Литература и ее содержательная сущность

Лекция 2 . Литература и ее содержательная сущность План лекции : Что такое литература? Каковы основные функции литературы? В чем специфика реализации этих функций в книгах для детей? Что такое детская литература? Какая литература предназначена главным образом для детей? При каких условиях литература для взрослых может быть предложена детям? Вопрос, который предложен вам для осмысления, может на первый взгляд показаться излишне простым и даже банальным (т.е. лишенным оригинальности, избитым). Действительно, нельзя представить себе, что, закончив среднюю школу, вы забыли: литература – это учебный предмет, содержанием которого является изучение определенного круга произведений, а также элементов теории создания этих произведений их авторами и исторических особенностей связанного с ними литературного процесса в целом или в конкретной стране и у конкретного народа. Обратим ваше внимание на рассуждения одного из величайших умов человечества, нашего соотечественника – Виссариона Григорьевича Белинского, который создал прекрасный образец таких размышлений – статью «Общее значение слова литература» . Читайте! Многие придают совершенно одинаковое значение словам: словесность, письменность, литература и употребляют их без разбору. Другие, по принципу пуризма (а что это такое? – Н.С.,Т.П.), вовсе не хотят употреблять иностранного слова литература, думая, что его значение вполне выражается русскими словами: словесность и письменность. Пуристы хотели бы совершенно изгнать из употребления слово: литература, как иностранное и притом лишнее в русском языке. Но их усилия остаются бесплодными. Слово существует: стало быть, оно необходимо, и его не может заменить собою никакое другое слово, потому что в языке не может существовать двух слов, совершенно равносильных и тождественных в выражении одного и того же понятия. Если словесностию можно заменить литературу, то книжное и несколько тяжелое слово словесник не может заменить собою слова литератор. Все говорят и пишут: литературный журнал, литературная газета, но никто, под опасением быть или непонятым, или смешным, не скажет: словесный журнал, словесная газета. Равным образом, можно сказать: человек есть словесное (в смысле одаренного словом) животное, но нельзя сказать: человек есть литературное животное. Из этого видно, что ни словесность не может совершенно заменить собою литературы, ни литература – словесности: оба эти слова равно необходимы, потому что, несмотря на их родственность, есть резкий оттенок в сущности выражаемых ими понятий. Впрочем, требовать, чтобы три эти слова: словесность, письменность и литература никогда не употреблялись одно вместо другого, значило бы впасть в педантизм (а это что такое? Вопрос наш. − Н.С., Т.П.), тем более, что эти слова иногда действительно сходятся между собою в значении. Но как, с другой стороны, они часто расходятся в оттенках общего им всем значения, то и странно было бы не определить этой разницы и не воспользоваться ею, как средством к большей определительности и ясности в понятиях. Во всех европейских языках употребляется только одно слово литература для выражения понятия, выражаемого по-русски тремя словами – словесность, письменность и литература: тем лучше для нас! Значит, в этом отношении, наш язык богаче других. Надобно же пользоваться этим богатством. Письменность и литература прежде всего относятся к словесности, как вид к роду. Понятие, выражаемое словесностию, гораздо общéе, нежели понятия, выражаемые письменностию и литературой: в обширном смысле, словесность заключает в себе и письменность и литературу, как ее же собственные проявления. Все, что находит свое выражение в слове, все это принадлежит к области словесности: и народная поговорка или пословица – и курс философии; и народная сказка или песня – и эпическая поэма или драматическое произведение, как великого поэта, так и бездарного сочинителя; и летопись, и история, и ученое сочинение, и учебник, и лексикон, и каталог книг, и книжка о легчайшем способе отращивать волосы и истреблять мух. К области письменности принадлежат те словесные произведения, которые народ, не знавший еще книгопечатания, почел достойными сохранить от забвения, посредством письменного искусства. Под литературою разумеется или словесность народа, исторически развившаяся и отражающая в себе народное сознание, или какая-нибудь отрасль словесности, обнимающая собою известную сторону искусства и науки. Так, в последнем случае говорится: литература эстетики, литература истории, литература математики, медицины, технологии и т.