалось для ее создания. Вы можете, наверно, сказать, что, описывая таким образом “нормальную науку” Куна, я косвенно уже критикую его. Поэтому я еще раз утверждаю, что описанное Куном существует и должно быть принято во внимание историками науки. То, что я не симпатизирую этому явлению (поскольку считаю его опасностью для науки), в то время как Кун явно не испытывает к нему неприязни (поскольку находит его “нормальным”) – другой вопрос; вероятно, очень важный. На мой взгляд, “нормальный” ученый, как его описывает Кун, – это человек, достойный сожаления. (В соответствии со взглядами Куна на историю науки, многие великие ученые должны были быть “нормальными”, но, поскольку я не чувствую к ним жалости, я не думаю, что взгляды Куна вполне правильны). “Нормальный ученый”, по-моему, плохо обучен. Я, как и многие другие, полагаю, что все обучение на университетском уровне (и, если возможно, на уровнях более низких) должно было бы состоять в выработке навыков критического мышления и поощрении его. “Нормальный ученый”, описанный Куном, обучен плохо. Он обучен в духе догматизма, он жертва индоктринации. Он усвоил технику, которую может применять, не задаваясь при этом вопросом, почему (например, в квантовой механике). Вследствие этого, он стал тем, кто может быть назван “ученым-прикладником”, в отличие от того, кого я назвал бы “чистым ученым”. Он, как это определяет Кун, согласен на то, чтобы решать “головоломки”. Выбор этого термина, кажется, свидетельствует о желании Куна подчеркнуть, что это не представляет из себя действительно фундаментальную проблему, к решению которой подготовлен “нормальный ученый”. Это скорее рутинная проблема, проблема применения того, чему человека научили. Кун описывает это как проблему, в которой применяется господствующая теория (называемая им “парадигмой”). Успех “нормального ученого” состоит исключительно в демонстрации того, что господствующая теория может быть правильно и удовлетворительно применена в целях разрешения данной головоломки. Описание Куном “нормального ученого” живо напоминает мне разговор с моим покойным другом Филиппом Франком в 1933 году или около этого. Франк в то время горько сетовал на некритический подход к науке у большинства своих студентов-инженеров. Они хотели всего лишь “знать факты”. Теории и гипотезы, которые были не “общепринятыми”, проблематичными, не приветствовались: они вводили студентов в замешательство. Эти студенты хотели знать только те вещи, те факты, которые они могли бы применять со спокойной совестью и без самокопания. Я допускаю, что позиция такого рода существует, и не только среди инженеров, но и среди людей, выучившихся на ученых. Я могу только сказать, что вижу в ней большую опасность, как и в возможности того, что она станет нормальной (так же, как и вижу большую опасность в росте специализации, который тоже представляет собой неоспоримый исторический факт): опасность для науки и, возможно, для нашей цивилизации. И это объясняет, почему я считаю подчеркивание Куном существования такого вида науки очень важным. Я думаю, однако, что Кун ошибается, когда уверяет, что то, что он называет “нормальной наукой”, действительно нормально. Конечно, мне бы и в голову не пришло препираться по поводу термина. Но я хотел бы отметить, что немногие ученые, оставшиеся в истории науки, были “нормальными” – если вообще кто-то из них был таковым. Иными словами, я не согласен с Куном по вопросу как о некоторых исторических фактах, как и о том, что является характерным для науки. Возьмем, к примеру, Чарльза Дарвина перед публикацией “Происхождения видов”. Даже после этой публикации он был тем, кто может быть описан как “невольный революционер”, если воспользоваться 53 превосходным обозначением Макса Планка профессором Пирсом Уильямсом; до этого он вообще вряд ли был революционером. В его описании “Путешествия на корабле Бигль” нет ничего похожего на сознательную революционную позицию. Но в нем полным-полно проблем; подлинных, новых и фундаментальных проблем и остроумных догадок – которые часто соперничают друг с другом – об их возможных разрешениях. Вряд ли возможна менее революционная наука, чем дескриптивная ботаника. И притом ботаник-дескриптивист постоянно сталкивается с подлинными и интересными проблемами: проблемами классификации, специфического размещения растений, проблемами дифференциации видов и подвидов, симбиоза, характерных заболеваний, устойчивости или плодовитости тех или иных видов и т.п. Многие из этих описательных проблем подталкивают ботаника к экспериментальному подходу; а это, в свою очередь, ведет к физиологии растений и таким образом к теоретической и экспериментальной (а не просто “описательной”) науке. Различные стадии этого подхода почти незаметно сливаются, и на каждой стадии возникают подлинные проблемы, а не только “головоломки”. Но, возможно, Кун называет “головоломкой” то, что я назвал бы “проблемой”, и, конечно, препираться по поводу слов нам не хотелось бы. Поэтому позвольте мне сказать нечто более общее о куновской типологии ученых. Я утверждаю, что между куновским “нормальным ученым” и его же “экстраординарным ученым” существует множество градаций, и это так и должно быть. Возьмем, к примеру, Больцмана: мало найдется более крупных ученых. Но его величие вряд ли состоит в том, что он совершил радикальную революцию, поскольку он, в значительной степени, был последователем Максвелла. Но он был настолько далек от “нормального ученого”, насколько это вообще возможно: он был храбрым бойцом, противостоящим господствующей моде дня – моде, которая, кстати говоря, господствовала только на континенте и имела в то время немногих приверженцев в Англии. Я согласен, что куновская идея типологии ученых и периодов научного развития важна, но здесь требуется уточнение. Его схема “нормальных” периодов, в которые преобладает одна, управляющая всем, теория (“парадигма”, как он говорит), и за которыми следуют чрезвычайные, революционные периоды, кажется очень подходящей для астрономии. Но она не годится, например, для эволюции теории материи; или биологических наук, начиная, допустим, с Дарвина и Пастера. В частности, в связи с проблемой материи у нас есть, по крайней мере, три основных теории, соперничающие со времен античности: теории непрерывности (континуума), атомистические теории и теории, представляющие собой попытки соединения первых и вторых. Кроме того, некоторое время существовала махистская версия теории Беркли, утверждающая, что “материя” – метафизическое, а не научное понятие, что физической теории структуры материи не существует, и что феноменологическая теория теплоты должна стать единственной парадигмой для всех физических теорий. (Я употребляю здесь слово “парадигма” в смысле, несколько отличающемся от куновского: обозначая им не столько господствующую теорию, сколько исследовательскую программу – способ объяснения, который считается некоторыми учеными настолько удовлетворительным, что они требуют, чтобы он был принят всеми). Хотя я считаю открытие Куном того, что он называет “нормальной наукой”, наиболее важным, я не согласен с тем, что история науки подтверждает его положение (существенное для его теории рациональной коммуникации), что “в норме” в каждой научной области существует одна преобладающая теория – “парадигма”, и что история науки представляет собой последовательную смену господствующих теорий, чередующихся с революционными периодами “экстраординарной” науки; периодами, которые он описывает так, как если бы коммуникация между учеными нарушалась из-за отсутствия господствующей теории. Такая картина истории науки расходится с моим представлением о фактах. Ибо, начиная с античности, существовала постоянная и плодотворная дискуссия между основными теориями материи, которые соперничали друг с другом. В представленной здесь статье Кун, похоже, выдвигает тезис, согласно которому логика науки не представляет большого интереса для историка науки и не обладает объяснительной силой. Мне представляется, что этот тезис, исходящий из уст Куна, почти так же парадоксален, как тезис “Гипотез не измышляю”, провозглашенный в ньютоновской “Оптике”. Ибо, как Ньютон опирался на гипотезы, так и Кун использует логику – и не только в целях спора, но именно в том самом смысле, в каком я говорю о “логике исследования”. Однако, он использует логику исследования, которая в ряде пунктов разительно отличается от моей: куновская логика – это логика исторического релятивизма. Позвольте мне сперва отметить некоторые пункты нашего согласия. Я считаю, что наука критична по своему существу, что она состоит из смелых предположений, которые контролируются критикой, и что это, следовательно, может быть описано как революционный процесс. Но я всегда подчеркивал необходимость некоторого догматизма: у ученого-догматика есть своя важная роль. Если мы чересчур легко уступим критике, мы никогда не узнаем, в чем коренится подлинная власть наших теорий. Но Куну хочется догматизма иного рода. Он верит в преобладание господствующей догмы на протяжении значительных периодов и не верит в то, что метод науки, в норме – это метод смелых предположений и критики. Каковы его главные аргументы? Они не психологические и не исторические: они логические. Кун уверяет, что рациональность науки 55 предполагает принятие общего каркаса. Он считает, что рациональность зависит от чего: то вроде общего языка и общего набора предпосылок. Он считает, что рациональная философия, как и рациональная критика, возможна только в том случае, если имеется согласие в основных принципах. Это – широко распространенный и действительно модный тезис: тезис релятивизма. И это – логический тезис. Я полагаю, что этот тезис ошибочен. Я, конечно, допускаю, что гораздо проще обсуждать головоломки в пределах общепринятого каркаса и вовлекаться новой господствующей модой в новый каркас, чем обсуждать основные принципы – то есть, истинный каркас наших предпосылок. Но релятивистский тезис, согласно которому каркас не может подвергаться критическому обсуждению – это тезис, который может обсуждаться критически и который не выдерживает критики. Я окрестил этот тезис “мифом концептуального каркаса”, и обсуждал его по различным поводам. Я считаю его логической и философской ошибкой. (Я помню, что Куну не нравится мое употребление слова “ошибка”, но эта антипатия – только часть его релятивизма). Я бы хотел коротко указать на то, почему я не релятивист: я верю в “абсолютную” или “объективную” истину в смысле Тарского (хотя я, конечно, не “абсолютист” в том смысле, что не считаю, что я или кто-то еще имеет истину у себя в кармане). Я не сомневаюсь, что это – одно из положений, по которым мы наиболее глубоко расходимся; и это положение – логическое. Я допускаю, что в любой произвольно взятый момент мы – пленники концептуального каркаса наших теорий, наших ожиданий, нашего предшествующего опыта, нашего языка. Но мы пленники не в буквальном смысле: если захотим, мы можем вырваться из нашего каркаса когда угодно. Пусть даже мы снова очутимся внутри некоторого каркаса, но он будет лучше и более просторен, и мы в любое время можем вырваться из него снова. Главное здесь в том, что критическая философия и сравнение разных каркасов всегда возможны. То, что разные каркасы подобны взаимно непереводимым языкам – это просто догма и догма опасная. Известно, что даже совершенно разные языки (например, английский и хопи или китайский) не являются непереводимыми, и что многие хопи или китайцы выучились английскому очень неплохо. “Миф каркаса” в наше время является главным оплотом иррационализма. Мое возражение против него состоит в том, что он попросту преувеличивает трудность, превращая ее в невозможность. Надо признать, что дискуссия между людьми, воспитанными в разных концептуальных каркасах, трудна. Но не может быть ничего плодотворнее, чем такая дискуссия, чем столкновение культур, которое послужило стимулом некоторых величайших интеллектуальных революций. Я допускаю, что интеллектуальная революция часто выглядит как религиозное обращение. Новое понимание может поразить нас, подобно вспышке молнии. Но это не означает, что мы не в состоянии критически и рационально оценить наши прежние взгляды в свете новых. Следовательно, было бы попросту неверно сказать, что переход от ньютоновской теории гравитации к эйнштейновской представляет собой иррациональный скачок, и что эти теории не сопоставимы рационально. Напротив, у них есть много точек соприкосновения (таких, например, как уравнения Пуассона) и пунктов, по которым их можно сравнивать: из теории Эйнштейна следует, что теория Ньютона – великолепное приближение (только не для планет или комет, движущихся по эллиптическим орбитам со значительным эксцентриситетом). Таким образом, в науке, в отличие от теологии, критическое давление соперничающих каркасов всегда возможно. И отрицание этой возможности – ошибка. В науке (и только в науке) можно говорить о подлинном прогрессе: о том, что мы знаем больше, чем раньше. Следовательно, различие между Куном и мною восходит, в своей основе, к логике. Как и вся теория Куна. На его тезис: “Психология, а не логика открытия” можно ответить: все ваши собственные аргументы восходят к положению, согласно которому ученый логически вынужден принять концептуальный каркас, поскольку никакая рациональная дискуссия между каркасами невозможна. Это – логический тезис, даже если он ошибочен. На самом деле, как я уже объяснял ранее, научное знание может рассматриваться как бессубъектное. Оно может рассматриваться как система теорий, над построением которой мы работаем как каменщики, строящие собор. Цель состоит в том, чтобы найти такие теории, которые в свете критического обсуждения, оказываются ближе к истине. Таким образом, цель состоит в росте истинностного содержания в наших теориях (который, как я показал, может быть достигнут только путем наращивания их [эмпирического] содержания. Прежде чем перейти к выводам, я еще замечу, что меня удивляет и разочаровывает, когда цели науки и ее возможный прогресс пытаются выяснить, обращаясь к социологии или к психологии (или, как рекомендовал Пирс Уильямс, к истории науки). Фактически, по сравнению с физикой, социология и психология слишком пересыщены модой и неконтролируемыми догмами. Предположение, что мы можем в них найти что-либо подобное “объективному, чистому описанию” – это ошибка. Кроме того, каким образом возвращение к этим наукам – которые часто оказываются лженауками – способно помочь нам в данном конкретном затруднении? Не является ли наукой – социологической (или психологической, или исторической) – то, к чему мы желаем прибегнуть для решения вопроса “Что такое наука?” или “Что на самом деле нормально для науки?”. Ведь вы не станете искать ответа у социологического (или психологического, 57 или исторического) лунатического блуждания? И у кого вы хотите получить консультацию: у “нормального” социолога (или психолога, или историка) или у экстраординарного? Поэтому я нахожу идею обращения к социологии или психологии удивительной. Я нахожу ее разочаровывающей, поскольку она показывает, что все, что я ранее возразил против социологизирующих и психологизирующих тенденций и путей, особенно в истории, было напрасным. Нет, это не решение проблемы, что можно показать чисто логическими средствами; и, следовательно, ответ на вопрос “Логика открытия или психология исследования?” состоит в том, что если логика открытия мало чему может научиться у психологии исследования, последняя может многому научиться у логики. 2.2. Цель научного исследования. Цель научного исследования можно понимать в двух основных плоскостях: цель исследования как такового (как определенной сферы человеческой деятельности), цель конкретной магистерской диссертации. В первом случае речь идет о специфики и целесообразности научной деятельности. О некоторой ценности социально-гуманитарных наук самих по себе. Этот аспект важен, поскольку он напрямую может касаться теоретической и практической значимости работы, а также использоваться при оформлении грантовых заявок. Во втором случае формулировка цели отталкивается неизменно от сформулированной темы. Несмотря на некоторую формальность и простоту в формулировки цели, это один из важнейших моментов, на который обращают внимание при рецензировании работы. Кроме того, неверно сформулированная цель очень сильно бросается в глаза при защите выпускной квалификационной работы. Если степень разработанности проблемы может быть опущена в защитном слове, то цель обязательно должна звучать. Итак, остановимся подробнее сначала на общем уровне цели научного исследования. М. Вебер, характеризуя гуманитарные науки, акцентирует внимание на том, что у гуманитарных наук можно выделить два целевых направления. Во-первых, это касается объяснения причинных связей (подобно естественным наукам). Во-вторых, создать понимающую интерпретацию сущности и поведения человека и социальных групп. Социально-гуманитарное исследование будет предварять построение идеально-типической конструкции индивидуального исторического события. Именно Веберу принадлежит авторство важного методологического понятия – идеальный тип. «Следовательно, в подобных случаях конструкция цели рационального действия – вследствие своей понятности и основанной на рациональ- ности однозначности – служит в социологии типом («идеальным типом), с помощью которого реальное, обусловленное различными иррациональными факторами (аффектами, заблуждениями), поведение может быть понято как «отклонение» от чисто рационально сконструированного». Понятие «идеального типа» напрямую коррелирует с категорией понимания, так как любой идеальный тип фундирован установлением осмысленных связей, характерных для какой-то определенной исторической целостности или цепи последовательных событий. Идеальный тип позволяет выделить не общие для абсолютно всех исторических индивидуальностей характеристики и даже не усредненные черты, а типичные свойства феномена как такового. Идеальный тип не является синонимом идеала. Функция идеального типа выражается в соотнесении с реальностью (действительностью), идеал же формирует оценочное суждение. Можно говорить о том, что идеальный тип присущ любому явлению, в том числе и негативному. А.А. Горелов, объясняя специфику идеального типа, пишет следующее: «Чтобы легче понять, что такое идеальный тип полезно сопоставить его с типами, изображаемыми в художественных произведениях: типом лишнего человека, помещика, тургеневской девушки и т.д. Следует только иметь в виду, что создание типов в произведениях искусства есть конечная цель, в то время как в социологических исследованиях это только средство построения теории. Это типы, с выраженными характерными чертами большого числа конкретных людей, выполняющих какую-либо социальную роль (типы политических лидеров и т.д.)». В отличие от позитивизма М. Вебер считал, что «идеальные типы» невозможно извлечь из эмпирической реальности, их можно только сконструировать теоретически. Идеальный тип не является гипотезой, он лишь служит указателем направления, в котором может идти формулирование гипотез. Его можно считать особым видом эмпирических обобщений. Таким образом, гуманитарные науки одновременно понимающие и причинные. При этом причинность в данных науках не является однозначной. Именно так соединяются две цели социально-гуманитарных дисциплин – объяснить и понять. Формулировка цели магистерской диссертации направлена на решение проблемы, которая в общем виде сформулирована в теме диссертации. Цель научного исследования – это обозначение в общем виде того, что будет получено в конце работы. Как правило, при формулировке цели в выпускных работах первой и второй ступени высшего образования используются различные подходы. Это связано с научной 59 спецификой таких работ. Выпускная квалификационная работа в магистратуре, в первую очередь, нацелена на получение именно научного результата. В магистерских диссертациях рекомендуется для грамотной формулировки цели сначала обозначить основной научный результат, который планируется получить, а уже после найти точки сопряжения его с практической потребностью, которая инициировала поиск решения поставленных задач. Для формулировки цели чаще всего используют шаблонную фразу: «Цель диссертационного исследования –…». Например, цель магистерской диссертации на тему «Ключевые факторы успеха в ИТ-консалтинге» может быть сформулирована так: «Разработать набор ключевых факторов успеха, обеспечивающих укрепление конкурентных позиций компании в ИТ-консалтинге». Если бакалаврская работа может по своей сути оставаться обзорной, реферативной или ориентированной исключительно на достижение практических результатов, та магистерская диссертация обязательно связывается с научной новизной. Дальнейшие шаги после выбора цели направлены на верную формулировку гипотезы. Гипотезой называют предположение, выраженное в утвердительной форме и содержащее условное объяснение некоторого явления или совокупности явлений; предположение о существовании определенных связей, структур, явлений. Гипотеза необходима для того, чтобы решить поставленную проблему и достигнуть обозначенную в исследовании цель. Она позволяет определить направление для научного поиска, который и верифицирует выдвинутую гипотезу. При формулировке гипотезы следует соблюдать некоторые принципы: • логическая непротиворечивость; • принципиальная проверяемость; • отсутствие противоречий с ранее установленными факторами из других предметных областей; • возможность экстраполяции на широкий круг явлений; • эффективность в познавательном или практическом отношении (например, гипотеза может позволить разработать или оптимизировать программу дальнейшего исследования). Алгоритм работы с гипотезой следующий: Например, гипотеза магистерской диссертации на тему «Ключевые факторы успеха в ИТ-консалтинге» может быть сформулирована так: «В области ИТ-консалтинга существует набор ключевых факторов успеха, позволяющий сконцентрировать ресурсы (материально61 технические, инвестиционные) в тех областях, где компания может достичь значительного преимущества над основными конкурентами и завоевать лучшую позицию на целевом рынке». Дополнительную информацию о гипотезах и их связи с задачами исследования вы найдете в лекции 8 (С чего начать). Таким образом, можно говорить о том, что цель исследования должна коррелировать с метауровнем научной дисциплины, а также с темой и гипотезой конкретного научного исследования. Дополнительные материалы Вебер М. Основные социологические понятия Вебер М. ОСНОВНЫЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ //Западноевропейская социология ХIX-начала ХХ веков. - М., 1996. - С. 455-491. ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ Метод предлагаемого ниже вводного определения понятий, без которого трудно обойтись, но который неизбежно должен восприниматься как абстрактный и далекий от реальной действительности, отнюдь не претендует на новизну. Напротив, его назначение — сформулировать несколько более целесообразно и корректно, как мы надеемся (что, впрочем, может показаться педантизмом), то, что фактически всегда имеет в виду эмпирическая социология, занимаясь данными проблемами. Это относится и к тем случаям, когда мы вводим как будто непривычные или новые выражения. Терминология в данной статье, по сравнению с другими, по мере возможности упрощена и поэтому в ряде случаев из соображений большей доступности изменена. Стремление к популяризации, правда, не всегда совместимо с соблюдением наибольшей точности и в ряде случаев должно быть принесено ей в жертву. Понятие социологии и “смысла” социального действия Социология (в том смысле этого весьма многозначного слова, который здесь имеется в виду) есть наука, стремящаяся, истолковывая, понять социальное действие и тем самым каузально объяснить его процесс и воздействие. “Действием” мы называем действие человека (независимо от того, носит ли оно внешний или внутренний характер, сводится к невмешательству или терпеливому принятию), если и поскольку действующий индивид или индивиды связывают с ним субъективный смысл. “Социальным” мы называем такое действие, которое по предполагаемому действующим лицом или действующими лицами смыслу соотносится с действием других людей и ориентируется на него. 1. Методологические основы 1. Слово “смысл” имеет здесь два значения. Он может быть; а) смыслом, действительно субъективно предполагаемым действующим лицом в данной исторической ситуации, или приближенным, средним смыслом, субъективно предполагаемым действующими лицами в определенном числе ситуаций; б) теоретически конструированным чистым типом смысла, субъективно предполагаемым гипотетическим действующим лицом или действующими лицами в данной ситуации. Здесь вообще не идет речь о каком-либо объективно “правильном” или метафизически постигнутом “истинном” смысле. Этим эмпирические науки о действии — социология и история — отличаются от всех догматических наук — юриспруденции, логики, этики, — которые стремятся обнаружить в своих объектах “правильный”, “значимый” смысл. 2. Граница между осмысленным действием и поведением чисто реактивным (назовем его так), не связанным с субъективно предполагаемым смыслом, не может быть точно проведена. Значительная часть социологически релевантного действия, особенно чисто традиционного по своему характеру (см. ниже), находится на границе того и другого. Осмысленное, т. е. доступное пониманию, действие в ряде психофизических случаев вообще отсутствует, в других — может быть обнаружено только специалистами. Мистические, т. е. адекватно не передаваемые словами, переживания не могут быть полностью поняты теми, кому они недоступны. Однако способность воспроизвести действие не есть обязательная предпосылка его понимания: “Чтобы понять Цезаря, не надо быть Цезарем”. Полное сопереживание — важное, но не абсолютно непреложное условие понимания смысла. Доступные и недоступные пониманию компоненты какого-либо процесса часто переплетаются и связываются. 3. Всякая интерпретация, как и наука вообще, стремится к “очевидности”. Очевидность понимания может быть по своему характеру либо рациональной (т. е. логической или математической), либо — в качестве результата сопереживания и чувствования — эмоционально и художественно рецептивной. Рациональная очевидность присуща тому действию, которое может быть полностью доступно интеллектуальному пониманию в своих преднамеренных смысловых связях. Посредством чувствования очевидность постижения действия достигается в результате полного сопереживания того, что пережито субъектом в определенных эмоциональных связях. Наиболее рационально понятны, т. е. здесь непосредственно и однозначно интеллектуально постигаемы, прежде всего смысловые связи, которые выражены в математических или логических положениях. Мы совершенно отчетливо понимаем, что означает, когда кто-либо в ходе своих мыслей иди аргументации использует правило 2х2=4 или теорему Пифагора или 63 строит цепь логических умозаключений в соответствии с “правильными”, по нашим представлениям, логическими законами. Столь же понятны нам действия того, кто, отправляясь от “известных” “опытных данных” и заданной цели, приходит к однозначным (по нашему опыту) выводам в вопросе о выборе необходимых “средств”. Любое истолкование подобного рационально ориентированного целенаправленного действия обладает — с точки зрения понимания использованных средств — высшей степенью очевидности. Если не с такой же полнотой, то все-таки с достаточной ясностью, соответствующей присущей нам потребности в объяснении, мы понимаем такие “заблуждения” (в том числе смешение проблем), которые не чужды нам самим или возникновение которых мы способны посредством чувствования сопереживать. Напротив, высочайшие “цели” и “ценности”, на которые, как показывает опыт, может быть ориентировано поведение человека, мы часто полностью понять не можем, хотя в ряде случаев способны постичь его интеллектуально; чем больше эти ценности отличаются от наших собственных, важнейших для нас ценностей, тем труднее нам понять их в сопереживании посредством чувствования, силой воображения. В зависимости от обстоятельств нам в ряде случаев приходится либо удовлетворяться чисто интеллектуальным истолкованием названных ценностей, либо, если и это оказывается невозможным, просто принять их как данность и попытаться по возможности понять мотивированное ими поведение посредством интеллектуальной интерпретации или приближенного сопереживания (с помощью чувствования) его общей направленности. Сюда относятся многие высочайшие акты религиозности и милосердия, недоступные тому, для кого они не существуют в качестве ценностей; в равной степени недоступен и крайний рационалистический фанатизм, например, учения о “правах человека” тем, кто полностью его отвергает. Аффекты (страх, гнев, честолюбие, зависть, ревность, любовь, воодушевление, гордость, мстительность, почтение, преданность, различные стремления) и основанные на них иррациональные (с позиций целерационального поведения) реакции мы способны эмоционально сопережить тем интенсивнее, чем более сами им подвержены; если же они значительно превышают по своей интенсивности доступные нам переживания, мы можем понять их смысл посредством чувствования и рационально выявить их влияние на характер поведения индивида и применяемые им средства. Для типологического научного исследования все иррациональные, эмоционально обусловленные смысловые связи, определяющие отношение индивида к окружающему и влияющие на его поведение, наиболее обозримы, если изучать и изображать их в качестве “отклонений” от чисто целерационально сконструированного действия. Так, например, для объяснения “биржевой паники” целесообразно сначала установить, каким было бы рассматриваемое поведение без влияния иррациональных аффектов, а затем ввести эти иррациональные компоненты в качестве “помех”. Равным образом и при исследовании какой-либо политической или военной акции целесообразно установить, каким было бы поведение участников события при знании ими всех обстоятельств дела, всех намерений и при строго целерационально (в соответствии со значимым для нас опытом) ориентированном выборе средств. Лишь в этом случае возможно свести отклонения от данной конструкции к обусловившим их иррациональным факторам. Следовательно, в подобных случаях конструкция целерационального действия — вследствие своей понятности и основанной на рациональности однозначности — служит в социологии типом (“идеальным типом”), с помощью которого реальное, обусловленное различными иррациональными факторами (аффектами, заблуждениями) поведение может быть понято как “отклонение” от чисто рационально сконструированного . Лишь в этом смысле и только по своей методологической целесообразности метод “понимающей” социологии “рационалистичен”. Его не следует, конечно, трактовать как рационалистическую предпосылку социологии; его надо рассматривать только как методический прием и ни в коем случае не делать в. данном случае вывод о действительном преобладании рационального в повседневной жизни. Ведь для понимания того, в какой степени рациональные целенаправленные моменты определяют действительное поведение — или не определяют его, — все эти соображения не имеют ни малейшего значения. (Тем самым мы отнюдь не отрицаем возможность неуместного применения рационалистического истолкования. К сожалению, опыт подтверждает реальность такой опасности.) 4. Во всех науках о поведении должны быть приняты во внимание такие чуждые смыслу явления, как повод к определенным действиям, результат каких-либо событий, стимулирование решений или препятствие их принятию. Поведение, чуждое осмыслению, не следует идентифицировать с “неодушевленным” или “нечеловеческим” поведением. Каждый артефакт, например, “машина”, может быть истолкован и понят только исходя из того смысла, который действующий человек (ориентированный на самые различные цели) связывает с его изготовлением и применением; без этого соотнесения назначение такого артефакта остается совершенно непонятным. Следовательно, пониманию в данном случае доступна только его соотнесенность с действиями человека, который видит в нем либо “средство”, либо цель и ориентирует на это свое поведение. Только в этих категориях возможно понимание такого рода объектов. Чуждыми смыслу остаются все про- 65 цессы или явления (живой или мертвой природы, связанные с человеком или происходящие вне его), лишенные предполагаемого смыслового содержания, выступающие не в качестве “средства” или “цели” поведения, а являющие собой лишь его повод, стимул или помеху. Так, например, штормовой прилив, в результате которого образовался Долларт в начале XII в., имел (быть может) “историческое” значение в качестве повода к процессу переселения, оказавшего достаточно серьезное влияние на последующую историю названного региона. <…> 5. Понимание может быть: 1) непосредственным пониманием предполагаемого смысла действия (в том числе и высказывания). Мы непосредственно “понимаем”, например, смысл правила 2х2=4, когда мы слышим или читаем его (рациональное непосредственное понимание мыслей), или гневную вспышку, которая проявляется в выражении лица, междометиях, иррациональных жестах (иррациональное непосредственное понимание аффектов), действие дровосека, человека, протягивающего руку к двери, чтобы закрыть ее, охотника, прицеливающегося, чтобы выстрелить в зверя (рациональное непосредственное понимание действия). Но пониманием мы называем также: 2) объясняющее понимание. Мы “понимаем” мотивационно, какой смысл вкладывал в правило 2х2=4 тот, кто его высказал или записал, почему он это сделал именно теперь и в этой связи, если видим, что он занят коммерческой калькуляцией, демонстрацией научного опыта, техническими расчетами или любой другой деятельностью, в рамки которой по своему понятному нам смыслу данное правило может быть включено, где оно обретает понятную нам смысловую связь (понимание рациональной мотивации). Мы понимаем действия того, кто рубит дрова или прицеливается перед выстрелом, не только непосредственно, но и мотивационно, в том случае, если нам известно, что первый действует либо за плату, либо для своих хозяйственных нужд, либо отдыхая от других дел (рациональное действие), либо стремясь снять возбуждение (иррациональное действие), а прицеливающийся перед выстрелом человек действует либо по приказу, выполняя приговор или сражаясь с врагом (т. е. рационально), либо из мести (под влиянием аффекта, т. е. иррационально). Мы можем, наконец, мотивационно понять гнев, если знаем, что он вызван ревностью, ущемленным тщеславием, покушением на честь (действие, обусловленное аффектом, т. е. иррациональное по своим мотивам). Все это — понятные нам смысловые связи, понимание их мы рассматриваем как объяснение фактического действия. Следовательно, в науке, предметом которой является смысл поведения, “объяснить” означает постичь смысловую связь, в которую по своему субъективному смыслу входит доступное непосредственному пониманию действие. (О каузальном значении этого объяснения см. ниже, § 6.) Во всех этих случаях, в том числе и тех, где действуют аффекты, мы будем определять субъективный смысл событий, а также и смысловые связи как предполагаемый смысл (выходя тем самым за рамки обычного словоупотребления, где о “предположении” в таком понимании говорят только при рациональном или целенаправленном поведении). 6. “Понимание” во всех этих случаях означает интерпретирующее постижение: а) реально предполагаемого в отдельном случае (при историческом анализе событий); б) предполагаемого, взятого в среднем и приближенном значении (при социологическом рассмотрении массовых явлений); в) смысла или смысловой связи в научно конструируемом чистом типе (“идеальном типе”) некоего часто повторяющегося явления. Подобными идеально-типическими конструкциями служат, например, разработанные чисто теоретическим экономическим учением понятия и “законы”. Они показывают, каким было бы определенное человеческое поведение, если бы оно носило строго целерациональный характер, было бы свободно от заблуждений и аффектов и если бы оно ориентировалось на совершенно однозначную цель (экономику). Реальное поведение чрезвычайно редко (например, в ряде случаев на бирже), и то только приближенно соответствует конструкции идеального типа. Каждое толкование стремится, конечно, к ясности. Однако сколь бы ясным по своему смыслу ни было толкование, оно тем самым еще не может претендовать на каузальную значимость и всегда остается лишь наиболее вероятной гипотезой. а. “Мотивы”, которые данный индивид приводит, и те, которые он “подавляет” (т. е. скрытые мотивы), часто настолько маскируют — даже в сознании самого действующего лица — подлинную связь его действий, что и субъективно искренние свидетельства имеют лишь относительную ценность. В этом случае задача социологии — выявить связь между отдельными мотивами и посредством истолкования установить ее подлинный характер, невзирая на то что она обычно (или большей частью) не может считаться полностью конкретно предполагаемой, осознанной индивидом. Это — пограничный случай истолкования смысла поведения, б. В основе поведения, представляющегося нам “одинаковым” или “похожим”, могут лежать самые различные смысловые связи, и мы “понимаем” значительно отклоняющиеся друг от друга, подчас противоречивые типы поведения в ситуациях, которые мы считаем “однородными”. (Примеры этого см. в работе Зиммеля “Проблемы философии истории”.) в. Действующие в определенных ситуациях люди часто испытывают противоречивые, борющиеся друг с другом импульсы, которые мы, несмотря на их различия, “понимаем”. Однако в какой степени и с какой силой выражают себя в поведении человека эти различные, ведущие “мотивационную борьбу”, одинаково нам понятные 67 смысловые связи, удается, как показывает опыт, установить в большинстве случаев лишь приближенно, и уж во всяком случае без полной уверенности в правильности наших выводов. Подлинное решение данного вопроса дает лишь результат мотивационной борьбы. Следовательно, здесь, как и при любой другой гипотезе, необходимую верификацию нашего понимания смысла и его истолкования дает результат, фактический ход событий. К сожалению, такая верификация может быть с относительной точностью достигнута при проведении психологических экспериментов только в редких, специфических по своему типу случаях — с самой различной степенью приближенности (также в ограниченном числе случаев) при статистическом исчислении однозначных массовых явлений. В остальном мы располагаем только возможностью сравнивать наибольшее число доступных нам исторических процессов или явлений повседневной жизни, одинаковых во всем, кроме одного решающего пункта — “мотива” или “импульса”, исследуемого нами в его практическом значении. Это — важная задача сравнительной социологии. Часто, правда, остается только возможность применить столь ненадежное средство, как “мысленный эксперимент”; он состоит в том, что мы мысленно устраняем отдельные компоненты мотивационного ряда и конструируем затем вероятный процесс развития, чтобы таким образом применить метод каузального сведения. <…> 7. “Мотивом” называется некое смысловое единство, представляющееся действующему лицу или наблюдателю достаточной причиной для определенного действия. “Адекватным смыслу” мы назовем единое в своих проявлениях действие в той мере, в какой соотношение между его компонентами представляется нам с позиций нашего привычного мышления и эмоционального восприятия типичным (мы обычно говорим, правильным) смысловым единством. “Каузально адекватной” мы назовем последовательность событий, если в соответствии с опытными правилами можно предположить, что она всегда будет таковой. (Адекватным смыслу является правильное в соответствии с принятыми нормами исчисления или мышления решение задачи. Каузально адекватной — в рамках статистической повторяемости — основанная на опытных правилах вероятность “правильного” или “неправильного” — соответственно упомянутым нормам — решения, следовательно, и вероятность типичной “ошибки в вычислениях” или типичного “смешения проблем”.) Следовательно, каузальное объяснение означает, что в соответствии с правилом вероятности (какимлибо образом выраженным, редко — в идеальном случае — квантитативно) за определенным наблюдаемым (внутренним или внешним) событием следует определенное другое событие (или сопутствует ему). Правильное каузальное толкование конкретного действия означает, что соответствие внешнего хода событий его мотивам познано правильно и что они стали понятны по смыслу своего соотношения. Правильное каузальное толкование типичного действия (понятного типа действия) означает, что процесс, принятый в качестве типичного, представляется (в известной степени) адекватным смыслу и может быть установлен как (в известной степени) каузально адекватный. Если же адекватность смыслу отсутствует, то, невзирая на высокую степень регулярности (внешнего или психического процесса), допускающую точное цифровое выражение его вероятности, мы имеем дело только с непонятной (или не вполне понятной) статистической вероятностью. С другой стороны, даже самая очевидная адекватность смыслу имеет для социологии значение правильного каузального определения лишь в той мере, в какой может быть доказана вероятность (любым образом выраженная) того, что рассматриваемое действие в самом деле обычно протекает адекватно смыслу с повторяемостью, допускающей достаточно точное или приближенное выражение (в среднем или идеально-типическом случае). Лишь такого рода статистические виды регулярности, которые соответствуют субъективно понятному смыслу социального действия, являются (в принятом здесь значении) типами понятного действия, т. е. “социологическими закономерностями”. Лишь те рациональные конструкции понятного по своему смыслу действия представляют собой социологические типы реальных процессов, которые хотя бы приближенно можно наблюдать в реальности. Дело совсем не в том, что реальная вероятность повторяемости действия всегда прямо пропорциональна возможности выявить его адекватность смыслу. В каждом данном случае это устанавливается только экспериментальным путем. Объектом статистических исчислений могут быть как лишенные смысла, так и осмысленные процессы. (Существует статистика смертности, утомляемости, машинной производительности, выпадения осадков.) Социологическая же статистика занимается исчислениями только осмысленных процессов (статистика уголовных преступлений, профессий, цен, посевной площади). Само собой разумеется, что часто встречаются случаи, объединяющие оба типа; сюда относится, например, статистика урожайности. <…> 9. “Поведение” в качестве понятной по своему смыслу ориентации собственных действий всегда являет собой для нас действие одного или нескольких отдельных лиц. Для иных познавательных целей, может быть, и полезно, даже необходимо рассматривать, например, индивида как объединение “клеток” или совокупность биохимических реакций или полагать, что 69 его “психическая” жизнь конституируется из ряда отдельных элементов (квалифицированных любым образом). Такой метод, бесспорно, может дать ценные познавательные данные (каузальные правила). Однако это выраженное в правилах поведение элементов мы не понимаем. Не понимаем и тогда, когда речь идет о психических элементах, причем тем в меньшей степени, чем точнее они постигнуты в их естественно-научном значении. Для интерпретации, основанной на предполагаемом смысле, такой метод неприемлем. Между тем для социологии (в принятом здесь значении слова) и истории объектом постижения является именно смысловая связь действий. <…> Для других (например, юридических) познавательных целей или для целей практических, может быть, напротив, целесообразно и даже неизбежно рассматривать социальные образования (“государство”, “ассоциацию”, “акционерное общество”, “учреждение”) совершенно так же, как отдельных индивидов (например, как носителей прав и обязанностей или как субъектов, совершающих релевантные в правовом отношении действия). Для понимающей социологии, интерпретирующей поведение людей, эти образования — просто процессы и связи специфического поведения отдельных людей, так как только они являются понятными для нас носителями осмысленных действий. Несмотря на это, однако, социология и для своих целей не может игнорировать коллективные мысленные образования, полученные с других позиций. <…> … При толковании поведения необходимо принимать во внимание тот основополагающий факт, что коллективные образования, заимствуемые социологией из повседневного, юридического (или любого другого специального по своему характеру) мышления, являют собой определенные представления в умах конкретных людей (не только судей и чиновников, но и “публики”) о том, что отчасти реально существует, отчасти должно было бы обладать значимостью; на эти представления люди ориентируют свое поведение, эти коллективные образования имеют огромное, подчас решающее каузальное значение для поведения людей, в первую очередь как представления о том, что должно (или не должно) иметь значимость. Современное государство в значительной степени функционирует как комплекс специфических совместных действий людей потому, что определенные люди ориентируют свои действия на представление, что оно существует или должно существовать; потому, следовательно, что юридически ориентированные установления сохраняют свою значимость. Подробнее об этом будет сказано ниже. 10. “Законы”, как обычно называют некоторые положения понимающей социологии, … являют собой подтвержденную наблюдением типическую вероятность того, что при определенных условиях социальное поведение примет такой характер, который позволит понять его, исходя из типических мотивов и типического субъективного смысла, которыми руководствуется действующий индивид. Понятны и однозначны эти “законы” могут быть при оптимальных условиях постольку, поскольку типический наблюдаемый процесс основан на чисто целерациональных мотивах (или же последние мотивы из соображений методической целесообразности положены в основу конструированного типа), а отношение между средством и целью эмпирически определено как однозначное (при “неизбежности” средства). В этом случае можно утверждать, что при строго целерациональном характере поведения оно должно быть именно таким, а не иным (так как преследующие определенную однозначную цель индивиды могут по “техническим” причинам располагать только этими средствами). <…> …социология должна … создавать “чистые” (“идеальные”) типы такого рода, чтобы в них могла быть выражена наибольшая смысловая адекватность; однако именно потому они столь же редко встречаются в реальности в абсолютно идеальной, чистой форме, как физическая реакция, полученная в условиях полного вакуума. Лишь с помощью чистого (“идеального”) типа возможна социологическая казуистика. Само собой разумеется, что социология, сверх того, в ряде случаев пользуется и средним типом, эмпирико-статистическим по своему характеру; это понятие не требует особого методологического разъяснения. Однако когда в социологии говорится о “типических” случаях, всегда имеется в виду идеальный тип, который сам по себе может быть рациональным или иррациональным, в большинстве случаев (в политической экономии, например, всегда) он рационален, но всегда независимо от этого конструируется адекватно смыслу. 