Основы универсальной христианской этики

Лекция № 3 «Основы универсальной христианской этики» План лекции 1. Понятие авраамической религии. Новизна христианской морали и ее антропоцентризм 2. Свобода воли и бессмертие души как условие нравственного сознания. 3. Моральный смысл христианских заповедей Литература 1. Скворцов, А. А. Этика. Базовый курс: учеб. для бакалавров вузов / А. А. Скворцов; под общ. ред. А. А. Гусейнова. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Юрайт, 2015. – 310 с. 2. Основы христианской этики. URL: http://hramvsvoinov.kiev.ua/propovedi-i-nastavleniya/osnovi-christianskoy-etiki.html (дата обращения 01.09.2015). 3. Прекуп Игорь (протоиерей) Основы христианской этики. URL: http://www.pravoslavie.ee/docs/ethics_01.pdf (дата обращения 01.09.2015). 4. Реале Дж. Западная философия от истоков до наших дней: в 4 т. / Дж. Реале, Д. Антисери; пер. с итал. С. А. Мальцевой. – СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1995. – Т. 2. Средневековье. – 368 с. URL: http://krotov.info/library/17_r/el/reale001.html (дата обращения 01.09.2015). 1. Понятие авраамической религии. Новизна христианской морали и ее антропоцентризм В предыдущих материалах речь шла о том, что этика – явление исторически изменчивое и развивающееся. Однако констатация этой изменчивости не дает оснований утверждать, что этические системы, имеющие почтенный возраст, могут устареть и полностью утратить свой авторитет. Ранее немало говорилось о том, что религиозная этика всегда имела (и будет иметь) высокий авторитет и влияние (можно вспомнить речь о трансцендентных основаниях этике, о перфекционизма, в основании которого лежит религиозный идеал, о том, что альтруизм является секулярной версией перфекционизма и т.д.); более того, именно религиозная этика является основанием подавляющего большинства конкретных этических систем. Если же говорить конкретно, то в качестве такого религиозного основания уверенно можно назвать авраамические религии, определившие ход развития всей человеческой культуры. Авраамические религии – общее наименование для иудаизма, христианства и ислама. Для последователей этих трех религий библ. патриарх Авраам, поверивший в единого Бога и заключивший с Ним союз (завет), является образцом верующего. Евреи и арабы возводят свое происхождение к сыновьям Авраама – соответственно, к Исааку и Измаилу. Апостол Павел называет Авраама «отцом всех верующих», оправданным Богом за веру задолго до дарования Закона. В соответствии с этим критерием, по мнению ап. Павла, Бог оправдывает и всех остальных, включая язычников, уверовавших в Иисуса Христа. В Коране Авраам (Ибрахим) является одной из главных фигур. Мусульмане почитают его как «друга Бога», пророка и первого мусульманина, т.к. он «предал себя Богу», что на арабском языке соответствует принятию ислама. Строгим монотеизмом и возведением начала исповедания единобожия к Аврааму не исчерпываются общие черты трех религий. Общими для авраамичских религий являются также учение о сотворении мира Богом из ничего (креационизм), представление о Боге как трансцендентном миру и в то же время близком каждому человеку. (Жукова Л. Католическая энциклопедия. EdwART. 2011. На http://dic.academic.ru/) Основу европейской культуры, в лоне которой возник и развивался спорт в его современном смысле, составляет христианство, смысловое ядро которого содержится в Библии. Библия предстает перед нами как «слово Божие», и как таковое, оно объект веры, а не просто текст, содержащий философскую, нравоучительную и житейскую мудрость. Всякий, кто полагает, что можно взять в скобки веру и прочесть Библию взглядом ученого, как это возможно по отношению к текстам Платона и Аристотеля, совершает противоестественную вивисекцию духа, разделяющую его с текстом. Библия решительно меняет свой смысл в зависимости от того, кто ее читает, – верующий или неверующий в то, что это «слово Божие». Как бы то ни было, все же не будучи философией в греческом смысле этого термина, общее видение реальности и человека в контексте Библии содержит в себе целую серию фундаментальных идей, в первую очередь, философского плана. Более того, некоторые из этих идей обладают такой силой, что их распространение как среди верующих, так и неверующих, необратимым образом изменило духовный облик западного