Литературные группы 1920-х годов». Октябрьский переворот и литературное движение. Политика власти в области литературы: резолюции, постановления. Раскол литературного движения по идеологическому признаку. Русская поэзия советского периода в метрополии (1920–1930-е годы). Смена поэтических поколений. Новые имена. «Пролетарская поэзия». «Левые» поэтические группы. «Левый фронт». «Конструктивисты». ОБЭРИУ. Поэзия иных направлений и «школ». «Комсомольская» лирика.

Лекция №2. Тема: «Литературные группы 1920-х годов». Октябрьский переворот и литературное движение. Политика власти в области литературы: резолюции, постановления. Раскол литературного движения по идеологическому признаку. Русская поэзия советского периода в метрополии (1920–1930-е годы). Смена поэтических поколений. Новые имена. «Пролетарская поэзия». «Левые» поэтические группы. «Левый фронт». «Конструктивисты». ОБЭРИУ. Поэзия иных направлений и «школ». «Комсомольская» лирика. 1.Октябрьский переворот и литературное движение. Разразившаяся Февральская, а затем и Октябрьская революция существенно меняют сам характер литературного процесса в России. Произошедшие события поставили перед поэтами категорический выбор между принятием или неприятием новой действительности. Намеченная еще в предшествующие годы поляризация литературных сил фактически расколола писательский мир, представители которого требовали подчас друг от друга ясного определения своей позиции. Одни поэты (среди них З. Гиппиус, К. Бальмонт, И. Бунин, Саша Чёрный, Г. Иванов и др.) не примирились с произошедшим политическим переворотом и в начале 1920-х годов покинули страну. Другие («пролетарские поэты» и многие представители футуристического лагеря) активно включились в процесс культурного строительства, надеясь, что за революционными потрясениями открываются принципиально новые возможности для творчества и воплощения в жизнь самых смелых мечтаний. Так, одним из первых встал на путь сотрудничества с большевиками В. Брюсов: в 1917 году он возглавил Комитет по регистрации печати, в 1918–1919 годах заведовал Московским библиотечным отделом при Наркомпросе и даже вступил в 1921 году в РКП(б). Существенным образом обновилась в это время и поэзия Брюсова: свои новые произведения он посвящает революции и ее вождям, при этом его стихотворения несут на себе следы влияния футуристов (прежде всего В. Хлебникова и Б. Пастернака); одним из первых в русской поэзии (вслед за французом Рене Гилем) Брюсов создает экспериментальные образцы «научной поэзии» («Мир электрона», «Мир N измерений», «Лесная тьма» и др.). К 1917 году большинство литературных группировок, определявших собою лицо поэзии Серебряного века, словно бы исчерпало свой объединительный потенциал. Прекратил существование поэтический кружок «Краса», неудачей обернулась попытка Г. Адамовича и Г. Иванова возродить второй «Цех поэтов», различные футуристические объединения либо распались («Гилея», «Петербургский глашатай», «Мезонин поэзии»), либо существовали номинально — в виде издательских объединений («Центрифуга», «Лирень», «Очарованный странник»). Немалую роль в распаде литературных связей сыграла Первая мировая война: одни поэты оказались на военной службе (А. Блок, Н. Гумилев, С. Городецкий, Б. Лившиц), другие покинули литературные столицы, разъехавшись по стране или даже покинув ее пределы (Н. Асеев, М. Волошин, А. Крученых, Б. Пастернак). Тем не менее, пореволюционные годы оказались весьма плодотворными для отечественной поэзии: в 1916–1917 годах выходят книги, ставшие во многом переломными для целого ряда авторов, знаменуя наступление нового периода в их творчестве. Среди этих книг — второе, расширенное и обновленное издание «Камня» О. Мандельштама, «Автомобильная поступь» В. Шершеневича, «Мирские думы» Н. Клюева, «Anno mundi ardentis» («В этом мире») М. Волошина, «Простое как мычание» В. Маяковского, «Поверх барьеров» Б. Пастернака, «Белая стая» А. Ахматовой и др. Впрочем, большинство поэтов противоречиво восприняли Октябрьскую революцию: признавая ее нравственный смысл и историческую неизбежность, они не приняли формы, в которые отлился «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», но предпочли разделить со своей страной и своим народом выпавшие на их долю испытания. В этом смысле показательна позиция поэтов, вошедших в состав общественно-полити-ческой группы «Скифы», которая заявила о себе двумя одноименными сборниками (1917–1918). Группа образовалась вокруг критика и публициста Р.