Классическая наука и ее формирование

Тема 5. Классическая, неклассическая и постнеклассическая научная рациональность. Картина мира: природа как глобальный механизм. Зарождение научного метода. Роль математики в становлении научного знания и количественное описание бытия: Н. Коперник, Г. Галилей, И. Ньютон. Неклассическая научная рациональность. Релятивизация физики и теория относительности А. Эйнштейна. Новая модель вселенной. Квантовая теория и принцип дополнительности Н. Бора. Неклассический вариант атомистики и проблемы описания микромира. Квантово-механистическая реальность как система взаимосвязей. Проективно – конструктивная и деятельностная эпистемологии. Постнеклассическая рациональность. Разработка нового подхода к объектам исследования как «человекоразмерным» комплексам. Идея синтеза научных знаний. Экологизация науки. Парадигма целостности в постнеклассической науке. Глобальный эволюционизм. Антропный принцип. Эволюционно-синергетическая парадигма. Диалоговая и эволюционная эпистемологические практики. Классическая наука и ее формирование. В современной эпистемологии принято выделять несколько моделей науки. При этом важно сознавать культурно-исторический характер науки и историчность критериев научности. Так выделяют классическую, неклассическую и постнеклассическую науку. Классическая стадия науки - аналитическая. Период конца XVI-начала XVII столетия связывают в истории науки с формированием и систематическим развитием экспериментально-теоретических исследований, его часто именуют аналитическим или точным естествознанием. Накопление большого количества сведений о мире мореплавателями, путешественниками, астрономами, химиками и алхимиками к началу XVII столетия породило стремление к более детальному изучению объектов, что привело к дифференциации (разделению, расчленению) существующих наук. К примеру, в физике выделяются механика, оптика, физика сред (газов, жидкостей и т.д.). Процессы становления классической науки тесно связаны с появлением науки в собственном значении этого слова. Первоначально наука возникает в форме экспериментально-математического естествознания. Период XVIII - XIX вв. считается периодом так называемой классической науки, и характеризуется в первую очередь мощным развитием физики, а также астрономии, химии и биологии. Наука классического периода носит объективный характер в исследованиях, как единственно верный способ познания мира, т.е. исследования объекта (предмета) самого по себе. Хронологически становление классического естествознания начинается примерно в XVI-XVII вв. и заканчивается на рубеже XIX-XX вв. Данный период можно условно разделить на 2 этапа: 1) этап механистического естествознания (до 30-х гг. XIX в.); 2) этап зарождения и формирования эволюционных идей (до конца XIX -начала XX в.). Этап механистического естествознания Начало этого этапа совпадает со временем перехода от феодализма к капитализму в Западной Европе. Начавшееся бурное развитие производительных сил (промышленности, горное и военное дело, транспорт и т.п.) потребовало целого ряда технических задач, что в свою очередь вызвало интенсивное формирование и развитие частных наук, среди которых наиболее значительной была механика. Укрепилась идея о возможности изменения природы и приспособления ее под нужды человека на основе познания ее закономерностей, все больше осознается практическая ценность научного знания. Этап классической науки характеризуется целым рядом специфических особенностей: 1. Стремление к завершенной системе знаний, фиксирующей истину в окончательном виде. Это связано с ориентацией на классическую механику, представляющую мир в виде гигантского механизма, четко функционирующего на основе вечных и неизменных законов механики. Поэтому механика рассматривалась и как универсальный метод познания окружающих явлений, в результате дававший систематизированное истинное знание, и как эталон всякой науки вообще. Следовательно, в классической науке господствовала парадигма механицизма. Эта ориентация на механику приводила к механистичности и метафизичности не только классической науки, но и классического мировоззрения, а также проявлялась в целом ряде частных установок: однозначность в истолковании событий, исключение из результатов познания случайности и вероятности, которые расценивались как показатели неполноты знания; - исключение из контекста науки характеристик исследователя, отказ от учета особенностей (способов, средств, условий) проведения наблюдения и эксперимента; субстанциональность - поиск праосновы мира; оценка имеющегося научного знания как абсолютно достоверного и истинного; осмысление сущности познавательной деятельности как зеркального отражения действительности. 2. Рассмотрение мира как из века в век неизменного, всегда тождественного самому себе, неразвивающегося целого. Данный методологический подход породил такие специфические для классического естествознания исследовательские установки, как статичность, элементаризм и антиэволюционизм. Усилия ученых были направлены в основном на выделение и определение простых элементов сложных структур (элементаризм) при сознательном игнорировании тех связей и отношений, которые присущи этим структурам как динамическим целостностям (статичность). Поэтому истолкование явлений реальности было в полной мере метафизическим, лишенным представлений об изменчивости, развитии, историчности (антиэволюционизм). 3. Сведение самой Жизни и вечно живого на положение ничтожной подробности Космоса, отказ от признания их качественной специфики в мире-механизме, четко функционирующем по законам открытым И.Ньютоном. В этом абсолютно предсказуемом мире (идею всеобщего и полного детерминизма наиболее точно высказал Лаплас: если бы было известно положение всех частей и элементов мира и силы, действующих на них, если бы нашелся некий демонический ум, объединивший эти данные в одной формуле, не осталось бы ничего непонятного в природе, было бы открыто не только прошлое, но и будущее) не было места жизни, организм понимался бы как механизм. Казалось, чем дальше шел ход человеческой мысли, тем резче и ярче выступал такой чуждый живому, человеческой личности и ее жизни, стихийно непонятный человеку Космос. Бренность и ничтожность жизни, ее случайность в Космосе, казалось, все более подтверждались успехами точного знания. Лишь одна религия продолжала отводить человеку особое место в мире. Присущее христианству резкое разделение духовного и материального и упор на превосходство духовного ныне получили противоположную оценку: мир физический все более представлялся основным средоточием человеческой деятельности. Христианское противопоставление духа и материи постепенно превращалось в свойственное классическому мышлению противопоставление разума и материи, человека и Космоса. 4. Наука вытесняла религию в качестве интеллектуального авторитета. Человеческий разум и практическое преобразование природы как результат его деятельности полностью вытеснили теологическую доктрину и Священное Писание в качестве главных источников познания Вселенной. Вера и разум были окончательно разведены в разные стороны. Место религиозных воззрений занял рационализм, который считал человека высшей или окончательной, формой разума, дал жизнь светскому гуманизму и эмпиризму, который выдвинул концепцию материальности мира как важнейшей и единственной реальности, чем заложил основы научного материализма. К основным критериям классической науки относят: объективность, универсализм научных законов, интерсубъективность, нацеленность на истину. В этой связи следует анализировать динамику науки в западноевропейской культуре с целью понимания ее настоящего и тенденций развития. Система выделенных критериев классической научности может быть представлена следующим образом. Во-первых, научность отождествляется с объективностью. Объективность понимается как нацеленность на объект, как объектность. Для классической науки все есть объект, постигаемый через опыт. Вторая особенность науки - опытный характер знания. Наблюдение, эксперимент, измерение - основные методы получения и подтверждения знания. В этой связи к научному эксперименту предъявляется требование воспроизводимости и повторяемости. Опыт в любое время и в любом месте может быть повторен и его результат не изменится. Научный результат не зависит от того, кто его получил. Третий постулат классической модели науки, касающийся общезначимости, достоверности и универсальности научного знания, носит название принципа интерсубъективности. Согласно последнему, научное высказывание будет тем достоверней, чем меньше содержит субъективных привнесений. Классическая наука стремилась элиминировать (от лат eliminare-изгонять), исключить субъекта из контекста внутринаучных построений. Наука должна давать совершенно достоверное знание, окончательно обоснованное. Это требование связывают с фундаментализмом научного знания, его обозначают также как критерий универсализма. Наконец, научное знание - это знание, нацеленное на поиск истины. Глубокая связь классической научности и истинности выражена бытовавшим утверждением: быть научным, значит, быть истинным. Никакое другое знание не оценивается на истинность: ни стихи, ни музыкальное произведение, ни религиозный трактат. Именно истинность научных знаний делает их универсальными и всеобщими, позволяет воплощать и применять в технике, в системах управления. Критерии научности -объективность, истинность, интерсубъективность, универсализм, воспроизводимость, достоверность и опытность знания характеризуют классическую модель науки. Это своего рода идеальная модель, которой в реальной истории науки вряд ли соответствовало какое-либо теоретическое построение. Система требований, предъявляемых к знанию, тестируемому на научность, далеко не случай-на, а обусловлена той социокультурной ситуацией, в которой формировалась классическая наука. Покажем это на примере постулата интерсубъективности. Требование интерсубъективности характеризует именно классическую модель науки, оно выполняло своего рода защитную функцию в период формирования науки в эпоху Нового времени. Тогда задача заключалась в том, чтобы отстоять самостоятельность и независимость нового формирующегося знания от Священного писания, отстоять независимость нового образа мысли, опирающегося на доверие собственной интеллектуальной интуиции, от догматов вероучения. Творцы новоевропейской науки Г.Галилей, И.Кеплер, Ф.Бэкон, Р. Декарт учились и учили новой истине, получить которую возможно, прислушиваясь не к Слову Божьему, а из эксперимента или теоретической деятельности самого познающего субъекта. При этом важно, что субъект познавательной деятельности не отмечен никаким особым знаком, это не личность, не индивидуальность, это просто субъект рациональной деятельности, характеризуемый универсальным свойством - способностью мышления. Отстаивая научную истину как знание, свободное от всякой догмы и от авторитетов, Декарт отмечал, что истины движутся в свете как «монета, которая не понижается в ценности, вылезет ли она из мужицкого кошелька, выходит ли из казны». Ф.