мира. Можно сказать, что слово Христа, содержащееся в Новом Завете (которое венчает пророчества Ветхого Завета), перевернуло все понятия и проблемы, поставленные философией в прошлом, определив их постановку в будущем. Другими словами, библейское послание преобразовало позитивным образом как тех, кто его принял, так и тех, кто его отверг, прежде всего, в диалектическом смысле, антитетично (в функции отрицаемого тезиса), но и в более общем смысле, обозначив духовный горизонт, не подлежащий упразднению. Примечательны слова Бенедетто Кроче: «Почему мы не можем не называться христианами», – смысл которых состоит в том, что христианство, однажды появившись, стало ненарушимым горизонтом, тем, из чего нельзя выйти и оказаться вовне. Таким образом, после диффузии (проникновения) библейского послания в европейскую культуру стали возможны три позиции: а) творческий поиск различимости двух сфер – разума и веры, б) мышление вне веры и против веры, в) мышление в вере. Мышление, игнорирующее веру в том смысле, как если бы библейское послание никогда не заявляло о себе в истории, стало отныне невозможным. Начиная с Нового времени и вплоть до современности человечество привыкло считать, что человек принципиально отличается от прочих живых существ просто потому, что он человек (и поэтому обладает мышлением, речью и т.п.); именно это отличие само по себе делает человека хозяином мира. Между тем мысль о высоком достоинстве человека и его власти над мирозданием впервые была озвучена именно христианством, которое, в отличие от Античности, видевшей в человека «политическое животное» (как его называл Аристотель), принципиально отличало его от всего тварного мира (т.е. человек, с христианской точки зрения – это внебиологический феномен (сравните с определением морали из первой лекции, указывающей на ее «надприродный» характер). В Библии человек – не просто момент космоса, вещь среди вещей, в нем распознано существо привилегированное, созданное Богом по образу и подобию самого себя и, стало быть, человек – господин и повелитель всего, что создано для него. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему; и да владычествует он над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Бытие, 1,26), «...и тогда Яхве, Бог, создал человека из праха земного, и вдуну в ноздри его дыхание жизни...» (Быт. 2,7). И коль скоро создан человек по образу и подобию Божию, то и должен он изо всех сил уподобляться ему: «...не оскверняйте душ ваших... Ибо Я Яхве, Господь ваш; выведший вас из земли Египетской, чтоб быть вашим Богом. Итак, будьте святы, потому что Я свят» (Левит, 11,45). Ведь и греки говорили об уподоблении Богу, но всегда видели достижение этого через интеллект, путем познания. Библия указывает на волю как инструмент такой ассимиляции. Освятиться, значит, исполнить волю Божию, хотеть того, чего хочет Бог. Именно такая способность свободно принять Божью волю как свою собственную и возносит человека выше небес, выше всего тварного мира. Столь значительное место, отведенное Библией человеку в мироздании, теперь воспринимается как должное, с одной лишь оговоркой – из этих дефиниций в Новое время было исключено их религиозное основание (так же как в Новое время возникли этические системы, не основанные на религиозном идеале). Пользуясь случаем нельзя не отметить, что христианство дало европейской культуре колоссально много – не только в этическом плане, но и в плане общекультурном. В момент своего выхода на историческую арену христианство было учением радикальной новизны для эллинистического мира: его монотеизм, личный единый Бог, полная его надмирность и трансцендентность радикально отличались от всего, что предлагало античное язычество с богами, обладающими человеческими характерами (нередко весьма скверными) и ограниченным всемогуществом. Параллельно с христианизацией Европы шло настороженное усвоение языческого наследия как инструмента апологетики (религиозно-философского обоснования вероучения и его развитие). С наступлением Темных веков (6-10 вв.) Церковь на Западе и Востоке оставалась носителем культуры и образованности. К сожалению, в массовому сознанию совершенно неизвестно, что Византия (бывшая государством-державным хранителем православия) стала предтечей европейского гуманизма (желающие могут найти биографию