В. Иванова-Разумника: его своеобразное «революционное поч-венничество», осмыслявшее революцию в эсхатологических категориях и утверждавшее необходимость для России во имя очищения и установления нового, социалистического миропорядка пройти через горнило социальных потрясений и террора, сблизило таких разных поэтов, как Андрей Белый, С. Есенин, Н. Клюев, П. Орешин и др. Близок к «Ски-фам» в это время был и А. Блок, чье стихотворение «Скифы» оказалось созвучно идеологии «скифства». В обеих столицах и в других городах повсеместно открываются лите-ратурно-артистические кафе. Так, в Москве создается футуристическое «Кафе поэтов» (на углу Тверской и Настастьинского переулка), «Питтореск» (на Кузнецком мосту), «Музыкальная табакерка» (угол Кузнецкого моста и Петровки), «Десятая муза» (в Камергерском), «Трилистник» (на Петровских линиях) и др. Были подобные заведения и в других городах. К примеру, в Киеве действовал клуб «Хлам» («Художники, литера-торы, артисты, музыканты»), выведенный М. Булгаковым в романе «Белая гвардия» под названием «Прах». В кафе и поэтических клубах, а также в залах московского Политехнического музея, петроградского Тенишевского училища и других местах проходили выпуски «Живых альманахов» и «устных журналов», вечера «авточтения» и тематические вечера. Так, в Политехническом музее регулярно проводились «Вечера новой поэзии» с подзаголовками «Смотр поэтических школ», «Вечер поэтесс», «Чистка поэтов» и т.д. Одно из самых знаменитых мероприятий первых лет революции — состоявшийся 27 февраля 1918 года в Большой аудитории Политехнического вечер «Избрание короля поэтов». Афиша вечера гласила: «Поэты! Учредительный трибунал созывает всех вас состязаться на звание короля поэзии. Звание короля будет присуждено публикой всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием». На вечере подавляющим большинством голосов был «коронован» Игорь Северянин, победивший своего главного соперника — В. Маяковского. Протестуя против такого решения, футуристы Владимир Маяковский, Василий Каменский и Давид Бурлюк там же провели вечер с неслучайным названием «Против всяких королей». Впрочем, кафе не только помогали авторам находить своих почитателей и решать материальные проблемы, но и подчас играли объединительную функцию. Так, в ноябре 1918 года по инициативе Василия Каменского и Вадима Шершеневича был создан «Всероссийский союз поэтов» (или СОПО — «Союз поэтов»), председателем Президиума которого в 1919–1921 годах был Валерий Брюсов. Заседания и вечера Союза проходили в кафе «Домино» (Тверская, 18), вскоре ставшее известным как «Кафе поэтов». При СОПО возникли секции имажинистов, классической и неоклассической поэзии, а также ряд «левых» поэтических групп. 2. Политика власти в области литературы: резолюции, постановления. Многоголосие литературной жизни в 1920-е годы доказывается одновременным существованием множества литературных групп: ЛЕФ (Левый фронт искусства), РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей), ОПОЯЗ (Общество по изучению поэтического языка), «Перевал» и др. Во многом их возникновение обусловлено Постановлением Политбюро ЦК РКП (б) 1925- го года «О политике партии в области художественной литературы. Другими важными событиями, повлиявшими на развитие литературы, стали Декрет о печати (1917 год), в результате которого закрытыми оказались контрреволюционные органы печати, введена жесткая цензура. А также создание Госиздата (1919). После Пленума ЦК ВКП (б) 1929 года, главным тезисом которого становится обострение классовой борьбы, Государство официально берет на себя руководство советским искусством. Русская литература знает два основных вида давления со стороны власти: запретительный и покровительственный. Первый носит открыто государственный характер и сводится к цензурным мероприятиям. Второй- неявный. В 1920-е годы ряд литературных группировок ощущал покровительство власти. Так группы ЛЕФ, РАПП почти бесплатно получали бумагу и т. д. Но все же на протяжении всех 20-х годов постепенно формировалась творческая оппозиция официальной литературе. В поэзии 1920-х годов принято выделять два основных блока: революционный и философско-культурологический. К первому относятся следующие поэтические объединения: пролетарские поэты, комсомольские поэты, революционные романтики. Для пролетарских поэтов (С.Обратович, В. Каменский, М.Герасимов) было характерно восприятие революции как безусловно значимого события мирового масштаба, утверждение классового, пролетарского начала в искусстве, ущербности всего личного, сознательная подмена «я» безликим, коллективным «Мы». 3. Раскол литературного движения по идеологическому признаку. Пролетарская поэзия. Литературное движение первых лет революции (1917-1925). После февральской буржуазно-демократической революции в Петрограде возникли многочисленные пролетарские культурно-просветительские организации: клубы, курсы, художественные кружки, студии и т.д. 16-19 октября 1917 года состоялась общегородская объединительная конференция представителей 208 названных организаций. Было избрано Исполнительное бюро, постановившее именовать Центральный комитет этих организаций сокращенно ПРОЛЕТКУЛЬТ. По мнению идеологов Пролеткульта и РАПП любое произведение искусства имеет классовый характер, новому пролетарскому обществу не нужна литература прошлых эпох, поскольку она была создана не пролетариатом и, следовательно, отражает чуждые ему классовые интересы. На «свалку» истории предлагалось выбросить Пушкина, Толстого, Чайковского. Необходимо было создать новую, исключительно пролетарскую культуру. В решении этой задачи допускались самые крайние меры. «Кто не с нами, тот против нас» это формулировка применялась к тем, кто не входил в ряды Пролеткульта и РАПП. Среди авторов, которые подвергались нападкам, были не только А.