Королевская «Санта-Барбара»

Лекция вторая: Королевская «Санта-Барбара» «Бизнес должен оставаться в семье». Присказка мафии О фильме Сегодня у нас семейный портрет Англии XII века в королевском интерьере. Фильм «Лев зимой» в двух вариантах. Для эстетов – замечательная английская лента Энтони Харви 1968 года выпуска с мощнейшим Питером О’ Тулом в роли Генриха II Плантаге­нета. Там же вы увидите молодого, полного скрытого неистовства, Энтони Хопкинса, который еще не стал Ганнибалом Лектором, но уже дорос до Ричарда Львиное Сердце. Это его первая главная роль в кино. К ним примыкают: Терри Найджел – любимый актер Дерека Джармена, которого мы еще увидим в роли Караваджо, сыгравший в «Льве зимой» Иоанна Безземельного. А также Джеймс Бонд номер четыре – Тимоти Далтон, сыгравший короля Франции Филиппа-Августа. До съемок «Льва зимой» он участвовал только в двух телепроектах, поэтому для Далтона наш фильм стал кино­дебютом. Но что самое удивительное, это всего лишь второй фильм молодого Энтони Харви, у которого за плечами был всего один самостоятельный фильм «Голландец» 1967 года, где он значился режиссером и монтажером в одном лице. Зато «Голландец» сразу заработал приз Венецианского МКФ, что в кино бывает нечасто. Триумфальным оказался и «Лев зимой». Он получил три премии «Оскар» и еще на четыре был номи­нирован; два «Золотых глобуса» и на пять номинирован; а также две премии Британ­ской академии кино и телевидения и еще на шесть номинирован. Большую роль в этом звездопаде наград сыграла, в прямом и переносном смысле, уже стареющая, с измененной после варварской подтяжки мимикой, но по- прежнему неподражаемая Кэтрин Хепбёрн. Из-за этой неудачной подтяжки я всегда чувствую какую-то неловкость, когда смотрю ленту Харви. Впрочем, Хепбёрн с такой мощью сыграла Алиенору Аквитанскую, что удо­стоилась «Оскара», причем, – а это бывает крайне редко в Голливуде, – второй раз подряд. За год до того она получила «Оскара» за ленту Стэнли Крамера «Угадай, кто придет к обеду». Божественная Хепбёрн прожила почти сто лет и умерла в 2003 году. А через год, в 2004 году, в биографической драме Мартина Скорсезе «Авиатор» саму Хепбёрн сыграла Кейт Бланшетт и тоже получила за эту роль «Оскара». И вот что удивительно: Энтони Харви, которому сейчас уже перевалило за 85, так и не снял ленты лучше своего «Льва зимой». Фактически это режиссер одного фильма. Хотя мне еще нравится «Отречение» о шведской королеве Кристине с Лив Ульман и Питером Финчем 1974 года. Но для рядовых киноманов, которым скучно смотреть кино полувековой дав­ности, и для нашего сегодняшнего разбора мы берем классово близкий нам ремейк Андрона Кончаловского 2003 года с моими любимыми Гленн Клоуз и Патриком Стю­артом. Вернее, сэром Патриком Стюартом: английская королева Елизавета II возвела его в рыцарское достоинство за заслуги перед отечеством. Кого только не довелось ему сыграть за долгую кинематографическую жизнь, даже нашего В. И. Ленина. А «Лев зимой» с его участием тоже получил и «Эмми», и «Золотой глобус», и, по- моему, приз гильдии британских киноактеров. Не так часто нам, россиянам, удается сделать хороший исторический фильм, а уж по мотивам европейской истории и того реже. У успеха нового «Льва зимой» есть три составляющих: во-первых, Андрон Сергеевич профессионал своего дела и сам Лев зимой. Во-вторых, он собрал отличную, в основном английскую команду актеров. И это решение оказалось удачным не только потому, что дело происходит в средне­вековой Англии, но и потому, что сегодняшняя Англия дала миру целую плеяду очень сильных актеров с замечательной школой игры. Наверное, английские актеры сегод­ня по своему удельному весу самые мощные в мире. И, в-третьих, очень важно, что фильм снят по одноименной пьесе американ­ского писателя и драматурга Джеймса Голдмена, нашего современника, поэтому у ленты сильная сценарная основа и блестяще прописанные диалоги, которые, к сожа­лению, не всегда проявляются в небрежном отечественном переводе. Голдмен написал пьесу в 1966 году, когда ему было чуть меньше сорока, то есть его можно назвать представителем золотой возрастной середины в остром кон­фликте поколений, характерном для Америки того времени. Хиппи протестуют про­тив войны во Вьетнаме и против жизненных ценностей своих родителей. Президент страны великой демократии Джон Кеннеди убит. Устои общества и государства по­шатнулись. В конгрессе яростная борьба демократов и консерваторов. А на экранах и по радио сумасшествие по Битлз, и как следствие – повальная мода на всё англий­ское. Понятно, что сюжет о столь же яростной борьбе английского короля в кругу семьи за власть и жизнь, как в американском конгрессе и в американских семьях, ока­зался востребован зрителями. Причем сама пьеса имела на Бродвее не слишком большой успех, а вот фильм – оглушительный. Так же, как и другие ленты «английской» тематики: «Человек на все времена» Фреда Циннемана 1966 года о Томасе Море с Уэнди Хиллер и Орсоном Уэллсом (шесть премий «Оскар», четыре «Золотых глобуса»; семь премий Британской академии кино и телевидения и победитель ММКФ 1967 года). «Камелот» Джошуа Логана 1967 года с Ричардом Харрисом, Ванессой Редгрейв и Франко Неро, взявший три «Оскара» и три «Золотых глобуса». Считается, что с подачи Джеки Кеннеди, которая как-то обмол­вилась, что Джону очень нравился мюзикл, по которому снят фильм, слово «Камелот» стало нарицательным. Так стали называть тягу элиты времён президентства Кеннеди к гламурному образу жизни и рекламе в СМИ. В том же ряду стоит и «Тысяча дней Анны» Чарльза Джеррота 1969 года об Анне Болейн с Ричардом Бёртоном, лента, завоевавшая один «Оскар», но номинированная еще на девять; получившая четыре «Золотых глобу­са» и две номинации британской академии кино и телевидения. А для нашего «эмоционального погружения в историю» важно, что перед нами не рядовая королевская семья, а настоящее созвездие величайших историче­ских личностей XII -XIII веков. Подарок судьбы от Джеймса Голдмена. Широкий исторический контекст В прошлый раз мы исследовали силовую дугу Германия – Италия, сегодня настало время рассмотреть силовую линию Англия – Франция. Эти страны будут терзать друг друга вплоть до конца XV века, а после лягаться и пинать при первой возможности. И угомонятся только к середине XIX столетия. Я имею в виду их неожиданный для Рос­сийской империи союз в Крымской войне. Просчет, который стоил нам очень дорого. А к XX веку англичане с французами перейдут на «дружеские» щипки и щелбаны. Но перед тем как начать разбор наших фильмов, мы должны, следуя стилю средневекового мышления, начать рассказ если не «от сотворения мира», то хотя бы от сотворения англо-французского мира. То есть поговорить о герое, который стоит у истоков трудных отношений Англии и Франции, и отойти на целое столетие назад; ступить на зыбкую почву пограничной эпохи между Сагой и Историей. Потому что большинство источников того времени, все эти былины, сказания, «Песни о Нибе­лунгах», «Песни о Роланде» и «Песни о битве при Гастингсе», великолепны, но для историков излишне мифологизированы. Итак, в 1066 году умер король Англии сакс Эдуард Исповедник (1003–1066), которого православная церковь чтит святым наравне с католической, и не оставил после себя прямого наследника. Хуже для государства и быть не может. Разброд и шатание, междоусобица конкурентов на престол, война, грабеж, разруха. Основных претендентов на корону было двое. Гарольд – настоящий сакс и правая рука покой­ного короля, и Вильгельм (впоследствии Завоеватель) – норманн, то есть офранцу­зившийся человек с севера, владетель одноименного герцогства Нормандия на севере Франции. Вильгельм жил на другом берегу Ла-Манша, но зато приходился покойному королю – наполовину французу – кровным родственником. Отец Вильгельма был племянником матери Эдуарда Исповедника. Тут и без династической таблицы понятно: седьмая вода на киселе, законных прав на престол Англии – ноль. Тем более, что сам Вильгельм был прижит герцогом Нормандским Ро­бертом (ок.1000–1035) вне брака от Эрлевы – дочки простого кожевника. Поэтому у него было прозвище: «Вильгельм незаконнорожденный». Хуже считалось только про­звище его отца, самого герцога Нормандии Роберта. Его прозвали просто «Дьявол». Послушайте как-нибудь оперу «Роберт-дьявол» Джакомо Мейербера – одного из основателей «большой французской оперы» – чудесную, затейливую фантазию по мотивам странствий короля Роберта. Конечно, при таком раскладе нашему юному Вильгельму ничего кроме позора не светило. Незаконнорожденный, рыжий, сын дьявола. Но отец, желая сменить про­звище, отправился на богомолье в Иерусалим и там сгинул, ведь для Дьявола Иеру­салим опасное местечко. А юный незаконнорожденный Вильгельм I (1027/28–1087) «закогтился» на герцогском престоле и выстоял. Он жил по моему любимому принци­пу: «Трудные задачи выполняем сейчас. Невыполнимые – чуть позже!». Что ж, Гарольд II Годвинсон (ок.1022–1066), оказавшись «ближе к телу» усоп­шего короля Эдуарда, объявил себя королем Англии. И сначала все с этим согласи­лись. Наш «Владимир Мономах» даже взял в жены Гиту – дочь Гарольда – как закон­ную царевну. Но Вильгельм не хотел уступать островное королевство и использовал против Гарольда черный пиар. Якобы еще при жизни старого короля Эдуарда Вильгельм спас Гарольда во время кораблекрушения, и тот дал клятву не препятствовать восшествию Вильгельма на престол. А мы помним: клятва в средние века была священной и имела огромную силу. Ведь заверенных печатями документов из-за всеобщей безграмот­ности в ходу было очень мало. Молва под руководством Вильгельма так раздула это клятвопреступление, что Папа отлучил Гарольда от церкви, а мы уже знаем, какой это сокрушительный удар для королей. Выиграв агитационно-пропагандистскую войну, Вильгельм Нормандский со­брал огромную флотилию (термин «армада» еще не был в ходу) и, погрузив своих нормандских скакунов (низкорослых, кусачих и легачих боевых жеребцов, о кото­рых мы еще вспомним в крестовых походах), переплыл пролив. На беду Гарольда, тот пропустил высадку врага, так как ему пришлось отправиться с войсками далеко на север Англии отражать вторжение викингов, вождь которых тоже не прочь был занять английский престол. Поэтому, узнав о французском десанте, Гарольд, еще не оправившись от победной, но все-таки тяжелой битвы с викингами, срочно повернул обратно, чтобы прямо с марша принять бой. Силы и таланты у претендентов на корону были равными. Но саксы остава­лись армией пехотинцев, они стояли, сомкнув щиты и растянувшись на полтора ки­лометра на вершине холма, а французы переправили на остров конницу. Впрочем, в начале боя они были вынуждены атаковать снизу, от подножья, и тоже пешими. В историю эта великая битва за Британию вошла под именем битвы при Га­стингсе. И у нас есть захватывающее тканое кино про это сражение – знаменитый по­лотняный ковер из Байё, заказанный по горячим следам Одо – единоутробным братом Вильгельма и епископом Байё. Этот бесценный, почти семидесятиметровый рулон с пятьюдесятью восемью эпизодами истории великого завоевания Англии французами хранится в полутем­ном зале музея, чтобы свет не повредил полотно, и от этого ассоциация с залом ки­нотеатра лишь усиливается. Только в старых кинозалах у тебя перед глазами прокру­чивали ленту, а здесь ты сам идешь вдоль этой ленты, вглядываясь в каждый кадр. На ковре-киноленте вышито шестьсот двадцать шесть фигур людей, сто девяносто лошадей и мулов, тридцать пять собак разных пород, тридцать семь кораблей, трид­цать три строения, а кроме того – птицы, деревья и т.