д., разумея под этим собрание всех сочинений, относящихся до того или другого из перечисленных предметов. Понятие о литературе тесно связано с понятием о книгопечатании. Из этого видно, что письменность и литература относятся еще к словесности и как постепенные моменты ее развития. Другими словами: словесность, письменность и литература суть три главные периода в истории народного сознания, выражающегося в слове. Сознание всех младенчествующих народов прежде всего выражается в поэзии, и потому каждый народ и каждое племя непременно имеет свою поэзию, на какой бы низкой степени цивилизации и образования не стояли они. Отсюда не исключаются ни номады (объясните, кто это? – Н.С., Т. П.) Средней Азии, ни дикари океанийские ( а это кто? – Н.С., Т.П.). Народ или племя может не знать искусства писания, но не может не иметь поэзии. Поэзия младенчествующих народов состоит не столько в поэтическом содержании и поэтической форме, сколько в поэтическом выражении. Форма и выражение – не всегда одно и то же: первая относится к расположению, к композиции поэтического произведения; под вторым должно разуметь только склад речи, слог, короче – форму слова. И поэтому у младенчествующих народов выражение всегда поэтическое, хотя содержание часто бывает нелепое, а форма чудовищная. Они поэтически выражают и свою опытную мудрость (поговорки, пословицы, параболы, басни), и прошедшее их жизни (предание), и свои космогонические и религиозные понятия (мифы, гимны и т.п.). О таком народе или племени можно сказать, что они имеют словесность, − и в этом смысле, нет на земле народа, ни племени, даже дикого, у которых не было бы словесности. Когда народ знакомится с искусством письмен, его словесность получает новый характер, зависящий от духа народа и от степени его цивилизации и образованности. Таким образом, самые древние памятники космогонической и мифической поэзии греков дошли до нас, сохраненные посредством письма; по преимуществу народ эстетического чувства, греки, познакомившись с искусством писать, тотчас же поспешили передать хранению буквы прежде всего поэтические произведения их национального духа. Другое зрелище представляют словенские племена в отношении к письменности: этим искусством они обязаны ревности христианских проповедников, которые видели в нем вернейшее средство распространить между ними евангельское учение. А так как христианство, естественно, произвело в словенских племенах дух безусловного отрицания прежней языческой их национальности и так как понятие о письменности в уме племен тесно слилось с понятием христианской религии, то письменность и приняла у них характер по преимуществу церковный: словяне считали достойным предавать письменам только книги религиозного и теологического содержания. К этому присовокупился еще род словесности, бывший долгое время исключительно достоянием монашествующего духовенства – летописи. Благочестивые иноки, в назидательное поучение потомству, описывали дела мирские, с тем взглядом на вещи, который невольно сообщало им чувство их разъединения с миром, в недрах тихого успокоения кельи. Естественно, что памятники языческой поэзии были забыты и не вверялись букве. Оттого до нас не дошло не только никаких песен языческого периода Руси, но мы даже не имеем почти никакого понятия о словенской мифологии. Немногие имена богов и названия праздников и обрядов сохранились для нас только в обличительных противу остатков язычества словах ревностных поборников церкви. Если до нас дошли несколько сказок, или поэма в сказочном роде, в которых имя «Владимира – красного солнышка, ласкового князя киевского стольного» играет значительную роль, − это сделалось как бы случайно. Сказки эти долго хранились в народной памяти и до того изменялись с каждым веком, подновляясь и в языке и в понятиях, что в то время, когда грамотным людям пришла охота положить их на бумагу, они уже совершенно лишились своего первобытного вида. А списаны они со слов народа на бумагу, вероятно не раньше XVII столетия. «Слово о полку Игоревом», этот прекрасный памятник уже полуязыческой поэзии, дошло до нас в единственном и притом искаженном списке. Сколько же памятников народной поэзии погибло совсем! Этому причиною было, во-первых, высокое понятие наших предков о достоинстве письменности: они думали, что письмо назначено только для сохранения слова Божия и важных дел государственных, и это значило бы унижать его, записывая выдумки праздных балагуров и потешников; во-вторых, наши предки, как бы чувствуя бессознательно ничтожность и незначительность их народной поэзии, по инстинкту не дорожили ее памятниками. И они были правы: гибнет в потоке времени только то, что лишено крепкого зерна жизни и что, следовательно, не стоит жизни. И потому не презирая уцелевшими остатками нашей народной поэзии, в то же время не будем слишком жалеть об утраченных. Таким образом, период нашей словесности до времен письменности для нас погиб невозвратно, а период нашей письменности, совпадая в своем начале, с эпохою изобретения Кириллом и Мефодием словенской азбуки (эпохою до сих пор еще не определенною с точностию), совпадает в своем конце с эпохою начала русской литературы, т.