Бэкон закреплял объективное представление об истине, утверждая, что достоверность истины отнюдь не определяется характером объекта, знание о котором оценивается на истинность, его близостью к Богу. Он сравнивал свет истины с солнцем, которое «одинаково проникает и во дворцы, и в клоаки, и все же не оскверняется». Тем самым пионеры науки освобождали концепцию истины от морализаторства, боролись со средневековой традицией, в которой истина - это Бог, и различные формы человеческой деятельности оценивались по принципу: та «благородней», которая ближе к Бог. Наука XVII в. как социальное явление - это, прежде всего, средство стабилизации общества. В античности действовали традиции, социальный порядок в Средневековье поддерживался церковью, благодаря авторитету и традициям. Социальная ситуация Нового времени, характеризуемая расколом церкви, критикой авторитетов, нуждалась в новой опоре, как средстве ориентации в мире. Эту функцию выполнило объективное знание. Наука, ориентированная на отражение объекта, на добывание объективной истины, должна была стремиться к освобождению от субъективности, прежде всего, в следующих аспектах. Из контекста науки исключались высшие смыслы, целевые причины. Признавались только действительные причины, и природа виделась простой, лишенной качественности и смыслов, подобной механизму. В XVII в. изменилось, прежде всего, чувствование бытия, в механистической картине мира человек был «выброшен» из природы, противопоставлен природе, и это определяло основания новой субъектно-объектной гносеологии. Классическая модель науки, характеризуемая указанными принципами и, прежде всего, принципом интерсубъективности, не претерпела каких-либо существенных изменений вплоть до конца XVIII века. В классическом типе научной рациональности внимание сосредоточено на объекте, насколько это возможно выносится за скобки все, что относится к субъекту и средствам деятельности. Процесс становления классической науки продолжался, по крайней мере, полтора столетия. Можно выделить три этапа этого становления, начиная от появления книги Коперника «О вращении небесных сфер» (1543) и до выхода в свет «Математических начал натуральной философии» Ньютона (1687). 1- ый этап - связан с разрушением старой системы мироздания, основыва­ющейся на физике Аристотеля и птолемеевской кинематике небесных движе­ний - ниспровержение аристотелевского космоса (ср. XVI - ср. XVII вв.); 2- ой этап - появление картезианства как системы мира, заполнившего со­бой интеллектуальную лакуну, которая образовалась в результате критики Га­лилея, работ Кеплера; 3- ий этап - создание подлинной научной картины мира, связавшей в еди­ное целое точные математические законы земной физики и гелиоцентрическую модель Вселенной. Основная заслуга в этом принадлежит Ньютону. Начало процессу формирования классической науки было положено польским ученым Николаем Коперником (1473-1543), предложившим гелиоцент­рическую картину мира. До этого времени господствовала аристотелевско-птоле­меевская модель понимания мироустройства164. В творчестве Коперника ясно вид­ны традиции, связывающие его с античностью и Средневековьем, но еще отчет­ливее в нем проступают черты гения, прокладывающие новые пути познания165. Поиск новой модели Вселенной отражен в работе Н. Коперника «О враще­нии небесных сфер» - опубликованной в год его смерти (1543). Аристотелевско-­птолемеевская картина мира является, по его мнению, лишь рациональной ре­конструкцией, а Бог был вполне в состоянии последовать другой рациональной конструкции166. Коперник исходил из того, что Земля не пребывает неподвижно в центре Вселенной, а вращается вокруг своей оси (смена дня и ночи, видимое вращение звездного неба). Он утверждал, что не существует одного центра для всех небес­ных сфер или орбит, центр Земли не является центром тяготения и центром лунной орбиты, центр мира находится около Солнца, вокруг которого вращается Земля. В теории Коперника неявно присутствует мысль, что небесными и зем­ными явлениями управляют одни и те же законы. Однако он все еще разделял убеждение о конечности мироздания. Дж. Бруно (1548-1600) провозглашает философию бесконечного мира, бо­лее того бесконечных миров. Опираясь на гелиоцентрическую схему Коперни­ка, он идет дальше: раз Земля не является центром мира, то таким центром не может быть и Солнце; мир не может замыкаться сферой неподвижных звезд, он бесконечен и безграничен. Вселенная есть бесконечная субстанция, бесконечное тело в бесконечном простран­стве, то есть пустой и в то же время наполненной бесконечностью, утверждает он. Поэтому вселенная одна, миры же бесконечны. Хотя отдельные тела облада­ют конечной величиной, численность их бесконечна. Не только наше Солнце име­ет планеты, но и звезды как далекие Солнца также имеют своих спутников. Все­ленная вечна и неподвижна, она существовала вечно и не может исчезнуть, в ней происходят непрерывные изменения и движения, но она сама неподвижна. Единая Вселенная не может иметь ничего противоположного себе, и Богу нет места за ее пределами, поэтому «сама природа ... есть ничто иное, как Бог в вещах», счи­тал Бруно. Он также считал, что мир одушевлен, поскольку универсальная мировая душа в качестве особой интеллигенции протекает в каждое небесное светило, в каждую планету, образуя ее внутренний деятельностный принцип. Бруно не толь­ко доказывал одушевленность мира, но и высказывал предположение об обита­емости, населенности бесчисленных миров. Идеи Дж. Бруно противоречили господствующим идеям, поддерживаемым религией и церковью. Попытки церкви уговорить Бруно отречься от своих взгля­дов и раскаяться были безуспешны. Тогда в 1600 г. на площади Цветов в Риме он был сожжен на костре по приговору Римской инквизиции. Исследования Н. Коперника, Дж. Бруно заложили хорошую основу для пос­ледующих космологических построений. Тихо Браге довел до предела совершен­ства инструментарий дотелескопической астрономии, а его многолетние и регу­лярные наблюдения звездного неба позволили в дальнейшем Кеплеру устано­вить математические законы движения планет. Иоганн Кеплер (1571-1630) способствовал окончательному разрушению ари­стотелевской картины мира с ее иерархическим строением и двойственными фи­зическими законами, с трудом поддающимися математическому описанию и едва соответствовавшими эксперименту. Развивая идеи гармонии Вселенной, Кеп­лер в своей известной работе «Гармония мира»(1618) обосновывает вывод, что планеты движутся вокруг Солнца не по идеально-круговым орбитам, а по элип- тическим; планеты совершают движение вокруг Солнца неравномерно. Устано­вив математическую устойчивость между временем обращения планет вокруг Солнца и их расстоянием от него, он сформулировал математические законы, управляющие движением небесных тел. Галилео Галилей (1564-1642), проведя сравнительный анализ коперниканского и птолемеевского учения, по существу изложил не только новую картину мира, но и мировоззренчески обосновал основные принципы эксперименталь­но-математического естествознания («Диалог о двух главнейших системах мира»(1632)). Он соединил физику как науку о движении реальных тел с мате­матикой как наукой об идеальных объектах. Галилей выделял два основных метода экспериментального исследования природы: • Аналитический («метод резолюций») - прогнозирование чувственного опы­та с использованием средств математики, абстракций и идеализаций. С помо­щью этих средств выделяются элементы реальности, недоступные непосредствен­ному восприятию (например, мгновенная скорость). Иначе говоря, вычленяют­ся предельные феномены познания, логически возможные, но не представимые в реальной действительности. • Синтетическо-дедуктивный («метод композиции») - на базе количествен­ных соотношений вырабатываются некоторые теоретические схемы, которые применяются при интерпретации явлений, их объяснении. Достоверное знание в итоге реализуется в объясняющей теоретической схеме как единство синтетического и аналитического, чувственного и рационального. Следовательно, отличительное свойство метода Галилея - построение научной эмпирии, которая резко отлична от обыденного опыта. В отличие от Аристотеля Галилей был убежден, что подлинным языком, на котором могут быть выражены законы природы, является язык математики, он стремился построить новую математическую базу для физики, которая включа­ла бы в себя движение (создание дифференциального исчисления). Научные программы и особенности классической науки Картезианская научная программа Важным шагом в формировании классической науки, новых идеалов и норм научного исследования было создание картезианской научной программы. Ее фундатором был французский математик, физик, философ Рене Декарт (лати­низированное имя - Картезий; Renatus Cartesius) (1596 -1650). Кеплер и Галилей заложили основы научной картины мира, но мечта Кеп­лера о создании новой физики, где все явления могли бы быть объяснены с по­мощью некоего фундаментального закона, который приводил бы в движение мироздание наподобие того, как гиря приводит в действие часовой механизм, была еще далека до своего осуществления. Первым, кто сделал существенный шаг в выполнении этой программы, был Декарт. Познавательную деятельность Декарта отличало стремление проникнуть в суть вещей, узнать некий фундаментальный принцип, из которого бы все остальное получалось как необходимое следствие. Он постоянно размышлял об этом, будучи интуитивно убежден, что такой принцип обязательно существует. В результа­те своих размышлений Декарт пришел к выводу, что путеводной нитью в поисках истины является сомнение. Это сомнение не есть неверие в непознаваемость все­го сущего, но лишь прием для нахождения безусловно достоверного начала знания. Развивая скептицизм «новых пирроников», Декарт утверждал, что человеческо­му разуму не дано достоверно знать, каков именно метод был использован Богом, чтобы создать вещи такими, какими они являются. Человеческий разум может только выдвигать на этот счет более или менее достоверные (правдоподобные) гипотезы. Задачу науки Декарт видит в том, чтобы из полученных очевидных начал, в которых больше невозможно усомниться, вывести объяснение всех явлений при­роды. При этом наука должна устанавливать не просто закон, описывающий поведение объекта, а находить причины всех явлений в природе. Прежняя наука выглядела, по мнению мыслителя, как древний город с его внепла­новыми постройками, среди которых, впрочем, встречаются и здания удивитель­ной красоты, но в котором неизменно кривые и узкие улочки. Новая наука должна создаваться по единому плану и с помощью единого метода. В качестве инструмента познания Декарт разрабатывает свой метод, ко­торый должен превратить познание в организованную деятельность, освободив его от случайностей, от таких субъективных факторов, как наблюдательность или острый ум, с одной стороны, удача и счастливое стечение обстоятельств, с другой. Образно говоря, метод превращает научное познание из кустарного про­мысла в промышленность, из спорадического и случайного обнаружения истин - в систематическое и планомерное их производство. Основные правила метода, разработанного Декартом таковы: • начинать с простого и очевидного, т.е. делить сложный вопрос на наи­простейшие элементы, которые можно воспринимать ясно и неопровержимо; • из него путем дедукции получать более сложные высказывания, действо­вать при этом так, чтобы не было упущено ни одного звена, т.