д. – настоящая энциклопедия XI века. Вы помните, что средневековому человеку надо было объять необъятное? Этот ковер тоже своеобразная «Mappa Mundi» (карта мира). Там нашлось место даже для кометы Галлея, монастыря Мон-сан-Мишель и Вестминстерского аббатства. Со­кровище, чудом уцелевшее после разгрома, вернее погрома, учиненного пламенны­ми французскими революционерами. Они хотели его то ли на портянки порезать, то ли на бинты. Конечно, городок Байё находится на отшибе от туристических путей, хотя от него рукой подать до побережья и легендарного места высадки обратного десанта – союзников в Нормандии во Второй мировой. Но если когда-нибудь вы заберетесь в Нормандию, доезжайте до Байё, чтобы взглянуть на этот увлекательнейший многосе­рийный боевик в картинках. Какая там динамичная раскадровка! Вот усатый Гарольд (все саксы с длинными усами, а французы – гладко выбриты), ежась от холода, бредет босым по мелководью к кораблю. Тогда еще не было причалов, и взойти на корабль можно было только с лодки или из воды. Вот за деревом прячется вражеский шпион. Вот сам заказчик полотна, епископ Одо, с булавой наперевес, ведь людям церковного звания запрещалось носить меч и проливать кровь, поэтому монахи часто дрались дубиной. Вот вздыбленные в яростном бою кони; а рядом мародеры, стаскивающие с убитых воинов доспехи. А на заднем плане привал, фазан на вертеле; собака с вы­сунутым от вожделения языком в предвкушении косточки. Все в движении, всё живет на этом полотне, и кажется, еще мгновение – хлынет с экрана в темный зал на зрите­лей. Трудно поверить, что эту раскадровку вышивальщицы сделали тысячу лет назад. У меня до сих пор сердце учащенно бьется, когда возвращаюсь мысленно в Байё. Битва при Гастингсе была первым ДОЛГИМ сражением в средние века. Обыч­но первая же атака определяла победителя, а тут бились целый день, и только в са­мых сумерках, в добавленные «три минуты матча», французские норманны одолели саксов. А главное – погиб Гарольд. Поражу пастыря – рассеются овцы. Мы знаем, как важен в средние века лидер. С одной стороны, простые смертные тяготели к коллек­тивно-сословному бытию, с другой – личность, как посланник Бога, решала всё. Победа в битве при Гастингсе коренным образом изменила судьбу Англии. Десять тысяч норманнов покорили полтора миллиона саксов и остались в Англии на­всегда. А саксонских королей англичане даже со счетов сбросили, ведь Англия для них началась с Вильгельма Завоевателя. Поэтому, например, вошедший на престол в конце XIII века английский король Эдуард стал Первым, а трое англосаксонских коро­лей Эдуардов остались без номеров. В Англии после Гастингса еще три века (до Эдуарда III) при дворе говорили по-французски, а документы писали на латыни. Английский вошел в обиход только к XIV столетию. А некоторые французы до сих пор, хотя на дворе уже XXI-й, вслед за Александром Дюма считают английский испорченным, вульгарным французским. Вильгельм же, наконец, сменил прозвище «Незаконнорожденный» на «За­воеватель». Он оказался сильным государственником, и очень жаль, что у нас нет времени поговорить об этом. Уточню только, что Вильгельм первым в Европе про­вел полную перепись своих владений и своих подданных, которую назвали книгой «Страшного Суда», потому что реципиенты должны были говорить переписчикам только правду, как на Страшном Суде. И, конечно, он построил знаменитый Тауэр и многие другие замки. Итак, Вильгельм и его потомки владели как короли всей Англией, но как гер­цоги Нормандии оставались вассалами (подданными) французского короля и владе­телями части французской земли, причем не только на севере. У них были земли и на западе Франции. Казалось, еще немного поднатужиться и потомки Вильгельма могли бы захватить всю страну целиком. Так что сначала Франция в лице Вильгельма За­воевателя поглотила Англию, а потом начала зариться на саму себя, но уже с друго­го берега. Запутанная история. Несколько веков каждая из стран хотела поглотить другую. Англия, используя свои земли на материке, вела подкоп под Капетингов. А французы тоже поглядывали на туманный Альбион, думая, что при счастливом для них раскладе Англия вполне могла бы стать островной провинцией Франции. И наш сегодняшний фильм «Лев зимой» – ярчайший пример этого противостояния. Крово­пролитное перетягивание каната длилось с переменным успехом очень долго, вплоть до XVII века. За это время Англия и Франция окрепли и обе остались при своем. Кстати, я встречала непатриотичных французов, которые считали, что Фран­ции пошло бы на пользу, завоюй её Англия. В наше время из военной сферы это противостояние перешло на поле брани в культуре, языке и гастрономии. Французы фыркают, называя англичан «ростбифами», и уверяют, что те настолько холодны в постели, что для разогрева вынуждены класть себе под простыню горячие камни. А англичане в ответ величают соседей «лягушатниками». Смотрите шедевр Жерара Ури «Большая прогулка» 1966 года с Луи де Фюнесом и Бурвилем, о том, как французы помогают экипажу английского бомбардировщика, оказавшемуся в Париже во вре­мя Второй мировой. Это одна из лучших лент в моей коллекции «антидепрессивного кино». Узкий исторический контекст А мы возвращаемся к нашему «Льву зимой» – эпицентру англо-французского кон­фликта в XII столетии. И напоминаем, что на престоле Англия восседали тогда весьма состоятельные потомки Вильгельма Завоевателя, продолжавшие владеть герцогством Нормандия на материке. А престол Франции занимали очень небогатые Капетинги, вынужденные мириться со своими куда более могущественными вассалами, напри­мер, герцогами Аквитанскими, владевшими всем югом Франции. Лично Капетингам принадлежал только Париж и парижская область. Остальной землей владели полуне­зависимые французские бароны, а Наваррой – Испания. Однако династия Капетингов оказалась самой живучей в Европе. Она держалась у власти своими разными ветвями с конца X века до свержения монархии в середине XIX. И наш фильм рассказывает, как им это удавалось. Итак, в кадре у нас семейный портрет в королевском интерьере средневеко­вой Англии, в который затесался и «кукушонок» – юный король Франции Филипп II. Именно этот «выставочный» кадр из фильма был выбран рекламщиками для постера. Дважды первая леди Первый персонаж – английская королева и львица во всех отношениях – Алиенора Аквитанская (ок. 1124–1204). Поэтому мне так нравятся кадры, когда Глен Клоуз рас­чесывают свою роскошную золотую гриву. Знойным августовским вечером 1122 (23 или 24) года молодая чета богатей­ших герцогов Аквитанских ждала рождения сына, наследника Аквитанского герцог­ства. Придворный астролог Бонифациус заверил родителей, что младенец будет не только здоров, но и славен: станет правителем нескольких королевств и отличится при освобождении Святой земли и Гроба Господня. Да и как иначе, ведь он родится под созвездием Льва. На рассвете герцогиня родила дочь, и Бонифациус был с позором изгнан. Ибо какие подвиги могли ожидать женщину в то время, когда даже французских королев хоронили с их любимыми прялками? Кстати, мы даже не знаем её точный возраст. Вы помните, в хронике писали не день рождения, а день крещения, да и переписчики часто путались – отсюда разночтения. Девочку, похожую на мать прекрасными зелеными глазами, назвали «другая Энора», по-латыни alia Aenora – Алиенора. Что ж, она действительно была другой, иной всегда и во всем. Иногда мне кажется, что образ Анжелики – маркизы ангелов – Анна и Серж Голон списали с Алиеноры. Именно к этой пятнадцатилетней красавице и самой богатой невесте Евро­пы тогдашнему королю Франции Людовику VI Толстому (1081–1137) посчастливилось пристроить своего сына, будущего Людовика VII, когда родители Алиеноры неожи­данно умерли. Пока другие претенденты не опомнились, он, как законный опекун де­вушки, срочно послал сына Людовика на юг за невестой, и в Бордо, «прямо на марше», поженил молодых людей. Так французской короне перепало самое богатое и цивили­зованное герцогство Европы. Южные районы Франции всегда были богаче и культурнее северных земель: Аквитания славилась своими мощными крепостями, плодородными землями и ви­ноградниками и, конечно, богатыми западными портами – перевалочными пункта­ми из Сицилии в Англию. Местные жители даже не считали себя французами: у них был свой язык «ок», своя культура и свой вариант христианства, настолько свое- образный, что некоторые историки считают его другой религией. Эта религия была прозвана потом «альбигойской ересью» и уничтожена в результате внутреннего кре­стового похода. Многое из этого аквитанского своеобразия пришло из античности вместе с могучим итальянским, еврейским, а главное, арабским влияниями. В Париже «араб­ского следа» не чуяли отродясь, пока там не появилась Алиенора со своей свитой и привезла с собой Восток с его музыкой, с его тяготением к роскоши, шелкам, мехам, духам и главное с его поэзией… Поэтому в приданое, кроме земель, Алиенора Акви­танская принесла на суровый север нежнейшую куртуазную поэзию трубадуров – певцов любви. Её дед, Гильем Аквитанский (1071–1126), был величайшим поэтом юга Франции. Алиенора привила французскому, а потом и английскому двору поэзию и философию трубадуров, которая оплодотворила всю европейскую поэзию, за что ей большое человеческое спасибо. Так что можно сказать, что наша героиня Алиено- ра – не только бабушка средневековой Европы (её дочери и внучки были замужем за королями тогдашней Европы), но и бабушка средневековой поэзии. Однако мы сильно забежали вперед. Пока она еще не Гленн Клоуз, никакая не бабушка, как в фильме, где Алиеноре уже шестьдесят три, а юная пятнадцатилетняя дева в пурпурном платье. Не успели отгреметь свадебные фанфары на этой пышной свадьбе, как пришло ошеломляющее известие: король Людовик VI умер, и в Париж юные молодожены уже въехали королевской четой. Так исполняется первое из пред­сказаний астролога Бонифациуса. Алиенора стала королевой Франции. И пребывала ею целых тринадцать лет, родив супругу Людовику двух дочерей. Впрочем, счастливой её семейную жизнь не на­зовешь. Она приехала из мира солнца, вина, куртуазии в северный, строгий, холодный Париж, где обитали не чувствительные трубадуры, а суровые рыцари. Да и сам Людо- вик VII (1120–1180), как его иногда называют, Молодой (то есть взошедший на престол молодым) – оказался, судя по записям современников, набожной посредственностью, очень правильным, замкнутым и, на взгляд южанки, холодным супругом. Он был настоль­ко никаким, что так и остался в истории без характерного прозвища. К тому же королю помогали управлять страной влиятельные церковники, с которыми у свободолюбивой Алиеноры отношения не сложились, ведь христианство Аквитании – гнезда будущих еретиков – своеобразно до своевольности. И её госпожа была своевольна вдвойне. При этом королева являлась незаурядной, умной и высокообразованной женщиной. Она и в Париже посещала лекции знаменитых философов, теологов, правоведов и приходила в бешенство, что ей как женщине не разрешалось принимать участия в диспутах. Она оказалась настолько образованной королевой, что её похоронили не с прялкой, а с книгой в руках – исключительное надгробие для средних веков. По­этому, когда кинокритики говорят, что блистательные диалоги Алиеноры и Генриха в фильме анахронизм, я не вполне с ними согласна. Настоящая Алиенора была спо­собна остроумно парировать любые доводы собеседника. А что действительно явля­ется анахронизмом, так это слова её «невестки» Элис, когда та жалуется, что у принца Джона (Иоанна Безземельного) прыщи и от него пахнет навозом. О том, какая вонища стояла в то время в городах, я уже рассказывала в первом очерке о «Барбароссе». Париж того времени для такой умной и необыкновенной женщины был зат­хлой и холодной дырой. Ведь она вся страсть, вся движение, вся полет, пусть даже и на метле. Но лучше на породистом скакуне с обнаженной грудью, как амазонка впе­реди войска крестоносцев для их воодушевления. Надо ли говорить, что подобный эпатаж воодушевил всех, кроме мужа. Алиенора, исполняя предсказание астролога, отправилась вместе с мужем Людовиком VII во Второй крестовый поход освобождать Гроб Господень. И так куро­лесила в этом крестовом походе, что Людовик не выдержал и взмолился перед Папой о разводе, убеждая понтифика, что Алиенора не способна родить ему сыновей и во­обще его близкая родственница. Ему даже Аквитанию было не жалко, которую Алие­нора по законам того времени при отсутствии сыновей забирала себе обратно. И это после тринадцати лет брака! Папа покряхтел, но занятый по горло борьбой с импера­тором Барбароссой, о котором мы говорили в прошлый раз, нашел между супругами какое-то мифическое слишком близкое родство и дал согласие на развод. Наша умница-красавица снова стала завиднейшей невестой всего лишь двадцати восьми или тридцати лет от роду. Что по тем временам уже считалось со­лидным возрастом, но не для темперамента Алиеноры. И вдруг эта зрелая женщи­на страстно влюбилась в юного, на десять лет моложе её, восемнадцатилетнего ан­глийского принца Генриха, потомка того самого Вильгельма Завоевателя, с которого мы начали рассказ. Влюбилась и вышла за него замуж. Уже скандал на всю Европу! А когда Генрих волею судеб и хлопотами матери взошел на престол Англии, Алиенора неожиданно вернула себе королевский титул, став королевой Англии. Пройдет каких-нибудь тридцать лет и Алиенора, родив Генриху пятерых сы­новей и трех дочерей, организовав против мужа несколько заговоров и проведя в за­ключении шестнадцать лет, станет, наконец, нашей старой львицей из фильма. В моем представлении золотоволосая Гленн Клоуз, актриса, которую я так люблю в «Опасных