71 Лекция 3. Кому это надо 3.1. Парадигмы современной науки Начиная разговор о парадигмах современной науки, необходимо для более ясного понимания прояснить центральное понятие. Понятие парадигмы в широкий научный оборот было введено Томасом Куном. Фактически парадигма включает в себе совокупность элементов таких, как закон, теория, их практическое применение, необходимое для экспериментов оборудование – все то, что формирует научные модели и позволяет заниматься наукой в определенной системе координат. Исследователи, деятельность которых основана на одних и тех же парадигмах, опираются на одинаковые правила и стандарты научной практики. Наличие общих оснований позволяет формировать преемственность в науке, продолжать уже начатые исследования, не изобретая велосипед. Возникновение новой парадигмы равносильно революции в науке, что, к примеру, произошло после создание Н.И. Лобачевским неевклидовой геометрии или специальной теории относительности А. Эйнштейном. Можно говорить поэтому, что в первую очередь, данное понятие отражает эвристическую функцию науки. Ситуация полипарадигмальности делает научное исследование более гибким и полным. Состоит парадигма из четырех основных компонентов: • Символические обобщения, которые включают аксиомы, законы, теоремы, используемые научным сообществом без дополнительных операций проверки; • Концептуальные модели, формирующие онтологию исследования; • Критерии, помогающие выбирать между альтернативными методами или теориями решения проблемы в рамках одной парадигмы; • Образцы решения проблем и отбор решаемых в принципе проблем. Второй существенный момент, который связан с необходимость сформированного представления о парадигме, – методологический. Значимость парадигм определяется тем, что их использование позволяет быстрее и адекватнее решить поставленные перед учеными проблемы, чем движение по уже существующим альтернативным путям решения. По сути, представляя собой концептуальную схему, парадигма не только решает существующие проблему, но она дает и определенное направление для дальнейшего развития науки, позволяя примерно обозначить вопросы, которые возникнут. Выполняя систематизирующую функцию, парадигма создает алгоритм развития исследования, давая возможность моделировать не только мир теоретический, но и реальный. Ф. Капра выделяет пять существенных отличий современной парадигмы в физике от классической модели. Стоит отметить, что данные отличия справедливы и для других научных направлений. Механистический подход (классическая научная парадигма) к изучению явлений построен на признании того, что через описание свойств частей сложной системы можно понять динамику целого. Если вы обладаете знанием об элементах, их фундаментальных свойствах и механизмах взаимодействия, – динамика целой системы становится легко выводимой. Основной принцип данной парадигмы: изучая любую сложную систему – разбей ее на части. Для того, чтобы изучить части, их также необходимо разделить на более мелкие. Этот процесс можно продолжать, пока вы не столкнетесь с фундаментальными или элементарными частицами. Этот подход впервые был описан Демокритом, формализован Декартом и Ньютоном. Рабочим он оставался вплоть до конца XX века. Новая парадигма современной науки предполагает более симметричное отношение между частью и целым. Основной посыл данной парадигмы заключается в следующем: если структура и свойства частей дают нам возможность изучить целое, то и сами эти части не могут быть поняты без представления о динамике целого. Фундаментальным становится не часть, а целое. Если вы изучили динамику целого, то вы в состоянии понять свойства и принципы взаимодействия всех частей. Это изменение произошло в науке под влиянием квантовой теории. Именно в это время физики столкнулись с проблемой, что они не могут сформировать окончательные значения для изучаемых частиц, их свойства были изменчивыми в соответствии с условиями поставленного эксперимента. Со временем общим местом стало представление о том, что мир на атомном уровне – это не механическая совокупность каких-то фундаментальных частиц. Скорее, это сеть отношений. Мы используем слово часть, но, по сути, это лишь паттерн, обладающий определенной устойчивостью, и по этой причине, удерживающий наше внимание. В социальных и гуманитарных науках был осуществлен похожий переход – отказ от механистического видения мира – чтобы у ученых была возможность исследовать динамические процессы как уникальные. Второе отличие парадигмы современной науки заключается в переходе от структурного мышления к процессуальному. Классическая парадигма описывала мир как совокупность фундаментальных структур с четко определенными связями между ними, что и образует про- 73 цесс. В альтернативной парадигме фундаментальным становится понятие процесса, а любая наблюдаемая структура – это проявление процесса, который лежит в ее основе. Такой сдвиг стал возможен благодаря Эйнштейну и его теории относительности. Понимание того, что массой мы называем форму энергии, вызвало отказ от использования в научном лексиконе понятий фундаментальная структура и материальная субстанция. Частицы на субатомном уровне представляют собой паттерны энергии, а не какой-то материал или вещество. Энергию сложно ассоциировать с чемто более близким, чем процесс, что означает – субатомные частицы по своей природе принципиально динамичны. Именно поэтому современная физика больше не говорит о том, что Вселенная – машина, более актуальное представление – взаимосвязанное динамическое целое. Если у вас есть потребность изучить какую-то частицу, то можно редуцировать некоторые связи с остальными элементами. Наблюдение можно выстраивать различными способами, соответственно, изучаемый объект может проявить себя как частица, или как волна. С чем вы столкнетесь, зависит только от вашего способа наблюдения. Влияние наблюдателя на познавательный процесс в квантовой физике (однако, данный тезис можно экстраполировать и на другие науки) установил Гейзенберг. Третье отличие современной научной парадигмы – переход к эпистемной науке от квазиобъективной науки. В классической парадигме считалось, что наука по своей сути объективна и не зависима ни от ученого-наблюдателя, ни от самого процесса познания. В новой парадигме невозможно точно описать естественные явления без эпистемологии (без описания процесса познания). Четвертое отличие рассматриваемых парадигм заключается в том, что ранее господствовало представление о существовании некоторого фундамента в науке – уравнений, аксиом, законов, преставлений – того, что закладывается в основание любой теории. Во время научных революций этот фундамент рушился, и начинались попытки построить новый. Джеффри Чу сформулировал бутстрап-теорию частиц, согласно которой нельзя природу сводить к каким-либо фундаментальным сущностям, ее можно понять лишь через самосогласованность. Явления существуют по причине их взаимосогласованных отношений, вся физика выводима из единого требования – все элементы должны быть согласованы между собой и самосогласованны. Пятое отличие современной и классической парадигмы связано с теорией фальсификации К. Поппера и теоремой Геделя о неполноте. Абсолютная истина (полное и достаточное описание) недостижима, мы можем создавать лишь приблизительное описание, которое является рабочим строго в определенной системе координат. Любое знание приблизительно и относительно. Рассмотренные отличия современной научной парадигмы от классической справедливы не только для естественных и технических наук, но подходят и для социально-гуманитарных дисциплин. В данном случае речь шла о парадигмах наибольшей степени общности, охватывающих несколько наук, однако, можно говорить о более частных парадигмах, свойственных конкретным дисциплинам. В качестве примера будет рассмотрена экономическая наука и соотношение парадигмы равновесия и эволюционной парадигмы. Парадигма механического равновесия фундирована неоклассической экономической теорией. Я. Корнаи критически подходит к понятию равновесия и пишет о необходимости использования в науке понятия неравновесия, которое особое значение приобретает в эволюционной парадигме. Он так же, как и Й. Шумпетер, считает, что в основе капиталистического типа экономики лежит созидательное разрушение, обеспечивающее техническое и социальное инновационное развитие. В эволюционной парадигме экономики равновесие теряет всякий смысл. В реально существующем рынке не существует равновесия. Гораздо более продуктивно использовать парадигму, которая строится на представлении о существовании институциональных матриц. Теория институциональных матриц выстраивается на трех ключевых элементах: объективистская парадигма, базовый институт, триединство общества. Тезис триединства общества заключается в выделении подсистем – экономики, политики, идеологии – равнозначных проекций общества и альтернативных размерностей в исследовании социального действия. Система базовых институтов позволяет определить траектории возможного социального развития. Выделяют следующие типы институциональных матриц: западная Y-матрица и восточная X-матрица. Отличаются они по всем трем подсистемам. Институты рыночной экономики в качестве базовых используются в Y-матрице, в восточной – присутствует ориентация на институты редистрибутивной экономики. По закону симметрии в любом обществе актуальными являются обе матрицы, но доминирующая роль в различных странах может варьироваться. Эволюционная парадигма крайне важна при анализе долгосрочных рынков, неэволюционная парадигма может быть использована для изучения статических рынков, которые строятся на рыночном равновесии. Эволюционная парадигма позволяет более точно изучить динамику экономических процессов. Экономисты стремятся найти способы совместного использования парадигм развития и равновесия. Данные попытки, если они увенчаются успехом, позволят выработать полипарадигмальный подход в экономике. 75 Дополнительные материалы Кун Т. Логика и методология науки. Структура научных революций. Перевод с английского И.З. Налетова. М., 1975 // http://royallib.com/book/tomas_kun/struktura_nauchnih_revolyutsiy.ht ml Термин «нормальная наука» означает исследование, прочно опирающееся на одно или несколько прошлых научных достижений — достижений, которые в течение некоторого времени признаются определённым научным сообществом как основа для его дальнейшей практической деятельности. В наши дни такие достижения излагаются, хотя и редко в их первоначальной форме, учебниками — элементарными или повышенного типа. Эти учебники разъясняют сущность принятой теории, иллюстрируют многие или все её удачные применения и сравнивают эти применения с типичными наблюдениями и экспериментами. До того как подобные учебники стали общераспространёнными, что произошло в начале XIX столетия (а для вновь формирующихся наук даже позднее), аналогичную функцию выполняли знаменитые классические труды учёных: «Физика» Аристотеля, «Альмагест» Птолемея, «Начала» и «Оптика» Ньютона, «Электричество» Франклина, «Химия» Лавуазье, «Геология» Лайеля и многие другие. Долгое время они неявно определяли правомерность проблем и методов исследования каждой области науки для последующих поколений учёных. Это было возможно благодаря двум существенным особенностям этих трудов. Их создание было в достаточной мере беспрецедентным, чтобы привлечь на длительное время группу сторонников из конкурирующих направлений научных исследований. В то же время они были достаточно открытыми, чтобы новые поколения учёных могли в их рамках найти для себя нерешённые проблемы любого вида. Достижения, обладающие двумя этими характеристиками, я буду называть далее «парадигмами», термином, тесно связанным с понятием «нормальной науки». Вводя этот термин, я имел в виду, что некоторые общепринятые примеры фактической практики научных исследований — примеры, которые включают закон, теорию, их практическое применение и необходимое оборудование, — всё в совокупности дают нам модели, из которых возникают конкретные традиции научного исследования. Таковы традиции, которые историки науки описывают под рубриками «астрономия Птолемея (или Коперника)», «аристотелевская (или ньютонианская) динамика», «корпускулярная (или волновая) оптика» и так далее. Изучение парадигм, в том числе парадигм гораздо более специализированных, чем названные мною здесь в целях иллюстрации, является тем, что главным образом и подготавливает студента к членству в том или ином научном сообществе. Поскольку он присоединяется таким образом к людям, которые изучали основы их научной области на тех же самых конкретных моделях, его последующая практика в научном исследовании не часто будет обнаруживать резкое расхождение с фундаментальными принципами. Учёные, научная деятельность которых строится на основе одинаковых парадигм, опираются на одни и те же правила и стандарты научной практики. Эта общность установок и видимая согласованность, которую они обеспечивают, представляют собой предпосылки для нормальной науки, то есть для генезиса и преемственности в традиции того или иного направления исследования. Современные учебники физики рассказывают студентам, что свет представляет собой поток фотонов, то есть квантово-механических сущностей, которые обнаруживают некоторые волновые свойства и в то же время некоторые свойства частиц. Исследование протекает соответственно этим представлениям или, скорее, в соответствии с более разработанным и математизированным описанием, из которого выводится это обычное словесное описание. Данное понимание света имеет, однако, не более чем полувековую историю. До того как оно было развито Планком, Эйнштейном и другими в начале нашего века, в учебниках по физике говорилось, что свет представляет собой распространение поперечных волн. Это понятие являлось выводом из парадигмы, которая восходит в конечном счёте к работам Юнга и Френеля по оптике, относящимся к началу XIX столетия. В то же время и волновая теория была не первой, которую приняли почти все исследователи оптики. В течение XVIII века парадигма в этой области основывалась на «Оптике» Ньютона, который утверждал, что свет представляет собой поток материальных частиц. В то время физики искали доказательство давления световых частиц, ударяющихся о твёрдые тела; ранние же приверженцы волновой теории вовсе не стремились к этому. Эти преобразования парадигм физической оптики являются научными революциями, и последовательный переход от одной парадигмы к другой через революцию является обычной моделью развития зрелой науки. Однако эта модель не характерна для периода, предшествующего работам Ньютона, и мы должны здесь попытаться выяснить, в чём заключается причина этого различия. От глубокой древности до конца XVII века не было такого периода, для которого была бы характерна какая-либо единственная, общепринятая точка зрения на природу света. Вместо этого было множество противоборствующих школ и школок, большинство из которых придерживались той или другой разновидности эпикурейской, аристотелевской или платоновской теории. Одна группа рассматривала свет как частицы, испускаемые материальными телами; для другой свет был модификацией 77 среды, которая находилась между телом и глазом; ещё одна группа объясняла свет в терминах взаимодействия среды с излучением самих глаз. Помимо этих были другие варианты и комбинации этих объяснений. Каждая из соответствующих школ черпала силу в некоторых частных метафизических положениях, и каждая подчёркивала в качестве парадигмальных наблюдений именно тот набор свойств оптических явлений, который её теория могла объяснить наилучшим образом. Другие наблюдения имели дело с разработками ad hoc или откладывали нерешённые проблемы для дальнейшего исследования. В различное время все эти школы внесли значительный вклад в совокупность понятий, явлений и технических средств, из которых Ньютон составил первую более или менее общепринятую парадигму физической оптики. Любое определение образа учёного, под которое не подходят по крайней мере наиболее творчески мыслящие члены этих различных школ, точно так же исключает и их современных преемников. Представители этих школ были учёными. И всё же из любого критического обзора физической оптики до Ньютона можно вполне сделать вывод, что, хотя исследователи данной области были учёными, чистый результат их деятельности не в полной мере можно было бы назвать научным. Не имея возможности принять без доказательства какую-либо общую основу для своих научных убеждений, каждый автор ощущал необходимость строить физическую оптику заново, начиная с самых основ. В силу этого он выбирал эксперименты и наблюдения в поддержку своих взглядов относительно свободно, ибо не было никакой стандартной системы методов или явлений, которую каждый пишущий работу по оптике должен был применять и объяснять. В таких условиях авторы трудов по оптике апеллировали к представителям других школ ничуть не меньше, чем к самой природе. Такое положение нередко встречается во многих областях научного творчества и по сей день; в нём нет ничего такого, что делало бы его несовместимым с важными открытиями и изобретениями. Однако это не та модель развития науки, которой физическая оптика стала следовать после Ньютона и которая вошла в наши дни в обиход и других естественных наук. Тем не менее история указывает и на некоторые причины трудностей, встречающихся на этом пути. За неимением парадигмы или того, что предположительно может выполнить её роль, все факты, которые могли бы, по всей вероятности, иметь какое-то отношение к развитию данной науки, выглядят одинаково уместными. В результате первоначальное накопление фактов является деятельностью, гораздо в большей мере подверженной случайностям, чем деятельность, которая становится привычной в ходе последующего развития науки. Более того, если нет причины для поисков какой-то особой формы более специальной информации, то накопление фактов в этот ранний период обычно ограничивается данными, всегда находящимися на поверхности. В результате этого процесса образуется некоторый фонд фактов, часть из которых доступна простому наблюдению и эксперименту, а другие являются более эзотерическими и заимствуются из таких уже ранее существовавших областей практической деятельности, как медицина, составление календарей или металлургия. Поскольку эти практические области являются легко доступным источником фактов, которые не могут быть обнаружены поверхностным наблюдением, техника часто играла жизненно важную роль в возникновении новых наук. Никакую естественную историю нельзя интерпретировать, если отсутствует хотя бы в неявном виде переплетение теоретических и методологических предпосылок, принципов, которые допускают отбор, оценку и критику фактов. Если такая основа присутствует уже в явной форме в собрании фактов (в этом случае мы располагаем уже чем-то большим, нежели просто факты), она должна быть подкреплена извне, может быть с помощью обыденной философии, или посредством другой науки, или посредством установок личного или общественно-исторического плана. Не удивительно поэтому, что на ранних стадиях развития любой науки различные исследователи, сталкиваясь с одними и теми же категориями явлений, далеко не всегда одни и те же специфические явления описывают и интерпретируют одинаково. Можно признать удивительным и даже в какой-то степени уникальным именно для науки как особой области, что такие первоначальные расхождения впоследствии исчезают. Парадигмы приобретают свой статус потому, что их использование приводит к успеху скорее, чем применение конкурирующих с ними способов решения некоторых проблем, которые исследовательская группа признаёт в качестве наиболее остро стоящих. Однако успех измеряется не полной удачей в решении одной проблемы и не значительной продуктивностью в решении большого числа проблем. Успех парадигмы, будь то аристотелевский анализ движения, расчёты положения планет у Птолемея, применение весов Лавуазье или математическое описание электромагнитного поля Максвеллом, вначале представляет собой в основном открывающуюся перспективу успеха в решении ряда проблем особого рода. Заранее неизвестно исчерпывающе, каковы будут эти проблемы. Нормальная наука состоит в реализации этой перспективы по мере расширения частично намеченного в рамках парадигмы знания о фактах. Реализация указанной перспективы достигается также благодаря всё более широкому сопоставлению этих фактов с предсказаниями на основе парадигмы и благодаря дальнейшей разработке самой парадигмы. 79 Я думаю, что обычно бывает только три центральных момента в научном исследовании некоторой области фактов; их невозможно резко отделить друг от друга, а иногда они вообще неразрывны. Прежде всего имеется класс фактов, которые, как об этом свидетельствует парадигма, особенно показательны для вскрытия сути вещей. Используя эти факты для решения проблем, парадигма порождает тенденцию к их уточнению и к их распознаванию во всё более широком круге ситуаций. В различные периоды такого рода значительные фактические уточнения заключались в следующем: в астрономии — в определении положения звёзд и звёздных величин, периодов затмения двойных звёзд и планет; в физике — в вычислении удельных весов и сжимаемостей материалов, длин волн и спектральных интенсивностей, электропроводностей и контактных потенциалов; в химии — в определении состава веществ и атомных весов, в установлении точек кипения и кислотностей растворов, в построении структурных формул и измерении оптической активности. Второй, обычный, но более ограниченный класс фактических определений относится к тем фактам, которые часто, хотя и не представляют большого интереса сами по себе, могут непосредственно сопоставляться с предсказаниями парадигмальной теории. Как мы вскоре увидим, когда перейдём от экспериментальных к теоретическим проблемам нормальной науки, существует немного областей, в которых научная теория, особенно если она имеет преимущественно математическую форму, может быть непосредственно соотнесена с природой. Для исчерпывающего представления о деятельности по накоплению фактов в нормальной науке следует указать, как я думаю, ещё на третий класс экспериментов и наблюдений. Он представляет эмпирическую работу, которая предпринимается для разработки парадигмальной теории в целях разрешения некоторых оставшихся неясностей и улучшения решения проблем, которые ранее были затронуты лишь поверхностно. Этот класс является наиболее важным из всех других, и описание его требует аналитического подхода. В более математизированных науках некоторые эксперименты, целью которых является разработка парадигмы, направлены на определение физических констант. Например, труд Ньютона указывал, что сила притяжения между двумя единичными массами при расстоянии между ними, равном единице, должна быть одинаковой для всех видов материи в любом месте пространства. Но собственные проблемы, поставленные в книге Ньютона, могли быть разрешены даже без подсчёта величины этого притяжения, то есть универсальной гравитационной постоянной, и никто в течение целого столетия после выхода в свет «Начал» не изобрёл прибора, с помощью которого можно было бы определить эту величину. Наконец, имеется третий вид эксперимента, который нацелен на разработку парадигмы. Этот вид эксперимента более всех других похож на исследование. Особенно он преобладает в те периоды, когда в большей степени рассматриваются качественные, нежели количественные аспекты природных закономерностей, притом в тех науках, которые интересуются в первую очередь качественными законами. Часто парадигма, развитая для одной категории явлений, ставится под сомнение при рассмотрении другой категории явлений, тесно связанной с первой. Тогда возникает необходимость в экспериментах для того, чтобы среди альтернативных способов применения парадигмы выбрать путь к новой области научных интересов. Обратимся теперь к теоретическим проблемам нормальной науки, которые оказываются весьма близкими к тому кругу проблем, которые возникают в связи с наблюдением и экспериментом. Часть нормальной теоретической работы, хотя и довольно небольшая, состоит лишь в использовании существующей теории для предсказания фактов, имеющих значение сами по себе. Создание астрономических эфемерид, расчёт характеристики линз, вычисление траектории радиоволн представляют собой примеры проблем подобного рода. Однако учёные, вообще говоря, смотрят на решение этих проблем как на подённую работу, предоставляя заниматься ею инженерам и техникам. Солидные научные журналы весьма редко помещают результаты подобных исследований. Зато те же журналы уделяют большое место обсуждению проблем, которые обычный читатель должен был бы, вероятно, расценить как простые тавтологии. Такие чисто теоретические разработки предпринимаются не потому, что информация, которую они дают, имеет собственную ценность, а потому, что они непосредственно смыкаются с экспериментом. Их цель заключается в том, чтобы найти новое применение парадигмы или сделать уже найденное применение более точным. Эти три класса проблем — установление значительных фактов, сопоставление фактов и теории, разработка теории — исчерпывают, как я думаю, поле нормальной науки, как эмпирической, так и теоретической. 3.2. Актуальность исследования. Актуальность исследования является неотъемлемой чертой магистерской диссертации. Если в технических науках актуальность основывается в большей степени на практической полезности исследования, то в науках социально-гуманитарного профиля довольно частой бывает ситуация, когда актуальность подводится под уже существующую тему. Однако можно говорить о том, что умение форму- 81 лировать тему диссертации и верно оценивать ее с точки зрения своевременности и значимости социального характера, демонстрирует научную зрелость магистранта и уровень профессиональной подготовленности. Для того, чтобы верно обосновать актуальность исследования в социально-гуманитарных дисциплинах необходимо определить к какому типу исследований относится выбранная тема: • она может решать фундаментальные вопросы, которые позволят создать новые интерпретации в рамках уже существующего знания; • она может быть выведена на уровень экономической полезности, а, следовательно, автоматически становится актуальной, как для региона, так и для всего государства; • тема может также касаться приоритетных направлений, которые финансируются государством; • теме можно применить методы математического моделирования. Традиционные научные области продолжают развиваться, неизбежно порождая новые дисциплины. Когда-нибудь вся наука будет представлять континуум описаний, объяснение зависимостей, принципов и законов. Необходимо не только углублять знания в какой-то конкретной области, но и расширять их в других сферах, как связанных с профессиональной специализацией, так и нет. Разум ученого должен оставаться открытым. Э. Вилсон считает, что стремление к знаниям заложено у нас в генах. Оно от наших далеких предков, которые расселились по всему миру. И оно никогда не угаснет. Чтобы понимать и использовать его правильно, учитывая, что часть цивилизации еще не вовлечена, необходимо гораздо большее количество таких компетентных в науке людей как вы. Необходимо упомянуть об одной вещи, которая может быть как важным инструментом, так и преградой для научной карьеры. Многие из современных успешных ученых – математически полуграмотны. Некоторые из-за этого отказываются от возможности построить научную карьеру. Математикофобия лишает научный мир перспективных ученых, хотя с ней вполне можно справиться. Помните, что математика – это язык, действующий по тем же законам, что и вербальные языки или, как большинство вербальных языков, имеющий свою грамматику и логическую систему. Любой человек со средними вычислительными способностями, который учится читать и писать на языке математики на начальном уровне, как и с вербальным языком, не столкнется с трудностями в понимании основ, если приоритетом в изучении будет именно математический язык. В науке и во всех ее проявлениях важна не техническая сноровка, а воображение во всех его проявлениях. Способность сформировать идею, интуитивно нарисовав себе всю организацию и работу. Успехи в науке редко идут вразрез со способностью стоять возле доски и раскрывать чудеса решения математических теорем и уравнений. Напротив, они являются результатом работы воображения и больших усилий, и не обязательно математические умозаключения пригодятся. Идеи появляются, когда изучается часть реального или воображаемого мира. Важнее всего глубокие, хорошо структурированные знания обо всех объектах и процессах, относящихся к области, в которую вы собираетесь вступить. Когда совершается открытие логично, что одним из следующих шагов будет поиск математического и статистического метода для углубления анализа явления. Если это слишком сложно для человека или команды, сделавшей открытие, математик может присоединиться к ним в качестве соавтора. Ученым, напрямую не связанным с математикой, гораздо легче найти математика или статистика, чем математикам найти людей, которые смогли бы найти пользу от их уравнений. При выборе направления в науке важно найти предмет в рамках вашей компетенции, который бы вас очень интересовал и сконцентрироваться на нем. Для любого ученого (исследователя, технаря или гуманитария) с любым уровнем математической компетенции существует дисциплина в науке, для которой этого уровня достаточно, чтобы достичь успеха. При выборе предмета исследования или эксперимента на мировом уровне обратитесь к той части выбранной дисциплины, которая наименее исследована. Судите о возможности по тому, сколько студентов или ученых занимаются тем же. Это не умаляет важности широкой подготовки или важности самообучения в текущих исследованиях по программам высшего уровня. В попытке совершить научное открытие каждая проблема – возможность, и чем сложнее проблема, тем важнее ее решение. Категоризация лежит в основе того, как происходят научные открытия. Ученые, включая математиков-теоретиков, следуют одному из двух путей. Один лежит сквозь ранние открытия: проблема обозначена, ищется ее решение. Проблема может быть относительно небольшая или масштабнее. В поисках ответа происходят другие открытия, и появляются другие вопросы. Второй способ исследования – это широкое изучение объекта в попытке найти неизвестные явления или модели известных явлений. Поиск ведется не ради решения проблем, а ради проблем, стоящих решения. Для каждой проблемы в конкретной области науки существует вид или совокупность явлений, идеально подходящих для ее решения. И наоборот, для каждого вида или совокупности явлений существуют важные проблемы, для решения которых эти конкретные объект исследования идеально подходят. Важно понять, что такое проблема, почему человеческий разум направлен на проблематизацию. Человек не только не игнорирует 83 проблемы. По преимуществу, мы их создаем, поиск проблемы свершается на границе ее создания. Проблема – реально существующее противоречие. Бытие человека, по сути, проблематично, сознание же должно оставаться непротиворечивым, чтобы давать надежную почву для научного поиска. В определенном смысле, проблема как критический или кризисный аспект бытия, противостоит ее объективации рефлексирующим разумом человека. В этом противостоянии выражается извечный философский конфликт материального и идеального. Рассмотрим сущность процесса проблематизации. Проблематизация – это поиск и описание проблемы. Разум опирается в процессе проблематизации на критическую и демифологизирующую установку. Сознание принимает на себя функцию критики, то есть углубленного анализа действительности как совокупности наглядно данного природного и культурно материала. Естественнонаучное познание работает с природными явлениями, а также артефактами (вещами, техническими приспособлениями, моделями и технологическими процессами), критический ракурс соотносит воплощенную и невоплощенную природу. Обыденный взгляд, скользящий по поверхности привычного, не предполагает такого критического ракурса, критика – всегда выход за пределы очевидного. Гуманитарные науки методологически опираются на критику со времен Аристотеля. Если для естественнонаучных дисциплин критика обусловлена стремительно меняющимся техническим окружением человека, то критическое основание гуманитарных наук обращено к культурным текстам. В этом смысле, взаимодействуя с естественными науками, гуманитарное познание создает связь техники с человеком, как носителем культуры и обладателем особого антропологического статуса, сближающего род людей с другими обитателями планеты. Таким образом, проблематизация – не только источник научного поиска, способ постановки проблемы, это связь техники, технологии и человека, связь живого и созданного, овеществленного, опредмеченного бытия. Другой ракурс проблематизации – демифологизация науки. Автор этой идеи – Аристотель. Демифологизация науки – освобождение ее от мифа, ненаучного способа представления мира, влекущего человека своей красотой и универсальностью, но, вместе с тем, далекого от истины. Миф и наука связаны: в процессе культурогенеза именно мифы были первой формой донаучного познавательного опыта. Универсальный способ трансляции мифа обеспечивает его вечность как символической структуры, взаимодействующей с эпистемологическим опытом поколения. Там, где поиск истины вступает на «зыбкую почву пробабилизма» (так феномен недоказанности гипотетического содержания знания называл отец Павел Флоренский), миф используется в качестве временной эксплицирующей системы – для того, чтобы набросать возможный вариант объяснения. Задача следующего поколения ученых – заменить мифологические экспликации научными доказательствами. Итак, проблематизация в науке – это поиск и описание проблемы, использующее два ключевых способа, а именно, критику и демифологизацию. Понятие проблемы неоднородно. Можно выделить три ключевых типа проблем, на решение которых в настоящее время направлена теоретическая и экспериментальная наука. Первый тип проблемы – проблема-противоречие. Проблема-противоречие возникает объективно, порождаясь диалектикой бытия человека в мире. Зачастую односторонность развития определенной предметной сферы человеческой жизнедеятельности приводит к возникновению проблемного противоречия. Экономика роста, долгое время считавшейся единственно перспективной моделью экономического развития привела к ресурсному коллапсу. Выяснилось, что природные ресурсы не воспроизводят себя аналогичными темпами. Проблема ресурсного «голода» в настоящее время решается различными путями: это поиск альтернативных факторов развития экономики. Второй тип проблемы – проблема-пробел. Согласно принципу фальсифицируемости научных теорий Карла Поппера, существует методологическая возможность опровержения любой научной теории путем постановки эксперимента, то есть с определенной долей вероятности можно найти эмпирические данные, опровергающие любую теорию. Задача ученого – заметить недостаточность теории, определить те факты, которые она не объясняет. Но это лишь начало пути, методологическая установка. За ней следует создание концепта, гипотетически способного данные факты объяснить. Третий тип проблемы – проблема-неясность. Проблема-неясность возникает в силу факторов среды или изменившихся обстоятельств. При нормальных условиях, в привычной ситуации, в пределах которой эта проблема была изначально поставлена, описана и концептуализирована, решение было найдено. Проблема считалась решенной, но изменения среды, внезапно возникшие риски привели к ничтожности данного решения. Задача ученого при работе с проблемойнеясностью – анализ и деконструкция параметров среды с целью выявления и прояснения моментов, повлиявших на дискредитацию решения. Методологическая установка будет направлена на адаптацию описания проблемы к факторам среды и выстраивание на основе 85 этого нового описания измененного концепта исходной проблемы. С такими проблемами часто работают социальные науки. Связано это с транспортацией проблемы, технологии работы с нею в принципиально иную социальную среду. Так, в России технологии социальной работы с пожилыми людьми, инвалидами, применяемые в западных странах оказываются недейственными из-за иной структуры социальной среды. Итак, резюме. Несмотря на возрастающее значение математического моделирования во всех областях науки, это второстепенным методом по сравнению с необходимостью и умением ставить проблемы. Поиск проблемы, иными словами, проблематизация, опирается на метод критики и демифологизацию науки. Этот поиск направлен на фиксацию и последующее описание одной из трех базовых проблем – проблемы-противоречия, проблемы-пробела или проблемы-неясности. Дополнительные материалы Кузин Ф.