Виссариона, архиепископ Никейского, незадолго до гибели Византийской империи в 1453 г. эмигрировавшего в Италию и ставшего признанным учителем многих итальянских интеллектуалов; он был одним из тех, кто «положил начало особому стилю жизни и образу мысли, который называют гуманистическим» (Виссарион Никейский // Христианские писатели II-XV веков (Византия и латинский Запад): словарь-справочник / Ю. В. Балакин. – Омск: Изд-во ОмГУ, 2006. – С. 73.)). От людей недостаточно образованных можно слышать возражения по поводу роли христианства в европейской культуре в эпоху Возрождения и в Новое время; нередко они говорят, что наука антиклерикальна, а Церковь не гнушалась борьбой с идеологическими оппонентами (обычно вспоминают сожжение Дж. Бруно или злоключения Г. Галилея. К сожалению, далеко не всем известно, что Бруно был монахом, сожжен был за ересь, а не за науку (хотя, конечно, даже это не является основанием для такого приговора), а Галилей, по причинам личного характера, испортил отношения с Ватиканом (что, впрочем, не сказалось на его жизни и вкладе в наука). Аргументы в пользу того, что наука не была антирелигиозной, можно найти в биографиях астронома Н. Коперника, математика Б. Паскаля и других ученых; среди них не было людей, которые бы решительно порвали с христианством как мировоззрением. Философ А. Кожев писал по этому поводу следующее: «Хотим мы того или нет, зачинатели современной науки не были ни язычниками, ни атеистами, ни, как правило, даже антикатоликами» (Кожев А. Христианское происхождение науки // Атеизм и другие работы. – М.: Праксис, 2006. – С. 422.). В более мягкой формулировке философа науки К. Поппера «Западная цивилизация обязана своим рационализмом, своей верой в рациональное единство людей и в открытое общество, а особенно своими научными воззрениями, древней сократической и христианской вере в братство всех людей, в достоинство и надежность разума» (Поппер К. Р. Открытое общество и его враги: В 2 т. – Т. 2. Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. – М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива», 1992. – С. 282.). Христианство многое дало для того, чтобы человек лучше узнал мир, в котором он был «назначен» хозяином. Так, оно утвердило надежность разума, заявив о том, что мир принципиально познаваем, поскольку он действителен и реален, и столь же реален и человек в нем (этим христианское мировосприятие отличается от мировоззрения Востока, где мир – это кажущееся бытие, сансара, которую бессмысленно изучать, и из плена которой нужно освободиться через смерть). Христианство как бы интегрировало, «включило» человека в мир; примером тому может быть христианский антропоцентризм, благодаря которому христианство усвоило и сохранило гелиоцентрическую систему Птолемея, в которой Земля и человек – центр мира). В Библии человек – не часть космоса и тварь среди тварей, он – создание привилегированное, имеющий в себе образ и подобие Божие, ставящее его выше ангелов. Именно с этих пор философия (а после и ее производные – гуманитарные науки) обрела свой предмет – человека как личность, которая имеет абсолютную ценность. Со временем мысль о самоценности человека оторвалась от религиозных корней – так сформировались т.н. «общечеловеческие» ценности (общечеловеческие только в ареале христианской культуры, т.к. в иных культурах и ценности будут иными – примерами такой «инаковости» будут ритуальный каннибализм, убийство престарелых, обычай строительной жертвы). Так вот, современная уверенность в самоценности личности и ее правах – тоже вера, только профанная (светская, секулярная). Философ С. Л. Франк назвал такой образ мысли профанным гуманизмом: «Культ человека, оптимистическая вера в его великое призвание властвовать над миром и утверждать в нем господство разума и добра сочетаются в нем с теоретическим представлением о человеке как существе, принадлежащем и царству природы и всецело подчиненном ее слепым силам» (Франк С. Л. Свет во тьме // Духовные основы общества. – М.: Республика, 1992. – С. 415.). Профанный гуманизм стремится обосновать нравственные максимы исходя из натуралистических предпосылок. Философ М. Шелера писал по этому поводу следующее: «Христианский этос (как основание того, что секулярное сознание обозначает как общечеловеческие естественные ценности) неотделим