связях», ничуть не уступает красавице Кэтрин Хепбёрн по харизматичности и аристо­кратизму. Несмотря на то что костюмы Клоуз в фильме Кончаловского сшиты по мо­тивам костюмов Хепбёрн, сами они замечательно разно и одинаково талантливо сы­грали своих Алиенор. Первоначально наряды Алиеноры должны были быть темнее, но Хепбёрн уговорила художника сделать их более яркими, ведь Алиенора – южанка. А сама актриса на съемках в Ирландии ко всеобщему изумлению дважды в день пла­вала в холодном зимнем море, говоря, что шок от холода ужасен, но он заставляет её чувствовать себя живой и счастливой. Кэтрин Хепбёрн вообще «девушка с характе­ром». Только она позволила себе не появиться лично на вручение всех четырех своих «Оскаров» (на восемь была номинирована). Условия жизни всей съемочной группы фильма 1968 года были приближены к боевым: актеры даже вне съемок ходили в своих исторических костюмах, чтобы в них «вжиться». А в замке, где снимали фильм, царили такие же сковывающий холод, сквозняки и грязь, какие и должны быть в XII веке, когда даже у королей по дворцовым залам бегали куры. Кончаловский позаимствовал у Харви этот прием «натурализации» и творчески его развил. Но для того времени аутентичная атмосфера, созданная худож­никами, оператором и режиссером, была революционна и поражала зрителя, ведь боль­шинство героев исторических лент тех лет были гладко выбриты, хорошо причесаны, в брюках со стрелками и облегающих кофточках из модного джерси. Генрих II Плантагенет (1133–1189) Наш второй персонаж – тот самый «лев зимой». Но пока он еще не стареющий лев, а молодой, июньский львенок. Представляете, какой это был удалец, если смог заво­евать сердце такой женщины! Ведь они поженились по взаимной, могучей любви, что в королевских семьях бывает крайне редко. Впрочем, приданое королевы тоже было оглушительным. Алиенора принесла ему восемь (!) французских провинций. А ведь сам Генрих, матерью которого была Матильда – внучка Вильгельма Завоевателя, а отцом французский граф Жоффруа Готфрид Анжуйский, тоже уже владел по отцу графствами Анжу и Мен на северо-западе, к которым впоследствии он присоединил и Нормандию с Англией. Так полная путаница между французскими и английскими землями, возник­шая еще при Вильгельме Завоевателе, от этого брака только усугубилась. Обширные аквитанские земли, раза в четыре больше владений её бывшего мужа Людовика VII Капетинга, стали английскими. Будущий Генрих II Плантагенет оказался владетелем трети Франции и круп­нейшим ленником французского короля Людовика VII. Да и сама будущая королев­ская чета по крови оставалась больше французской, чем английской. Пикантная си­туация. Это ли не средневековая Санта-Барбара? Кстати, будучи вассалом Людовика, Генрих обязан был испрашивать его разрешения на брак, однако строптивый поддан­ный презрел это правило. Когда взбешенный Людовик попытался пойти на Генриха военным походом, молодой граф легко разбил короля. При английском дворе в то время царила смута, мать Генриха, внучка Виль­гельма Завоевателя по мужской линии, Матильда (1102–1167) боролась за престол со соим двоюродным братом Стефаном Блуаским (1092/96–1154), тоже внуком велико­го норманна, но по женской линии. Всё, как всегда, очень запутано. Посмотрите дина­стическую таблицу. А еще лучше германо-канадский мини-сериал 2010 года «Столпы земли» с Руфусом Сьюэллом и Дональдом Сазерлендом. В разгар войны за корону, очень истощившей Англию, умер сын короля Сте­фана, а с ним и его надежда на будущее династии, и враждующие стороны подписали меморандум: мать Генриха Матильда отказывается от притязаний на престол, а за это его дядя Стефан объявляет Генриха своим наследником. Кто же мог тогда знать, что Стефан уйдет на тот свет следом за сыном? И мальчик-мажор Генри, прозванный «Ген­ри короткий плащ» из-за слишком сильного увлечения модными нарядами, станет мощным королем Англии Генрихом II с прозвищем Плантагенет. Из-за веточки дро­ка (planta genista), который любил прикалывать его отец граф Анжуйский к берету. Тоже модник! В начале каждого лета, в период цветения, он до сих пор покрывает пустоши Анжу и Майена пушистым солнечно-золотым ковром. Этот листочек дрока прилип к ним, как банный лист, и стал династическим именем и родовой эмблемой. Итак, еще один крутой вираж, и прекрасная Алиенора Аквитанская стала ко­ролевой Англии в соответствии с назначенной ей астрологом Бонифациусом судьбой. Кстати, о магии чисел. Алиенора родила Генриху первенца в тот самый день, когда король Англии Стефан скончался. Какой триумф, какая месть бывшему мужу королю Франции Людовику VII! У неё молодой муж, она родила мальчика-наследника, и она стала королевой Англии. Пройдет еще много времени, и её жизнь и царствование сделают не один крутой вираж, пока она, как в фильме «Лев зимой», станет подписываться не как положено «Милостью Божьей королева Англии», а «Немилостью Божьей королева Англии» или «Королева Англии благодаря гневу Божьему». А пока супруги начали с большим энтузиазмом править доставшимся им див­ным островом, ведь мудрая и великая свекровь Алиеноры – императрица Матильда – не поехала с ними в Англию, а осталась в родовой Нормандии и держала свой двор там. Две медведицы в одной берлоге ужиться бы не смогли, особенно если учесть, что Матильда в одиночку столько лет сражалась за корону Англии, которую в результате надела на свою голову Алиенора. В прямом и переносном смысле. Какое отличие от другой свекрови – вдовствующей королевы Бланки Кастильской, – которая контроли­ровала каждый шаг своего сына французского короля Людовика IX (Святого), и ему с женой приходилось прятаться под лестницей, чтобы мимоходом перекинуться парой слов и поспешным поцелуем. Впрочем, что такое корона Англии для императрицы Матильды? Ведь первым браком Матильда была замужем за императором Священной Римской империи Ген­рихом V и осталась императрицей навсегда, несмотря на то что из-за смерти супруга не успела родить наследников и вынуждена была сойти с трона и вернуться к отцу в Англию. Она даже в Англии велела называть себя «ваше императорское величество». Зато ее внучка и тезка, другая Матильда, станет женой могущественного немецкого вельможи Генриха Льва Вельфа (помните кузена Барбароссы?) и родит сына Оттона, который хоть и недолго, но будет императором Священной Германской империи, ко­торую все называют так, чтобы не путать с первой, изначально римской. Предоставленные самим себе, молодые супруги Генрих и Алиенора были не­разлучны и всё делали вместе при самом горячей поддержке закадычного друга и соратника короля Томаса Бекета. Алиенора участвовала в государственных делах и с увлечением рожала детей: семерых! Из которых пятеро сыновей! Вся Европа ехидно хихикала, вспоминая претензии Людовика VII к неспособности супруги родить ему наследника. А Генрих тратил много времени на улучшение законодательства в стра­не, основание королевского суда и суда присяжных и вошёл в официальную историю под именем Генриха Законодателя. Стол, за которым заседали министры Генриха II, был покрыт скатертью в клетку и использовался как счеты. Кстати, это была не шот­ландка, а покрывало в клетку для игры в шахматы. И потом эти счетные посиделки оформились в прото-минфин – «палату шахматной доски». Говорят, что Генрих II был человеком огромной физической силы. Безудерж­ный, вспыльчивый, но в то же время волевой, хитрый и расчетливый. Он утихомирил французского короля, который объявил ему войну за брак с Алиенорой; усмирил раз­болтавшуюся за время гражданской войны и заигрываний короля Стефана английскую знать; разбил войска баронов; сравнял с землей их замки; заменил всех шерифов и выпроводил из Англии все отряды наемников. Он провел военную реформу колоссаль­ной смелости и значимости. Он дерзнул отказаться от традиционной военной службы крупных феодалов, которые должны были в течение сорока дней в году вместе с дружи­нами воевать за короля. Представляете, как трудно было их всех собрать? Вместо этого Генрих стал брать с них щитовые деньги (с каждого «щита») и на них приглашать наём­ные отряды, которые были в полном распоряжении лично короля точно в нужное ему время. С этого начинаются будущие победы Англии в Столетней войне. Кстати, этим же законом он предоставил всем свободным людям Англии не право, а обязанность иметь оружие. Все члены городской общины обязаны были иметь кольчугу, шлем и копьё. То есть щитовые деньги шли на наёмных профессионалов, а все свободные англичане, не бароны, могли встать в ополчение. Совсем недавно в предпоследнюю президентскую кампанию в США, когда шёл спор о праве на оружие, один из республиканских кандидатов ска­зал, что традиционное право населения вооружаться идёт не из XVIII, а из XII ве- ка, от короля Генриха II. Право и обязанность свободных граждан носить оружие. У нас, к сожалению, нет времени рассказать о «госстроительстве» Генриха, но я хочу, чтобы вы представляли себе, с личностью какого масштаба стараются со­владать его сыновья в нашем фильме. Генрих II значительно укрепил позиции Англии в Шотландии и в Ирландии, а также накинул уздечку на непокорный Уэльс. Причем сделал это очень остроумно, он потрафил местным жителям, раскопав легендарный Авалон и останки короля Артура, великого короля бриттов, и вытащенный им из камня меч Экскалибур. (Смотрите фильм «Экскалибур» Джона Бурмена 1981 года по роману Томаса Мелори с целым созвездием кинозвезд: Лиамом Нисоном, Габриэлом Бирном, Хелен Миррен, Робертом Эдди и уже упомянутым нами Терри Найджелом в роли короля Артура. Лента получила премию каннского МКФ «за особые художе­ственные достоинства».) Генрих хитро встроился в родословную великого рыцаря, ссылаясь на то, что бритты часто переплывали Ламанш и селились в Нормандии и соседней Бретани, ко­торую и назвали в их честь. А ведь это земля и родина самого Генриха, поэтому они вполне могли быть с королем Артуром д-а-а-альними родственниками. Почему я так подробно останавливаюсь на деятельности Генриха II как Зако­нодателя? Потому что ему не повезло с пиаром. В истории он остался как убийца свя­того Бекета и как отец легендарного Ричарда Львиное Сердце. И даже в нашем фильме освещен фактически только закат великого короля, когда все его победы остались в прошлом. Судьба Томаса Бекета (1118–1170) требует отдельного романа или фильма, и такой фильм есть. Это могучая лента «Бекет» Питера Гленвилла 1964 года рождения с Ричардом Бартоном, получившая двенадцать «Оскаров»! Кстати, роль молодого Ген­риха II там тоже сыграл Питер О’Тул, как и старого в фильме «Лев зимой» 1968 года, всего четыре года спустя. Тем из вас, у кого хватит мужества посмотреть фильм «Бе­кет», советую понаблюдать, как изменяются два Генриха у Питера О’Тула. Нам же эта история интересна тем, что это одно из немногих явных прояв­лений Преображения Господня в нашем мире. Томас Бекет был сердечным другом и идейным соратником Генриха, именно поэтому король почтил его титулом канцлера, хранителя государственной печати, по сути премьер-министра. И именно поэтому, желая утвердить свои королевские права в церковном мире и стремясь к большей не­зависимости от Папы римского, Генрих возвел Бекета в сан архиепископа в надежде, что друг поможет ему бороться с церковью. И вдруг с Бекетом случилось невероятное. Святой дух, который веет, где хо­чет, коснулся духа Бекета, и он полностью преобразился. Не перебежал на сторону врага и не был перекуплен, а именно преобразился в страстного, глубоко верующего человека и яростного защитника церкви до полного самопожертвования. Ему даже пришлось бежать во Францию, спасаясь от гнева Генриха II, считавшего Бекета дваж­ды предателем: как сердечного друга и как реформатора-государственника. О преда­теле Бекете король Генрих не раз с горечью вспоминает в нашем фильме. Прославившись праведной жизнью и знаниями богословских трудов, Томас Бекет, надеясь на защиту Папы римского, вернулся в Англию и был там заколот и из­рублен на куски прямо у алтаря излишне ревностными сторонниками Генриха II. Счи­тается, что однажды, взбешенный сопротивлением архиепископа, король воскликнул что-то вроде: «Клянусь очами Божьими (говорят, таково было его любимое присло­вие), неужели из всех трусов, которых я кормлю, не найдется никого, кто избавит меня от этого несчастного попа!» Иными словами, Святой дух вел Томаса Бекета правильной дорогой. К смерти мученика и канонизации. Что может воля человека, даже такого, как Генрих II, против путей Господних? На могиле Бекета сейчас же начались чудеса, огни святого Эльма, стали исцеляться незрячие. Генриху пришлось через два года, в 1172 году, каяться, причем по распоряжению