А. Магистерская диссертация. Методика написания, правила оформления и процедура защиты. Практическое пособие для студентов-магистрантов Общая схема хода научного исследования Весь ход научного исследования можно представить в виде следующей логической схемы: 1. Обоснование актуальности выбранной темы. 2. Постановка цели и конкретных задач исследования. 3. Определение объекта и предмета исследования. 4. Выбор метода (методики) проведения исследования. 5. Описание процесса исследования. 6. Обсуждение результатов исследования. 7. Формулирование выводов и оценка полученных результатов. Обоснование актуальности выбранной темы — начальный этап любого исследования. В применении к диссертации понятие "актуальность" имеет одну особенность. Диссертация, как уже указывалось, является квалификационной работой, и то, как ее автор умеет выбрать тему и насколько правильно он эту тему понимает и оценивает с точки зрения своевременности и социальной значимости, характеризует его научную зрелость и профессиональную подготовленность. Освещение актуальности должно быть не многословным. Начинать ее описание издалека нет особой необходимости. Достаточно в пределах одной машинописной страницы показать главное — суть проблемной ситуации, из чего и будет видна актуальность темы. Таким образом, формулировка проблемной ситуации — очень важная часть введения. Поэтому имеет смысл остановиться на понятии "проблема" более подробно. Любое научное исследование проводится для того, чтобы преодолеть определенные трудности в процессе познания новых явлений, объяснить ранее неизвестные факты или выявить неполноту старых способов объяснения известных фактов. Эти трудности в наиболее отчетливой форме проявляют себя в так называемых проблемных ситуациях, когда существующее научное знание оказывается недостаточным для решения новых задач познания. Проблема всегда возникает тогда, когда старое знание уже обнаружило свою несостоятельность, а новое знание еще не приняло развитой формы. Таким образом, проблема в науке — это противоречивая ситуация, требующая своего разрешения. Такая ситуация чаще всего возникает в результате открытия новых фактов, которые явно не укладываются в рамки прежних теоретических представлений, те. когда ни одна из теорий не может объяснить вновь обнаруженные факты. Правильная постановка и ясная формулировка новых проблем имеют важное значение. Они если не целиком, то в очень большой степени определяют стратегию исследования вообще и направление научного поиска в особенности. Не случайно принято считать, что сформулировать научную проблему — значит показать умение отделить главное от второстепенного, выяснить то, что уже известно и что пока неизвестно науке о предмете исследования. Таким образом, если магистранту удается показать, где проходит граница между знанием и незнанием о предмете исследования, то ему бывает нетрудно четко и однозначно определить научную проблему, а следовательно, и сформулировать ее суть. Отдельные диссертационные исследования ставят целью развитие положений, выдвинутых той или иной научной школой. Темы таких диссертаций могут быть очень узкими, что отнюдь не умаляет их актуальности. Цель подобных работ состоит в решении частных вопросов в рамках той или иной уже достаточно апробированной концепции. Таким образом, актуальность таких научных работ в целом следует оценивать с точки зрения той концептуальной установки, которой придерживается диссертант, или того научного вклада, который он вносит в разработку общей концепции. Между тем магистранты часто избегают брать узкие темы. Это неправильно. Дело в том, что работы, посвященные широким темам, часто бывают поверхностными и мало самостоятельными. Узкая же тема прорабатывается более глубоко и детально. Вначале кажется, что она настолько узка, что и писать не о чем. Но по мере ознакомления с 87 материалом это опасение исчезает, исследователю открываются такие стороны проблемы, о которых он раньше и не подозревал. От доказательства актуальности выбранной темы логично перейти к формулировке цели предпринимаемого исследования, а также указать на конкретные задачи, которые предстоит решать в соответствии с этой целью. Это обычно делается в форме перечисления (изучить.., описать.., установить.., выяснить.., вывести формулу и т.п). Формулировки этих задач необходимо делать как можно более тщательно, поскольку описание их решения должно составить содержание глав диссертационной работы. Это важно также и потому, что заголовки таких глав рождаются именно из формулировок задач предпринимаемого исследования. Далее формулируются объект и предмет исследования. Объект — это процесс или явление, порождающее проблемную ситуацию и избранное для изучения. Предмет — это то, что находится в границах объекта. Объект и предмет исследования как категории научного процесса соотносятся между собой как общее и частное. В объекте выделяется та часть, которая служит предметом исследования. Именно на него и направлено основное внимание магистранта, именно предмет исследования определяет тему диссертационной работы, которая обозначается на титульном листе как ее заглавие. Очень важным этапом научного исследования является выбор методов исследования, которые служат инструментом в добывании фактического материала, являясь необходимым условием достижения поставленной в такой работе цели. Лекция 4. Границы. 4.1. Предметная сфера науки Каковы особенности научного знания и что его отличает от других видов знания, вы уже изучили. На этой лекции наша с вами задача состоит в том, чтобы поговорить о предметных областях наук и научиться понимать разницу между ними. Когда мы говорим о предметной области той или иной науки, то неизбежно встает вопрос о том, к какой области она относится. На сегодняшний день мы исходим из представления о том, что все знания о мире классифицируются по областям: гуманитарное или социальногуманитарное, техническое и естественное. Но один и тот же объект нашего научного интереса может быть рассмотрен под разными углами зрения и может быть по-разному изучен, из чего вытекает разница между предметом и методом. Например, объектом для нас может быть человек и в зависимости от того, что мы хотим о человеке узнать, мы будем работать в рамках гуманитарной или естественнонаучной области исследования. Если нас интересуют анатомические особенности человека как биологического вида, то предметом исследования будет его внешний вид: рост, вес, длина рук и ног, обхват груди, бедер, талии и т.д; внутренние органы и системы: их вес, размер; данные о кровеносной и эндокринной системах и т.д. Все эти сведения, как и способы их получения (методы), мы берем из естественных наук, а конкретно из анатомии. Если же мы интересуемся человеком как существом, которое имеет свои особенности поведения, реакций на окружающую его среду, так или иначе справляется с проблемами, которые возникают, ставит цели и добивается желаемого и т.д., то мы оказываемся уже в рамках гуманитарной области исследования, а именно психологии. Хотя, что касается психологии как науки, которая изучает психику человека, то здесь не все однозначно. Дело в том, что психология является интересной дисциплиной, так как в зависимости от выбранного предмета исследования (который исторически менялся), менялся и метод его изучения. Поэтому в разные периоды психология была, да и остается сейчас, одновременно и естественной и гуманитарной наукой. Сначала ученые постулировали «сознание» в качестве предмета исследования и пытались его изучать методами естественных наук (строгое исследование, измерительные процедуры, отчеты наблюдателей и т.д.), но после того, как оказалось, что изучение этого предмета данными методами не дает ожидаемого результата, изменился и предмет исследования, которым теперь стало «поведение», а методом – наблюдение. Психологи поняли, что изучать можно только то, что видно, измеримо по каким-то 89 определенным параметрам, те или иные количественные, но не качественные характеристики. Данные методы мы относим к методам естественных наук и называем генерализирующими, т.е. обобщающими, в то время как для гуманитарных наук характерны индивидуализирующие методы. В этом смысле, когда мы рассматриваем ту же психологию, то практикующие психологи используют именно индивидуализирующие методы: беседы, тренинги, игры и т.д. Сложности с определением предмета исследования возникают у многих ученых, особенно часто это происходит во время появления новых наук. Собственно, стандарты современной науки зародились только в Новое Время (эксперимент как метод исследования), а объектом изучения стал действительный мир (в противоположность, например, миру Божественному, в Средние века). Наука начинает исследовать предметные отношения и зависимости. Ранее, ни античная, ни средневековая наука не подходили к изучению мира таким образом. Ученые занимались либо чем-то удивительным и необычным, старались разрешить загадки (алхимики, например, бились над рецептами изготовления золота), либо изучали некоторый объект целиком, не разделяя по предмету исследования, например, писали трактат о человеке, в котором речь должна была идти и об анатомии, и о психологии, и об этике, и о политике и т.д. В Новое Время наука начинает ориентироваться на принципы повторяемости и воспроизводимости: только то явление может быть исследовано, которое мы можем наблюдать не единожды, а несколько раз или постоянно. Мы можем проверить, правы ли мы в своих предположениях. Если явление уникально, то строго говоря, оно не может быть объектом исследования для ученого, о нем можно судить лишь как о «случае», как об «отклонении от нормы», но не более того. Итак, именно в Новое Время выделяются основные объекты (части действительного мира) и, соответственно, предметные области исследования. Но это не происходит в одночасье. Например, по мнению Вернадского, целое столетие ушло на становление таких предметных областей описательного естествознания, как метеорология, климатология, география. Такие же процессы шли в других научных областях: химия выделается из алхимии, биология из естественной истории. Идет становление предметов классических наук. Механика постепенно превращается из искусства в науку и становится одной из главных наук, поскольку и природа и человек (его устройство), уподобляются машине. Астрономия, в соответствии с общими научными требованиями, начавшимися закладываться в Новое Время, стремиться согласовать данные наблюдений с теоретическими положениями. В физике происходят значительные изменения в связи с появлением законов Ньютона, позволивших объединить разнородные явления, имеющие место как на Земле, так и за ее пределами. В химии также появляются попытки обобщения опытных данных, одной из которых становится теория флогистона. Но настоящий переворот в химии производит А. Лавуазье. Он предложил объяснение окислительно-восстановительных реакций, связав его с действием кислорода, а также осознал важность количественных отношений веществ, вступающих в реакцию. Именно он сделал элемент основой всей химической науки и внес вклад в разработку номенклатуры – языка химической науки. Изучение животного мира связывается с идеей порядка, ученые наблюдают и изучают животных и растения, стараясь увидеть проявление общих закономерностей за многообразием видов. Закономерности в перечисленных науках о живом (биологии, ботанике, зоологии, анатомии, медицине) выявляются индуктивным путем, то есть вырастают из практических исследований ученых. Что касается математики, физики, механики, то в этих науках сначала конструируются объекты исследования, а затем начинается проверка этих схем на практике, то есть данные науки конструируются как дедуктивные. Что касается науки в целом, то мы можем говорить о наличии двух противоположных тенденций. С одной стороны, вся история науки свидетельствует о процессе дифференциации научного знания. Если раньше ученый был философом и объектом его исследования было буквально все (VII – V вв. до н.э., Древняя Греция), то начиная с Нового Времени ученый мыслит себя уже как специалист в отдельной области и предмет его исследования определяется в зависимости от этой области. Еще более интересной ситуация становится в XX – XXI веках, когда происходит предметная дифференциация уже в рамках отдельных наук. Например, физика в целом распадается на термодинамику, оптику, электромагнетизм, квантовую механику, физику твердых тел, ядерную физику и т.д. Но наряду с процессом дифференциации, в последние десятилетия стал наблюдаться и обратный процесс – интеграции различных наук для изучения одного определенного объекта или проблемы. Такое взаимодействие ученых из разных областей объясняется, прежде всего, сложностью самих объектов и очевидным осознанием ограниченности методов и исследовательских стратегий отдельных наук. В XXI веке одним из таких объектов становится мозг человека и удивительный результат его работы – сознание. Современные ученые полагают, что мозг является наиболее сложным объектом, который когда-либо пытались изучать. Изучение мозга получило название «когнитивных исследований», а все науки, так или иначе занимающиеся этим объектом, получили название когнитивных. При переводе на русский язык мы получаем «познавательные или познающие науки», т.е. науки, которые занимаются познанием мозга. В числе этих наук мы находим следующие: лингвистика, нейрофизиология, когнитивная 91 психология, аналитическая философия, математика, логика и др. Один объект изучается разными науками, у каждой из которых своя предметная область исследования, т.е. свой предмет. Почему ученые из столь разных областей объединяются и начинают изучать этот объект? Дело в том, что современная наука уже очень продвинулась в плане накопления огромного экспериментального знания о работе мозга, но весь этот массив данных пока еще не приблизил ученых к пониманию принципов его работы, нет пока ни одной действительно удачной теории (каждая из имеющихся сейчас обнаруживает слишком много недостатков и слабых мест), которая могла бы ответить хотя бы на основные вопросы. (Почему результатом работы мозга человека стало сознание? Зачем человеку необходимо сознание, если огромное количество процессов в нашем организме контролируется мозгом и в принципе не осознается и нам это ни сколько не мешает? В чем принципиальное отличие мозга человека и животных? Что такое язык и для чего он появился? и т.д.). Именно сложность объекта исследования привела к тому, что к его изучению подключились специалисты из самых разных областей знания. Появились научные издания, в университетах появились факультеты когнитивных наук. Специалисты в этой области становятся мультидисциплинарными исследователями, они должны постигать основы самых разных наук, как естественных, так и гуманитарных и даже технических. Только такая подготовка может обеспечить прорыв в изучении мозга. И таких примеров совместного взаимодействия специалистов из разных предметных областей – множество. Чем же можно объяснить это взаимно противоположное движение к дифференциации и интеграции наук? Вероятно, это связано с особенностями мыслительных процедур под названием анализ и синтез. В результате анализа мы расчленяем исследуемый предмет, разделяем его на части, а в результате синтеза, наоборот, производим мысленное соединение какихлибо характеристик или частей исследуемого. Таким образом и действуют ученые в целом: после профессиональной дифференциации происходит объединение усилий представителей различных наук для изучения некоторых смежных областей или явлений. Эти подходы к изучению действительного мира можно сравнить с мозаикой или паззлами. Мы разрезаем картинку на части, а потом пытаемся ее собрать. Особенно трудно это оказывается сделать в том случае, если у нас нет картинки для ориентации и есть только кусочки. Тогда мы можем начинать собирать целую картину, складывая ближайшие кусочки друг с другом. Точно также действуют ученые, пытаясь объяснить и сложить «картину мира». И нельзя не отметить в этом процессе роли особой категории специалистов, а именно философов. Дело в том, что особенности узкой специализации ученых и дифференциация наук приводит к утрате некоторого общего взгляда. Есть много специалистов, которые разрабатывают очень серьезные теории или бьются над разрешением каких-то задач, но зачастую оказывается, что им не хватает широты взгляда, нет того, кто мог бы соотнести между собой работу, выполняемую в разных областях одного теоретического поля. По этой причине внутри самого научного сообщества появляются ученые, которые начинают задумываться об общих теориях, пытаются посмотреть со стороны на получающуюся картину. Но с другой стороны им на помощь приходят философы, которые также стараются сложить разные кусочки одной «картины мира», но только эти кусочки из разных научных областей. Теперь нам необходимо поговорить о предмете технических наук. Техника и ремесло, в конечном счете, намного старше, чем естествознание. В древнекитайском обществе, несмотря на слабое развитие математической и физической теорий, ремесленная техника была весьма плодотворна. Многие тысячелетия, например, обработка металла и врачебное искусство развивались без какой-либо связи с наукой. В Средние века архитекторы и ремесленники полагались в основном на традиционное знание, которое держалось в секрете и лишь незначительно изменялось со временем. Вопрос соотношения между теорией и практикой решался в моральном аспекте — например, какой стиль в архитектуре является более предпочтительным с божественной точки зрения.. В эпоху Ренессанса и Новое время наука все более опирается на технический эксперимент, а затем и сама техника — на науку. Именно инженеры, художники и практические математики Возрождения сыграли решающую роль в принятии нового типа теории, ориентированной на практику. Изменился и сам социальный статус ремесленников, которые достигли высших уровней ренессансной культуры, много сделали для пользы общества и науки. В эпоху Возрождения тенденция к всеохватывающему рассмотрению предмета выразилась в идеале энциклопедически развитой личности ученого и инженера. В науке Нового времени наблюдается стремление к специализации и вычленению отдельных аспектов и сторон предмета, как подлежащих систематическому исследованию экспериментальными и математическими средствами. Одновременно выдвигается идеал новой науки, способной решать теоретическими средствами инженерные задачи, и новой, основанной на науке техники. И хотя они существуют сначала лишь как идеал, именно этот идеал привел к формированию дисциплинарной организации науки и техники. В социальной сфере это было связано со становлением профессий ученого и инженера и с повышением их статуса в обществе. 93 Таким образом, техническое знание и действие постепенно отделяются от мифа и магического действия, но первоначально еще опираются не на научное, а лишь на обыденное сознание. Это видно из описания технической рецептуры в многочисленных пособиях по ремесленной технике, направленных на закрепление и передачу технических знаний новому поколению мастеров. В рецептах этого времени уже нет ничего мистически-мифологического, хотя это еще не научное описание, да и техническая терминология еще не устоялась. В связи с усложнением техники возникает настоятельная необходимость подготовки военных, морских, путейских инженеров в технических школах, которые почти одновременно возникают в России, Германии и Франции. Это уже не просто передача накопленных предыдущими поколениями навыков от мастера к ученику, а налаженная и социально закрепленная система передачи технических знаний и опыта через систему профессионального образования. Положение изменилось коренным образом лишь в XX столетии, когда техника и промышленность действительно были революционизированы наукой. Для современного этапа характерны возрастающая гуманизация, гуманитаризация и экологизация техники, поэтому для ее создания и использования необходимы не только естественнонаучные и математические, но во все большей мере социально-гуманитарные знания. Говоря о предмете науки, мы должны провести различие между явлениями, которые попадают в поле зрения ученых. До сих пор мы говорили о таких предметах наук, которые существуют вне и независимо от нас. До XX века ученые занимались главным образом видимыми явлениями, они же становились непосредственными предметами изучения. Ситуация меняется в последние 100 – 150 лет. Теперь ученые идут вглубь материи, в невидимый мир – мир микрофизики с одной стороны и постоянно расширяют наши знания о видимом мире – изучая Вселенную и пытаясь заглянуть в другие галактики – это макромир. Но возникает реальная проблема объектов, которые изучают ученые, поскольку эти объекты в прямом смысле невидимы, они часто лишь предполагаются и для их фиксации придумываются специальные эксперименты. Эта проблема в науке получила название «проблема референта». Что же на самом деле изучают ученые? Этот вопрос, правда, в несколько другой формулировке, был поставлен еще немецким философом И. Кантом, писавшим: «Рассудок не черпает свои законы a priori из природы, а предписывает их ей». То есть ученые часто создают предметы в процессе своей научной деятельности, а затем сами же и начинают изучение этих предметов. Кроме того, необыкновенно усложняется язык науки, что приводит к замыканию специалистов, изучающих один и тот же предмет на себе самих. Они превращаются в круг посвященных, в который нет доступа обычным людям. И тогда мы сталкиваемся интересной ситуацией: для того, чтобы понять, что же является предметом конкретного научного исследования, мы должны быть в курсе, то есть должны иметь соответствующее серьезное образование. Попытки разрешения «проблемы референта» привели к разделению ученых на два противоположных лагеря: реалистов и антиреалистов. Реалисты (в их числе Х. Патнэм) полагают, что референты научных теорий существуют вполне реально, на самом деле, антиреалисты (например, Д. Даммит) считают, что утверждения о существовании референтов научных теорий достаточно проблематичны. Проблема трактовки предмета науки или ее отдельной области с особой остротой встает в периоды кризиса науки и переосмысления господствовавших долгое время теорий (например, в случае с квантовой механикой). Дополнительные материалы Горбухова М.Ю. Естествознание и гуманитарные науки: различие и проблема единства в контексте формирования гуманитарной культуры специалиста-естествоиспытателя / Известия Алтайского государственного университета 2007. Формирование гуманитарной культуры специалиста-естествоиспытателя в рамках его профессиональной подготовки приобретает все большую актуальность по мере развития кризиса научной системы, о котором говорят многие исследователи. Некоторые исследователи, однако, не согласны с характеристикой современного состояния науки как кризисного [1; 2]. Одни утверждают, что кризис в современной науке связан с глубоким системным кризисом культуры в целом [3; 4]. Другие ищут источники кризисного состояния в противоречиях, характерных для самой научной системы и отдельных научных дисциплин [5-7]. Общепризнано, что для современного состояния науки характерно постоянно углубляющееся размежевание, во-первых, между гуманитарными и естественными науками, а, во-вторых, внутри каждой из наук, т.е. внутри научных дисциплин. Различия между естественно-научным и гуманитарным знанием существуют объективно и связаны с объектом, субъектом и методами исследования. В естествознании объектом исследования является природа и человек как ее часть, т. е. его биологическая сторона. Для гуманитарных наук объект исследования - это сам субъект познания, человек, его социальная, духовная сторона. Истинность законов природы может быть доказана через эксперимент, задача ученого - выявить причинно-следственные связи с целью повторения заданных условий и получения желаемого результата. Явления, относящиеся к 95 области гуманитарных наук, даны нам в форме переживаний, истинность знаний в значительной степени субъективна и является результатом интерпретации, логических построений, а не экспериментальных доказательств. Отсюда вытекает идеальный характер гуманитарного знания, быстрая переменчивость, нестабильность объектов исследования. На гуманитарные науки оказывают значительное влияние системы человеческих ценностей, идеология той или иной культурной системы. Естественные науки также подвержены влиянию культурной системы, авторитету того или иного ученого, автора концепции, но в неизмеримо меньшей степени. Здесь, скорее, имеет место конкретная интерпретация и практика использования знаний, полученных учеными-естествоиспытателями, а также определенный социальный заказ, который предъявляется естественным наукам со стороны общества. Размышляя об истоках противоречий между гуманитарными и естественными науками, Э. Кассирер указывал, в частности, на то, что в системе понятий наук о культуре, т.е. гуманитарных, ведущими являются понятия формы и стиля, а для естественных наук - понятия объекта и закона. Он отмечал, что определяющей в их различии является цель познания: в гуманитарных науках - это понять «тотальность форм, в которой осуществляется человеческая жизнь», а в естественных - выработать универсальные законы природы [В]. По мнению Г. Риккерта, естественно-научные дисциплины отличаются от наук о культуре, т.е. гуманитарных, методом исследования. Науки о природе выработали естественно-научный, или «генерализирующий» метод, а науки о культуре - исторический метод. Однако, утверждает Г. Риккерт, несмотря на все различия в методах и объекте исследования, «может быть только одна наука, потому что действительность в ее целом, т.е. как совокупность всей телесной и духовной жизни, может и должна на самом деле рассматриваться как единое целое, или монистически» [9, с. 52]. Жесткое размежевание гуманитарных и естественных наук ведет к формированию у человека фрагментарной, деформированной картины мира. Одна из причин противопоставления естественнонаучной культуры культуре гуманитарной состоит в том, что, как отмечает физик Б. Николеску, президент Международного центра трансдисциплинарных исследований (CIRET), существует укоренившаяся традиция, согласно которой две культуры воспринимаются как два герметично замкнутых («hermetically shut in itself») в себе мира. Еще более взаимная изоляция усилилась, когда, по выражению Б. Николеску, был заключен союз фундаментальной науки и техники, который привел к появ- лению «технонаучной» («technoscientific») культуры. Именно она движет огромной иррациональной силой глобализации. В центре этой культуры находится экономика, которая может стереть любые границы, даже границы между религиями. «Вторая культура», духовная (spiritual culture), объединяет в себе огромное многообразие национальных культур, религий, духовных сообществ. Она противоречива, однако едина в своей основе - человеке с его двойственной природой, с одной стороны, биологической, а с другой трансцендентальной [10]. Гуманитарные науки занимаются именно этой областью. Объективные различия между естественными и гуманитарными науками вызывают определенное напряжение как в ходе процесса взаимодействия наук, так и во взаимоотношениях ученых. Широко известно, например, ироничное высказывание математика А. Мигдала о том, что все науки делятся на «естественные» и «противоестественные». Культуролог Лесли Уайт со своей стороны, с позиции гуманитария, отмечает: «Нас столь часто впечатляют успехи физики или астрономии, что многим трудно поверить, что медлительные "общественные” науки способны когда-либо стать вровень с этими успехами... Однако предназначение человека на этой планете не сводится только к измерению галактик, расщеплению атома или открытию нового препарата. Социо-политико-экономические системы - короче говоря, культуры, внутри которых живет, дышит и размножается род человеческий, - во много раз важнее для будущего Человека. Мы только начинаем понимать это» [11, с. 147]. Противоречия между двумя областями знания связаны, конечно, не только и не столько с особенностями различий психологического склада ученых-естественников и гуманитариев. В процессе познания природы, единой по своей сущности, происходит ее условное деление на отдельные части. Традиционные методы исследования в естествознании предполагают выделение отдельных объектов исследования из системы и сведение их к простейшим элементам, абстрагируясь от целого. В гуманитарных науках также применяются подобные методы, но объектом исследования является человек, единое биосоциальное существо. Гуманитарные науки неразрывно связаны с понятием «ценности», от которого в этом контексте неотделимо понятие духовности, т.е. высшей духовной жизни человека, которая может возникнуть только в культуре. С естественно-научной точки зрения серьезный недостаток гуманитарных наук состоит в том, что объективность их исторически ограничена. Однако и в естествознании при смене поколений часто происходит изменение или полная смена понятий, отказ от господствующих концепций. Естествознание, таким 97 образом, также «представляет собой исторический продукт культуры. Оно в качестве специальной науки может игнорировать это. Но если оно направит свой взгляд на самого себя, а не только на объекты природы, то сможет ли оно тогда отрицать, что ему предшествовало историческое развитие, . которое . необходимо должно быть рассматриваемо с точки зрения ценности научной истины. .Но если оно признает историческую истину в данном смысле для этой части культурного развития, то по какому праву оно будет отрицать научное значение за историей других частей культуры?» [9, с. 127]. Необходимость снятия противоречий внутри науки диктуется самой научной практикой. На настоящий момент эйфория по поводу технократических методов решения социальных и экономических проблем проходит. Сейчас становится очевидным, что естественным наукам необходимо привлекать в союзники гуманитарные, так как невозможно решение глобальных задач без этической экспертизы, без анализа социальных последствий принятых решений. Это начинают понимать и сами ученые. И естествоиспытатели, и гуманитарии, и политики пытаются найти пути интеграции наук. Пути интеграции естественно-научного и гуманитарного знания часто подсказывает сама жизнь, практика научных исследований, логика развития науки. Р Фроудман, К. Митчелл и Р. Пилке в работе «Гуманитарные науки - политике, политика - гуманитарным наукам» прослеживают возрастающую роль гуманитарных наук в жизни общества на примерах принятия правительством США решений, относящихся к политике государства в области науки [12]. Они отмечают, что ускорение научнотехнического прогресса, появление новых биотехнологий, исследования в области генома человека, стволовых клеток, клонирования и т.п. поставили перед учеными и политиками сложные этические, политические, юридические и социальные задачи. Естествоиспытатели, гуманитарии и политики осознают, что интерпретация результатов этих исследований, оценка возможностей, которые предоставляются человечеству, а главное, оценка этических и социальных последствий новых открытий и технологий требуют серьезной гуманитарной экспертизы. Отсюда появление такой области науки, как прикладная этика, когда философы объединяются с естествоиспытателями разных областей исследования - биологии, медицины, экологии, программирования и т. д. - для того, чтобы оказать помощь в решении этических вопросов. Однако противоречия в науке не ограничиваются разрывом между естественно-научным и гуманитарным знанием. Двойственность самого субъекта науки также является источником противоречий внутри научной системы. С одной стороны, субъект науки -это че- ловек, результатом деятельности которого должны быть законы, полностью независимые от какой бы то ни было личной субъективности, от индивидуальности ученого. Однако, с другой стороны, работает в науке и может добиваться целей человек со всем комплексом индивидуальных характеристик, обладающий такими особенностями, благодаря которым он достигает поставленных целей и несет перед обществом личную ответственность за результаты своей деятельности. Серьезным источником противоречий в научной системе является также все большая специализация внутри отдельных научных дисциплин. Это приводит к тому, что ученые, работающие в одной области, становятся настолько узкими специалистами, что утрачивают общий язык и перестают понимать друг друга. Язык каждой научной дисциплины становится непреодолимым барьером в общении ученых, т.е. положение в современной науке напоминает ситуацию с Вавилонской башней. Совершенно ясно, что этот процесс «вавилонизации» не может продолжаться, не поставив само наше существование под угрозу еще и потому, что те, кто принимает решения, связанные с наукой, становятся все более некомпетентными вне зависимости от их намерений и уровня образованности. Необходимо искать пути интеграции науки. В связи с этим ведутся интенсивные поиски методологии, на основе которой возможно осуществление интеграции. Ученые, работающие в рамках Международного центра трансдисциплинарных исследований, предлагают методологию трансдисциплинарности. Она основана на трех постулатах: 1. В природе и наших знаниях о природе существуют различные уровни реальности, соответственно, различные уровни ее восприятия. 2. Переход от одного уровня реальности к другому обеспечивается логикой промежуточного, т.е. того, что находится между этими уровнями. 3. Структура всех уровней реальности, взятых вместе, и восприятие реальности - это комплексная структура. Это означает, что каждый уровень является тем, что он есть, потому что все уровни существуют одновременно. Отсюда следует, что ни один уровень реальности не является привилегированным, находясь на котором можно понять все другие уровни или реальность в целом. Интеграция наук возможна, если обратиться к пространству, которое находится за пределами научных дисциплин. В докладе «К методологическому обоснованию диалога между технонаучной и духовной культурами» на Шестом международном философско-культурологическом конгрессе «Дифференциация интеграция мировоззрений: динамика ценностных ориентаций в современной культуре» Б. Николеску определяет это пространство как некую среду, в которой существуют научные дисциплины [10]. 99 Трансдисциплинарность развивается на основе много- или плюридисциплинарности (pluridiscipli-narity) и междисциплинарности или интердисциплинарности (interdisciplinarity), которые появились в середине XX в. Многодисциплинарность определяется как метод исследования предмета различными научными дисциплинами одновременно. Такой подход позволяет пересекать границы научной дисциплины, в то время как цель исследования остается в рамках дисциплинарного подхода. Интердисциплинарность связана с переносом методов исследования из одной научной дисциплины в другую. Например, использование метода интерпретации в естественно-научных дисциплинах или математических методов в гуманитарных исследованиях [13]. Трансдисциплинарность - это новая методология, которая позволяет вести научные исследования в сфере того, что одновременно находится «между» (between) дисциплинами, «за их пределами» (beyond) и «пересекает» (across) их. Цель трансдисциплинарности понимание современного мира в целом, одним из императивов чего является единство знания. Эта методология позволяет проводить исследования одновременно в сфере действия нескольких уровней реальности, комплексно. Необходимо отметить, что, несмотря на довольно подробную теоретическую разработку методологии трансдисциплинарности, на убедительное обоснование необходимости перехода к новой ступени развития науки, к новой научной парадигме, осознание значительной частью научного сообщества важности интеграции отдельных научных дисциплин, процесс интеграции на основе методологии трансдисциплинарности все же трудно представить на практике. Сам Б. Николеску отмечает, что по уровню развития можно считать, что только в такой науке, как физика, в какой-то мере приблизились к пониманию возможностей методологии трансдисциплинарности. Отечественные ученые и философы также размышляют о путях интеграции естественных и гуманитарных наук. Среди них такие авторы, как Е.Н. Князева, С.П. Курдюмов, В. С. Степин, Л.В. Лесков, В.Г. Буданов, М.С. Каган и др. Поиск методологии интеграции наук основан на понимании того, что ни одна из культур, ни естественно-научная, ни гуманитарная, не является самодостаточной, поэтому «рано или поздно не сможет развиваться без привлечения методов другой, вырождаясь иначе в застывшую догму, либо в хаос абсурда» [14]. Д.И. Трубецков замечает, что в процессе интеграции важно иметь в виду, что несбалансированность естественно-научной и гуманитарной компоненты в научном знании опасна в любом случае: при гума- нитарном перекосе возможна утрата элементов культуры, базирующихся на рациональном мышлении. Это означает, что можно не просто утерять конкретные знания, но, самое главное, навыки рационального мышления. Область соприкосновения естественных и гуманитарных наук Д.И. Трубецков, в частности, усматривает в герменевтической компоненте естественно-научных дисциплин. Это область естествознания, которая в отличие от сферы выработки способов и приемов решения конкретных задач представлена собственно знанием. «На этом ареале наука выходит именно на мировоззренческие проблемы, внося свой вклад в понимание человеком мира, места, которое он занимает» [15]. По мнению большинства исследователей, определенные возможности в осуществлении синтеза естественных и гуманитарных наук дает синергетическая методология, которая позволяет исследовать сверхсложные системы, находящиеся в неустойчивом состоянии. Методология синергетики позволяет овладеть методами управления сложными системами, «нарабатывает идеи и принципы, которые имеют эвристическую ценность для утверждения новых взглядов на природу и формирования новых аксиологических ориентаций развития современной цивилизации [16]. Как отмечает М. С. Каган в работе «Перспективы развития гуманитарных наук в XXI веке», одной из главных задач является формирование мышления «будущих ученых на принципах междисциплинарносистемно-синергетического понимания научной деятельности XXI века» [17, с. 13]. По мнению ученого, центральное место в мире наук занимает гуманитарное знание, «ибо в нем скрещиваются потоки информации, идущие от всех других отраслей знания -человек принадлежит... и природе, и обществу, и культуре, и в его существовании, функционировании и развитии особенно ярко проявляются общие законы бытия, рассматриваемые философией и математикой» [17, с. 12]. Одной из главных задач научной и философской мысли XXI в. будет, следовательно, «глубокая разработка методологии междисциплинарных исследований человека», адекватная его системной структуре. Она откроет науке новые пути развития. Возвращаясь к методологии трансдисциплинарности, важно привести еще одно рассуждение Б. Николеску. По его мнению, на основании того, что «технонаучная» культура относится к сфере объекта, а духовная культура проходит через объект, субъект и их взаимодействие, диалог между ними возможен только при условии обращения естественно-технических наук к ценностям и к духовному. Это возможно только тогда, когда научно-техническая культура превратится в культуру истинную, что неизбежно должно происходить, прежде всего, в сознании ученого. Этот процесс - не простое сложение знаний 101 о природе и знаний о человеке и обществе. Он уже начался, однако его тормозит устоявшийся «склад ума», который все еще преобладает среди ученых [10]. Здесь мы снова выходим на гуманитаризацию науки, которая не может происходить, не затрагивая личности ученого. Необходимо отметить, что характер знаний определяется не только и не столько их содержанием или областью, к которой они относятся. Гуманитарными знания становятся только в сознании человека. Знания из области духовной культуры не станут гуманитарными, если не затронут личности индивида, не получат в его сознании аффективной окраски. Отсюда следует, что только разработка программ сотрудничества ученых, принадлежащих по классическому определению английского ученого и писателя Чарльза П. Сноу к двум культурам, или новые методологии не смогут решить задачи интеграции наук. Если речь идет о единстве естественно-научного и гуманитарного компонентов культуры, это единство должно стать свойством сознания индивида, субъекта науки. В связи с тем, что наука и техника обладают огромным потенциалом трансформировать реальность в заданном направлении, гуманитарные науки как никогда ранее востребованы для того, чтобы определить эти направления, основываясь на общечеловеческих ценностях. Гуманитаризация как раз и предполагает включение рефлексивного отношения ученого к себе, к области исследования, в которой он работает, к миру в целом. Гуманитарные знания позволяют установить моральные ориентиры и на их основании определить характер влияния новых знаний на общество и на отдельного индивида, в частности. Гуманитарная составляющая должна пронизывать всю информацию, воспринимаемую человеком, причем характер этой информации не существен. Будь то информация из области естественных наук или наук о культуре, гуманитарная составляющая окрашивает ее эмоционально, ценностно выделяет ее компоненты, позволяет оценить конкретное явление с позиций морали и разума. Библиографический список 1. Башляр, Г. Научное призвание и душа человека / Г. Башляр // [Электронный ресурс]: http://filosof.historic.ru 2. Касавин, И.Т. Контуры замысла / И.