е. с эпохою появления первых светских русских писателей. Период русской письменности ознаменовался несколькими (весьма немногими) сочинениями, если не совсем литературными, то и не подходящими под разряд ни теологических, ни летописных произведений словесности. Литература есть последнее и высшее выражение мысли народа, проявляющейся в слове. Если чтение данного фрагмента доставило вам удовольствие – и интеллектуальное и художественное – и вы хотите узнать, почему, по мнению Белинского, «под литературою в точном и определенном значении этого слова должно разуметь сознание народа, исторически выражающееся в словесных произведениях его ума и фантазии», почему, «хотя произведения поэтов греческих существовали и письменно, тем не менее эллины предпочитали живое слово мертвой букве и лучше любили слушать, нежели читать», и, наконец, отпечаток какого духа, выходя из духа народа, носят на себе литературы разных народов, в том числе и нашей, отечественной, дочитайте предложенную вам статью, обратившись к сочинениям В.Г. Белинского, так как она в дальнейшем вам не раз еще пригодится. Результаты своего чтения обсудите с преподавателем и товарищами в группе. Каковы основные функции литературы? Слово «литература» − в широком смысле − означает совокупность научных, художественных, философских и тому подобных произведений того или другого народа, эпохи или всего человечества. В узком смысле слова, «литература» – это совокупность печатных произведений по какой-либо отрасли знания, по какому-либо специальному вопросу (литература историческая, техническая, справочная и т.п.). А понятие «литература» – это, по Белинскому, «сознание народа, исторически выражающееся в словесных произведениях его ума и фантазии», т.е. мудрость народа. Еще раз обратите внимание на то, как умело и точно разграничивает Виссарион Григорьевич Белинский понятия « литература» и «словесность»: «существенное различие между «словесностию» и «литературою» состоит в том, что в «словесности» преобладающим интересом является язык, как материал всякого словесного произведения; а в «литературе» самостоятельный интерес языка исчезает, подчиняясь другому, высшему интересу – содержанию, которое в литературе является преобладающим и самостоятельным интересом». Письменность же служит «хотя и не всегда, естественным переходом от словесности к литературе; ею иногда как бы оканчивается словесность и начинается литература», а книгопечатание – это «фокус, сосредотачивающий в себе лучи народного сознания». Понятно, что цель закрепления литературы в виде письменных произведений, книг – это стремление человечества не допустить разрыва «связи времен», не превратить потомков «в Иванов, не помнящих родства», а передать им всю свою мудрость, весь накопленный опыт, оплаченный дорогой ценой: потом, кровью, иногда и самой жизнью предшественников. Вполне понятно, что и основные функции литературы определяются этой целью: эти функции – общение, познание и созидание окружающего мира и самих себя, как части этого мира, в его непрерывном развитии, основываясь на уже накопленном ранее опыте. В чем специфика реализации этих функций в книгах для детей? Обратимся к сказке-несказке В. Бианки «Люля». Можно ли утверждать, что здесь реализована функция общения, присущая литературе? Несомненно, можно и должно. Хороший читатель сразу обратит внимание на то, что автор произведения как бы пересказывает нам историю, которую поведал ему хант-зверолов, и, естественно, таким образом круг общения ханта с ограниченным числом его слушателей сразу расширяется почти беспредельно. Функция общения с помощью письменности и книгопечатания лишается границ: ни время, ни пространство не властны теперь над историей, которую поведал миру в лице автора данного произведения никому доселе неизвестный хант-зверолов. А сейчас, прочитав сказку-несказку, мы его знаем? Да, знаем! Знаем в том смысле, что представляем образ человека, умудренного опытом жизни, спокойного и немногословного собеседника, не выпячивающего, а скрывающего свою мудрость за достаточно простым сюжетом, целью которого, на первых взгляд, является объяснение людьми существования на земле удивительной птички – чомги. В этой птичке необычно все: ее постоянная жизнь на воде, ее красные глазки и красный пузырик на клюве. И люди, которым свойственно все необычное объяснять, придумали историю, предлагающую вариант разгадки столь необычной комбинации явлений. Правомерен ли это вариант? Да! Научен ли он? Разумеется, нет! Но ведь