Папы римского его коленопреклоненного прилюдно биче­вали монахи. А четверо баронов-убийц были отправлены по приказу Папы Алексан­дра III на покаяние сражаться в Святую землю. Что-то типа штрафбата. В фильме этих сцен нет, но Бекет постоянно упоминается в пикировках Али­еноры и Генриха. Питер О’Тул говорит о нем с глубокой внутренней болью, словно задевает старую сердечную занозу, а Патрик Стюарт цедит сквозь зубы, словно недо­волен собой, что поддался в прошлом обаянию неверного друга. На мой взгляд, сдержанный и отстраненный Генрих, каким его играет Патрик Стюарт, уступает бешенному, полному страсти Генриху Питера О’Тула. Возможно, Стю­арту было трудно расстаться с привычной маской корректного интеллектуала капитана Жана-Люка Пикара из «Звездного пути» (Новое поколение). Но, видно, Патрику Стю­арту очень хотелось сыграть Генриха II, ведь он даже выступил сопродюсером ленты. Ричард Львиное Сердце (1157–1199) Что касается панегириков сыну Генриха II Ричарду Львиное Сердце – нашему третье­му персонажу, – то Генрих сделал для страны в тысячу раз больше, чем его сын Ричард Львиное Сердце. В ремейке Кончаловского его – напористого и недалекого – отлично сыграл Эндрю Хауард. Ричард, кстати, даже не говорил толком по-английски, так как Алиенора растила его в Аквитании. А после коронации прожил в Англии всего четы­ре месяца. После чего отправился в Крестовый поход, попал на обратном пути в плен к германскому императору (сыну нашего Барбароссы), был выкуплен за огромную сумму, непосильную для бюджета Англии, и вернулся «домой» еще на целых два ме­сяца, пока не сложил свою буйную голову в бою. Так что рыцарь он был блестящий, а король, глава государства, в отличие от своего отца Генриха II – никудышный. Но всё дело в пиаре! А масс-медиа Средневековья – поэты-мелодекламаторы (трубадуры и труверы), поющие на распев поэмы собственного сочинения при дворах королей или странствуя из города в город. Да-да. Роль поэзии в средние века – огром­на. Поэт – это театр, газета и телевидение в одном лице. Поэтому любовь Ричарда к трубадурам сильно способствовала его прославлению. Трубадуры в своих балладах не только разносили по Европе новости, но и творили имидж своим героям. Вот поче­му милость или гонения по отношению к знаменитым поэтам в средневековой Европе были равносильны открытию или закрытию в наше время телевизионных каналов или веб-ресурсов масштаба Гугла. Кстати, нынешние рэперы – это прямые потомки трубадуров на новом витке истории. В средневековой Европе стихи были неотделимы от музыки и читались нараспев под лютню, флейту или бубен, иначе говоря – это был просто замедленный рэп. Кажется, только к XVI столетию стихи отделились от музыки и зажили самостоятельно. А ведь наш третий персонаж, будущий король Англии Ричард I Львиное Серд­це, был прозван так не столько за рыжую гриву и не за благородство своего сердца, а за его львиную жестокость. Самое фантастическое объяснение этому прозвищу изло­жено в поэме XIV века «Роман о Ричарде Львиное Сердце». Коварные враги не могли победить Ричарда неистового, смелого, сильного и спустили на него голодного льва. Обмотав руку шёлковым шарфом, Ричард вырвал через пасть сердце у льва и съел его. Потому что тоже был голоден. (Это я от себя добавила, для понижения градуса пафо­са.) А истинная история возникновения прозвища мрачнее и прозаичнее. Алиенора увезла нашего маленького Ричарда во Францию, в Аквитанию, в Пу­атье. Там была её радость сердца, любимая, солнечная, ласковая родина, нега, любовь. Двор любви, состоявший из прекрасных фрейлин и их поклонников – рыцарей и тру­бадуров. В этой атмосфере любви, куртуазности, поэзии, неги и вырастила Алиенора своего любимого львенка Ричарда. И как знак особой материнской любви – Ричарду и досталась Аквитания в наследство. Но он оказался так жесток к вольнолюбивым южанам при усмирении их очередного бунта, что свирепость его расправ и принесла ему звание «львиного сердца». Однако ко времени нашего фильма судьба Аквитании еще является торгом между королевской четой, а сам Ричард – всего лишь не люби­мый отцом и обделенный старший сын, измученный неизвестностью относительно своего будущего. Благодаря матери Алиеноре Ричард получил блестящее образование, он со­чинял стихи и щеголял внешним благородством, но был мстителен, честолюбив, кова­рен и свиреп, любил рыцарские турниры, охоту и опасные приключения. Настоящий мачо средних веков! Свирепый воин и раненный в самое сердце сын, которого сыграл молодой Энтони Хопкинс, задал очень высокую планку. Возможно, поэтому Конча­ловский выбрал на роль своего Ричарда Эндрю Ховарда, даже внешне похожего на Хопкинса, чтобы у зрителя произошел невольный перенос. Забавно об этом читать, но в то время начинающий актер Энтони Хопкинс играл в Национальном театре Лондона, который возглавлял легендарный сэр Лоу­ренс Оливье. Энтони с трудом вырвал разрешение у мэтра на дневные съемки, и недо­вольный Лоуренс предупредил молодого человека, что при первом же опоздании на спектакль или репетицию тот вылетит из театра. Справедливости ради надо заметить, что Ричард был не первым, а лишь тре­тьим, хоть и самым любимым сыном Алиеноры. Первенца королевская чета потеряла в младенчестве. А второй сын, Генрих Молодой (1155–1183), на которого все смотрели как на наследника (он был даже коронован отцом), умер от лихорадки незадолго до начала действия нашего фильма. Принцы Джеффри (1158–1186) и Джончик (1167–1216) Так, на первое «наследное» место выдвинулся Ричард, в будущем Львиное Сердце, хотя Генрих II хотел отдать корону своему любимцу, младшему сыну Иоанну, в бу­дущем Безземельному. Принц Джончик – поскребыш. Он родился, когда Алиеноре было уже под пятьдесят. Никто не ждал, что у нее еще может родиться ребенок, – это и для наших дней рекорд, а тогда – событие просто невероятное. К сожалению, в жизни королевской четы уже обозначился серьезный разлад, поэтому Алиенора много времени проводила во Франции, в любимой Аквитании, а потом оказалась в заключении, поэтому с Джончиком возился его отец Генрих. В фильме есть сцены, где король учит сына биться на мечах и держаться в седле, по-отечески нежно об­нимая. Но, по иронии судьбы, отцовский любимец стал бездарным королем и пар­шивым рыцарем. Роль юного Джончика играют – соответственно – Терри Найджел и Рейф Сполл. Кстати, Найджел Терри, будучи театральным актером, потом не снимался дол­гих тринадцать лет и только в 1981 году, за пять лет до Караваджо, замечательно сы­грал короля Артура в «Экскалибуре» Джона Бурмана. А вот средний королевский сын Джеффри оказался вообще без будущего: по­гиб на рыцарском турнире во Франции вскоре после событий, которые показаны в фильме «Лев зимой». Тем не менее, этот исчезающий персонаж на портрете является носителем родового, дедовского, имени Джоффруа, преображенного на английский манер в Джеффри. Этого расчетливого и, казалось бы, бесчувственного, но тоже не­счастного сына одинаково удачно исполнили тезки Джоны Касл и Лайт. Прекрасная Розамунда (1160–1184) Итак, Алиенора увезла Ричарда во Францию, потому что в Англии она перестала быть счастливой. Король Генрих охладел к ней и стал ей изменять. Особенно горько было узнать о его романе с прекрасной Розамундой. Ко времени действия нашего фильма Розамунды уже нет в живых, но её тень, как тень отца Гамлета, появляется повсюду в страстных словесных схватках супругов, поэтому на её судьбе надо остановиться. Тем более, что это редкий по своей наглядности пример огромного зазора между ре­альной историей и легендой, созданной людской молвой. Причем легенда всегда вы­ходит победительницей в сражении с фактами. Что ж, жизнь есть сон. Или фильм. Ложное, но живучее предание гласит, что король Генрих, устав от сильной, злой и мстительной королевы Алиеноры, влюбился в простую, нежную «пастушку» Розамунду. Опасаясь за жизнь любимой, король укрыл ее в замке Вудсток, в графстве Оксфордшир. Генрих якобы устроил в саду вокруг замка непроходимый лабиринт, найти дорогу в котором можно было лишь по серебряной путеводной нити. Хранителем нити стал верный рыцарь Томас (отсыл к Томасу Бекету), кото­рому король доверил жизнь Розамунды, уезжая в военный поход. Однако коварная Алиенора сумела обманом добраться до серебряной нити, нашла путь сквозь лаби­ринт и внезапно напала на юную деву. «Прекрасной Розамунде» – именно под таким «ником» она вошла в историю – королева предложила ужасный выбор: смерть или от кинжала, или от яда. Несчастная предпочла яд и погибла в страшных мучениях. Вернувшись из боевого похода, Генрих узнал о гибели возлюбленной и в гне­ве приказал заточить жену-убийцу в темницу. Безутешный король до конца своих дней любил Розамунду и умер в тот же день, что и она. И эта магия цифр – единствен­ная правда во всей гламурной средневековой сказке: Генрих действительно умер ше­стого июля в один день со своей возлюбленной, пережив её на тринадцать лет. И эти тринадцать лет были полны другими юными пастушками и принцессами, а может и натуральными овечками, на что мерзко намекает злая на язык Алиенора. Прекрасная Розамунда в реальности была аристократкой, дочерью лорда Клиффорда. Современники сохранили воспоминания не только об изумительной кра­соте Розамунды, но и о ее мягком и кротком нраве. Генрих был полной противоположностью. Далеко не красавец – в хрониках упоминается, что он был невысок, коренаст, и рыж, с круглым веснушчатым лицом. Но за неказистой внешностью скрывался кипучий и деятельный характер. Он был не только решителен, но и умен – его отличала страсть к наукам и интерес ко всему но­вому. Именно эти черты характера роднили Генриха II с Алиенорой – она также была умной, властной и энергичной. И их не прерывающаяся даже в разлуке тяга друг к другу очень хорошо показана в фильме. Быть может, два властных характера не могли долго уживаться вместе, а мо­жет, частые беременности жены охладили страсть Генриха. Как бы то ни было, начало романа с Прекрасной Розамундой историки относят к 1166 году, когда сорокапятилет­няя (или сорокасемилетняя) Алиенора была беременна своим последним ребенком, будущим королем Иоанном Безземельным. Именно в этот период Генрих, устав от «бури и натиска» супруги, выбрал её полную противоположность – нежную, мягкую и добрую Джоан Клиффорд – Розамунду. Не последнюю роль сыграла и разница в возрасте между двумя женщинами – Розамунда была почти на тридцать лет моложе своей царственной соперницы. То есть на двадцать лет моложе Генриха II. Эта любовь к Розамунде проложила глубокую трещину в семейном союзе и серьезно отразилась на большой европейской политике. Потому что Алиенора стала мстить мужу за измену как настоящая королева, а не как обманутая женщина. Она решила отнять у него то, что он любил больше всего – власть, и стала поощрять своих сыновей в заговорах против отца, тем более, что он давал к этому повод, не желая до­пускать их к управлению своей огромной страной, почти империей. Сыновья Генриха выросли, из львят превратились в молодых львов и потребо­вали часть добычи. Но отец Генрих, тогда еще лев не зимой, а знойным летом, в зените силы, наделив их титулами и землями, всё наследство оставил на бумаге. Бумажная добыча. Четверо сыновей! Больше, чем в сказке! Последнему, Джону, при раздаче не досталось даже кота в сапогах, и он стал Иоанном с насмешливым прозвищем Беззе­мельный. Голь перекатная. Да еще рябой и вообще поскребыш. Дом переполнен злобой, враждой, взаимными обвинениями. Семейная нена­висть дошла до того, что старшие сыновья – наследник престола молодой Генрих, Ри­чард и Джеффри – заключили с бывшим мужем Алиеноры Людовиком VII союз против собственного отца. Остаток жизни Генрих II провёл в постоянной борьбе с непокорными сыно­вьями. Первый раунд в 1173 году они проиграли, жизнь Генриха Молодого унесла лихорадка, Ричард и Джеффри после поражения в бою бежали, а их идейный лидер Алиенора была схвачена и оказалась в заточении в Винчестере на целых шестнадцать лет, вплоть до смерти Генриха в 1189 году! С этого момента и начинается, наконец, действие нашего фильма. Первые ка­дры показывают нам флеш-бек неудавшегося заговора сыновей и заточения королевы. Конечно, не в цепях, не в подземелье, кроме покоев у нее даже есть выход в маленький дворик, практично совмещенный с птичником. Но она лишена главного – свободы, воз­можности двигаться, нестись, скакать, лететь. Итак, Алиенора в заточении из-за заговора и госизмены, а вовсе не из-за смерти соперницы Розамунды, которая была тогда еще жива-здорова. Более того, заключив супругу под стражу, король смог публично признать свою связь с «Пре­красной Розамундой». Но