Т. Касавин // Эпистемология и философия науки. 2004. Т. I, №1. 3. Лесков, Л.В. Прогнозный потенциал фундаментальной науки. Устойчивое развитие / Л.В. Лесков // Наука и практика. 2003. №1. 4. Каландия, И.Д. Перспективы человека в глобализирующемся мире / И.Д. Каландия ; под ред. В.В. Парцвания. СПб., 2003. 5. Селиванов, В.В. Кризис методологии в гуманитарных науках / В .В. Селиванов // Методология гуманитарного знания в перспективе XXI в. К 80-летию проф. М.С. Кагана : материалы междунар. науч. конф. 18 мая 2001 г. СПб., 2001. Серия «Symposium». Вып. 12. 6. Романовская, Т.Б. Современная физика и современное искусство - параллели стиля / Т.Б. Романовская // Физика в системе культуры. М., 1996. 7. Разеев, Д.Н. Культура и наука / Д.Н. Разеев // Формирование дисциплинарного пространства культурологии : материалы науч.-метод. конф. 16 января 2001 г. СПб., 2001. Серия «Symposium». Вып. 11. 8. Кассирер, Э. Логика наук о культуре / Э. Кассирер. М., 1998. 9. Риккерт, Г. Науки о природе и науки о культуре / Г. Риккерт. М., 1997. 10. Nikolescu, B. Toward a Methodological Foundation of the Dialogue between the Technoscientific and Spiritual Cultures: доклад 5.11.2003 // http://www.edu.ru/db/portal/ sites/portal_page.htm. 11. Уайт, Л.А. Наука о культуре / Л. А. Уайт // Антология исследований культуры. Т. 1: Интерпретации культуры. СПб., 1997. 12. Frodeman, R. Humanities for Policy - and Policy for Humanities / R. Frodeman, C. Mitcham, R. Pielke. Issues in S and T, Fall 2003.htm. 13. Сытых, О.Л. Проблема единства естественного и гуманитарного знания / О.Л. Сытых // Образование и социальное развитие региона. Барнаул, 1996. №3-4. 14. Буданов, В.Г. Синергетические стратегии в образовании / В.Г. Буданов [Электронный ресурс]:- http://www. labore.ru/en/ru-full/page-view0?obj=543. 15. Трубецков, Д.И. Две культуры (не по Сноу) / Д.И. Трубецков [ Электронный ресурс]: http://www.euricanet. ru/res_ru/0_hfile_913_1/doc. 16. Кузнецова, Л.Ф. Кризис цивилизации и становление синергетического образа природы / Л.Ф. Кузнецова [Электронный ресурс]: http://www.philosophy.ru/iphras/library/tech/ vysok.html#9 17. Каган, М.С. Перспективы развития гуманитарных наук в XXI веке / М.С. Каган // Методология гуманитарного знания в перспективе XXI в. К 80летию проф. М.С. Кагана : материалы междунар. науч. конф. 18 мая 2001. СПб., 2001. 4.2. От темы до объекта и предмета. Объектами изучения в гуманитарных науках выступают человек, общество и культура. В зависимости от того, какую часть объекта мы начинаем исследовать, формируется соответствующее предметное поле, то есть предмет той или иной гуманитарной науки. Если естественные науки занимаются изучением природы как она есть вне и помимо человека, то гуманитарные науки как раз интересуются всем тем, что от человека зависит. Чтобы подчеркнуть эту разницу, немецкий ученый В. Дильтей назвал гуманитарные науки «науками о духе», имея в виду, что все они изучают созданное человеком как разумным и сознательным существом. В их числе мы обнаруживаем историю, психологию, антропологию, экономику, социологию, политологию и другие. Итак, чтобы получить представление о том, что такое объект и предмет конкретной гуманитарной науки, мы рассмотрим некоторые из них. И начать можно с науки, объектом изучения которой является 103 непосредственно человек. Это социальная антропология, которая в отличие от антропологии в ее естественнонаучном варианте изучает не просто развитие и становление биологического вида «человек», но исследует его особенности как существа социального, живущего в мире культуры и руководствующегося определенными нормами. В этом смысле предметом социальной антропологии будет выступать культура и социальные нормы человеческих сообществ, предписывающие им те или иные способы поведения, закрепленные традицией и передающиеся из поколения в поколение. Но предмет социальной антропологии, представленный таким образом, оказывается достаточно широким. Так оно и есть. Поэтому, если мы посмотрим на примеры реальных исследований, проводимых учеными в разных уголках Земли, то окажется, что их предмет уже и конкретней. Многие социальные антропологи занимались изучением одних и тех же народов, племен на протяжении нескольких лет, а то и десятилетий. Эти народы выступали для них как объекты изучения, в то время как конкретные особенности их культуры, будь то язык, система родства, похоронные обряды, экономический обмен и т.д. – конкретными предметами исследования. Например, М. Мид изучала народы острова Самоа (объект) для того, чтобы узнать о воспитания детей (предмет). Б. Малиновский изучал народы, населяющие Тробрианские острова (объект) для того, чтобы узнать об архаических формах экономического и социального обмена (предмет). Теперь посмотрим на науки, объектом изучения которых является общество. Это, без сомнения история, социология, политология. Социология занимается изучением общества и закономерностей его функционирования. Ее объектом является современное общество в какой-либо стране или ее части, а предметом – общие закономерности становления, функционирования и развития общества в целом, а также социальных общностей и социальных отношений. Если же мы будем говорить о конкретных социологических исследованиях, то их объектом будут люди, например, студенты Вузов г. Екатеринбурга, а предметом – их досуговые предпочтения или вовлеченность в рынок труда современного города. И, наконец, возьмем в пример такой объект гуманитарной науки, как культура. Его изучением занимаются разные науки: теория и история культуры, история искусства, музееведение, литературоведение, и т.д. Теория и история культуры занимается изучением культуры отдельных обществ или групп людей когда- либо живших или живущих сейчас. При этом, если мы будем говорить о культуре профессиональных сообществ или групп, то их изучением будет заниматься отдельная дисциплина под названием «Организационная культура», являющаяся составной частью управленческих дисциплин. Примером конкретных культурологических исследований может быть: изучение культуры и быта уральских крестьян в XVIII - XIX вв. (предмет), народные промысле сельского населения Свердловской области в настоящее время и т.д. Что же будет представлять собой объект таких исследований? Эти есть культура в широком смысле, но в данном случае – это будут реальные объекты, представляющие культурную ценность. Если мы говорим о недавнем прошлом, то такие объекты мы можем обнаружить непосредственно у людей в домах, если же это отдаленное прошлое, то поиском таких объектов будет заниматься археология, входящая в состав исторических дисциплин. Надо заметить, что безусловной особенностью гуманитарных наук является особенность существования их объектов. Эти объекты создаются именно людьми и сами же люди их потом изучают. И данные объекты могут обладать разной степенью реальности. Объекты культуры могут быть материальными, либо нематериальными. Мы можем говорить об убранстве крестьянской избы XIX века, а можем о произведении писателя. Произведение писателя будет объектом анализа для литературоведения, но если мы не читали данного произведения, то мы не будем знать, о чем речь. Произведения писателей, музыкантов, художников существуют отдельно, хотя и внутри человеческого мира, образуя пространство культуры. Но объекты в этом пространстве, как и вопросы, которые у нас возникают по их поводу, во многом оказываются созданными самими учеными. И это не уменьшает их значимости, вовсе не говорит об их бесполезности. Мир культуры – это мир текстов, мир символических значений. В социально-гуманитарном знании преобладают схемы неклассической и постнеклассической научности, в которых учитывается включенность субъекта в изучаемый объект – общество, а также включенность в него практики, представленной деятельностью преследующих свои интересы групп. Подтверждение и объяснение этого мы находим в работах французского мыслителя М.Фуко: «Слова и вещи: Археология гуманитарных наук», «Археология знания». Как видно из названия работ, он старается ответить на вопрос о причинах появления гуманитарного знания и предмета гуманитарных наук. С точки зрения Фуко гуманитарные науки – это не просто науки о человеке, но в процессе своего возникновения они привели к появлению и самого теоретического конструкта «человек». Появился сам объект познания, которого не было раньше. Вместе с появлением «человека», новый тип знания привел к появлению научного «дискурса» о человеке, т.е. к упорядочению привил и возможностей высказываться об этом объекте, сформировав тем самым научный подход к человеку. Еще одним важным аспектом знания, по мнению Фуко, является его властный характер. «Знание-сила» - это принцип Ф. Бэкона трактуется вполне однозначно. Знание дает преимущество имеющему его 105 и, соответственно, власть имущие также стараются приобщиться к знанию. Иначе говоря, власть в любых ее проявлениях стремиться быть в курсе последних научных достижений и использовать их в своих интересах. Ученые как таковые и наука в целом становится объектом пристального интереса власти. Со своей стороны наука также очерчивает через дискурсивные практики границы и способы высказывания о власти. Власть и разговор о власти становится предметом одной из наук под названием политология. А теперь поговорим непосредственно об объекте и предмете научной работы – магистерской диссертации. Объект научного исследования – это определенный элемент реальности, который обладает очевидными границами, существует относительно самостоятельно и каким-то образом отличается от всего, что его окружает. Объект является причиной появления некоторой проблемной ситуации, которую ученый и выбирает для изучения. Предмет же научного исследование появляется, когда его формулирует сам ученый и здесь все зависит от его намерений, предпочтений, «угла» зрения, его собственных интересов. Предмет – это часть или некоторый аспект объекта, который и будет проблематизироваться в ходе его анализа и изучения. Объект и предмет научного исследования могут быть также обозначены как категории научного процесса, они соотносятся между собой как общее и частное. В объекте выделяется та его часть, которая служит предметом исследования. На него направлено основное внимание ученого, именно предмет исследования определяет тему исследовательской работы, которая обозначается на титульном листе как заглавие. Но при формулировке темы исследования важно помнить, что он должен отличаться от названия работы, хотя в смысловом значении предмет исследования, конечно, не может выходить за рамки сформулированной темы диссертации. Умение определить тему исследования обычно говорит о том, насколько ученый оказывается способен теоретически (а иногда и на практике), приблизиться к пониманию и объяснению причин появления и развития этого явления, обнаружить явные или скрытые противоречия в существовании или функционировании данного объекта. Если же ученый имеет дело с объектами гуманитарных наук, то часто его задача состоит в обнаружении всей полноту и сложности социального окружения, его элементов и взаимосвязей между ними, влияющих на появление, развитие или даже исчезновение данного объекта. Итак, объект научного исследования представляет собой некоторую конкретную часть реальной действительности. Он охватывает не отдельные предметы, явления и ситуации, а целый класс сходных предметов, явлений и ситуаций в их логическом единстве и взаимо- связи. Например, «в качестве объектов психолого-педагогического исследования могут выступать: социальные институты и системы (школа как учебно-воспитательное учреждение, вуз, система образования в целом); отдельные элементы таких социальных институтов или систем (к примеру, педагогический коллектив, содержание высшего педагогического образования); процессы обучения, воспитания, различные виды деятельности, состояния и свойства личности; зависимости и взаимоотношения (например, личность – группа); механизмы функционирования педагогических систем или процессов (педагогическая технология формирования подготовки личности к определенному виду деятельности и т.д.) Начинающему исследователю стоит помнить: объект исследования существует объективно, независимо от воли людей, он не создается и не конструируется им» 4. Что же касается предмета исследования, то в отличие от объекта, он носит субъективный характер, то есть определяется самим исследователем. «Это может быть реальное «жизненное» явление или процесс; специально создаваемая в научных целях «проблемная» ситуация; модель определенного вида деятельности (например, подготовки специалиста) или процесса обучения (экспериментальная его методика); конкретная система (учебно-воспитательное учреждение, личность студента) или отельные части, элементы системы (например, содержание образования, потребности личности)». (Там же, стр. 37). Цель исследования, объект и предмет представляют собой единое целое и должны быть логически взаимосвязаны друг с другом. А теперь на примере конкретных диссертационных исследований посмотрим на соотношение предмета, объекта и темы. Например, в диссертации «Интерпретация как метод гуманитарного познания» 5, объект исследования – это «интерпретация как вид познавательной деятельности», а предмет «методология интерпретации, рассматриваемая в качестве становления философской герменевтики и применительно к конкретным областям социально-гуманитарного знания». Мы видим, что в данном случае исследование автора связано с анализом такого реального явления как интерпретация, которое возникает там, где мы имеем дело с некоторыми смыслами или значениями окружающих нас явлений. Сложности в интерпретации кого-либо или чего-либо могут быть и возникают в самых разных науках, а также в обычной жизни, но интерпретация как метод исследования может и становится объектом исследования именно в гуманитарных науках. И Волков Ю.Г. Диссертация: подготовка, защита, оформление: практическое пособие / Ю.Г. Волков – 5-е изд., перераб. и доп. – М.: КНОРУС, 2015 – 205 с. – с. 36 5 Пилюгина М.А. – http://cheloveknauka.com/v/585936/a?#?page=1 4 107 далее мы видим, что в этом обширном объекте автор находит определенный аспект, конкретизирует его, сужает и обозначает как «становление философской герменевтики» в конкретных областях социального и гуманитарного знания. Посмотрим еще на один пример из области политических наук. В диссертации под названием «Синдром политической ностальгии у российских студентов»6, объект обозначен как «совокупность исторических представлений российского студенчества», а предмет «синдром политической ностальгии у студенческой молодежи как структурный элемент представлений о прошлом». Мы снова видим, что объект действительно существует, правда не в реальности, а в сознании российского студенчества, а именно в сознании каждого конкретного студента и этот объект может быть изучен (методами интервью, анкетирования, контент-анализа и т.д.) в аспекте политической ностальгии о прошлом. То есть, формулируя предмет исследования, автор показывает нам, что его будут интересовать именно ностальгические политические представления российского студенчества, их желание вернуться в те времена политической истории, в которой жили их родители, а возможно, и в более ранние. Таким образом, мы видим четкое соотношение между объектом – реально существующим, предметом – частью объекта и темой – четкой формулировкой предмета исследования. Таким же образом должно выглядеть и соотношение между темой, объектом и предметом вашего будущего исследования. 6 Сорокина А.А. - http://cheloveknauka.com/v/598265/a?#?page=1 Лекция 5. Что было до. 5.1. Научная традиция В предельно простой трактовке наука представляет собой деятельность по получению нового знания. Именно поиск новизны отличает науку от других видов деятельности. Например, во всех ведущих религиях есть устойчивые каноны, заповеди, догмы, законы, которые уже предписаны, предзаданы верующему человеку. Поэтому ничего нового изобретать не надо, а необходимо их неукоснительно исполнять. В искусстве новаторство присутствует скорее по форме, чем по содержанию. Возьмем классический сюжет – знаменитую историю отношений Ромео и Джульетты. Сколько по этому сюжету было снято фильмов, написано книг, поставлено спектаклей и мюзиклов? С большой долей вероятности можно утверждать, что и в будущем эта вечная история любви и сопутствующих обстоятельств будет многократно репродуцироваться. Современная музыка также представлена многочисленными аранжировками, ремиксами, каверами на известные музыкальные произведения. Хотя необходимо признать, что и в искусстве есть принципиальная художественно-эстетическая новизна, когда появляются новые жанры, течения, направления и т.п., но она не является самоцелью. В науке дела обстоят иначе. Если некий исследователь представит в нобелевский комитет новое доказательство закона всемирного тяготения, то премию за это он вряд ли получит. В лучшем случае несколько специалистов заинтересуются его решением, и может даже похвалят за оригинальность мысли, но не более. Как говорят ученые: дважды повторенный закон никому не нужен. Наука как правило исключает дублирование научных достижений – такое дублирование означает лишь ничем не мотивируемую трату материальных, интеллектуальных, а иногда и финансовых ресурсов, имеющихся в распоряжении общества. Таким образом, наука по своей сути есть рождение, формирование, производство нового, уникального, самобытного знания в самых многообразных его проявлениях. Возникает закономерный вопрос: кто является творцом или субъектом новых знаний и идей? Ответ вроде очевиден – ученый (исследователь). Да, это, конечно же, так, но здесь необходимо остановиться на следующем моменте. Каждый первооткрыватель создает новое не в чистом поле; ему предшествует то, что принято называть традицией. Научная традиция представляет собой исторически существующую совокупность информации, знаний, идей, методов, установок, познавательных ценностей, которая явно или неявно проникает в сознание ученого, и там все это индивидуально преломляется, трансформируется. И. Ньютон по этому поводу как-то сказал: «Я видел 109 дальше других только потому, что стоял на плечах гигантов». Ньютон имеет в виду теории Коперника, Галилея, Декарта, Гюйгенса и других физиков, без знания которых он вряд ли смог открыть свои знаменитые законы. Применительно к философии науки под традицией понимается система общепринятых принципов и идеалов научного познания. Традиция представляет собой механизм накопления, сохранения и передачи научного опыта последующим поколениям ученых. Кроме того, традиции предполагают трансляцию определенных ценностно-нормативных установок, образцов постановки и решения исследовательских задач. Таким образом, научная традиция это своего рода конвенция, общепринятое соглашение между учеными относительно истинности той или иной теории, методов и процедур научного познания. Ключевой единицей традиции является научное сообщество или школа, реже – «невидимые колледжи». Под традицией можно понимать признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решений научному сообществу. В качестве таких традиций можно назвать, например, ньютоновскую, эйнштейновскую исследовательские программы в физике; птолемеевскую, коперниканскую теории в астрономии. Изучение научных традиций подготавливает студента, аспиранта, молодого ученого к членству в том или ином научном сообществе. Поскольку он присоединяется, таким образом, к людям, которые овладевали основами их научной области на тех же самых конкретных моделях, то его последующая практика в научном исследовании не часто будет обнаруживать резкое расхождение с фундаментальными принципами. Научные традиции в определенный период времени могут достигать тотального господства в научной среде, системе образования, научной коммуникации, научной периодике и т.п. По сути эта стадия консервативная. Ученые в данный период не ставят себе цели создания новых теорий, обычно к тому же они нетерпимы и к созданию таких теорий другими. Ученые исследуют те факты и явления, существование которых уже потенциально предсказано. Таким образом, результаты научного исследования, проведенного в рамках господствующей традиции, как правило только верифицируют и расширяют область применения парадигмы. Сам же ученый при таком подходе лишается главной особенности научной деятельности – духа творчества и новаторства. Он становится своего рода «рабом», «слугой» традиции, утрачивая при этом еще одно важное научное качество – критическое восприятия. С другой стороны, в науке есть место и революции, которая зарождается в ситуации, когда появляются проблемы, аномалии, неразрешимые старыми познавательными инструментами. Возникает новая теория, которая успешно объясняет эти аномалии и дает эмпирические предсказания новым фактам. Успешность новой теории приводит к тому, что в ее ряды постепенно переходят сторонники старой традиции, редакторы научных журналов, организаторы научных конференций, преподаватели школ и вузов, и в конечном итоге формируется новая научная традиция, которая развивается до возникновения нового научно-дисциплинарного кризиса. Рассмотрим все вышесказанное на примере двух космологических традиций: геоцентрической и гелиоцентрической. Геоцентризм (греч. geo – земля, лат. centrum – центр) – это теория, согласно которой Земля является центром мироздания, вокруг которого обращаются последовательно Солнце, Луна, планеты, сфера неподвижных звезд. Эта теория появилась примерно 2,5 тыс. лет назад, а наиболее развитое обоснование получила в концепции александрийского астронома и математика II века н.э. Клавдия Птолемея. Свои ключевые идеи он изложил в труде позже названном «Альмагест», что в переводе с арабского языка означает «Великая книга». Геоцентрические воззрения поддерживались и защищались религией, т.к. они соответствовали догмату о человеке как венце творения, поставленному Богом в центр мироздания. Для геоцентрической системы и всей древнегреческой астрономии наибольшую сложность представляла неравномерность движения небесных светил (особенно попятные движения планет), т. к. планеты, согласно античной традиции, считались божествами, которым подобает совершать только равномерные движения. Для преодоления этой трудности Птолемей разработал математическую модель, которую применил в своей теории эпициклов. И вообще исследовательская программа Птолемея представляла собой довольно сложную модель с ее запутанной комбинацией кругов: деферентов, эпициклов, эксцентров и эквантов. При этом она позволяла вычислять точные положения планет. Католическая церковь, отметавшая все языческие воззрения, сделала своеобразное исключение только для системы мира Птолемея и геоцентризма Аристотеля: они были официально признаны церковью как истинные представления о строении мира, не противоречащие Библии. Кроме того, не надо забывать и свидетельства наших чувств: мы скорее поверим своим глазам, что Солнце движется, чем в обратное. Кстати, несмотря на все научные открытия, бытовой, вербальный гео- 111 центризм у нас сохранился и в настоящее время. Возьмите любой отрывной календарь, и там на каждом листочке можно обнаружить указание на точное время восхода и захода Солнца. Таким образом, геоцентрическая традиция имела мощное религиозное, математическое, геометрическое, сенсорное обоснование, что позволяла ей в течение двух тысячелетий занимать доминирующее положение. В 16 веке Николай Коперник – польский астроном и католический каноник, исследуя птолемеевскую систему мира, поражался ее сложности и искусственности. Исходя из предположения, что Солнце, а не Земля должно быть неподвижным центром Вселенной, Коперник весьма просто объяснил всю кажущуюся запутанность движений планет, но, не зная еще истинных орбит планет, считая их окружностями. Как известно, Иоганн Кеплер позже открыл истинную форму орбит планет (эллипс), а также признал и математически выразил неравномерность их движения. При этом, разрабатывая свою гелиоцентрическую модель, Коперник опирался на математический и кинематический аппарат теории Птолемея, на полученные последним конкретные геометрические и числовые закономерности. Так, в системе Птолемея все планеты подчинялись общему (хотя и необъяснимому в рамках геоцентризма) закону: радиус-вектор любой планеты в эпицикле всегда совпадал с радиус-вектором Земля – Солнце. В коперниковой системе данный закон получил простое и логичное объяснение. Главное сочинение Коперника, над которым он работал более сорока лет, называется «О вращении небесных сфер» (1543 г.). В современной астрономии вместо архаичного понятия «небесная сфера» используется понятие «планета». Гелиоцентрическая система Коперника может быть сформулирована в пяти лаконичных положениях: 1. все планеты движутся по орбитам, центром которых является Солнце, и поэтому Солнце является центром мира; 2. орбиты и небесные сферы (планеты) не имеют общего центра; 3. расстояние между Землей и Солнцем очень мало по сравнению с расстоянием между Землей и неподвижными звездами; 4. перемещения, которые, как кажется, делает Солнце (суточное движение, а также годичное движение, когда Солнце перемещается по Зодиаку) – не более чем эффект движения Земли, которая поворачивается один раз за 24 часа вокруг своей оси; 5. движение Земли и других планет объясняет их расположение и конкретные характеристики движения планет. Все его утверждения полностью противоречили господствовавшей на тот момент геоцентрической системе. Мартин Лютер один из отцов-основателей протестантизма, узнав о гелиоцентрической модели Коперника, гневно воскликнул: «Этот безумец хочет перевернуть всю астрономическую науку вверх дном. Но как записано в Священном писании, именно Солнцу, а не Земле Иисус Навин приказал остановиться». Здесь имеется в виду библейская история, о которой упоминается в ветхозаветной «Книге Иисуса Навина». Так в 10 главе (стих: 12-14) описывается военное противостояние между еврейским народом, предводителем которого был Иисус Навин, и их врагами. Чтобы враги не могли скрыться под покровом темноты, Иисус Навин молил Бога остановить движение солнца. Бог услышал мольбы, и как сказано в книге «стояло солнце среди неба, и не спешило к западу почти целый день». Как видим, одним из весомых по тем временам аргументов была ссылка на несоответствии новой теории библейской традиции. Все это привело к тому, что в 1616 г. католическая церковь официально запретила придерживаться и защищать теорию Коперника. Она была внесена в римский индекс запрещенных книг с пометкой «до исправления». Кроме того, при сравнении гелиоцентрической модели Коперника и геоцентрической модели Птолемея необходимо удержаться от банальной констатации: «Если в системе Птолемея планеты вращаются вокруг Земли, то в системе Коперника они вращаются вокруг Солнца». Проблема как раз и заключается в том, что значение термина «планета» существенно различаются в рамках этих моделей. В системе Птолемея Земля – не планета, а Солнце, Луна – планеты; в системе Коперника Солнце – не планета, Земля – планета, а Луна – Спутник. Таким образом, концептуальная перестройка, связанная с изменением космологических (в более широком плане – всех научных) традиций, включает в себя гораздо больше этапов, чем это кажется на первый взгляд, и затрагивает именно целостность представлений каждой исторической эпохи. Дополнительные материалы Философия и методология науки // Под редакцией В. И. Купцова. – М.: АСПЕКТ ПРЕСС, 1996. С. 201–217. Традиции и новации в развитии науки Наука обычно представляется нам как сфера почти непрерывного творчества, как сфера, где стремление к новому является основным мотивом деятельности. В науке нет смысла повторять то, что уже сделано нашими предшественниками, получать заново те знания, которые уже вошли в учебные курсы, переписывать чужие книги или статьи. 113 В этом плане любой подлинный ученый стоит перед лицом неизведанного и вынужден делать то, что до него не делал никто другой. Казалось бы, что в этой ситуации не может быть и речи не только о традициях, но и о каких-либо закономерностях научного познания вообще, ибо любая закономерность связана с повторяемостью явлений. А между тем именно традиции образуют «скелет» науки, именно они определяют характер деятельности ученого. Вот мнение одного из создателей современной физики Вернера Гейзенберга: «Мы убеждены, что наши современные проблемы, наши методы, наши научные понятия по меньшей мере отчасти вытекают из научной традиции, сопровождающей или направляющей науку ее многовековой истории». «Бросая ретроспективный взгляд на историю, мы видим, что наша свобода в выборе проблем, похоже, очень невелика. Мы привязаны к движению нашей истории, наша жизнь есть частица этого движения, а наша свобода выбора ограничена, по-видимому, волей решать, хотим мы или не хотим участвовать в развитии, которое совершается в нашей современности независимо от того, вносим ли мы в него какойто свой вклад или нет». (В.Гейзенберг. Шаги за горизонт. М., 1987, стр. 226–227). Но если дело обстоит таким образом, если ученый настолько ограничен в своем выборе, то как же быть с творчеством, которое чаще всего ассоциируется в нашем сознании с максимальной свободой? Как в рамках традиций объяснить появление нового? Традиционность науки и виды научных традиций Начнем с традиций, их видов и их места в науке. Основателем учения о научных традициях, безусловно, является Т. Кун. Конечно, на традиционность в работе ученого и раньше обращали внимание, но Т. Кун впервые сделал традиции центральным объектом рассмотрения при анализе науки, придав им значение основного конституирующего фактора в научном развитии. Нормальная наука как наука традиционная Нормальная наука, согласно Т.Куну – это «исследование, прочно опирающееся на одно или несколько прошлых достижений –достижений, которые в течение некоторого времени признаются определенным научным сообществом как основа для развития его дальнейшей практической деятельности». Уже из самого определения следует, что речь идет о традиции. Прошлые достижения, лежащие в основе такой традиции, Т. Кун называет парадигмой. Чаще всего речь идет о некоторой достаточно общепринятой теоретической концепции типа: системы Коперника, механики Ньютона, кислородной теории Лавуазье и т. п. Конкретизируя свое представление о парадигме, Кун вводит понятие о дисциплинарной матрице, в состав которой он включает следующие четыре элемента: • символические обобщения типа второго закона Ньютона, закона Ома, закона Джоуля-Ленца и т.д.; • концептуальные модели, примерами которых могут служить общие утверждения такого типа: «Теплота представляет собой кинетическую энергию частей, составляющих тело» или «Все воспринимаемые нами явления существуют благодаря взаимодействию в пустоте качественно однородных атомов»; • ценностные установки, принятые в данном научном сообществе и проявляющие себя при выборе направлений исследования, при оценке полученных результатов и состояния науки в целом; • образцы решений конкретных задач и проблем, с которыми неизбежно сталкивается уже студент в процессе обучения. В чем же состоит деятельность ученого в рамках нормальной науки? Т. Кун пишет: «При ближайшем рассмотрении этой деятельности в историческом контексте или в современной лаборатории создается впечатление, будто бы природу пытаются втиснуть в парадигму, как в заранее сколоченную и довольно тесную коробку. Цель нормальной науки ни в коей мере не требует предсказания новых видов явлений: явления, которые не вмещаются в эту коробку часто, в сущности, вообще упускаются из виду. Ученые в русле нормальной науки не ставят себе цели создания новых теорий, обычно к тому же они нетерпимы и к созданию таких теорий другими». Итак, в рамках нормальной науки ученый настолько жестко запрограммирован, что не только не стремится открыть или создать что-либо принципиально новое, но даже не склонен это новое признавать или замечать. Что же он делает в таком случае? Концепция Куна выглядела бы пустой фантазией, если бы ему не удалось убедительно показать, что нормальная наука способна успешно развиваться. Т.Кун, однако, показал, что традиция является не тормозом, а, напротив, необходимым условием быстрого накопления знаний. И действительно, сила традиции как раз в том и состоит, что мы постоянно воспроизводим одни и те же действия, один и тот же способ поведения все снова и снова при разных, вообще говоря, обстоятельствах. Поэтому и признание той или иной теоретической концепции означает постоянные попытки осмыслить с ее точки зрения все новые 115 и новые явления, реализуя при этом стандартные способы анализа или объяснения. Это организует научное сообщество, создавая условия для взаимопонимания и сопоставимости результатов, и порождает ту «индустрию» производства знаний, которую мы и наблюдаем в современной науке. Но речь вовсе не идет при этом о создании чего-то принципиально нового. По образному выражению Т. Куна, ученые, работающие в нормальной науке, постоянно заняты «наведением порядка», т. е. проверкой и уточнением известных фактов, а также сбором новых фактов, в принципе предсказанных или выделенных теорией. Химик, например, может быть занят определением состава все новых и новых веществ, но само понятие химического состава и способы его определения уже заданы парадигмой. Кроме того, в рамках парадигмы никто уже не сомневается, что любое вещество может быть охарактеризовано с этой точки зрения. Таким образом, нормальная наука очень быстро развивается, накапливая огромную информацию и опыт решения задач. И развивается при этом не вопреки традициям, а именно в силу своей традиционности. Пониманием этого факта мы и обязаны Т. Куну. Но как же в таком случае происходят изменение и развитие самих традиций, как возникают новые парадигмы? «Нормальная наука, – пишет Т. Кун, – не ставит своей целью нахождение нового факта или теории, и успех в нормальном научном исследовании состоит вовсе не в этом. Тем не менее новые явления, о существовании которых никто не подозревал, вновь и вновь открываются научными исследованиями, а радикально новые теории опять и опять изобретаются учеными. История даже наводит на мысль, что научное предприятие создало исключительно мощную технику для того, чтобы преподносить сюрпризы подобного рода». Как же конкретно появляются новые фундаментальные факты и теории? «Они, – отвечает Т. Кун, – создаются непреднамеренно в ходе игры по одному набору правил, но их восприятие требует разработки другого набора правил». Теперь попробуем подвести общий итог: • ученый работает в достаточно жестких традициях, что, однако, не только не мешает, но, напротив, способствует быстрому накоплению новых знаний; • эти знания парадигмальны, т.е. не содержат ничего принципиально нового, что не укладывалось бы в парадигму, но это отнюдь не лишает их новизны и ценности вообще; • ученый и не стремится к получению принципиально новых результатов, однако, действуя по заданным правилам, он непреднамеренно, т.е. случайно наталкивается на такие факты и явления, которые требуют изменения самих этих правил. Многообразие традиций В философии науки пока не существует какой-либо приемлемой классификации традиций, но изложенное выше уже позволяет и осознать их многообразие и выделить некоторые виды. Противопоставление явных и неявных традиций дает возможность провести и более глубоко осознать давно зафиксированное в речи различие научных школ, с одной стороны, и научных направлений, с другой. Развитие научного направления может быть связано с именем того или другого крупного ученого, но оно вовсе не обязательно предполагает постоянные личные контакты людей, работающих в рамках этого направления. Другое дело – научная школа. Здесь эти контакты абсолютно необходимы, ибо огромную роль играет опыт, непосредственно передаваемый от учителя к ученику, от одного члена сообщества к другому. Именно поэтому научные школы имеют, как правило, определенное географическое положение: Казанская школа химиков, Московская математическая школа и т.п. Неявные традиции отличаются друг от друга не только по содержанию, но и по механизму своего воспроизведения. Мы уже видели, что в основе этих традиций могут лежать как образцы действий, так и образцы продуктов. Это существенно: одно дело, если вам продемонстрировали технологию производства предмета, например, глиняной посуды, другое – показали готовый кувшин и предложили сделать такой же. Во втором случае, вам предстоит нелегкая и далеко не всегда осуществимая работа по реконструкции необходимых производственных операций. В познании, однако, мы постоянно сталкиваемся с проблемами такого рода. Рассмотрим несколько примеров. Мы привыкли говорить о таких методах познания, как абстракция, классификация, аксиоматический метод. Но, строго говоря, слово «метод» здесь следовало бы взять в кавычки. Можно продемонстрировать на уровне последовательности операций какой-нибудь метод химического анализа или метод решения системы линейных уравнений, но никому пока не удавалось проделать это применительно к классификации или к процессу построения аксиоматической теории. В формировании аксиоматического метода огромную роль сыграли «Начала» Евклида, но это был не образец операций, а образец продукта. 117 Аналогично обстоит дело и с классификацией. Наука знает немало примеров удачных классификаций, масса ученых пытается построить нечто аналогичное в своей области, но никто не владеет рецептом построения удачной классификации. Нечто подобное можно сказать и о таких методах, как абстракция, обобщение, формализация и т.д. Мы можем легко продемонстрировать соответствующие образцы продуктов, т.е. общие и абстрактные высказывания или понятия, достаточно формализованные теории, но никак не процедуры, не способы действия. Кстати, таковые вовсе не обязательно должны существовать, ибо процессы исторического развития далеко не всегда выразимы в терминах человеческих действий. Мы все владеем своим родным языком, он существует, но это не значит, что можно предложить или реконструировать технологию его создания. Мы не хотим всем этим сказать, что перечисленные методы и вообще образцы продуктов познания есть нечто иллюзорное, мы отнюдь не собираемся приуменьшать их значение. Они лежат в основе целеполагания, формируют те идеалы, к реализации которых стремится ученый, организуют поиск, определяют форму систематизации накопленного материала. Однако их не следует смешивать с традициями, задающими процедурный арсенал научного познания. Еще одним основанием для классификации традиций могут служить их место, их роль в системе науки. В свете уже изложенного бросается в глаза, что одни традиции задают способы получения новых знаний, а другие – принципы их организации. К первым относятся вербализованные инструкции, задающие методику проведения исследований, образцы решенных задач, описания экспериментов и т.д. Вторые – это образцы учебных курсов, о роли которых мы уже говорили, классификационные системы, лежащие в основе подразделения научных дисциплин, категориальные модели действительности, определяющие рубрикацию при организации знаний, наконец, многочисленные попытки определения предмета тех или иных дисциплин. На традиции систематизации и организации знаний часто не обращают достаточного внимания, придавая основное значение методам исследования. Это, однако, не вполне правомерно. Формирование новых научных дисциплин нередко связано как раз с появлением соответствующих программ организации знания. Основателем экологии, например, принято считать Э. Геккеля, который высказал мысль о необходимости науки, изучающей взаимосвязи организмов со средой. Огромное количество сведений о такого рода взаимосвязях было уже накоплено к этому времени в рамках других биологических дисциплин, но именно Геккель дал толчок к тому, чтобы собрать все эти сведения вместе в рамках одного научного предмета. Можно смело сказать, что ни одна наука не имеет оснований считать себя окончательно сформировавшейся, пока не появились соответствующие обзоры или учебные курсы, т.е. пока не заданы традиции организации знания. Каждая традиция имеет свою область распространения, и есть традиции специально-научные, не выходящие за пределы той или иной области знания, а есть общенаучные или, если выражаться более осторожно, междисциплинарные. Одна и та же концепция в форме явного знания может выступать в роли куновской парадигмы, а в форме знания неявного задавать образцы для других научных дисциплин. Э. Геккель сформулировал принцип организации знания, породивший экологию как биологическую дисциплину, но последняя после этого вызвала к жизни уже немало своих двойников типа экологии преступности, этнической экологии и т.п. Нужно ли говорить, что все эти дисциплины не имеют никакого прямого отношения не только к биологии, но и к естествознанию вообще. Разнообразие новаций в развитии науки Наука – это очень сложное и многослойное образование, и она не стоит на месте. Нас, однако, не будут интересовать социально-организационные аспекты науки, ее положение в обществе и т.д. Хотя разумеется, организация академий или научных институтов — это тоже новации, но в рамках других подходов к исследованию науки. Философию науки в первую очередь интересует знание, его строение, способы его получения и организации. О новациях именно в этой области и пойдет речь. Надо сказать, что и при таких ограничениях мы имеем перед собой трудно обозримый по своему разнообразию объект исследования. Это и создание новых теорий, и возникновение новых дисциплин. Иногда эти две акции почти совпадают, как в случае квантовой механики, но можно назвать немало областей знания, которые не имеют своих собственных теорий. Новации могут состоять в постановке новых проблем, в построении новой классификации или периодизации, в разработке новых экспериментальных методов исследования. Очень часто, говоря о новациях, имеют в виду обнаружение новых явлений, но в этот класс с равным правом входят как сенсационные открытия типа открытия высокотемпературной сверхпроводимости, так и достаточно рядовые описания новых видов растений или насекомых. 