е. сохранена не­прерывность цепи умозаключений. Для выполнения этих действий необходимо две способности ума - интуи­ция и дедукция. Образцом подобного метода, образцом строго и точного знания для Декарта была математика, которой должна подражать и философия, чтобы быть самой достоверной из наук. Декарт считал, что всеобщий и необходимый характер математического знания вытекает из природы самого ума. Следовательно, главную роль в позна­нии принадлежит дедукции, которая опирается на вполне достоверные интуи­тивно постигаемые аксиомы. Согласно картезианскому рационализму (рацио­нальность понимается как всеобщее, абстрактное, внеисторическое свойство че­ловека, универсальный показатель его разумности), логическими признаками достоверного знания являются всеобщность и необходимость. Они не могут быть выведены из опыта и его обобщений, а могут быть почерпнуты только из само­го ума либо из понятий, присущих уму от рождения (теория врожденных идей - идея Бога, духовной и телесной субстанции), либо из понятий существующих в виде задатков, предрасположений ума. Декарт стремился к глобальному объяснению мироздания, раскрытию фун­даментальных оснований науки. При этом он исходил из следующих основных постулатов: представления об отсутствии в мире пустоты и о наполнении Все­ленной материей (духовное начало полностью выносится за пределы природы); отождествления материи и пространства; неизменности Бога, что обуславлива­ет закон сохранения количества движения. Отождествляя материю и протяже­ние и изгоняя из нее все, что связано с традиционными представлениями о фор­ме и душе, Декарт формирует механистическое понимание природы, механисти­ческую картину мира. Основным признаком материальной субстанции, главным отличием ее от духовной, является делимость до бесконечности. Понимание мира как гигантской системы тонко сконструированных машин снимает у Декарта какое-либо различие между естественным и искусственным (созданным челове­ком), характерное для античной и средневековой науки. Растение - такой же механизм как и часы, действия природных процессов подобно действиям ме­ханизма, с той лишь разницей, что тонкость и искусность этих процессов настолько же превосходит созданное человеком, насколько искусство бесконечного творца совершеннее искусства творца конечного. В природе нет ничего неделимого - этот тезис является одним из основных в научной программе Декарта. Таким обра­зом, отвергая атомизм как философское учение, он принимает его как физичес­кую гипотезу в виде теории корпускул, которая получила всеобщее распростра­нение в науке XVII - XVIII вв. Атомистическая научная программа Привлекательность идеи атомизма для ученых XVII в. объясняется, преж­де всего, стремлением механически объяснить природные явления. Само пони­мание мира как машины побуждает обращаться к атомистической гипотезе: ведь машина построена из определенных элементов - деталей (атомов). Однако популярность атомизма, по-видимому, обусловлена и культурно-историческими факторами, в частности тенденцией к «атомизации» самого общества в XVII - XVIII вв. Разрушается феодальная общественная структура, индивид ос­вобождается от ранее определявших его образ жизни связей и ограничений. На первое место выступает частный капитал, т. е. индивид ведет себя как отдельный атом, и из хаотического движения атомов складывается равнодействующая - тен­денция развития общества. Эта ситуация нашла свое отражение и в социальной философии, и в литературе. Атомисты XVII в., так же как и картезианцы, стремились к очищению ме­ханики от всех понятий, которые они считали недостаточно механистическими. При этом картезианцы пытались строить механику на основе континуализма, а атомисты мыслили материю дискретной. С философским обоснованием атомизма в XVII в. выступил Пьер Гассенди (1592-1655). Он противопоставил Аристотелю и Декарту атомистическое уче­ние Эпикура. Атом у Гассенди - физическое неделимое тело. Вселенная, кото­рую Гассенди, как и Эпикур, считает вечной и бесконечной, состоит из атомов и пустоты. Пустота является необходимым условием возможности движения тел. Всякое движение Гассенди сводит к перемещению атомов, всякое целое есть только результат механического соединения частей. Все процессы во Вселенной подчинены необходимости. В отличие от Декарта, который считал материю саму по себе лишенную всякой активности (Бог при сотворении мира внес в него определенное количе­ство силы), Гассенди подчеркивает изначальную активность самой материи: атомы постоянно стремятся к движению. Атомистическое объяснение было взя­то за основу при создании кинетической теории материи и разработке статисти­ческой физики. Отличие атомизма как научной программы Нового времени от античного атомизма отчетливо видно в работах одного из крупных представителей этой программы в XVII в. - Х. Гюйгенса. Гюйгенс пытался исследовать движение, не прибегая к натурфилософскому объяснению, но при рассмотрении проблемы падения тел все-таки вернулся к картезианской идее вихрей. Он поддержал кар­тезианскую идею эфира, берущую свое начало в античной натурфилософии. Эвристичность атомистической научной программы заключатся в том, что на ее основании ученый может «как бы видеть» те процессы, которые в действи­тельности не даны чувственному восприятию, но которые в то же время мыс­лятся как причины чувственно воспринимаемых явлений. Иными словами, ато­мизм дает удобную и ясную модель тех умственных конструкций, которые со­здает естествоиспытатель. Научная программа Ньютона В конце XVII в., а именно в 1687 г., вышло в свет произведение, которому суждено было определять развитие естественнонаучной мысли более двухсот лет - «Математические начала натуральной философии» Исаака Ньютона (1642­-1727). В этом фундаментальном труде Ньютон предложил ученому миру новую научную программу, которая спустя несколько десятилетий оттеснила на зад­ний план остальные программы XVII в. и примерно с 50-х гг. XVIII в. стала ведущей не только на Британских островах, но и на континенте, где картезиан­ская программа довольно долго удерживала свои позиции. Свою научную программу Ньютон называет «экспериментальной филосо­фией», подчеркивая при этом, что в исследованиях природы он опирается на опыт, который затем обобщает при помощи метода индукции. Напротив, карте­зианцы предпочитают идти обратным путем - от общих самоочевидных поло­жений («гипотез») к менее общим через дедукцию - метод, который и Гюйгенс критиковал за «априорность». Главный упрек в адрес Декарта сводится к тому, что он, не обращаясь в должной мере к опыту, конструирует «гипотезы», «об­манчивые предположения» для объяснения природных явлений. И хотя все математическое естествознание Нового времени, начиная с Галилея, опирается на эксперимент и последовательно стремится изгнать из науки отвле­ченную спекуляцию, тем не менее, именно в ньютоновской программе эксперимент, опыт действительно играют решающую роль. В этом отношении с Ньютоном можно сравнить только его соотечественника Р. Бойля, который тоже был ве­ликим экспериментатором, доказывавшим свои убеждения с помощью экспери­мента. Опыты Ньютона отличались поразительной точностью и стремлением количественно фиксировать характер наблюдаемых процессов. В своем стремлении доверять эксперименту, вообще опыту больше, чем умозре­нию, Ньютон - истинный наследник традиции английского эмпиризма. Великий физик настоятельно рекомендует естествоиспытателям опираться на этот метод, требующий исходить не из общих положений разума, а из опытов и на­блюдений. Даже математика, по Ньютону, должна пользоваться методом ана­лиза, основанном на индукции, а тем более - физика. Только те заключения, кото­рые получены на базе экспериментов, имеют право претендовать на научность и достоверность,- и это несмотря на то, что, как признает Ньютон, к общим положениям можно прийти только путем полной индукции, что, строго говоря, бывает очень редко. Гипотезам, т.е. утверждениям, полученным рационально, а не эмпирическим путем, не должно быть места в науке. Содержание научного метода Ньютона (метода принципов) сводится к сле­дующему: • провести опыты, наблюдения, эксперименты; • посредством индукции вычленить в чистом виде отдельные стороны есте­ственного процесса и сделать их объективно наблюдаемыми; • понять управляющие этими процессами фундаментальные закономерно­сти, принципы, основные понятия; • осуществить математическое выражение этих принципов, т.е. математи­чески сформулировать взаимосвязи естественных процессов; • построить целостную теоретическую систему путем дедуктивного развер­тывания фундаментальных принципов. Сам Ньютон с помощью своего метода разработал классическую механи­ку как целостную систему знаний о механическом движении тел. Его механика стала классическим образцом научной теории индуктивного типа и эталоном научной теории вообще, сохранив свое значение до настоящего времени. Таким образом, Ньютон завершил построение новой для того времени картины приро­ды, сформулировав основные идеи, понятия, принципы, составившие механичес­кую картину мира. При этом Ньютон считал, что «было бы желательно вывести из начал механики и остальные явления природы». Основное содержание механической картины мира, созданной Ньютоном, сводится к следующим моментам. Весь мир, вся Вселенная (от атомов до чело­века) понимался как совокупность огромного числа неделимых и неизменных частиц, перемещающихся в абсолютном пространстве и времени, взаимосвязан­ных силами тяготения, мгновенно передающимися от тела к телу через пустоту (ньютоновский принцип дальнодействия). Согласно этому принципу любые события жестко предопределены законами классической механики, так что если бы существовал, по выражению Лапласса, «всеобъемлющий ум», то он мог бы их однозначно предсказывать и предвычислять. Основными в механике Ньютона являются понятия силы, массы, простран­ства и времени, которые органически связаны между собой, и вне их связи не­возможно осмыслить содержание каждого из них. В этом отношении научная программа Ньютона не отличается принципиально от декартовской: она пред­ставляет собой строго продуманную систему принципов. Само же содержание этих принципов радикально отличается как от картезианских, так и от атомис­тических. Если у Декарта свойства тела сводятся к протяжению, фигуре и дви­жению, причем источником движения Декарт считает Бога, если атомисты для определения природы телесного начала вводят ещё и непроницаемость (твер­дость), считая его главным свойством материи, то Ньютон присоединяет к пе­речисленным свойствам ещё одно - силу, и это последнее становится у него ре­шающим. Сила, которой наделены все тела без исключения, как на Земле, так и в космосе, есть, по Ньютону, тяготение. Именно сила тяготения тел есть та причина, с помощью которой, по убеждению Ньютона, можно объяснить, - а не только математически описать - явления природы. Это та последняя причина, к которой восходит всякое физическое, или механическое познание природы; сама же она, как подчеркивают Ньютон и его последователи, в рамках механики объяснена быть не может. Поскольку всё, что невозможно было объяснить с помощью механических причин, в XVII-XVIII вв. ква­лифицировалось как «скрытое свойство» и изгонялось из науки, то оппоненты Нью­тона настойчиво требовали либо исключить «гипотезу тяготения», либо найти ей объяснение, выводя ее если не из явлений, то из более простой и понятной причины. В течение нескольких лет Ньютон пытался найти способ объединения силы тяго­тения как космической силы, определяющей движения планет, с силой тяжести