от религиозного воззрения христианина на мир и Бога. Без него христианский этос лишен смысла, и благонамеренные потуги дать ему в целом мирское толкование, свободное от религиозного содержания, найти в нем принципы всеобщей «гуманной» или религиозно «беспредпосылочной» морали по сути своей обречены на неудачу» (Шелер M. Ресентимент в структуре моралей. – СПб.: Наука, Университетская книга, 1999. – С. 103.). Итак, теперь можно видеть, что характер абсолютной ценности личности, ее высочайшего достоинства основан на образе Божием и бессмертии души. Однако нужно учитывать, что образ этот не столь дан как факт, сколько задан как возможность; иными словами, его нужно реализовывать. Это возможно в том случае, если человек ориентирует цели своей жизни в соответствии с заповедями, т.е. осмысляет ее (цель) через призму следования моральному закону. Начиная с Нового времени у этого морального закона уже не всегда предполагался религиозный фундамент, однако даже сейчас христианское понимание человека все еще сохраняется, хотя и без религиозного обоснования. Этот факт позволяет утверждать, что даже в секулярной этике (и, как будет видно в дальнейшем, в этике спортивной есть место отголоскам христианского понимания мира). 2. Свобода воли как условие нравственного сознания Высокий статус человека связан не только с тем, что Библия называет его носителем образа Божия. Он проявляется в конкретных способностях души, одна из которых уже упоминалась ранее; речь идет о свободе. Тема свободы универсальна и многогранна, поскольку косвенно или напрямую касается каждого человека, даже непривычного напряженно о чем-либо размышлять. Она может проявляться по внешности совершенно по-разному, становясь свободой выбора, слова, науки, совести… В конце концов все великие (а иногда и страшные) дела, совершаемые человеком и человечеством так или иначе делаются ради преодоления той или иной формы несвободы, поскольку осознать свободу можно осознать только так, в преодолении ее противоположности. Тема свободы занимает философию, социологию, политологию, религиоведение и их симбиотические производные, хотя в своем изначальном виде эта тема – философская и даже более богословская. С.А. Левицкий в связи с этим совершенно справедливо отмечал, что «вопрос об отношении человеческой воли к Божьей воле является кардинальным пунктом всей проблемы свободы» (Левицкий С. А. Трагедия свободы. – М.: Канон, 1995.). Человеческая воля свободна, если сама себе устанавливает закон, т.е. непреложный ориентир действия. Эту мысль можно интерпретировать не только в кантианских терминах гипотетического и категорического императивов, поскольку они абстрактно, а христианская понимание свободы воли вполне конкретно. Иначе говоря, свобода воли в смысле христианской этике – это свобода выбирать желания. Некоторые желания явно удаляют от благих целей, которые можно обнаружить в конкретных христианских заповедях, содержащихся в Ветхом и Новом Заветах (см. заповеди Пятикнижия (Исх. 20:2–17.) и Нагорной проповеди (Мф.5:13–16, Мф. 6, Мф. 7:1–5, Мф. 7:7–29). Расхождение реальной жизни с тем, что содержится в этих установлениях есть не абстрактное, а вполне конкретное зло, или, выражаясь религиозной терминологией, грех (недобро чувство, мысль или дело). Когда с ним сталкивается совесть, мы слышим ее, поскольку грех противоречит голосу совести. Впрочем, нужно заметить, что грех и преступление – не одно и то же. Всякое преступление есть грех, но государство не всякий грех считает преступлением (о морали и праве речь уже шла). Когда человек предает тех, кто любит его, или отрекается от них, душа не может радоваться. Даже разум иногда может оправдывать такой поступок. От этих лукавых «мудрых советов» человека защищает совесть. Для честного человека боль совести важнее любых доводов, поскольку она свободно следует избранному моральному ориентиру, тогда как разум нередко заставляет человека приспосабливаться к обстоятельствам, и, тем самым, лишает его свободы. «Работа» совести непосредственно связана с главным атрибутом свободы – с возможностью выбора. Перед выбором совесть подсказывает, как должен поступить человек. После ошибки совесть срабатывает как тревога: «Так нельзя! Исправься!». Поэтому христианская этика, ставящая во главу угла свободу воли, утверждает, что