рассказчик и не ставил перед собой научных целей. Он фиксирует внимание слушателей на необычном явлении, которое изображается им как абсолютно достоверное, а вариант разгадки явления – это своеобразный катализатор мысли, побуждающий одних удовлетвориться услышанным ответом, а других − усомниться в нем и отправиться на поиски истины. Вот вам и функция познания, которая вступает в свои права, поскольку общение тем и ценно, что, разрешая одни вопросы, ставит перед нами другие, начиная с того, кто такой хант, и кончая тем − как возник мир на самом деле?.. Однако не только сугубо познавательные вопросы ставит перед читателем данного произведения его рассказчик. Не менее, а может быть даже значительно более важны здесь вопросы нравственно-эстетического содержания. Правда, эти вопросы завуалированы сказочным сюжетом. Но стоит вдуматься в него, вглядевшись в иллюстрации Ф. Ярбусовой или Н. Чарушина, сопровождающие развитие сюжета в хороших детских изданиях, как изображенные художником картины и ситуации, вызывающие такие вопросы, проявляются словно на волшебной картинке . И вот перед читателем выстраиваются герои сказки: сильный, большой зверь – Кит; очень разнообразные звери и птицы «со всех концов моря» (достаточно взглянуть на иллюстрации Ярбусовой, чтобы не просто понять, а почувствовать, как им плохо, неудобно, даже страшно жить в окружении огромных водных просторов!); рыбы, тоже разные, которым, в отличие от зверей и птиц, в воде очень удобно, и крохотная уточка-нырец Люля – со смешным хохолками-рожками на голове. Прост ли этот мир? Нет, совсем не прост и, к тому же, очень похож на мир людей. А иначе и быть не может! Ведь рассказывает сказку человек и, объясняя взаимоотношения существ животного мира, он невольно пользуется жизненным опытом, накопленным в мире людей. Итак, всем плохо жить на воде, кроме рыб. Не чувствуют дискомфорта Кит и Люля (во всяком случае, у нас нет никаких данных думать иначе). А вот всем остальным плохо. Они шумят, горюют, жалуются… Кто равнодушен к общей беде? Рыбы. Они могут, но не хотят сделать доброе дело и объясняют это совершенно прямолинейно и не стесняясь: «Не дадим вам земли острова делать. Нам без лучше жить: плыви куда хочешь». Им, вероятно, и в голову не приходит, что такого рода реакция – безразличие к чужим бедам – это крайне отрицательная, антиэстетическая позиция, это стыд и позор с точки зрения человеческой морали. Кит готов помочь зверям и птицам, но не может: «Не достать мне до дна. Очень уж я толстый, не пускает меня вода…» А к Люле никто и не обращается за помощью: куда ей, маленькой, смешной и слабенькой. Но она-то так не считает. Ей неплохо на воде, но она не может остаться равнодушной к слезам, горю, стону других. Да к тому же она не просто уточка, а нырец. Конечно, сил у нее немного, но есть мастерство и желание изжить беду. И она пробует… Трижды, как в сказках и положено, пытается Люля осуществить свой замысел – достать землю для зверей и птиц со дна моря. И добивается успеха лишь на третий раз, почти ценой жизни. За это и получает она в награду необыкновенный цвет глаз и красный пузырик на клювике. Правда, места на земле ей не достанется, но она об этом и не жалеет: не для себя старалась − ей и на воде хорошо, потому что она и на воде умеет обустроить свой дом, выводить и выращивать птенчиков и жить спокойно, если нет беды вокруг. Молодец, Люля!.. А вот звери и птицы не могут вызвать у нормального читателя таких светлых и положительных чувств. Что умеют, чем замечательны они? Умеют громко жаловаться на неудобства и стенать; умеют оценивать окружающих по внешнему виду и весу, но не ведают о том, что в тщедушном на вид теле может быть сильный дух, да и тело может только казаться слабеньким и лишь поначалу… Зато они подозрительны и не добры: они, не смущаясь, смеются над Люлей и в глаза обвиняют ее в том, в чем она никак и никогда по сущности своей не может быть виновата («… с Китом тягаться хочешь…»). Правда, потом они жалеют Люлю и даже пугаются за нее, и радуются тому, что Люля не погибла: «Подхватили ее звери и птицы, перевернули, посадили на воду ножками вниз и видят: сидит Люля, еле дышит. Глаза у нее красной кровью налились, на клюве красный кровяной пузырик, а в клюве – щепотка земли со дна морского. Обрадовались звери и птицы…» Чему обрадовались-то?.. Ответ – причем абсолютно недвусмысленный – содержится в этом же предложении и в следующем абзаце: «Обрадовались звери и птицы, взяли у Люли щепотку земли и сделали большие острова. А маленькой Люле за то, что землю достала со дна моря, постановили дать награду… И помчались звери, помчались птицы делить между собою землю…» Так перед читателем и раскрывается нравственно-эстетическая позиция рассказчика и автора, а для нас – познавательная и созидательная функции данного произведения: думай, читатель, оценивай типичные жизненные ситуации и позиции и решай для себя, что нормально, что прекрасно, что безобразно, словом, формируй свой эстетический идеал – то самое внутреннее чувство, которое станет твоим стержнем и поведет тебя по жизни и в жизни, согласно мудрой пословице: «Пыль после нас останется иль слава – при жизни это выбрать наше право»… Если вы так или примерно так восприняли прочитанное литературное произведение, то вам нетрудно было понять и то, как прав В. Гюго, сказавший: «Литература – это руководство человеческого разума человеческим родом». А теперь обратимся к ответу на вопрос, поставленный в заглавии параграфа 3: в чем специфика литературы для детей. Чтобы эту специфику выявить, мы и предложили вам прочитать не просто сказку о животных и не справочную статью об уточке-чомге, а сказку-несказку, т.е. литературное произведение, в котором познавательная и нравственно-эстетическая функции не только равнозначны, а и выражены в равной степени ярко и самостоятельно. Если вы, поняв это, будете впоследствии внимательно читать любые другие произведения, предназначенные детям 6−9 лет, вы убедитесь, что в детской литературе и не может быть иначе, потому что таков ее адресат – ребенок 6−9 лет. Понятийное мышление у него только еще формируется, слова-названия пока все еще теснейшим образом связаны с конкретными объектами и явлениями, т.е. за ними либо ничего не стоит, если ребенок этих объектов не видел, не рассматривал и не знает, либо стоят не понятийный смысл, а образные представления. Жизненный опыт детей еще крайне мал, а реальное окружение, если и добавляет что-то к этому опыту, то чаще всего весьма односторонне и однобоко. Показать ребенку картину мира во всем ее разнообразии, представить ему объекты и ситуации для оценки и выбора, помочь ему пока эмоционально, интуитивно увидеть достойную цель и потянуться к ней – это дело детской литературы и детской книги. Потому-то в ней как научные, познавательные, так и художественные, эстетические функции, если эта литература по-настоящему хорошая, обязательно реализуются. Об этой особенности детской литературы с восторгом писал С.Я. Маршак: «Нас радовало и увлекало, что в детской литературе элемент художественный и познавательный идет рука об руку не разделяясь , как разделились они во взрослой литературе» и как они постепенно будут разделяться в литературе юношеской, добавим мы… В заключение скажем еще об одном обстоятельстве. Интересно, обратили ли вы внимание на то, что в детских книгах, которые вы рассматривали (как и в детских книгах для младших школьников вообще), обе эти функции – и эстетическую, и сугубо познавательную − в значительной части выполняет зрительный ряд. И чем меньше ребенок, тем большая нагрузка на этот ряд ложится. Именно поэтому вам надо привыкнуть и научиться отбирать для работы с детьми те издания, где зрительный ряд выполнен мастерски, т.е. с тонким и умным расчетом именно на ребенка 6−9 лет, поскольку восприятие зрительного сопровождения текста в хорошей детской книге необычайно плодотворно сказывается не только на развитии речи и мышления ребенка, но и на развитии его чувств, для осознания и выражения которых ему (и он это почувствует) будут необходимы и новые слова, и новые синтаксические конструкции, т.е. – новые мыслительные структуры. А все это вместе взятое затем будет непроизвольно вкладываться воображением ребенка в текстовый ряд при чтении новых литературных произведений. Вот почему, если вы сами научитесь вглядываться в иллюстрации, сопровождающие литературные произведения в детских книгах, а затем приучите к этому своих учеников, вы оптимально используете возможность общения, заданную книгой для того, чтобы дети на максимально доступном уровне могли освоить и «присвоить» заложенное в ней содержание. Что такое детская литература? Детская литература – это мир детских книг, т.е. книг, специально предназначенных для того, чтобы начинающий, неопытный читатель, научившись пользоваться книгой как инструментом для чтения – ранее или одновременно с тем, как он научится раскодировать текст, – захотел и привык думать над заложенной в каждом литературном произведении мудростью, вычерпывая из книг опыт предков методом ее (книги) чтения-рассматривания: до чтения, в процессе чтения и еще раз – после того, как литературное произведение прочитано. Как известно, литература – это искусство слова. А детская литература - это произведения искусства слова, специально написанные для детей или вошедшие в детское чтение, но непременно воплощенные в совокупности изданий, разовых и периодических, нацеленных на специфику восприятия или дошкольников, или младших школьников, или подростков, или юношества. И