земных тел. В 1685 г. он открыл закон, согласно которому земной шар притяги­вает находящееся вне его тело так, как если бы вся масса Земли была сконцентри­рована в одной точке - центре. Это открытие позволило Ньютону подойти к точному математическому сравнению двух сил - земного тяготения и космичес­кого притяжения. В «Началах» эти две силы отождествлены. Важное значение в разработке механистической картины мира имеет за­кон инерции. Его пытались сформулировать и Кеплер, и Декарт. Кеплер, так же как и Арис­тотель, считал, что для приведения тела в движение и для сохранения этого дви­жения всякое тело - как земное, так и небесное - нуждается в двигателе. Движу­щая причина, или сила, необходима, согласно Кеплеру, чтобы тело могло двигать­ся. Иначе трактует закон инерции Декарт, а за ним и Ньютон. Сформулированный Декартом закон инерции гласит: каждая вещь пребывает в том состоянии, в ка­ком она находится, пока ничто ее не изменит; в этом отношении состояния дви­жения и покоя равноправны; и при этом каждая частица материи в отдельности стремится продолжать свое движение не по кривой, а исключительно по прямой. У Ньютона закон инерции звучит так: врожденная сила материи есть при­сущая ей способность сопротивления, согласно которой всякое отдельно взятое тело, поскольку оно предоставлено самому себе, удерживает свое состояние по­коя или равномерного прямолинейного движения. Закон инерции необходимо предполагает бесконечное изотропное пространство и однородную материю, составляющую вещество как земных, так и космических тел. Эти обе предпо­сылки являются общими у Декарта и Ньютона, как, впрочем, и у двух других научных программ классической науки - атомистической и лейбницевской. Однако если бесконечное изотропное пространство мыслится в картезиан­ской программе как относительное, то у Ньютона оно получает совсем иную интерпретацию. Вводя понятия абсолютного пространства и времени, Ньютон вступает в полемику не только с картезианцами, но и с атомистами, и с Лейбни­цем. Вместе с понятиями абсолютного пространства и времени Ньютон вводит также понятие абсолютного движения. Эта концепция пространства и времени как арены для движущихся тел, свойства которых неизменны и независимы от самих тел, составляла основу механической картины мира. В учении об абсолютном пространстве нашли свое выражение философско-теоло­гические взгляды Ньютона, игравшие в его мышлении важную роль. В качестве одной из философских предпосылок ньютоновской динамики следует указать на его убеждение в том, что материя по природе есть начало пассивное, а поэтому долж­но существовать некоторое активное начало, которое служило бы, образно гово­ря, источником «питания» вселенной. Такое представление о материи у Ньютона совпадает с картезианским: у Декарта, как мы знаем, источником движения в мире является Бог. Далеко не случайно принцип тяготения имеет в качестве своего кор­релята в ньютонианской физике понятие абсолютного пространства. Ведь после­днее Ньютон наделяет особым свойством активности, называя его «чувствилищем бога» (Sensorium Dei). Ньютоново абсолютное пространство есть, в сущности, нечто вроде мировой души неоплатоников, которая как бы осуществляет связь всех вещей во вселенной, подобно тому, как душа животного - связь всех его органов. В пользу такого понимания абсолютного пространства говорит и тот факт, что оно, согласно Ньютону, не является делимым. Однако Ньютон не согласен считать пространство мировой душой: понятие мировой души несовместимо с христиан­ством, он заявлял, что пространство - это атрибут Бога, а не его субстанция. У ньютонианцев в XVIII в. закрепилось и абсолютизировалось представ­ление о ньютоновской научной программе как программе прежде всего эмпи­рической. И хотя в работах Ньютона было немало оснований для такого толко­вания его метода, однако распространившееся в XVIII в. представление о прин­ципах ньютонианской физики было все-таки односторонним: из научной программы Ньютона, в сущности, полностью элиминировалось ее философс­кое ядро. В результате и возник тот облик ньютоновской физики, который впос­ледствии оказался одним из аргументов в пользу позитивистского толкования науки и ее истории. Лейбницева научная программа С критикой ньютоновской научной программы выступили очень многие ученые и философы. Одни из них уделяли больше внимания принципам механи­ки Ньютона, другие - философским предпосылкам последней. Одним из критиков ньютоновской научной программы был Готфрид Виль­гельм Лейбниц (1646-1716). Он квалифицирует Ньютонов принцип тяготения (дей­ствия тел на расстоянии) как чудо или нелепость вроде оккультных качеств схо­ластов. Все в мире природы, как убежден Лейбниц, должно быть объяснено ис­ключительно с помощью механических начал. Природа - это механизм, только механизм в высшей степени совершенный. Не только неорганическая природа, но и живые организмы представляют собой машины, созданные гениальным механиком - Богом. Оппозиция Лейбница по отношению к Ньютону в вопросе о тяготении - это оппозиция христианского теолога, жестко отделяющего творение от творца и на­стаивающего на трансцедентности Бога по отношению ко всему сотворенному. Все сотворенное, таким образом, является машиной, но, разумеется, машиной особой, у которой все детали, как бы глубоко мы в них не проникли, окажутся в свою очередь опять-таки машинами, а не простым «мертвым» веществом, как в машинах человеческих. Лейбниц писал: «Всякое органическое тело живого суще­ства есть своего рода божественная машина, или естественный автомат, кото­рый бесконечно превосходит все аппараты искусственные. Ибо машина, соору­женная искусством человека не есть машина в каждой своей части; например, зубец латунного колеса состоит из частей или кусков, которые уже не представ­ляют для нас ничего искусственного... Но машины естественные, т. е. живые тела, и в своих наименьших частях, до бесконечности продолжают быть машинами. В том и заключается различие между природой и искусством, т.е. между искусст­вом божественным и нашим». Ни картезианцы, ни Лейбниц не могли принять ньютонову физику, пото­му что ее предпосылка требует снять жесткое разделение мира божественного - трансцедентного и мира природного - сотворенного: ведь пространство есть как бы присутствие Бога в сотворенном мире. Бог при этом становится как бы «частью природы», превращаясь в мировую душу языческой философии. Лейбниц отрицал абсолютность пространства и времени и считал, что тела суть проявления нематериальных монад, составляющих субстанциональное бы­тие. Философским ядром научной программы Лейбница стала его - монадология («Монадология», 1714). По мнению Лейбница, монада - это единое, или едини­ца. Она не состоит из частей, неделима. Поскольку все материальное состоит из частей, то монада не может быть материальной. Не протяжение, а деятельность составляют ее сущность. Монады образуют умопостигаемый мир, производным от которого выступает мир феноменальный (физический космос). Монады фи­зически не взаимодействуют друг с другом, но вместе с тем образуют единый развивающийся и движущийся мир, который регулируется предустановленной гармонией, зависящей от высшей монады (абсолюта, Бога). Лейбниц обосновывает с помощью понятия актуальной бесконечности принцип непрерывности. В природе нет и не может быть скачков, утверждал он. На ос­нове принципа непрерывности он разрабатывал идею развития. Но если Декарт пытался вывести живое из неживого, то Лейбниц объясняет даже неживое из живого и видит в механизме внешнюю форму проявления организма. Лейбниц не­сколько изменил декартово учение о врожденных идеях, которые, по Лейбницу, заключаются в разуме, подобно прожилкам камня в глыбе мрамора. В методологии Лейбница происходит возрастание аналитической компонен­ты по сравнению с Декартом. Идеальным Лейбниц считал создание универсаль­ного языка (исчисления), который позволил бы формализовать все мышление. Критерием истинности он считал ясность, отчетливость и непротиворечивость знания. В соответствие с этим для проверки истин разума достаточны законы аристотелевой логики (тождества, противоречия, исчисления третьего), для про­верки «истин факта» необходим закон достаточного основания. Полемика между Ньютоном и Лейбницем не закончилась со смертью этих выдающихся ученых: борьба между двумя направлениями в науке продолжа­лась на протяжении всего XVIII столетия. Принципы Лейбница защищал Хри­стиан Вольф и его сторонники, научную программу Ньютона - Дж. Кейл и С. Ф­рейнд, а затем также известные ученые и философы на континенте: П. Мопертюи, Л. Эйлер, Вольтер, д’Аламбер, Кондильяк и другие. Итак, в науке Нового времени сосуществовали несколько научно-иследовательских программ - картезианская, атомистическая, ньютоновская, лейбницева. Несмотря на все различия, у них всех был некий общий идеал естествозна­ния, отход от которого они оценивали как возвращение к средневековой физике с ее принципом «скрытых качеств». Общее между научными программами Нового времени: • понимание науки как особого рационального способа познания мира, ос­нованного на эмпирической проверке или математическом доказательстве; • убеждение, что все природные процессы полностью подчинены ме­ханическим законам; • естествознание изучает только количественно измеримые парамет­ры явлений природы и устанавливает функциональные зависимос­ти между ними; строгая научность связывалась с математикой; • опора на эксперимент, поставляющий и проверяющий результаты; • господство аналитического подхода, направляющего мышление на поиск простейших, далее неразложимых первоэлементов реаль­ности (редукционизм); • понимание предмета и объекта познание как объективных, суще­ствующих реально и независимо от сознания познающего субъекта, поведение которых подчиняется строгим законам однозначно детерминационного характера и описывается определенным математичес­ким формализмом, допускающим и геометрическое представление; • существует потенциальная возможность достижения абсолютного знания о мире (в лапласовском смысле). Направленность научного познания на достижение, на реализацию этой возможности - методо­логическое требование, определяющее направления развития науки. Таким образом, возникновение классической науки было неразрывно свя­зано с формированием особой системы идеалов и норм исследования, в кото­рых, с одной стороны, выражались общие установки классической науки, а с другой - осуществлялась их конкретизация с учетом доминанты механики в си­стеме научного знания данной эпохи В целом же методологическая система классического периода развития на­уки характеризуется как метафизическая (не диалектическая). Она не предписы­вает рассматривать мир как систему взаимосвязанных и взаимодействующих эле­ментов, во всей совокупности его составляющих. Предполагается, что матери­альные объекты этого мира не меняются, меняются только с течением времени их количественные характеристики. Естественным следствием такого представления является убежденность в неизменности и понятийного аппарата теории, если эта теория получила эмпирическое подтверждение, а тем самым и в ее абсолютности. Познание рассматривалось как наблюдение и экспериментирование с • объектами природы, которые раскрывают тайны своего бытия познаю­щему разуму. Причем сам разум наделяется статусом суверенности. В идеале разум (субъект) трактовался как дистанцированный от вещей, как бы со стороны наблюдающий и исследующий их, не детерминиро­ванный никакими предпосылками, кроме свойств и характеристик изу­чаемых объектов. Условием объективности знания считалась элимина­ция из теоретического объяснения и описания всего, что относится к субъекту, средствам и операциям его познавательной деятельности. Классический тип рациональности центрирует внимание только на объекте и выносит за скобки все, что относится к субъекту и сред­ствам деятельности. Идеалом было построение абсолютно истинной картины природы. Глав­ное внимание уделялось поиску очевидных, наглядных, «вытекающих из опыта» онтологических принципов, на базе которых можно строить теории, объясняющие и предсказывающие опытные факты. В XVII - XVIII вв. наука рассматривалась в качестве одной из важнейших ценностей человеческой жизнедеятельности. Это гарантирует опережающее раз­витие научных знаний, открывает возможности для превращение науки в про­изводительную силу, а затем и социальную силу, регулирующую управление раз­личными социальными процессами. Неклассический период науки. Исходный пункт неклассической науки (конец XIX - первая половина XX в.) связан с разработкой релятивистской и квантовой теории. Он отбрасывает представления о реальности как чего-то не зависящего от средств ее познания, субъективного фактора. Наука описывает связи между знаниями объекта и характером средств и операций деятельности субъекта. Объяснение и формулирование этих связей рассматривается в качестве объективного и истинного описания и объяснения мира. Развитие науки середины XIX в. связано с открытием закона сохранения и превращения энергии (Ф. Майер, Дж. Джоуль, М.