Ахматова, З.Гиппиус, И.Бунин и др., но даже признанные певцы революции М.Горький, В.Маяковский и др. (Более детально познакомиться с литературными платформами можно в сборнике «Литературное движение советской эпохи: Материалы и документы: Хрестоматия». – М.: Просвещение, 1986.- 376. с.). Основные положения программы Пролеткульта. «Существенной ошибкой Пролеткульта была попытка создать новую культуру в отрыве отжизни, от политической и экономической борьбы масс, в специальных студиях» (С.26 Указ. изд.). Идейную оппозицию Пролеткульту и РАПП составила литературная группа ПЕРЕВАЛ (Всесоюзное объединение рабоче-крестьянских писателей). Идейным лидером группы был критик А.Воронский, основатель первого «толстого» литературного журнала «Красная новь». Переваловцы (среди них были и М.Пришвин и В.Катаев) отстаивали идею внеклассового, общечеловеческого значения искусства как средства понимания и познания мира. Для них новая советская культура не могла состояться без восприятия литературного и культурного наследия. Противоборство между двумя идейными течениями закончилось разгромом «Перевала». Воронскому пришлось оставить литературную критику и уйти из редакции организованного им журнала. Победа РАПП была предрешена не столько эстетически, сколько политически и организационно — ассоциация пролетарских писателей не только стала самым массовым объединением, но и пользовалась значительной поддержкой власти. Этому не помешала даже историческая резолюция ЦК РКП (б) от 18 июня 1925 года «О политике партии в области художественной литературы», в которой декларировалось «свободное соревнование различных группировок и течений» советской литературы. Даже ведущее положение среди других литературных объединений и группировок не удовлетворяло деятелей РАПП — они претендовали на право говорить от лица всей советской литературы. При том, что основные достижения ассоциации лежали все-таки в области прозы и драматургии (это связано со значительностью таких входивших в нее фигур, как А. Фадеев, М. Шолохов, А. Фурманов, Вс. Вишневский и др.), тем не менее поэтическое крыло РАПП не оказалось в тени. Главным образом оно состояло из различных объединений «пролетарских поэтов», сама история которых в советский период восходит к «Пролеткультам» — массовой литературно-художественной и культурно- просветительской организации, созданной сразу после Февральской революции 1917 года и просуществовавшей до 1932 года. «Пролеткульт» («Пролетарская культура») имел сеть первичных организаций («первичек»), объединявших по всей стране до 400 тысяч рабочих, из которых около 80 тысяч занимались в различных кружках и студиях, в том числе и поэтических. Кроме того, «Пролеткульт» издавал около 20 журналов, в том числе теоретический орган — «Пролетарская культура» (1918–1921), а также «Горн» (Москва), «Грядущее» (Петроград) и др. Идеология организации базировалась на понятии «классовой культуры», сфор-мулированной в трудах Г.В. Плеханова, А.А. Богданова и других теоретиков рабочего движения, которые утверждали, что пролетариат должен иметь свою культуру, проникнутую идеей трудового коллективизма и пафосом строительства нового, бесклассового общества. Однако «Пролеткульт» не желал ограничивать себя только просветительской и культуртрегерской деятельностью, вторгаясь в смежные сферы общественной жизни. Кроме того, сеть его ячеек создавала конкуренцию партийным ячейкам, что вызвало к жизни постановление ЦК РКП от 10 ноября и резолюцию «О пролеткультах» 1 декабря 1920 года, ограничивших деятельность этой организации и подчинивших ее подразделения Народному комиссариату просвещения. К этому времени от Пролеткульта отделилась поэтическая группа «Кузница» (1920–1932), членами которой были такие заметные поэты, как Владимир Кириллов (1890–1943), Михаил Герасимов (1889–1939), Василий Александровский (1897–1934), Василий Казин (1898–1981), Николай Полетаев (1889–1935), Сергей Обрадович (1892–1956) и др. В «Декларации» 1923 года «Кузница» позиционировала себя как «единственное объединение, стоящее всецело на программе революционного авангарда рабочего класса и РКП. Входившие в «Кузницу» поэты с формальной точки зрения были эклектики, заимствовавшие формальные приемы как у своих предшественников (преимущественно поэтов 1880-х годов, символистов, а также И. Северянина), так и современников (прежде всего, В. Маяковского и других «левых» поэтов). Стилевой эклектизм вытекал из убежденности пролетарских поэтов в приоритете содержания над формой: по их мнению, «…содержание угадывает изобразительные средства и само разгадывается и изображается ими». И поскольку художник является «функцией» своего класса и его «творящим медиумом», а творчество — «функцией общественной идеологии» автор вправе пользоваться любым арсеналом выразительных средств, выработанных предшествующим искусством, для образного воплощения идеологии победившего класса. Тематика поэтических выступлений авторов «Кузницы» была обусловлена их пониманием Мировой революции как не только социального, но и космогонического катаклизма, «Великой Мировой Весны» (В. Кириллов) знаменующего начало новой эры «Мирового Совдепа» (С. Обрадович) и приход нового Человека-пролетария: Вот он — Спаситель, земли властелин, Владыка сил титанических, В шуме проводов, в блеске машин, В сиянии солнц электрических. (В. Кириллов. «Железный Мессия». 