начинающие читатели, как показывает практика, ревностно относятся к тому, чтобы книга даже по внешнему виду соответствовала их ожиданиям. Например, попробуйте дать младшему школьнику для чтения любой рассказ из книги С. Сахарнова «Два радиста и другие рассказы» в издании «Внеклассное чтение». − Стрекоза, 2008. Ребенок если и будет читать его, то только под нажимом учителя и под угрозой разного рода неприятностей, вплоть до «двойки», если он задания не выполнит. Никакого удовлетворения от такого чтения он не получит, да и поймет лишь весьма немногое – в лучшем случае сюжет запомнит. Для воссоздания нужных картин и, следовательно, для соответствующих переживаний у него не хватает готовых образов. Совсем другую реакцию увидите вы, если предложите тому же ребенку тот же рассказ, но в издании, создатели которого были озабочены не заполнением книги печатным текстом, а созданием оптимальных условий для пробуждения у ребенка интереса к тому, что ему предстоит читать, тех условий, которые обеспечивают ему умение и желание предвосхищать содержание любой незнакомой книги методом чтения-рассматривания, т.е. вдумчивого сопоставления заглавия рассказа с иллюстрациями, выстроенными в определенной последовательности . Именно разнообразие специальных изданий, т.е. книг, журналов, газет, по возможности точно рассчитанных на постепенное пробуждение развития и становления нужд, запросов и интересов формирующейся человеческой личности, является естественной и оптимальной средой очеловечивания любого ребенка, если, конечно, он вовремя и правильно введен в деятельность с книгой и жизнь в мире книг. Дело в том, что в отличие от окружающего нас мира животных и растений, которые наделены удивительным свойством к самовоссозданию своего рода и вида без всякого постороннего вмешательства, человеческий детеныш этим свойством, к сожалению, не обладает. Вот, например, Мышонок Пик (см. повесть-сказку В. Бианки «Мышонок Пик»), хотя в начале своих приключений и был новорожденным крошкой, питавшимся молоком матери, но, оказавшись в полном одиночестве без всякого попечительства во враждебном ему мире, сумел и пропитание себе найти, и домик построить, и к зимней спячке подготовиться… Ребенок–младенец, оставшись с природой один на один, непременно бы погиб. Но зато он обладает оптимальной способностью, перенимая чужой опыт, примеривать его на себя и, формируясь как Человек, становиться самим собой. Надо только, чтобы чужой опыт не подавлял, а расширял его индивидуальные возможности и задатки, т.е. чтобы этот опыт был как можно более разнообразным, непременно позитивным и представал перед ребенком в нужное время, в объеме, соразмерном его силам, и в доступной форме. Все это и заложено в детской литературе, т.е. в специальных изданиях – книгах, журналах, газетах, адресованных не исключительно, но прежде всего ребенку определенного возраста, сил и способностей. Таков в целом главный профессиональный аспект содержания понятия детская литература для учителя начальных классов. Какая литература предназначена главным образом для детей? Чтобы настроиться на размышления, соответствующие серьезности вставшего перед вами вопроса, предлагаем вчитаться в небольшое поэтическое произведение, принадлежащее перу известного поэта В.Д. Берестова: Как-то в летний полдень на корчевье Повстречал я племя пней лесных. Автобиографии деревьев Кольцами написаны на них. Кольца, что росли из лета в лето, Сосчитал я все до одного: Это – зрелость дерева, вот это – Юность тонкоствольная его. Ну, а детство где же? В середину, В самое заветное кольцо, Спряталось и стало сердцевиной Тонкое смешное деревцо. Ты – отец. Так пусть же детство сына Не пройдет перед тобой, как сон. Это детство станет сердцевиной Человека будущих времен. О чем это стихотворение? Какое отношение имеет оно к вопросу о специфике детской литературы по сравнению со всей другой литературой. На наш взгляд, самое прямое… Конечно, как вы теперь знаете, вся литература возникла и существует для того, чтобы уходящие поколения могли быть уверены: их опыт, знания, отношение к миру в целом и отдельным его явлениям, их оценки, движения души, действия и подвиги, реализующие эти движения, − всë это их потомки, если только научатся хорошо читать, получат в целости и сохранности, и это удивительное наследство, если будет полноценно освоено и учтено, обеспечит непрерывность общественного движения к счастью. «Цель литературы, − писал А. М. Горький, − помогать человеку понимать самого себя, поднять его веру в себя и развить в нем стремление к истине, бороться с пошлостью в людях, уметь найти хорошее в них, возбуждать в их душах стыд, гнев, мужество, делать все для того, чтобы люди стали благородно сильными и могли одухотворить свою жизнь святым