Р. Ленц), клеточной теории живого (П.Ф. Горяинов, М. Шлейден, Т. Шванн), эволюционной теории Ч. Дар­вина. Эти законы вносили в науку новые идеи и представления: о взаимосвязи различных процессов (свет, теплота, химические процессы и т.п. не изолирова­ны, а связаны друг с другом), единстве строения организмов животных и расте­ний и идею развития, эволюции. Они придали мощный импульс научному про­грессу, поэтому, как пишет А. Уайтхед, средина XIX века превратилась в сплош­ной праздник науки, казалось, что все тайны природы раскрыты. Наука склонялась к представлению о том, что сформировавшаяся картина мира завершена в ее фун­даментальных основах. Дж. Томсон писал о необходимости уточнить только не­которые детали, о двух «облачках» на чистом небосклоне физического знания - затруднениях теории теплового излучения и отсутствии изменения скорости све­та в движущихся телах. И именно из этих облаков и грянул гром.... В конце Х1Х - начале ХХ вв.: • опыты А. Майкельсона поставили под сомнения существование эфира и аб­солютного пространства, в котором скорость света должна быть больше в на­правлении движения светильника, а она оказалась неизменной, постоянной по величине, независимой от скорости движения источника света; • Г. Герц (80-е гг.) доказал реальность электромагнитных волн и подтвер­дил теорию Дж.К. Максвелла, которая была несовместима с механистическими представлениями о мире (с помощью механистических моделей эфира); • в 1895 - 1896 гг. были открыты рентгеновские лучи, радиоактивность (А. С. Беккерель) и электрон (Дж. Томсон, 1897 г.), которые опровергли представ­ление об атоме как последнем, неделимом «первичном кирпичике» мироздания и утверждали мысль о сложном строении атома; • специальная и общая теория относительности А. Эйнштейна поставила под сомнение положение об абсолютности пространства, времени и движения и обосновывали идею об органической связи пространства и времени с движу­щейся материей («замедление» времени, «искривление» пространства); • в 1924-1930 гг. была экспериментально подтверждена гипотеза Луи де Бройля о корпускулярно-волновой природе материальных образований и, как следствие этого сформулировано соотношение неопределенности (В. Гейзенберг) - о невозможности для микрообъектов одновременно точно определить координаты и импульс. Новые открытия в науке не укладывались в господствующую механисти­ческую картину мира, свидетельствовали об ее ограниченности. Встал вопрос об абсолютной истинности классической механики как теоретической базы ес­тествознания и основанной на ней картины мира и об адекватности эпистемо­логических идей и представлений, лежащих в основаниях научного познания. Фундаментальные естественнонаучные представления о материи, пространстве, времени, причинности потребовали серьезного философского анализа. Это при­вело к осознанию кризиса в естествознании (прежде всего в физике). Он прояв­лялся и на уровне понятий и принципов, и на уровне философско-методоло­гических оснований, и на мировоззренческом уровне (материализм, идеализм). Если проследить развитие науки в западноевропейской культуре, начиная с XVI в. - времени становления классической науки, то можно увидеть изменения научного мировоззрения и методологии познания, позволяющие выделить наряду с классической наукой еще два образа науки - неклассическую и постнеклассическую. Формирование неклассической науки во многом было обусловлено новыми философско-теоретическими представлениями, сложившимися в рамках трансцендентального априоризма И.Канта и диалектической методологии Г. Гегеля. Естественнонаучные основания неклассической науки связаны с исследованиями Фарадея и Максвелла явлений электричества и магнетизма, которые не допускали механического толкования. Новое состояние, способное порождать силу и не связанное с телом, было названо полем, ему соответствовала теория Максвелла, которая в значительной степени усилила математизацию физики. Как отмечал М. Клайн, после Максвелла физическая реальность мыслилась в виде непрерывных полей, описываемых дифференциальными уравнениями в частных производных. Наглядность физического мира все более ограничивалась. Три века физика была механической и имела дело только с веществом, которое локализовано в пространстве и может быть однозначно определено в системе координат. ОТО (общая теория относительности) существенно изменила представления физической науки об объективности. Масса, считавшаяся неизменной характеристикой вещества, оказалась зависящей от скорости движения тела, пространство может искривляться вблизи гравитирующих масс, время замедляться. Релятивизация физики обострила проблему физической реальности, расшатав одну из важнейших опор классической научности - объективность. Квантовая механика окончательно развеяла притязания на универсальное и точное описание объекта. Исследование микромира и гносеологические обобщения нового познавательного опыта составили суть новой научности, впоследствии обозначенной методологами науки как неклассическая. В классической физике измеряемая величина определяется однозначно, в квантовой механике наше представление о событиях формируется только на основе статистических данных, здесь нет места для законов, но есть закономерности. На базе квантовой механики невозможно описать положение и скорость элементарной частицы или предсказать ее будущий путь. Одинаковые элементарные частицы в одинаковых условиях могут вести себя по-разному. Классически понимаемая объективная реальность элементарных частиц терялась, по выражению М. Клайна, в прозрачности математических выкладок. Частицы микромира непосредственно не наблюдаемы, но могут быть заданы математически. Это позволило математикам говорить о новом понимании реальности. Реальный мир есть не то, о чем говорят наши органы чувств с их ограниченным восприятием внешнего мира, а скорее то, что говорят нам созданные человеком математические теории. В квантовой механике формирование математического аппарата было закончено до того, как сформировались онтологическая схема и категориальный аппарат теории. Это создавало совершенно иную гносеологическую ситуацию. Квантово-механический способ описания с необходимостью включает в себя не только изучаемые объекты, но и приборы, используемые для их изучения, а также сам акт измерения. Н. Бор вводит принцип дополнительности для описания объектов микромира. Принцип дополнительности рассматривают как методологический, восполняющий ограниченные возможности языка при описании корпускулярно-волновой природы микромира. Но он имеет и физический смысл, будучи связанным с так называемым соотношением неопределенностей, сформулированным в 1927 г. Гейзенбергом. Согласно последнему, в квантовой механике не существует состояний, в которых и местоположение, и количество движения имели бы вполне определенное значение. Частица со строго определенным импульсом совершенно не локализована. И наоборот, для точной локализации необходимы бесконечно большие импульсы, что физически невозможно. Оказывается, что «ни один результат опыта, касающийся явления, лежащего вне области классической физики, не может быть истолкован как дающий информацию о независимых свойствах объекта. В квантовой механике в роли элементов физической реальности выступают акты взаимодействия объекта с прибором, то есть процессы наблюдения. Кроме того, в квантовой теории в случае с одним наблюдателем удается разделить наблюдателя и условия познания. Итак, при исследовании микромира выяснилось, что адекватное знание мы можем получить не тогда, когда отвлекаемся от субъекта, от условий познания, но когда их учитываем. В. Гейзенберг отмечал, что то, как природа отвечает на вопросы, зависит от того, как мы их задаем. Естествознание не просто описывает и объясняет природу, оно является частью нашего взаимодействия с ней. В квантовой механике роль наблюдения возросла до решающего события. Влияние человека (как наблюдателя) на этом уровне природы неустранимо. Реальность, открывшуюся неклассической физике, определяют как сеть взаимосвязей. Проникая в глубины вещества, пишет Ф. Капра, мы видим не самостоятельные компоненты, а сложную систему взаимоотношений между различными частями единого целого. И в этих взаимоотношениях обязательно фигурирует наблюдатель. В контексте нового подхода Вселенная рассматривается в качестве сети взаимосвязанных событий. Ни одно из свойств того или иного участка этой сети не имеет фундаментального характера; все они обусловлены свойствами остальных участков сети, общая структура которой определяется универсальной согласованностью всех взаимосвязей. Философские и методологические основания постнеклассической науки. Во второй половине XX в. в науке произошли изменения, позволившие говорить о новом, постнеклассическом, этапе ее развития. Среди отечественных авторов одним из первых систематизировал черты постнеклассической науки В.С. Степин, выделив следующие признаки постнеклассического этапа: изменение характера научной деятельности, обусловленное революцией в средствах получения и хранения знаний (компьютеризация науки, сращивание науки с промышленным производством и т.