самое главное в жизни человека – быть в ладу со своей совестью. Надо уметь ее слышать и поступать по ее подсказкам, исправляя свои прошлые ошибки. Если совесть стала досаждать нашей памяти и уму, то обратиться можно только к раскаянию. Раскаяние (или покаяние) – это, опять-таки свободное, изменение той оценки, которую человек дает своим поступкам. Тот свой поступок, который раньше виделся себе хорошим, смешным, остроумным, даже необходимым, теперь ты же оцениваешь как неподобающий (глупый, нечестный, трусливый). Первый шаг покаяния – согласие с протестующим криком твоей совести. Второй шаг в покаянии – это переворот твоих стремлений. Кающийся человек именно ненавидит свой недавний поступок. Выталкивает его из своей жизни и из своего сердца, делает его как бы никогда не бывшим, и ориентирует себя на то, чтобы не повторять его в будущем. Вслед за переменой в самооценке должна произойти и внешняя перемена. Исправь свою прошлую ошибку делом. Найди дело, противоположное совершённому греху. Христианская этика предлагает простые решения сложной проблемы правильного распоряжения своей свободой. Украл? – Верни. Солгал? – Наберись сил сказать правду. Пожадничал? – Подари. Сказал злое слово? – Попроси прощения. Пожалуй, сложно найти дело, к которому не были бы применимы эти простые советы, поскольку они основаны на том, что делает человека человеком – на возможности выбирать. 3. Моральный смысл христианских заповедей Вопрос, который будет сейчас разобран, породил огромную литературу; это случилось потому, что он одновременно и прост, и весьма сложен. Он прост, если изложить его тезисно, сложен – если давать к тезисам пространный комментарий. О таких вещах полезно говорить простым языком, поэтому желающий изучить их подробнее, может начать это дело со знакомства со школьным учебником по основам православной культуры (не нужно смущаться тому, что он написан для детей – главное, что он излагает сложное таким простым языком, насколько это вообще возможно). Мы уже выяснили, что совесть – это судящая способность души. У кого-то совесть чуткая, у кого-то – не очень. Чтобы у людей было ясное основание, по которому можно различать добро и зло в своих поступках и намерениях, существуют заповеди. Заповеди записаны в Библии, которая говорит о том, что они даны людям от Бога. Кстати говоря, сакральный (священный) авторитет до сих остается самым убедительным, ничего лучше и значимее человечество не изобрело. Итак, пророк Моисей получил от Бога на горе Синай 10 заповедей. К этому сюжету не нужно относится как к историческому факту – здесь важны не обстоятельства, а содержание. К тому же знание этой истории – долг всякого образованного человека, поскольку без знакомства с Библией, хотя бы поверхностного, останется совершенно непонятным огромный пласт культуры, от поэзии и музыки до изобразительного искусства и скульптуры. Первые четыре говорят об отношениях человека с Богом. Остальные касаются отношений людей между собой. - Почитай отца твоего и мать твою. Родители дали жизнь. Неужели за этот величайший дар они не достойны хотя бы твоего уважения («почитания»)? Почитание это не просто вежливые слова, а реальная поддержка родителей взрослыми детьми, в том числе душевным вниманием и участием. - Не убивай. Не ты дал жизнь, значит, не тебе ее отнимать. Заповедь говорит не только о бандитах. Христос сказал, развивая эту заповедь, что убийцей становится даже тот, кто смотрит на другого человека с ненавистью. Ведь если ты ненавидишь другого человека, то тебе уже хочется, чтобы его не стало. - Не кради. Тот, кто крадет, считает себя достойнее другого. И убийца и вор расценивают другого человека как помеху. Разница лишь в том, что вор решает обойти эту помеху, чтобы добраться до вожделенной вещи. Убийца же просто сметает эту помеху. Но и убийца, и вор бесчеловечны. - Не прелюбодействуй. То есть не переступай через любовь. Не предавай. Это заповедь о верности тому, кто любит тебя и любим тобою. Верность этой заповеди – залог сохранения семьи. - Не лги. Ложь иллюзорна, как и выгода от нее, поскольку всегда открывается правда. Одна ложь порождает другую, и со временем лжец сам становится заложником своего обмана. Народная мудрость напоминает нам: «На лжи далеко не уедешь»; «Сколь веревочке не виться, а кончик найдется». А Христос предостерегал: «Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано». Бога не обманешь, Он видит любой обман. - Не завидуй. Зависть мешает радости – радости от обладания тем, что имеешь (а потерявши – плачем). Зависть не знает границ. Всегда найдется кто-то, кто, как кажется, живет лучше тебя. Старуха из сказки Пушкина стала и боярыней, и царицей, но ей и этого было мало. Заповеди Ветхого Завета – это моральный минимум, планка, ниже которой человек не должен опускаться, если желает оставаться человеком. В Новом Завете содержатся заповеди, составляющий моральный максимум, т.