их счастье было недолговечно, хотя он и пытался припуг­нуть непокорную Алиенору разводом, так же как делает и десять лет спустя в нашем фильме. Но не прошло и двух лет, как возлюбленные расстались. Возможно, то, что сладко под запретом, приедается на воле. А возможно, Генрих уже «положил глаз» на другую юную красавицу, принцессу Адель, о которой речь еще пойдет, но прекрасная Розамунда удалилась от мира в монастырь Годстоу, где вскоре умерла. Возможно, от любви. Тем не менее, мы помним не это, а проникающие в самое сердце слова поэта Юджина Ли-Гамильтона, которые Алиенора якобы говорит несчастной Розамунде: «…Дрожишь, овечка? Я не упускаю Тебя из виду, обходя тайком Убежище твое, и день за днем Круги обхода медленно сжимаю. Так хищница с подветренного краю К добыче подбирается ползком, Так гадина играет с голубком. Любовь ли это? Ненависть? Не знаю. Когда ты будешь мертвая лежать, Приближусь я к тебе, за пядью пядь, А локон твой уже не будет золот. Тебя коснусь я манием руки – В меня перетечет могильный холод, А изо рта покажутся клыки...» История о лабиринте в Вудстоке, прозванном «Будуаром Розамунды», стала популярна в эпоху царствования Елизаветы I. Считается, что лабиринт в Вудстокском замке действительно существовал, но его появление связано с пожеланиями Элеоно­ры, жены уже внука нашего короля – Генриха III Плантагенета. В годы войны Белой и Алой роз, если не ошибаюсь, замок был разрушен, а на его месте ныне красуется знаменитый дворец Бленхейм. Рождество 1183 года В пьесе и фильме показано Рождество 1183 года в Шенноне, когда Генрих выпускает ненадолго из заточения Алиенору, чтобы решить с ней государственные дела пре­столонаследия. По мнению историков, этого события не было, но психологическая правда настолько достоверна, что если бы они его отмечали, то именно так, как опи­сал это Голдмен. Кроме упоминания о сифилисе, которого тогда еще не знали. А это, согласитесь, хоть и сифилитичная, но совсем крохотная блошка. Генриху II в это вре­мя около пятидесяти – для Средневековья он уже старик. Алиеноре шестьдесят три, и так долго вообще не живут. Но она не только моложе духом, она бодрее короля и выглядит лучше него, что приводит Генриха в ярость. А главное, она и физически чувствует себя лучше, чем он. У Алиеноры, видимо, было железное здоровье. В пьесе точно и виртуозно выведены узловые конфликты семьи и эпохи. Они вытянуты на поверхность так грамотно, что даже не осознаешь, что автор рассказыва­ет о событиях не трех дней, а всей жизни. Пожалуй, единственный упрек к Джеймсу Голдмену, что ему лично не нравится Алиенора, поэтому он акцентирует внимание на её порочных чертах. К счастью, Кэтрин Хепбёрн и Глен Клоуз тончайшей игрой и со­чувствием к героине уравновешивают эту неприязнь автора, который устами Генриха даже обзывает её «Горгоной-медузой», а вовсе не медузой, как подумал небрежный переводчик. Тем не менее, есть много оснований считать, что супругов долгое время свя­зывала истинная и глубокая страсть. Главное доказательство – та бешеная ненависть, которая эту страсть сменила. И их безумное противостояние, этот ток высокого на­пряжения, ощутимо пробивает зрителей в течение всего фильма. У Кончаловского это отработано с помощью невероятно подвижной камеры. Наши герои то и дело ока­зываются на замковой лестнице, по которой они то взбегают наверх, но скатываются вниз. Оператор подхватывает эти лихорадочные взлеты и падения, словно снимает кардиограмму сюжета, обнажая для нас основной нерв фильма. По преданию, король Генрих приказал одному из художников изобразить на стене своего Винчестерского дворца орла и четырех орлят, двое из которых бьют орла крыльями, третий – когтями и клювом, а четвертый пытается выклевать ему глаза. Так Генриху представлялась его семейная жизнь. Хорошо еще, что орлица уже «за решет­кой в темнице сырой». Принцесса Адель (1160–1218/24) Но конфликт с сыновьями разгорался не только из-за земель и плохого обращения с матерью, яблоком раздора стала и другая женщина. У нас на семейном портрете еще один, седьмой, персонаж – французская принцесса Аделаида или Адель – дочь Людовика VII от второго брака и старшая сводная сестра будущего короля Филиппа II. Людовик VII после развода с Алиенорой женился на Констанции Кастильской (1140–1160), которая тоже родила ему двух дочерей, Маргариту и Аделаиду. Маргари­та была невестой Генриха Молодого и принесла в приданое Англии землю Вексен – на стыке Нормандии и Ил-де-Франс. (А вовсе не какую-то мифическую «Вексению», как бездумно решил переводчик.) Но после смерти жениха это приданое, с которым Генриху II очень не хоте­лось расставаться, перешло младшей дочери Адели, с раннего детства считавшейся невестой Ричарда Львиное Сердце. К несчастью, мать Адели, королева Констанция, умерла родами и поэтому, как часто бывает, девочку забрали ко двору жениха в Ан­глию еще в младенчестве. Заступиться за нее было некому, потому что её отец Людо­вик VII женился в третий раз и был занят своими королевскими делами, в том числе производством на свет наследника. Но Алиенора не заменила Адели мать, как уверяла она её в фильме. Алиено­ра никогда не воспитывала дочь своего бывшего мужа короля Людовика VII вместе со своими собственными тремя дочерьми: Элеонорой, ставшей королевой Кастилии; Матильдой, которую отдали замуж за Генриха Льва (помните «дорогого кузена» Бар­бароссы?), и Иоанной, выданной замуж за короля обеих Сицилий. Нет, Людовик VII отдал девочку замуж в Англию с условием, что его ненавистная бывшая жена Алие­нора будет держаться от нее подальше, поэтому первые годы Адель вообще прожила в Нормандии у бабушки – императрицы Матильды. Но когда уже юную принцессу привезли в Лондон, Генрих понял, что не хо­чет отдавать никому не только Вексен, но и красавицу Адель. Это был очень цепкий король. Что в его руки попало, то пропало. Поэтому он отнял невесту у сына Ричарда, совратил малолетку, сделал своей любовницей и, возможно, обещал ей корону. Гово­рят, что она даже родила ему ребенка. В ремейке Кончаловского Адель на английский манер зовут Элис, и её играет последняя из многочисленных жен Андрона Кончалов­ского юная Юлия Высоцкая. Кстати, все англоязычные кинокритики с удовольствием отмечают её «очаровательный французский акцент» (на самом деле русский), как и подобает французской принцессе. Думаю, снимая этот фильм, Андрон Сергеевич мыс­ленно примерял на себя шкуру Генриха II. Вот почему для меня Андрон тоже «Лев зимой», хотя его подпирает всего один сын, а не три. Роман Генриха с Элис был еще одним глубоким оскорблением для Алиеноры и для сына Ричарда, который после смерти от лихорадки старшего брата Генриха Мо­лодого стоял теперь в листе ожидания на трон первым. Сильно забегая вперед, скажу, что когда в 1289 году Генрих II все-таки вы­нужден был выпустить из рук жизнь, Элис было уже почти тридцать лет – по меркам Средневековья перезрелая невеста, да еще с подмоченной репутацией. Неудивитель­но, что после смерти Генриха II Ричард, «добившись справедливости» и став королем Ричардом Львиное Сердце, больше не горел желанием жениться на наконец-то до­ставшейся ему и привезенной в Руан невесте. Кажется, он даже не захотел увидеться с ней, чувствуя себя глубоко уязвленным этим циничным сватанием. Да и королева Алиенора, которой не за что было любить Элис, активно занялась поисками новой не­весты для любимого сына. А саму Адель-Элис её брат, король Филипп, тихо и вполне удачно пристроил потом за графа Пуатье в надежде, что этот брак останется бездетным и всё имущество вернется в королевскую казну Франции. Но просчитался: она родила в этом браке дочь, хоть и была старше мужа на восемнадцать лет. Филипп II Август (1165–1223) А на нашем полотне появляется важнейший герой – единственный и долго-долго­жданный сын Людовика VII – король Филипп II, прозванный за свою «величайшесть» и мудрость Августом. Его роль сыграли замечательные английские актеры Тимоти Далтон и Джонатан Рис Майерс. Весь актерский состав фильма у Кончаловского вы­бран очень удачно, но Алиенора и Филипп – исключительно хороши. Рис Майерс на­стоящий демон-искуситель в этой роли. Итак, после развода с первой женой и безвременной кончины второй Людо­вик VII женился в третий раз на Адели Шампанской, которая родила ему, наконец, нашего героя – долгожданного наследника Филиппа II Августа. Филипп Август тоже был поскребыш, как и Иоанн Безземельный, но он был единственный, желанный и поздний. Его отцу Людовику VII стукнуло уже сорок, когда родился Филипп. Король называл сына Богоданным, и когда тот еще подростком перед самой коронацией зане­мог, при всей трудности отношений Людовик VII бросился к Генриху II за разрешени­ем приехать в Англию и помолиться на могиле новомученика Святого Фомы (Томаса Бекета). Поразительно, что Генрих II не только позволил своему вечному сопернику посетить Англию, но и отправился на богомолье вместе со своим заклятым другом. Может, надеялся, что убиенный Томас оценит этот благородный жест? Филипп тогда поправился, отец короновал его еще при своей жизни и совсем скоро скончался. Так в четырнадцать лет Филипп стал полноправным королем Франции. Филипп на девять лет моложе своего врага-друга Ричарда Львиное Сердце, и в нашем фильме он еще юноша, но уже король! А Ричард все еще обивает отцовский порог в надежде на такую же коронацию при жизни, какая была у его старшего умер­шего брата Генриха Молодого! Того ведь отец согласился короновать! Но все тщетно! А Филипп, хоть и мальчишка, не только решительно отказался от традицион­ного регентства матери и дяди, но еще и сразу женился на графине Изабель и полу­чил за ней соответственно огромное графство Артуа. Он, кстати, в первую же брачную ночь так припугнул молодую королеву, что разведется с ней, если бароны – её дядя и папочка – будут продолжать злоумышлять против него; так её припугнул, что она босая с распущенными волосами и со свечой в руках прошла весь Санлис – город, где остановился Филипп, – крестным ходом вместе с нищими, прокаженными и калеками и униженно просила повелителя не выгонять её. Ах, как жаль, что у нас нет времени поговорить о его личной жизни, а приходится упомянуть только о государственной! Этот удивительный и великий французский король, настоящий «устроитель Франции», собиратель земель французских, начав править в 1180 году и получив очень урезанную из-за английских владений Францию, завершил свое правление через сорок три года, вчетверо увеличив королевский домен. Филипп был стратег, дипломат и государственник, редкий случай для Средневековья, да и для наших дней, – работающий на будущее. С ним Франция стала почти той Францией, которую мы знаем сейчас. До него власть Капетингов была вполне призрачна, а реальная сила находилась в руках герцогов и графов, владевших огромными территориями. Бургун­дия, Аквитания, Шампань, Тулуза – это графства и герцогства, которые были гораздо богаче королевских владений. Лично у короля был Иль-де-Франс, очень маленькое по сравнению с остальными владение на оси Париж-Орлеан. Средневековые хронисты донесли до нас клятву-заклинание Филиппа: «Сей­час они творят, что хотят («они» – это крупные феодалы – прим. авт.), но если я наберусь по Божьей воле силы, они ослабеют, я же в силе возрасту, тогда отомщу им в полной мере». И в первую очередь он хотел обуздать своих английских васса­лов Плантагенетов, которых он, очевидно, больше всех остальных ненавидел с самого раннего детства. Кроме государственной нужды, в его сердце сидела и глубокая личная заноза. Он мечтал отомстить за пентюха отца экс-мачехе Алиеноре, доказать, что они, Капе­тинги, стоят большего, чем Плантагенеты. Да и сама эта английская королевская чета наполовину французы. Удачливые выскочки! Ах, как ноет эта рана! Недаром, став в четырнадцать лет королем, первое, что он требует, это чтобы великий лев Генрих II Плантагенет принес ему вассальную присягу. Ему – мальчишке! С законодательной точки зрения он абсолютнно прав, но с человеческой – он жаждет унижения велико­го воина, рыцаря, короля и мужа его экс-мачехи, унизившего его отца на всю Европу и на всю историю. Итак, месть. Блюдо, которое надо есть холодным, и Филипп-Август остужает свой темперамент, берет на вооружение холодный, стратегический расчет и надолго надевает коварную личину сердечного младшего друга всех сыновей Генриха, поти­хоньку стравливая их друг с другом. Распря Алиеноры с мужем ему тоже очень на руку. Это прекрасно показано в фильме, не буду пересказывать, чтобы не испортить вам удовольствие. В отличие от пылкого и недальновидного Ричарда Филипп мудр и коварен. Филипп Август по очереди