п.); распространение междисциплинарных исследований и комплексных исследовательских программ; повышение значения экономических и социально-политических факторов и целей; изменение самого объекта - открытые саморазвивающиеся системы; включение аксиологических факторов в состав объясняющих предложений; использование в естествознании методов гуманитарных наук, в частности, принципа исторической реконструкции. В итоге, в «науке второй половины XX в. обозначились человеческие ориентации» как в методах исследования, так и во внешнем общекультурном и философском осмыслении. Вышли обобщающие работы, в которых современная научная деятельность, принципы, установки науки характеризовались как существенно изменившиеся. В основу этих философско-методологических поисков положены реальные феномены становящейся науки. В исследованиях И. Пригожина, Г. Хакена, Э. Янча, У. Матураны и др. формируется эволюционно-синергетическая парадигма. Ф. Капра говорит о парадигме системности, представленной работами Дж. Чу, Г. Бэйтсона, Д. Бома, Э. Ф. Шумахера, И. Пригожина, Э. Янча и др. Методологи выделяют тенденции экологизации и гуманизации науки. Экологическое (энвайроментальное) направление постнеклассической науки объединяет А. Нэсса, Б. Девала, Дж. Сешенса, Б. Каликотта, JI. Н. Эвердена, Б. Токкара, Ю. Харгроува и др. Гуманизация проявляется в естественных науках через экологизацию мышления, через анализ языка, через психоанализ. Объектом постнеклассической науки являются саморазвивающиеся сложные системы, природные комплексы, включающие человека. Основная особенность таких объектов обозначается термином «человекоразмериость». Ключевые идеи постнеклассической науки - это нелинейность, коэволюция, самоорганизация, идея глобального эволюционизма, синхроиистичности, системности. Реальность характеризуется на основе двух взаимодополняющих подходов - системного и исторического: реальность как процесс и реальность как сеть взаимосвязей, в которую включен человек. Становление постнеклассической науки сопровождается расширением эпистемологического горизонта. В проблематику естественных наук вошла тема понимания. Одна из наиболее устойчивых трактовок понимания - диалог. Диалог как способ бытия, он создал диалоговую онтологию, которая весьма актуальна в современную кризисную эпоху. Она отвечает духу времени и, кроме того, согласуется с тенденциями внутринаучной динамики. Через диалог мы преодолеваем мир «опыта» и входим в мир «отношений», и наука, как показано выше, вскрыла не «объекты сами по себе», а их взаимоотношения. Познавательное отношение к миру на основе проективно-конструктивной установки познания М. Бубер интерпретирует как отношение «Я-Оно». Когда мы смотрим на мир как на скопление предметов и орудий, необходимых нам, когда описываем Мир как пространственно-временную структуру, мы подчиняемся установке «Я - Оно» и используем соответствующий ЯЗЫК. Но возможно иное отношение - диалогическое. Можно обращаться к предметам, людям, к Богу как к «Ты» - личности, другу. «Я - Ты» является новой ментально-культурной доктриной, которая носит название «диалогической» в противоположность «монологической» (терминология М. Бубера). Мир, который ощущается в отношении «Я - Ты», суть та же самая реальность, которая присутствует в отношении «Я - Оно», только воспринимается она иначе. Современная наука, ориентированная на изучение саморазвивающихся объектов, таких как сложные природные комплексы - биосфера, ноосфера, вынуждена включать во виутринаучый контекст то, что раньше стремилась элиминировать - человека. В познании такого рода объектов, называемых «человекоразмерными», позиции внешнего наблюдателя не существует. Ранее такая гносеологическая ситуация характеризовала только гуманитарное знание. Эпистемологический горизонт постнеклассической науки гораздо более широкий. Кроме проективно-конструктивной и диалоговой эпистемологии, вариантом, созвучным постнеклассической науке, является эволюционная эпистемология. Эволюционная эпистемология проблему, поставленную Кантом: как получилось, что категории познания и реальности соответствуют друг другу, откуда происходят априорные формы познания, решает с позиций естественного натурализма. Согласно эволюционной теории познания, наш познавательный аппарат является результатом эволюции. Структуры познания не только независимы от опыта, но имеются до опыта и делают опыт возможным. Исходными постулатами эволюционной эпистемологии являются следующие: имеется реальный мир, который эволюционирует, порождает жизнь, человека, разум; познавательные способности человека следует рассматривать в их приспособлении к миру, «предзнание» приобретено и проверено в ходе длительной эволюции человека. Познание трактуется не как пассивное отражение мира (О ^С, субъект копирует объект), и не как проективно- конструктивная деятельность (О^С, субъект = общество, объект - фрагмент действительности, вступившей во взаимодействие с субъектом), а как «духовная обработка (структурирование) воспринимаемого содержания». Восприятие основано на синтезе чувственных ощущений. Эти синтезы активны и не всегда осознаваемы субъектом. Восприятие рассматривается как сложный процесс, обусловленный физически и психологически, в котором можно выделить: восприятие цвета, восприятие пространства-времени, восприятие образа. Допущение о приспособленности донаучных форм познания к тому миру, в котором они развивались, приводит сторонников эволюционной теории познания к концепции окружающего мира. Окружающий мир - это реальный мир в данности, в восприятии. Окружающий мир сопряжен с его восприятием. Так, окружающий мир человека - это прежде всего видимый мир, в то время как окружающий мир собаки будет складываться из запахов. Примечательно, что в эволюционной эпистемологии, так же как и в диалоговой, стирается дуализм субъекта и объекта, только в данном случае через тематику объекта, объективного процесса. Познавательная ситуация второй половины XX в. характеризуется стиранием грани между естественнонаучным и гуманитарным знанием. Наряду с сохраняющейся дисциплинарной организацией знания идет активное формирование междисциплинарного знания, в котором науки объединяются в процессе решения конкретной проблемы. В этом синтезе устанавливается новое отношение человека к природе - отношение диалога. Для нового этапа развития науки характерно снятие субъектно-объектного дуализма, в результате уходит со сцены науки «абсолютный наблюдатель», субъект и объект принимаются в их равной ипостаси. Гуманизация знания не означает отказа от объективности, природа как бы проговаривает себя через человека. Если обобщить черты постнеклассической науки, то можно сказать, что постнеклассическая наука характеризуется экологизацией мышления, разрушением мифа о всесилии науки, иным способом объяснения мира, где истина конструируется, а не предстает как слепок объекта. Происходит переход от статического, структурно ориентированного мышления к мышлению динамическому, ориентированному на процесс. Синергетика - одна из тех междисциплинарных областей, где формируется новый эпистемологический горизонт. Уже потому, ЧТО онтология синергетики - это онтология целостного мира, синергетика диалогична. Суть синергетики - в ее коммуникативной ориентации. Сопоставление классической, неклассической и постнеклассической наук в эпистемологическом горизонте позволяет соотнести их соответственно с созерцательной, проективно-конструктивной и диалоговой эпистемологиями. Научные конструкты в горизонте созерцательной эпистемологии обосновываются умозрительно, они основаны не на субъектно-объектном дуализме, а на мировоззренческом убеждении в гармонии мира. И если в концептуальном построении это убеждение рефлексивно обосновывается, то это и служит лучшим подтверждением целостности теории. В проективно-конструктивной теории познания предполагается наложение на мир объектов - результатов теоретической деятельности сознания. Практически ориентированное знание, знание как сила, преобразующая мир, имеет иные идеалы доказательства, это эксперимент и наблюдения. Критерием научности здесь выступает практика, экспериментальная подтверждаемость. Классическая наука имела особо тесную связь с истиной. Представление об истине связано с представлением о мире, «каким он является сам по себе». Истина трактуется прежде всего как объективность. Для сравнения заметим, что у Платона истина понимается как благо. Проективно-конструктивная, или субъектно-объектная эпистемология возникает в картезианской картине мира. Изначально предполагается наличие совпадения, соответствия между разумом и мироустройством: мир так устроен, что может быть познан. Цель познания - объяснение объективных законов бытия. С диалоговой эпистемологией созвучно холистическое мировидение, отказ от трансцендентализма, теоретического фундаментализма. Знание ориентировано на понимание («герменевтическая прививка»). Приоритет ценности знания связан не с абсолютными истинами и фундаментальными законами, а с социальной значимостью, творческой продуктивностью. Итак, постнеклассическая наука формируется в горизонте новой эпистемологии (диалоговой, эволюционной...). Следующий важный поворот в концепции научности касается фундаментальных оснований науки. Принципу Коперника, как основному принципу классической науки, противопоставляется антропный принцип. Согласно принципу Коперника, человечество не занимает привилегированного места во Вселенной. Исходя их этого, естествознание, стремясь дать объективное описание, создало картину мира, в которой присутствие человека выглядит случайным. Еще Галилей говорил, что научный метод состоит в том, чтобы изучать этот мир так, как если бы в нем не было сознания и живых существ. Современная наука вновь обретает «человеческие измерения». Гносеологическим ориентиром становится антропный принцип. В последние десятилетия человек по-новому увидел себя, не властелином мира и не создателем его законов, а соучастником мирового процесса. Антропный принцип в постнеклассической науке становится центральным положением и утверждает, что свойства нашей Вселенной тесно обусловлены значениями ряда фундаментальных физических констант. Оказалось, что эти параметры удачно сочетаются. Эффект «тонкой подгонки» заключается в том, что небольшое изменение численного значения фундаментальных постоянных привело бы к «обеднению» Вселенной. В ней отсутствовали бы ядра, атомы и молекулы, либо эти вселенные оказались бы «одноцветными» - состоящими из нейтрино либо водорода. Итак, антропный принцип фиксирует проблемность в ситуации объяснения связи космоса и человека. Он не дает объяснения «тонкой подстройки» и «Вселенной участия», но указывает, что объяснение этим фактам и не может быть дано с позиций классической и неклассической науки. Смысл этой формулировки таков: во Вселенной должно начаться производство информации, и оно никогда не прекратится. Существует тесная взаимосвязь АП с глобальным эволюционизмом. Если не рассматривать вариант случайного совпадения фундаментальных постоянных, то антропному принципу приходится предпослать гипотезу о существовании законов эволюционного процесса, которые охватывают все основные его этапы, от космического до социального. Через специфические законы и закономерности эволюции, действующие на разных структурных уровнях Универсума, обеспечивается преемственность процессов глобального эволюционизма в целом. Подобное представление служит основой эволюционного объяснения существования человечества, которого не дает АП, но к которому вплотную подводит. Реальность постнеклассической науки (вторая половина XX в.) - это сеть взаимосвязей, в которую включен человек, причем не ТОЛЬКО через условия познания. «Замешанность» человека в структуре и эволюции Вселенной, согласно антропному принципу, более глубока. Объектами постнеклассической науки становятся сложные природные комплексы, включающие человека, такие как