119 Приведенный список можно легко продолжить, но не следует ждать, что наступит момент, когда мы будем уверены в его полноте. Вероятно, даже сама задача составления такого полного списка лишена смысла. 5.2. Степень разработанности проблемы. Специфика социально-гуманитарных наук в отличие от естественных и технических наук заключается в том, что в гуманитаристике как правило отсутствуют парадигмальные (общепризнанные) теории, присутствует крайний плюрализм мнений и подходов, а исследовательские результаты фактически не поддаются формализации, математизации, верификации и апробации. Самобытным объектом гуманитарных наук является опредмеченный внутренний субъективный мир человека или мир культуры. Общественные отношения, социальный мир, мир культуры – это проявление свободы творчества, воли, ценностных установок человека, в отличие от природного мира, где действуют «железные», объективные законы, детерминация. Эта специфика порождает определенные сложности для социально-гуманитарных наук. Таким образом, социально-гуманитарные науки пытаются исследовать как закономерности общественной жизни, так и ценностные установки и мотивы действующих субъектов, групп, включенных в общество, и объективность познания здесь выступает как адекватное понимание этих ценностей и мотивов. Под таким углом и надо исследовать и анализировать источники и публикации по выбранной теме. Уместно напомнить, что если в советский период диссертанты, исследующие социально-гуманитарные проблемы, обязаны были изучать и ссылаться только на труды классиков марксизма-ленинизма и их сторонников, а также придерживаться методологии диалектического материализма, то сегодня такого идеологического давления нет, что в свою очередь привело к формированию плюрализма (многообразия) теорий и методов. В последние два десятилетия было опубликовано большое количество работ по социально-гуманитарной тематике. Это и многочисленные зарубежные авторы, и современные отечественные исследователи, и ученые, чьи произведения в советское время были запрещены и, соответственно, не публиковались. С одной стороны, это позволяет совершить широту охвата информации по теме, а с другой – утонуть в безбрежном океане существующих источников. Изучение накопленного к настоящему времени материала по социально-гуманитарной тематике фактически может превратить раздел «Степень научной разработанности проблемы» чуть ли не в отдельное диссертационное исследование. Магистрант как начинающий исследователь, чтобы не увязнуть в огромном массиве информации, должен первоначально проконсультироваться со своим научным руководителем по вопросам расстановки приоритета в существующем многообразии публикаций. Как известно, для гуманитария главной разновидностью исследовательской деятельности является это работа с текстами. Существуют целые направления (герменевтика, неокантианство, экзистенциализм и др.), в рамках которых разрабатывались приемы интерпретации и понимания текстов. Наш соотечественник Михаил Михайлович Бахтин (1895–1975) разработал оригинальную теорию диалогичности текстов. Суть этой теории заключается в том, что исследование необходимо строить на принципе диалогичности, предполагающем особое отношение к исследуемому объекту (личности, исторической эпохи, культуре и т.п.) не как к вещи, а как к субъекту. В этом он и видел специфику гуманитарного знания. Как утверждал М.М. Бахтин, только в диалоге осуществляется синтез всех частей гуманитарного мышления: текст может быть понят только в бесконечном общении с другими текстами; понимание всегда есть взаимопонимание, устанавливаемое в диалоге Я и Ты. Поэтому магистрант должен осознавать эту специфику гуманитарного знания не только в работе с источниками, но и по ходу всей диссертации. Анализ источников необходим для описания основных этапов исследования проблемы. Здесь надо кратко воспроизвести основополагающие идеи известных магистранту авторов, которые внесли заметный вклад в решении исследуемой проблемы, а также, что крайне существенно, магистрант должен дать сравнительную и критическую оценки проделанной предшественниками работы. Надо учитывать, что качество и умение работы с источниками многое говорит о компетенции и квалификации автора диссертации. Целесообразно начинать ознакомление с публикациями по теме диссертации с разработки замысла планируемого исследования, который как правило отражается в названии темы и структуре диссертации (в названии глав и параграфов диссертации). Далее изучение материала следует начинать с наиболее фундаментальных работ, в которых выявляется предметное поле исследования, а потом постепенно продвигаться от общего к частному, от абстрактно-теоретических утверждений к более конкретным положениям. Прерогативное значение для магистранта должны иметь публикации исследователей, имеющих максимальный научный вес и авторитет в данной дисциплине. Хотя здесь надо учитывать то обстоятельство, что, несмотря на заслуги и научный авторитет, некоторые их идеи могут быть ошибочными или устаревшими, не учитывающими современные реалии. И если у диссертанта по этому поводу возникли сомнения, то следует прибегнуть к дополнительной проверке и верификации. 121 Следует также знать, что в настоящее время в социально-гуманитарные науки все чаще стали проникать математические методы анализа данных и моделирования социальных процессов. Если для экономики и социологии это не является новым, то для культурологии, политологии, истории, археологии и некоторых других дисциплин все это выглядит инновационно, и требует соответствующего (может быть более подробного) описания в степени разработанности проблемы. Почти все социально-гуманитарные науки имеют свои центральные печатные органы. Так, например, для философов таким изданием является журнал «Вопросы философии», для политологов – журнал «Политические исследования» (Полис), для социологов – журнал «Социологические исследования» (Социс), для экономистов – журнал «Вопросы экономики» и т.д. Магистранты других направлений подготовки должны самостоятельно разыскать журналы, признанные в качестве главных и официальных. Работа с журналами крайне необходима, т.к. там публикуются самые последние результаты исследований в социально-гуманитарной сфере. Для более эффективной работы с журнальными статьями можно посоветовать следующее. Как правило, в последнем 12 номере журнала в конце приводится указатель всех статей, опубликованных за год. Данный указатель структурно и тематически упорядочен, что дает возможность быстрого поиска необходимых статей. Целесообразно также обратиться к каталогам уже защищенных по вашей тематике диссертаций в научных библиотеках местных вузов, центральной городской библиотеке или на кафедре. Работая над темой своего исследования, магистрант обязательно должен обратиться и к опубликованным диссертациям или их авторефератам. Для этого надо через сеть Интернет выйти на сайт Научной электронной библиотеки диссертаций и авторефератов http://www.dissercat.com). Для широты охвата степени разработанности проблемы магистрант может обратиться и к информационным изданиям. Такие издания характеризуются актуальностью, информационной оперативностью, новизной, многочисленностью источников и присутствием справочного аппарата, позволяющего быстро систематизировать и отыскивать соответствующие документы. В настоящее время в Российской Федерации производство информационных изданий входит в компетенцию различных институтов, центров и служб научно-технической информации (НТИ), которые объединены в Государственную систему научно-технической информации (ГСНТИ). Систематизацией отечественной и зарубежной литературы по общественным наукам занимается Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН), который производит три разновидности информационных изданий: библиографические, реферативные и обзорные. Магистранты, обучающие в рамках социально-гуманитарных наук, могут обратиться к материалам данного института. В ИНИОН сосредоточены все виды библиотечной и информационной работы с документами и все виды информационного и библиотечного обслуживания отдельных ученых и исследовательских коллективов по вопросам социального и гуманитарного знания. Фундаментальная библиотека ИНИОН насчитывает более 14 млн. единиц хранения. Кроме того, в Институте создана Автоматизированная информационная система по общественным наукам (АИСОН). В России реферативные журналы по социальным и гуманитарным наукам выпускает ИНИОН под общим заголовком «Реферативный журнал» (РЖ). Данное издание самое распространенное в РФ, наиболее полно отражающее всю мировую литературу по философии, истории, экономике, политологии, социологии, праву, религиоведению и т.д. РЖ публикует рефераты, аннотации и библиографические описания вышедших монографий, научных сборников и статей. Также ИНИОН выпускает компакт-дискис библиографическими базами данных по социальным и гуманитарным наукам. Производятся два вида дисков: текущие, которые содержат библиографические описания источников (книг и статей) по всем отраслям социально-гуманитарных наук, попавшим в фонды библиотеки ИНИОН за 1–3 года, и ретроспективные тематические, содержащие информацию за 10–15 лет. На CD помещается от 100000 до 300000 библиографических записей. Кроме того, на диски также записываются справочно-нормативные документы ИНИОН и проблемно-ориентированные базы данных. При написании диссертации необходимо приводить цитаты и ссылки на авторов и источники, из которых магистрант позаимствовал те или иными материалы. Магистерские диссертации проходят автоматическую проверку в системе «Антиплагиат». Если в ходе проверки будет выявлен большой процент заимствований, то диссертация не допускается до защиты и, как следствие, могут возникнуть проблемы с получением диплома. Дополнительные материалы Мурадова Н.С., Митяева А.М., Часовских В.П., Воронов М.П. Магистерская диссертация: основы подготовки к научно-исследовательской деятельности. Учебное пособие для самостоятельной работы магистров. – Екатеринбург: Уральский государственный лесотехнический университет, 2013. – 186 с. С. 98–101. Введение 123 Настоящее издание представляет собой учебное пособие, цель которого – сориентировать студентов в организации собственной учебно-научной деятельности в вузе. Как показывает практика, не каждый студент умеет правильно «общаться» с научной литературой и воспринимать научную информацию на слух. У многих не сформирована культура как письменной, так и устной речи, в основе которой лежит научный стиль. Пособие содержит рекомендации и задания, направленные на развитие научного и критического мышления студентов и связанные с тем, как успешно организовать собственную учебную и исследовательскую деятельность. Магистерская диссертация должна отражать уровень фундаментальной и специальной подготовки в соответствии с требованиями Государственных образовательных стандартов Высшего профессионального образования различных направлений магистерской подготовки, а также умения применять приобретенные знания в научной, практической и педагогической деятельности. Магистерская диссертация, выполняя квалификационные функции, является самостоятельной научно-исследовательской работой. … 4.4. Библиографический поиск, сбор, анализ и обобщение литературных источников Знакомство с литературой, опубликованной по теме магистерской диссертации, начинается с разработки идеи, т.е. замысла предполагаемого научного исследования, который, как уже указывалось ранее, находит свое выражение в теме и рабочем плане выполняемой работы. Такая постановка дела позволяет более целеустремленно искать источники по выбранной теме, глубже осмысливать тот материал, который содержится в опубликованных в печати работах других ученых, ибо основные вопросы проблемы почти всегда заложены в более ранних исследованиях. Далее следует продумать порядок поиска и приступить к составлению списка источников по теме. Хорошо составленный список даже при беглом обзоре заглавий источников позволяет охватить тему в целом. На ее основе возможно уже в начале исследования уточнить цели. Целесообразно просмотреть все виды источников, содержание которых связано с темой исследования. К ним относятся материалы, опубликованные в различных отечественных и зарубежных изданиях, непубликуемые документы, официальные материалы. Сбор литературы по теме исследования (нормативной, научной, учебной, первоисточников) начинается с подготовки библиографического списка, который должен всесторонне охватывать исследуемую тему. Источниками для формирования библиографического списка могут быть: • МД; список обязательной и рекомендованной литературы по теме • ссылки в сети Internet; • библиографические списки и сноски в учебниках и научных изданиях (монографиях, научных статьях) последних лет или диссертациях по данной тематике; • каталоги библиотеки. В первую очередь следует подбирать литературу за последние 3– 5 лет, поскольку в ней отражены наиболее актуальные научные достижения по данной проблеме, современное законодательство и практическая деятельность. Использование литературных и иных источников 10, 20 или даже 30 летней давности должно быть скорректировано применительно к современным концепциям ученых и специалистов. Указание на литературные источники по исследуемой теме можно встретить в сносках и списке литературы уже изданных работ. Поиск статей в научных журналах следует начинать с последнего номера соответствующего издания за определенный год, так как в нем, как правило, помещается указатель всех статей, опубликованных за год. Полезно просматривать профессиональные и специализированные периодические издания (журналы, газеты, сборники научных трудов). Для подготовки МД каждый магистрант УГЛТУ имеет уникальную возможность работать с литературой по теме, используя фонд библиотеки УГЛТУ. Библиографические списки и сноски в диссертациях по нужной тематике могут стать одним из источников формирования библиографического списка. В библиотеках представлен широкий круг научных журналов на русском языке по всем областям знаний. Пользователь имеет доступ к алфавитному перечню заглавий журналов и возможность отбора по году выпуска журнала. Также имеются библиографические справочники и словари. Необходимый для МД статистический и фактический материал можно найти в государственных архивах и ведомственных архивах органов управления и учреждений. Работа с научной книгой начинается с изучения титульного листа, где приводятся данные об авторе и выходные сведения (год и место издания), а также оглавления. Год издания книги позволяет соотнести информацию, содержащуюся в ней, с существующими знаниями по данной проблеме на современном этапе. В оглавлении книги раскрываются ключевые моменты ее содержания, логика и последовательность изложения материала. После этого надо 125 ознакомиться с введением, где, как правило, формулируется актуальность темы, кратко излагается содержание книги и ее направленность, раскрываются источники и способы исследования, степень разработанности проблемы. Ознакомление можно завершить постраничным просмотром, обратив внимание на научный аппарат, частично расположенный в сносках, на определения ключевых понятий, полноту изложения заявленных в оглавлении вопросов. При изучении специальной (научной) литературы полезно обращаться к различным словарям, энциклопедиям и справочникам в целях выяснения смысла специальных понятий и терминов, конспектируя те из них, которые в дальнейшем будут использованы в тексте работы и при составлении глоссария. Фонд справочных, нормативных и официальных изданий в библиотеке ОГУ содержит энциклопедии (отраслевые и универсальные); словари (отраслевые и универсальные); справочники (отраслевые и универсальные). Изучение нормативных документов – законов, подзаконных актов, постановлений – является обязательным, так как знание этих документов и умение работать с ними – залог успешной научно-исследовательской / педагогической деятельности студентов. УГЛТУ, являясь пользователем справочно-информационных систем «Консультант Плюс», предоставляет возможность каждому студенту быть в курсе последних изменений в законодательстве, получать материалы по правовой, экономической и другой литературе в университете. В ходе анализа материала, собранного по теме исследования выбирают наиболее обоснованные и аргументированные конспективные записи, выписки, цитаты и систематизируют их по ключевым вопросам исследования. На основе обобщенных данных уточняют структуру магистерского исследования, его содержание и объем. Хотя структура работы первоначально определяется на стадии планирования, в ходе ее написания могут возникнуть новые идеи и соображения. Поэтому не рекомендуется окончательно структурировать работу сразу же после сбора и анализа материалов. Лекция 6. Новое. 6.1. Абсолютная и относительная новизна Наша задача сегодня – понять, как создается новизна. Новизна позволяет определить, насколько качественно написана работа, имеет ли она вообще какой-либо смысл. В диссертациях магистерского и кандидатского уровня новизна часто становится проблемным местом. Если в вашей работе новизна не достаточно четко и ясно сформулирована, вам могут поставить в вину, что работа носит реферативный характер и не соответствует предъявляемым к работе квалификационным требованиям. Проблема многих начинающих ученых заключается в том, что новизну они могут путать с такими элементами научной работы, как актуальность, практическая и теоретическая значимость, положения, выносимые на защиту. Научная новизна позволяет исследователю сформулировать полученный ученым самостоятельно результат, который до него в науке отсутствовал. Простыми словами, сделать то, чего раньше никто не делал. А.И. Ракитов, давая определение новому, предлагает следующую формулировку: «Та или иная единица научного знания считается новой, если она отвечает требованиям научности и к моменту ее создания отсутствует в списке ранее установленных научных знаний». Таким образом, научная новизна определяется через степень неизученности исследуемой проблемы. Новизна на уровне магистерской диссертации может выражаться: • в гуманитарных науках: создание новой интерпретации; • в социальных науках: разработка новой модели управления общественными процессами; • в естественных науках: открытие новых свойств элементов или выявление закономерностей; • в технических науках: конструирование или рационализация изобретения. А.И. Пригожин выделял два основных критерия новизны – абсолютную и относительную новизну. Абсолютная новизна присуща вещам, не имеющим аналогов. В условиях современной культуры абсолютная новизна вещи или идеи – умозрительный принцип, то есть это определенный идеал, к которому стремится исследователь. Но идеал недостижимый. Вещное и концептуальное окружение человека избыточно, включает в себя не только нужные вещи и идеи, но и бесполезные, но актуализованные рынком и конъектурой как предметы по- 127 требления, имеющие устойчивый спрос, так и словесный мусор, создаваемый для зарабатывания денег и удовлетворения собственного тщеславия. Следует отметить, что первые устройства, не имеющие аналоговых прототипов, крайне немобильны и имеют множество недостатков. Первый сотовый телефон, созданный Л.И. Куприяновичем в 1957 году, весил 3 кг. Но вес следующей версии был снижен до 0.5 кг. Вместе с тем, создание прототипа и означает прорыв к новому, потому что именно первое устройство, не имеющее аналогов, дает точку отсчета другим исследователям. Революционные идеи воспринимаются научным сообществом еще сложнее, поскольку это означает изменение устоявшихся научных ориентиров. Как достигается прорыв к новому на уровне концептуального мышления? Для исследователя это такой же сложный шаг, над ним тяготеют «призраки», мешающие его автономной познавательной деятельности (так это явление называл Ф. Бэкон). Ключевую роль в этом процессе видения нового играет воображение и интуиция субъекта познавательной деятельности, а так же стремление к научной истине. Субъект познания – наблюдатель, человек, к которому нельзя относиться, как к физическим измерительным инструментам (Пол Фейерабенд). Веками знание человека о мире считалось достоверным, хотя и было основано на ощущениях и абстрактных идеях. Оно и было основанием всякого утверждения о мире. Кроме того, значения, которые мы получаем вследствие научного поиска, эксперимента, инвариантны. Лишь человек может пройти через лингвистический парадокс и распознать ошибку. Человек способен распознать переход именования в рамках существующей когнитивной системы и действительно новый смысл. Абсолютная новизна зачастую вырастает из несовместимых с теорией фактов. Факт, действительно, самая упрямая вещь в мире, как говорил М.А. Булгаков. Концепция объясняет факты, то есть события, происходящие в реальности. Но иногда событие оказывается необъяснимым, ни одна из существующих концепций не подходит. Эта ситуация потенциально чревата переворотом в науке. Если, конечно, найдется гений, который объяснит эту несовместимость факта с господствующей теорией. Так рождается абсолютная новизна. Абсолютная новизна крайне редкое явление. Чаще всего наука и прикладные сферы знания, технологии работают с относительной новизной. Относительная новизна – новизна элемента изделия, расширение уже известного знания. Применительно к написанию магистерской диссертации мало создать что-то новое, важно и правильно это описать. Л.Н. Москвичев указывает на проблему, которая часто возникает в диссертационных исследованиях. Она заключается в том, что в работе зачастую не хватает содержательного описания новизны. В текстах присутствуют фразы, типа: «выявлены закономерности», «обоснована система», «подтверждена гипотеза» и т.д., но при всем при этом отсутствует объяснение, какие именно закономерности выявлены, какая именно система обоснована, какая и каким образом подтверждена гипотеза. Некоторые соискатели используют уловку: переписывают в новой терминологии уже известные в науке факты, не добавляя никакой новой интерпретации. Достаточно применить бритву У. Оккама, и от новизны ничего не останется в такой работе. Чтобы определить присутствует в вашей диссертационной работе новизна или нет, можно воспользоваться алгоритмом, который предложил В.М. Полонский. • Определение типа полученного результата. Новизна в данном случае может быть теоретической (гипотеза, концепт, метод, модель, понятие, система и т.д.) и практической (технологическая схема, рекомендация, средство, условия и др.). • Соотнесение авторской новизны в общем контексте науки. Полученные результаты в данном случае могут выполнять некоторые функции: конкретизировать уже известные достижения, дополнять их, преобразовывать. • Содержательное описание научных результатов представляет собой детальную конкретизацию. Формулировки «уточнение», «новый метод», «новая область применения» должны быть насыщены конкретикой, а не оставаться общими фразами. Специфика новизны в социально-гуманитарных науках выражается в том, что часто новым там становится создание новой интерпретации, которая может не противоречить уже существующим. Тогда как в естественно-технических дисциплинах новизна представляет собой выявление закономерностей мира (модели) или создание способов практического применения (изобретения и инновации). Научная новизна диссертационного исследования может определяться методом экспертной оценки, либо через информационный критерий. Метод экспертной оценки заключается в том, что работу рассматривает группа экспертов данной области (рецензент – в магистерской диссертации, оппоненты – в кандидатской и докторской). По сути, их задача относительно новизны заключается не столько в выявлении новых аспектов анализируемой работы, сколько в поиске уже известного. Диссертация, обладающая научной новизной, не будет полностью состоять из уже известных достижений. Информационный критерий применяется, когда работу проверяют с помощью информационно-поисковых систем. Самой известной 129 системой, которая используется практически во всех вузах России, является Антиплагиат. Данный метод нельзя назвать исчерпывающим и достаточным, поскольку работа проверяется лишь на наличие дословных заимствований. Диссертация может быть написана самостоятельно, но не содержать ни единого элемента новизны. В таких диссертациях фактически переписываются уже известные науки положения другими словами, либо апробированная модель применяется в аналогичных условиях, но с иными показателями. Данная система оказывается совершенно неэффективной, если автор работы использует в качестве основы тексты на иностранных языках, не привнося ничего нового в них. Некоторые вузы руководствуются следующими критериями оценки уровня новизны в работе: - Высокий уровень научной новизны, когда в работе: • получена новая информация, уменьшающая неопределенность существующего в науке знания; • впервые объяснен какой-то феномен; • выявлена структура и содержание исследуемого явления; • создан новый алгоритм решения какой-либо проблемы. • Недостаточно высокий уровень новизны: • расширены представления и дополнены известные знания без изменения их сути; • известные результаты распространены на новый класс объектов; • подтверждены или поставлены под сомнение научные представления, не обладающие строгими научными доказательствами; • разработаны более простые способы достижения известных результатов. - Низкий уровень новизны: • изложены описания новых концепций, наблюдений, моделей, однако, достаточное обоснование отсутствует. Итак, научная новизна исследования определяется следующими параметрами: типом полученного знания (результат, процесс, понятие); уровнем новизны (абсолютная или относительная) – через конкретизацию, дополнение или преобразование; отличием от аналоговых исследований; теоретическим или практическим уровнем. Дополнительные материалы Бондаревский А.С. Определение понятия «новизна». Формализованный подход Введение Устроили себе нечто вроде скифского городища, обнесли его стеной, разделили обязанности и живут по Мальтусу, ограничивая рождаемость. Городища этого не видно, но оно существует! Как град Китеж. В. Дудинцев В настоящее время обсуждению различных (например, диссертационных) исследований нередко сопутствуют дискуссии по трактовке понятия новизны: является ли тот или иной из полученных результатов новым, а если новым, то научным ли? Т.е. результат может являться новым, но не научным? И каким именно? Причиной таких дискуссий служит отсутствие корректного, адекватно-информативно выражающего интуитивно ясную сущность новизны, определения её понятия. В самом деле, В. Даль («Толковый словарь живого великорусского языка»): новизна есть «нововведение, новое дело», а новое – это «альтернатива старому». А старое – это альтернатива новому? Т.е. новизна – это новизна, а новое – это новое? Или Д. Ушаков («Большой толковый словарь современного русского языка»): новизна – это есть «то же, что и новшество», а новшество – это «новые обычай, порядок». Здесь то, что новшество, – это новые «обычай», «порядок», не проясняет сути понятия «новизна» и «новое». Т.е. по-прежнему получается, что «новизна» – это «новшество», а «новшество» – это «новое», а «новое» – это альтернатива «старому»? А что такое «старое»? Или С. Ожегов, Н. Шведова («Толковый словарь русского языка»): новизна это есть «новое». А что такое «новое»? «Новизна»? «Новшество»? И т.д. и т.п. И та же «экономная экономика» и имеет место в англо- и германоязычных источниках. В приведенных определениях понятие новизны раскрывается из ему же тождественных. В формальной логике этот феномен известен под названием «порочный круг» (лат. circulus vitiosus) и представляет собой уловку, при которой то или иное утверждение выводится «из самого себя». Результаты того см. выше. Так что же всё-таки представляют собой понятия «новизна», «новое» и также то, что вытекает из них? И, соответственно, в каких, например, отношениях находятся проявляющие эти понятия различные области знаний, – науки? Методом корректного ответа на эти вопросы, достижения цели работы, является выход за рамки распространённых гуманитарных форм, обиходных вербальных определений, и переход в более высокую – формализованную сферу; здесь – сферу информационно-математических представлений. Для достижения поставленной цели означенным методом ниже решаются следующие задачи: • формализация раскрытия понятия новизны, 131 • выявление разновидностей новизны, • выявление разновидностей новых научных результатов; • выявление отношений новизны, новых научных результатов и предметов наук. Формализация раскрытия понятия новизны Для начала выделим две экзистенциальных разновидности новизны. Здесь – новизны как некоего результирующего феномена: 1. появляющегося после такового аналога, но семантически не отличающегося от него («новый год», – как год, наступивший вслед за старым безотносительно содержания этих лет), – новизны «во времени»; 2. другого по сравнению с аналогом, – семантически отличающегося от него («новый год», – в смысле год не такой, как старый, т.е., – содержательностно другой), – новизны «в пространстве». Такая дихотомия распространяется на все возможные – третьего не дано; контекстные применения понятия «новизна»: новый год, новая музыка, новая ткань, Новый Завет («новизна в пространстве»), новый завет («новизна во времени и в пространстве»), новый компьютер, новый анекдот, новый состав Государственной думы и т.д. А теперь обратим внимание на то, что феномены новизны и её посылок представляет собой субстанцию информации (получается, что именно в такой интерпретации возможно адекватно-информативное определение новизны). При этом известно, что субстанция информации полностью проявляется в таких её двух сущностных свойствах, как семантика и форма семантики. В результате становится возможным сделать первый шаг к формализованному определению новизны. Как оказывается, 1. «новизна во времени» есть такая её разновидность, когда информация-посылки и информация-результат имеют одни и те же семантику и форму семантики; 2. «новизна в пространстве» есть такая её разновидность, когда у информации-посылок и информации-результата имеют место различные (ИЛИ/ИЛИ): • семантики и, соответственно, формы семантик, • формы семантики (при сохранении семантики). А далее отметим, что всякая новизна, как некий результат, полученный «во времени» или «в пространстве», представляет собой теоретико-множественное отображение информаций-посылок новизны (семантики, формы семантики), здесь – множества А прообразов новизны, на информации-результаты – множество В образов новизны. При этом очевидно, что всякое получение новизны – познание7 (посылок-прообразов новизны А на информации-результаты-образы новизны В) должно сопровождаться некими действиями по совершенствованию формы и семантики этих посылок и результатов. А именно, должно сопровождаться: 1. структурированием информаций-посылок-прообразов новизны А, необходимым следствием чего является снижение их неопределённости. Заключается в снижении числа образов новизны В по сравнению с числом её прообразов А; 2. креативностью (обогащением семантики) образов новизны В, – обогащением тем самым семантики информаций-посылок-прообразов А. Заключается в появлении возможности «генерирования» (положительная обратная связь) образами новизны В не только исходных посылок-прообразов А, но и новых, до этого неизвестных, образов С. Здесь С – как образов новизны В, «сгенерированных» образов новизны В. Ещё отметим, что названные свойства структурирования и креативности условно проявляются в отношениях мощностей, – чисел элементов, множеств посылок-прообразов А, образов В и «сгенерированных» образов С новизны. Названные свойства здесь проявляются так, что В < А (феномен структурирования-снижения неопределённости посылок-прообразов новизны А) и С > А (феномен креативности образов новизны В). В результате, благодаря очевидной полноте отношений мощностей множеств А, В, С, становится возможным отразить все имеющие место разновидности новизны. Здесь, – отразить такие её разновидности, как: 1. первая, когда числа прообразов А, образов В и «сгенерированных» образов С новизны являются равными; 2. вторая, когда число образов новизны В является меньшим числа прообразов новизны А (эффект структурирования информации-посылок А, – уменьшение их неопределённости), а число «сгенерированных» образов новизны С является равным числу исходных прообразов новизны А; 3. третья, когда число образов новизны В является меньшим числа прообразов новизны А (эффект структурирования информации-посылок А, – уменьшение их неопределённости), а число «сгенерированных» образов новизны С является большим числа исходных прообразов новизны А (эффект креативности, – обогащения семантики, образов новизны В). Отображение информаций-информации // Современные наукоёмкие технологии. – 2008. – № 6. – С. 49-51 7 133 А далее оказывается, что выделенные разновидности новизны являются порождениями таких известных из абстрактной алгебры и теории множеств фундаментальных отображений, как изоморфное, гомоморфное и так называемое «гомоморфное в широком смысле». Для раскрытия этих отображений обратим внимание на такие основополагающие и также известные из абстрактной алгебры и теории множеств отображения, как биективные (рис. 1) и сюръективные (рис. 2), – прямые а) и обратные б). На рис. 1 представлены биективные отображения прообразов 1, 2, 3, 4 (множество А) на те же образы 1, 2, 3, 4 (множество В), а на рис. 2, – сюръективные отображения прообразов 1, 2, 3 (множество А) на образы 5 (множество В). А теперь обратим внимание на то, что совокупность биективных, прямого и обратного, отображений рис. 1 представляет собой изоморфное отображение рис. 3, а совокупность сюръективных, прямого и обратного, отображений рис. 2 представляет собой гомоморфное отображение рис. 4. Рис. 1. Биективные отображения Рис. 2. Сюръективные отображения Рис. 3. Изоморфное отображение Рис. 4. Гомоморфное отображение В результате получается, что: • при изоморфном отображении рис. 3 имеет место первая разновидность новизны, когда число образов новизны В (изображаются цифрами 1, 2, 3, 4) равно числу прообразов новизны А (изображаются цифрами 1, 2, 3, 4) и равно числу «сгенерированных» образов новизны С (изображаются цифрами 1, 2, 3, 4); • при гомоморфном отображении рис. 4 имеет место вторая, – структурированная, разновидность новизны, когда число образов новизны В (изображаются цифрой 5) меньше (эффект структурирования) числа прообразов новизны А (изображаются цифрами 1, 2, 3) и равно числу «сгенерированных» образов новизны С (изображаются цифрами 1, 2, 3). 135 При этом отметим, что третья, креативная, разновидность новизны имеет место в том случае, когда число образов новизны В (изображаются цифрой 5) меньше (эффект структурирования) числа прообразов новизны А (изображаются цифрами 1, 2, 3), а число прообразов новизны А меньше (эффект креативности) числа «сгенерированных» образов новизны С (изображаются цифрами 1, 2, 3, 6). В этом случае речь идёт о так называемом «гомоморфном отображении в широком смысле», – рис. 5. Рис. 5. Гомоморфное отображение в широком смысле А это всё означает, что всякое получение новизны-познание сопровождается: • как структурированием информаций-посылок А, – уменьшением их неопределённости (эффект уменьшения число образов новизны В по сравнению с числом прообразов новизны А при гомоморфных отображениях рис. 4 и 5); • так и, главное, обретение образами новизны В креативности – возможности обогащения семантики информации-посылок А (эффект роста числа «сгенерированных» образов новизны С по сравнению с числом прообразов новизны А при «гомоморфном отображении в широком смысле» рис. 5). При этом всякое получение новизны – познание – очевидно, всегда носит антропогенный характер. А далее отмечается, что в случае третьей разновидности новизны имеющая место креативность (обогащение семантики) образов новизны В может носить: 1) как объективный, – вытекающий из эксперимента (случай физики, химии, биологии) или естественно-бесспорных аксиом (случаи математики, математической физики, математической лингвистики) и потому валидный (здесь, – соответствующий реалиям природы) характер, 2) так и субъективный (обусловленный тем или иным личным видением реалий природы познающим субъектом) и потому невалидный и уж во всяком случае, – неоднозначно-спорный характер. Выявление разновидностей новизны В результате отмеченного получается, что приведенный формализованный подход позволяет выделить уже не три, а, как оказывается, четыре разновидности новизны. В данном случае такие, как: 1. первая, – соответствующая изоморфному отображению множества информаций-посылок-прообразов новизны А на множество В информаций-результатов-образов новизны. При этом числа прообразов А, образов В и «сгенерированных» образов С новизны являются равными (рис. 3); 2. вторая (структурированная), – соответствующая гомоморфному отображению множества информаций-посылок-прообразов новизны А на множество В информаций-результатов-образов новизны. При этом число образов новизны В является меньшим числа прообразов новизны А (эффект структурирования информации-посылок А, – уменьшение их неопределённости), а число «сгенерированных» образов новизны С является равным числу исходных прообразов новизны А (отсутствие эффекта креативности-«генерирования» образов новизны В) (рис. 4); 3. третья (креативно-субъективная), – соответствующая гомоморфному отображению множества информаций-посылок-прообразов новизны А на множество В информаций-результатов-образов новизны. При этом число образов новизны В является меньшим числа прообразов новизны А (эффект структурирования информаций-посылок А, – уменьшение их неопределённости), а число «сгенерированных» образов новизны С является большим числа исходных прообразов новизны А (эффект креативности-«генерирования», – обогащения семантики, образов новизны В) (рис. 5). Здесь имеется в виду случай, когда креатив, «генерирование» образов новизны С является субъективным и потому если уж не невалидным (не соответствующим имеющим место реалиям природы), то уж во всяком случае неоднозначноспорным; 137 4. четвёртая (креативно-объективная), – соответствующая гомоморфному отображению множества информаций-посылок-прообразов новизны А на множество В информаций-результатов-образов новизны. При этом число образов новизны В является меньшим числа прообразов новизны А (эффект структурирования информации-посылок А, – уменьшение их неопределённости), а число «сгенерированных» образов новизны С является большим числа исходных прообразов новизны А (эффект креативности-«генерирования», – обогащения семантики, образов новизны В) (рис. 5). Имеется в виду случай, когда креатив, – «генерирование», образов новизны С является объективным и потому валидно-бесспорным, – соответствующим имеющим место реалиям природы. При этом очевидно, что из выделенных четырёх разновидностей новизны первая соответствует новизне «во времени», а вторая-четвёртая, – новизне «в пространстве». Итак: Новизна, или новое, есть до того неизвестный образ изо- или гомоморфного отображений известных исходных данных-посылок новизны. А из такого формализованного определения, – именно из него, а не из приведенных в начале работы вербальностей, – уже вытекают и означенные выше четыре разновидности новизны с их привязкой «ко времени» и «к пространству». Выявление разновидностей новых научных результатов А теперь обратим внимание на то, что наука, как известно, представляет собой познание действительности, существующих в природе неизвестных реалий. Или – более строго: наука есть получение новых отражающих реалии природы результатов. Ниже – научных результатов. Тогда оказывается, что первая разновидность новизны (рис. 3), – таковая «во времени» (получаемая как изоморфное отображение множества информаций-посылок-прообразов новизны А на множество В информаций-результатов-образов новизны), является «равной самой себе» (сохраняющей семантику и форму семантики информаций-посылок-прообразов новизны А). А это значит, что первая разновидность новизны (рис. 3) никакие неизвестные реалии природы не отражает и потому, хотя и является новым результатом (здесь, – новым «во времени»), но в означенном выше смысле является результатом отнюдь не научным. (И. Гёте как-то сказал, что если нарисовать еще одного мопса, то знанию до этого нет дела – просто станет одним мопсом больше). Примеры первой разновидности новизны: • ксерокопия (сфера связанной информации), • плагиат {здесь, – результат 100%-го заимствования сведенийзнаний (сфера свободной информации). В то же время раскрытые выше вторая, третья и четвёртая разновидности новизны, новизны «в пространстве» (получается, что первая из них может быть квалифицирована как квазиновизна, вторая – как псевдоновизна, а третья – как новизна креативно-валидная, или просто «новизна»)7 представляют собой новые, отражающие реалии природы, т.е. научные, результаты. Итак: Новый научный результат представляет собой структурированную новизну, которая «генерирует» образы, выходящие за рамки порождающих их посылок-прообразов. А это значит, что: Всякий новый научный результат, независимо от того, какой новизной («квази», «псевдо» и т.д.) он является, должен обеспечивать креатив, – «генерирование» новой по сравнению с исходными посылками-прообразами информации. Таким образом, свойствами нового научного результата являются: 1. Структурированность посылок-прообразов в результате-новизне. 2. Креативность результата-новизны, – вытекание из него следствий-образов, выходящих за рамки посылок-прообразов, включая их. Примеры новых научных результатов в привязке к разновидностям новизны. 