1918) Пафос коллективного созидательного труда, победы над косными си-лами природы и старым миром, культ «мы» вплоть до утверждения не-возможности индивидуального сознания сочетается в их поэзии с бого-борческими мотивами и призывами в духе раннего футуризма: Мы во власти мятежного, страстного хмеля; Пусть кричат нам: «Вы палачи красоты», Во имя нашего Завтра — сожжем Рафаэля, Разрушим музеи, растопчем искусства цветы. (В. Кириллов.«Мы». 1917) Именно «Кузница» стала инициатором создания в октябре 1920 года Всероссийской ассоциации пролетарских писателей (ВАПП) — предшественницы РАПП. К ассоциации вскоре присоединилось еще ряд групп пролетарских писателей, таких, как кружок рабочих поэтов и беллетристов «Рабочая весна» (при газете «Рабочая Москва») и группа комсомольских поэтов «Молодая гвардия», возникшая вокруг одноименного журнала и газеты «Юношеская правда» при поддержке ЦК РКСМ. В последнюю группу входили такие поэты, как Александр Безыменский (1898–1973), Александр Жаров (1904–1984), Иван Доронин(1900–1978) и др. Часть поэтов из этих групп, в частности «кузнецы» В. Кириллов и М. Герасимов, разойдясь с товарищами в своей оценке нэпа, вскоре перешли в созданную в 1922 году группировку «Октябрь», которая влилась в Московскую ассоциацию пролетарских писателей (МАПП, с апреля 1924 года ставшая секцией ВАПП) и вскоре перехватила у «Кузницы» главенствующую роль в ассоциации. Во многом эстетическая программа «Октября» была позаимствована у группы «Кузница», впрочем, без крайностей ее культурного нигилизма и абстрактного космизма: «Откиньте небо! Отбросьте вещи! / Давайте землю и живых людей!» — обратился в стихотворении «Поэтам «Кузницы» (1923) к соратникам по ассоциации А. Безыменский, порвавший с былым увлечением «планетарной поэзией». В манифесте «Идеологическая и художественная платформа группы пролетарских писателей «Октябрь», напечатанном в 1923 году № 1 журнала «На посту» — печатном органе ВАПП-РАПП, был провозглашен примат содержания над формой, осуждены за формальный поиск другие литературные группировки. В этом манифесте «буржуазной литературе», обслуживающей интересы класса буржуазии, была противопоставлена литература «пролетарская», «которая организует психику и сознание рабочего класса и широких трудовых масс в сторону конечных задач пролетариата как переустроителя мира и создателя коммунистического общества» . Эта установка ограничила тематический диапазон «пролетарской поэзии»: как писал А.Безыменский в стихотворении «О шапке» (1923): Только тот дней не мельче, Только тот на нашем пути, Кто умеет за каждой мелочью Революцию мировую найти. 4. Левые поэтические группы. Левые группы в значительной степени определяли собой поэтический ландшафт первых послереволюционных лет, особенно группы, возникшие на развалинах дореволюционного футуризма. Именно они восторженно принимают революцию, сразу же включившись в идеологическую борьбу с традициями прошлого: так, уже в марте 1918 года В. Маяковский, В. Каменский и Д. Бурлюк на стенах домов собственноручно расклеивают первый выпуск «Газеты футуристов». В газете был опубликован «Манифест летучей федерации футуристов», провозгласивший, вслед за политической и социальной, третью революцию — Революцию Духа, суть которой — в создании нового, демократического искусства силами самых широких народных масс. Помимо прочего, газета включала в себя «Декрет № 1 о демократизации искусств (Заборная литература и площадная живопись)»: «Во имя великой поступи равенства каждого перед культурой Свободное слово творческой личности пусть будет написано на перекрестках домовых стен, заборов, крыш, улиц наших городов, селений и на спинах автомобилей, экипажей, трамваев и на платьях всех граждан» Будучи революционерами в искусстве, футуристы уже не могли довольствоваться экспериментированием с новыми рифмами, ломкой синтаксиса и т.