биосфера, ноосфера, отсюда - «человекоразмерность» как характеристика объектов постнеклассической науки. Физическое знание послужило эмпирическим материалом для по­зитивистской философии в процессе исследования структуры науки и выработки стандартов научности. Однако, помимо физического типа научности, выделяют математический, биологический и гуманитар­ный. Попытки сформулировать представления о научности, ориентиру­ясь на математический стандарт, связаны с выдвижением на первый план таких требований: логическая ясность, строго дедуктивный харак­тер, получение результатов путем логического вывода из основных по­сылок; непротиворечивость - соответствие выводов основным посыл­кам, выраженным в аксиомах. Представление о научном знании как яс­ном и точном обусловлено ориентацией на математический стандарт научности. Формализация высказываний позволяет добиться четкости суждений, но какой ценой? В анекдоте о Холмсе и Ватсоне, путешест­вовавших на воздушном шаре и приземлившихся в неизвестном городе, встреча с проходившим мимо человеком не добавила ясности в житей­ской ситуации. На вопрос: «Где мы находимся?», прохожий ответил: «В корзине воздушного шара». «Это точно математик!» - констатировал Холмс. Математический тип научности характеризует не только мате­матическое знание, он широко распространен в современной физике, глубоко математизированной дисциплине. Однако не все требования математического идеала могут быть применимы к естественнонаучно­му знанию, например, в естественнонаучной области неприменим кри­терий непротиворечивости. Если теория и опыт (наблюдение, экспери­мент) противоречат друг другу, то физик не спешит отказываться от теории на том основании, что нет прямого пути от опыта к теории. Са­ма постановка эксперимента и его интерпретация - это соучастие ряда теорий, которые могут быть несоизмеримы. И. Лакатос показал, что сопоставление теории с опытом - проце­дура более сложная, чем казалось. В этом сопоставлении участвуют три слоя знания: сама проверяемая теория, теория, которая интерпретирует данные наблюдений, и некоторое фоновое знание, проявившееся, на­пример, в конструкции самого прибора. Нельзя думать, что экспери­мент демонстрирует, как природа кричит «нет!» проверяемой теории. Скорее, говорит Лакатос, мы предлагаем на испытание путаницу наших теорий, а природа кричит: «Несовместимы!». Какая из теорий должна быть отвергнута, это еще вопрос. Таково «оправдание» неприменимо­сти критерия непротиворечивости за пределами чистой математики. Неприменим в естествознании и математический критерий доказатель­ности - дедукция. В строгом смысле, доказательства возможны только в математике, и, как заметил методолог Ю. Чайковский, не потому, что математики умнее других, а потому, что сами создают вселенную для своих опытов, все остальные вынуждены экспериментировать во все­ленной, созданной не ими. Физический тип научности по своему влиянию на западную науку оказался наиболее значительным. Исторически его формирова­ние начато Ф. Бэконом - основоположником опытного, индуктивного знания, программа которого выражена им словами: «Самое лучшее из всех доказательств есть опыт, если только он коренится в эксперимен­те». Первоначально этот эталон науки представляла механика, а позд­нее - весь комплекс физических дисциплин. Те основные критерии на­учности, которые сформулированы выше, были выделены, как уже от­мечалось, позитивистской философией науки на материале именно фи­зического знания, которое рассматривалось как образец научности. Это выразилось в доктрине физикализма и его основном принципе - редук­ционизме, согласно которому природа любого явления может быть объяснена на физическом уровне. Влияние физики на естествознание трудно переоценить. Ярким примером является физический редукционизм. Физическое знание ле­жит в основании микробиологии, самое значительное открытие микро­биологии XX в. - открытие структуры ДНК - принадлежит физикам Крику и Уотсону. Но, с другой стороны, биологи хорошо знают, что при исследовании живого всегда остается «нередуцируемый остаток», в котором скрыта тайна жизни. Объект биологии целесообразен. Чтобы выяснить поведение (функционирование) живого организма, бывает недостаточно дать каузальное объяснение. Например, на вопрос «поче­му птицы весной вьют гнезда?», ответ, как правило, дается - «для того, чтобы выводить птенцов», в то время как на вопрос «почему?», должен следовать ответ «потому, что...». По поводу применимости телеологического объяснения в науке о живом биологи отмечают, что «относятся к телеологическому объясне­нию, как благочестивый человек - к искушению, когда не очень уверен в своей способности устоять» (Медавар). Специфика биологического объекта проявляется и в уникальности живых организмов, в то время как физический объект, как говорится, «не имеет лица». Кроме того, объекты биологии эволюционируют, объекты и законы физики (клас­сической) неизменны. «Снежинка и сегодня остается такой, какой она была, когда выпал первый снег», - заметил по этому поводу физик Томпсон. Специфика биологического познания, по сравнению с физиче­ским, проявляется не только в разных взглядах на объект (уникаль­ность, эволюционный характер...), но и на теорию. Так, Э. Майр отме­чает, что убеждение в предсказательной возможности теории, что тео­рия может предсказывать в той же мере, как описывать и объяснять, идет от физики. В биологии дело обстоит существенно иначе, напри­мер, теория естественного отбора позволяет описывать и объяснять, но не дает возможности делать предсказания, если не считать банальных: «более приспособленные особи оставят более многочисленное потом­ство». Итак, несмотря на успехи молекулярной биологии, детища редук­ционизма, биологический стандарт научности специфичен. В последние годы, в силу историоризации физики, то есть в условиях «проникнове­ния стрелы времени» в физику, возникло мнение, что не биологию уда­стся редуцировать к физике, а наоборот, будет идти подтягивание фи­зики к биологическому стандарту научности, хотя он не сформулирован строго, но содержит большой опыт изучения эволюционирующих сис­тем. Интерес к социально-гуманитарному знанию, убежденность в его самостоятельной ценности обусловлены как успехами гуманитарных наук, прежде всего, истории в XIX в., так и осознанием необходимости включения субъективных параметров в трактовку познавательных про­цессов. Осуществляя реконструкцию знания, М. Фуко отмечал, что гу­манитарные науки появились в тот момент, когда в западной культуре появился человек - как то, что следует помыслить, и одновременно, как то, что надлежит познать. До XIX в. именем человека обозначалось «очерченное извне, но еще пустое изнутри пространство» (25, с.364), которое гуманитарные науки должны были исследовать. Гуманитарные науки обозначили перестройку эпистемы, поворот вектора мышления от представления к анализу смысла и значения, от предметности к вопрошанию. «Труд, жизнь, язык выявляются как «трансценденталии», делающие возможным объективное познание жи­вых существ, законов производства, форм языка. Находясь в своем бы­тии вне сознания, они тем самым являются условиями познания» (25, с.270). В фокусе внимания оказалась аналитика человеческого бытия, которая проясняет, каким образом человек может быть связан с веща­ми. В новой диспозиции знания открылась реальность в сквозной пронизанности языком. Язык был понят как образ мира, способ мироистолкования, предпосланный любому акту рефлексии. Осознание этого явилось гештальтом, перевело мышление на новый уровень - герменев­тический (от греч. - истолковательное искусство). Поэтому наработки гуманитарных наук не могли остаться их частным приобретением, они стали тем, что П. Рикерт назвал «герменевтической прививкой» всему организму, всей системе знания. Тенденция учета субъективного фактора в познании во всей пол­ноте выразилась в концепции понимающей эпистемологии, в разработ­ку которой особый вклад внесли В. Дильтей, Х. Г. Гадамер, Э. Касси­рер. Было показано, что в гуманитарном научном исследовании спосо­бом, с помощью которого исторические события могут быть адекватно восприняты, является понимание. Понимание опирается на целое, его задача - раскрыть не только текст, но и контекст, не только произведе­ние, но и автора, творца. Такая цель достигается в результате исследо­вания, трактуемого как игра. Игра, по Х. Г. Гадамеру, характеризуется самостоятельностью, независимостью от сознания играющих, она обла­дает собственной структурой игрового движения. В такой трактовке по­знавательный процесс преобразуется в диалог, беседу с текстом, где смысл порождается в процессе диалога, а не воспроизводится, так как не предзадан. Возникший герменевтический проект корнями уходит в мифоло­гическое прошлое, прослеживают его связь с именем Гермеса - посред­ника между людьми и богами. Существует связь герменевтики с логи­кой, риторикой, поэтикой. Философская герменевтика сделала важный шаг к сближению с психологией и феноменологией с целью достиже­ния «вживания». Герменевтика выступает здесь не как интерпретация, а как жизненно-практическое участие в истории. С помощью герменев­тической рефлексии внутри науки открываются истины, которые не лежат в лоне исследования, а предшествуют ему. Таким образом, гер­меневтика имеет онтологический статус, именно это позволяет ей вы­ступать не только методологией гуманитарного познания, но и спосо­бом естественнонаучного воспроизведения мира, если учесть актуали­зацию трактовки природы как текста в синергетической парадигме. Завершая общий анализ типов научности, подведем первый итог. Наука, становление которой началось в XVI в., к XIX столетию сфор­мировалась в целостную систему знания, названную позитивным зна­нием, которое было призвано объяснить устройство наблюдаемого ми­ра и соответствовало ряду требований, отличающих научное знание. Считалось, что законы природы неизменны, и неуклонный прогресс науки позволяет достигать все более точного объяснения явлений как они «есть на самом деле». Картина природы, созданная отдельными на­учными дисциплинами, напоминала пестрое лоскутное одеяло, и наука не могла ответить на многие насущные проблемы, волновавшие чело­века, не давала представления о мире как целостности, не могла объяс­нить, как из неживого возникает живое. В то же время удалось добиться большой точности в измерении механических процессов, изучаемых физикой. Их теоретическое описание, степень математизации знания вселяли оптимизм. К концу XIX в. ученые, особенно физики, разделяли уверенность, что наука подобна книге, близкой к завершению. Если обобщить черты постнеклассической науки, то можно ска­зать, что постнеклассическая наука характеризуется экологизацией мышления, разрушением мифа о всесилии науки, иным способом объ­яснения мира, где истина конструируется, а не предстает как слепок объекта. Происходит переход от статического, структурно ориентиро­ванного мышления к мышлению динамическому, ориентированному на процесс. Синергетика - одна из тех междисциплинарных областей, где формируется новый эпистемологический горизонт. Уже потому, что онтология синергетики - это онтология целостного мира, синергетика диалогична. Суть синергетики - в ее коммуникативной ориентации. Сопоставление классической, неклассической и постнеклассиче­ской наук в эпистемологическом горизонте позволяет соотнести их со­ответственно