1) Вторая разновидность новизны, – новый научный результат типа квазиновизны (случай гомоморфного отображения рис. 4). Здесь, если рассматривать литературные источники как посылки-прообразы новизны А, – некие данные, сведения (data, intelligence), то вытекающий из них, например, систематизирующий обзор В представляет собой результат гомоморфного отображения этих посылок, – их структурирование-снижение неопределённости (посредством их группирования по авторам, датам, направлениям). Т.е. литературный обзор представляет собой структурированные данные-сведения, т.е. представляет собой то, что может быть названо ординарным (некреативным, – см. ниже) знанием, или просто «знанием» (knowledge). Получается, что литературный обзор вытекает из названных посылок. Но … из литературного обзора вытекают только (и только!) эти посылки, – рис.4. («Из ничего не возникает ничего»). А это значит, что литературный обзор, хотя и является новым, и, как отражающий реалии природы, – научным результатом (здесь – новой формой исходной семантики), но новой семантикой-качеством он отнюдь не служит (смысл использования определения-предиката «квази»). То же самое можно сказать и о, например, таких научных результатах, как, скажем, профессиональное описание того или иного технического артефакта (единица технической документации на артефакт) 139 или о таких научных результатах, как таблицы, диаграммы и графики [но …, – случай экстраполяции в графиках. А это есть уже четвёртая разновидность новизны (см. ниже)]. 2) Третья разновидность новизны, – новый научный результат типа псевдоновизны (случай «гомоморфного отображения в широком смысле» рис. 5 с субъективным креативом, – субъективным «генерированием» образов новизны С). Здесь можно обратиться к тем же литературному обзору или профессиональному описанию технических артефактов (множеству креативных результатов-образов новизны В) в том случае, когда имеют место вытекающие из результатов В субъективные выводы-заключения С разработчика. В данном случае субъективные выводы выводы-заключения С – как выражение того или иного личного видения реалий природы разработчиком (т.е. видения, не основанного на эксперименте или естественно-бесспорных аксиомах), которые (выводы-заключения) являются по этой причине неправильными или неоднозначно-спорными. Здесь, таким образом, имеют место выводы-заключения С разработчика как некие субъективные выводы из столь же субъективных посылок, т.е. «субъективные слова о субъективных словах». Это относится, например, к трудам по истории, литературоведению, киноведению, музыковедению, политологии, социологии и пр. Так, после войны в исторических работах усиливается (?!) патриотический акцент в трактовке излагаемых событий. А в годы «перестройки и гласности» такой подход объявляется (?!) пережитком тоталитаризма. Изучающих историю начинают ориентировать на частный интерес, опуская интерес коллективный. А сейчас намечается тенденция к совмещению означенного. И все эти конъюнктурности есть наука? Или известные «ведические» работы. Так, в 70-х доцент кафедры «Советской литературы» ЛГУ Крутикова «открыла», что вершиной творчества И. Бунина являются его «Тёмные аллеи». Открытие было признано, потому что Крутикова, как жена Ф.Абрамова, ошибиться не могла. А потом вершиной творчества Бунина стали «Антоновские яблоки», «Лёгкое дыхание» и «Ворон», а потом опять – «Тёмные аллеи». Это напоминает историю с оперой Д. Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». В 1934 г. её премьера прошла с «ошеломляющим успехом», а спустя два года, в 1936 г., она подверглась столь же ошеломляющему разгрому – за отсутствием «простой и понятной мелодии». Или – стихи А. Ахматовой: в 1946 г. «упадочнические, буржуазноаристократически эстетствующие и антинародные», а сегодня вселитературно и вседиссертационно признанные. Иное дело – четвёртая разновидность новизны (см. ниже). В частности, представляющие её законы природы. Как были они открыты, скажем, более сотни лет тому назад, так и остались в вечности. 3) Четвёртая разновидность новизны, – новый научный результат типа новизны (случай «гомоморфного отображения в широком смысле» рис. 5 с объективным креативом, – объективным «генерированием» образов новизны С). Так, допустим, что имели место 100 экспериментальных триад-троек значений тока I, напряжения U и отвечающих им сопротивлений R (посылки-прообразы новизны А, – данные-сведения). А потом великий немецкий физик Г. Ом связал эти триады значений I, U, R в знаменитую аналитику, – закон-формулу его имени R = U / I [здесь R = U / I как результат В гомоморфного отображения посылок-сведений А (I, U, R), – образ структурирования-снижения неопределённости этих посылок-сведений посредством уменьшения их множества А (I, U, R) до одного элемента-формулы В (R = U / I)]. А это – закон Ома, образ новизны В, по причине её креативности уже есть новая семантика и притом ещё и структурированно-систематизированная. Т.е. закон Ома есть уже не только структурированныесистематизированные данные и сведения (data и intelligence), – ординарное знание, или просто «знание» (knowledge), но уже знание объективно-креативное, т.е. знание-наука, или просто «наука» (sciencе). В результате, кстати, обращается внимание на то, что в гносеологии имеет место следующая иерархия ступеней познания: 1. Данные [начало, – с необходимостью экспериментальное (!), познания] – результат физиологического ощущения или его техногенного аналога, некалиброванного измерительного преобразования (функции сенсоров, – термопары, пьезоэлемпента, тензодатчика и т.д.). 2. Сведения – результат физиологического восприятия ощущения или его (восприятия) техногенных аналогов – измерения (измерительного преобразования) и контроля. Здесь, таким образом, – интеллектуализированные («согретые» разумом) данные. 3. Знания – результат структурирования-систематизации сведений. 4. Наука – как объективно-креативные знания. А далее обратим также внимание на то, что R = U / I есть знание креативное, потому что из него, – закона Ома, наряду с исходными триадами U, I, R, как проявление названной креативности «генерируются», вытекают, ещё и все остальные существующие в природе триады U, I, R, – множество «сгенерированных» образов новизны С. (Например, по всем известным U, R всегда можно определить отвечающие им I. И так далее, – в любых, в том числе и не содержащихся в исходных 100 тройках-триадах, комбинациях). С другой стороны, закон Ома R = U / I есть знание не только креативное, но, в отличие от третьей разновидности новизны, – ещё и зна- 141 ние объективное. Здесь – знание объективное, как вытекающее из эксперимента и потому имеющее валидный, а следовательно, однозначно-бесспорный характер. К такой же, четвёртой, разновидности новизны, наряду с законом Ома, может быть отнесен, например, закон периодического изменения свойств химических элементов Д. Менделеева (в данном случае рассмотренный выше объективный креатив-«генерирование» состоит в валидном предсказании новых, до того неизвестных элементов). То же – законы всемирного тяготения И. Ньютона; всемирного тяготения и массы А. Эйнштейна; уравнения электромагнитного поля Д. Максвелла, электрических цепей Г. Кирхгофа. И т.д. Примеры других новых научных результатов: 1. Конструкторский – алгоритм трассировки печатных плат PCAD. 2. Технологический – способ скрайбирования кристаллов полупроводниковой подложки. 3. В общем случае – все изобретения. Выявление отношений новизны, новых научных результатов и предметов наук Из рассмотренного получается, что выделенные три разновидности новых научных результатов представляют собой: 1. знания (некреативные), – систематизированно-структурированные данные, сведения, – случай квазиновизны; 2. креативно-субъективные знания, – случай псевдоновизны; 3. науку, – креативно-объективные знания, – случай новизны. С другой стороны, все известные в настоящее время области знания с точки зрения их предметов разделяются на области: 1. «Работающие» со связанной информацией, – природой: • неживой естественной (естественная косносфера): естественные косные (в основном) и др. (в частности, некоторые гуманитарные) знания [физика, химия, геология, география; археология и новая хронология А. Фоменко - Г. Носовского, натурфилософия (философия естественных наук, диалектический материализм)]; • био (биосфера): естественные био знания (биология, физиология, медицина, ботаника); • неживой арт (косносфера арт): технические знания (машиностроение, электротехника, микро- и наноэлектроника, радиотехника); • живой ноо-объектами (ноосфера): естественные ноо знания (психология, когнитология); • живой ноо-социумами (ноосфера): гуманитарные знания (экономика К. Маркса, Д. Кейнса, А. Агенбегяна, С. Шаталина; социология, политология); 2. Работающие со свободной информацией, – аксиомами, в точности отражающими природу, – неживую, био, живую (ноосфера): математические знания (математика, математическая физика, математическая лингвистика); 3. Работающие со свободной информацией, – письменной и устной речью, субъективно отражающими природу (ноосфера): гуманитарные «описательные» знания (история, литературоведение, киноведение, музыковедение, «бумажная» экономика). В результате, при сопоставлении приведенных выше разновидностей новых научных результатов и известных областей знания, получается, что из перечисленного естественные, технические, математические и некоторые из гуманитарных областей, как представляющие собой креативно-объективные знания, могут быть квалифицированы как науки, а остальные, как представляющие собой некреативные знания или знания креативно-субъективные, могут быть квалифицированы, соответственно, как квазинауки или псевдонауки. Художественными образами такой дихотомии являются утверждения И. Канта («В каждой науке есть столько истины, сколько в ней математики») и А.Лиля («То, чего нельзя выразить в числах, – не наука, а всего лишь мнение»). Но, тем не менее, бытующее среди некоторых гуманитариев стремление поднять статус своей области знания, исходя не из её отношения к «математике», – гомоморфизмам рис. 4, 5 и свойствам информации, а, например, точки зрения сложности (допустим, социумы) и/или значимости (допустим, финансовые потоки предприятия) предмета области знания. Здесь имеет место неправое стремление поднять статус своей области знания не за счёт её методического наполнения (гомоморфизмов рис. 4, 5 и свойств информации) и вытекающих отсюда информативности и полезности полученных результатов, а за счёт носящей объективный (независимый от измышлений специалистов) характер сущности её предмета. В заключение следует отметить, что приведенное выше разделение продуктов познания на некреативные знания (систематизировано-структурированные данные, сведения), креативно-субъективные знания и науку (креативно-объективные знания), обусловленное их привязкой к понятиям квази-, псевдо- и новизны, является достаточно условным, – определяемым упомянутым выше методическим наполнением, которое, очевидно, может существенно изменяться в зависимости от когнитивно-гносеологических особенностей (интеллекта, трудолюбия, качества образования) создателей этих знаний. Автор благодарит уважаемого философа, проф. Ф.М. Китайчика, за побуждающее внимание к работе и конструктивную критику. Заключение 143 Всякая новизна существует «во времени» и «в пространстве». При этом новизна «во времени» носит бытовой характер, а к новизне «в пространстве» относятся новые научные результаты. Как оказывается, «новизна в пространстве», научные результаты, выражают такие три имеющие место разновидности новизны, как креативно-объективную, или собственно новизну, с одной стороны, и квази-, псевдоновизну, с другой. При этом первая из этих разновидностей новизны, собственно новизна, характерна для естественных, технических, математических и ряда гуманитарных знаний (археологии и новой хронологии А.Фоменко-Г.Носовского, К.Маркса, Д.Кейнса, А.Агенбегяна, С.Шаталина; социологии, политологии]. В свою очередь, две другие разновидности новизны, квази- и псевдо-, характерны для многих гуманитарных «описательных» знаний (истории, литературоведения, киноведения, музыковедения, «бумажной» экономики). Список литературных источников 1. Бондаревский А.С. Информация: свойства и канонические разновидности // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. – 2011. – № 6. – С. 12-20. 2. Бондаревский А.С. Понятие и разновидности информации // Современные наукоёмкие технологии. – 2008. – № 6. – С. 49-51. 3. Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. – М.: Наука, 1998. – 520 с. 4. Шрейдер Ю.А. Равенство, сходство, порядок. – М.: Наука, 1971. – 256 с. 6.2. Новизна исследования. Научная новизна исследования – это то, что оправдывает написание диссертации. Вклад в науку, создание того, чего ранее не существовало – цель любого ученого. Важно понимать, что абсолютная новизна – явление крайне редкое, более того, от магистерской диссертации никто не ожидает научной революции. Однако данный показатель стоит учитывать, если вы хотите сделать хорошую работу. Новизна работ теоретического характера выражается на концептуальном уровне и, чаще всего, связана с созданием уникальной интерпретации. Данная интерпретация охватывает предмет науки с различной полнотой. Таким образом, можно выделить несколько уровней научной новизны: • авторская интерпретация отдельных форм теоретического знания: понятие, научное определение, правовой принцип, научная закономерность и др.; • разработка ранее не озвученных в науке решений конкретных проблем; • создание нового понятия, модели, теории. На первом уровне научной новизны ученый развивает и совершенствует то, что уже существует. В научный оборот вводится и раскрывается новое понятие, либо конкретизируется, уточняется содержание уже существующих понятий, переводятся новые тексты и вводятся в научный оборот соответствующей дисциплины. К примеру, значительная часть новизны теоретических исследований российских правоведов проявляется в формулируемых ими определениях новых правовых понятий либо уточненных формулировках определений традиционных правовых категорий и понятий. Пересмотру и уточнению подвергаются все дефиниции правовой науки в целях более точного отражения в них самого главного, что присуще содержанию современных понятий на данном этапе развития правовой науки и практики. Предпринимаются попытки дать новые дефиниции даже таким традиционным понятия правовой науки, как «право», «государство», «источник права», «норма права», «нормативный правовой акт». Российские правоведы уделяют первостепенное внимание разработке отдельных принципов права, отдельных отраслей права, а также выявлению закономерных связей между компонентами сложных, органически целостных явлений: правоотношений, системы нормативных правовых актов, механизма правового регулирования, механизма государства. Новизна таких исследований выражается в уточнении и углублении теоретических знаний об отдельных компонентах предмета науки, о способах его реализации в конкретных правоотношениях и правоприменительной практике. В социологии или экономике второй уровень новизны может проявляться в решении отдельных проблем, актуальных в настоящий момент времени. Решение, позволяющее получить боле адекватные результаты, становится основой для обоснования новизны. Кроме того, данный уровень новизны часто выражается в применении уже известного метода к объекту, который ранее исследовался с помощью иного инструментария. Новая теоретическая интерпретация основ отдельной отрасли науки третий уровень новизны – означает создание новой теории, которая позволяет с принципиально иных теоретических и методологических позиций подойти к изучению явлений и процессов составляющих объект науки, и дать им, как представляется авторам теории, более глубокое и точное объяснение, приблизиться к познанию действительных закономерностей развития предмета науки. Характерная особенность теоретических знаний науки состоит в том, что они формулируются и существуют нередко в форме гипотезы. Гипотезы имеют право на существование, если содержащиеся в них выводы, положения получены с соблюдением требований методологии научного позна- 145 ния, подтверждаются определенным фактическим материалом, соответствуют исходным теоретическим принципам, последовательно согласовываются с другими положениями науки, либо имеют достаточное обоснование причин несоответствия новых гипотетических знаний наличным знаниям данной науки. Однако подобные знания не являются подлинно теоретическими, а представляют собой разновидность предсказательных, прогностических знаний. Главное в обосновании новизны – грамотная постановка проблемы. Научно обоснованная постановка проблемы открывает возможности для ее концептуального описания теоретиками и последующего оптимального решения в конкретной прикладной сфере человеческого опыта. Постановка проблемы начинается с ее оформления в качестве определенной текстуры. Текстура – то, что может стать текстом (термин Д.Б. Зильбермана), потенция текста, связанная с пониманием необходимости его реализации. Термин текстура применяется и в современных высокотехнологичных сферах деятельности: в компьютерной графике, компьютерном моделировании. Текстура, в этом смысле, – изображение, визуально воспроизводящее свойства поверхности или объекта. Это материал, носитель первичного порядка элементов, но этот порядок дает ученому визуализацию как ключевой момент последующего толкования, требующего дальнейшей обработки. Проблема наполнена объективным содержанием, вместе с тем, представленная на уровне текстуры, она включает в себя интенцию исследователя. Содержание интенции характеризуется пониманием и простраиванием работы со знанием. В основе складывания текстуры – индивидуальная интерпретация проблемы ученым. Эта интерпретация первоначально опирается на собственный научный, познавательный опыт и творческую интуицию автора. Следующий шаг на пути к прояснению проблемы – преобразование текстуры в текст. Начало этого процесса – в определенной деиндивидуализации проблемы. Ученый, автор на данном этапе работы абстрагируется от собственного видения проблемы. Проблема рассматривается как автономная реальность текста, вне-положенного видению ученого. Текст – универсальная категория, не соотносимая лишь с гуманитарными дисциплинами. Такое отношение к тексту привело к возникновению понятия дискурса, описывающему разноуровневые тексты, включающие в свое пространство различные типы научной культуры, стили и практики использования значений. Текст – знаково-символическое единство смыслов, имманентных (внутренне присущих) его культурному основанию, но репрезентируемых с помощью понимающего сознания. Автономия текста специфична – комплексные культурные тексты ее сохраняют, вне зависимости от попыток истолкования, потому что ни одно понимание не является окончательным. Как гипотеза, то есть научное предположение или в качестве источника вдохновения, эти полисмысловые тексты обладают особой ценностью для ученого. Поэтому продуктивная и научно ценная проблема раскрывается через такой «непрозрачный», допускающий множество интерпретаций текст. Текст дискурсивен, то есть предполагает наличие определенного порядка его единиц- высказываний (М. Фуко). Порядок описывается связями между дискурсивными единицами. Интерпретация текста направлена на установление логики этих дискурсивных закономерностей, и на критику (углубленное изучение) смысла. Итак, первичный текст, с которым работает ученый, – текст, описывающий видение проблемы. Субъективное видение проблемы, формализованное с помощью языка науки, создает автономную структуру текста. Структурные элементы предполагают в технических дисциплинах переход от модели-прототипа к технической системе, связанной с уже существующими технологическими процессами. Первый уровень интерпретации текста – логическая интерпретация. Она направлена на оценку результатов эксперимента или теории с точки зрения ее логической состоятельности: непротиворечивости, простоты, соизмеримости с общей теорией и фундаментальной наукой. Логическая интерпретация связана так же с логико-семантическим анализом данных: это процедура присвоения значений неформализованным элементам текста с помощью существующих в науке языковых выражений. Осуществление данной процедуры предполагает верификацию целостного пространства текста. Следующий уровень интерпретации – критика, то есть содержательный анализ текста. Любая проблема обладает историческим, культурным, социальным, экономическим, антропологическим контекстом, обращение к которому формирует ее в качестве дискурса, источника критической интерпретации. Критика – это выстраивание определенной интерпретационной модели, рабочей для направления исследования или в рамках конкретной теории. Соответственно, путь интерпретации здесь строго связан с конкретикой проблемы. Магистерская диссертация опирается на принцип новизны. Исторический контекст в данном случае может оцениваться как концепт-прототип модели, а может как предшествующий аналог, недостатки которого устранил исследователь. Культурно-антропологический контекст рождается из сопоставления концепции с ее целевым предназначением, с потребностями пользователя и наличием / отсутствием культуры принятия той или 147 иной идеи. Антропологическое содержание идей требует дополнительного анализа того, как новый концепт может повлиять на представление о человеке, его сущности и потребностях. Экономический контекстуальный анализ предполагает расчет затрат и издержек проекта, анализ рисков и иное сопровождение в терминах инжиниринга. Социальный контекст технического изобретения выражается в проектировании параметров среды при измерении потенциала внедрения идей. Таким образом, разработка проблемы – дело не только одного специалиста, исследователь занимается постановкой центрального вопроса, работой над прототипом, моделированием исследовательского процесса. Однако для этой работы по созданию текста необходима интерпретация данных – логическая и критическая. Такая интерпретация осуществляется самим ученым или научным коллективом. Лекция 7. Выбор пути 7.1. Методология в науке Человеческая деятельность носит целенаправленный, целесообразный характер. Достижение поставленных целей, как в практическом, так и научно-теоретическом плане предполагает выполнение определенной последовательности шагов, действий, операций. Иными словами, достижение целей и получение результатов возможно лишь при использовании целого спектра методов, определенных алгоритмов деятельности. Можно даже утверждать: человечество потому и выжило, что люди осознанно или неосознанно в повседневной практике научились применять те или иные методы, фиксировать их эффективность или неэффективность. Так, например, в первобытные времена процесс охоты предполагал выполнение цепочки действий: выслеживание зверя, загон в ловушку (западню), которую, кстати, необходимо предварительно подготовить, и собственно нападение на зверя. Или возьмем другой пример, связанный с неолитической революцией, которая произошла примерно 40 тыс. лет назад. В этот период состоялся переход от собирательства и охоты к земледелию и скотоводству. Люди заметили, чтобы получить урожай необходимо выполнить определенный алгоритм действий: посадить зерна, клубни, затем пропалывать, окучивать, орошать, уничтожать вредителей, использовать удобрения и т.д. В настоящее время большинство населения имеет некоторое представление о методах воспитания и образования, методах производства предметов труда и быта, методах художественного творчества, методах манипулирования общественным сознанием, методах, применяемых в криминальной среде и т.д. Таким образом, для каждого вида человеческой деятельности необходим специальный инструмент или средство. Таким инструментом или средством как раз и является метод. Только за счет методов человеческая деятельность может быть продуктивной и эффективной. Таким образом, подводя предварительный итог, можно зафиксировать, что под методом понимается определенная совокупность действий, операций, которая позволяет достичь цели или приблизиться к ней. Термин метод (греч. methodos) этимологически означает «путь, тропинка, дорога, исследование, способ истолкования». Иными словами, метод – это дорога, ведущая к знанию, истине, цели. В научном аспекте под методом понимается совокупность или система предписаний, регулирующих и контролирующих процесс открытия нового знания, его логического развития и коррекции результатов открытия, а 149 также практическое (технико-технологическое) применение полученных знаний. Методология науки как особая отрасль научного познания, которая изучает принципы, формы и способы организации научно-исследовательской работы, оформляется в XVII веке. В это время заканчивается этап становления экспериментального естествознания. Формируются два важных направления во взглядах на методологические проблемы: эмпирическое (Бэкон, Локк) и рационалистическое (Декарт, Лейбниц). По мнению английского философа Френсиса Бэкона (1561–1626), только фактами можно обосновать теорию; человек – истолкователь природы, поэтому он не должен навязывать своих собственных предвзятых идей; не рассуждениями человек постигает тайны природы, а наблюдением и опытом. Природа вещей, утверждал он, лучше обнаруживает себя в искусственных, т.е. экспериментальных, условиях, в ходе целенаправленного, организованного опыта, эксперимента. Бэкон считал, что любое научное исследование предполагает переход от фактов к их теоретическому синтезу посредством индукции (лат. «наведение»). Под индукцией обычно понимается умственное заключение, ведущее от частного к общему. Объективную основу индуктивного умственного заключения формирует повторение реальных явлений и их общих признаков. Рассмотрим, как работает индуктивный метод на практике. Например, утверждается: декабрь, январь и февраль на Урале были холодными. Делается общий вывод: вся зима на Урале была холодная. Таким образом, произошел переход от частного (перечисление месяцев) к общему выводу. Или другой пример: экспериментально проверяли железо, медь, золото, серебро и др. металлы на наличие свойства электропроводности. Выяснилось, что проверенные металлы обладают данным свойством. Далее делается общий вывод: все металлы – электропроводны. Если исследователь обнаружил некий новый материал и выявил у него свойство электропроводности, то он может определенно утверждать, что данное вещество – металл. Индукция может быть полной, когда перечисляются все частные случаи (первый пример с зимой на Урале) и неполной (как во втором примере). Примеры полной индукции крайне редки, в основном ученые применяют метод неполной индукции. С другой стороны, становится понятным, почему экспериментальный и индуктивный методы идут рука об руку. Дело в том, что эксперименты всегда несут знание частное, единичное. Ни в одном эксперименте нельзя увидеть, что все металлы электропроводны. Только постепенно переходя от частного и единичного можно дойти до универсальных обобщений. Кроме того, все кто занимаются экспериментальными исследованиями, должны запомнить, что знание, получаемое с помощью эмпирического и индуктивного метода, носит вероятностный характер. В приведенных примерах мы с помощью приборов просто констатировали, что зима на Урале была холодная, металлы – электропроводны. Но мы не ответили на главные вопросы: почему зима была холодной? Почему металлы – электропроводны? Эмпирические методы не дают ответа на эти вопросы, поэтому необходимо прибегнуть к рациональным методам исследования. Необходимо выдвигать теоретические гипотезы, догадки, предположения, а затем их эмпирически проверять, корректировать, отбрасывать и т.п. Снова вернемся к Бэкону. По его мнению, в науке существует три типа ученых и соответственно три методологических подхода. Используя метафорические образы и аналогии, Бэкон выделял следующие методологические программы. 1. «Путь или метод муравья». (Еще раз напоминаю: греч. слово «метод» в переводе на русский язык означает путь, тропинка, дорога). Что же натолкнуло Бэкона на такой образ? Если некоторое время понаблюдать за поведением муравьев, то можно заметить, что они в свой муравейник волокут, ничего не систематизируя, все подряд: травинки, былинки, букашек, крошки и т.п. В научном смысле это означает следующее. «Муравей» – это ученый-эмпирик, для которого главным в науке являются опыты и эксперименты; травинки, былинки и т.п. – это внешние или эмпирические данные; «муравейник» – это научная теория или концепция. Таким образом, теория может развиваться и расширяться только за счет привлечения новых опытных данных, эмпирических обобщений. Минусом данного метода является чрезмерное преувеличение эмпирического аспекта и принижение рационально-теоретического знания. Получается, что разум как бы «плетется» за опытом, экспериментом, чувственными данными, не имея при этом определенной автономии и свободы творчества. 2. «Путь паука» – это метод, применяемый ученым-рационалистом, теоретиком, для которого разум (интеллект) является главным источником нового знания. Как паук из себя производит паутину, так и ученый-рационалист своим разумом порождает универсальные умозрительные теории (схемы), и накидывает их на реальность. Если какие-то факты и явления не вписываются в теорию, то они отбрасываются как несущественные, случайные, второстепенные и т.п. Как говорил Г. Гегель: «если факт не вписывается в теорию, тем хуже для факта». Слабой стороной этого метода является недооценка эмпирического базиса научных исследований. 3. «Путь пчелы» предполагает синтез, объединение эмпиризма и рационализма. Так, пчела, летая от цветка к цветку, собирает пыльцу, 151 нектар, по научному говоря внешние, эмпирические данные, затем индивидуально, субъективно их перерабатывает и получает продукт – мед. По Бэкону, этот метод устраняет крайности первых двух и является наиболее адекватным в деле порождения нового знания. Современник Бэкона известный французский ученый, крупнейший представитель рационализма Нового времени – Рене Декарт (1596-1650) в своих «Правилах для руководства ума» по сути дела формулирует ряд общих методологических установок, сохранивших свое значение и в наши дни. По Декарту, научное исследование состоит из четырех этапов. 1) Необходимо считать истинным только то, что представляется уму столь ясным и отчетливым, что не дает повода подвергать это сомнению. Это аксиоматический метод. 2) Исследуемую проблему необходимо делить на столько частей, сколько возможно и нужно для лучшего ее решения. Это аналитический или дедуктивный методы. Аналитический метод представляет собой совокупность приемов и способов, использующихся для разделения целого, или какого-либо сложного явления на его составляющие части, элементы. 3) Исследование надо начинать с наиболее простых и известных предметов и постепенно восходить к познанию сложного, предполагая порядок даже там, где объекты мышления не даны в их естественной связи. Это синтетический или индуктивный методы. Синтез является методом, предоставляющим возможность для полного мысленного объединения раздельных частей и элементов объекта. В процессе синтеза точно определяется роль и функция каждой части, формирующей единое целое, и обнаруживается их проявление в конкретных условиях. 4) Необходимо составлять возможно более полные перечни и обзоры исследуемых предметов, чтобы была уверенность в отсутствии упущений. Это метод в настоящее время называется систематизацией. В отличие от Бэкона, Декарт считал, что новое знание мы получаем с помощью дедукции интуитивно открываемой общей идеи (аксиомы, гипотезы). Эксперименты, по Декарту, не несут нового знания: они либо подтверждают, либо опровергают рационально открытую общую идею. Кстати, несколько слов хочется сказать по поводу дедуктивного метода. Всем известный персонаж произведений Артура Конан Дойля – Шерлок Холмс считался гением дедукции. Это не совсем правильно. Дедукция представляет собой умозаключение, ведущее от общего к частному. Дедуктивное умозаключение используется для обоснования знаний об общих свойствах множества. Иными словами, в начале формулируется общая идея (по Декарту, она открывается с помощью рациональной интуиции), а затем осуществляется вывод из нее частных следствий. Шерлок Холмс же на самом деле использовал метод, который американский логик и математик Чарльз Пирс (1839–1914) назвал абдукцией. В отличие от индукции и дедукции, которые являются общенаучными методами, которые подчиняются «железным» законам логики, абдуктивный метод не столь прочно вошел в арсенал научной методологии. Абдукция представляет собой метод выдвижения объяснительных гипотез для понимания экстраординарных явлений, аномальных фактов и т.п. Вспомним знаменитую фразу Холмса, в которой раскрывается суть применяемого им метода. Так, на вопрос доктора Ватсона, почему Холмс совсем не думает о предстоящем расследовании убийства, прославленный сыщик отвечает: «У меня еще нет фактов. Строить предположения, не зная всех обстоятельств дела, – крупнейшая ошибка. Это может повлиять на дальнейший ход рассуждений». Иными словами, расследование Холмс начинал со сбора фатов (на языке криминалистики – улик), а затем последовательно выдвигал и анализировал предположения (на языке криминалистики – версии) и останавливался на гипотезе, которая давала наилучшее объяснение исследуемых фактов, открывала причину преступления. Метод абдукции имеет очень важную особенность: он не преследует цель получения достоверного объяснения. На этом пути возможны ошибки. Сколько в истории следственной практики было невинно осужденных? … Разберем на простейшем примере, как работает абдуктивный метод. Например, студент заходит в учебную аудиторию и видит, что напротив доски в линию, примыкая, друг к другу, поставлены три стола. Увиденное выбивается из ежедневно наблюдаемой расстановки столов в аудитории. Это своего рода аномальный факт. Студент начинает выдвигать объяснительные гипотезы. 1) Накануне в аудитории проходил госэкзамен (защита дипломов, курсовых работ т.п.). 2) Проходила научная конференция, собрание и т.п. 3) Уборщица для удобства мытья полов так составила столы. 4) Проходил банкет, праздничное мероприятие. 5) На трех столах размещался некий габаритный прибор. Можно еще и еще выдвигать и другие гипотезы. Если студент на полу нашел шпаргалку, то он может предположить, что в аудитории проходил экзамен. Если в мусорном ведре он обнаружил пустые бутылки от шампанского, то он может предположить, что в аудитории проходило праздничное мероприятие. Другой вопрос, какому событию оно было приурочено? Удачной защите дипломов, окончанию работы конференции, дню рождения какого-нибудь сотрудника и т.д. Таким образом, мы видим, что абдукция не ведет к какому-то единственно верному решению. Она предполагает разносторонний и взвешенный подход к объяснению аномальных фактов. Она объясняет творческий характер большинства научных открытий. Новое 153 знание открывается не в результате накопления знаний, частных фактов или механической дедукции из утвержденных аксиом или общих идей, а в результате внезапного озарения, раскрывающего, какая из выдвигаемых гипотез более информативная и дает лучшее объяснение исследуемых фактов и аномалий. Кратко остановимся на эмпирических и теоретических методах научного познания. К основным эмпирическим (опытным) методам исследования и познания относят: наблюдение, измерение, эксперимент. К теоретическим методам исследования относят: абстрагирование, идеализацию, формализацию, аксиоматизацию, переход от абстрактного к конкретному и др. Эмпирические методы научного познания Эмпирическое исследование как правило начинается с наблюдения. К наблюдению как научному методу познания предъявляется целый ряд требований. Наиболее существенные из них следующие: вопервых, наблюдение предполагает четкую постановку цели и задач. Во-вторых, наблюдение должно проводиться планомерно по выбранной определенной методике. В-третьих, наблюдение должно нести целенаправленный характер, что предполагает фокусировку внимания наблюдателя только на интересующий его предмет или явление. Вчетвертых, наблюдение представляет собой активный процесс, сопровождающийся применением различных средств и инструментов наблюдения. В-пятых наблюдение должно проводиться систематически, с возможность осуществления контроля за надежностью и корректностью результатов наблюдения. Измерение – это метод, предполагающий числовое сравнение величин, т.е. установление одной величины с помощью другой, взятой за эталон (образец). Процедура измерения предполагает выполнение ряда условий и состоит из следующих компонентов: 1) объект измерения; 2) единица измерения или эталонный объект; 3) материальнотехнические инструменты и приборы измерения; 4) алгоритм, способ и правила измерения; 5) субъект (это может быть как отдельный исследователь, так и исследовательский коллектив), проводящий измерение. Стремление к точности измерения является главной особенностью данного метода. Повышение точности измерения можно достичь путем модернизации существующих или создания новых измерительных приборов, воплощающие последние научно-технические достижения. Эксперимент как метод исследования предполагает наблюдение и воздействие на предмет в искусственно созданных контролируемых условиях. Этот метод эффективен в ситуации, когда наблюдать предмет в естественных условиях проблематично и даже невозможно. Экс- перимент – латинское слово, означающее испытание, опыт, доказательство. Эксперимент непосредственно связан с наблюдением. По сути дела, его можно трактовать как продолжение и дальнейшее развитие метода наблюдения, только с той разницей, что в эксперименте в отличие от наблюдения исследователь не является только пассивным созерцателем явлений, он активно вмешивается в их ход, создавая такое «искусственное» их состояние, когда их свойства наблюдать легче, чем в натуральном состоянии. Эксперимент протекает в контролируемых условиях, с возможностью многократного их воспроизводства. Теоретические методы научного познания Абстрагирование (лат. Abstractio – удаление, отвлечение) представляет собой универсальный метод интеллектуальной деятельности, сущность которого заключается в мысленном выделении одних свойств и связей предмета и отвлечение от других его свойств и связей. Так возникают различные понятия, которые прочно вошли в арсенал науки: скорость, число, теплота, стоимость и т.д. Метод идеализации несколько похож на абстрагирование и связан с образованием особых абстрактных идеальных объектов, не существующих в действительности. Например, в физике используются понятия «идеальный газ», «абсолютно упругое тело», «несжимаемая жидкость» и т.д. Формализация представляет собой метод, с помощью которого фиксируется содержание знания (научной теории, ее отдельных элементов т.д.) путем выявления его формы. В науке метод формализации связан с развитием математики и логики. Для более точной фиксации содержания знания вырабатывается особый искусственный язык, символы, знаки и выражения которого обозначают определенные стороны изучаемых явлений. Моделирование – это метод, с помощью которого создаются модели, материальные и идеальные системы, замещающие реальный объект и играющие роль источника дополнительной информации о нем. Таким образом, успешная подготовка диссертации во многом зависит от знания и умения примять в исследовательской деятельности общие и частные методы. Список литературы 1. Кашперский В.И. Проблемы философии науки: учебное пособие. – Екатеринбург, 2008. 2. Кохановский В.П. Философия и методология науки. – Ростов-на-Дону, 2008. 3. Левин Г.Д. Три взгляда на природу теоретического и эмпирического знания // Вопросы философии. 2011. № 3. С. 104–114. 4. Майданов А.С. Методология научного творчества. – М., 2012. 155 5. Микешина Л. Философия науки: общие проблемы познания. Методология естественных и гуманитарных наук. Хрестоматия // Режим доступа: http://www.gumer.info/bogoslov Buks/Philos/mik filn/index.php 6. Московченко А.Д. Философия и методология современного научного знания. Учебное пособие для аспирантов. – Томск, 2005. 7. Огурцов А.П., Розин В.М. Методология науки: проблемы и история. – М., 2003. 8. Рузавин Г.И. Методология научного познания: учебное пособие для вузов. – М., 2009. 9. Ушаков Е.В. Введение в философию и методологию науки: Учебник. – М., 2005. Дополнительные материалы Кашперский В.И. Проблемы философии науки: учебное пособие. – Екатеринбург: УГТУ-УПИ, 2008. 282 с. Проблема истины. Методология научно-познавательной деятельности. Наука как социальный институт Методология – знание о методах, теория методов. Мета означает цель, метод – движение вдоль пути, ведущему к цели. В какой-то мере метод – это теория в процессе ее использования для получения нового знания. Однако методология предполагает также «взгляд со стороны», философскую рефлексию над теоретическим материалом. Различают философский и специально-научные уровни методологии. Можно выделить следующие уровни методов: 1. Философские. 2. Общенаучные: 3. Теоретические. 4. Эмпирические (наблюдение, эксперимент, измерение). 