духом красоты». Эта цель является общей целью для всей литературы, в том числе и для детской. Но детская литература и ее проводники к детям – учителя, библиотекари, родители – особенно ответственны перед обществом за то, чтобы «тонкое смешное деревцо», которое «станет сердцевиной человека будущих времен», уверенно тянулось к свету, росло упругим, здоровым, не подвластным никаким червоточинам. Сравнивая формирование ребенка с выращиванием дерева, один из знатоков детской психологии и литератор Антон Семенович Макаренко писал: «Человек давно научился осторожно и нежно прикасаться к природе. Он не творит природу и не уничтожает ее, он только вносит в нее свой математически-могучий корректив» (речь идет, конечно, о разумном человеке!); «его прикосновение, в сущности, не что иное, как еле заметная перестановка сил. Там подпорка, там разрыхленная земля, там терпеливый зоркий отбор. Наше воспитание такой же корректив. И поэтому только и возможно воспитание». Ни один специалист, занимающийся взаимодействием ребенка и книги, отбора и чтения литературы, никогда и не сомневался в том, что так ясно выражено в словах А.С. Макаренко, по-своему интерпретировавшего мысль, четко и прямолинейно высказанную В.Г. Белинским: «Детские книги пишутся для воспитания», а «воспитание − великое дело». По-разному специалистами детской литературы решается только вопрос о том, что значит отбор, когда речь идет о литературе для детей, в чем должны состоять ограничения, обязывающие писателя, если он хочет писать для детей, следовать им. Мы являемся сторонниками наследия, оставленного нам классической русской педагогикой и лучшими представителями отечественного литературоведения и критики. И поэтому здесь мы отразим нашу точку зрения на этот вопрос. Исходной, как нам представляется, следует взять установку Константина Дмитриевича Ушинского, данную им в работе «О первоначальном преподавании русского языка», и именно: «Наследуя слово от предков наших, − писал он, − мы наследуем не только средства передавать наши мысли и чувства, но наследуем самые эти мысли и самые эти чувства». И далее: «Выбор образцов из нашей литературы для усвоения при преподавании чрезвычайно затруднителен… Ребенку нечего отрицать, ему нужна положительная пища, кормить его ненавистью, отчаянием и презрением может только человек, вовсе не понимающий потребностей детства!.. Не должно насильственно и преждевременно развертывать никакого чувства в детях, если мы не хотим, чтобы чувство не походило на цветок, насильственно развернутый детскими руками. Чувство, развернувшееся в нас под влиянием фактов жизни, может и выразиться фактами. Чувство, развернутое словом, и выразится только словами. А довольно уже с нас пустых болтунов!» И наконец: «На нравственное чувство должно действовать само литературное произведение, и это влияние литературных произведений на нравственность очень велико; то литературное произведение нравственно, которое заставляет дитя полюбить нравственный поступок, нравственное чувство, нравственную мысль, выраженные в этом произведении. Кроме того, всякое искреннее наслаждение изящным есть уже само по себе источник нравственного чувства. Сухая сентенция нисколько не поможет делу, но, напротив, только повредит ему» . При каких условиях литература для взрослых может быть предложена детям? Итак, если вы разделяете точку зрения А.С. Макаренко, что «особенности, которые отличают «детскую» литературу от «взрослой», заключаются не в том, о чем рассказывается, а в том, как рассказывается, то можно сказать, что вы нашли ключ к ответу на данный вопрос. Теперь остается только осознать, что имеется в виду под словом как. Однако у вас есть уже материал и для более содержательного ответа на этот вопрос. Вам уже понятно, что под словом содержательный прежде всего разумеются особенности стиля и языка писателя. Изучая данный курс, вы скоро убедитесь, что в современной детской литературе представлены многие виды и жанры литературных произведений, характерные для литературы взрослой. Однако это не означает, что выпускник начальной школы готов читать любые литературные произведения, хотя вполне понятно, что между взрослой и детской литературой нет и не может быть пропасти, через которую ребенок не в состоянии перешагнуть. Тут нужен помощник, который, расширяя «зону ближайшего развития» ребенка, должен с дошкольного детства приоткрывать для него дверь во взрослую и прежде всего классическую литературу. Ведь вся литература, и мы об этом говорили, есть искусство слова (стиля, ритма, мелодики «чужой речи», заключающей в себе «опыт предков»), а ребенок, осваивающий родной язык, весьма чуток к слову. Конечно, его слух быстро привыкает к любому слову – и благородному (чистому, яркому, образному, выразительному), и