п.: им необходимо было, чтобы новое искусство преображало саму окружающую реальность и человека, которые тем самым становились не только предметом, но и материалом творчества: «Улицы — наши кисти, / Площади — наши палитры» — писал В. Маяковский в стихотворении «Приказ по армии искусств» (1918). Не удивительно, что 1 мая того же года футуристы участвовали в праздничном оформлении Москвы и Петрограда. Вскоре, в январе 1919 г., было объявлено о создании в Петрограде еще одной «левой» группы — группы «комфутов» (коммунистов-футуристов) под предводительством Бориса Кушнера (1888–1937): так политика напрямую соединилась с искусством. Если в столицах футуризм приобретал все более отчетливое политизированное звучание, новаторский пафос подчиняя пафосу классовой борьбы и строительства нового мира, то противоположное, далекое от политики, крыло его утверждало свои позиции в провинции. Наиболее значи-тельным футуристическим объединением стала тифлисская группа «41°», организованная перебравшимися в Тифлис ветеранами футуристического движения Алексеем Крученых (1886–1968) и Ильей Зданевичем (1894–1975). Согласно манифесту группы, «Компания 41° объединяет левобережный футуризм и утверждает заумь как обязательную форму воплощения искусства» группа организовала одноименное издательство и газету (вышел 1 номер), выпустила ряд книг и сборников, проводила художественные выставки, пропагандируя заумное искусство. Многие поэтические группировки, возникавшие после Октябрьской революции, даже декларативно порывая с футуристами, тем не менее, в той или иной степени ориентировались на их теоретическое и поэтическое наследие. При этом большинство из этих групп свою эстетическую программу строили на том или ином пункте доктрины русского футуризма, абсолютизируя его. Если для самих кубофутуристов, ставивших во главу угла «самовитое слово», тем не менее прочие обновляемые ими элементы художественной структуры (ритмика, просодия, грамматика, синтаксис и пр.) были не менее важны, то, к примеру, программа «формлибристов» (1922) опиралась прежде всего на «ритм звук метр», поскольку эти элементы, как гласила «Декларация форм-либризма» суть «материал художника, сумма составных которого создает содержание, вылитое из пространственных синонимов слагаемых» «Люминисты» (1921–1922) абсолютизировали освобожденное от любых языковых связей «…живое слово, прорастающее из круговорота пластов и колеблемое неиссякаемыми вихрями молниеносных откровений, аграмматическое, чуждое обычной статической речи» именно через такое слово, по мысли «люминистов», выражается подлинная сущность мира, которую они обозначали понятием «Lumen» или «Оно». «Анархисты-биокосмисты» (1920–1924), довольно органично сопрягавшие анархическую доктрину с «Философией общего дела» Николая Федорова, занимали прямо противоположную позицию, языковые связи ставя выше самих слов: «Центр нашего внимания не отдельные слова, но ряды слов, не столько этимология, сколько синтаксис. И потому: творчество словесных рядов — разнообразие сочетаний их элементов». По-своему, вслед за футуристами, преломляя романтическую концепцию «поэтического безумия», группа «фуистов» (1921–1923) проповедовала «мозговой ражжиж», предрекая: «Да будет стадия всеевропейского обезумления трамплином нового прыжка» Одной из наиболее радикальных постфутуристических группировок пореволюционной эпохи были «ничевоки» (1920–1921), утверждавшие, что конечная цель последовательной «дисконструкции» (термин футуриста Д. Бурлюка) или «истончения» (в терминологии «ничевоков») художественной структуры, осуществляемой авангардным искусством, заключается в полном уничтожении искусства как такового, его дискредитации и аннигиляции жизнью: «Истончение сведет искусство на нет, уничтожит его: приведет к ничего и в Ничего». Поэтому нынешнее обращение поэтов к творчеству является лишь компромиссом с присущей им жаждой творчества, тогда как в будущем должны осуществиться лозунги, провозглашенные в «Декрете о ничевоках поэзии»: Ничего не пишите! Ничего не читайте! Ничего не говорите! Ничего не печатайте! «Левый фронт». Таким образом, лагерь «левой» поэзии не был единым: группировкам, отстаивавшим автономность искусства от политики противостояли объединения, не только сотрудничающие с новой властью, но и стремившиеся стать в авангарде нового, социалистического искусства. Прежде всего, натиску конкурентов не собирались уступать футуристы, разделявшие политическую платформу большевиков и желавшие направить ширящееся футуристическое движение в «нужное русло». Так, в 1921 г. на Дальнем Востоке (Владивосток — Чита) было создано новое футуристическое объединение «Творчество», выросшее из вышедшего за год до того одноименного журнала, в котором приняли участие Давид Бурлюк, Николай Асеев (1889–1963) и Сергей Третьяков (1892–1939). Именно последние двое составили костяк группы (Д. Бурлюк вскоре перебрался в Америку), в которой приняли участие также Петр Незнамов (Лежанкин; 1889–1941), Владимир Силлов (1901–1930), Сергей Алымов (1892–1948), Венедикт Март (Матвеев; 1896–1937) и др. Эта группа, вместе с «комфутами» и рядом других творческих объединений послужила базой для создания в 1923 г. во главе с В. Маяковским Левого фронта искусств — ЛЕФа, взявшего на себя роль главного наследника и преемника раннефутуристического движения в советской литературе. «Мы, лефы, ведем свое начало от «Пощечины общественному вкусу», — заявлял один из наиболее активных «лефовцев» С. Третьяков. Поэтому неслучаен и состав ЛЕФа, члены которого в основном были мобилизованы из футуристических рядов: помимо