дружил с каждым из сыновей Генриха II и предавал их в самую решительную минуту. Каждый из Плантагенетов – ну, по крайней мере, Генрих Молодой, Ричард Львиное Сердце, Иоанн Безземельный – в какой-то момент своей жизни с потрясением видели, сколько было под маской Филиппа II, которую они наив- но принимали за лицо, холодной, бешеной злобы. С помощью Ричарда, которому он стал почти побратимом, он добил старого льва Генриха II. Мы не знаем наверняка, как далеко зашла близость принцев. Стали ли они любовниками? Возможно, что такой извращенный ум, как у Филиппа, мог рас­ставить Ричарду и подобную ловушку. Склонить его к близости, соблазнить, а потом всё свалить на старшего товарища, обижающего маленьких мальчиков. Хронисты го­ворят, что они делили ложе. Но в средние века это не обязательно значило мужело­жество. Это могла быть и форма символического, рыцарского акта доверия. Во сне человек беззащитен, и он делит ложе только с тем, кому истинно доверяет. В любом случае у обоих были жены и дети, поэтому вряд ли их можно причислить к истинным гомосексуалам. Кстати, сцена раскрытия отцу секрета их близости снята Энтони Харви в 1968 году настолько целомудренно, что не вызывает никаких ассоциаций. Тем более, что молодой Тимоти Далтон играет Филиппа как истинного гетеросексуала и цените­ля женской красоты, и даже его гладкая, нежная кожа и густые ресницы не соотно­сятся зрителями с образом изнеженного гомосексуалиста. Впрочем, речь идет о ны­нешнем зрителе, закаленном сценами порнографии всех сортов. Возможно, зрителю 60-х красота юного королевича и могла показаться подозрительной. У Кончаловского юноши стоят почти в обнимку, и у Риса Мейера такие чертики в глазах прыгают, что не знаешь, что и думать. А его шелковые, нежные, длинные волосы, окаймляющие лицо с еще нескладными, как у подростка, чертами, невольно наводят на мысль об андрогинной природе их владельца. Филипп был неутомим и неуемен в своих кознях. Вот что произошло за рам­ками нашего фильма, но что обсуждают его герои. Итак, Филипп потребовал от Ген­риха II ленной присяги. Ах, он не хочет?! Тогда Филипп объявил английского короля негодным вассалом и предложил все земли Плантагенетов во Франции сначала его сыну Генриху Молодому, а когда тот умер, эту же предательскую присягу принес его брат, герцог Бретонский, Джеффри. Когда же и его забрала смерть, Филипп начал помогать Ричарду, который, так же как и остальные братья, эту роковую присягу с удовольствием принес. Снова родственная англо-французская война, патовая ситуация и трудные переговоры 1188 года под знаменитым вязом. Умница и жадина Филипп Август пред­ложил Генриху – раз тот не хочет отдавать земли сыну Ричарду и не хочет приносить ленную присягу – выкупить их у Филиппа-Августа за двадцать тысяч марок серебром. Это примерно пять тонн серебра. И Генрих выкупил, а сердечного друга Ричарда наш Филипп «кинул». При этом как ни в чем не бывало оправдался перед Ричардом тем, что он выманил деньги у его отца, Генриха, на борьбу с ним же. Филипп, как уж или лис, мог вывернуться из любой ситуации. В результате оба англичанина, король и принц, оста­лись ни с чем: сын Ричард без обещанных земель, а отец без обещанного мира. Ричард, обманутый и отцом и другом, в ярости погнался за старым королем Генрихом, тоже всеми преданным. А Филипп между тем снарядил на полученные деньги новые отряды. Под их натиском пали последние французские крепости Генри­ха во Франции, и Генрих вынужден был снова вступить в переговоры. Судьба заста­вила его сдаться на милость победителей. Поклявшись не мстить изменникам, Генрих попросил прочесть имена тех, кто его предал. Но не имя Ричарда Львиное Сердце стояло в этом списке первым, а имя его лю­бимого младшего сына Иоанна, Джончика, права которого он всегда отстаивал перед старшими братьями. Король был особенно привязан к нему, потому что воспитывал сына один и на свой лад. Говорят, услышав его имя, Генрих воскликнул: «Довольно»! – отвернулся к стене, два дня так пролежал, не шевелясь и не принимая пищу, а на третий день скончался. От горечи потери власти или горечи предательства, то есть тоже от любви, как и нежная Розамунда. Его слуги разворовали все, что могли, бросив мертвого короля в одной на­тельной рубахе. Только трое верных друзей остались у его тела. Один из них, предан­ный Уильям Маршал (он все время сопровождает Генриха в фильме), накрыл былого властелина Англии и Франции своим плащом. Генриха II Плантагенета погребли в мо­настыре Фонтевро. Толпы нищих собрались на похороны короля, надеясь на богатую милостыню. Но им не бросили ни одной монеты — казна старого короля была пуста. Он всё выгреб для лиса Филиппа-Августа. В фильме и в пьесе, вопреки исторической правде, Генрих умирает на Рожде­ство в Шенноне. И эта смерть полностью согласуется с психологической истиной – он действительно погиб, осознав предательство всех сыновей, особенно младшего, люби­мого Иоанна. На этом месте действие нашего фильма заканчивается, но борьба между Филиппом и Ричардом продолжается. Краткое содержание следующих серий. Поединок закадычных врагов После смерти отца Ричард Львиное Сердце освободил из заточения свою мать — Али­енору Аквитанскую – и собрался уже сцепиться со своим побратимом Филиппом, ко­торый потихоньку начал откусывать у него замки в Нормандии. Но Папа римский настаивал на скорейшем походе на Святую землю и освобождении взятого Салах- аль-Дином Иерусалима – святыни, которая восемьдесят восемь лет, со дня Первого крестового похода, была в руках христиан. Ричарду схватку с Филиппом пришлось отложить. Но сам Филипп не откладывает схватку с Плантагенетами ни на секунду. Рис Майерс настолько хорошо передал это сатанинское коварство еще в начале их борьбы, что невозможно не закончить рассказ о том, как Филиппу удалось «замотать» до смерти почти всю семью Плантагенетов. Два друга-врага отправились на Святую землю морем через Сицилию. А герой нашего прошлого очерка Фридрих Барбаросса во главе огромного войска хоть и дого­нял их по суше через нынешнюю Турцию, но умудрился утонуть. О крестовых походах нас еще ждет очерк о фильме «Царствие Небесное», а сейчас я только хочу слега допол­нить портреты наших героев. Первым на Сицилии в порту Мессины появился Филипп, а Ричард – спустя девять дней. Ничто не характеризует лучше этих двух людей, чем опи­сание их высадки, взятое мною из книги Джона Норвича «Расцвет и закат Сицилийского королевства. Нормандцы в Сицилии. 1130–1194»: «Когда узнали, что король Франции должен прибыть в порт Мессины, местные жители разного пола и возраста ринулись туда посмотреть на столь славного властителя, но он, удовольствовав­шись одним кораблем, вошел в порт цитадели незаметно, так что те, кто ожидал его на берегу, усмотрели в этом проявление слабости; подобный человек, говорили они, прячущийся от по­сторонних глаз, не сможет совершить великих подвигов… Но когда флот Ричарда входил в порт, люди толпами хлынули на берег и узрели море, вспененное бесчисленными веслами, и услы­шали громкие, чистые голоса труб и горнов, раздававшиеся над водой. Когда выстроившиеся в ряд суда подошли ближе, стало возможным различить блеск доспехов, вымпелы и знамена, развевающиеся на кончиках копий. Носы кораблей были украшены гербами рыцарей, щиты сверкали на солнце. Море кипело под ударами весел, воздух дрожал от звуков труб и криков восхищенной толпы. Могущественный король, ростом и величием превосходивший всю свою свиту, стоял на носу, как тот, кто ожидает видеть и быть увиденным… И когда трубы заиграли на разные голоса, но все же в согласии, люди зашептали: “Он воистину достоин империи, он по праву сделался королем над народами и королевствами, то, что мы слышали о нем, не идет в сравнение с тем, что мы теперь видим воочию”». Мало кто знал, что блистательный воитель Ричард, опасаясь морской болезни, пересек Апеннинский полуостров по суше, и его морское путешествие составляло не больше двух миль (около четырех километров), он просто переплыл пролив. Нет, не просто. А с большой помпой. Еще меньше людей догадывались, что при всем золотом великолепии своего появления Ричард был в мрачном настроении. Несколькими дня­ми раньше, когда его войско проходило через Милето, его унизили неудачной стыч­кой с хозяином сокола, на которого Ричард, привыкший брать всё что хочется, «поло­жил глаз». Зато в Неаполе он потряс своих спутников тем, что заглянул чуть ли не в сердце Везувия, который в тот момент был неспокоен. А значит, еще раз подтвердил, что он лев, сын льва. Мачо XII века. Удивительно, но у захватывающих приключений королей в Третьем кресто­вом походе почти нет кинематографического следа, если не брать во внимание аме­риканский фильм 1954 года «Король Ричард и крестоносцы» Дэвида Батлера. Этому фильму, вошедшему в почетный список пятидесяти самых плохих американских фильмов, не помогло даже то, что он был снят по роману Вальтера Скотта «Талисман». По этому же роману снят и наш фильм, вернее дилогия: «Ричард Львиное Сердце» (1992) и «Рыцарь Кеннет» (1993) режиссера, актера и чиновника Евгения Герасимо­ва, где роль Ричарда исполняет Александр Балуев. Впрочем, из-за сильной нехватки средств эта лента скорее напоминает телеспектакль. Приплыв на Святую землю, хитрый лис Филипп в самом скором времени за­недужил, но разыграл отравление и болезнь, причем распустил слухи, что отравил его Ричард, в чего результате он «оплешивел». Выжал тюбик до конца. Даже свою плешивость свалил на происки Ричарда. Филипп действительно подхватил какую-то злую лихорадку и не только оплешивел, но и окривел, и у него на руках кое-где сошла кожа. Может, Бог наконец пометил шельму? Бросив Ричарда сражаться в одиночку, Филипп вернулся домой, чтобы уло­вить в сети младшего, последнего брата – Иоанна, уговорить его завладеть короной Англии, пока его доблестный братец Ричард освобождает Иерусалим. А ведь уезжая со Святой земли, Филипп дал клятву не злоумышлять против Ричарда! Здесь рыцарь Ричард снова сталкивается с политиком Филиппом. Для одного клятва – священна, а для другого – всего лишь уловка в политической борьбе. В этом смысле Филипп-Ав­густ очень близок нам сегодняшним, циникам и утилитарным конформистам. А на Святой земле вспыльчивый Ричард умудрился сцепиться с герцогом Австрийским Леопольдом, который, ворвавшись в Аккру и отбив важную башню, во­друзил над ней свой флаг. Ричард в ярости, считая, что вся заслуга штурма принад­лежит ему, чуть ли не самолично сорвал флаг и то ли втоптал его в пыль, то ли сбро­сил в ров. Одним словом, надругался над родовым знаменем. А символ, знамя, герб были чрезвычайно важны в средневековом мире. Леопольд смертельно оскорбился. Это оскорбление дорого стоило и Ричарду, и всей Англии. Именно из-за него Лео­польд взял Ричарда в плен, когда тот, возвращаясь из крестового похода, потерпел крушение и тайком через Австрию пробирался домой. Леопольд за пятьдесят тысяч марок серебром передал пленника германскому императору Генриху VI, сыну «наше­го» Барбароссы. Это считалось подлостью, ведь крестоносца, кроме как в бою, нельзя было брать в плен. А значит нарушались высочайшие рыцарские заповеди, вернее, с этой твердыни посыпались первые камушки. Генрих VI перекупил пленника, как по­том англичане перекупили пленную Жанну д’Арк у бургундца Иоанна Доброго – еще одного эталонного рыцаря. Ричард Львиное Сердце когда-то поддерживал противников Гогенштауфенов в борьбе за германский имперский престол и сильно насолил императору. А еще родная сестра Ричарда, Матильда, вышла замуж за кровного врага Барбароссы и всех Гогеншта­уфенов Генриха Льва Вельфа. Помните, как он предал Барбароссу в битве при Леньяно? Император Генрих VI Гогенштауфен (о котором мы подробно поговорим в сле­дующем эпизоде) заключил Ричарда в замок. В Англии ничего не знали о судьбе ко­роля и тщетно в течение двух лет искали его по всей Европе. Говорят, один из близких сподвижников Ричарда, поэт-трубадур и рыцарь Блондио (или Блондель), добрался до неприступной скалы в Пфальцском лесу, на которой возвышался имперский замок Трифельс. Из высокой башни до него донеслась песня, которую когда-то они сочини­ли вместе с Ричардом. Блондио подхватил песню, и Ричард откликнулся. Так друзья нашли своего пропавшего без вести короля. На этот сюжет Андре Гретри в конце XVIII века написал дивную комическую оперу «Ричард Львиное Сердце». Ария Блонделя «О, Ричард, мой король» стала боевой песней роялистов во время Великой французской революции. Они только часто заме­няли имя «Ричард» на «Людовик». А потом эта ария сделала еще один невероятный вираж и с другими словами стала «путевой песней» революционных сторонников ре­спублики. Нам эта опера тоже не чужая. П.