к нелитературному – вульгарному, грубому, подчас бессмысленному. Все дело в том, какое слово является для ребенка привычным и воспринимается им как норма, какое слово привлекает, какое отталкивает. Поэтому вполне правомерно, что при условии слушания литературного произведения из уст взрослого читателя, который это произведение любит, прочувствовал, которое стало частью его мировосприятия, взрослая литература естественно входит в жизнь ребенка в тех семьях, где чтение вслух взрослыми для взрослых происходит постоянно, а ребенок участвует в нем как восхищенный слушатель. Нельзя не вспомнить при этом слова Ушинского, которые уже приводились выше: «Всякое искренне наслаждение изящным есть уже само по себе источник нравственного чувства…» Поэтому-то пришедший в школу первоклассник из подлинно интеллигентной семьи нередко помнит наизусть и с несвойственным, казалось бы, ребенку чувством читает и «Песнь о вещем Олеге» А.С. Пушкина, и «Воздушный корабль М.Ю. Лермонтова, и отрывок из повести Н.В. Гоголя «Чуден Днепр при тихой погоде…», и т.д. и т.п. Все это – те образцы высокой культуры, которые будут постоянно влиять не только на литературное развитие ребенка и его художественный вкус, но и на его восприятие и оценку окружающей жизни и себя самого в ней. Так что первое условие, при котором взрослая литература может быть предложена детям, – связано с уровнем культуры ближайшего ребенку человеческого окружения и со спецификой освоения литературного произведения: слушание, а не чтение. И если такое окружение дома для ребенка ущербно, то долг учителя начальных классов восполнить этот пробел. Но для этого сам учитель должен держать в памяти и быть готовым воспроизвести по памяти – к месту, без ошибок и выразительно – те классические шедевры или отрывки из них, без восприятия которых и собственно детская литература не окажет на ребенка эстетического и воспитательного воздействия. Кроме того, у учителя должны быть – в памяти и под рукой – любимые им детские книги, которые можно читать вслух в классе небольшими порциями как вознаграждение учащихся за хорошую работу, помогающее прививать детям умение радоваться общению с книгой, с читателями-единомышленниками, и культуру так называемого «чтения с продолжением». Второе условие включения взрослой литературы в круг детского чтения – это образцовый пересказ шедевров мировой классики талантливыми писателями для детей младшего школьного возраста. Вообще-то к пересказам художественных произведений учителю начальных классов надо относиться крайне осторожно. И ни в коем случае не надо ставить ни себя, ни детей в позицию «соревнования» с мастером художественного слова, пересказывая его творения, созданные из мысли и слов, так называемыми «собственными словами». Для пересказа художественного произведения, да и не только художественного, как и перевода текста с одного языка на другой, тоже нужен талант. Вот почему талантливые пересказчики и переводчики должны привлекать ваше внимание – внимание учителя начальных классов – не менее, чем авторы оригинальных литературных произведений. Именно эти своеобразные таланты – переводчики и пересказчики, такие, как Н. Карнаухова, А. Митяев, С. Маршак, К. Чуковский, Б. Заходер и другие, делают доступными детям шедевры мировой классики. Кстати, сразу же постарайтесь расшифровать для себя это многозначное слово – «другие» и обратите внимание, какие еще классики литературы занимали свое время и отдавали свой труд пересказам и переводам литературных произведений общечеловеческой значимости, например, для детей России. Следующее, третье условие (о нем вам тоже необходимо помнить) − это включение в круг детского чтения специально выделенных глав, частей, реже – отрывков из литературных произведений для взрослых. Эти главы, части, отрывки дорабатываются и формируются писателем в виде самостоятельных оригинальных произведений, адресованных начинающим читателям. Таковы, например, книги, которые с удовольствием читают учащиеся 2−4 классов: «Флаги над городом» А. Жарикова – глава из его же книги «Повесть о суровом друге»; рассказ «Галина мама» С. Георгиевской (он помещен даже в хрестоматиях) − из ее одноименной повести; «Гаврош» В. Гюго – глава из романа «Отверженные»; «Дети подземелья» В. Короленко – часть его повести «В дурном обществе» и т.д. Наконец, среди произведений, написанных для взрослых (особенно это касается приключенческой литературы) есть часть таких, которые не могут быть прочитаны младшими школьниками только потому, что они напечатаны в книгах, рассчитанных на взрослого читателя. В этом случае условием включения интересного и полезного для ребенка произведения в круг детского чтения является лишь соблюдение соответствующих издательских норм при его публикации.