В. Маяковского, в объединение вошли критики Борис Арватов (1896–1940), Осип Брик (1888–1945), Николай Чужак (Насимович, 1876–1937), а также поэты Н. Асеев, В. Каменский, А. Крученых, Б. Кушнер, Б. Пастернак, С. Третьяков, художники А. Родченко, В. Степанова, Л. Попова, кинорежиссеры С. Эйзенштейн, Д. Вертов, филологи В. Шкловский, Г. Винокур и др. Можно заметить, что литературное крыло объединения в основном составляли именно поэты, что несколько ограничивало возможности ЛЕФа. Само «милитаризированное» название группировки отвечало не только духу времени, но и точно отражало агрессивно-наступательную стратегию «лефов», объявивших своими противниками «…тех, кто со злым умыслом идейной реставрации приписывает адемическому старью действенную роль в сегодня <…> кто подменяет диалектику художественного труда метафизикой пророчества и жречества» Печатным органом ЛЕФа стал одноименный журнал, редактором которого также был В. Маяковский. Понимая Октябрьскую революцию как революцию, кроме прочего, еще и эстетическую, «лефы» требовали радикального обновления искусства, прежде всего арсенала его выразительных средств. Так, один из ключевых принципов лефовской эстетики — борьба с вымыслом и «психоложеством» (психологизмом, запечатлением в искусстве душевных движений личности), которым теоретики ЛЕФа противопоставляли «литературу факта» и функциональное понимание человека, изображаемого в его внешних проявлениях — в делах и поступках, в труде: «Мы — против литературы вымысла, именуемой беллетристикой; мы — за примат литературы факта. <…> Мы вовсе не против условного признания момента выдумки как некоего диалектического предвидения, связующего и толкающего отложившиеся факты, — мы только против выдумки как абсолюта. <…> Мы — всячески за жизнь, мы только против выдумки «под жизнь»— писал один из теоретиков ЛЕФа Н.Чужак в статье «Писательская памятка», открывающей «первый сборник материалов работников ЛЕФа» «Литература факта». В поэзии это выражалось в культивировании «лефами» жанров стихотворного фельетона, репортажа, агитки, рекламного слогана, подписи для плакатов и других форм «агитационно-производственного искусства», которые по сути должны были вытеснить жанры традиционные, прежде всего интимно-медитативные. Логика такого вытеснения «фактом» вымысла обусловлена отношением «лефов» к происходившим в стране преобразованиям, которые, по их мнению, превосходили своей масштабностью и фантастичностью любой вымысел. Кроме того, «лефы» своеобразно понимали теорию «социального заказа», считая, как утверждал Осип Брик, что «не себя выявляет великий поэт, а только выполняет «социальный заказ», то есть выражает в творчестве идеологию и устремления своего класса, так что «Не будь Пушкина, «Евгений Онегин» все равно был бы написан. Согласно данной теории, подлинно революционный писатель тем и отличается от своих предшественников, что понимает свою роль рупора и выразителя интересов победившего пролетариата, сознательно выполняя «социальный заказ». Не удивительно, что труд поэта понимался «лефами» как производство стихов, а произведения искусства мыслились как вещь среди других вещей социалистического быта («Как делать стихи?» — называлась одна из статей В. Маяковского 1926 года; он же писал в стихотворении 1925 года «Домой!»: «Я хочу, / чтоб в дебатах / потел Госплан // мне давая / задания на год. // Я хочу, / чтоб над мыслью / времен комиссар / с приказаньями нависал»). 5. Одно из последних значительных объединений 1920-х годов литературная группа ОБЭРИУ, отчасти выросшая из созданного в 1925 году поэтом Александром Туфановым (1877–1941?) «Ордена заумников». Дебютный вечер ОБЭРИУ под названием «Три левых часа» состоялся 24 января 1928 года на сцене ленинградского Дома печати. Из поэтов в группу вошли Александр Введенский (1904–1941), Даниил Хармс (Ювачев; 1905–1942), Николай Заболоцкий (1903–1958), Константин Вагинов (1899–1934), Игорь Бахтерев (1908–1996), Борис Левин. К обэриутам были близки Николай Олейников (1898–1937 или 1942), Юрий Владимиров, философы Яков Друскин, Леонид Липавский, писатель Евгений Шварц, а также художники Казимир Малевич, Павел Филонов и ученицы Филонова Татьяна Глебова и Алиса Порет. Название ОБЭРИУ расшифровывалось как «Объединение реального искусства» (финальное «у» было добавлено в качестве шутки, в пику многочисленным литературным «-измам»). Центральные фигуры будущих обэриутов еще в начале 1920-х годов году вместе с философами Л. Липавским и Я. Друскиным объединились в литературно-философское эзотерическое содружество «Чинари». Онтологические вопросы времени, пространства, движения, теологические проблемы, поднимаемые на собраниях чинарей, во многом определили художественную картину мира и эстетику обэриутов. Среди важнейших — идея бессвязности, мерцания мира, раздробленности времени, непонимании разумом мира и молчания как адекватной формы выразить его бессмыслицу. С физическим исчезновением членов содружества (1937 — арест и гибель Олейникова, 1941 — арест и гибель Введенского, затем Хармса, гибель на фронте Липавского) оно перестало существовать. Таким образом чинари — неспецифически художественное и более широкое по временным границам объединение, нежели Обэриу, которое прекратило свое существование в связи с арестами в 1931 г. ее основных участников — Введенского, Хармса, Бахтерева. Но их творчество продолжалось и после 1932 года, когда Введенский и Хармс были освобождены. Среди литературных традиций, на которые опирались обэриуты следует назвать условную, абсурдно-сатирическую «линию» в творчестве Н.