5. Частнонаучные. Среди специалистов существует мнение, согласно которому следует выделять еще уровень методик. Однако последние не требуют теоретических познаний: сбор материала по методическому предписанию вполне доступен, скажем, для лаборанта. Поэтому методику исследования в структуру методологии непосредственно не включаем. Остановимся на общенаучных методах теоретического подуровня. В основании всех специально-научных методов лежат сочетания, получаемые из двух заложенных Ф. Бэконом и Р. Декартом традиций обоснования знаний – от опыта и от аксиоматики. Соответственно мы выделили индукцию, классификацию, анализ, синтез, аналогию, аксиоматический подход, гипотетико-дедуктивный метод, идеализацию как наиболее сложный вид получения абстракций в науке, математизацию, формализацию. Последние были рассмотрены при ана- лизе языка научной теории. Аксиоматический метод – способ организации теоретического знания, при котором среди множества высказываний об определенной области исследования выделяется подмножество аксиоматических, то есть таких, которые принимаются за истинные и из которых логически следовали бы все остальные истинные высказывания данной теории. Анализ – метод расчленения предмета как целостности на составные части (редукция целого к совокупности частей, исходя из предпосылки, что части существенны для понимания целого). Анализ обычно сочетается с дедукцией. Синтез – метод сочетания, интеграции, объединения частей в целое; сочетается с индукцией. Позволяет создавать классификации, материальные модели, формулировать эмпирические законы. Аналогия – эвристический метод переноса свойств (знаний, способов описания), при наличии сходства или подобия объектов, с одного на другой. Аналогия проводится по существенным свойствам и часто лежит в основе моделирования. Особо отметим моделирование как метод исследования путем переноса знаний с оригинала на модель и (после исследования модели) обратно на оригинал. Предоставляя множество дополнительных возможностей для исследования, этот метод создает и дополнительные гносеологические трудности, поскольку вводит в познавательную структуру два дополнительных звена. Это перенос исследуемых свойств с объекта на модель и, после работы с моделью, обратный перенос полученных результатов на объект. В итоге при неудачном выборе модели метод моделирования может ввести нас в заблуждение либо привести к утрате существенных результатов. К этому же подуровню следует отнести объяснение, доказательство, экстраполяцию. В ХХ веке разработаны новые междисциплинарные общенаучные методы исследования: кибернетика, информатика, системный анализ, синергетика. Философский уровень методологии в качестве регулятора научных исследований признается не всеми. Однако среди крупных ученых ХХ века многие придерживались того мнения, что философская методология нормирует науку, придает ей ценностное, смысловое измерение и потому должна включаться в систему научных методов. Поэтому кратко хотим представить вам сегодня две основные (во всяком случае – получившие наибольшее признание) версии: разработанную преимущественно в XIX веке диалектику и детище XX века – феноменологию. Отметим, что родиной обоих методов является Германия: диалектический метод разрабатывался немецкой классической философией, в особенности Г. Гегелем, феноменологический – неклассической немецкой философией в лице таких ее представителей, как Э. Гус- 157 серль и М. Хайдеггер. Диалектика Гегеля и ее материалистическая версия К. Маркса и Ф. Энгельса характеризует идеал классической рациональности и в философии, и в науке; более того, диалектика является воплощенным апофеозом классического рационализма. Анализ диалектического метода широко представлен в отечественной литературе. Диалектический метод известен своими законами и разработанным категориальным анализом, снимающим формально неразрешимые и трудные для науки противоречия прерывного и непрерывного, конечного и бесконечного, относительного и абсолютного посредством попыток обосновать возможность принципиального содержательного тождества мышления и бытия (в варианте Г. Гегеля и его последователей) или хотя бы полноты их единства, соответствия (в диалектическом материализме). Критики указывают обычно на спекулятивность (отсутствие строгой в научном отношении эмпирической доказательной базы) этой методологии. Феноменология в контексте классического идеала рациональности необычна и широкого распространения в разработке научных методов не получила. Здесь ситуация аналогична той, которую мы рассматривали в связи с трансцендентальным методом И. Канта: антропологическая ориентация в оценках науки не получает в научном сообществе достаточного распространения ввиду слабой (с точки зрения классического идеала рациональности) и эмпирической, и логической доказательной базы. Феноменология предлагает начинать с явления (феномена), а не с сущности. Иначе говоря, нужно на время забыть о нашей теоретической способности искать первопричины как некое предданное основание явлений. Более того, смысл понятия «явление» меняется: феноменолог предлагает перейти от познания вещей, данных нам в явлении, к познанию феноменов как самораскрывающейся данности. Явление всегда говорит о чем-то другом, феномен – о себе самом в процессе самораскрытия. Самораскрытие осуществляется в человеке и через человека. Каким образом? В классическом представлении являющиеся вещи наличны, как нам кажется, здесь и сейчас, целиком. Действия с вещами показывают, однако, что они даны только в своей незаконченной данности, не целиком и в горизонте неопределенности. Горизонт остается для нас неясным, нечетким, но он коррелятивен установке, способу, каким мы пытаемся познать и понять бытие вещи (науке или религии, или же конкретному научному методу – эмпирическому либо теоретическому, и т.п.). Благодаря этой установке неясность связей вещи с бытием мы компенсируем в науке внесением рациональных априорных конструкций, которые накладываем на воспринимаемую вещь, превращая ее в теоретическую сущность и помещая в пространство мысли. Диалектика – одна из таких конструкций, притом в классиче- ском понимании мира – одна из самых успешных. В пределах классического рационализма, обращенности к вещам мира горизонт всегда – вне фокуса, вне постижения; приближение к нему лишь отодвигает его открытую даль. Он – пустота, ничто, вакуум классической механики. Это всего лишь фон воспринимаемого явления, а потому он воспринимается как хаос. Феноменология предлагает иной подход. Не следует вещь изолировать, идентифицируя ее как «целостность» с помощью конструкций нашего разума и тем самым устраняя горизонт. Напротив, «устранить» следует саму вещь как явление, заключив ее «в скобки» (эту процедуру Э. Гуссерль назвал «феноменологической редукцией»). Тогда остается лишь чистое переживание вещи, как она присутствует в нашем целостном восприятии, вместе с интенцией на объект этого переживания. Образ вещи, присутствующий во мне, открыт, он предстает теперь не как отражение этой вещи, а ее смысл, данный мне в ее горизонтности, то есть во взаимосвязи вещи со всем бытием. Горизонт из ничего превращается в средоточие всех возможных проявлений вещи, которые раскрываются в возможном опыте. Это уже не хаос по отношению к переживаемому феномену, не тьма, а – иной порядок (или порядки) бытия. Феноменологический горизонт можно сравнить с неклассическим понятием вакуума: это не пустота более, а – средоточие всех возможных состояний и событий мира, флуктуирующий резервуар потенций бытия, находящих реализацию в частицах и античастицах, мирах и антимирах. Горизонт становится при таком представлении средоточием возможных характеристик (проявлений) самого предмета исследования. А предмет – задается в потенциальной взаимосвязи со всем бытием. В какой-то степени это подобно интуиции ученого, порождающей состояния озарения, инсайта. Но интуиция мыслилась в классической науке как не поддающаяся рефлексии, то есть как интуитивно-бессознательное (рационально выразимы лишь ее результаты как результаты научного творчества). Здесь же хотим подчеркнуть следующие неклассические выводы. Субъект познания – вовсе не демиург создаваемой картины мира, достигающий все большего тождества этой картины и самого бытия (как полагал диалектик Гегель). Субъект – это эффективный посредник, антропологически способный включаться в процесс бытийных трансформаций вещи во всем богатстве ее потенциальных взаимосвязей и проявлений. Тем самым он, субъект, непрерывно трансцендирует за границы своего наличного опыта, но не чистой мыслью, а всем своим внутренним существованием. Творческое трансцендирование прежде всего размыкает не мысль, а само существование, давая ту связь с миром, которая составляет бытийные корни cogito. Новизна в науке требует размыкающей рациональности, где Ratio имеет своей 159 основой присутствие ученого, трансцендирующего новые знания. Новая мысль рождается не из сферы узаконенного наукой сущего (понятий, теоретических объектов, логических сущностей), а из сферы непредметного, открытого ученому лишь на экзистенциальном уровне. Однако тут нет произвола, ибо этот нетематизированный горизонт высвечен именно наукой, а не какой-либо иной духовной традицией. Феноменологический метод не ограничивается сферой философской рефлексии о науке. В современной математике ему отчасти соответствует теория топосов и категорий. 7.2. Методологический синтез или выбор одного метода. Гуманитарные науки В конце XIX века в рамках «философии жизни» и неокантианства (сторонников и последователей учения И. Канта) была разработана определенная классификация наук по предмету, методам и принципам исследования. В. Дильтей – представитель «философии жизни» предложил разделить все науки по предмету исследования на «науки о природе» и «науки о духе». Одни науки изучают жизнь природы, другие – жизнь людей. Если говорить современным языком, «науки о природе» – это естественнонаучные, а «науки о духе» – это гуманитарные дисциплины, науки о культуре. Постижение жизни, исходя из нее самой – основополагающая цель гуманитарных наук, предметом исследования которых является социальная реальность. Поэтому первостепенная задача гуманитарного знания заключается в раскрытии и понимании целостности индивидуальных форм развития жизни, их ценностно-смысловой обусловленности. Для Дильтея ведущим методологическим принципом является метод понимания, с помощью которого осуществляется непосредственное схватывание некой духовной целостности. Этот метод позволяет «окунуться» в духовный мир автора текста, а также реконструировать и осознать социокультурный контекст, в рамках которого автор и смог создать свое произведения. По отношению к истории, культурным феноменам прошлого понимание предстает уже как метод интерпретации, который Дильтей именует герменевтикой – наукой и искусством понимания письменных источников манифестации жизни. Кроме того, для него герменевтика является универсальной методологической базой всего гуманитарного познания. По Дильтею, существует две разновидности понимания. Во-первых, это осознание своего внутреннего мира, которое возникает благодаря интроспекции (рефлексии, самонаблюдению, самоанализу). Во-вторых, «понимание чужого мира», которое достигается путем вживания, проникновения, чувствования (эмпатии). Он полагал, что способность к эмпатии является главным условием возмож- ности понимания культурно-исторической действительности. Дильтей принципу понимания противопоставлял принцип объяснения. Объяснение применяется в «науках о природе», естествознании, с его помощью можно раскрыть сущность исследуемого объекта, законов его развития, совершая восхождение от частного к общему. Как видим, данную исследовательскую программу с полным правом можно назвать культурцентристской, т.к. в качестве особой реальности берется не природа или подобные природе феномены, а культура и социокультурные феномены. С введением принципа понимания в методологию гуманитарных наук возникает опасность релятивизации и субъективации знания, т.к. разные предпосылки и контексты понимания фактов, различные соглашения относительно смыслов могут породить совершенно разные системы значений. В. Виндельбанд – основатель баденской школы неокантианства полагал, что науки необходимо разделять не по предмету, а по используемым методам. Так, по его мнению, в «науках о природе» применяется номотетический метод, а в «науках о духе» идиографический метод. Согласно номотетическому методу, действительность исследуется с точки зрения всеобщего, выражаемого с помощью естественнонаучных законов. Фиксируются повторяющиеся, регулярные свойства и характеристики изучаемых объектов, а от несущественных индивидуальных свойств ученые просто абстрагируются. Идиографический метод наоборот предполагает анализ единичного в его исторической неповторимости и уникальности. Поэтому очевидно, что данный метод наиболее востребован гуманитарными дисциплинами, которые как раз и исследуют уникальные (неповторимые, самобытные в своем развитии) события и явления культурной, социальной и индивидуальной жизни людей. Кроме того, в «науках о духе» единичные явления соотнесены с ценностями. Итак, «науки о природе» (естествознание) базируются на номотетическом методе, для которого главным принципом является объяснение. «Науки о духе» (гуманитарные, общественные, культурологические дисциплины) опираются на идиографический метод, ключевым принципом которого является понимание. Обосновывая различия естествознания и социально-гуманитарных наук, основатели баденской школы неокантианства проводили четко очерченную демаркационную границу между ними. Так, Г. Риккерт строго и непреклонно констатировал, что «историческая наука и наука, формулирующая законы, суть понятия, взаимоисключающие друг друга». В дальнейшем эту идею существенно скорректировал известный немецкий социолог Макс Вебер, который рассматривал два типа понимания – объясняющее и актуальное. По его мнению, объяс- 161 няющее понимание должно раскрывать причины и отдельные ситуационно-смысловые значения исследуемого явления. Актуальное понимание необходимо для идентификации конструктов сознания ученого с социальными феноменами, для выявления и выработки категориально-понятийного аппарата, а также для формирования эмпирически не данной социальной реальности. Согласно Веберу, главная функция понимания в науках, ориентированных на модель объяснения, заключается в сохранении связей и взаимодействий теоретических конструкций науки с социальной реальностью. Иными словами, понимание играет роль посредника в соотнесении научных построений с жизнью. Таким образом, объяснение и понимание являются взаимно дополнительными методами, эффективно работающими в различных областях знания. Необходимо напомнить, что на данный момент четкой и общепризнанной классификации методов социальногуманитарных наук пока не существует. Сам термин метод (греч. methodos) этимологически означает «путь, тропинка, дорога, исследование, способ истолкования». Иными словами, метод – это дорога, ведущая к знанию, истине, цели. В научном аспекте под методом понимается совокупность или система предписаний, регулирующих и контролирующих процесс открытия нового знания, его логического развития и коррекции результатов открытия, а также практическое применение полученных знаний. В социально-гуманитарных науках применяются общенаучные методы: анализ, синтез, индукция, дедукция, аналогия, экстраполяция, эксперимент (социальный) и т.д. Но особый интерес представляют специфические методы исследования, которые также разнятся по широте охвата и глубине подходов. Например, чуть ли не во всех социально-гуманитарных исследованиях можно прибегнуть к помощи метода историзма. Данный метод предлагает изучать объекты, явления и процессы в конкретно-исторических условиях их становления и развития; выявлять социокультурные условия, приведшие к возникновению того или иного социального феномена. Предельно широким методологическим подходом является процедура восхождения от абстрактного к конкретному. Как известно, познание только тогда истинно, когда оно конкретно, когда оно раскрывает предметы и явления действительности в их целостном единстве. Такое конкретное знание нельзя моментально получить. Оно есть движение мысли от односторонних, изолированных, абстрактных, бедных по содержанию определений предмета ко все более сложным, многообразным, синтезированным определениям. В последние десятилетия популярность в социально-гуманитарных науках приобретает компаративистский (сравнительный) метод. Появились даже специализированные отрасли социально-гуманитар- ного познания как сравнительное языкознание, сравнительное литературоведение, сравнительное правоведение, философская компаративистика и др. С помощью этого метода можно давать сравнительную характеристику разным историческим эпохам, культурам, индивидуальностям; выявлять уникальные и самобытные черты каждой из культур, а также сходство и единство процессов, протекающих внутри этих культур. Главной методологической процедурой здесь является обнаружение различий и фиксация сходства при исследовании социокультурных, культурно-географических, историко-философских и т.п. феноменов и традиций. Широко используются в социально-гуманитарных науках методы опроса, которые представляют собой высказывания людей, особым способом сгруппированным и структурированным, с целью выявления их мнений по конкретным проблемам. Данным метод имеет несколько разновидностей. Наиболее распространенными являются метод анкетирования, представляющий собой вопросник с вариантами ответов или предоставляющий право самим респондентам давать собственные ответы; и метод интервьюирования, проходящий в форме собеседования по заранее разработанному плану. Опросы бывают массовыми, рассчитанными на работу с большими социальными группами, и специализированными, учитывающими мнения высокопрофессиональных, компетентных экспертов. Относительно молодым является метод фокус-групп, применяемый при одновременном интервьюировании целой группы людей. Координатор или как принято сейчас говорить модератор организует и руководит обменом мнений и точек зрения участников группы по выбранным вопросам и проблемам. Главной особенностью данного метода является возможность осуществления аудио- или видеозаписи обмена мнений для последующего анализа и изучения. Метод фокусгрупп можно применять при исследовании социальных, политических, экономических, культурологических, правовых, эстетических и др. явлений и процессов. Организация и проведение фокус-групп требует выполнения ряда условий. Поэтому магистрант, который хотел бы в своем диссертационном исследовании использовать потенциал этого метода, должен дополнительно изучить все процедурные нюансы. В частности, (это считается нормой) члены фокус-групп за свое участие должны получить некое вознаграждение. А если учесть, что для валидности (надежности) полученных данных таких фокус-групп надо провести несколько, то это может привести к значительным финансовым издержкам. Начинающий ученый, проводя исследование, требующее живого контакта с людьми должен быть предельно корректен в формули- 163 ровке вопросов. Есть так называемые «сензитивные вопросы» (в англоязычных источниках они именуются Embarassing Questions – вопросы, приводящие в смущение, в замешательство), ответы на которые носят сугубо личностный и деликатный характер. Ответы на эти вопросы чаще бывают неискренними, что в свою очередь может привести исследователя к ложным и недостоверным выводам. Примеры сензитивных вопросов: употребляете ли Вы наркотики? Какие алкогольные напитки Вы употребляете? Практикуете ли Вы однополый секс? и т.д. В последнее время, благодаря бурному информационному росту, в социально-гуманитарные науки стали проникать процессы компьютеризации и математизации. Например, в социологии, педагогике, психологии, менеджменте получил распространение метод социометрии. Данный метод предполагает использование математических средств для исследования социальных явлений. Он как правило применяется при изучении малых групп и межличностных отношений в них (например, для выявления формальных и неформальных лидеров группы, конформистских и нонконформистских отношений, источников «субъектов» конфликтных ситуаций и т.п.). В социологии, политологии, истории и других социально-гуманитарных науках используются многообразные качественные и количественные методы. К первой группе можно отнести: историко-описательные методы, предполагающие обращение к историческому знанию, с помощью которого исследуется генезис и дальнейшее развитие проблемы, интуитивно-логические методы, ориентированные на создание научного труда в виде эссе, ситуационный анализ, интервьюирование, опросы, фокус-группы и т.п. Ко второй группе относятся количественные методы исследования. Наиболее распространенными среди них являются: • математико-статистические методы – научные методы описания и изучения массовых явлений, допускающих количественное (численное) выражение. Сюда можно отнести такие методы как: дисперсионный, регрессионный, корреляционный, факторный анализы, метод главных компонент и т.д.; • контент-анализ – анализ содержания, т.е. количественный анализ текстов, предполагающий содержательную интерпретацию обнаруженных числовых закономерностей; • ивент-анализ – метод, связанный с обработкой событийных данных, публичной информации. Таким образом, в зависимости от указанной выше специфики социально-гуманитарного знания и методологических подходов магистрант может выбрать те методы, которые являются наиболее оптимальными и соответствующими целям диссертации. Дополнительные материалы Кохановский В.Л., Лешкевич Т.Г., Матяш Т.П., Фатхи Т.Б. Основы философии науки. Учебное пособие для аспирантов. – Ростов н/Д: Феникс, 2005. – 608 с. С. 524-540. Специфика методов социально-гуманитарных наук. О новой парадигме социальной методологии. В сфере социально-гуманитарного исследования (коль скоро оно научное) могут и должны использоваться все философские и общенаучные методы и принципы (о которых шла речь выше). Однако они здесь должны быть конкретизированы, модифицированы с учетом особенностей социального познания и его предмета (общество, культура, личность). Так, в социально-гуманитарных науках результаты наблюдения в большей степени зависят от личности наблюдателя, его жизненных установок, ценностных ориентаций и других субъективных факторов. В этих науках различают простое (обычное) наблюдение, когда факты и события регистрируются со стороны, и соучаствующее (включенное) наблюдение, когда исследователь включается, «вживается» в определенную социальную среду, адаптируется к ней и анализирует события «изнутри». Разновидностью включенного наблюдения является этнометодология, суть которой состоит в том, чтобы результаты описания и наблюдения социальных явлений и событий дополнить идеей их понимания. Такой подход сегодня все более широкое применение находит в этнографии, социальной антропологии, социологии и культурологии. Все шире развиваются социальные эксперименты, которые способствуют внедрению в жизнь новых форм социальной организации и оптимизации управления обществом. Объект социального эксперимента, в роли которого выступает определенная группа людей, является одним из участников эксперимента, с интересами которого приходится считаться, а сам исследователь оказывается включенным в изучаемую им ситуацию. В психологии для выявления того, как формируется та или иная психическая деятельность, испытуемого ставят в различные экспериментальные условия, предлагая решать определенные задачи. При этом оказывается возможным экспериментально сформировать сложные психические процессы и глубже исследовать их структуру. Такой подход получил в педагогической психологии название формирую- 165 щего эксперимента. Это метод активного воздействия на испытуемого, способствующий его психическому развитию и личностному росту. Кроме формирующего, в психологии выделяют естественный, лабораторный, экспериментально-патологический и некоторые другие виды экспериментов. Своеобразной формой социального эксперимента является социальная инженерия, большой вклад в разработку которой внес британский философ и социолог К. Поппер. Развитием социальной инженерии является социальное проектирование, широко распространенное в современной социологии. Социальные эксперименты требуют от исследователя строгого соблюдения моральных и юридических норм и принципов. Здесь (как и в медицине) очень важно требование – «не навреди!». Главная их особенность – в «способности служить орудием проникновения в тайники интимно человеческого». В социально-гуманитарных науках широко применяется сравнительный (компаративистский) метод, опять же с учетом специфики их предмета. Так, в психологии этот метод реализуется в двух вариантах: а) Сопоставление различных групп по возрастам, деятельности и другим параметрам – метод поперечных срезов. Поперечные срезы – это совокупность данных о человеке на определенных стадиях его онтогенеза (младенчество, детство, юность и т.п.), полученных в исследованиях соответствующих контингентов. б) Многократное обследование одних и тех же лиц на протяжении длительного времени – лонгитюдный метод (от лат. long – длинный). В социально-гуманитарных науках кроме философских и общенаучных применяются специфические средства, методы и операции, всецело обусловленные особенностями предмета этих наук. Выше уже шла речь о таких методах, как идиографический метод – описание индивидуальных особенностей единичных исторических фактов и событии; диалог («вопросо-ответный метод»); понимание и рациональное (интенциональное) объяснение; ценностный подход («отнесение к ценностям») (Риккерт, Вебер). Назовем еще некоторые из своеобразных методов, подходов и принципов, характерных именно для социально-гуманитарного познания. (Заметим, что проблема их классификации еще по существу не решена.) 1. Анализ документов, который позволяет получить сведения о прошедших событиях, наблюдение за которыми уже невозможно. Анализ документов может быть качественным («проблемный поиск», тематические обобщения) и количественным (контент-анализ, основанный на идентификации «поисковых образцов» и их подсчете). К числу документов относятся письменные источники-тексты в любой форме; статистические данные; иконографические изображения (кино, фото и т.п.); фонетические документы (радио, телевидение, магнитофон и т.п.); информация в машиночитаемой форме (дискеты, компакт-диски и т.д.). Качественный анализ направлен на полное, всеобъемлющее выявление содержания документов. Основной недостаток анализа этих документов – субъективизм – во многом преодолевает формализованный (количественный) метод изучения документов (контент-анализ). 2. Методы опроса – основаны на высказываниях людей с целью выявления их мнений по каким-либо проблемам. Все разнообразие указанных методов сводится к двум основным формам: 1. анкетирование – опрос по специальным анкетам, содержащим конкретные вопросы; 2. интервью – целенаправленная, заранее запланированная беседа с опрашиваемым (респондентом) «лицом к лицу». В зависимости от источника (носителя) первичной информации различают опросы массовые (где таким источником выступают представители различных социальных групп) и специализированные (экспертные). Разновидностью последних является метод групповой дискуссии, который, обеспечивая глубокую проработку имеющейся информации, разных точек зрения по данной проблеме, тем самым способствует выработке адекватного в данной ситуации ее решения. Существует целый ряд форм организации групповой дискуссии. Наиболее известный из них – «мозговой штурм», метод активизации творческого мышления в группе. 3. Метод монографический (от греч. monos – один, единственный и grapho – пишу) – метод, состоящий в том, что данную проблему или группу проблем тщательно и со многих сторон анализируют на одном социальном объекте («случае»), после чего делают гипотетический вывод от этого объекта к более широкой области сходных объектов. Названный метод требует максимально полного описания данного случая как характерного, типичного. В английской традиции монографический метод называют case study («изучение случая»), который определяют как углубленное выборочное исследование какой-либо проблемы на одном отдельно взятом, но представительном объекте. Case study – форма качественного описательного исследования в социологии, объектом которого выступает отдельный индивид или малая группа. 4. Биографический метод – один из методов исследования субъективной стороны общественной жизни индивида, основанный на так 167 называемых личных документах, в которых кроме описания определенной социальной ситуации содержится также личный взгляд пишущего. Разновидностями биографического метода являются автобиография и просопография, т.е. создание коллективных биографий определенного круга лиц (президентов, Нобелевских лауреатов, спортсменов, звезд шоу-бизнеса и т.п.). 5. Проективные методы (в психологии) – способ опосредованного изучения личностных особенностей человека по результатам его продуктивной деятельности. Эти методы позволяют «проявиться личности вовне» и делать выводы о тех или иных ее «склонностях», о специфике ее психологического развития. Проективные методы широко применяются и в социологии. 6. Тестирование (в психологии и педагогике) – стандартизированные задания, результат выполнения которых позволяет измерить некоторые личностные характеристики (знания, умения, память, внимание и т.п.). Выделяют три основные группы тестов – тесты интеллекта (знаменитый коэффициент IQ), тесты достижений (профессиональных, спортивных и др.) и тесты способностей – как общепсихологических (сенсорных, моторных и др.), так и специальных (математических, художественных, музыкальных и др.). При работе с тестами очень важным является этический аспект: в руках недобросовестного или некомпетентного исследователя тесты могут принести серьезный вред и моральный урон личности. 7. Метод социометрии – применение математических средств к изучению социальных явлений. Чаще всего применяется при изучении «малых групп» и межличностных отношений в них (например, выявление «лидеров» группы, отношений формальных и неформальных, конфликтных и неконфликтных и т. п.). Конечно, «подсчет процентов» кое-что дает, но далеко не всё, и все же метод социометрии позволяет выявить реальную позицию человека в коллективе по различным признакам. 8. Игровые методы – применяются при выработке управленческих решений – имитационные (деловые) игры и игры открытого типа (особенно при анализе нестандартных ситуаций). 9. Иконография (от греч. – изображение, образ и описание) – систематическое изучение и описание изображений каких-либо (чаще всего – религиозных и мифологических) сюжетов или лиц, истолкование их смысла, символики, атрибутов, характерных особенностей. В искусствознании иконография – описание и систематизация типологических признаков и схем, принятых при изображении каких-либо персоналий или сюжетных сцен – преимущественно, в средневековом искусстве с его символикой. Из основных причин, вызывающих необходимость разработки новой методологии социального познания, можно назвать следующие: 1. Изменение предмета исследования (в самом широком смысле), т. е. современной социальной действительности, усиление ее динамизма, целостности, противоречивости, открытости, взаимозависимости отдельных ее сторон, связей и отношений. Сегодня широким распространением пользуется концепция информационного общества, которая главным фактором общественного развития считает производство и использование научной, технической и иной информации. При этом утверждается, что капитал и труд как основа индустриального общества уступают место информации и знанию в информационном обществе. По убеждению многих исследователей, принципиально новые состояния общества плохо описываются старым категориальным аппаратом наук об обществе. Нужны новый категориальный аппарат и новые методологические средства социально-гуманитарных наук: 1. Развитие науки в целом и отдельных научных дисциплин, переход научного познания на качественно новый – «постнеклассический» – этап, широкое внедрение науки во все сферы общественной жизни. Особенно бурными темпами развивается синергетика. 2. Включение в научный оборот новых литературных источников. В последние годы переведено на русский язык большое количе- ство иностранных источников, в том числе по проблемам социального познания и его методологии. Большой пласт неосвоенных ранее источников представлен текстами русских религиозных философов. Открытый доступ получен к литературе на иностранных языках. Выходят свободные от «идеологических шор» работы российских ученых. Появились ранее запрещенные по политическим соображениям труды советских философов, историков, социологов, экономистов и др. Все это требует глубокого, тщательного освоения и творческого использования. 3. Возрастание потребности в практической отдаче со стороны гуманитарных наук – для внедрения их рекомендаций в различные сферы Общества – в экономику и практическую политику, в управление социальными процессами, в сферы культуры, образованиям т. п. Контуры (основные черты) новой формирующейся парадигмы социально-гуманитарного знания и его методологии «вырисовываются» в следующем виде. 1. Сближение естествознания и социально-гуманитарных наук, в том числе их методологическое взаимообогащение. 2. Все более тесное сближение и взаимодействие противоположных концептуально-методологических подходов: рациональных и 169 внерациональных, научных и вне научных, экзотерических и эзотерических, явного и неявного знания и т. п. 3. Резкое расширение внутри научной рефлексии в самих гуманитарных науках, т. е. усиление внимания к собственным гносеологическим и методологическим проблемам, стремление связать органически решение последних с решением специфически-содержательных вопросов этих наук. Углубленная разработка и совершенствование методов и приемов собственно социального познания (непосредственно соответствующих своему предмету) и формирование новых – характерная тенденция отечественного обществознания. 4. Широкое внедрение аппарата герменевтики, культурологии, понимающих методик, что вызывает – и чем дальше, тем больше – сближение объяснительного и интерпретационного подходов. Социальные науки сегодня представляют собой арену взаимодействия объяснения и интерпретации. А это значит, что такие схемы сочетают элементы естественных наук с интерпретирующими методами и ценностными подходами наук о культуре таким образом, что примиряют обе крайние позиции. 5. Активное внедрение в социальное познание идей и методов синергетики и возрастание в связи с этим статистически-вероятностных методов и приемов. Повышается внимание к случайным, неопределенным, нелинейным процессам, к нестабильным (бифуркационным) открытым системам. Становится все более острой необходимость в формировании у представителей гуманитарных наук так называемого «нелинейного мышления». Его основные принципы должны отражать в своем содержании: многовариантность, альтернативность эволюции; возможность выбора ее определенных – «удобных человеку» путей; необратимость развития; влияние каждой личности на макросоциальные процессы; недопустимость навязывания социальным системам путей развития и др. 1. В настоящее время происходит резкое изменение субъект-объектных отношений в сторону субъективного фактора, поворот к конкретному человеку. Все чаще центр тяжести познавательного интереса представителей социально-гуманитарного знания ориентируется на субъекта («свободное развитие каждого становится условием свободного развития всех» – Маркс), на ценностно-смысловые параметры в их индивидуализирующей форме. 2. Формируются и утверждаются новые регулятивы человеческой деятельности. Если прежде среди регулятивов, определяющих ее, были ориентации на традиции, преемственность, созерцательность в отношении к внешнему миру, то в современном обществе эти регулятивы постепенно заменяются на противоположные. Приоритет традиции сменился признанием безусловной ценности инноваций, новизны, оригинальности, нестандартности. Экстенсивное развитие сменилось на интенсивное. Происходит переход от установок на неограниченный прогресс, беспредельный экономический рост к представлениям о пределах роста, гармонизации экономической экспансии на природу с принципами экономического сдерживания и запрета. 8. Все настоятельнее возникает необходимость в создании целостной концепции жизнедеятельности человека в единстве его социальной и биологической сторон. Сегодня нужны целостная концепция взаимодействия общества и природы, оптимальные принципы этого взаимодействия, необходимо более тесное соединение когнитивных и ценностных начал в человеческой деятельности. 9. Характерной чертой новой парадигмы социальной методологии является все усиливающееся стремление представителей гуманитарных наук повысить концептуальный, теоретический статус последних на основе новых методологических подходов. Они пытаются «насытить» свой научный арсенал всеми атрибутами зрелого теоретического знания: понятиями, категориями, принципами, «идеальными типами», различного рода абстракциями, методологическими и философскими установками, идеализациями и т. п. Однако, при этом все глубже осознается то обстоятельство, что любая форма рациональности (в том числе научная), какой бы гибкой и утонченной она ни была, не может «уложить в себя», пожалуй, большинство социокультурных явлений с их «загадками», «тайнами» и т. п. Вместе с тем многие современные представители социальных наук все яснее понимают, что рациональное познание и в наше время выступает в качестве необходимой культурней ценности. 1. Возрастание внимания к диалектике как важному методу исследования социальной жизни во всех ее проявлениях. Свои успехи представители социально-гуманитарных наук все чаще (хотя и с трудностями) связывают с этим методом. 2. Все зримее вырисовывается ориентация современной гумани- тарной методологии не только на познание, но и на социально-историческую практику, т. е. теоретизация и методологизация последней. Проблема регуляции практики на основе определенных принципов и норм и проблема «онаучивания» социального мира становятся все более актуальными. Подводя итоги рассмотрения вопроса о необходимости формирования новой парадигмы социальной методологии, отметим следующее. Наиболее перспективный путь создания такой парадигмы – син- тез, целостное единство любых и всяких методологических подходов на основе принципа «все дозволено» (П. Фейерабенд). Исходя из такого понимания, структура социально-гуманитарной методологии может быть представлена в следующем виде: 171 I. Имманентный (внутренний) уровень – совокупность методов, принципов, приемов и т.п., непосредственно обусловленных специфическим предметом гуманитарного познания, т. е. социумом во всех его многообразных проявлениях – общих, особенных и единичных (в том числе уникальных). II. Трансцендентный (внешний) уровень, который включает в себя методы и средства: философские, общенаучные (эмпирические, теоретические, обще логические), вненаучные, методы естественных наук. III. Единство, тесная взаимосвязь двух названных уровней, их вза- имодействие в ходе применения. При этом подчеркнем, что, во-первых, методология социального познания есть целостная, органическая система, а не случайный, произвольный, эклектический набор каких-либо отдельных ее элементов (методов, принципов и т. п.). В своем применении эта система всегда модифицируется в зависимости от конкретных условий ее реализации. Во-вторых, решающим, определяющим уровнем данной системы, ее «ядром» является имманентный (внутренний) уровень. В-третьих, вся система социально-гуманитарной методологии (а не только ее внутренний уровень) должна соответствовать предмету социального познания и данному, конкретному этапу его развития. А это означает, в частности, что методологические средства естественных наук нельзя механически переносить на гуманитарные науки без учета специфики их предмета и своеобразия применения. В-четвертых, всегда должна быть свобода выбора исследователем необходимых методов, а не навязывание каких-либо из них как «единственно верных». Никогда в исследовательской практике недопустимо так называемое «методологическое принуждение». В-пятых, углубляя и совершенствуя уже имеющиеся методы и принципы социально-гуманитарного познания, следует искать новые методологические подходы и средства, не абсолютизируя ни один (или несколько отдельно взятых) из них. В-шестых, представляется невозможным существование совершенно обособленной методологии социального познания, не связанной, оторванной от всех других уровней и форм методологического знания. Лекция 8. С чего начать. 