И. Чайковский включил арию Лоретты в свою «Пиковую даму». Старая графиня напевает начало этой арии, когда вспоминает, как в молодости блистала во Франции. Но вернемся к первопричине нашей беседы – самому Ричарду Львиное Серд­це. Император Генрих VI потребовал за него огромный выкуп – сто пятьдесят тысяч марок серебра, больше тридцати тонн серебра, доход английской казны за два года. На эти деньги император собирался снарядить войска для отвоевания себе короны Сицилии. Считается, что когда об этом стало известно, наш лис Филипп-Август и брат Ричарда Иоанн предложили германскому императору большую сумму, чтобы тот не выпускал из заключения законного короля Англии. Но Папа римский, желая насо­лить императору, потребовал освободить героя крестового похода. Англия заплатила очень дорогую цену за своего короля, который даже толком не говорил по-английски. Кстати, эти деньги были собраны благодаря горячности и преданности Алиеноры, и именно она, несмотря на свои семьдесят два года, лично отвезла за Рейн выкуп им­ператору. Какой пропадает сюжет для приключенческого фильма! И снова без всякого отклика со стороны кинематографистов. Король Ричард появляется в десятках филь­мов, и в разное время его играли и Уоллес Бири, и Шон Коннери, и Ричард Харрис, и Джордж Сандерс, и даже Патрик Стюарт и Питер Устинов, но чаще всего это были роли второго плана в фильмах о Робине Гуде. (Хотя формально они жили в разное время.) А достойного фильма о Ричарде при всей его популярности так и не приключилось. Историки говорят, что, узнав об освобождении Ричарда, король Франции на­писал Иоанну Безземельному: «Будь осторожен. Дьявол на свободе». А сам дьявол, как только оказался на свободе, принял покаяние провинившегося брата и милостиво простил его. Почему? Почему он не наказал его так, как Барбаросса своего двоюрод­ного брата Генриха Льва? Вальтер Скотт, который написал о Ричарде роман «Талисман», вкладывает в уста своего героя такие слова: «Лев не питается падалью». И Ричард помиловал не только брата Джончика, он повелел перед смертью оставить в живых своего убийцу. Впрочем, его милосердие избирательно, он еще не знает об общечеловеческих цен­ностях, и на Святой земле тот же Ричард бестрепетно приказал убить две тысячи жи­телей Аккры, гражданского, мирного населения, за которых Салах-аль-Дин не спешил отдавать выкуп. Правда, это ведь сарацины, а не люди. Одновременно Ричард был невероятно щедр, как и полагается эталонному рыцарю. Он, не скупясь, вознаграждал своих крестоносцев. За бесценок продал там­плиерам захваченный им остров Кипр, который перешел потом бездарному королю Иерусалимскому Ги де Лузиньяну, потерявшему свое королевство и королеву Сибиллу – держательницу титула. Вы помните, что показная щедрость, расточительство были добродетелями в средние века? Вождю полагалось спустить всю добычу на пирах, раздарить вассалам, иначе удача могла от него отвернуться. Такое разбазаривание средств не считалось слабостью или недальновидностью – наоборот, оно почти ожидалось от знатного че­ловека. Никакого режима экономии. Более прочными, чем денежные приобретения, были слава, честь и уважение, которые заслужил Ричард как воин. Хотя понятие чести XII века могло довольно сильно отличаться от нашего. Помиловав брата-предателя, Ричард обрушивает весь свой гнев на интригана и клятвопреступника Филиппа, но случай спас Филиппа от возмездия. Во время осады замка одного взбунтовавшегося французского барона простой арбалетчик смертельно ранил Ричарда Львиное Сердце. Впрочем, причина ссоры была вполне вздорной: Ри­чард не поделил с маркизом Лиможским Адемаром найденный крестьянином на его земле золотой самородок. Согласно преданию, смертельно раненный Ричард все же за­хватил замок, приказал повесить всех защитников, а меткого арбалетчика великодушно отпустил. Правда, после смерти короля его приближенные поправили положение, схва­тив воина, содрали с него кожу, а потом еще и повесили. Умирая, бездетный в браке с Беренгарией Наваррской (1165/70–1230) Ричард Львиное Сердце оставил английскую корону своему брату Иоанну, который так ча­сто предавал его. Четверть всех своих богатств и сокровищ король завещал слугам и беднякам. Щедрый, воинственный, жестокий, сентиментальный и безрассудный – настоящий эталон рыцаря Средневековья. Не такой канонический, как Барбаросса, но более жизненный, что ли, более полнокровный. Похоронить себя он приказал у ног своего отца – Генриха Плантагенета – в монастыре Фонтевро во Франции. Хотел ли он с ним примириться после смерти? Неизвестно. Так вся величайшая английская королевская семья оказалась похоронена во Франции, потому что потом к ним присо­единились и Алиенора, и её дочь Иоанна. Кстати, Кэтрин Хепбёрн специально приез­жала во Францию, чтобы посетить Фонтевро и побывать у могилы своей легендарной героини. Любопытно, что не только родоначальники английской династии Плантаге­нетов оказались похоронены на французской земле, но и Вильгельм Завоеватель с супругой тоже нашли покой во Франции, на малой родине, в Нормандии, в соборе города Кана. Джончик, ставший Иоанном Количество Плантагенетов по мужской линии уменьшилось до двух. Внебрачный сын Ричарда Филипп де Коньяк был не в счет. Но кроме Иоанна Безземельного был еще Артур Бретонский (1187–1203) – сын погибшего на турнире Джеффри. Формально Джеффри старше Иоанна, так что Артур имел полное право оспорить у дяди корону. Что он и не преминул сделать, конечно же, при поддержке друга всех Плантагенетов Филиппа Августа. К несчастью для себя и к огромному счастью для Филиппа, попав в плен к дяде, юный Артур умер загадочной смертью. Поговаривали, что его закололи наемные убийцы. Филипп дал этой молве нужное направление, и совсем скоро все уже судачили, что племянника порешил дядя Иоанн. Ура! Иоанн Безземельный – зло­дей! Он совершил убийство на территории Франции! Призвать его на допрос для дачи показаний как вассала Французского короля! Не хочет? Значит, тем более виновен! Тогда пойдем на него войной! Какой благовидный повод! Да, напрасно Генрих II, наш Лев зимой, так любил и лелеял своего Джончи­ка, воспитывал его, обучал биться на мечах. В фильме и пьесе подчеркивается неж­ность, с которой Генрих обращается с сыном. Но Джончик стал бездарным королем и паршивым рыцарем. Профукал все французские владения Англии, включая родовую Нормандию. Ввязавшись в войну с Филиппом II, он с треском проиграл её, невзирая на помощь тогдашнего немецкого императора и своего племянника Оттона Вельфа (сына его сестры Матильды и Генриха Льва Вельфа). Поражение в знаменитой битве при Бунвиле в 1214 году стоило имперской короны и самому Оттону. Кстати, дальновидный Филипп в отличие от Барбароссы, воевавшего с горо­дами, использовал городское ополчение себе во благо и с помощью двадцати пяти тысяч французов разгромил стотысячное англо-германское войско. Чтобы спастись от полного поражения и потери Англии, Иоанн спрятался за юбку, вернее за рясу Папы римского, и объявил Англию его ленной землей, зная, что против Папы Филипп не пойдет. Но настолько взбесил этим собственных английских баронов, что они, на­валившись на него, заставили подписать знаменитую «Великую хартию вольностей». Так, в 1215 году ничтожнейший из английских королей сделал величайшее деяние в истории Англии и всей Европы. Заложил мировоззренческие основы госу­дарственного устройства всей современной Европы. Герой поневоле. Кстати, «Вели­кая хартия вольностей» в Англии и Великая Инквизиция в Испании появились в одно и то же время. Конечно, можно припомнить, что мудрейший король Франции Филипп II в тот год по своей воле утвердил указом Парижский Университет и дал ему полную неза­висимость, но все-таки с «Хартией вольностей» это деяние не может конкурировать. Даже если учитывать, что вероломный Иоанн при первой возможности отрекся от Хартии, и баронам пришлось пролить за неё много крови. Об Иоанне Безземельном и «Великой хартии» есть два интересных, но очень разных фильма: англо-американский «Железный рыцарь» Джонатана Инглиша 2011 года о Первой баронской войне в Англии 1215-1217 годов и реальной осаде Ро­честерского замка. Это один из первых каменных замков в Англии и самый высокий из них. Рочестер вместе с Виндзорoм и Беркампстэдом прикрывает путь к Лондо­ну с юга. Иоанна там великолепно играет Пол Джиаматти. В фильме много мелких исторических неточностей, например, наемники Иоанна по большей части были не датчане, а фламандцы и французы-южане. И сами датчане к тому времени уже были христианами. Язычниками их сделал для большей жути уже режиссер. Но в целом это брутальное, кровожадное кино вполне удалось. Все ужасы и мрак Средневековья налицо: отсечение языков, отрубание собственным подданным кистей рук и ступней ног, разрубание тупым мечом напополам противника – всё как положено. На музыку при такой молотиловке обращаешь мало внимания, а она очень удачна. Автор – мо­лодой композитор Лорн Бэлф – выкормыш оскароносца Ханса Циммера. Прислушай­тесь, если будете смотреть фильм, как прекрасно перекликается виолончель с гитарой и как дивно сочетаются мужской и женский хоры. Кстати, рассказывая о «Льве зимой» Энтони Харви, я совсем упустила из вида, что в нем замечательный саундтрек английского композитора Джона Барри, того са­мого, что написал музыку к фильмам про Джеймса Бонда. Он получил пять «Оска­ров» не только за «Льва зимой», но и за «Рожденную свободной» (1966), «Из Африки» (1985) и «Танцующий с волками» (1990). Хотя лента «Железный рыцарь» не получила ни больших наград, ни хороших рецензий, Джонатан Инглиш через два года снял продолжение «Железный рыцарь-2», фильм, сильно уступающий и без того не «шедевральному» предшественнику. Так что при всей моей любви к историческому кино я бы его смотреть не советовала, разве только для того, чтобы полюбоваться видами Шотландии. А вот энергичная, хоть и несколько сумбурная, лента «Робин Гуд» Ридли Скот­та 2010 года с Расселом Кроу, Кейт Бланшетт и Максом фон Сюдовым смотрится на одном дыхании. Если не брать во внимание некоторые «блохи», например, что герои считают время в минутах; охотятся с совами вместо соколов и обращаются к королям «Ваше величество», что стали делать только при Тюдорах (а не называют их, как по­ложено, «сир»), то «Робина Гуда» можно оставить в списке для просмотра. Хотя я бы назвала этот фильм, скорее, «Робин Гуд. Приквел. Начало леген­ды». Действие фильма происходит чуть раньше, чем в «Железном рыцаре», но само историческое время сильно скомкано. Там есть и очень сильная сцена смерти Ричарда Львиное Сердце (верная в деталях, но почему-то перенесенная во времена кресто­вого похода). И вполне возможное путешествие королевской короны в Англию, хотя скорее всего её привезли не со Святой земли, а из Франции. И уже совсем выдуман­ное десантирование Филиппа Августа, высаживающегося на пляж на лодках с отки­дывающимися бортами, сильно напоминающее десант из «Спасти рядового Райна» Стивена Спилберга. Ведь в Англии высадился не Филипп, а его сын Людовик, причем намного позже и по приглашению баронов, выбравших его королем в пику Иоанну. И, конечно, в фильме есть первые королевские шаги коварного Иоанна, которого играет смуглый кубинец Оскар Айзек, знакомый нам по хорошему фильму «Внутри Льюина Дэвиса» братьев Коэн. Вы увидите там и уже очень старую, почти восьмидесятилетнюю Алиенору Ак­витанскую, которую играет великолепная театральная актриса Эйлин Эткинс. За два года до смерти восьмидесятилетняя Алиенора отправилась за тридевять земель, за Пи­ренейские горы, чтобы сосватать свою внучку Бланку Кастильскую (дочку ее дочери Элеоноры) за французского принца, будущего короля Людовика VIII (1187–1226). Неужели у двух вечно враждующих династий Плантагенетов и Капетингов возникла наконец идея примирения? Был ли это проект Филиппа или Алиеноры? Неизвестно. Известно только, что хотя примирения не получилось, зато Бланка Ка­стильская (1188–1252) не только оказалась мудрой и сильной правительницей, но она еще подарила французам, наверное, самого удивительного средневекового правите­ля Людовика IX Святого (1214–1270). Сватовство Алиеноры описано в книге Леона Фейхтвангера «Испанская баллада». Да, новые герои набирают силу, а старые уходят. Алиенора Аквитанская по­сле смерти любимого сына Ричарда удалилась в монастырь во Францию. Она пере­жила Ричарда всего на пять лет. Умирая, Алиенора попросила, чтобы ее тоже похо­ронили в Фонтевро. Говорят, что она испустила дух от ярости, когда узнала, что ее последний сын Иоанн Безземельный потерял в борьбе с Филиппом II