В. Гоголя, О.И. Сенковского, М.Е. Салтыкова, «творчество» Козьмы Пруткова и графоманскую поэзию XIX века. Сегодня установлены поля притяжения и отталкивания обэриутов и символистов (прежде всего — А. Белого), акмеистов, имажинистов и, конечно, футуристов. В литературоведении с начала 1990-х годов ХХ века поставлен вопрос об авангарде как генеральной традиции, к которой примкнули обэриуты. При этом не только отечественный авангард, но и мировая практика футуристов, дадаистов, сюрреалистов рассматривается сегодня как важнейший контекст творчества Обэриутов. Но если в известнейшей монографии швейцарского слависта Ж.-Ф. Жаккара творчество обэриутов рассматривается в аспекте упадка русского авангарда, как его кульминационное завершение, оборвавшееся смысловой «немотой», то в работах А. Кобринского, С. Кудрявцева, М. Ямпольского3 и др. на основе взаимодействия авангардных течений начала ХХ века и обэриутов рассмотрены богатые возможности смыслопорождения. Основные эстетические положения были изложены также в сборнике «Ванна Архимеда», который был опубликован лишь в 1991 г. Но важнейшие принципы будущих обэриутов с очевидностью проглядывались уже в статье Хармса 1925 г. «Ход не от желудка, а от революции к материалу». В иронической манере пишется, что «ленинградская организация левого фронта искусства предлагает обществу свои услуги МЕТОДОМ ПОДТАСОВКИ. В СССР завал вульгарным материализмом, стремящимся сковать вольные движения человека осмыслицы и лишить его отдыха. Мы, истинные художники, доктора общественного желудка, дадим вам слабительную жижицу в виде хляпа крышки романтизма. Для нашего же интереса и отдыха мы создаем бюро «романтики и приключений» снеожиданным выкриком «Нужно жить очаровательно» и «не бей по сапогу — ширма свалится»». Группа ОБЭРИУ, как и другие объединения, просуществовала недолго и распалась. В декабре 1931 года по обвинению во «вредительстве в области детской литературы» Д. Хармс, А. Введенский и И. Бахтерев были арестованы и после нескольких месяцев заключения отправлены в ссылку. 6. «Комсомольская поэзия» 1920–1930-х годов. Происходившая в 1920–1930-е годы смена поэтических поколений остро выразилась в творчестве «поэтов-комсомольцев». В начале 1920-х годов и в 1930-е годы особенно активно заявили о себе глашатаи новой исторической действительности во всех ее повседневных и даже будничных проявлениях так называемые «комсомольские поэты» — Александр Безыменский, Александр Жаров, Михаил Светлов, Иван Молчанов, Михаил Голодный (Михаил Семенович Эпштейн), Николай Кузнецов, Иван Доронин, Иосиф Уткин, Виссарион Саянов , Яков Шведов, Николай Дементьев, Джек Алтаузен (Яков Моисеевич Алтаузен), Сергей Малахов, Серафим Огурцов, Анатолий Кудрейко, Борис Ковынев, Михаил Юрин, Александр Ясный (Александр Маркович Яновский) и др. Во многом были схожи их «комсомольские» биографии. Проблематика и образный строй их произведений также имели немало художественных точек соприкосновения. Вместе с тем, творческая близость не могла заслонить и поэтических различий между ними. Даже слабости и недостатки «комсомольской» поэзии тоже были во многом различны. Всякая тенденция подверстать имена этих поэтов в некую «удобную» для критиков «обойму» обедняет наше представление об отечественной поэзии, лишает нас какой-то части ее бо-гатства и многообразия. Своим творчеством комсомольские поэты в сущности продолжали традиции пролеткультовских поэтов. Стремление к новым общественным идеалам, революционный энтузиазм и исторический оптимизм стали пафосом их творчества. Но если их предшественники выступали от имени всего пролетариата, и мироощущение их героев приобретало чаще всего «космический» размах, то «комсомольские поэты» говорили от лица молодого поколения революции и стремились передать более конкретный облик героя новой эпохи. Их идейно-эстетические позиции, выраженные в таких стихах, как «Поэтам «Кузницы», «О шапке» и «Молодая гвардия» А.Безыменского, «Вечер», «На лекцию, за книгу!», «Взвейтесь кострами, синие ночи» А. Жарова, «Современники» и «Ровесникам» В. Саянова, «Рабфаковке» и «Гренада» М. Светлова и др., уже опирались не столько на общие черты молодого современника, сколько на живых носителей революционной сознательности. Стремление «революцию Мировую найти» «за каждой мелочью» (А. Безыменский), желание «сверкающие крики комсомольца перелить в свинцовые стихи» (М. Светлов) было новым шагом в движении поэзии по сравнению с пролетарскими поэтами периода гражданской войны. 