8.1. Экспликация цели в задачи В структуре научного исследования гипотеза, цель и задачи представляют собой взаимозависимые элементы. По сути, зная один из них – можно вывести остальные. Представьте, вы видите перед собой задачи исследования, которые в идеале должны соответствовать структурным единицам работы (главам или параграфам), легко понять, какая у человека была цель, если у вас есть возможность оценить его действия, и какой у него был первоначальный мотив (это и есть гипотеза). Для любого ученого практически всегда, если мы говорим о целенаправленном исследовании, все начинается с некоторого предположения о реальности (чаще о фрагменте реальности) и некотором объяснении. Реальность, с которой работает исследователь, как правило, неоднородна, запутана и наполнена пересечениями различного толка (факты, интерпретации, причины, следствия), поскольку мы выхватываем только какой-то ее фрагмент. Два события, находящиеся рядом, часто вызывают вопрос о наличии связи между ними. С этой точки зрения, можно говорить о том, что метацель (глобальная цель любого ученого) – составить по возможности наиболее полную картину связей, механизмов и закономерностей какого-то фрагмента реальности. Эта картина не дается ученому сразу и одномоментно (если это, конечно же, не мега инсайт), предположение, что она существует в определенных рамках, является гипотезой. Гипотеза – творческая форма развития знания, выражающая обоснованное предположение о причинах, характере, свойствах исследуемого объекта. В то же время гипотеза является вероятностным знанием, она не истина и не ложна, то есть чистая методологическая потенция. Из истинной гипотезы может быть получено ложное знание, если экспликация или методы не являются в данной ситуации оптимальными. Из заблуждения временами следует истинный вывод. Чтобы исключить ошибочность выводов, по возможности, необходимо структурировать исследовательские процедуры и программы, верифицировать не только содержание исследования, но и цепочку гипотеза – цель – задачи. По сути, в гипотезе происходит ограничение проблемной ситуации, цель направлена на ее прояснение, а задачи представляют собой последовательность необходимых шагов. Если говорить о видах гипотез, то можно выделить два основных типа – описательная гипотеза и гипотеза объяснительная. Описатель- 173 ная гипотеза включает в себя предположение о существовании явления или связи объектов, описывает структур или особенности изучаемого объекта, но не объясняет его. Такие гипотезы применяются в технике при проектировании технических устройств. Объяснительная гипотеза формирует предположение о причинно-следственных связях, которыми наделен изучаемый объект. Остановимся на значимости эксплицирующего объяснения для развертывания проблемы. Объяснение – один из ключевых механизмов научного познания. Объяснение – путь раскрытия, развертывания сущности объекта исследования. Это механизм, позволяющий выявить структурные элементы сущности объекта, сделать их очевидными для самого ученого и внешнего наблюдателя. В. Дильтей связывал процедуру объяснения именно с естественными науками (науками о природе). Науки о природе имеют дело с наблюдаемыми фактами, которые можно описать математически. Способы такого описания формируются в науке со времен Р. Декарта, они лежат в основе европейской рациональности. П. Рикер выделяет три объясняющих модели. Генетическое объяснение исследует происхождение наблюдаемых явлений. Материальное объяснение опирается на лежащую в основе описываемого явления систему меньшей сложности. Структурное объяснение рассматривает взаимодействие элементов, вычленяемых в объекте, их синхронность, порядок или хаос. Экспликация проблемы предполагает перевод неточно обозначенного понятия на строгий символический язык. Осуществление экспликации понятия требует рефлексии ученого над содержанием и смыслом научного термина, что и приводит, как результат, к его прояснению. Важным моментом здесь является универсальность самого процесса концептуализации – эксплицируемы все понятия (слова), которыми мы пользуемся. Это дает науке безграничные возможности познания любого обыденного опыта человека. Например, для технических наук, непосредственно связанных с процедурами экспликации, сама возможность эксплицирующего объяснения является фактором их развития и изучения. Экспликация проекта, чертежа, сооружения, технологического процесса способствует интеграции научной разработки в производственную сферу и дальнейшей работы по оптимизации модели. Для естественных наук экспликация цели в задачи позволяет установить связи между основными элементами и уточнить их сущностные свойства в конкретно взятых условиях. Важен не элемент или вещество само по себе, а его связь с процессами, происходящими в мире. В социально-гуманитарных науках, через экспликацию раскрывается цель исследования. Происходит декартовское разделение темы на простые проблемы и элементы, а затем синтезируется знание о сущности выбранных явлений в изучаемый контекст. Научная цель связана с экспликацией, опирающейся на европейскую рациональность, на особый способ мышления, требующий объективации в сознании не столько умозрительных представлений, идей, сколько предлагаемых ученым решений определенной проблемы. Экспликация как процедура перехода от цели к задачам является рациональным действием. Рациональность предложенного решения исследуемой проблемы – универсально воспроизводимый артефакт (или схема действия) – пишет Рудольф Кёттер. Формулируя вытекающие из цели задачи, вы фактически создаете алгоритм разворачивания своего исследования, обозначая необходимые этапы. Важно ничего не пропустить и не нарушить логику изучения конкретной проблемы. Экспликация в терминах европейской рациональности решается средствами нормирования языка, а чаще – с помощью построения профессиональных языков, что позволяет нивелировать различие по-разному описанных эквивалентных ситуаций. Далее, один из необходимых элементов экспликации в научной сфере – стандартизация процессов, предметов и действий, позволяющая абстрагироваться от частностей. Чтобы объяснить концепцию, идею, технический прототип или процесс, необходимо создать модель, которая и будет описывать его. Логика экспликации напоминает герменевтический круг, описанный Ф. Шлейермахером: чтобы понять целое, необходимо понять его отдельные части, но для понимания отдельных частей уже необходимо иметь представление о смысле целого. Без гипотезы вы не сможете сформулировать цель, а без цели не выделите необходимые задачи, но подтверждение гипотезы осуществимо лишь после выполнения поставленных задач. Задачи, которые ставятся в работе, начинаются с простых базовых категорий исследования, ведут к усложнению через погружение в конкретные условия. Это справедливо для наук социально-гуманитарного и естественного профиля. В технических науках первой задачей становится прояснение технологического процесса или построение технологической схемы, а затем его оптимизация. Итак, экспликация исследовательской проблемы – критерий новой рациональности, с которой сталкивается современный человек, живущий в полисмысловой реальности. Эта экспликация предполагает разработку новых профессиональных языков описания, функциональных для науки, техники и технологий, процесс стандартизации 175 и нормирования, позволяющий избежать побочных негативных эффектов, связанных с созданием нового. Дополнительные материалы Инхетвен Р. Эвристика и аналогии в технических науках. Философия техники в ФРГ. М., 1989. С. 354 – 37 http://platonanet.org.ua/load/knigi_po_filosofii/filosofija_nauki_tekh niki/filosofija_tekhniki_v_frg_sbornik/30-1-0-2844 Слова «рациональный», «рациональность», «рационализм» и многие другие, производные от латинского «ratio» (разум), сегодня используются чрезвычайно широко. В такой ситуации вы не должны ожидать от меня «рациональной дефиниции рациональности». Тем не менее надеюсь, что мы придем к соглашению относительно того минимума свойств рациональности, когда речь идет о технике и науке. Я предлагаю начать с узкого понимания слова «рациональный», которое, конечно, впоследствии может быть расширено. По крайней мере, для технических наук представляется адекватным описание их деятельности как вклада в решение специальных проблем. Эта идея может быть перенесена на физику, химию и другие науки, хотя мы должны ожидать от них решения проблем иного типа. Итак, позвольте мне прежде всего сказать о том, что делает проблему технической. Технические проблемы в принципе происходят из нашего желания надежно расширить богатство способов, которыми мы можем действовать,— насколько естественные пределы детерминируют наши возможности. Таким образом, решение технической проблемы состоит в деятельности, руководствующейся правилом типа: «Чтобы одолеть проблему Р в ситуации типа S, сделай следующее:..!» Под словами: «делай следующее:..!» имеется в виду, что артефакт производится и применяется так же, как в случае стратегий комбинирования новым способом известных типов действий. Решения технических проблем — это наши первые кандидаты на звание «рациональных». Вообще говоря, упомянутые правила будут называться «рациональными», если они соответствуют критериям, которые гарантируют успех следования этим правилам. В случае конструирования артефактов «надежное решение очевидно требует, чтобы эти артефакты были воспроизводимыми. Этого можно достичь, ориентируясь на стандартные модели или прототипы, которые, в свою очередь, приводят к развитию качественных и количественных характеристик этих прототипов. Таким образом, чтобы обеспечить воспроизводимость, еще до выработки специальных языков должно быть создано искусство измерения. Не стану вдаваться здесь в детали, но хочу обратить внимание на то, что (минимальная) концепция рациональности, предложенная выше, является формальной: само существование определенного вида критериев представляет собой концептуальное ядро технической рациональности. Содержание критериев может зависеть — и действительно зависит — от исторических обстоятельств и изменяется вместе с ними. Вот почему история техники есть история одного и того же предмета, начиная от создания доисторического оружия и кончая управляемыми компьютером межконтинентальными ракетами. Давайте теперь окинем взглядом ситуацию в науках. Знание, производимое ими, может быть связано с человеческими действиями, но не должно быть так непосредственно привязано к ним, как это было в случае с техническим знанием. Напротив, начиная с самого возникновения науки в древней Греции и до наших дней, объявлялось, что конечная цель науки заключалась в нахождении истины, изучении и обнаружении космического порядка и места человека в нем. Выражаясь более скромно, задачей науки было и является описание и объяснение естественных и искусственных событий и дедуцирование этих объяснений в рамках научных теорий. Руководствуясь таким подходом к рациональности, мы должны сказать, что научная рациональность устанавливается наличием критериев адекватности описаний, обоснованности объяснений и правильности дедукций. Условия, которым должен соответствовать эксперимент, чтобы называться хорошим и важным, включают репродуцируемость в качестве conditio sine qua non (непременного условия). В результате мы можем поэтому сказать, что в этом смысле техническая рациональность предшествовала современной научной рациональности. Если мы спросим у различных специалистов, что требуется, чтобы быть способным осуществить успешное исследование, то ответ будет зависеть, например, от профессии. Так, студенты могут ответить, что они собираются узнать это на примерах, специалисты по социологии науки могут аргументировать социальными факторами; историки науки, соответственно, оперировать соединением известных фактов с факторами технической оснащенности и одаренности исследователей, тогда как психологи могут дать простой совет попытаться обклеить вашу рабочую комнату обоями зеленого цвета. Думаю, что есть весьма веские основания для поиска более систематического ответа. Метапроблема, как взяться за решение данной проблемы, становится все более важной. От решения этой проблемы зависит не только развитие так называемых экспертных систем исусственного интеллекта, но также выработка многих решений теми, кто делает научную 177 политику. К тому же это сделало бы историков техники и науки способными написать не только приводящие в восхищение, но и действительно необходимые книги. Наконец, из того самого факта, что и студенты проводят успешные (конечно лишь в известной степени) эксперименты, следует, что существует нечто, подобное скрытой учебной программе, имеющей отношение к нашей проблеме, которая в конечном счете выиграет, если эту программу сделать явной. Аргумент используется эвристически, если он применяется для «оправдания» следующего шага в ситуации, в которой этот последующий шаг определяется не только знанием того, что другой выбор привел бы к неудаче. Аргументы, которые могут быть использованы эвристически в более чем одном специальном случае, считаются принадлежащими к эвристическим. Такие аргументы снова могут быть преобразованы в правила. Но, в противоположность правилам рациональности, правила эвристики не гарантируют успеха, а дают лишь основание для ожиданий. Аналогии можно рассмотреть внутри или, возможно, вне эвристики. Исходя из того факта, что я именно теперь начинаю говорить об аналогиях, вы можете заключить, что в эвристике действительно существует место, где расположены аналогии. Или, чтобы быть более точным, в ex ante эвристике. Рассмотрение человека в качестве машины имеет длительную традицию, включая Декарта, Ламетри, Клода Бернара и других. В настоящее время такой способ рассмотрения человека объективирован в медицинских установках интенсивного наблюдения. Понимание человека как машины представляет собой типичный пример того, что называется функциональной аналогией. Смотреть на непосредственно недосягаемый микрокосм как на крошечный аналог макрокосма, как, например, делал Бор в своей модели атома 1913 года,— типичный пример так называемой структурной аналогии. Оба типа аналогий часто используются также в технических науках. Что остается сделать сейчас, так это прояснить связи между аналогиями и эвристикой. Аналогии никогда не появляются голыми, как чистые аналогии без контекста. Часть контекста существенна для аналогий, другая же часть является несущественной. Позвольте мне проиллюстрировать то, что я подразумеваю под существенным контекстом. Для того, чтобы посмотреть на ситуацию, событие, явление по аналогии с другой ситуацией, событием, или явлением, необходимо, по крайней мере, общее описание различных ситуаций и т. д. Такие общие описания могут быть весьма неформальными, но тем не менее они существуют. Подобным же образом работают в социальной жизни пословицы. Иногда они являются не чем иным, как точно таким же неформальным общим описанием. В случаях, более соответствующих техническим наукам, общие описания в свою очередь требуют специальных языков, которые в определенной степени должны разрабатываться с использованием таких методов, как абстракция, идеализация, формализация и т. д. Без таких инструментов аналогии невозможны, выражения обычного языка часто дают неявно абстрактное, идеальное, формальное и т. п. значение. И это замечание сделано не только для того, чтобы обратить внимание на важность философии языка, но также для того, чтобы указать направление дальнейшего исследования. Общие описания различных вещей, ситуаций и т. д. часто получают название моделей, теорий, дифференциальных уравнений, структур, схем, систем, аксиоматических систем и т. д. Иногда их даже называют философией. Ознакомиться с сущностями такого рода, для студентов в особенности, означает оснаститься необходимыми средствами для производства аналогий. Для каждой аналогии общее описание составляет ее существенный контекст. Подразумеваемый контекст аналогии становится очевидным, если мы попытаемся охарактеризовать ситуации, в которых целесообразно искать аналогии. Как правило, эти ситуации будут отличаться от проблемных ситуаций в начале процесса исследования. Чтобы конструировать аналогии, конечно, не обязательно воспользоваться какими-то правилами ex ante эвристики. Чтобы задать общее направление для будущего изучения аналогий, представляется целесообразным подчеркнуть важность и других аспектов аргументирования. В истории, а также при систематическом подходе к техническим проблемам, с вопросами надежности мы сталкиваемся весьма рано. Накопилось большое количество различных приемов, правил, законов для того, чтобы повысить надежность технических изделий и процедур. Их находили и применяли по существу теми же методами и средствами, которые использовались для решения технических проблем. Обычно существует определенная степень риска, которая считается неизбежной или допускается законами. Технические науки пытаются поэтому создать методы преодоления риска, четко устанавливая параметры и используя статистику, стремясь предвидеть аварии, сокращая число элементов риска, обеспечивая долговечность продукции и принимая другие меры. Между тем я считаю, что ситуация изменилась. Лозунг: «Проблемы, создаваемые техникой, могут быть решены самой техникой»— стал сомнительным. Есть люди которые считают, что сегодня техника создает проблемы, которые более не разрешимы средствами технической рациональности, эвристики или аналогии. Не аналогиями, так как это существенно новый тип проблемы. Нет даже 179 специального слова для обозначения этого. Поэтому мне ничто не мешает предложить такое слово, по крайней мере здесь. Назову этот новый тип проблем «проблемы преодоления DICO», или, для краткости, «проблемы DICO». Для того, чтобы объяснить это довольно странное словосочетание, я сначала познакомлю с принципом, называемым «принцип GIGO». GIGO — это акроним, который информатиками раскрывается так: «Мусор — ввод, мусор — вывод». Жаргонное слово «мусор» является просторечием для обозначения некорректного ввода. Представляется, что возможная проблема предотвращения GIGO, т. е. «мусора», без преувеличения не является слишком серьезной проблемой. Мы просто должны быть уверены, что ввод является корректным. Некоторые, например, Дж. Вайценбаум, придерживаются того мнения, что не все вводы в некоторые чрезвычайно рискованные комьютерные системы создаются человеком или контролируются им. Поэтому, считает он, принцип GIGO следует переформулировать так: «Нарушение — ввод, катастрофа — вывод». Но коль скоро акроним этого принципа — DICO, то должно быть ясно, что представляет собой проблема DICO; по крайне мере, в случае, упомянутом Вейценбаумом. Возможно, есть и другие примеры. Во всяком случае, мы должны воздерживаться от заявлений о фиктивности проблем DICO прежде, чем не изучим хорошо то, что утверждается. Что меня здесь интересует, так это структура проблемы DICO. Легко заметить, что проблема DICO может быть выражена в понятиях надежности. Однако представляется, что цена решения классическими способами обеспечения надежности была бы чрезвычайно высокой, включая социальную цену, которую никто не может описать точно. Под «социальной ценой» здесь подразумевается не серьезная аналогия, а просто слэнговое выражение для обозначения того, что лучше было бы назвать утратой возможности действовать теми способами, которые сейчас имеются. Памятуя о первой части этой статьи касательно природы технических проблем, сказанное обнаруживает несколько парадоксальный характер, который должен иметь техническое решение проблемы DICO: оно превращает ситуацию в противоположную той, которая образуется после решения технической проблемы техническим способом. Я признаю, что проблема пока не решена, и мы не знаем, как она может быть решена, приведет ли она к чему-то новому в методологии технических наук. 8.2. Постановка задач. Правильно поставить задачи в магистерской диссертации – не такая уж сложная проблема, если использовать определенный алгоритм и соблюдать некоторый правила. Во-первых, цель в работе всегда одна, а задач несколько. Это вещь простая, даже тривиальная, но, тем не менее, некоторые даже в магистерских диссертациях иногда ее умудряются нарушать. Цель обладает максимальной степенью общности, задачи – более частные по сравнению с ней. Фактически цель генерирует в себя совокупность задач. Во-вторых, когда вы пишете Введение и дошли до описания актуальности, цели, задач и так далее, ваша работа уже почти завершена, по крайней мере, основная часть должна быть написана. Почему это важно? Потому что по мере проведения исследования и написания магистерской диссертации или любого другого масштабного текста, ваш план работы может измениться незначительно или кардинально. Это происходит обычно, если вам пришла в голову какая-то новая интересная идея, эмпирические результаты исследования (если они присутствуют в работе) дали совсем не тот результат, на который вы рассчитывали, и вы решили, что первоначальное видение проблемы менее интересное или полное, чем новое. Вам приходится менять структуру основной части и менять текст содержательно. Фактически вы должны переформулировать и задачи, которые гипотетически были предварительно сформулированы. Однако это лишняя работа, которой можно избежать, если писать Введение в самом конце. В-третьих, задачи исследования должны коррелировать со структурой диссертации, делать ее прозрачной, если эта прозрачность отсутствует у комиссии или рецензента может возникнуть вопросы по поводу того, насколько ясно вы сами представляете суть своего исследования. Вам ведь не нужны лишние вопросы на защите или поводы для снижения оценки в рецензии, поэтому обязательно проследите за тем, чтобы количество параграфов или глав совпадало с количеством задач. Мы рекомендуем ориентироваться все же на количество глав, поскольку это делает вашу работу менее громоздкой и запутанной. К тому же не ограничивает вас в желании добавить новый параграф и не нарушить логику работы. Кроме того, это отсеивает претензии, которые могут быть связаны с подобными вопросами: почему вы выбрали именно эту методологию? Почему вы не рассмотрели Х феномен? Почему вы исследуете это, а то упускаете? Общие формулировки задач, ориентированные больше на главы, чем на параграфы, делают внешний вид работы более лаконичным и стройным, вызывают меньше дополнительных вопросов у членов комиссии. В-четвертых, важно использовать правильные слова в формулировках задач исследования. Поскольку задача исследования представляет собой некоторый этап предстоящего пути, который и ведет вас к 181 достижению цели, то она волей неволей соотносится с каким-то вашим конкретным действием. Вы не сможете достичь цели, если ничего не сделаете. Это действие должно быть обязательно выражено и в самой формулировке. Для этого используются глаголы: • исследовать; • проанализировать; • рассмотреть; • выявить; • изучить; • систематизировать; • классифицировать; • прояснить; • уточнить; • раскрыть; • обнаружить; • найти; • продемонстрировать; • показать. При этом глаголы – исследовать, проанализировать, рассмотреть, выявить, раскрыть – являются стилистически более сильными, поскольку их коннотативный посыл предполагает проведение более глубокого и серьезного научного анализа. Задачи, которые начинаются со слов – показать, продемонстрировать, уточнить, классифицировать – сразу создают впечатление, что работа не очень взрослая в научном плане, может быть, даже где-то поверхностная. В-пятых, задачи магистерской диссертации, как и других исследований, должны поддаваться верификации. Это означает, что вы не только должны посвятить каждой задаче часть своих научных изысканий, но и каждая структурная единица, в соответствии с которой сформулированы ваши задачи, должна в конце содержать выводы, демонстрирующие решенность поставленных задач. Обычно выводами завершат каждый параграф, даже если он посвящен анализу понятийного аппарата научного исследования. Эти выводы из параграфов затем последовательно копируются в заключительную часть главы, которая также должна включать в себя логический переход к следующей главе. Некоторые авторы (Сергей Ширин «Как писать курсовую работу») так и говорят: «Если, например, вы заявили, что одна из задач заключается в том, чтобы «рассмотреть» тот или иной феномен, то проверить, насколько решена эта задача, будет крайне сложно. Действительно, как объективно оценить, рассмотрен ли феномен?». В-шестых, каждая правильно сформулированная задача отсылает не к какому-то процессу, а к конкретному результату. То есть, если вы использовали при ее формулировке слово «систематизировать», то любой, к кому в руки попадет ваша работа, заглянув в конец соответствующего параграфа или главы, должен увидеть наличие там некоторой систематизации, о которой заявляется в формулировке. Итак, для упрощения процесса постановки задач нужно: • Цель разбить на задачи или этапы исследования. • Формулировать задачи после завершения написания основной части. • Количество задач соотнести с количеством структурных единиц диссертации. • Использовать в формулировке глаголы. • Предусмотреть возможность верификации задач. • В формулировке указывать на результат, а не на процесс. Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? Перевод С.Н. Зенкина. М., 1998 http://lib.ru/FILOSOF/DELEZGVATTARI/filosof.txt_with-big-ictures.html Как мы увидим, концепты нуждаются в концептуальных персонажах, которые способствуют их определению. Одним из таких персонажей является друг; говорят даже, что в нем сказывается греческое происхождение философии – в других цивилизациях были Мудрецы, а греки являют нам таких вот "друзей", которые не просто более скромные мудрецы. Как утверждают, именно греки окончательно зафиксировали смерть Мудреца и заменили его философами, друзьями мудрости, которые ищут ее, но формально ею не обладают. Однако между философом и мудрецом различие не просто в степени, словно по некоторой шкале: скорее дело в том, что древний восточный мудрец мыслил Фигурами, философ же изобрел Концепты и начал мыслить ими. Вся мудрость сильно изменилась. Потому так трудно выяснить, что же значит "друг", даже у греков и особенно у них. Быть может, словом "друг" обозначается некая интимность мастерства, как бы вкус мастера к материалу и потенциальная зависимость от него, как у столяра с деревом, – хороший столяр потенциально зависит от дерева, значит, он друг дерева? Это важный вопрос, поскольку в философии под "другом" понимается уже не внешний персонаж, пример или же эмпирическое обстоятельство, но нечто внутренне присутствующее в мысли, условие самой ее возможности, живая категория, элемент трансцендентального опыта. Благодаря философии греки решительно изменили положение друга, который оказался соотнесен уже не с иным человеком, а с неким Существом, Объектностью, Целостностью. Oн друг Платону по еще более друг мудрости, истине или концепту, он Филалет и Теофил... Философ разбирается в концептах и даже при их не- 183 хватке знает, какие из них нежизнеспособны, произвольны или неконсистентны, не способны продержаться и минуты, а какие, напротив, сделаны добротно и даже несут в себе память о тревогах и опасностях творчества. Философия – дисциплина, состоящая в творчестве концептов. Стало быть, друг оказывается другом своих собственных творений? Или же действительность концепта отсылает к потенциям друга, сливая в одно целое творца и его двойника? Творить все новые концепты – таков предмет философии. Поскольку концепт должен быть сотворен, он связан с философом как человеком, который обладает им в потенции, у которого есть для этого потенция и мастерство. На это нельзя возражать, что о "творчестве" обычно говорят применительно к чувственным вещам и к искусствам, – искусство философа сообщает существование также и умственным сущностям, а философские концепты тоже суть "sensibilia". Собственно, науки, искусства и философии имеют равно творческий характер, просто одна лишь философия способна творить концепты в строгом смысле слова. Концепты не ждут нас уже готовыми, наподобие небесных тел. У концептов не бывает небес. Их должно изобретать, изготавливать или, скорее, творить, и без подписи сотворившего они ничто. Ницше так характеризовал задачу философии: "Философы должны не просто принимать данные им концепты, чтобы чистить их и наводить на них лоск; следует прежде всего самим их производить, творить, утверждать и убеждать людей ими пользоваться. До сих пор, в общем и целом, каждый доверял своим концептам, словно это волшебное приданое, полученное из столь же волшебного мира", – но такую доверчивость следует заменить недоверчивостью, и философ особенно должен не доверять именно концептам, коль скоро он не сам их сотворил. Философия не занята ни созерцанием, ни рефлексией, ни коммуникацией, хоть ей и приходится создавать концепты для этих активных или пассивных состояний. Созерцание, рефлексия и коммуникация – это не дисциплины, а машины, с помощью которых в любых дисциплинах образуются Универсалии. Универсалии созерцания, а затем Универсалии рефлексии, – таковы две иллюзии, через которые уже прошла философия в своих мечтах о господстве над другими дисциплинами (объективный идеализм и субъективный идеализм), и ей доставит ничуть не больше чести, если она начнет представлять себя в роли новых Афин и отыгрываться Универсалиями коммуникации, долженствующими-де доставить нам правила для воображаемого господства над рынком и масс-медиа (интерсубъективный идеализм). Творчество всегда единично, и концепт как собственно философское творение всегда есть нечто единичное. Первейший принцип философии состоит в том, что Универсалии ничего не объясняют, они сами подлежат объяснению. Прежде всего, концепты всегда несли и несут на себе личную подпись: аристотелевская субстанция, декартовское cogito, лейбницианская монада, кантовское априори, шеллингианская потенция, бергсоновская длительность... А сверх того, некоторым из них требуется для своего обозначения необыкновенное слово, порой варварское или же шокирующее, тогда как другим достаточно самого обычного повседневного слова, наполняющегося столь далекими обертонами, что нефилософский слух может их и не различить. Если философия – это непрерывное творчество концептов, то, разумеется, возникает вопрос, что же такое концепт как философская Идея и в чем заключаются другие творческие Идеи, которые не являются концептами, относятся к наукам и искусствам и имеют свою собственную историю, свое собственное становление и свои разнообразные отношения друг с другом и с философией. Исключительное право на создание концептов обеспечивает философии особую функцию, но не дает ей никакого преимущества, никакой привилегии, ведь есть и много других способов мышления и творчества, других модусов идеации, которым не нужно проходить через концепт (например, научное мышление). Философы до сих пор недостаточно занимались природой концепта как философской реальности. Они предпочитали рассматривать его как уже данное знание или представление, выводимое из способностей, позволяющих его формировать (абстракция или обобщение) или же им пользоваться (суждение). Но концепт не дается заранее, он творится, должен быть сотворен; он не формируем, а полагается сам в себе (самополагание). Одно вытекает из другого, поскольку все по-настоящему сотворенное, от живого существа до произведения искусства, способно в силу этого к самополаганию, обладает аутопойетическим характером, по которому его и узнают. Чем более концепт творится, тем более он сам себя полагает. Завися от вольной творческой деятельности, он также и сам в себе себя полагает, независимо и необходимо; самое субъективное оказывается и самым объективным. В этом смысле наибольшее внимание концепту как философской реальности уделяли посткантианцы, особенно Шеллинг и Гегель. Гегель дает концепту мощное определение через Фигуры творчества и Моменты его самополагания: фигуры стали принадлежностями концепта, так как они образуют тот его аспект, в котором он творится сознанием и в сознании, через преемственность умов, тогда как моменты образуют другой аспект, в котором концепт сам себя полагает и объединяет разные умы в абсолюте Самости. Тем самым Гегель показал, что концепт не имеет ничего общего с общей или абстрактной идеей, а равно и с несотворенной Муд- 185 ростью, которая не зависела бы от самой философии. Но это было достигнуто ценой ничем не ограниченного расширения самой философии, которая уже почти не оставляла места для самостоятельного развития наук и искусств, потому что с помощью своих собственных моментов воссоздавала универсалии, а персонажей своего собственного творчества рассматривала просто как призрачных фигурантов. Посткантианцы вращались в кругу универсальной энциклопедии концепта, связывающей его творчество с чистой субъективностью, вместо того чтобы заняться делом более скромным – педагогикой концепта, анализирующей условия творчества как факторы моментов, остающихся единичными. Если три этапа развития концепта суть энциклопедия, педагогика и профессионально-коммерческая подготовка, то лишь второй из них может не дать нам с вершин первого низвергнуться в провал третьего – в этот абсолютный провал мысли, каковы бы ни были, разумеется, его социальные преимущества с точки зрения мирового капитализма. Не существует простых концептов. В концепте всегда есть составляющие, которыми он и определяется. Следовательно, в нем имеется шифр. Концепт – это множественность, хотя не всякая множественность концептуальна. Не бывает концепта с одной лишь составляющей: даже в первичном концепте, которым "начинается" философия, уже есть несколько составляющих, поскольку не очевидно, что философия должна иметь начало, а коль скоро ею таковое вводится, то она должна присовокупить к нему некоторую точку зрения или обоснование. Декарт, Гегель, Фейербах не только не начинают с одного и того же концепта, но даже и концепты начала у них неодинаковые. Всякий концепт является как минимум двойственным, тройственным и т.д. Не существует также и концепта, который имел бы сразу все составляющие, ибо то был бы просто-напросто хаос; даже так называемые универсалии как последняя стадия концептов должны выделяться из хаоса, ограничивая некоторый мир, из которого они выводятся (созерцание, рефлексия, коммуникация...). У каждого концепта – неправильные очертания, определяемые шифром его составляющих. Поэтому у разных авторов, от Платона до Бергсона, встречается мысль, что суть концепта в членении, разбивке и сечении. Он представляет собой целое, так как тотализирует свои составляющие, однако это фрагментарное целое. Только при этом условии он может выделиться из хаоса психической жизни, который непрерывно его подстерегает, не отставая и грозя вновь поглотить. При каких условиях концепт бывает первичен – не в абсолютном смысле, а по отношению к другому? Например, обязательно ли Другой вторичен по отношению к "я"? Если обязательно, то лишь постольку, поскольку его концепт – это концепт иного, субъекта, предстающего как объект, особенный по отношению ко мне; таковы две его составляющие. Действительно, сюит отождествить его с некоторым особенным объектом, как Другой уже оказывается всего лишь другим субъектом, который предстает мне; если же отождествить его с другим субъектом, то тогда я сам есть Другой, который предстоит ему. Каждый концепт отсылает к некоторой проблеме, к проблемам, без которых он не имел бы смысла и которые могут быть выделены или поняты лишь по мере их разрешения; в данном случае это проблема множественности субъектов, их взаимоотношений, их взаимопредставления. Но все, разумеется, изменится, если мы станем усматривать здесь иную проблему: в чем заключается сама позиция Другого, которую лишь "занимает" другой субъект, когда предстает мне как особенный объект, и которую в свою очередь занимаю я сам как особенный объект, когда предстаю ему? С такой точки зрения, Другой – это никто, ни субъект, ни объект. Поскольку есть Другой, то есть и несколько субъектов, но обратное неверно. В таком случае Другой требует некоторого априорного концепта, из которого должны вытекать особенный объект, другой субъект и "я", – но не наоборот. Изменился порядок мысли, как и природа концептов, как и проблемы, на которые они призваны давать ответ. Оставим в стороне вопрос о различии между проблемой в науке и в философии. Мы начали с довольно сложного примера. Но как же иначе, коль скоро простых концептов не бывает? Читатель может обратиться к любому примеру по своему вкусу. Мы полагаем, что в итоге он получит те же самые выводы о природе концепта или о концепте концепта. Во-первых, каждый концепт отсылает к другим концептам – не только в своей истории, но и в своем становлении и в своих нынешних соединениях. В каждом концепте есть составляющие, которые в свою очередь могут быть взяты в качестве концептов (так, одной из составляющих Другого является человеческое лицо, но Лицо и само должно быть рассмотрено как концепт, имеющий свои собственные составляющие). Таким образом, концепты бесконечно множатся и хоть и сотворяются, но не из ничего. Во-вторых, для концепта характерно то, что составляющие делаются в нем неразделимыми; различные, разнородные и вместе с тем неотделимые одна от другой – таков статус составляющих, которым и определяется консистенция концепта, его эндоконсистенция. Дело в том, что каждая отличная от других составляющая частично перекрывается какой-то другой, имеет с нею зону соседства, порог неразличимости: например, в концепте Другого возможный мир не существует вне выражающего его лица, хоть они и различаются как выражаемое и выражение; а лицо, в свою очередь, вплотную соседствует со словами, которым служит рупором. Составляющие остаются различны, но 187 от одной к другой нечто переходит, между ними есть нечто неразрешимое; существует область ab, принадлежащая сразу и а и b, область, где а и b "становятся" неразличимы. Такие зоны, пороги или становления, такая неразделимость характеризуют собой внутреннюю консистенцию концепта. Однако он обладает также и экзоконсистенцией – вместе с другими концептами, когда при создании каждого из них между ними приходится строить мосты в пределах одного плана. Эти зоны и мосты служат сочленениями концепта. В-третьих, каждый концепт должен, следовательно, рассматриваться как точка совпадения, сгущения и скопления своих составляющих. Концептуальная точка постоянно пробегает по составляющим, движется в них вверх и вниз. В этом смысле каждая составляющая есть интенсивный признак, интенсивная ордината, которая должна пониматься не как общее или частное, а просто как чисто единичное – "такой-то" возможный мир, "такое-то" лицо, "такие-то" слова, – которое становится частным или общим в зависимости от того, связывают ли с ним переменные величины или приписывают ему константную функцию. Но, в противоположность тому, что происходит в науке, в концепте не бывает ни констант, ни переменных, так что невозможно различить ни переменных видов для некоторого постоянного рода, ни постоянного вида для переменных индивидов. Внутриконцептуальные отношения носят характер не включения и не расширения, а исключительно упорядочения, и составляющие концепта не бывают ни постоянными, ни переменными, а просто-напросто вариациями, упорядоченными по соседству. Они процессуальны, модулярны. Концепт той или иной птицы – это не ее род или вид, а композиция ее положений, окраски и пения; это нечто неразличимое, не столько синестезия, сколько синейдезия. Концепт – это гетерогенезис, то есть упорядочение составляющих по зонам соседства. Он ординален, он представляет собой интенсионал, присутствующий во всех составляющих его чертах. Непрерывно пробегая свои составляющие в недистантном порядке, концепт находится по отношению к ним в состоянии парящего полета. Он непосредственно, без всякой дистанции соприсутствует во всех своих составлющих или вариациях, снова и снова проходит через них; это ритурнель, музыкальное сочинение, обладающее своим шифром. Концепт нетелесен, хотя он воплощается или осуществляется в телах. Но он принципиально не совпадает с тем состоянием вещей, в котором осуществляется. Он лишен пространственно-временных координат и имеет лишь интенсивные ординаты. В нем нет энергии, а есть только интенсивности, он анергетичен (энергия – это не интенсивность, а способ ее развертывания и уничтожения в экстенсивном состоянии вещей). Концепт – это событие, а не сущность и не вещь. Он есть некое чистое Событие, некая этость, некая целостность – например, событие Другого или событие лица (когда лицо само берется как концепт). Или же птица как событие. Концепт определяется как нераз- делимость конечного числа разнородных составляющих, пробегаемых некоторой точкой в состоянии абсолютного парения с бесконечной скоростью. Концепты – это "абсолютные поверхности или объемы", формы, не имеющие иного объекта, кроме неразделимости отличных друг от друга вариаций. Соответственно, концепт одновременно абсолютен и относителен – относителен к своим собственным составляющим, к другим концептам, к плану, в котором он выделяется, к проблемам, которые призван разрешать, но абсолютен благодаря осуществляемой им конденсации, по месту, занимаемому им в плане, по условиям, которые он предписывает проблеме. Он абсолютен как целое, но относителен в своей фрагментарности. Он бесконечен в своем парящем полете, то есть в своей скорости, но конечен в том движении, которым описывает очертания своих составляющих. Философ постоянно реорганизует свои концепты, даже меняет их; порой достаточно какому-нибудь отдельному пункту концепта разрастись, и он производит новую конденсацию, добавляет новые или отнимает старые составляющие. 189 Лекция 9. Архитектоника 9.1. От избранного метода к структуре Наличие структуры – требование обязательное, предъявляемое ко всем научным работам. Она позволяет более эффективно провести свое исследование, поскольку четкая структура у научной теории формируется тогда и только тогда, когда понятен используемый метод (или методы) исследования, а также связь между теорией и изучаемым объектом. Любое научное исследование представляет собой систему большей или меньшей степени общности, но во всех теориях присутствует определенная связь между отдельными высказываниями. Они всегда располагаются в определенном порядке, который для конкретного исследования является единственно правильным. Изменение порядка ведет к изменению научной теории, изменению ее структурных связей. Данный порядок фундирован конкретным типом логического вывода, позволившим получить те или иные положения теории. Логический вывод, на основе которого выстраивается научная теория, осуществляется в рамках правил, указывающих, как одни предложения системы можно получить из других. Можно говорить о том, что каждое предложение научной теории, по крайней мере, раз выступает в качестве посылки или заключения при построении дедуктивного вывода. Исключением будут лишь исходные предложения (аксиомы и постулаты), которые играют роль посылок, и некоторая совокупность дескриптивных предложения, являющихся только заключениями или конечными следствиями. Собственные предложения научной теории должны содержать в себе базисные или производные термины собственного словаря науки, благодаря которым достигается их соотнесенность с объектом и объективным предметом данной науки. Первый вывод: структура научной теории определяется используемым методом или, другими словами, принятым типом вывода. Однако не только это определяет структуру теории. Важен еще набор исходных предложений или посылок. Данный момент имеет значение, поскольку исследования аксиоматических систем показали, что в основу одной и той же системы / теории может быть положен разный набор исходных предложений. Возьмем последовательность высказываний v1,v2…vn, которые образуют теорию. Аксиомами будут первые m предложений (m