«Москва — третий Рим» — это политическая и теологическая концепция, которая утверждала, что Москва является непосредственной преемницей Римской Империи.
История понятия
Эта теория стала основой мессианских представлений о значении России, сложившихся во время возвышения Московского княжества. Великие Московские князья (с Иоанна III притязавшие на царский титул) провозглашались преемниками императоров Рима и Византии.
Наиболее авторитетной в историографии является теория, впервые изложенная в диссертации В. Иконникова в 1869 году. Согласно ей, концепция «Москва — третий Рим» в явном виде была впервые сформулирована старцем Елеазарова монастыря Филофеем в двух посланиях. В 1523 —1524 годах старец Филофей поставил московского князя в один ряд с Константином Великим, называя его предком князя. Сама формулировка идеи о третьем Риме содержится в послании игумена Филофея к Великому князю Василию Ивановичу. Существуют и другие точки зрения о генезисе и авторстве теории «Москва — третий Рим».
В частности, предположение, что впервые концепцию выдвинул чуть ранее митрополит Московский Зосима в предисловии к труду «Изложение Пасхалии» (1492). Филофей позже всего лишь «обосновал» концепцию в соответствии с миропониманием и духовными запросами тогдашнего общества.
По мнению историка А. Каравашкина, концепция «Москва — третий Рим» – результат эсхатологических ожиданий и первично носила религиозный, а не политический характер. По мнению исследователя П. Ниче, процесс мысли Филофея в идее «Два Рима пали, третий стоит, а четвёртому не бывать» таков: два Рима подверглись наказанию за измену православному христианству, а их место затем заняла Москва. Если Москва также впадёт в грехи, четвёртый Рим не последует потому, что в мире больше нигде нет православных государств. Это будет означать конец света.
Политически теория «Москва — третий Рим» также обосновывается легендой начала XVI веков о византийском происхождении шапки Мономаха, бармы и прочих предметов, присланных великому киевскому князю Владимиру Мономаху императором Константином Мономахом, и рядом иных текстов. Характерно, что сами киевские тексты об этих «подарках» не упоминают.
Словосочетание «Третий Рим» в дальнейшем появляется в «Повести о белом клобуке», «Казанской истории», декларации о Московском патриархате в 1589 году (в котором «Третьим Римом» именуется «Российское царство»; эта вставка, вероятно, была сделана в результате инициативы новгородских иерархов), «Повести о начале Москвы» XVII века и челобитных старообрядцев XVIII века.
Такое представление о Москве сложилось у русских людей XVI века на почве религиозных и политических воззрений в связи с явлениями европейской истории.
Историк Н. Ульянов отмечал, что политическая идея Москвы как третьего Рима восходит к общественному дискурсу правления Александра II и связана с «восточным вопросом» и формированием русского империализма. Профессор А. Д. Беляев в работе «О безбожии и антихристе» отмечал, что термин в то время не получил распространения.
Содержание концепции
Развитие этой идеи представляется в следующем виде. Величие Рима, рост и размеры его территории, вместившей практически все известные народы, высокая культура и успехи романизации породили убеждение в незыблемости порядка. Христианство, восприняв от Рима идею вечной единой империи, дало ей новое развитие: новая христианская империя кроме политической задачи, такой, как отражение на земле царства небесного, поставила религиозные задачи; вместо единого государя явились светский и духовный. Они были связаны неразрывными узами; не исключали, но взаимно дополняли один другого, оба будучи половинами одного целого. Так, в обновлённой священной римской империи в средние века возродилась идея древнего мира.
По вопросу о праве быть носителем духовной и светской власти возникло разногласие: в Западной Европе таковыми признавали немецкого императора и папу Римского; на Востоке — императора Византии и патриарха. Названия восточной и западной империи — обозначение реальных фактов, но не идей, так как обе империи именно себя считали всемирною, исключив возможность существования другой. Отсюда политический и церковный раскол, противопоставление латинского Запада православному Востоку. Византийские императоры видели в Карле Великом узурпатора; они не признавали прав на корону ни за Оттонами, ни за Гогенштауфенами; латинский мир отвечал тем же. Представители церквей проклинали один другого. Обе стороны искренне были убеждены в собственной правоте и воспитывали людей своего круга в этом смысле. Так католические народы восприняли идею, что Священная Римская империя – настоящая представительница царствия на земле; православные народы видели именно в византийском императоре верховного главу, а в константинопольском патриархе – истинного представителя вселенской церкви.
Под углом таких воззрений воспитывалась и Российское государство. До XV века она полагала себя дочерью Константинопольского патриарха, а в императоре Византии видела верховного блюстителя общественной правды. Константинополь в глазах русских стал вторым Римом. Во второй половине XV века в русском обществе произошла существенная перемена. Флорентийская уния 1439 года в корне пошатнула авторитет греческой церкви; обаяние Византии исчезло, а вместе с ним и право на политическое главенство.
Третий Рим
Новым Римом стала Москва, чему способствовали освобождение от монгольского владычества, объединение разрозненных уделов в Московское государство; женитьба Ивана III на Софии Палеолог, племяннице византийского императора; успехи на Востоке, которые оправдывали в глазах современников представления о праве Москвы. Именно на этой почве сформировался обычай коронации московских государей, принятие византийского герба и царского титула, учреждение патриаршества.
Возникли три легенды:
- о царском венце и бармах, полученных Владимиром Мономахом от императора Константина Мономаха;
- о происхождении князя Рюрика от брата кесаря Августа Пруса;
- о белом клобуке, который в качестве символа церковной независимости, Константин Великий вручил папе Римскому Сильвестру, а его преемники, в сознании недостоинства, передали константинопольскому патриарху; затем он перешёл новгородским архиепископам, а через них к московским митрополитам.