7. Обращение Исаковского, как и Твардовского и Прокофьева в 1930-е гг. к песенной форме далеко не случайно: массовая песня становится одним из самых значительных достижений советской поэзии в этот период. Еще в заключительном слове М. Горького на Первом съезде советских писателей прозвучал завет: «Мир очень хорошо и благодарно услышал бы голоса поэтов, если б они вместе с музыкантами попробовали создать песни, — новые, которых не имеет мир, но которые он должен иметь». Эта идея пришлась ко двору: в июне 1935 года газета «Правда» совместно с писательским и композиторским союзами объявила конкурс на создание текста и музыки массовой советской песни на русском языке. Действительно, высокая поэзия все еще оставалась недоступной значительной части населения СССР, песенная же форма, при всем ее демократизме, как нельзя лучше отвечала требованию «народности» — отражала повседневную жизнь народных масс, будучи тесно связанной с ритуалами повседневности (трудовым поведением, формами коллективного досуга и празднования) отличалась доступностью и популярностью. Сам песенный жанр исключал формальную сложность, в частности избыточную метафоричность, словотворческий эксперимент или языковую вязь: в основу советской песни бралась общеупотребительная лексика, с вкраплением лексики идеологической или профессионализмов, синтаксическое членение фразы совпадало со стиховым. Кроме того, песня легко распространялась в массах — не только благодаря радиотрансляциям и гастролям артистических бригад, но и бурно расцветшей в 1930-е гг. массовой самодеятельности; с появлением звукового кино песня активно зазвучала и с киноэкранов. Так, например, песенная поэзия. Песни М. Исаковского — органическая часть его поэтического творчества, и в них так же, как и в произведениях других «колхозных» поэтов, лирическая тема разворачивается на материале новой, социалистической действительности: так, в самой известной песне поэта «Катюша» верность главной героини в любви ее суженому, служащему «на дальнем пограничье», сопряжена с его верностью службе: Пусть он вспомнит девушку простую, Пусть услышит, как она поет, Пусть он землю бережет родную, А любовь Катюша сбережет. Жесткая идеологическая политика заметно обедняла поэтический ландшафт 1930-х годов. Голоса многих значительных поэтов — как состоявшихся, так и еще входящих в «большую литературу» — в это время практически не слышны: лишь Б. Пастернаку удается в 1932 году выступить с новой поэтической книгой «Второе рождение». Но его органическое обращение к раздумьям о месте поэта в эпоху революционных преобразований было воспринято большинством критиков с подозрением. Анна Ахматова лишь через 18 лет — в 1940 году получит возможность издать небольшой сборник «Из шести книг»: само название несло в себе значимую «фигуру умолчания», поскольку сборник включал стихотворения из не опубликованной «пятой» книги стихов «Тростник». Другие же крупные поэты (в том числе О. Мандельштам, Н. Клюев, М. Кузмин, Д. Хармс и др.) не смогли в 1930-е годы опубликовать ни одной книги, да и публикации их отдельных стихотворений (если таковые случались) можно пересчитать по пальцам. ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ 1. Опыт какой поэтической группировки дореволюционной литера-туры оказался особенно востребован поэзией 1920–1930-х годов советской России? 2. Почему в первые послереволюционные годы в России такую роль в литературном процессе играли поэтические группировки? Как это отвечает духу той эпохи? 3. Назовите крупнейшие поэтические объединения и группировки 1920–1930-х годов, кратко охарактеризуйте их творческую программу и назовите основных представителей. 4. Чем обусловлено доминирование РАПП в литературном процессе 1920-х годов и почему состоялось объединение писателей в Союз Писателей СССР? 5. Охарактеризуйте поэзию Пролеткульта, «Кузницы», ОБЭРИУ, «комсомольских поэтов» и других группировок и объединений. 6. Перечислите особенности литературного процесса 1930-х годов, свидетельствующие о смене культурной парадигмы по сравнению с предшествующим десятилетием. 7. Какую роль в судьбе советской поэзии сыграло постановление ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций»? 8. Каковы критерии «народности», применявшиеся в 1930-е годы к поэзии? Как эти критерии повлияли на формировании песенной поэзии тех лет. Основные понятия Авангардизм, анархизм-биокосмизм, грузофикация стиха, деструк- ция, заумь, имажинизм, катахреза, кафейный период, коммунэры, комфуты, конструктивизм, конструэма, левая поэзия, ЛЕФ, литература факта, локальный образ, люминизм, метафора развернутая, метонимия, напостовство, ничевоки, ОБЭРИУ, одемьянивание поэзии, Пролеткульт, пролетарская поэзия, «комсомольская поэзия», РАПП, РЕФ, смысловая доминанта, социальный заказ, формлибризм, фуизм, футуризм, эмоци-онализм, экспрессионизм, ВОСП, гражданская поэзия, идейность, ка-нон, народность, партийность, песня, РАПП, социалистический реализм, унификация литературы, фольклор, формализм, эпическая поэзия.