е. являющиеся своеобразным маяком, на который нужно ориентироваться, горизонтом совершенства, которого нельзя достигнуть, но к которому нужно стремиться. Милосердие. Оно говорит о сердце, которое милует, любит и жалеет. Любовь бывает и радостной, и проявляется при встрече с чужой бедой (как говорить, чужой беды не бывает). Для иллюстрации можно вспомнить Притчу о добром самарянине и слова Христа: «Люби ближнего как самого себя». Кто же мой ближний. Ближний – это тот, кто нуждается в твоей помощи. Самый высокий из призывов Иисуса Христа: «А Я говорю вам: любите врагов ваших». Добродетель – дело практическое и многовариантное. Одно из дел милосердия – милостыня (помощь другому человеку из жалости к нему). Христос говорил: «всякому просящему у тебя – дай». А святой Дорофей пояснял: когда ты подал милостыню, ты умножил количество добра в мире. Ведь от этого твоя душа стала светлее. «Нищий богатым питается, а богатый молитвой нищего спасается», – говорили в старину. Она приучала богачей видеть в бедняках людей, а бедняков отучала ненавидеть богатых. Кончено, нынешние нищие – в массе своей профессионалы, но благотворить можно по-разному – как, например, омский благотворительный фонд «Радуга» и многие подобные ему спасает детские жизни. Неосуждение (кстати, фактически является уже рассмотренным золотым правилом этики). Христос сказал: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Не делай другим того, чего ты не хотел бы для себя. Для примера можно взять сплетню. Чтобы не доверять сплетням, важно знать, что сплетник очень часто переносит на другого человека ту грязь, которая живет в нем самом; он приписывает другим то, в чем сам грешен. Уберечь себя от осуждения помогает память о своих собственных ошибках и недостатках. Еще пример можно найти в Притче о блуднице. Осуждение других людей плохо еще и тем, что оно слишком упрощает мир и человека, тогда как человек сложен. У каждого из нас есть сильные и слабые стороны, и неудачник одной минуты может оказаться добрым гением следующего дня. Разве не бывает так в спорте? Футболист проваливает один эпизод или матч – но тем не менее блестяще играет в других встречах. Неосуждение – это различение оценки поступка и оценки самого человека. Солгавший сейчас не обязательно является лжецом всегда. Поэтому в православии есть правило: «Люби грешника и ненавидь грех». А «любить грешника» означает помочь ему избавиться от его греха. Сказанные здесь слова о моральном смысле христианских заповедей настолько глубоко проникли в нашу культуру, что кажутся ее органичной часть даже в том случае, если они не обосновываются сакральным авторитетом. Для сравнения можно взять Моральный кодекс строителя коммунизма, вошедший в тексты Третьей Программы КПСС и Устава КПСС, принятые XXII съездом в 1961 г. Он содержит следующие положения: Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма. Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест. Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния. Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов. Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного. Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат. Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни. Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей. Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству. Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни. Нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов. Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами. Несложно заметить, что многие его пункты так или иначе цитируют христианское понимание добра и зла. В дальнейшем можно будет увидеть, как христианские основания этики проявляют себя в современной спортивной этике.