Шато-Гайяр, за­мок, построенный её любимым Ричардом. Уильям Маршал – рыцарь без страха и упрёка (1146–1219) Казалось бы, наш семейный портрет закончен. Но на нем не хватает одного малень­кого штриха, вернее маленького, не королевского персонажа. Верного вассала короля Генриха II – Уильяма Маршала – рыцаря без страха и упрека. Его роль у Энтони Харви играет Найджел Сток, у которого за плечами было настоящее боевое прошлое. А в ремейке Кончаловского эта роль отдана Клайву Вуду, малоизвестному актеру театра и кино, но с запоминающимся мужественным лицом. Зато в «Робине Гуде» Уильяма Маршала играет Уильям Хёрт. Вы, наверное, помните его в фильмах Стивена Спил­берга «Искусственный разум» 2001 года и Дэвида Кроненберга «Оправданная жесто­кость» 2005 года? Звание «Рыцаря без страха и упрека» первым получил бесстрашный Пьер Ба­ярд от короля Франции Франциска I (это уже XVI век). Те из вас, кто был в Гренобле, наверняка, видели памятник легендарному Баярду на родине героя. А у нас в XIII веке звания еще нет, а рыцарь уже есть. По невероятному стечению обстоятельств жизнь Уильяма Маршала прочно переплелась с жизнью Плантагенетов. Начав служить в молодости Генриху II, он про­должил службу у Генриха Молодого, Ричарда и Иоанна и в семьдесят лет стал регентом сына Иоанна Безземельного, малолетнего короля Генриха III. Удивительно, но необы­чайная жизнь Уильяма подробно описана в поэме безымянного автора XIII века «Исто­рия Уильяма Маршала». Удивительно, потому что личности в средние века предавали мало значения, и даже у королей часто не было дельных хронистов. Представляете, как ценили близкие Маршала? Даже поэму, увековечивающую его славу, заказали! Итак, перед нами последний персонаж нашего кинополотна. Это не будущий король и не принцесса крови, а всего лишь рыцарь. Но один из величайших рыцарей Англии! Его отец и дед были маршалами при английском дворе (то есть следили за лошадьми и порядком в дворцовых службах) еще со времен Генриха I, отсюда и про­звище, ставшее фамилией. Он четвертый сын в семье, как Иоанн Безземельный, и ему тоже ничего не светило, даже кота в сапогах. По праву первородства старший сын наследовал основную часть владений отца, сохраняя, таким образом, основу семейного могущества нетронутым. Младшим наследникам доставалась или церковная, или военная карьера. А четвертым сыно­вьям обычно даже не позволяли жениться, чтобы не плодить высокородную нищету. Так что Уильяму ничего не оставалось, как стать странствующим, вернее бродячим, рыцарем, переезжающим в поисках пропитания с одного турнира на другой. Вопреки распространенному мнению, церковь в то время не слишком поощ­ряла рыцарские турниры, считая их столь же греховными, как и любое смертоубий­ство христиан. Поэтому в среду-пятницу-воскресенье и в великий пост турниров не было. Зато на масленицу отрывались по полной. Итак, в 1167 году, когда разразилась очередная война между королями Фран­ции и Англии, Людовиком VII и Генрихом II, дядя Уильяма, будучи графом, возвел пле­мянника в рыцари и взял в первое сражение. Уильям бился смело и отчаянно, ранив и сбросив с лошадей многих французских рыцарей, но вернулся из боя пешим, потому что его собственный боевой конь был под ним убит. Дальше автор баллады, указывая на наивность и прямодушие Маршала, объясняет, что тот не знал обычая, по которо­му имущество плененного рыцаря, в том числе и конь, переходили к его победителю. И свобода плененного рыцаря тоже стоила хорошего выкупа. То есть война – это бизнес. Уильям больше не повторял этой ошибки. Войдя во вкус, он пленил за свою жизнь в боях более пятисот рыцарей и стал весьма состоятельным человеком. В 1170 году Генрих II назначил его присматривать за наследником престола Генрихом Мо­лодым. Уильям быстро стал его закадычным другом, наставником и соратником в турнирных боях. Уильям и Генрих Молодой собрали себе в поддержку «банду» без­денежных рыцарей и придумали тактику, которая давала им преимущество перед остальными участниками: во время первой атаки они придерживали коней, а потом вырывались вперед и дожимали противника. В поэме рассказывается история, как Уильям, скача в одиночестве, наткнул­ся на шестьдесят английских рыцарей, окруживших пятнадцать французских воинов в фермерском доме. Когда французы увидели Уильяма, они воскликнули, что хотят сдаться ему как самому достойному. Маршал немедленно принял их капитуляцию, чем возмутил осаждавших, оставленных без добычи. Однако Уильям ответил, что не­согласные могут вернуть пленников силой, и охотников сразиться с ним не нашлось. Но не из жадности Уильям принял капитуляцию французов, нет. Жадность – грех для рыцаря! Не из жадности, а из жажды славы! Уильям освободил пятнадцать французских рыцарей вообще без всякого выкупа – и они поклялись никогда не за­бывать этого доброго поступка. Этот благородный, хоть и показной, жест запомнился на века. Значит, оно того стоило. Паратов, бросивший в грязь дорогую шубу перед бесприданницей Островско­го. И Серж Гензбур, порвавший на глазах у изумленной теле-публики купюру в пять­сот франков. (Некоторые прижимистые французы до сих пор, через пятьдесят лет, не могут ему этого простить.) Все это осталось в памяти потомков. Мы говорили, что в Средневековье не было акцента на личность, а лишь на качества, божественные свойства, которыми наделял Господь свои создания. Уильям Маршал был для средневековых сказителей эталоном Вассала. А в своих вассалах ко­роль – природный господин – прежде всего ценил верность, поэтому Маршал – это образ «Вернейшего, Преданнейшего Вассала». Замечательно то, что природным го­сподином этого эталонного вассала был не Генрих II, а сама английская Корона, идея самодержавия как такового. Но именно этому господину – Самодержавию – Маршал был предан до смер­ти. Нет такого важного события в жизни Плантагенетов, в котором бы не принимал участия Уильям. И в нашем фильме он тоже правая рука короля. Он в прямом смысле всегда рядом с ним. Он сопровождает королеву Алиенору в заточение и заключает под стражу по приказу короля его сыновей. В одном из решающих эпизодов войны Ричарда против своего отца, когда преследуемый сыном король Генрих II пытался спастись бегством, Уильям Маршал метнул копье, убив коня под Ричардом и не дав ему продолжить погоню. Заметьте, убил лошадь под Ричардом, а не самого смутьяна, потому что тот был принцем – носи­телем идеи самодержавия. А когда 6 июля 1189 года король Генрих II умер в Шенноне, именно Уильям оказался одним из трех верных слуг, оставшихся со старым, уже ни­кому не нужным королем. Возможно, именно Уильям прочел горестный список пре­дателей с именем любимого сына Иоанна, но совершенно точно, что по инициативе Уильяма Маршала короля похоронили в ближайшем аббатстве Фонтевро. Королём Англии стал Ричард. Первым делом он приказал освободить свою мать Алиенору Аквитанскую. Эта почетная миссия была поручена опять Уильяму Маршалу. Как символично, ведь шестнадцать лет назад именно он привез её в зато­чение. И дальше Маршал служил новому законному королю Ричарду Львиное Сердце верой и правдой. И Ричард так ценил этого воина, что отдал Уильяму Маршалу в жены одну из самых богатых и знатных наследниц Англии, преобразив его в графа Пембру­ка. Сказка о коте в сапогах стала былью. Невесте было всего пятнадцать или семнадцать, ему же около сорока трех. Но это оказался счастливый брак. Уильям Маршал, по мнению современников, являлся не только величайшим рыцарем христианского мира, но нежным мужем и заботли­вым отцом. В браке родилось пятеро сыновей и дочь. Кстати, впоследствии он женил своего сорокалетнего сына на девятилетней дочери Иоанна Безземельного и сестре Генриха III. Вы знаете эту благородную даму. Вторым браком она вышла замуж за Си­мона де Монфора – отца английского парламента. Но это уже совсем другая история. Все время пока король Ричард был в крестовом походе, а потом в плену, Уи­льям оставался активным защитником его прав на родине, в Англии. А после смерти Ричарда Уильям Маршал перешел по наследству к новому природному господину и стал главным советником короля Иоанна Безземельного, хотя этому трусливому, по­дозрительному и бесталанному королю было трудно давать дельные советы. Тем не менее, Маршал был одним из немногих, кто при восстании баронов остался верен королю. Его подпись стоит на «Великой хартии вольностей» в качестве гаранта ее соблюдения. Подозрительный ко всем остальным Иоанн Безземельный так ценил Маршала и так доверял ему, что даже позволил принести омаж ненавистному французскому королю Филиппу II за его нормандские владения. Таким образом, земли Уильяма не были конфискованы в отличие от большинства английских фьефов в Нормандии. Но эта присяга на верность обернулась конфликтом интересов. Когда позднее Иоанн Безземельный предпринял экспедицию против Франции, Уильям отказался в ней уча­ствовать, так как оказался слугой двух враждующих господ, вернее корон. Невольник чести. Это, разумеется, надолго испортило их отношения с королем Иоанном, вплоть до опалы Маршала. Вся эта интрига обозначена в уже упомянутом фильме Ридли Скотта «Робин Гуд». Но, тем не менее, когда пришла смертельная опасность потерять все, и фран­цузский принц Людовик (сын Филиппа Августа), приглашенный английскими баро­нами на царство, уже занял большую часть Англии, Иоанн Безземельный, умирая, именно Маршала назначил регентом своего малолетнего сына Генриха (III). Уильям оказался единственным, на кого можно было положиться. А после бесславной смерти Иоанна Безземельного, в 1216 году, регентство Маршала было подтверждено и другими баронами. То есть он верой и правдой слу­жил четырем английским королям! И двум французским! Забегая вперед, скажу, что многие англичане обвиняли его в измене, ведь возведя на престол Генриха, он по­зволил свободно уйти с острова остаткам побежденной французской армии во гла­ве с принцем Людовиком, а не разгромил её. Думаю, он действительно беспокоился за жизнь принца (дофинами французских наследников престола стали их называть только с XIV века) – своего второго природного господина. Тем не менее, именно благодаря Маршалу мальчик-король Генрих III (1207– 1272) был коронован в Глостере и начал свое долгое пятидесятишестилетнее прав­ление. Юный король при поддержке Уильяма был помазан папским легатом, а вместо диадемы, потерянной Иоанном при бегстве и переправе через реку Уош, на его голову возложили простое золотое кольцо. Какая долгая, доблестная жизнь выпала нашему скромному герою! И даже последняя битва, в которой Уильям участвовал за два года до смерти, оказалась по­бедоносной. Это так называемая вторая битва при Линкольне 1217 года. Армия короля Англии под командованием Уильяма Маршала, насчитываю­щая всего четыреста рыцарей и триста пятьдесят арбалетчиков, сражалась против армии мятежных баронов, сторонников французского принца Людовика, в которой было предположительно шестьсот одиннадцать рыцарей и тысяча пехотинцев. Не­взирая на такое превосходство противника, Уильям Маршал без шлема с обнаженной головой первым ворвался в город Линкольн, где остановился противник, и с разбегу насмерть поразил главнокомандующего мятежников, графа де Ла Перша, попав ему копьем в щель между доспехами. Увидев, что их лидер убит, бароны пришли в за­мешательство, и это решило исход битвы, потому что многие бежали, а другие сразу сдались. В эту Вторую битву при Линкольне (первая была между королем Стефаном и королевой Матильдой – матерью нашего Генриха II в 1141году) было убито всего три рыцаря, и её назвали «линкольнской ярмаркой». Вот это я понимаю, финальный аккорд! Красивый жест самой истории! Пафосный Жест, который так ценили люди Средневековья. Похоронили Маршала с большим почетом в одной из древнейших церквей Лондона Тампле, так как незадолго до смерти он вступил в орден тамплиеров. Его надгробие замечательно сохранилось. Вот он, в полной боевой выкладке покоится на подушке из камня. Быть похороненным в тамплиерской церкви значило практически быть похороненным в Иерусалиме, ведь тамплиеры – это рыцари Храма Господня. Именно здесь, в этой церкви, герои романа Дэна Брауна и фильма «Код да Винчи» Роберт и Софи искали «рыцаря, похороненного Папой». Что ж, как в сказке, наш третий (нет, даже четвертый) сын, которому не све­тило ничего, выиграл все: славу, богатство, очень долгую жизнь, любовь, семью, па­мять в веках и даже, как в нашем случае, экранное воплощение. Это сказка про Золуш­ку, но для мальчиков. Как утешительно знать, что в нашем вероломном, корыстном и прагматичном мире доблесть, благородство и верность могут быть вознаграждены полной мерой счастья. Аминь.