с созерцательной, проективно-конструктивной и диалого­вой эпистемологиями. Научные конструкты в горизонте созерцательной эпистемологии обосновываются умозрительно, они основаны не на субъектно-объектном дуализме, а на мировоззренческом убеждении в гармонии мира. И если в концептуальном построении это убеждение рефлексивно обосновывается, то это и служит лучшим подтверждением целостности теории. В проективно-конструктивной теории познания предполагается наложение на мир объектов - результатов теоретической деятельности сознания. Практически ориентированное знание, знание как сила, пре­образующая мир, имеет иные идеалы доказательства, это эксперимент и наблюдения. Критерием научности здесь выступает практика, экспери­ментальная подтверждаемость. Классическая наука имела особо тесную связь с истиной. Представление об истине связано с представлением о мире, «каким он является сам по себе». Истина трактуется прежде всего как объективность. Для сравнения заметим, что у Платона истина по­нимается как благо. Проективно-конструктивная, или субъектно-объектная эпистемо­логия возникает в картезианской картине мира. Изначально предпола­гается наличие совпадения, соответствия между разумом и мироуст­ройством: мир так устроен, что может быть познан. Цель познания - объяснение объективных законов бытия. С диалоговой эпистемологией созвучно холистическое мировидение, отказ от трансцендентализма, теоретического фундаментализма. Знание ориентировано на понимание («герменевтическая прививка»). Приоритет ценности знания связан не с абсолютными истинами и фун­даментальными законами, а с социальной значимостью, творческой продуктивностью. Итак, постнеклассическая наука формируется в го­ризонте новой эпистемологии (диалоговой, эволюционной...). Сле­дующий важный поворот в концепции научности касается фунда­ментальных оснований науки. Принципу Коперника, как основному принципу классической нау­ки, противопоставляется антропный принцип. Согласно принципу Ко­перника, человечество не занимает привилегированного места во Все­ленной. Исходя их этого, естествознание, стремясь дать объективное описание, создало картину мира, в которой присутствие человека вы­глядит случайным. Еще 1алилей говорил, что научный метод состоит в том, чтобы изучать этот мир так, как если бы в нем не было сознания и живых существ. Современная наука вновь обретает «человеческие из­мерения». Гносеологическим ориентиром становится антропный принцип. В последние десятилетия человек по-новому увидел себя, не властелином мира и не создателем его законов, а соучастником мирово­го процесса. Антропный принцип, в сущности, был выражен намного раньше, чем получил широкую известность и особое место в системе научного знания. Неразрывную связь человека с космосом выражали многие мыслители, начиная с античности. Качественно новый этап, который Барроу назвал «переоткрытием» антропного принципа (АП) наукой, связан с попыткой релятивистской космологии решить так называемую проблему «больших чисел». Свойства нашей Вселенной тесно обуслов­лены значениями ряда фундаментальных физических констант. Оказа­лось, что эти параметры удачно сочетаются. Эффект «тонкой подгон­ки» заключается в том, что небольшое изменение численного значения фундаментальных постоянных привело бы к «обеднению» Вселенной. В ней отсутствовали бы ядра, атомы и молекулы, либо эти вселенные оказались бы «одноцветными» - состоящими из нейтрино либо водоро­да (20). Среди многочисленных формулировок антропного принципа наи­более часто употребляемыми являются формулировки Б. Картера: «...то, что мы ожидаем наблюдать, должно быть ограничено условиями, необходимыми для нашего существования как наблюдателей» или «Вселенная должна быть такой, чтобы в ней на некотором этапе эволю­ции допускалось существование наблюдателей» (10, с.370). Таковы, со­ответственно, «слабый» и «сильный» антропный принципы. Вариации на тему сильного АП разнообразны, например, он может быть пере­формулирован в более общем контексте на языке единой научной кар­тины мира: наша Вселенная такова, что условия для появления челове­ка- наблюдателя оказались в ней «запрограммированы» с величайшей точностью. На первый взгляд, антропный принцип связан с формулировкой «от замысла» с теологическими идеями, и во всяком случае, близок им по формулировке. Однако, как справедливо указывает В. В. Казютинский, «требование сильного АП: Вселенная должна быть запрограммирована на появление человека, наблюдателя - вполне мо­жет быть интерпретировано и без обращения к трансцендентным силам в рамках принципов саморазвития, самоорганизации, эволюции мира» (7, с.168-171). Особое звучание проблеме придал Дж. Уилер, поставив вопрос в парадоксальной, на первый взгляд, форме: «Вот человек. Какой должна быть Вселенная?». Эта формула представляется парадоксальной в кон­тексте привычного причинно-следственного мышления, здесь причина и следствие поменялись местами. Но если вспомнить недуальную мо­дель мышления, в которой связь устанавливается по типу корреляций, то, может быть, следует рассматривать антропный принцип как еще один предел, наряду с синергетикой, где знание оказывается в сущест­венно неклассической ситуации. Возможно, как раз это имеет ввиду Уилер, когда обращает внимание на необходимость иного подхода к объяснению «самосогласованности» и «жизненности» Вселенной. Ис­кать физическое объяснение больших чисел, по-видимому, означает ис­кать правильный ответ на неправильно поставленный вопрос, считает он. Физическое изучение Вселенной здесь соответствует изучению Вселенной в классической и неклассической научных традициях, то есть без изучения ее жизненности (не в постнеклассической традиции). Существует тесная взаимосвязь АП с глобальным эволюциониз­мом. Если не рассматривать вариант случайного совпадения фундамен­тальных постоянных, то антропному принципу приходится предпослать гипотезу о существовании законов эволюционного процесса, которые охватывают все основные его этапы, от космического до социального. Через специфические законы и закономерности эволюции, действую­щие на разных структурных уровнях Универсума, обеспечивается пре­емственность процессов глобального эволюционизма в целом. Подоб­ное представление служит основой эволюционного объяснения сущест­вования человечества, которого не дает АП, но к которому вплотную подводит. Происходит не возврат к антропоцентризму, человек - не центр Вселенной (ни онтологически, ни гносеологически), а происходит гу­манизация науки, может быть, как осознание антропоморфизма мира и человека. Мировоззренческим аспектом гуманизации научного позна­ния является осознание активности бытия, самоценности природы. Три крупные стадии исторического развития науки, каждую из которых открывает глобальная научная рево­люция, можно охарактеризовать как три исторических типа научной рациональности, сменявших друг друга в истории техногенной цивилизации. Это - классическая рациональность (соответствующая классической науке в двух ее состояниях - дисциплинарном и дисциплинарно-организованном); неклассическая рациональность (соот­ветствующая неклассической науке) и постнеклассическая рациональность. Между ними как этапами развития науки существуют своеобразные «перекрытия», причем появление каждого нового типа рациональности не от­брасывало предшествующего, а только ограничивало сферу его действия, определяя его применимость только к определенным типам проблем и задач. Каждый этап характеризуется особым состоянием на­учной деятельности, направленной на постоянный рост объективно-истинного знания. Если схематично предста­вить эту деятельность как отношения « субъект-средства-объект» (включая в понимание субъекта ценностно-целе­вые структуры деятельности, знания и навыки примене­ния методов и средств), то описанные этапы эволюции науки, выступающие в качестве разных типов научной рациональности, характеризуются различной глубиной рефлексии по отношению к самой научной деятельности. Классический тип научной рациональности, центри­руя внимание на объекте, стремится при теоретическом объяснении и описании элиминировать все, что относит­ся к субъекту, средствам и операциям его деятельности. Такая элиминация рассматривается как необходимое ус­ловие получения объективно-истинного знания о мире. Цели и ценности науки, определяющие стратегии иссле­дования и способы фрагментации мира, на этом этапе, как и на всех остальных, детерминированы доминирую­щими в культуре мировоззренческими установками и ценностными ориентациями. Но классическая наука не осмысливает этих детерминации. Неклассический тип научной рациональности учи­тывает связи между знаниями об объекте и характером средств и операций деятельности. Экспликация этих связей рассматривается в качестве условий объективно-истинного описания и объяснения мира. Но связи меж­ду внутринаучными и социальными ценностями и целя­ми по-прежнему не являются предметом научной ре­флексии, хотя имплицитно они определяют характер знаний (определяют, что именно и каким способом мы выделяем и осмысливаем в мире). Постнеклассический тип научной рациональности расширяет поле рефлексии над деятельностью. Он учи­тывает соотнесенность получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций деятельности, но и с ценностно-целевыми структурами. Причем экс­плицируется связь внутринаучных целей с вненаучными, социальными ценностями и целями. Каждый новый тип научной рациональности характе­ризуется особыми, свойственными ему основаниями на­уки, которые позволяют выделить в мире и исследовать соответствующие типы системных объектов (простые, сложные, саморазвивающиеся системы). При этом воз­никновение нового типа рациональности и нового образа науки не следует понимать упрощенно в том смысле, что каждый новый этап приводит к полному исчезновению представлений и методологических установок предшест­вующего периода. Напротив, между ними существует преемственность. Неклассическая наука вовсе не уничто­жила классическую рациональность, а только ограничи­ла сферу ее действия. При решении ряда задач некласси­ческие представления о мире и познании оказывались из­быточными, и исследователь мог ориентироваться на тра­диционно классические образцы (например, при решении ряда задач небесной механики не требовалось привлекать нормы квантово-релятивистского описания, а достаточно было ограничиться классическими нормативами исследо­вания). Точно так же становление постнеклассической науки не приводит к уничтожению всех представлений и познавательных установок неклассического и классичес­кого исследования. Они будут использоваться в некото­рых познавательных ситуациях, но только утратят ста­тус доминирующих и определяющих облик науки. Современная наука - на переднем крае своего поиска -поставила в центр исследований уникальные, историче­ски развивающиеся системы, в которые в качестве осо­бого компонента включен сам человек. Требование экс­пликации ценностей в этой ситуации не только не про­тиворечит традиционной установке на получение объек­тивно-истинных знаний о мире, но и выступает предпо­сылкой реализации этой установки. Есть все основания полагать, что по мере развития современной науки эти процессы будут усиливаться. Техно генная цивилизация ныне вступает в полосу особого типа прогресса, когда гу­манистические ориентиры становятся исходными в оп­ределении стратегий научного поиска.